Видар засыпает, завернувшись в шкуры и едва не давясь улыбкой. Он понимает, что нечестно требовать от солнечного остаться лишь за то, что он дал ему приют на несколько дней, пока не прибудут послы, но... Как отказаться? Если так тепло...
Засыпает, даже не думая об угрозе шута. А утром ему сообщают о том, что по настоянию сиятельного Локи состоится суд по законам Севера. Ничего не сказав солнечному, он с улыбкой тащит найденную на кухне мельничку для семян льна и даже героически пробует странный напиток с приятным запахом и резким горьким вкусом. Тело подрагивает, потому что... он-то знает, что если выиграет Локи... Он не станет ждать и просить - убьет и себя, и Солнечного... Потому что Локи не видит света и никогда не выпустит из своих когтей южанина, который дарит тепло.
Вздрагивая, он идет по коридору, стараясь не смотреть по сторонам. Во главе стола сидит не Один - Сурт. Даже так... Отец, уязвленный выбрыком мелкого, отказался присутствовать на суде? Или хочет оставаться незаинтересованным?
Локи отвратителен. Видар готов смотреть куда угодно - на стены, потолок, судей... Только не на него. И заявление его - абсурдное, лишенное здравого смысла и построенное скорее на эмоциях и приторном восхвалении справедливости судей. Видар сух. Аргументов у него немного. Он - сын вождя, он имеет право принимать в своих покоях гостей и послов. Добыча? Какая такая добыча? Локи был в бою? Нет? Он заманил чужое солнечное божество обманом? Тоже нет? Ах, досада.
Сурт качает головой. Хорош... Будет толк. Но в назидание наказать надо. Верховный должен уметь платить за свой выбор.
- Локи, какова была бы твоя цена за право уступки южанина?
- Да чтоб я его тысячу дней не видел и не слышал, Видара вашего, - фыркает Локи, не понимая, отчего на лице Сурта цветет злая улыбка.
- Так тому и быть. Сын Одина начнет исполнять приговор днем позже прибытия послов - во избежание выхода внутренних конфликтов за пределы страны.
Видар, сухо кивнув, выходит, даже не глянув в сторону шутника. Вот так... Никто не имел права заговорить с сыном Одина первым - значит, три года он будет для всех мертвым... И в покоях находиться не сможет. Видимо, заселят в охотничью хижину. Он улыбается, не скрывая злой радости. Он готов был отдать куда больше за жизнь солнечного - разве тысяча дней молчания тому цена?
Зайдя к брату, он просит индийский костюм и уже с ним возвращается в свои покои. Скажет - долго искал...
Видар появляется с кофе и с костюмом. Округлив глаза, Мангуст рассматривает все это и как маньяк долго-долго нюхает напиток
- Спасибо, - тихо говорит он. - Не знаю, какими словами тебя благодарить. Это... здорово. Жаль, что мы раньше не пересеклись. Я бы хотел показать тебе свою родину. Там мало снега и много солнца. И море синее, а не серое. И много ярких красок. Жаль, что я ни разу не встречал тебя, когда приезжал сюда послом. Хочешь со мной кофе выпить? Туда можно добавлять сливки или мед или просто так. А можно еще разные приправы, которые есть в Индии. Давай с лепешкой? Хочешь, я расскажу тебе о юге, а ты мне о севере. Я много бывал здесь, но так и не узнал всего, как вы отдыхаете, когда не надо торчать на пирах или охранять границы... Индийцы много поют и танцуют и любят украшать тела золотом, а вы поете? Расскажешь?
...Беседа у камина - хороший способ забыть ненадолго о том, что его ожидает. Видар задержался, но говорить о проблемах не хочет. Значит, Мангуст не станет спрашивать и настаивать. Вдруг Видар тоже хочет забыться беседой у камина?
Видар смущенно садится ближе к огню. Он умеет слушать - но не говорить, плохой из него рассказчик, даже с послами не пускают за один стол... Но чудные эти южане - украшать себя золотом, если в бою надежнее простое железо кольчуги... А танцевать... Ну он два раза видел у заезжих скоморохов - не понравилось, а петь... Пели пьяными боевые застольные песни, теряя и смысл, и ритм - так, поорать погромче, и как о таком рассказать? Потому и стыдно такое говорить. Он может рассказать о том, как воспитывали из детей будущих воинов - отправляя с десяти зим в дозор, как отучали младенцев плакать, оставляя на ночь самих в нетопленой комнате, как... Много чего. Но это не самая приятная беседа выйдет.
- Расскажи... - соглашается он, поеживаясь. Расскажи о юге, потому что я уверен - сам знаю больше лжи, чем истины.
Он слушает больше не рассказ - журчащую речь южанина, мысленно прикидывая, как бы помягче рассказать о том, почему он будет долгое время молчать, ведь... Если солнечный уедет... ну, он сможет посылать иногда весточку с купцами... Чтобы не оборвалось то, что робко начинает срастаться. В двери стучат - входит скорняжник, выделывавший куньи шкурки и стачивавший их в куртку, подбивая ее шерстяной пряжей в
три слоя. Куртка заботливо завернута мехом внутрь - и не видно, что нес. Видар благодарит и неуверенно смотрит в сторону солнечного - тот так и не сказал, станет ли носить кунью куртку, а так бы хотелось еще раз выйти к морю.
- Теперь я буду совсем Мангуст, осталось только придушить парочку змей. Это для меня? - Мангуст разглядывает куртку и осторожно смотрит на окно...
Он давно никуда не выходил, все время, пока не было Видара, трусливо скрывался в его покоях. А выбраться из каменного мешка хочется... Неуютно в нем, особенно одному. Тяжело дышать и двигаться.
- Мы можем сегодня еще раз к морю? Кофе можно нагреть и залить в фляжку, взять лепешек. Если не хочешь - не надо, тут тоже хорошо. Но на улице... я думал... снег отлично лепится. Ты никогда не пробовал кидаться снежками? Готов спорить, я тебя сделаю. Я неплохо стреляю. Хотя никогда не умел убивать. После демона брат научил. Так что... шапку с тебя собью, - он усмехнулся, неловко комкая куртку - Проверим?
Видар улыбается. Снежками, в которые влеплены куски льда, он способен сбить на лету утку, но...
- Конечно, пойдем, - снегопад прекратился, морозно, море красивое. Он собирает в торбу лепешки, перемазав их медом, заливает в тыквенную флягу, обернутую мехом, чудной напиток и выходит с Солнечным по узкой башенной лестнице, которой, кроме него, никто не пользуется. Снег действительно лепится хорошо, и Видар покорно позволяет дважды сбить с себя шапку, прекрасно понимая, что окно справа - общая комната оруженосцев, и они сейчас обалдевают, глядя на Видара, который бросает снежки аккуратно - так, едва прихватив снег, что они разлетаются от малейшего прикосновения, - и даже не пытается влепить в снежный ком осколок льда и выбить чужаку мозги.
Быть может... просто судьба дарила приятности перед... В общем - перед.
Ежедневные походы к морю, чудной напиток и тепло. И так мало - жалкие дни до прибытия послов.
Накануне Видар уже с вечера едва сдерживает мандраж. Не выдержав, он ссылается на необходимость принести ужин - и отправляется к Тору. Молотоносец навеселе, но вменяем. Видар садится рядом, разговоры у сыновей Одина всегда укорочены до предела - никаких слюней.
- Тор... Ты завтра будешь на встрече с послами. Прошу... Найти способ, чтобы на чужака не давили. Неспокойно мне... Если полезет Локи - отшвырни его... Пусть южанин решает сам.
- О-па... Видар пришел просить за своего возлюбленного?
Видар невидяще смотрит в окно.
- Даже если ты будешь так считать - и поможешь, я приму это.
Разговор окончен, и Видар уходит. Такие разговоры - норма, и никаких тебе рассказов о море и песнях. Север... Взяв лепешек с сухими ягодами и медом, флягу козьего молока, он идет в свои покои, думая, к кому бы еще податься и попросить за солнечного.
Все хорошее рано или поздно заканчивается. Подошли к концу северные каникулы. Мангуст сидит на подоконнике, поджав ноги, и смотрит на замерзшее окно. Уютно трещит камин. В покоях натоплено, жарко. На столе аккуратно сложены одежды. Прибывают послы, которые потребуют вернуть индийскому пантеону то, что принадлежит им по праву. Если... возможно, Аруна найдет способ помочь. Старый друг, верный возничий. Возможно, его просто убьют и не станут протаскивать через ритуальное утешение. Как бы то ни было, это последний вечер и хочется провести его хорошо, не думая о завтрашнем дне и просто не думая. В покои заходит Видар.
Мангуст легко спрыгивает с каменного подоконника и подходит к нему.
Осталась одна просьба, которую он не может не озвучить.
Потому что Видару, который так слепо верит в тепло и свет, нельзя видеть ритуальную грязь.
Просто нельзя.
Он надеется, что скандинавы умны и не пустят своего будущего верховного на встречу.
Такое горячее огненное сердце надо беречь.
Особенно если оно появляется на суровом Севере.
- Видар... Завтра, когда я выйду к послам... Не ходи туда, пожалуйста. Не стоит, индийцы полны предубеждений. Они могут озвучить то, о чем служанки шепчутся
Он кладет Видару руку на плечо и смотрит в глаза.
Странно, у всех северян в глазах лед и только у Видара там тепло и солнце.
И трудно понять, всегда так было или появилось недавно.
Видар вздрагивает, впитывая тепло руки на плече - и спотыкается о просьбу. Это... как пихнуть сапогом собаку, которая... Согнувшись, он непонимающе смотрит на Солнечного - за что? Почему? Он бы нашел способ пробиться, оказаться там и...
Ссутулившись, вжав голову в плечи, он еле слышно подтверждает.
- Я... сделаю, как ты скажешь... ("Это нечестно! Ты не можешь такого требовать! Я боюсь за тебя! Ты не должен быть там один, не должен, не имеешь права! Я нужен там, я смогу помочь и поддержать, так почему..."). Тор... он должен помочь, он обещал мне... и Сурт. Я под дверью буду - можно?
Видар заранее ненавидит южан, которые едут сюда в диком желании забрать Солнце... Если быть точнее - они прибыли, и он даже видел, как накрывали ужин в тронном зале. Его туда не звали, и к лучшему, он бы даже против воли отца удрал, чтобы побыть с Солнцем. Впрочем, Один, уже заметивший странность сына и принявший ее с открытым презрением, не стал устраивать показательных провокаций - позволил оставаться там, где он счел нужным.
- Не обижайся - Мангус сжимает поникшее плечо - Я буду знать, что ты меня ждешь, и мне будет легче. И если бездне будет угодно, все закончится хорошо. Я вернусь. Если нет... Просто помни, что я твой друг. Я всегда буду тебя помнить. Север и Юг рядом, ближе, чем можно себе представить. Можно и под дверью.... А можно тут у камина. Я приду, а тут ты и кофе. И лепешки. И разговоры. Хочешь еще что-нибудь расскажу? Завтра будет завтра. Пока можно об этом не думать.
Заснуть так и не удается. Видар до утра лежит, завернувшись в шкуры, закрыв глаза от бессилия. Дал слово... Утром он сидит молча в углу, насупившись, и убирается из комнаты, когда солнечный приступает к ритуалу одеяния и сборов (порядок напяливания пестрых тканей Видар не хочет ни понимать, ни видеть). Потаскавшись там и сям, он с тоской возвращается к себе, но не заходит - ждет, пока солнечный выйдет и молча тащится за ним - до самой двери.
Сурт видит, что Видар не рвется с боем в зал, чего, признаться, ожидал, и приятно удивлен. Компания южан ему непонятна, особенно женщина, выряженная в белое, словно снег, тонкое тряпье, которой явно холодно.
В дверях появляется южанин, Сурт указывает ему место у окна, сам садится в паре шагов от него к столу. Он дал слово Видару оставаться рядом с южанином - он его держит. Южанин странно смотрит на бабу в белом, и Сурт почти чувствует, как в воздухе повисает напряженное молчание. Один и Тор прибывают по зову, ни мгновением ранее, и Один, видимо, испытывает не меньшее облегчение оттого, что Видара в зале нет. Короткое ритуальное приветствие, и Один усаживается в тяжелое кованое кресло, покрытое шкурами.
- Я принял ваше требование о встрече и готов вас выслушать.
- Благодарю вас, - Аруна выходит вперед, вежливо склонив голову. - Я призван говорить от имени индийского пантеона. Нам стало известно о том, что Аватара Солнцеликого Сурья была осквернена и вымарана противоестественной связью. По нашим законом вымаранное лишается пола, имени, семьи и подлежит немедленному очищению. Индийский пантеон требует вернуть ему то, что принадлежит ему по праву. Суть должна быть передана более достойному носителю, ибо солнце не должно находиться в загаженном... - он смерил безымянное презрительным взглядом, - сосуде. Суть должна быть передана через ритуал очищения. Это ритуал в чем-то схож с принятым у скандинавов обычаем превращать оскверненных в "немужей". Индийский пантеон надеется, что никаких трудностей с этим не возникнет. Мы уважаем чужие обычаи, но так же настаиваем на уважении наших. Оба ритуала можно провести одновременно, поскольку они содержат одинаковый набор действий...
Аруна с отвращением скользит взглядом по Безымянному. Он уверен, что никаких разногласий не возникнет. Разве что... Слишком хорошо Безымянное выглядит. Дорогая красивая одежда, не бледен и не изнеможен. Явно живет неплохо. Достался кому-то в качестве трофея и отрабатывает кусок хлеба задом? Бедная несравненная Ушас, какой позор она вынуждена сейчас наблюдать. Одно дело знать, что твой солнечный супруг стал жертвой низменной страсти к золотоволосой северянке, жене Молотоносца. И совершенно другое - увидеть, что носитель Солнца добровольно разделил ложе с мужчиной, добывая себе кусок хлеба послаще, отдавая в пользование северному богу собственное тело. Мерзость так и витает в воздухе. А купцы говорили, что сын Одина и его наследник Видар покупал кофе. И служанки судачат о том, что чужак не покидает покоев Видара Одинсона...
Аруна подавил приступ тошноты. Если... если это так, то придется изменить первоначальный план. Забрать суть и не настаивать на возвращении загаженного тела. Если Видар выбил кусок мяса себе по вкусу, то не стоит становиться на его пути...Осталось только подтвердить свои подозрения фактами.
Один бросает короткий взгляд на Сурта, который при всех недостатках слишком хорошо подкован законами. И Сурт осторожничает. Видар редко ошибается, чувство опасности у него - что у волка, не зря столько раз засады обходили. Сейчас он готов умереть за чужака - значит, от чужака многое зависит. Сурт слишком хорошо знал сына Одина - который первым отучился плакать в младенчестве, первым принял рану в бою среди ровесников, научился спорить с отцом и принимать наказание. На последние Один был щедр - он лепил из сына истинный камень скал у моря, и камень выходил на славу. Сейчас Видар сидел у стены, положив голову на колени, не трогаясь с места - в этом Сурт был уверен. Что твой пес... Ладно, о достоинстве верховного он еще поговорит с ним, а пока...
- Уважаемые послы рано заговорили о том, что собираются сделать северяне. Насколько мне известно, на сегодняшний день не принималось ни единого решения касательно гостя сына верховного. Насколько я знаю - никто не принуждает гостя делить общество Видара Одинсона и тем более мне непонятно, почему послы решили, что мы планировали какой-то ритуал.
- Да-да, - хохотнул Тор, которого чопорность гостей забавляла. - Или им своих детородных органов мало - решили лишний прихва... - он заткнулся под сухим холодным взглядом отца.
Один искоса смотрит на сжавшегося южанина. Одно дело - убить врага в честной борьбе. Другое... Чужак доверился его сыну, его сын пошел против всех, отвоевав чужака, безропотно принял наказание и цену. Имеет ли он право раскатать гордость сына в пепел перед иноземцами.
- Я не отвечаю за суть и за ваш пантеон, но телом южанин находится тут, и я не говорил, что принял решение об этом теле, - равнодушно бросает верховный. - Предложение провести так названные ритуалы не может быть принято - как северяне позволят изувечить гостя моего сына?
Южане вели себя странно. Сурт ждал, что они будут просить - но они требовали, мало того - пытались поучать, и уже это вывело верховного на боевую позицию. Видар... Если и Тора подкупил - у южанина неплохие шансы.
Сникнув, Аруна молчит, сочувственно поглядывая на Сиятельную Ушас, одетую в традиционные белые одежды вдовы.
Столько грязи. Она не заслужила этого. Поэтому... надо заканчивать. Тем более все и так ясно. Безымянное нашло себе высокопоставленного покровителя, и пускай этого покровителя явно больше интересует... задняя часть, очевидно, он не готов терять ни одну из частей полученного в пользование тела.
Наклонившись, прекраснейшая Ушас тихо напоминает ему про договоренность. Аруна холодно кивает. Нет, Сиятельная может не беспокоиться. Он не позволит вымарывать в грязи имена членов семьи Солнцеликого Сурьи.
- Прекраснейшая Ушас, чье имя означает "Утренняя Заря", просит Безымянное проявить милосердие и не осквернять имя ее погибшего супруга, Солнечного Бога Сурьи. Солнечный Бог Сурья не оставил после себя наследников, его супруге достался только тяжкий удел вдовства. Она даже не может очиститься вместе с погибшим мужем в ритуальном пламени и потому молит Безымянное не распространять свои нечистоты на индийский пантеон. Это будет справедливо.
Аруна непроизвольно отшатывается в сторону и брезгливо кривится, когда Безымянное, бледнея, начинает зачитывать слова отречения.
Оно даже имеет наглость не опускать глаза.
Аруна кивает Ушас, и та, подхватив полы белоснежных одежд, покидает зал.
Ей незачем и дальше присутствовать на этом... сборище.
По крайней мере, она сумела пробудить в Безымянном остатки совести, и Аруне не пришлось вспоминать Карну и раскрывать сразу все карты. Последний козырь всегда стоит придержать в рукаве...
- Я, Сурья Солнечный, отрекаюсь от семьи и рода, и не падет моя скверна на индийский пантеон. Я признаю себя недостойным Сути и передаю ее великому Вивасвату и своей божественной сестре. И да осветит солнце их путь и опалит сияющим огнем холодный мрак.
Магнуст невидяще смотрит перед собой, трижды отрекаясь и трижды признавая себя пустым, бесполым и безымянным. Отныне и навечно он ничто, лишенное самого себя. Слова Аруны все еще звучат в ушах. И он надеется подойти позже и... просто узнать о границах ритуала.
- Если важно мнение Безымянного, Безымянное отказывает осквернять собой индийский пантеон и предпочитает очищающий холод севера палящим южным лучам, - тихо говорит он, садясь на свое место. Теперь точно все. Концы обрублены и возможно... Он еще увидит Видара. Но это уже зависит только от Одина и Тора.
Сурт выходит под предлогом взять воды, едва не споткнувшись о Видара.
- Постыдись... ты верховный.
- Потому я тут. Если судят брата верховного - он имеет право присутствовать, я же не прошу даже такой малости - сижу тут и жду.
Сурт останавливается, резко обернувшись.
- Брата?
- Брата... Мой брат неприкосновенен...
- Неприкосновенен брат верховного, но не его сына, - усмехается оруженосец Ньёрда, который прибыл к отцу по спору с соседями, и давно наблюдающий за странным дозором Видара.
Видар смотрит на него - тяжело, исподлобья, мрачно и молча.
- И чего? - неуютно передергивает плечами воин.
- Я запоминаю, кого первым казню, будучи верховным, за косвенную обиду, нанесенную моему брату, - Видар чеканит каждое слово, и Сурт с усмешкой идет дальше. Что бы ни было - этот южанина выгрызет. Зубами вырвет. Или умрет вместе с ним. Резко обернувшись, он хмуро бросает напоследок. - Вопрос решен, уйди к себе.
Он возвращается, когда в зале уже почти пусто - ни послов, ни Одина. Тор и южанин. Устало опустившись в кресло, он смотрит на Тора, Тор на него, затем, повернувшись к южанину, бросает.
- Не сиди тут, иди к себе. Мне с Суртом поговорить надо.
Видар терпеливо досиживает до тех пор, пока не выходят послы... Сами. Значит. Если бы солнечный оставался - наверное, Сурт сказал бы... Значит, солнечный мог задержаться, чтобы попрощаться с ним. В комнате холодно... Очень холодно. Видар разжигает камин и садится прямо на пол, не заметив, что шкуры свернули, когда мыли полы, стоя перед огнем на коленях, вцепившись руками в волосы, стоит и тоскливо смотрит на огонь. Плохо все...
Мимо двери ходят... все ходят. Ну да - ужин готовят послам, подавать будут. Забрали-таки солнце.
Когда открывается дверь... Тепло буквально захватывает с головой. Солнечный... Видар давит вздох. Просто дождался и... Обернувшись, смотрит на солнечного настороженно, недоверчиво и совсем неуверенно, едва слышно спрашивает.
- Они... Ты с ними уйдешь? Ответ даже не звучит, - Видар читает его в глазах, поднявшись, он топчется на месте, переминаясь с ноги на ногу. - Я тут... день... в общем, занят был, только вошел, и поесть-то особо нечего. Ты же тоже день не ел? - он суетливо вытаскивает из холщовой торбы пару лепешек, солонину, сушеные ягоды на меду. Поставив на огонь чай, замечает, что солнечный так и стоит в дверях. Сомнения почти добивают, вытравливая зачатки ложной надежды, и он тоскливо переспрашивает, пугаясь вопроса.
- Все-таки уходишь? Попрощаться... Брат, ты хоть поужинай со мной?
Видар понимает, что требует слишком многого. Слишком. Северяне пытались испачкать солнце... Столько зла и боли причинили Солнечному, а он... в братья... Но... он должен был, как бы то ни было - должен. Если потом... не будет такой возможности.
Отныне он безымянное, которое не имеет право ни на что... Аруна скользит по нему равнодушным взглядом. Как будто видит перед собой кучку отбросов и молча выходит за дверь.
Но зато он жив. И он есть.
Ему говорят, что надо идти, и под глумливый шепоток он идет в покои Видара, просто потому, что больше не знает куда...
А там Видар... Потерянный и испуганный, и слово "разрезает" неподвижный воздух как лезвие ритуального ножа.
Мангуст молча подходит к северянину, ставшему ему братом, и молча обнимает, зарываясь лицом в плечо.
Он слишком устал строить стены и держаться в стороне.
И слишком устал блокировать и уходить.
Всего.... Слишком...
Эх, Видар... Чем же ты откупился от послов и как умудрился оставить у себя безымянное?
Только не гони, ладно? Я сейчас не могу ... один.
Видар столбенеет. Несколько секунд он боится даже вдохнуть - только бы не ушло тепло, только бы не... Неуверенно подняв руку, он осторожно обнимает солнечного, стараясь не причинить ему боли или не заставить вспомнить то... Положив голову на плечо брата, закрывает глаза, глубоко вдыхая. Все... все... После торчания на полу тепло пронизывает насквозь, и... только бы никто не вошел, только бы не дернули и не разорвали... Не вовремя... Дверь открывается - и в покои Видара без стука входит тот, кто имеет право войти в любые двери. Один. Видар не двигается с места, даже не пытаясь отодвинуться от солнечного. Ему все равно, что думают и говорят, хотя и странно - почему такое нормальное желание чувствовать рядом тепло и поддержку кажется кому-то пошлым и грязным? Один насмешливо смотрит на сына.
- Уделишь время мне, или ты чересчур занят?
Видар чуть разворачивается - впрочем, вжавшись плечом в плечо солнечного и, насупившись, смотрит на отца.
- Мне сказали, ты окрестил чужака братом.
- Да, - Видар не видит смысла врать - и не видит ничего зазорного в своем решении.
- И ты можешь поклясться, что в этом вся ваша связь? - Один прям, он не умеет спрашивать по-другому.
- Отец... А как можно даже помыслами пятнать солнце? - Видар стоит, прищурившись, чувствуя, как закипает злость.
Один, подумав, кивает.
- Я распоряжусь увеличить твои покои еще на одну комнату. Рты закрывать я никому не стану, сочтешь нужным - заткнешь сам. Если сумел отвоевать чужака, сумеешь и сплетни развеять. - Один выходит, усмехаясь в усы. Пророчество не лжет... Верховный выравнивается.