Мальчик, подгонявший длинной хворостиной корову, спешил добраться по грунтовке до железнодорожного переезда. Грунтовка тянулась между шоссе и краем колхозного поля. Самоё шоссе - это земляная насыпь, покрытая морским ракушечником, истолченным и утрамбованным машинами. Шоссе берегли, гужевому транспорту пользоваться им не разрешалось. И потому мальчик, боясь наказания, гнал животное по пыльной грунтовке.
На железнодорожном переезде обе дороги сходились, чтоб за ним опять разойтись и, обойдя левое подножье плешивого низкорослого холма, убежать в дали дальние.
А мальчику,- если свернуть, не дойдя до железнодорожного переезда налево,- до хаты останется - рукой подать!
-Ну-ну, давай, поторопись,- изредка покрикивал он, угрожающе приподнимая длинную хворостину, которую волок за собой.- Мне ещё уроки надо учить. Живее! Живее!
Корова, изобразив послушание, делала несколько быстрых движений всем своим крупным туловищем и снова двигалась медленно, покачивая из стороны в сторону большим выменем, с оттопыренными сосками.
Май вступал в свои права, и природа, принимая его щедрость, ликовала! В воздухе не умолкал благодарный перезвон птичьих голосов. В полях зеленели тонкие, молодые побеги растений,- земля опять удивляла своей юной силой. Солнце светило ярко, но не горячо. Таким оно бывает на юге только в мае, пряча до середины лета нестерпимый жар.
В метрах пятидесяти от переезда, мальчик свернул с грунтовки налево, и побрели они с бурёнкой по просёлочной дороге, утопая в пыли, вдоль железнодорожного полотна.
Хата была бы уже видна, но её от мальчика заслоняли густые и широкие ряды деревьев, высаженных в полосе отчуждения железной дороги. Хата представляла собой, как говорят на юге, мазанку: невысокие из переплетённого камыша стены, оштукатуренные глиной, ежегодно белёные к весенним праздникам. И крыша её делалась из того же речного камыша, плотно уложенного кверху обрезанными концами. Оконца низенькие. Чтоб в них заглянуть, надо было изобразить из себя дугу. Правда, неподалёку от мазанки завершалось строительство кирпичного дома. Жильцы с нетерпением ждали новоселья.
Семья получила хату в бесплатное пользование в связи с назначением главы семейства на должность бригадира пути. Хозяин не имел специального образования, поэтому и согласился возглавить бригаду на участке дороги, отстоящем в шести километрах от станции. Должность хоть и незавидная, но позволяла обеспечивать семью и жить не бедно, - по сравнению с другими семьями, где порой не хватало самого обыкновенного хлеба!
... Наконец, Вася, обойдя посадки и повернув к хате, увидел мать, встречающую его с младшей сестрёнкой.
-Вась, а папка где?- спросила мать, взяв животное за ошейник.
-Он забрал меня прямо из школы. Отдал мне корову, а сам с дядькой Перепиленко ушёл к нему в гости. И сумку мою с книжками взял. Говорит, потеряешь!
-Зачем же ты отпустил его? Теперь приползёт к вечеру! Эх, ты, раззява!
Отец успел рассказать сыну, как он продавал старую корову, и сын передал матери разговор с ним.
Покупатель спросил отца: "А она у тебя стельная?"
-Конечно. Сам увидишь скоро.
-Что же ты, папка? Соврал?- спросил отца мальчик. Он ведь знал, почему было решено продать животное.
-Сынок, на рынке и верёвка стельная! Иначе корову яловую не продашь! - ответил отец.
Продав свою, отец купил другую корову, по кличке Райка, и, найдя сына в школе, велел вести скотину домой.
Мать, выслушав сына, покормила его, и тот погнал Райку и двух осиротевших телят от старой коровы пастись в заросшую густой травой балку, расположенную в нескольких десятках метров от хаты.
...Прозвенел последний школьный звонок. Наступили каникулы. Если до них школа была для мальчика отдушиной от домашних забот, то теперь последние заполнили всё свободное ото сна время. И если раньше мать утром будила сына словами: "Вставай, Вася, в школу пора," то теперь говорила:" Вася, вставай, пора коров выгонять!"
Июнь принёс жару, с комарами да с мухами. Избитая копытами животных трава в той части балки,- что входила в полосу узкого железнодорожного отчуждения,- сохла, выгорала, и корма скотине не стало хватать.
Василий всё чаще запускал животных на колхозную, непотравленную часть балки. А объездчик, следивший за общественными землями, если прихватывал Васю там, то гнал его с матом. Не раз грозился забрать коров. Один раз так и сделал. Отец ходил потом к председателю колхоза с поклоном, заплатил штраф. Животных отдали со строгим предупреждением: "Следующий раз не отдадим, заберём".
Самое интересное, что колхоз не убирал траву в балке. Сил не хватало! Но пасти животных в ней не разрешалось никому! Даже своим труженикам!
Однако - деваться было некуда, скотину надо кормить - и Василий продолжал украдкой пасти коров на чужой земле. Уверенности в безнаказанности ему придавало то, что он учился с сыном председателя колхоза в одном классе. Мальчишка наивно полагал, что это может что-то значить, если дело дойдёт до конфискации частного имущества в пользу государства.
А тут ещё одна работка подвалила. Кролики дали хороший приплод. Им потребовалось больше корма. И Вася брал с собой мешок, и пока коровы паслись в глубине балки, воровал колхозную люцерну. Она росла от края балки до середины того самого плешивого холма, где соседствовали шоссе и грунтовка. Мальчишка быстренько нарвёт травы - и бегом назад!
Овраг, или балка на местном диалекте, надёжно прятал Васю вместе с коровами от острых глаз объездчика. Вася, поднявшись по склону оврага, выглядывая, будто из окопа, сразу замечал противника. А пока тот обнаружит Василия, он успевал увести скотину на свою землю.
Но, сколько верёвочку не вить, а кончику быть. Однажды мальчишка отправился, пригнав животных домой на дойку, в колхозное поле за травой. Не успел он нарвать и полмешка люцерны, как при очередном поднятии головы, - нет ли объездчика?! - он заметил спускающихся с подножья лысого холма в его сторону двух мужчин.
-Что за люди? Посторонним тут делать нечего. Значит...- быстро соображал мальчишка,- значит, надо уносить ноги да поскорее!
Мешок бросать нельзя, найдут - важная улика! Взяв мешок "на прицеп", то есть, волоча его по земле, он начал быстро спускаться в балку. Тут спуск был пологим, и Вася безбоязненно кувырком скатился вниз. Теперь надо успеть добежать до спасительной полосы отчуждения!
А там, даже если догонят, легче отбрехаться. Конечно, если избавиться от мешка.
Однако, не добежав до "своей" спасительной земли, воришка понял, что удрать не удастся,- нету сил! Вася хорошо знал рельеф местности. Вблизи на склоне балки есть заросшая травой яма. И он ласточкой ныряет в неё, раскрывает мешок, маскируя, забрасывает его травой, и вытягивается в ниточку вдоль стенки ямы.
Вскоре на верху склона, прямо над Васей раздался топот мужских ног.
-Пэтро! Куда он, сволочь, делся? Не мог он скрыться в посадке! Не успел добежать!- орал один из преследователей.
-Сам нычёго нэ пийму!- ответил ему другой на местном наречье.
Васе вспомнились разные погони из книжек. В одной из них беглец усердно молился богу, чтоб его не поймали, и - надо же! - ему удалось убежать от преследователей! 'Что ж, проверю и я,- решил Вася, лёжа бездыханно в яме.- Если бог есть, то меня не найдут".
-Надо ж, гадёныш, обманул нас! Вин, выдать, нызом удрав!- продолжал искренне сокрушаться преследователь.
Минуты через три-четыре шаги объездчиков утихли. Вася, однако, не спешил вылезать из укрытия: возможно, это - вражеская уловка! Выйдешь и - прямо в ручки к неприятелю!
Не спеша, выбравшись из укрытия и убедившись, что враги ушли, Вася спустился в яму за мешком, собрал люцерну и низом балки пошёл домой.
-Бог, бог! Будь сам не плох. Не успел бы я спрятаться, - вот бог мне бы и помог!- заключил свои мысли о существовании бога "станичный мыслитель", чудом избежавший больших неприятностей.
Но пословица говорит: одна беда не приходит! И - правда!
...В тот день, когда пришла вторая беда, стояла тяжёлая, даже для южного июля, жаркая погода. Солнце, наконец, решило показать свой характер. Измученные жарой животные, каких Вася выгнал на пастьбу, пытались пить воду со дна оврага. А она была солоноватая. Это не приносило им спасенья, а вызывало лишь очередной приступ жажды. Вот и бегали животные туда-сюда: с травы - к воде, а от воды - к траве! Им не давали покоя и оводы. Крупные, величиной со шмеля, насекомые плотно облепляли коров. Последние от их укусов бежали в камыши, чтоб содрать с себя кровососущую тварь.
Вася, уходя пасти скот, всегда брал с собой какую-либо книжку. Но сегодня никак не удавалось продолжить чтение. . Приходилось то и дело отрываться от книжки и следить за потерявшими покой животными. К тому же сегодня ему навязали пасти соседскую корову с телёнком, каких обычно сосед держал около хаты на привязи. Мальчишка нервничал, бегая то за одной, то за другой бурёнкой. А куда лезла корова, туда, задрав хвостик, бежал и телёнок!
-Ты куда направилась?- кричал Вася на животное, когда оно старалось незаметно, пощипывая травку, уйти полакомиться всходами на колхозном поле. Вася грозился гладкой, округлой метровой палкой. Как правило, животное возвращалось. А нынче Райка, даже ухом не повела, когда Вася, прикрикнув на неё, показал палку. Увлёкшись историей капитана Немо, он оторвался от книжки тогда, когда Райка успела-таки слизать шершавым длинным языком несколько кукурузных стеблей! Вася бросился к Райке и запустил в неё свою 'биту'. Палка концом воткнулась корове прямо в глаз.
Мальчишка перепугался, увидев результат прицельного удара. Он не знал, что делать с висевшим глазом и кровавым гнездом на голове коровы, где только что был глаз. У мальчишки опустились руки и подломились ноги. Когда он пришёл в себя, то сообразил, что необходимо скорее гнать скотину домой.
Автор не будет рисовать картину, где беда случилась с кормилицей семьи. С тем, о ком всегда заботятся, как о главном члене семьи. Пусть читатели рисуют сами, если у них гуттаперчивое сердце!
И отец, и мать не попрекнули сына ни словом, ни взглядом. Они и сами были в шоке от случившегося. Такую беду они не видели и в самых страшных снах!
-Вот тебе и стельная верёвка,- пробормотал отец, собираясь гнать животное в станицу к ветеринару.
Но все понимали: чтобы ни сделал эскулап, корова уже не будет полноценной труженицей. Дорога у неё одна - на убой!
-Не плачь, сынок... К осени поднакопим денежки и купим новую Райку, - успокоительно сказал ему отец, когда пригнал животное от ветеринара.
Васе не сдержался и, вместо того чтобы успокоиться, заплакал навзрыд.
Часть 2
Если, вы, читатель, ездили по нашим безмерным железным дорогам, то,- от скуки зевая у окна вагона,- видели, как мелькают за окном длинные, приземистые здания из красного кирпича. Их называют - будками, или казармами. В такую казарму и переехала Васина семья из мазанки. Теперь под одной крышей - черепичной! - находились вместе, а не вразброс, и жилые, и производственные помещения. Семья стала по утру просыпаться с приходом рабочих. Нет, конечно, раньше всех поднималась Васина мама. Она и в мазанке, и в казарме оставалась движителем жизни.
Разбудив мужа, женщина шла в детскую:
-Вставай, Вась, в школу пора!
О-о-о, очень Вася не любил в те минуты её жёсткий требовательный голос! Но пройдут годы... Не станет ни мамы, ни папы, ни... Всё уйдёт, будто в небо дым. А Василию так иной раз хочется, чтоб его разбудил тот самый, жёсткий, мамин голос: 'Вась, вставай, в школу...'
...В ту, станичную школу, он ходил много лет и в дождь, и в снег, в резиновых или кирзовых сапогах, в худенькой одежонке! Но мальчик принимал эти трудности, как само собой разумеющееся. ' Кто,что хочет, а он получит среднее образование! Чего бы это ему ни стоило! И уедет отсюда далеке-далеко!' Он упёрто двигался к задуманной цели. Забегая вперёд, скажу, что до десятого класса из его бывших друзей добрались считанные единицы. Разбрелись ребята, кто куда! Большинство нашло себе по силам и уму работу в колхозе. Время такое было,- суровое, ещё пахнущее войной!
В бригаде отца трудились люди пожилые, не шибко грамотные, не сумевшие получше устроиться в жизни, но удивительно добрые и простые! Не одурманенные нынешнеми либеральными сказками о сладкой заморской жизни. Впрочем, тогда о жизни 'за бугром' простой народ ничего и не слышал.
...Если Вася проходил, возвращаясь из школы, мимо обедавших рабочих, то они обязательно останавливали его.
- Вася, Вася, а ну-ка покажь дневник... Покажь,- обычно начинал Иван Богдан. У него не было детей, да и жёны с ним не жили, уходили, не выдерживая его холостяцких привычек. Бобыль, одним словом!
-О, сколько пятёрок,- нарочито громко говорил он. Мальчик понимал, что для такого 'ого!' не хватает пятёрок, но помалкивал, с удовольствием принимая незаслуженную похвалу.
-А мы нашли тетрадку с двойками у обочины пути. Не твоя ли? - продолжался 'допрос'.
И все были довольны своей шуткой! А мальчик старательно доказывал, что он не прятал тетрадки в траве, хоть и догадывался, что "выстрел" полагается младшей сестре. Она часто прятала тетрадки с плохими оценками в траве, рядом с дорогой. Рабочие вместе с отцом, естественно, вылавливали их, как белых голубей...
...Бригада рабочих следила за техническим состоянием пути. Они рихтовали рельсы, подбивали ракушечником шпалы, забивали в них костыли. Шпалы разрушались от дождей и морозов, но, к удивлению, выдерживали порой по два срока от заложенного гостом. Правда, что они собой представляли, страшно сказать! Если бы увидели машинисты, они бы не тронули состав с места.
Два раза в месяц путь проверяли дефектоскописты. Они шагали по шпалам (читатель, попробуйте пройти семь - десять километров по шпалам! ведь ноги попадают то на шпалу, то между...) и толкали впереди себя тележку на четырёх колёсиках, с установленным на ней самописцем. Он отражал на бумажной ленте расширение, сужение железнодорожной колеи, нарушение боковой кромки рельсов.
Отец встречал их радушно, и они были ему рады. По всему видно: каждый чувствовал, что они нужны друг другу. Симбиоз!
А позже Вася узнал, что эта дружба приносила большую пользу отцу. Ведь чем меньше самописец найдёт погрешностей, тем лучше для бригады! Хорошие показатели приносили премии, спокойную жизнь. Тот же Иван Богдан почти ежеквартально не слезал с доски Почёта.
Вася не раз видел, как дефектоскописты показывали ленту отцу. Но он не знал, что в ленту самописца ими вносились изменения, а рабочие, взяв ломики, кувалды и суфляж, спешили устранить обнаруженные неисправности. Видать, симбиоз был надёжным! И овцы были целы, и волки сыты. А начальство оставалось в дураках!
Раз в месяц по участку проходил путеизмерительный вагон-лаборатория, проводивший углубленный осмотр пути. Тут уж промашки бригады становились известными непосредственно отцовскому руководству,- сразу же по прибытии вагона на станцию.
Как-то через час после прохода лаборатории мимо будки, со стороны станции подкатила дрезина. С неё сошли мужчины, в галстуках и белых рубахах, с округлыми животиками, - что у Васи вызвало ехидную улыбочку, ибо ни у отца, ни у рабочих таких выступающих животиков он не видел. Отец встречал гостей у самой обочины дороги, суетился, здравствуясь.
Оказалось, что в ближайшей к станции кривой на стыке рельсов 'нарисовалась' крайне опасная просадка железнодорожного полотна. Дрезина тотчас увезла отца с рабочими, взявшими свой обычный инструмент. Вернувшись, отец сказал матери, что просадку в кривой убрали.
-Знаешь, мать, очень я струсил... Спасибо начальству - помогло спрятать шило в мешок! Не знаю, была бы авария, но бог бережёт бережённого!- признавался он матери, которая не находила себе места, пока отец не вернулся домой.
Да, времена были строгие, строже некуда! И если бы данные о столь опасной неисправности полотна дороги дошли до высшего начальства, то последствия были бы непредсказуемыми!
...Спасибо "спасибом", но долг платежом красен. И спустя неделю-другую та же дрезина привезла начальников, что, как сказал отец, "помогли спрятать шило в мешке". Они держались вальяжно, по-барски! Дрезину отправили, сказав машинисту, когда за ними приехать. Вот вам, читатель, и дюже строгие времена! Времена временами, а человек остаётся человеком.
Мать, заранее зная о приезде гостей, наварила-наготовила, как на большие праздники. Гости обильно уплетали кушанья. Принимали рюмку за рюмкой. Никто никого не слушал, говорили все и разом,- так бывает в разношёрстной компании.
Вот старший мастер на правах начальства то и дело подсаживается к матери, бросая своих друзей, приглашая её танцевать.
...Гостей семья принимала часто. Причин для гулянья было много. Одних советских праздников - не перечесть! Компанию обычно "держал в руках" тот самый бобыль, Иван Богдан. Отменный баянист и тамада.
Запевалами самодеятельного хора выступали Васина мама и путевая обходчица Ольга. Незамужняя молодица, приехавшая в станицу из южных краёв. У обеих - сильные звонкие голоса. Только у молодицы голос высокий и молодой. А у Васиной мамы - уже потерявший свежесть и молодость, но ещё умеющий брать высокие нотки. Вася, когда она стремилась показать своё умение владеть голосом, очень боялся, что она сорвёт его! "А без голоса,- думал мальчик,- маму так уже не будут уважать".
Когда же две певуньи,- одобрительно поддерживаемые громкими криками гостей: " Молодец, Татьяна Васильевна, молодец! и "Оля, Оля, не уступай!", а также увлечённые собственным удачным исполнением,- входили в азарт, то все умолкали. Хоровики боялись нарушить голосовой тандем.
На этих привычных гулянках наступал торжественный момент, когда кто-либо из гостей обязательно просил Васину мать спеть её любимую народную песню.
Тяжёлый мой камень,
Мне некому поднять,
Уехал мой милый
Далёко - не видать!
Цыганка-ворожка
Гадала надо мной.
Брала меня за ручку,
Качала головой.
Мелодраматическая песня состояла не меньше чем из двадцати куплетов. Но люди слушали с удивительным волнением, будто песенные события действительно разворачивались на их глазах. Чужая боль и страдания безошибочно находили доверчивые сердца слушателей. Самые сердобольные из них не выдерживали, и слёзы падали, будто ранним утром росы, перегрузившие стебли трав.
...Приближалось буйство гулянки. В помещении становилось всем тесно. Васины родители, Иван Богдан и Ольга принялись выносить керосиновые лампы на площадку перед входом в дом. Гуляющие кучей вываливались следом.
Наступал час славы Ольги Передистой, большой мастерицы исполнения частушек. Вот она начала рассыпать золотые орехи озорных слов:
Молодая, сбитая, по всем женским канонам, она знала и чувствовала, что надо, и когда, и как спеть. Её глубокие охи и вздохи, неожидаемые вскрики сводили мужиков с ума! Да и женщины преображались, становясь какими-то бесшабашными, не отвечающими за поступки, какие они могут совершить!
А самые любвеобильные мужчины висли на молодухе, её крепком теле, заметно познавшем неимоверную тягу людей к себе. Они висели на молодухе до неприличия долго, так, что ей приходилось ловчить, чтоб освободиться от навязчивого поклонника...чтоб передать себя... следующему!
Охочь русский мужик по пьяни и до баб! Охочь! И ещё я замечал, что любит показать русский человек, когда перепьёт, что он всё могет: и траву косить, и хлеб родить, и плясать...
Сколько таких умельцев встретит Василий потом, став взрослым. Несть им числа! Вот и сейчас главный начальник отца пустился в пляску. Однако пьяная задница свисала так, что он то и дело падал на неё. Больше не в силах с ней бороться, хозяин задницы стал на четвереньки... и пошёл таким образом плясать. Отец мальчика, подождав и подумав немного, взял его за плечо жилистыми руками и увёл в казарму.
В полутьме над старой балкой, споря с вечными звёздами по красоте и звону, переливались частушки Ольги Передистой! К слову, личная жизнь её закончилась печально... Но об этом в следующий раз.
Поздним вечером дрезина увезла гостей на станцию. А через несколько дней и станция, и станица только и говорили о гулянке на балке. Кончилось тем, что заместителя начальника ПЧ -12 в итоге сняли с работы за допущенные моральные ошибки!
Отец узнал из первоисточников, что шефа не обидели, перевели на более высокую должность на Ростовское отделение железной дороги. И в разговоре сказал Василию:
-Бооольшие дядьки его выручили! А то бы ко мне в бригаду прислали, - и засмеялся.
А почему, Вася не понял, но побоялся расспрашивать.
Вася слышал не раз от отца о могуществе больших дядек. Видать, дошёл злополучный разговор о гулянке до их всеслышащих ушей!
...А дни катились, как снежный ком с горы. В бригаду прислали парня, настырного, отслужившего в армии, со средним техническим образованием. Его сразу все прозвали "технарём" Отец мальчика догадался, что это - подстава. Но он понимал и то, что не сможет тягаться с молодым и грамотным парнем и покорно готовился к изменениям в своей жизни. В коллективе, почуявшем приближение перемен, закончились мир и покой и начались склоки, брожение.
Унизительная покорность отца, постепенная утеря им бывшей крепкой власти,- вызывали у сына горечь и обиду.
Часть 3
Наступивший сентябрь принёс Василию заметное избавление от домашних забот. Ведь полдня он находился теперь в школе. А школьную жизнь Василий любил. А кто её не любил?
Помнишь, читатель, своих любимых учителей, незаслуженные двойки, удаление с уроков, малу кучу на переменках... О, у каждого из нас столько общих причин для воспоминаний! А сколько таких воспоминаний, о каких никогда и никому мы не расскажем, настолько они личные. Тайные! А порой и та-ин-ствен-ны-е! Т-с-с! Об этом помолчим...
...Стоял чистый прозрачный день бабьего лета. Ребятишки гурьбой вываливались из школы и болтливыми ручьями разбегались домой по своим улицам. Вася, размахивая полупустой холщовой сумкой с книжками и тетрадками, шёл домой с теми, кто жил на краю станицы. Наконец, они с второклассником Гришей, сыном того самого дядьки Перепиленко, наградивши уходящих товарищей ударами сумок и получивши такие же удары по спине и по голове от них, остались одни.
Перед поворотом на родную улицу Гриша остановил Васю:
-Хочешь, дам тебе макуху? Я не всю отдал ребятам.
-Как не всю? Я ж у тебя просил, а ты ответил, что у тебя больше нет? Клялся - ни кусочка!
-Оставался кусочек... Да не поклянись я при всех, большие отобрали бы... всю бы сожрали!
Гриша вытащил из кармана залатанных штанов серый кусочек макухи, в виде небольшого полукруга. Это был спрессованный жмых, - отходы от производства подсолнечного масла. Поблагодарив Гришу, Вася принялся с удовольствием грызть жмых.
-Гриша, а у тебя больше нет?- спросил Вася, быстро справившись с макухой.
Нэма,- ответил Гриша,
Вася недоверчиво поглядел на товарища.
-А не врёшь?
-Ни! А шо тоби, хочется ещё?
-Та ни,- Вася перешёл на местный диалект.- Хотел сестрёнку угостить.
-Так пидемо к нам, я у батьки стащу!
Вася согласился.
Двор и хата Пелипенковых удивили Васю. Убогий, сплетенный из веток забор, мазанка под сгнившим камышом... "Видать, бедно живут",- заключил Вася, оглядывая двор вокруг завязшей в земле хатки.
Мальчик вспомнил, что у него на балке и вообще-то не было никакой изгороди вокруг жилья. "Так то ж не своя хата, государственная. А тут должен быть хозяин!"- оправдался Вася.
Мальчишки пришли как раз во время прихода хозяина на обед. Тот не сидел, а, благодаря своему росту, нависал над столом, где дымился горячий суп, темнел ломоть хлеба и краснела бутыль самодельного вина. Мать Гриши усадила за стол и ребят. Поставила по тарелке супа.
Вася сразу приметил, что хлеба дали не кусок, как у него дома, а кусочек со спичечный коробок. А когда Вася опустил ложку в тарелку, то почти не нашёл в ней картошки. "И каша будет... без масла?"- продолжил он свои мысли о лезущей отовсюду в глаза бедности.
После обеда друзья уселись играть в шашки. Но Вася вспомнил о доме и тут же предложил Грише отправиться к нему в гости. "Гляди, мамка не так ругаться будет!"- подумал мальчишка.
Родители Гриши не возражали и даже разрешили ночевать сыну у Васи.
-Только утром не забудь забежать за книжками,- предупредила мама Гришу.
Ребята, освободившись от опеки взрослых, с радостью выскочили на улицу. Выйдя на окраину станицы, они попали на шоссе и понеслись с гиком и криком, перегоняя друг друга, пропуская мчащиеся мимо полуторки, показывая шофёрам кулаки.
-Гриш, давай-ка покатаемся на машинах?- предложил Вася.
-А кто нас покатает? Вон как все мчатся!
-Я знаю... можно прокатиться!
Гриша внимательно слушал товарища, и они начали исполнять задуманное Васей. Ребятишки нарочно пошли по шоссе, держась поближе к его центру. Шофёры, - так и предполагал Вася,- притормаживали: "Мальчишки! Что с них возьмёшь, - как бы не подвернулись под колёса!"
Вот одна машина не успела протарахтеть мимо ребят... Чуть пропустив её, они ухватились за верх заднего борта и повисли на руках.
У переезда шофёр притормозил, выглянув из кабины направо и налево: нет ли приближающегося поезда? В этот момент ребята и должны были, разжать пальцы, пробежав чуточку за машиной, благополучно завершить своё катание. Однако Вася сделал всё так, как он делал не впервой, а Гриша разжал пальцы, когда машина едва сбавила ход, и по инерции его бросило вслед за машиной. Он упал, слегка зацепившись носом за борт, и прилип к шоссе, распластавшись лягушкой!
Естественно, никакой трагедии ребята не изображали. Вася лишь потёр рукавом ободранный нос товарища, и они побежали вдоль железной дороги в сторону Васиного дома. Если их нагонял поезд, то ребята опускались с обочины в низкую покатую ложбинку, в какой и лежало полотно дороги. Вскоре мальчишки подошли к будке.
-А макуху взял?- внезапно закричал Вася.
-Не волнуйся! Взял, большой кусок отхватил от круга,- ответил солидно и спокойно Гриша.
Когда мальчишки вошли во двор, то Вася сразу обратил внимания на толпу, окружившую курятник,- сооружение из плетёных веток и покрытое соломой. Он потащил за рукав друга:
-Пойдём-ка, посмотрим, что там...
Раздвигая собравшихся, они пробрались вплотную к курятнику.
Вася не поверил своим глазам, - какая перед ним предстала картина!
За хилыми стенками курятника, как за решёткой, сидела худая пожилая женщина. Вернее, стояла на коленях. На шее жгутом висел пёстрый платок. Из разорванного платья выглядывало загорелое плечо. А изорванный подол открывал левую голень и бедро. Крупные слёзы, блестя, вроде ртутных шариков, катились по щекам.
-Не воровала я вашу кукурузу... не воровала...- всхлипывая, бормотала женщина, видимо, уже устав рыдать.
-Я ж тебя поймал на наших сотах, а не в поле,- кричал И.Богдан.
-И кочаны у тебя маленькие, такие только на сотах растут,- уличал женщину "технарь".
Шум и крик стояли невообразимые.
Вася понял, что женщина воровала кукурузные початки на участках рабочих, и её поймали за этим занятием. Он увидел среди собравшихся мать, но не мог найти отца.
Остервенев, кое-кто начал совать палки сквозь плетёнку, стараясь уколоть пленницу, сидящую в дальнем углу. Героиня картина "Кающаяся Магдалина" вряд ли изображает столько жалости и просьбы, сколько выражала глазами и всем своим внешним видом эта пленница! Вдруг за спиной толпы Вася услышал хорошо ему знакомый грубый голос отца:
-Расступитесь... Дайте пройти...
Отец подошёл к сарайчику, и, сразу оценив обстановку, распахнул дверцу:
-Вылезай оттуда!- Он помог женщине выползти, поддерживая её крепкими тяжёлыми руками, и добавил: - Уходи, чтоб с глаз долой, воровка!
...Через десятки лет, Василий, рассматривая всплывающую в памяти эту постыдную картину истязания женщины, не мог понять причины жестокости и ненависти знакомых ему людей.
Почему принимал участи в постыдной сцене весёлый бобыль Богдан? Какие чувства двигали им? Может быть, возможность отомстить всем женщинам, отвергающим его? Поступок "технаря" он объяснял жаждой власти, жаждой повелевать людьми. А как понять мать, принимавшую участие в этой истории?
И никогда Василий не находил достойного ответа на свои вопросы, сколько раз картина наказания женщины ни приходила ему на память. Никогда!
Отец этот философский вопрос разрешил так, разговаривая с матерью. Вася случайно услышал их разговор.
-Мать, ты - дура! "Технарю" этот скандал был нужен. Чтоб меня опорочить! Если история дойдёт, куда надо, то мне не сдобровать! Соображаешь?
Вася не понимал, зачем "технарю нужен скандал, до кого дойдёт". Однако мальчик догадывался, что ещё одна беда, кажется, миновала их семью!
...В конце года отца, понизив в должности, перевели работать на станцию, дали квартиру. И семья простились с "родовым имением" у железной дороги.
...А годы спустя, когда Василий проезжал мимо старой разрушенной казармы и видел такие живучие красные обломки кирпичей, он всегда думал, глотая неведомо откуда взявшиеся слёзы:
-Теперь такой кирпич не делают!
Примечание. В рассказе использованы местный диалект и некоторые
технические термины. Например, на юге России употребляют слова станица и хутор