Вся эта история абсолютно реальна.
Я встречаю песковозку каждое утро по пути на работу. Когда ей удается успеть к повороту раньше меня, она прямо ликует. На морде у нее, должно быть, проступает вымученное торжество, но даже по тяжелому кузову, полному песка, я вижу, что она говорит себе:
Ты большая. Ты можешь. Ого-го еще какая! Рыжая!
Она правда рыжая. Эта наша игра и ее радостный цвет сильно скрашивают ей будни.
А будни ее просты - таскать песок, кузов за кузовом, да принимать нелепые ухаживания металловлома. Всякий раз, когда она проезжает мимо их стойла, полного железяк, он ей кланяется. Ржавые арматурины смешно торчат у него по углам пасти, как широченная ржавая улыбка. Дурацкий, право. У них только и жизнь: таскать из груды металл да кивать длинным хоботом. Всего раз песковозке приснилось, как этот дурачина однажды выезжает из-за ворот, перекрывая обе полосы, и бросается за ней, вытягивается вперед и, наконец, идет с ней борт о борт, а из пасти у него свисает недогрызенная штуковина.
И так оба, как вихрь, рассыпая песок и искры, они мчатся на поворот мимо моей маленькой зеленой мышины.
Бедняга кранки, с высоты его длинной шеи он может лишь наблюдать за весельем. По слухам, у него вообще нет колес, он глубоко врос в эту землю, в этот карьер, в извечную необходимость добывать что-нибудь, кивая вперед долгой унылой шеей, с натугой тащить да рассыпать по кормушкам. Их дело молодое, знай-догоняй, вперед, к светлому будущему.
А ему только надеяться, что когда дело будет закончено, найдется славная башня для башенного кранки.
Он грустит, покачиваясь, и маленький копец задирает морду вверх и глядит. Страшно, кранки поскрипывает, песок из него сыпется, один упал недавно прямо посреди дороги, когда его везли на новое место, как же тут быть? Успеть бы.
Копец хотел бы нежно коснуться огромной ноги, но нельзя, не положено, не по технике безопасности, скрежету будет на весь завод. Поэтому он молча утыкается в землю, в груду, которую ему надо раскопать, изредка поднимает шею и потрясает зубастым ковшом вслед проезжающим. Давайте, спешите, чего уставились? Надо копать.
И пристроившийся радом дорогопил свирепо ухмыляется рядом. Когда они все закончат и все уедут туда, он пройдет предпоследним, вгрызаясь в этот асфальт, в эту укатанную трассу фрезой, чтоб замести всякий след. Как настоящий ледокол. Только ледокол на море.
Грызи давай, бормочет погрузилло, уже измаявшись ждать новую порцию.
Грузи давай, отмахивается дорогопил, и зануда поспешно откатывает назад, примирительно задрав лапы. Гружу, гружу.
А самым последним, думает дорогопил, в то место пройдет укотал, тяжелый на подьем, и в мире останется тишь да гладь, а они все...
Они строят дом где-то там. Дом с башней и котлованом, и огромным ангаром, куда каждый вечер подают ароматный бензин, девяностопятый, с легким гудроновым дымком.
Я буду ездить к ним в гости. Пожалуй, что они не прочь будут иногда вспомнить старые игры, что скрашивали их жизнь по дороге домой.
Мы погоняемся до поворота, а дальше уже никому из нас не надо будет спешить, каждому в свою сторону.
![[]](/img/l/lokina_j_a/dom/zoomillion.jpg)
|