Рай Лора : другие произведения.

Записки проводницы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


ЗАПИСКИ ПРОВОДНИЦЫ

  

Рельсы, рельсы,

Шпалы, шпалы.

Едет поезд запоздалый...

Детская считалочка.

Вступление

   Всё началось со скандала. Скандал затяжной - полгода. Папа кричал:
   - Позор! Позор! Моя дочь - проводница! Не позволю, чтобы дочь самого Рахмана убирала нужники за всяким сбродом! Наши предки в гробах перевернутся! Позор на мою лысину! Как мне смотреть в глаза подчиненным? Удар по престижу. Вся железная дорога будет пальцем тыкать, служащие станут шушукаться за спиной. Позор, стыд и позор!
   Мама плакала:
   - Доченька, ты не знаешь, какие пассажиры встречаются: алкоголики, грязнули, бандиты, насильники. Тебя так просто обмануть! Хочешь, я поговорю в институте, тебя оставят на кафедре? Ты же в прошлом году занималась научной работой. Ты от поезда отстанешь, потеряешься. - Мама дошла до угроз. - Я тебя запру, брови сбрею! - В четырнадцать лет Дашка-подружка спёрла у отца папироску. В самый неподходящий момент зашла мама и обалдела, - Я тебя дома запру, брови сбрею, - я перетрухала, представив себя без бровей и больше никогда не брала в рот эту гадость. Тогда мне было четырнадцать, теперь скоро девятнадцать, меня такими угрозами не пронять.
   Бабушка слонялась из угла в угол и причитала:
   - Где это видано, ребёнка одного, без взрослых засунуть в железную колымагу... Её обидят, сердце не выдержит - умру я, точно умру...
   А я бубнила, как испорченный патефон:
   - Всё равно поеду. Всё равно поеду. - И параллельно учёбе в институте ходила на курсы проводников и медсестёр - меня назначили старшей сантройки поездного состава. В поезде должен быть медработник, а у меня мама врач.
  

Инструктаж

  
   Первый рейс в столицу нашей родины Москву. Волнуюсь, как "первый раз в первый класс", ночь не спала, крутилась, как баран на вертеле, всю простыню сбила. Утром сама отгладила форму, нафуфырилась, как на дискотеку, повертелась перед зеркалом.
   Вначале инструктаж. Полтора часа по шпалам в резерв проводников, где формируются поезда. В ближайшие два месяца это наш путь на работу. Впереди вышагивает Оксана - комсорг и идейный руководитель бригады. Она не просто шагает впереди, она ещё и поёт:
   Сегодня мы не на параде,
   Мы к коммунизму на пути,
   В коммунистической бригаде,
   С нами Ленин впереди...
   Бедная, у неё ни голоса, ни слуха.
   - Девушки, комсомолки, подхватываем дружно. - Галя Попова, самая миниатюрная из нас, пискнула как комар:
   В коммунистической бригаде...,
   Но, наткнувшись на насмешливый взгляд Ниночки Нам, своей напарницы, замолчала. Оксана довела песню до конца и, с чувством выполняемого долга, начала новую. Мы затыкаем уши, но через ладошки мощный голос Оксаны бьёт по барабанным перепонкам:
   Комсомольцы-добровольцы,
   Мы верны нашей крепкою дружбой,
   Сквозь огонь мы пройдём, если нужно,
   Открывать молодые пути...
   Фигура Оксаны напоминает треугольник основанием вверх - накачанные мышцы, грубоватый голос, на мощной шее квадратная голова с мальчишеской стрижкой. Господь ошибся, сделав её девчонкой. Она должна была родиться не просто мальчишкой, а стать чемпионом по тяжёлой атлетике. Я её почти не знаю, как и половину отряда: они учатся на параллельном потоке, мы пересекались лишь на лекциях по философии, политэкономии и научного коммунизма.
   Вспотевшие как цуцики, с чёрными потёками туши, оглохшие от песен Оксаны, "поднимающих настроение", мы в резерве. Ныряя под составами, обходя вросшие в бурую траву навсегда кинувшие якорь вагоны с привязанными верёвками, где болтается стиранная серая одежда, пропуская трактора с трясущимися мешками чистого и грязного белья, мы добрались до облезлого двухэтажного здания управления. Здание смотрится заплатой на фоне завалов чёрных от старости шпал и свежих сосновых, уложенных в штабеля и пахнущих новым годом, и гор ржавых вагонных колёсных пар. Атмосфера пропитана запахом застарелого, сладковато-прогорклого солидола. Пощипывает с непривычки глаза. Если замереть и присмотреться, видно, как тяжёлый воздух колеблется серой массой.
   Из вагона, стоящего на приколе, выскочил малец лет десяти. За ним растрепанная женщина с подоткнутой юбкой и половой тряпкой в руках. Она пытается догнать его, он отбегает на безопасное расстояние, останавливается, корча рожицы:
   - Не поймаешь, не поймаешь!
   - Колька, пострелёнок, ну я тебя догоню, догоню и выпорю! - Голос скрипучий и усталый, как несмазанные колёса. Грязные брызги от тряпки летят во все стороны. - Папка вернётся с поездки, всё как на духу ему выложу: он тебя выпорет, кожу до костей с задницы сдерёт, месяц сесть не сможешь!
   - Вот и хорошо, - отозвался Колька, - в школу ходить не стану.
   - Я тебе не пойду! С завязанной жопой пойдёшь! Все уроки у Алёны Макаровны стойком стоять будешь, как часовой у знамени! - Она погрозила Кольке кулаком.
   - Валентина, что случилось? Почему шум? - Из управления вышла крупная женщина пенсионного возраста с большим мясистым носом и спрятанными в набрякшие веки глазами. Голос её без усилия мог заглушить гудок паровоза.
   - Не спрашивай, Клавдия Сидоровна, все дети как дети, в каникулы матерям помогают, а этот пошёл на дополнительные занятия с классной руководительницей и окно горшком в школе разбил. Колька замечание от учительницы в дневнике принёс, дневник спрятал, случайно нашла. Отца в школу вызывают. Алексей мой в поездке. - Смахивая пот и грязные капли от тряпки с лица, отдышавшись, ответила Валентина.
   - Я не виноват, это Витька! Он дразнился, что я конопатый, я горшком кинул, он увернулся, горшок в окно...
   - Николай, как не стыдно! Отец - начальник поезда, уважаемый коллективом человек. Хоть бы младшим пример показывал. - Она кивнула на окна вагона, где, расплющив носы, через запыленное стекло выглядывали две чумазые детские мордочки. Валентина, воспользовавшись моментом, подобралась к сыну и, схватив за шкирку, потащила к вагону, не забывая тряпкой хлестать по заднице. Колька выкручивался, упирался и хныкал, размазывая сопли.
   В это мгновение Клавдия Сидоровна увидела нас. Забыв про Кольку, расплылась в улыбке, обнажив верхний ряд железных зубов с прорехами для проветривания.
   - Девочки, мы вас ждём. Проходите. - Она шла по коридору псевдо-морской походочкой, чуть покачиваясь и вбивая шаги в деревянный с большими трещинами пол. Мы семенили за ней, как утята за мамой уткой. Внутри здание такое же облезлое, как снаружи. Дверь в конце коридора распахнута, там действительно нас ожидают.
   У стены за деревянным столом четыре стула, на одном сидит сухой высокий дядька неопределенного возраста в железнодорожной форме с физиономией "кувшинчиком", длинным узким носом и бесцветными глазами. Фуражка на продолговатой голове болтается, как на дыне. Волосы сивыми кустиками, веселясь, выглядывают из носа и плотно прижатых ушей. Он привстал, приветствуя нас, приподнял фуражку, мы увидели, что небольшой островок волос сохранился и там. Слева от мужчины расположилась, широко расставив колени и опёршись на них локтями, рыхлая женщина лет тридцати с большой висячей грудью и брезгливо-высокомерным выражением лица. Оглядев нас поочерёдно, она скривилась, плюнула коротко на пол, мы ей явно не понравились. Ещё одна женщина, того же возраста, расплылась в улыбке, вскочила, засуетилась:
   - Проходите, берите стулья, рассаживайтесь. Я Любаша. Будем вместе работать. Садитесь, не стесняйтесь, семечек хотите? - Мы отказались. Она не успокоилась, пока не усадила всех напротив мужика в форме и женщины с висячей грудью. Лучезарно улыбаясь, она вернулась на место. Клавдия Сидоровна устроилась на свободном стуле.
   - Давайте знакомиться. Меня зовут Клавдия Сидоровна Петрова. Я ответственная за работу студенческих бригад. Если будут проблемы с пассажирами, руководством, оплатой - без стеснения ко мне. Помните, вы для меня, как родные дети! - С места вскочила Любаша:
   - Правда, правда! Мама Клава за нас любому глотку перегрызёт.
   - Успокойся, Любаша. Будем знакомиться дальше. Василий Никифорович Колесников - бригадир поезда. Человек знающий, ответственный, преданный своему делу. И фамилия у него, как видите, дорожная. Более пятнадцати лет работает на Южно-Уральской Железной дороге начальником поезда, а начинал с проводников. Во время поездок по любым вопросам к нему. Катюня - его правая рука.
   - "Правая рука", - хмыкнула в кулак Любаша. - Это теперь так называется.
   - Для кого Катюня, для этих соплячек Екатерина Тарасовна. - Катюня возмущённо тряхнула грудями, от которых не отводил глаз бригадир.
   - Извини. Позвольте представить Екатерину Тарасовну Загорулько. Любаша Пузикова - её напарница, девица добросердечная, но излишне легкомысленная, без царя в голове. - Любаша вновь вскочила, с весёлой улыбкой кивнув нам, плюхнулась на стул.
   - Девочки, вы знаете, что в каждой студенческой бригаде обязательно есть пара кадровых проводников в помощь бригадиру поезда. Если Василий Никифорович занят, то Екатерина Тарасовна и Любаша поделятся с вами бесценным опытом, приобретенным в поездках по просторам нашей великой родины. В поездную бригаду ещё входят электрик, радист и коллектив вагона-ресторана. С ними познакомитесь позже.
   Вы окончили курсы проводников, - продолжала мама Клава, - но прежде, чем зачислить вас в отряд, я должна провести инструктаж. Правило первое: когда состав находится в движении, и у вас в руке флажок или ночной фонарь, то обязаны держаться за поручень так, чтобы, если толкнут, прыгать по ходу поезда, меньше покалечитесь. К сожалению девочки, пьяных дураков у нас хватает, до светлого коммунистического будущего далеко. В позапрошлом году одной из девушек-студенток, что пришла работать в отряд проводников, в результате падения с поезда отрезало обе ноги. Хорошо, поезд не разогнался, лишь отошёл от станции, напарница видела, как Аллочку толкнули, дёрнула за стоп-кран. - Мурашки величиной с тараканов пробежали по коже, мои товарки ощутили то же самое. - Правило второе: куда бы вы ни шли, у вас всегда в кармане должны находиться вагонные ключи. У некоторых пассажиров есть набор вагонных ключей, они любят посидеть у открытой двери вагона, полюбоваться на окрестности - это опасно, можно упасть, а ответственность лежит на вас. Они могут перекрыть тамбура, а если пожар, я спрашиваю, если придётся эвакуировать пассажиров? Ключи нужны и для самообороны: проводники, при необходимости, ключами пользуются как кастетом. - Клавдия Сидоровна встала, достала из кармана набор вагонных ключей, протянула их в открытой ладони, сжала и резко выкинула руку, - хук справа. - Мы качнулись. - Удар приобретает значительную силу, даже у такой миниатюрной девушки, как ты, - она указала на Галку Попову. Та покраснела. - Ни в коем случае ключи не терять, не продавать пассажирам, взыщем в десятикратном размере. Девушки, прежде чем займусь оформлением, вы должны подумать. Если откажетесь, я договорюсь в институте, для вас найдут загруженность на каникулы менее опасную, например, на стройке или вожатым в пионерском лагере. Рабочая сила везде нужна. Вчера я проводила инструктаж с мальчиками Автомеханического факультета, двое передумали. Я не осуждаю! Даю пять минут на обдумывание. - Не успела Клавдия Сидоровна окончить фразу, с места взвилась Оксана:
   - Девушки! Комсомолки! Не посрамим честь факультета и, не побоюсь высоких слов, института! Все как одна станем работать на путях и рельсах Южно-Уральской Железной дороги! Среди нас нет места трусихам! - Она ободряюще посмотрела на меня.
   Нам ничего не оставалось, как согласиться, хотя сердечки от страха бились, как птички в клетке. Бригадир сморщился, словно от зубной боли, Катюня плюнула шелухой от семечек в пол, Любаша подавилась смешком, Клавдия Сидоровна нахмурила брови:
   - Как звать?
   - Оксана Стриж - комсорг студотряда проводников Инженерно-строительного факультета, - отчеканила наш идейный вожак.
   - Поработай, комсорг. Собери у девушек документы, мы с Василием Никифоровичем сходим в отдел кадров, оформим отряд, раз вы такие бесстрашные комсомолки. - Любаша взялась помогать собирать документы.
   Не успело руководство скрыться за дверями, как Катюня, цедя слова сквозь полусжатые губы, заговорила:
   - Теперь, девахи, вас буду учить я! Значит так: когда станете возить "зайцев", тариф - рубль за час поездки. Нам с Васей "рваный" с "зайца". Если нарвётесь на контролёра и не успеете спрятать "зайца", ему тоже "рваный". Водку и вино для пассажиров брать у меня. Работаю с десяти процентов. За "китайку", как с малоимущих, нам с "бугром" по пятаку за поездку. Понятно, интеллигенция вшивая?
   - Извините, - зазаикалась Ольга Юркина, - кто такая "китайка"?
   - "Темнота" институтская! Объясняю для тупорылых интеллигентов. "Китайка" - пользованное постельное бельё. После первого раза бельё складываете, суёте под матрац, чтоб выглядело глаженым, затем втюхиваете по второму заходу. Если пассажир начнёт бухтеть, что грязное, вы при нём составляете акт-жалобу, что прачечная плохо постирала. Прачек могут лишить премиальных, если много жалоб, но это не ваша головная боль.
   - Это непорядочно, - возмутилась Наталья Беркина, моя одногруппница и напарница - девица правильная до кончиков волос. Мои предки, проведя с ней серьёзную беседу, немного успокоились, раз у меня в напарницах столь серьёзная девица. Они умоляли Наталью проследить за мной, купили ей презент - духи "Быть может", она великодушно согласилась.
   - Фу, противно, - подхватила я, передёрнув плечами. Ольга Юркина и Ирка Трофимова, с которыми мы учились в одной группе, закивали головами. Некоторые девушки, опустив глаза, обдумывают предложение Катюни, соглашаясь с фразой "деньги не пахнут". Катюня встала, уперев руки в бока, и пошла на меня, глядя с ненавистью. По её прежним взглядам, брошенным невзначай, я догадалась, что не пришлась ей по душе. Меж нами выросла Оксана:
   - А ху-ху не хо-хо, или может по уху!? Мы, девушки-комсомолки, не будем заниматься такой мерзостью. Между глазами и грудями противниц проскакивали молнии. "Они сошлись, вода и камень, стихи и проза, лёд и пламень..." Оксана сунула Катюне под нос толстую фигу. - Это видела? - Неизвестно, чем бы закончилась стычка, но меж ними, как из-под земли, вырос симпатичный молодой человек среднего роста:
   - Что за шум, а драки нет? Или пока нет? Это я вовремя сюда заглянул! - Любаша вскочила, потянула Катюню назад. Я зачарованно смотрела на парня. Его глаза притягивали магнитом, голос завораживал, Ольга от избытка чувств сдавила мне ляжку. Оксана стала медленно отступать, чуть не затоптав мои ноги. Я уступила место и, пытаясь успокоить, поглаживала её по плечу. Если бы в ту минуту меня спросили, что я делаю, не нашлась бы что ответить, потому что думала о добром волшебнике, что чарами остановил великую битву между нашим комсоргом и врединой Катюней.
   Оксана схватила мою ладонь, прижала к губам. Я ошеломлённо вырвала руку, обтёрла об юбку, оглядевшись, убедилась, что никто ничего не заметил, облегчённо вздохнула. Оксана, понурившись, встала, отступила назад.
   "Оксана переволновалась из-за стычки с Катюней, ничего не соображает", - я скоренько забыла об инциденте.
   Катюня сидела напротив и жаловалась тихим матом Любаше на жизнь. Молодой человек взял стул, устроился арбитром меж враждующими сторонами, положив ногу на ногу и осматривая, вернее, ощупывая нас взглядом. Он подмигнул Иринке Трофимовой - самой приметной из нас. Мама у Иришки негритянка, сама Иришка метиска. Причёска её напоминает шар, состоящий из чёрных, спиральных, жёстких, как железо, волос. Анжела Дэвис перегрызла бы себе горло от зависти, если бы увидела Иркину причёску. Кожа шоколадного цвета. Возникало желание лизнуть шоколадную облатку, вдруг она сладкая. Губы яркие, пухлые, глаза большие тёмно-карие, чуть навыкате, жгуче-чёрные брови вразлёт. Маленький вздёрнутый курносый носик и ямочка на подбородке придают ей особую прелесть. О ней мечтали все парни института, но она отдала сердце Мише, нашему соученику - юноше неяркому, но доброму. У Ириши с Мишкой скоро свадьба.
   Ирина независимо уставилась в потолок. "Арбитр" перевёл взгляд на Галку, та заёрзала, опустив голову. Галка похожа на девчонку-подростка, ей не дашь девятнадцати, а она меня старше на полгода. Томка Шишкина не стала ждать, когда молодой человек взглядом доберётся до неё, повернулась к Ольге, что-то зашептала. Мой взгляд столкнулся с его взглядом, я, подражая ему, уставилась в ответ. Мы играли в гляделки, чувствуя, как за нами следят несколько пар глаз, не выдержав, я прыснула в кулак. Парень отвёл взгляд. Победа!
   В комнату вошли Клавдия Сидоровна и Василий Никифорович.
   - Девочки, что произошло? Шум на всё управление, - Клавдия Сидоровна обернулась к Катюне. Катюня недовольно запыхтела и, ткнув пальцем в мою сторону, произнесла:
   - Это она всё подстроила. - Я онемела, сглотнула слюну, чуть не вывихнув челюсть.
   - Неправда, - подала голос Оксана. - Лора не виновата, девочки могут подтвердить.
   - Лора!? Ты Лариса Рахман!? - с глупой улыбкой созерцала меня Клавдия Сидоровна. Подозреваю, у меня выражение лица не умнее. Она излучала доброту, замешанную на мёде. Отвернулась и зло бросила, - с тобой, Катюня, позже разберёмся.
   Девочки, позвольте представить нашего электрика Леонида Панова, мастера своего дела. - Молодой человек встал, поклонился, делая вид, что сдёрнул с головы мушкетёрскую шляпу с пером и помахал ею, чуть касаясь пола. - Лёня, почему опоздал?
   - Проводку проверял, мама Клава. В пятом вагоне коротило. - Он сел на стул, но сидел недолго, после следующей фразы Клавдии Никифоровны, снова вскочил.
   - Я должна предупредить, быть с Лёней настороже. Такого дамского угодника свет не видывал. Если не хотите умываться слезами, никакие шуры-муры с ним не заводить.
   - Мама Клава, зачем!?
   - Сядь, Леонид. Или хочешь, чтобы я рассказала о твоих любовных похождениях? - Лёня плюхнулся на стул. А нам любопытно. - Девушки, с сегодняшнего дня вы оформлены в отряд проводников. Первая поездка в Москву - это большая ответственность. Сейчас я зачитаю список, кому какой вагон. За тепловозом почтовый. Штабной - номер три. Там радиорубка, если что срочно, можно передать. Там купе начальника поезда и персонал ресторана, мастерская, купе Панова со Степаном. Стёпа - радист. Вагон-ресторан в середине состава, номер восемь.
   Нам с Натальей достался купейный вагон номер шесть. Пятый Ольге с Иришкой, седьмой - Томке с Оксаной. В четвёртом работали Катюня с Любашей. Эти вагоны купейные. Первый, второй и девятый - плацкарты, людей и грязи больше. Десятый и одиннадцатый - "общие".
   Нам повезло. Я не подозревала, что везеньем обязана родителям, они подсуетились, забегая вперёд и подстилая доченьке "соломку". Позже я догадалась, почему Наталья, с которой мы прежде не особо контактировали, настояла ехать со мной напарницей, просчитав, что папенька меня не бросит на произвол судьбы.
   Клавдия Сидоровна тем временем продолжала:
   - До отправления поезда на станцию формирования ещё два часа. Проверьте, всё ли в порядке: наличие угля для титана, хватает ли постельного белья, чая, сахара, печенья. Открываются ли окна, подаётся ли вода, не забиты ли туалеты. Если есть проблемы, знаете, куда обращаться. До состава вас проводят Панов и Пузикова. Вопросы есть?
   Я подняла руку. Клавдия Сидоровна кивнула с такой любовью во взоре, словно я приходилась ей родной дочерью:
   - Говори, Лорочка! Не стесняйся, милая!
   - Скажите, пожалуйста, а мы станем работать на фирменном поезде "Южный Урал"?
   - Разбежалась, не догнать, - встряла Катюня. - Нас с Любкой туда не берут, разденешься, намылишься, и то не влезешь, там чистота, деньги. Нам и так достался самый-самый поезд: самый медленный, считающий каждый столб, самый грязный, самые старые вагоны...
   - Катерина, прекрати немедленно. - Зашипела Клавдия Сидоровна, зло стукнув ладонью по столу, стол покачнулся. И слащавым тоном произнесла, - нет, Лорочка. В фирменные поезда проводники проходят спецотбор, студентов, к сожалению, не берут.
   Мы отправились к составу. По дороге, вспомнив, что оставила сумочку с документами на спинке стула, я вернулась. Любаша со мной. Люба курила на крылечке, поджидая меня. Дверь комнаты, где проходили инструктаж, приоткрыта, я услышала:
   - Ты с ума сошла? Работа надоела? Нас с Васей пожалей. Ты ей должна руки целовать, ноги мыть и воду пить, а то её папаша лишь глянет в нашу сторону, мизинцем шевельнёт и на "железке" забудут, кто такие Клава Петрова, Вася Колесников и Катя Загорулько. Я пенсионерка. Ты деваха молодая, найдёшь работу, хотя таких поблажек, какие даёт тебе Вася, не сыскать. Вряд ли станут терпеть твой скандальный характер. Про Васю и говорить не приходится, ему пахать и пахать, как колхозному мерину, а он должен не только семью кормить, но и тебя по кабакам водить, шмотками задаривать.
   - На фиг она к нам припёрлась, теперь не пукни. Сидела бы дома, пришпиленная к маменькиной юбке. Проводник - не работа для нежных интеллигентов. Не буду я пить воду после её ног, - буркнула, сдаваясь, Катюня.
   - Катерина, японская богоматерь, не хочешь, не пей ту воду! Но не трогай ты её, ради бога, не замечай! Не будь "блюдечкой" - Первый раз за всё время подал голос Василий Никифорович. Голос тонко-визгливый, как у торговки семечками у здания вокзала.
   Я не выдержала и распахнула дверь:
   - Мой папа не такой! Я буду работать как все, никаких поблажек не требуется и Катюню не боюсь, жаловаться не собираюсь... - Зло схватив сумку и оставив обалдевшую публику приходить в себя, я вернулась к Любаше.
  

* * *

   Мы заканчивали осмотр вагона, как услышали громкий мат. Любопытство подтолкнуло к окну: Катюня с Любашей, переступая через рельсы и шпалы, шли, сгибаясь под тяжестью деревянного ящика. Из ящика течёт прозрачная жидкость:
   - Безрукая ты, Любка, считай, водки на целую десятку грохнула. Лучше бы ты о тот вагон башку себе пробила, убытку меньше. - Дальше Катюня завернула матом такое, что дядя Корней, кузнец и наш сосед по даче, так бы не смог.
   - Жадина ты, Катюня, - вяло отбивалась Любаша, остановившись передохнуть. - Третий ящик волочим, всё мало! Ты что, золотые червонцы на сковородке жарить станешь и жрать? Они ж скоро у тебя из задницы полезут!
   - Мечта у меня, Любушка, замуж хочу за очкастого доцента, чтобы дети мои жили не хуже Рахманши, в институтах учились, мягко спали, сладко ели. Трупом бы легла, не пустила бы дочь в проводники. Дураки её родители, хоть и умные. Если у меня будет гора денег, может какой интеллигентишка и клюнет. Брошу пердуна Ваську, заживу, как проклятая капиталистка, в своё удовольствие! Из вагона перееду, квартиру куплю, книги начну читать, по театрам ходить. Что за жизнь: живу в вагоне, работаю на колёсах, без водки качает. Полжизни пролетело, мне ж через месяц тридцатник стукнет! Поволокли дальше ящик, подруга, потом ещё сбегаем!
  

Челябинск - Москва

  
   Любуясь собой, стою у вагона, проверяю билеты, не забывая ловить восхищенные взгляды проходящих парней. Морского сине-зелёного цвета форма с пилоткой, сидящей на гриве волнистых рыжеватых волос, необыкновенно идут к моим зелёным кошачьим глазам. Я горжусь значком железнодорожника, в виде колеса с крылышками, что подарили нам к окончанию курсов. В стороне маячит мама, забрав у неё сумку с вещами и продуктами, я её старательно не замечаю. Зачем столько припёрла? Там же пакет с лекарствами и тетрадь рекомендаций к ним.
   Наталья суетится в вагоне, размещая отъезжающих, она лишь мешает пассажирам.
   Иришка, стройная и гибкая, чёрным одуванчиком стоит рядом с Ольгой. Они оживлённо переговариваются. Пассажиры пятого вагона самостоятельнее нашего или Наталья решила набить себе цену.
   Несмотря на яркую разницу во внешности девчонки дружат. Ольга - льняная блондинка с серо-голубыми чуть раскосыми глазами, осиной талией и сияюще-белой с голубыми прожилками кожей, напоминает фигурой Шамаханскую царицу. У неё мягкий медленный голос. Ольга разговаривает тихо, с интервалами и слабым акцентом. Она родилась в Челябинске, прожила там всю жизнь, непонятно откуда западный акцент. Язык не поворачивается назвать её Олей, Оленькой, только Ольгой.
   Ни у той, ни у другой нет матери.
   Иркина мать познакомилась с Трофимовым в Москве, куда тот ездил в командировку, а Винни училась в институте Патриса Лумумбы. Иван не просто влюбился, он обалдел, перевёлся работать в Москву на низшую должность, плюнув на карьеру. Мама Ирины, окончив учёбу и оставив "Ваньечке" годовалую дочь, уехала домой на Берег Слоновой Кости. Она не отвечала на письма. Иван мечтал поехать к ней. Да кто ж отпустит советского гражданина? Когда Ирише исполнилось три года, отца вызвали в посольство, передали письмо от Винни. Та писала, что замужем, что у неё трое детей, а "Ваньечка" пусть найдёт для дочери достойную мать и не морочит Винни голову любовными излияниями. Иван оказался однолюбом, не женился, вернулся в Челябинск, назвал дочь Ириной, сходное по созвучию с Ирэн, одно из семи имён, что дала ей родная матушка. Ирка мечтала съездить на Берег Слоновой Кости, посмотреть в глаза матери.
   Мать Ольги - финка. Как её родители встретились, отец не любил распространяться, лишь известно, что мать умерла на родах. Отец женился на доброй бездетной женщине. Всю любовь и тепло сердца та отдала Оленьке. Ольге в наследство от матери достались золотые часы-кольцо. Дедушка Ольги со стороны матери живёт в Финляндии, обожает единственную внучку, посылает ей жвачки и дорогие шмотки. Мы завидуем Ольге, что она красиво и модно одевается, она нам, что у нас есть родные матери.
   Подошла Клавдия Сидоровна:
   - Лорочка, волнуешься? Родители тебя провожают? - Я отрицательно покачала головой, делая маме, стоявшей за спиной Клавдии Сидоровны, страшные глаза. - Странно? - удивилась та и направилась к голове поезда.
   Казенный голос по громкоговорителю хрипло прокричал:
   - До отправления поезда Челябинск-Москва пять минут. Провожающих просим покинуть вагоны. - Командный голос Натальи стал громче, она выпихивала из вагона непослушных провожающих. Я поднялась по ступенькам, стараясь избежать тревожного взгляда мамы. Поезд тронулся. Мне страшно, первый раз уезжаю одна в незнакомую опасную даль. "Зачем это надо? Теперь чужие дядьки и тётки станут меня обижать, дома меня все любят, балуют. Вкусно бы ела, мягко спала, ходила б на кафедру по протоптанной дорожке. Сама профессор Крюкова сказала, что у меня высокий потенциал. Вечерами в кино или театр с подружками - в августе вахтанговцы привозят в Челябинск "Принцессу Турандот".
   Изображение мамы расплылось в качающемся тумане слёз. Хочется спрыгнуть с поезда, обнять мамочку, пойти домой. Все обрадуются, папа поворчит для приличия, но всё уладит. А как же девчонки? Как смотреть им в глаза? Катюня станет праздновать победу. Победу должна одержать я, не над Катюней, над собой! Стараясь "держать хвост пистолетом", я махнула маме флажком. Мамочка протянула руки, побежала за вагоном, желая остановить поезд, спасти родное чадо от необдуманного поступка. Поздно, стуча по стыкам рельс, поезд набирает скорость. Маму обогнал какой-то парень, на ходу заскочил в открытую дверь тамбура:
   - Чуть не опоздал!
   - Ваш билет? - Вспомнила я должностные обязанности.
   - Дай отдышаться... - парень зашёл в вагон. Я посмотрела назад, мамочка расплывалась вдали. Обратной дороги нет. Закрыв двери тамбура, я прошла за парнем.
   - Быстро за работу. Я проверяю, складываю билеты, Наталья тряхнула матерчатой сумкой с кармашками, напоминающей одна к одному сумочку - "азбуку" для первоклассников. На сумке проводников на каждом кармашке написан номер купе. - Ты раздай бельё, возьми деньги, не растеряй, Маша-растеряша.
   - Может, ты займешься раздачей белья, раз за деньги переживаешь, я билеты соберу.
   - Ещё карманчики перепутаешь, потом всю поездку разгребай... - Я стала раздавать постельное бельё. Несколько пассажиров до Миасса, Златоуста, остальные до Уфы и далее. Бельё берут все. Одна дама, ехавшая до Москвы и занимавшая с семьёй купе, долго рассматривала бельё, принюхивалась, после длительных колебаний согласилась взять, ворча на мужа:
   - Говорила соседка, не берите в поезде постельное бельё, из него какую-то иностранку делают, японку, что ли. Зря послушала тебя - не взяла домашнее. "Тяжело, тяжело!" - Муж прав, вещи занимают не только полку над дверями, торчат из-под полок снизу, их также запихали под столик и утрамбовали. Куда ещё постельное бельё? Из сказанного я заключила, соседка - проводница поезда.
   - Мы, девушки-комсомолки, не занимаемся "китайкой", - начала я, но она перебила:
   - Видишь, Сергей, она знает про "китайцев", значит делают. А вас гражданочка, - она обернулась ко мне, смерив с ног до головы сердитым взглядом, - попрошу не встревать в семейный разговор. - Я оставила бельё, забрала, два раза пересчитав, деньги и слиняла. Как часто жёны собственные монологи считают "семейными разговорами"!
   Работа подходила к концу, когда в предпоследнее купе ворвалась, шипя, Наталья:
   - Выйди на минутку. - Ничего, не понимая, я вышла. - Ты с ума сошла, - кипятилась она, - в первую поездку "зайцев" возить. - Я пожала плечами:
   - Какие "зайцы"?
   - Объясни, зачем ты посадила безбилетника? - Она ткнула пальцем в парня, что заскочил на ходу. - Делай что хочешь, но чтобы духу его в вагоне не было.
   - Девчонки, перестаньте. Мне ехать всего четыре часа, посижу в проходе на стульчике. Время летнее, билетов не достать. Я оплачу...
   - Не виноватая я. Он сам влез. - Не желая слушать, Наталья возмущённо удалилась. Слёзы закипели, я знала, тут меня никто не любит. Зачем я поехала на этом дурацком поезде. Собрав волю в кулак, я повернулась к парню. - Пошли к бригадиру поезда, заплатите штраф, а дальше он решит: купите билет, или вас ссадят на первой остановке.
   - Девушка, ты добрая, симпатичная... Можно я проеду? Я заплачу вперёд. - Сердце дрогнуло, я бы согласилась провезти его бесплатно, но вспомнив колючий взгляд Натальи, решила поступить по правилам.
   Василий Никифорович занят, пришлось обращаться к Любаше. Не успела я объяснить, в чём дело, как рядом нарисовалась Катюня. Отступать некуда.
   - Поглядите на этого ангелочка - девочка невинная. Взяла "зайца" и напугалась, штаны намочила. - У меня выступили слёзы. - Обидели деточку, беги, жалуйся мамочке. Здесь люди работают, не нюни распускают. - Молодой человек решил заступиться, но Катюня его оборвала, он подавился собственными словами. На помощь пришла Любаша:
   - Парень, оставайся у нас, бригадир освободится, решим, что делать. - Я возвращалась на рабочую точку, шмыгая носом и утирая не желавшие остановиться слёзы. Меня догнала Любаша. - Слушай, девка, тебе калабашки нужны?
   - Нужны, - взвыла я. - Я хочу пальто с чернобуркой и сапоги на зиму. Родители свадьбу брату сделали, денег нет. - Я лукавила, могла выпросить и то, и другое, но хотелось доказать, что чего-то стою, проявить самостоятельность.
   - Я думала у начальников "денег куры не клюют", значит, твой папка взяток не берёт. - Она почесала удивлённо затылок. - Ты думаешь, Катюня отдаст парня Ваське? Как бы не так! Она его довезёт и сдерёт калабашки. А они твои кровные, сами в руки плыли, да ты их отдала... - Любаша вернулась к себе. Я решила специально "зайцев" не брать, но подвернётся случай, не откажу. И ещё, нюни не распускать, если приспичит поплакать - плачь, но так, чтобы никто не заметил!
   - Явилась, не запылилась, - встретила меня Наталья, - что с "зайцем"?
   - С поезда столкнула, - в тон ответила я. - У тебя проблемы? - Она удивилась, покачав отрицательно головой. - Пойду отдыхать, моя смена через семь часов!
  

* * *

  
   Обожаю спать в поезде, колёса поют колыбельную, поезд укачивает, ощущения далёкого детства, вселенской любви. Уснуть не получается, глупые мысли теснятся в голове: "Девчонкам хорошо, Ольга с Иришей росли без матерей - самостоятельные. У Нинки со смешной корейской фамилией Нам года три назад от воспаления лёгких умерла мать. Томка Шишкина, ширококостная девица, обильно покрытая веснушками, старшая из многодетной семьи, это говорит само за себя. Наталья живёт у двоюродного брата, деньги с неё не берут, подрабатывает Золушкой, чтобы невестка не косилась. Остальные приехали из небольших городков, рабочих посёлков и деревень, живут в общаге, значит, как минимум, два года оторваны от дома. Я в прошлом году осенью ездила с курсом на картошку, но быстро заболела и меня отвезли домой, вот и вся самостоятельность. Спать, утром смена. Уговаривая себя, я задремала. Пробудилась оттого, что услышала неясный шум. У моих ног кто-то плакал - Наташа. После длительных успокаиваний и уговоров выяснилось: в Миассе в вагон села группа пассажиров с двойными билетами. Как на грех контролёр. Он обвинил Наталью, что у неё полвагона "зайцев".
   - Я ему билеты, а он кричит. Там женщина с тремя детьми зашла в купе, у неё билеты на эти места. Мужик выкинул ребёнка, мать еле поймала, ребёнок плачет, ударился... - размазывая слёзы, лепечет Наташка. Недолго думая, накинув простыню, я вышла в вагон. Ко мне сунулся с претензиями контролёр. Послав его в дежурку, объяснила, разберусь с пассажирами, займусь им. Он удивился и удалился. Вытащив Наташку из служебного купе и забрав вещи, устроила туда женщину с детьми. Две полки не три, но всё же. Обошла вагон, проверяя наличие свободных мест. Семь человек не пристроены. Прямо в простыне я направилась в штабной вагон. По дороге выяснилось: у Ольги три свободных полки. Четверо пассажиров без мест. С Катюней связываться не стала, подколки грубо оборвала. Разбудила бригадира, доложила обстановку. Он забрал безместных пассажиров, увёл в другие вагоны. Зайдя в дежурку, застала странную картину: контролёр платочком утирал Наташкины слёзы. Я разревелась, мне хотелось, чтобы меня тоже пожалели. Дядька напугался и пропал.
   Спать негде. Я оделась, мы позавтракали бутербродами, запили водой. Убрали туалеты, Наташка пошла топить титан, чтобы к пробуждению пассажиров имелась горячая вода. Я за ней. Открыла шкаф, где хранился уголь, на меня выскочил чёрт. Я сползла по стенке. Выяснилось, это "заяц", присыпанный угольной пылью, один из тех, кого Катюня рассовала по всему поезду, чтобы не платить контролёру. Другой "заяц" заперся в туалете. Бедненькие, сколько им пришлось просидеть. Катюня не промах!
   Уфа! Пересменка. Стоянка пятнадцать минут. Из туалета полилась вода, и не только.
   - Этого не может быть, - возмутилась Наталья, - за двадцать минут до станции строго по инструкции я закрыла туалеты. Ты отперла? - Нырнув в вагон, я отправилась прояснить ситуацию. Из туалета довольной походочкой вышла дама, которая всё знала, лишь путала "китайку" с "японкой". На замечание она грубо ответила, что вредно хранить шлаки в организме. Не на ту напала: доходчиво объяснив, что или она отдаст ключи и получит их в Москве, или платит крупный штраф. Ключи я отвоевала.
   Поезд тронулся. Я обошла вагонные владения, вернувшись, застала Наталью крепко спящей на верхней полке в позе "зю" между мешками с постельным бельём.
   Пассажиры проснулись, я встретила их горячим чаем. Держась одной рукой за стенку вагона, разносила по одному стакану в подстаканнике с кипятком и представить не могла, что не пройдёт и недели, как буду савраской носиться по вагону, держа в каждой руке по пять обжигающих стаканов.
   Проходя мимо одного купе, я услышала, как бабка-пассажирка рассказывает соседке:
   - В поездах я плохо сплю, задремала, бац, видение: кто-то тарабанит в дверь, открываю: ангел с белыми крылами громовым голосом вопрошает:
   - Свободные места есть? - Мест не нашлось, прикрываю дверь, одумалась, надо было поспрошать ангела об отце небесном, но ангел ждать не станет, его и след простыл...
   - Неспроста видение! Знак свыше. Зинаида, на тебя снизойдёт божья благодать. - Я внесла чай, они меня не заметили, рассуждая о высоких материях. Сдерживая смех, я удалилась обслуживать других пассажиров.
   Дама, у которой я экспроприировала ключи, любезно поздоровалась и наказала детям, указывая на меня, что если они не будут хорошо учиться, то станут мотаться по стране, не имея своего угла. Я пример антиподражания.
   Завтрак, мытьё посуды, станции, полустанки - время летит. Освободились места, перевела женщину с детьми. Наташку не разбудила, сладко посапывая, спит в дежурке. Перед обедом зашёл Василий Никифорович, похвалил меня за оперативные действия. Я горда.
   Пора растапливать титан. Ничего не получилось. По вагону идёт Лёня, проверяет проводку. Попросила о помощи. Он потребовал вознаграждение.
   - Большое спасибо!
   - Лучше маленький рубль, чем большое спасибо. - Зачем я к нему обратилась. Он объяснил, что могу оплатить поцелуем. Отважилась, чмокнула в щёку. - Так не пойдёт, требую поцелуй в губы.
   - Нельзя! От поцелуя в губы беременеют. - Он загнулся в приступе смеха.
   - Не знал, что в наше прогрессивное время встречается такая наивность. - Отправился дальше, смеясь.
   Несколько раз по вагону проходил Володя-официант, толкая перед собой тележку.
   - Вафли, конфеты, печенье, газированная вода "Буратино", консервы, сигареты. Вафли, конфеты, печенье, газированная вода, консервы, сигареты, - нараспев кричал он и угощал конфеткой: "Мишка на Севере", "Красный мак", "Мишка косолапый".
   - Зачем тратишься на меня? - спросила я, не переставая жевать конфету.
   - Почему нет? Я продаю дороже, имею приварок, и у меня "никогда" сдачи не бывает, чаевые дают...
   Проходила какая-то старушенция лет пятидесяти в очках и громко предлагала журналы, газеты, игральные карты обычные и, шёпотом, с эротическим уклоном...
   Пропылесосив вагон, я подготовила сводку свободных мест, оставив на всякий случай три места про запас. За час до пересменки забежала Иришка:
   - Контролёр в поезде... - Мне бояться некого. Я предупредила Томку. У неё два "зайца", подсказала, где можно их прятать.
   Контролёр не нашёл к чему придраться, проверил детские билеты, сверяя их с возрастом маленьких пассажиров. На моё счастье всё сошлось, расстроенный контролёр направился к Томке.
   Прибежала взъерошенная Томка: контролёр отпер туалет, нашёл "зайца". Томке пришлось расстаться с рублём. Насчёт тарифа Катюня не обманула, рубль жалко.
   Растолкав Наташку, сдала дежурство. Поглаживая затёкшую спину, она поворчала, что надо чище убирать. Мне всё равно, дико хочу спать. Наталья напомнила: я, как старшая сантройки, обязана пару раз в день проходить по составу, проверяя чистоту. Сегодня я не делала обход. Еле передвигая ноги, я отправилась исполнять санитарные обязанности. Иду по вагону Оксаны и Томы. Видя моё состояние, Оксана вызвалась сопровождать меня. Мы обошли состав, она вместо меня везде совала нос. Ничего сверхгрязного не обнаружив, Оксана проводила меня. Я плюхнулась на полку, как была в одежде. Сквозь сон чувствую, она меня раздевает: хорошо иметь такую подругу ...
  

* * *

   Проснулась, поезд стоит. За окнами забрезжил рассвет.
   - Сейчас двинемся, - решила я. Стоим. Освободив руку из-под одеяла, посмотрела на часы. До Куйбышева двадцать минут. Фонарь на столбе чуть заметно подмигивает воспалённым глазом, ленивая кругломордая луна, больная желтухой, корчит рожицы. Звёзд не видно, лишь трудяга Сириус отрабатывает сверхурочные. Почему Наташка не разбудила? Я вскочила, ударившись головой о верхнюю полку, в башку стукнул вопрос, - почему я в трусиках? Терпеть не могу, когда что-то давит, сплю лишь в ночнушке. Вещи аккуратно уложены на верхней полке. Не моих рук дело, мама и бабушка со мной воюют, что я неаккуратная.
   "Наталья сложила, аккуратистка несчастная". Одевшись и выйдя в коридор, Наташку не обнаружила. По вагону бродят пассажиры, закидали меня тысячей вопросов:
   - Где мы? Почему стоим? Когда будет чай?
   - Чай после Куйбышева! - На остальные вопросы ответить не в состоянии. Туалеты открыты. Мы стоим, туалеты работают - не по инструкции. Я отправилась к Ольге узнать, в чём дело, там застала весёлую компанию: они вчетвером с Лёней пили чай, болтали. Не поздоровавшись, я набросилась на Наташку, требуя объяснений. Оказалось всё просто: поезд опаздывает на четыре часа, едет медленно, кланяясь каждому столбу. Подолгу стоит на любом полустанке и просто в поле. Не закрывать же туалеты в поле.
   Я почувствовала зверский голод, дай мне живого слона, разорву зубами:
   - Девчонки, пошли к нам завтракать.
   - У меня только хлеб и консервы "Завтрак туриста" - смутилась Наталья.
   - Зато моя сумка лопается от продуктов. Давайте позовём Оксану, она душевная девушка, хоть и политизирована.
   - Хозяин-барин. - Уговаривать не пришлось. Завтракали по очереди, решили не оставлять вагоны без присмотра, да и места в дежурке мало. Оксана пришла не одна, к великому всеобщему удивлению, с Катюней. Скромно поздоровавшись, та устроилась в уголочке. Пир, чувствую себя в центре внимания. Оксана, сидя рядом, обихаживает меня. Девчонки оценили мамины отбивные, бабушкин штрудель.
   - Я титан растоплю! - Предложила Оксана. Я увязалась за ней, учиться растапливать титан. Я не принцесса из сказки, чтобы расплачиваться за каждую растопку поцелуями. Пять минут, и огонь весело подмигивает в окошечке. - У нас свой дом. От печки греемся, на ней готовим. - Оксана объяснила, что вначале надо класть щепки или бумагу, когда огонёк окрепнет, мелкий уголь. Большие куски в конце, тогда и огонь не потушишь, и тепло дольше держится. Можно топить лишь утром, потом подкладывать уголь, горячей водой пассажиры обеспечены целый день, претензий меньше.
   Она достала из кладовки, где хранился уголь, маленький топорик, научила меня колоть щепу. Пока я осваивала несложную науку появилась горячая вода.
   Мимо окон, сверкая свежевымытыми окнами с белоснежными занавесками и ярко-зелёной краской вагонов, пронёсся "Южный Урал". Мы, пыхтя, двинулись вслед.
   Зайдя за стаканами, я услышала разговор между Лёней и Ольгой:
   - Представляете, она говорит, что от поцелуя можно забеременеть. Придуривается?
   - Лорка что-то с чем-то. Мы ездили на картошку, купили, чтобы согреться, бутылку вина, одну на двадцать человек. Неделю oна с группой не разговаривала - алкаши. Анекдоты рассказываем, когда её в аудитории нет. Представляешь? - Я зашла в дежурку, будто ничего не слышала.
   - Нам ещё повезло, есть поезд в Москву медленнее нашего, у каждой коровьей лепёшки останавливается, принюхивается. - Катюня произнесла ещё пару фраз. Знаю, мат, но смысл мне недоступен. Наташа густо покраснела, отвернулась от меня, словно не Катюня, а я их произнесла.
   - Хотите анекдот, - разрядил обстановку Лёня, - приличный. Встречаются два друга. Один спрашивает:
   - Почему у тебя чёрные круги под глазами?
   - У меня жена-проводник. Вернулась с рейса, не высыпаюсь!
   - А!
   - Совсем не "А"! Всю ночь кровать раскачиваю, стоит остановиться, она бежит закрывать туалет на ключ!
   Пьём чай, Оксанка принесла вареники с творогом:
   - Сама делала. Надо съесть, испортятся. Созреют вишни, с вишнями сделаю. - Она косит на меня глазом, периодически сдавливая мою коленку. Странная!
   Катюня ведёт себя пристойно, иногда что-нибудь вставляя вежливым матом. Наталья отправилась поить пассажиров чаем, её дежурство, пусть покрутится. Я за хозяйку. Смена состава гостей. Перед уходом Катюня взяла сухим пайком несколько пирожков для "Васеньки" и Стёпки-радиста:
   - Он такой стеснительный, трам-тарарам-там-там-там...
   Сумка похудела: уничтожены цыплёнок-табака, пирожки с луком и яйцами, отбивные.
   - Девчонки, площадку у ступенек в тамбуре опускать, лишь когда платформа позади, а то какой-нибудь опаздывающий сорвётся и прямо к богу в гости, а тебе отвечать.- Любаша запихнула в рот целый пирожок. - После Рязани поезда атакуют мешочники, едут отовариваться. Не пускать. Вагоны закрыть, стоять на смерть, как Александр Матросов. В один вагон проберутся, по поезду зараза разбредётся. За проезд они не платят, а контролёры как на грех, пытаются деньгу взять за мешочников - убыток и грязь. Милиция не желает с ними связываться. Мешочники на жалость давят, мол, голодаем, у нас ничего не купишь. Не наша проблема, пусть правительство о них заботится. Из Москвы они тоже атакуют, возвращаются с полными сумками, авоськами, мешками.
   - Жалко их, - произнесла слезливо Галка, не переставая жевать. Не знаю, кто её пригласил, но пусть поест.
   - Спасибо, Лорка. Можно я тебя поцелую, - сказала Томка. Я не думала, что Томка сентиментальная. Она чмокнула меня в щёчку и отвалила. - "Я королева, спасибо, мамочка!" - Осталась гора грязной посуды, ничего, помою, руки у меня с нужного места растут. Девчонки с надутыми животами расползаются по вагонам.
   Поезд качается сильнее обычного, проезжаем мост, скоро Куйбышев.
  

* * *

   Стоим с Натальей, лижем мороженое. Его продают рядом в киоске. Пассажиры, которым положено выйти - вышли, которым положено войти - вошли. Транзитные пассажиры гуляют в тапочках и спортивных костюмах или халатах. Разминают косточки, дышат "свежим" воздухом. Бабульки на перроне торгуют "петушками" на палочках, семечками, свежей варёной теплой картошечкой, пирожками, малосольными огурчиками. Урны пусты, вокруг них валяются скомканные бумажки, обёртки конфет, огрызки яблок, шелуха семечек, бычки папирос. Мужики, полные ожидания, выстроились в очередь у пивного ларька, посматривая на часы, сколько осталось до отхода поезда, и с чёрной завистью косятся на тех, кто отоварился и с бутылками спешит к поезду. Ерунда, что пиво тёплое и кислое!
   Особо наглые с криками:
   - Мой поезд отправляется! - пытаются без очереди пробиться к окошечку, но дружными толчками ему задают направление в хвост очереди. Из вагонов высовываются встревоженные жёны:
   - Коля (или Ваня, Саня), отстанешь! - Мужики от них отмахиваются, как от назойливых мух. Пиво превыше всего.
   Дедуля с сушёной воблой, прародитель будущих бизнесменов. Вовремя! Вобла - кости, соль и чешуя, но её раскупили мгновенно. Пиво без воблы, всё одно, что мужик без бабы, а бабы тоже бывают кожа да кости.
   До отхода поезда пять минут, мужики нервничают, переминаются с ноги на ногу, кричат на продавщицу. Она огрызается и из-за того работает медленнее.
   К нам подошла женщина лет сорока и, тыча в нос телеграмму, плаксиво запричитала:
   - Девушки, довезите до Рузаевки. У меня мать при смерти, а билетов нет.
   - Пройдите в штабной вагон, - отреагировала Наталья, - бригадир поможет.
   - Боюсь не успеть! Ой, моя мамочка! - женщина смахнула несуществующую слезу.
   - Поднимайтесь в вагон, - смиловалась Наталья. Я почувствовала фальшь в голосе женщины.
   - Разрешите глянуть на телеграмму? - Женщина с нежеланием протянула телеграмму.
   - Там печать! Заверено врачом!
   - Как же вам не стыдно, гражданочка, спекулировать болезнью матери. Хотите проехать, заплатите согласно тарифу. - Женщина кивнула, слеза высохла, она поднялась по ступенькам в тамбур. - Обождите в дежурке, после разберёмся. Наталья смотрит, широко открыв глазами. Я сунула ей телеграмму, - не знала, что врачи работают в жилуправлении номер пять. На штамп, на штамп погляди. Ещё на адрес отправителя и получателя. Телеграмма отправлена не из Рузаевки, а из Куйбышева в Куйбышев.
   - Это филькина грамота, - дошло до Натальи. Она с уважением посмотрела на меня, но одумалась - Зачем ты её в вагон пустила? Гнать надо в шею.
   - Мне деньги нужны, и тебе, между прочим, тоже!
   - Мы, девушки-комсомолки...
   - Не на митинге, - перебила я. - Не хочешь провозить "зайцев", не вози, запретить мне не имеешь права. Слышала, во время завтрака девчонки говорили, возят.
   - Ладно, - на удивление быстро согласилась Наталья, - но чтобы в мои смены "зайцев" не было, и деньги от "зайцев" пополам. - Я не возражала. Можно подумать, буду ей докладывать обо всех "зайцах"? Нашла дурочку с переулочка.
   Громкоговоритель хрипло закряхтел. Женщины стали запихивать детей в вагоны. В тамбуре не продохнуть. Жёны, толкая друг друга, орут что есть силы:
   - Веня (Петя, Сеня, Коля), влезай скорее. Придурок (идиот, козёл безрогий, дебил), от поезда отстанешь!
   Мужчины, кто с пивом, кто с сожалением и завистью вскакивают в медленно набирающий скорость состав. Наталья протолкалась в вагон, пытается навести порядок, я развернула жёлтый флажок, тут мне в ухо кто-то заорал:
   - Серёжа!!! - Я увидела, что, стоя у злополучного киоска, муж известной дамы засовывает бутылки в авоську. "Отстанет, чёрт его подери". Психоз завладел мной:
   - Серёжа!!! - заорала я громче его жены. Сергей вприпрыжку побежал за поездом, вскочил на подножку. Не успела я выставить руку с флажком, как вслед за Сергеем заскочил молодой парень с двумя бутылками пива. Футболка и разношенные спортивные брюки указывали на то, что это не "заяц", и физиономия знакомая.
   - За меня значит, не переживали? Я тоже чуть не отстал...
   - Переживала, просто я не знаю ваше имя.
   - Валерий! А вы Лора, на двери дежурки написано. - Прошли в вагон. Валерий предложил пиво, я отказалась. Во-первых, оно горькое; во-вторых, спиртное не пью; в-третьих, много дел. Наташка отправилась отдохнуть, моя смена. Я проверила билеты у новых пассажиров, разнесла бельё, устроила на свободное место "зайчиху", напоила пассажиров чаем. По рекомендации Оксаны перед Куйбышевым подложила уголь, поэтому не пришлось кипятить титан. Появился опыт и свободное время. Состав движется медленно, пропуская "встречные и поперечные" поезда, и долго стоит на перегонах.
  

* * *

   Сызрань. Отстаём на семь часов. Пассажиры угомонились, задремали после обеда. Я обошла состав, перекинулась несколькими словами с Нинкой Нам - приятная образованная девушка. Я пригласила к нам отужинать, она обещала прийти и взять с собой кисло-сладкую корейскую морковь, которую её научила делать мать. Явился, не запылился, контролёр. Встретила его со спокойной наглостью. "Зайчиха" мирно спала. Контролёр сверил количество пассажиров и билетов. Билетов на три больше.
   - Наверно ушли отобедать в вагон-ресторан. - Контролёр разочарованно удалился, я поняла, обедать ушли не трое, a четверо, главное спокойствие и ещё - "зайцев" можно прятать в вагоне-ресторане. Во!
   Валерий пригласил в купе. В купе пожилая пара и пассажир спит на верхней полке. Перекинулись в "дурачка". Дедушка позёвывает, мы перешли в дежурку. Мою посуду, Валера перетирает и складывает в шкафчик.
   - Прелюбодеянием занимаешься, Рахман. Если папочка начальник, всё можно? Молодой человек, настоятельно рекомендую отправляться на законное место согласно купленного билета. - Хоть я и давала себе слово не реветь, слёзы выступили на глазах. Валера пытается успокоить, Василий Никифорович пообещал, что, когда будет возвращаться с обхода, заглянет убедиться, что я не лясы точу с пассажирами, а работаю. - Если нечего делать, туалеты помой, чистота лишней не бывает!
   Тоскливо. Взяла полистать книгу "Двенадцать стульев", настроение поднялось.
   Поезд остановился в поле. Положив книгу на столик, направилась в тамбур. Стоя у двери, любуюсь благоухающим полем, думаю о Саше. Он моя первая любовь, а я для него рубаха-парень, друг, который не выдаст, не продаст. Что сделать, чтоб прозрел?
   Благодать природы вспугнул товарняк, проносившийся мимо.
   - Расстроилась? Я знаю, как тебя успокоить, - Валера соскочил с высокой подножки, побежал по полю в то место, где ромашки кучнее.
   - Отстанешь ненормальный!
   - Не отстану... - Валера собирает букет. На душе благоуханно, как в поле. Валера помахал сорванными ромашками, вернулся к прерванному занятию. Состав беззвучно тронулся.
   - Валера, вернись! - голос растворился в пространстве. - Валера! - Рельсы гудят, колеса, набирая обороты, запели дорожную песню. - Валера!!! - Обернулся, рванул к поезду. - Скорее, скорее! - Букет ромашек летит в сторону. - Скорее, Валерочка! - Он запинается, падает лицом в ромашки. Пелена слёз. Валера медленно встаёт, всё одно не догонишь. Бегу к бригадиру, утирая слёзы, он на обходе. Катюня уселась с назиданиями на своего конька, да пошла ты! Бегу обратно, в седьмом вагоне встречаю Володю, он мне конфетку, не замечаю.
   - Почему слёзы? Что ж ты, дурочка, стоп-кран не дёрнула? Столько работаю, столько пассажиров отставало на станциях, но чтобы в поле?
   - Дура, я дура! Почему стоп-кран не дёрнула? - Истерика. Володя затащил меня к Томке в дежурку, они стали отпаивать меня водой. Вот и Василий Никифорович:
   - Что случилось? - Глаза испуганные, не ругается. Я слова сказать не могу. Томка объяснила. - Слава богу! А я напугался. Шишкина, иди с Лорой в вагон, соберите вещи отставшего, составьте перечень, ждите меня. - Спокойствие бригадира передалось мне.
   Узнав, что Валерий отстал, пожилая женщина, что ехала с ним в купе, запричитала, накапала себе и мне валокордин, разбудив мужа, заставила его тоже выпить. Тот спросонья проглотил лекарство, ничего не поняв.
   Вещи переписаны, обратно уложены в маленький чемоданчик. Пришёл бригадир:
   - Шишкина, возвращайся к своим обязанностям. - Томка пыталась возразить, но бригадир так глянул, что та испарилась. - Радиограмму передал. На станции Инза есть опорный пункт милиции. К нам зайдёт дежурный милиционер. Ты ему отдашь список вещей и сами вещи.
   - Как они попадут к Валере? Как Валера доберётся до Москвы?
   - Уже Валера? Быстро! Дай паспорт. Удалой Валерий Петрович. Впрямь удалой! Посмотри, у него жена, ребёнок.
   - Какое это имеет значение. Мы друзья.
   - Ты у Любаши узнай, что бывает от мимолётной дружбы с такими "удалыми".
   - Что будет с Валерой? Как вещи к нему попадут? - настаиваю я.
   - Однако, характер! - искренне удивился бригадир. - Валерик ножками дойдёт до полустанка, другой дороги нет. Его посадят на электричку до Инзы, где он получит вещички и на поезде отправится в столицу. Кстати, билет его приготовила?
   В Инзе зашёл сотрудник милиции:
   - Лейтенант Михеев! О, привет, Василий! Проблемы? - он пожал руку бригадиру.
   - Привет, Анатолий! Не проблемы, проблемка. - Бригадир в двух словах обрисовал обстановку. Лейтенант шерстил вещи Валеры. Отставил в сторону шампунь для волос и, отложив десять рублей из кошелька, вздохнул:
   - Командировочный, поживиться нечем, хоть шампунь жене подарю. Шампуней днём с огнём не сыскать. Ну-ка, девка, перепиши список, вычеркни десятку и шампунь. Подпишем, и аля-алю, гони гусей...
   - Не буду! - возмутилась я - Это непорядочно!
   - Лора, каждая работа должна быть оплачена. Нечего было от поезда отставать.
   - Лейтенант зарплату получает, должен добросовестно выполнять свои обязанности!
   - А если я вещички твоего, как его, - он заглянул в паспорт, - Удалова потеряю вместе с документами и кошельком. Что скажешь?
   - Это непорядочно! - Сунув руку в карман курточки, я протянула лейтенанту десятку.
   - Оставь, Анатолий! Это дочь начальника нашей железки. Я в долгу не останусь, ты меня знаешь... - Василий Никифорович со вздохом подписал перечень вещей. Ворча, лейтенант забрал билет, вещи и сошёл с поезда.
  

* * *

   Напоила пассажиров чаем, вылизала вагон к пересменке, стараясь не думать о Валере. Нас обогнал очередной пассажирский состав, вдруг в нём Валера? Ерунда. Взяла деньги с "зайчихи" - неплохо. Поделила на три части, треть - Наталье, я рисковала. Скоро Рузаевка. Разбудила Наташку, сдала дежурство, сунула ей деньгу.
   - Почему мало?
   - Сколько есть! - Молчим. Я думаю про Валеру. Мамочки дорогие, видение: с букетом тюльпанов бежит Валера. С визгом повисла у него на шее, чмокнула.
   - Извини, в киоске ромашек нет. - Валера вошёл в вагон. У Натальи глаза полезли из орбит. Подошли девчонки, с удивлением смотрят на меня. Оксана сердито:
   - Что происходит?
   - Пассажир отстал от поезда, вот догнал. - Девчонки закидали вопросами, уткнувшись в букет, глупо улыбаюсь.
   После Рузаевки сумка с продуктами не похудела. Все пришли ужинать, но каждый что-нибудь принёс. Я в центре внимания. Девчонки разочарованы, ожидали романтическую историю. Валера, устав после приключений, спит в купе.
  

* * *

   Ночью машинист гнал состав, наверстывая время, опоздание не удалось ликвидировать, но удалось сократить.
   Рязань. Следуя совету Катюши не стала открывать дверь. Наталья возмущена, как же инструкция? В тамбур, распластав нас по стенке, ворвались мешочники, толкаясь, как саранча расползлись по составу. Задала Наташка работу отряду, а её предупреждали.
   Перед Москвой работаем вдвоём. Дел полно: разобрать бельё, раздать билеты, собрать деньги за чай и печенье, свести дебит с кредитом... А тут мешочники, лезут, мешают, пассажиры сердятся... Туалеты чистим беспрерывно: моешь, пачкают, снова мыть. У мешочников свои ключи.
   Окраины Москвы. Приникли к окнам. Город, как город. Вдалеке блеснул на солнце золотом купол, ещё, ещё... Кто-то теребит меня за юбку-шорты, пухлый карапуз широко открытыми глазами уставился на меня. За руку его держит девочка лет восьми с тоненькими косичками:
   - Мамуля просила, чтобы вы вернули ключи.
   - Да, да, простите... - Снова смотрю в окно. Шёпотом:
   - Здравствуй, Москва златоглавая! - Снова карапуз:
   - Тётя, это тебе, - сует мне лист бумаги, смутившись, убегает в купе. Разворачиваю - благодарность, там написано, что проводница такая-то добросовестно выполняет обязанности: в вагоне чисто, всегда в наличии горячий чай и ещё куча комплиментов. Карапуз подглядывает из купе, заметил, что смотрю, нырнул обратно. Снова выставил мордочку с хохолком над розовым лобиком. Я показала язык. Хихикнул, спрятался...
   Москва. Казанский вокзал. Пассажиры покидают вагоны, благодарят, жмут руку. Наталью жалко, её не замечают.
   - Просто ты работала ночами, - пытаюсь успокоить её.
   - Глупости! - Слезинки дрожат в уголке глаз.
   Из вагона вышел Валера! Мы обнялись, через пять шагов обернулся, приветливо помахал. Обезьянкой подскочила Иришка:
   - Адресами обменялись?
   - Зачем? Просто хороший человек.
   - Ты со всеми хорошими людьми обниматься станешь? - Лукаво. - Я бы взяла!
   - Он женат, а у тебя Мишка...
   - Скучные вы с Натальей...- Причём здесь Наталья?
  

* * *

  
   От платформы напротив неслышно отъехал поезд, на глаза попалась интересная картина: красивая женщина в растянутом с заплатами на локтях потёртом кардигане держит за руку худого высокого мальчика-подростка в выпуклых очках. В ру­ках мальчика толстая книга, от которой тот не отводит взгляд. Вокруг красочной парочки несчётное количество чемоданов, сумок, корзинок. На чемодане сидит пухлая девчушка с ярко-красными потрескавшимися щеками. Широко открыв глаза, она водит головой туда-сюда. Троица из небольшого захолустного городка. Женщина пересчитывает вещи, сбивается. Вдруг её глаза расширил страх, прерывающимся голосом закричала вдаль:
   - Мотя! Где Мотя? - Девчонка дёргает её за кардиган:
   - Мамочка, он здесь... - Мать не слышит, надрывается:
   - Мотя! Ты куда делся? - Она бегает вокруг вещей, взгляд упал на подростка, которого она держит за руку. - Мотя! Ты что не отвечаешь, тебя мамочка ищет? - Реакция ноль. Женщина снова пересчитывает вещи. На перроне показался мужчина, крупная копия Моти.
   - Нашёл! Нашёл! Насильника нашёл!!! - За мужчиной, покачиваясь и держась за тележку, плетётся пьяный "насильник", бормоча под нос, что нет ни минуты покоя и возможности культурно отдохнуть. Худо-бедно они добрались до женщины в кардигане. Мужчина достал из кургузого пиджачка список и, сравнивая с номером на вещах, говорит жене, что лежит в том или этом чемодане или сумке. Жена, не отпуская Мотю, громко коман­дует, что класть снизу, что сверху, периодически выкрикивая:
   - Мотя? - Мотя не реагирует, поискав его глазами, она продол­жает командную деятельность. Носильщик, не в силах оторваться от тележки, философски наблюдает за происходящим. Вещи на тележку кладёт муж кардигановой женщины. Женщина недовольна, она выдала подробную информацию о генетических корнях мужчины, откуда у того растут руки, чем его делали... Мужчина повёз тележку с прицепленным к ней носильщиком, тот шаркает по асфальту ногами, не отрывая их ни на йоту. Рядом женщина с баулом, который не доверяет никому. Она за руку тащит Мотю, не отрывающего глаз от книги, и ворчит, - Мотя, как ты будешь ходить в университет? Почему ты такой неприспособленный? За что мне это наказание? - Процессию вприпрыжку завершает дев­чонка с полными любопытства глазами и ссадинами на коленках. Они проходят мимо, я прочла название книги: "Интегральное решение дифференциальных задач с применением..." От названия заломило зубы, я с уважением посмотрев вслед вундеркинду Моте...
  

* * *

   Нас отогнали на Рижский вокзал. Закатав рукава, принялись за уборку. Почему людям трудно дойти до мусорного бака, чего только пассажиры не засовывали в щель между полками и стеной: яичная скорлупа, обглоданные кости курицы, фантики. В одном купе я нашла несколько слипшихся и сдувшихся воздушных продолговатых шариков телесного цвета.
   Мы выдраили туалеты, протёрли окна, пропылесосили. Уставшие как собаки, решили никуда не ехать, а подкрепиться, отдохнуть...
   Обжираловку устроили в первом купе, там просторнее, чем в дежурке или служебке. Оксанка снова рядом. Она всё время прижимается ко мне, чем-то меня угощает. Хорошая девчонка, но странная.
   Ели то, что нашли в вагонах после высадки пассажиров: плавленые сырки, кусочки жареных куриц, завёрнутых в кальку, варёные яйца, подсохший хлеб, печенье.
   Попили чай с вареньем. Каждая нашла варенье на свой вкус, остатки варенья спрятали. Сумка стала называться сейфом еды! Заглянул Володя:
   - Девчонки, хотите глазированные сырки с изюмом, срок годности кончился, выкинуть жалко. - Ещё он принёс открытую бутылку кисло-сладкого вина "сливки". Я решила, что вино из слив, хотя папа называл сливовое вино "Сливянка". Откуда девочке из интеллигентной семьи было знать, что "сливками" называют остатки вина, слитого из многочисленных бутылок? Так до сих пор делают в ресторанах. Девчонки с Володей опустошили бутылку, Наталья пригубила, я пить не стала - алкоголь вреден.
   - Хотелось посмотреть Москву, погулять по Красной площади. - Разоткровенничалась я. - Хотела попробовать "Бабаевский" шоколад.
   - Девчонки, - вскочила Оксана, - мать просила навестить тётку. Она живёт около Рижского вокзала. - Мы не успели "глазом моргнуть", Оксанку "ветром сдуло"...
   Девчонки начали хвастаться, кто что нашёл. Ольга - книгу, в ней письмо, Нина тоже книгу, стыренную из институтской библиотеки, "Высшая математика" Пискунова, Тома золотую серёжку, что закатилась под ковровое покрытие. Я сообщила о своей находке:
   - Представляете, я нашла несколько сдутых воздушных шариков телесного цвета.
   - В нашем вагоне ехали молодожёны. - Объяснила Наташа.
   - Они шарики надували? - Девчонки переводят взгляд с меня на Наталью. Первой не вытерпела Ирка и, схватившись за живот, загнулась в приступе смеха. - Что смешного, - удивилась я, - что шарики одного цвета? Наверно другие не поступили в продажу.
   - Погибаю, - чуть не ползком Володя покинул купе и по коридору направился в сторону вагона-ресторана. До нас доходило его хохотанье, прерываемое восклицаниями, - ой, шарики, ой, не могу, ой, умру! Мамочка, роди меня обратно...
   - Что смешного? - В ответ взрыв смеха. Обидевшись, я ушла в служебку, залезла на верхнюю полку, повернулась спиной. Сержусь недолго - это алкоголь, им пальчик покажи, животики надорвут. Правильно, что не пью.
   "Шарики" с того дня меня сопровождают всю жизнь, через десять, пятнадцать лет при встрече выпускников факультета, кто-нибудь из "девчонок" припомнит "шарики" и волна смеха накроет всех. "Шарики" стали легендой...
  

* * *

   Девчонки разбрелись по вагонам, мы с Натальей вдвоём. Она, казалось, уснула.
   - Лорочка, шоколадку хочешь? - Оксана протягивает гигантскую упаковку шоколада "Бабаевский". Я такую в жизни не видела. Обрадовавшись, схватила шоколад, поцеловала Оксанку в щёчку. Она прижала меня, погладила по спине, задрожала. Вырвавшись, глянула ей в глаза, взгляд пугает:
   - Оксаночка, ты здорова? - Она повернулась, убежала.
   - Лорка, ты осторожнее, - послышался голос Натальи, - она не такая, как мы...
   - Глупости! Что значит не такая?
   - Я предупредила, - Наталья закрыла глаза. "С Наташкой никто дружить не хочет, вот и злится", - объяснила я себе.
  

Москва - Челябинск

  
   Громкоговоритель:
   - До отправления поезда пять минут!
   - Товарищи пассажиры, не суетитесь. Отъезжающие, выпустите провожающих! По одному, не толкаясь, входите в вагон. Дети и женщины вперёд. Гражданочка, не кричите, я обещаю, что без вашего мужа поезд не отправится. - Кажется, все сели, до отправления ещё две минуты. Успокоились, провожающие стоят у вагонов, машут - машите, машите, гимнастика не повредит. Что кричать из-за стекла? Опусти окно, разговаривай, если есть о чём. Догадался, открыл, сказать нечего.
   - Доченька, у меня сынок в третьем купе. Проследи! - Заполошная растрёпанная женщина суёт десятку. Кладу в карман. - Он до станции Кинель, Фимочкой звать.
   - Не переживайте, гражданочка, всё будет в порядке. Довезём Фимочку в целости и сохранности. - Поезд тронулся. Наталья проверяет билеты, я с флажком у открытой двери. Женщина бежит за поездом:
   - Фимочка, окно не открывай, простынешь. Всухомятку не ешь, гастрит заработаешь. Не забудь передать привет тёте Соне, она тебя обязательно встретит. Слушайся во всём проводников. - Останавливается, смахивает слезу.
   Прежде чем раздать бельё гляну на Фимочку. Зачем ребенка одного посылают?
   В купе два мужчины, одна женщина. Пугаюсь:
   - Куда делся Фимочка? - От книги отрывается мужик лет тридцати пяти, смотрит недоумённо поверх очков:
   - Я, Фимочка! В чем собственно дело?
   - Билет сдали? - Недоумённо кивнул. - Не буду мешать. - Я выскочила из купе, подавившись смехом.
  

* * *

   Мои смены ночные, Натальи - дневные. Ночные смены так здорово: работы на порядок меньше: пассажиры спят, чаем поить не надо, уборки мало. Спать хочется, но у меня есть "Двенадцать стульев", с такой книгой не уснёшь.
   Полустанок. Остановка минута. Возвращаюсь в дежурку. Где книга? Пропала! Жалко книгу! Обход бригадира, взгляд на меня - не сплю, кивнул, пошёл дальше.
   - На дежурстве спать не положено! - открываю глаза, Василий Никифорович.
   - Извините, больше не повторится. - Отправился по направлению к административному вагону. Глаза закрываются. Кто-то трясёт за плечо - Томка.
   - К тебе пассажирка. - Смотрю на часы, мама дорогая, я проспала почти три часа, две станции. - Проснулась? - Увидев моё расстроенное лицо, успокоила, - я тоже спала, мне Любаша привела целую семью.
   Выхожу в коридор, на откидном стульчике кемарит девушка-цыганка, почти девочка, с узелком в руках и большим животом. Бужу:
   - Пошли, спать ляжешь.
   - Добренькая тётенька, у вас хлебушек есть? - Завела в дежурку, налила водички. Она залпом опрокинула стакан. Налила второй, хотела дать бутерброд с колбасой...
   - Добрая тётенька, сладенькое что-нибудь есть? - Намазываю хлеб с вареньем. Проглотила, не жуя. - Ещё! - Второй бутерброд жуёт и смотрит томно-карими глазами.
   - Откуда ты среди ночи?
   - Тётенька Мария прогнала. Убирайся, говорит в свой табор.
   Я от Ванечки забрюхатела, мне четырнадцать. Отец проклял. Ванечка в деревню, к матери, отвёз. Сына родила. Тётенька Мария Феденькой назвала. Она добрая: кормила меня, не била. Ванечке в армию. Снова забрюхатела. Тётенька Мария прознала, говорит:
   - Нечего нищету плодить, пошла вон, пока Иван в армии.
   - Что же ты ему письмо в армию не написала?
   - Я писать не умею, только имя, - она стала пальцем в воздухе водить, - Маша... Тетенька Мария Феденьку себе оставила, мне купила билет до Челябинска, там наш табор.
   В Челябинске в стороне от привокзальной площади пестрели яркие палатки цыган. Многие на них сердятся: воры, обманщики, а мне интересен этот народ, вольнолюбивый, красивый, не предавший традиции.
   - Отец тебя простит?
   - Побьёт и простит. Он добрый. Варьку, сестру старшую, простил и меня простит. С дитём на руках подают больше.
   Тётенька Мария хотела мне билет в общий вагон купить, не было. Поэтому еды не дала. Пусть, говорит, люди добрые подадут, с тобой одно разорение...
   - Сколько тебе лет?
   - Шестнадцать! Тётенька, ещё хлебушек дай, - она съела бутерброд с вареньем, я отвела её в купе. Через минуту девчонка спала, прижав к груди старую матерчатую куклу.
   Меня будоражит судьба несчастной девочки: завидно, жалко и непонятно. Не целовалась бы, не забеременела бы. Тогда я ещё верила, что беременеют от поцелуя.
  

* * *

   Станция. Название невыговариваемое. Светает. На рассвете сладко спится. Лишь в районе девятого вагона тоже маячит проводница. С головы поезда бежит молодая женщина, на одной руке младенец, в другой неподъёмный чемодан. Чемодан гулко стучит по асфальту. Бегу навстречу. Забираю чемодан:
   - Вам какой вагон?
   - Четвёртый, там заперто!
   - Садитесь, поезд тронется, переведу вас в четвёртый. - Устроила их в дежурке. Напоила чаем. Хорошо, что полчаса назад растопила титан. Сидит, кормит младенца. Засмотрелась. Не отвести глаз, картина Леонардо де Винчи. Не стану мешать. Сбегаю к Любаше, разбужу.
   Вагон спит. Двери купе приоткрыты, душно. Храп, сопение, сонное бормотание... Что за звуки из дежурки? Открываю, ужас! На Любаше лежит мужик и душит её. Она стонет, изворачивается. Рывком за шиворот оттаскиваю бандита и кулаком с зажатыми ключами с размаху в живот. Мужик, согнувшись, держа в руках сползающие штаны, матерясь, убегает. Помогаю встать Любаше. Кофта расстегнута, юбка помята, волосы всколочены.
   - Любаша, ты в порядке?
   - Лорка, ты дура? Такого кобеля прогнала, я его всю ночь приманивала, столько водки перевела... - Смотрю широко открытыми глазами. Любаша, ругаясь, смеясь и оправляя одежду, включила свет. На полу странный продолговатый сдувшийся шарик телесного цвета. Такие шарики я нашла в купе молодоженов. - Чёрт с ним! - Любаша подобрала шарик, - это уже третий заход. Тебе сколько лет, девка?
   - Девятнадцать...
   - Слушай... - Любаша доступным языком объяснила, что такое секс, откуда берутся дети. - В поездах секс самый заводной. В мужиках просыпается кобелизм. Покачивание вагона, стук колёс, напоминающий стук кровати о стенку, спящие на соседней полке разгоряченные тёлки с вислоухими сиськами, приводят к этому, как его, рефлексу размножения. Это я тебе говорю, как профессиональная работница дорог.
   Возвращаюсь, тошно от только что прослушанного ликбеза на сексуальные темы.
   Женщина спит, откинувшись на стенку купе, на руках, присосавшись к обнаженной материнской груди, сопит младенец. Младенец похож на ангелочка. Значит, чтобы родился такой замечательный ребёнок, надо с мужиком переспать.
   Одна мысль больно воткнулась в мозги: "Мама с папой тоже этим занимались, два раза в жизни занимались, чтобы родить меня и брата".
   По вагону сонные, как мухи, ползают пробудившиеся пассажиры. Осматриваю каждого из них. Они спали или не только. Настроение отвратительное.
  

* * *

   За окном деревеньки, коровы пасутся на травке, поля, леса, ребятишки машут поездам. В вагоне суетится Наталья.
   - Всё равно не спишь, обойди состав. Проверь чистоту. - Не стала спорить, пошла. Сделала пару замечаний, вернулась. В дверях Машенька:
   - Добренькая тётенька, я кушать хочу. Можно варенья? - Громко орудует ложкой. Банку прикончила. - Добрая тётенька, чаю хочу. - Сходила, налила. Машенька посмотрела на меня, стала говорить. Говорит, говорит... Набор непонятных слов. На душе теплеет. Зашла Наталья:
   - Почему посторонние в дежурке?
   - Она пассажирка, домой возвращается, Машей зовут.
   - Ирка приглашает к ним завтракать.
   - Я с Машенькой посижу, ты иди. Сумку с продуктами возьми. Оставь баночку варенья.
   - Много варенья вредно!
   - Не твоя проблема!
   Наталья ушла. Прибежала Томка:
   - В составе контролёр! - Я сбегала предупредить Иришку. Возвращаюсь, навстречу быстрым шагом, почти бежит, парень в потертых джинсах. Наверно Катюнин "заяц". Проверила угольный шкаф, ещё один:
   - Умойся и в ресторан. Заодно позавтракаешь. - Возвращаюсь в дежурку. Машенька смотрит в одну точку:
   - Смерть! Вижу смерть! - Бедная девочка, помешалась от переживаний.
   - Машенька, хочешь варенья?
   - Смерть, вижу смерть!
   Явилась контролёр. Придралась к Машеньке. Я показала билет. Контролёр отправилась собирать оброк. Машу я отправила спать. Зашла бабуля из седьмого купе:
   - Дочка, у моего старика разболелась голова. - Дала анальгину. На душе муторно. Вернулась Наталья, начала с нравоучений, что я неаккуратно сложила чайные ложечки. Да иди ты лесом в поле цветы собирать. Заперлась в купе. В окне картинки, как в цветном телевизоре, я такой видела у соседа-товароведа. Время ползёт. Короткая остановка. На душе по-прежнему хреново. Состав тронулся, стала засыпать, кто-то трясёт дверь:
   - Лорка, открой! - Не пойму, чей голос. Не могут попасть в замочную скважину, попали, ключ повернулся, жалко, не закрыла на защёлку. Зажмуриваю глаза. - Лорка, Лорка же. - Факир был пьян, фокус не удался. Любопытно, кто это? Не выдерживаю, рассекречиваюсь. В проёме лицо Нинки, вернее на ней "лица нет". Вскакиваю:
   - Что случилось? - Я Нинку такой не видела, она всегда спокойна, как айсберг.- Да что случилось? - Повторяет лишь:
   - Лорка, Лорка! - Пришлось дать ей хлёсткую пощёчину, так мама учила при стрессе. Она качнулась. - Лорка, успокоительное есть? Галке надо!
   - Да что случилось?
   - Труп. У нас в вагоне труп, - выдохнула Нинка. У меня столбняк. Зашла Наталья. На её вопросы не отвечаем. Принесла попить. Нет сил взять стакан, рука трясётся.
   - У нас в вагоне труп. - Наталья превратилась в столб. Стакан у меня, брызнула на неё. Беру себя в руки. Достаю валериану, сую девчонкам по таблетке, себе две. Кто-то должен быть спокоен. Подумала, взяла нашатырку.
   - Нина, оставайся здесь. Наталья, рысью к бригадиру. Я к Галке. - Бегу в девятый вагон. Навстречу Володя:
   - Конфету хочешь? - Отмахиваюсь. Спиной чувствую, недоуменно смотрит вслед. Пронеслась кометой по вагону-ресторану, толкнула официантку Аньку, поднос упал, посуда вдребезги:
   - Лорка, с ума сошла? Битая посуда за твой счёт! - Не слышу. Прыжком преодолеваю дребезжащий стык между тамбурами, влетаю в вагон, не замечая открытую дверь и сидящую на полу в тамбуре Ольгу. Галку рвёт посреди вагона, рядом с остановившимся взглядом Ириша. Пассажиры попрятались. Входит Ольга, медленно сползает по стенке. Сую нашатырь. С другой стороны вагона вижу двух девушек из отряда. Имена не помню:
   - Где? - Ольга головой кивает в тамбур. Они со страхом и любопытством, прячась одна за другую, направились туда.
   - Ольга, воды! - умыла, успокаивая, Галку, рвота прекратилась. Вернулись девушки. Низенькая помогает идти высокой. Высокую качает, как с водки. У меня опыт: брызнула, умыла, дала валериану, сунула нашатырь. У Ирки истерика. Положила руку ей на голову, голова бессильно свесилась, глаза закрылись. Нещадно ломит руку.
   В вагон зашёл бригадир со свитой: Любаша квохчет, Катюня матерится. Василий Никифорович, глядя на Галку:
   - Как это случилось? - Та, заикаясь:
   - К станции подъехали. Я дверь открыла, там мертвец. - Заплакала. Любаша подошла, прижала её голову к мягкому, тёплому животу:
   - Ну, будет, будет. Что сделаешь? Успокойся, девочка.
   - Наверно решил проехать "зайцем", в дороге уснул, или руки ослабли, отцепился, а ноги застряли в ступеньках, - объяснил Василий Никифорович. - Он головой по шпалам, вместо головы месиво. - Галка обмерла. Хорошо, у меня не вся вода кончилась, а валериана заканчивается. Через силу я сунула ей вторую таблетку, остальные раздала девушкам. Себе не хватило. Ломит не только руку, отнимается вся правая сторона. - Люба, бегом за Лёней, надо снять мертвеца. Передай Стёпе, чтоб послал радиограмму, на станции пусть нас ожидает наряд милиции. На обратном пути дерни стоп-кран.
   - Я не могу, боюсь мертвяков.
   - Ну, ты "блюдечко", японская богоматерь.
   - Вася, я с ней, - Катюня, пряча глаза, унеслась. Вскоре вернулась в сопровождении Лёни. Он серьёзен, не балагурит. Труп подняли, оставили в тамбуре. Прежде чем тамбур перекрыть, бригадир, поддерживая нас, развёл по вагонам. Проходя злополучный тамбур, я закрыла глаза, но, споткнувшись обо что-то, открыла. На мгновение увидела ногу в потёртых джинсах, торчащую из-под казенного одеяла. Катюнин "заяц". Как добралась, не знаю, перед глазами разноцветные шарики. Исчезли, появилась колышущаяся сетка. Я что есть силы зажмуриваю глаза, сетка не пропала.
   - Тётенька, варенья ей дай или конфету, и сладкого горячего чая. - Услышала я голос Машеньки, когда сидела в служебке, привалясь к стенке. - Мозги от испуга сжались, надо их размочить, подкормить. - Смешная! Но, попив чая и проглотив через силу конфету, мне стало легче, состояние улучшилось. Сетка пропала, но у меня заболела голова. Поезд затормозил, в вагон зашли два милиционера, долго и нудно выспрашивали, как парень попал на подножку. Я сказала, что видела его, когда торопясь, он попался навстречу. Милиция покинула состав, забрав тело. Голова гудит колоколом, я открыла аптечку принять пенталгин.
   - Нечего лекарствами травиться, - воспротивилась Машенька, - вылечу. - Стала водить руками, что-то шепча. Голова "поехала", я отключилась, в полудрёме помню Оксану, что помогла раздеть меня, уложить. Прикосновение её губ к моей обнаженной груди, наверно это показалось моему воспалённому воображению. Успокаивающе-волшебный голос Маши.
  

* * *

   Проснулась. На душе легко и уютно. Спать не хочу, ощущение, что умылась утренней росой. Колёса поют песню дорог. В купе нежно-синеватый свет. За окном непроглядная тьма. Лишь фонари на столбах точечными ударами разрывают темноту. На верхней полке кто-то сопит - Наталья. Кто на дежурстве? Вышла. Из дальнего туалета прошлёпал тапочками сонный пассажир. В дежурке кемарит Любаша. Растолкала, та уставилась на меня, как на привидение:
   - Ты? Ты нас перепугала! - Прорыв памяти, вспомнила, но восприняла спокойно, философски: не повезло парню. Холодок беспокойства прокрался под сердце.
   - Что с девочками, с Галей?
   - Нормально, Галя поплакала, уснула. Трофимова спит. Ты всех перепугала, сознание потеряла, хотели "скорую" вызвать, а цыганка набросилась, как тигрица:
   - Не отдам тётеньку. - Шептала заклинания, водила руками, вот так, - Любаша погладила воздух. - Берегись её, ведьму! - Оставив меня додежуривать, она ушла.
   Дежурство протекает нормально. В два ночи разбудила Фимочку, ему сходить. После станции Кинель, прибирая его полку, нашла футляр от очков - раззява.
   Длинные перегоны, редкие остановки. Стоянка, пропускали "Скорый", вспомнила Валеру, давно это было. Несколько раз заходил Василий Никифорович, беспокоясь о моём здоровье. Сообщил, что я "блюдечко". Рано утром, наблюдая за рассветом, я услышала за спиной:
   - Тётенька, я есть хочу.
   - Хлеб с вареньем? - Машенька кивнула. - У нас осталось яблочное и смородиновое.
   - Яблочное. - Я смотрю, любуясь, как беременная девочка, почти ребёнок, поглощает бутерброд за бутербродом. Облизнув ложку, Машенька уставилась на меня. Нет сил отвести взгляд, оцепенение овладело мной. - Тётенька, никогда больше не колдуй. У тебя есть дар, но не умеешь им пользоваться. Хочешь помочь, представь, что у тебя на руках ниже локтя железные пластины, они зажаты, не дают страданиям и боли овладеть тобой. Как снимешь страдания, подставь руки до локтей под проточную воду, и повторяй: вода унеси боль и муку, оставь силу и доброту. Помни, никому не говори заклинание, иначе оно тебе не поможет. - Она отвела взгляд. Я очнулась, где логика:
   - Машенька, если никому нельзя говорить, почему ты мне сказала. - Она хитро глянула:
   - У меня есть другое заклинание... - Я посмеялась, не поверив ни одному ее слову, но в трудные минуты жизни, хотите, верьте, хотите нет, её совет помогает мне.
  

* * *

   Утром Челябинск. Я соскучилась по мамочке, папочке, бабушке. Жаль, Сашу не увижу, он учится в Бугуруслане на курсах лётчиков пассажирских самолётов.
   Дежурство тяжёлое, каждые два-три часа выходят пассажиры. Убираю, складываю постельное бельё в мешки: простыни по двадцать, наволочки, полотенца по сорок, пломбирую. Чем больше сделаю сейчас, меньше останется утром, скорее домой. Я никогда в жизни так сильно не хотела домой. Заходит Машенька.
   - Хочешь бутерброд с вареньем? - Отрицательно качает головой.
   - Дай руку, погадаю!
   - Я не верю.
   - Я не за деньги, за душу твою добрую. - Усмехаясь, протягиваю руку. Всматривается молча в линии на ладони. - На будущий год выйдешь замуж. Твой король блондин среднего роста. Вы будете жить долго и счастливо. - Она перехватила руку в запястье. Сжала ладонями, перекрутила. - Его зовут на букву "В". - Я прячу улыбку. Среди знакомых нет блондинов на букву "В", я собираюсь замуж за Сашу, и родители согласны. Машенька заставила меня крепко сжать правую руку в кулак, повернула большим пальцем вниз. Присмотрелась, нахмурилась. Снова открыла ладонь, уставилась на линии, словно читала. У неё выступили слёзы, я напугалась. Она взяла левую ладонь, также долго изучала. Вздохнула. - В жизни будет много страданий, но вы вместе выдержите удары судьбы. Вырастите дочерей, они будут умные, богатые, красивые. - Она успокоилась, хитро глянула на меня. - Когда тебе исполнится шестьдесят, о тебе узнает мир. Муж, дети, внуки станут гордиться тобой. - Она неожиданно отпустила руку, сникла, посерела и, покачиваясь, ушла. Подождав, я отправилась за ней. Машенька спала, шевеля губами, ни слова непонятно.
  

* * *

   Прошло два года. Я на восьмом месяце беременности. Вошла домой, вожусь в прихожей, стук. У порога на полу завёрнутый в одеяльце плачет младенец, по ступенькам спускается цыганка. Догнала, ухватила за юбку.
   - У меня скоро ребёнок будет. Мне чужой не нужен. - Оборачивается, мама дорогая, это Машенька. Обнялись.
   - Отец велел, если снова девка, подкинуть кому-нибудь.
   - Так у тебя же старший сын?
   - У меня и второй сын. Феденькой назвала.
   - У тебя старший Фёдор.
   - Тот Федор Ивана, этот мой. Дочь Варьки. Варька родила, сбежала. Отец велел подкинуть, куда нам так много. - Маша подняла ребёнка. - Ладно, кому другому подсуну.
   - Ты откуда знала, что я здесь живу?
   - Не знала, сердце почуяло, что здесь живёт хороший человек. Плохому ребёнка не подброшу, жалко, родная кровь. - Маша повернулась уйти, обернулась, - Тётенька, варенье есть? - Вынесла трёхлитровую банку яблочного варенья в авоське. Домой не пустила, побоялась...
   Больше мы с Машей не встречались. Может, зря я тогда не взяла ребёнка?
  

* * *

  
   Пригороды Челябинска. До станции минут двадцать. Под насыпью садовое товарищество. Садоводы возятся в земле, подняв пятую точку, окучивая посадки, пропалывая сорняки. Вот тётка в рваных спортивных штанах и белом бюстгальтере ругается на мужа. Он молча копает яму. Девчонка трёх лет присела под кустиком, делает пи-пи. В садах поливка. На заднем плане большая стройка: рабочие кладут второй этаж.
   Челябинск! Ура! К вагону бежит мама с букетом цветов, будто я не студентка-проводница, а принцесса. Не стесняясь девчонок, обнимаю, целую маму. Подоспел папа. Бросилась ему на шею. По перрону прогуливается Василий Никифорович, подошёл:
   - Я бригадир состава. Всё в порядке? - Папа обернулся, схватил его руку, трясёт.
   - Спасибо за дочь! Спасибо! - Бригадир вспотел от счастья. Наталья смотрит в сторону, её никто не встречает.
   - Наташка, поехали к нам. - Отказывается.
   - Поехали, - убеждает мама, - бабушка второй день от плиты не отходит. - Наталью не уговоришь.
   - Можно мы с Ольгой поедем.
   - Милости просим!
   - Мы только переоденемся и к вам. Наташка, поехали?
   - Сказала, не могу. - Сердится на весь мир.
   - Едем, едем, вначале состав сдайте. - Начальственным голосом бубнит бригадир.
   Родители отправились домой. Пассажиры вышли. Ждём отправления в резерв. В вагон заскочил небритый дядька в грязной обдергайке с мешком. В мешке посуда:
   - Девки, пустые бутылки есть?
   - В тамбуре около ящика для мусора. - Отворачиваясь, морщу нос, ну и вонь от этого Хомосапиенса.
   - Плачу по три копейки за бутылку. - Вступаю в "игру":
   - Бутылка стоит двенадцать...
   - Потащишь сдавать? Кто у тебя примет, у них или тары нет, или ларёк закрыт, а я места знаю. - Недовольно молчу. - Ладно, давай по четыре. - Соглашаюсь, я вообще их выкинуть хотела. Считаем, он пытается объегорить. - Восемь рубликов с копейками. - Слюнявя палец, отсчитывает восемь рублей по рублю.
   - А копейки?
   - Нету!
   - Значит, и бутылок нет. Другие больше платят.
   - Ты жадная. На двадцать копеек... - Переложил бутылки в мешок. Вышел из поезда.
   - Лорка, мне половину. - Даю ей грязных четыре рубля. - Этот рубль рваный.
   - Какой получила, такой и отдаю.
   - У тебя все целые!
   - В следующий раз сама торгуйся.
   На улице шум. Выглядываем. Наш спекулянт кричит кудлатой бабёнке:
   - Не отдам по пять копеек, сам по шесть брал. Это моя территория. - Входит Катюня:
   - Бутылки есть?
   - Уже забрали!
   - По чём отдали?
   - По четыре копейки.
   - Продешевили! В следующий раз оставьте мне, по пять брать стану. - Договорились. Позже узнали, что бомжи скупают бутылки по восемь копеек.
   Вагон сдали без сучка и задоринки. Всё сошлось. Подождала девчонок, у них двух наволочек не хватало, нашли в ларе под полкой.
  

* * *

   Просыпаюсь: почему не слышно песен колёс, где девчонки? Тьфу ты, ну ты, лапти гнуты - я дома в родной кровати. Мысль стукнула, деньги можно делать легально, надо чтоб было больше благодарностей, есть шанс, что дадут премию. Вскочила, включила свет, набросала таблицу - вопросы и ответы по пятибальной системе. Такая система известна под названием "американская", тогда я не знала, что "изобретаю велосипед".
   Утром, когда папа встал, таблица была начерчена.
   - Умно, - искренне удивился папа, - молодец. - Первый раз в жизни папа похвалил меня, не как маленькую девочку, а как взрослого, равного ему человека.
   - Папа, мне послезавтра в рейс, напечатай экземпляров двадцать. Игра должна быть справедливой, я девчонкам раздам.
   - Сделаю, дочь!
   Целый день спала, ела и болтала по телефону, ела, спала, болтала. Бабушка стирала и гладила мне вещи, я великодушно принимала помощь. На ужин пришёл брат с семьёй. Много рассказывала правды, ещё больше выдумала, про труп не сказала, а то больше не отпустят. Понянькалась с племянницей, она прелесть, на меня похожа.
  

Челябинск - Симферополь

  
   Перед распределением вагонов Клавдия Сидоровна отозвала меня в коридор:
   - Лорочка, хочу предупредить, поездки на юг самые тяжёлые. Если откажешься от рейса, пойму. Деньги за поездку оплачу, мы с Васей согласовали, никто не должен об этом знать. - Я возмутилась... - Твоё дело. - Вернулись в комнату. - Девочки, должна сообщить: поезда на юг перегруженные, удлинённые. Три вагона купейных, включая штабной, остальные плацкарт и общие. Проводников не хватает, в рейс не идёт Тамара Шишкина, брата отпустили из армии на побывку. - Вагонов шестнадцать, мы станем работать по системе "полторы, через тартары". Три проводника на два вагона. Два проводника работают днём, один ночью на два вагона. Кто когда, распределяете сами. - Она зачитала список. Любаша с Катюней работают вдвоём: в их обязанности входит уборка штабного вагона. Нам с Натальей и Ниной Нам достались вагоны номер шесть и семь, оба купейные. Остальным - плацкартные и общие. С одной стороны от нас Ольга, Иришка и Оксана. С другой Галка Попова, Маринка Измаилова и Ленка Деревякина.
   Маринка - квадратная мамзелька с ногами-бутылочками. У неё навязчивая цель -выйти замуж. Она поехала проводником, чтобы найти пару. Юбку-шорты Марина укоротила до необычайных размеров. Поднимаясь по ступенькам, она кокетливо приподнимала край юбчонки, окружающим видна полная ляжка. Курточку Марина держала расстегнутой. Под тоненькой маечкой угадывалась грудь, с торчащими, как снятыми с предохранителя, сосками.
   Ленка Деревякина - нервозная девица высокого худого телосложения, ни заду, ни фасаду, Буратино женского рода. Единственным "украшением" являлись подростковые угри, ярко зеленевшие в жёлтом ореоле на лице Буратины. По институту ползали слухи, что мать Ленки, забеременев от начальника преклонных лет, получила в качестве компенсации квартиру, должность и вдобавок в мужья дальнего недотёпанного родственника начальника. Начальник помог устроить Ленку в институт, это не мешало её громадному самомнению. С первого дня обучения она стала долбить науку, не поднимая головы, не отвлекаясь на мелочи, чтобы окончить институт за четыре года. Первую сессию начала сдавать досрочно. Два экзамена сдала нормально, на третьем сорвалась. Когда преподаватель попросил ответить на билет, Лена приблизилась, дружески постучала его по плечу и, заглянув в глаза, глупо хихикнула:
   - Ку-ку, Ванька! - результат: полгода в психушке. С октября снова пошла на первый курс. Это не уменьшило самомнения. Остальных она считала "Ваньками и Маньками". Единственный человек, подходящий ей по уровню интеллекта, был Миша Сахарков - Иринин жених. Лена поехала проводником с благородной целью, уличить Иришу в измене возлюбленному и направить Михаила на путь истинный, восстановив справедливость и обратив его взор на себя - Елену Премудрую.
   В отличие от Маринки, она застегивалась на все пуговицы и так затягивала грудь, что с первого взгляда сложно определить пол. Что она всё-таки "дама" можно узнать по удлиненной, прикрывающей острые колени юбке и сивому тощему хвосту. Михаил обязан был полюбить в ней не внешность, а чёткий ум, прямолинейность и правдивую душу.
   Маринку, как и остальных, она презирала. Марина выбрала напарницей Лену, потому что на её фоне смотрелась писаной красавицей.
  

* * *

   Все хотели работать ночью. Кинули на спичках. Повезло мне, Маринке и Иришке
   На обратном пути ночные смены у Наташки, нудить будет некому. У Оксаны тоже ночные смены, она с сожалением смотрит на меня. И с Ленкой не совпадаем, это плохо, она член сантройки, член дотошный, всегда найдёт к чему придраться, знает куда сунуться. После неё обходы можно не совершать, вагоны чистые, что операционные. Если Лена станет работать по ночам, санобходы придется совершать мне и Ксюше Ларетус. У Ксении мама тоже врач, но в отличие от меня, Ксюша редко высовывается, поэтому член второстепенный. И у Деревякиной с Иришкой смены тоже не совпадают, как Ленка будет шпионить за Трофимовой? В прошлый рейс её вагон от Ириного находился далеко - "что такое не везёт, и как с этим бороться".
  

* * *

   Стою у вагона, проверяю билеты - дело обычное. Много "зайцев", я их не пускаю, зачем обострять отношение с Натальей, направляю к Ольге, мы договорились, когда поезд тронется, она их перешлёт к Нинке. Из окон слышен командный голос Натальи - энергия бьёт ключом, она распоряжается в обоих вагонах - дорвалась!
   Мама меня не провожает, доверяет. Пришлось сумку с продуктами и лекарствами переть самой. Выучила аксиому - продуктов много не бывает! Скорее бы отправление, дождик накрапывает и надоела крикливая разношёрстная толпа.
   - Девушка, как вас звать? - смазливый паренёк в приталенной по моде рубашке и фирменных корочках. Ответить не успела, словно из-под земли выросла Марина:
   - Меня Марина, а вас? - Он оглядел Маринку, заглянул за майку, осмотром доволен:
   - Вадим. Вы в каком вагоне работает?
   - Девятый-десятый, через вагон-ресторан.
   - Далековато! - Парень почесал загривок, не успел произнести ни слова.
   - Я работаю по ночам. Заходите. - Сообщение его явно заинтересовало.
   - Зайду. - Он протянул билет, вошёл в вагон, где попал в деловые "объятья" Натальи. Маринка, трепетно раздувая ноздри, передёрнула плечиками и, кокетливо покачивая бёдрами, прошла мимо вагона-ресторана, где притормозила около Володи, попросив прикурить. Не успел тот отвернуться, она выкинула сигаретку под состав. Из вагона высунул голову Фёдор Кузьмич - директор вагона-ресторана, облизнувшись, посмотрел Марине вслед.
   - Во, даёт! - заливисто рассмеялась Иринка, которая подошла посплетничать. - Пассажиров много?
   - Двух, трёх не хватает. У вас?
   - У нас пассажиров и "зайцев" до ...я, даже служебки освободили для "зайчат".
   - Это значит много? - уточнила я. Иришка с Любой, что прогуливалась по перрону, переглянулись.
   Громкоговоритель пробурчал что-то спросонья, откашлялся, объявил отправление. Провожающие набросились с поцелуями и объятьями на отъезжающих. Те мятые, но живые вырвались из цепких лап, устремились в вагоны. Проводники посторонились, чтобы толпа их не затоптала, бурлящие реки пассажиров рванули в открытые двери вагонов, как во врата рая. Вагонные двери заглатывали порцию за порцией. Реки истощились, превратились в ручейки, последние иссякли. Пассажиры, стоя у окон, толкаясь, мешали передвигаться по коридору с багажом. На всех одна мечта: "Поехать бы скорее!" Наталья бьётся за порядок, как солдат за пядь родной земли.
   Состав тронулся, я хотела ступить на подножку, но из вагона вывалился усилиями Наташи последний провожающий, чуть не сбив меня с ног.
  

* * *

   Помогла Наталье раздать бельё, Ниночке проверить, разложить билеты. С журналом "Юность" уселась у окна. Книги зареклась с собой в поездки брать. Стук. Не могу оторваться от повести "Дорожная быль" - словно про нас. Стук повторился. В дверях Маринка:
   - Лорочка, в каком купе Вадик?
   - В четвёртом. - Снова уткнулась в повесть. Разве дадут почитать! Зашла Наталья:
   - Сделай обход. Скоро твоё дежурство. - Я глянула на часы - как летит время...
   - Почитать дай, у меня ещё час. Будешь приставать, перейду к Нинке. - Наталья насупилась, откуда ей знать, что у той в служебке разместилась "заячья семья", а Нина ночами будет отсыпаться в дежурке.
  

* * *

   Повесть повестью, но я задремала.
   - Вставай, дежурство, - садистски произнесла Наташка. В вагоне громкий разговор. Маринка уговаривает Галку:
   - Галчонок, отдежурь за меня ночь, - и громким шёпотом, - у меня любовь! Я отработаю. - Галка было согласилась, но в коридор выползла усталая, но принципиальная Наталья.
   - Что за сентиментальные слюни на рабочем месте, марш на дежурство. - Марина повисла на Вадиме, словно провожала его на передовую:
   - Вадик, милый, я должна идти. - Они поцеловались.
   Всё утихло, все разошлись, некоторые пассажиры спали сном праведников, другие готовились ко сну. В купе Вадима неплохая компания и гитара.
   По нашей улице идут две курицы,
   Одна первой, другая за первой.
   А я один сидю на тротуаре,
   Сидю и видю, Чо?
   По нашей улице идут две курицы,
   Одна первой, другая за первой...
   Не прошло и двух минут, как всё купе наяривало:
   По нашей улице идут две курицы,
   Одна первой, другая за первой...
   Послышалась брань пассажиров, ребята затихли.
   Станция Кропачёво. Перрон вымер. В поезд никто не садится, состав полнешенек. С головы поезда бежит молодой мужик с рюкзаком на плече.
   - Девушка, билетов в кассе нет. Подвезёшь? - Наталья спит, почему не подвезти. Семь рубликов - пятая часть стипендии, не хухры-мухры. Хорошо, что он направлялся с головы состава, иначе бы угодил в цепкие ручонки Маринки.
   Лучше бы я его не брала. Не успел состав тронуться, парень стал меня тискать. Пришлось на словах объяснить, что к чему, в довесок пригрозить кулаком с "кастетом"-ключами. Паренёк догадливый, забился в уголок дежурки, задремал. Я обошла вагоны - сонное царство. В Ниночкином вагоне люди кемарят даже на стульчиках в коридоре. На обратном пути встретила Василия Никифоровича:
   - "Зайцев" много? - Кивнула. Что скрывать? Он "отец родной". Отсчитала его долю, поморщился, отказался. Догадываюсь, из-за папы. Девчонки утверждают, что бригадир с них снимает свой процент. - Не зарывайтесь. Прискакала Иришка:
   - Лорка, ты проверила, когда кто выходит? У нас пассажир проспал. - Проверила, через сорок минут выходят два человека из седьмого вагона, через час остановка Вадима. Пошла будить семейную пару, они уже встали, складывают вещи. Станция Аша. Попрощались. На их места тут же села бабушка с внуком. Бабушка говорливая, беспокойная. Пока их устроила, время будить Вадима. С трудом растолкала, чуть станцию не пропустил, схватил чемоданчик, и пропал в предрассветных сумерках, не попрощавшись - жлоб. "Зайца" устроила на место Вадима, пусть пару часов поспит как "белый человек". В ближайший час станций не намечается, пошла к Иришке.
   Мимо дежурки в сторону головного вагона прошёл пассажир, спина и рюкзак знакомы. Пора будить "зайца". На месте его не оказалось, плакали денежки, нельзя верить ни людям, ни зайцам. Стану действовать как в бессмертном произведении Ильфа и Петрова: "Деньги вперёд!"
   "На носу" конец дежурства: уборка и спать. С нетерпением жду следующего утра: я отправила Саше телеграмму в Бугуруслан, где он учится на курсе лётчиков гражданской авиации, наш поезд в Бугуруслане стоит пять минут. Надеюсь увидеться.
   Отчитываюсь перед Натальей. Отчёт подходит к концу, в вагон вбежала Маринка:
   - Где Вадик?
   - Ночью сошёл. - Почему-то обрадовалась Наташка.
   - Как сошёл? - Я попыталась Маришку успокоить, мол, ночью Вадик хотел придти к ней, да не достучался в вагон-ресторан. Когда выходил, расстраивался, что не взял Маринкин адрес. Я так профессионально заливала, даже Наталья поверила, и Маринку привела в чувство.
  

* * *

  
   Ночь бесконечна. Не читается. Хоть бы остановки были чаще. Смотрю в окно, из-за поворота важно выплывает хвост поезда, нашего поезда. Наверно с подобным удивлением и восхищением удав наблюдает за собственным хвостом, радуясь его длине. Пассажиры дрыхнут, даже туалет не посещают, запор у всех, что ли? Пошла к Иришке. В плацкарте от пяток воняет французским сыром. Запах не для меня и пробираться боком, чтобы никого не задеть, не для меня. Вместо тридцати шести мест, как у нас, пятьдесят два: ещё полки сбоку - многовато. Не могу в такой обстановке сплетничать. Вернулась. Поджилки трясутся: неужели увижу Сашу? В два ночи пришли Ольга, Иришка и Любаша. Оксана осталась дежурить, заявив, что я выдумала любовь к Саше, потому что ещё молода и не знаю, что такое любовь. Старуха нашлась, она старше нас всего на два года.
   Нина обещала присмотреть за пассажирами. Ольга принесла польскую косметику, дала на свидание кольцо-часы. Ириша накрутила на мои кудри бигуди. Любаша, заламывая руки, восхищается моей красотой. Для полноты впечатлений надела на меня собственные новомодные красные искусственные бусы, каждая бусина размером со сливу. Они мне подходят, как браслет динозавру, но, чтобы не обидеть, взяла. Меня так разукрасили, как индейца перед боем, не то что Саша, родная мать не узнает.
   Бугуруслан. Расфуфыренная выхожу на перрон. Навстречу бежит Сашенька с букетом любимых мною маков. Новая, с иголочки, парадная форма обтягивает стройную фигуру. Не добежав, Саша падает на одно колено, протягивает цветы:
   - Лорочка, люблю тебя больше жизни! - Встаёт, целуемся, коленки задрожали, в животе тепло. Сердце колотится, сейчас вырвется на свободу и мячиком запрыгает по перрону. У девчонок перехватило дыхание от зависти. Маринка захлебнулась слюнями. Наталья пожимает плечами: подумаешь! Оксана отвернулась, смахнула слезу счастья. Иришка подпрыгивает на месте. Саша протягивает бархатную бордовую коробочку, там колечко с бриллиантом. Не люблю бриллианты, обожаю изумруды, ну ладно, положено с бриллиантом, буду носить. Ольга вздохнула:
   - Вот это кольцо! Лучше моего.
   Ирка:
   - Если бы Мишка мне такое кольцо подарил!
   Ленка:
   - Не в драгоценностях счастье, в душе человеческой. - Саша, прижав меня к груди:
   - Выходи за меня замуж! Я жить без тебя не могу. - Я, краснея, соглашаюсь. Девчонки меня окружили, тискают, целуют, хлопают по спине, плечам, поздравляют. Ольга больно бьёт меня по плечу, недоумённо поднимаю голову:
   - Лорка, задремала? Проспишь царствие земное. Подъезжаем, Бугуруслан. - Бегаю от окна к окну, Саши нет. Вся бригада высыпала на платформу, будто это не ночь и не задрипанный городишко, а узловая станция в полдень.
   Прошла минута, Саши нет, две, Саши нет. Девчонки крутят головами. Три, четыре минуты, наворачиваются слёзы, тушь потекла, его всё нет. Жить не хочется, перед девчонками стыдно. Гудок электровоза. Поезд трогается, вагон за вагоном. Оксана меня силком запихнула в состав. Плачу, прижавшись к Оксане, её трясёт, сочувствует, настоящая подруга. С соболезнованиями подходят девчонки:
   - Его не пустили. Летчик, неважно, что гражданский, у них как в армии. - Знаю, врут.
   - Опоздал наверно? Легко ли к четырём утра бежать на вокзал. - Все расходятся. Около меня вздыхает Наташка:
   - Эх, девчонки. Вадики, Сашеньки, Славики... - Слава, любимое Наташкой мужское имя. Значит и она мечтает о любви. - Иди, умойся. Мне додежурить? - Мотаю головой:
   - Сама подежурю.
   Утром устроили соберунчик. Места мало, свешиваемся гроздьями с верхней полки, сидим друг у друга на коленках. В дежурку влезло двенадцать человек. Опустошали сумку с продуктами, пили настоящую вишнёвку, что прислал Оксане отец с Украины. Попробовала спиртное, вкусно, сладко. Единогласно решили, все мужики сволочи К нам хотели присоединиться Володя с Лёней, мы не пустили, несмотря на то, что Володя принёс с собой палку сервелата. Всё равно, все мужики сволочи!
  

* * *

   Не спится, не читается. Скоро Георгиу-Деж. Там, говорят, фруктов завались. Накуплю всяких персиков, абрикосов, нажрусь и спать.
   Фруктов, правда, много. Купила вишню вместе с ведром. Персики, абрикосы твердоваты, приобрету на обратном пути. Мама обрадуется: дочь хозяйственная!
   Обожралась вишнями, одолела лишь полведра, хорошо, что ведро пятилитровое. В животе бурлит "вишнёвка". Вывела аксиому: фрукты излечивают от безответной любви. Читать неохота. Спала плохо: бегала в туалет. Товарищи, мойте фрукты перед едой и ешьте их небольшими порциями!
  

* * *

   Перед окончанием дежурства от отчаяния совершила утренний обход. В Иркином вагоне грязь несусветная, в туалете до унитаза можно добраться вплавь по нечистотам. Отчитала Ирку, взмахнув рукой от отчаяния, она всхлипнула:
   - Полчаса назад мыла. Похоже, весь вагон фрукты переел.
   - Помой, говорю!!! "Телегу" накатаю. - Ирка не виновата, что мне в любви не везёт, но нужна жертва. Ириша всё поняла, усмехнулась:
   - Лучший способ от нечистот - спорт. Смотри: встаём на порог, прыгаем на унитаз. Сделали всё что надо, прыжком обратно. - По-обезьяньи цепляясь за поручни, она прыгнула на унитаз, через пару секунд, прыг, стоит около меня. - Але гоп! - Смешно. Помогла ей помыть вагон и туалеты. Вывод - физическая работа тоже спасает от безответной любви.
  

* * *

   Последнее ночное дежурство. В двенадцать дня Симферополь. В дежурку заходит парень в военной форме.
   - Доброй ночи. Не помешаю? Я днём сел, выспался. - Парня зовут Дмитрий Краснобай. Едет на побывку. Дома родители ждут. Он отличник боевой и политической подготовки, дали ефрейтора и отпуск на неделю. Рассказала о Саше. Попили чай, он подарил мне капроновый платочек, говорит, невесте вёз, а за день до отпуска получил письмо, что невеста замуж выскочила. Все станции простоял со мной. Прохладно, китель на меня набросил. Ночь пролетела, как мгновение. Рассвет, до Харькова рукой подать. От Харькова два часа на электричке, потом через лес - там его деревня. Обменялись адресами. Пригороды Харькова.
   - Лора, выходи за меня. В деревне увидят, все попадают. Настюха поймёт, кого потеряла, Сашко отомстишь. Сегодня и распишемся. Вещи не бери, в деревне всё купим. Сельпо у нас лучше городского универмага. Колхоз богатый. Свадьбу изладим, деревенских позовём. - Я представила, как встанет Наташка на дежурство, побегает и оценит, что такой напарницы не найти. Саша станет переживать.
   - Я согласна! - Ответила быстро, словно давно обдумала.
   Харьков. Остановка двадцать минут. Не успела спуститься с лесенки, Димы след простыл. Все мужики сволочи. Посмотрела налево, Ириша машет рукой. Направо, Марина кокетничает с худым шатеном. "Быстро Мариша забыла Вадика, он её ещё быстрее".
   Мужичонка, метр с кепкой, волоча по бетонному покрытию старый импортный чемодан, превышающий его в размерах и весе, пробежал туда-сюда. Чемодан заслуженный, перевязанный для прочности толстой верёвкой, с оборванными выцветшими наклейками. В своей кочевой жизни он растерял все колёса, кроме одного, как старик зубы, и теперь заслуженный деятель дорог балансирует на том колесе, пытаясь удержать равновесие, как акробат на цилиндрах. Кроме потешного мужичка ни одного пассажира.
   До отправления пять минут. Бежит Дима, свободной от чемоданчика рукой машет билетами.
   - Уф! Успел! До ближайшей электрички сорок минут. Пошли. - Запыхался, бедненький. Я уж не ждала, обалдела:
   - Только документы возьму. - Заскочила в вагон, схватила сумочку с документами, Наташка шевельнулась. - Спи, тебе ещё час дрыхнуть. - Выскочила. Состав тронулся. Вагон, ещё вагон. Маринка у открытой двери обнимается с каким-то чуваком. Поезд ускоряет ход: вагон, ещё... "Мама, дорогая, что творю. Вернётся состав в Челябинск: меня нет, никто не знает где я, что со мной? Что станет с мамочкой, папочкой? Они с ума сойдут! Как у меня сложится жизнь в деревне? И вообще, кто такой этот Дима? А Сашке и так на меня плевать..."
   - Нет!!! - заорав во всю глотку, я рванула за составом, вскочив на подножку предпоследнего вагона, благо дверь не закрыта, обернулась: Дмитрий растерянно смотрит вслед:
   - Куда я дену билет на электричку? - растворяется его голос вдалеке.
   - Засунь ты себе этот билет, сам знаешь куда... - Зайдя в вагон, поняла, почему дверь осталась открытой: из туалета раздался звук сливаемой воды. Проводница тоже вишни переела, не до двери ей. Да здравствуют немытые фрукты!
  

* * *

   По-прошествии трёх месяцев получила от Дмитрия слезливое письмо. Он пишет, что не может меня забыть, просит прислать фото. Сжалилась, послала. Ещё через месяц второе письмо. Пишет некий Юрий Уткин - солдат советской армии, сослуживец Дмитрия Краснобая. Он выиграл в карты мою фотографию и адрес. Предложил переписываться - фиг тебе!
  

* * *

   До Симферополя два часа. Постельное бельё собрано, основные дела сделаны. Вылавливаю самого симпатичного бутуза в вагоне, угощаю конфетой, за руку обходим все купе с анкетами. Потом обходим вагон Ниночки. Зря, что ли анкеты готовила. Малыш получает вторую конфету. Кроме мелких замечаний, анкеты положительные. С Ниночкой у нас счёт равный. Снова Наташку обидели. Наталья надулась:
   - Глупости всё это, никому не надо...
  

* * *

   Симферополь, долгожданный юг. Люди горохом высыпали из вагонов, покатились по платформе, сталкиваясь, крича, волоча тяжёлые чемоданы, сумки, баулы, детей - "дикари". Не разобрать лиц, не расслышать слов. Со стороны города другая волна: встречающие, таксисты, хозяева комнатёнок и сарайчиков на съём в приморских деревеньках, посёлках, городках. По перрону медленно движутся сцепленные цугом тележки с вещами, усатый дядька хриплым, закалённым в крике, голосом безразлично и громко орёт:
   - Разойдись, задавлю! Разойдись, задавлю! - Пассажиры ноль внимания, они ничего не слышат, не замечают и, лишь столкнувшись с головной тележкой, где восседает царьком хриплый дядька, откатываются в сторону, таращатся вслед. На удивление нет времени: толпа заглотила их, они горошинами катятся в сторону города, где на привокзальной площади их ожидает неимоверное количество автобусов, такси, "леваков". Машин много, очень много, но проезд не дешев. Начинается торг, при этом пассажирам нельзя упускать из вида вещи и детей. Дети озираются на шумный, говорливый, незнакомый мир, в таком обалделом состоянии их легко поглотить толпе, а для вещей находятся любители и профессионалы. Громкоговоритель устал кричать:
   - Товарищи пассажиры, будьте внимательны! Не оставляйте вещи в вагонах. Родители Пети Семёнова, сын ожидает вас в радиорубке. Мария Иванова, ваш муж Пётр Иванов ожидает вас у фонтана в центре вокзала. Желающие совершить экскурсию по городу, автобус с экскурсоводом на привокзальной площади. Представители санаториев с табличками у центрального входа в вокзал.
   И даже если ты уже сориентировался, куда тебе надо, из толпы не вынырнуть, не избежать основного направления, лишь на привокзальной площади, где толпа редеет, появляется возможность Марии Ивановой повернуть на сто восемьдесят градусов и с вещами отправиться в сторону фонтана, где её ожидает счастливый, но помятый супруг.
   На вокзале и платформах грязь, пыль, духота. Мы прижались к вагонам, чтобы не быть сметёнными бурлящей толпой. Когда-нибудь это сумасшествие закончится?
   Закончилось! Платформа опустела. Лишь бумажки медленно в завораживающем танце опускаются на заплёванный перрон - вид, словно из американского фильма-катастрофы, где кроме нас никого на несчастной планете. Полной грудью вдыхаем грязный вонючий воздух. Надышаться не успеваем - к составу напротив двинулась толпа пассажиров, отдохнувших на Черноморском побережье, стремящихся домой в собственные жилища, соскучившись по нудной работе. Мы прячемся внутрь нашей доброй родной и уютной гусеницы-поезда. В вагонах та же грязь, что на перроне. Закатав рукава, бросились на борьбу за чистоту, но Василий Никифорович всех пригласил в вагон-ресторан:
   - Девушки! Предлагаю сбегать на рынок, что за привокзальной площадью. Состав простоит ещё сорок минут. Не опаздывать. В поезде оставить дежурных: проводник на три, четыре вагона. Уборкой займётесь, когда нас отгонят на Симферополь-товарный. Там нас ожидают два таксомотора, желающие могут съездить на море.
  

* * *

   Рынок. Глаза разбегаются: горы фруктов. Черешня по пятнадцать копеек. Обожаю черешню! Хочу купить пару дынь. Ароматно пахучими мячиками они манят покупателя. Остальные фрукты приобретём на станциях на обратном пути, там они стоят копейки.
   - Лорка, что ты кругами ходишь, - ноет Ирка, пританцовывая от нетерпения, - опоздаем.
   - Спокойствие, только спокойствие! У нас ещё есть время. Походим, походим, продавцы к нам привыкнут, даром отдадут. - Сделали ещё кружок, решаюсь:
   - Молодой человек, - обращаюсь с приветливой улыбкой к коренастому престарелому хохлу, - почём дыньки?
   - По деньгам, дивчина, ходи мимо, даром не отдам... - Всё слышал. Стоящий рядом с ним парень с кавказским акцентом и носом произнёс:
   - Как такую красивую дэвочку не угостить дынькой?
   - Мне три...
   - Мне для тебя не то что дыни, сердце не жалко...
   - Нам даром не требуется, - встряла в разговор Оксана, телохранителем маячащая за спиной. Кавказец оглядел её с ног до головы:
   - Тебе и за деньги не продам, некрасивый дэвушка. - Перекинул взгляд на меня, - тебя, дорогая, Зураб жизнь готов отдать.
   - Кто такой Зураб? - не поняла Иришка, выглядывая из-за моей спины.
   - Я, я, дорогая! - Зураб прищёлкнул языком, - а ты, красавица, сколько дынь хочешь?
   - Наверно не надо... - я наступила Ирке на ногу, она, пискнув, сориентировалась, - три, что я хуже Лорки?
   Оксана по-украински что-то сказала дядьке-хохлу, он почесал плешивую голову:
   - Бери, дивчина, бери гарная, за полцены отдам. Дивчина крепкая, что дубок в степи.
   Опаздывая, бежим к поезду. Сзади с полными авоськами топает Оксана. Кулёк, свёрнутый из газеты, что у меня в руках, рвётся, на асфальт падают жёлтые, розоватые и ярко-красные ягоды черешни. Оксана не успевает притормозить, капли сока смешиваются с пылью. Обидно! Текут слёзы.
   Подбегаем к составу, у открытых дверей Ольга с Натальей. Оксана сует Наташке в руки авоськи с дынями, поворачивается, огромными прыжками несётся обратно. Поезд запыхтел, разогреваясь, вот-вот тронется. Довольная, запыхавшись, заскакивает Оксана, протягивает два кулька черешни:
   - Ешь, Лорочка! - краснею, мне уж не хочется черешни, но беру кисточку самых сочных ягод и отправляю в рот.
  

* * *

   В одно такси набилось восемь человек, в другое девять. Сторговались по десять рублей в обе стороны. Едем на ближайший от товарной станции дикий пляж. Мне повезло, как самой упитанной досталось место рядом с водителем, во всём есть плюсы. За спиной пыхтят, приноравливаясь, девчонки. Легко ли! Семь человек на три места!
   - Девочки, садимся в шахматном порядке, - командует Наталья, она ощущает себя ферзём.
   Окна открыты. Вокруг погода, природа. Горячим блином жарит солнце. Пальмы, покачивая веерами листьев, приветствуют нас. Далеко внизу море плещет голубым прибоем. Воздух - не воздух, живительная влага, кислородом наполняет лёгкие.
   Машины остановились за бугром, шофёры, два брата, знойные и горячие, как солнце, достали овощи, маринованное мясо барашка в кастрюльке, мангал, виноградное вино. Наладили в тени под раскидистым платаном делать шашлыки. Что им море, они его каждый день видят! С ними осталась Маришка, кося взглядом на младшего, зачем ей море - рядом молодой мужчина.
   У нас полтора часа на всё про всё. Пляж дикий - вокруг ни души. Вдали на рейде белый пароход. А вдруг у него алые паруса и молодой отважный капитан, увидев меня, прикажет матросам поставить паруса и, играя на солнце алым цветом любви, корабль двинется к берегу, взять меня на борт, чтобы увезти в счастье, в сказку?
   По тёплой ласковой гальке босиком бежим к зовущему прибою, побросав кто где вещи, скидывая одежду.
   - Девчонки, давай купаться голышом, - осенило Иришку.
   С криком:
   - Ура! - без сожаления сдёргиваю новехонький, купленный четыре дня назад, купальник, бросаю на гальку и вперёд, покорять морские глубины. Меня обгоняет стройная, как тростинка, и лёгкая, как ветерок, Ольга. Я притормозила, залюбовавшись её станом. Длинные волосы струятся по плечам, как золотая пряжа - русалка! Слёту в меня шмякнулась Оксана, но море - вот оно плещется у ног, мы вдвоём, сделав пару шагов, упали в зовущую морскую синь. Выкарабкиваюсь из-под Оксаны, плыву навстречу зовущему горизонту и белому пароходу.
   - Лора, осторожно! Тут нет спасателей, - машет мне чьими-то трусиками с мелководья, разволновавшись, обнажённая Оксана. Она плавать не умеет - несчастная.
   Даль зовёт меня. Я растворяюсь в морской благодати, в желании посетить сказку. Уже девчонки точками на берегу. Уже корабль близко. А на дне жемчужные россыпи. Ныряю. Жемчуга нет. Перебираю камни - нет жемчуга. Вынырнула, отдышалась. Ныряю.
   В летние каникулы мы отдыхали у знакомых на море. В десять лет мой друг детства Витька научил меня нырять. Делал просто: сдёргивал с меня бюстгальтер от купальника, нырял, прижимал камнем на дне. И хотя бюстгальтеру нечего было скрывать, я, считая себя взрослой девочкой, не могла выйти на берег без оного. Глубина увеличивалась, мастерство росло.
   Что это? Не жемчуг, куриный бог - разноцветная галька с дырочкой посередине. Значит счастье не за горами.
   Выныриваю, смотрю в дырочку на корабль, загадываю желание: "Подплыву к пароходу, на палубе ждёт суженый". Сжимаю в кулаке заветный камень, плыву, плыву...
   - Ты шо, девка, белены объелась? - С небес раздался голос. - А если бы мы винт включили? Затянуло бы тебя, перемололо. - Поднимаю голову. Через ограждение с палубы перегнулся матрос в робе - наверно техник. Страшный, чумазый, носатый, лет сорока. - Геть, отседа! Стыд потеряла, ещё и голышом! - Мне бы расстроиться, но напал смех, разве может придурошный старик испортить сказку, когда чувствую себя нимфой в морском просторе.
   Отплыв на безопасное от парохода расстояние, улеглась на спину и, покачиваясь на волнах, чуть прикрыв глаза, гляжу на лёгкие воздушные облака, проплывающие над головой, слушаю крики чаек. Так бы всю жизнь провела, но пора возвращаться.
   Обнажённой Афродитой выхожу из пены морской. Девчонки набросились на меня чуть не с кулаками, Оксана всплакнула. Хорошие у меня подружки, заботливые, где им знать, что я плаваю с шести лет, что у меня разряд и в почётном заплыве Днепр переплывала, когда мы ездили в Киев к родичам, заняла второе место.
   Не вытираясь, легла позагорать, впитать солнечные лучи, прикрыв голову полотенцем. Рядом загорает Тамара, у неё даже на спине веснушки.
   - Одеваемся! - командует Наталья. Что ей одевать, она в купальнике проходила, никакого кайфа не словила.
   Братья шофёры и понурая Маришка, опять не повезло, ожидают нас, оставив каждой по полшампура шашлыка. Мы набросились на шашлык, будто сутки не ели, как шампуры не проглотили? Запили по глотку молодого виноградного вина, благодать растеклась по телу. Моторы и животы заурчали.
   Кто-то из девчонок трясёт меня изо всех сил:
   - Лорка, приехали, вылазь...
  

Симферополь - Челябинск

   Вареными мухами ползаем по вагону. Дела худо-бедно сделаны, пассажиры угомонились, Наташка дрыхнет, мне ещё дежурить. Как камень на голову сваливается зараза-контролёр. Поздний вечер, вагон-ресторан не работает, "зайцев" прятать негде. Надо дать взятку, не умею. Сжала в кулаке десятку, краснею. Контролёр подошёл, ухмыльнулся, разжал мою ладонь, забрал деньги:
   - Ты, дочка, с "зайцев" по полной возьми. - Посчитал, потребовал ещё, папаша выискался. В общей сложности пришлось распроститься с двенадцатью рублями и ещё тремя, потому что родители четырёхлеток выдали их за трёхлеток и не приобрели билеты, а подросткам старше двенадцати родители купили билеты за полцены.
   Контролёр сошёл, я побежала к Василию Никифоровичу узнать, что делать с малолетними пассажирами. Он прошёл в вагон, заставил родителей купить на детей билеты, вернуть нам по рублю. Штраф не взял, а мог бы.
   Лишь разобралась с детьми, на очередной станции вошёл другой контролёр, снова минус двенадцать рублей - доходное место. Ещё пара-тройка контролёров и мы с "зайцев" будем иметь фигу без соли.
  

* * *

   Выспаться не удалось, стала гореть спина, ноги: ощущение, что лежу на горячих углях, все-таки задремала. В два ночи меня растолкала Наталья:
   - "Доктор", у Ольги температура. - Не могу прийти в себя, когда "вернулась в собственную шкуру", заметила, что и с Натальей что-то неладно. Меня ожидает Василий Никифорович, зашли к Ольге, обошли состав. Из тех, кто ездил на море, в порядке лишь я, и то относительно. Маринка, она сидела в тени с шофёрами; Иришка, что её шоколадной коже солнце, и Ниночка Нам. Оказывается корейцам, что мулатам, трудно обгореть. В самом ужасном состоянии, Ольга - белокожая красавица. Смерила температуру - ого! Интуитивно решила, что ей надо холодную ванну. Ванны не нашлось, но в административном вагоне, оказывается, есть душ. Помогла ей раздеться, ахнула, кожа покрылась волдырями. Это за каких-то час-полтора на солнцепёке! Ольга не может стоять от слабости, мне пришлось влезть под ледяной душ с ней. То ещё состояние, неизвестно у кого из нас зубы громче выстукивали степ. Обтёрлись, сунула Ольге две таблетки аспирина.
   - Что дальше? - Уважительно спросил бригадир. Я вспомнила, что когда мы отдыхали на юге, если кто-нибудь перегревался на солнцепёке, мама мазала его сметаной.
   - Надо найти сметану и помазать всех, кто обгорел.
   - Точно, - обрадовался Василий Никифорович, - как я не догадался? - Мы пошли в вагон-ресторан, потребовали у директора литровую банку сметаны. Тот отказал, как списывать станет? - Ну, ты блюдечко, Федька, японская богоматерь тебя за ногу. Холодильник был не исправен? Был! Спиши сметану на технические неполадки. Или уже списал? А денежки в карман - спекулянт, холера заразная. Дай сметану, а то докладную состряпаю, её отец, подпишет! Это дочь Рахмана, понятно. Тебя потом не то что официантом, бомжем на вокзал не пустят. Станешь в канализационных люках ночевать, если пролезешь. - Он выразительно кивнул на выпирающий живот директора. Кузьмич захлопал белёсыми ресницами, нырнул в холодильную комнату, вынес две литровые банки. Он шёл за нами, кланяясь и повторяя:
   - Милости просим! Заходите ещё! Всегда рады! Мы для вас и икорочку найдём, и сервелат отыщем, и пепси-кола, если пожелаете, имеется.
   Банку сметаны мы передали в голову состава, вторую в хвост. Нина отправилась присмотреть за Ольгой, Наташа улеглась спать, я, хоть и чувствую себя блинчиком со сметаной, осталась дежурить, всё одно, я старшая сантройки, вдруг кому ещё понадобится помощь "специалиста". Дежурства перемешались.
  

* * *

   Наталья спит. Нам с Ниночкой выпала не только забота о пассажирах, но и закупка фруктов на зиму для всех троих - включая "спящую красавицу". Проводники работали по парам: одна нещадно торгуется, это я, Ниночка носит скупленное в вагоны. Закупались не только мы, пассажиры, как савраски, носились туда-сюда с полными и пустыми вёдрами. То там, то здесь слышались тонковато-хриплые голоса торгующихся.
   Отъехав от небольшого полустанка и стоя с флажком у двери, я заметила, что за составом вприпрыжку бежит полноватая бабуля в сбившейся косынке и неопределённого цвета широком тёмном платье:
   - Отдай ведро, анчихрист! Отдай ведро, участковому пожалуюсь, хуже будет. - Нельзя сказать, что я напугалась угроз, но рванула в вагон, там нос к носу столкнулась с Нинкой, что спешила навстречу с пустым ведром, теперь мне счастье не светит. Вернувшись, обнаружила, что, несмотря на вес и годы, бабка от вагона не отстаёт, не думала я, что в таком возрасте можно быть спринтером, вот что значит постоянные тренировки! Я размахнулась и кинула старое проржавевшее ведро. Ведро, сделав сальто, наделось бабке на голову. Она резко остановилась, сдёрнула с головы ведро и в быстрых выражениях объяснила девочкам-проводницам, стоящим у распахнутых дверей, родословную моих ближайших и отдалённых родственников.
   Станции дешёвых фруктов позади. Состав превратился в райский сад, полный абрикосов, персиков, вишни и т.д.
   Пора заняться пассажирами. Каково же было удивление, когда мы обнаружили ещё четырёх свеженьких "зайцев", что за сутолокой незаметно просочились в вагоны.
   У Томки того круче, к ней в вагон уселась семья, что едет в обратном направлении. Клавдия Сидоровна права, южные поезда - это жуть и бардак.
   Явилась контролёрша, как чёрт из табакерки, стала прикапываться, почему служебные помещения забиты фруктами, на что я, подкованная Любашей, нагло заявила, что в инструкции ничего об этом не сказано. На вопрос есть ли "зайцы", ответила отрицательно: приметив, что группа пассажиров направилась в вагон-ресторан, отпраздновать окончание "тяжёлого" сезона отпусков и спустить оставшиеся финансы. Я дезинформировала контролёршу, что у меня имеются сомнения в возрасте детей. Она провернула поисковую работу. В наших вагонах ей не перепало ни копейки. Зато в остальных удалось "состричь" неплохой оброк.
   Напоив пассажиров чаем, разбудила Наталью. Стали перебирать фрукты: мягкие для еды, твёрдые для дома. Состав, включая поездную бригаду и пассажиров, работал как большая артель. Пару раз пришлось оторваться от переборки фруктов для встречи с "желанными" контролёрами. Откупились фруктами. Видела, как контролёрша - бабища весом в центнер, покачиваясь от тяжести, шла в сторону посёлка, у неё через плечи висели по две авоськи фруктов, капая соком, в руках пёрла по полному ведру. Неплохо отоварилась! По окончании переборки, я направилась в вагон-ресторан за сахаром, пересыпать фрукты, чтобы до Челябинска не испортились. Поскольку у меня образовался блат с директором ресторана, удалось купить сахар по госцене. Девчонки переплатили вдвойне, пассажиры в три раза - "малый" бизнес уже процветал на просторах нашей родины.
   Мы закончили с фруктами, у меня кончились силы, я свалилась с ног, забыв про санобходы, уборки, чай...
  

* * *

   Снова разбудили. Нина объяснила, что у Наташки по-прежнему болит голова, южное солнце неплохо её "приласкало". И этой ночью дежурила Нинка, она хоть двужильная, но и её силы на исходе. Ниночка легла на моё место, в дежурке из-за "зайцев" и фруктов вишенке упасть некуда. Я, потягиваясь и зевая, поползла на пост. Попытка смыть сон холодной водой не удалась. Взяв фонарь, отправилась встречать станцию.
   Перрон серый, небо серое, редкие серые фигуры маячат в сером далеко. Когда тронемся, подремлю в дежурке. Ко мне счастливая подскочила Оксана:
   - Лорочка, я не знала, что ты дежуришь, давно бы зашла навестить. - Я даже не глянула в её сторону. Свиристит, как птичка Тари.
   Объявили отправление. Стою на подножке, держу тяжёлый железный фонарь. Обернулась: два острых луча света разрезают серое желе пространства - большая часть проводников начхала на пассажиров и спит.
   Кто-то положил руку на плечо. Оборачиваюсь: мужчина сомнительно-интеллигентного вида протягивает пять рублей.
   - Вам постельное бельё? - Спрашиваю равнодушно. Он кладёт сверху ещё пятёрку. - Так дёшево в поезде водки не купишь, и вообще я водкой не торгую. - Добавляет десятку, смотрит в упор. Догадываюсь, что надо, но продолжаю "игру". - Гражданин, отправляйтесь в третий, там водку вам продадут, даже две и "Завтрак туриста" на сдачу. - Ощупав меня взглядом, кладёт деньги в кошелёк, достаёт четвертной, покачивая им перед моим носом. Зверею! - Поди...те прочь! - Плюёт под ноги:
   - Проводничка, а ломается! Все вы одним миром мазаны - шлюхи! - Рука автоматически поднимается, размахиваюсь, бью фонарём паскудника по физиономии. Закрыв лицо, он пропадает в тамбуре. Медленно паря, двадцатипятка опускается на пол. Поднимаю, деньги в крови, плюю на них, выбрасываю в открытую дверь, в отвратительном состоянии возвращаюсь в вагон. Замечаю, что фонарь не выключила. Нападает смех, ну и "фонарь" я ему залепила, будет долго светить, не хуже этого. Смех перерос в слёзы, на душе гадко! Входит Оксана:
   - Лорочка, успокойся, милая! Выпьем! - Она ставит на стол бутылку "вишнёвки". Выплеснув воду на коврик, подставляю стакан, выпиваю залпом, подставляю. Пригубила и, уткнувшись лицом в грудь Оксаны, разрыдалась. - Лорочка, милая! - Оксана целует меня в лоб, мокрые щёки, глаза, присасывается, пытаясь языком разжать мои губы. Ей это удаётся, я не понимаю, что творится, делается сладостно и тошно, приятно и отвратительно. Слёзы высохли, глаза режет, как от солнца. Через кофточку, чувствую жар её рук, тискающих груди. Обессиливаю, теряю способность двигаться. - Лорочка, тебе станет хорошо! Не нужны нам парни... - Её сотрясает дрожь, одной рукой она лихорадочно расстёгивает кофточку, другая поднимается по ляжке. Собрав волю, я отстраняюсь, вижу обезумевшие глаза Оксаны. Я ужаснулась и со всей силы оттолкнула её:
   - С ума сошла? - Она пытается прижаться, обнять. Увернувшись, выскакиваю в коридор. Оксана протягивает руки, падает на колени и ползёт, ползёт, пытаясь руками, губами прижаться к моим ногам. Я пинаю по рукам, по лицу, кричу, - убирайся, пошла вон!!! - Она ползёт, ползёт:
   - Лорочка, любимая! Я всё для тебя сделаю, жить без тебя не могу! Умоляю, сжалься! - Из рассечённой губы капает кровь. Мне страшно, непонятно, бегу по коридору, заскакиваю в туалет, запираюсь. Умыла лицо, грудь, прополоскала рот, заплакала.
   Сколько просидела в туалете, не знаю, открыла, когда кто-то из пассажиров стал дубасить в дверь!
   На станции Балашов подошла Ольга, пожаловалась, что невезучий рейс, то она заболела, теперь Оксане плохо: споткнулась, ударилась об железный угол обшивки вагона, разбила губу. Шип вины вонзился в сердце: Оксана больной человек, я гадко поступила, надо было найти добрые слова, успокоить. Где жалость, человеколюбие?
   Когда мы отъехали, передала для Оксаны йод и аспирин.
   Целый день работала, как пчёлка, стараясь не думать: пылесосила вагон, вытирала пыль, разносила чай, делала санобходы. Когда смена закончилась, даже Наталья не нашла к чему придраться - вагон сиял, как начищенный самовар.
   Сбегав к Катюне, я купила полстакана водки, без "успокоительного" не заснуть. Катюня, женщина оборотистая, продаёт спиртное и на разлив. Мне скидка. Водку я пробовала первый раз в жизни, гадость ужасная, но помогло! Ночь проспала без снов...
  

* * *

   Утром Володя принёс почти полное ведро подтаявшего мороженого:
   - Кушайте, девчонки! Опять сломался холодильник. Кузьмич бегает по вагону ресторану, хлопает себя по бокам, колышется и кудахчет:
   - Ко-ко-ко, сколько продуктов пропадает? Что делать? - Володя комично показал толстяка-директора, мы покатываемся со смеху. - Всех гоняет: я третий обход за утро делаю, девчонки-официантки вместе с шеф-поваром жарят, парят, пекут, стряпают. В зале работает одна Анька, замучилась бедненькая. - Володя отправился дальше:
   - Молоко, кефир, сосиски, сметанка, бутерброды с сыром, колбасой, чёрной икрой - ассортимент товаров значительно подрос. Захотелось купить бутерброд с икрой, Володя отсоветовал. Девчонки из ведра столовыми ложками поглощают мягкое вкусное мороженое, я присоединилась. Мы сами сладкие, липкие и счастливые. - Кто бы мог подумать, что именно с этого счастья началась очередная проблема?
   По внутреннему радио передали:
   - Товарищи пассажиры, кто желает посетить вагон-ресторан, мы рады вас видеть. Сегодня в ассортименте - список до бесконечности. (Я таких вкусных названий не слыхивала). - Цены снижены на десять процентов. Торопитесь! - Всем заманухам замануха. Пассажиры двинулись в атаку на вагон-ресторан. Анька не справляется. Василий Никифорович послал на помощь Ирку и Галку. Бригадир разбудил Наталью, попросил составить список желающих получить горячее питание в купе, в вагоне-ресторане мест не хватает. Коллектив ресторана ударными темпами трудится на кухне. Кузьмич, притопывая и похлопывая себя по жирным бокам, всем мешает...
   В помощь Володе работают Любаша с Инкой, девицей кряжистой, крепкой. Ребята из вагона в вагон возят тяжёлые тележки, таскают судки с горячей пищей. Василий Никифорович хотел послать Оксану, но та заперлась в купе, ссылаясь на плохое самочувствие. Меня грызёт совесть, кровоточит сердечная рана, зашла навестить Оксану. Она лежит лицом к стене. Я стала говорить глупости, типа, что мы навсегда останемся подругами. В ответ холодное молчание.
   Приключений на мою голову недостаточно. У входа в вагон меня встретила мама Лидочки, милой семилетней девочки, что едут с Симферополя:
   - Лорочка, откройте, пожалуйста, второй туалет. Лидуся плохо себя чувствует, а в дальнем туалете вонь, грязь, очередь. - Отперев туалет, пошла глянуть, что творится во втором. То, что увидела, словами не описать, скажу только, что чистым остался лишь потолок. Не успела помыть, другой туалет превзошёл по грязи этот! Из туалетов меня выудил Василий Никифорович:
   - Уважаемая Лариса Исааковна, - меня в жизни никто так не называл. - Пусть пассажирами занимаются девушки. У Вас более ответственная задача: в поезде отравление. Пассажиры отравились сосисками или котлетами, приобретёнными в вагоне-ресторане. По предварительным подсчётам пострадали человек двести пятьдесят. В лучшем случае Кузьмича уволят, в худшем отдадут под суд. Здоровье пассажиров и наши судьбы в ваших, Лариса Исааковна, руках.
   Коленки задрожали, такая ответственность! Взяв себя в руки, сосредоточилась: у меня имеется тетрадочка маминых рекомендаций, может что-нибудь отыщу? Отыскала.
   Хожу из вагона в вагон, за мной пажом Володя, в одной руке корзинка с водкой, что выделил Кузьмич за счёт фирмы, в другой пятикилограммовый пакет соли и сумочка с лекарствами. Детям выделялась по пол или четверть таблетки левомецитина, в зависимости от возраста, запивать требовалось светло-розовым составом марганцовки; взрослым по полстакана водки со столовой ложкой соли, гадость жуткая, никакие микробы не выживут. В одном из вагонов мне тоже приспичило, пассажиры расступились, пропуская без очереди: "Доктора вперёд!"
   С каждым обходом клиентов и водки убавлялось. Пришлось раскулачить Катюню, экспроприировать водку. Из поездного состава отравилась лишь Ленка Деревякина: "Нельзя есть всухомятку, обязательно хоть раз в день принимать горячую пищу, здоровье надо беречь" - сберегла. Помучилась я с ней: водку не пьёт, солёная вода eй не по вкусу. Но отравление - не родной дядюшка: водку заглотила, солью закусила...
   На станции Вязовая поезд ожидают машины "Скорой помощи". Пьяные, слабые, но здоровые пассажиры спят крепким сном. "Скорые" "не солоно хлебавши" отправились на "хауз".
   Девчонки, закатав рукава, принялись за уборку. Василий Никифорович отправил меня спать, строго наказав "не беспокоить". Я героиня дня и поездного состава. Спасибо, мамочка, за мгновения вселенского триумфа!
  

* * *

   Завтра родной Челябинск. Неужели этот ужасный рейс подходит к концу. Кафтан ночи накрыл меня. Хохочущая конопатая луна требует водки, хихикают пьяные качающиеся звёзды. Я лечу между ними, они водят хоровод, не пускают меня в поезд, где меня ждут бегемотики, "у них, у бегемотиков животики болят..." Разрывая звёздную цепь, тороплюсь вниз, вслед мчатся хвостатые кометы, как рой златокрылых пчёл и жужжат:
   - Ужалю... - Луна кидается метеоритами, попадает в щеку. Рву зубами подушку. Зуб давно постанывал, но из-за такой ерунды не идти же к стоматологу. Путая сон с явью, со страхом поглядывая на прыщавое звёздами небо, встаю, достаю аптечку, глотаю пригоршню таблеток. Полегчало, уснула. Боль возобновилась, я отправилась гулять по коридору, баюкая зуб. Снова лекарство, сон, боль. Щеку раздуло, словно там спрятан орех. С вокзала, не заезжая в резерв проводников, отправилась домой.
  

* * *

   Родители на работе, дверь отперла бабушка и запричитала, запричитала. Через час, не переодевшись, сижу у кабинета Лазаря Ильича, нашего соседа по лестничной клетке и стоматолога. Лазарь Ильич вышел, увидел меня:
   - Лорочка, ты здесь? Сейчас займусь тобой. - Я кивнула.
   - Здравствуйте, Лазарь Ильич! - подобострастно поздоровалась с доктором кругленькая женщина с огромной брошью из яшмы на вязаном жакете. - Как поживаете? Как жена, сыночек? - врач чуть наклонил голову, здороваясь, и направился по делам. - Мы, ваши клиенты, молимся за вас богу, берегите ваши золотые ручки, - прокричала ему в след женщина. Когда доктор скрылся за поворотом, - добавила, - ходит туда-сюда, нет, чтоб работой заняться. Своих еврейчиков по полчаса принимает, для русского человека десять минут наскрести не может. - Клиенты, пряча глаза, опустив головы, молчат. Если б не зуб, несмотря на разницу в возрасте, я бы объяснила этой мегере, кто она конкретно, но я не могу рот открыть, больно. Вернулся Лазарь Ильич:
   - Простите товарищи, я приму без записи девочку с острой болью. Не переживайте, всех осмотрю, всем помогу...
   - Конечно подождём, - с готовностью произнесла женщина. Закрывая за собой дверь кабинета, я услышала тот же голос. - Бедные родители, не дай бог дожить до такого позора: дочь - шлюха. Все проводнички - распутные девки.
   - Придётся повозиться, - произнёс врач, осмотрев зуб, - поставим укольчик, больно не будет, - он велел сестре приготовить шприц с лекарством. Шприц большой, страшный, я напрочь забыла женщину, Краснобая, Оксану и всё, что произошло за последние дни. Страх и укол победили боль, прямо в кресле стоматолога я крепко заснула. Вы думаете, это невозможно, и я раньше так думала. Сколько длилось лечение, не знаю. Лазарь Ильич с трудом меня растолкал, отправил домой. Добравшись до любимой кроватки, я, как подкошенная, свалилась в чистое мягкое родное ложе и, побив мировые рекорды, проспала двадцать шесть часов. Бабушка регулярно подходила ко мне послушать, дышу ли, даже хотела вызвать "Скорую помощь", спасибо, родители не позволили.
   На такси Наташа с Ниной привезли мою долю фруктов для заготовок и пятикилограммовую банку сгущённого молока - благодарность от Кузьмича. Зимними вечерами, поглощая сгущёнку, я вспоминала Фёдора Кузьмича - вкусно...
   До самого рейса я никуда не выходила из дома, только ела и спала.
  

Челябинск - Москва

  
   Свеженькая, отдохнувшая и весёлая, как Гостовский огурчик, "опять по шпалам иду" в резерв "по привычке..." Девчонки топают с сумками, рюкзаками, мне папа обещал подвезти к составу сумку с продуктами и лекарствами. Впереди снова Москва!
   Вместо Клавдии Сидоровны инструкцию провёл Василий Никифорович. Клавдия Сидоровна приболела. Вернулась Томка Шишкина. Поезд обычный, общих вагонов нет, плацкартных половина, работаем по обычной схеме - два проводника на вагон, это нам "как два пальца об асфальт". Есть и плохая новость - поездка бесплатная, заработанные деньги перечисляются в пользу вьетнамского рабочего класса, помогая ему в праведной борьбе с империализмом - указание горкома комсомола.
  

* * *

   Поезд подали на первую платформу. Отец ожидает меня с сумками. Засмущавшись, клюнул носом в щеку, поцелуй называется, повернулся уйти, как навстречу чуть не бегом Василий Никифорович. Он встал по стойке смирно, сжав в приветствии отцову кисть:
   - Благодарю, товарищ Рахман, за дочь. Она бригаде помогла в предыдущей поездке, если бы не она, не справились бы. - Ещё раз обменявшись рукопожатиями, бригадир удалился, чеканя шаг, как на параде...
   - Ты ничего не рассказывала! - удивился отец.
   - Что говорить, - я покраснела от удовольствия. Как я могла рассказать о своих подвигах, если почти трое суток проспала, папу практически не видела, пусть думает, что дочь скромная героиня дорог. То, что папа сделал дальше, добило меня окончательно и подняло самомнение до небывалых высот. Он по-мужски тряхнул мне руку с такой силой, что чуть не оторвал, и как прежде бригадир, печатая шаг, удалился в сторону привокзальной площади, где его ожидала машина. Руку больно, но счастье переполняет.
   До отправления поезда много времени, я разглядываю скучающих людей, совершающих променад по платформе.
   Элегантного вида дама говорит другой:
   - Анатолий настолько эрудированный человек, за километр видно.
   На перроне ветер сбросил шляпу с толстого мужчины. Тот вприпрыжку за шляпой. Еле догнал, надел по самые уши и, тяжко пыхтя, важно прошествовал дальше.
   Молодая мамаша везёт коляску. В коляске ребёнок с широко открытыми любопытными кукольными глазками вертит головкой грушевидной формы - познаёт мир.
   Бабушка с дедушкой пытаются поймать за руку непоседу-внука. Дедушка поглядывает то на наручные часы, то на огромные привокзальные, то ли сверяя, то ли торопя время. Бабушка беспокойно следит за внуком, выписывающим восьмёрки вокруг столбов, людей, вещей, стоящих кучками на асфальте:
   - Бабушка, бабушка, а мама с папой скоро приедут?
   - Дай бог, скоро. Кончатся наши с дедушкой мучения...
   Внук обежал их, застыл у окна вокзала. Бабушка его потеряла, закружилась на месте:
   - Павлик, Павлуша, где ты?
   - Бабушка, там милиционер! Я думаю, когда вырасту, днём буду строителем, как папа, вечером милиционером, а по субботам и воскресеньям космонавтом. - Вдруг он подхватился и побежал за усатым носильщиком с горой сумок и чемоданов на тележке. Носильщика сопровождала пара: пожилой господин в костюме-тройке и миловидная женщина лет тридцати, которая называла спутника "котик".
   Бабушка попыталась угнаться за внуком, куда ей? Счастье: носильщик вёз вещи в ближайший вагон. Дед догнал внука, крепко взял его за руку, потащил к бабушке:
   - Я тебе русским языком говорю, от нас не убегать. - Внук остановился, как вкопанный:
   - Дедушка, сколько языков ты знаешь? - Дед, загибая пальцы, стал перечислять:
   - Русский, конечно; украинский - "здоровеньки булы"; немецкий - "хенде хох"; хранцузкий - "мерси мадам"; узбекский - "гамарджоба"; арабский - "салям алейкум". Знал английский, забыл. Старость не радость...
   - Какой ты у меня умный, дедушка! - Обалдел внук.
   - Учись внучок, таким же станешь, - гордо произнесла бабушка и засуетилась, услышав сообщение. Схватив внука за руку, они заторопились к переходу на другие платформы...
   Медленно и скучно прибывают первые пассажиры. Чинно копаясь в сумках и карманах, они достают билеты, важно поднимаются в вагон, где попадают в руки уставшей от безделья Наташки. Раскладывают вещи в купе, выходят прогуляться, переброситься с провожающими парой фраз.
   Кто-то, неслышно подобравшись сзади, закрыл мне глаза ладонями:
   - Что за шуточки? - Я резко обернулась и бросилась на шею Борьке-Качеле. Фамилия у Борьки Гершкович, его прозвали "Качелей" за манеру читать, чуть покачиваясь.
   - Привет, Дуся, - заорал он. - Переквалифицировалась из советских студенток в тружениц дорог? - Дусей меня прозвали с седьмого класса, когда, кроме редактора стенгазеты и игры в драмкружке, на меня чуть не взвалили должность старосты класса. Я возмутилась и заявила:
   - Что я Дуся, всю общественную работу на себе переть. - Довод оказался убедительный, но до окончания школы ко мне приклеилась кличка "Дуся".
   - Девушка, это вагон шесть? Вот билет. - Женщина средних лет тычет мне в нос билетом.
   - Гражданочка, поднимайтесь в вагон, - оборвала я с грубоватой наглостью, - там билет проверят, место укажут.
   - Ты суровая, - удивился Борька. Я обрадовалась, что произвела должное впечатление.
   - Ты как тут?
   - В соседнем вагоне еду с сестрой в Самару, так дед Куйбышев называет. Хотел махнуть в поход с друзьями, предки не пустили. Уговорили сопроводить сестру к бабушке. Видишь ли, Люська у нас старая дева, - заговорчески зашептал Борька, - ей уж двадцать два, институт окончила. Где в Челябе жениха достойного найдёшь? Евреи только ты, да я. В Самаре бабушка присмотрела какого-то Изю. Приходится ехать, семейные узы святы!
   - Переходи ко мне в вагон!
   - С удовольствием! А удобно? А получится? - Я с превосходством глянула на Борьку:
   - Наталья, проследи, - крикнув в открытую дверь и не дожидаясь ответа, я пошла к Иринке. Пять минут, и Борька вместе с сестрой раскладывают вещи в моём вагоне.
   Чем ближе к отправлению, тем больше пассажиров, больше сутолоки, но это невозможно сравнить с рейсом на Симферополь.
  

* * *

   Дела позади. Сидим в Борькином купе, лясы точим. В купе, кроме них, никого. Вещи, которым положено висеть, висят; которым положено лежать, аккуратно сложены на верхней полке. Чемоданы расположились на антресоли над входом.
   Сестра действительно старая дева - волосы затянуты, очки, безнадёжный, уходящий в себя и ищущий что-то там, взгляд. Пока мы с Борькой разговаривали, она успела накрыть стол. На эмалированной тарелочке лежат горкой вкусно пахнущие пирожки, на другой тарелке ломтики лимона и сахар-рафинад в маленьких упаковках с бу­квами - символами железной дороги. Ды­мится ароматный чай в стаканах с мельхиоровыми подстаканниками, на которых грубо выдавлены овощи или фрукты неизвестной породы. Из стаканов гордо торчат чайные ложечки. На черенках те же казённые буквы, что на упаковках с са­харом. Люська хозяйственная, куда мужики смотрят? Они за ней будут, как за каменной стеной - идиёты, как говорит моя бабушка.
   Люська не ест, уселась в уголок с книгой, отрываясь глотнуть чаю и, по устоявшейся еврейской традиции, пытаясь впихнуть в нас с Борькой как можно больше еды. Мы переговорили обо всём: кто из одноклассников учится, кто женился. Светка Ярова успела развестись. Майя Щеголева замужем за военным, у неё растут два пацана. Юрка Метелёв бросил институт, служит на дальней заставе. С прискорбием узнала, что Рашид Гаязов полгода назад погиб в автомобильной аварии. Игорь Фролов сидит, драка с поножовщиной, этого надо было ожидать, хулиган. Прошло два года, жизнь закрутила нас, развела. Борька рассказал, что у него русская девушка, хорошая, добрая, красивая, но он боится сообщать о ней родителям. Я пожаловалась на Сашу.
   До дежурства четыре часа. Я решила размять ноги и обойти состав с санпроверкой. Борька увязался за мной. В вагоне кадровиков навстречу выскочил карапуз лет трёх с круглыми розовыми щёчками, с кефирными усами, любопытными голубыми глазками и в ботиночках, за которыми тянулись развязанные шнурки:
   - Дядя, ты будешь моим папой? - Бросился он к Борьке. Тот остолбенел, покраснел:
   - Нет, мальчик... - Ребёнок нахмурил лобик, оглядел нас обоих, морщинки разгладились, и он спросил, указывая на меня:
   - Дядя, это твоя невеста, вы поженитесь, у вас будет свой мальчик? - Боря покраснел ещё ярче, и не нашёл, что ответить. Ему на помощь поспешила я:
   - Нет, мальчик. Мы с дядей друзья. - Ребёнок с превосходством осмотрел меня:
   - Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает: у мужиков только одно в голове, - я не успела удивиться, откуда у малыша столь "глубокое" знание жизни, как из купе проводников вышла Любаша в халате и тапочках:
   - Виталик, оставь людей в покое... - мальчик подошёл к Любаше, взял за руку.
   - Твой? - спросила я. Любаша кивнула:
   - Не люблю его брать в рейс, ничего не поделаешь, мама Клава заболела, не с кем оставить. - Толком ничего не поняв, мы с Борькой отправились дальше.
   В тамбуре у Томки осколки стекла, велела убрать, чтобы никто не порезался. Маринка обжимается в купе с очередным хахалем, а туалет не мыт. У Галки на полу в коридоре разлито что-то сладкое - надо протереть. И так из вагона в вагон.
   Пока отсутствовали, Люся помыла посуду, опять фундаментально накрыла на стол, её будущий муж с голоду не помрёт, скорее от обжорства.
   - Мама столько еды наготовила, боюсь, мы с Борькой не осилим. - Смутилась она. Буквально через пару минут к нам зашли Любаша с Виталиком:
   - К вам требует, - смущаясь, сказала Любаша, - вы ему понравились. Не помешаем?
   - Проходите, гостям рады. - Ответила Люська. Виталик мгновенно влез на полку между нами, ёрзая попой и, обращаясь к Люське, сказал:
   - Хочу котлету! - Та, как добрая волшебница, протянула малышу бутерброд с котлетой. Он заглотил его в два укуса, потребовал ещё. Люся, не отрываясь, смотрела, как малыш жуёт, из глаз лился свет любви - ей точно пора замуж. Она ничего не ест, лишь подкладывает нам.
   "Она красивая - неожиданно подумала я. Обернулась, - Борька на неё похож..."
   - Люська, Виталик сказал, что Лорка моя невеста, - не переставая жевать, произнёс Борька. Люся перевела взгляд на меня и задумчиво произнесла:
   - Это, наверно, неплохо: хорошая девочка из приличной еврейской семьи, - и через паузу, - и работящая...
   - Люська, ты дура, этого ещё не хватало, - не сдержался Борька. Я подавилась куском. Мне Борька никогда не нравился, но обидно.
   - Пойду, вздремну, - встала я.
   - Тётя, не уходи, - повис на мне Виталик. Осталась. Виталик, наевшись, задремал, Любаша рассказала, что она подкидыш, росла в детдоме, родителей не знает, окончив школу-интернат, получила комнатку в коммуналке. Среди прочих жильцов в квартире проживала Клавдия Сидоровна. Сдружились. Мама Клава помогла Любаше устроиться на курсы проводников, взяла в бригаду. В те годы Клавдия Сидоровна ездила бригадиром.
   Война Клавдии Сидоровне исковеркала жизнь: жених ушёл на фронт, пропал без вести. Клава во время войны работала в "поезде милосердия", сошлась с кочегаром, погиб при бомбёжке. После войны у неё был лейтенант, что вернулся с фронта без ног, умер от ран после окончания войны. Детей Клавдия Сидоровна не нажила, Любаша ей вместо дочери. Когда у Любаши от пассажира родился сын, мама Клава поменяла комнаты на небольшой домик с огородом, ушла на пенсию растить "внука". Долго дома сидеть не могла, когда Виталик немного подрос, устроилась инструктором на железную дорогу. Виталиком Любаша назвала сына по просьбе мамы Клавы в память о женихе.
   Виталик, посапывая, свернулся калачиком на полке.
   - Спасибо этому дому, пойду к другому, - Любаша решила уложить сына у себя в купе, ей, как и мне, скоро на дежурство. Борька вызвался помочь отнести ребёнка. Кокетливо глянув на Борьку, похотливо повиливая задницей, Любаша пошла вперёд. За ней в позе болонки, пуская слюну, с ребёнком на руках Борька.
   Мы с Люсей стали прибираться. Борьки долго нет, проходит "науку" любви?
   - Лорка, где тебя носит? - Услышала я голос Лёнечки. - "Кушать подано, извольте жрать пожалуйста". Девчонки собрались, тебя не хватает...
   - Мы отобедали, - вместо меня ответила Люся, их глаза встретились. Люська выдавила, - у нас ещё много вкусного, - она протянула ему, разломив помидор. Луч заходящего солнца упал на помидор, он заиграл драгоценными рубиновыми россыпями. Лёнька подошёл и, придерживая своей рукой её ладонь, укусил сладкую рассыпчатую мякоть. Ощущение, что он поцеловал её ладошку. Я лишняя.
   В дежурке появился Борька:
   - В жизни Люська такой не была. Можно у тебя посидеть? - Я согласилась, впереди целое дежурство, боюсь уснуть.
   - Виталик заснул? Как Любаша? - Борька покраснел, будто не слыша вопроса, перевёл разговор на отвлечённую тему. Я права насчет краткосрочного курса любви.
   Болтовня, воспоминания, анекдоты, станции, полустанки, пассажиры, постельное бельё. На одном из полустанков Борька заглянул мне в глаза - мы стояли под фонарём:
   - Лорка, у тебя глаза - два изумруда! - Объявили отправление. В дежурке Борька стал меня грузить, мол, я умная, красивая, во мне одни достоинства, и действительно родители будут лишь "за", если у нас что заладится....
   - Тебя сестрица беленой обкормила или Любаша любовным зельем опоила? Проспись... - Он чмокнул меня в щеку. Я хотела возмутиться, как услышала до боли знакомый голос Василия Никифоровича:
   - Прелюбодеянием занимаешься, Рахман, на дежурстве. Угомону на вас, девчонок нет, или спят, или целуются. Молодой человек, отправляйтесь на своё место. - Боря покорно отправился спать. Через две минуты заскочил обратно, глаза на вылупку:
   - Люська пропала... - Пытаюсь его успокоить, бесполезно. Борька направился искать в хвост состава, я в голову. Долго искать не пришлось: Люся с Лёней целовались в тамбуре. Я развернулась, догнала Борьку. Он бегом к "голубкам", схватил сестру за руку:
   - Немедленно в купе, - она, смущённо опустив голову, ушла. Борька за ней. Лёня смотря вслед:
   - У меня мозги закоротило - такая девочка, чистая, интеллигентная. Может жениться?
   В тамбур вошла молодая женщина:
   - Девушка, вы медсестра? У меня сын заболел. - У мальчика небольшая температура, горло красное, дала аспирина. Сбегав в ресторан, вскипятила молоко, сделала гоголь-моголь, подождала, пока ребёнок заснёт.
   В дежурке меня ожидал Борька:
   - Не спится, - признался он, и стал жаловаться на сестру, ничего подобного от неё не ожидал.
   - Ну, ты деспот - возмутилась я.
   - Может ты права? Я никогда у Люськи не видел таких, таких, таких счастливых глаз!
   - Иди-ка спать, Боря, ты мне надоел.
  

* * *

   Стоянка пятнадцать минут. Зябко поёживаясь в ночной прохладе, девчонки переминаются с ноги на ногу. Со ступенек спустился тщедушный, интеллигентного вида мужчина с большими залысинами и в очках:
   - Лора, позвольте около вас постоять. Не спится.
   Меня зовут Пал Палыч. Я инженер путей сообщения, еду домой с курсов повышения квалификации. Телеграмму не послал, хочу сюрприз сделать.
   Подошла Иришка, хочет поделиться: старик из её вагона поучает, мол, сорок лет работал на поезде: отношение к людям было лучше. У него на старости лет бессонница. Какая-то молодуха приревновала её к мужу. Один мужик перепил, ходит по коридору, революционные песни поёт, людям спать не даёт. Только угомонился, у мамаши из третьего купе ребёнок проснулся, плачет, пассажиры жалуются. Что, Ирка должна ему сиську свою дать? Не ночь, а Содом с Гоморрой. - Пал Палыч пошёл гулять по перрону, не хочет нам мешать - тактичный человек. Скорее бы конец дежурства.
  

* * *

   День проспала, как медведь в берлоге, ночью снова дежурство, вновь заявился Борька. Жалуется на сестру, обжимаются с Лёней по углам, людей не стесняются. Боря не мешает, пусть надышится свободой, перед встречей с Изей.
   - Правильно? - спрашивает Борька, заглядывая в глаза.
   - Мне всё равно. Вы уже взрослые. - Он помолчал, стал пересказывать какую-то книгу. В час ночи Боря прервался на полуфразе, засопел. Я его отправила восвояси.
   Пришла вчерашняя женщина поблагодарить за сына, сунула трёшку, хотелось гордо отказаться, но взяла. Я сунула бланк благодарностей, она поставила высший бал.
   Кинель. Пассажиры спят, покинул вагон Пал Палыч, в одной руке импортный чемодан, перетянутый ремнями, подмышкой большая плоская вещь, завернутая в газеты.
   - Картина? - уважительно спросила я.
   - Жене в подарок, коллекционирует копии Рафаэля. Я представить не мог, что в небольшом уральском городке в комиссионке мне попадется такой шедевр.
   Там подарки жене и детям, - он кивнул на чемодан. - Я соскучился, три месяца их не видел. - Поцеловав мне руку и сгорбившись от тяжести, он растворился в сумерках.
   За час до Куйбышева зашла помыть туалет и обалдела, зеркала на месте не оказалось. До меня дошло, какую "картину" нёс Пал Палыч - вот тебе и интеллигент! Я побежала к бригадиру. Как всегда в таких случаях, он сохранял спокойствие, заявив, что не удивится, если этим не кончится, а пока пошлёт радиограмму, чтобы в Куйбышеве нас встретил наряд милиции.
  

* * *

   Куйбышев. Полвагона выходит. Наташка разбирается с билетами, собирает постельное бельё, я на посту. "Качеля" с Люсей выволокли вещи на перрон:
   - Спасибо, Дуся!
   - Да, да, спасибо, - кивает Люська, вертя головой: Лёньку ищет.
   - Боря, Люся! Люся, Боря! Куда вы подевались, я вас по всему вокзалу ищу. - К нам бежит, смешно переваливаясь, полная яркоглазая дама преклонных лет. За руку она тащит худого сутулого еврейчика с типичным шнобелем. Она обняла, облобызала Борьку, Люсю, отступила, энергично оглядывая гору вещей. Молодой человек понуро стоит, безразлично разглядывая потёртые носы ботинок. - Боря, ты ничего в вагоне не оставил? Это всё? - Борька кивнул:
   - Здравствуй, бабуля! - Она его не слушает.
   - Это всё, я спрашиваю? - Борька снова кивнул. - Говорила я вашему папе, женись на Сарочке, так он, шлемазл, выбрал вашу маму. Вы, конечно, приехали к родной бабушке, а не к чужой тётке, но самое необходимое она могла детям дать? - Она картавила, акцент у неё точно, как у тёти Раечки, бабушкиной подруги из Черновиц. - Боря, давай вещи. Сам не тащи. Моим старым костям ничего не страшно, тебе надо себя беречь, вся жизнь впереди. - Говорила она, не трогаясь с места. - Я просила дедушку, чтобы вас встретил. Отказался, он самый незаменимый поц в Советском Союзе, без него вся система рухнет, пошёл-таки на работу. Боря, что стоишь, давай вещи. - Скоро она напоминала вешалку в коммуналке. Обернувшись назад, ей на глаза попался молодой человек, сосредоточенно ковыряющий носом ботинка асфальт. - Ой, я забыла Изю! Боря, снимай с меня вещи, надо познакомить Люсеньку с Изей! - Борька снимал вещи, она указывала, - этот чемодан снизу, сумку рядом. Рядом я сказала, а не слева, всю дорогу перегородил. Боря, ты такой же шлемазл, как твой родной папочка. Эту сумку сверху, сверху, говорю, пирамидкой, пирамидкой. Боря, ты точно пальцем деланный, а чем ещё может делать детей твой папа? У него, кроме красоты, ничего нет, потому что он похож на меня. Люся, познакомься с Изей. Изя, познакомься с Люсей. Что вы стоите, как чужие, пожмите друг другу руки. - Изя протянул руку. Люська не заметила, по-прежнему ища взглядом Лёнечку. Изя постоял с протянутой ладошкой, вытер её о штанину, рука безвольно повисла вдоль туловища. Бабушка на них уже не смотрит. - Боря, не стой как остолоп, грузи меня! - Боря вновь стал навешивать на бабушку вещи. Медленно процессия двинулась в сторону здания вокзала. Когда они отошли на несколько шагов, Борька вернулся:
   - Дуся, можно я тебя чмокну на прощание. - Подставляю щеку, для меня его поцелуй ничего не значит.
   Борина бабушка обернулась, ища внука, и застала нас на месте преступления. Она не стала снимать вещи, просто сбросила их, кинув через плечо:
   - Изя, отвечаешь за вещи. - Приблизившись ко мне, осмотрела с ног до головы. - Боря, это у нас кто?
   - Лорка, мы в одном классе учились.
   - Как фамилия у девушки?
   - Рахман.
   - Боря, я думаю, это то, что надо, ты понял, о чём я говорю? Боря, она нам подходит!
   Лорочка, почему вы работаете? В вашем возрасте положено учиться! Образование - это будущее!
   - Бабушка, она учится. Просто сейчас... - бабушка не дала Борьке договорить.
   - Помолчи, Борис, не встревай в мужской разговор. - Пришлось объяснить, что я студентка, подрабатываю в каникулы. - Лорочка, у вас мама есть, а бабушка? Передайте бабушке, чтобы она вас никуда не пускала, ни в какие поездки. Не пристало культурной еврейской девочке мотаться по стране, как какой-то шиксе из бедной семьи!
   Не знаю, сколько бы ещё длились нравоучения, но Люся заметила Лёню. Встрепенувшись, она бросилась к нему в объятья. Бабушка застыла, но лишь на мгновение:
   - Ой, вейз мир! Люди, что творится? Боря, тебе поручили следить за сестрой! Боря, это кто?
   - Лёня, - выдавил Борька.
   - Лёня? Это меняет дело! - Она подошла, оттолкнула Люсю от Лёнечки, встала между ними и ткнула в него пальцем. - Как фамилия у Лёни?
   - Панов, - удивлённо произнёс Лёнька. Бабушка схватила Люську за руку, потащила прочь.
   - Лёня, вы меня разочаровали! Люся, он нам не подходит! Боря, Изя, берите вещи, за мной!
   Ко мне подошли два милиционера:
   - Старшина железнодорожной милиции Навалов, - представился первый, отдав честь. - В вашем вагоне имел место факт хищения зеркала? - Я не успела кивнуть, как из открытой двери чуть не вывалилась растрёпанная бабёнка в распахнутом модном китайском халате. Под халатом виднелась импортная дорогая комбинация, под ней большая трясущаяся грудь.
   - Спёрли, спёрли... - Тут она увидела милиционеров и закричала старшине в ухо, - милиция! - Старшина потёр ухо:
   - Успокойтесь гражданочка! По порядку. Что украли? - Брызгая слюной на представителей власти, нисколько не понизив уровень децибелов, бабёнка кричала:
   - Спёрли, чемодан с вещами спёрли. Новый, жёлтый, импортный...- Василий Никифорович прав, зеркалом дело не ограничилось. Молодой милиционер с интересом смотрел на прыгающие груди. Старшина перехватил взгляд:
   - Гражданочка, прикройтесь, и пройдёмте в вагон.
   - Мне нечего прикрывать, - сильнее распахнула халат женщина, на радость окружающим, - всё заработано честным трудом, своими руками, не воровано ...
   Бабёнку запихнули в вагон, попросили пройти и меня. Выяснилось, что Пал Палыч, не Пал Палыч, его давно разыскивает милиция. Пока разбирались, объявили отправление. Наряд милиции, сняв показания и пообещав гражданочке отыскать вещи, сошёл.
  

* * *

   С Борей я встретилась на сорокалетии окончания школы. Я его не признала - седой пузан. Люся вышла замуж за Изю, потому что Лёнечка, как порядочный человек, под натиском общественности женился на официантке Аньке, что забрюхатела от него.
   В настоящее время Изя умер, сын Лёня живёт в Америке, Люся с Борей и престарелой матерью в двухкомнатной хрущёвке. С женой Борька развёлся, в настоящее время "работает" дедушкой, помогая детям растить внуков.
  

* * *

   Машинист, как бешеный, гонит состав: мелькают столбы, посёлки, небольшие рощицы, красно-оранжевыми факелами горит газ, освещая ночь.
   В Москву прибыли вовремя. Состав отправили в резерв. Разобравшись с делами, мы разделились: часть девчонок осталась в поезде, другая отправилась покорять ГУМ и ЦУМ. Я, Маринка, Иришка, Оксана и Ольга пошли на Красную площадь. Любаша попросила взять с собой Виталика, пусть проветрится, нечего ему шастать по магазинам, мешаться под ногами. Виталик прилип ко мне, уцепившись за руку.
   Ловлю настороженный взгляд Оксаны, на губе незажившая ссадина, отвожу глаза.
   Мы залюбовались Москвой. Бой курантов вернул нас в действительность: "Мамочка родная, опаздываем!"
   Взяв "левака", доскочили до резерва. Когда подбежали к составу, тот медленно тронулся. Двери закрыты. Открытая дверь. Оксанка вскочила первая. Бегу, на руках Виталик, с ним боюсь прыгнуть в вагон, тяжело.
   - Лорка бросай мне ребёнка!
   - Бросай, - торопят девчонки, - не успеем!
   Изо всех сил размахиваюсь и, смотря Оксане в глаза, кидаю Виталика. Поймала!!! Прыгаю, за мной остальные.
   - Хоцу исё, - смеётся пацанёнок. Мы смеёмся с ним.
   Прошли года. Вспоминая этот эпизод, ужасаюсь: если бы у меня не хватило сил докинуть ребёнка, если бы Оксана не поймала, если бы пацан выскользнул из рук...
   Какое счастье - безрассудная молодость!!!

Москва - Челябинск

  
   Пассажиры из Москвы важные, вальяжные. Тут мешочники. Мы крутились до рассвета.
   Моё дежурство. Прибежал Виталик:
   - Тётя, можно я у тебя побуду? - Порисовали, рассказала Виталику сказку, достала с полки над входом шахматы. Шахматы старые, фигур не хватает, он с ними играет как с игрушками. Я приобрела у бабки, торгующей журналами очередной номер "Юности", надеясь, что там продолжение повести "Дорожная быль". Обманула карга, номер правда июльский, но за прошлый год, внимательнее надо быть.
   Сижу в уголке, слушаю как ребёнок, играя с шахматами, разговаривает сам с собой:
   - Эй, соседушка, забери кур, они мне всю грядку повытопчут. И заделай дыру в заборе.
   - Заделаю, Клавдея, заделаю. Вот внучок в гости приедет, отремонтирует забор.
   - Легче конца света дождаться, чем твоего внука. Смотри, Пелагея, поймаю курицу, башку сверну, бульон сварю.
   - Поймай, соседка, поймай, если догонишь. Они, коварные, шибче нас бегають.
   - Глянь, опять рябая на грядке яйцо снесла, дурная. Грядка моя, значит и яйцо моё.
   - Бери, жалко чо ли. Много ль мне старой надо, а на рынок идти продавать, ноги жаль, не казённые. Я тебе ещё яичек подброшу, Витальку твово кормить. Свежие яйца мальцам пользительные. А ты мне сахарок со своей "железки" стащи, и заварки, как прошлый раз.
   - Пелагея, загляни вечерком, я тебе баночку варенья дам, Любка много фруктов накупила, на всю зиму хватит. Посидим, самогонки тяпнем, песню спеваем, о житье-бытье покалякаем. Скучно вечерами, а в ящик глядеть, зенки жалко. Любка в рейс ушла.
   Виталик переставил шахматы, начал новый диалог, подделывая голос:
   - Соседка, Любка дома?
   - Пошёл вон, пьянь подзаборная. Любку ему подавай, протрезвей вначале.
   - Заноза ты, бабка, я же не к тебе, к Любке. Может, я люблю её, может, даже женюсь?!
   - Любит он. Ты вначале определись, кого ты любишь, Любку или водку?
   - Русскому человеку без водки нельзя.
   - Уходи, по-хорошему прошу, а то возьму дрын, клипы переломаю, станешь на коленках ползать, зубы собирать!
   Забежала Любаша, забрала сына, пора парня кормить, спать укладывать. Виталик попросил подарить шахматы, да на здоровье. Он влез на полку, поцеловал меня, метя в губы.
  

* * *

   Я в одиночестве любуюсь пейзажем из окна, откуда ни возьмись Маринка в слезах и соплях:
   - Лорка, нет никаких сил на этого жирного козла! То зажмёт, то за щеку щипнёт, то мерзость сморозит, а сегодня утром при пассажирах шлёпнул по попе. Другой козёл каждый рейс вагон распределяет нам около ресторана. Я б туда не ходила, но по долгу службы обязана заявки подавать, сообщать про контролёров. А Ленка - коза дранная, говорит:
   - Повод даёшь. Вот ко мне никто не пристаёт! - Кому она нужна, доска бесформенная?
   После допроса выяснилось, что это за козлиное стадо: первый козёл - директор ресторана Фёдор Кузьмич, второй - наш бригадир, а про козу понятно с первых слов.
   Не успела разобраться с Мариной, пришла Галя - глаза блестят счастьем, улыбается.
   - Лорочка, у тебя есть йод, ребёнок поцарапался. - Так радоваться детской царапине.
   Через десять минут вернула йод. Я пригласила попить чай, хотелось узнать, почему глаза блестят, хотя не трудно догадаться. Чтобы удовлетворить мучившее любопытство, плеснула ей вишнёвки, что томилась в шкафу с посудой.
   Ещё в первую поездку Галя пошла в радиорубку послать отцу радиограмму, поздравить с днём рождения. Тут выясняется интереснейшая деталь: наш радист и Галин отец - тёзки, оба носят имя Степан, фамилию Попов. С этого начался роман.
  

* * *

  
   Снова утро, снова смена. После чая явилась Ольга и велела зайти к ним.
   В дежурке все дежурные проводницы, там же, развалясь барином, сидит незнакомый вихрастый парень, перед ним бутыль вина. Ирка вскочила с переносной лесенки, взлетела наверх, откуда свешивалась Томкина голова, в глубине виднелся Ниночкин профиль. Я уселась на ступеньку.
   - Привет, девчушка, вот кружка. - Соригинальничал парень, плеснул в стакан вина, протянул. - Андрей! - Приняв стакан, я глотнула - кислятина.
   - Лора! - знакомство состоялось.
   - Лорка, Андрей рассказывает, как надо "ковать деньгу". Мы с Ольгой решили пригласить вас. - Иришка говорит быстро, но медленнее, чем обычно, язык заплетается. Андрей достал из-под стола ещё бутылку, оказалась пустая, сунул обратно, достал третью, налил. К стакану сверху потянулась Ирка, но Марина вырвала стакан из её рук, присосалась. Выпив, жеманно глядела на Андрея, приподняла юбку, подвинувшись к нему. Моя очередь. Стакан обошёл всех, вернулся пустым. Нина пить не стала.
   - Молодцы, девчонки! - Андрей налил ещё стакан, отпил половину. Маринка полезла к Андрею целоваться, он увернулся, заулыбался. - Ей больше не наливать! - и стал говорить, отводя взгляд от любвеобильной красотки.
   Андрей работает в поездах пятый сезон. В первый год ездил с кадровым проводником, который научил его "ковать деньгу". Надо было не просто возить "зайцев", а искать их. Андрей моложе напарника, прыгал с поезда на поезд, обгоняя состав, заходя в билетные кассы, предлагая потенциальным пассажирам не томиться в очередях в ожидании билетов, а идти напрямую к такому-то составу, такому-то вагону, там найдут место, подвезут в пункт назначения. Иногда Андрей летал на самолёте, обгоняя поезд. Траты оправдывало количество денег, получаемых с "зайцев", но требовалось соблюдать правила: первое, делиться с "бугром"; второе, работать в общем вагоне, в крайнем случае в плацкартном - мест больше и пассажиры без амбиций; третье, когда вагон заполнен, двери в тамбур перекрывать, чтобы "зайцы" не сбежали.
   Андрея перебила Ниночка, сохранившая свежую голову:
   - Перекрывать вагоны? А если пожар, контролёр или другая напасть? Может оплату брать вперёд?
   - Пассажиры не желают платить вперёд. Пожара бояться, костёр не разжигать. С контролёром пусть разбирается бригадир, я ему добавляю шмат сала на его кусок хлеба.
   - Получается, ваш напарник один работает, но сложно соблюдать чистоту, когда такое количество народа?
   - Здрасьте Вам через окно, где Вы сушите бельё. Поговорку знаешь? "За двумя зайцами погонишься, на шпагат сядешь". Позвольте перефразировать: Мы с напарником, гоняемся не за чистотой, за "зайцами". - Ниночка спрыгнула с полки:
   - Спасибо за угощение, не хочу оставлять пассажиров одних. Ксения, за мной! - Ксюша извинилась и, опустив глаза, пошла за Ниночкой. Мне тоже хотелось уйти, любопытство победило. Андрей, прижатый Маринкиной ляжкой, вылил остатки вина в стакан. Достал новую бутылку. Под столом склад, что ли?
   - Каждый выбирает свою дорогу, - как ни в чём не бывало, продолжал Андрей. - Кто-то любит сидеть на праведном хлебе, а кто-то обожает ананасы в шампанском и красивых гёрл. - Марина плотоядно улыбнулась. - Благодаря поездкам я осенью покупаю подержанную машину. Это мой последний сезон - институт, Москва позади, с октября я инженер в славном граде Пенза. Раньше я был одесситом, теперь, извините за выражение - пен-зен-чанин.
   Я созерцаю товарок. Меня лекция не интересует, для меня, как и для Ниночки, это не приемлемо, но не хочется нарушать компанию. Маринка рассеянно-влюбленным взглядом дырявит Андрея, периодически облизываясь, как кошка, перед которой стоит крынка сметаны. Схватив голову Андрея, она вдавила её между грудей.
   - Андрюшенька, ты мне мил. Возьми меня замуж. Я буду тебе верна до смерти. - Андрей, с трудом освободив голову, глубоко вдохнул. Дух Маринкиных грудей тяжёл: оттуда несёт смесью сочного пота с цветочным запахом дешёвых духов. Маринка страдает потливостью и выливает меж грудей и подмышками по флакону духов в день. Где при такой расточительности взять деньги на хорошую парфюмерию? Андрей помахал ладошкой перед носом:
   - Мне такая жертва не требуется, жениться не собираюсь, вольная жизнь дороже оков Гименея. - Маринка наморщила лоб, соображая. В мгновение ока Андрей сунул ей под нос полнёхонький стакан, - Пей. - Ирка переводила оторопело-завистливый взгляд с одного на другого, протянула руку к вину, но Маринка рывком заглотила вино. Голова качнулась, упала Андрею на плечо, она захрапела.
   - Так-то лучше, - выдохнул облегчённо Андрей, плеснул ещё вина, выпил. Ирка, перекочевавшая на место Ксении, клевала носом, вскидывалась, просыпаясь, снова внимала Андрею. Ольга и Томка действительно слушали "лектора".
   - Нет, - задумчиво произнесла Ольга, - я не смогу...
   - Смогеешь, если захотеешь!
   - Я бы попробовала, мне до зарезу нужны деньги, но напарница слишком правильная, с ней кашу не сваришь, - задумчиво произнесла Томка.
   - Оксана, это да! - поддержала Ольга. Тянущаяся тишина.
   - Девчонки, хотите, смешное расскажу. Я же не только летом подрабатываю, но и в зимние каникулы. Зимой мы ездим на голой зарплате, никакого навару.
   - Кто раздел твою зарплату, - Ириша пыталась пошутить. Не вышло. Андрей продолжал.
   - До Куйбышева несколько вагонов забронировали.
   - Ты работал в бронепоезде, - вторая попытка удачнее. Андрей улыбнулся:
   - Но и там никто не сел. Мы с напарником тяпнули и дали храпака. На одной из станций слышу шум. Продираю глаза, к нам пассажиры, ребята - солдаты, им пришлось ломиться в закрытую дверь минут десять. Разбуженный ночью, я в отвратительном настроении. Солдаты и старшина прошли в купе. Желая заглушить чувство вины, решил напоить их чаем. Взял топор наколоть щепу для растопки. В голову стукнула мысль, неплохо было бы взять с курсантов деньги за бельё - по рублю с носа. Решил не откладывать, чтобы не забыть. Не выпуская топора, отправился к ним. Представьте, посреди ночи с шумом открылась дверь купе, на пороге появился проводник со злобным выражением лица и топором в руке:
   - За бельё порублю. - Старшина схватился за пистолет, лишь один паренёк сохранил самообладание:
   - Товарищ старшина, не стреляйте. Проводник сказал:
   - По рублю за бельё... Я, пока из института не попёрли, работал в студотряде проводников. - Если бы не студенческое братство, не сидели бы здесь, не пили б вино.
   - Что за сборище? Через час станция - геть по местам. Вы кто, молодой человек?
   - Гость! - пьяным голосом произнесла Ириша.
   - Жених! - вторила Марина, открыв недоумённо глаза и осматривая присутствующих, словно всех, кроме Андрея, видела первый раз в жизни.
   - Не многовато ли у тебя женихов, Измаилова? Предъявите билет, юноша! - Андрей встал не без труда стряхнул "невесту", вышел с бригадиром в коридор. Вскоре вернулись. - Раз жених, пусть едет, - произнёс Василий Никифорович, пряча в карман десятку. - Девицы-красавицы по местам, так и раз эдак вашу японскую богоматерь.
   - Лучше я буду гостем - услышала я голос Андрея, прикрывая дверь тамбура.
  

* * *

   Станция Димитровград. Андрей вышел с небольшим портфелем, где позвякивают бутылки. Алкоголь - это валюта, билеты не нужны, тем более студент студента всегда подвезёт.
   - До свидания, подруга, гора с горой не сходятся, а человек с человеком... - Он не договорил, подпрыгнул на месте, и с воплем, - Задержи её! - побежал, перепрыгивая через рельсы, на соседнюю платформу, где стоял поезд Москва-Свердловск. Вдоль поезда курсировали девушки в форме студенческого отряда проводников.
   Я обернулась, ко мне неслась, пыхтя как паровоз, Маринка:
   - Андрюша, милый дружочек, куда? - Крик подстегнул беглеца, он получил дополнительное ускорение. "Как её задержать?" - Я встала у Маринки на пути:
   - Мариша, он тебя нашёл? - Тормозя, она пробежала метра три, вернулась, тяжело дыша:
   - Кто?
   - Красавчик под два метра, спортивного телосложения, яркий блондин с чёрными волосами, - ляпнула я.
   - Кто, что, откуда, куда пошёл, как зовут?
   - Пошёл тебя искать. Говорит, специально приехал, тебя повидать. Беги скорее. - Марина набрала в лёгкие воздуха, развернулась и, расталкивая ни в чём не повинных пассажиров, понеслась обратно. Объявили отправление поезда Москва-Свердловск. Вагон за вагоном проезжают мимо. Из одного вагона из подмышки проводницы высунулась голова Андрея, повертелась, расплылась в улыбке и, прощаясь, послала мне воздушный поцелуй.
   Пассажиров мало. На глаза попалась Иришка - глаза в кучку, для равновесия держится за поручень.
   Мелодичные звуки, толпа цыган движется по перрону. Впереди, перебирая струны, шествует коренастый цыган в ярко-красной рубахе и пёстрой жилетке, с сединой в чёрных кудрях. Цыганки павами, покачивая гордыми станами, подметая цветастыми юбками перрон, приплясывают, подпевая и бросая томно-волнующие взоры на расступившихся людей. Смуглые цыганята попрошайничают, пассажиры, прижимая к груди сумки, закрывая собой чемоданы, боязливо косятся на шумную разноцветную толпу. Цыгане всегда вызывали во мне душевный трепет. Поющая и танцующая толпа приблизилась, гитара замолчала:
   - Красавица, место найдётся. Не бойся, не обидим. - Я не успела ответить, как Иришка, оттолкнувшись от поручня, сделала рывок, ухватилась за меня и закричала:
   - Проходите все. - Она указала на свой вагон. Толпа ринулась в открытую дверь.
   - Ирка, ты с ума сошла!
   - Слышала, Андрей с поезда на поезд прыгает, "зайцев" вылавливая, летает на самолётах. Нам "зайцы" сами в руки идут. - Она повернулась и, держась обеими руками за поручень, медленно поднялась по ступенькам.
   У вагона остался пацанёнок лет пяти-шести. Пацанёнок дёрнул за юбку:
   - Тётя, дай денежку, ты добрая, красивая. - Получив деньгу, он заскочил за Иркой. В воздухе повеяло запахом небывалых цветов, от удушья перехватило горло.
   - Лорка, я его не нашла! - Около меня Маринка. - Ты ничего не напутала?
   - Он спросил, где можно увидеть Марину Измаилову? Это ты? - Маринка кивнула.
   - Повтори, как он выглядит?
   - Среднего роста, худощавый шатен, интеллигентный... - Маринка меня перебила:
   - Ты говорила..., - на моё счастье передали отправление.
   - Я не присматривалась, одно скажу, красавчик!
   - Первый раз в жизни встретила достойного человека, но не смогла его встретить, - вздохнула Маринка, спеша к своему вагону. Я открыла рот, не поняв, что она произнесла.
   Из Иркиного вагона, как из рога изобилия посыпались цыгане. За ними выскочила Ирка с криком:
   - Вернитесь! - Мне удалось её перехватить, силой запихнуть обратно. Запрыгнув, я развернула флажок. Кто-то дернул меня за ногу.
   - Тётенька, ты добрая, красивая, дай двадцать копеек. Я проделаю дырочку, стану на шее носить, не забуду тебя по гроб жизни. - Рядом с вагоном бежит тот самый пацан, что выцыганил у меня десять копеек.
   - Я тебе уже дала деньги.
   - Нет, не давала. Деньги взял брат, мы похожи. - Я недоверчиво покосилась на него. - Честное благородное слово, хочешь землю съем, что не вру. - Рассмеявшись, я бросила двадцать копеек, он с лёту поймал, сунул в карман, повернулся и походкой шпаны направился к толпе цыган.
   - Не обмани, - крикнула я ему вслед. Продень верёвочку, надень на шею в память обо мне. - Пацан обернулся:
   - Много вас, верёвок не хватит, - и плюнул под ноги.
  

* * *

   Не успела зайти в вагон, прибежала запыхавшаяся Катюня:
   - Лорка, цыгане у тебя?
   - В соседнем вагоне. - Топая, она побежала дальше. Вернулась: глаза блестят, изо рта льётся поток брани.
   - Буди напарницу, сама к ним. Белобрысая спит без задних ног, а негритоска, пьяная в дым целуется с цыганом. - Дальше она завернула нецензурную фразу. - Я к Васе. - У выхода в тамбур прокричала: - Не забудь снять занавески и скатёрки, не досчитаемся, будешь платить. Не снимешь, цыгане, - она сказала незнакомое слово, смысл я поняла - украдут и понеслась дальше крича трубным голосом:
   - Товарищи пассажиры, прячьте деньги в бюстгальтеры, вшивайте в трусы, в поезде цыгане...
   Растолкав Наталью, горазда она дрыхнуть, я побежала к девчонкам. Катюня права: Ольга спит, Ирка, сидя на коленях у цыгана-гитариста, целуется взасос. На первый взгляд, также на второй и третий, тот старше Ирки раза в три. Я, воспользовавшись советом Катюни, собрала скатерти и занавески, изучила оперативную обстановку. Цыгане заняли купе, их не четверо, как положено, больше, плюс пара пенсионеров, забившихся в угол. Увидев меня, бабушка бросилась ко мне, будто я могу спасти её от гибели.
   - Доченька, помоги, я цыганами с детства пугана!
   Я устроила стариков в своём вагоне к другой пожилой паре. На радостях бабуля угостила меня ватрушкой. Проглотив её не жуя, я вернулась. В тамбуре приметила Маринку, что обжималась с цыганом лет сорока. Откуда она столько ухажеров выкапывает? По коридору бежит смуглый ангелок, годов трёх, в руках занавеска
   - Тётенька, забери, потеряешь, скажешь, что мы украли...
   Шурша юбками, торопится старая цыганка, в глазах злоба, седые космы в стороны торчат. Крадучись, направилась за ней. Та в тамбур, давай кричать на цыгана, с которым обжималась Маринка. Звуки отрывистые, хлёсткие, как пощёчина. Цыган оторвался от Маринки, гаркнул. Старуха сникла, цыган, проходя мимо, то ли специально, то ли случайно толкнул старую женщину. Она приметила меня:
   - Муж дочери. Дочь вот-вот должна родить, ещё двое маленьких, а он к каждой юбке липнет. - Она говорила быстро, перемежая русские слова с цыганскими, старуха повернулась к Марине, медленно наступая на неё, зашипела:
   - Порченная: ты никогда не узнаешь мужика, у тебя не будет детей, умрёшь старой девой. - Ещё секунда и скрюченные пальцы ведьмы вонзятся в Маринкину физиономию, оставляя ломанными грязными ногтями кровавый след. Закрыв глаза, Маринка заверещала, как милицейский свисток. Цыганка, сверкнув глазами и шепча заклинание, зашла в вагон.
   В вагоне другое представление. Около дежурки Ленка Деревякина с красной от возмущения физиономией, театрально заламывая руки, кричит фальшивым голосом:
   - Я знала, что ты развратная особь! Как ты могла обмануть этого святого человека. Я Михаилу всё расскажу. Ты предала любовь, я ему открою глаза. - Я заглянула в дежурку, не обращая на Ленку внимания, экзотическая парочка целуется. Ленка надрывается, - он поймёт, кто есть кто и тебя прогонит, продажная тварь! - Иришка на мгновение оторвалась от поцелуя:
   - Отстань, пиявка! - Ленка замерла с открытым ртом, не находя слов, я решила подсказать.
   - Леночка, спроси: ты перед сном подмылась, Дездемона? - В запале, приняв подсказку за чистую монету, Ленка демонстративно протянула укоряющий, указующий перст:
   - Ты перед сном, помылась... - До неё дошло, что я прикололась. Ожегши меня взглядом, она испарилась. Я загнулась в приступе смеха, вытерев выступившие слёзы. Ни Ирка, ни цыган не оценили моей выходки. Обидно, приняв позу сбежавшей Ленки, я распорядилась:
   - Посторонних прошу покинуть служебное помещение. - Никакой реакции. Со всей силы я сдёрнула Ирку с колен "возлюбленного". Ударившись пятой точкой о полку, Ирка вскрикнула. Я грозно повторила фразу, припугнув цыгана, что вызову дорожную милицию. Подействовало.
   Холодной крепкой заваркой отпоила Ирку. Она, морщась, пьёт. Оказывается, после серии комплиментов, старый придурок предложил Ирке выйти за него замуж, губа не дура!
   - Лорка, он очень богатый, у него ковёр увешан золотыми цацками. Говорит "... на золоте стану есть, в золоте купаться..." Может правда замуж сходить ненадолго? Искупнусь в золоте, вынырну, и к Мишке.
   - Дура ты! Так тебя цыган и отпустит: до смерти плёткой забьёт, слышала я их нравы. - Ирка мгновенно протрезвела:
   - Не стану нырять в золото, сразу пойду за Мишку. - Она зевнула и, свернувшись калачиком, засопела в две дырочки.
   В дверях вырос Василий Никифорович, за спиной Катюня:
   - Как дела, Рахман? - Строго спросил бригадир, я развела руками. - Билеты проверила? До какой станции едут? Ну, вы все "блюдечки", так да раз эдак, вашу японскую богоматерь.
   - Я чо, я не чо, - попыталась я оправдаться.
   - Твои подруги?! Как говорит ваш идейный руководитель - Стриж:
   - Один за всех, все за одного. - Он ушёл, за ним семенила Катюня:
   - Правильно, Вася, так их, интеллигентов. - В эту минуту они походили на тигра Шерхана с его приспешником шакалом, я на бедного, маленького, всеми заброшенного Маугли. Я отправилась к оккупированному цыганами купе.
   На столике сидит голая девчонка полутора-двух лет, щёлкает семечки, которые лежат перед ней горкой. У неё это лихо получается, шелуха веером разлетается во все стороны. У окна парень лет шестнадцати с золотыми фиксами. Он протянул руку, чтобы взять горсть семечек, малышка ударила его ногой. Её мать, сидящая по другую сторону, наградила дитятко затрещиной. Ребёнок взвыл. Мать что-то произнесла, подняла руку, чтобы опять огреть малышку. Та начала бекать, похоже ребёнок ещё не умеет говорить, а семечки лузгала профессиональнее, чем старухи на завалинке.
   - Что она сказала? - Спросила я у цыгана, сидящего у самой двери. Это тот самый цыган, что целовался с Иркой. Он гордо отвернулся. Мне ответила девочка лет девяти.
   - Позолоти ручку, переведу. - Сидящая рядом женщина с одобрением смотрит на дочь. Я, покопавшись в кармане, протянула пятачок девочке. - Тамила сказала, что нельзя поднимать руку на сына барона. Придёт время, он станет хозяином. - Нравы! Я обратилась к парню, раз он главный.
   - Сколько вас, до какой станции едете? - Помолчав, он с достоинством кивнул цыгану. Тот неохотно произнёс.
   - Восемь человек не считая детей. Едем до Абдулино. - Я быстро посчитала, назвала сумму, что они должны заплатить. Молодой человек скривился, кивнул.
   - Заплатим, но не деньгами. - Он посмотрел в сторону беременной цыганки. Она тяжело поднялась с места, протиснулась между полками, вывела меня в коридор:
   - Дай, погадаю, красавица, всю правду скажу, ничего не утаю. Я не цыганка, молдаванка. Цыганки врут, молдаванки правду говорят.
   - Спасибо не надо. И у меня денег нет.
   - Неправду говоришь, красавица, у тебя в верхнем левом кармане двадцать рублей, но мне денег не надо, даром гадаю. - Я не могла опомниться, откуда она знает про деньги, но, стряхнув оцепенение, ответила:
   - Мне гадали недавно.
   - Теперь правда, - она вернулась в купе. Я за ней. Парень сердито выговорил ей и снова обратился к цыгану в красной рубашке. Тот, соответственно, ко мне.
   - Зови подруг и ещё кого хочешь. Чем больше, тем лучше.
   - Зачем?
   - Зови, увидишь. - Должно произойти что-то интересное, я побежала за девчонками. Собрались почти все, даже бригадир со своей зазнобой и Любашей. Не было лишь спящих красавиц и Стёпы с Галкой. Поезд остался без проводников, вагон-ресторан закрыли, всем хотелось глянуть, что придумали цыгане. Вагон битком, из всех купе высовывались головы проводниц и пассажиров. Цыгане расчистили место посередине коридора, начался концерт: гитара, как живая, пела в руках цыгана-виртуоза, томные романсы пленили слух и воображение. Особое внимание приковала девочка-цыганка, что выманила у меня пятак. Придёт время и она станет примадонной табора. Зрители околдованы. Когда исполняли очередной танец, из толпы зрителей выплыла Ольга и пошла, пошла, музыка разбудила её. Цыганёнок обошёл всех с кепкой - мало кто сдержался и не кинул монету. Подойдя ко мне, протянул кепку:
   - Бери, это за проезд. - Там больше, чем надо. Не успела открыть рот, как цыган в красной рубахе сверкнул взглядом.
   - Сдачу оставь себе и подругам. И кепку дарим.
   Дамы-пассажирки просили погадать, возвращались на свои места они без финансов.
   Деньги я передала Ольге, она поделила их на четыре части - половину себе с Иришкой, половину нам с бригадиром. Кепку я оставила в память о цыганах, она пахла костром и колдовством. Много лет кепка хранилась у меня, потом исчезла, а память, память о концерте жива до сих пор.
   Одна дама обратилась ко мне, хотела вернуть деньги, что заплатила за гаданье. Я её направила к бригадиру, получил деньгу, должен отработать. Они пришли вместе. Василий Никифорович обругал меня "блюдечком" благородных японских кровей, подмигивая, мол, не бери к сердцу. Я "яростно" оправдывалась. Бригадир пообещал потерпевшей наказать виновных. Денег естественно дама не дождалась и отбыла, не солоно хлебавши, ворча под нос, что ворон ворону глаз не выклюет, и рука руку моет. Права, не ходить же слепыми с грязными руками.
   Поезд тормознул на переезде, вижу, вдоль вагонов прогуливается, покачиваясь, видно ещё не весь алкоголь вышел, Иришка. Поезд пыхнул, минута - тронется. Она лениво глянула на вагоны, не делая попытки сесть. Я рванула в тамбур, распахнула дверь:
   - Ирка, дура, отстанешь. - Рыбьими глазами смотрит на меня. - Прыгай, прыгай... - Прыгнув, она сорвалась, успев ухватиться за поручни. Ноги волочатся по земле. Я пытаюсь её втянуть. Мёртвой хваткой держится за поручни, если руки ослабнут, свалится под поезд. Матерясь, я оторвала её руки, рывок, мы свалились на грязный заплёванный пол.
   - Сама дура, - заорала Ирка, - я коленку расшибла, а ты ругаешься. - Она хотела слезть с меня, как дверь открылась, в тамбур вошла молодая женщина, держа за руку кудрявого упитанного мальчугана. У мальчугана от удивления расширились глаза:
   - Мама, что тёти делают? - Мать потянула сына за руку:
   - Это нехорошие тёти. Не смотри на них, Костик. - Мамаша, волоча ребёнка, злобно шипит, - совесть потеряли, чем занимаются на рабочем месте. - Ирка затряслась от смеха, лёжа на мне. Ей хорошо, мне жёстко и грязно:
   - Пол - наше рабочее место, - минута, и она заревела белугой, - коленку больно. - Слезла с меня, прихрамывая, удалилась. Я встала, отряхнулась, оправилась, чтобы отвлечься, отправилась с обходом. Всё как всегда: две головные боли, несколько детских царапин, три повышенных давления. В девятом вагоне Оксана. По долгу службы, не глядя друг на друга, мы перекинулись парой незначащих фраз. Я повернулась продолжить обход, она остановила:
   - Прости, Лорочка, прощай, - отвернулась, смахивая непрошеную слезу. Мне жаль её, и не поняв, в чём дело, я чмокнула её в щеку, быстро ушла.
   Часа через четыре прихромала Иришка вполне трезвая:
   - Лорка, я ногу покарябала, убей, не помню где. Подлечи, будь другом. - Промыв марганцовкой и смазав зелёнкой ранку, я перевязала ногу. Ирка, поблагодарив и сообщив, что цыгане давно сошли, отправилась восвояси.
   Застряли в поле. Босоногие мальчишки на лошадях собирают стадо. Бурёнки лениво переставляют ноги, телята, присосавшись к материнскому вымени, не желают двигаться с места. Белобрысому наезднику удалось отогнать корову. Тяжело переваливаясь, она семенит к стаду, оборачиваясь и мыча, подзывает дитё. Телёнок, высоко подкидывая ноги, бежит за матерью, не может догнать и плачет по-телячьи. Мать-корова остановилась, никакой хлыст не сдвинет её с места. Защипало в груди. Поехали. Поле с коровами и наездниками исчезло с глаз.
  

* * *

   Сдавая вагон, мы получили шок: не хватает чайных ложечек, подстаканников, одного номера, по-видимому, номер места совпадал с номером квартиры пассажира - ему повезло, нам нет. Часть пассажиров вышла, не заплатив за постельное бельё. Не хватило шести простыней и, как вы знаете, зеркала в туалете. Вместо зарплаты за комсомольский рейс в помощь вьетнамского народу мы должны заплатить деньги за наших советских воров. Я реагировала спокойно, Наталья психовала. Понять можно, я живу с родителями, она сама себя содержит. Мне пришла идея взять из дома чайные ложечки, простыни, сдать как казенные. Я дала ключ Наталье, объяснив, где что взять, и позвонила бабушке, попросив, чтобы та сходила в магазин и купила мороженое. Не хотелось, чтобы Наталья пересеклась с бабушкой.
   Всё прошло благополучно, если не считать, что вместо использованных простыней Наташа привезла новые льняные двуспальные, как раз шесть. Их мама достала по случаю, ох, попадёт мне.

* * *

   Дома с допросом меня ожидала встревоженная бабушка. Я призналась, она обещала прикрыть меня.
   За вечерним чаем мама сообщила, что звонила Нелли, продавец из магазина "Мелодия", она оставила для меня пластинки.
   После завтрака я побежала в магазин. Выбрала три пластинки: французская эстрада - "Мирей Матье", итальянская - "Поёт Карина", болгарская - "Танцовайте с Эмил". Решила прошвырнуться по магазинам. Возвращаясь домой, столкнулась нос к носу с Сашей. Он бежит, держа за руку незнакомую девушку, они радостно смеются. Ноги подкосились, чёрный занавес упал перед глазами, руки разжались, покупки рассыпались. Не в силах шевельнуться, стою остолопом. Молодой мужчина собрал покупки, проводил до дому. Я никого не хочу видеть, но дома меня ожидает Ольга.
   - Лорка, у нас проблема, выручай. Клавдия Сидоровна предложила мне и Ирке съездить в Джетыгару. Ирка не может, Мишка просил побыть с ним, отец болен.
   - Может Наталья?
   - Нет. Родственники уезжают на три дня, а любимый хомяк должен окотиться.
   Я у всех побывала: Томка уехала в район к подружке, Оксана вообще забрала документы из института и возвращается домой. Какая вожжа ей под хвост попала? Нина сидит с младшим братишкой, приболел. Ксюшу мать не отпускает, говорит, перед длинным рейсом надо отдохнуть. Галку спрашивать бесполезно, она без Стёпы никуда. С Ленкой и Маринкой не хочется связываться. Поехали? - Жизнь потеряла смысл, решено, еду! - В дороге полторы суток. Отправление сегодня вечером. Возьми деньги, говорят там неплохая обувь и можно приобрести кофту в резинку, последний писк моды.
   Ольга ушла. Ни слова не говоря, я заперлась с книгой. Часа полтора сидела на одной странице, перед глазами счастливый Саша с незнакомой девицей.
   Пора собираться. Поставив бабушку перед фактом и взяв слово не звонить маме, стала укладывать вещи. Бабушка, ворча, что у меня всё не как у людей, отправилась на кухню варить яйца и выбежала оттуда чуть не в слезах:
   - Лорочка, у нас нет яичек. В ближайшем магазине санитарный час, это целый день, в гастроном не успеваю! Как ты без яичек?
   - Не кобель, переживу! - Бабушку чуть не хватил удар:
   - Что за выражения? Где ты нахваталась этой гадости?
   - На железной дороге! - Бабушка, причитая, что не стоило ребёнка отпускать на ТАКУЮ работу, ушла готовить паёк.
   Это единственный раз, когда медицинская сумка была больше, чем мешочек с продуктами.
   Чтобы не нервировать бабушку я съела суп с фрикадельками, котлеты с пюре, компот. В троллейбусе, боясь расплескаться, еле дотерпела до вонючего вокзального туалета. Два часа проболталась по вокзалу, коротая время, хорошо, вещей мало.
  

Челябинск - Джетыгара

   Клавдия Сидоровна, увидев меня, расстроилась. Бригада сборная Из наших: я и Ольга. Вагоны общие и тоже сборные, тамбуры перекрыты, переходить опасно, гнилое железо. Если надо что-то сообщить, на остановках. Вагон-ресторан отсутствует, работаем "одиножды один" - проводник на вагон, дежурка и служебка в "одном лице".
   Клавдия Сидоровна проинструктировала нас с Ольгой, что надо обратить внимание на станции Карталы и Кустанай, на других остановках не высовываться, билеты не проверять, в конфликты не вступать: с такой публикой лучше не связываться. Контролёры эти рейсы игнорируют, нечем поживиться. Состав ведёт паровоз - море грязи. Один плюс - хорошая оплата. Я пожалела, что согласилась, но отступать поздно, через полчаса отправляемся.
  

* * *

  
   На посадке выяснилось, что слева от меня Ольгин вагон, справа проводником рыжеватая неопрятная девица по фамилии Сивак.
   Какое неудобное сиденье. Работать в купейном приятнее и спокойнее, из-за того, что людей наполовину меньше, да и пассажиры поинтеллигентнее: меньше мусорят, писают в унитаз, не мимо, по ночам пиво не лакают. Зачем я поддалась на Ольгины уговоры?!
   После первой станции Сивак у меня. Поставила на столик стеклянную бутылку из-под кефира с прозрачной жидкостью, заткнутую пробкой, сооруженной из куска газеты, уставилась в верхний угол окна, лодочкой протянула ладошку:
   - Вера. - Я проследила за взглядом. Ничего. Тоже представилась. - Тяпнем за знакомство. - Она перевела взгляд в другой угол, взяла два немытых стакана, подула внутрь, плеснула жидкость, протянула стакан. Резкий запах убедил меня, что это не вода. Я снова проследила за взглядом, снова ничего.
   - Стаканы грязные, - сморщилась я.
   - Спиртиком продезинфицируем! Отдыхаешь, отдыхай! - Она чокнулась с моим стаканом, что стоял на столике, резко выдохнула, одним глотком опрокинула содержимое в рот, поморщилась, занюхала рукавом, уставилась мне в вырез курточки. Я с испугом ощупывала себя, всё ли в порядке с одеждой. - Ты никогда спиртягу не пробовала? - Я отрицательно покачала головой. - Запей. - Она налила в третий стакан воды и, глядя мимо, объяснила, как пить. В другой бы ситуации я послала бы её подальше, но Сашка - предатель! Стараясь не касаться губами края стакана, проглотила спирт. Глаза вылезли из орбит, внутренности обожгло, дыханье перехватило. Она протянула стакан с водой, я пить не стала, по краю стакана чётко видны масляные отпечатки губной помады. Схватив сумку и, вытряхнув съестные припасы, схватила огурец, надкусила. Вполне неплохо жить. Увидев еду, Верка закатала рукава, стала поглощать сухой паёк с реактивной скоростью. Я не успевала водить взглядом от её жующих челюстей к столу, количество еды резко сокращалось. Когда на столике осталась только завёрнутая в фольгу курица, которую бабушка выудила из бульона, она выдохнула: - Ты богатенькая, хотела жратву зажилить, - отрыгнув, проглотила последний кусок. - Не терплю курицу, у меня от неё сыпь!
   Второй стакан пошёл легче. В дежурке появились парни сомнительной внешности, заговорили "за жизнь", придя в себя, я обратила внимание, что сижу на коленях одного, целуюсь, его рука подбирается к моим трусикам. Отрезвев, выгнала всех прочь, включая Верку. Она сопротивлялась:
   - Отдыхаешь, отдыхай, не мешай отдыхать другим... - Я непреклонна. Со словами, - поняла с седьмого раза, не дурак, - она покинула дежурку. Вскоре вернулась, уставилась в угол, попросила прощения, объяснив что деваться некуда, тамбур перекрыт, вагон переполнен. Я догадалась: у неё манера не смотреть на собеседника.
   Мы попили чай из термоса, что бабушка приготовила в дорогу, разговорились. Я спросила, почему Верка оставила пассажиров без присмотра.
   - Не сдохнут, а сдохнут - плакать не стану.
   Верка рассказала о себе: мать воспитывала её одна, отца не было. Мать хотела, чтобы дочь стала врачом, пошла к руководителю приёмной комиссии, рассчиталась "натурой". Против грудей восьмого размера ни один кобель, даже учёный, не устоит. Верка стала студенткой мединститута. Мать, решив, что выполнила материнскую обязанность, вышла замуж за соседа по коммуналке. Тот еще боров, к Верке лез со всякой гнусностью. Верка ушла в общагу.
   Поезд остановился на маленькой станции.
   - Жалко, спиртяга кончился, надо было больше стырить в институтской лаборатории, - Вера вернулась к себе в вагон.
  

* * *

   Мелькают редкие фонари, стучат колёса на стыках рельсов, ветер играет с оконным стеклом, тихо дзинькая. В вагоне слышна злобная перебранка пассажиров.
   Перегон. Поезд остановился, я заскочила в Ольгин вагон, пассажиры курят у открытой двери. Ольга спит. Расталкиваю её. Она выпучилась, словно я приведение:
   - Лорка, ты как здесь? Случилось что?
   - Ничего не случилось.
   - Ты почему оставила пассажиров без присмотра?
   - Не сдохнут, а сдохнут, не заплачу. - Ольга проснулась окончательно, уселась, уставилась на меня, словно у меня вместо носа вырос огурец.
   - Ты здорова?
   - Здоровей видали, - ляпнула я.
   - Да ты пьяна! - Догадалась Ольга, уложив меня на своё место, она влезла на верхнюю полку, включила ночной свет. То ли свет, то ли растянуто-спокойный говор Ольги, но я поплыла по волнам сновидений. Вскоре она разбудила меня.
   - Лорка, станция.
   - Отстань, дай поспать, зануда. Не зря говорят:
   - Кто рано встаёт, тот всех достаёт. - Ольга непробиваема, как танковая броня.
   - Вставай, вставай. Пошли, поглядим всё ли у тебя в порядке, заодно перехватим. У меня в животе крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой.
   - У меня ничего нет, кроме двух кусочков курицы.
   - Что же мы станем есть? Я на тебя понадеялась.
   - На Лорку надейся, а сам не плошай, - пошутила я, а у самой живот прилип к позвоночнику.
   Мы перекочевали в мой вагон. "Надо бы протереть поручни", - мелькнула мысль, тут же пропав. В два укуса прикончив курицу, сжав в кулаках ключи-кастеты, мы шли, как молодогвардейцы на казнь, плечом к плечу, стараясь не слышать мат, не видеть пьяные хари, не вдыхать вонючий воздух, идущий от грязных ног, не обращать внимания на перегар. Я мыла туалеты, сдерживая рвотные позывы, Ольга на стрёме.
   Карталы. Подошла Верка, познакомилась с Ольгой, снова расстроилась, что нельзя выпить за знакомство. Объявили отправление, разбежались по местам.
  

* * *

  
   Ночь. Закрывшись на ключ и задвижку, сплю. Проснулась оттого, что злобно першит горло, насморк, слёзы - аллергия на пыль и грязь. Посмотрела в окно, степь да степь кругом. Вытрясла аптечку, нашла таблетки от аллергии, но от них я сплю. Посплю, никуда пассажиры не денутся.
   Поезд замедлил ход, глаза раскрылись, у меня выработалась реакция проводника - просыпаться на торможение. Светает. Глянула на часы - ого-го, в окно - на здании вокзала надпись "Кустанай". Вскочила и, не умыв лицо, не закрыв туалеты, спрыгнула на перрон. Пассажиры меня не замечают. Входят, выходят, билеты не проверяю.
   Шум, около соседнего вагона столпотворение, гвалт. Верка надумала проверять билеты, у половины их нет. Я подошла, Верка, подмигнув, указала на бутылку "Солнцедара", что зажала в кулаке.
   - Поезд тронется, отдохнём культурненько! - Меня чуть не стошнило, я бегом обратно, почти сбив мужика с рюкзаком. В рюкзаке жалобно звякнула посуда. Алкаш, как остальные. То ли Верку отвлекли, то ли нашла другого собутыльника, ко мне она не явилась. Вот счастье!
  

* * *

   До Джетыгары два часа. Половина мучений позади. Прошла по вагону, уже не страшно, осталось не больше двадцати пассажиров, это нам, как нечо делать. Помыла туалет. Мимо проскочила пьяненькая дама, прикрыв ладонью рот. Звуки из туалета. Что у всех личные ключи? Набрала ведро хлорки, окатила туалет, как дама высоко дотянулась. Появилось желание из этого ведра окатить её саму, чтоб не повадно было.
   Джетыгара. Пассажиры вышли, некоторые попрощались. Прибрала в вагоне, вернее: "замазала глаза". Ольга торопит. У нас в наличии пять часов, а до города пилить два километра по пыли. Заперли вагоны, пошли к Верке. Она в ведре, на котором написано "Для туалета", замочила посуду, а из ведра "Для пола" - моет туалет. Я возмутилась.
   - Человек из грязи рождается, в грязь возвращается, так пусть не отвыкает от грязи - это я вам, как будущий врач говорю. - Мы с Ольгой переглянулись.
  

* * *

   Идем по дороге, конца и края нет, не за что глазу зацепиться. За нами метрах в двухстах группа девчонок, человек шесть, тоже проводницы поезда.
   Верка заверещала, отпрыгнула в сторону. Посередине дороги, покачивая остроконечный хвост-стрелу, красуется скорпион. Мы обошли вражину-скорпиона, запылили дальше.
   Не можем найти универмаг, хотя прошли мимо три раза. Кто знал, что сарай, покрытый паутиной с грязными, кое-где заклеенными изолентой окнами и есть знаменитый универмаг. Внутри полумрак, когда глаза привыкли, я разглядела, что товару много, порядка нет! Посуда пылилась рядом с конфетами, обувь недалеко от молочных продуктов. Продавщица в сером залатанном халате безразлично ковыряет спичкой в зубах. Потребовалось минут десять, чтобы осмотреться. Выбор царский, глаза разбегаются. Потребовалось ещё столько же времени, чтобы продавщица обратила на нас внимание, пробудилась от столбняка, в который впала вместе с товаром. Я приобрела две кофты: тонкий свитерок в поперечную полоску зеленоватого, тёмно-жёлтого и коричневого цветов, и ярко-оранжевую декольтированную кофточку с вышивкой на груди. Обе кофточки симпатично обтягивают талию. Свитерок я проносила много лет, кофточка китайского производства, после первой стирки расползлась по швам. Ещё я купила лакированные туфли-лодочки и мельхиоровый набор столовых приборов, компенсировать утерю дорогих маминому сердцу чайных ложечек. Хотела купить льняные простыни, но продавщица, не вынимая спичку из зуба, сказала, что их завезут в конце месяца. При выходе из магазина на глаза попалась стеклянная ваза для цветов размером с большой стакан. Идея: взяла двенадцать ваз: шесть с красными полосками, шесть с жёлтыми. Продавщица обалдела, откуда ей знать, что вазы будут исполнять роль стаканов для прохладительных напитков. Вазы пыльные, много лет скучали на складе. Продавщица на радостях завернула ещё одну вазу бесплатно. Я отказалась, тринадцать плохое число. Тогда она достала вазу с полки, получилось четырнадцать.
   - Девки, - спичка сломалась, продавщица стала ковырять в зубах длинным грязным ногтем мизинца, - нам в прошлом месяце завезли магнитофонную приставку "Нота".
   У Ольги загорелись глаза:
   - Послушать можно! - Работник торговли сплюнула сломанный ноготь, обкусала остатки, взяв швабру, лениво и монотонно намотала на палку толстую паутину, подпрыгнула, пытаясь, что-то достать с верхней полки. Посыпались коробки, подняв облако пыли. На нас напал чих. Продавщицу это не остановило, она продолжала прыгать. Прыжки становились выше, выше, она окончательно пробудилась. Свершилось! Сдув засохшие трупики мух, вытерев подолом халата коробку, продавец извлекла желанную "Ноту". Наклонившись так, что мы увидели голубенькие трикотажные панталоны, она достала бобину с плёнкой. "А утки "Кря, кря, кря, - кричали - зря, зря, зря ты, парень, ходишь к этим берегам..." - послышались слова модной песенки. Кто-то тронул меня за плечо.
   - Неземная красота, царевна солнцеликая, позвольте пригласить Вас на танец. - В солнечном луче танцующих пылинок невзрачный мужичонка с вожделением осматривал меня. Заикаясь от неожиданности его появления и странного предложения, я ответила:
   - Это магазин, не танцплощадка...
   - Инерция мышления, предрассудки. Мы не станем следовать закоренелым устоям серости толпы, мы будем подчиняться чувству любви. Меня влечет к Вам, как ржавый гвоздь к магниту, как зелёный листочек к солнцу, как, не побоюсь этого сравнения, мужчину к женщине. - Ольга, зажав рот, прыскала смехом и слюнями, Верка ржала, как лошадь, продавец впала в ступор с очередной спичкой в зубах. - К чему обращать внимание на реакцию плебеев? - Встав на цыпочки и вытянув губы трубочкой, он взял мою руку, положил себе на плечо, свою мне на талию и, покачиваясь на пионерском расстоянии, произнёс, - танец есть официальное разрешение обнять особь женского пола, к которой тебя влечёт! Любовные позывы, игра чувств, вот что должно двигать истинным человеком, остальное - муть, чушь, плесень. - Прикрыв глаза, он томно завыл, - "...а утки "кря, кря, кря..." - на моё счастье плёнка оборвалась, бобина быстро закрутилась, хлеща обрывком плёнки по выпирающим частям магнитофона. Кавалер поднял острый подбородок, кивнул и пропал в пыльном мареве.
   - Что это было? - повернулась я к скучающей продавщице.
   - Местный дурачок, Аполлон Мефодьевич, директор дворца культуры, - безразлично произнесла она, не выпуская спичку изо рта.
   Ольга "Ноту" не купила, зато приобрела чайный сервиз, настоящий немецкий, на двенадцать персон. Сказала, подарит Ирке с Мишкой на свадьбу. Я решила присоединиться, деньги верну в Челябинске - у меня финансы взвыли романсы.
   Верка купила модный полушубок, сапожки - вот кто у нас оказался богатенький Буратино, и пару бутылок дешёвого вина. Увидев вино, Ольга скорчилась.
   - Отдыхаешь, отдыхай. О вкусах, подруга, не спорят, сказал индус, слезая с обезьяны. - Соригинальничала Верка.
   При выходе из универмага натолкнулись на девчонок-проводниц:
   - Не подскажете, где местный универмаг?
   - Вы около него стоите...
   Мы заскочили в местное кафе. Решено взять национальную еду, чтобы не просто утолить голод, но и ознакомиться с местным колоритом. Самса оказалась противнее пирожков "собачья радость" - вместо мяса туалетная бумага с перцем; шурпа пересоленная, манты пахнут тухлятиной. Гастрономический туризм прошёл со знаком минус. За еду мы заплатили, голод не утолили.
   Обратно добирались короткими перебежками: пробежав с частью вещей метров тридцать, поставив их на пыльную дорогу, мы неслись обратно за остальными покупками. Как ни странно, мы ничего не забыли, но я разбила одну вазу.
   К составу прибежали вовремя. Грязные, усталые, голодные, как волки в зимнюю стужу, кое-как умылись, пить нечего, из труб течёт ржавая вода. На перроне облезлая бочка с тёплым квасом, но на безрыбье... и квас вода.
   Тринадцатую вазу поставила рядом с бочкой кваса. Не успела сделать и двух шагов, как словно из-под земли появился субъект, несмотря на жару, в ржавой телогрейке с клочками торчащей ваты. Схватив злополучную вазу, он хотел сунуть её за пазуху. На него ястребом налетела продавец кваса, похожая, как две капли воды, на продавщицу из супермаркета. Они, сопя, тянут вазу каждый к себе, победила "дружба", ваза выскользнув: "Дзинь", спела прощальную песню и рассыпалась на мелкие дребезги. Продавец вернулась к квасу, субъект незаметно пропал, осколки весело играют солнечными лучами.
  

Джетыгара - Челябинск

  
   Едем. Пассажиров мало. Пейзаж беден: редкие сухие кустики с листьями-тряпочками. Мозг пуст, как тюбик из-под пасты. Желудок тоже, от недовольства бурчит. Меня снова начала мучить аллергия: слёзы бегут, горло першит, чих напал, действие таблетки кончилось. Дверь в дежурку распахивается. Лениво поворачиваю голову - контролёрша.
   - "Зайцев" везёшь?
   - Везу. Апчхи, апчхи, апчхи...- Сердито чихнула я.
   - Плачешь? Делиться не хочешь?
   - Чем делиться? С них копейки не возьмешь. Не плачу я, апчхи, аллергия.
   - Нет такой болезни. Аллергию интеллигенты выдумали. Тяпни сто грамм, твою болячку, как корова языком слизнёт. - Я перестала чихать: точно, мамина подружка тётя Эра, тоже врач, говорила, что, если под рукой нет таблетки, можно выпить крепкое спиртное. Только где его взять?
   Контролерша осмотрела меня, покачав головой, вышла.
   Я сижу: морда красная, нос красный, глаза красные, ещё тот видок, мечтаю о водке. Мамино лекарство можно принимать раз в сутки. Почему сутки такие длинные?
   Стук в дверь, открываю, на пороге симпатичная девушка.
   - Тебе чего? - Отвечает вопросом на вопрос.
   - Ты из Челябинска? - Киваю. - Какой институт?
   - Политех.
   - Я из Педагогического. Таней зовут. С матерью поцапалась из-за парня, собрала шмотки, написала записку, вот я и здесь. - И без перехода. - Пожрать найдётся? Живот подвело. Думала, кто из пассажиров подкормит, а в купе бабка жадная и два парня -придурка-алкаша: у них только водка без закуси, сами думали у меня разжиться.
   Сидим голодные, злые. По её челу пробежала мысль.
   - Идея. Я на вокзале встретила Динку одноклассницу. Она гостила у бабки. Она, как и Сенька - мой парень, из Карталов. Мы раньше жили в Карталах, потом отца сюда перевели по работе. Собственно она меня с Сенькой и познакомила, он ей двоюродный брат. Динка привела его к нам на вечеринку в девятом классе, помнишь, когда девчонок воз, а парней не хватает. С тех пор встречаемся.
   - Я есть хочу, а ты мне голову дуришь своими знакомыми.
   - Динка едет в третьем вагоне, у неё тонна жратвы.
   - Что ж вы в один вагон не сели? Вагоны общие, без мест.
   - Бабка Динкина не позволила. Я исчадье ада. Динкина мать замужем за татарином, боль бабушкиного сердца, а Сенькина, как у них принято, за еврея. Сенька, стопроцентный еврей, любимый внук. Соответственно я не подхожу, во мне нет еврейской крови.
   Мы с Динкой успели перекинуться парой слов, решили, что я к ней переберусь. Вагоны перекрыты, умирай теперь с голоду.
   - Динку переводи к нам - пожрём на славу!!!
   - Как переведёшь? У неё знаешь сколько вещей!? До Кустаная станции маленькие, не успеем.
   - Я помогу, но с условием.
   - Согласна на любое условие.
   - Скоро остановка. Организовываем алкашей из твоего купе и вчетвером за Динкой.
   - Успеем?
   - Договорюсь с проводницей соседнего вагона, она выставит красный флажок и, пока не вернёмся, поезд никуда не поедет.
   - Условие, условие какое?
   - Еду придётся делить на семерых: на нас с тобой, на твоих алкашей и двух проводниц соседних вагонов.
   - А кто седьмой?
   - Динка!
   - Я её не считала. Еды на полк солдат хватит, ты не знаешь еврейских бабушек: они готовят много, сытно и вкусно. - "Как мне не знать", - усмехнулась я про себя.
  

* * *

   Пока я подскочила к Верке, обрисовала ситуацию, весёлая компания уже неслась с сумками и увесистым чемоданом к вагону. Впереди, тяжело дыша открытым ртом, громко топая и поднимая облако пыли, мчалась полная девушка с книгой в руке, в домашних тапочках, по-видимому, Динка. Она оборачивалась и кричала парням, бегущим за ней:
   - Туфли взяли? Мешок с моющими принадлежностями? Сумку, сумку с учебниками забыли! - Те что-то мычали и она, успокоившись, неслась дальше. Замыкала торжественный забег Таня. Я ринулась на встречу, вырвала у одного из парней сумку поменьше, и чуть не родила не забеременевши - ну и тяжесть!
   Благодаря сумке я заняла почётное последнее место в эстафете. Верка оказалась умница: нас поджидала Ольга и два бутыля самого дешёвого вина, что Верка приобрела в Джетыгаре. Верка стояла насмерть с красным флажком, как часовой на посту.
   - Что тут? - Бухнула я сумку на пол.
   - Книги, учебники, - мелодичным голосом ответила Динка.
   - Ты это подними, - сказал один из алкашей, ставя около меня сумку побольше. Я даже не смогла оторвать её от пола.
   - Там что?
   - Еда! - произнесла Динка, покраснев.
   - Ура! - закричал второй алкаш, сбегал за водкой и начался пир. Тяпнув водки, я поняла, почему у интеллигентов есть аллергия, а у алкашей нет.
  

* * *

  
   Поём песни. Мишка, алкаш постарше, храпит, прислонившись к стене. У Гришки с Динкой сложился дуэт. Пассажиры, проходя туда-сюда, заглядывают в открытые двери дежурки, останавливаются, аплодируют.
   - Сижу, как в малиннике, - сказал, потягиваясь, Гришка и, глядя проникновенно на меня, произнёс со слезой в голосе: - ты похожа на мою покойную матушку! - Мишка приоткрыл глаз, заржал. Гришка нахмурился: - это свято, над этим нельзя смеяться. - Гришка смахнул слезу, опустил руку мне на коленку, больно сжал. Я хотела стряхнуть ладонь, но мне жаль его, такой молодой, а сирота. Рассмеялась Верка:
   - Знаем мы этот прикол, опытные. Лишь бы коленку потискать, а там и до сисек очередь дойдёт. - И уставилась на спящего Мишку. Гришка заёрзал, проследил за её взглядом, пожал плечами, не найдя у того "сиськи". - Девушки существа жалостливые, сироток жалеют. А у "сироток" мамка сидит где-нибудь в тёплом местечке, с друзьями водяру лакает. Глаза у Гришки беспокойно забегали, я сбросила его ладонь:
   - Будешь приставать, выгоню.
   - Она выгонит, отдыхаешь, отдыхай, к Лорке не приставай, - подтвердила довольная Верка, переведя взгляд на его ширинку. Гришка поправил ширинку, с трудом отвёл глаза от Верки, внимательно осмотрел кадры, долго не мог выбрать между Ольгой и Динкой. Выбор остановил на Динке, его напугала холодная красота Ольги. Дина оказалась податливее меня.
   Поезд затормозил. Выяснилось, что сплю на Мишкином плече. Я шевельнулась, он открыл сонные глаза:
   - Ты кто?
   - Твоя смерть, - ответила я грубым голосом. Он вздрогнул, выскочил из дежурки, то ли в туалет, то ли напугался спросонья. Динка заливисто рассмеялась. Я осмотрелась: Танька кемарит в углу, Ольга с Верой спят валетом на верхней полке. Глянула на часы, скоро Кустанай. Растолкала девчонок. Вере пришлось долго объяснять, что скоро базовая станция, она, отбиваясь, матерится. Вернулся Мишка. Они с Гришкой отправились укладывать немудрёный скарб. Кустанай - пункт их назначения.
   На остановке Динка с Гришкой расцеловались, обменялись адресами, вот тебе и тихоня, бабкина внучка. Мишка полез с поцелуями ко мне, я подняла руку дать по морде, он отступил:
   - Понял, пропадаю, - и ушёл в вечерние сумерки.
   Отъехали, с трудом найдя девушкам место, столько народу навалило, я приняла таблетку, улеглась.
  

* * *

   Кто-то пинает дверь. Продрав глаза, взяв в кулак ключи-кастет, открываю. Высокий спортивный парень прижимает руку к груди.
   - Сестрёнка, аптечка есть?
   - Да, - гордо отвечаю. - Требуется помощь?
   - Рану перевяжи.
   - Садитесь больной. - Готовлю медикаменты: вата, йод, нашатырь, бинт, медицинский спирт, промыть ранку. Хорошо Верка про спирт не прознала. - Где болит?
   - Руку порезал.
   - Покажите! - Красная кровь, много крови, рыхлое мясо, белая кость. Дежурка с парнем поехали по кругу. Резкий запах нашатыря.
   - Вставай, сестрёнка. - Свет в глаза.
   - Как здоровье, больной?
   - У меня? Нормально. А у тебя как здоровье, сестрёнка? Эх ты, медсестра! Не переживай, я сам руку перевязал, левая не правая. Узелок завяжи, несподручно. - Стараясь не смотреть на расплывающееся алое пятно, завязала узелок.
   - Надо порез зашить, - сообразила.
   - Не печалься. Мне выходить, до утра недалеко. В поликлинике всё сделают.
   - Рана откуда? - Я осмелела.
   - С одним жлобом неудачно поговорили. Кто знал, что у гада нож. - Не прощаясь, парень вышел. Для успокоения решила тяпнуть спирту, бутылочка пуста. Вот чем он доволен. Сложив медицинскую сумку, отправилась погулять по вагону. Часть пассажиров спит на верхних полках, положив вещи под голову, чтоб не спёрли. Некоторые сидя дремлют, трепетно прижав сумки к груди. Плачет младенец, молодая мать никак не может его успокоить. Трое алкашей глушат водку, ругаясь за каждый бульк. Кто-то сочно с присвистом храпит. Группа парней режутся в "очко". Мои девчонки, прижавшись друг к дружке, спят как голубки.
   Светает. Вышла в тамбур: воняет дешёвыми папиросками. Перегон. Открыла дверь подышать свежим воздухом. С улицы несёт гарью, пылью, навозом. Как здесь люди живут? Оттеснив меня в сторону, с подножки спрыгнул парень с перевязанной рукой и зашагал, зашагал. Ни спасибо, ни до свидания. Что за народ! Закрыла дверь. Покачиваясь в пыльном мареве, поплыли столбы, дома, домики, сараюшки, собачьи будки с тявкающими хозяевами, скворечники на телеграфных столбах. Мальчишки машут поезду, что не спится в такую рань? У одного камень. Мгновение, удар, звон стекла, в сантиметре от головы пролетел булыжник, упал на грязный заплеванный пол. Осколки резанули по голым ногам, капельками выступила кровь. Не столько больно, сколько обидно - что я им плохого сделала? - Закрыв лицо руками, я разревелась, бросилась в дежурку, заперлась и до Челябинска не выходила.
  

* * *

  
   Сейчас в резерв, после домой, и забуду этот рейс, как кошмарный сон.
   - Оглохла? - Женщина в железнодорожной форме, выставив грудь колесом, уставилась на меня.
   - Вы кто?
   - Кобыла в пальто, бригадир поездной бригады на Джетыгару. Деньги за разбитое стекло вычту из зарплаты!
   Она смотрит на меня, как волк на кролика.
   - Имей совесть, Лизавета! - К женщине подошла Клавдия Сидоровна. - Девчонку камень мог травмировать, а если она на тебя в суд подаст? Между прочим ты ответственна за бригаду. Оставь девочку в покое, я договорюсь в резерве: стекло сегодня же вставят бесплатно.
   - Хотелось припугнуть, - сдулась женщина, - современная молодёжь совсем распоясалась. - Клавдия Сидоровна, не слушая, заспешила к Ольге.
  

* * *

   Дома хорошо! Как бабушка вкусно готовит! Как здорово отмокать в хвойной ванне! Какая чудная мягкая кровать с белоснежным хрустящим бельём.
   За вечерним чаем рассказываю, какая замечательная поездка, какие чудные люди. Все энергично поддакивают. Мама обрадовалась стаканам и ложечкам, одобрила свитерочек и туфельки, не заикнулась про простыни - бабушка меня прикрыла.
   Завтра в Читу. Половину практики отъездила, уже август!
  

Челябинск - Чита

  
   Девчонки, девчонки, короткие юбчонки, ощущение, что я век с вами не встречалась, а с Ольгой мы как сёстры.
   Рейс длинный, состав короткий: восемь вагонов. Все вагоны купейные. Бригада сокращена, не едут две пары с другого факультета, Оксанка и Маринка Измаилова.
   Болтаюсь по составу, болтаю с девчонками, до дежурства далеко. Часы пролетели как минуты, возвращаюсь.
   В одном из купе тихо поёт гитара. Там Наташка, кроме неё в купе четыре парня. Один влюблено глядит в её глаза, гладит ей руку - чудеса! Другой шпарит анекдоты про Хрущёва и Брежнева. Наталья не сразу меня заметила.
   - Знакомьтесь, мальчики, моя напарница. Проходи, садись. - Какое там проходи! От изумления я шаг сделать не в состоянии. - Это Слава. Парень протянул левую руку для пожатия, правой не отпускает Наташку. Ясно, на Наташкиной улице праздник, она встретила любимого по имени Славик.
   - Так не пойдёт, - сказал парень с причёской под "битлов", что шпарил анекдоты - знакомиться, так всем - РСФСР. - Я вопросительно глянула на него. - Я, Родион. Со Славкой ты знакома. Он у нас не просто Слава, он ВВС - Ветров Владислав Семёнович. Он и впрямь хотел пойти лётчиком, мама не пустила, подался в машинисты.
   - Балабол ты, Родька, - произнёс смуглый парнишка с раскосыми глазами, перебирая гитарные струны, и кивнул мне, - Фарид. - Родион продолжал:
   - Имеется ещё Серёга, но он на смене. У окна Рустам. - Рустам повернул голову, осмотрел меня внимательно, усмехнулся одобрительно в аккуратно подстриженные усики, тряхнул гривой чёрных волос, привстал, низким голосом произнёс:
   - Приятно.
   - ЛИРа, - представилась я. - Лариса Исааковна Рахман.
   - Она тебя сделала Родька, - сказал Рустам, - твоим же оружием.
   Выяснилось, ребята учатся на курсах машинистов электровозов, сейчас проходят практику с машинистом-наставником. Сутки едут в нашем составе, сутки обратно.
   Слушаю тупые анекдоты, выдавливая смех, не в силах оторвать взгляда от счастливой Натальи. Она очнулась:
   - Лорочка, давай сменами поменяемся. - Я согласилась.
   Фарид, глядя на меня, наиграл знакомую мелодию:
   Отчего же мне не спится, отчего бессонница?
   Я влюбился в проводницу, не могу опомниться.
   А у этой проводницы шелковистые ресницы!
   Ты мне долго будешь сниться, проводница, проводница!!
   Ты мне долго, долго, долго будешь сниться,
   Проводница, проводница!!
   Я покраснела, Фарид нежно перебирают струны души:
   А вагончик дальше мчится, всё бежит, качается,
   И улыбка проводницы в сердце откликается.
   Я поладить не сумею с чувствами коварными.  
И печаль свою развею  струнами гитарными.
   Но, как прежде сторонится пассажирской нежности
   Молодая проводница небывалой внешности.
   Песня из репертуара брата.
   А у этой проводницы шелковистые ресницы.
   Ты мне долго будешь сниться, проводница, проводница!!
   Ты мне долго, долго, долго будешь сниться,
   Проводница, проводница!!
   Последние аккорды, на душе тепло, уютно. Улыбаюсь Фариду. Идиллию нарушил парень с рязанской физиономией, что просунулся в дверь и, растягивая "а", сказал:
   - Славка, твоя очередь.
   - Вот и рожа! Чья? Серёжи! Лора познакомься, это наше второе "С". - Мы уставились на Славу, он не реагирует.
   - Оставь его, Серёга, - сказал Фарид, - я отработаю. - Закинув гитару на верхнюю полку, он ушёл. А я уже себе что-то нафантазировала.
   В купе влетел лысенький круглый мужичок в круглых очках пятидесятых годов:
   - Вы Лора? Я из пятого вагона, у моей жены высокая температура. Что будем делать?
   - Опускать... - вслед раздалось весёлое ржание. Жеребцы.
   Новосибирск. Пересмена. Стоянка сорок минут. Оба чудика стоят друг против друга, не отводя взгляда, и молчат. Пассажиры выходят, входят, толкают их, реакция ноль.
   Родион, стоя неподалёку с сумками, произнес:
   - Слава богу, СССР не развезли. - Я недоумённо посмотрела на него. Хохотнув, объяснил, - слёзы, слюни, сопли, рыдания...
   - Родька, кончай выпендриваться, - потянул его за руку Серёга, - пошли, Славка догонит. Фарид с Рустамом заждались. - Мне хотелось, чтобы Фарид постоял около меня, подержал за руку, сказал тёплые слова, но он ушёл, безразлично кивнув на прощание.
   Подплыла Ольга. Серёга застыл с открытым ртом, осматривая "Шемаханскую царицу". Воспользовавшись отсрочкой, Родион спросил:
   - Девушка, как Вас зовут?
   - Ольга, - помедлив, ответила та.
   - Я, Сергей, - выдавил Серёжа, заворожено глядя на неё. Ольга не реагирует.
   - НЛО в сборе. - Даже у Ольги это вызвало удивление. Обрадовавшись произведённым эффектом, Родион пояснил, - Наташа, Лора, Ольга - НЛО! - Ольга плавно удалилась.
   Объявили отправление. Пассажиры атаковали двери. Наталья очнулась, как от глубокого сна и, прощаясь, пожала руку Славика. Хоть бы поцеловались, олухи.
   Поезд тронулся. Наталья застыла у открытой двери, я сунула ей в руку флажок. Славик остался на перроне и не шевелился, пока не пропал из вида.
  

* * *

   Свадьба Наташки со Славиком будет первая. Вся группа присутствовала в зале бракосочетания, когда представитель ЗАГСа торжественно произнесла:
   - Молодожёны, поздравьте друг друга! - Наташа схватила Славу за руку:
   - Поздравляю, Вячеслав!
   - Взаимно, Наталья, - ответил он, смутившись.
  

* * *

   Заходила Томка, на Ленку жалуется. Та всё нудит, что все вокруг придурки, включая и Томку, а она алмаз без огранки. Рядом с Ленкой Оксана бриллиант.
   Стук колёс: "Дорога, дорога..." С часик посидел Володя, всё равно никто ничего не покупает. Мы пьём чай с конфетами, печеньем, болтаем.
   Забежал Лёнечка, в стопятидесятый раз спрашивает про Борькину семью, словно я семейный доктор или личный адвокат. Я уж не знаю, что выдумывать.
   Я дошла до того, что согласилась сыграть с одним очкариком в шахматы, естественно проиграла. Тогда я предложила сыграть в поддавки - победа за мной.
   Пассажиры, отобедав, отправились почивать.
  

* * *

  
   Топот ног по крыше. Галлюцинации? Кто-то дёрнул стоп-кран. Споткнувшись, поезд резко остановился. Послышался сочный мат. Зашёл Василий Никифорович со страдающим одышкой капитаном с бордовым околышем на фуражке.
   - Позвольте представиться, - отрапортовал он, - Пилипчук, капитан МВД.
   - Студент-проводник Рахман, - вскочила, ёрничая, я.
   - Первое купе, - приказал Василий Никифорович, косясь на военного, - меньше глаз.
   - Как зовут? - Уставился на меня Пилипчук.
   - Студент-проводник Рахман. - Похоже у него застарелый склероз.
   - Имя?
   - Лора!
   - Лорочка, положение серьёзное. Задержан бежавший с зоны опасный преступник. Товарищ Колесников утверждает, что на тебя можно положиться.
   - Служу Советскому Союзу, - отчеканила я, но коленки задрожали. Капитан достал из кармана несвежий носовой платок, смачно высморкался, уселся. Разъяренным быком откликнулся встречный состав. Мы вздрогнули.
   - Не бойся, деточка, - по-домашнему сказал капитан, - преступник под охраной. - Два накачанных военных завели ширококостного кривоногого татарина в наручниках.
   - Подсуетись, Рахман, - официально произнёс Василий Никифорович, - чаёк, сахарок... Сходи к Кузьмичу насчёт горячих обедов за счёт заведения.
   Я попросила Володю сопроводить меня, капитан ушёл трапезничать с бригадиром. Прапорщик преклонных лет с медалью на груди дымил в коридоре. В приоткрытую дверь купе виднелся сержант. Он кидал в рот одну за другой мятные конфетки под названием "Взлётные".
   Прапор докурил, вошел в купе, по-хозяйски расселся у столика:
   - Накрывай! - Приказал.
   Сержант, смущённо спрятал в карман жестяную коробочку, буркнул:
   - Отучиваюсь курить.
   Володя подкатил тележку, где стояли столовые приборы, в руках у него судки. Открыл верхнюю кастрюлю. Запах домашних щей защекотал ноздри. Присутствующие шумно сглотнули слюни. Военные поглощали, стуча ложками, щи, заключённый не отставал. Во второй кастрюле гречка. В последней - биточки. В гречневую кашу Володя положил по столовой ложке топленого масла. Солнечные лучи растворились в лужице масла, играя искорками жира.
   На десерт компот. Собрав посуду, Володя ушёл.
   Омск. Поезд стоит двадцать минут. Дрожу от пронизывающего ветра, куртка не помогает. На южных рейсах теплее. Рядом киоск. Может там есть "Юность" с продолжением повести, которую я начала читать - расхватали.
   Поезд отходит. В дежурке поджидает Любаша:
   - Лорка, завтра Катюне тридцатник бабахнет. Хочется не просто нажраться. Ты ж интеллигентка, сообрази что-нибудь. - Напишу поздравлялку, это нам запросто.
  

* * *

  
   Подходит к концу дежурство. Меня, как магнитом, тянет в купе преступника:
   - Товарищ прапорщик, можно я посижу, я никогда не видела бандитов.
   - Смотри, жалко что ли. Близко не приближайся, кто знает, что у этого рецидивиста в голове. - Он вышел покурить.
   - Что в голова? Мозга в голова! - Отозвался заключенный. Я притулилась в противоположный угол и, заикаясь, спросила:
   - Дяденька, как вас звать?
   - Абдуллой мамка звать, - глянул тот исподлобья.
   - Дяденька, почему Вы преступником стали?
   - Девка, осторожно с вопросами... - рассердился сержант.
   - Абдулла маленький девочка не обижать. Абдулла в армии служить, командир татаров ругать, Абдулла по морде бить, начальник Абдулла тюрьма сажать. Абдулла хорошо работать, его на химию посылать. Бабы скандалить, Абдулла хотеть. Бабов много, мужиков мало. Начальник Абдуллу звать, говорить, успокоить баб. Начальник говорить, Абдулла делать. Бабы рада, начальник рада, давай Абдулла освобождать. Абдулла в родной деревня ехай. На станции автобус ждать. Тётка подходить:
   - Татарин, сумка охраняй. - Нам татарам всё равно, охраняй, так охраняй.
   - Ты сумки и спёр, - подал голос сержант. - Ври дальше, только не громко. Ты, девка, ему не верь, послушаешь, в колониях две трети невинных сидит, судебная ошибка или наговор. Шла бы к себе, нечего со всякой швалью общаться.
   - Тётка сумка оставляй, сама в кассы бежай. Вернулся, схватил сумка, к автобусу бежай. Абдулла смотреть, варежка тёплая лежать. Татарин замерзать, варежка одевать. Тётка прибегать, кричать:
   - Татарин варежка украл. - Милиционер прибегать.
   - Паспорт давай, - кричать. Паспорт нет, справка есть, руки хватать, тюрьма посылать.
   Поезд ехать. Серый говорить:
   - Давай татарин бежать. - Деревня мамка старый, жена молодой. Абдулла к жене бежать. Серый поезд прыгать, столб ударяться, умирать. Абдулла бежать. За Абдулла фараон бежай. Абдулла на крышу залезай, по крыше бежай, фараон догоняй.
   Зашёл прапорщик, в руках бутылка.
   - Сержант, давай по маленькой. - Выпили. - Девка, тебе налить? - Я отказалась.
   - Мне лить! - потребовал Абдулла.
   - Вам татарам пить нельзя.
   - Армия служи - татарин. Тюрьма сиди - татарин. Бабы спи - татарин. Работай - татарин. Водка пить - русский. - Убедил, прапор налил ему стакан, тот на одном дыхании выпил, звякнул наручниками и протяжно запел.
   Песня тоскливая, заунывная, так раненый волк воет на луну. Прапорщик посмотрел на него, матюгнулся.
   Распахнулась дверь, в проеме Любаша:
   - Лорка, тебя пассажиры обыскались, Васька сердится! Я забежала предупредить.
   Выскочив в коридор как ошпаренная, я побежала чистить туалет. Когда туалет сиял, как утренняя звезда, услышала командно-административный голос сменщицы:
   - Товарищи пассажиры, перестаньте тамбуриться, проходите в вагон.
   Дежурству конец, я отправилась сочинять поздравлялку.
  

* * *

  
   Утром ни конвоя, ни задержанного. На душе скребут кошки, будто я виновата в несуразной судьбе Абдуллы.
   За окнами Байкал. Вдоль Байкала ехать целый день.
   После Иркутска, где мы простояли вместо положенных получаса час, разделавшись с делами и пассажирами, я вышла в тамбур, чтобы, приоткрыв дверь, вдохнуть волшебного Байкальского воздуха. На подножке сидит крепкая смуглая женщина с карими раскосыми глазами, ярко выраженными скулами и ест из корзинки ягоды.
   - Встаньте немедленно, - возмутилась я. - Взрослая женщина, а нарушаете. - Она повернула голову, улыбнулась:
   - Вид какой! А воздух? Не дышишь, пьёшь! Хочешь ягод? Угощайся, - хрипловато произнесла женщина, подвинулась, освободив кусочек старого одеяла. - По осени в тайге народ шишкует, орехов мешками набирают, сейчас время ягод. - Говорит спокойно, властно. - Давай знакомиться, - женщина лодочкой протянула ладонь. - Светлана. - Я пожала жесткую крепкую руку. Взяв пригоршню ярко-красных ягод, скривилась. Клюква, настоящая, свежая. - Голубикой закуси, - Светлана протянула горсть сладких с зелёной сочной мякотью чуть приторных синих ягод. - Голубика заканчивается в июле, но в этом году лето жаркое, голубика задержалась, клюква созрела раньше. - Я сижу, любуюсь сказочным видом Байкальской природы, слушаю Светлану. - Про народы Севера говорят, как о второсортных людях. Несправедливо, это люди со своими традициями, обычаями. Природа у бурят: дом и кров, богатство и здоровье. Себя мы считаем частью единой, неделимой природы, единокровными детьми, рождёнными древом природы.
   Гостеприимен мой народ бурятский
   И гостю он знаком иль не знаком,
   Повсюду, где горит огонь очажный
   Он преподносит чашу с молоком.
   Светлана рассказывала о Байкале. К Байкалу у бурят бережное и трогательное отношение. Байкал испокон веков считается священным морем. Упаси боже на его берегах произнести грубое слово, не говоря уже о брани или ссоре. Байкал - озеро самое глубокое на земле, местами достигает более полутора тысяч метров.
   В глубинах Байкала, есть разновидности рыб, что остались лишь здесь. Скажи девчонкам, чтобы на станции Танхой купили балык и икру чёрную или красную. Она там дешёвая, настоящая. В Москве стали продавать искусственную чёрную икру, это всё одно, что полиэтилен жевать. - Дальше Светлана рассказывала об Улан-Удэ, о "бичах" - бывших интеллигентных людях, живших в колодцах теплотрассы под землёй. Горькая судьба забросила их в колонии, освободившись, потеряв близких, они рассредоточились по всему краю. Много, очень много среди них интеллигентов, есть бывшие дети "врагов народа". Она говорила про тайгу, про незнакомую жизнь, мне захотелось увидеть всё своими глазами.
   Я решила при случае приехать, познакомиться с незнакомым миром, обычаями, традициями. Обещание не выполнила, а мечта попасть на Байкал осталась.
  

* * *

  
   Вечером мы собрались в вагоне-ресторане. Катюне сказали, собрание бригады, она, матерясь на чём свет стоит, заявилась. Какое было удивление, когда её ждал роскошный букет, шикарный торт, песня "Чебурашка" и поздравлялка. Катюня плакала от восторга, трогательно материлась. Все довольны, лишь Ленка Деревякина цедит через губу:
   - Самодеятельность, не терплю самодеятельность. - Василий Никифорович, не выдержав, объяснил Ленке, что у неё имеется близкая родня в Японии, а сама она из фарфоровой братии чайных сервизов. Та скисла, заткнулась.
   Катюня, не выдержав, рванула на середину вагона-ресторана:
   Я по всей земле кочую,
   Путешествовать люблю
   Где придётся - заночую,
   С кем придётся - пересплю!
   Мелодия известной песни, слова другие. Мы вслушиваемся в озорные фразы.
   Водка, пиво, сигареты -
   Это мой не хитрый быт.
   Прошлогодние конфеты
   Провоцируют гастрит.
   Кузьмич сморщился, как от зубной боли, а Катюня, отбивая каблучками мелодию, наступает на него. Отодвинув Кузьмича в сторону, павой выплыла Любаша и подхватила:
   Я вагонная хозяйка,
   Я в дороге день за днём.
   Заплати-ка деньги "зайка" -
   Время вместе проведём.
   Дослушать песню не удалось, поезд дёрнулся, остановился. Танхой. Мы рассыпались по перрону. Стоянка минута, надо успеть купить икру и балык.
   Не удержавшись, я сделала бутерброд с икрой. Вкусно, ум отъешь! Второй, третий...
   Когда явилась в вагон-ресторан, все сидели за столами. Угощение на славу. Выпив, Катюня перецеловалась со всеми, обслюнявила меня, заявив, что с этого дня я её наилучшая подруга: кроме меня, никто не мог подготовить столь замечательное поздравление. Мы тяпнули коньячку, гадость, клопами воняет.
   Каким образом я оказалась в служебке, не помню. Утром проснулась, головка бо-бо, в животе тошно. Катюня принесла пиво - горечь, противно. Она сбегала за рассолом - помогло. Катюня не такая уж плохая баба, просто ей в жизни не везёт!
   Через час я была как огурчик, малосольный и пупырчатый, есть не хотелось. Когда захотелось, икра и балык кончились.
  

* * *

  
   Всехолюбие Катюни продолжалось недолго. К обеду она фурией пронеслась по составу с криком:
   - Кто? Кто посмел? Кто "украл" мой ёрш? - Вместо слова "украл", она использовала другое определение.
   Выяснилось, на день рождения "Васенька" подарил ей новый ёрш для чистки унитаза и с любовью выгравировал на ручке ерша "Катюне". К обеду ёрш пропал.
   Катюня обследовала туалеты, открывая ключом и выпихивая оттуда бесштанных пассажиров. Ёрш нашёлся в вагоне у Ленки. Катюня тащила Ленку, держа одной рукой за шкирку, второй пихая ей в физиономию растрёпанный вонючий ёрш со сломанной ручкой:
   - Эта трам-та-ра-рам-там специально у ерша ручку сломала, чтобы не была видна надпись "Катюне"! - Ленка пыталась объясниться, но Катюня заглушала бледные попытки оправдаться боевым матом. Ленка извернулась и хлёстко ударила соперницу по щеке. Катюня обалдела, вздохнула как перед "последним и решительным" боем, выронила ёрш, ухватив Ленку за жидкие волосёнки. Надо ж такому случиться, что драка произошло именно в моём вагоне. Редкие пассажиры попрятались в купе, как мыши в нору. Народ утверждает, самое противное зрелище, когда женщины дерутся. Народ прав. Не знаю, во что бы вылилось это побоище, но меж ними выросла, неизвестно откуда взявшаяся, растрепанная Любаша в ночной рубашке и массивной колеблющейся грудью перегородила поле битвы.
   - Катька, протри зенки! Ёрш старый, грязный, слом не сегодняшний. - Катюня, с занесенным кулаком замерла, подняла ёрш, осмотрела, напоследок попыталась Ленке сунуть им в морду. Любаша, будучи начеку, перехватив руку, повернула Ленку, потащила за шиворот в тамбур, подпинывая под зад. - Уходи! Уходи в свой вагон! - Ленка сопротивлялась и вопила:
   - Пусть эта курица безрогая извинится! Я маме скажу! Я бригадиру пожалуюсь! Я в ректорат пойду! Я обращусь в ООН! - Люба перешла в наступление:
   - Пшла отсюда! Пшла вон! Хуже будет, если и я приложусь! - Она поднесла кулак к угреватому носу Ленки. Ленка, понюхав, сдалась. Катюня продолжала обследовать ёрш, наконец дошло, что Любаша права, Катюня повернулась к ней в полной растерянности:
   - А где мой ёршик, что Васенька подарил?
   - Тю-тю ёршик! Кто-то из пассажиров решил почистить унитаз, выронил. Теперь ёрш скучает на рельсах. Выпьем, подруга. - Катюня сдулась, Любаша увела её, обняв за плечи.
  

* * *

  
   Мы не едем, ползём. Столб - остановка, столб - остановка. Мимо не прошёл ни один поезд, а обычно товарники так и шастают туда-сюда. Пассажиры замучили вопросами, почему медленно движемся, когда прибудем в Читу? Мы не знаем, отвечаем по инструкции:
   - Не переживайте! Нагоним! Чаёк желаете? - Не желают, желают услышать ответы на свои вопросы.
   Станция Заиграево. Вместо минуты стоим пятнадцать. Старая женщина продаёт кумыс. Я никогда его не пила, но очень хочу и громко сглотнула слюну. Она обернулась:
   - Дочка, кумыс будешь?
   - У меня нет денег. - Она достаёт из заплечного кожаного мешка берестяную плошку, наливает, протягивает. Я отрицательно качаю головой, - у меня денег нет.
   - Пей, полезно! - Не отрываясь, глоток за глотком медленно пью. - Спасибо, бабушка. - Она кивнула, спрятала плошку в мешок, отправилась дальше. Я пила кумыс ещё ни раз в жизни, но никогда он не был так освежающе вкусен.
   Бригадир прогуливается вдоль состава, подошёл:
   - Тронемся, зайди в администрацию, имеется сообщение.
   - Что случилось? - Сделав вид, что не расслышал, направился к Ольге. Я бегом к штабному вагону узнать что происходит. Вместо Катюни, держась за поручень, позёвывает Любаша.
   - Катюня где?
   - Ёрш поминает. Пусть ему шпалы периной будут.
   - Почему бригадир вызывает?
   - Не ссы, подруга, всех вызывает. - И старательно произнесла по слогам, - фокс-ман-жур-ские обстоятельства!
   - Любань...
   - Отстань пиявка, сама не в курсах, зато в трусах.
   Ни шибко, ни валко, тронулись. В сторону штабного потянулись девчонки.
   - Ситуация серьёзная, японская богоматерь и богоотец. Август жаркий, льды тают, с гор сель пошла, мать её. Пути затопило. Чита перегружена. Поезд следующий за нами, отрезан селем. - Василий Никифорович нервничает. - Девушки, блюдечки, соблюдайте спокойствие, на вас пассажиры смотрят. Нам ничего не угрожает, наш состав в безопасной зоне. - Мы закидали бригадира вопросами. Он лениво бубнил, - не знаю, узнаю - доложу. Следующая случка, ой, встреча в вагоне-ресторане. Когда? Извещу дополнительно, так и раз эдак японскую богобабушку!
  

* * *

  
   Обошла пассажиров, объяснила ситуацию. Они недовольны, обиделись на природу, на железную дорогу, на меня и, чтобы заглушись обиду, отправились обедать.
   Мы что хуже? Поесть пришли и те, кто на дежурстве, и те, кто должны отдыхать.
   Сумка с продуктами почти пустая, кроме сухарей и консервов, причём не моих, ничего съедобного. Бабушка бы перестала себя уважать, если бы любимой внучке на пропитание дала консервированные продукты. "Завтрак туриста" не так уж и плох, "Килька в томатном соусе" вообще объедение. Сумка опустела, крошки вытряхнули в окно, пусть птички порадуются. До Читы восемь часов, а если застрянем? Что станем есть? Решили, на очередную трапезу каждый принесёт что может.
   Станция Горхон или Гороховая по определению Любаши. Остановка вместо двух минут пятнадцать. Пассажиры у местного населения покупают блины со сметаной, которую те называют зоохэй. Бабки в шоке, у них скупили всё.
   Следующая станция Петровский завод. Стоим, как положено, две минуты. Не успели отъехать - остановились, простояли целый час, гадая, поедем или тут заночуем. Пассажиры после принятия пищи отправились почивать. Слава богу, вопросами докучать перестали.
   Обошла с санпроверкой вагоны, придраться не к чему. Уставилась в окно. Напротив огромный валун, напоминающий отдыхавшего медведя, вдалеке сопка того же вида - большая и малая медведица, созвездие на земле.
   Тронулись. Хорошо, а то бы я умом "тронулась". Встали. Поползли. Чтоб не умереть от скуки, настрогала целое ведро щепы на растопку.
   Станция Тарбагатай. Будка с табличкой и четыре большие палатки, три зелёные, одна оранжевая, юрты называются. На перрон вышла Катюня, в руках водка. Бабки набежали, суют блины со сметаной прямо на берестяных тарелочках. Она присматривается, кто больше блинов даст. Поменяла. Любаша принесла ещё бутылку...
   Отправление. В дежурке расположились Любаша с Катюней. На столе водка и две тарелки, на одной гора блинов, на другой сметана. Любаша, широким жестом:
   - Зови девчонок ужинать.
   Каждый принёс кто что смог, плюс блины. Стёпа припёр целый шмат сала, понятно, почему Галка перестала с нами питаться. Выпили. Томка кричит:
   - А нам, а нам!
   - Спасибо, - откликнулась Нинка Нам, - я не буду. Все обо мне заботятся. - Посмеялись. Катюня налила Томке с Ксенией. Смотри-ка, и Ксюша пристрастилась к спиртному, дольше всех держалась. Нина, закрыв рот ладонями, выскочила, побежала в сторону туалета.
   - Что с ней? - Разволновалась я. - Отравилась?
   - Дуры вы девки, - подала голос Любаша. - Отравилась!!! Ещё в Москву катили, она водку пить перестала.
   - Она и раньше почти не пила.
   - Почти, ха-ха... А губы, ноздри тоже из-за того, что не пьет, опухли?
   Галя протянула лепёшку с салом. Я воткнула зубы в солоноватую, пахнущую чесноком, жирную мякоть и ещё тёплую лепёшку. Благодать разлилась по телу.
  

* * *

  
   Через пять месяцев у Ниночки до срока появились на свет два мертворожденных мальчика. До самых родов она перетягивала живот, чтобы не заметили беременность. Ещё через год Нина вышла замуж за нашего сокурсника Шурку Мартынчева, отца детей. Вскоре они развелись. Детей у неё больше не было.
  

* * *

  
   Проползли по-пластунски станцию Петропавловка. Ничем не отличается от остальных.
   Тут Володя с конфетами возраста моей бабушки:
   - Кузьмич жадничает, неизвестно, сколько будем в пути, всё уйдёт, даже продукты с просроченным сроком годности. - Идея: я, Ленка и Ксюша направились разоблачать Кузьмича. Он пытался дать взятку, но комсомолки не продаются! Кузьмич чуть не плачет: обобрали. Такого оберешь! Благодаря проведенному мероприятию наскребли бригаде на завтрак, у нас и просроченные продукты уйдут, не господа.
   Темнеет. Станция, название неизвестно, потёртая вывеска, можно с трудом прочитать первую букву "Х..." и две последние "...уй", заскочив в вагон глянуть на расписание, прочитала название Хохотуй. Три избушки в шесть рядов. Избушки из тёмных брёвен, скособочились, наверно от хохота, поэтому у станции такое смешное название. К поезду никто не подошёл, жители рано ложатся спать, вероятно, рождаемость высокая.
  

* * *

  
   Когда поезд баюкает, колёса поют колыбельную, не чувствуешь, что полка жёсткая и узкая. Холодно... Встала чуть свет. Не успела зайти в дежурку, как Ирка, что гостит у Натальи, защебетала:
   - Представляешь, поезд затопило, мы с места двинуться не можем. - Я к окну, вокруг трава, валуны, никакой воды.
   - Шуточки у тебя.
   - Не наш поезд, предыдущий. Василий Никифорович сказал, там пассажиров и поездную бригаду с крыш вагонов вертолётами снимали, эвакуировали в Иркутск. Сейчас пути расчищают, чтобы открыть движение. Бригадир сказал, на этой станции мы простоим минимум сутки. - Я снова прилипла к окну. Три избушки в шесть рядов.
   - Это станция Хохотуй?
   - Хохотуй? Обхохочешься с тобой. Названий таких нет. - Я не стала спорить. - Станция Харагун, вывеску видишь. - На покосившейся избушке, на одном болте качаясь и скрипя от порывов ветра, висит ржавая вывеска "Харагун". Рядом на высоком столбе другая массивная вывеска с яркой надписью "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Под вывеской гора мусора. Натюрморт, хоть картину пиши, время есть, красок нет.
   У меня проснулся зверский аппетит, но то, что мы вчера экспроприировали, ночью девчонки подъели. Остались лишь засохшие конфеты. С чаем пойдёт.
   - Желудок испортишь, - ворчит Наталья.
  

* * *

  
   Вышла на улицу вдохнуть свежего ветра. Навстречу высокий парень, волосы ёжиком, лицо как вытесано из камня, карие глаза смотрят в упор не мигая, тяжёлый волевой подбородок. Поздоровалась. Остановился, внимательно оглядел меня, ответил.
   Пошла дальше. Вдоль дороги то ли ограждение, то ли коновязь - два бревна горизонтально прикреплены к вбитым в землю стойкам. На них восседают три сестры, но это не Чеховские сестры, а местного бурятского разлива, похожи как близнецы. На одной кожаная нараспашку тужурка, под тужуркой неопределенного цвета от изношенности и грязи мужская майка. Чёрные, как смоль, волосы покрыты повязанной сзади красной косынкой. На ногах вьетнамки, надетые на рваные носки. На подбородке выцветшая татуировка. В углу рта дымит трубка. Эту сестру я окрестила комиссаршей. Вторая сестра в шляпе аля "сомбреро" на нечесаных волосах, фланелевой рубашке в клеточку, оранжевом дорожном жилете и одетых набекрень кирзовых сапогах. Кроме как ковбой, другое прозвище ей не идёт. На третьей короткое платье, под ним ватные брюки, розовые босоножки со сбитыми каблуками, косички с бантами из красных сигнальных флажков, фингал на пол-лица и герпес на губе довершают украшение - одно слово "красотка".
   Опёршись на коновязь, стоит выросший гном с седыми растрёпанными бровями, бородой и волосами, на которых чудом держится кепочка. Нос и мочало бороды собраны в середине лица. Гном в шнурованных высоких ботинках, распахнутом пиджаке на голое тело и галстуке.
   Я хотела пройти мимо, но услышала скрипучий голос:
   - Имя? - Вопрос адресован мне.
   - Лора. А вас?
   - Любка, Надька, Верка...
   - И мать их Софка, - добавила я.
   - Не... Ихая мать Верка, - сказала комиссарша, доставая изо рта трубку. Во рту чёрные прокуренные зубы. - Однако, Верка - это я. - Если поменять одежду, можно перепутать кто дочь, кто мать. Они все неопределенного возраста, на одно лицо. - Это мой муж Пьяница.
   - А имя?
   - Пьяница его имя, по-нашему Архинша. У Архинши, однако, хитрая мать, она назвала его пьяницей, чтобы отогнать злых духов. Архинша не пьёт.
   Нас, однако, тоже звать по-другому, но русские глупые, им не запомнить. - Непьющий пьяница подал голос:
   - Водка есть? - Я отрицательно покачала головой, рванула в вагон. Посидела, покопалась в старых журналах, что валялись на полке над дверью, завалилась почитать. Заходит Томка:
   - Бригадир велел перекрыть туалеты, пусть ходят в общественный. - Она указала на деревянную будку за окном. Я сморщилась, не европейский сервис. - Особо нежные особы могут в кустики сбегать, только предупреди, чтобы медведь за задницу не ухватил.
   Пассажиры просыпаются, ругаются, скукожившись от ветра, бегут на улицу. Умываются в колонке с холодной водой, что напротив шестого вагона, брр...
   Потребовали чай. По третьей чашке хлебают. Бригадир приказал распаковать чай, сахар, печенье, что приберегли на обратную дорогу. В Чите отоваримся. Вагон-ресторан переполнен жующими. Кузьмич психует, если простоим ещё, пассажиров нечем будет кормить.
   Подошла дама из пятого купе:
   - Девушка, купи кримпленовое платье, твой размер Я дочке купила, но голова от голода кружится. - Соблазн велик.
   - Спасибо, нам не требуется.
   - Тогда одолжи денег, хоть трёшку. - Откуда я ей денег возьму. У самой остался лишь пятачок на троллейбус, если родители не встретят. А была, не была - фокс-ман-жур-ские обстоятельства. Открываю мыльницу, где хранятся деньги за бельё и чай, достаю трёшку. - Я обязательно вышлю. Вот мой паспорт, запиши данные.
   - Я Вам и так верю.
   Никаких денег она мне не выслала, пришлось платить из своего кармана.
  

* * *

  
   Приближается обеденное время. Желудок требует еды. Смотрю на улицу, на коновязи сидят три грации и одиноко стоящий Пьяница. Наташка заснула, во сне голод не чувствуется. Пытаюсь читать. Патриотические рассказы про ударный труд от голода не помогают. Девчонки бродят по вагонам, каждая обязательно заглянет:
   - Лорка, есть что пожевать? - Избаловала их бабушка.
   Зашла Томка. Не ожидая вопроса, я выпалила:
   - Ничего у меня нет, сама голодная!
   - Пошли, поедим. - Я вскочила:
   - Где? - С Томкой что-то не то: во взоре счастье, веснушки переливаются. Разгадка в виде симпатичного среднего роста парня лет двадцати пяти с чёрными, как воронье крыло, блестящими волосами ожидала у вагона. Осмотрев меня, одобрительно прищёлкнув языком, парень обнял Томку за талию, поцеловал. Мы пошли.
   Позади коновязь с тремя грациями, покосившиеся домики. В маленьком, выложенном камнями кругу пылает костёр, похрустывая сухими ветками и играючи выбрасывая в небо рой золотых искр. На костре в подвешенном ведре что-то булькает. Вокруг костра на больших камнях сидят человек пятнадцать. Несколько наших девчонок, остальные незнакомые. Я не права: в высоком парне с жёсткими волосами ёжиком, тяжёлым подбородком узнала утреннего знакомца. С одной стороны от парня Ксюша Ларетус, с другой - усадили меня. Томка с другом напротив. Парень приподнялся, черпаком набрал в эмалированную кружку варево из ведра, сунул в руки Ксюше. Вторую миску мне.
   - Спасибо! - сказали мы хором. Не ответил, грубиян. Я попробовала, гадость.
   - Это что? - спросила я.
   - Суп трататуй, по краям картошка в середине ...уй. - Пошутил мужчина средних лет с носом-картошкой, что сидел неподалеку. Ксюша покраснела, может от жара костра. Я стала привыкать к могучему русскому языку.
   - Это не суп, - подала голос Инка, проводница восьмого вагона, плюясь, - это чай с салом, солью и молоком.
   Парень, сидящий между нами, с достоинством допил чай, выплеснул в костёр наше с Ксюшей питьё, налил вино. Мы поблагодарили, ответа не дождались.
   Некоторые жарят грибы, что насадили на ветку. Томка грызёт импровизированный шашлык. Я чуть не подавилась слюной. Она что-то сказала другу. Тот протянул грибные шашлыки. Мы вонзили зубы в необыкновенную вкуснятину. Друг Томки кинул нам печёную картошку, съели с золой, кожурой, перемазавшись, как чертовки.
   Со стороны станции приблизилась "комиссарша", в руках миска, из миски пар. "Мясные груши", сглотнув слюну, я представила как надкусываю "грушу", оттуда вытекает ароматный жир. "Мясные груши" - национальная еда бурятов, про них рассказала Светлана. Блеснув эрудицией, я объяснила, что мясные груши это тесто, начинённое мелко нарезанным бараньим мясом, луком и специями.
   - Почём продаёшь, хозяйка? - спросил Томкин парень.
   - Бутылка водки и хушуур ваши. - Ответила она, не доставая трубку изо рта.
   - Хушуур - это мясная груша, - не удержалась я от пояснения.
   - Где ж я водку возьму в вашей дремучести?
   - Водка наша, груша ваша. - Ответила Верка-комиссарша и пыхнула дымом из трубки.
   - Сейчас, - вскочила я.
   В служебке Катюня с Любашей глушили водку, кусая по очереди солёный огурец.
   - Катюня, дай пару бутылок, в Челябинске деньги верну в двойном размере, - начала я с места в карьер. Та подавилась от такой наглости.
   - В кредит не отпускаем, - ответила она, откашлявшись.
   - У меня денег нет, все вбухала в икру.
   - Нас это не колышет. - Любаша заступилась.
   - Не жлобствуй, Катька. Лорка тебе вон какое поздравление забабахала. Ты ж ей в вечной дружбе клялась.
   - В тройном, тройном заплатишь, - смиловалась Катюня. Она приподняла полку, достала из ларя две бутылки. - Помни мою доброту.
   С бутылкой в руке, сунув вторую в карман курточки, я вернулась и обменяла еду на спиртное. В миске семь груш. На всех однозначно не хватит.
   - Хозяйка, - произнёс мужчина с носом-картошкой - это мало.
   - Умеренность в еде полезнее, чем сто врачей. - Философски ответила Верка, пряча бутылку за пазуху. Она выбила трубку о ближайший валун.
   - Причём тут умеренность, на всех не хватит. - Верка гнула свою тему:
   - Большая сыть брюху вредит.
   - Тьфу на тебя, - не выдержал мужчина и послал Верку "за туманом". Она не унималась:
   - Укоротишь ужин, удлинишь жизнь. Ешь вполсыта, пей вполпьяна, проживёшь век дополна. - И угомонилась лишь тогда, когда я повертела перед её носом второй бутылкой.
   - Получишь, когда принесёшь ещё столько же.
   Каждую грушу мы поделили пополам. Вкусно. Подоспела вторая партия. Обмен состоялся.
   - Мне бы простыни, сошью мешок, украду тебя, - произнёс парень, что сидел между мной и Ксенией, глядя вдаль. Мы переглянулись, не зная, к кому он обращается.
   Появилась гитара, поём "А я еду за туманом...", "Вечер бродит по лесным дорожкам...", "А мы ребята, а мы ребята 70-ой широты..."
   Подошли "три сестры", в руках хур - бурятский музыкальный инструмент, похож на гитару, гриф с головой лошади, ложе квадратное, две струны. Протяжная песня будоражит душу. Последний куплет сёстры спели по-русски:
   Ни на валуны, ни на деревья
   Лебедь не садится, не садится.
   С парнем из далёкого кочевья
   Нам бы пожениться, пожениться.
   Жёстко сидеть на камне, пройдусь. Громады гор, зелень тайги вдали, сопки навевают сентиментальное настроение. Впереди огромный валун. Забравшись наверх, раскинув руки, я закричала:
   - Как здорово!!! - Ветер ерошит волосы, холодит щёки. - Ура, - кричу в небо.
   - Так, где простыни взять? - Вздрагиваю, оступаюсь, ударяю ногу, падаю в руки парня, что сидел подле меня. Выступила кровь. Губами припал к ране. Перехватило дыхание. Ставит меня на землю, приближает свои губы к моим. Голова закружилась, борясь с собой, я оттолкнула его.
   - Нельзя!
   - Почему?
   - Мы не знакомы.
   - Максуд, по-узбекски желанный. Ты меня желаешь? - Я потупила глаза, обалдев от наглости. Пальцем за подбородок приподнял мне голову, платочком вытер мою замурзанную физиономию. - Знать про меня хочешь? Мать грузинка, отец узбек. Родители погибли - авария. Воспитывался у тётки. Малолеткой попал в колонию. Вышел, понял, что так жить нельзя. Сейчас инженер-энергетик. Женился. Развёлся. У меня сын, плачу алименты. - Припал к моим губам. Я не понимаю, что происходит, прикрыла глаза, прижимаюсь к нему, тепло разливается по телу, бьёт мелкая дрожь, собрав силы, я снова его оттолкнула.
   - В губы люди целуются, когда любят друг друга.
   - А если не в губы? - Я недоумённо пожала плечами. - Пошли. - Мы вошли в тайгу. Кинув на траву куртку, пригласил, как приказал, - садись. - Взгляд гипнотизирует. Целует шею, мочку уха. Я прижимаюсь крепче, крепче, не смея сопротивляться, чувствуя себя кроликом рядом с удавом. Бережно уложил меня на куртку, рука гладит по колену, поднимаясь выше, выше. Курточка, кофта, бюстгальтер валяются на траве. Я готова на всё, подставляя грудь, шею, губы для поцелуя. В губы не целует. Смешно и страшно. Растворяюсь в объятиях. Вдруг Максуд встал, оттряхнул колени, протянул кофту, - одевайся, - отвернулся. Смущаясь, не попадая в рукава, оделась. Максуд подал руку, помог подняться. Поднял с травы, выбил о ствол сосны свою куртку, пошёл вперёд. Я еле поспеваю за ним.
   - Почему? Я сама ЭТОГО хочу. - Он резко остановился, я ткнулась в него с размаху.
   - Нельзя! На таких девушках, как ты, женятся. Их берегут к брачной ночи. - Помолчал. - Замуж за меня пойдёшь? - Я кивнула. Пошёл вперёд. Начался дождь, ветер пробирает до костей. Максуд идёт быстрее, я за ним, как собачонка.
  

* * *

  
   У вагонов беготня. Шарло качает ручку колонки, шланг протянут к Томкиному вагону.
   - Тома, что происходит?
   - Вода кончилась. Мы уже три вагона заправили.
   - Максуд, замени, руки отваливаются.
   В вагоне жарко, душно, Наталья побеспокоилась. Она фурией набросилась на меня. Но голос слабый. Не нравится мне она, щёки впалые, под глазами круги.
   По вагону несётся Любаша, распихивая пассажиров.
   - Отправляемся, отправляемся.
   Громкоговоритель голосом "ковбоя":
   - Поезд Челябинск - Чита отправляется с первого пути. - Можно подумать, на этой задрипаной станции второй путь имеется. Сестры машут платочками, комиссарша утирает нос. Прощай Харагун, вряд ли я тебя позабуду.
  

* * *

  
   Не ласково встретила нас Чита. На улице мерзкий моросящий дождь, настроение подстать. После пассажиров не то что кусочка курицы, сухой корки не найдёшь. Пассажиры, как и мы, рассчитывали на менее продолжительный путь и уничтожили съестные запасы. От голода подвело живот, в кармане ни копейки.
   Поезд заправляется водой, вагон-ресторан продуктами. По составу прошёл бригадир, выдал нам по пять рубликов в честь Дня железнодорожника, сообщил, что на обратном пути каждая из проводников на обед получает горячее питание. Спасибо, отец родной, заботится о нас, "заблудших овечках".
   Состав поставили на дальний путь. Приведя в порядок вагоны, захватив пятёрки, мы отправились на поиски хлеба насущного. Негостеприимно встретила нас Чита, восемь вечера, все магазины и столовые закрыты.
   - Пошли в ресторан, - предложила Наталья.
   Заскочив в вокзальный туалет, мы подвели глазки, напудрили носики, подкрасили губки. Идем по центральной бесцветной улице. Вокруг серые пятиэтажки-близнецы. Сквер со скелетами мокрых деревьев, облепленных вялыми листьями. За сквером играет огнями типовой ресторан "Метелица". Огни растворяются в струях дождя. У ресторана в ливрее швейцар с пышными будёновскими усами перегородил дорогу:
   - В рабочей форме нельзя.
   Сколько мы его ни уговаривали, ни просили, упёрся как осёл. Мы сели неподалёку на скамейке. Дождь капает за шиворот, ветер пробирает насквозь, голова кружится. Мимо прошлёпала по лужам семейная пара под чёрным зонтиком, прижавшись друг к другу головами, как сиамские близнецы.
   - Погляди Котик, девчонки все одинаковые, из детдома что ли?
   - Нет, Мусенька, из ПТУ. - И отправились в тёплую квартиру, кушать горячий борщ с чесночной корочкой...
   Погоревав, мы решили вернуться на вокзал. Пряча лицо от пронизывающего ветра, гуськом двинулись обратно.
   - Наташка где? - Наталья лежит на скамейке, где передыхали, не шевелится.
   - Жива? - Всполошилась Томка. Я приложила ухо к груди, сердце стучит. Стала бить её по щекам, укусила за мочку уха, расстегнув кофту, ущипнула соски. Наташа шевельнулась, застонала. Крикнув Томке, чтоб вызвала "Скорую", я попыталась поднять Наташкины ноги, чтобы кровь прилила к голове. Ольга помогла. Скоро Наталья могла сидеть самостоятельно. Томка прорвалась в ресторан позвонить. "Скорая" подъехала. Наталью на носилках погрузили в машину, мне с Томкой разрешили сопровождать.
   В приёмном покое смерили давление, температуру, ничего не нашли, напоили крепким горячим чаем. Врач, осмотрев Наталью, сказал, что у неё истощение, нет необходимости держать в больнице. Надо отдыхать и хорошо питаться.
  

Чита - Челябинск

  
   Нам выделили купе в штабном вагоне, чтобы я за Натальей смотрела. Четыре вагона, включая наш, работают полторы через тартары по скользящему графику.
   Не успели тронуться, Анька-официантка принесла горячий обед. Наевшись, мы завалились спать. Проспали долго, не слышали, как утром поезд отправился в обратный путь. Станцию Харагун тоже проспали, а хотелось последний раз взглянуть на знакомые места, помахать рукой нечеховским "сёстрам" и "непьющему" Пьянице.
   Анька с горячим завтраком: аппетитный омлет, булочки с маслом и сыром, горячее какао, как дома. Наташка снова заснула, меня гложет совесть, как там девчонки.
   Спросив разрешение у бригадира, я отправилась делать обход, не стала ни к чему придираться, задержалась в вагоне Томки, не терпелось узнать про Максуда. Не вышло. Томка поит чаем пассажиров. Это непросто, дело в том, что, когда в вагоне кончилась вода, Ленка, решив, что недостаточно протопила титан, подкладывала ещё и ещё уголь: титан прогорел. Томка вынуждена носить чай из нашего вагона, где за хозяйку Ольга. Носить обжигающие стаканы через гремящее соединение меж вагонами, через четыре двери трудно и опасно, можно обвариться. Из-за селя поезд переполнен. Мы приноровились. Я ношу стаканы с чаем, Тома открывает и закрывает двери, Ольга подтапливает титан, чтобы чаю хватило на всех.
   Я помогла Ольге сделать уборку. Пошла к Ниночке, она себя неважно чувствует. После к Наталье, та впала в летнюю спячку, погода располагает: холодно, изморозь на окнах, не скажешь, что август. Бригадир радуется, льды в горах перестали таять, проскочим.
   Пошла в ресторан, чтоб не гонять Аньку, взяла Наталье обед. Сама пообедаю с Тамарой. Растолкав Наталью, накормила, сунула старый номер "Нового мира", ушла поесть. Ошибка, у Натальи еда вкуснее, калорийнее.
   Сидим вчетвером: я, Томка, Ольга и Нинка.
   Съели тонну хлеба с горчицей и солью - "студенческая закуска". Салат "оливье" из картошки с невыковыренными "глазками", порезанной пополам. Это "оливье" даже не однофамилец "оливье", что делает бабушка. Суп, как мужик говорил, трататуй - рецепт точен. Пюре серого цвета. Мясо с запашком и твёрдое, как подошва, мы его не откусываем, рвём зубами. Зато компашка, что надо.
   За соседним столом Лёнечкина компания, он шпарит анекдоты, мы подслушиваем:
   Посетитель вагона-ресторана обращается к официанту:
- У Вас есть что-нибудь перекусить?
   Мимо проходит электрик поезда:
- Могу предложить медный провод. - Тома подавилась от смеха куском мяса, зато смогла проглотить.
   - Официант в вагоне-ресторане спрашивает директора:
   - Кузьмич, почему наш повар никогда не пользуется поваренной книгой.
   - Очень просто! Все рецепты начинаются одинаково: "Возьмите чистую посуду..." - Просмеявшись, но, не прожевавши, мы услышали следующий анекдот.
   - Пассажир обращается к Аньке-официантке:
   - Девушка, мясо очень твёрдое. Его невозможно укусить. Позовите директора.
   - Он вам не поможет, гражданин, у него вставные зубы. - Из кухни вышел Кузьмич:
   - Кому мясо не нравится, не кушайте, другого не будет. - Мы от смеха со стульев попадали.
   На десерт Кузьмич смиловался, порадовал нас булочкой-маковкой, мы чуть зубы не переломали, перемазались, как цуцики, шоколадной засахаренной глазурью, но победили. Чай нам подали цвета "мочи сиротки Баси".
  

* * *

  
   Проехали Улан-Удэ. Мы с Тамарой в служебке, наступило долгожданное время расспросов, но чёрт принёс Ольгу:
   - Лорка, подежурь, качаюсь от усталости. - Не успели дойти до вагона, она свалилась на полку, уснула. В служебку зашла серьёзная остроносая женщина с затянутыми волосами, одетая, как на приём к министру. Надрывным голосом вопрошает:
   - Вы проводница?
   - Что желаете?
   - Постельное бельё и чай. - Я ответила, что через пять минут всё будет, но задержалась, откуда мне знать в каком купе она едет. Она смотрела на меня осуждающе, как учительница. Потребовала, чтобы я постелила, так в инструкции написано, а инструкцию надо соблюдать. Надо, так надо, только мы никому не стелим, даже пунктуальная Наталья. Дождавшись, когда я постелила, учительским тоном потребовала:
   - Садитесь, девушка. И вы, граждане, присаживайтесь. - В купе трое мужчин, они послушно исполнили требование казённой дамы. - Мы вместе едем, надо знакомиться.
   Я - учитель математики, пятый-седьмой класс. Зовут Сидоренкова Людмила Борисовна. - Она уткнулась взглядом в шатена с хохлятским носом-уточкой, непослушной чёлкой, блестящей лысиной на затылке и озорными искорками в глазах.
   - Иванов Иван Иванович, главный советник по интригам в борделе. Еду в командировку подбирать девушек для интимных услуг. - Сострил хохол, белозубо улыбаясь.
   - Товарищ, будьте серьёзнее, - потребовала учительница.
   - Скажу правду, - "сдался тот", - еду в отпуск на юг. Там меня ожидает любовница, - хохол мне подмигнул, - жене об этом ни гу-гу...
   - Безобразие, а ещё советский гражданин! Дети у вас есть?
   - Я же не импотент! - Людмила Борисовна нахмурилась, осмотрела собеседника, не поняв, говорит он правду, или прикалывается, и переключилась на упитанного мужчину среднего роста в белой рубашке, пиджаке и галстуке:
   - Ваше имя?
   - Иван Иванович!
   - Я серьёзно спрашиваю?
   - Иван Иванович. Паспорт показать?
   - Что Вы, я вам верю, - и с недоверием в голосе, - кто вы по специальности?
   - Врач-терапевт. Обслуживаю территорию, как четыре Франции, у меня в распоряжении вертолёт. Получаем сообщение по рации и летим оказывать помощь. - Учительница внимательным взглядом изучала врача, не доверяя ему. Потом посмотрела на широкоскулого корейца, который с серьёзным видом наблюдал за происходящим.
   - Вы тоже Иван Иванович?
   - Нет, я господин Пак, специалист по производству телевизоров. - Ответил тот с сильным акцентом.
   Моя очередь, я назвалась. Учителька готова мне поставить "пятёрку" по поведению.
   - Второй вопрос. Куда вы, мои попутчики, направляетесь? - Кроме меня и господина Пака, что ехал в командировку, остальные на отдых.
   - Вопрос третий, что Вы ждёте от жизни? - У меня чувство, что я на уроке.
   Ответы однотипны: счастья, любви, здоровья, успеха в жизни. Выделился врач:
   - Ребёнка! - Мне нравится его чувство юмора, шутит, виду не подаёт, не то, что этот клоун-шатен. Учительница с возмущением вскочила, чуть не пробив головой полку. Врач искренне удивился, - моя жена беременна третьим ребёнком, я поехал отдохнуть перед родами, должен же помогать жене, когда ребёнок родится. - Оказывается, не шутит.
   Людмила Борисовна пригласила всех отужинать. Я не отказалась. Хохол стал рассказывать анекдоты. Вот бы его свести с Лёнечкой, интересно, кто победит?
   - Алло! Управление железных дорог? Срочно пришлите психолога на Курский вокзал.
   - А что случилось?
   - Поезд тронулся.
   Первым громко засмеялся исполнитель, за ним я, остальные серьёзны. Интересно, отсутствие чувства юмора это недостаток или диагноз?
   Лысый шатен не унимается:
   Четыре женщины возвращаются с юга из отпуска. Сидят в купе, одна другой говорит:
- Вот вернусь домой и во всем признаюсь мужу. - Другая:
- Ну ты и смелая ! - Третья:
- Ну ты и глупая ! - Четвертая:
- Ну у тебя и память!
   - Низкопробный юмор. Что можно требовать от молодёжи, если позволяем себе в их присутствии рассказывать такую пошлятину!!! - возмутилась Людмила Борисовна.
   Училка весь кайф портит. Пауза затянулась.
   - Вчера был День железнодорожника, - вспомнила я.
   - Анекдот по теме. - Ожил шатен.
   - Мойша! Почему ты пьян?
   - Праздную день железнодорожника!
   - Боже, какой ты железнодорожник? Ты же всю жизнь работаешь бухгалтером.
   - Зато моя фамилия Шлагбаум! - Мне снова смешно, остальным нет. Шатен делает ещё попытку:
   - Жена спрашивает чукчу:
   - Чукча, а почему все говорят, что чукча такой... - И жена постучала костяшкой пальца по столу. - Шатен показал, как постучала. Врач резво встал, вышел в коридор, прошёл налево, направо, вернулся, сел:
   - Ничего не понимаю, кто-то стучал, а никого нет? - Переглянувшись, мы посмотрели на врача, хором спросили:
   - Ты чукча что ли?
   - Да! Паспорт показать?
   - Покажи!!! - В паспорте написано: Никаноров Иван Иванович. Национальность: чукча. Я от смеха ползком выбралась из купе и добралась до дежурки...
   Только в нашей стране в одном купе могут ехать "дети разных народов".
  

* * *

   На ужин глазунья, снова бутерброд с сыром и компот. Компот я выпила, глазунью отдала Наталье, забрав бутерброд. Сбегала в вагон-ресторан, взяла ещё булочки. Кузьмич не хотел выделять, но я авторитетно заявила, что Наталью надо лучше кормить, чтоб поправилась. У Володи выцыганила несколько конфет. Что-то он редко заходит, девчонки говорят, "положил глаз" на Ксюшу. Завернув в газету булочки и конфеты, не удержалась, одну конфету съела, побежала кормить девчонок. Голодные, они набросились на хлеб, как стая голубей. В конце трапезы Тамара смела со стола крошки, высыпала в рот. Такое я видела в фильмах про войну. Гадом буду, но утром опять принесу девчонкам поесть. Наташа просится на работу, говорит, что у неё всё прошло. Не пущу! Как стану добывать подружкам дополнительное питание?
  

* * *

  
   "Не спится, не лежится, всё о миленьком грустится". Час ночи. Лунатиком брожу по составу, пассажиры спят, проводники кемарят в дежурках. Пожалела Ксюшу, отправила спать, заступила вместо неё. Перед глазами Максуд, слышится голос:
   - Где простыни взять? - "Найду я простыни, Максуд, найду, только укради меня..."
   Станция Байкальск. Байкала не видно, чёрная дыра вместо озера просматривается сквозь косые полосы дождя. Небо прохудилось, некому латать, дыра на дыре. Холодно, надо вагон протопить, пассажиров поморожу, мне лечить.
   К вагону, трепеща животом, бежит, смешно подпрыгивая, женщина бальзаковского возраста с гаком, тащит чемодан того же возраста. Возится у моих ног, пытаясь закинуть чемодан. Матюгнулась, вряд ли Бальзак её этому учил. Я спустилась, закинула тяжелющий чемодан, камни там что ли. Поезд пыхнул, поехал. Дама не может подняться на подножку.
   - Чемодан уедет, - орёт мадам мне в ухо.
   Наклонившись, двумя руками упёрлась ей в зад, она одолела ступени, я свалилась физиономией в лужу. Дама, продолжая ругаться, втащилась с чемоданом в вагон. А поезд идёт. Грязная, мокрая, противная и злая, как Чучундра, я заскочила на ходу. Слёзы заливают лицо, трясёт от холода. Пошла в штабной вагон. Любаша сидит с бригадиром, лясы точит. Увидев меня, налила стакан водки:
   - Пей!
   - Не буду!
   - Пей, приказываю! - Василий Никифорович сделал сердитое лицо. Я испугалась, выпила, закашлялась. Они стали меня раздевать. Мне всё равно, я не стесняюсь. Обтёрли тёплым влажным полотенцем, переодели в сухое.
   - Ой, я не проверила билет у пассажирки!
   - Сиди уж, сам проверю! - Но я стою на своём. Пьяная, вернувшись в свой вагон, растолкала пассажирку, проверила билет. Хожу по коридору вперёд, назад, меряя метры. Снова стала бить дрожь. Зашла в дежурку, налила стакан горячего чая. Не успела отхлебнуть, в дверь заглянул здоровый детина:
   - Переспим? - Я послала его. Прочитал табличку на двери. - Лора Рахман ты?
   - Я.
   - Немка?
   - Еврейка!
   - Жидовка! Что ты делаешь в нашей стране? - Злость накатила с новой силой.
   - Еврейка говорю! И страна эта моя, я здесь родилась, здесь родились мои родители...
   - Нет такого народа евреи, есть жиды. Очистить надо Россию от вас, мало вас фашисты уничтожали. - Забыв про ключи, что лежали в кармане, я пошла на него. Смеясь мне в лицо, он медленно отступает. Автоматически, как в детстве учил дедушка, удар в солнечное сплетение: согнулся, лицо на уровне моей груди. Со всей силы удар в подбородок. Распластался на полу. Хочется пнуть его, но дедушка учил "не бить лежачего". Поставив ногу ему на грудь, я нажала:
   - Повторяй, фашист, ублюдок! Нет такого народа жиды, есть евреи! - Он послушно повторил. Не оглядываясь, я пошла пить чай. Злоба испарилась.
  

* * *

  
   Прошло много лет. Моя семья эмигрировала в Израиль. Мы с мужем поехали на рынок купить фруктов. Стою в очереди, за мной мужчина пенсионного возраста. Поворачиваюсь, ища взглядом мужа, мужчина всматривается в меня.
   - Извините, Вы Лора Рахман.
   - Лора, но давно уже не Рахман.
   - Я Натан Рабинович. Рабинович фамилия жены. Помните маршрут Чита - Челябинск. - Он мне напомнил случай с антисемитом. - Вы своим ударом открыли мне глаза. Я женился на еврейке. Двадцать лет назад приехали в Израиль, принял еврейство, взял фамилию жены. Теперь я еврей. У нас взрослые дети. Шесть внуков. Старшая внучка хочет выйти замуж за русского. Я против. Что скажете, Лора?
   - Почему нет, если любит. У меня, например, муж русский. - У него глаза вылезли из орбит. Купив фрукты, я ушла, оставив его в полной непонятке.
  

* * *

  
   Утром снова омлет. Мы так кукарекать начнём. Съели омлет, выпили какао, булочки не тронули. Наталья рвётся на волю, смиловалась, отпустила. Она убежала к девчонкам, прихватив булки. По составу шастает бабка с периодической литературой. Повезло: июльский номер "Юности" за этот год. Зачиталась, плюнув на всё. Повесть проглотила за три часа, пропустив обед. Анька пожалела, накормила. Сытая и довольная направилась к Томке.
   - Расскажи про Максуда. - Знает не больше моего. - Расскажи про его друга. - Глаза засветились радостью.
   - Шарло замечательный, умный, знает три языка, работает в горкоме комсомола. - Они познакомились и сразу полюбили друг друга. Её не смущает, что у него две жены: украинка и армянка.
   - Он же комсомолец! И вообще у одного мужчины должна быть одна жена, - со знанием дела констатировала я.
   - Он узбек, коран позволяет.
   Из-за жён Шарло объявили выговор по комсомольской линии. Он решил с одной расстаться. С которой? Шарло поехал в командировку, послал телеграмму, что попал в аварию, что ему отрезало обе ноги. Решил, какая первая приедет, ту оставит, со второй разведётся. Вместе приехали, бросились к нему со слезами. Сейчас обе беременны, не разведёшься. Шарло купил каждой жене по однокомнатной квартире. Они дружат, вместе ходят в кино, по магазинам. Один день он ночует у одной, другой день у другой. Если Шарло меня возьмёт третьей женой, я тоже буду с ними дружить. Я его люблю, понимаешь... - Долгожданный солнечный луч упал на лицо Томки, веснушки заискрились золотом, глаза блестят. То, что любовь зла, я знала, но что настолько, не догадывалась.
   Томка задумалась, вздохнула и протянула мне сложенный пополам листок.
   - Максуд просил передать в Челябинске. Ну да ладно... - Разворачиваю. Прямыми, как на параде, буквами написано лишь одно предложение: "Если согласна замуж за меня, напиши..." Ниже приложен адрес. Выскочив из дежурки, я понеслась в тамбур, остановилась, перечитала, побежала... Сколько я так носилась, неизвестно.
   Станция Иланская. Дождя нет, но холодно. Раз десять я пробежала вдоль состава туда, обратно, адреналин стал истощаться, энергии поубавилось, я стала замерзать, побежала в вагон, всё вокруг знакомое, родное, вагон - второй дом. Наталья обрадовалась:
   - Лорка, будешь работать, или попросить Ирку, чтоб работала на два вагона?
   - Буду!
   Зашла к старым знакомым перекинуться в "дурачка". Господин Пак спит на верхней полке. Играем пара на пару: я со смешливым хохлом. Математичка с чукчей. Чукча мухлюет, всё равно они проигрывают. Надоело играть, ушла в дежурку. Уселась у окна. Смотрю на мокрые нахохлившиеся деревеньки, рощицы, поля... Слушаю монотонный перестук колёс.
  

* * *

  
   После окончания института Тамара вышла замуж за Шарло, её родители получили калым - "Жигули" последней модели. У Тамары и Шарло пятеро детей. Тамара воспитала сына второй жены, что умерла при родах. Первая развелась с Шарло, когда он женился на Тамаре, уехала с дочерью на Украину к матери. Больше Шарло не женился.
  

* * *

  
   Дежурство протекает скучно. В среднем по остановке в час. Хорошо, нашлась собеседница по имени Кира. Она выспалась днём, ночью не знает, куда себя деть. Ох, мне эти разговоры за жизнь во мраке ночного купе. Собственно, я не говорю, слушаю. Собственно и не слушаю, думаю о своём... Кира что-то спросила.
   - Что? Повтори, колёса громко стучат, я не расслышала...
   - В Омск приезжаем без опоздания?
   - Думаю, да.
   - Я на сына оставила мою девочку.
   - Как зовут?
   - Бонни.
   - Редкое имя. Сколько годиков?
   - Полтора года.
   - А не опасно на сына оставлять, она ж совсем мала. Сыну сколько лет?
   - Десять стукнуло. Он справится, самостоятельный, но за Бонни сердце болит, как она без меня. Я бы её не оставила, да пришлось к матери ехать, операция. Слава богу, всё позади, скоро увижу свою девочку! - Я снова отвлеклась, о чём Кира говорила, не знаю. После станции Тяжин я вернулась в дежурку, Киры след простыл.
   Люблю позвякивание чайных ложечек о стаканы в ночной тишине, редкие огоньки придорожных деревенек. Серебристый месяц прячет бороду в облаке, озорно подмигивают звёзды. Где-то замычала корова, проснувшись, лениво перетирает челюстями вечную жвачку. Глупые мошки летят на свет, разбиваясь об оконное стекло. Из глубины вселенной падает звезда. Чёрт, желание загадать не успела! Ещё несколько звёзд. Звездопад? Загадала. Балда, это не звёзды, это сигнальные огни самолёта, что острым носом режет тёмный пирог небес. Воем разъяренного быка разрывает тишину тьмы встречный поезд, играя умиротворённо-синим светом окон. Всполошилась, залаяла собака на переезде, но, застеснявшись, прячется в тепло будки. Петух пропел побудку, другой подхватил, утренняя перекличка. Солнце из-за горизонта протянуло первые лучи, потягиваясь. Новый день на подходе. Радуйся, природа!
  

* * *

  
   Станция Тайга. Вокзал длинный, грязно-зелёный, облезлый, типовой. В пригороде типовые "хрущёвки". По типовому железнодорожному мосту прогрохотал товарняк с брёвнами. У многих городов, городков, посёлков похожие лица, но, если посмотреть в противоположную сторону от станции Тайга, до горизонта "зелёное море тайги".
   Тётка продаёт игрушки дёшево, с фабрики стырила. Мне приглянулся поролоновый слон с блестящими глазами и красным шарфом. Купить племяшке? Жалко бригадирову пятёрку менять. А была, не была, не умру с голоду, через два дня Челябинск. Заскакиваю в дежурку, открываю мыльницу с казенными деньгами, там я припрятала свою денежку. Племянница обрадуется. А как тётка рада, в столь раннее утро пассажиры спят, никто ничего не покупает.
   Подошла Катюня.
   - Лорка, помоги. - Я вопросительно глянула на неё. - У нас в вагоне едет китаец Петя, с отпуска возвращается, за хорошую работу ему путёвку выделили. Он работает в депо. Я его знаю, не пьёт, работник ответственный, по-русски всё понимает, говорит плохо. - Меня это не удивило, я знала, китайцы работают чернорабочими на железной дороге. - Давай, Любку сосватаем, что ей одной век куковать.
   - Почему я?
   - Не кочевряжничай. Ты ж еврейка. Евреи хитрые, в любую дыру пролезут без смазки. - Я окрысилась, Катюня виновато потупила глаза, поправила, - умные, говорю, вы евреи. Любаша на него запала, но побаивается, что он басурман. И Петя на неё глаз положил. Я вижу, не вчера стала с мужиками хороводиться. - Она хотела сказать другое слово, но, наткнувшись на мой жёсткий взгляд, подобрала более приличное.
   - Как начать, не знаю. Я никогда никого не сватала.
   - Скажи, Любка комнату сдаёт. Это правда, мама Клава прежнего жильца выгнала, пил, баб водил, легко ли Любаше на это смотреть, когда самой хочется. Скажи, дёшево сдаёт, а Петя в общаге живёт. - Поколебавшись, я согласилась.
   Пассажиры по-прежнему спят. Растопив титан, направилась в третий вагон, где работали кадровики. Катюня указала мне Петю - "глаз нет, нос нет, один жёлтый лицо", ростом Любаше до подмышки. Но о вкусах не спорят.
   Петя не спит, "Петя, Петя, Петушок, что ж ты рано встаёшь?" Я занесла чай, села поговорить. Время терять нельзя, пассажиры начнут просыпаться, шёпотом перешла к делу. Никогда не думала, что китаец может покраснеть, даже не покраснел, попятнел, стал жёлтый с красными пятнами. Полдела сделано...
   Катюня Любушку растолкала и почти подготовила, остался один довод:
   - Он не русский, не крещёный. И вообще, китаец!
   - Не крещённый, окрестим. Ничего что китаец, главное мужик хороший. - Мне в голову пришла идея. - Наша страна дружит с Китаем. Я слышала, правительство готовит указ: каждой русской одинокой женщине привезут из Китая мужика. - Катюня подхватила идею:
   - Достанется тебе какой хлюпик завалящий, или ещё хуже - алкаш.
   - Тебе тоже привезут? - Посмотрела Любаня на подругу.
   - Мне нет. - Катюня обернулась за поддержкой. Я не подкачала.
   - Привезут лишь матерям-одиночкам. - Наморщив лбы, они соображали. Катюня врубилась:
   - Правильно, в России вон сколько одиноких баб, где ж столько китайцев набрать? Бери, пока дают. - Взяв невесту под белы ручки, мы её подвели к будущему жениху, а я отправилась пылесосить ковровую дорожку.
   До Челябинска Петя не отходил от Любаши. С нами поехал в резерв, помог убрать в вагоне, сдать бельё, потом они чинно удалились под ручку, как семейная пара со стажем. Обхохочешься, пат и паташёнок.
  

* * *

  
   Проспала как сурок. Смутно помню, как девчонки меня расталкивали обедать, безуспешно. Проснулась. Темнеет. На столике кусок хлеба с холодной котлетой. Девчонки позаботились. Заглотила всухомятку, не разжевывая. Однако котлета пересолена! Кто влюбился? Володя, Анька, или сам Кузьмич? Выползла полусонная в вагон. В дежурке пир.
   - Лорка, присоединяйся, на каждой станции пассажиры жратву оставляют. - Схватила со стола чей-то стакан с водой, залпом выпила. Солёный вкус во рту не пропал. Стибрила свежий огурец, в два укуса съела. Можно сесть и с чувством, с толком и расстановкой поесть.
   Тут Лёнечка с очередной историей:
   - Перед этой поездкой меня предки упросили на дачу съездить, проводку сменить. Домик садовый старенький, проводка искрит. Согласился.
   Стою в тамбуре первого вагона, жду своей остановки. Вдруг в тамбур влетает мужик с квадратными глазами, начинает судорожно дёргать ручку сортира. В электричках в крайних вагонах, как положено, есть туалет для машинистов, что открывается специальным ключом. Стоит мужик, мучается, с ноги на ногу переминается, а у меня с собой чемоданчик с инструментами. Жалко мужика стало, открыл я ему дверь сортира, мужик нырнул туда и закрылся.
   Моя остановка. Я вышел, поезд покатил дальше. Через пару минут меня пробил истерический смех: как думаю мужик из сортира выбираться будет, изнутри дверь открывается так же, как снаружи. Да и остановка моя предпоследняя. С облегченьицем, дядя, извини, не нарочно я!!! Хотел помочь!!!
   Ещё история...- Рассказать Лёнечка не успел. Станция Омск.
   По перрону идет мальчишка лет десяти, на поводке здоровая псина одного с ним роста. Из вагона выскочила ночная собеседница, швырнув в сторону сумку, несётся навстречу мальчишке с собакой, падает на колени, целует суку в блестящий мокрый нос:
   - Бонни, девочка моя дорогая! Как ты жила без меня целую неделю? - Мальчишка дёргает женщину за руку:
   - Мамочка, как бабушка себя чувствует?
   - Отстань, не до тебя, дай с Бонни поздороваться. - По перрону, громко гудя, проехала электротележка с горой вещей. Собака, поджав хвост, спряталась за хозяйку. Женщина, закрыв собой любимицу, закричала рассержено, - что гудишь, малышку напугал. - "Малышка" страшна и огромна, как собака Баскервилей, а труслива как заяц.
   Они ушли, мальчишка прёт на себе материнскую сумку с вещами, та за поводок ведёт собаку, что-то ласково говоря ей, и треплет нежно за холку.
   Снова дежурство, снова полумрак, фонари, тёмные силуэты лесов, переезды с сонными обходчиками... Сердитый маляр-великан, резкими мазками растрёпанной кисточки наносит на тёмное полотно неба грязно-чёрные мазки облаков. Ветер рвёт их в клочья. Великан, тебе плохо в твоём одиночестве? Где твой дом? За далёкой горой, что с трудом просматривается вдали? Косой дождь пытается выбить стекло, окна позвякивают, но не сдаются. Придорожные деревья, опустив замёрзшие ветки, облепленные мокрыми листьями, кланяются чуть не до земли, моля о пощаде. Ветер и дождь неумолимы. Собаки забились в угол будок, боясь высунуть нос. Я забилась в уголок полки, хоть в вагоне тепло, но глянешь на улицу, пробирает дрожь... Не верится, что утром Челябинск.
  

* * *

  
   Пассажиры приникли к окнам. За окном берёзовая роща, поют птицы, в душе поёт хор Пятницкого. Чувство, что из-за деревьев выплывут девушки в сарафанах, плавно начнут водить хоровод. Голубое небо баюкает белые, пуховые, как подушки, облака. Роща медленно плывёт назад... Я провожаю её глазами, роща растворяется в прекрасной дали. Коровки на зелёном лугу жуют вечную жвачку, солнышко играет лучами на пятнистых боках. Телёнок-лапушка тычет тёплым носом в материнское вымя. Другой, вскидывая неуклюжие ножки, носится по траве. Под раскидистой ивой пастушок играет на самодельной свирели. С высунутым языком отдыхает пёс. За ивой плещется небольшая река, по которой плавко скользят утки. На проводах нотами расселись птички-невелички. Вид просится на картину. Прекрасна ты, матушка Россия!
   В лубковый вид требовательно ворвались заводские трубы. Облака сереют, солнце, испугавшись дыма, прячется за них. Травка посерела, пожухла. Покосившиеся чёрные избы дополняют неприглядность края. Злые собаки беснуются на цепи. Петух гоняет куриц, дерущихся за зерно. Чумазый пацан пытается из рогатки попасть в голубя, что пьёт воду из грязной лужи. Ворон, сидящий на суку облезлой одинокой сосны, каркает, отгоняя мальчишку. И всё же я обожаю тебя, малая родина, работящий батюшка Урал!
   Подъезжаем. От соседней платформы отправляется поезд Челябинск - Одесса. Пассажиры радуются, едут отдыхать в Крым. Я вернулась домой, в милый сердцу Челябинск. Меня встречает мама, папа, бабушка, брат.
   - Господи, внучка, как мы переволновались. Мама вчера встречала поезд, тебя нет. Вы опоздали на целые сутки. Такие страсти про вас рассказывают. Что произошло? - И меня, и моих товарок по бригаде закидали вопросами, не дают ответить, вставить слово. Ирку обнимает отец, Ольгу мачеха. Наташку встречает Славик, от счастья трясет ей руку, вот-вот оторвёт. Мама Клава подбегает к каждой из нас, отталкивая родственников, целует. Виталик повис на мне, еле отодрали.
   - Это был длинный рейс! - удалось выдохнуть мне.
   - Самый длинный рейс Челябинск - Владивосток 7000 километров. - Мимо проходит Василий Никифорович. Бабушка обняла его, поцеловала в нос. Чему радуется? Тому, что есть рейс длиннее нашего. Бригадир побагровел от смущения.
   - Мы с Лоркой замуж выходим. - Подошла Тамара. Папа схватился за левую сторону груди, бабушка медленно оседает.
   - Шутка, она так шутит, - сделала я страшные глаза. Тамарка, пожав плечами, отошла. Папа с облегчением выдохнул, бабушка выпрямилась.
   - Тебе звонил Саша. - Подал голос брат. - Приглашал вчера на день рождения. - Первый раз я напрочь забыла про Сашин день рождения.
   - Бабушка, по дороге купи торт-Бизе, Сашин любимый, и конфет. Вернусь из резерва, позвоню ему, приглашу вечером.
   - Не забудь кроватку постелить. - Отреагировал брат. - Гордость не теряй!
   - Не твоё дело, - обрезала я.
   Пора заняться делами. В вагоне Наталья со Славиком, я лишняя. Отдав брату слоника, чтоб передал племяннице, я отправилась помогать Ольге с Иринкой.
  

* * *

  
   Вечер. Вылизав комнату, я накрыла на табурет вышитую ещё в школе салфеточку, поставила чай с тортом. На полке поставила тюльпаны из оргстекла, что Саша подарил мне к Международному женскому дню. Рядом приготовила для него подарок, что купила давно: пепельница, над ней на металлической стреле самолёт. Именно на самолётах "АН" он учится летать в своём Бугуруслане. Саша не курит, но самолёт...
   Смотрю неотрывно на часы, вот-вот придёт Саша. Меня колотит, как в жестокий мороз. Его нет. Я уже не знаю, хочу, чтобы пришёл, или нет. Его всё нет. Полчаса, час. Перестала ждать. Хорошо, что не пришёл, значит я ему не нужна, тогда и он мне не нужен. Включив пластинку "Танцовайте с Эмил", прикрыв глаза, кружусь по комнате в ритме танца. На кого-то натыкаюсь. Саша. Сердце рухнуло вниз, жар опалил лицо. Стою дура дурой, не знаю что сказать. Заходит бабушка:
   - Дети, чай ставить? - У меня язык чугунный, не могу слово вымолвить и Саша молчит. - Понятно, пошла ставить чайник.
   - Привет. - Произнёс Саша. Я кивнула. - Как дела?
   - Хорошо. А у тебя?
   - Тоже.
   Сели. Молчим. Заходит бабушка с двумя стаканами чая. Саша взял конфету. Я тоже. Он. Я. Он. Я. Съели все конфеты. Торт даже не порезали. К чаю не прикоснулись.
   - Саша, поздравляю тебя с днём рождения. - Протягиваю подарок. Взял.
   Музыка окончилась. Саша набрал полные лёгкие воздуха:
   - Лариса, мне нужен друг на всю жизнь, выходи за меня замуж. - Не такие слова я ждала. Закрыв глаза, отвернулась, встала, нащупала письменный стол, держась за него, обошла, открыла глаза: стены, стол, диван, табурет с тортом, сам Саша кружатся, как на карусели. Смотрю на проигрыватель: пластинка кружится, музыки не слышно. Смотрю на стол: обложка от пластинки кружится. Кружатся слова: "Танцовайте с Эмил", "Танцовайте с Эмил", "Танцовайте с Эмил"... Я подняла взгляд:
   - Я не пойду за тебя. - "Господи, что говорю". - Не хочу быть другом, хочу быть любимой женщиной. - "Одумайся, замолчи немедленно. Скажи, что пошутила". - Если ты когда-нибудь придёшь и скажешь, что любишь меня, жить без меня не можешь, тогда, соглашусь. Лишь бы поздно не было! - Саша вышел. Я за ним. Мы гуляем, молчим. К двум ночи вернулись. Он глянул в глаза, не отрывая взгляда, я приблизилась, обняла его, прижалась. Губы коснулись губ. Он не шевельнулся, ни одна мышца не дрогнула, руки по швам, губы не ответили на поцелуй. Я прощаюсь с ним.
   Вернувшись в комнату, схватив тюльпаны, я со всей силы швырнула их о стену. После ползала на коленях, плакала, собирая осколки первой любви.
  

* * *

  
   Прошёл почти год. Телефонный звонок. Голос:
   - Я люблю тебя! Я не хочу тебя потерять! Я не могу жить без тебя!
   - Поздно, я выхожу замуж. Через две недели свадьба. Саша так и не нашёл свою любовь, хотя был женат несколько раз. У меня отличный муж, мы счастливы, но спустя тридцать с лишним лет, когда я вспоминаю о Саше, щиплет сердце.
  

* * *

  
   Легла поздно, провалялась в койке до полдня. Подходила бабушка, присматривалась и на цыпочках уходила. В два я встала, поела. Торт есть не стала, в горло не лезет.
   Заперлась в комнате, достала письмо Максуда, перечитала, написала ответ: "Я согласна за тебя замуж".
   В начале сентября получила письмо: "Через месяц приеду. Попроси отца, чтобы нашёл мне работу по специальности. На шее твоих родителей сидеть не стану".
   Не стану описывать разговор с родителями. Через десять дней отец нашёл для Максуда работу по специальности. И я, и близкие ждали приезда жениха. Мама стала наводить мосты, в каком ресторане лучше отпраздновать бракосочетание. Я присматривала ткань на свадебное платье. Писали списки гостей. Снова письмо:
   "Лора, я не приеду. Постарайся меня выкинуть из сердца. Я тебя не достоин, боюсь испортить твою безгрешную жизнь моею запятнанной. Прости и прощай, Максуд".
   Я слегла с высокой температурой. Не ходила в институт, не ела, не хотела никого видеть.
   Через неделю встала, скинула любовь, как старое поношенное пальто. Парней у меня, как блох у вшивой собаки. Расписала ухажеров по дням недели, меняла как перчатки. Мне нравилось морочить им головы, мстя за нерастраченную любовь.
  

Челябинск - Москва

  
   Последний рейс. До отправления пятнадцать минут. Настроение взъерошенное. На сердце необъяснимо грустно. Осматриваюсь по сторонам, стараясь запомнить здание вокзала, пассажиров, торопящихся на поезда, вечно пьяных носильщиков с гремящими тележками, садоводов, торопящихся на электрички в это субботнее утро. Словно я больше этого никогда не увижу, словно мне поменяют глаза, вместо глаз проводницы поставят глаза пассажирки.
   В поездку Любашу провожал Петя. Пока она проверяла билеты, я подошла к нему поинтересоваться как дела. Он уже не краснел и с китайским достоинством произнёс:
   - Хороший женщина, большой. Очень хороший, очень большой. Только ест много.
   Когда у меня выпала возможность сбегать в вагон Любаши, спросить как у них с Петром дела. Она покраснела:
   - Хороший мужик, ну очень маленький и худой. Очень хороший, ну очень худой и ест мало.
   - Так корми его лучше.
   - Не согласный он. Я ему и жарёху сготовила, и пюре, сало купила, борщ на косточке сварила, пирожков с ливером налепила. Нет. Пойдёт в огород, травы нарвёт, что твой козёл, рис запарит, весь обед. Но мужик хозяйственный положительный, жёлтый, но хозяйственный.
   Хочется, чтобы эти пятнадцать минут никогда не кончались. Но нет. Крупинка, за крупинкой, как в песочных часах, время падает в небытие. Осталось пять минут до отправления, о чём, как всегда неразборчиво, сообщил простуженный громкоговоритель.
   Поезд тронулся. Наталья непривычно тиха.
   В четвёртом купе три прикольных пассажира. Крупная грудастая женщина преклонных лет в ярком халате с причёской, начёсанной в полметра, и тёмными усиками возлежит на четырёх подушках, что собрала со всех полок. Когда я зашла забрать билеты, она басом произнесла:
   - Детка, давай знакомиться, меня зовут Амалия Яхонтова-Чернуха. Ты, конечно, слышала. - Я пожала плечами. Она обернулась к женщине небольшого роста в ситцевом платьице. - Дусенька, современная молодёжь не интересуется культурой.
   - Вы абсолютно правы, Амалия Ферапонтовна.
   - А я так не думаю, Эмели. Девочка молодая, скорее всего, тебя помнит её бабушка. - Вступил в разговор мужчина в очках и с лысиной, окружённой седыми кудряшками.
   - Сёма, шёл бы ты в поле, жито сеять, ты опять споришь. Поэтому я с тобой и развелась. - Повернулась ко мне. - Не думай обо мне плохо, детка, я ему сосватала мою костюмершу Дусю, он сыт и ухожен. Всем своим мужьям я подбирала прекрасные партии.
   Это огромный минус, что ты не знаешь кто такая Амалия Яхонтова-Чернуха. Мои романсы знают дети в колыбельках, моё меццо-сопрано гремит на весь мир.
   - Гремело. И далеко не на весь мир, а только в Костроме, - снова подал голос бывший муж. Амалия смерила его испепеляющим взглядом.
   - Лорочка, принеси, пожалуйста, две подушки для них. - Она кивнула на попутчиков. - А мне требуется ежедневно менять постельное бельё. Я прошу к нам никого не подсаживать, как человеку творческой профессии, мне нужен покой. - Когда она говорила, усики смешно топорщились. - Дуся передаст тебе график питания, старайся приносить чай в то время, как я привыкла.
   - Вы едете до Москвы? - Уточнила я.
   - Детка, посмотри внимательно, куда ещё я могу ехать? В этой стране только два приличных города: Москва и Одесса. Поезд идёт в Москву, значит я еду туда. - Дуся, займи очередь в туалет. - Дуся выставила голову в дверной проём.
   - Амалия Ферапонтовна, в коридоре никого нет. Можете спокойно идти умываться.
   - Займи! Ты же знаешь, стоит мне выйти, набежит народ, будут просить автографы, а я еду как частное лицо и имею право немного отдохнуть от бремени славы.
   Проверила билеты, раздала бельё. В седьмом купе тоже занятная компания: трое респектабельных мужиков.
   - Белый, будьте любезны, достаньте билеты, они должны быть у вас в портмоне.
   - Маленький, протяните портфель, там деньги, надо заплатить за бельё.
   - Перестаньте торопить меня, Хвостик, мы уже в поезде.
   Я решила, кликухи.
   - В командировку? - Хвостик с достоинством кивнул. - Командировка - удовлетворение любопытства за казённый счёт. - Выдала я фразу, что где-то слышала.
   - Мы комиссия. Едем принимать фабрику в Бугульме, родина доверила! - Возмутился Маленький. Я ретировалась. Когда разносила чай, услышала:
   - Хвостик, не виляйте, не виляйте, чётко сформулируйте мнение по данному факту.
   - Маленький, будьте серьёзнее, Вы уже не маленький. Нечего меня подгонять, я опытный член комиссии, а Вы недавно в нашем деле. - Я занесла три стакана с чаем и пакетики сахара. - Давайте пить чай, отложим диспут по прибытии на место.
   - Доставайте бутерброды, Белый, в сумке, если не ошибаюсь, чекушка беленькой.
   Позже зашла забрать стаканы. Комиссия что-то яростно обсуждала. На столе лежат акты, куда энергично тычет пальцем Хвостик, в чём-то убеждая сотоварищей, внизу акта подписи: Маленький Белый Хвостик. Большого труда мне стоило сдержать смех.
   Наталья задремала в служебке. Дежурства мы не распределяли, но раз так, я не стану её будить. Сама проснулась, отослала меня отдыхать. Наталья изменилась, подобрела.
  

* * *

  
   Чуть свет кто-то на всю громкость радио врубил. "Ты накинь, дорогая, на плечи, оренбургский пуховый платок". Кручу рычажок громкости, тише не делается. Это не радио, Амалия распевается. Не могу сказать, что пассажиры счастливы от такой побудки.
   Контролёр. Молча протягиваю пятёрку. Улыбнулся, не берёт:
   - Последний рейс, дочка? - Киваю. - Оставь себе, студенты - бедный народ. Пирожок с капустой хочешь, жена в дорогу испекла. - Беру, ем, благодарю, хотя с капустой терпеть не могу. В благостном настроении он отправился дальше исполнять служебный долг.
   Бугульма. Троица покидает вагон, не переставая спорить. Маленький наступил мне на ногу. Извинился, но мне не легче. В этом Маленьком больше центнера веса.
   Отъехали, встали. Под насыпью садовое товарищество. Кто-то собирает последний урожай. Кто-то загорает на травке, впитывая прощальные лучи уходящего лета. То там, то здесь пылают костры со старыми листьями и ботвой. Приятно щекочет обоняние запах шашлыков, рядами выложенных на мангале и печеной картошки - проводы садоводческого сезона. Предпоследняя суббота августа.
  

* * *

  
   Приникла к окну. Глазам открылся бело-голубой рай. В необъятности неба плавают облака-рыбки, парят птички-облака. Меж ними раскинул лапы огромный дракон с сероватым пузом и длинным хвостом. Рыбки, птички, пытаются толкнуть его, щипнуть. "Ай, Моська, знать она сильна..." Терпение дракона подошло к концу, из пасти вырвалось пламя. Нет, не пламя, луч солнца, что спряталось за тушей дракона.
   Огромный белый кит блаженствует в синеве. Сероватый слон шевелит хоботом. Вспоминается загадка: если слон начнёт меряться силой с китом, кто победит? Но им лень шевелиться, лень меряться силой. Ниже проплыл синевато-серый бегемот. Он хочет к друзьям-облакам, ветер не пускает. Бегемот расплакался. Солнечные лучи играют капельками дождя. Несколько минут, и земля покрылась лужицами, в которых купаются, отражаясь, облачка. Босоногие мальчишки, громко шлёпая и брызгаясь, бегут, танцуя, по лужам. Мне тоже хочется скинуть обувь и побежать за мальчишками по лужам навстречу счастью. Пусть пассажиры крутят пальцами у висков, я знаю, они в глубине души мне завидуют, как я сейчас завидую мальчишкам и солнечным лучам, потому что не могу исполнить своё необыкновенно простое желание. Единственно, что смогла, открыла окно, подставив под грибной дождик голову. "Дождик, дождик, пуще, станет хлеба гуще..." Похудевший бегемот побелел, стал похож на чудо природы - белого крокодила. Крокодил поднялся вверх, соединив слона с китом, втроём они превратились в огромного сказочного Тянитолкая. Дождик кончился, лучи солнца купаются в зеркалах луж. А поезд несётся вдаль, махаю рукой мальчишкам, прощайте, пацаны!!!
   Приближается время обеда, появилась Ксюша. Мы перехватили, разговорились. Оказывается, она не хотела ехать проводником, мать настояла, утверждая, что Ксюша должна испытать себя, готова ли она к жизненным трудностям, выдержит ли экзамен?
   Тогда мы предположить не могли, что в далёкие девяностые, когда фирма Ксюшиного мужа-бизнесмена прогорит, а управление, где работала Ксения закроют, и семья останется без куска хлеба, единственной кормилицей станет Ксения. Вспомнив студенческий отряд, она пойдёт работать проводником.
   Пришли на обед девчонки, Володя, Лёня. Во второй заход Люба, Галя со Стёпой и бригадир. Весело, здорово, вкусно.
   Станция Нурлат. И хотя полна сумка продуктов, купила у бабки свеженькую картошечку с укропчиком, политую маслом. Занесла в дежурку, мы чуть за неё не подрались, досталось по полкартошки на брата.
  

* * *

  
   Дорога, дорога. Пассажиры отдыхают после второго обеда. Снова Ксюша.
   - Лорка, у меня мужчина обварился. Помоги! "Я люблю горячий чай, горячий чай. Вы, девушка, издеваетесь, горячий говорю, а Вы приносите чуть тёплый". - Передразнила она. - В конце концов стакан лопнул, он обварился...
   - Попил значит горячего чайку? Ксюша, так ты ж сама из сантройки, окажи помощь.
   - Не могу. Он обварил, он обварил... - указав глазами на низ живота, выдавила из себя, - живот и мужское хозяйство. Пошли вместе, прошу тебя, я боюсь.
   Когда мы оказались в купе у пострадавшего, он ожидал нас лёжа на спине, постанывая. Кроме него, никого в купе: пассажиры безропотно ожидали в коридоре.
   Мне тошно, я первый раз в жизни видела "мужское хозяйство", да ещё и облезлое... Вначале я смазала живот. Пора переходить ко второму этапу.
   - Подними это вверх, - скомандовала я. Ксюша осторожно, как змею двумя пальцами взяла пенис, приподняла. Я, стараясь не смотреть и не прикасаться, мазала его мазью. Мужчина застонал громче. - Вам больно? - С сочувствием спросила я.
   - Хорошо! - Его облезлое хозяйство поднялось и стало похоже на столб электропередач высокого напряжения. - Девочки, а может быть? Я оплачу... - Все мужики кобели!!! Чуть не лишился "мужского достоинства", а мысли лишь об одном...
   - Не может, - оборвала я. Меня чуть не стошнило на то "хозяйство".
   Перевязав обожженный "столб", я пулей вылетела из купе, Ксюша за мной. Пытка позади. С красными лицами, как графини Вишни из сказки "Чиполлино", мы направились в сторону туалета. Оттолкнув подругу, я заскочила туда помыть руки. Мыла, мыла, чуть кожу не содрала... Ту же процедуру проделала пылающая Ксения. Я неслась к Катюне. Выпив сто грамм, вернулась в родную дежурку.
   Зашёл взъерошенный сонный парень:
   - Девушка, чайком не напоишь? - И этому чай подавай. Он не знает какие неприятности бывают от чая.
   - Ладно, горячего чая нет, тёплый.
   Напоила чаем. Полистала старый журнал. Задремала.
   - Девушка, журнал, на котором Вы сидите, Вы, случайно, не читаете? - Тот же парень. Привстала, протянула журнал.
   - Я ищу повод для разговора. Скучновато.
   - И мне скучно. - Парня зовут Шамиль. Он рассказал прикольный случай.
   - Пришел дядя встречать меня на вокзал, я из Ташкента ехал. На перроне положил сетки с дынями. Мимо проходит мужик, прихватил сеточку с дыней. Мы за ним. Донёс мужик сеточку до выхода из вокзала. Дядя ставит сумки и, вытирая пот со лба, говорит:
   - Молодой человек, спасибо вам! - Мужик шарахнулся в сторону, что-то пробормотал и вручил сетку дяде.
   Станция Погрузная. К вагону подошла семья. Трое детей. Дети толкаются, кричат, безобразничают. Почему именно ко мне? Так было хорошо, спокойно.
   Шамиль стоит в очереди в киоск. Купил пару сочней с творогом. Один для меня.
   Погрузная позади. Шамиль ушёл спать, и мне хочется спать, а до ночи далеко. Помыть туалеты, что ли?
   Выливаю грязную воду в вагонном соединении. Подходит прилично одетый мужчина. Пристально осматривает меня. Что-то спросил, из-за лязганья железа не слышно. Наверно про чай. Отвечаю:
   - Позже. - Улыбнулся, кивнул.
   Положила голову на руки, сидя дремлю. Кто-то трогает за плечо. Наташка:
   - Отдохни, я подежурю. - Уговаривать не пришлось. Не успела коснуться подушки, провалилась в сказку сновидений.
   Проснулась, когда пересекали мост через Волгу. Чугунные кружева обрамляют мост, на реке пароходы гудят, баржи скользят по водной глади, рыбацкие судёнышки снуют туда-сюда. Чайки кричат в поднебесье, камнем падая вниз и с рыбёшкой в клюве взлетая вверх. Парень с девушкой целуются за кустами в стороне от любопытных глаз. Пацаны купаются, но далеко не заплывают. Глубока и широка ты, русская река Волга!
   Вышла из дежурки, ещё раз глянуть на Куйбышев. Дуся с Семёном прогуливают Амалию. У неё горло замотано по пояс. На плечах пуховый платок.
   - Береги честь смолоду, а голосовые связки всю жизнь. Кислород необходим для лёгких. - Она отправилась дальше, сопровождаемая Семёном и Дусей.
   - Здравствуйте, Лора! - Ко мне подошла девушка в очках со знакомым голосом. Это же Люся, Борькина сестра. Как она изменилась: вместо тёмных прямых, затянутых в узел, волос, светлые волны. Вместо тяжёлых очков в роговой оправе, лёгкая, чуть раскосая оправа. Вместо напряженного выражения лица счастливая улыбка.
   - Люся? - Она покраснела.
   - Я встречаю все поезда Челябинск - Лёнечку не видела? - Ответить я не успела.
   - Лёнечку ищешь? Лёнечке она поверила! Таких, как ты, у него на каждой станции по пятаку, он знаменитый... - Слово из Катюниного лексикона. Так и есть, за моей спиной Катюня. Закрыв лицо руками, Люська повернулась, побежала в сторону вокзала.
   - Стерва ты, Катька! - С другой стороны подошла Томка. - За что девушку обидела? Что она тебе плохого сделала?
   - Почему, почему? По кочану и кочерыжке, чтоб вам было пусто! Как счастье, так интеллигентным барышням, а мне одной век куковать, или с Васькой по секрету от его супружницы обжиматься. - Она шмыгнула носом. - Мне тоже любви и счастья хочется!
   - Не будет тебе любви, пока ты людям не перестанешь гадости делать. - Я думала, произойдёт скандал, но Катюня уткнулась Томке в плечо и, сотрясаясь всем телом, заревела:
   - Сука я гадская, гадина сучья, так мне и надо...
  

* * *

  
   У Натальи температура. Сунулась в аптечку, аспирин забыла дома. Идея: заставила её лечь, попросила принести Володю бутылку водки, томатный сок и кральку колбасы. В стакан налила сок, сверху водку - "Кровавая Мэри".
   - Слушай сюда, выпила Мэри, закусила колбасой, уснула. Проснулась, выпила сто грамм, закусила колбасой, уснула и далее по схеме. Голову даю на отсечение, к утру выздоровеешь. Я до утра отдежурю, с утра ты, выбора нет. - Наталья не возражает, чудеса. Накинула на Наташку ещё четыре одеяла и ушла.
   Ну и семейка села в Погрузной. Дети на головах ходят, родителям плевать.
   Напоила пассажиров чаем. Кто-то спрашивал о чае? Среди пассажиров его нет.
   Прибежала Дуся:
   - Вас вызывает Амалия Ферапонтовна. - Амалия по-прежнему почивает на подушках.
   - Деточка, угомони детей. Я уже семнадцать минут, как должна почивать. - Можно подумать, они меня послушают.
   Наконец дети угомонились. Кто-то из пассажиров спит, кто-то стаканами звенит, водку пьёт в полумраке купе, кто-то режется в "дурачка", в тамбуре хоть "топор вешай" от папиросного дыма. К часу ночи наступила тишина.
  

* * *

  
   Станция Ковылкино. Выходить неохота. Промозгло, ветер катает по асфальту мелкое драже дождя. Давно дождя не было. Ковылкино, а ковыля нет, сплошной обман. Не дождавшись отправления, вернулась в тёплую дежурку. Лунный свет покрывалом укутал дежурку, на душе безразлично-спокойно.
   - Я тебя искал. Пора выполнять обещание? - На пороге мужчина, что просил чай.
   - Второй час ночи, какой чай?
   - Какой чай? Ты меня за идиота держишь? Значит так. Не хочешь с одним, придётся с двумя. - Он что-то сказал в полумрак вагона. Зашёл парень лет двадцати пяти в расшитой косоворотке с украинскими усами. Закрыл дверь, повернув ручку.
   - Дяденьки, вы меня не так поняли. - Мной овладел страх. - Я думала, вы чаю хотите. Выпустите, я вас чаем напою с печеньем.
   - Чай после. - Подал голос тот, что в косоворотке, - если силы останутся. Не строй из себя девственницу. Лучше раздевайся, а то мы что-нибудь ненароком порвём.
   - Я кричать буду.
   - Кричи, не кричи, никто не услышит. - Правы. В поезде никто меня не услышит. - Давай по обоюдному согласию. - Главное спокойствие. Стану тянуть время. Деревянными пальцами расстегиваю курточку, чтобы немного успокоиться, что-то напеваю. Им нравится. Медленно снимаю куртку, бросаю в лицо того, что моложе. Он её схватил, уткнулся в неё лицом. Встаю, начинаю танцевать. Это называется стриптиз. В России нет секса, нет стриптиза, а в Голландии есть. Я подслушала, когда папин друг, что приехал из-за границы, рассказывал папе по секрету. Танцую, а голова работает: "Что придумать? Эти рты пораскрыли, слюни пускают, меня не торопят. Понимаю, вечно так продолжаться не может. Чуть приспустила юбку-шорты. Снова танцую. Они ловят кейф. Расстегнула верхнюю пуговичку на кофте, поворот вокруг себя. Вторую пуговицу. Соображаю. "Через пятнадцать минут станция Потьма. Станция большая, меня хватятся. Но продержусь ли пятнадцать минут. Хоть бы бригадир совершил обход". Господь услышал. Стук в дверь.
   - Спасите, - кричу что есть мочи, сама Амалия Чернуха позавидовала бы громкости моего голоса. Тот что постарше закрыл мне рот ладонью. Со всей силы сжала зубы. Брызнула кровь.
   - Я приказываю, открой немедленно. - Я бы открыла, но между насильниками не проскользнуть. Ключ в замке повернулся, дверь отъехала. Насильники пропали в полумраке. Я бросилась на шею бригадира, реву белугой, целую его в небритую щёку, слово вымолвить не могу. - Прелюбодеянием занимаешься, блюдечко, мать твоя японка... - Он возмущённо дёрнул плечами, ушёл.
   Обессиленная, я подняла Наталью, ничего не сказав про ночное происшествие, приняв валериану, провалилась в трясину сновидений. Мне снились сладострастные взгляды насильников, мой эротический танец, бригадира всё нет. Я была счастлива, когда на рассвете меня разбудил романс "Отойди, не гляди..." Мы стоим на каком-то полустанке, собаки, подняв морды кверху, воют, подтягивая Амалии.
   Наташа принесла крепкий сладкий чай, уселась напротив, упёршись взглядом: хотела что-то спросить, но промолчала.
  

* * *

  
   То несёмся, как сумасшедшие, то стоим по полчаса. Я почти не спала, боюсь снов. Прибегает Ксюша:
   - Лорочка, на предыдущей станции пассажира собака укусила. Вдруг бешеная. Человек интеллигентный, не хочет никого беспокоить, но мы должны помочь. - Взяв медицинскую сумку, отправилась к больному. Какого же было моё удивление, когда в Ксюшиной дежурке меня ожидал ночной насильник. Пресловутой собакой оказалась я.
   Он тоже удивился, увидев меня. Клятва Гиппократа превыше всего. Хорошо я его цапнула, от души. На месте укуса алели "часы", оставленные моими зубами. Старясь не смотреть ему в глаза, я обработала рану марганцовкой, залила йодом, перевязала. Ожидая от меня гадости, но не дождавшись, он успокоился.
   - Жалко, девочка, что у нас ничего не вышло. Мы получили бы удовольствие, ты деньги. - Клятва клятвой, но я не железная. Поток брани полился из моего рта помимо воли. Я не знала, что у меня в лексиконе присутствуют такие слова. Слов он не испугался, напугался чего-то другого. Я заметила, что сжимаю в ладони скальпель, которым обычно точу карандаши. В дежурку вошла Ксения,
   - Лора, может Валентину Вениаминовичу стоит сделать укол от бешенства? - Вот и познакомились.
   - Однозначно! Жалко у меня уколов таких нет, с удовольствием бы поставила. По приезду обратитесь в поликлинику. Я напишу справку, что вам требуется поставить тридцать уколов в живот. Надеюсь, ещё не поздно, а то фенита ля комедия. Гражданин, в дальнейшем не провоцируйте собак, можете быть растерзанным, - сказала я, по-прежнему сжимая скальпель.
  

* * *

  
   Москва. Пассажиры покидают вагон. Амалия поцеловала меня и Наташу в лоб.
   - Надеюсь, вы не забудете, девочки, как вам повезло в жизни и с кем вас свела судьба! - По приезде домой я спросила у бабушки, слышала ли она что-нибудь про Амалию Яхонтову-Чернуху. Бабушка понятия не имела, кто это такая.
   С шумом и криком вывалилась семья, которая ехала со станции Погрузная. Потом ещё возвращались пару раз, один раз за младшим сыном, что спрятался в ларь под полкой, второй за сумкой, все с руганью, скандалом.
   Подошёл попрощаться Валентин Вениаминович, поцеловал ручку:
   - П-прости, Лорочка, ч-чёрт попутал! В п-прошлую п-поездку проводница сама предложила з-за деньги. Я год в разводе, со всеми вытекающими последствиями. Т-ты мне п-понравилась, с-спросил, ты с-согласилась. Напарника по командировке уговорил. - Неподалёку парень с усами что-то старательно "искал" под ногами. - К-когда стала возражать, р-решил, цену набиваешь. Н-начала танцевать, сомнений не осталось, что т-ты, извини, д-девушка лёгкого поведения. Д-даже когда укусила, д-думал заводишь нас. Лишь увидев с-скальпель в твоём кулачке, п-понял, ошибся. - Он делал паузы, краснел, бледнел, тёр больную ладонь. Мне его жаль, во всём мы, бабы, виноваты. Обидно, что из-за одной дряни так думают обо всех девушках-проводницах.
  

* * *

  
   Последний раз бригада вместе. Решили в город не ходить, сбегали на площадь трёх вокзалов, купили закусь и выпивку. Чуть прибрав вагоны, расположились в резерве на травке на пикник, благо погода позволяла.
   Выпили, закусили. Под водочку и морская капуста потянет, говорят, полезна. Чего-то не хватает. Дошло, Катюня молчит, и бугор надулся, не слышно всплесков бабского голоса. К бабке ходить не надо, что-то между ними произошло. Уже и морская капуста кончилась и выпивка - кайфу ноль. Хотелось потрепаться, поорать русские застольные песни. Мы вернулись в поезд, улеглись спать.
   Просыпаюсь. В служебке незнакомый парень.
   - Ты кто? Что тут делаешь? - Глаза забегали, но я сонная, врубилась позже.
   - Галку ищу!
   - Попову? - Он кивнул. - Она в седьмом вагоне. - Он вышел, я повернулась на бок.
  

* * *

  
   Прощай, Москва. Собираю деньги за бельё. Забегает Ирка, кричит, слов много, о чём непонятно. Выяснилось: их обворовали. Украли и общественные деньги и собственные. Я в служебку, деньги из кармана курточки пропали. Невесть какие, десятка на свежую картошечку, семечки, мороженое, но жалко. Бегом к Наташке. И её обворовали. Она к деньгам относится трогательнее, чем я. В дежурке, слава богу, мыльницу, где мы храним общественные деньги, не тронули, а она стоит на видном месте. Тут до меня дошло:
   - Парень заходил, знакомый Галки Поповой, он обобрал и наш вагон, и вагон Ирки с Ольгой. - Забыв про пассажиров, мы несёмся к Галке, "на ловца и зверь бежит": глаза на вылупку, как у лягушки, ртом воздух ловит, сразу не сообразишь, она из семейства земноводных или рыб. Галя не была знакома с этим парнем. Вор обошёл не два вагона, a все, за исключением вагона-ресторана и штабного. В самом лучшем положении Любаня с Катькой - у них всё в сохранности; и мы с Наташей - у нас общественные деньги не тронули. Траур чёрным одеялом накрыл состав. Оплаты за поездку не хватит, чтобы покрыть неустойку. Ирка дошла до точки, ходит из вагона в вагон, просит:
   - Подайте, кто сколько может!!! - Подают, кто хлебушко, кто копеечку. Девчонки злятся, ругаются, им тоже неустойку возвращать. Не поезд, а Содом и Гоморра.
   У нас с Натальей спор, кто дежурит ночью, всё одно не уснуть. Уступила я. Не спится, кручусь, все бока отдавила. Мысль: концерты, спектакли, билеты, деньги вернём. Не причесавшись, в полузаправленном виде несусь к бригадиру. Не сразу сообразив в чём дело, он разрешил в связи с "фокс-ман-жур-скими" обстоятельствами. Как я погляжу, у нас такие обстоятельства каждый рейс.
   Бегу обратно. В одном из вагонов в синеве полумрака за мной кто-то топает, дышит в спину. Меня заталкивают в пустое купе, валят на полку, на меня прыгает какой-то псих. Отталкиваю, вскакиваю, мах ногой, он согнулся от боли, скрестив руки под животом.
   - Отстань, сексуальный хлюпик! - Бегу дальше.
   Всю ночь мы рисовали афиши, билеты, составляли программу концерта. Вместо цветных карандашей пользуемся помадой и тенями, что забрали у девчонок. Для детей решили поставить "Красную шапочку". Я - бабушка, волк - Лёнечка, Галка - красная шапочка. Пусть только попробует отказаться. Утром афиши во всех вагонах. Наталья обходит пассажиров, продаёт билеты.
   Пассажиры брошены: когда остановки никто не знает, про дежурства, чай, бельё мы позабыли. Как на голову свалился бригадир, матерится, на чём свет стоит. Пришлось поработать. Я пошла делать обход, вернее оббег. Вагон кадровиков. Грязь, ногу сломишь. Катюня сидит в дежурке, пялит зенки на початую бутылку водки, в руке стакан.
   - Что происходит, Екатерина Тарасовна? - Спросила я официально. - Туалеты не убраны, ковёр не пылесосен. Плохо, гражданочка Загорулько, выполняете должностные обязанности.
   Катюня повернула голову, тупо уставилась на меня:
   - Выпьем, Лорка! - Не дожидаясь ответа, плеснула водки, протянула стакан. Я уважила, пригубила, хотела поставить стакан на стол, но Катюня перехватила, опрокинула в рот, занюхала кулаком и разнюнилась. - Что ж ты наделала, подруга моя закадычная? Ты зачем Любку с Петькой сосватала? Она весь рейс кудахчет:
   - Петенька то, Петенька это, Петенька так, Петенька эдак... - скоро нестись начнёт, курица-пеструшка... Такой мужик и мне бы сгодился. - Я в нокауте.
   - Ты сама просила!!!
   - Просила, просила! Что с меня возьмешь, дуры деревенской, а ты умная, интеллигентная, надо было объяснить, что такие мужики на перроне не валяются. Можно сказать, жизненный шанс потеряла, Любке уступила. Теперь она, глядишь, родит ещё ребёнка, да не простого, желтоморденького. А я бобылём проживу бабий век.
   Она успокоилась, когда, прикончив пол-литра, мы дурными голосами орали:
   Зачем вы, девушки, красивых любите,
   Непостоянная у них любовь...
   Если какой-нибудь возмущенный пассажир рискнул сунуть голову в дежурку, Катюня без промедления посылала его на девять букв: три раза по три.
   Прибегает Ирка:
   - Лорка, где тебя черти носят? Спектакль начинается, а "бабушки" нет! - Я бегу, она помогает мне одеться на ходу.

* * *

  
   После детского спектакля, который давали в ресторане, перерыв на обед, потом концерт. По заявкам пассажиров концерт повторили после ужина. В вечернем концерте приняла участие Катюня. Частушки придали концерту особый смак.
   Ночью считаем деньги. Расходы покрыли. Можно вздремнуть.
   Утром, на станции пересменка, к нам подбегает карапуз, сопровождаемый важно несущим пузо дедушкой.
   - Тётенька, какая сказка сегодня?
   - Сказок больше не будет! - Отвечает Наталья, насупив брови.
   - Ну это, как его, мы внуку обещали. - Вступил в разговор дедушка. И не дожидаясь ответа, - концерт ещё будет? - После объяснения дед сник. Мы не против спектаклей и концертов: пассажирам не скучно и нам копеечка.
   Дед дотошный, бывший снабженец, сколотил делегацию к бригадиру. В обед мы показывали детям сказку "Машенька и три медведя". Естественно, я была главной медведицей, медведя Потап Михалыча сыграл Кузьмич, Машеньку - Галка, вошла во вкус. После вечернего концерта считали и делили деньги и тем, кто принимал участие в самодеятельности, и тем, кто тащил трудовую лямку на рабочем посту. Отоспимся дома.
   Контролёры уходили ни с чем. Можно обойтись без "зайцев", без "китайки". Жаль, лишь в последней поездке мы открыли новый приработок, спасибо воришке, хотя идея не новая, вспомнились агитпоезда 20-х - 30-х годов.
  

* * *

  
   Первый раз не хочется возвращаться домой, но уже пригороды родного Челябинска.
   Вот бежит Петя держа в руках жёлтые тюльпаны. Цветы теряются на фоне лица. Любаша увидела, блеснула слеза, рванула навстречу, схватила его на руки, закружила по перрону, разгоняя зазевавшихся пассажиров. Любовь - волшебное чувство!
   Встречают почти всех. Море цветов, как первого сентября в школе. Иришку встретил Мишка, Ленка скуксила физиономию, её планам не суждено осуществиться.
   К сожалению, суждено. Вместо свадьбы состоялись поминки отца Миши. Он умер за два дня до бракосочетания.
   Тут появились Ленка Деревякина с мамашей. Быстро без хлопот организовали похороны Мишиному отцу на престижном кладбище. "Надо помочь добрым людям". Регулярно стали посещать Мишкину семью. "В тяжёлую минуту "друзья" должны поддерживать друг друга". Мишиной маме после похорон за мизерную цену сообразили путёвку в санаторий. "Вам необходимо восстановить силы, а Миша с братиком у нас поживут". Помогли поменять квартиру на большую в центре города. "Жить в доме, где всё напоминает о покойном, боже упаси..." Мишина мама с Ленкиной подачи перешла на высокооплачиваемую работу. "Мы всё понимаем, утрата кормильца: Мишеньке надо достойно окончить институт, надо поставить на ноги младшего сынишку". И всё в том же духе. "Что Вы, что Вы, не стоит благодарностей. Михаил, может, встретит Леночку из библиотеки? Не стоит молодой девушке поздно возвращаться одной!" "У Леночки проблема с проектом. Миша не поможет?" "По случаю достала билеты на органный концерт, а у меня неожиданно голова разболелась. Пусть Миша с Леной сходят, не пропадать же билету..." И всё в том же духе.
   Ириша ждала-ждала, терпела-терпела и выскочила замуж за парня с Автоматно-Механического факультета, назло Мишке, себе, всему миру. Через полгода Ленка сменила фамилию на Сахаркову. Жизнь ни одной пары не наладилась. Ирка ушла от мужа с трёхгодовалым сыном. Михаил долго жил с Ленкой, но и он не выдержал. Михаил с Ириной сошлись в возрасте тридцати лет, родили дочь, живут счастливо до сей поры.
  

Прощание с юностью

  
   Через три дня вечером, не сговариваясь, мы на вокзале. Пришли проводить Любашу с Катюней. Катюня вынесла водку. Бутылка путешествует по кругу, отпугивая добропорядочных граждан. Василий Никифорович возмутился, объяснив, что мы из семейства фарфоровых, а наши матери японки высокой религиозной гильдии, но, махнув рукой, присоединился к коллективу. Обслюнявив меня, Катюня выдала шедевр:
   - Ты хорошая девка, Лорка, хоть и еврейка! - Я не обиделась, это комплимент.
   Объявили отправление. Мы не скрываем слёз. Светлячками гаснут огоньки, поезд змейкой ускользает вдаль, унося в прошлое важный кусок нашей жизни.
   Спасибо вам, подружки закадычные, и Вам, Василий Никифорович, и вам, Лёнечка с Володей, и вам, дорогие пассажиры, и вам, две параллельные никогда не пересекающиеся железные линии, называемые рельсами, вы навек останетесь в моей памяти! По железной дороге за два месяца я въехала из восторженной, полной надежд и мечтаний юности, в серьёзную взрослую жизнь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   91
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"