Аннотация: Перед вами попытка художественного осмысления некоторых политических (и не только)процессов протекающих на постсоветском пространстве. "Превратности метода" - в самом тексте.
Георгий Лордкипанидзе
ТРИАЛОГ В ЛИТЕРАТУРНОМ КАФЕ
Теплый осенний вечер неотвратимо наступал на город. Лихо руливший блестящей патрульной машиной, облаченный в новенькую черную форму молодой полицейский включил проблесковую мигалку, резко замедлил ход у Дворца Спорта и осторожно пересек вечно шумливую площадь. Худощавый и скуластый, он дерзко и беззаботно держал левую руку за окном, что, однако, ничуть не мешало ему единовременно и наблюдать за улицей, и вести необязательную, но громкую и многословную беседу с таким же молодым как и он сам напарником. Вскоре патрульная притормозила перед светофором у гостиницы "Аджара", но пару секунд спустя запрещающий красный свет сменился желтым, затем зеленым, и патрульная продолжила плавное движение по направлению к проспекту Важа Пшавела. Неожиданно естественный шумовой фон улицы нарушила пара громких хлопков, что вынудило молодых полицейских навострить уши.
- Похоже на выстрелы. - проговорил напарник
- Брось! Просто бензин паршивый. Аферисты, мать их... Не впервые слышу.
- Все же останови. Фу, сколько маршруток за нами, наседают... Сверни-ка на тротуар. Выйду, посмотрю, не бежит ли кто.
- Ладно, гляни.
Патрульная, свернув с проезжей части на широкий тротуар - что формально было нарушением, - остановилась. Напарник степенно вышел наружу, окинул взглядом близлежащее пространство, но ничего подозрительного так и не приметил. Людской поток все так же равнодушно обтекал приостановившуюся машину. Полицейский немного постоял на тротуаре, еще раз внимательно огляделся вокруг и вернулся на место.
- Кажется, ты прав. Ничего подозрительного. Видимо все дело в бензине. Поехали.
- Да уж чем-чем - а такими выхлопами меня не удивишь. Знаешь как после гражданской и абхазской у нас в убане - я тогда совсем еще юнцом был - отмечали Новый Год? Вот стрельба так стрельба - на каждый дом по батарее. Сейчас такого уже не услышишь. Да и что здесь, в центре, может в такой час произойти? Не фига особенного! С "кулинарами" давно покончено, с другими бандами тоже. До дурного убана нам пока далековато, туда еще доехать надо. На Бахтрионской еще ничего, а вот дальше, на этой, как ее, Панаскертели, по ночам очень неспокойно. Ну а если электричество вырубят - тогда просто ад, катастрофа. Довелось мне недавно побывать там в гостях. Без машины, без оружия и даже без фонаря. Ну выпили мы так, средне, но посидели нормально, допоздна. А как съехал я с седьмого этажа вниз, так и свет в убане погас - еле успел. Хорошо, что хоть ночевать в лифте не пришлось. Ладно, думаю, мне бы лишь до Бахтрионской мирно добраться, а наутро всем святым сразу свечку поставлю. Представляешь: длинные корпуса, темно как у негра в заднице, собаки лают, воют, друг друга кусают... Вот потому-то в нашем городе столько бешеных собак развелось, спасу нет... И вообще, в тот убан я бы жену, да и любую знакомую, одну вечером ни за что бы не отпустил, самое меньшее - отберут мобильник, ограбят, а то и чего похуже. Но вообще-то, в дурацкие слухи не верь, оставят с носом.
- Какие еще слухи?
- А хоть какие... Помнишь, недавно кто-то вбросил через Интернет в наше отделение ложную ориентировку: мол, будьте бдительны, в городе объявился какой-то самозванный "эскадрон смерти", политики друг друга уже на улицах отстреливают. Интернет-шутник нашелся! Такими особая служба занимается, но выйти на этого чертова хакера, мать его, им пока не удалось, я справлялся, но, ничего, рано или поздно эта гнида все равно попадется. Ты, главное, этим диверсионным слухам не верь. Враги их специально подбрасывают, норовят лишний раз по нашей революции проехаться, сволочи! Еще бы: нам розы - им шипы. И этот наш патруль - самый успешный наш проект - для них как рыбья кость в горле, не ожидали они, что народ так нас поддержит... Ох мать его... Как водит паршивец! Похоже, пьяный в доску. Поехали за ним, вроде он как раз на Панаскертели едет. Присмотрим, не случилось бы беды.
- Ну давай, жми покрепче.
И немного вышедший из терпения патруль ринулся за нарушителем по направлению к Панаскертели.
X X X
...Теперь у тебя новое задание - втереться к нему в доверие и выманить всю информацию. Ты, конечно, прекрасно понимаешь, что ко всему этому парламентскому балагану, этому вселенскому позору, ко всем этим россказням о всеобщей амнистии, всепрощении и священном праве частной собственности, мы не имеем ни малейшего отношения. Клянусь памятью великого Гевары, что борьба за справедливость никогда не потеряет смысла - ни в Грузии, ни за ее пределами. Вынужденный тайм-аут в борьбе с коррупцией - обычное явление, вопрос тактики. Нравственные идеалы нашей "Басты" пересмотру не подлежат, а рабочие досье должны содержаться в идеальном порядке и постоянной боеготовности - они могут понадобиться в любой момент. Мерзавцев мы всегда будем держать под прицелом. Не забывай, что его покойный отец был высокопоставленным советским чиновником и это обстоятельство не могло не наложить отпечатка на его психологию. А особенно нас интересует его ближний круг, эти жирные сыночки коррумпированных отцов. Этой публике наплевать на народ и на его нужды, им бы только сохранить и приумножить сворованное, ну и самим пограбить страну, если дадут. Их ничего не интересует кроме собственных персон.
- Неужели этим жалким людишкам и сейчас, после революции, после всего что было, позволят воровать и грабить?
- Позволят, не позволят... Они все равно попытаются, для этого позволения не нужны. Разве ты не читала в детстве известную притчу о черепахе и скорпионе? Так то. Скорпион все равно укусит - нутро есть нутро. Слушай дальше. Нам стало известно, что нынче они создают какую-то новую организацию, в которую стараются завлечь недовольных деятелей науки и культуры, одним словом - интеллигенцию. Даже название ей подобрали особое: Партия Знающих Как - ПэЗеКа, ничего себе названьице! В общем, политическую борьбу их кукловоды проиграли начисто, но за этот первый послереволюционный год они чуточку перевели дух, немного воспряли и устремились к реваншу. Эти скорпионы мечтают напомнить людям о себе и проскользнуть в политику с черного хода. Вся эта братия злоупотребляет нашим совершенно излишним либерализмом и нашей мягкотелостью. Будь осторожна, он попытается совратить тебя именно в политическом смысле, его уловки и уловочки небезобидны. Но хватит, баста! Представь себе, что ты наша Мата Хари, а он - предатель Родины и скрытый враг. Хотя какой там - скрытый! В последнее время только и делает что брызжет в своих статеечках ядовитой слюной и злобой. В действительности он всего лишь мелкий журналистишка, жалкий писака, но, к сожалению, в нашем лицемерном и насквозь пропитанном марксистскими миазмами обществе свой читатель есть и у него. Следует вовремя его одернуть. Я очень на тебя надеюсь. В случае успеха мы всегда сможем в должный момент скомпрометировать и его партию и его лично. Большего от тебя и не требуется.
- Но как показаться ему естественной? Ведь первый шаг труднее всего. Ему же далеко за сорок, он почти на двадцать лет старше меня. И между нами нет ничего общего.
- Ничего, постараешься как следует - сможешь. У такой хорошей девочки должно получиться. Ты ведь будущий психолог? У твоего объекта - подобно любому писаке - как минимум два слабых места: непомерные литературные претензии и излишняя самооценка своих чисто мужских достойнств. Вот и попытайся эти его слабости использовать, сыграть на них. В так называемом литературном кафе на улице Костава бывала?
- Ни разу, но слышать приходилось.
- Всему свое время. Для нас важно, что сей писака - завсегдатай этого не самого злачного в городе заведения. Обычно он заходит туда вечером, около семи. Как правило - в томном одиночестве. Я не поленился пару раз проследить за ним и убедился: он заказывает чашку капучино и порцию-другую текилы - на это бабок у него, как видно, хватает, - посидит с полчасика за рюмкой, расслабляется не обращая при этом на соседей по столику, ежели таковые подсядут, ни малейшего внимания, и покончив с текилой идет к себе домой. Живет вместе с мамочкой на Пекинской , с супругой разведен. Единственный ребенок воспитывается у бывшей жены. Платит ли он ей алименты, не совру - не знаю, но, полагаю, помогает материально. Вот так, моя милая: первичную информацию я преподнес тебе на блюдечке, теперь - твоя очередь. Вечерами в кафе довольно людно, свободных мест не так уж много и ты должна не упустить момент - не мне тебя учить как пристраиваться к мужику за столик. Ну а потом тебе и карты в руки: за грань переходить не обязательно, но постарайся завести его на вежливую, умеренно откровенную беседу, так как ты - я знаю - умеешь. Если будешь в хорошей форме - а я в тебя верю, - то он к тебе привыкнет всего за несколько таких встреч. Сперва привыкнет, а потом и размякнет. Небольших трат на пирожные-морожные не опасайся, твои расходы спокойно покроем из гранта. Но учти: мы не можем растянуть эту операцию до бесконечности, на завоевание его доверия тебе отводится месяц, максимум - полтора.
- У меня сейчас вот какой вопрос возник: мои взгляды... Ну все то, что я думаю о нашей "Басте", о "Кмаре", о революции, об университете, о реформе образования, о нашей борьбе, об Америке, России, Абхазии, Осетии, одним словом - обо всем, даже о литературе: об этом лучше помалкивать, не вступать с ним в дискуссию, подстраиваться под него, или не боятся испортить впечатление, как-то отстаивать свою позицию, казаться как можно более открытой? Ты понимаешь о чем я? Может в какой-то момент лучше открыть ему правду о нашей деятельности, перевербовать его, хотя бы попытаться?
- Не думаю, хотя... Решай сама, по ходу дела. Членство в нашей организации у тебя на лбу не написано, что же до твоих взглядов... Не знаю, но человек участвующий в создании новой политической партии вряд ли столь легко откажется от своих принципов. Кроме того, от имени всей "Басты" готов еще раз подтвердить: замшелые люди его типа нашей родине для возрождения более не нужны, годы не те, поколение не то, да и мужики в его возрасте уже не способны к изменениям, не воспринимают их. Да и не вижу я, честно говоря, в его перевербовке особой пользы: изменнику доверять не сможем, источник же информации утеряем безвозвратно... Все же я посоветовал бы тебе не очень уж скрывать собственные взгляды на жизнь. Откровенность всегда придает человеку привлекательность и дополнительную силу, что, однако, не исключает хитрости. В спорах иногда следует вовремя уступить собеседнику, в этом-то и заключается истинный артистизм спорщика! В данном случае - твой артистизм. Ведь этот наш Тбилиси, несмотря на свои полтора миллиона жителей, в действительности очень небольшой городок, все друг друга знают, через кого-то знакомы, а не знакомы - так познакомятся завтра. Так что у глупой лжи могут оказаться довольно короткие ножки. Большая ложь, в конечном счете, бессмыслена. Твоим основным козырем - если угодно твоей маской, - должно стать твое к нему благорасположение, пусть показушное. Не бойся следовать собственной интуиции. На первом этапе тебе следует завоевать его доверие... Ну пока, Че!
- Че!
X X X
Дождливое осеннее утро выкрасило высокие и аляповато голые стены предназначенного для совещаний среднего масштаба помещения в серый сумрачный цвет. Пока что здесь их собралось четверо: двое молодых мужчин в темных официальных костюмах и с туго повязанными дорогими галстуками поверх модных сорочек в полоску, третий - выделяющийся нездоровой полнотой и облаченый в расстегнутое не по времени простенькое летнее поло, и четвертая - строго и скромно, но с большим вкусом одетая и чем-то похожая на директриссу привилегированного учебного заведения холеная дама с титановой оправой на прекрасно ухоженном лице. Присутствующие неспешно расположились на удобных стульях расставленных вокруг до блеска отполированного овальной формы стола, но начинать совещание не спешили, ибо с минуты на минуту ждали появления еще двух весьма важных персон без которых деловое рассмотрение вопросов было лишено смысла. Ожидание затягивалось. Женщина, вызвав секретаршу, попросила приготовить ей кофе, демонстративно вынула из сумки дешевый развлекательный журнальчик и стала его просматривать. Широкоплечий и статный молодой человек, сдвинув тяжелый стул с места, всем телом полуобернулся к соседу - своему худощавому ровеснику, строгие черты лица и не по возрасту усталое выражение глаз которого наводили немалый страх и на разнообразных воришек и на политическую оппозицию, - окинул его пронзительным взглядом и завел с ним неслышный для окружающих, но весьма энергичный разговор. Отдельные громкие слова их оживленного диалога время от времени долетали и до слуха оставшегося в одиночестве толстяка, но последний - несмотря на затаенное желание - лишен был возможности поучаствовать в беседе. Небольшое замешательство вскоре рассеялось само собой. Многоопытная секретарша проявила прозорливость и вместо одной принесла на небольшом подносе целых четыре чашки крепкого дымящегося кофе, что было встречено присутствующими веселыми улыбками и минутным оживлением.
Приближалась годовщина ноябрьской "революции роз", достижение же декларированных этой революцией целей во многом зависело именно от собравшихся сейчас в этом зале людей. Исходя из прагматической реальности наступившей исторической эпохи, успех нового правительства, в конечном счете судьбу страны и народа, могло обеспечить лишь наличие достаточных средств, проще говоря - денег. А их никогда не хватало, ни до революции ни после нее, но если на прежнее, насквозь коррумпированное и обанкротившееся руководство страны все давным-давно махнули рукой, то от новых властей - такова судьба всех правительств приходивших под лозунгом демократии к власти, - все требовали исполнения всех желаний, причем в кратчайшие сроки. Несмотря на реквизиции и раскулачивание многих видных представителей старого режима, а также значительную материальную помощь поступавшую от зарубежных друзей Грузии, сконцентрированных в руках государства ресурсов все еще недоставало для полного удовлетворения всех народных нужд. Это обстоятельство могло рано или поздно повлиять на степень народного доверия к революционным правителям страны и привести к далеко идущим негативным последствиям. Именно дефицит наличных средств и был истинной причиной той тревожности, что в той или иной степени владела всеми участниками совещания.
Широкоплечий молодой человек быстро и жадно, не обращая внимания на исходивший от чашки жар, выпил свой кофе, мельком глянул на часы и недовольным тоном произнес:"Опять запаздывают. Ничего с пробками поделать не можем, ни проблески не помогают, ни патруль, ни кортеж... Да, вот еще что: в связи с университетом и Академией Наук не перестают будоражить членов моей семьи, хочешь-не хочешь, а слухи доходят и до меня ... Сегодняшней повесткой нами не предусмотрено, но пока появятся эти... Слишком уж много объявилось желающих половить рыбку в мутной воде и нам не следует терять бдительности - мы не должны допускать падения нашего рейтинга. Вот как нам, друзья мои, отнестись к идее повышения минимальной зарплаты научным сотрудникам? Меня недавно домашние пристыдили, мол, как долго должен профессор или, там, доктор наук получать ниже прожиточного минимума? Ясно, что прежнее правительство оставило нам тяжелое наследство и пустую казну, в конце концов глаза открылись даже у обнищавшей интеллигенции и она переметнулась на нашу сторону... Честно говоря, всем должно быть ясно, что прежняя, прокоммунистическая, красная интеллигенция отжила свое, ее ряды переполнены бездельниками, коррумпированными и деквалифицированными людьми, которым давно пора на пенсию. Но! Пока мы проведем реформу и решим вопрос, так сказать, глобально, как выгоднее поступить? Может, с новых доходов и им подкинуть чего-нибудь?"
X X X
- Извините, здесь занято? Можно присесть? Ах, это вы! Здравствуйте!
- Безусловно это я. Очень приятно. Присаживайтесь калбатоно... Нато, если не ошибаюсь?
- Почти не ошибаетесь. Меня зовут Ната.
- Ох, извините, это ненароком. Всего одна буковка. И как я мог за два дня подзабыть ... Увы мне, я всего лишь жертва раннего склероза. Ната, конечно же Ната. Ната - прекрасное имя
- Спасибо. А вы... батоно Коба, не так ли?
- Именно так. Коба. Коба имени Сталина... Вы не поверите, но тогда сердце мне подсказало, что мы обязательно увидимся. Хотя и не думал, что так скоро. Наши звезды совпали.
- Скажите, а вы всегда так подшучиваете над новыми знакомыми?
- О нет, далеко не всегда, хотя... А вы очень умная девушка, я это сразу заметил. И с чувством юмора у вас тоже все в порядке. Позвольте мне в знак уважения пригласить вас на чашку кофе. Вы какое предпочитаете: по-турецки или капучино?
- Благодарю Вас. Пусть будет по-турецки, но... Знаете, я ожидаю подругу, но ее пока не видать. Я вас не стесняю?
- Нет, что вы!
- У меня к вам одна небольшая просьба и, если вы ее исполните, я буду очень рада.
- Во всяком случае, постараюсь... Будьте так добры, нам еще кофе по-турецки и рюмочку текилы. И еще дольку лимона, пожалуйста... Кстати, вы не хотите немного выпить? Текилу или что-нибудь еще? А может заказать вам пирожное?
- Нет, нет... Не люблю алкоголь, слишком быстро пьянею. А пирожное просто не хочу, спасибо. Моя просьба не слишком сложна... Видите ли... Давайте перейдем на ты. Тем более, что с юмором, как вы сказали, у меня все в порядке. Вам может показаться странным, но ко мне все обращаются на ты и это мне очень нравится, тогда я не чувствую себя старой. Да и для меня легче называть вас просто по имени - Коба. Вот видите, ваше имя я запомнила правильно.
- Всего-то? Замечательно, я согласен. Честно говоря, ты меня просто опередила. Кстати, ты студентка? Позавчера я как-то не удосужился спросить...
- Да, в поте лица грызу в университете гранит науки, будущий психолог. Фрейд, Фромм, то да се... А ты... Погоди-ка... Мне и в прошлый раз твое лицо показалось ужасно знакомым, но никак вспомнить не удалось, еле уснула... Где я могла тебя раньше видеть, Коба?
- Мало-ли где. Хотя бы по телевизору.
- Правда?
- Правда. Я журналист, политический обозреватель журнала "Паутина", да и вообще - пишу. Даже книжку как-то издал. Иногда меня приглашают на эти, как их, ток-шоу и теледискуссии. На "Рустави-2", к Джанри Кашия, бывает что и к Инге Григолия . Увы, в последнее время этот жанр выдыхается. Обратная эволюция. Настоящие телепоединки - редкость. Все выполняют какие-то неписаные законы.
- "Паутину" мы иногда покупаем, мама читает. А вот все эти ток-шоу я практически не смотрю, не мой жанр. А я-то думала, что давным-давно повстречалась с тобой на каком-нибудь шумном застолье, или, может, со стороны жены...
- Со стороны жены? Ну нет. Это невозможно. Во-первых, она гораздо старше тебя, совсем другое поколение, а во-вторых... Что ж, не буду скрывать: в настоящее время я свободен как ветер.
- По правде говоря, я сразу это заподозрила. Видишь ли, сюда ты опять явился один, да и кольца, вдобавок, не носишь...
- Ну ты даешь! Мало ли что один хожу и кольца не ношу. Да какое нынче, Наточка, столетье на дворе? Кстати, кольца я и раньше не носил, избегал, что же до нашего расставания... Не люблю формальностей. Моя дражайшая супруга никак не хотела понимать, что хомо пишущий и формальность - две вещи несопоставимые. А вот ты мне замужней женщиной явно не кажешься и учти на будущее: в супружеских отношениях суд отнюдь не главное.
- Как ты сказал: какое столетье на дворе? Почем ты знаешь: может я как раз замужем. А если ты ошибаешься? Или думаешь, что у меня и приличных кавалеров быть не может?
- Не сердись. Может их у тебя и немало, но выражение глаз... У замужних глаза другие. Не думаю чтобы я ошибался. Так подсказывает мой жизненный опыт.
- Что ж, я вынуждена признать что в данном конкретном случае твой жизненный опыт подсказывает правильно. Но не обольщайся, все могло быть и иначе, вполне могло, но... Одним словом, я еще молода, жизнью своей довольна и спешить мне некуда. Давай оставим эту тему, слишком уж она скучная... Так значит, ты ко всему еще и писатель?
- Ну, писатель - слишком сильно сказано. Скорее литератор. Все-таки писателем тебя должны называть другие. Некоторые скажут, что такой подход фальшив и является пережитком советских времен, родимым пятном социализма, но на том стою и не могу иначе. Вообще-то писательство - это судьба, рок. А я... Я просто пописываю. Хотя, если честно, когда я впервые в жизни победил в настоящем литературном конкурсе, то был очень рад. Его проводили - не поверишь - на лучшую детскую сказку.
- Так ты еще и детские сказки пишешь?
- Так получилось.
- Все равно, мне приятно это слышать. Не всем же дано писать сказки и побеждать в конкурсах, только избранным. Ты имеешь полное право гордиться своим природным воображением. А деньги дали?
- Представь себе. Отвалили тысячу пятьсот зеленых. Но... Страна не знает своих героев. А вот и моя долгожданная лимонная долечка. Ох, Ната, если бы ты могла представить себе как гармонирует вкус лимона с букетом этого золотистого напитка. Лед, лимон и соль - без этих компонентов текила лишь выжатая из кактуса микстура, хуже самогона.
- Зачем же тогда пьешь?
- Зачем пью? Не знаю. Наверное, мне пришлось по душе само название. Вплетенная в семантику романтика. Мексика, ацтеки, залитые свежей кровью пирамиды. В одной этой рюмке помещается вся история человечества, а я ее единым махом, одним глоточком... Между прочим, пристрастие к текиле мне обходится не так уж дешево.
- Мне уже приходила в голову эта мысль. Наверное у тебя, как у успешного журналиста, неплохие гонорары.
- Ничего особенного. Моих гонораров хватило бы максимум на дешевую водку из подполья. Просто улыбка Фортуны - несколько лет тому назад мне выпал шанс, который я не упустил. На наш старый, но собственный дом с двориком в элитном месте города, в Ваке на Мцхетской улице, положил хищный глаз один новоиспеченный миллионер и... В общем, тогда мне и моему брату удалось решить множество проблем. Пока еще не все успел растратить. Как растрачу, так и пить брошу. В этом отношении я самый настоящий старый грузин, которого не волнует проблема выплаты алиментов. Бывшей супруге и ребенку я и так помогаю чем могу. Так было и в девятнадцатом веке. Наши славные предки распродавали родовые имения и таким образом держались на плаву.
- Да-а... Значит ты и в столь сложное время решил не изменять своим привычкам. Неужели ты тоскуешь по прошлому?
- Разве я похож на старца? Хотя ты задала хороший вопрос. Видишь ли, по сравнению с тобой я динозавр, даже Советскую Власть - и ту помню. Нет, о прошлом я не тоскую, на это у меня и времени-то нет, но и это сложное - как ты тонко изволила выразиться - время мне тоже не по душе. Каждодневное состязание сплошного дебилизма со всеобщим невежеством. Но победителей нет, вернее побеждает дружба. Нечто инфернальное. Хамло и чернь! Извини, но я немного вышел из себя. Закажу-ка я тебе ореховое пирожное. Ну, умоляю. Оно здесь свежее и очень вкусное... Одно ореховое, пожалуйста!
- Ну что ты, к чему такое беспокойство, это лишнее... Спасибо... Так значит продав вакинское имение ты обеспечил себе шикарную жизнь? Извини за бестактность, но ты сам начал...
- Ничего, ничего. Кожа у меня достаточно толстая. Это профессиональное. Сказал ведь, что не люблю формальности. Ну как, вкусно?
- Очень. Но я слышала, что родители не любят продавать квартиры и менять привычную обстановку.
- Отец скончался еще до того, мать же, заверяю тебя, ни в чем не нуждается. Сейчас мы с ней живем вместе на Пекинской, в хорошо отремонтированной двухкомнатной квартире - на это-то денег у меня хватило.
- А ваш вакинский дом... Он был большой?
- В два этажа, но с возможностью надстройки. Кроме того еще гараж, патио... Одним словом, любящий папа своевременно позаботился о детях и обеспечил им высокую вероятность выживания в бушующих волнах жизни. Хотя денег, конечно, всегда недостаточно. Текила - это неплохо, но для осуществления старой мечты средств мне, увы, не хватает.
- И что за мечта так дорого стоит?
- Мечтаю о собственной газете, но тпру... Вот если кто-нибудь поверит, поможет, подбросит, подсобит...
- А ты умница! Нет, ни в коем случае. Больше правды и здравого смысла, богатая аналитика, спорт и сплетни - в разумном объеме, на последних страницах. Ничего не имею против сенсаций и хорошей полиграфии. Вот тебе вкратце мое неосуществимое кредо.
- Наверное твой отец был очень достоиным человеком. Профессором или академиком, не так ли? По слухам, при коммунистах именно академики и были в цене.
- Какая разница кем он был? Хотя в своем деле может и на профессора тянул и даже на академика. Ладно, так и быть, скажу: он был министром при Мжаванадзе. Причем влиятельным министром. Слышала про Мжаванадзе? Ну и как тебе ореховое пирожное?
- Было вкусно, еще раз благодарю.
- Вот сколько ты обо мне узнала. А за это я потребую отдельной платы, простой благодарностью не обойдешься... Шучу, разумеется! Не скрою, мне приятно когда ты улыбаешься словно Джоконда на полотне, но ведь люди все же склонны раскрывать чужие тайны, хотя бы прикасаться к ним. Я не исключение. Неужели так о себе ничего и не расскажешь?
- Конечно расскажу, но... Вот и моя подруга. Салют Марика! Извини меня, но я должна идти, меня ждут. Надеюсь, мы еще встретимся и очень скоро. Очередь за мной. Спасибо, пока!
- До встречи, Ната...
X X X
Представьте-ка себе неглупого, способного, благополучного человека, еще не успевшего постареть, но и не первой молодости, к женским чарам далеко не равнодушного, вниманием их не обойденного, хотя и пережившего в анамнезе терпкое чувство неразделенной любви - далеко в прошлом, нынче же уверенного в себе отца доброго и здорового семейства. Представьте себе еще, что этот немало повидавший в жизни, но вполне успешный и довольно зажиточный человек, не обделен ни чувством юмора, ни культурными манерами, ни хорошими друзьями. На своем веку ему довелось прочитать уйму умных книжек и в полной мере познать цену собственному профессиональному расцвету, а в его повседневном нерабочем быту разумное место занимают и такие приятные мужские увеселения как покер, шахматы и футбол. И представьте как каким-нибудь длинным теплым вечером, за дымящейся чашкой крепкого чая на сон грядущий, воодушевленный полным доверием милого семейного окружения, строит сей избранник судьбы очередные победные планы на светлый завтрашний день и мнит себя в глубине души властелином мира, но...
Но может случиться и так, что эта весьма достойная личность считает себя достаточно здоровой для того чтобы, злоупотребляя табачным наркотиком и пренебрегая немолодым уже возрастом, регулярно разыгрывать покерные партии в кругу старых друзей, радоваться при этом небольшим, но приятным прибыткам и с мужественным стоицизмом отмечать сопутствующие неизбежные убытки; более того - в его жизненных правилах и привычках не особенно чураться шумных, веселых, сопровождаемых умеренными алкогольными возлияниями дружеских застолий. Изо всех нерастраченных пока еще жизненных сил старается он не замечать ни участившихся в последние месяцы неявных приступов легкого головокружения, ни суточных перепадов артериального давления, пытается не обращать внимания и на редкие, но неприятные случаи онемения конечностей, худо-бедно привыкает к легким сердечным уколам и к судорожному утреннему кашлю, и в общем продолжает жить как ни в чем ни бывало. Но в один прекрасный - или не очень прекрасный - весений день, получив от радушной хозяйки чашечку крепкого кофе на десерт после вполне удавшегося камерного застолья, и у него, нашего счастливчика, может возобладать естественное человеческое желание посудачить о состоянии собственного здоровья с удобно расположившимся в соседнем глубоком кресле модным городским доктором, его давним партнером по карточной игре, и пересказать ему ряд вышеупомянутых симптомов - больше с целью успокоить себя, нежели следовать эскулаповым указаниям, - дабы получить от последнего невнятный, но благодушный совет: мол, дружище, ты прекрасно сохранился для своих лет, нет ни малейших причин для беспокойства, соблюдай минимум осторожности и продолжай в том же духе, ничего страшного тебе пока не грозит. Но сказано: человек предполагает, а господь располагает, и если наш модный городской врач и в самом деле не дутая величина или равнодушный ремесленник, а порядочный человек и истинный врачеватель, и если сам он за многие годы не успел разменять изначальный гиппократов пыл на легкий цинизм безобидных междусобойчиков, то вышеупомянутая симптоматика может показатся ему весьма тревожной, ибо он никак не позволит себе полностью исключить вероятность того, что в услышанных в промежутках между глоточками горячего кофе жалобах своего визави отражается - как море в капле воды - зародившаяся в недрах могучего некогда организма грозная болезнь и дальнейшее запаздывание с лечением недопустимо, ибо способно привести не только к тяжким и необратимым последствиям, но даже и к летальному исходу. Одним словом, многое будет зависеть от того, как именно воспринимает наш модный городской врач своего чересчур любопытного визави: как старого и верного друга, или как простого партнера по пулечкам и рюмочкам, ставить нелицеприятный диагноз и раскрывать которому глаза на неприятные последствия привычного образа жизни вовсе не обязательно.
А теперь пришел наш черед сделать ход конем. И мы рискнем, не стесняясь обобщений, сравнить вышеописанного и весьма достойного любителя кофе с нашим достославным обществом, а того не вполне понятого нами врачевателя с нашей же верховной властью. Подобное обобщение тем более оправдано, что в ходе полумистического сражения с окружающим миром оба соперника - как общество, так и верховная власть - ставят, опытным картежникам подобно, на кон историческую судьбу своей родины, при этом с упоением и азартом - то со скрытым, а то и с вполне очевидным - стремясь к удовлетворению своих бездонных амбиции.
Все ведь примерно так, по Гегелю: в недрах занятого игрой в орлянку живого общественного организма постепенно накапливается отрицательного знака заряд - по мнению большинства населения более виртуальный, нежели реальный, - и происходящие в пределах его влияния изменения с течением времени становятся опасными - иногда смертельно - именно для данного большинства. В различных публичных проявлениях этих изменений-симптомов: в ненормативной лексике, в жаргоне, в знаках моды, в противостоянии ценностей, в многословных и бесплодных дискуссиях, в стремлении к утопическим идеалам, бывает иногда что и в бессильных боданиях телят с дубами, или даже в "молчании ягнят", естественным образом проявляется сущность сформированного в стране общества, его жизнеспособность и внутренняя логика его развития. Дилемма же возникающая перед любым более или менее стабильным обществом, хотя и не всегда осознана, но вполне предсказуема - либо эволюция и победа, либо общая деградация и коллапс. А яростная, разрушительная сила накопления отрицательного заряда отражается, кроме всего прочего, и в гласном характере общественно значимых дискуссионных тем, избираемых на том или ином этапе развития данного социума в качестве излюбленных "страшилок".
Примером одной из подобных, многословных и бесплодных - а для широкой обывательской массы еще, увы, и надуманных, - тем представляется полемика о печальной судьбе научного разума в неразумном обществе. Точнее, о человеческих судьбах многочисленных добытчиков разнообразных научных познаний, ныне беспомощно барахтающихся в крепких сетях рыночных отношений, - тем более что магический пиетет перед дьявольской силой рынка чуть-ли не окончательно возобладал в ущербном коллективном бессознательном позднего послесоветского социума. Отсутствие нормальных условии для работы, беспросветная нищета, насмешки окружающих, вкрадчивая демагогия власть имущих, бледная немочь - и все это бесконечно долго, в течении многих и многих лет... В поверхностном и неуважительном отношении к этому весьма тонкому и излишне чувствительному слою образованных людей, достаточно ярко проявляется симптом зародившегося в недрах постсоветского социального организма трудноизлечимого, а очень может быть что и злокачественного, недуга - генерализованного помутнения общественного сознания, - тем более, что волею судеб деятельность большинства знаниедобытчиков вынужденно протекает в бедных и лишь недавно получивших международное признание государствах, которые и выжить-то надеятся почти исключительно благодаря помощи извне.
С частным случаем подобного заболевания можно встретиться в некой маленькой но гордой, известной своей богоизбранной красой южнокавказской стране, которая - подобно нашему достопочтенному герою - не только всегда уверена в собственной изначальной правоте, но и в самом деле способна очаровывать, притягать и завлекать - не только своими долами, лесами, водными пространствами и высокогорными грядами, но также и призывными очертаниями самобытного духа, и восторженными пируэтами интеллектуальной мысли, и фольклорными чудесами...
Но все вышеперечисленое отчаянно нуждается в защите, взывает и вопиет о спасении и сохранении, что, в свою очередь, предполагает изъявление заботливой доброй воли со стороны, прежде всего, культурного сообщества самой этой страны, а иначе...
Иначе с течением времени обмелеют реки, высохнут озера, отступит от берегов море, завянут леса, очерствеет культура, испарится наука. От маленькой самобытной страны на географической карте мира останется лишь блеклый силуэт, пародия, смущенная карикатура на былое величие, а типичному ее жителю уготовлено превращение в двуногую марионетку, зомби, для управления которым от сильных мира сего понадобится разве что небольшое усилие, связанное с приведением вставленной под черепную коробку куклы пружинки в необходимое положение, не более.
У циничного и невежественного обывателя - главного действующего лица текущей эпохи - к людям излишне образованным в темной глубине души сложилось вполне определенное отношение: для блага родины куда лучше и потребнее, ежели все эти высокомерные дармоеды разом сменят свои ржавые перья на мотыги или, в лучшем случае, на грабли и прекратят свое надоедливое нытье. Сие, конечно, не ново. Социальная зависть, переходящая самым естественным путем в слепую злобу, широко была распространена во все эпохи и формации и всегда была направлена против избранных, выдающихся, высококомпетентных и - в силу этого - недостаточно послушных для своего отсталого времени персон. И маленькая южнокавказская страна быть в этом отношений исключением, разумеется, не может.
По искреннему мнению обывательского большинства - не всегда, впрочем, открыто высказываемому, - для такой малой и бедной страны как наша (ежели судить лишь по размеру и деньгам), современная наука не более чем бесполезная роскошь. Ведь все ценное - включая плоды разума - можно ввозить извне и использовать на месте, ну а если человечеству все-таки суждено пользоваться плодами все новых и новых открытий, то что из того, если эти открытия станут достоянием более развитых и благополучных народов, чем наш собственный? Необходимые манипуляции и процедуры - включая патентование - богатые и передовые страны проделают лучше нас, тем более что способный и деловитый соотечественник от этого ничуть не прогадает: применение ему найдется в любых условиях. Доброжелательные иностранцы такого обязательно вовремя заприметят, приголубят, впрягут в общую повозку, ему, наконец, прилично заплатят. Таким путем он не только приобретет всеобщую известность, но и принесет добрую славу своей родине, и, заодно, окажет материальную помощь своим родным и близким. И потом: разве пугливые птенцы, не смеющие покинуть родное гнездо в надлежащий момент, способны добиться в жизни чего-то путного? Очевидно, что благородное дело добычи и использования разнообразных знаний давно перешагнуло через государственные границы, а у маленькой, гордой, но не очень успешной страны и без того забот полон рот. Она обеспокоена собственными - с точки зрения великих держав может и незначительными, но весьма жизненными - проблемами. Для их решения ей необходимы сакральные государственные ритуалы, армия, полиция, налоговая и таможенная бюрократии, даже денежная единица, черт знает что еще, но, во всяком случае, добытчики знаний в этот список не входят. В нашу насквозь коммерциализированную эпоху малая страна вполне способна удовлетворить свои законные амбиции и обеспечить себе относительно безопасное существование несколько иным путем - через развитие сервиса и экзотического туризма, использование геополитических выгод, экспорт живой силы в конфликтные регионы мира, да мало ли...
Подлинный добытчик знаний, современный мудрец, "мыслящий тростник" постиндустриальной эпохи - достаточно редкая и обидчивая птица. Добыча знаний вообще слишком связана не только с наличием большого природного таланта, но и с умением самоотверженно и честно трудиться, хотя, как выяснилось, в людях такого типа новые и циничные, произросшие на социалистическом пепелище, псевдодемократии не очень-то и нуждались. Более того, сама вероятность единения таких людей перед лицом новых драматических вызовов увязывалась их недостаточно прожженными новодемократическими боссами - больше в силу отсутствия конкретного властного опыта, чем наличия реальной угрозы, - с опасностью утраты реформаторского порыва масс и теоретической возможностью реставрации отринутого тоталитаризма. Ну и, кроме всего прочего, перегруженным всяческими социальными обязательствами госбюджетам молодых и нищих государств нелегко было поддерживать на плаву оставшиеся в "нагрузку" от прежнего строя реликтные социальные группы. Зато политическая практика вскоре подтвердила и призрачность единства "мыслящих тростников", и их природную инфантильность, и то, что даже в новых, навязанных им извне условиях, эти люди предпочитают вражду и соперничество честному определению круга довольно очевидных общих интересов и их совместному отстаиванию. Поразительно, но в социальном отношении "мыслящие тростники" составили наиболее безопасную, беспомощную и мирную группу реформируемого общества. Поэтому сразу же по установлении в бывших союзных республиках волчьих законов выживания (к сожалению, это произошло в кратчайшие исторические сроки), члены этой группы, оставаясь, в подавляющем своем большинстве, вне всякой государственной поддержки и подвергаясь наиболее безжалостной эксплуатации, продолжали вести себя как слепые, эгоистичные котята. Иначе бывало при тоталитаризме - тогда чуть ли не первые громкие протесты раздались именно со стороны фрондирующих "мыслящих тростников", и в конечном счете - порой ценой немалых потерь и страданий - их бунт против диктата и подавления мысли завершался трудным, пусть частичным, но все же видимым успехом. Правда, немногим позже выяснилось и то, что хозяева новой жизни вовсе не спешат выполнять столь щедро раздаваемые ими ранее сладкие посулы и обещания. Оказалось, что вожделенная демократия не хочет верить слезам и стенаниям ученых людей, упорно выталкивая их за границу, а некогда процветавшие научные институты и лаборатории в рыночных условиях, за редчайшими исключениями, если прямо и не упраздняются, то, во всяком случае, деградируют до состояния полного финансового и научного краха. Это вполне естественно - ведь в истощенных гражданским противостоянием молодых парагосударствах научные персоналы не способны приносить быструю и очевидную прибыль - ни себе, ни потенциальным хозяевам. Ну а потом... Оставшимся без привычной поддержки добытчикам знаний - кроме, бесспорно, наделенных особыми талантами отдельных граждан, успевших покинуть родину и перебраться в богатые края, - оставалось либо пухнуть с голоду, либо продавать за кусок хлеба насущного книги из фамильных библиотек (если таковые имелись), либо - и это считалось и считается большой удачей - без особых моральных претензий поступать на службу к хозяевам новой жизни. Следует отметить, что в безнадежных попытках обеспечить себе комфортабельное существование, наши "мыслящие тростники", питаемые тайной надеждой и беззаветной страстью адаптироваться к новому светлому будущему (за редкими исключениями), вновь и вновь безропотно сносили выпадавшие на их долю тяготы и унижения.
Давно подмечено, что интеллектуальная легковесность чревата - чуть ли не в обязательном порядке - личной инертностью, добровольным подавлением попыток так или иначе воплотить в жизнь собственные волевые импульсы, даже такие, справедливая сущность которых не должна подвергаться сомнениям. Подобного рода конформизм разлит по всем странам и весям, ибо вызывающий его вирус не приемлет ни географических, ни даже исторических границ - другое дело, что симптомы данного заболевания легче проявляются на девственных территориях юных и несложившихся государств. Грузинские и русские интеллигенты, американские и европейские интеллектуалы (разумеется в несопоставимо лучших материальных условиях), китайские чжиши фэнцзы (знающие элементы), в некотором смысле сами предоставляют правителям судеб человеческих достаточно оснований для собственного унижения, так как играючи легко примиряются с собственной второстепенностью - не случайно, что при малейших признаках внешнего административного воздействия даже весьма маститые знаниедобытчики охотно впадают в состояние совершенно магического оцепенения. Их цеховые сообщества - возможно как никакие другие - наилучшим образом соответствуют навязываемым извне правилам коллективного поведения (впрочем кулуарное согласование порядка выдвижения тех или иных лиц на официальные цеховые должности характерно для всех политических режимов - от вполне цивильных до по сути людоедских, но считающих нужным хоть как-то соблюдать видимость демократического декорума). И милосердные власти во всех случаях справедливо рассчитывают на ответную благодарность. Совершенно очевидно, что лицемерным руководителям научной сферы человеческой деятельности, как правило, глубоко наплевать на своих менее удачливых собратьев по цеху, ибо они привыкли рассматривать их прежде всего в качестве возможных конкурентов. Более того, при внутрицеховых "разборках" цеховое начальство с агрессивной гордостью подчеркивает свою возводимую в ранг высшего достойнства аполитичность, под этим соусом всегда готово поддержать негласно выражаемую позицию любой, даже самой бездарной власти, и даже без всякой угрозы применения каких-либо санкции - всего лишь из чувства самосохранения - согласно принимать из ее рук любые объедки. Увы, но общую картину неспособно изменить даже наличие общеизвестных, возвышенных и блестящих исторических примеров подлинного героизма, проявленного служителями истины - со времен Джордано Бруно и Коперника отдельные случаи такого героизма суть подтверждающие правило исключения. Существует и такой нюанс: если великие державы - Соединенные Штаты, Китай, Россия - в ходе преодоления собственных кризисов - реальных и гипотетических - способны мобилизуя, в основном, собственные ресурсы, за исторически короткий срок восстановить роль и престиж национальных научных школ, то судьба небольших и нищих стран в этом отношении представляется куда более трагичной, связанной с невеселой перспективой безусловного растворения в океане всеобщей глобализации. Неумеренные амбиции приходящих к власти в таких странах новых хищнических элит хотя и способны на какое-то время вводить в некий экстаз политически активную массу населения, но, в конечном счете, попытки реализовать оторванные от объективной реальности амбициозные вожделения рано или поздно - чаще рано - наталкиваются на непреодолимые препятствия и, в лучшем случае, ограничиваются элементарным соучастием в глобальных планах крупных игроков мировой политики и сопутствующей дорогостоящей милитаризацией.
С течением же времени некогда столь уважаемая когорта знаниедобытчиков физически и психически дряхлеет, добровольно оставляет сцену и национальная наука, как избранная отрасль интеллектуальной деятельности малого народа и сфера применения его способностей, постепенно исчезает сама собой.
И стоит ли удивляться, ежели некоторым гражданам отдельных небольших государств сценарии недалекого будущего, составляемые в далеких недоступных кабинетах яйцеголовыми референтами своих высокомерных хозяев за мерно мерцающими мониторами, не очень-то приходятся по душе?
X X X
- Я рад, что ты прекрасно справляешься с заданием. Раз он пригласил тебя в кино, значит процесс вашего сближения ускорился.
- Да. В "Руставели", на какой-то новый блокбастер. Пойти?
- Само собой.
- Честно говоря, не очень-то хочу. Может подумать лишнее... Вчера столько комплиментов наговорил, что... Он слишком пожилой!
- Понимаю, но... Вы, женщины, всегда были мастерицы водить нас, мужиков, за нос. Надеюсь, ты не исключение. К тому же закон "Басты" тебе известен - интересы Команды превыше всего.
- Я добровольно признаю этот закон и подчиняюсь ему, мы же единомышленники. Просто не хочу чтобы мое имя трепали во дворе почем зря, Че!
- И это понимаю, но от имени всей "Басты" прошу тебя продолжать дружбу с Кобой. И если немного пококетничаешь - тебе зачтется. Не позволяй ему переходить грань, а так... Что касается дворовых мальчишек, об этом не беспокойся, как нибудь проконтролируем. Рассуди сама: вся страна под контролем, что нам твой итальянский дворик, или даже целый квартал, Че!
- Что касается целой страны... Мне часто доводится беседовать с моими сверстниками и даже с их родителями, и я вижу, что в народе постепенно зреет недовольство. Разве ты этого не замечаешь?
- Еще бы! Костер, вспыхнувший во время революции роз, к счастью, пока не погас, во всяком случае поленья трещат до сих пор, но - в этом ты абсолютно права - сохранить доверие народа оказалось куда труднее, чем завоевать его. Поэтому мы, в первую очередь, должны позаботиться о чистоте наших рядов. Впереди много дел, а история никому не прощает лени. Ну раз уж речь зашла об этом... Так и быть, открою тебе, нашему испытанному в боях активисту, большой секрет: В "Басте" намечается большая чистка, размежевание между теми кто остался верен идеалам революции, и теми кто примазался к ней в личных интересах. Иначе мы проиграем в конкурентной борьбе с другими, с теми же "кмаровцами", Че!
- Ты говоришь - секрет, но такая информация уже просочилась в низовые звенья. Младенцы из моей первички, слышишь, эти птенцы, недавно заявили мне, что дело может дойти до внеочередного съезда. Я их пристыдила, нечего, мол, сплетничать, но было видно, что они не шутят, кто-то подсказал им... Мне стало так неприятно, что я даже не спросила: кто, зачем, откуда?
- Вот, пожалуйста вам и еще одно доказательство того, что враг глубоко проник в наши ряды. Эта информация не должна была просочиться, но как видишь, кто-то меня опередил. Увы, к сожалению, все это не сплетни, а чистая правда. После революции размежевание в "Басте" вообще-то происходило постоянно, естественым путем, но если и дальше пускать все на самотек, то вскоре мы останемся у разбитого корыта. Любителей половить рыбку в мутной воде у нас хватает, в один прекрасный день они и попытаются перехватить удочку. К сожалению, эта публика понемногу приходит в себя. Они поставили себе целью затормозить перемены в стране, любой ценой взбаламутить народ и в надлежащий момент взорвать ситуацию. Остальное хрестоматийно: справедливый народный гнев - это бурлящая река, паводок не разбирающий правого от виноватого, и многие из тех, кто сегодня ползают перед нами на карачках, постараются подставить под его течение именно нас - старых бастовцев. И если этот номер у них проидет, то винить будет некого - сами и будем виноваты. Скажи-ка: а эти твои птенцы из первички часом не курят?
- Во всяком случае, при мне не смеют. Может и покуривают, но в моем присутствии они, конечно, побаиваются так открыто нарушать устав. Пусть только попробуют, Че!
- Это хорошо, что не смеют... О чем я говорил?
- О размежевании и будущей чистке.
- Вот именно... После революции прошел целый год, для первых оценок этого вполне достаточно и всем, кроме самых круглых идиотов, стало ясно, что некоторые недостоиные члены "Басты" используют революционную инерцию исключительно для замещения старых коррупционеров новыми. В идейном отношении они ссылаются на усталость народа якобы от нововведений, на самом же деле ими движут темные инстинкты и элементарная жадность, стремление открыть собственный бизнес на деньги шантажируемых ими коррумпированных чиновников. Честных людей это не может не раздражать. Мы же не слепые, это уж чересчур! Основная, здоровая часть "Басты" однозначно отвергает и такое поведение, и связанные с этим неоправданные компромиссы, и - тем более - случаи круговой поруки в наших рядах. А знаешь ли на кого рассчитывают и на чей авторитет ссылаются наши новоявленные внутренние оппоненты? На Барабадзе и его незаменимую статс-даму госпожу Брачули, эту ехидну.
- Барабадзе и Брачули? Никогда бы не подумала. Но Барабадзе... Это же один из признанных героев революции, совесть нашего движения. Такими все были хорошими, возвышенными, куда все это делось, что происходит с нами? Может обойдется без всяких чисток? Ведь наружу выплывет масса грязи. Я тебе еще не говорила, но на прошлой неделе ко мне подкатили студентки из резерва и давай поливать наших спонсоров: то им не нравится, это, даже внешняя ориентация - и та им больше не по душе. Заявили, что не понимают куда движется страна и намерены развернуть в группах большую полемику. Ожидали моей поддержки. Я как-то отвертелась от прямого ответа, обещала подумать, но если меня вынудят... Я, конечно, уважаю всех наших бойцов и Барабадзе в первую очередь. Знаю, ходят слухи что эта выскочка Брачули - его злой гении, но неужели она действительно вступила на путь предательства и нашу "Басту" ожидает раскол? Мне трудно поверить в это. Неужели я не права, Че?
- В принципе может и права, но предупреждаю: в такую полемику вскоре вовлекут и тебя, и меня, и всех рядовых членов нашего движения. Такова логика развития революционных перемен. Дантон тоже был великим революционером, но зарвался, возжелал красивой жизни и чем это кончилось? Увильнуть от гильотины не удалось даже ему. И вообще все революции... Перечитай "93 год" Гюго, рекомендую, там обо всем прекрасно написано. Читать иногда полезно, на одном интернете далеко не уедешь.
- Обязательно прочту. Но что общего между каким-то Дантоном и нашим Барабадзе?
- История иногда повторяется. Знай, что в бункере никому отсидеться не удастся. Рано или поздно тебе придется определиться и занять правильную позицию, но поговорить на эту тему мы еще успеем. Будем надеятся, что здоровый организм "Басты" со своими проблемами успешно разберется сам. Давай вернемся к нашим баранам, к нашему дорогому и неповторимому Кобе, выдающемуся деятелю отечественной науки и культуры. Ставлю перед тобой совершенно конкретную задачу и дай бог чтобы он почаще водил тебя по кино и театрам... Нам доподлинно стало известно, что недавно ему и его друзьям удалось выйти непосредственно на Барабадзе. Будто бы случайно, на общем застолье. Кстати, Коба тебе ничего об этом не рассказывал?
- Вроде нет. Вообще до сих пор о политике мы рассуждали мало ... Если так, то это очень важно. Я - вся внимание.
- Он хотел бы основать собственную оппозиционную газету, не так ли? Бабуля ему надвое. Средств, говорит, не хватает?
- И я ему верю. Одолеть такое дело одному трудновато. Знаешь, иногда мне даже жаль его: ни жены, ни желанной газеты, бобыль бобылем, сплошные колебания, рефлексы и ничего кроме текилы на горизонте.
- Нет, дорогуша, все далеко не так просто. Вот он тебе не рассказывал, но мы то знаем что их, как ее там, Партия Знающих Как все же обрела черты реального проекта и им даже удалось найти каких-то спонсоров. Об этом, кстати говоря, мы узнали из окружения самого Барабадзе на другой же день после застолья. Одна из его приживалок трепалась у себя в первичке будто благодаря гению их шефа вся интеллигенция Грузии вскоре будет в кармане у Брачули, ядрена мать... Извини... Оказывается, твой Коба и его друзья уже успели собрать необходимое число подписей, провести учредительное собрание и внести официальную заявку в минюст; они просто не спешат заявить об этом публично. Реакцию минюста предсказать трудно. На официальном уровне курсу президента страны пэзекашники пока не противостоят, так - небольшая, но вполне терпимая критика, громких оппозиционных заявлений не делают, резких движений избегают, а потому в случае соблюдения ими всех предусмотренных законом формальностей, их очень даже могут зарегистрировать. А вот потом... Потом они начнут раскачивать лодку, подлизываться к нашей вечно недовольной интеллигенции, создадут массу проблем и ей, и нам, и всему обществу, и целой стране ... Как видно, до конца он тебе все же пока не доверяет, тебе надо доработать. Новое же твое задание состоит в том, что по рекомендации Кобы ты должна как можно быстрее вступить в ряды этой партии, в кратчайшие сроки стать ее признанным активистом и, более того, проникнуть в ее руководящее ядро. Параллельное членство в "Басте" у тебя, разумеется, сохранится, все согласовано. Твоя зарплата у нас удвоится, все что тебе там назначат - тоже твое. Цель же такова: эта чертова партия всезнаек ни в коем случае не должна состояться как эффективная объединительная сила, она вовремя должна быть выхолощена изнутри, и ты нам в этом поможешь. Если там кто-нибудь слишком уж заинтересуется твоей биографией и, скажем, докопается до факта твоего сотрудничества с нами, не паникуй: спокойно объяснишь им что в "Басту" тебя привели возраст и чувство справедливости - а это истинная правда; скажешь, что не могла более мириться с царящей в стране коррупцией, с бессердечным отношением прежней власти к народным нуждам и, прежде всего, к образованным людям и честно приняла вместе с "Бастой" участие в борьбе против прогнившего режима, но вскоре после революции ваши пути разошлись из-за всех этих телеарестов, государственного рэкета и прочих революционных эксцессов. Поэтому ты и решилась отныне вести свою личную борьбу против мирового зла вместе с пэзекашниками. Ну или что-то вроде того. Думаю, ничего странного в такой версии нет. Ну, я уверен, что в случае необходимости тебя не затруднит дополнить эту легенду красочными деталями.
- Надеюсь, что нет. А что еще известно об этой новой партии?
- Очень немногое. Большее собираемся узнать от тебя. Теперь что касается их спонсоров. Предположения существуют в отношений нескольких человек, но с абсолютной точностью нам известна фамилия лишь одного их них. Среди добрых знакомых твоего Кобы мы обнаружили одного по прозвищу Кашалот - некоего Верни Тушмалишвили. Они дружат со школьной парты, да и в университете на одном факультете учились. В гражданскую этот Верни вовремя сориентировался и покинул Грузию. Коба никогда не упоминал о нем?
- Не думаю, я бы запомнила. Впрочем об этом Тушмалишвили я, как и многие другие, читала в газетах. Оказывается, он очень богатый человек.
- Именно так. Господин Верни - уж не знаю откуда взялось это имя, от верности к России или от Жюля Верна, хотя это не так уж важно - на самом деле крупный российский бизнесмен, владеет там недвижимостью, заводами, пароходами и так далее. Вся соль в том, что его потянуло сюда, на родину. Он - настоящий миллионер, если и уступает известным нашим олигархам, то ненамного. Разумеется, этот Верни прекрасно смог бы у нас закрепиться традиционным путем - через сговор с революционной властью, но, к сожалению, он оказался чрезмерно амбициозной личностью. В общем, на первых порах он действительно попытался по-хорошему пообщаться с нашими комиссарами, но что-то там у них не сошлось: то ли не сумели договориться, то ли не захотелось ему занимать место в общей очереди, но - сорвалось. Вот его и захватила идея создать себе политическую опору внутри страны. Ну не все так однозначно, у этой персоны все еще есть выбор... Как-то раз заявился к нему старый дружок - твой Коба. Ну что было мужикам делать? Они хорошенько выпили, закусили, вспомнили о прежних веселых деньках, а потом пошла политика. Кобе удалось убедить Кашалота в том, что оппозиционная ниша пока никем всерьез не занята, безработица в стране растет, образованным людям некуда податься, интеллигенция невостребована и в очередной раз обманута революционными властями. И главное - создается новая партия его пэзекашников, к которой, при правильной постановке дела, на следующих выборах отойдут голоса многих избирателей. Правильная же постановка дела включает в себя, в том числе, и привлечение достаточных средств для активизации деятельности новой партии. Одним словом, он попросил денег в обмен на будущий серьезный учет интересов Кашалота в будущей Грузии. По нашей информации, его просьба была выслушана весьма благосклонно. Старина Верни разомлел. Ну, на передний план он, понятное дело, выдвигаться не желает, но старому другу от своих щедрот кое-что отвалит. Нам стало известно, что сразу же после официальной регистрации Верни пожертвует в фонд пэзекашников кругленькую сумму: сто тысяч долларов. Для Кашалота это копейки, но на его деньги Коба и его команда смогут, наконец, издать свою газету и, вообще, проявить активность. Мы с тобой просто обязаны не допустить этого, Че!
X X X
- Как тебе фильм? Не слишком ли примитивный? Два капучино и рюмочку золотой текилы, будьте добры.
- Согласна, примитивная картина, хотя технически все снято прекрасно. Одно слово - американская. Сам человек-паук весьма эффектен, а маньяк-профессор со своими щупальцами настолько противен, что вполне может привидеться мне в дурном сне. Да еще это долби-стерео так долбит в уши при спецэффектах, что хоть святых выноси. А так ничего. Во всяком случае, лично тебе - большое спасибо. Прекрасный фильм для тинэиджеров.
- Ну я же не знал... Даже полезно. Все равно сегодня вся страна в руках у тинэйджеров. Тебе-то что, ты юна и свободна, а вот для меня... Хотя, с другой стороны, такие фильмы мне как бальзам на раны. Я сразу начинаю заново верить в собственную звезду, думаю: неужели сценарист такой картины чем-то лучше меня? А ведь заработал миллионы! Вообще-то на самом деле почти все блокбастеры по художественному уровню уступают средненькому театральному представлению. И хорошей книге, между прочим, тоже.
- Ой, Коба, не обижайся, но мое поколение читает книги скорее в виде исключения. И дорого и скучно. Наши кумиры - герои экрана, а твоя любимая литература нынче - самое малоперспективное дело. Приглядись к этому кафе повнимательнее. Вон там, наверху, книжный магазин. Но тебе часто приходилось видеть как люди поднимаются по той лесенке на второй этаж?
- Честно говоря, особого столпотворения не замечал. Разве что изредка кто-нибудь прошмыгнет, а так...
- Вот и сейчас там пусто. Им просто лень подниматься. Все посетители присаживаются - подобно нам - за столик, заказывают кофе, пирожные и давай сплетничать. А если случится чудо и кто-нибудь все-таки доберется до магазина, то что он там купит - очередного Гарри Поттера? Вот твоя мечта о собственной газете мне ясна и понятна. Газета продается каждый день, она - товар, приносящий прибыль. Суть этого бизнеса очевидна даже мне.
- Я не бизнесмен, Наточка, но все же это не совсем так. В нашей реальности придушить прессу проще простого, а издать приличную газету - нелегко. А Гарри Поттер, кстати, принес и автору и издателю столько баксов, что нам и не снилось. Что касается успеха... что ж, мне тоже кажется, что в данном случае основную роль сыграла вложенная умным издателем инвестиция плюс реклама, а само произведение скорее пример дешового кича, чем добротной детской сказки. Но, во-первых, это все же не полная чушь, а во-вторых, потребностям текущей идиотической эпохи всеобщего оглупления наилучшим образом соответствует, увы, именно такой герой. Охотно признаю: вполне традиционный Карлсон, все герои Родари - особенно Джельсомино, а также очень российский Незнайка гораздо чище - куда до них Поттеру, но... Не думай, бога ради, что во мне так и клокочет мания величия. Просто я считаю себя довольно компетентным в данном вопросе. Помнишь, я как-то рассказывал тебе, что победил в конкурсе детских сказок и даже получил премию.
- Припоминаю... Кажется это было на этом самом месте, у этого столика. Я подошла к тебе и...
- Да, все было именно так. Сначала я тебя не узнал, но потом ты изволила присесть рядом, а я еле уговорил тебя попробовать ореховое пирожное. Хорошо, что напомнила... Будьте так добры, принесите нам еще по кофе и одно ореховое... Про этот конкурс я расскажу тебе более детально, все же как-никак событие... Тогда, осенью двухтысячного, может быть в честь миллениума, а может и по иной причине, Детский Фонд ООН у нас в Грузии объявил тематический литературный конкурс по лучшему художественному отображению международной конвенции по защите прав детей. Вот тогда я решился, заготовил вдоволь растворимого кофе, засел у компьютера с ночевкой, написал специально для конкурса сказку - "Поросеночек Сило в кошачьей стране", и с соблюдением всех правил вынес ее на рассмотрение жюри. Сейчас мало кто помнит, но тогда вокруг конкурса разгорелись нешуточные страсти, так как победителей ждал неплохой денежный приз. Посуди сама: из более чем восьмидесяти участников победа досталась шестерым - по двое на каждую возрастную категорию. Нас сильно мучили до самой последней минуты, осталось много обиженных, на конкурсах всегда так. Конечно, я был рад, чего скрывать... Кстати, так уж вышло, что в этом "Поросеночке" я заранее - чур-чур! - за целых два года предсказал нашу "революцию роз". В процессе письма я, разумеется, и не подозревал об этом. Да и не ставил перед собой подобной цели, все получилось само собой, что, с моей точки зрения, еще более ценно. Ну кто тогда в двухтысячном, кроме неисправимых оптимистов и закоренелых, обнищавших маргиналов мог помыслить о какой-то там революции? Бедность, вопреки пословице, считалась постыдным пороком, хуже сифилиса, все кто мог достать деньги доставал их любыми способами, вплоть до самых кровавых, и обществом это не отторгалось, более того - таким людям пожимали руку с особым подобострастием. Чем больше ты награбил - тем лучше, это и было мерилом успеха, какая там к черту революция. Товарищ Шеварднадзе казался всесильным и прочно восседал на троне с общего согласия всех влиятельных сил, внесистемная оппозиция не в счет. Внешне правительство тогда было объединено в одну команду, которая, если помнишь, называлось "Союзом Граждан". Все эти революционеры выползли из ее чрева... Послушай, Ната, неужели попадание в яблочко, пускай ненароком, не почетно для автора?
- Наверное, да. А что значит: заранее предсказал?
- А то... Одним словом, герой моей сказки - розовый поросенок по имени Сило - выступает как аллегория беспомощного ребенка, права которого постоянно нарушаются. Мать продает его за границу еще в младенчестве в Страну Усачей - злющих усатых котов, - где он попадает в узилище и подвергается жестокому обращению. Подрастая он начинает отстаивать свои права и вести борьбу против прогнившего режима коррумпированных усачей. Он находит себе союзников-зверушек, получает поддержку простых неиспорченных котят, революционным путем свергает главного усача Мурмура, прогоняет его камарилью и с общего согласия становится президентом Страны Усачей. Короче говоря, это была очень политизированная сказка, но, как впоследствии выяснилось, председателю жюри - известному литературному мэтру, а кроме того еще и порядочному человеку, она приглянулась именно по этой причине. Кстати, ооновцы очень неплохо ее издали. Правда, у меня остался один-единственный экземпляр, но если ты его не потеряешь, я готов одолжить...
- Но почему я о твоей сказке ничего до сих пор не слышала?
- Да потому что все это не было коммерческим проектом. Издание принадлежит Детскому Фонду ООН и не распространялось через торговую сеть, а газеты... Газеты разок что-то написали, исполнили, так сказать, формальный долг и все на этом кончилось. Эпопея завершена.
- А ты написал бы новую сказку раз у тебя получается. Что, обязательно должен быть объявлен конкурс?
- Нет, конечно, но... Просто писать детские сказки - все же не мое дело. Несолидно как-то. Все что я тебе сейчас рассказал - приятный эпизод моей жизни, не более. Честно говоря, меня всегда тянуло к политической журналистике. И сейчас тянет. Я же работаю... Не буду называть фамилий местных обозревателей, еще подумают будто я кому-то здесь обязан, или, еще хуже, завидую, но Дэвид Фрост, Ориана Фалачи, Уолтер Кронкайт, Мэлор Стуруа, Познер... Мне бы так. К сожалению, я потерял много времени зря. Сама посуди: в журналистике ничего путного мною, увы, не создано, в политике я пока не смог превысить уровень ординарного участника различных ток-шоу, а годы летят... Не люблю жаловаться, но некоторые современные телетинэйджеры посматривают на меня искоса только из-за коммунистического прошлого моего отца. В реальности я всего лишь провинциальный политикан.
- Послушай, Коба... Помнишь, в прошлый раз ты мне расказывал о создании какой-то новой партии, о твоем участии в этом деле. Ты утверждал, что большинство писателей, художников и ученых готовы объединится под одной политической крышей. Говорил о какой-то тайнственной Партии Знающих Как общенационального масштаба.
- В самом деле говорил? Наверное был сильно поддатый. Да, припоминаю нечто подобное. Уж, извини, ляпнул.
- Почему же ляпнул? А меня очень даже заинтересовали эти твои... ваши планы. И я подумала, что... Что я тоже могла бы вам как-то помочь. От меня, разумеется, мало что зависит, но... Разве вам не нужны верные люди?
- Верные люди? Безусловно нужны, но... Наточка, я, конечно, старый и прожженный циник без совести и чести, но должны же быть какие-то пределы... Как ты могла подумать, что я вовлеку тебя в политику, в эту грязь. Каюсь, грешен, но не настолько! Я и сам политику терпеть не могу, просто у меня слишком далеко зашло, чтобы я начал отрабатывать назад, да и возраст уже не тот, а то... Не буду скрывать: да, мои друзья взялись за создание партии отражающей интересы образованных и культурных людей нашей страны, и в связи с этим я действительно взял на себя кое-какие обязательства, вот и все. Мы действительно пытаемся создать серьезную политическую силу во имя защиты попранных интересов национальной интеллигенции, но перспектива успеха, честно тебе признаюсь, весьма туманна. Вполне возможно, что эта идея окажется неплодотворной и бессмысленной. Особенно учитывая, в какую поверхностную эпоху все мы живем.
- Оказывается, ты пессимист. А может это ваше партийное строительство еще оправдает себя. А может наша эпоха вовсе не столь поверхностна как ты рисуешь. И вообще: когда в стране такая разруха, разве ваша попытка не естественна? И разве я не имею права послужить родине вместе с вами? Не отнимай у меня такое право. И главное - не отнимай надежду! Думаешь, мне не дано возвыситься над шкурными интересами? Коба, дорогой, пойми: я не хочу чтобы моя жизнь прошла впустую. Ты же видишь, что я вполне от мира сего. Я хочу быть гражданином, а гражданин не имеет права уклоняться от общественного долга.
- Ну, Наточка, ты просто златоуст. Так страстно могла бы излагать мысли какая-нибудь Жанна Дарк или Пасионария. Кстати, тебе идет.
- Конечно, идет. А чем я хуже других? Растительное существование не по мне. Растительных я не уважаю - ни мужчин ни женщин. Послушай, Коба, я хочу тебе помочь и неужели у тебя хватит духу отказать мне? Смотри, тогда ты окатишь меня самым холодным душем в моей жизни.
- Ну раз ты ставишь вопрос таким образом... Вопрос ребром, ядрена мать... Нет, я вовсе не такой беспощадный. И окатывать тебя холодным душем не намерен.
- Спасибо, Коба. Вот тебе моя рука.
- Ого, а у тебя крепкое рукопожатие. Раньше не замечал.
- Это оттого, что ты меня сейчас очень сильно обрадовал. Я горжусь дружбой с тобой. Отныне мы члены одной команды.
- Куда спешишь?
- А почему бы мне не спешить? Итак... Можно задать тебе один очень земной вопрос?
- Задавай. Мы же в одной команде
- Какими бы вы - ты и твои друзья - не были бы молодцами, но даже я понимаю, что для политического успеха необходимы немалые деньги. Вас кто-нибудь финансирует?
- Да, крепкая сегодня текила однако ... Ну, во всяком случае не Владимир Ильич Сорос. Но мы ведем плодотворные переговоры с некоторыми влиятельными бизнесменами, среди которых и мои старые друзья. Они многое обещают. Правда наши потенциальные спонсоры избегают публичности - им это ни к чему, да и мы не желаем портить хорошо начатое дело. Зачем давать излишнюю пищу сплетникам? Как только мы преодолеем самый трудный, начальный этап, деньги станут притекать и из других источников, например от членов партии, да и от тех относительно зажиточных наших соотечественников, которые по тем или иным причинам вынуждены сегодня маяться за пределами страны. Вообще-то если ситуация вынудит, деньги будем брать отовсюду, и от Сороса тоже - если даст, да и от самого дьявола, причем объясним это необходимостью эффективной защиты коренных национальных интересов. Вся политика такова... Может ты не знаешь, но подлинного Владимира Ильича подпитывал средствами то кайзер Вильгельм, то мошенник из меньшевиков некто Парвус, и что - разве это помешало Ленину вывернуть Россию наизнанку и захватить власть? Коммунистическая диктатура в Камбодже и вовсе отменила у себя деньги, но это не мешало ей открывать счета в заграничных банках и получать финансы из Китая. А спонсором главного борца против капитализма Карла Маркса был его друг капиталист Энгельс. Великая дружба... Впрочем, вы, ваше поколение, об этом ничего не знаете, вас этому не учат, сейчас в моде тесты по практическим способностям... Наточка, дорогуша, предупреждаю тебя: ни одному слову ни одного политика никогда не верь, даже на моем уровне, иначе рано или поздно тебе придется в нем разочароваться. Лучше оставь свою затею и будем дружить без политики. Знай, в политике поведение человека полностью определяется правилами командной игры. А они довольно жесткие. Оставь себе на будущее шанс на нормальную жизнь! Уверяю тебя, игра не стоит свеч.
- Вот как. Выходит ты меня окатываешь не холодным, но тепленьким душем?
- Просто я призываю тебя все взвесить еще раз.
- Брось, пожалуйста! Ты меня сердишь... И разве это не ты только что крепко жал мне руку?
- Тепло рук твоих... Ох, Наточка, милая, я вовсе не хочу чтобы из тебя получилась очередная "железная леди". У тебя сильная рука, но слишком нежная ладонь.
- Смотри, я правда обижусь. Значит, я для тебя всего лишь очередная?
- Нет, нет, я не это имел ввиду. Просто, говоря откровенно, женщин с сильным характером я немного побаиваюсь. Всегда вспоминаю свою бывшую жену.
- Ну причем тут это, в самом деле... Ты же согласился, решение принято. А малодушия я не собираюсь прощать ни себе, ни - если хочешь знать - тебе.
- Ну раз так... Раз ты ставишь вопрос таким образом... Ладно, пусть будет так, как ты хочешь. Но ты уверена, что не совершаешь роковую ошибку?
- Хватит, баста! Рубикон... Эту речку звали Рубикон, не так ли? В общем, Рубикон перейден. Только не говори, что политика - не женское дело. Ты сам приведешь множество противоположных примеров из нашей сегодняшней действительности.
- Я этого не говорил. Но не говорил и того, что женщины-политики мне нравятся.
- Что ты хочешь этим сказать?
- То, что я предпочел бы видеть тебя среди тех кто мне нравятся, ничего более. Надеюсь, такое право я пока еще не потерял?
- Ну... Пока, пожалуй, нет.
- Ната... Послушай, Наточка... К большому сожалению, я уже немолод, и отрицательного опыта успел поднакопить, и семью разрушить, так что... Больше не хочу... Черт со мной, обещаю тебе, что всего через несколько дней, максимум неделю, тебя примут в нашу партию. Сложностей не будет, но предварительно я все же обязан поговорить с моими товарищами. Потом я познакомлю тебя с ними лично, отрекомендую и так далее. Таковы правила игры. Первую преграду мы, так и быть, преодолеем совместно. Но потом... Потом ты и сама должна будешь проявлять активность, ходить на собрания, привлекать в партию новых членов и прочее. Официально я представлю коллегам тебя как свою помощницу, идет?
- Конечно, идет. Обещаю, что никогда, никогда тебя не предам!
- Ну что ж, тогда быть тебе помощницей единственной и неповторимой.
- Безупречной помощницей во всех делах. Какая у тебя тяжелая и теплая ладонь. Спасибо, Че!
- Че?
- Извини, оговорилась... Спасибо, Коба!
X X X
Попытка Кобы и его друзей создать в Грузии политическое объединение образованных людей оставляет, на первый взгляд, странноватое впечатление. Но только на первый. Такого рода инициатива - сама по себе - основывалась на далеко не утопическом допущении.
За прошедший после триумфальной "революции роз" год грузинское общество в целом успело убедиться в том, что политический переворот - наряду со многим другим - нанес сильнейший ментальный удар по давно укоренившимся в стране традиционным формам образования и научных исследований. Быстрый ход событий неумолимо поставил в повестку дня вопрос о кардинальном изменений существующей академической системы управления наукой, этим чуть-ли не единственным - наряду с университетами - пристанищем для высокообразованных людей. Тем более, что объективных предпосылок для проведения реформы в этой области имелось в наличии предостаточно.
Вспомним, что в подзабытую уже советскую эпоху, со всеми ее плюсами и минусами, безусловные успехи интеллектуальной жизни - за исключением свободы мыслить - обеспечивались не только декларированным отношением атеистического общества к процессу добычи самых разнообразных знаний, но и - в заданных государством рамках - непрерывностью финансирования этого процесса. Как бы не раздражала кого-то горьковатая правда, но после свержения советской власти и развала Советского Союза, деятельность приходивших в бывших союзных республиках на гребне националистических лозунгов к власти и сменявших друг друга политических сил привела к общему развалу экономики и отлучению научной и культурной сфер жизни от привычной государственной поддержки: достаточно вспомнить, что с начала "демократической эйфории" и вплоть до сегодняшнего дня среднемесячный доход занятого в науке работника в разы отставал и отстает от минимального прожиточного минимума. В течении многих лет его официальная зарплата было настолько символичной, что не покрывала даже необходимых для регулярного появления на рабочем месте транспортных затрат. Это было время, когда любое мошеннически разбогатевшее вчерашнее ничтожество могло позволить себе за неделю отдыха на Канарах истратить на выполнение капризов очередной девки большую сумму, чем ограбленное им - но, конечно, не им одним - государство выделить на нужды десятка академических учреждений в течении целого бюджетного года. Но основная проблема заключалась даже не в этом. Советский Союз необъяснимо плавно исчез с политического лица планеты и бывшим его гражданам приходилось как-то приноравливаться к новым условиям существования. Мастера искусств, сбросив с себя цепи идеологических ограничений и в рамках богом данного таланта и собственной приспособляемости, так или иначе, отстояли свои позиции (не сумевшие - погибли первыми), а вот служители науки остались и вовсе безо всякого покровительства. Государственная система устройства науки как бы осталась замороженной в холодильнике советского периода истории, только без обычной финансовой подпитки, что на деле можно сравнить с иезуитизмом вурдалака, высасывающего кровь из жил несчастной жертвы, но готового, так и быть, оставить ей в целости кровеносные сосуды в обмен на благодарность за освобождение от застойной, нечистой крови - и что же: суждено ли жертве после такой процедуры выжить? Столь очевидное противоречие между содержанием новых требований к постсоветской науке и анахронической формой ее управления выявилось - да и не могло быть иначе - в целенаправленном изничтожении процветавших некогда научных институтов и исследовательских центров, в абсолютном обнищании подавляющего большинства их когда-то гордых собою и своей деятельностью сотрудников, в психологическом подавлении огромного количества образованных людей (те кто могли уехать, сделали ноги вовремя), в полном игнорировании их законных бытовых нужд. Насильное утверждение в экономической жизни постсоветского пространства псевдолиберальных (в действительности же грабительских) правил игры, всего за несколько лет свело на нет общественный престиж наивных искателей знаний поставив их на грань голодной смерти, хотя следует признать и то, что с быстро набиравшими силу грабительскими постулатами новой жизни странным образом сочетался один почти этнографический, чисто грузинский парадокс: под родительским ли давлением, под влиянием ли традиционной тяги к высшему образованию, из желания ли увильнуть от службы в армии, но подрастающие поколения грузин были настолько захвачены идеей получения диплома любой ценой, что даже в тот период всеобщего разора и разрушения в стране гостеприимно распахивали двери десятки платных высших учебных заведении. За небольшими исключениями о качестве получаемых в аудиториях таких училищ знаний всерьез говорить было нельзя, но зато на массовой раздаче напечатанных на глянцевой бумаге разнообразных дипломов оказалось возможным заработать неплохие деньги и, заодно, занять на лекторской работе относительно удачливую часть оставшейся у разбитого корыта интеллигенции.
Ну и как реагировал на всю эту вакханалию боевой штаб штатных знаниедобытчиков - президиум республиканской Академии наук, состоявший - как положено было считать - из наиболее признанных и уважаемых представителей различных научных областей? Быть может члены президиума, состязаясь друг с другом в принципиальности, неустанно трезвонили во все колокола, напоминая занятым исключительно присвоением и распределением некогда общенародного имущества власть предержащим о том, что и им придется рано или поздно отвечать за содеянное, призывали их внять голосу если не совести, то хотя бы разума и проявить большую сдержанность и дальновидность? Ничего подобного. В сложившейся бедственной обстановке президиум Академии проявлял, сохраняя олимпийское спокойствие, завидную выдержку; более того, в пределах своих скромных возможностей он старался приспособиться к грабительским порядкам новой жизни как мог.
Тут следует учесть то обстоятельство, что Академия Наук Грузии, кроме того, что в ней черты вполне консервативного государственного учреждения естественным образом объединялись с имиджем одного из красивейших мифов советской эпохи, в действительности в течении десятилетии являлась одновременно и привилегированным крепостным и бесправным заложником многомерной, но строгой социалистической действительности. И с этим не очень-то завидным служивым положением Академия свыклась настолько, что и в новой, вроде бы демократической атмосфере, оставалась все тем же гнездилищем классического конформизма - привитый ей коммунистической властью пиетет к вышестоящему чиновничеству словно бы генетически перетек к ней из ушедшей эпохи. И даже перед лицом прямой ведомственной гибели, реакция столпов грузинского академизма никогда не превышала уровня негативной бытовой реакции - члены президиума если и бывали когда-либо чем-то по-настоящему озабочены, так это лишь сохранением своего относительного благополучия. Официально президиум так ни разу и не выразил своего возмущения по поводу отчаянного положения находившихся в его ведении и подчинении научных заведений. Его отношение к самой вероятности заявления громкого протеста сравнимо с ожидаемой реакцией невесты к бестактному напоминанию о ее первой любви в ходе свадебной процедуры. Как знать, может вовремя высказанное столь авторитетными и уважаемыми людьми недовольство в адрес руливших истерзанной страной временщиков позволило бы если не переломить ситуацию в целом, то хотя бы обеспечить проведение научных исследований на минимально возможном уровне, а может такой протест ни к чему и не привел бы, и только морально - хотя и это немало! - поддержал бы обманутых в лучших ожиданиях и находившихся на грани физического выживания младших академических коллег, поднял бы их боевой дух, но такой эксперимент, увы, так и не был поставлен: деловой заботе о реабилитации вверенных им научных отраслей члены президиума предпочли лицемерное молчание и позорную капитуляцию перед коррумпированными правителями во имя сохранения за собой давно поскрипывавших руководящих кресел. Ну а если внутри президиума и происходили какие-либо споры или несогласия, так научной общественности от это не могло быть ни жарко ни холодно, ибо о таких несогласиях никогда ничего не становилось известно. Для вытолкнутых в безжалостную рыночную стихию сотрудников низшего академического звена президиум - как коллективный орган управления наукой - приберег массу бессовестных аргументов, как то: последствия гражданской войны, экономический кризис, геополитические происки, стенания типа "в Грузию попал астероид, а талант всегда сам пробьет себе дорогу". Одним словом: человеческое, очень человеческое...
Разумеется, в течении всех этих лет коллективное фарисейство президиума было достаточно очевидно, но очень многие люди в надежде на лучшее будущее как-то мирились со своей судьбой. Но год шел за годом, и никаких признаков улучшения обстановки не замечалось - и это в стране, где в сфере умственного труда исторически был занят непропорционально высокий процент населения. События же развивались таким образом, что ни в чем не повинных людей либо должны были окончательно уволить с работы под надуманными предлогами, лишая их последних остатков самоуважения, либо реально вернуть им возможность заниматься любимым делом хотя бы ценой небольшого, но реального улучшения условий их труда. Кстати сказать, по этому поводу парламентом страны было даже как-то принято некое постановление, выполнять которое - тем более в горячке революционных буден - никто не спешил. Итак, альтернативы оставалась гнетущими, а молчание - всеобщим, хотя потребность в реформировании научной сферы не только созрела, но можно сказать, перезрела еще задолго до "революции роз".
Академический официоз и после свершения розового переворота не собирался отказываться от политики кулуарных сделок с властью. Но демократия - даже прокламируемая - весьма коварный строй. Вскоре выяснилось, что многие статусные, но застрявшие в нижних звеньях академической иерархии ученые вовсе не склонны демонстрировать исповедуемое испытанными в подковерных боях членами президиума каноническое молчание. "Революция роз" зародила в этих достоиных людях - а их количество оказалось неожиданно внушительным - надежду на восстановление справедливости. Они даже совершили в обход президиума определенный шаг к объединению - и это исторический факт: им удалось опубликовать в прессе воззвание к ученым Грузии с призывом созвать неформальный съезд ученых - т.н. форум. Такой форум действительно был созван и на нем даже удалось рассмотреть ряд животрепещущих вопросов научной жизни страны. Движение началось, но инициаторам форума казалось неприемлемым использовать во внутриакадемических разборках вмешательство организаций типа "Кмары" или "Басты". Можно предположить, что Коба и его партийные товарищи своевременно получили и использовали информацию о рожденной в недрах академических институтов инициативе.
В предверии ожидаемых политических схваток идеалистически настроенные основатели Партии Знающих Как, конечно же, искали сторонников именно среди таких, общественно активных ученых, но шансов на победу в борьбе - в отличии от бывшей партии "зеленых" - у них на самом деле не было. В конце концов то обстоятельство, что эти странные ученые привыкли получать краюху хлеба насущного, пускай и незначительную, не совсем обычным путем - через излишнее умствование, оказалось вполне достаточным для их дискредитации. Ибо политическая группа, возникающая исключительно на профессиональной основе, или политическое движение, создаваемое той или иной локальной фракцией ради достижения своих сугубо конкретных целей, не могут рассчитывать на преодоление существующего в стране предвыборного барьера и обречены на поражение - в лучшем случае достойное.
X X X
- Я в полном трансе, Че! Вчера он попросил у меня руку и сердце. Даже не знаю, что ему ответить.
- Поразительно! Ну и что же ты ему ответила?
- Говоря по правде, я растерялась. Попросила подождать до завтра, сказала что подумаю.
- Чего там думать. Задание ты выполнила на отлично, вплоть до того, что тебе вручили всю их женскую организацию. "Баста" тебе доверяет, ибо благодаря твоей прекрасной работе нам удалось до конца разобраться во внутренней кухне этих всезнаек. На сегодняшний день я более не вижу никакой необходимости дальнейшего углубления ваших отношений. Первый этап операции благополучно завершен.
- Все это понятно, но я... Я должна раскрыть тебе один секрет... Именно тебе как... Как единомышленнику... Нет, как старшему другу. Можно? Ведь вчера я позвонила тебе так поздно лишь ради того, чтобы мы сегодня встретились и поговорили.
- Конечно, можно. Что за вопрос! Я тебя внимательно слушаю.
- Я чувствую себя необычайно странно. Такое ощущение, что... Короче, хватило одного месяца, чтобы я... Знаешь, за это время я как-то привыкла к Кобе. Хотя привыкла - не то слово... Мне он понравился, именно понравился, хотя еще позавчера я этого не понимала. Вернее, не хотела понимать. Он очень внимателен, предупредителен и это - я же вижу - искренне, идет прямо от сердца. Уверена, что он не играет. Ну и что, если он старше меня! Я понимаю, что он наш противник, изменить "Басте" и не подумаю даже в страшном сне, задание я выполнила как следует - ты и сам признаешь это - но... Он мне нравится, и я ничего не могу с этим поделать. Признаюсь, ему удалось влюбить меня. Что же мне теперь делать? Я места себе не нахожу... Ты ведь знаешь, что я всегда делом доказывала свою преданность "Басте", но ведь и я имею право на личную жизнь. Ведь имею же? Наши Уставы, ни Черный ни Белый, не запрещают... Я позвонила тебе потому что мне нужен твой совет, совет опытного и доброжелательного старшего друга. понимаешь? Посоветуй что нибудь. Как мне быть? Я подумала... Может мне удастся убедить его перейти на нашу сторону?
- Конгениально! Прелестно до наива! Как ты будешь его убеждать, если он сам уже тебя убедил? И что я могу посоветовать? На самом деле ты уже сама все решила. Лгать не стану, все что я сейчас услышал радости мне не доставило. Ох, бабы, бабы, все вы одинаковы... Не вижу в формальном совете какого-либо смысла, все равно ты ему не последуешь. Да, плохи дела ... Все верно, ты всегда была примерной девочкой. И в том ты тоже права, что наш Черный Устав не запрещает членам "Басты" выходить замуж, потому окончательное решение в любом случае за тобой. А ведь я в глубине души все время боялся, что ты способна на такое коленце. Выходит, не зря боялся... Сам виноват, не рассчитал, черт меня побери! Наверное не стоило давать тебе такое сложное задание, с этими вшивыми пэзекашниками мы бы и без тебя справились. Ну что ж, раз между нами вышел такой разговор, попытайся ответить мне: а раньше, до вчерашнего, до того как он предложил тебе выйти за него замуж, он тебе нравился?
- Я уже сказала тебе, но могу и повторить. Наверное нравился, но я боялась признаться себе в этом. Не понимала себя. Правда, правда! Для меня главным было выполнение твоего задания. Но позже, когда он познакомил меня со своми друзьями, ввел в их общество, повел вверх по партийной лесенке... Сначала я просто радовалась свому актерскому таланту, но потом... Потом были все эти приглашения, совместные походы по кино и театрам, а после представлений он всегда провожал меня домой. Литературное кафе на Костава стало местом наших свиданий, мы встречались там почти ежедневно. Он большой мастер делать комплименты, так умеет вплетать их в беседу, что любо-дорого слушать. В какой-то момент мне стало трудно, но я держалась. А вот когда пару недель назад меня по его рекомендации избрали координатором женской организации - вот тогда я впервые почувствовала себя последним подонком. С тех пор еле сплю, душно... А вчера он сделал мне предложение и это - последняя капля. Я больше не могу лицемерить... Если все раскроется...
- А зачем должно раскрыться?
- Нет, если все же раскроется, как я буду смотреть ему в глаза?
- Так же, как и мне. Это не так уж и сложно.
- Нет, нет, это другое, совершенно другое... Вчера вечером, когда я вернулась домой, мне стало плохо. Кажется, подскочило давление. Это в мои-то годы, ну не смешно ли? Мать испугалась, скорую хотела вызвать, еле отговорила. Ты знаешь, мать у меня прогрессивная, в мою жизнь старается грубо не вмешиваться, терпит, думает что я рядовая "бастовка"... И когда мне немного полегчало, то первым делом я позвонила тебе. Ты - первый, которому я открылась и все рассказала, Че! Неужели ты мог помыслить, что я такая же бессовестная, как... Как, допустим, эта Брачули?
- Какая там бессовестная... Напротив, этого добра - совести то есть - у тебя навалом. Нет, так мы никогда до космоса не долетим. Я, конечно, очень высоко ценю твое доверие, но может ты еще разок подумаешь, взвесишь все последствия. Сейчас ты во власти эмоции, а не разума. Потерпи хотя бы несколько дней.
- Нет, я не смогу его больше мучить. Я дала слово. Мне жаль его. И так он не первой молодости и к тому же у него немало своих проблем, а я добавила ему еще... Я не могу больше рассматривать его как врага. Вообще-то, если тебя правда интересует мое мнение, никакой он не враг, против Грузии ни разу ни словечка не вымолвил, хотя я и пыталась его подловить на этом. Ведь правительство и родина не одно и тоже. Не забывай, что я учусь на психологическом и немного разбираюсь в таких вещах. Вот он как будто журналист, писатель, да еще и оппозиционер впридачу. А в действительности он просто подуставший от склок и дрязг добрый и одинокий человек, которому не очень повезло в жизни, во всяком случае, он, по-моему, достоин большего. Вот он и сражается с роком, со своей собственной судьбой, и вся его энергия и еще участие в политике именно от этой борьбы. Он одинок, но он не волк. Скорее дворняга. Он мне поверил, доверился. Я обещала ему ответить завтра. И не хочу нарушением слова усугублять ему одиночество. Одним словом, я решила завтра же дать ему согласие и...
- Поздравляю.
- Благодарю. Очень прошу тебя: не смотри на меня так.
- Итак, конец нашей "Басте"?
- Ты же знаешь, что нет. "Баста" навсегда останется красивейшей частью моей жизни, Че!
- Но все вместе невозможно. Иногда человеку приходится выбирать, вот как тебе сейчас. Ты знаешь, Ната, я очень тебя люблю и уважаю, но что могу поделать? Пойми, твое будущее замужество несовместимо с членством в "Басте". А я так надеялся, что все мы, вся наша команда, сплотимся перед чисткой. Все равно, я искренне поздравляю тебя. Мы - ты и я - в любом случае должны оставаться добрыми друзьями. Еще бы, столько совместных битв за плечами! В общем, спасибо за откровенность. Ну, до свиданья, сейчас я должен идти, очень спешу на встречу и опаздывать мне нельзя. А завтра посмотрим... До завтрашнего вечера я своим ничего сообщать не стану. Подожду твоего окончательного решения, ну а потом... Потом еще разок посидим и подумаем как выпутаться из этого положения. Я-то постараюсь совместить несовместимое, но... Ладно, жду твоего решения до завтрашней полуночи. Номер телефона, надеюсь, напоминать тебе не надо.
- Есть доложить до полуночи, Че! Погоди... Я тебя поцелую.
- Брось, не плачь! Это же сантименты. Все будет хорошо, Че!
X X X
- Чем подписываем это распоряжение, чернилами или кровью?
- Конечно, кровью. Ослабление пэзекашников проходит у нас под графой Прима Линеа. Для этого я жертвую чуть ли не лучшим нашим агентом. Вон тебе шприц, вон спиртовка. Кто подпишет первым?
- Какая разница? Наверное сперва я, а потом - ты. В прошлый раз было наоборот. Две первые подписи наши, третья строчка - за Барабадзе, остальные после - иерархию следует соблюдать, тем более перед чисткой.
- Барабадзе согласен?
- А куда ему деваться, мать его... За ним третья позиция и пусть только попробует не подписать - разнесу ему голову его собственным Макаровым. Но не беспокойся, подпишет как миленький.
- Эту Брачули каким-то образом надо убирать к чертовой матери.
- Согласен, надо. Но пока придется потерпеть. Она необходима для переговоров с Фондом. Все верно: ее оксфордский акцент надоел всем до рвоты, ей давно следовало бы отрезать ее длинный язык - я с удовольствием проделал бы эту операцию лично, она - наглая тварь, хамка, ошибка природы, но грант все же оформлен через нее. Так что другого варианта пока нет, мы просто вынуждены с ней считаться. А все Барабадзе, это он привел эту сучку, помнишь, руки нам выкручивал, мать их...
- И как только никому не удалось застукать ее с сигаретой в руках?
- Она - осторожная и хитрая лиса. Но вообще-то твоя идея сработала великолепно. Так рафинировано составить Черный Устав, я бы, например, не догадался. А ведь действует! Все просто: согласно Черному Уставу все кто курят, принимают наркотики и пьют водку, не имеют права выдвигаться на руководящие должности внутри организации. Среди них могут быть и хорошие, полезные делу ребята, но тормозит их Устав, а не мы! Сами виноваты. И волки сыты, и овцы целы. И Фонд доволен и нездоровой конкуренции поменьше. Правду говорят, что все гениальное - просто. Кстати, не знаешь, Барабадзе по-прежнему в завязке, совсем не пьет?
- Избегает. Хотя недавно и сидел за одним столом с этими, как их, пэзекашниками, даже немного выпил, но грехом это, увы, не считается. В Черном Уставе у нас записано так:"В экстремальной оперативной обстановке член организации имеет право на умеренный прием алкоголя". Скажет, что та гулянка была вызвана оперативной необходимостью и нам придется заткнуться. Еще и благодарность ему объявлять с занесением.
- С Барабадзе тоже пора кончать. Мы слишком долго терпим его выходки. Представляешь, он до сих пор не упускает случая подчеркнуть свою роль в нейтрализации того батальона. Надоело. В конце концов, тогда мы все были молодцами, Че!
- Я всегда был против раздачи вечных индульгенции, Че!
- Ничего, в чистку мы его так технично зачистим, что он и понять не успеет что к чему. А как грантовая халява закончится, так вслед за ним вычистим и его Брачули. Зачистим - вычистим. Ничего себе рифма, а? Какой поэт умирает!
- Однако по сравнению с Нероном ты выглядишь слишком живо. К тому же Рим еще не сгорел. Стоит по-прежнему.
- Верно, стоит, но уже не так прочно. Все у нас впереди. Эх, дружище, настанет время и все мы окажемся за одним большим столом с Нероном во главе, и он сразу объявит себя тамадой и замучает нас своими бездарными виршами. Но не будем о грустном, друг мой! В общем, большинство за нас, надо лишь немного потерпеть. Что ты там сказал? Жертвуешь лучшим агентом ради пэзекашников, этих вонючек? Кем, твоей Натой? Она-то причем?
- Пока окончательного решения я не принимал. Попытаюсь ее спасти, но...
- Что, вошла в чересчур близкий контакт с объектом, с этим сукиным сыном Кобой, так? Разве ты не знал, что в определенной ситуации все соплячки ведут себя одинаково? Вот уж взаправду - похерил агента.
- Да, сблизилась с Кобой, мать его... Я все же попытаюсь вывести девчонку из под удара, но стопроцентной уверенности в успехе у меня, к сожалению, нет. Завтра все и решится, но "Баста" превыше всего, Че!
- Это-то ясно. Да ладно, хватит дезинфекции, этот шприц нас никогда не подводил.
- Правила надо соблюдать. Слушай, никак не могу решить, откуда лучше брать у тебя кровь - из мизинца или из указательного. В прошлый раз я забрал из своего указательного, так до сих пор побаливает, видишь корочка... Вообще-то если иного выхода не будет, то Макаров я заберу со склада общего назначения. Не хочу наследить личным оружием.
- На складе Макаровы, по-моему, закончились. Остались только Стечкины. Они, правда, великоваты.
- Значит, склад пора пополнить. Ну Стечкин так Стечкин, что поделаешь, спрячу его под плащ... Это дельце я обязан провернуть сам, своими руками, чужому такое не доверишь, еще проговорится. А жаль. Хорошая девица была, перспективная. Благодаря ее смекалке нам про этих вшивых всезнаек все стало известно, любой их шажок под контролем. Не соверши она этой глупости с Кобой, может я когда-нибудь даже на ней женился, а сейчас... Если до завтра ничего не изменится, я умываю руки.
- И это тоже ясно. Ничего, нам не привыкать, в прошлый раз со мной тоже приключилось нечто подобное. И все же: кого конкретно ты собираешься убирать?