Любушкина Татьяна Евгеньевна : другие произведения.

Летохина пещера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  КНИГА ВТОРАЯ
  
  
  
  
  Летохина пещера
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 1.
  Тревожные слухи.
  
  Зябко поёживаясь и пряча в рукава, покрасневшие от холода руки, по крутому склону холма, поддерживая друг друга, поднимались два насквозь промокших от дождя мальчика.
  Порывистый ветер и секущий по лицу косой ливень, сильно затруднял им путь, но несмотря ни на что мальчики упорно карабкались по мокрому склону, негромко переговариваясь между собой.
  - Ну и погодка! - кутаясь в просторную, серую хламиду, целиком закрывающую сгорбленную маленькую фигурку, проговорил один. Он шёл чуть впереди, по-птичьи подскакивая при каждом шаге, и часто моргал круглыми чёрными глазами, стряхивая попавшую на ресницы влагу:
  - Ты, Виктор, смотри, Камень-то не потеряй!
  - Не потеряю, - коротко отвечал его товарищ, ощупывая прохладный, твёрдый бок лежавшего в кармане камня, - вишь, дождь-то разошёлся! Добраться бы поскорее до Дуба, не то нас того и гляди водой смоет...
  Опасения Виктора были не напрасны. Который день, моросивший дождь, превратился в обильный ливень и стекал по склону холма мутными ручьями, унося с собой листья, сломанные ветки и даже вывороченные из земли камни. Временами мальчикам приходилось перебираться через стремительные потоки, по колени, погружаясь в прохладную воду. Течение было настолько сильным, что друзьям приходилось крепко держаться за руки, чтобы не быть сбитыми с ног.
  Наконец их усилия увенчались успехом - мальчики добрались до старинного высокого дуба, одиноко стоящего на холме. К тому времени, как они укрылись под его спасительной кроной, весь склон представлял собой сплошной серый поток с сердитым рёвом бегущий к подножию. Мимо мальчиков с шумом и треском пронёсся крупный обломок рухнувшего древа, и они порадовались, что не повстречались с ним по пути.
  - Видал?! - с восторгом прокричал Виктор, показывая на разбушевавшуюся стихию, - ещё час назад здесь трава росла, а теперь - сплошной водопад!
  - Угу, - буркнул его товарищ, безо всякого энтузиазма, - подумай лучше, как домой добираться будем...
  Виктор легкомысленно пожал плечами и переступил мокрыми ступнями, разбрызгивая вокруг себя холодную воду.
  - Ну, так дождь-то не навечно! Когда-нибудь да кончится!
  Меж тем вода поднималась всё выше и вот уже мутные потоки, огибая могучий дуб, со всех сторон хлестали мальчиков по закоченевшим ногам.
  Друзья с тревогой переглянулись.
  - Лезь в дупло! - стараясь перекричать слитый воедино ревущий шум дождя и бегущей воды, велел товарищу Виктор, и они живо вскарабкались в узкое отверстие, высоко расположенное в неохватном стволе старого дуба.
  Внутри, в самом низу, невидимая в темноте, тоже плескалась вода, и отовсюду слышался запах прелой сырости. Какие-то мелкие твари с тихим писком копошились во влажном полумраке, пытаясь спастись от быстро прибывающей воды, и одна из них не удержавшись на узком выступе неровной стены, плюхнулась прямо под ноги вздрогнувшего от неожиданности Виктора.
  - Фу, ты! Здесь крысы! - крикнул он, передёргиваясь от гадливости.
  - Ну, так что ж... где им прятаться-то как не здесь? - отозвался его приятель, озабоченно вглядываясь в тёмное отверстие, уходившее вглубь могучего древнего дерева, - ты бы, Витьша, меньше по сторонам смотрел, чай мы сюда не просто так - по делу пришли! Давай-ка руку!
  Крепко взявшись за руки, друзья повернулись спиной к узкому входу, за которым продолжал хлестать неутомимый ливень.
  - Ну что, прыгнули? - приглушённо спросил Виктор.
  Его товарищ кивнул и, шагнув одновременно вперёд, мальчики разом исчезли в чёрной, непроглядной мгле...
  
  ***
  Миновал месяц с того самого дня, как семья действительного статского советника Дмитрия Степановича Перегудова переехала на постоянное место жительства в собственное имение.
  Дмитрий Степанович задумал поселиться в деревне под названием Полянка ещё три года назад, а поскольку всегда был человеком целеустремлённым и трудолюбивым, то мечту свою осуществил в самый короткий срок. Выстроил в Полянке дом на берегу реки с белыми колоннами (прежняя-то господская усадьба безвозвратно погибла в страшном пожаре и до сей поры её печальные, чёрные обломки возвышались на склоне высокого холма!) и перевёз в деревню семью, несмотря на отчаянные протесты своей дражайшей супруги Дарьи Платоновны Перегудовой.
  Вместе с Дмитрием Степановичем и Дарьей Платоновной в имение прибыл их младший сын, Николенька, студент и средняя дочь Катенька со своими малышами, семи и шести лет от роду, Настенькой и Володенькой. Супруг Катеньки, достопочтенный господин Огуреев, задержался в городе делами, и его приезда ожидали со дня на день.
  Старший сын четы Перегудовых - Александр, с приездом в деревню не спешил. Основной причиной тому служили интересное положение его супруги Машеньки, ожидавшей в скором времени рождения младенца, а кроме сего важного события, человек Александр Дмитриевич был во всякое время чрезвычайно занятой. Известный в городе врач и исключительно учёный человек, Александр Дмитриевич работал, не покладая рук, и совершенно не умел отдыхать, оттого поездка к родителям в имение откладывалась на неопределённо долгий срок. В отличие от своих занятых родителей, первенец Машеньки и Александра Перегудовых - Виктор, подвижный смышлёный мальчик двенадцати лет в деревню к бабушке и дедушке отправился с большим удовольствием, поскольку был охоч до перемены мест и к тому же освобождён от занятий в гимназии по случаю летнего времени.
   Таким образом, семья Перегудовых, хоть и не полным, но вполне дружным составом собралась, наконец, в собственном имении.
  Стояла только середина лета, но к всеобщему огорчению, дни выдались настолько холодные и дождливые, что в господском доме даже велели затопить печи, спасаясь от холода и промозглой сырости.
  Дарья Платоновна сидела возле печи в просторной гостиной нового господского дома и, зябко кутаясь, в тёмную кашемировую шаль с тоской глядела в плотно закрытое окно, за которым третьи сутки барабанил нудный, холодный дождь.
  - Что за погода! - в который раз уныло восклицала она, - право уж будто осень!
  При этих словах Дарья Платоновна с таким неудовольствием покосилась на свою собеседницу, серьёзную и сильно худощавую особу в позолоченном пенсне, служившую в доме гувернанткой при детях, будто упрекая её за случившееся ненастье.
  - Что же делать, сударыня - дождь-с... - кратко ответила дама в пенсне, не отрываясь от глубокомысленного чтения.
  Дарья Платоновна глянула на неё с явным осуждением.
  - А как дети, мисс Флинт? - повышая голос, словно разговаривая с глухой, спросила она, - здоровы ли?
  - Слава богу, - нимало не смущаясь недовольным тоном хозяйки, односложно отвечала гувернантка.
  - А мне вот давеча утром показалось, что Володенька как-то покашливал, - не унималась Дарья Платоновна.
  Мисс Флинт равнодушно пожала плечами.
  - Пустое. Мальчик шалит. Не желает заниматься музыкой.
  - Эко вас не прошибёшь, - проворчала Дарья Платоновна, раздражаясь, - что же сейчас-то дети? Отчего их не слышно?
  Мисс Флинт наконец подняла на свою хозяйку светлые, близорукие глаза.
  - Дети спят, Дарья Платоновна, - с лёгким укором в голосе отвечала она, - у них послеобеденный час для сна!
  Дарья Платоновна заворочалась в широком кресле, оправляя на себе многочисленные юбки.
  - Ну, уж могли бы тогда, и поговорить со старухой, коли не заняты, - наконец обиженно проговорила она, совершенно по-детски надувая пухлые губы.
  Мисс Флинт снисходительно улыбнулась в ответ и отложила в сторону недочитанную книгу.
  - Что ж, сударыня, извольте. О чём же хотите вы побеседовать?
  - Рассказали бы, чего, Лизонька, - (на самом деле мисс Флинт носила имя Элизабет, но своенравная Дарья Платоновна называла её на свой лад), - что там дети-то? Учат ли урок? Не озорничают ли?
   Подавив глубокий вздох, мисс Элизабет Флинт сложила на коленях ухоженные руки и принялась припоминать события, случившиеся за утро в детской, стараясь вывести скучающую барыню из хандры.
  Неожиданно внизу коротко звякнул колокольчик, хлопнула входная дверь и, тотчас до гостиной донёсся глухой рокот посторонних голосов, после чего по лестнице застучали торопливый шаги.
  Дарья Платоновна, разом позабыв про свою собеседницу, с любопытством повернула голову в сторону двери.
  Тихо постучав и не дожидаясь ответа, в гостиную осторожно заглянул мальчик Сенька, служивший господам при доме.
  - К вам гости, Дарья Платоновна, - хрипловатым ломающимся баском произнёс он, - матушка Евдокия пожаловала, просит принять.
  Мисс Флинт и госпожа Перегудова удивлённо переглянулись.
  - Вот тебе и раз! - тут же высказалась несдержанная Дарья Платоновна, - то ни разу не являлась, всё вишь недосуг ей, а то в эдакую слякоть притащилась! Ну, зови, чего же ждёшь! - нетерпеливо прикрикнула Дарья Платоновна на мальчишку, поправляя рукой белоснежный чепец.
  Тяжело дыша и оставляя за собой мокрые следы, в дверь гостиной боком протиснулась матушка Евдокия - почтенная супруга местного священника отца Никона и мать многочисленного семейства.
  - Здоровья вам, барыня! - басом прогудела она, наклоняя в поклоне крупное тело.
  Пожелав здоровья также и мисс Флинт, матушка Евдокия, по приглашению Дарьи Платоновны уселась на край узкого canapе, скорбно поджав губы и глядя прямо перед собой.
  После высказанных со стороны хозяйки и неразговорчивой гостьи замечаний по поводу ненастной погоды, в гостиной воцарилось минутное молчание, во время которого Дарья Платоновна тщетно пыталась угадать, чего ради пожаловала к ней матушка Евдокия. Не желая более утомлять себя бесплодными догадками, Дарья Платоновна откровенно полюбопытствовала у нерешительной гостьи.
  - Что же, матушка, привело вас сюда в этакий дождь? Чай не о погоде поговорить вы пришли? Уж не случилось ли чего?
  Матушка Евдокия покосилась значительно на мисс Флинт и произнесла заговорщическим полушёпотом:
  - Поговорить бы мне с вами надобно, Дарья Платоновна!
  Деликатная мисс Флинт, не дожидаясь дополнительных указаний, тут же поднялась со своего места.
  - Прошу меня простить, - с вежливой улыбкой произнесла она, - мне надо пойти проведать детей.
  Рассеянно кивнув её в ответ, Дарья Платоновна с жадным любопытством придвинулась к своей гостье, приготовляясь её выслушать.
  - Что же это в деревне твориться, барыня! - сокрушённо пробасила матушка Евдокия, - уж больно слухи нехорошие ходят! Народ каждый день в церкви собирается, недовольство выражает. Говорят про вас, мол, не настоящие это хозяева! Прежде-то Старая Барыня завсегда Двери в миры иные отворяла, торги вели с другими пришельниками, новости узнавали о своих близких, чай у многих из нас за Дверьми-то родные остались! А нынче заперли нас в Полянке и носу никуда не высунь! - она угрожающе качнулась всем своим дородным телом в сторону ошеломлённой её суровым тоном Дарьи Платоновны, - или правду говорят люди, что нету у вас силы, Двери в иные миры отворять?! - матушка Евдокия уставилась на Дарью Платоновну таким тяжёлым, немигающим взглядом, что той на миг стало не по себе.
  Но, быстро оправившись от наваждения, Дарья Платоновна воинственно подбоченилась и категорично заявила:
  - А вы ведь, матушка, кажется тоже иного роду-племени? Так может слухи-то, от вас и исходят?! А коли так, то и стыдно вам! Вы здесь в деревне приняты, обласканы, никто вас сюда не неволил! Или может, кого другого сюда в Полянку силком привели?! Нет, голубушка, вы сами все сюда набежали, по своей воле! А теперь значит, недовольство проявить решили?! - Дарья Платоновна оглянулась кругом, призывая несуществующих свидетелей разделить её негодование, - да как у вас и язык-то повернулся?!
  Не ожидавшая такого стремительного отпора матушка Евдокия тяжело засопела и открыла в изумлении рот. Но не успела она собраться с мыслями и ответить на гневный выпад барыни, как дверь распахнулась, и в гостиную вошёл сам хозяин, Дмитрий Степанович Перегудов. Рядом с ним, заложив руки за спину и озабоченно нахмурив светлые брови, ступал неизменный друг и помощник, управляющий Генрих Карлович Мюллер, следом за которым мелкими шажками семенил отец Никон.
  - Ах, ты, господи, боже мой! - увидев собственную супругу пронзительно заверещал отец Никон, - что это вы матушка в эдакую непогоду из дому-то вышли! И деточек, верно, одних оставили! Не случилось бы с ними какой беды!
  Выговаривая упрёки своей супруге, неподвижным изваянием застывшей в одной позе, он беспрестанно обегал кругом её монументальную фигуру, тревожно заглядывая, в маленькие, печально прикрытые глазки матушки Евдокии.
  - И верно, голубушку нашу, Дарью Платоновну побеспокоила глупостями своими! - отец Никон нагнулся к самому уху своей супруги и зашипел, - говорил же тебе не ходи! Ну, чего ты ходишь, без тебя разберутся! - после чего выпрямился и засмеялся тоненько, подрагивая рыжеватой, редкой бородёнкой.
  - Вот ведь глупая баба! Ну, никакого разумения нет! Вишь ты, взбрело ей в голову, она и пришла! Поди, поди! - принялся он легонько подталкивать в сторону выхода, слабо упирающуюся супругу.
  - Прекратите, отец Никон, - вмешался Дмитрий Степанович, - нет нужды выпроваживать уважаемую матушку Евдокию, да ещё в такую погоду!
  - Верно, батюшка, полно вам, - вступилась за Евдокию и Дарья Платоновна и с любезной улыбкой обратилась к супруге священника, - оставайтесь, матушка, выпьете с нами чаю, обсохнете, куда вам спешить!
  Но, совершенно сконфуженная всеобщим вниманием матушка Евдокия сбивчиво распрощалась со всеми и настойчиво направляемая супругом, поспешила к выходу.
  Едва за матушкой Евдокией закрылась дверь, как Дарья Платоновна строго спросила, обращаясь к мужчинам:
  - Что за новости, господа?! Верно ли сказывает, матушка Евдокия, что будто народ нами недоволен?
  Отец Никон тут же всполошился и вскочил со стула, на который только было присел, размахивая худыми жилистыми руками.
  - Господь с вами, ангел наш! Да как же можно быть вами недовольными?! Ведь день и ночь вы печётесь о нас, недостойных! А что до слухов, так плюньте! Вот прямо так плюньте, да и всё! Мало что деревенщина болтает! - и добавил жалостливо, корча умильную физиономию, - а уж на супругу мою не серчайте! Скучает она сердешная по родным! Ведь у неё в Няш-Привожи матушка с батюшкой, сёстры да братья. Шесть лет она не виделась с ними, как знать, живы ли? Всё надеялась бедная, появится в Полянке Видящий, откроется Дверь в иные миры, она с роднёй-то и свидится! А тут вишь, какая оказия случилась!.. Дуняша-то моя, хоть и пришлая, а ведь тоже божья тварь! Переживает ...
  Дарья Платоновна от такой речи отца Никона только тяжело вздохнула и с робкой надеждой обратилась к своему супругу:
  - Что же, Дмитрий Степанович, так и не отворяются Двери?
  - Нет, матушка, - печально покачал головой Перегудов, - с тех пор, как появилась у нас Абуджайская Шаль, дня не прошло, чтобы мы не пытались Двери отворить, да только не поддаются нам иные миры! Уж мы и так пробовали и эдак, но они словно дразнят нас! Колеблются Двери в воздухе, переливаются всеми цветами радуги, вытягиваются в размере так, что будто сейчас лопнут, и - не открываются! Уж и я пытался открыть и Николенька, даже Виктора к этому делу приобщили! Но ничего не получается! Право начал я подумывать, что и впрямь не настоящий я Перегудов, а тайно усыновлённый приёмный сын!
  При таких словах отец Никон тотчас закатил к небу глаза, всем своим видом изображая искреннее сочувствие и горестно причмокивая губами, принялся скороговоркой произносить молитву, не забывая внимательно прислушиваться к словам Дмитрия Степановича.
  Перегудов в досаде глянул на суматошного священника и отец Никон осёкся на полуслове, испуганно втянув голову в плечи.
  - Сегодня утром взяли с Генрихом Карловичем Шаль и Зеркало и пошли к бабке Пелагее на поклон, просили научить, как Двери отворить, да только и у бабки Пелагеи ничего не вышло! Не действует более Абуджайская Шаль! Не достаёт ей силы Двери в миры иные отворять!
  Дарья Платоновна ахнула, прикрывая рот рукой.
  - Мы другого боимся, - понизил голос Дмитрий Степанович, - ну как у Шали сил не хватит и границы имения удерживать! Прознают про то пришельники - разбегутся кто куда! Пойди, поймай их!
  Отец Никон скорбно покачал головой, поддакивая Перегудову.
  - Верно говорите, отец наш, верно! Перво-наперво Шалаки побегут, им и так уж невмочь сидеть на одном месте! За ними Окручи двинутся, уж они-то сумеют порезвится на воле! Да и Пауки долго не задержатся - чего им здесь? И кто останется-то? Ежели только Летава в своих Гнездовищах, их тоска по родине, да надежда на возвращение далеко не отпустит, ну и Водяные - куда им без озера прожить! Ещё, может быть, Стражи останутся... Пустое имение охранять!
  - Да полно вам, отец Никон, тоску нагонять! - не выдержал, молчавший доселе господин управляющий, - рано ещё в панику вдаваться, тут подумать нужно, отчего такая напасть случилась, может и посоветоваться с кем, а вы уж сразу о самом худшем!
  - Я вам толкую, как всё произойти может и причём в самом скором времени, - живо возразил ему священник, - думать надо, как пришельников на месте удержать, чтобы не разбежались они по Великой Расее, ведь бед натворят, да и сами сгибнут!
  Дмитрий Степанович сидел молча, задумавшись над теми мрачными перспективами, что открыл перед ним маленький священник. Наконец Перегудов оторвался от своих мрачных мыслей, гулко прихлопнул крепкой ладонью по столу и произнёс, строго оглядывая притихших соратников.
  - Нельзя нам этого допустить! Перегудовы испокон веку имение в порядке держали, стало быть и мы должны! Сказывай, Генрих Карлович, что думаешь по такому случаю? Как подскажешь поступить?
  - Не могла Шаль Абуджайская в одночасье силу потерять - тихо отвечал ему управляющий. Коли так случилось, значит, есть тому причины Сила сама по себе уйти из магической вещи не может, беспременно забирает её кто-то! Вот о чём задуматься надо! Коли найдём, кто силу бессмертную из Абуджайской Шали тянет, так глядишь и ясно станет, как её обратно вернуть!
  Дмитрий Степанович одобрительно кивнул головой.
  - И где же вы уважаемый, Генрих Карлович, искать собрались? - встрял ехидный отец Никон, - или может, вы даром каким особым обладаете, ведомо вам, как сила магическая в чужие руки уходит, и прямо так нам вора и сыщете?!
  - Не сыщу, - печально согласился Генрих Карлович, - хотя есть в Полянке люди, которые таким даром обладают, но к ним-то я бы обратился в последнюю очередь! А вот сходить к Стражам за советом, я бы, пожалуй, решился. Слипуны народ древний и мудрый. Они всякого повидали на своём веку, может и наш случай не станет для них загадкой!
  Дмитрий Степанович взволнованно прошёлся по комнате, заложив руки за спиной.
  - Дождь кончится, к Стражам поеду, авось помогут! С собой Фёдора возьму, он хоть и слаб ещё после болезни, но с лошадьми, ничего, управится! Только вот как с охраной границы быть?! Проверить надобно, сохранилась ли защитная сила, а как проверишь, когда никого из пришельников и просить о том нельзя, ну как соблазнится свободою!
  - А чего ж проверять, я и так могу сказать, что слабнет защита, - мелко пощипывая бородку неохотно отозвался на это отец Никон, - ходил я давеча-то вдоль границы, проверял...
  - А ведь и верно! - прихлопнул себя по коленке Дмитрий Степанович, - я и запамятовал, что вас отец Никон тоже за пределы имения не выпускают! Так, стало быть, вы всё проверили... - Перегудов пристально посмотрел на священника, с безразличным видом, постукивающего худыми пальцами по крышке стола, - и убедились в том, что защита слаба?
  Отец Никон кивнул.
  - Пройти, конечно не пройдёшь, да только ранее и близко нельзя было к границе подойти, ноги, словно путами опояшет и с места не сдвинешься! А сейчас до самого края добрести можно, с трудом, но можно и с каждым днём путь тот всё легче делается...
  Перегудов тревожно переглянулся с управляющим.
  - Ну, уж вы не выдайте, голубчик, - дрогнувшим голосом просительно произнёс Дмитрий Степанович, - на вас вся надежда! А не то...
  - Обижаете, Дмитрий Степанович, - искренне возмутился отец Никон, - нешто я осмелюсь про долг свой забыть и тайну сию великую открыть пришлым народам! Да вот только не один я вдоль границы-то бродил! Не далее, как вчера усмотрел я следы, что прямёхонько вдоль всей охранной линии ведут! Кто-то ищет дорогу из имения, помяните моё слово!
  - Значит ищут?! - нахмурился Перегудов, - вона как! Вы вот что, отец Никон, с охранной границы глаз не спускайте! Во всякое время дня и ночи блюдите, чтоб ни один житель из Полянки не ушёл!
  - Да как же я один угляжу-то за всеми, батюшка?! - всплеснул руками отец Никон, - ведь, чай, на много вёрст граница та проложена, мыслимо ли дело!
  - Это верно, одному не справится, - согласился Перегудов, ну так я в помощь вам Николку своего отправлю, вместе сподручнее будет!
  - Да и вдвоём не управиться! Тут не меньше чем целый полк нужен!
  - Нет более людей! - отрезал Дмитрий Степанович, - и довольно об этом!
  - Постойте-ка, Дмитрий Степанович, - заволновалась Дарья Платоновна, - надо ли Николушку в лес отправлять? Чем может помочь мальчик? Он и леса-то не знает, заблудится чего доброго!
  - Что же делать, матушка, - отвечал Перегудов, - дело-то серьёзное, тут сообща действовать надо! К тому же Николя не один будет, с отцом Никоном, а тому все тропки лесные досконально известны, вдвоём не пропадут!
  - Это верно, - важно закивал головой священник, - тут вы матушка, можете быть покойны, надёжнее отца Никона вы сыночку своему навряд ли покровителя сыщете!
  Дарья Платоновна с сомнением глянула на тщедушного священника, но смолчала.
  - А что же мне-то, Дмитрий Степанович? - подал голос господин управляющий, - будут ли указания какие?
  - Да что мне вам указывать, милейший Генрих Карлович! У вас одна задача, за порядком в имении следить, а как это сделать, вы лучше меня самого знаете!
  Перегудов развернулся к Дарье Платоновне и, серьёзно глядя ей в глаза, произнёс:
  - Вы Дарья Платоновна схороните Зеркало с Шалью понадёжнее и без меня никаких экспериментов с сими вещами не производите!
  - Что ж я - дитя неразумное?! - разобиделась Дарья Платоновна, - идите себе с богом и не думайте не о чём, чай не пропадём! До Слипунов то идти пешими часа два, а вы поручений надавали, ровно на год нас покинуть собрались!
  - Как знать, Дарья Платоновна, как знать... - задумчиво пробарабанил пальцами по оконной раме Перегудов, - может и задержаться придётся, так мне спокойнее будет, коли без меня, в имении за порядком станут смотреть... Да, вот ещё что! За Виктором следите, целыми днями мальчишка неизвестно, где пропадает, нехорошо это, вольницей растёт!
  При этих словах отец Никон тут же встрепенулся и ощерил в улыбке редкие зубы.
  - Да как же батюшка и уследить то за ним! Вот не далее как сегодня утром, вышел я из церкви, гляжу, а по холму, прямиком к развалинам кто-то пробирается! И ведь ливень идёт страшенный, гром с молоньёй так и рассекают купол небесный, а им всё нипочём! Я хоть и слаб глазами-то но, однако разглядел, что это внучёк ваш Виктор с Матвейкой Сорокиным невесть куда бредёт! Я, было, крикнул им и рукою махал, чтобы, значит, вернулись, но куда там! Они и не слыхали меня! Добрались до Старого Дуба и пропали! Я после ещё битый час простоял, да они так и не появились! Вы бы, матушка, построже с мальчишкой-то! Нечего ему посередь развалин шататься, кто знает, какие сюрпризы среди них повстречаться могут!
  - Ну что за ребёнок! - расстроилась Дарья Платоновна, выслушав рассказ отца Никона, - ведь обещал мне сегодня из дому не выходить, а вот поди же ты! - и она тут же, извинившись перед гостями, поспешила вон из гостиной, разузнать у дворни, не появлялся ли молодой барин.
  
  Глава 2.
  Таинственный храм.
  
  Виктор, со своим лучшим другом, Матвеем Сорокиным стояли у подножия одинокого чёрного Дуба, заслонившего своими неподвижными корявыми ветвями, тускло мерцающее серое небо.
  - Надо же! - удивлённо заметил Виктор, - а в Отражении вовсе дождя нет!
  - Так его здесь и не бывает, - скидывая серую хламиду и с наслаждением расправляя чёрные блестящие крылья, отозвался Матвей, - ни дождя ни ветра и ни снега - здесь всегда одинаково!
  Мальчики принялись спускаться с холма, раскидывая ногами мелкие чёрные камни, которыми был усыпан весь склон и, хватаясь за одиноко торчащие, причудливо изогнутые растения, которые с печальным хрустом ломались под их безжалостными пальцами. При этом, Матвей, лишённый в деревне возможности свободно и открыто передвигаться с помощью крыльев то и дело с упоением взмывал в воздух вертикальной свечой, кувыркался через голову на огромной высоте и возвращался к товарищу, счастливо смеясь от избытка чувств.
  - Будет дурачиться-то, - сварливо выговорил ему Виктор, - машешь крыльями, только холод нагоняешь!
  - А ты пробегись, - беззаботно предложил Матвей, - глядишь и согреешься.
  - Чего бегать-то, вот костёр бы разжечь, - продолжал ворчать Виктор, - одёжу посушить, а то вода в сапогах так и хлюпает!
  - Воду вылей, а одежонку сними, да выжми, - посоветовал Матвей, - тогда быстрее высохнет! А что до огня, так в Отражении о нём и не мечтай! Здесь настоящий огонь не горит.
  Матвей весело закрутился на одной пятке, разбрасывая в разные стороны мелкие чёрные камни, и закричал, дурашливо размахивая руками:
  - Да ты не горюй! Давай лучше полетаем!
  Он обхватил Виктора за плечи и, часто взмахивая крыльями, взлетел с ним вверх. Но полёт их был не долгим. Поднявшись не более чем на пол-аршина, пальцы Матвея, не выдерживая тяжести, разжались, и Виктор с воплем рухнул на землю, ломая кристалловидные растения.
  В ту же секунду Виктор с грозным рычанием поднялся с колен и ухватил парящего Матвея за щиколотку, притягивая крылатого мальчика к себе.
  Отбиваясь и хохоча, Матвей пытался вырваться и в результате недолгой потасовки, друзья кубарем покатились по склону холма.
  Они ещё продолжали весело смеяться и шутливо переругиваться, когда неподалёку раздался неожиданный и совершенно невероятный в этих пустынных, нежилых местах отчётливый шорох. Первым посторонний звук услышал Виктор и замер настороженно, в немом предостережении подняв правую руку.
  - Смотри-ка, - прошептал он, - ты сказывал, не живёт здесь никто, а вон, глянь-ка за колючками, шевелится чего-то!
  Мальчики остановились, зорко вглядываясь в тёмные силуэты сухих, ломких растений, среди которых и впрямь наблюдалось некоторое шевеление. Немного погодя из кустов появилась усатая морда и мимо остолбеневших друзей нахально прошествовала крупная серая крыса с голым розовым хвостом.
  - Ты подумай! - удивился Матвей, - это верно, она через Дуб сюда пролезла! Раньше Отражение только на короткое время открывали, а теперь почитай целыми днями ворота нараспашку - заходи кто хочешь!
  - А это не опасно? - засомневался Виктор, - ведь теперь сюда всё зверьё лесное сбежится!
  - Да брось, - успокоил товарища Матвей, - что здесь и делать-то зверью?! Поживиться тут нечем, как придут, так и назад вернуться!
  Рассуждая, таким образом, мальчики спустились с холма и по дороге им ещё два или три раза попадались серые маленькие зверьки, деловито спешащие в одном и том же направлении...
  - Сколько их здесь, - недовольно ворчал Виктор, всякий раз провожая взглядом незваных гостей, - эдак они всё Отражение заполонят, шагу ступить нельзя будет! И чего они все к озеру бегут?! Выход-то кажется в другой стороне!
  - И верно! - согласился Матвей, - бежать им туда вроде бы и не к чему! А вот я поднимусь, гляну, что за невидаль их привлекает!
  Не успел Виктор в ответ возразить ни слова, как Матвей тотчас поднялся ввысь, с силой взмахивая чёрными крыльями. Виктору оставалось, только молча наблюдать, как тоненькая одинокая фигурка его друга в безмолвии кружит над нежилой, пустынной деревней.
  - Ну что там?! - не выдержал, наконец, мучительной неизвестности Виктор.
  В ответ Матвей только молча махнул рукой и медленно принялся снижаться, описывая широкие, ровные круги.
  - Не нравится мне, Витьша, - спустившись на землю, озабоченно произнёс он, - что-то неладное в Отражении твориться! Я наверх поднялся, смотрю, а прямиком к Голубому озеру со всех сторон крысы спешат и так их много, что я тебе и передать не могу! Понять невозможно, что их туда манит, бегут, как сумасшедшие, а возле самого озера пропадают, ну словно в воду ныряют! Но главное даже не это! Я сверху такое увидал, что тебе и во сне не присниться!
  - Это что же?! - дрогнувшим голосом жалобно спросил Виктор, испуганно оглядываясь по сторонам.
  - А вот пошли, увидишь!
  Матвей решительно зашагал вперёд пробираясь сквозь неподвижно застывшие чёрные кусты. Раздвинув жёсткие и ломкие ветви, он жестом подозвал Виктора и ни слова не говоря, молча указал Виктору на открывшуюся перед ними деревенскую улицу.
  На первый взгляд в отражённой Полянке ничего не изменилось. Те же ровные, аккуратные тропинки вдоль пустынных домов, корявые ветви мёртвых деревьев и зловеще чернеющие склоны высоких холмов. Картина знакомая мальчикам и не вселяющая в их сердца никакого страха. Но вот церковь! На месте небольшой сельской церквушки, из красного кирпича, высился невиданный доселе храм, с весьма причудливой конструкцией, поражающей всяческое воображение. Вместо привычных глазу луковок золотистых куполов, крыша его была совершенно квадратной, покатой с четырёх сторон с заострённым к небу центром и выгнутыми кверху краями.
  Фасад необычного здания украшали лепнина из затейливо расположенных каменных цветов. Узкие окна, обрамлённые искусно выложенной цветной мозаикой, стёкол не имели вовсе и неприкаянно темнели на светлом фоне высоких, ровных стен. В храм вела широкая лестница, по бокам которой, на каждой ступени высились статуи странных существ, грозно смотрящих на оробевших мальчиков.
  - Вот так штука! - растерянно прошептал Виктор, - и что же это такое?!
  - Кто ж его знает! - пожал плечами Матвей, - церковь в Отражении всегда менялась, но не так чтобы очень... всё-таки она всегда оставалась обычной, хоть и разной. А такую хоромину я и в глаза отродясь не видывал!
  - Ну что, войдём? - неуверенно спросил Виктор, осматривая величественное сооружение.
  Матвей в ответ только вздохнул и задумчиво поскрёб в затылке.
  - Боязно как-то... - опасливо произнёс он, - может слетать, да сверху посмотреть? Что-то мне этот дворец не нравится!
  - Ну, уж нет! - тут же возразил Виктор, - я здесь один нипочём не останусь! Или пойдём или... ну я не знаю! Не назад же возвращаться!
  - Назад нельзя - согласился Матвей, - ежели мы захоронку спрятать в этом храме не сумеем, нас ребята насмерть засмеют!
  Стараясь держаться рядом, мальчики робко ступили на высокие ступеньки и, тревожно озираясь при каждом шаге, принялись медленно подниматься. Ближе к входу широкая лестница сужалась и суровые, неприветливые статуи, всё ближе обступали мальчиков с обеих сторон.
  - Ох, и рожи, - шепнул Матвей, наклоняясь к самому уху товарища, - сроду таких мерзких не видывал!
  Виктор испуганно оглянулся на безмолвных стражей.
  - Молчи! Ну, их... вдруг услышат!
  Матвей вжал голову в плечи и ускорил шаг, стараясь побыстрее миновать грозные изваяния.
  Наконец друзья подошли к самому входу и потянули на себя ручку тяжёлой, деревянной двери. Дверь открылась медленно, с громким скрипом, неприятно режущим ухо в этом лишённом всякого постороннего звука краю. Затаив дыхание, мальчики вошли в здание.
  Внутреннее убранство храма оказалось ещё более непривычным, чем снаружи.
  Круглый зал с треугольным возвышением в середине подпирали под самый потолок фигурные колонны. На возвышении сложены металлические предметы непонятного назначения, напоминающие скорее орудия цирюльника, чем церковную утварь. Низкие скамьи из дерева неизвестной породы, разной величины и высоты расставлены были по залу в хаотичном беспорядке. Некоторые из них накрывали тонкие, вышитые скатерти, те, что были непокрыты, хранили следы жестоких ударов, покрывающих уродливыми шрамами их полированные бока.
  Наверху раздался тихий шелест и мальчики тут же вздёрнули головы, невольно прижимаясь друг к другу.
  Под самым потолком, меж фигурных колонн лениво проплывали разноцветные шары, временами вытягиваясь в чудные фигуры и переливаясь всеми цветами радуги. Их было числом около десяти и их яркие краски выглядели на фоне тусклого желтоватого камня, букетом тропических распустившихся цветов.
  Мальчики, как зачарованные, следили за их плавным полётом, не решаясь отойти далеко от дверей.
  - Как думаешь, что это? - опасливо спросил Виктор, спиной нащупывая спасительную дверную ручку и готовый в любую минуту выбежать прочь.
  Цветные шары, при звуках его голоса прекратили свой бесшумный полёт и застыли, словно внимательно прислушиваясь.
  Мальчики в тревоге переглянулись.
  Матвей приложил палец к губам, призывая к молчанию, и знаком указал Виктору на маленькую дверцу в округлой стене. Затаив дыхание, друзья двинулись к цели, настороженно следя глазами за неподвижно застывшими загадочными шарами. Добравшись до дверцы, Матвей очень осторожно нажал на неё плечом, не решаясь при этом развернуться спиной к непонятным созданиям.
  Дверь открылась, и мальчики тотчас проскользнули внутрь. Они оказались в небольшом помещении, стены которого излучали довольно яркий зеленоватый свет, озаряя пустынную комнату и узкую лестницу, уходящую высоко вверх. К большому огорчению обоих друзей в комнате не оказалось никакой мебели либо иной другой утвари, за которой можно надёжно припрятать Зеркальный Камень и мальчики, поминутно подталкивая друг друга и испуганно озираясь, поднялись по крутой лестнице вверх в поисках укромного местечка. Лестница привела их под самую крышу, на длинный балкон, обрамлявший только что покинутый ими зал, по всей окружности.
  Держась руками за перила, мальчики принялись сверху разглядывать витые колонны и цветные шары, которые снова кружили в своём безмятежном тихом танце.
  - Куда захоронку прятать будем? - спросил, наконец, Матвей, едва шевеля губами.
  Виктор внимательно оглянулся, и взгляд его упал на стоявшую рядом колонну. Она находилась так близко от перил, что до неё легко можно было дотянуться рукой и в её причудливо переплетённой поверхности вполне удавалось пристроить не слишком великий по размеру Зеркальный Камень.
  Проследив за взглядом друга, Матвей одобрительно кивнул.
  - Давай! - шепнул он, - прямо на колонне и пристроим, Пауки вовек не найдут!
  Сдерживая слишком громкое дыхание, Виктор осторожно вынул из кармана Зеркальный Камень и, приметив особенно удобное местечко, принялся заталкивать туда захоронку.
  Но, едва он успел положить Камень, как тугие переплетения колонны дрогнули и каждое из них, внезапно обретя глаза, и маленький, злобно оскаленный рот, с отвратительным шипением повернулось в сторону застывших от ужаса мальчиков.
  В следующую секунду друзья развернулись и с громким воплем бросились бежать, не помня себя от страха. Отовсюду на них смотрели свирепые маленькие глазки, раздавалось громкое шипение и разноцветные шары взволнованно кружились перед их лицами, бестолково сталкиваясь друг с другом.
  Матвей первым увидел под самой крышей круглое открытое окошко, из которого виднелся тусклый дневной свет. Ни секунды не раздумывая, он судорожно схватил Виктора за плечи и отчаянно взмахнул крыльями, пытаясь вылететь в спасительное отверстие, но, к сожалению, тяжёлая ноша камнем потянула его вниз и Матвей, не сумев высоко подняться, яростно пытался удержаться возле самого окна, быстро теряя силы и каждую секунду рискуя уронить товарища.
  Наконец, Виктор, извернувшись, словно кошка крепко ухватился руками за край раскрытого окна и, поддерживая друг друга, друзья выбрались наружу, на покатую, ребристую крышу.
  Не смея оглядываться назад, мальчики добежали до самого края и, перегибаясь через загнутые кверху края, посмотрели вниз. От высоты у Виктора закружилась голова, и неприятно заныло в животе.
  - Прыгать будем! - прокричал над самым ухом Матвей, - назад пути нет! Я тебя сейчас руками обхвачу и прыгнем!
  - Но ты не удержишь меня! - чуть не плача, прокричал в ответ Виктор, - мы разобьёмся!
  - Не разобьёмся! - Матвей тревожно оглянулся на раскрытое окно, откуда появились шары, безглазо высматривая свои жертвы, - я удержу, не бойся!
  Крепко ухватив Виктора за пояс, Матвей взмахнул крыльями, одновременно отталкиваясь ногами от крыши, и с пронзительным криком мальчики ринулись вниз! Свист ветра, громкое хлопанье крыльев и собственный жалкий вопль слились в один кошмарный гул в ушах бедного Виктора, земля так стремительно приближалась, что он в отчаянии крепко зажмурил глаза, ожидая неминуемого падения.
  И всё же героические усилия крылатого Матвея не пропали даром! Хоть и крепко ударившись о чёрную поверхность земли, но, тем не менее, живые и невредимые, мальчики, наконец, покинули неприветливый храм!
  Ни секунды не желая задерживаться возле его коварных стен, друзья без лишних слов поспешили прочь. Не оглядываясь, они вихрем пронеслись по пустынным тихим улицам, обдирая одежду о колючий кустарник, проскочили через корявые, застывшие без движения мёртвые заросли и, изнемогая от усталости и страха, принялись карабкаться на высокий холм. Мелкие чёрные камни с тихим шелестом струились по склону, осыпаясь под стремительным натиском мальчишечьих ног, когда, спотыкаясь и падая, они торопливо взбирались наверх.
  Только оказавшись возле самого Дуба, друзья, наконец, перевели дух и, возбуждённо перебивая друг друга, принялись обсуждать недавнее приключение, беззастенчиво преувеличивая собственную храбрость и находчивость.
  - Главное, захоронку спрятали, - радостно заключил Матвей, накидывая на плечи серую, невзрачную хламиду, - теперь можно Паукам войну объявлять!
  Виктор с сомнением взглянул на друга.
  - Объявить-то, конечно, можно, - неуверенно начал он, - только как нам Зеркальный Камень охранять? Возвращаться снова в храм что-то не хочется!
  Разинув рот, Матвей растерянно посмотрел на друга.
  Слишком обрадованный удачным исходом проделанной операции, он не успел подумать о необходимости держать в храме оборону, защищая Зеркальный Камень от посягательств неприятеля!
  - Ну, так к тому времени может всё и изменится, - наконец произнёс Матвей, - опять же мы не одни будем! Вместе-то всё не так страшно!
  С этими мыслями мальчики в последний раз окинули взглядом тусклый мир Отражения и, не сговариваясь, шагнули в зияющую пасть Старого Дуба...
  ...Отголоски их звонких голосов ещё не успели затихнуть и чёрные камни, потревоженные торопливыми шагами, продолжали тягуче осыпаться по голому склону холма, когда в Отражении появились новые посетители.
  Широко раззявленный зев черного дупла один за другим выплёвывал маленькие мокрые комочки и от подножия Старого Дуба, отряхиваясь от влаги и деловито нюхая воздух розовыми, подвижными носами, торопливо бежали серые полевые крысы. Не задерживаясь ни на секунду, они целеустремлённо двигались к Голубому озеру, заметая голыми хвостами следы маленьких ножек.
  Только одно явление отвлекало их от фанатичного, исступлённого бега, и тогда озабоченно вскидывая узкие, хищные морды, мелкие зверьки останавливались и внимательно разглядывали изогнутую крышу чужеземного храма, нелепым пятном возвышавшимся над неказистыми деревенскими домами и чёрными, лишёнными всякой листвы деревьями. Бегущих крыс беспокоило движение разноцветных шаров, бесшумно круживших возле круглого маленького отверстия на самой верхушке здания. Странные создания один за другим отдалялись от стен величавого храма, зависали ненадолго высоко над землёй и будто в испуге пятились назад, не решаясь далеко удаляться от родных окон.
  Убедившись, что таинственные фигуры не представляют для передвижения серой стаи никакой угрозы, крысы продолжали двигаться вперёд, изредка оглядываясь на нездешнее строение, а по мере приближения к Голубому озеру и вовсе забывали о загадочных существах.
  Подобравшись к самому озеру, многочисленная стая застопорила свой бег, и суетливые зверьки заметались по берегу, избегая серой, колыхавшейся тягучей массы, весьма отдалённо напоминавшей собою воду. В томительном ожидании они привставали на задние лапки, беспокойно нюхая воздух и нервно взвизгивали, беспричинно хватая острыми зубами соседей. Задние ряды вновь прибывших напирали на передние, стремясь пробраться к воде, и не выдержав мощного напора, несколько возмущённо пищавших зверьков оказались опрокинутыми в вязкое, холодное месиво. Среди крыс началась жестокая драка. Тонкий, пронзительный визг огласил пустынное побережье и чёрные камни, обрамлявшие озеро траурной каймой, обагрились свежей кровью.
  Но схватка оказалась недолгой.
  Нехотя и величаво свинцовые воды Голубого озера вздыбились, нависая широкой тяжёлой волной, и расступились в стороны, образуя широкий проход, из глубины которого раздался протяжный призывный свист.
  Позабыв свои распри, крысиная стая ринулась в темноту подводного тоннеля, и едва последний зверёк скрылся в его зловещем мраке, тяжёлые воды сомкнулись над поверхностью озера и теперь лишь несколько капель крови, да клочья серой шерсти на чёрных камнях напоминали о недавнем происшествии.
  
  ***
  Когда промокший и усталый Виктор появился на пороге усадьбы, его ожидал неприятный сюрприз в лице грозной Дарьи Платоновны. Она стояла у порога с самым суровым видом, скорбно поджимая бледные губы. Сердце мальчика тревожно сжалось, и он растерянно заметался в передней, лихорадочно придумывая вескую причину своего непростительного отсутствия. Но в голову ему ничего не приходило, и бедный Виктор уныло прислонился к дверному косяку, готовый к неизбежной расправе.
  - Ну, сударь, - холодным тоном начала Дарья Платоновна, - извольте отвечать, где вы пропадали?
  - Я это... - Виктор виновато шмыгнул носом, - вышел ненадолго и... немного задержался.
  - Вам милостивый государь уже двенадцать лет, а вы несёте несусветную чушь, словно несмышлёный малыш! Ежели не в силах оправдаться, так хотя бы найдите мужество признаться в своём неблаговидном поступке! Это называется выйти ненадолго! - Дарья Платоновна рассердилась не на шутку, и Виктор тоскливо подумал, что обвинительная речь может затянуться. "Ещё и по шее дадут... - думалось ему, - лишь бы дома не заперли, с них ведь станется!"
  - И тебе достаёт нахальства, морочить своей старой бабке голову?! - продолжала меж тем возмущаться Дарья Платоновна, - или тебе неизвестно, что надобно спросить позволения у старших, прежде чем уходить из дома?
  - Бабушка, милая! - с видом непритворного раскаяния Виктор кинулся в её непроизвольно распахнутые объятия, - да как же я мог соизволения спросить, когда вы меня нипочём в такой дождь не отпустили бы?! А мне очень, очень нужно!
  Праведный гнев Дарьи Платоновны тотчас улетучился в ответ на искреннюю ласку мальчика, сменяясь нежной и трепетной любовью и сердясь на себя, на свою непозволительную слабость, она обнимала мокрого, грязного и бесконечно родного внука.
   - Неужели так трудно понять, что я волнуюсь, переживаю, так зачем же не слушаться?! - ворчала она, помогая Виктору стянуть насквозь промокшие сапоги, - живо наверх, переодеваться! Не хватало ещё заболеть! Да смотри! После ужина из комнаты ни шагу! Ты наказан! - запоздало кричала Дарья Платоновна вслед убегающему мальчугану, и добавила, задумчиво покачивая седой головой, - и что это за дела такие у мальчишки? В этакую непогоду...
  
  Глава 3.
  Убийство на хуторе.
  
  Новое утро выдалось солнечным. Впервые, за несколько ненастных дней, в деревню вернулось летнее ласковое тепло. Солнце так щедро согревало своим теплом пропитанную влагой землю, что кругом стояло зыбкое белесое марево, отчего фигуры людей и животных издалека казались расплывчатыми призрачными существами.
  Дмитрий Степанович, утро проводил в хлопотах, готовясь к поездке на дальний хутор Слипунов и, в который раз мысленно прокручивал в голове нескончаемый ряд вопросов, которые хотелось задать мудрым древним Стражам, долгие годы охранявшим Полянские тайны.
  - К обеду тронемся, Фёдор! - озабоченно крикнул Дмитрий Степанович кучеру, - вишь солнце-то как припекает! Враз дорогу высушит!
  - Я бы и вовсе к завтрему отправился, - недовольно пробурчал Фёдор, щурясь от яркого солнечного света и с интересом вглядываясь вдаль, рассматривая фигуры бредущих по своим хозяйственным делам деревенских баб, - вона дождь-то три дня хлестал! А вы хотите, чтоб дороги за полдня высушило!
  - Ну-ну, не ворчи, Фёдор! Авось не застрянем! Дела, брат, не терпят, некогда дома-то рассиживаться!
  - Уж будто и дела! - продолжал ворчать Фёдор, - мыслимое ли дело, барин сам к своим крестьянам за советом едет! Не много ли чести?! Вызвать сюда Слипунов через посыльного, да и весь разговор! Чего ещё лошадей-то гонять!
  Выговаривая свои соображения по поводу барской затеи, Фёдор поминутно поглядывал в маленькое карманное зеркальце, любовно разглядывая своё отражение. Заметив такое странное поведение своего кучера, Дмитрий Степанович внимательно пригляделся к нему и был немало поражён, произошедшей в нём переменой.
  Обычно неопрятный, часто подвыпивший и дурно пахнущий, Фёдор частенько получал суровый выговор от хозяина за свой внешний вид. Как правило, разговоры эти оканчивались ничем и ни разу не возымели должного воздействия на безалаберного бобыля, коим являлся Фёдор. Теперь же весь облик барского кучера самым коренным образом преобразился. Тёмно-синие, в красноватую тонкую полоску штаны были аккуратно заправлены в чёрные, начищенные до зеркального блеска сапоги. Поверх ярко-красной рубахи с застёгнутым под самое горло воротом красовался ослепительный малиновый жилет, расшитый золотыми узорами. Обычно кое-как расчёсанные кудри, аккуратно разделял прямой, как стрела пробор и волосы так щедро покрывала блестящая помада, что местами с них стекали масляные капли, оставляя тёмные пятнышки на красном вороте яркой рубахи.
  Сам Фёдор, видно был очень горд собой и, счищая белоснежным платком со сверкающих сапог, несуществующие пылинки, самодовольно подкручивал напомаженные усы.
  Пока изумлённый Дмитрий Степанович разглядывал своего новоявленного кучера, к ним подошёл Николенька Перегудов.
  - Ба-а! - закричал он, едва завидев разряженного в пух и перья кучера, - да ты никак жениться собрался, Фёдор!
  Лицо смущённого кучера тотчас стало одним цветом с малиновым жилетом.
  - Ну, вы и скажете тоже, барин! - пробасил он, довольно улыбаясь, - куда уж мне жениться!
  - А почему нет?! - развеселился Николенька, - ты у нас парень хоть куда, верно, рара?!
  - Да уж, - с сомнением произнёс Дмитрий Степанович, - осталось только найти подходящую невесту...
  - Так верно уж есть зазноба-то? - подмигнул Николя радостно осклабившемуся Фёдору.
  Фёдор надул щёки, стараясь придать себе независимый вид, но замечание молодого барина так пришлось ему по душе, что он зашёлся счастливым смехом, широко раскрывая рот и не в силах вымолвить ни слова. При этом Фёдор приседал, хлопая себя руками по полосатым ляжкам и крутил напомаженной головой, всем своим видом показывая, как насмешили его Николенькины слова. Даже Дмитрий Степанович отвлёкся на минуту от своих тяжких дум, с улыбкой глядя на гогочущего кучера.
  На шум вышла Дарья Платоновна, в сопровождении Анны, супруги управляющего.
  Госпожа Перегудова шла с необыкновенно озабоченным видом, высоко поднимая голову с пышно взбитыми седыми волосами, и даже несколько поднималась при каждом шаге на носки, стараясь при своём небольшом росте и приятной глазу округлости фигуры, выглядеть несколько значительнее.
  Узнав причину столь необузданного веселья, тревожная озабоченность в глазах Дарьи Платоновны тут же пропала, и с ходу загоревшись идеей непременно женить закоренелого холостяка, она принялась строить по этому поводу самые различные прожекты.
  - Это прелестно, прелестно! - восклицала Дарья Платоновна, придирчиво рассматривая преобразившегося кучера, - вот видишь, Фёдор, умеешь ты быть опрятным, когда захочешь! Такому бравому парню мы непременно сыщем невесту! Да вот хотя бы Феклушка! Девка здоровая, хозяйственная и при деле... как тебе, Фёдор Кузьмич? Нравится ли кухарка наша, Фёкла?!
  Фёдор невразумительно мычал что-то, неубедительно изображая активную деятельность по подготовке к поездке на дальний хутор и между делом стараясь скрыться от дотошной барыни за высокими бортами господского тарантаса. Но вездесущая Дарья Платоновна не отступала от него ни на шаг и неотступно семенила за бедным Фёдором, волоча за собой смеющуюся немку.
  - Можно, конечно, и Авдотью сосватать... тоже, чем не невеста? - рассуждала Дарья Платоновна, упорно не замечая смущения несчастного кучера и продолжая ходить за ним по кругу.
  Неожиданно споткнувшись на ровном месте, госпожа Перегудова остановилась и в замешательстве раскрыв рот, взглянула на испуганно застывшего Фёдора.
   - Так ведь вы, поди, детей наделаете? - вдруг прозорливо ахнула она, - кто ж мне тогда служить станет?!
  Дарья Платоновна замерла, сражённая новой и весьма неприятной мыслью, прекращая преследование совершенно обезумевшего Фёдора, и возмущённо покрутила головой.
  - Ты мне, Фёдор, это дело брось! - строго заявила она, покачивая перед лицом ошалевшего кучера розовым пухленьким пальчиком, - аль тебе в деревне девок мало, что ты решил приударить за моею прислугой?! - строго вопрошала она, - и думать не смей! Ишь, поглядите на него - вырядился!
  Она возмущённо оглянулась вокруг, призывая окружающих разделить её негодование, но увидела лишь лица красные от едва сдерживаемого смеха. Наконец, Николенька, первым не сдержавшись, расхохотался в голос, в изнеможении приседая на влажную от недавнего дождя траву.
  - Ох, матушка, - едва выговорил он, - право, не стоит вам выступать в роли свахи! Иначе наш бедный Фёдор и впрямь никогда не осмелиться жениться!
  Вторя ему, хохотал и Дмитрий Степанович, утирая выступившие от смеха слёзы, а Анна Мюллер вовсе отошла в сторону, не желая показывать возмущенной барыне своего безудержного веселья.
  Дарья Платоновна осердилась, было столь непочтительным отношением к своей особе, но, будучи дамой, весьма неглупой, лишь снисходительно и вместе с тем лукаво усмехнулась, глядя на веселящихся супруга и сына и вперив (по возможности!) строгий взгляд на струхнувшего кучера, величаво поплыла в сторону усадьбы.
  Пока хозяева веселились, вспотевший от чрезмерного, душевного напряжения и с неимоверно багровым лицом, Фёдор, счёл за благо под первым же благовидным предлогом, удалиться в конюшню. Совершенно сбитый с толку непредсказуемым поведением барыни, он просидел там до самого отъезда, приготовляя в дорогу лошадей и не решаясь выглянуть на двор.
  
  ***
  Провожать Дмитрия Степановича в дорогу собралась вся компания.
  Николенька, уныло переминаясь с ноги на ногу, поглядывал на запряжённый тарантас (просился, было с отцом, да тот не разрешил!). Отец Никон многозначительно вздыхал и сокрушённо покачивал всклокоченной головой, Генрих Карлович задумчиво курил трубку, а деловитая Дарья Платоновна давала последние наставления:
  - Фёдору скажи, чтоб лошадей не гнал! Да поаккуратнее там... в пещеры-то не ходи!
  - Лучше бы вам, батюшка, меня с собою взять! - сердито вставил Николенька, - не то придётся снова на поиски ваши отправляться!
  - Будет тебе, Николя! - одёрнула его Дарья Платоновна, - не накликай беды!
  Она зачем-то потрогала конскую упряжь, чем вызвала насмешливую ухмылку на лице Фёдора и дрогнувшим голосом произнесла:
  - Ну, будет прощаться! Езжайте Дмитрий Степанович с богом!
  Перегудов троекратно коснулся пушистыми бакенбардами бледных щёк Дарьи Платоновны и, подмигнув, всё ещё сердитому Николеньке, молодцевато вскочил в раздражённо скрипнувший тарантас.
  - Трогай, Фёдор! - прокричал Дмитрий Степанович, стараясь сесть поудобнее на узковатом сиденье, и застоявшиеся лошади весело потрусили по изумрудно-зелёной траве. Провожающие постояли немного, глядя уезжавшей коляске вслед, а затем молча, не сговариваясь, разошлись кто - куда, каждый по своим делам.
  Дарья Платоновна, поминутно сокрушённо вздыхая, отправилась в свою спаленку. Пользуясь свободной минутою, она собиралась написать подробное письмо своячнице о своём житье-бытье, дело, которое откладывалось ею уж и так непростительно долго. К слову сказать, в своём письме Дарья Платоновна не собиралась упоминать те странные и загадочные события, в водоворот которых она, влекомая случаем и судьбою попала. Мудро рассудив Перегудовы решили никого из своих родных и знакомых не посвящать в те необычайные происшествия, свидетелями которым они стали и, отчасти храня семейную тайну, отчасти из боязни прослыть сумасшедшими, порешили хранить молчание, как о своей роли в управлении имением, так и о его необычайных жителях.
  Но ведь Дарье Платоновне и без того было о чём написать! Володенька выучился грамоте, несмотря на свой почти младенческий возраст, а уж по-французски так тараторит, что твой Наполеон! Настенька вышила гладью лодочку и море. А море, ну право, как настоящее, куда там Айвазовскому до неё! Необычайно талантливая девочка... Николенька стал настоящий франт! К зиме, верно, станет один из выгодных женихов: красавец, умница, да и не беден... но ежели Берковские надумали своих дочек пристроить в их семью, так пусть и не думают! Я этого Берковского ещё с молода помню, да и с супругой его вместе в пансионе обучались, догадываюсь, как они дочек своих воспитывают! И оттого не удивляюсь, что их по сию пору замуж никто не берёт! Порассуждав несколько на столь злободневную тему, Дарья Платоновна хотела было и про успехи Виктора упомянуть, да как-то не нашлась... и, не удержавшись, добавила несколько туманных фраз в конце письма: "И только здесь, милая моя Олюшка, увидела я то, о чём грезили мы с тобою, будучи молоды, то, что простым смертным и привидеться при жизни не могло! И до того ЭТО удивительно и восхищения достойно, что я, скорбная словом, не смогу тебе описать. Да и если бы смогла - не смею! Не всякий достоин этих чудес лицезреть, а потому молчу, молчу, дорогая моя Олюшка, ибо связана крепким, нерушимым словом!"
  И в таком духе ещё страницы на полторы, чем по пришествии письма к адресату ввела своячницу свою Ольгу Гавриловну Ровненскую в совершеннейшее недоумение. А поскольку в молодости Ольга Гавриловна грезила исключительно бравыми военными офицерами в ярких, нарядных мундирах, то она тут же сделала единственно возможный вывод о событиях происшедших в Полянке. На следующий день во всех гостиных города только и было разговору, как о позднем увлечении Дарьи Платоновны и пожилые матроны укоризненно раскачивая головами, жалели бедного, обманутого Дмитрия Степановича, втайне искренне и горячо завидуя непостоянной Дарье Платоновне.
  Но оставим светские сплетни и вернёмся в нашу деревеньку.
  
  ***
  Проезжая по деревне, тарантас часто останавливался и Перегудов раскланивался с местными крестьянами, расспрашивал их о житье-бытье, досконально вникая во все проблемы Полянских жителей.
  - Эй, Марфа, - кричал он, привставая с жёсткого сиденья, - поди-ка сюда!
  К нему, тяжело переваливаясь на коротких полных ногах, подходила краснолицая баба, прикрывая смущённую улыбку уголком белого платка.
  - Что, Марфа, - вопрошал Дмитрий Степанович, - здоров ли муж твой?
  - Слава богу, здоров, - ещё более смущаясь, отвечала Марфа, - помогли лекарства супруги вашей, дай ей бог здоровья!
  Перегудов важно кивал и отъезжая напутствовал зардевшуюся бабу.
  - Смотри, мужа-то береги! А лекарства пущай далее пьёт, хуже не будет!
  Встречные мужики снимали перед барином шапки и охотно вступали в беседу, делясь с Перегудовым своими радостями и невзгодами. Но, несмотря на всеобщее расположение, что снискал Дмитрий Степанович среди жителей деревни, в их отношении чувствовалась некая настороженность, невысказанный вопрос, который таился в глазах каждого. Крестьяне ждали от Перегудова большего, чем простую заботу сельского барина и он, понимая их мысли, всё более мрачнел и за околицу выехал совсем расстроенный.
  "Не верят мне люди, - билась в голове тревожная мысль, - не верят... и поделом! Не на свой шесток сел, Дмитрий Степанович... какой из меня Видящий?! Эх, тётка! Что ж ты так... порядок-то опосля смерти своей не организовала? Ведь знала, что эдак случится! Написала бы мне при жизни, встретились бы, али я бы не приехал?! Рассказала бы обо всём... то-то сейчас мне легче было бы!"
  И тут же усмехнулся невесело, понимая, что никакого разговора с тёткой Софьей Михайловной у него и быть не могло, при её-то жизни! Да разве поверил бы он, тогдашний преуспевающий чиновник своей престарелой тётушке, о существовании которой Перегудов и упоминать-то никогда не любил, помятуя о её репутации эксцентричной чудачки...
  Нет, не поверил бы он ей! Счёл бы сумасшедшею, да и постарался бы поскорее позабыть о её существовании навсегда...
  Дмитрий Степанович тягостно вздохнул и завозился на жёстком сидении, устраиваясь поудобней и с неудовольствием оглядываясь вокруг.
  - А вот был я давеча в Паучьей Слободке, - заговорил Фёдор, стараясь отвлечь хозяина от грустных раздумий, - они там у себя праздник устроили, ну навроде нашей масленицы...
  - Ну-у?! - заинтересовался Дмитрий Степанович.
  - Ага, - Фёдор слегка придержал вожжи, чтобы слишком быстрая рысь резвых лошадок не мешала неспешной беседе, - так вот они игрища затеяли, ох, и любопытно посмотреть! На высоченные столбы лазили, кто быстрее...
  - Так это и наши лазят! - разочарованно перебил его Перегудов, - чего ж тут удивляться?!
  - Э-э! Не скажите... Они ведь не просто так, а ногами кверху на столб-то забираются!
  - Вот уж не поверю! - возмущённо фыркнул Дмитрий Степанович, - так-таки и ногами!
  - Истинный крест не вру, барин! За столб уцепятся, вниз головой перевернутся и, знай себе, кверху ногами лезут! Да так шустро, что и глазом не уследишь!
  - Вишь ты! - подивился Перегудов, - разные, значит, у людей способности есть, это уж кому что бог дал! Главное чтобы жили мирно, а там пущай хоть боком всю округу излазят!
  - Сеть рыбацкую мне подарили, - похвалился Фёдор, - ох, и мастера они отменные, я вам доложу! Я этой сетью в Бездонке сома поймал. И какого сома! Ростом в два аршина! Уж он бился, как чёрт, да так из сети и не выпутался! Мы его с Матвеем-пасечником вдвоём из воды еле вытащили. Распутали сеточку-то, а она целёхонька! Вот это я так понимаю, штуковина!
  - Ну, это уж ты, Фёдор, определённо врёшь! - заключил Перегудов, выслушивая хвастливые речи своего кучера, - нипочём бы тебе не поймать эдакого большого сома!
   - Так говорю же, поймал! - завертелся от обиды на облучке Фёдор, - да вот хоть у Матвея-пасечника спросите! Одна голова в ведро не помещалась! Чтоб ухи наварить, вчетверо разрубать пришлось!..
  Беседуя, таким образом, они оставили далеко позади деревню и въехали в густой, пахнущий влагой и свежестью лес.
  Разговор как-то сам собою иссяк и Перегудов рассеянно смотрел по сторонам, изредка срывая ярко-зелёные, до блеска омытые дождями листья деревьев. Знакомая дорога рассекала дремучие заросли, ровной полоской пролегая через влажные лощины и редкие солнечные полянки. Всё в этом чудесном лесу дышало неуёмной жизнью. Мелкие цветные птички безбоязненно садились на край тарантаса и таращили на Перегудова круглые любопытные глаза. Пару раз, прямо перед копытами лошадей, дорогу перебегали крупные длинноногие зайцы, а однажды, переезжая заросший кустарником овраг, Перегудов заметил в чащобе крупное, тёмное тело матёрого гиганта лося. Зверь, увидав людей, громко всхрапнул, совсем как домашняя лошадь и, ломая кусты, бросился прочь, высоко вскидывая круглый лоснящийся зад.
  - Вишь ты, зверь-то какой здесь непуганый! - проговорил Фёдор, лениво подёргивая вожжами, - прямо сами под ноги и лезут. Надо было ружьишко с собой захватить, глядишь, дичи бы по дороге настреляли!
  - Не время сейчас, - сухо отвечал ему Перегудов, - вот, постой, с делами управимся, глядишь и охотой займёмся.
  Дмитрию Степановичу хотелось хоть на время остаться наедине со своими мыслями, но словоохотливого Фёдора не так-то просто было заставить замолчать!
  - Вот ведь жизнь-то как устроена, - разглагольствовал кучер, не замечая недовольной физиономии барина, - хоть в какое время оглянись кругом, всегда тебя благодать божья окружает! Вот давеча, шёл дождь! Хорошо? Хорошо! Поля напитал влагой, стало быть, урожай родится! Нынче вот солнце светит, опять же хорошо! Все твари из своих укрытий повылазили, суетятся, солнышку и теплу радуются! Да даже взять, к примеру, и зиму...
  - А отчего ты доселе не женат, Фёдор? - внезапно прервал его монолог Дмитрий Степанович.
  - Чего это? - озадачился кучер, - кажется разговор у нас не о бабах шёл...
  - А у нас и вовсе разговор не шёл, - отрезал Перегудов, - видишь, барин едет молча, так и ты помолчи, а то разговорился, понимаешь, не остановить его!
  Фёдор с немым укором глянул на рассерженного Перегудова, и осёкся на полуслове, недовольно подстёгивая лошадей.
  Осадив слишком говорливого кучера, Дмитрий Степанович в полной мере мог насладиться тишиной и спокойствием, разглядывая, яркие краски летнего звонкого леса. Мало-помалу мысли его под влиянием умиротворяющей природной красоты потеряли свою былую мрачность и приняли совершенно другое направление. Дмитрий Степанович с удовольствием разглядывал проплывающее мимо высокие стройные сосны, светлые берёзы, мощные, раскидистые дубы и другие деревья и кустарники, которым сугубо городской житель Дмитрий Степанович Перегудов и названия не знал! Размышлял он всё больше о делах хозяйских. Прикидывал, сколько доходу будет давать винокурня, постройка которой только началась, но дело продвигалось бойко и к осени думали окончить. А там и урожай поспеет, яблоки в самый сок войдут, вот винокурня и заработает! Ещё у Перегудова мыслишка была, давно он её тайно лелеял, а к следующему году хотелось идею ту в жизнь воплотить. Мечтал Дмитрий Степанович стать конезаводчиком, да таким, чтобы имя его на всю Россию прогремело! "А что, - мысленно рассуждал он, - вот винокурню дострою, доход будет немалый, да и как ему не быть-то?! Наливки, да вины будем продавать, вот и пойдёт копеечка! А копеечка к копеечке - рубль! Денег наберу, куплю рысаков, дорогих, породистых, на развод, а там может и свою какую линию выведу, к примеру - Перегудовские скакуны!"
  Дмитрий Степанович даже глаза зажмурил от ослепительной картины светлого будущего конезаводчика Перегудова!
  "Дарья Платоновна, правда корит, мол, срамно дворянину, да ещё действительному статскому советнику торговлей-то заниматься! Не к лицу! Но она хоть и неглупа, конечно, а баба она баба и есть! Ну, где ей уразуметь, сколь трудов, ночей бессонных, да денежек, потом и кровью заработанных, вложено во все её тряпки, да побрякушки! Да и бог с ней, пущай живёт, заботы не зная, уж я-то об них всех позабочусь!"
  Последняя мысль вызвала у Дмитрия Степановича сладкую слезу умиления от собственного великодушия и снисходительности и он благодушно улыбнулся, горделиво расправляя пушистые седые усы.
  Неожиданно, в этот самый момент слух его неприятно резанул громкий пронзительный скрип и Перегудов недоумённо оглянулся кругом, гадая о причинах, столь неожиданного звука.
  - Эй, Фёдор, - тревожно окликнул он кучера, - ты слыхал? Чего это заскрипело так?
  Фёдор, неопределённо пожав плечами, продолжал невозмутимо тянуть едва слышимую заунывную мелодию, никак больше не реагируя на вопрос барина.
  В свою очередь, Дмитрий Степанович, не слыша более неприятных скрипов, успокоился и, откинувшись на спинку мягкого сиденья, прикрыл глаза, приготовляясь вздремнуть. Но не успел он сомкнуть веки, как раздражающий звук повторился, и Перегудов вскочил, в тревоге глядя по сторонам.
  Меж тем тарантас повёл себя как-то странно, борта его принялись вихляться из стороны в сторону, и Перегудов испуганно вцепился в них, ежесекундно боясь вывалиться.
  - Фёдор, чёрт! - выругался он сквозь зубы на безмятежного сидящего кучера, - и ухом не ведёт!
  Фёдор, не оборачиваясь, сухим тоном осведомился.
  - Чего изволите, барин?
  - Ты что же, не чуешь, шельма, что у тебя колёса по дороге кренделя выписывают! Останови тарантас!
  Фёдор нехотя оглянулся, собираясь ответить барину, но в этот момент раздался звонкий и жалобный треск и задняя часть тарантаса, где восседал Перегудов, рухнула прямо на землю, внезапно лишившись всякой опоры. Кони, остановленные резким падением коляски, громко заржали и взвились на дыбки, кусая удила и перебирая в воздухе передними копытам. Фёдор, не успевший удержаться, скатился с облучка прямо в тарантас и, выпустив вожжи из своих рук, очумело оглядывался кругом.
  - Встань с меня, ирод! - раздался из-под него глухой голос Перегудова, - шею мне свернёшь!
  Злой, с раскрасневшимся потным лицом, он пытался спихнуть с себя ничего не соображающего кучера, монументально восседавшего на его плечах. Охнув, Фёдор принялся выбираться из тарантаса и при этом угодил тяжёлым сапогом прямо в лицо раздражённого барина. Зарычав от возмущения, Перегудов ткнул тяжёлым кулаком нерасторопного кучера в спину.
  - Смотри, куда ступаешь, негодяй!
  Неожиданно тонко взвизгнув, испуганный Фёдор пулей выскочил из коляски и стремительно забегал вокруг, охая и почёсывая затылок.
  Чернее тучи из тарантаса выбрался барин.
  - Ну? - сурово начал он, - сказывай, что случилось?!
  - Ось треснула, ваше превосходительство, - жалобно шмыгнул носом кучер, - да вы не серчайте, сейчас мы это дело поправим!
  Он вытащил из-под кучерского сиденья большой топор с крепким широким лезвием и озабоченно огляделся вокруг,
  - Вот берёзку подходящую срубим и на место её приладим, авось до Красных-то Гор и дотянем, а там что-нибудь покрепче подберём, чем берёза-то...
  - А ты, что же, негодяй, не слыхал, что эта ось, проклятая у тебя полдороги скрипит, как оглашенная?! - продолжал возмущаться барин, - аль, нельзя было сойти посмотреть, что такое с коляской случилось, отчего такой скрип, али ты хотел барина своего угробить?! Почто раньше не сказал, что ось проверить надо?!
  - Так вы же не велели! - мстительно отвечал кучер, отведя в сторону бегающие глазки, - боялся полёт мыслей ваших прервать, вот и молчал...
  - Да ты, плут, издеваться надо мной вздумал?! - бледнея от гнева, прогремел Перегудов, хватаясь за брошенный кучером топор, - порублю, негодяя!
  - Помилуйте, барин, - рухнул на колени смертельно перепуганный Фёдор, - не губите душу православную! Виноват я, каюсь! Христом богом прошу, не губите!
  Перегудов затопал ногами, потрясая в воздухе кулаком и, наконец, раздражённо сплюнув, швырнул топор обратно в тарантас.
  - Лошадей распрягай! Верхами поедем, нечего время-то даром терять!..
  - Слушаю, барин! - Фёдор суетливо бросился к лошадям, расстёгивая упряжь и время от времени виновато взглядывая в сторону Дмитрия Степановича.
  Перегудов же, потирая ушибленный при падении бок, присел на ствол поваленного временем и невзгодами дерева, и устало прикрыл глаза, погружаясь в печальные раздумья. "Вот ведь незадача! Верно говорят, беда поодиночке не ходит! Границы имения в негодность приходят, народ в деревне волнуется, а нынче вот - тарантас сломался, всё одно к одному!"
  Из тягостных мыслей его вывел удивлённо-испуганный голос Фёдора.
  - А поглядите-ка, барин! Ость-то не спроста сломалась!
  Перегудов тотчас открыл глаза встревожено глядя на Фёдора.
  - Что ещё там?! О чём ты толкуешь-то, плут?!
  К нему, волоча за собой переломанную ось, торжественно приблизился кучер.
  - Извольте глянуть, ваше превосходительство! Аккурат посередине подпилил кто-то, не сама она треснула! Я и сразу подумал, с чего бы ей ломаться?! Тарантас-то новёхонький, четырёх лет ещё нету! А уж я-то смотрю за ним, как и родная мать за своим дитём не глядит! Где, какой винт разболтался, тут же враз починю! Как игрушечка тарантас-то ваш всегда, любо-дорого взглянуть!
  Пропуская мимо ушей его хвастливую болтовню, Перегудов внимательно разглядывал принесённую ось. Посередине, на месте слома явно видны были следы подпила, и Дмитрий Степанович осторожно трогал пальцем аккуратный срез, пытаясь угадать, чьих это злодейских рук дело.
  - Кто к тарантасу подходил, Фёдор? - мрачно спросил он, пристально вглядываясь в лицо кучера.
  - Да кто хошь мог подойти, - нимало не смущаясь пытливого хозяйского взгляда, отвечал Фёдор, - когда вы на тарантасе-то последний раз ездили, ась? То-то и оно! Почитай месяц стоит он в конюшне, с того самого случая, как на нём Николай Дмитриевич с отцом Никоном ездили. За это время, поди тыщу раз в конюшню кто угодно зайти мог, чай мы двери-то не запираем! А ведь я давно говорил, на запоре надо и дом и конюшни держать, мало ли лихих людей!
  Упрямо мотнув крупной, лобастой головой, Перегудов угрюмо ответил.
  - Мне в моём имении бояться некого! Пущай меня боятся! - но в его голосе не было прежней уверенности и, поднимаясь на ноги, Дмитрий Степанович кряхтел совсем по стариковски, избегая смотреть своему кучеру в глаза.
  На солнце вновь набежали тёмные тучи, и в ту же минуту подул резкий, холодный ветер.
  - Что за лето выдалось! - ворчал кучер, застёгивая многочисленные пуговицы своего нарядного жилета, - то жара, то ветер, как бы дождь опять не пошёл! - он озабоченно глянул на потемневшее небо и в досаде покрутил головой - вот ведь напасть!..
  Меж тем ветер крепчал и становился всё сильнее. Под его напором деревья зашумели бесчисленной листвой, шум этот постепенно нарастал и сливался в один глубокий нескончаемый гул. Умолк птичий щебет, высокие стволы сгибались до самой земли, с громким хрустом теряя свои зелёные ветви, и сорванные листья кружились вкруг людей в бесконечном стремительном вальсе.
  - Поехали, Фёдор, - прокричал Дмитрий Степанович, стараясь пересилить шум ветра, - вишь, непогода-то разыгралась, добраться бы скорее до хутора, не то худо нам придётся!
  - Ох, барин, - Фёдор, как-то совершенно по-бабьи зажал себе рот широкой ладонью, другой рукой придерживая норовивший слететь с головы картуз.
  - Ну, чего ещё? - недовольно крикнул Перегудов, подходя к лошадям.
  - А ну как засада в лесу! Ведь не просто так тарантас из строя вывели! Окружат нас сейчас, да и ... - Фёдор отчаянно провёл ребром ладони по горлу, картинно закрывая глаза.
  - Будет болтать-то! - озлился Дмитрий Степанович, невольно оглядываясь кругом.
  Несмотря на суровый тон, каким Перегудов ответил Фёдору, медлить он не стал и, не дожидаясь помощи кучера, сам взгромоздился на лошадь, при этом движения его были очень поспешными. Фёдор не раздумывая, последовал его примеру и через минуту кони помчались по лесной тропе, гулко впечатывая копыта в утоптанную землю.
  В холодном воздухе запахло сыростью и на землю упали первые тяжелые капли дождя.
  - Ну, слава богу, давно ждали! - угрюмо пробурчал Фёдор, поспевая следом за барином.
  В ту же секунду небо прорезала яркая вспышка молнии, и ударил такой оглушающий гром, что испуганные лошади тревожно заржали и прибавили ходу. Гонимая ветром крепкая зелёная ветка плетью хлестнула Перегудовского жеребца по широкому крупу и, всхрапнув от боли и неожиданности, обезумевший конь стрелой помчался по тропе, не реагируя на узду, до крови стирающую губы и отчаянные крики Дмитрия Степановича. Тщетно Перегудов пытался остановить перепуганного коня, он, словно одержимый, бешеным галопом нёсся среди деревьев. Рядом снова полыхнула огненная молния и огромная, стройная красавица сосна с тяжёлым треском, слитым воедино с раскатами грома повалилась на дорогу, перекрывая путь, прямо перед мордой обезумевшего жеребца.
  Перегудов в ужасе закрыл глаза, думая, что конь в запале прыгнет вперёд и неминуемо переломает себе ноги, но он неожиданно встал, тормозя всеми четырьмя копытами так, что Дмитрий Степанович едва удержался в седле.
  Перегудов поспешно соскочил на землю. Утомлённый жеребец жалобно прядал шелковистыми тёмными ушами и стонал прямо как человек, виновато глядя на хозяина.
  - Ну, будет, будет, - ласково поглаживал его Дмитрий Степанович по дрожащей шее, постепенно успокаивая, - чего ты, дурень, напугался? Грома не слыхал?
  Тёмные, мокрые ветви упавшей сосны громоздились неприступной стеной прямо перед лицом Перегудова. Узкая дорожка - маленькая полоска укатанной земли, отвоёванная у непроходимой чащи и сжатая со всех сторон могучими стволами деревьев, казалось, прекратила своё существование, и Дмитрий Степанович оглянулся в страхе, боясь ступить тёмный, непроглядно-враждебный лес, малодушно подумывая о возвращении домой.
  Но сзади, едва различимый среди шума ветра и непрерывного грома, послышался стук копыт и к Перегудову, испуганно пригибая голову всякий раз, когда яркая молния рассекала грозовое небо, подоспел Фёдор. Завидев насквозь промокшего кучера, потерявшего весь свой утренний шик, Дмитрий Степанович невольно улыбнулся и облегчённо вздохнул, отгоняя от себя беспричинные страхи и нахлынувшую было слабость.
  - Ну, слава богу, барин! - прокричал Фёдор, мешковато слезая с седла и утирая рукавом мокрое от дождя лицо, - я уж думал, зашибёт вас Зазнай! Он ведь с рождения молоньи-то боится!
  Тут Фёдор увидел поваленный ствол дерева и озадаченно присвистнул.
  - Вот так штука! Ну, Дмитрий Степанович, счастлив ваш бог! Ещё немного и не сносить бы вам головы!
  Крепко держа лошадей за поводья, под свист и завывание холодного ветра, путники осторожно обошли упавшее дерево и вновь выбрались на дорогу.
  Несмотря на неутихающий ливень и грозный, пугающий скрип вековых деревьев, дальнейший путь они проделали неспешным шагом, повторяя про себя старую пословицу о том, что "тише едешь - дальше будешь!"
  Когда до хутора оставалось не более одной мили, холодный ветер стих, а секущий ливень превратился в мелкий нудно моросящий дождь. Мрачные чёрные тучи унеслись вместе с ветром, и над кромкой леса заголубела маленькая полоска чистого неба, через которую несмело проглядывало тусклое робкое солнышко.
  - Ох, сейчас бы в баньку, жарко натопленную! - размечтался Фёдор, - потом одеться в сухое и, понятное дело, стопочку испить в тишине и покое! А то, как бы не захворать вам, барин, опосля такой вот прогулки! - спохватившись под осуждающим взглядом Дмитрия Степановича, поспешно добавил он.
  - Небось не захвораю! - буркнул Перегудов, - хорошо Слипунам-то! Сидят в пещерах своих и сухо им и тепло, а тут в любую погоду, изволь, поезжай! Кто окромя тебя дела переделает? То-то и оно, что некому! Они думают легко хозяином-то быть, а ты, поди, сам попробуй!
  Рассуждая, таким образом, о своей злосчастной доле и людском непонимании, Дмитрий Степанович был немало озадачен, когда перед ними открылся вид на дальний хутор нелюдимых Стражей.
  По сырой, высокой траве, невзирая на глубокие сверкающие повсюду лужи, беспорядочно бегали встревоженные Стражи, взволнованно переговариваясь между собой. Мокрые, длинные рубахи облипали их худощавые тела, бороды, клочьями сырой серой ваты, торчали на беспокойных лицах, выражавших крайний испуг. Куда девались их обычное спокойствие, и даже некое сановное величие! Суетливо перекликаясь, они сновали возле входа в пещеру, позабыв свою всегдашнюю невозмутимость и неторопливое достоинство.
  - Эй, Тимошка! - издалека крикнул подъезжавший Дмитрий Степанович, приметив необычайное состояние Слипунов, - случилось чего?!
  Молодой Страж с загорелым веснушчатым лицом, заметив Перегудова, безнадёжно махнул худыми, жилистыми руками.
  - Беда у нас, Дмитрий Степанович! Савелия нынче в пещере, возле Мутного озера мёртвым нашли! - и добавил плаксиво, утирая покрасневшие глаза дрожащей, мокрой ладонью, - убили его, барин!..
  
  Глава 4.
  Гроза.
  
  - Что это за блажь такую выдумал Дмитрий Степанович, Николеньку в лес посылать!
  Дарья Платоновна, в крайне раздражённом состоянии стояла посреди просторной светлой кухни собственной усадьбы.
  - Ну что, немтырём-то глядишь?! Ответь, коли барыня спрашивает! - сердито прикрикнула она на кухарку Феклушку, - пирога-то отрезала барину?!
  - И отрезала и в котомку сложила... - меланхолично отвечала тучная, невозмутимая Феклушка, снимая большой деревянной ложкой розовую пенистую массу с булькающего, ароматного варева.
  - А молока налила?
  - Налила.
  - Налила! Что толку, ты налила?! Пока мальчик проголодается, оно и скиснет!
  - Так простоквашей поест...
  - Экая ты, Феклушка, бессердечная! А что же ребёнок пить в лесу будет?!
  - Да будет вам, Дарья Платоновна, сердце-то по пустякам надрывать! - примирительно прогудела необъятная Феклушка, - что с ним сделается-то в лесу?! Ну не станет молока, воды из ручья напьётся, слава богу, этого добра в нашем лесу хватает!
  У Дарьи Платоновны скорбно задрожали мучительно поджатые губы.
  - Из ручья!!! Внук самого Платона Синицына, сын действительного статского советника, будет пить в лесу из ручья, словно бездомная собака! Хорошо, что его дед не дожил до такого позора!..
  Совершенно расстроившись, Дарья Платоновна покинула кухню и направилась в комнату своего младшего сына. Нашедши комнату пустою, пошла, не торопясь по коридору и вскоре услыхала его сердитый, громкий голос, доносившийся из библиотеки.
  - Вы меня простите, уважаемый отец Никон, но я вам нипочём не поверю! Я с вами в одном согласен, в том, что я, конечно здесь человек новый и многого могу не знать, но поверить в то, что Шалаки бунтовать надумали?! Да вовек такому не бывать! Их покойная Софья Михайловна от верной гибели спасла! Неужто они посмеют отплатить этакой чёрной неблагодарностью?!
  - Э-э, юноша!.. Софья-то Михайловна шесть лет как померла, царствие её небесное! А вам, али там батюшке вашему, Шалаки ничего не должны, на верность Перегудовым они не присягали! Да о какой такой благодарности вы говорите, милейший Николай Дмитриевич, коли речь идёт о Шалаках?! Они же совершенно дикий народ! Нраву такого безрассудного, что не приведи господь! Я вот, намедни, Ерёмку - пастушка повстречал. "Отчего, - говорю, - ты, отроче, в церковь не заходишь? Негоже божий дом стороною обходить! Надобно просвирку купить во славу господа, опять же свечку за здравие родителей своих поставить, чай не убудет с тебя, а боженьке приятно! А не то гляди, обрушится на тебя кара господняя, умоешься слезами кровавыми!" И, заметьте Николай Дмитриевич, слова худого не сказал ему, а он, подлец, только зубы скалит, аки волчонок: "Ништо, - говорит, - родители мои и без божьих свечек здравствуют, а что до кары господней, так для Шалаков всё одно кары горше нету, чем свободу потерять! Так чего же я копеечку свою потом заработанную на просвирки ваши чёрствые тратить стану?!" Вот как слуге божьему отвечает, негодяй! Просвирки ему мои чёрствые! Так ведь и в рай дорожка узкая, да трудная ведёт, нечего тело-то сдобой баловать! - отец Никон, разгорячённый неприятными воспоминаниями, со злостью погрозил костлявым кулачком невидимому врагу, - в страхе, в страхе народ надобно держать! Коли в деревне живут, пущай блюдут обычаи православные! А не то, ежели так и далее дело пойдёт, скоро я со своею семьёю по миру нищенствовать пойду, - неожиданно заключил он, задумчиво теребя рукой нечёсаную бородёнку.
  - То, что Шалаки в церковь не ходят, это конечно плохо, - осторожно начал Николенька, стараясь не возмущать более до крайности раздражённого священника, - но всё ж таки, вы отец Никон не правы...
  - Да как же?! - взвился со своего места отец Никон, - как же может быть, чтобы я был не прав?! Ведь это же неслыханное дело, чтобы крестьянин церковь не уважал! Разве можно даже помыслить такое в других-то деревнях?!
  - Вот! - значительно поднял вверх указательный палец Николенька, - в том-то и дело, батюшка, что народ в нашей деревне особенный живёт!..
  - Э-э, да какая разница! - перебил его отец Никон, пренебрежительно взмахивая рукой.
  - Не скажите! Они к нам из других миров пришли, у них и обычаи и вера - всё другое! Надо с уважением отнестись к их жизненному укладу! Да и не верно то, что Шалаки бога не чтят, вот, к примеру, Дарёнка, - при упоминании этого имени Николенька невольно покраснел и наклонил в смущении голову, - та всегда на службу ходит, да вы ведь сами крестили её, батюшка, вам ли не знать?!
  - Дарёнку-то? - прищурил глазки отец Никон, - Дарёнку крестил, верно! Да только, что толку-то? Не она ли тебя отроче, колдуньям на погибель свела, как только они её свободой поманили? Ась?! Небось не вспомнила она, что крещёная! А всё оттого, что сколь Шалака не крести - он всё в лес смотрит! - заключил отец Никон, с ходу переделывая известную поговорку на свой лад.
  - Да что вам всё, отец Никон, дурное мерещиться! - досадливо вскинулся Николенька и взволнованно заходил по комнате, размахивая длинными худыми руками, - Дарёнка за тот поступок уже сто раз покаялась, можно ли её всю жизнь одною ошибкой попрекать! Не по-христиански это...
  - Ах, Николя! - всплеснула руками подошедшая Дарья Платоновна, расслышав последнюю фразу младшего сына, - право твоё великодушие отдаёт невероятным легкомыслием! Эта дикая девчонка едва не погубила тебя! Уж не думаешь ли ты взять её с собою в лес?!
  Николенька, действительно втайне обдумывающий такую возможность, только растерянно хлопнул длинными, совершенно девическими ресницами.
  - И не думай, отроче! - в ужасе замахал руками отец Никон, не приведи господь прознают Шалаки про то, что охранная граница слабнет, не миновать беды! Да и стар я уже, с Шалаками-то по лесам бегать!
  Стараясь остановить словесный поток, который посыпался на бедного Николеньку с двух сторон, он нетерпеливо прихлопнул ладошкой по столу, как это обычно делал его отец.
  - Ну, довольно уже, разговоры разговаривать, - пробурчал младший Перегудов, в установившейся тишине, - в обход идти пора, не то скоро вечереть начнёт, а у нас дела далее разговоров не сдвинулись! Батюшка приедет, эдакое безделье не одобрит!
  В господском доме тотчас всё заходило ходуном.
  Дарья Платоновна громогласно принялась выкликать горничную Авдотью, перегнувшись через дубовые перила, и на её зычный крик мгновенно собрались все Перегудовы, а так же гувернантка мисс Флинт, старый дядька Ера Семёнович, кухарка Феклушка и мальчишка Сенька.
  - Авдотья! - надрывалась меж тем Дарья Платоновна, - экая же ты нерасторопная! Сюртук барину подай! Да котомку, что Феклушка собрала, с кухни захвати!
  Авдотья заполошно металась внизу, хватаясь за всё сразу и второпях роняя поочерёдно то котомку, то Николенькин сюртук.
  - Да держи покрепче, неумеха! - завывала сверху Дарья Платоновна, - нешто не видишь, что пирог-то у тебя из котомки выпал! Ах ты, господи! Постой-ка я сама спущусь!
  Николенька, вешал себе на грудь большую подзорную трубу, вызывая завистливый вздох племянника Виктора и вежливо, но настойчиво отказывался взять с собою старое длинноствольное ружьё, коим пытался наградить его старый дядька Ёра Семёнович.
  - Да ты пойми! - уговаривал его старик, - с эти ружьём ещё мой дед на медведей ходил! И завсегда живой и здоровый возвращался! Счастливое ружьё, с ним не пропадёшь!
  - И что же ружьишко-то, стреляет? - вмешался отец Никон, поблёскивая ехидными глазками.
  - А то как же! - возгордился Ёра Семёнович, - вот сюда значит, надобно насыпать пороху, - он показал на конец длинного дула расширявшегося на манер американской дудки, с причудливым названием саксофон, - только сыпать надобно точно, не на глаз, для того у меня особая мерка есть, вот только не припомню куда подевал её...
  - Вот видишь, Ёра, - торопливо вставил Николенька, - куда же я без мерки! Насыплю пороху больше положенного, чего доброго ружьё-то и разорвёт!
  - Ах, Ёра Семёнович, оставьте вашу затею! - ужаснулась мисс Флинт, - это какое-то страшное оружие, зачем оно нашему Николаю!
  - Можно мне! - возбуждённо трогая потемневшую инкрустацию, умоляюще-тягуче просил Виктор, - ну можно мне хоть подержать!..
  Ёра Семёнович, найдя достойного слушателя, принялся объяснять мальчику устройство старинного оружия, и Николенька мог хоть на секунду сосредоточиться на сборах.
  Отец Никон семенил по комнате с удовольствием наблюдая за суматохой, перебегая от Николеньки к мисс Флинт, не забывая подмигивать жёлтым глазом кухарке Феклушке и походя отписывая подзатыльники путавшемуся под ногами Сеньке.
  - Прощайся, отроче, с матушкой! - верещал священник пронзительным голосом, обращаясь к Николеньке, - на серьёзное дело идём, - понизив голос, тут же сообщал он мисс Флинт, - глядишь, и не свидимся!
  Взволнованная мисс Флинт ахала и в отчаянии ломала руки, дети Настенька и Володенька с суеверным страхом взирали на мужественное и загорелое лицо своего молодого дядюшки, тихонько повизгивая от восторга, и только Катенька была как обычно безмятежна и с лёгкой улыбкой наблюдала за суматошными проводами.
  Наконец, страсти улеглись. Путешественники, снабжённые всем необходимым, оглядели домочадцев прощальным взглядом и сопровождаемые напутственным словом Дарьи Платоновны, отправились на охрану границы.
  С высоко поднятой головой, увенчанной широкополой соломенной шляпой, с подзорной трубой, болтавшейся на шее, массивным наручным компасом и маленьким дамским револьвером (правда, не заряженным!) заткнутым за пояс, Николенька горделиво вышагивал по деревенской улице, направляясь прямиком в лесную чащобу.
  Следом за ним часто семенил отец Никон, зорко поглядывая по сторонам и осеняя размашистым крестом встречных жителей Полянки, торопливо бормотал слова благословения.
  - Нам бы, отец Никон, решить в какую сторону пойти, - важно поглядывая на компас, разглагольствовал Николенька - я полагаю, в один день нам всё одно границу не обойти, так надобно её на части поделить. Нынче одну часть пройдём, завтра поутру - другую, ввечеру - третью! Так всю границу и исследуем...
  - Что ж можно и так... - отвечал непривычно задумчивый священник, рассеянно покачивая головой.
  - Вот и славно! - Николенька решительно остановился, вынимая из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок, - я, собственно, уже всё поделил... вот карта имения, - Николенька разложил на широком стволе упавшего дерева слегка помятую карту.
   - Нынче мы идём вверх по реке, до самой границы, а затем, забирая вправо, пойдём вдоль охранной линии, минуем развалины, доберёмся до Ползучей топи (при воспоминании о Ползучей топи отец Никон вздрогнул и неуютно поёжился), а потом, прямиком по дороге вернёмся к усадьбе!
  При этих словах Николенька торжествующе посмотрел на продолжавшего молчать отца Никона.
  - Завтра с утра перейдём по мосту реку и снова отправимся вверх по течению, но уже по другому берегу. Как дойдём до границы, повернём влево, минуем хутор Окручей и дойдём до Ямы, а от Ямы, двинемся домой. Ввечеру направимся к границе через хижину ведьмы Марьи, - Николенька наморщил лоб, раздумывая, - или нет, через ведьмино логово лучше поутру идти, а вечером мы на Красные горы пойдём, а от горной гряды вправо, мимо Серой мари... а, кстати, что там, в мари этой? Живёт кто?
  - Марь, она и есть марь, - уклончиво отвечал отец Никон, - разглядывая начерченный Николенькой план охраны границы, - может там, конечно, кто и живёт, да только проверять охотников не нашлось!
  - Отчего так?
  - Смурное место. Вечно там туман стоит, руку вытянешь, пальцев не разглядишь! Генрих Карлович, что-то про источники горячие говорил. От них-де пар исходит и оттого там постоянный туман... да только слыхивал я, что на эти самые источники смельчаки деревенские отправлялись, да вернулся оттуда только один, а вернее сказать одна - бабка Агафья! Правда она и раньше об этом помалкивала, а теперь и вовсе навряд ли что расскажет!
  При упоминании имени старой колдуньи сердце Николеньки болезненно сжалось.
  - Как же нам, пробраться к границе через Серую марь?
  - А и не надо туда пробираться! - беззаботно отмахнулся от этой затеи священник, - в Серую марь, всё одно никто по своей воле не сунется - побоятся! А нам оттого и лучше, поменьше забот!..
  - Ну и ладно, - с облегчением согласился Николенька, и бережно сложив расчерченную на части карту, сунул её в карман сюртука. Больше причин задерживаться не было, и путники отправились далее, бодро вступая в густой, сумрачный лес.
  Дорога шла мимо стремительно несущей свои прозрачные воды речки Бездонки. Надёжно укрытая растущими по её берегам широкими, раскидистыми вётлами и густым высоким папоротником, речка временами выглядывала из своего зелёного окружения, красуясь чистыми песчаными пляжами.
  - Искупаться бы! - мечтательно глядя на журчащие водные струи, произнёс Николенька, утирая вспотевший лоб.
  - Это можно! - охотно поддержал его затею отец Никон, - да только смотри, отроче, не то русалки тебя на дно утащат!
  - А что, здесь и русалки есть?! - потрясённо произнёс Николенька, опасливо поглядывая, на прозрачную водную поверхность.
  Отец Никон засмеялся мелко, высоко задирая всклокоченную голову и обнажая худую немытую шею, всю поросшую мелкими рыжими волосками.
  - Ну, русалки не русалки, а всякие случаи бывали... - откликнулся он, - пропадали люди! Старая Барыня одно время на Пауков грешила, они, шельмы, клей у себя в Заречье варят, да не простой, а особой прочности. Из того клея изделия разные изготавливают, сети там, али верёвки... и до того тонкие и красивые, а уж крепкие! Топором не разрубить! Ещё Пауки из того клея пузыри выдувают, необыкновенно большие и прозрачные. Надевают тот пузырь на голову, в ноги камень привязывают и прямо по дну эдакими страшилищами и ходят! Часами под водой сидят, вот как! Вот Софья Михайловна и подумывала на них: "Вы, - дескать, - чего по реке лазите, а потом народец пропадает! Не ваших ли рук дело?!"
  - И что же?! - с жадным любопытством спросил Николенька, внезапно замолчавшего отца Никона.
  - Да ничего, - пожал плечами священник, - многие про них думали, да доказать никто не мог. А не пойманный, известно - не вор!
  - А водяные? Ну те, что в озере живут!
  - На этих тварей тоже поначалу недобро поглядывали, да только куда им! Они из своего озера ни ногой, только в стоячей воде живут, в реку и не сунуться. Да и боязливый народ, робкий, конфузливый. Они когда рыбу ловят, прощения у неё просят, чтоб не серчала, где уж им на человека напасть!
  Время за разговором пролетело быстро, и путники почти подошли к самой границе имения, когда сверху на них медленно и тяжело упали первые капли дождя.
  - Вот ведь напасть, - в досаде плюнул отец Никон, нахлобучивая потёртую, неопределённого цвета шапчонку, на самые брови, - каждый день взялся меня поливать, верно думает я вырасту!
  Он сокрушённо взглянул на потемневшее небо и вприпрыжку поспешил по узкой тропе вперёд, ссутулив узкие, тщедушные плечи.
  - Отец Никон! - стараясь спрятать от дождя котомку с припасами, за ним торопился Николенька, - нет ли здесь укрытия какого?!
  - Да скорее сказать, что и нету! - не оборачиваясь, крикнул священник, - сейчас до вершины холма доберёмся, там на самой границе дерево большое стоит, под ним хоть не до хорошего, но всё же дождь переждать можно!
  Когда путники, скользя по мокрой листве и тяжело отдуваясь, добрались до вершины холма, дождь разошёлся вовсю и превратился в сплошной, серый поток, поливающий и без того не успевший просохнуть лес. Налетевший холодный ветер заунывно свистел, сгибая кроны высоких деревьев и беззастенчиво пробирался путешественникам под отсыревшую одежду, одолевая их холодом до самых костей.
  Николенька и отец Никон, тесно прижавшись, сели возле необъятного ствола широкого дерева, пытаясь защититься от дождя и ледяного ветра, но попытки их, надо заметить, были тщетны. Несмотря на раскидистую, густую крону, косой дождь, подгоняемый порывистым ветром, беспощадно хлестал по мгновенно окоченевшим путникам, которым оставалось только уныло оглядываться кругом и дожидаться, когда закончится внезапно начавшийся ливень.
  Небо прорезала яркая молния, и отец Никон мелко перекрестился, беззвучно произнося молитву. Следом раздался оглушительный грохот грома, а секунду спустя ослепительно сверкающие молнии одна за другой принялись вспыхивать на грозном, потемневшем небе и их яркое свечение сливалось с непрерывными громовыми раскатами.
  - Если гроза началась, то и дождь скоро кончится, - неуверенно произнёс Николенька, нарушая затянувшееся молчание, - хуже, когда дождь обложной одёт, такой и на несколько дней зарядить может...
  Отец Никон, не слушая юношу, озабоченно выглядывал из-под намокшей кроны дерева и сокрушённо качал головой, разбрызгивая вокруг себя мутноватые мелкие капли.
  - Колесница-то всё ближе подбирается, как бы не коснулась нас, грешных!
  - Какая колесница? - озадаченно спросил Николенька, с удивлением глядя на отца Никона.
  - Известно, какая... Ильи-пророка колесница! Прости, господи, душу мя грешную! - забормотал маленький священник, испуганно втягивая голову в плечи.
  В тот же миг необыкновенно ослепительная, яркая вспышка прорезала небо в такой опасной близости, что путники невольно зажмурили глаза. Раздался оглушительный треск, перекрывая ужасающий небесный гром и дерево, под которым сидели Николенька и отец Никон, стало медленно наклоняться, угрожая задавить всей своей массой незадачливых путешественников.
  - Бежим! - заполошно прокричал отец Никон и с широко выпученными глазами ринулся в сторону.
  Николенька не преминул последовать его примеру и вовремя! Огромное дерево, с тяжким скрипом выворачивая из земли могучие корни рухнуло, как подкошенное, накрывая собою то самое место где секунду назад путники прятались от дождя.
  Молодой человек стоял в стороне и наблюдал, как, взрыхляя влажную землю, рвутся вверх толстые, переплетённые корни погибшего дерева, похожие на проснувшихся от спячки гигантских змей и с содроганием думал о том, какая жестокая участь ждала бы его и отца Никона, помедли они хоть немного!
   - Отец Никон! - тревожно крикнул юноша, оглядываясь по сторонам.
  Священника нигде не было видно и Николенька уже начал волноваться, снова и снова выкрикивая отца Никона, когда снизу раздался слабый, едва слышный отклик.
  - Эгей! Здесь я!
  По тропе, согнув в коленях дрожащие ноги громко охая и стеная, взбирался отец Никон, поминутно останавливаясь и отвешивая неведомо кому подобострастные поклоны. Лицо его и руки, вымазанные липкой грязью, стали одного цвета с мокрой потёртой сутаной, и только яркие жёлтые глазки горели неукротимым огнём на худом, сморщенном личике.
  - С вами всё в порядке, батюшка? - с невольной улыбкой оглядывая облепленного грязью, насквозь промокшего священника, спросил Николенька.
  - Эх, отроче, о каком порядке можно толковать в наше смутное время, да ещё посреди этакого природного безобразия и небесной вакханалии! - отец Никон пытался утереться рукавом рясы, но только ещё пуще размазал грязь по лицу, - идём, отроче, поглядим на древо упавшее, что чуть было не стало нам камнем надгробным и воздадим благодарение богу, что уберёг нас от смерти неминуемой!
  Николенька последовал за отцом Никоном и вдвоём они обошли кругом упавшее дерево, взирая на него с благоговейным ужасом.
  - Смотрите-ка, отец Никон! - воскликнул юноша, - какая ямина образовалась на месте дерева! Вот вам и укрытие от дождя и ветра, там и сухо и места для двоих достаточно!
  - Верно! - возликовал отец Никон, внимательно вглядываясь в обширное отверстие, черневшее среди спутанных, вырванных из земли корней когда-то могучего дерева, - ну-ка, отроче, придержи меня! Дай-ка я туда пролезу!
  Поддерживая друг-друга, путники пробрались через упавший ствол и очутились под надёжным прикрытием толстого слоя земли и дёрна, с удовлетворением наблюдая из своего убежища за неутихающим дождём.
  Через некоторое время неугомонному священнику сделалось тесно в их скромном укрытии, и он принялся энергично возиться, отвоёвывая себе побольше места, как бы невзначай выталкивая Николеньку наружу.
  - Отец Никон! - не выдержав, возмутился юноша, - вы бы сидели спокойно, что вы право возитесь, как червь, вы меня совсем уже вытолкали вон!
  - Неправда! - живо возразил священник, - я спокойно сижу, и вовсе никого не толкаю, и ежели бы ты не упирал мне в спину свои острые коленки, причиняя мне тем самым мучительные боли, я бы и вовсе не шелохнулся!
  - Как же я могу упираться в вашу спину коленями, когда спина ваша находится вовсе в другой стороне! Это вам верно корни в спину упираются, а я здесь и вовсе не причём!
  - Да уж, конечно! - с громким негодующим сопением произнёс отец Никон, - ежели это всего лишь корни, отчего мне и не потерпеть, только бы вам, Николай Дмитриевич было хорошо! Что ж, располагайтесь повольготнее, не стесняйтесь, милейший! Тесните бедного старика - он стерпит!
  - Но помилуйте, отец Никон! Ведь я наполовину на улице и на мою шляпу снова льётся дождь, а вы смеете утверждать, что я вас вытесняю! Извольте, я подвинусь, но заметьте, вы занимаете гораздо большее пространство!
  Николенька гордо повернулся к священнику спиной, стоически перенося причинённые страдания, хотя при этом его ноги, обутые в чёрные сапоги, для верховой езды, оказались совершенно высунуты наружу, и их тут же нещадно принялся сечь сплошными, холодными струями непрекращающийся ливень.
  Между тем, одержав победу в борьбе за жизненное пространство и получив сомнительные удобства, отец Никон принялся деловито ощупывать торчащие из земли корни, безуспешно стараясь сдвинуть их в сторону.
  - Что вы делаете отец Никон?! - не выдержав долго гордого молчания, спросил Николенька, с любопытством наблюдавший за священником из-за спины, - эти корни уходят в землю на большую глубину, вряд ли вам удастся от них избавиться! Так посидите хоть минуту спокойно, право же здесь и без вашей возни тесно!
  Но отец Никон, не обращая на слова юноши ровно никакого внимания, продолжал энергично ковыряться в земле, когда его рука неожиданно провалилась в пустоту.
  - Это чегой-то? - жёлтые глазки священника изумлённо блеснули на грязном лице.
  - Осторожно, отец Никон! - предостерёг его Николенька, - возможно рядом с нами звериная нора! Как бы нам не пришлось встретиться с её хозяином!
  Однако остановить отца Никона испытывающего исследовательский азарт было невозможно и он, мгновенно расширив отверстие, безбоязненно сунул туда всклокоченную голову в помятой кургузой шапчонке.
  - Эге-гей! - пронзительно закричал отец Никон, вздрагивая от звука собственного голоса, - кто тут есть - выходи!
  Ответом ему было лишь гулкое эхо, многократно повторившее его громкий крик на большой глубине.
  - Это не нора! - словно возбуждённый терьер, отец Никон повернул к Николеньке взволнованное лицо, - это кое-что почище норы будет! Высота - ого-го! Ну-ка, подсоби!
  Снедаемый любопытством, Николенька принялся разгребать рыхлую землю вместе с отцом Никоном и вскоре субтильный священник протиснулся в образовавшееся отверстие до самого пояса.
  - За ноги меня держи! - крикнул он Николеньке, - попробую нащупать, где здесь дно!
  Николенька с готовностью ухватил священника за полосатые портки, выглядывающие из-под рясы, и с замиранием сердца пытался угадать, что удалось обнаружить в кромешной темноте отцу Никону. Неожиданно он почувствовал, как тщедушное тело священника плавно уходит вниз, выскальзывая из его рук.
  - Ты что же не держишь меня, ирод! - глухо раздалось из тёмной норы, и Николенька крепче ухватился за полосатые штаны.
  - Держу! - лихорадочно крикнул он, но отец Никон продолжал неумолимо скользить вниз, несмотря на все его усилия.
  - Святые угодники, падаю! - отчаянно взвизгнул священник, извиваясь всем телом, совершенно лишая измученного Николеньку последней возможности удержать его. Пытаясь хоть как-то остановить неизбежное падение, Николенька ухватился одной рукой за крепкий, торчащий из земли корень, другой намертво вцепился в чёрную, потёртую рясу и, упершись ногами в стену, изо всех сил пытался вытащить несчастного отца Никона наружу. Но, увы! Под напором его ног кусок рыхлой стены рухнул, и бедный Николенька вместе с отчаянно орущим отцом Никоном провалился прямиком в чёрную преисподнюю...
  Стремительный полёт в неизвестность показался охваченным ужасом путешественникам необычайно долгим. Высота, с которой упали отец Никон и молодой Перегудов, действительна была немалой, и на их печальной биографии в этом месте можно было поставить жирную точку, но на счастье любопытных путников, внизу протекала глубочайшая подземная река, в воды которой они и окунулись, благополучно избежав, во второй раз за сегодняшний день, неминуемой гибели.
  - Спасите! - истошно кричал отец Никон, жадно хватая ртом застоялый воздух и по-собачьи перебирая в воде руками. Охваченный невообразимой паникой он с тонким пронзительным визгом крутился в воде широкими кругами, безуспешно пытаясь рассмотреть в полной темноте спасительный берег.
  Рядом, продолжая держаться за батюшкину сутану мёртвой хваткой, шумно отфыркиваясь и выплёвывая попавшую в рот воду, барахтался Николенька, очумело вращая головой в разные стороны.
  - Отец Никон, нас течением сносит! - испуганно закричал он, увидев, как быстро удаляется от них тусклое пятнышко света - узкое отверстие, через которое они так неосторожно провалились.
  - На берег надо выбираться, Николка! Потеряем выход, вовек отсюда не выйдем!
  - Да где он, берег-то?! - чуть не плача завывал Николенька, безуспешно пытаясь нащупать ногами твёрдое дно.
  - Против течения греби! Смотри где свет, туда и правь, авось выберемся!
  Они принялись грести против течения, стараясь не упустить из вида слабую полоску света, расположенную так недосягаемо высоко, но неумолимая река продолжала нести их всё дальше, и вот уже спасительное пятнышко совсем скрылось из глаз, а безуспешные попытки пристать к невидимому берегу так и закончились ничем...
  - Николка, ты здесь ещё? - слабо шевеля руками и стараясь не тратить понапрасну силы, хрипло выговорил отец Никон.
  - Здесь, а то где же?! - отвечал ему Николенька, пытаясь стянуть с ног, ставшие невероятно тяжёлыми сапоги.
  - Чего ты крутишься-то? Силы береги!
  - Да сапоги, заразы! На дно камнем тянут, а снять не могу, как к телу приросли!
  - Это да... да ты потерпи, сейчас берег будет...
  Отец Никон боялся признаться даже самому себе, что силы совершенно оставили его и он грёб механически двигая руками, всё чаще бессильно погружая в воду лицо и лишь невероятное желание выжить заставляло его ещё держаться на поверхности.
  - А откуда вы знаете батюшка, что берег близко, бывали здесь? - с надеждой спросил Николенька.
  - Бывал, а как же, - шумно выплёвывая воду, едва выговорил священник, - ох, отроче, тону я...
  - Господи, да что это вы такое говорите, батюшка, где вы?!! - запаниковал Николенька, пытаясь обнаружить внезапно затихшего отца Никона. Он отчаянно размахивал руками, надеясь ухватить священника, но всякий раз его руки натыкались на пустоту и юноша безнадёжно молотил руками по чёрной воде. Заслышав справа от себя тихое бульканье, Николенька поспешно устремился на звук и совершенно неожиданно больно ударился грудью о твёрдый, круглый камень.
  - Отец Никон, берег! - завопил Николенька, хватаясь за осклизлый, пахнувший тиной каменный бок, - где вы, отец Никон?! Не тоните, Христа ради, я берег нашёл!
  Отец Никон ещё держался на плаву, но он настолько ослаб, что не мог откликнутся, боясь, что на крик уйдут остатки сил. К счастью, перепуганный Николенька не умолкал ни на секунду, благодаря чему отец Никон мог ориентироваться в темноте, и напрягаясь изо всех сил, упорно продвигался в сторону юноши. Наконец его ослабевшие руки наткнулись прямо на Николеньку, и молодой человек тотчас вытащил его на спасительный берег, следом выбираясь и сам.
  Долго отец Никон и Николенька сидели на берегу, чуть не погубившей их реки, приходя в себя и возносили к небу горячие молитвы, благодаря господа за чудесное спасение.
  - Ну что, отроче? - наконец осведомился полностью оправившийся отец Никон, - ты никак купаться хотел нынче?! Вот тебе и искупался! И сверху тебя полили и снизу! Непонятно только за что я с тобою вместе отдуваюсь, кажется я не испытывал никакого желания в воде мокнуть! Так оно в жизни и случается, один пустобрёх свои желания бесполезные высказывает, а умный человек ни за что страдает!
  - Это за что вы меня, отец Никон, пустобрёхом назвали?! - изумился Николенька.
  - А за то, что сидим здесь сейчас по твоей милости! - немедленно отозвался священник.
  - По моей?! По моей милости?!! - наливаясь невидимой в темноте краской безудержного гнева, громогласно произнёс Николенька, - да разве это я в дыру полез?! Разве я сюда свалился и вас за собою утащил?!
  - Н-да-а... истинно говорится в писании: "не жди благодарности от ближнего своего, ибо даже господь наш не ждёт, бескорыстно одаряя благами своими!" Я, ничтожный слуга господний, забросил дом свой, оставил несчастных прихожан и осиротил семью, а чего ради?! Разве ж для собственного блага стараюсь я? Охрану границы несу не щадя живота своего, а ему и горя мало! - невидимый в темноте отец Никон пребольно ткнул Николеньку в бок, - ты уж и забыл, что не удержал меня на краю бездонной пропасти?! И после того, будешь винить меня в наших несчастьях?! Поистине нет предела человеческой наглости!
  - Ну, отец Никон! - Николенька возмущённо потряс в темноте крепко сжатыми кулаками, - это уже переходит всякие границы! Ежели я вам так мешаю, так извольте - выбирайтесь отсюда сами! А я уж как-нибудь без вас!
  С этими словами, Николенька решительно зашагал по берегу, но, наткнувшись один раз на твёрдую стену, а другой раз, споткнувшись через острый камень, стал благоразумнее и пошёл медленно, осторожно ощупывая ногами поверхность при каждом шаге.
  - Эй! - раздался вслед ему голос отца Никона, - вернись! Чего ты?! Я же пошутил...
  Но горько оскорблённый в своих самых лучших чувствах юноша упорно продолжал двигаться вперёд.
  
  Глава 5.
  Загадочные середняки.
  
  Над хутором Стражей раздавался печальный перестук топоров. Укрывшись от дождя под широким деревянным навесом, белокудрый Яков и его помощник Тимошка колотили гроб.
  В ближайшей избе у окошка сидел Дмитрий Степанович, угрюмо разглядывая сквозь мутное оконце унылый, наполненный дождливый серостью пейзаж.
  - Так что же, никого не было рядом, когда Савелий-то помер?
  - Стало быть никого... - степенно отвечал почтенный старец по имени Агафон, оглаживая длинную белоснежную бороду.
  - Отчего же решили, что убили его? Вроде бы ранений на теле нету... откуда такие слухи?
  - К несчастью, барин, это не слухи. Мы, хоть народ и не учёный, а кое-что в этой жизни понимаем. Не своей смертью Савелий помер! Рано ему ещё было уходить к предкам, не время...
  - И оттого вы решили, что он убит? - скептически приподняв брови, уточнил Дмитрий Степанович.
  - Не спеши, барин, - укоризненно покачал головой неторопливый старец, - когда умирает Страж, благообразие и благодать небесная снисходит на чело его. Душа расстаётся с телом и поёт прощальную песню, покидая этот бренный мир...
  - Так что случилось на этот раз? - теряя терпение, грозно спросил Дмитрий Степанович, - душа не спела песню? Или спела, да не ту? Ты, старик, мне голову не морочь! Говори прямо, что произошло!
  - Я и говорю прямо, - осуждающе скосился Агафон, - но, боюсь, что тебе не узнать правды, поелику познает её тот, кто способен слушать, а не тот, кто может лишь говорить!
  - Ну, хорошо, - примирительно произнёс Перегудов, - я готов слушать не перебивая, но прошу тебя, говори коротко, без всяких загадок, так, чтобы я понял!
  Невозмутимо кивнув, Агафон приосанился, пытаясь распрямить сгорбленную временем спину, и приступил к рассказу.
  - Много тайн, великих и малых хранит в себе бескрайнее подземное царство, которое люди прозвали по имени бесстрашного и жестокого разбойника Летохи! Некоторые из них известны нам, Стражам, ибо из века в век стоим мы на своём нелёгком посту, охраняя живущих на земле от посягательств страшных и беспощадных существ, населяющих подземелье и познавая загадочные тайны, которыми так полон подземный мир! Не стану утомлять твой слух, перечисляя все те блага, что сумели мы извлечь, благодаря своим познаниям. Но вместе с чудесными дарами, что преподносит нам пещера, подземное царство хранит в своих недрах и невероятное зло и выдаёт нам порою печальные и зловещие сюрпризы! Помнишь ли ты свой первый неудачный поход в пещеру, когда дорога привела тебя к Мутному озеру?
  - Отчего же не помнить? Такое забыть трудно! - невесело откликнулся Дмитрий Степанович.
  - Ты стал свидетелем странного и жестокого в своём проявлении события! - старец значительно поднял кверху скрюченный палец, - загадочные существа живут в затаённых глубинах пещеры! Нет им названия на земле, ибо никто из живущих не сможет сказать, на каком свете находятся они, к живым или к мёртвым следует отнести этих несчастных! Потому мы называем их Середняки.
  - Это как же? - осторожно вопрошал Дмитрий Степанович, - неужто ты хочешь сказать, что мы с господином Мюллером на том свете побывали?!
  - Велик и многообразен наш мир, - укоризненно отвечал ему старец, - что ты, смертный, вообразил себе, что знаешь, как он устроен? Наивный и счастливый человечек! Тебе с детства внушили мысль, что мир, в котором ты живёшь - един, а душа после смерти отправляется туда, куда заслужила всею жизнью своей. Праведная - в рай, а неправедная, стало быть - в ад! Так ли?!
  - Ну... в общем так, - чуть помедлив отвечал Дмитрий Степанович, слегка обиженный, что его мужчину почтенных лет, снисходительно обозвали человечком.
  - Да как же можно?! - расстроился от его слов старец, - разве живя здесь, не убедился ты многажды в существовании разнообразных миров? Разве не усомнился в жизни хоть раз, что есть добро, а что зло?
  - Я, знаешь ли, в этакие дебри не лезу... - насупился Дмитрий Степанович, - в философиях этих не силён, да и разбираться недосуг! Когда мне о многообразии миров думать? У меня семья - семь человек! Жена, детей трое, да трое внуков! А хозяйство?! Или ты, старец думаешь, что можно одновременно расходную книгу вести и размышлять, что есть добро, а что зло? Нет уж! Видно каждому предназначение своё. Вы тут сами размышляйте, а мне опосля расскажете, только коротенько! А теперь ближе к делу, старик! Ты мне про Савелия сказывай!
  Тяжело вздохнув, Агафон потеребил руками бороду, разделяя её на две равные, аккуратные половинки и продолжил свой рассказ.
  - Мутное озеро пополняется водами из подземной реки Очь, берущей своё начало из мощного источника, расположенного на противоположной стороне твоего имения. Река это, течёт глубоко под землёй, вдоль Бездонки, почти в точности повторяя её русло. На берегах подземной реки и обитают Середняки.
  - Что ж это за племя? - осведомился Дмитрий Степанович.
  - Это не племя, - покачал головой старец, - несчастные создания, в искажённых ликах которых земные обитатели могут разглядеть черты своих родных и близких, а могут и это, пожалуй, самое страшное - увидеть себя!
  - Да как же такое возможно?!
  - Многое возможно в мире, - возразил Агафон, - и эта тайна, что скрывается в потаённых недрах пещеры, не самая невероятная, хотя, увы, одна из самых печальных!
  - Постой-ка, старик, совсем ты меня запутал! Как попадают под землю эти люди?
  - Они не люди.
  - Да кто ж они тогда, чёрт возьми?!
  - Середняки. Существа, которые ушли из жизни, но ими пренебрегла сама смерть.
  - Привидения?! - со страхом спросил Дмитрий Степанович.
  - Что ты называешь привидениями? Призрачные создания, парящие над землёй? Нет, Середняки вполне осязаемы. Им нужна пища, сон, они даже создают семьи, находясь глубоко под землёй. Середняки не могут парить, как призраки, а также не могут вырваться из подземного плена по своей воле, по крайней мере, раньше не могли...
  - Что всё это значит? - чувствуя, как в душе нарастает тревога, тихо спросил Дмитрий Степанович.
  - Это значит, что Середняки напали на несчастного Савелия. Они выпили из него жизненную силу, то чего им так не хватает. А это значит, что в их многовековом существовании произошли загадочные изменения, и последствия этих невероятных перемен, могут быть катастрофическими!
  - Силу говоришь? - Дмитрий Степанович взволнованно заходил по комнате, крепко сжимая пальцами переносицу, - вот и ответ на задачку! А скажи-ка, старик, коли эти Середняки научились выпивать силу из живого человека, смогут ли они забирать себе способности магических предметов?!
  - Не пугай меня, барин, - бледнея лицом, проговорил Агафон, в невероятном волнении привставая с деревянной лавки, - уж не хочешь ли ты сказать, что лишены силы те вещи, что достались вам от покойной Софьи Михайловны?!
  - Боюсь, что так, - сокрушённо склонил голову Дмитрий Степанович, - Абуджайская Шаль более не действует в руках Видящих, граница слабнет... я ведь, за советом к вам шёл, что же мне теперь делать, старик?..
  
  ***
  В маленькой тесной избёнке собрались все Стражи дальнего хутора, от почтенного старца Агафона до молодого рыжего Тимошки. Посреди них, подперев массивным кулаком отвислые щёки, сидел Перегудов, внимательно прислушиваясь к громкому, взволнованному разговору.
  - Сроду такого не было, чтобы Середняки на людей нападали! - горячился Тимошка, - сколько раз я мимо них проходил, когда они на своих лодках к берегу подплывали - и ничего! Не видят они людей, не чуют! Как могли они напасть на Савелия?! Да и силы нет такой у Середняков, чтобы жизнь человеческую отобрать! Жалкие существа, коими пренебрегла сама смерь, что они могут?!
  - Постойте-ка, - вмешался Дмитрий Степанович, - то есть, как это не видят они людей? Слепые они что ли?
  - Нет, барин, они не слепые, - терпеливо отвечал ему Агафон, - вернее не слепые в том смысле, что глаза у них видят не хуже, чем у людей, вот только способны они увидеть только то, что им при жизни хотелось, или то, что они считали важным или нужным.
  - Не поня-а-атно... - протянул Перегудов.
  - Да понимать тут нечего, - усмехнулся старец, - вот, к примеру, скажи, приходилось тебе встречать людей с важностью рассуждавших: "я не верю в настоящую любовь! Вот со мной был случай..." или искренне восклицающих: "да разве есть на свете честные люди?! Побойтесь бога!"
  Не долго думая, Дмитрий Степанович кивнул головой, поскольку и сам не раз грешил подобными фразами.
  - То-то и оно! - с важностью поднял старец, скрюченный смуглый палец, - бездумно и походя теряют люди веру во всё доброе, чистое. Не рассуждая, отрицают то, ради чего пришли на эту землю и ангелы плачут на небесах, скорбя об этих заблудших душах! В заботе о хлебе насущном день за днём растрачивают свои силы и мысли, забывая о главном предназначении человека - нести свет и радость всему живому вокруг, ибо не для разрушения дана человеку сила, а для созидания!
  Легкомысленный Тимошка фыркнул в углу, ехидным смешком и невнятным бурчанием, выражая недоверие высокопарным словам старца, но пристыженный грозными взорами Стражей, а более того крепкой затрещиной Якова, виновато замолчал.
  - Не верите в любовь?! Нет её?! Так что же остаётся вам, несчастные?! Вера в могущество более сильного? Вера во власть?! Так нате берите её, ешьте досыта, коли нет для вас другой веры! Хватайте жадными ручонками и примеряйте на себя богатство и знатность, покуда не угаснет душа ваша, под тяжким гнётом страшных нарядов!..
  ...
  - Проходя равнодушно мимо горя и бед живущих, попирая милосердие и смеясь над благородством, слепнет душа человеческая! Чахнет она и сохнет, подобно древесному листу, отдалившемуся от ствола, что питал его жизненными силами... смятая и скукоженая мечется, пленённая телом - жалкой, дурно пахнущей оболочкой и не найдя выхода прячется измученная и ослабевшая глубоко под землёй, забирая с собой искажённый, изуродованный облик своего тюремщика!
  Несколько ошарашенный гневными словами старца, Дмитрий Степанович насупился и сердито воззрился на замолчавшего Агафона, силясь осознать сложную природу появления подземных жителей.
  - Так что же есть Середняки? Люди, али... что?!
  - Мы не знаем точного ответа, люди они или уже нет. Многое из жизни Середняков окутано тайной, ведь им не дано видеть и общаться с живыми людьми, а нам тяжело находиться среди них. Немного известно об их безрадостном существовании и то, что мы знаем, не вселяет в наши души жажду скрупулёзно изучать нравы этого унылого народца.
  В селении Середняков стоит каменное изваяние - жуткое изображение кривляющегося чёрта с горящими глазами и высунутым красным языком. Кто и когда поставил это изваяние? Неизвестно. Оно, как и Середняки существовало задолго до нашего прихода в этот мир. Для Середняков этот идол символ могущества, символ их приобщения к величайшим мира сего, поелику каждый из них считает себя Избранным и отмеченным печатью благоденствия. Спесь и невежество - вот что рождает Середняка! Каждый день, жители подземелья раздуваясь от гордости идут к статуе, воздавая ей всяческие почести, испытывая при этом невероятный восторг и обожание. Их обуревает гордость за то, что они приобщены к великому таинству, за то, что они смеют безбоязненно приближаться к великому божеству! И оттого они ещё более возвеличивают себя, присваивая друг другу громкие титулы и раздавая бесценные знаки отличия! - Агафон скорбно покачал седой головой, рассеянно глядя прямо перед собой, словно вспоминая давно ушедшие события.
  - Жалкое и недостойное существование влачат несчастные Середняки. Но самое печальное, что они не замечают этого! Они не осознают, что давно ушли из настоящей жизни! Довольные и сытые они проводят свои дни похожие один на другой, как братья-близнецы. С утра - хвала высшему, потом жадное пожирание аппетитных толстых улиток, что в изобилии размножаются на берегах подземной реки, затем они идут друг к другу в гости, всякий раз, с удовлетворением наблюдая, до чего же каждый из них благополучнее соседа, а затем опять к божеству, сообщить захлёбываясь от счастья о своей бескорыстной преданности, снова аппетитные улитки и так век за веком! И только один раз в месяц, в ночь, когда над землёй встаёт полная луна, Середняки видят сны. Им снятся горы и леса, быстрые реки и стремительный полёт птиц, а ещё они видят людей! Настоящих людей, живых, тех, что когда-то связывали их с жизнью! И они просыпаются, роняя горькие слёзы и оплакивая свою злую участь и каменные стены давят на них, вселяя ужас! Тогда Середняки садятся в лодки и спешат к Мутному озеру, что в этот день озаряется волшебным светом, ибо свято верят, что именно там они встретят жизнь и в их сердцах загорается безумная надежда - вернуться туда, где сияет солнце! Самое печальное, что на короткое время им действительно удаётся увидеть то, чем когда-то они пренебрегали при жизни - тех людей, что снятся им ночью. Они тоже плывут на лодках, совсем рядом, глядят в глаза, смеются и протягивают руки! Но... лодки пристают к берегу, Середняки выходят на землю и чары полной луны рассеиваются. В слепой тоске бродят они по берегу, выкликая полузабытые дорогие имена, но глаза их не видят более ничего, кроме красного камня и тёмных вод Мутного озера!
  - Как же могло так случится, что Середняки напали на человека? - недоверчиво спросил Перегудов.
  - Причиной этому, как мы полагаем, послужили события, произошедшие три года назад, когда ты, барин, впервые появился в нашей деревне, - отвечал ему Яков, - надо признаться, что мы не часто ходим к берегам Очи, слишком тяжело наблюдать за безрадостной жизнью несчастных Середняков. Однако раз в полгода мы появляемся там, проверяя всё ли в порядке. В тот день нас было трое, я, покойный Савелий и молодой Тимошка.
  - Я тогда Середняков первый впервой увидал! Ох, и страшные они! Губы всё время улыбаются, будто их за ниточки в разные стороны растянули, а глаза - мёртвые!
  - Помолчи-ка, Тимофей! - сурово прикрикнул на него Яков, - не след тебе старших перебивать! Когда прикажут, тогда и скажешь!
  Отчитав молодого Стража, Яков продолжил.
  - В тот день мы увидели странную и необъяснимую картину - Середняки изувечили своё божество! Каменный истукан, многовековой предмет слепого преклонения, валялся, рассыпанный на куски, а Середняки ходили по брошенным обломкам, беззастенчиво пиная их ногами! И самое главное, что они не выглядели несчастным, лишившись своего кумира - напротив! Середняков охватило необычайное воодушевление, они были до странности суетливы, и я бы даже сказал оживлены.
  С тех пор мы стали чаще посещать Середняков, надеясь разгадать причину их загадочного поведения, но ничего необычного более не замечали, до тех пор, пока однажды нас вдруг не окликнул седой, важный Середняк: "Эй! - закричал он, явно обращаясь к нам, - кто вы такие?!" Это было настолько неожиданно, что мы с Савелием замерли совершенно ошеломлённые. Но в следующую секунду Середняк беспомощно крутил головой, пытаясь нас разглядеть, а затем благополучно позабыв о нашем существовании важно зашагал по своим неотложным делам. Надо ли говорить, что с того дня жизнь Середняков стала для нас весьма занимательна и всякий раз, улучив свободную минуту, мы с Савелием спешили на пологие берега Очи, внимательно наблюдая за нравами Середняков. Наивные безумцы! Мы решили, что сумеем помочь этим несчастным, подарим им настоящую жизнь! Как же жестоко мы ошибались!
  С каждым днём мы всё больше убеждались, что Середняки начинают видеть нас. Всё чаще их настороженный взгляд останавливался на наших лицах, и вечная подобострастная улыбка сменялась на их лице недоверчивой гримасой. Они не понимали кто мы, откуда взялись и куда уходим и оттого отчаянно нас боялись! Но мы не теряли надежды достучаться до их сердец и всякий раз ласково с ними заговаривали, стремясь растопить толстый лёд отчуждения. Трижды глупцы! Мы хотели разбудить тех, кто давно умер! И только три дня назад, страшная в своей правдивости догадка осенила наши затуманенные тщеславием умы! Каменное изваяние! Вековой идол - предмет поклонения унылых Середняков! Они разбили его не потому, что души их, освободились от порочных страстей, а оттого, что на смену каменному истукану пришло другое божество! Более властное и могучее! И только это могло стать причиной, почему верноподданные Середняки безжалостно растоптали своего идола!
  - Но кто же стал властвовать над Середняками?! Кто стал их божеством и кумиром? Удалось ли вам его увидеть?!
  - Сразу после нашего разговора, Савелий один ушёл в пещеру. Я и помыслить не мог, что он направится прямиком к жилищам Середняков, ведь после того, как мы открыли для себя горькую правду, стало ясно, что встреча с Середняками более не безопасна. Но, тем не менее, это случилось! Упрямый Савелий во что бы то ни стало решил узнать, что же или кто занял место каменного истукана и вот сегодня утром мы нашли его у берега Мутного озера мёртвым...
  - Та-ак... - Дмитрий Степанович по старой привычке задумчиво теребил рукой пушистые бакенбарды, - стало быть, наши Середнячки научились чужую силушку пить, отчего открылись их поганые глазки, а управляет всем этим процессом, неведомое нам божество...
  - Надо к Мутному озеру идти! - запальчиво выкрикнул Тимошка, - возьмём ружья с собой, да потрясём хорошенько Середняков, авось узнаем, кого они в своём логове подземном скрывают!
  Дмитрий Степанович с удовольствием посмотрел на разгорячённого Стража.
  - Вот это по-нашему! Коли известно, кто воду мутит, так и раздумывать нечего! Изловить - и к суду представить!
  - Как вы себе это представляете, уважаемый Дмитрий Степанович? - с сомнением возразил ему Яков, - подземная река Очь проходит под всем вашим имением глубоко под землёй. От её извилистых берегов в разные стороны отходят сотни потаённых дорог, на которых селятся многочисленные Середняки. Даже мы, лучше всех знающие запутанные переходы Летохиной пещеры, не можем с точностью сказать, где и сколько обитает Середняков в подземном мире. А самое главное, мы не знаем, кому сейчас поклоняются Середняки, какой силой наделено это неведомое нам существо? Каким оружием бороться нам с ним?! Нет, барин, тысячу раз надобно подумать, прежде чем решиться на поход в подземное царство.
  - Да некогда думать, родной! - взволнованно закричал Дмитрий Степанович. Охрана границы слабеет, в деревне народ волнуется, с каждым днём иссякает вера в Видящих! Хаос грядёт на землю, ежели позволим сейчас Середнякам одолеть себя!
  - Этого мы не допустим! - грозно пристукнул деревянным посохом почтенный старец Агафон, - костьми ляжем, а Середнякам воли не дадим! Однако и Яков прав, такое дело с кондачка не решается. Ты вот что, барин, мы сейчас перво-наперво охрану надёжную у входа в пещеру выставим, дело-то к вечеру близится, опасно в такое время по пещере шастать! А нам сейчас важнее всего товарища нашего похоронить достойно! Негоже так-то, про Савелия вовсе забыли! А уж опосля всем миром порешим, как нам с этой напастью сладить!
  Дмитрий Степанович, понимая правоту мудрого старца, не стал спорить и вышел во двор подышать свежим воздухом и выкурить на дворе трубочку.
  Солнце клонилось к закату. В воздухе пахло дожём и свежестью. Неподалёку шумел звонкий, весёлый водопад, а на крыше ветхой избы крикливо бранились яркие лесные пичуги.
  Мимо него прошагали братья Кузьма с Макаром и силач Емеля, вооружённые тяжёлыми дубинами они отправились к входу в пещеру - сторожить.
  Немного погодя, из соседней избы вышли старец Агафон и хуторской староста Яков оба схожие, как родные братья с белоснежными длинными волосами и бородами до пояса, они неторопливо приблизились к Дмитрию Степановичу и остановились рядом, опершись на тяжёлые посохи.
  - Вот и обмыли покойничка, - тоскливо проговорил Агафон, - в рубаху праздничную нарядили, а зачем в праздничную-то? Ведь горе...
  - Так положено, Агафон, - отвечал ему Яков, успокоительно поглаживая старика по поникшим плечам, - чай ему с отцом небесным встречаться, пусть уж будет нарядным.
  - Ну-ну... - вздохнул старец.
  - За отцом Никоном надо послать, - поддержал беседу Дмитрий Степанович, - не хоронить же его без отпевания - не по-людски это!
  - Да чего же посылать-то, Дмитрий Степанович?! - жарко зашептал ему на ухо, подошедший Фёдор, - сами и поедем! Чего нам тут в ночь-то оставаться?! И постели порядочной верно не найдётся здесь для вашего превосходительства! А утречком раненько встанем, отца Никона с собой захватим, да и назад вернёмся!
  - Верно, Дмитрий Степанович! - поддержал его Яков, - вам и впрямь нет нужды здесь ночевать. Езжайте домой, а завтра вернётесь.
  Дмитрий Степанович совсем уж было согласился, когда вспомнил про тарантас, брошенный посреди лесной дороги.
  - А тарантас-то! - он грозно сверкнул глазами на кучера, - леший в лесу за тебя чинить будет?!
  - Почто же обижаете, барин? - Фёдор укоризненно глянул на грозного хозяина, - чай мы своё дело разумеем! Не знаю, кто о чём, а я-то только про тарантас и думал! Один приволок его из лесу и хоть бы кто помог, так нет, все заседать изволили, важные политические вопросы решать. Только Фёдору ента политика ни к чему, извольте взглянуть, барин, вон он тарантас-то под навесом стоит, как новенький, любо-дорого глянуть!
  Дмитрий Степанович, устыдился своего напрасного гнева и примирительно похлопал Фёдора по поникшим плечам.
  - Ну-ну, Фёдор, не серчай! Коли ты такой молодец, так, стало быть, и поедем!
  Без долгих прощаний Перегудов тяжело уселся в тарантас, кутаясь в плед от вечерней сырости, и тут же задремал, утомлённый долгим и трудным днём, а когда он проснулся, кони уже бодро въезжали во двор господской усадьбы.
  - Ну, слава тебе, господи, добрались! - Фёдор потянул вожжи, останавливая лошадей, - проснулись, Дмитрий Степанович? Прибыли!
  Перегудов сладко зевнул, предвкушая сытный ужин и мягкую постель, но едва он успел ступить на порог, как в переднюю тотчас вбежала взволнованная Дарья Платоновна.
  - Ах, душа моя, а я уж было решила послать за тобою, ведь у нас беда!
  - Что случилось, матушка? Канарейка околела? - неловко попытался пошутить усталый Перегудов, но, взглянув в глаза супруги, лихорадочно блестевшие на бледном, осунувшемся лице, осёкся.
  - Что случилось? Дети?!
  - Николушка пропал! - поникшие плечи Дарьи Платоновны затряслись в беззвучном рыдании, - он с отцом Никоном следом за вами в лес ушёл, границы эти, окаянные обходить. И по сию пору их нет! А давеча Дарёнка прибежала, видела она, как Николушка в лес отправился, да и пошла следом, любопытство вишь, девку одолело! А Николушки-то и след простыл! Только шляпу его и нашли!
  Дмитрий Степанович почувствовал, что земля уходит у него из-под ног! "Сам на погибель сына отправил! - мелькнуло у него в голове, - сам! Господи, помоги мне!"
  - Постой-ка, мать, не голоси раньше времени! Где девка?! Подать её сюда, сам расспрошу, где она шляпу эту отыскала! Может, он обронил её, а вы сразу и выть!
  - Да нет её, батюшка, - продолжала рыдать Дарья Платоновна, не вытирая обильно бегущих слёз, - в лес убежала с родичами своими Николеньку и отца Никона искать. Кроме них, кто в лесу ночью-то лучше сыщет! Вот ждём... - тоскливо добавила она, горестно поднимая на мужа опухшие от слёз глаза.
  - Значит будем ждать, что же делать, - Перегудов обнял супругу за плечи дрожащими руками, - делать нечего! Да придёт он, голубушка, вы уж не расстраивайтесь так, известно, дело молодое, да и отец Никон сущее дитя! Вот и задержались, о других-то не думают... придут! Ну, куда им деться-то в лесу?! Некуда...
  
  Глава 6.
  Подземный город.
  
  Нестерпимой болью ныла ушибленная нога, из рассеченной брови, медленно капала кровь, и Николенька часто утирал её скомканным мокрым платком, стараясь остановить течение. Нелегко было идти в непроглядной темноте, ощупью обходя многочисленные острые камни! Несколько раз он оступался прямо в холодные воды подземной реки, и стремительное течение всякий раз пыталось оторвать юношу от твёрдой земли. Беспомощный в своей неспособности видеть в темноте, Николенька дважды налетел головой на низко свисавшие с невидимого потолка твёрдые наросты, и, наконец измученный и усталый сел, прислоняясь спиной к холодному камню, бессмысленно тараща глаза в темноту.
  Временами до Николеньки долетал приглушённый голос отца Никона, но обиженный юноша хранил гордое молчание, с мстительной радостью представляя себе растерянно мечущегося одинокого священника.
  - Отроче! - взывал меж тем отец Никон, - остановись! Пошутил я!.. Ну, что ты, ей-богу! Ой-ёй!!!
  Послышался глухой стук, и пронзительный голос священника умолк. Николенька посидел, прислушиваясь, но из темноты не доносилось ни звука.
  Наконец Николенька не выдержал.
  - Отец Никон, что с вами?!
  Ответом ему было молчание. Проклиная в душе собственное малодушие, Николенька двинулся назад, ощупывая рукой шершавую, каменную стену и осторожно переступая ногами. Сделав несколько неуверенных шагов, он услышал тихое жалобное скуление и пошёл на звук, выставив вперёд вытянутые руки.
  - Отец Никон?
  Скуление на секунду прекратилось, а затем возобновилось с новой силой, окрепло и, наконец, перешло в пронзительный, отчаянный вой.
  - Да прекратите вы выть!
  Николенька нащупал в темноте обмякшее, мокрое тело маленького священника.
  - Что с вами? Вы ушиблись? Идти можете?
  - Куда идти-то, отроче? Пропадём мы! Ведь это мы в Летохину пещеру попали! Правду люди говорили, что тянется она под всей деревней и далеко за её пределами! А разве найти нам выход из пещеры?! Нипочём не найти...
  - Глупости. Надобно идти по течению реки. Ведь должна же куда-то выливаться вода! Стало быть, там и есть выход!
  - Вертаться надо, отроче! И наверх попробовать подняться, туда, откуда мы провалились!
  Николенька печально покачал головой.
  - Не подняться нам, отец Никон! Там кругом стены отвесные - на берег не выбраться! Нас течением всё одно назад вынесет. Измаемся только... вперёд надо идти!
  Отец Никон снова тихонько завыл, но Николенька уже решительно поднимал его за поникшие плечи и, поминутно оступаясь на скользких камнях, незадачливые путешественники двинулись вперёд вдоль извилистого русла подземной реки...
  - Согласитесь, отец Никон, - с трудом перелезая через громадный валун, перегородивший им путь и тяжело отдуваясь, произнёс Николенька, - человек существо престранное! В отличие от какого-нибудь другого создания он способен приспосабливаться к любым, самым невероятным условиям!
  Отец Никон перелезая следом за ним, с треском дёрнул чёрную рясу, зацепившуюся за острый край выступающего из земли камня.
  - Это, к каким же, например? - недовольно буркнул он, с огорчением разглядывая испорченное платье.
  - Да вот, извольте! Говорят, что глаза человека не способны видеть в темноте, но вот мы с вами провели в совершенной мгле всего несколько часов, а я готов поклясться, что отлично различаю находящиеся здесь предметы. И реку вижу, и камни, да и вас отец Никон, прекрасно вижу. Желаете, скажу, что вы в данный момент делаете?
  Отец Никон с недоумением разглядывающий свою порванную рясу вдруг испуганно охнул и присел, не в силах удержаться на ослабевших ногах.
  - Ох, и верно! Да ведь и я вижу!
  Словно очнувшись от странного наваждения, путешественники оглядывали низкий каменный свод и быстротечную подземную реку с пологими каменистыми берегами. Тусклый, неясный свет, так исподволь и осторожно, окружил их своим неясным сиянием, что путники и не заметили, когда в какую минуту, непроглядную чёрную мглу заменило загадочное свечение.
  - Мне и давеча ещё показалось, будто я камни в темноте различаю, - возбуждённо озираясь вокруг, проговорил Николенька, а теперь я и вовсе хорошо вижу! Вот так штука!
  - Это, брат ты мой не штука, - задумчиво подёргал куцую бородёнку отец Никон, - мы ведь с тобой, отроче, не в небесной стране - под землю забрались! А здешние сюрпризы отдают происками лукавого!
  Николенька хотел, было поднять на смех встревоженного отца Никона, но внезапное беспокойство подкралось и к нему, царапая его грудь изнутри острыми, цепкими коготками.
  Непривычно и пугающе выглядела пещера, освещённая странным, таинственным светом! Оглядываясь назад, туда, откуда они вышли, путники не видели ничего, кроме кромешной мглы. Тем удивительнее было видеть впереди мерцающий серебристый свет, озаряющий подземный тоннель, где глаза способны были разглядеть всё, до мельчайшего камня на дне холодной реки.
  - Откуда же свет? - озадаченно крутил головой отец Никон, - ты погляди, отроче, он словно от камней исходит! Ну, да, так оно и есть, все камни светятся! Ни тепла, ни тени не дают! Чудно!..
  Отец Никон присел на корточки и подобрал мелкий, светящийся камешек. Он поднёс его к глазам, понюхал и даже лизнул, осторожно высовывая кончик языка, но разгадать тайну светящегося камня ему так и не удалось. Недолго думая, священник сунул камешек в карман и с каждым пройденным шагом, пополнял свою коллекцию особо ярко светящими экземплярами, при этом он так усердствовал, что вскоре его карманы угрожающе трещали, рискуя разойтись по швам.
  Русло глубокой подземной реки постепенно сужалось, и одновременно уже становились пологие каменистые берега. Бурые булыжники, светящие мертвенно-серым цветом своими острыми краями безжалостно обдирали кожу и без того потёртых сапог. С каждым пройденным шагом холодные источники света делались всё крупнее и временами необъятные валуны преграждали измученным путешественникам дорогу. Порою проход был настолько узок, и завален камнями, что они с трудом протискивались под низко свисающим потолком, не имея ни малейшей возможности разглядеть, что ждёт их впереди.
  Меж тем рокот глубокой тёмной реки становился всё громче. Холодные волны с плеском и шумом неслись глубоко под землёй, перекатываясь через светящиеся камни, и гулкое эхо неустанно звенело, повторяя звуки зловещего журчания тёмной воды.
  - Отчего так река шумит, отец Никон? - с тревогой спросил Николенька, прислушиваясь к возрастающему шуму.
  - Видно камни впереди, вот она и клокочет...
  Усталый священник неохотно двигал языком, занятый своими мыслями, но Николенькино замечание заставило и его прислушаться к грохоту реки.
  Тем временем Николенька внимательно оглядывал груду камней, почти полностью завалившую проход.
  - Боюсь, нам придётся разбирать завал, не думаю, что мы сумеем проникнуть в такую узкую щель, - заметил он, - что ж надеюсь, что выход близко и нам не придётся слишком долго возиться с камнями!
  Опасения отца Никона на этот счёт были куда более серьёзные, но он промолчал и, ни слова не говоря, проворно взобрался на высокую груду.
  - Поберегись! - крикнул маленький священник сверху, сбрасывая в реку камни, загромождающие дорогу.
   С громким грохотом светящиеся булыжники прокатились по круче и с плеском упали в тёмную воду. Николенька забрался следом за отцом Никоном и принялся помогать ему, сдвигая крупные камни. Наконец, они расчистили проход, через который можно свободно проникнуть и заглянули по ту сторону завала, тяжело дыша от проделанной непосильной работы...
  
  ***
  Крепко держась расцарапанными пальцами за камни, впивающие свои острые бока в многострадальные тела, долго в безмолвном удивлении рассматривали путешественники открывшуюся перед ними поразительную картину, не в силах произнести ни слова.
  Прямо за завалом узкий проход обрывался. Подземная река, продолжая свой бег, широкой блестящей полосой сбегала с высокого обрыва, с шумом и рёвом разбиваясь внизу о многочисленные камни, и текла далее извилистой полосой по обширной подземной долине, которая простиралась вокруг настолько, насколько хватало глаз. Отдалённые стены необъятного по величине подземелья, покрывали отверстия самой разнообразной формы. Местами их было так много, что красновато-бурая поверхность походила на огромные соты гигантских диких пчёл
  Каменный потолок вздымался настолько высоко, что высоту его невозможно было сравнить ни с одним величественным храмом, либо другим созданием человеческих рук, когда-либо виденных путниками. Под самыми каменными сводами собирались водные испарения, принимая причудливые формы и окрашенные в самые разнообразные цвета. Они казались настолько плотными, что хотелось дотронуться до их разноцветной мякоти и попробовать на вкус.
  Но самым удивительным было не это. Вдоль излучины подземной реки, по обе её стороны, стояли неуклюжие сооружения, собранные из чего попало, но эти серые, неказистые строения, смотревшиеся досадными пятнами на фоне ярчайшего по красоте природного явления, явно были сделаны мыслящими существами.
  - Невероятно! - наконец выдохнул Николенька, - неужели здесь живут люди?!
  - Люди?! - брови отца Никона скептически поднялись вверх, - с чего бы это людям под землёй селиться? Не-ет, отроче, люди не кроты, по норам не прячутся!
  - А кто же вы думаете? - со страхом спросил Николенька, опасаясь даже предположить, что за существа могли поселиться так глубоко под землёй, вдали от яркого солнца.
  Отец Никон истово перекрестился и ожесточённо сплюнул в сторону, бормоча невнятные слова.
  - Черти. Точно черти! Ты погляди, отроче, не видать ли где адских котлов?..
  Николенька подозрительно глянул на отца Никона, не смеётся ли тот над ним? С него ведь станется! Но отец Никон казался очень озабоченным, ни тени улыбки не мелькало на его худощавом лице, а прищуренные жёлтые глазки зорко вглядывались в серые кособокие сооружения.
  Так и не разгадав, какие мысли скрываются за безразличным видом щуплого священника, Николенька вздохнул и, примостившись рядом с отцом Никоном, принялся рассматривать живописные окрестности, рассеянно перекидывая мелкие светящиеся камни из одной ладони в другую. Ни единое движение не нарушало безмолвного спокойствия загадочной подземной долины. Ни одно живое существо не появилось на всём её огромном пространстве, только шум водопада раздавался в гулком подземном царстве. Временами Николеньке казалось, будто его лица касается слабое дуновение ветра, и он беспокойно озирался, гадая, чем вызвано движение воздуха в этом мрачном каменном мешке, но ветер тотчас утихал и Николенька тщетно крутил головой в разные стороны, высматривая источник своего беспокойства.
  Наконец юноше наскучило любоваться окрестностями. Неудобное ложе и устало ноющее, израненное острыми камнями тело не располагали к умиротворённому созерцанию необыкновенных красот подземелья, и он обернулся к отцу Никону, с намерением задать ему вопрос, относительно их дальнейших действий. Однако, мельком брошенный взгляд на священника поразил Николеньку до самой глубины души и заставил юношу не на шутку испугаться.
  Отец Никон находился в странном, необычайном возбуждении. Он рыскал сверкающим взглядом по сторонам, его худые длинные пальцы выбивали на твёрдой поверхности бурых камней задорный ритм, а тщедушное тело, не в силах удержаться на месте, выполняло такие странные па, что Николенька с испугом отодвинулся подальше от взволнованного священника.
  - Что случилось-то, отец Никон? - опасаясь за рассудок немолодого священника с опаской спросил Николенька, - вспомнили чего, или мысль какая в голову пришла?
  В ответ на его участливый вопрос отец Никон неожиданно хихикнул, зажимая себе рот грязным, ободранным кулаком и замахал руками на Николеньку, не в силах вымолвить ни слова.
  - Так анекдотец вспомнил, - наконец отсмеявшись произнёс он, - и анекдотец-то дурацкий, а вот, поди ж ты вспомнился и насмешил...
  Продолжая беспричинно ухмыляться, отец Никон сполз с каменной кручи, хоронясь от неизвестных обитателей пещеры и оживлённо потирая сухенькие ладошки, уставился на стремительные воды подземной реки, изредка кивая нечесаной головой, словно отвечая на вопросы невидимого собеседника.
  - Отец Никон? - в тревоге окликнул его Николенька, - так мы идём дальше?!
  - Поглядим, - уклончиво отвечал священник, бросая светящиеся камешки в бурлящую реку, - рано или поздно возле хижин хозяева появятся, вот и посмотрим, что за жители здесь обитают! А пока отдохнём, отроче, кто его знает, сколь ещё плутать-то по подземелью придётся...
  Ни слова больше не говоря отец Никон снял свою чёрную рясу, оставшись в мятом потёртую сюртучке, расстелил её у стены подальше от холодных брызг шумного потока, свернулся калачиком, и тут же захрапел с присвистом, беспокойно подёргивая во сне куцей бородёнкой. Николенька решил было тоже примоститься рядом с безмятежно спавшим священником, но передумал и вновь взобравшись на каменную кручу, принялся разглядывать удивительную картину подземного мира, пока усталость и сон не сморили и его.
  Спал юноша беспокойно. Во сне ему чудились свирепые чудовища, почему-то похожие на гигантских крылатых котов, яростно мяукавших и больно царапающих его истерзанное тело. А то вдруг явственно пригрезился отец Никон, склонивший над ним своё неумытое лицо. Николенька хотел проснуться, но видение отца Никона успокаивающе коснулось его горячей ладонью и тихо прошептало: "Спи, отроче...". Николеньке казалось, что он видит его тщедушную фигурку, крадучись пробирающуюся по мрачной и мёртвой подземной долине, но тут же в голове его всё перемешалось и новые видения размытые и неясные завладели его бедной, измученной головой.
  Проснулся Николенька от резкого, бесцеремонного толчка.
  - Проснись, отроче! - тряс его за плечо взволнованный отец Никон, - глянь-ка по сторонам, вона, вишь, появились соседи наши!
  Николенька с трудом открыл утомлённые глаза и, приподняв тяжёлую, словно свинцом налитую голову, недоумённо глянул на отца Никона, не осознавая в первую минуту, где он находится и отчего при своём пробуждении видит не привычные стены своей уютной комнаты в деревенской усадьбе, а нелепую фигуру сельского священника, озарённую мерцающим, серебристым светом. В следующую секунду Николенька разом вспомнил все события минувшего дня и, охнув от расстройства и болезненной ломоты, охватившей его многострадальное тело, сел на твёрдых камнях, встревоженного глядя по сторонам.
  - Голову-то пригни! - осуждающе глянул на него отец Никон, - а не то расселся на самом видном месте, как истукан, не ровен час, головы лишишься!
  Подчиняясь грозному окрику отца Никона, Николенька распластался на вершине каменной кручи, внимательно осматривая подземное поселение.
  Обширная долина, совсем недавно пустынная и безмолвная кишела жизнью.
  Многочисленные обитатели унылых хижин, невысокие человечки, среди которых Николенька различил мужчин и женщин, деловито сновали между своих неказистых строений на коротких тоненьких ножках, потрясая объёмистыми брюшками, сталкивались друг с другом, переругивались и оглашали воздух хриплыми, гортанными выкриками. Их менее активные собратья во множестве копошились по берегам лениво текущей реки, выискивая что-то длинными худыми руками с загнутыми крючковатыми пальцами между бурых камней, и боязливо озирались, торопливо заталкивая найденное в рот.
   У Николеньки, который ничего не ел много часов подряд, заурчало в животе, и он судорожно сглотнул набежавшую слюну.
  - Улиток пожирают, - презрительно прокомментировал отец Никон, - прямо живьём глотают, бесовские отродья, тьфу, смотреть тошно!
  - Тошно не тошно, а есть хочется, - резонно возразил ему Николенька, - я бы сейчас, кажется не только улиток, таракана бы съел!
  Недовольно покосившись на Николеньку и хмуро насупив реденькие бровки, отец Никон сунул руку в карман и высыпал перед юношей целую горсть крупных, круглых раковин с крепким, светлым панцирем, пахнущие тиной и сыростью.
  - На вот... опосля только воды испей, а не то во рту очень жжётся...
  Пряча от Николеньки бегающие глазки, отец Никон проворно сбежал по каменному склону, отделявшему их от долины, и принялся черпать руками воду, шумно прихлёбывая ледяную влагу прямо из сложенных ковшом ладоней.
  Николенька хотел, было пустить шпильку насчёт отношения отца Никона к пище подземных жителей, но сразу не нашёлся, а после уж и не стал. Юноша взял в руки светлую раковину и повертел её в разные стороны, гадая, каким образом извлечь оттуда съедобную улитку. Он безуспешно пытался расцепить обломанными ногтями крепко сжатое отверстие, как неожиданно круглые створки под нажимом его ладоней распахнулись, и взору молодого человека предстала бледно-розовая масса на перламутровой внутренней поверхности панциря. Николенька подцепил непослушными, сбитыми в кровь пальцами пряно пахнущую мякоть и, подавив в себе чувство гадливости, медленно отправил слабо колыхавшуюся улитку в рот, готовый в любую секунду выплюнуть её обратно. Но ничего страшного не произошло. Слегка жестковатая мякоть оказалась вполне съедобной, острой и даже приятной на вкус, отдалённо напоминая хрустящие огурчики, маринованные в яблочном уксусе. Со второй улиткой Николенька поступил смелее, и вскоре вокруг валялись только пустые панцири, а юноша присоединился к отцу Никону, запивая водой жгучий привкус аппетитного угощения.
  - Через долину нам незамеченными не пройти, - расчёсывая растопыренной пятернёй жидкие длинные волосы, рассудительно проговорил отец Никон, - дождаться надо, когда эти пожиратели улиток спать улягутся, тогда в путь и двинемся.
  - А чего нам скрываться? - брезгливо поморщившись, Николенька промокнул мокрое лицо несвежим, мятым платком, - прямо сейчас выйдем к ним и скажем, так, мол, и так, сын хозяина имения и местный священник, попали сюда случайно и просим показать дорогу наверх! Уж они-то её наверняка знают!
  Отец Никон медленно развернулся и внимательно посмотрел на Николеньку, разводя руками в совершеннейшем изумлении.
  - Восхищаюсь тобою, отроче, и благоговею в искреннем восторге! Вот так вот прямо и пойдём к чертям навстречу, знакомства заводить?! Лихо! Ты уж, прости меня, старика, да только я ко встрече с бесами не готов!
  Подобрав полы длинной рясы, отец Никон прытко обежал вокруг обескураженного Николеньки, подальше от узкого прохода, отделявшего их от долины.
  - Да мыслимо ли дело! - замахал он руками в крайнем волнении, - кто они эти люди? Откуда?! Да и люди ли они?! Ты что хочешь делай, а я шагу не ступлю, пока эти дьявольские прислужники по долине шныряют! И сам не пойду и тебя не пущу! Это ж надо такое выдумать - с бесами переговоры вести!
  Взволнованная речь отца Никона тронула юношу, и в глубине души он признавал, что священник прав и лезть на рожон к неведомым существам опасно и глупо. Но природное упрямство не позволяло юноше признаться в этом, и во время пламенного выступления отца Никона Николенька всем своим видом выказывал снисходительное презрение к опасениям священника, чем довёл бедного отца Никона до исступления. Неизвестно, к чему привели бы упрямство Николеньки и вспыльчивость отца Никона, когда внезапный мощный толчок потряс подземный тоннель и, не удержавшись на ногах, спорщики упали на колени, с испугом глядя в глаза друг-другу.
  - Господи, сохрани! - побелевшими губами прошептал отец Никон, - не губи, господи! Грешен я, каюсь!
  Со стен посыпались мелкие камни и красноватая пыль, которая сразу покрыла толстым слоем одежду и противно заскрипела на зубах. Река заклокотала вдвое громче прежнего. Меж её вспененных волн взметнулись тонкие сильные струи воды, разбиваясь ледяным фонтаном и окатывая путников мелким дождём.
  - Бежим, не то завалит проход каменьями, навек здесь останемся!
  Отец Никон, высоко задрав полы длинной чёрной рясы, прытко забежал вверх по каменной круче, спасаясь от камнепада. Николенька не заставил себя упрашивать и бросился следом. На самой вершине они остановились в нерешительности не зная, куда им податься. Сзади с грохотом сыпались камни, бурлила и бесновалась река, а впереди раскинулась не менее опасная долина, населённая неизвестными существами.
  Впрочем, в долине тоже было не спокойно. Подземные жители с удвоенной энергией сновали меж домов, но теперь в их движениях чувствовался определённый порядок. Один за другим они стремительно забегали внутрь своих нелепых сооружений и тотчас, торопясь и спотыкаясь, выскакивали наружу, торжественно неся в вытянутых руках маленькие, яркие мешочки. Ревниво оглядывая друг-друга, обитатели пещеры выстраивались в длинную шеренгу, становясь спиной к реке и вытягивая от усердия шеи, взволнованно вглядывались в холодные, мрачные отверстия, чернеющие на каменной стене.
  Вокруг продолжали сыпаться многочисленные камни, били фонтанами тонкие струйки ледяной воды, а примолкнувшие жители долины, не обращая никакого внимания на происходившее вокруг, продолжали мучительно вглядываться в зловещие чёрные дыры. Наконец каменный дождь прекратился, внезапно возникшие фонтаны уменьшили свой напор и постепенно иссякли, в долине воцарился томительный и тревожный покой. Странные жители подземного мира застыли в немом ожидании, не смея шевельнуться. У самого крайнего, стоявшего в начале бесконечной шеренги, Николенька заметил на лбу струйку крови. Острый камень упал на бедного жителя подземелья и расцарапал ему кожу, но тот был настолько занят созерцанием каменных стен, что не обращал на свою рану ровно никакого внимания, и густая тёмная струя залила ему всю правую сторону лица, медленно стекая за ворот серого, дурно скроенного одеяния. Всякое движение остановилось в ряду ожидавших. Их хилые груди взволнованно вздымались, корявые руки судорожно вцепились в полотняные мешочки, а бледные губы беззвучно шевелились, словно творя немую молитву. Николеньке показалось, что даже шум реки стал тише, так удручающе действовало на него напряжённое внимание толпы. Внимательно разглядывая стоящих в бесконечной шеренге людей, их застывшие, серые с тусклым отталкивающим взглядом лица, искажённые неведомой мукой, Николенька невольно похолодел от мысли, что так легкомысленно мог открыться этим неприветливым существам. Он с благодарностью повернулся к отцу Никону, собираясь похвалить того за предусмотрительность, но едва открыл рот, как священник цыкнул на юношу сквозь крепко сжатые зубы и больно ткнул кулачком в плечо, тревожно указывая пальцем на каменные стены.
  Обернувшись, Николенька увидел, что тёмные дыры многочисленных отверстий заколыхались, теряя очертания. Из зловещих глубин сначала далёкий и неясный, а затем всё пронзительнее и громче донёсся резкий, неприятный звук, он стремительно нарастал, перекрывая шум падающей реки и, наконец, вырвался наружу вместе с клубами кишащёй живой массы.
  По чёрной долине во множестве бежали серые крысы. Их было так много, что поначалу казалось, будто из тёмных нор выплеснулись стремительные волны и растеклись по бурой, голой долине живыми, неугомонными ручьями.
  - Вот так штука! - заворожено прошептал Николенька, - ну, отец Никон, сдаётся мне, что выход недалече! Как пить дать, крысы эти с поверхности примчались! Вот только отчего их так много и что их здесь привлекло?
  В ответ, временно онемевший священник, только невнятно замычал, пуча жёлтые глаза на каменные стены. Николенька проследил за его взглядом и новое небывалое видение поразило его сознание настолько, что он, как и отец Никон, мог только молча взирать на происходящее, не в силах комментировать увиденное.
  Бесформенная, переливающаяся чёрно-синим цветом безобразная туша с сопением вывалилась из бокового прохода и проворно заскользила по направлению к шеренге застывших людей. На спине этого невиданного существа, более всего похожего на огромного, жирного червя, но ростом куда более матёрого быка, сидел человек. Яркая накидка, с головой закрывающая фигуру, не позволяла разглядеть его лица, но худые, старческие руки, вооружённые тонкой пикой, с помощью которой он с ловкостью направлял тушу в нужном направлении, несомненно принадлежали человеку.
  Николенька ожидал, что сейчас народ, сражённый ужасом при виде этого гадкого червя, бросится бежать, куда глаза глядят, но всё случилось совсем иначе. Отталкивая другу друга, люди мчались к замершей неподвижно туше и, угодливо кланяясь и сгибая слабые колени, протягивали вознице свои полотняные мешочки. Невидимый под яркой накидкой человек небрежно принимал их подарки и ссыпал содержимое в большую плетёную корзину. Иногда он высоко поднимал при этом руку и тогда Николеньке и отцу Никону видны были неясные, тусклые вспышки.
  - Что ж он там сыплет? - не вынес отец Никон, - уж не каменья ли драгоценные?!
  - Кто ж его знает... - неопределённо отвечал Николенька, - проверять мне точно не хочется, я к этому чудищу ни за какие небесные блага не подойду!
  У отца Никона на этот счёт были свои соображения, но он предпочёл оставить их при себе.
  Тем временем, бесчисленные полчища крыс, бесцеремонно шныряли в жилищах подземных жителей и, не встречая ни малейшего препятствия на своём пути. Они жадно пожирали скудную пищу, оставленную обитателями пещеры, рылись в многочисленных отбросах и нагло выхватывали из протянутых рук приготовленное угощение.
  
  Глава 7.
  Пленник.
  
  - Что же здесь происходит, отец Никон?! Словно все обезумели... а лица у них какие страшные, как у деревянных паяцев - губы улыбаются, а глаза мёртвые... ох, отец Никон, как бы нам выбраться отсюда!
  Николенька содрогнулся от страха и отвращения и обхватил себя за плечи, стараясь унять внезапно охвативший его озноб.
  Священник, не обращая внимания на взволнованные слова своего молодого друга, нервно обгрызал заусенцы, увлечённо засунув в рот сразу два пальца.
  - Глянь-ка, отроче, - прерывая Николеньку на полуслове, отец Никон коротко ткнул сухопарой ладошкой куда-то вниз, хищно прищуривая жёлтые беспокойные глазки, - вон оно спасение наше, на каменьях сидит, главное - не упустить!
  - О чём вы? - Николай проследил глазами, куда указывал перст отца Никона и у самого подножья каменной кручи, прямо над гремевшим водопадом увидел маленького человечка одетого в длинную накидку неопределённого цвета, полы которой едва прикрывали его острые колени.
  Человечек затаился за плоским, святящимся валуном, настороженно оглядывая подземную долину. Казалось, он один не участвовал во всеобщей суете, тихо отсиживаясь в своём укромном тайнике. Его маленькие глазки исподлобья следили за своими собратьями, а большой и подвижный рот презрительно кривился при каждом вопле обитателей необъятной пещеры.
  - Что вы с ним собираетесь делать? - понижая голос, поинтересовался Николенька.
  - Изловить. Вот мы его к стенке прижмём, пока он далече от своих сородичей, он нам путь к выходу и укажет!
  - А ежели не укажет?
  - Так это как попросить... - отец Никон хищно выпятил вперёд подбородок, - заходи справа, отроче, да не спугни, как только шумну - хватай нечистого и рот ему заткни, ну как раскричится!
  - Не знаю, смогу ли я - неуверенно проговорил Николенька, но отец Никон не слушая, уже бесшумно спускался по склону, стараясь остаться незамеченным.
  Николенька заторопился следом, не обращая внимания на ноющую боль в измученном длительным переходом теле. Он близко подкрался к ничего не подозревающему подземному жителю и остановился в растерянности, совершенно не представляя каким образом его следует ловить. Пока он раздумывал, со стороны отца Никона раздался звонкий хлопок и сдавленный крик священника:
  - Хватай!
  Вздрогнув от резкого звука, Николай оступился, и из под его ног с шумом посыпались светящиеся камни. Он судорожно пытался зацепиться, но коварная насыпь продолжала стремительно осыпаться, и Николенька неизбежно скатывался прямо к подножью.
  Обитатель подземелья повернул крупную голову на тонкой, хилой шее и его маленькие глазки холодно блеснули.
  - Хватай! - истерично повторил свой призыв отец Никон, и Николай зажмурив глаза, прыгнул прямо на голову злосчастному подземному жителю. Тот коротко заверещал и смертельно напуганный Николенька попытался зажать ему рот рукой, боясь быть услышанными. Юркий пленник беспрестанно выворачивался от его рук, но к счастью не кричал больше, бессмысленно тараща блёклые глаза.
  - Наверх его тащи! - подскочивший отец Никон схватил упирающегося пленника за тонкую руку и поволок его в более надёжное укрытие за каменную насыпь, поминутно оглядываясь на многолюдную долину.
  Взобравшись наверх все трое кубарем скатились с обратной стороны и некоторое время только тяжело дышали и молча осматривали друг друга. Николай и отец Никон с настороженным любопытством, а пленник с выражением дикого ужаса на лице. После минутного молчаливого обмена взглядами пленник жалобно вскрикнул и отчаянно попытался бежать, нелепо вскидывая худые ноги. Но отец Никон был начеку, тут же ухватил беглеца за край потрёпанной одежды.
  - Куда?! - грозно зарычал он, - здесь сиди, исчадие ада, покуда не разрешу встать, и думать не моги ни о каком движении!
  Тонко поскуливая, пленник сел, поджимая под себя голые ноги и умоляюще складывая на груди дрожащие руки. Весь вид его выражал крайнюю покорность, только тусклые глаза враждебно сверкали из-под низко нависшего морщинистого лба.
  - У-у, бесовская рожа! Сказывай, сколько грешников нынче в котле сварил?! - отец Никон сунул сухой, костлявый кулачёк прямо в лицо ошарашенному пленнику, другой рукой, на всякий случай, придерживая широкий крест, висевший на груди, ну, как и вправду - чёрт?!
  Пленник в ответ на это заявление, только испуганно втянул голову в плечи и недоумённо хлопнул тяжёлыми морщинистыми веками, лишёнными всякого намёка на ресницы.
  - Будет вам, отец Никон, может он вовсе и не бес! - заступился за пленника Николенька, чувствуя себя безмерно виноватым перед этим дрожащим существом, за своё злодейское нападение.
  - А кто же?! - вскинулся священник, - ну-ка повернись, поглядим, где у тебя хвост!
  На эти слова пленник неожиданно обидчиво поджал губы и шипящим, словно у ядовитой змея голосом, произнёс.
  - Я почётный гражданин Великого Города! Моё имя внесено в Главный Список Ослепительных на пятнадцатое место! А ваши имена есть в Списке? Кто вы такие?!
  - В Списке? - сощурил жёлтые глазки отец Никон, - ты имеешь в виду Главный Список Ослепительных?
  Пленник важно кивнул головой, а Николенька с удивлением воззрился на священника, не решаясь, впрочем вмешаться в разговор.
   - Стыдно не знать тех, чьи имена первыми внесены в Список! - гаркнул отец Никон, набирая в грудь побольше воздуха, - Список надо учить наизусть!
  - Но я знаю имена и лица всех почтенных граждан, стоящих передо мной, - возразил пленник, - я каждый день воздаю им своё почтение! Но вас я вижу впервые...
  - Негодяй! - взревел отец Никон, потрясая худыми кулачками, - невежественный олух! А ведь я спросил тебя, какой Список ты имеешь в виду! Ты видно и не слышал, что составлен Новейший Список, куда внесены имена наиболее уважаемых жителей Великого Города, которым присвоен титул Благородных!
  - Благородных? Не слышал... Кто составлял новый Список и когда об этом объявляли на площади?
  - Ну ещё бы! - коварно усмехнулся отец Никон, - как же ты мог слышать об этом, если предпочитаешь отсиживаться в стороне, когда уважаемые граждане собираются вместе! Почему не участвовал в общем мероприятии?! - рявкнул он, словно жандарм на допросе, наклоняясь к самому лицу насмерть перепуганного пещерного жителя.
  Ошеломлённый пленник повалился навзничь, ломая тонкие руки.
  - Не губите, Благородные! Я отработаю, я отблагодарю, вы будете мною довольны!
  - На что нам твои услуги? - бесстрастно вопрошал отец Никон, гордо вскидывая голову, - Благородным не нужна помощь какого-то ничтожества!
  - Э-э-э, отец Никон! - заволновался Николенька, пытаясь напомнить своему товарищу об их неразрешённой проблеме.
  - Благородный Никон! - значительно поднял вверх палец, раздутый от гордости священник.
  - Благородный, - торопливо согласился Николенька и зашептал в самое ухо отца Никона, - вы что это такое говорите?! Как это нам не нужны его услуги?! А кто нам дорогу наверх укажет?!
  Но закусивший удила отец Никон только нетерпеливо передёрнул плечами.
  - Не мешай! Знаю, что говорю!
  Напуганный пленник напряжённо прислушивался к переговорам, пытаясь разгадать, о чём идёт речь.
  - Благородные! - сбивчиво забормотал он, обращаясь исключительно к Николеньке, - не губите меня, я пригожусь!
  - Не смей открывать рот, пока не получил дозволения Благородных! - прицыкнул на него отец Никон, - сиди здесь и жди, как решиться твоя участь!
  Жестом подзывая Николеньку, отец Никон взобрался на верхушку каменного завала, подальше от чутких ушей пленника, и уселся, вольготно разбрасывая худые ноги в рыжих, потёртых сапогах.
  - Что это значит, отец Никон? - сердито спросил Николенька, усаживаясь рядом, - откуда вам известно про какой-то там Список Ослепительных?! И давно ли вы внесены в этот пресловутый Список?
  - Не только я, но и ты тоже! - немедленно отозвался отец Никон.
  - Как?!
  - Да вот так! - отец Никон лениво повернул к Николеньке довольное лицо, - я про этот список, отроче, знаю ровно столько, сколько и ты! Да и что с того? Главное, что наш пленник готов на всё, лишь бы заслужить нашу благосклонность!
  После минутного молчания Николенька с восхищением взглянул на отца Никона.
  - Ну, батюшка, вы и голова! Мне бы до такого сроду не додуматься!
  - Век учись! - самодовольно отозвался отец Никон, - я, отроче, в своё время и не такие делишки проворачивал..., - он, хотел было, пуститься в длительное повествование, игриво покачивая грязной, ободранной ладонью, но, взглянув на изумлённо раскрывшего рот Николеньку, спохватился, и объясняться передумал, - как-нибудь расскажу на досуге!
  Путники спустились к одиноко сидевшему пленнику.
  - Слушай, ничтожный! - сурово обратился к нему отец Никон, - у тебя есть единственный шанс искупить свою вину, но для этого ты должен повиноваться нам во всём!
  - Слушаю, Благородный Никон!
  - Не перебивай! Как твоё имя, холоп?
  - Почтенный Ликула...
  - Отныне ты не почтенный! Свою почтенность получишь назад, если будет исполнена миссия, возложенная на нас Ослепительными!
  Колени несчастного Ликулы подогнулись и он в который раз рухнул на камни.
  - Позвольте открыть рот, Благородный Никон!
  - Позволяю!
  - Что же это за миссия? И что я должен делать?!
  - Да ты забываешься, ничтожный! Чтобы Благородный открыл Пятнадцатому из Списка тайну секретной миссии?! Да за такой вопрос, знаешь, что с тобой будет?
  - Отнимете лодку? - неуверенно предположил Ликула, молитвенно складывая длинные руки на впалой, неразвитой груди.
  Отец Никон и Николенька недоумённо переглянулись.
  - Хуже! - сурово отрубил отец Никон.
  - Неужели Сонные Лилии?! - ахнул пленник.
  - А ты думал! - заносчиво отвечал отец Никон, ни сном, ни духом не ведая, о каких Лилиях идёт речь, - так что смотри мне!
  - Тебя может спасти только беспрекословное повиновение - грозно подтвердил Николенька.
  Ликула подобострастно закивал своей большой головой, рискуя сломать тонкую шею.
  - Я понял, Благородные!
  - Ну и славно! - довольно миролюбиво отвечал, уставший от властного тона отец Никон, - а теперь проверим, достоин ли ты Пятнадцатого места в Списке и насколько ты верен Ослепительным!
  Усадив совершенно запуганного и сбитого с толку Ликулу напротив себя, отец Никон устроил тому допрос, в результате которого выяснились прелюбопытные вещи.
  Ветхие, неказистые строения, что нелепо возвышались вдоль подземной реки, Ликула с гордостью именовал Великий Город. В нём из века в век селились подземные жители. На вопрос Николеньки, отчего у них нет детей, Ликула только недоумённо пожал плечами, морща от напряжения низкий лоб, и видимо совершенно не понимал о чём идёт речь.
  Жители Великого Города приходили ниоткуда. Они появлялись всегда поодиночке, пугливо озираясь и пугаясь собственных шагов. В Великом Городе не принято расспрашивать вновь прибывших, об их прошлом, потому что все твёрдо знали - ответа они не получат. Не оттого, что каждый из них скрывал какую-то страшную тайну, нет. Просто пришельцы никогда не помнили кто они, откуда и почему судьба занесла их в этот мрачный, подземный мир.
  Новые жители собирали по долине принесённые рекой ветки, обломки досок, иногда небольшие брёвна, и добавляя камни и глину, строили из этих подручных средств свои унылые дома. Бывало, что новые жители Великого Города находили пустые, заброшенные хижины и поселялись там, радуясь, что избежали изнурительной необходимости строить жильё самим.
  Куда девались люди из заброшенных хижин, никто не знал. Не слыхал об этом и Ликула, хотя у него имелись свои соображения на этот счёт. Сам Ликула жил в Великом Городе, сколько себя помнил. Счёт времени, как и все остальные он не вёл и потому точно сказать затруднялся, сколько именно. Как выяснилось ни счёта, ни письма жители фактически не знали и те скудные познания, которыми они обладали в этой области, применяли весьма примитивно. Среди обитателей долины несколько людей владели грамотой, среди них и Почтенный Ликула, но всех их умения сводились к скрупулезному подсчёту благонравных и неблагонравных поступков соседей, сведения о которых поступали благодаря многочисленным доносам. Совокупность этих сведений определяла численное место жителя в Списке и соответственно положение в обществе. Список тоже составляли просто: имени каждого жителя соответствовал свой знак, который тщательно вырисовывали обломками красноватых камней, оставляющих чёткий след на гладко отполированной поверхности плоского мраморного монумента.
  Монумент, на котором составляли свой Список обитатели подземелья, возвышался чуть поодаль от того места, где раньше стояло Каменное Божество. При этих словах Ликула затравленно втянул голову в плечи, ожидая неминуемого наказания, но поощряемый путниками воодушевился и принялся рассказывать дальше.
  Божество было всегда. Ликула иногда задумывался о смысле своего существования и был твёрдо убеждён, что и он и все люди, окружавшие его, являются избранным народом и приходят сюда для служения Божеству исключительно по его воле. Служение заключалось в ежедневных молитвах, соблюдению полных смысла и божественного таинства ритуалах, и глубочайшему, всеобъемлющему поклонению Божеству. Ему рассказывали свои сокровенные тайны, ему доносили на неблагонравных соседей, его боготворили и молили о защите. Чаще всего просили уберечь от Сонных Лилий.
  Сонные Лилии единственное, что вносит хаос и смятение в размеренную жизнь подземных жителей. Они расцветают один раз в месяц, появляясь из глубин тёмной реки, и цветут ровно семь дней, вселяя беспокойство в умы почтенных горожан. В это время все жители видят странные и страшные сны - лица людей, незнакомых и неуловимо притягательных. Они зовут за собой, ласково манят и голоса их бывают так неотступны и привлекательны, что несчастные жители Великого Города, то ли во сне, то ли наяву садятся в дощатые лодки и устремляются вниз по течению к берегам подземного озера. Именно оттуда слышатся всем влекущие, сладкоречивые голоса незнакомцев. Не имеющие лодки в такие дни в панике рвут на себе волосы, мечутся по берегу, самые отчаянные даже бросаются в воду, но река неизменно выносит страдальцев на берег. За всё время своего существования в подземном мире Ликула ни разу не слышал, что бы кто-то утонул, да и просто заболел. Подземные жители отличались отменным здоровьем и о болезнях не слыхали вовсе.
  Когда счастливые обладатели лодок приближались к озеру, навстречу им выплывали те, чьи лица они видели в своих снах. Незнакомцы весело окликали подземных жителей, называя их странными именами. И эти имена и голоса незнакомцев казались смутно знакомыми, но словно давно позабытыми. Очарованные обитатели пещеры слушали их сначала недоверчиво, а затем их охватывало необычайное воодушевление и даже ликование, а когда все лодки приставали к берегу обитатели подземной долины с радостными криками бросались к пришельцам, но те растворялись в воздухе с тихим звенящим смехом, не оставляя за собой ни малейшего следа. Приплывшие на лодках, долго и безуспешно слоняются по берегу, выкликая свои видения, но те не отзываются больше. Усталые, измождённые, подземные жители садятся в свои утлые судёнышки и отправляются в обратный путь. В пути они вновь слышат голоса и видят людей, встречи с которыми так страстно желали, но те больше не замечают их, разговаривая о своём, весело перекликаясь и удаляясь из виду.
  После таких поездок обитатели долины возвращаются в свои ветхие строения и долго не могут придти в себя. Рыдания и жалобные крики раздаются отовсюду, пока не наступит ночь и лихорадочно-возбуждённые они вновь садятся за вёсла. Так продолжается все семь дней, когда цветут Сонные Лилии.
  Ликула уверен - Сонные Лилии забирают жителей подземелья себе. Он знал, что не всегда ночные плавания подземных жителей заканчивались ничем. Это случалось редко, но иногда кто-то из жителей пещеры не возвращался назад! А однажды, (Ликула мог в этом поклясться!) он видел, как один не очень почтенный горожанин, (его имя было так далеко в Списке Ослепительных, что Ликула не счёл нужным его запоминать) сидел в лодке тех, что приплывали с другой стороны. Вид его был такой счастливый, испуганный и торжественный одновременно, что сердце Ликулы полоснула острым серпом чёрная зависть. С тех пор он, как и многие жители ненавидел поездки на озеро, но и отказаться от них было выше его сил...
  А потом в подземной долине стали происходить странные вещи. На улицах Великого Города появились Чужаки. Сначала Ликула, как и его соседи видел мутные, переливающиеся чёрно-серым цветом силуэты. Затем эти силуэты приобрели очертания и Ликула увидел людей. Не таких, как все, но и не похожих на Благородных Никона и Николая.
  Чужаки не стали строить себе дом у реки и не утруждались приобретением лодки. Более того, вскоре жители Великого Города с изумлением заметили, что Чужаки не стремятся на зов призрачных существ в дни, когда цветут Сонные Лилии! Это было так непостижимо, загадочно и непонятно, что все жители поспешили с презрением отвернуться от Чужаков, не признавая их своими. Только однажды случилось такое, что перевернуло с ног на голову размеренную жизнь Ликулы и его соотечественников. В день, когда расцвели Сонные Лилии, граждане Великого Города не услышали знакомый зов! Ликула очень хорошо запомнил этот день. По опыту зная, что во сне его разбудит зовущий голос, он с вечера приготовил лодку, сложил на её дне короткие, деревянные вёсла и улёгся спать, уверенный, что сон его будет недолгим. Но как ни странно, его никто не потревожил и снедаемый противоречивыми чувствами: страхом, разочарованием и надеждой, он выбрался из своей хижины и устремился к реке.
  Сонные Лилии были мертвы. Их когда-то белоснежные лепестки тускло и безжизненно серели на тёмной поверхности воды, беспомощно погрузив в холодные воды поникшие листья. Возле погибших Лилий сидели Чужаки. Они напряжённо всматривались в бездонную глубину подземной реки и время от времени руками вытаскивали из её непроницаемой толщи безглазую, слепую рыбу. Это было поразительно. Основную пищу обитателей долины составляли разноцветные улитки - в изобилии живущие по берегам реки, которые потреблялись тут же, и бурые водоросли, что тоже были годны в пищу. Приготовить водоросли не составляло никакого труда, достаточно только подсушить, отделить тёмные наросты от сочных стеблей - и сытное угощение готово! Рыба же в подземной реке водилась очень глубоко и никогда не подплывала к поверхности. Поймать её считалось особой удачей и очень редко кому удавалось это сделать. Тем более казалось невероятным, что куча свежей рыбы возле Чужаков неуклонно росла. Присмотревшись внимательнее, Ликула с удивлением увидел, что огромные рыбины сами всплывают на поверхность, и Чужакам оставалось только вытащить их на берег!
  С этой минуты один вид Чужаков вызывал у подземных жителей безотчётный страх, и они в панике разбегались, стоило только одному из них появиться поодаль.
  Ещё одну ночь обитатели долины провели спокойно, не видя своих тревожных снов и не слыша зовущие голоса, а на следующий день Сонные Лилии снова зацвели! Возле их крупных, молочно-белых цветов сновали озабоченные Чужаки и казались очень обескураженными. Они дёргали благоухающие пьянящим ароматом цветы, вытаскивая их из воды вместе с длинными стеблями (поступок, на какой никогда не решились бы местные жители!) недоумённо разглядывали, разрывали руками и злобно отбрасывали в сторону. Ликула тогда увидел, что его сосед украдкой подобрал погибший цветок и спрятал за ворот серой одежонки. Ликула тут же, как честный гражданин немедленно побежал к Каменному Божеству - докладывать о неподобающем поступке.
  В эту ночь тоскующие голоса опять подняли жителей в дорогу. Уже садясь в лодку и суетливо берясь за вёсла, Ликула снова увидел Чужаков. Они стояли на берегу и провожали уплывающих горожан холодным, оценивающим взглядом.
  По возвращении, Ликула, как и многие его соплеменники, бродил среди камней, перебирая в уме события последней поездки. Незаметно для себя он вышел к реке, туда, где цвели Сонные Лилии. К тому времени на берегу собрались многие жители Великого Города и все они стали свидетелями страшного и загадочного события. Возле цветущих Сонных Лилий застыли в угрожающей позе Чужаки. Вот они развели руками и закружились вдоль берега, одновременно выполняя немыслимые по своей красоте движения плавного танца. Вскоре ритмичные изгибы их тел стали быстрее и через несколько секунд Чужаки неслись по берегу в стремительном вихре, едва касаясь ногами земли. Ликула, как и все остальные заворожено следил за их действиями, пока взгляд его не упал на Сонные Лилии. Благоухание исчезло. Белоснежные лепестки осыпались и пожухли, безжизненно покачиваясь на водной глади. Снова, как в первый раз из глубины реки появилась неподвижная рыба, покорно ложась в цепкие руки лихорадочно возбуждённых Чужаков.
  В этот раз Чужаки проявили гостеприимство и милостиво разрешили подземным жителям, почти всю рыбу забрать себе. Больше никто не смел отворачиваться от них с презрением и многие при встрече стали заискивающе здороваться с ними и вежливо расспрашивать о жизни.
  К вечеру упрямые Лилии снова ожили, и Чужаки были в страшном гневе. Второй раз жители Великого Города наблюдали за их смертельным танцем (на этот раз собрались все обитатели долины) и вновь своенравные Лилии были побеждены. После последовала раздача выловленной рыбы, но получили её не все, а только те, которые стали наиболее близки с Чужаками.
  Яростная борьба Чужаков и Сонных Лилий продолжалась семь дней. Растоптанные и уничтоженные вечером, утром белоснежные цветы снова поднимали из водных глубин свои горделивые головы и наполняли затхлый воздух подземелья дивным ароматом. Через семь дней Лилии, как это было всегда исчезли, чтобы через месяц появиться вновь, а жители подземной долины в благодарность за избавление от мучительных чар Сонных Лилий провозгласили Чужаков Самыми Почтенными Гражданами Великого Города. Но Чужакам этого показалось мало. По Городу ползли крамольные слухи о том, что Каменное Божество не оберегает более жителей долины и не является символом мироздания. Да и что может это Божество? Накормить жителей приевшимися улитками? Разве хоть раз отозвалось Божество на мольбы и просьбы горожан? Сколько слёз было пролито у его каменного подножия, сколько горьких молитв вознесено и что же? Разве уберегло Каменное Божество хоть раз от неотвратимого воздействия Сонных Лилий? А вот Чужаки победили Сонные Лилии! Правда не совсем, каждый месяц они вступали с Сонными Лилиями в смертельную схватку, и почтенные жители наконец-то стали забывать свои безумные ночные плавания к подземному озеру и отчаянные страдания, которые каждый месяц терзали их сердца!
  Вместо дней невыносимых мучений Чужаки провозгласили эти дни временем благоденствия и сытости, всякий раз вылавливая среди мёртвых стеблей Сонных Лилий покорную рыбу.
  Всё реже посещали подземные жители Каменное Божество, Да и какой в этом был смысл? Сколько раз Почтенный Ликула просил у Божества покарать его соседа, за недостойное поведение, но Божественное наказание никогда не касалось беспечного наглеца! А вот когда Ликула увидел, что его сосед украдкой пробрался к только что расцвётшим Сонным Лилиям и с жадностью вдыхал их аромат, он доложил Чужакам и те всенародно привязали его к столбу на Главной Площади. Сосед был осмеян всеми и имя его удалили из Списка, как позорящее Великий Город. Чужаки велели бросить в него камни, и каждый бросил. И Ликула тоже.
  После этого Каменное Божество было разрушено. Ликула не знает, кто это сделал, но подозревает, что сами Чужаки.
  Когда обитатели пещеры увидели обломки Божества, сердца их наполнились ужасом. Каждый спрашивал себя, как же жить дальше? Кому служить? Но вот на развалинах древнего изваяния появились Чужаки. На головах у них красовались венки из безжалостно срезанных Сонных Лилий, и всё сразу стало ясно. Наиболее Почтенные Граждане Великого Города самолично провозгласили Чужаков наместниками Каменного Божества и присвоили им титул Ослепительные. С тех пор все горожане поклоняются их непререкаемому могуществу.
  
  ***
  
  Несчастный пленник уже едва ворочал языком, а неумолимые Николенька и отец Никон всё продолжали свой допрос, стараясь как можно больше узнать о жизни и обычаях подземных жителей. Наконец бедный Ликула взмолился о пощаде.
  - Я весь день ничего не ел, Благородные! Позвольте хотя бы попить воды, и тогда я с радостью продолжу свой рассказ!
  - Подожди! - сурово остановил его отец Никон, - ещё два вопроса и если ты честно ответишь на них - заслужишь небольшой отдых! Первое - кто восседал верхом на мерзком существе, похожем на отвратительного червя?!
  Ликула неуверенно пожал плечами.
  - Она...
  - Это понятно! - важно промолвил священник, - но кто Она?
  Ликула беспомощно огляделся вокруг.
  - Но мы не знаем... - наконец тихо произнёс он.
  - Как это вы не знаете? - вмешался Николай, - разве не её приход встречает с таким нетерпением всё население Великого Города?!
  - Ну да... - неохотно согласился Ликула, - но Она появилась совсем недавно. Раньше мы никогда не видели её! Ослепительные велят готовить для неё еду и собирать чёрные камни. Она всегда приезжает верхом на шиммале. Их много живёт во Мраке, они совершенно безобидны, но никого не замечают и поэтому лучше не попадаться им на пути - могут раздавить! Когда мы первый раз увидели, что Она управляет шиммалой, то очень удивились. Раньше этого никому не удавалось, хотя может никто и не пробовал... ещё Ей подчиняются все странные существа, которые приходят и уходят вместе с Ней... больше я ничего не знаю!
  - Что за чёрные камни вы собираете для Неё? - поинтересовался отец Никон.
  - Те, которые не дают света. Светящиеся камни - белые, остальные чёрные.
  Дотошный отец Никон долго не мог понять, о чём идёт речь. Ведь он сам видел разноцветный дождь из камней, который сыпался в корзину повелительницы гигантских червей! Наконец путём пристрастного допроса и сравнения различных веществ и он, и Николенька пришли к выводу, что почтенный Ликула не различает красок. Для него существует только белый и чёрный цвет и некоторые оттенки серого.
  - Последний вопрос, - отец Никон пристально посмотрел на совершенно измученного Ликулу, - где вы находите чёрные камни?!
  - На берегу, - простодушно отвечал Ликула, - там, где река падает с обрыва, вода вымывает землю и выносит на поверхность чёрные камни. Особенно их много прямо здесь - возле водопада.
  Отец Никон одобрительно похлопал Ликулу по плечу и объявил, что теперь наступило долгожданное время отдыха. Почтенный горожанин тотчас повеселел и шустро метнулся к берегу реки внимательно осматривая влажные камни в поисках съедобных улиток. Николенька отправился вместе с ним и через некоторое время они вернулись довольные, доверху нагруженные мокрыми твёрдыми кругляшками. Вся компания удобно расположилась среди камней и проголодавшиеся путники, и их случайный пленник увлечённо принялись за трапезу. Николай заметил, что самые крупные - белые улитки, имеют жгучий и пряный привкус. Чёрные - сладковатый, а тёмно-коричневые в широкую серую полоску - солоновато-острый. Почтенный Ликула с ним согласился и объяснил как правильно питаться вкусными раковинами, чтобы получить наибольшее удовольствие от еды. Путники прислушались к совету их более опытного в таких делах собеседника и с приятным удивлением смогли убедиться, что сочетание различных по вкусу улиток даёт совершенно бесподобное вкусовое ощущение, которое может быть совершенно различным!
  Пока отец Никон и Николенька возились с непослушными раковинами, Ликула выудил из воды несколько стеблей склизких бурых водорослей, быстро и деловито очистил их от всевозможных наростов, личинок и мелких улиток и разложил на широких камнях, подальше от воды.
  - Подсохнут, будет хорошая пища, - объяснил он.
  После еды все долго и много пили, черпая воду ладонями, после чего отец Никон поманил Николеньку на верхушку каменного завала (наблюдательный пост из которого просматривалась вся долина) - совещаться.
  - Пойдём, отроче, глянем, что там бесы выделывают. А ты здесь сиди! - строго повернулся священник к покорному Ликуле, - и с места ни шагу!
  В долине было спокойно. Редкие прохожие бродили меж неказистых домов, изредка останавливаясь, и о чём-то степенно разговаривая друг с другом. Николай обратил внимание на большой, плоский камень, возвышавшийся посередине унылого городка, с выведенными на нём неровными знаками. Возле него стояла тройка зевак, внимательно вглядываясь в заветные строки. Рядом валялись обломки когда-то монументального сооружения, по которым самозабвенно приплясывая прыгала какая-то дама с растрёпанными седыми волосами.
  - Что же дальше? - нарушил молчание Николенька, - нужно выпытать у нашего пленника, где дорога, что ведёт на поверхность!
  - Нужно, - лаконично согласился отец Никон, - да только ежели он её знает!
  - Ну, будем надеется... - Николенька поёжился отгоняя тревожные мысли, - не пропадать же здесь!
  Постепенно последние прохожие покинули улицы городка, и в долине воцарился полный покой.
  - Видно для наших бесов ночь пришла, - заметил отец Никон, - самое время нам с нашим пленником долину пересечь!
  Не сговариваясь, они спустились вниз, туда, где оставили горемычного Ликулу. Утомлённый переживаниями и многочасовыми расспросами несчастный пленник спал, разметав во сне тонкие руки и нервно подёргивая толстыми, дряблыми веками.
  - Ну что? - шёпотом спросил Николенька, - будить будем?
  В ответ отец Никон молча склонился над спящим Ликулой и осторожно вытащил у него из-за пазухи сухой, почерневший стебель с изломанными, наполовину осыпанными листьями.
  Путники переглянулись.
  - Что это? - тихо поинтересовался Николенька.
  Отец Никон задумчиво потеребил ссохшийся стебель, понюхал пожухлые листья и, внимательно разглядывая почерневший цветок, то ли спросил, то ли ответил:
  - Сонная Лилия?!
  
  Глава 8
  Бессонная ночь.
  
  Тревожно прошла ночь в господской усадьбе.
  Дарья Платоновна не сомкнула глаз, поминутно выходя во двор и тоскливо глядя в ночное небо. Она зябко куталась в длинную, тёплую шаль, слушая неумолкающий шум дождя, и не разглядев ничего в кромешной темноте, молча заходила снова в дом. В полночь Дарья Платоновна поднялась в Николенькину комнату, и устало присела на его постель, поглаживая морщинистой рукой скомканное в беспорядке одеяло. Со стены ей улыбалось Николенькино лицо - карандашный набросок, удачно сделанный Катюшиной рукой. Глядя на весёлое лицо сына, Дарья Платоновна тихо заплакала, не утирая слёз, и горячо молила святого Николая-угодника защитить её бедного сыночка от всякой беды.
  Дмитрий Степанович сидел в библиотеке. Он то пытался читать, бездумно перелистывая пожелтевшие страницы старинного фолианта, то вдруг принялся разбирать и чистить пистолеты (подарок за долгую, безупречную службу), затем изучал карту своего имения, водя пальцем по истёртым сгибам, но ничто не могло отвлечь его от тревожных дум. Оставив бесполезные затеи, Дмитрий Степанович принялся ходить по просторной комнате, заложив руки за спину и бессмысленно считая шаги.
  За окном забрезжил серый, мутный рассвет. Дождь перестал, но небо по-прежнему оставалось пасмурным, не пропуская через плотную завесу свинцовых туч ни единого лучика солнца. Перегудов прислонился лбом к холодному, серому стеклу и угрюмо смотрел на унылую, мокрую лужайку, всего несколько дней назад изумрудно-зелёную, а сегодня неприглядную, наполненную дождливой слякотью. Разглядывая окрестности сквозь мутное стекло, Дмитрий Степанович заметил серую тень, которая стремительно пересекла лужайку и тут же вернулась назад, бестолково кружа под самыми окнами усадьбы. Перегудов продолжал следить взглядом за странным существом, и был немало удивлён его загадочным поведением. Странное создание (это был небольшой зверёк, скорее всего из породы грызунов) кидался то в одну, то в другую сторону, словно влекомый неведомой силой и, наконец, в совершенном изнеможении повалился на мокрую траву, жалким серым комочком. Прошло немало времени, пока он встал и, шатаясь от усталости, отправился по своим делам, беспокойно оглядываясь по сторонам. Не найдя объяснения столь странному поведению ночного визитёра, Дмитрий Степанович тем не менее несколько отвлёкся от своих тягостных мыслей и наскоро приведя себя в порядок после бессонной ночи спустился в столовую.
  На завтрак Дарья Платоновна не вышла. Горничная Авдотья принесла барыне стакан горячего чая, наполовину заполненного густыми свежими сливками, и та, отпив небольшой глоток сжала горячую чашку, согревая руки и застыла надолго в неудобной позе мелко подёргивая седой, растрёпанной головой.
  Остальные собрались в столовой, тихо здороваясь друг с другом и при этом никто, как это обычно бывало, не пожелал "доброго утра". Завтракали молча. Дети против обыкновения не шалили, а маленькая Настенька оглядывая печальные лица родных, вдруг расплакалась, да так, что её долго не могли успокоить. Прислуга ходила на цыпочках, разговаривали полушёпотом, так, что Дмитрий Степанович наконец рассердился.
  - Будет шептаться-то! - накинулся он на перепуганную Авдотью, - ровно в доме покойник!
  Большие часы в передней жалобно звякнули, Авдотья ахнула, прикрывая рот краем передника, а от двери раздался укоризненный голос Дарьи Платоновны.
  - Чего это вы, батюшка, такими словами бросаетесь? Негоже...
  Она вошла, по-старушечьи шаркая ногами и тяжело села, бездумно глядя в окно покрасневшими, воспалёнными глазами.
  Нарушая тягостное молчание, в передней хлопнула дверь, и все вздрогнули так, словно раздался выстрел. Дмитрий Степанович побледнел и беззвучно зашевелил губами, Катенька прижала к себе притихших детей, Виктор рванулся было к выходу, но заробел и остановился в нерешительности.
  По лестнице раздались торопливые шаги, дверь широко распахнулась и на пороге показался мальчик Сенька.
  - Там Дарёнка пришла, мельника-Захара дочка! Грязная - страсть!
  - Зови! - закричал Дмитрий Степанович сорвавшимся голосом, - что стал-то истуканом! Живо зови!
  В столовую несмело вошла девушка. Она выглядела очень усталой. Синие глаза очертили тёмные круги, уголки насмешливых губ скорбно опустились, яркий румянец пропал, и всё лицо её осунулось и побледнело. Одежда Дарёнки и впрямь была очень грязна, босые ноги оставляли тёмные отпечатки на вощёном дубовом паркете, а с промокшего насквозь сарафана стекали мутные ручьи. Заметив, какие следы оставляет её убогий наряд в богатом господском доме, девушка совсем сконфузилась и неуклюже затопталась у порога.
  - Ну?! - нетерпеливо прикрикнула на Дарёнку Дарья Платоновна, - не молчи, сказывай, где Николай Дмитриевич?!
  Робко переступая босыми грязными ногами и пряча ладони в складках промокшего платья, Дарёнка наконец осмелилась открыть рот.
  - Мы нашли, куда Николай Дмитриевич с отцом Никоном подевались! - начала девушка, - и думаем, что они живы, хотя догнать их ещё не удалось...
  Все присутствующие в столовой переглянулись с тревогой и надеждой.
  - Спервоначалу-то мы лесом шли, да только видим - всё без толку! Обрываются их следы у старой ветлы, что росла на опушке леса. Присмотрелись мы с Ерёмкой кругом и нашли ямину. Раньше-то её точно не было, а как дерево упало, она и образовалась. Уж не знаю, зачем отец Никон с Николаем Дмитриевичем в эту ямину полезли, да только котомку Николая Дмитриевича с припасами я там нашла!
  Дарёнка живо обернулась кругом, выбежала в дверь и тот час вернулась, неся в протянутой руке грязный холщовый мешочек, в котором Дарья Платоновна сразу же узнала Николенькину котомку, которую сама собирала ему в дорогу.
  - Она! - торжественно заявила Дарья Платоновна, ни к кому не обращаясь, - с нею Николенька из дома и ушёл!
  Дарья Платоновна развязала холщовые тесёмки и сунула руку внутрь дорожного мешка.
  - Даже пирога не поел! - со слезами на глазах воскликнула она, - а молоко и не скисло... что же это он бросил припасы-то?!
  - Он не бросил! - горячо возразила Дарёнка, пока все домочадцы по очереди щупали и тормошили влажную котомку, - в ямине той - дыра огромная! Да не простая дыра, через неё вход в Летохину пещеру ведёт!
  Все тут же разом ахнули и громко заговорили, перебивая друг друга.
  - Как в пещеру?! - грозно вопрошал Дмитрий Степанович, - да ведь она в другой стороне!
  - Господи, да живы ли они! - ломала руки Дарья Платоновна, - отчего вы не спустились за ними?!
  - Пещера точно, - закивала головой Дарёнка, отвечая на вопрос Дмитрия Степановича, - высота там громадная, больше чем в нашем колодце, а внизу речка подземная течёт. Мы с Ерёмкой до самого низа спускались, спасибо Паукам, если бы не их верёвки, назад нипочём бы не выбрались!
  - Ну, а Николенька?! - отчаянно вскричала Дарья Платоновна.
  - А что, Николенька? - не поняла барыниного отчаяния Дарёнка, - он стало быть в пещере остался, у них-то надо полагать верёвки не было...
  - Отчего же вы не отправились на его поиски?! Ведь он там может заблудиться, погибнуть!..
  - Так ищем... по реке течение сильно - страсть! До места, где на берег выбраться можно, плыть далеко, но мы добрались, а там, на камнях нашли вот это, - Дарёнка пошарила рукой в складках грязного, обвисшего сарафана и извлекла на свет маленький дамский револьвер.
  - Это Николенькин! - возликовал Виктор, - я видел, как он его с собой брал!
  - Ну, так и я говорю, - улыбнулась Дарёнка обветренными, бледными губами, - живы они. Назад им тем же путём, как попали в пещеру не вернуться, видно они пошли по течению, другой выход искать, так и всякий бы поступил!
  Дарья Платоновна взяла дрожащими руками маленький револьвер и с упоением прижалась губами к его серебристой матовой поверхности.
  - Что же дальше?! - нетерпеливо прикрикнул Дмитрий Степанович, - кто продолжает поиски?!
  - Ерёмка с отцом в пещеру пошли, а я вот к вам! Чай, уж думаю, барыня все глаза проглядела, Николая Дмитриевича дожидаясь!
  Дарья Платоновна с благодарностью тронула двумя пальцами грязную щёку девушки.
  - Авдотья! Сведи-ка Дарёнушку на кухню, да распорядись, чтоб её чаем напоили, небось оголодала...
  - Благодарствуйте! - девушка с поклоном отодвинулась от ласковой руки барыни, - да только пойду я, отцу с Ерёмкой пособлю, тяжело им одним!
  - Э-э, постой-ка, как тебя, Дарья! - заволновался Дмитрий Степанович, - отведёшь меня туда, я с вами в пещеру спущусь!
  Дарёнка с сомнением оглядела грузную фигуру Перегудова.
  - Спуститься вы конечно, барин, может и спуститесь, да только потом как наверх вас подымать?.. Да и доплывёте ли до берега? Ведь там темно, хоть глаза выколи!
  - Верно, Дмитрий Степанович, - поддержала девушку Дарья Платоновна, - ну чего вам в пещере? Не приведи господь, случиться чего, хлопот не оберёшься!
  - Ну, так я у входа подожду! - упорствовал Дмитрий Степанович, - мало ли...
  На том недолгий спор был решён и Перегудов поспешно принялся собираться в дорогу.
  От недавнего напряжённого ожидания в доме не осталось и следа. Все, в том числе и прислуга, пришли в радостно-возбуждённое состояние, помогая Дмитрию Степановичу со сборами.
  - Главное, что живы! - беспрестанно восклицала Дарья Платоновна, - а уж найти-то найдутся! Вон Дмитрий Степанович тоже с управляющим заплутали в пещере, так их сразу же нашли!
  - Так то Слипуны нашли! - возразила Феклушка, заворачивая в чистую тряпицу горячие пирожки, - им пещера, что дом родной, они в ней каждый закоулочек знают. А Шалаки? Эти в лесу конечно, кого хочешь отыщут, а вот под землёй... только и проку, что видят в темноте, как кошки!
  От осознания очевидной правоты её слов Дарья Платоновна взволновалась и растерянно захлопала ресницами.
  - Чего же ты раньше-то молчала! - расстроилась она, - вот ведь квашня, молчит и молчит, словно ей и дела нет ни до чего!
  - Так вы и не спрашивали, - резонно возразила Феклушка, - уж, поди, и сами догадаетесь, что к Слипунам бежать надо! Пещера - она ведь огромная, ей ни конца, ни краю нету! Только Слипунам и под силу отца Никона и молодого барина сыскать!
  Дарья Платоновна оставив дорожные сборы на попечение Феклушки и Авдотьи, поспешила к супругу.
  - Дмитрий Степанович! - закричала она издалека, едва завидев Перегудова, - подождите-ка уезжать!
  Она остановилась, переводя дыхание и унимая тревожное биение своего сердца.
  - Ох, Дмитрий Степанович! Я вот думаю, за Слипунами надо послать, - повторила она слова проницательной Феклушки, - уж они куда быстрее, чем Шалаки Николушку отыщут!
  Вопреки ожиданию Дарьи Платоновны, Перегудов весьма холодно отнёсся к этой идее.
  - Послать конечно, матушка, можно, - неохотно отвечал он, - только вот у них похороны нынче. Я сам обещался быть, да не смогу - за Николкой поеду. За себя к Стражам Мюллера послал, так что ж теперь заставить их бросить всё, да в пещеры идти?! Ладно ли это будет, душа моя? Покуда посыльный до хутора доберётся, мы Николку сто раз отыщем! Чего там плутать-то? Иди себе вдоль реки, вот и вся наука! Ты мне лучше фонарь принеси, да часы, те, немецкие, у которых циферблат в ночи светиться!..
  Раздосадованная Дарья Платоновна вернулась к своим хлопотам.
  - Вот ведь никогда не послушает умного совета! И всю-то жизнь так! Ты ему слово - он тебе десять и всё наперекосяк!
  Продолжая ворчать, она бестолково слонялась по комнатам, беспрестанно мешая суетившейся прислуге, когда её отвлекли от забот сердитые громкие птичьи крики. Крики раздавались во дворе, и снедаемая любопытством Дарья Платоновна тотчас высунулась в раскрытое настежь окно, с изумлением наблюдая невиданную доселе картину.
   Стая беспородных сизарей кружила вблизи над невысокими стволами молодых яблонь, яростно нападая на одинокого серого воронёнка. Тот отчаянно отбивался, но стороны были слишком неравны и несчастная птица, теряя остатки сил, неизбежно приближалась к земле. Словно обезумевшие, голуби продолжали клевать взъерошенного птенца, издавая звуки весьма далёкие от, более присущего голубям, воркования.
  - Нет, ну надо же! - возмущённо фыркнула полногрудая Феклушка, тоже привлечённая небывалым шумом, - что твориться на свете - непонятно! Ну, с чего бы это мирные пичуги разодрались?! А нынче вот на заднем дворе Ёра Семёнович сказывал, гуси ни с того ни с сего напали на индюшку и чуть не разорвали! Насилу отбили!..
  - Ах, боже мой, - взволнованно закричала Дарья Платоновна, едва внимая словам кухарки, - да ведь они заклюют бедняжку насмерть!
  Не говоря больше ни слова Дарья Платоновна прытко выбежала во двор и воинственно размахивая сорванным с головы чепцом, принялась отгонять оголтелых голубей от совершенно обессилевшего воронёнка. Увидев седовласую даму, приближавшуюся с грозным криком, голуби ничуть не испугались и только, когда один, а затем и другой попали под меткую руку Дарьи Платоновны, птицы неохотно отступили от своей жертвы и уселись неподалёку, нервно вскрикивая и злобно сверкая чёрными бусинками глаз.
  Израненный, взъерошенный воронёнок лежал в сырой траве, едва шевеля крыльями и беззвучно открывая чёрный клюв.
  - Вот бедняжка! - Дарья Платоновна бережно подняла птицу, заворачивая её в снятый чепец, - ещё говорят, люди злы! Вот полюбуйтесь, голубки небесные, а такое злодейство вытворяют.
  На пороге усадьбы появилась обеспокоенная мисс Флинт, за спиной у которой мелькали любопытные детские лица.
  - Дарья Платоновна, что происходит? Отчего такой шум?!
  - Вот полюбуйтесь, Лизонька, - повторила Дарья Платоновна, протягивая изумлённой гувернантке раненую птицу, - чуть не разорвали бедолагу, и кто же вы думаете?! Голуби!!!
  - Ой! - всплеснула руками маленькая Настенька, - разве голуби нападают на других птиц?
  - Нападают! - авторитетно вмешался Володя, - вчера они даже на нашего Ёру Семёновича напали!
  - Что за вздор, Володя! - возмутилась Дарья Платоновна, - разве можно нести такую околесицу!
  - Удивительно, но это правда, Дарья Платоновна, - вступилась за воспитанника мисс Флинт, - я тоже была свидетельницей этого странного поведения птиц. Сначала они кружили в небе и громко кричали, а потом вдруг налетели сверху, прямо на голову бедного Ёры Семёновича!
  - Ну, стало быть, мир сходит с ума, - заключила Дарья Платоновна, ступая в дом, - надо бы у Генриха Карловича расспросить, не случается ли у птиц какое сумасшествие, он ведь всё знает...
  Дмитрий Степанович с верным Фёдором отправились, наконец, в дорогу, а следом за ними отправился в путь и Генрих Карлович, только в совершенно противоположную сторону - к Слипунам.
  ...То ли от промозглой сырости, витавшей в воздухе, то ли ещё отчего, но Генриха Карловича последнее время постоянно знобило, и тело его было подвержено частым приливам болезненного жара. Это его нездоровое состояние не однажды замечала участливая супруга, но немногословный Генрих Карлович, только кротко улыбался своей дражайшей половине, не желая вдаваться в объяснения. Сам господин Мюллер, причину своего недомогания отлично сознавал, но старался гнать из своей головы гнетущие мысли, погружаясь со всей немецкой педантичностью и добросовестностью в ежедневную, рутинную работу даже себе не решаясь признаться, что испытывает постыдный всепоглощающий страх. А бояться Генриху Карловичу было чего.
  С самого своего первого дня службы в имении помещиков Перегудовых, роль Генриха Карловича была небольшая. Он руководил в деревеньке хозяйственными делами, работа, в которой он понимал, которую любил и, кроме как трудолюбия и порядочности, от него не требовали. Главной задачей господина Мюллера стояло избавить барыню Софью Михайловну от ежедневных, будничных хлопот, в чём деревенский управляющий немало преуспел. Кроме того, добросовестный Генрих Карлович не только сохранил ежегодные доходы от имения, кои были достигнуты до его управления, но даже несколько увеличил уровень доходных статей, что было весьма непросто при абсолютном безразличии барыни к сельскому хозяйству и далеко не однозначным отношением разнообразных жителей Полянки к крестьянскому труду.
  То, что он, простой смертный, был причастен к великим и необычайным тайнам человечества, делало жизнь деревенского управляющего более значимой и многогранной, наполняя скучные будни разноцветными, яркими красками.
  После смерти Софьи Михайловны, отсутствие привычного порядка, несколько обеспокоило Генриха Карловича. Однако, познакомившись ближе с Дмитрием Степановичем и его семьёй, он твёрдо уверовал, что рано или поздно (и скорее рано, чем поздно!), господин Перегудов возьмёт дело по управлению имением в свои крепкие, властные руки и всё пойдёт своим чередом, как оно бывало при покойной Софье Михайловне.
  С недоверием и изумлением, граничащим с паникой, Генрих Карлович узнал, что Старая Барыня не оставила никакого мало-мальски вразумительного распоряжения своим наследникам относительно управления не простым имением! Никто из ныне здравствующих Перегудовых не обладал никаким необычным даром, коих в избытке было у покойного основателя имения Данилы Евграфовича. Жители деревни нередко пересказывали удивительные случаи, которые происходили во время правления Данилы Евграфовича! Сказывали, что он и раны мог взглядом заживлять и наперёд всякие происшествия знал, Двери открыть или там ещё что для него раз плюнуть было, и Шали ни к чему! Софья Михайловна как-то хвастала, что даже силами небесными мог повелевать Данила Евграфович - дождь наслать или там бурю... оно может и преувеличивала. конечно Старая Барыня, да ведь и сама была непроста! Не однажды доводилось наблюдать Генриху Карловичу, как Софья Михайловна со всякой животиной разговаривать могла! И ведь понимали они её... и не только понимали, но и слушали беспрекословно! А эти, нынешние-то Перегудовы?! Просты... никакой силы у них нет... До недавнего времени и ведать не ведали про Двери, да про Иные Миры и что ж?! При всём при этом обладают непонятным, совершенно неизъяснимым оптимизмом, что им всё удастся! Да мыслимо ли дело?!
  Чуял беду несчастный Генрих Карлович. И беда эта не просто проникала в его сознание. Она витала в воздухе, орошала унылую землю нескончаемым ливнем, крушила ударами молний вековые сосны и всё ближе и ближе сгущалась над крошечной деревней. "Вот давеча Верхнереченские проезжали... так у них никаких тебе катаклизмов, ни ливней обложных, ни гроз... всё тихо-спокойно... а далеко ли Верхнеречье? Рукой подать! Нет, неспроста это всё... ох, неспроста..."
  Природа словно взбесилась, насылая проклятья на затерявшуюся среди высоких холмов деревушку. А что творится с бессловесными животными, в бесчисленном множестве населявшими окрестности деревни?! Генрих Карлович с содроганием вспомнил, как совсем недавно к нему кипя от праведного негодования, подбежала разъярённая Дарья Платоновна и принялась гневно тыкать господину Мюллеру в перепуганное лицо мокрым, насмерть перепуганным воронёнком. Некоторое время она не могла членораздельно произнести ни слова, а затем, потребовала от оторопевшего Генриха Карловича объяснений: "Почто же на свете происходит такое злодейство, что голуби (кто бы мог подумать?!) с такой злобой накинутся на бедного птенца! И какая этому причина?!" Поскольку Генрих Карлович ничего не мог сказать вразумительного, ошеломлённый стремительным нападением Дарьи Платоновны, госпожа Перегудова удалилась в величайшей досаде, изредка оборачиваясь и посматривая на управляющего с плохо скрытым недоверием и, кажется, растеряв немалую долю былой уверенности в его небывалой эрудированности.
  А Генриха Карловича опять в который раз за последнее время охватил болезненный озноб и он после ухода Дарьи Платоновны ещё долго сидел на влажной скамеечке, под раскидистой ветлой, не находя в себе сил подняться. Да и где набраться сил? Перегудовы ведут себя, как дети малые, не желая видеть и замечать, что не в птицах дело! Силы, враждебные и грозные собрались над несчастной деревней и нет никого, кто бы мог помочь, подсказать, спасти... А птицы... что там птицы! Зверьё, они магическую силу всегда чуют быстрее, чем люди и попадают под влияние этой силы тоже быстрее... а ежели сегодня птицы готовы растерзать друг дружку... так завтра люди воевать начнут! От последней мысли белокурые волосы на голове Генриха Карловича зашевелились и, не желая больше, находится в бездействии в столь сложный для деревни час, он решительно направился в сторону хутора, продолжая тяжело сокрушаться в душе...
  Не одного управляющего угнетали в этот час тяжкие раздумья. Дарья Платоновна, несмотря на невысказанный упрёк Генриха Карловича в легкомыслии, едва оставшись одна, утратила всякий боевой дух, и с лица её исчезло обычное деловито-озабоченное выражение, уступив место усталости и грусти. Ожидая возвращения родных, она устроилась в мягком, глубоком кресле, возле окна в гостиной и печально оглядывала, через хрупкое стекло высокие склоны холмов, поросшие густым, непроходимым лесом
  "Забрались в глухую сторонушку, - засвербели в голове беспокойные мысли, - думали, отдохнём на природе, вдали от городской суеты, воздухом свежим надышимся, а тут, что ни день, то новое происшествие, ни сна, ни покою нет! И за детей боязно, как бы не попали в какую беду!"
  Снедаемая тревожными думами, Дарья Платоновна кряхтя оставила свой пост и поспешила в детскую. Несмотря на раннее утро в доме было так сумрачно из-за плаксивого, серого неба и долгого отсутствия ласкового летнего солнышка, что Дарья Платоновна думала даже зажечь свечу, чтобы освещать себе дорогу, но поленилась и шла теперь по тёмному коридору, подслеповато щуря покрасневшие глаза. Из-за боязни оступиться, она легко касалась ладонью стены, время от времени натыкаясь кончиками пальцев на тяжёлые, золочёные рамы старинных портретов многочисленных родственников, и на секунду останавливалась возле каждого скользя по застывшим лицам печальным взглядом и беззвучно шевеля скорбно опущенными губами. Возле входа в детскую комнату Дарья Платоновна остановилась, прислушиваясь к нестройному гулу голосов, раздававшихся изнутри и, наконец, широко открывая дверь, вошла.
  Маленькая Настенька тихо напевая, укладывала спать большую красивую куклу с фарфоровым личиком и льняными кудрями. Мисс Флинт с вязанием сидела у окна, возле её ног примостился Володя, который сосредоточенно ковырял в носу и живо спрятал ручонки за спину, едва завидев вошедшую бабушку. Там же Дарья Платоновна обнаружила Виктора. Мальчик свернулся клубком на низком диванчике и громко с выражением читал малышам книгу.
  От созерцания столь идиллической картины на глазах у Дарьи Платоновны навернулись слёзы. Она удовлетворённо вздохнула и перекрестив маленькую компанию, молча вышла из комнаты. Несколько успокоенная, Дарья Платоновна снова устроилась у окна, но утомлённая бессонной ночью и пережитыми тревогами скоро уснула глубоким покойным сном.
  
  ***
  - Ну, вот и всё, - Виктор захлопнул книгу и оглядел притихших малышей, - сказке конец, а кто слушал - молодец!
  - А Настенька не слушала! - деловито доложил Володя, - она всё время песни распевала!
  - Неправда! - живо возразила девочка, сверкнув чёрными, блестящими глазами, - я слушала! Я и слушала и пела!
  - Так нельзя! - возразил Володя.
  - Можно! Для чего тогда человеку два уха? Чтобы в одно петь, а в другое слушать!
  Сбитый с толку, Володя молча взирал на сестру. Он уже открыл рот, собираясь что-то сказать, как в створки окна тяжело стукнуло и тонкие стёкла звонко и жалобно звякнули.
  Виктор и мисс Флинт одновременно отодвинули тяжёлые портьеры, выглядывая наружу. За окном тревожно метались птицы. Громко перекликаясь, они бестолково кружились над землёй, заполошно взмахивая крыльями, и временами сталкиваясь друг с другом.
  - Что с ними?! Будто слепые..., - заворожено прошептал Виктор.
  Внизу возле самой стены распростёрлось маленькое неподвижное тельце. Одна из птиц со всего маху врезалась в оконную раму и теперь лежала в сырой траве, не подавая никаких признаков жизни.
  Настенька и Володя тоже пожелали посмотреть на странное поведение птиц, но мисс Флинт решительно воспротивилась.
  - Дети! - с преувеличенным воодушевлением воскликнула она, - сейчас я вам расскажу сказку, про храброго мальчика Чарли и злобных, ужасных троллей!
  Малыши тотчас забыли про недавнее происшествие и с любопытством окружили мисс Флинт.
  - Это - музыкальная сказка! - гувернантка села на маленький круглый стульчик и положила длинные худощавые пальцы на желтоватые клавиши рояля, - и мне понадобиться ваша помощь, чтобы рассказать сказку до конца. И не только мне, но и мальчику Чарли!
  Дети с готовностью закивали головами, повизгивая от восторга, и мисс Флинт запела песенку на английском языке приятным, негромким голосом.
  Отходя от окна, Виктор увидел ещё кое-что, не менее примечательное, чем безумство птичьей стаи, но говорить о том не стал, лишь шёпотом попросил у мисс Флинт соизволения уйти.
  - Пойду, отдохну, - слукавил он, - я, знаете ли, плохо спал эту ночь.
  Мисс Флинт с сочувствием кивнула, не прерывая пения, и Виктор поспешно покинул детскую комнату.
  Привычно скользнув в открытое окно своей комнаты, Виктор, ёжась от промозглой сырости, витавшей в воздухе, вприпрыжку помчался к раскидистой ветле, росшей посередине аккуратно постриженной лужайки, где минутой назад заприметил своего друга.
  Матвей нахохлившись, сидел на самой нижней толстой ветке дерева, поджимая под себя босые ноги и кутаясь в просторный серый плащ.
  - Ты чего тут? - крикнул Виктор не добежав до дерева.
  - Тебя поджидаю, - проскрипел Матвей, своим обычным, трескучим голосом, - давеча Ёру Семёновича просил, чтоб позвали тебя, да он отказал. "Заругают, - говорит, - и всё одно не отпустят!" Я вот и стою здесь, вдруг, думаю, ты сам выйдешь!
  - Дядя Николай с отцом Никоном в пещеру провалились, - сообщил Виктор, - вот меня и не пускают никуда, будто я тоже пропаду!..
  Матвей выслушал друга молча, сосредоточенно пытаясь сорвать пальцами ног влажные травинки.
  - Сегодня Пауки в Отражение идут - Зеркальный Камень искать! Кондрат наших собирает на защиту ... ты с нами?
  - Конечно я с вами! - торопливо подтвердил Виктор, - только вот как же я уйду?! Мне бабка враз голову оторвёт!
  Матвей печально поднял на Виктора свои круглые, чёрные глаза.
  - Может не сегодня? - отчаянно пытался договориться Виктор, отлично осознавая тщетность своих уговоров, - вот найдётся дядя Николя...
  Тяжело вздохнув, Матвей отрицательно покачал головой.
  - Войну просто так не перенесёшь... - он уныло соскочил на землю, неуклюже заваливаясь на бок, - жаль, что ты не сможешь...
  Не говоря больше ни слова, Матвей пошёл прочь, и сердце Виктора болезненно сжалось. Оказаться от невероятного, волшебного приключения?! Боевого сражения, в котором он, Виктор уже проявил себя таким молодцом?! В глазах защипало от такой очевидной несправедливости и, не размышляя больше ни секунды, Виктор в два прыжка догнал своего товарища.
  - Пошли! Только быстро, не то меня в окно увидят, беспременно домой вернут, ещё и запрут в наказание - с них станется!
  Обрадованный Матвей весело закружил вокруг Виктора.
  - Вот так славно! А не то ведь хоть пропадай! Лизанька ногу подвернула, второй день с печки не слазит, Епишка с Алёнкой, хоть и горазды биться, да малы ещё! Всего и бойцов, Кондрат с Андрейкой, да я! Так что без тебя нам пришлось бы худо...
  Оживлённо переговариваясь, мальчики дошли до вишнёвых зарослей, окружавших Гнездовище.
  - Чего так долго?! - сердито и в тоже время радостно прикрикнул на них Кондрат, - через пару часов Пауки в Отражение придут, а мы ещё здесь сидим! Живо берите!
  Он протянул каждому по маленькой глиняной кринке, верхушки которых были тщательно перетянуты серыми тряпицами. Изнутри раздавался тёрпкий пахучий аромат, который Виктор сразу узнал. Едкая, зеленоватая кашица, изготовленная из смеси различных трав служила верным средством против липких паучьих сетей.
  - Как в Отражение придём, так и намажетесь, - буркнул Кондрат, увидев, что Матвей пытается сорвать тряпицу, - сейчас некогда - время поджимает!
  Разделившись на три группы, дети, каждый своей дорогой двинулись к одиноко стоящему на склоне холма Старому Дубу.
  Виктор шёл с Епишкой и как более старший, беспрестанно одёргивал, подвижного как ртуть мальчугана.
  - Ну, куда ты несёшься! - сурово выговаривал он, - сказано же отдельно идти! Если мы эдак будем нестись, то, пожалуй, всех догоним!
  Не слушая ворчание Виктора Епишка проворно пробирался сквозь вишнёвые заросли и едва не выскочил на дорогу прямо под колёса проезжающей мимо телеги.
  - А ну стой, мелкота! - Виктор дёрнул мальчика за худенькую ручонку, - сиди, не высовывайся, покуда не проедет...
  Едва скрипящая повозка скрылась из виду, Епишка выбежал на дорогу и пробежал вдоль обочины, крутя во все стороны лохматой, давно не стриженой головой.
  - Бабка Пелагея проехала! - округляя глаза, громким шёпотом сообщил он Виктору, - только у ней лошадка такая мышастая...
  - Какая? - не понял Виктор.
  - Ну, серая...
  - А куда это она поехала?
  - Известно куда... Данилу-морока навестить! Она к нему чуть не каждый день ездит!
  - А что же Стражи? Дозволяют?
  - Видно дозволяют...
  Из-за небольшой берёзовой рощи послышались громкие чужие голоса, и мальчики опять были вынуждены скрыться, на сей раз за серыми, поросшими зелёным мхом, валунами.
  - Ну что ты всё вертишься! - раздражённо ворчал Виктор, тщетно пытаясь удобнее устроиться на жёсткой земле и одновременно удерживая за плечи беспокойного Епишку, - ведь заметят!..
  По дороге, бойко вбивая босые ноги во влажную землю, пробежала стайка ребятишек - многочисленное потомство отца Никона.
  - Уж тятенька из пещеры с пустыми руками не вернётся! - тонко и пронзительно верещал маленький белокурый мальчик с совершенно ангельским, хоть и сильно чумазым личиком и желтоватыми лукавыми глазами, - вот увидите, он в пещере беспременно клад найдёт, с монетами золотыми и каменьями самоцветными! Мне - монетки принесёт!
  - А мне - бусики! - вторила ему пухленькая девочка, едва поспевая за братом.
  - А вот я скажу тятеньке, что ты из шкапа варенье без спросу таскаешь, - будут тебе бусики! - поддразнил её долговязый, худенький паренёк, самый старший в босоногой компании.
  Не раздумывая, девочка кинулась на обидчика, молотя его крепкими ладошками, но тот только хохотал, уклоняясь от её звонких шлепков.
  Наконец и они прошли мимо, и дорога стала совершенно пустой.
  - Давай наверх, - озабоченно прикрикнул Виктор, - не ровён час, ещё кто-нибудь пойдёт, так нам вовек до Дуба не добраться!
  Тревожно оглядываясь по сторонам, они опрометью бросились наверх и через несколько минут были надёжно защищены от всякого любопытного взгляда могучей кроной раскидистого Старого Дуба.
  Ещё минута понадобилась на то, чтобы забраться в расщелину магического дерева и вскоре вся компания собралась по ту сторону мира - в его зеркальном Отражении.
  
  Глава 9.
  Западня.
  
  Возле чёрного провала - вновь открытого входа в Летохину пещеру, вовсю кипела работа. Двое мужиков, в которых Перегудов по приземистой осанке, широких плечах и низко растущих над самыми глазами густых чёрных волосах, сразу узнал жителей Паучьей Слободки, деловито складывали ровными аккуратными рядами остатки упавшего дерева - уже распиленного на несколько ровных брёвен, тщательно очищенных от веток и сучьев. Смуглые ребятишки вывозили приготовленный лес на низкорослой лошадке (статью похожей на своих хозяев), впряжённой в неуклюжую, но крепкую телегу.
  Тёмный проход, ещё вчера напоминавший звериную нору, был расширен и превратился в довольно просторный грот, стены которого, работящие Пауки выложили круглыми камнями, настелили пол и потолок из тут же соструганных досок. Отверстие, непосредственно ведущее в пещеру, закрывала тяжёлая дверь, на которую крестьяне навесили чёрный чугунный запор. Возле двери сидели краснощёкие бабы - крестьянки, ловко и быстро перебирая в руках красивые серебристые нити и переговариваясь между собой низкими, гортанными голосами.
  Завидев барина, все смолкли и оставили свою работу, неловко поднимаясь и кланяясь.
  - Здравия желаем, барин! - к Перегудову приблизился один из самых уважаемых жителей Паучьей Слободки - Матвей-пасечник, - извольте глянуть - проход к пещере расчищен, на входе дверь навесили - не ровён час, ребятишки провалятся! Так уж мы предусмотрели...
  - Как поиски?! - отрывисто перебил Дмитрий Степанович, - нашли Николку?!
  - Мельник Захар давеча поднимался на поверхность, - степенно отвечал пасечник, - новые следы пребывания пропавших обнаружены.
  Он неторопливо порылся в карманах, извлекая на свет различные предметы.
   - В одном месте лоскут чёрный нашли, матушка Евдокия признала в нём кусок от рясы отца Никона, а в другом, - Матвей протянул Перегудову маленький предмет на заскорузлой ладони - деревянную пуговицу, обтянутую светлой, гладкой тканью, - бабы говорят, что пуговка с сюртука сыночка вашего!
  Заслышав его слова бабы дружно закивали, а черноволосая бойкая молодка даже подошла и потрогала маленькую пуговку, сочувственно глядя Дмитрию Степановичу в глаза.
  - Да вы не сомневайтесь, барин! Жив ваш сыночек, просто они с отцом Никоном далеко уйти успели! Ну да ничего, Шалаки их всё одно догонят, им по темноте-то идти сподручнее!
  Глядя на спокойные, уверенные лица жителей Паучьей Слободки у Дмитрия Степановича немного отлегло на сердце и он, спешившись с коня при помощи верного Фёдора, мог более спокойно поговорить с мужиками о произошедших событиях.
  Тем временем проворные бабы сложили своё серебристое кружево и одна за другой исчезли за тяжёлой дверью, ведущей в пещеру.
  - Куда это они? - недоумённо спохватился Перегудов.
  - А вот сейчас увидите! - довольно усмехнулся пасечник Матвей, - а коли пожелаете, так и сами в пещеру спуститесь!
  Не успел он договорить, как из-за двери показалось круглощёкое лицо давешней черноглазой красавицы.
  - Светильники давай! - звонко крикнула она, отчего-то стреляя глазами в зардевшегося Фёдора.
  Присевшие было передохнуть мужики, торопливо вскочили, и одну за другой подали задорной молодухе круглые медные плошки, подвязанные всё теми же серебристыми, красиво переплетёнными нитями.
  - Пойдёмте, барин, - тронул Перегудова за рукав пасечник Матвей, - теперь и вам можно вниз!
  Бесшумно отворилась новёхонькая, пахнущая древесной смолою дверь и Дмитрий Степанович с опаской заглянул внутрь.
  От самого входа, вглубь необъятной чёрной пещеры вел тончайший, серебристый мостик, с легкомысленно переплетёнными, ажурными перилами. Он казался таким невесомым и воздушным, что Перегудов со страхом наблюдал, как приземистые бабы, бесстрашно перегнувшись вниз головой с этого хрупкого сооружения, подвешивали за тонкие нити медные плошки, зажигая в них яркие, колеблющиеся огоньки, постепенно освещая весь путь. Внизу клокотала и ревела подземная река, отражённые блики воды плясали на каменных сводах, рождая причудливые и страшные тени.
  - Уж больно верёвки тонки, - неуверенно промолвил Дмитрий Степанович, касаясь искусно сплетённых перил, - выдержат ли?
  - Не сомневайтесь, Дмитрий Степанович! - усмехнулся за спиной пасечник Матвей, - наши бабы секрет особый знают, они в этих делах мастерицы, их плетенье топором не разрубить!
  Наконец все светильники были развешены, огни зажжены и Перегудов вдоволь мог насладиться открывшейся перед ним картиной.
  Невесомый серебристый мост начинался почти под самым каменным сводом, постепенно снижался, и конец его был едва различим в глубине пещеры, в том месте, где Пауки на толстых, надёжно вбитых в землю сваях, смогли закрепить второй конец этого ажурного чуда.
  Сами жители Паучьей Слободки проворно бегали по новому мосту, который нещадно сгибался под грузным телами, но Дмитрий Степанович долго не решался последовать их примеру.
  Наконец, в сопровождении Матвея-пасечника, он отправился вниз, тревожно замирая при каждом покачивании тончайшего сооружения.
  - Не робейте, Дмитрий Степанович! - гудел за его спиной низкий голос проводника, - на этом мосту всех жителей Полянки вместе со скотиной выстроить можно, и то выдержит!
  Постепенно Перегудов осмелел и зашагал по серебристому мосту более уверенно, разглядывая мрачные бурые стены, теряющие свои очертания во мраке.
  - Пещера-то велика! - сказал он больше самому себе, но Матвей тот час откликнулся.
  - Верно, барин! Ещё старики говорили, что она тянется на многие сотни миль, не пещера - страна подземная!
  Перегудов загрустил, представив себе юного Николеньку, бредущего в сопровождении отца Никона в кромешной темноте. Неожиданно новая мысль захватила его.
  - А что, ежели они в яму какую свалятся? В темноте-то?! Ведь у них фонаря-то нет!
  - Будем надеяться, что они проявят осторожность и этого не случится, - постарался успокоить его проводник.
  Тем не менее, Дмитрий Степанович не на шутку разволновался.
  - Ох, чую я беду! Ну, сам посуди, далеко ли можно забрести, ничего не видя?! Думаю, что нет! А Шалаки, которые в темноте видят не хуже ночных сов, сколь времени их догнать не могут! Что-то здесь не так...
  На эти слова старый крестьянин не нашёл ответа, да надо сказать и его не раз донимала та же мысль, только он не решался высказать её вслух.
  - Однако следы их найдены, - неуверенно пробормотал он, - значит Шалаки идут в правильном направлении...
  Дмитрий Степанович только досадливо крякнул, ничего не добавляя к словам пасечника, и дальнейший путь они продолжали молча.
  Наконец воздушная дорожка кончился. Впереди плотной завесой стояла такая чёрная мгла, что Перегудов в страхе обернулся назад. Лёгкий серебристый мост, освещённый подвешенными снизу светильниками, рассекал вечную темень и устремлялся выгнутой аркой к бледному источнику дневного солнечного света. Перегудов невольно содрогнулся, представив себе, что вдруг исчезнет эта тонкая нить, соединяющая его с привычным миром, и он останется здесь в каменном плену навсегда.
  Тем временем Матвей-пасечник зажёг припасённый фонарь и в ожидании посмотрел на Дмитрия Степановича.
  - Что ж, барин, пойдёмте коли так...
  Дмитрий Степанович со вздохом перевёл взгляд с завораживающего зрелища и вглядываясь вперёд повторил покорно:
  - Ну что ж, пойдём...
  Они успели сделать всего несколько неуверенных шагов по покрытому камнями берегу подземной реки, когда из темноты их окликнули знакомые голоса:
  - Барин, Дмитрий Степанович!
  В круг света, отбрасываемый яркой светящейся лампой, ступил мельник Захар:
  - Не пужайтесь, мы это!
  Он приблизился к Перегудову и стал перед ним, неловко сминая в руках потёртую шапку.
  - Ну?! - в страшной тревоге крикнул Дмитрий Степанович, - чего молчишь?! Говори!!!
  Бедный мельник мгновенно покрылся испариной, не решаясь вымолвить ни слова. За него сказал сын Ерёмка, нехотя растягивая убийственные для Перегудова слова.
  - Завал в пещере. Дальше не пройти. Ежели они успели в глубь пещеры уйти, то может их завал и не тронул, а ежели нет...
  Глухо застонав, Дмитрий Степанович без сил опустился на землю, жадно хватая ртом тяжёлый воздух пещеры.
  - Завал-то разобрать можно! - торопливо заговорил Захар, приседая на колени рядом с барином, и добавил с сердитым укором, обращаясь к сыну:
  - Ну, чего сболтнул сдуру, язык без костей! Ты, барин, не убивайся так! Надежда есть! Есть надежда-то! Завальчик-то плёвый! Ежели бы сильно завалило, то запрудило бы реку, а раз вода протекает, так, стало быть, немного и навалило! Мы народ соберём, и завал этот враз по камешкам раскидаем! Только и делов!..
  Держась за грудь, Перегудов, поддерживаемый крестьянами со всех сторон, медленно поднялся на ноги.
  - Наверх, - отрывисто, словно слова давались ему с трудом, произнёс он, - кликнуть людей. Завал разобрать. Найти мне сына живого или... - Дмитрий Степанович отчаянно махнул рукой и первым направился к светящемуся мосту.
  
  ***
  Николай и отец Никон стараясь не разбудить спящего Ликулу уселись поодаль.
   - Как вы думаете, отец Никон, а зачем наш почтенный горожанин хранит у себя этот высохший цветок? Сдаётся мне, что Ослепительные его за это по голове не погладят! Не в чести у них Сонные Лилии!
  - Эт-то пожалуй верно...Ты, отроче, вот что... ты цветок этот обратно ему под рубаху засунь, - отец Никон задумчиво пожевал губами и добавил неопределенно, - пусть его...
  Николенька осторожно положил усохший стебель на открытую грудь пленника и аккуратно натянул жалкую накидку, закрывая потемневшие от времени листья.
  Уставшему Николеньке тоже хотелось отдохнуть, и юноша с удовольствием устроился бы спать прямо на голых камнях, но он крепился, сдерживая зевоту, и вполуха слушал деловито-озабоченное бормотание отца Никона.
  - Что-то недоговаривает наш почтенный друг... зачем он цветочек-то подземный хранит? Ась? То-то... Цветок запретный хранит - раз! В массовом гулянии не участвует - два! Неподчинение власти! Так-с... а что мы с этого имеем? А мы с этого... х-хекс!..
  Мысли отца Никона, овеянные соображениями практического порядка приняли совершенно приятное направление и он, лукаво покосившись на Николеньку, тоненько захихикал, подёргивая редкую бородёнку.
  - Вы отец Никон - голова! - с трудом размыкая отяжелевшие веки, поддержал его Николенька, - вот мы его сейчас разбудим, да и заставим нам выход из пещеры указать, а не то пригрозим выдать властям его самовольства - куда он денется!
  - Что? - рассеянно отозвался отец Никон, - а-а-а... ну да, конечно!..
  Если бы Николенька не тратил так много сил на безуспешную борьбу с навалившейся на него дремотой, он бы несомненно почувствовал в словах и поведении отца Никона явный подвох! Но юноша, успокоенный надеждой на скорое возвращение домой бездумно слушал невнятное бормотание своего товарища, чувствуя только, что сон неумолимо захватывает его в свои цепкие и нежные объятия.
  Серебристое свечение молчаливых камней оттеняло бурые стены мрачного подземелья. Тёмная река с привычным шумом несла в неизвестную даль свои холодные воды, а на её неуютном берегу безмятежно спали студент столичного университета Николай Дмитриевич Перегудов и Пятнадцатый в Списке Ослепительных, почётный гражданин Великого Города по имени Ликула...
  Один только отец Никон бодрствовал, снедаемый беспокойными мыслями и мерил в тяжком раздумье размеренными шагами каменистый берег подземной реки.
  
  ***
  
  ...Много лет назад, отец Никон, тогда ещё не сельский священник и глава многочисленного семейства, а всего-навсего маленький сопливый мальчик Никоша, с замиранием сердца слушал сказки о бесстрашном разбойнике Летохе. Выходец из захудалых крепостных крестьян, Летоха Полянский в далёкие, совсем древние времена совершал отчаянные набеги на проезжих купцов и с такими же лихими товарищами нападал на мелкие поселения, безжалостно, отбирая у мирных жителей всё самое ценное. Жестоким и коварным слыл знаменитый разбойник. Не одну людскую жизнь погубил он, унёс в сырую землю. Слухи о его злодеяниях дошли до самого царя и особым царским указом велено было злодея изловить и тем самым прекратить преступные бесчинства. Многие силы были брошены на его поимку, ценой огромных усилий удалось одного за другим задержать всех товарищей знаменитого разбойника, но несмотря на все старания сам Летоха так и не был пойман. Окружённый многочисленным отрядом царских стрельцов и направленных им на подмогу крестьян, он сумел уйти от преследования и укрыться в огромной пещере. Много дней его пытались отыскать в многочисленных подземных переходах, у входа в пещеру был выставлен круглосуточный пост, но следа разбойника, так и не обнаружили. Поскольку о злодейских нападениях в тех краях больше не слыхали, то решено было, что Летоха бесславно сгинул во мраке подземелья, да верно так оно и было. Но оставалось ещё одно обстоятельство, самым тесным образом связанное с жизнью и смертью лихого разбойника, которые многие годы не давало покоя многим беспокойным сердцам - накопленные в многочисленных разбойничьих походах сокровища! Слухи о несметных Летохиных богатствах, родились ещё при его жизни, а с годами выросли до невероятных размеров. Золотые монеты и дорогое оружие, украшенное драгоценными камнями, собольи шубы и серебряная утварь, золотые и серебряные украшения, всё это осталось где-то невостребованным и лежало, укрытое в надёжном месте, дожидаясь своего часа.
  Каждый житель в Полянке, да и во всех окрестных деревнях был уверен - сокровища в пещере! Ведь не спроста легендарный разбойник укрылся в её безжизненном мраке! Что ему стоило уйти от своих преследователей в бесконечные, дремучие леса, которые он знал, как свои пять пальцев?! Но нет, он выбрал тьму и холод подземелья и всё потому, что бесчисленные драгоценности, награбленные за долгие годы, не отпустили его, заставили вернуться и сгинуть навеки среди кроваво-красных скал.
  Много лет спустя, после загадочного исчезновения Летохи, жители деревень и близко не решались подойти к страшной пещере. Слухи о многочисленных богатствах спрятанных под землёй не привлекали даже самых отчаянных смельчаков, так велик был в народе страх перед жестоким Летохой. Заросли густым лесом все тропы, что вели когда-то к подножию Красных гор и постепенно стали забываться отчаянные набеги лихих разбойников.
  А потом рядом с Летохиной пещерой поселились нелюдимые Слипуны. Деревенские жители, хоть и не питали нежных чувств к суровым Стражам, но с их присутствием всё же осмелели и Красные горы перестали казаться им чем-то таким уж ужасным. По деревенской привычке крестьяне стали похаживать в гости к Слипунам и пытались заводить с ними знакомства. Тогда же многие вспомнили о старых легендах и хотели было попытать счастья в поисках старинного клада, но суровые Стражи раз и навсегда пресекли всяческие попытки незваных кладоискателей, а заодно и показали, что не нуждаются в общении с деревенскими жителями.
  Так рассказы о несметных сокровищах разбойника Летохи, и остались для деревенских жителей недоступной, манящей легендой.
  Услышав первый раз сказку про разбойника Летоху маленький Никоша, в одиночку отправился на хутор Слипунов отыскивать клад. Но поскольку был совсем мал и толком не знал дороги, то заплутался в лесу, долго плакал, а после того, как был найден, суровый папаша так выпорол бедного искателя приключений, что надолго отбил охоту к поискам кладов.
  Но, несмотря на строгий запрет, мечта Никоши отыскать запрятанные драгоценности с годами только развивалась и крепла. Будущий отец Никон внимательно слушал все деревенские истории про бесстрашного Летоху. Скрупулёзно записывал каждую самую невероятную байку, чертил план пещеры по слухам, догадкам, случайно обороненным словечкам, тем не менее ни на йоту не приближаясь к заветной цели.
  После окончания семинарии молодой священник, отчаянно краснеющий оттого, что не росли на его юношеском лице ни борода ни усы, приличествующие всякому человеку духовного звания, отец Никон не оставил мысли о разбойничьих сокровищах и не раз пытался договориться со Стражами на предмет посещения пещеры, однако все его попытки были вежливо, но твёрдо отклонены.
  Наконец, отец Никон, снедаемый жаждой приключений и наживы, решился на отчаянный шаг. Как-то ночью он тайно проник в пещеру, благополучно миновав недремлющую охрану и принялся за долгожданные поиски клада. Он не успел даже осмотреться в пещере как следует и выработать определённую схему поисков, как был обнаружен бдительными Слипунами и выдворен из пещеры безо всякого почтения к его духовному сану. Ещё и наподдать грозились, коли не прекратит он попыток лазить без спроса в заповедное подземелье!
  С годами отец Никон совсем было смирился с мечтами найти богатейший в мире клад. Иногда, в редкие минуты, когда удавалось остаться одному, он доставал свои старые записи, перебирал дорогие сердцу пожелтевшие листочки, часто делал новые пометки, внося в планы поисков всяческие изменения, а потом с печальной улыбкой бережно складывал всё своё богатство обратно. Когда подросли дети, поиски клада превратились для отца Никона в забавную игру, в которой с удовольствием принимали участие, как дети, так и сам почтенный глава семейства. Всё начиналось с того, что отец Никон рассказывал древние легенды, после чего все вместе представляли себе поход по тёмным лабиринтам подземелья, выдумывали всяческие приключения, по окончании которых они неизменно становились обладателями бесчисленных сокровищ.
  Стоит ли теперь объяснять, в каком страшном и даже болезненном возбуждении находился теперь отец Никон здесь, в двух шагах от своей многолетней несбыточной мечты! Через многие годы напрасных чаяний и надежд, судьба, наконец, предоставила ему нежданный, благословенный случай!
  В первые минуты, как только несчастные путешественники попали в подземное царство, отец Никон, удручённый горестным происшествием и не помышлял о кладе. Но как только рассеялся мрак каменного тоннеля, мысли о несметных сокровищах, вновь зашевелились в беспокойной голове священника. Последней каплей стала подземная долина. Едва увидев колоссальный природный феномен, отец Никон твёрдо уверился - клад есть! И искать его надо непременно здесь! Поскольку только в таком необычном и таинственном месте может храниться несметная сокровищница легендарного разбойника! Подтверждением тому, послужили увиденные россыпи разноцветных камней, щедрым дождём сыпавшиеся в корзину загадочной повелительницы и слова пленённого Ликулы.
  "Сейчас, - размышлял отец Никон, беспокойно озираясь вокруг, - пока все уснули, надо действовать! Когда ещё случай-то представиться!"
  Он бесшумно взобрался на каменную кручу и оглядел безмолвную, пустынную долину.
  "А ну как не успею! Проснётся Николка, а меня нет! А вдруг, чего доброго, этот первый глаза откроет? Ещё пристукнет паренька!"
  Тяжело вздохнув, отец Никон вновь спустился к своим спящим спутникам.
  "Да с чего бы им просыпаться-то? Прошлый раз успел я спуститься в долину, пока спал Николка - он и не заметил! А сейчас мне и надо-то к подножию водопада слезть! Ведь и дело-то минутное!"
  Одержимый сомнениями отец Никон заметался по берегу, не решаясь покинуть спящего юношу.
  " Эх, да что там! Больше на раздумья времени теряю! Давно бы уже и к подножью спустился и назад возвратился! Пойду!.."
  Не размышляя больше ни минуты, отец Никон решительно преодолел преграду из сваленных камней и осторожно принялся спускаться в долину, по узкой, круто ведущей вниз тропе. Рёв водопада раздавался всё сильнее, холодные брызги касались разгорячённых щёк щуплого священника, а он, словно одержимый торопился вниз, оставляя на острых камнях куски своей многострадальной рясы.
  "Чёрные камни, - бормотал в исступлении отец Никон, съезжая остаток пути на собственном заду, - нет, брат! Видимо таинственная Она понимает толк в этих камушках! Ну, так и мы не лыком шиты! Соображаем, что к чему!"
   "Здесь драгоценности! - лихорадочно размышлял отец Никон, - горожане цены им не знают! Им бы только улиток пожирать, да Списки заучивать! Не мудрено, что сокровища у них под ногами валяются! Вот я покопаюсь у водопада, глядишь и наберу горсточку... А и не наберу - беда не велика! У меня козырь есть запасной - пленник Ликула! Допросить его, так и признается, куда повелительница червей, драгоценности увозит!"
  Размышляя таким образом, отец Никон достиг подножия водопада и принялся внимательно осматривать землю, надеясь наткнуться на россыпи драгоценностей. Но унылая поверхность мало отличалось от той, что ему уже довелось видеть наверху. Всё те же сребристые камни, вперемешку с бурыми осколками скал, сухие комки глины и многочисленные пустые раковины речных улиток. Отец Никон раскидывал носком порыжевшего сапога светящиеся булыжники, тщетно стараясь разглядеть среди них хоть один драгоценный камень, однако все его усилия были напрасны. Наконец благоразумие взяло над ним верх и он тяжело вздыхая, решил вернуться к Николеньке, тревожась, что оставил спящего юношу наедине с пленником.
  "Надо было хоть руки ему связать, - с досадой думал священник, (имея ввиду, разумеется, Ликулу!), - что это я, право, не подумал!.."
  В стороне от тропы ведущей наверх блеснул и исчез красноватый огонёк и отец Никон, тотчас позабыв все благие мысли, побежал к сверкнувшему камушку, но это оказался только обломок бурой стены с вкраплениями обычного кварца и разочарованный отец Никон с досадой отбросил его в сторону. Уныло следя взглядом за брошенным камнем, отец Никон заприметил под самым водопадом, за стеной прозрачной воды, широкое отверстие, напоминающее дверь. К нему вела каменная дорожка, позволяющая пройти за водопад, как за занавес, не замочив при этом ни пяди. Не раздумывая, отец Никон отправился туда, заинтересованный необычным, даже для этих мест зрелищем.
  Зайдя за водный занавес, он постоял немного, любуясь видом подземной долины сквозь толщу прозрачной воды, попытался подставить ладошку, под бегущие струи, но вода была так холодна, а течение настолько сильное, что он тут же отдёрнул руку, испугавшись, что ледяной поток затянет его за собой в водную пучину. Наконец, отец Никон, отважно шагнул в широкую щель, продолжая внимательно смотреть под ноги. Мерцающий свет в узком каменном пространстве казался более тусклым и отцу Никону приходилось напрягать зрение, пытаясь разглядеть, хоть что-то на буровато-серой, неровной поверхности.
  Неожиданно на голову ему упала тяжёлая, полновесная капля и отец Никон тревожно вскинул голову вверх.
  "Тоннель-то под самой рекой проходит! Ну, как прорвёт где каменную толщу, вода-то вниз и хлынет! Пропаду я..."
  Но, заметив под ногами застывший столбик сталагмита, отец Никон успокоился, справедливо полагая, что водная капель не одну сотню лет выстраивает под ногами причудливые фигуры и в данный момент его жизни ничего не угрожает!
  Священник подобрал полы оборванной донельзя рясы и двинулся дальше, пригибая голову к самому полу и высматривая неведомые сокровища, словно хищник, идущий по следу. Стены тоннеля опускались, глубже уходя вниз, его поверхность сплошь была утыкана прозрачными пиками сталагмитов и отцу Никону всё чаще приходилось перешагивать через них высоко задирая ноги, а местами протискиваться между толстых, холодных колонн. Он выбился из сил и уже совсем было хотел отказаться от своей затеи, как его усилия наконец-то были вознаграждены! Прямо посреди каменного коридора, небрежно брошенный, чей-то беспечной рукой, валялся огромный изумруд, оплетённый оборванным кожаным шнуром. Отец Никон, не веря своим глазам, схватил сверкающий камень, прижимал его к груди и рухнул на колени, вознося к небу благодарные молитвы. Его ликованию не было предела, он целовал бесценную находку, нежно оглаживал сухой, заскорузлой ладонью и качал словно младенца, напевая нежную песню высоким, чуть осипшим тенорком. Затем отец Никон вдруг сконфузился, огляделся воровато и не торопясь засунул руку глубоко за пазуху, бережно пряча свою находку. Но он не утерпел и минуты и вновь выудил на свет своё сокровище. Изумруд вспыхивал всеми оттенками зелёного цвета, и даже его грубая оправа не могла заслонить всю неземную красоту необычайной огранки камня. Глядя на долгожданную находку, отец Никон совершенно позабыл про время и лишь когда утомлённые глаза священника начали слезиться от напряжения, он, наконец, достал из кармана мятую тряпицу, осторожно завернул драгоценность и, распахнув местами разодранную рясу, надёжно припрятал изумруд за подкладку потёртого сюртучка.
  Возбуждённый первой находкой отец Никон двинулся дальше, часто дотрагиваясь до места, где лежал припрятанный камень и ощущая идущий от него приятный холодок. Узкий коридор, по которому пробирался священник всё время петлял, загибаясь то вправо то влево, но, благодарение богу, от него не исходило боковых ветвей и отец Никон не боялся заблудиться.
  "Далеко забрёл, - озабоченно думал священник, пробираясь через каменные кущи сталагмитов, - ещё немного, да и вертаться надобно. Лучше потом ещё раз придти..."
  Тщательно осматривая неровную поверхность подземного тоннеля отец Никон не мог отделаться от мысли, что бесценная находка только привиделась ему и он постоянно отвлекался от поисков, останавливался, доставал драгоценное украшение и успокоенный двигался дальше. Теперь, когда он стал обладателем такого невиданного сокровища, он вдруг испытал странное волнение. Ему казалось, что следом за ним крадётся невидимый преследователь, мягко и осторожно касаясь земли бесшумной поступью. Отец Никон несколько раз тревожно обернулся, явно заслышав шаги, но никого не увидел и прислонился в изнеможении к холодной стене, утирая выступивший на висках пот.
  "Эко, меня колотит, - расстроено думал он, - всяко нехорошее мерещиться... звуки разные..."
  Он растерянно огляделся вокруг и решительно насупил реденькие бровки: "Это меня бес путает! Водопад шумит, да с потолка капель падает, нечего и сомневаться!"
  Внезапно взгляд его упёрся в стену. Дальше прохода не было и отец Никон остановился, обескуражено почёсывая в затылке.
  "Ну, вот и пришёл. Эх, покопать бы здесь! Может клад-то и не на поверхности, а в земле зарыт? Не зря ведь водой каменья драгоценные из земли вымывает?!"
  Он постоял немного, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу. Слишком велико было искушение продолжить поиски клада, но голос внутри него настоятельно требовал вернуться к покинутому юноше и отец Никон неохотно развернулся назад, с обидой ткнув кулаком в тупиковую стену, коей заканчивался узкий коридор. Совершенно неожиданно рука его ощутила не твёрдость камня, а податливую, шершавую поверхность. От удара со стены посыпалась труха и перед глазами отца Никона закружилась мелкая пыль. Отец Никон внимательно пригляделся к необычной стене и обнаружил, что коридор вовсе не кончается. Перед ним несомненно был новый проход, заслонённый деревянной оградой! Священник стремительно ощупал каждую пядь, насквозь прогнивших досок и поднажав плечом легко распахнул печально скрипнувшую старинную дверь. За дверью было темно. Отец Никон постоял, стараясь разглядеть внутреннее помещение, и ничего толком не увидев, осторожно ступил за порог. Делая шаг, он опять (теперь уже слишком явно!) услышал посторонний звук и обернулся, цепенея от страха. В проёме двери у него за спиной застыли странные фигуры, которые он в полумраке принял за двухголовое, многорукое существо, но разобраться, кто же это был на самом деле, несчастный отец Никон не успел. Существо взмахнуло всеми своими многочисленными конечностями и в сторону отца Никона со свистом посыпались светящиеся камни! Один из них метко угодил бедному священнику в лоб и, не успев издать ни звука, отец Никон медленно повалился на колени. В последнюю секунду, прежде чем закрыть глаза он почувствовал, как тонкая горячая струя его собственной крови тёчёт по его лицу, заливая глаза, и осознание этого ужасного обстоятельства лишило злополучного отца Никона последних сил и сознания.
  
  Глава 10.
  Двойник.
  
  Угрюмые чёрные тучи сгустились над солнечной деревенькой! Дневной свет, жалкий и серый, нагонял немыслимую тоску. Не слыхать было птичьего гомона в шумящей листве, трудолюбивые пчёлы попрятались в свои укрытия, да и куда им было лететь? Цветы облетели под гнётом ветра и ливней, тяжёлый, влажный воздух не давал чутким насекомым расправить свои крылья - тоскливое и холодное стояло лето! Мелкий моросящий дождь, казалось, навсегда въелся в кожу, одежду, дома и деревья и запах сырости и плесени раздавался отовсюду, заставляя редких прохожих зябко ёжиться от всепроникающей влаги.
  В невысоком подлеске возле самой реки, деревенские пастушки безуспешно пытались разжечь отсыревшие дрова, стремясь хоть немного просушить неприятно волглую одежду. Собранный хворост дымился, вызывая у ребятишек горькие слёзы, чадил сизым дымом, но никак не хотел разгораться.
   Наконец слабый огонёк лизнул тёмные ветки, и медленно разрастаясь постепенно охватил всю собранную охапку дров. Озябшие пастушки придвинулись ближе к костру, протягивая огню холодные ручонки и весело загомонили, радуясь зыбкому теплу. Они живо набрали в протекающей рядом реке холодную прозрачную воду и повесили закопченный котелок над огнём на деревянной перекладине, готовить нехитрую похлёбку. Тут же, возле костра, разложили на большом плоском камне кое-какую одежонку в надежде хоть немного высушить её и увлечённые своими повседневными хлопотами вовсе не обращали внимания на оставленное стадо.
  Меж тем животные вели себя очень неспокойно. Деревенские Бурёнки и Пеструшки тянули к небу влажные тоскливые морды и глухо мычали, тяжело хлопая себя хвостами по промокшему крупу. Мычание их становилось всё громче и тягостнее и вскоре слилось в один тревожный звериный вой, такой пронзительный и необычный для флегматичных бессловесных животных, что беззаботные пастушки наконец обратили на них внимание.
  - Гля-ко, Сенька! - воскликнул один, - коровы-то, словно взбесились!
  Остальные всполошились и все, как один обернулись на стадо, разом позабыв про костёр.
  Неизвестно чем растревоженные коровы, услыхав звонкие мальчишечьи голоса неожиданно пригнули лобастые головы и двинулись прямо на пастушат, не прекращая при этом своего грозного мычания и пуская длинные тягучие слюни. Мальчишки в страхе переглянулись.
  - И чего это они?! Верно нечистая их гонит!!!
  Странное поведение взволнованного стада настолько не вписывалось в привычный и знакомый мир, что перепуганные дети и не подумали остановить обезумевших животных. Поспешно бросая недосушенную одежду они стремглав забрались на самые высокие деревья и сидели там, беспокойно поглядывая вниз. Среди зелёных веток тут же заметались неуловимые стрижи, гневно щебеча и задевая крыльями детские лица.
  - Да что б их!.. - самый старший пастушок, лет примерно десяти отмахнулся от назойливых птичек, - верно у них здесь гнёзда...
  Свирепое мычание тяжеловесных коров слилось с пронзительным щебетом многочисленной птичьей стаи и породило такую невыносимую какофонию звуков, что проезжавшие по дороге в усадьбу Дмитрий Степанович с неизменным попутчиком Фёдором от неожиданности втянули головы в плечи.
  - Свят, свят!.. - забормотал Фёдор, суеверно сплёвывая через левое плечо, - сгинь нечистая сила!
  - Что это?! - привстал на стременах Перегудов.
  - Верно, леший! - испуганно засуетился Фёдор, - ли люди, ни звери так не кричат!
   - А ну-ка за мной! - скомандовал Дмитрий Степанович и, пришпоривая коня, свернул на узкую тропинку, ведущую к реке.
  Выбираясь из чащи на широкую луговину, всю поросшую мелкими молодыми деревьями, они застали странную картину.
  У самой реки, на высоких раскидистых вётлах, окружавших русло, затаились деревенские пастушки, с испуганным изумлением озираясь вокруг. Под деревьями, едва держась на дрожащих ногах, расхаживали изнурённые до крайности коровы. Вид их был безумен. Тяжёлые круглые бока опали и часто вздымались с судорожным всхлипом. Расцарапанные морды покрывала розовая пена, а огромные печальные глаза так были налиты кровью, что казалось она вот-вот брызнет наружу, оставляя яркие рубиновые капли на влажной зелёной листве. Весь вид несчастных животных выражал крайнюю степень усталости и некоторые, не выдерживая навалившейся на них тяжести, с глухим шумом падали на землю, подгибая под себя слабые ноги.
  - Что здесь происходит?! - окликнул Дмитрий Степанович пастушат.
  Не решаясь слезть с дерева, они отозвались сверху недружным хором.
  - Мы не знаем...
  - Коровы будто взбесились!
  - Мы от них еле ноги унесли, а они покружились под деревьями и встали! Ну, будто их сглазил кто!..
  - Надо бы проверить за мальцами, как они тут стадо охраняют! - склоняясь к самому уху барина, осуждающе произнёс Фёдр, - ишь, коров-то загоняли! Они, бедные, прямо языки на плечи вывалили!
  Перегудов нахмурился и грозно оглядел притихших ребятишек.
  - Шутки шутить вздумали?! Вот ужо я вас!.. Ежели у какой из коров молоко пропадёт, или того хуже - погибнет скотина, я непременно с ваших отцов стребую!
  - Но мы ничего не делали!.. - попробовали было протестовать бедные пастушки.
  - Молчать! - прервал их жалкий лепет Дмитрий Степанович, - сумели набедокурить - умейте и отвечать! Не до вас сейчас, а не то!.. - он грозно помахал в их сторону волосатым крепким кулаком и, разворачивая лошадь, крикнул, уже исчезая в чаще леса:
  - Чтоб глаз со стада не спускали!
  Ответом ему было только громкое щебетание наглых стрижей.
  Обиженные и сбитые с толку деревенские пастушата, ворча, спустились с деревьев, и с опаской обходя мерно жующих жвачку коров, печально смотрели на развороченное, потухшее кострище, растоптанную и рваную одежонку, так и не успевшую просохнуть и жалкую лужицу, вытекающую из перевёрнутого закопченного котелка...
  
  ***
  Пока Дмитрий Степанович удручённый печальной вестью спешил в усадьбу, а безмятежная Дарья Платоновна продолжала мирно почивать в широком, уютном кресле, по ту сторону Старого Дуба маленький боевой отряд с нескрываемым любопытством осматривал величественный храм, ярким, инородным пятном возвышавшийся над серыми деревенскими избёнками.
  Маленький Епишка, не в силах скрыть свой восторг при виде столь необычного сооружения беспрестанно вытягивал тонкую шею, вспархивал в воздух, словно суетливый воробышек, восхищённо свистел и громко щёлкал в неописуемом изумлении языком.
  - Да прекрати ты вертеться! - озабоченно одёрнул его Кондрат, - думать мешаешь!
  - А чего здесь думать? - разобиделся Епишка, - надо в храм идти, защищать Зеркальный Камень, а не то дождёмся Пауков! Иль вы забоялись?! - он презрительно сощурился, горделиво отставляя в сторону маленькую пыльную ногу.
  - Ишь ты какой! - беззлобно усмехнулся Кондрат, - ладно, раздумывать и впрямь некогда! Пошли, чего стоять!
  Он решительно расправил плечи, слегка покачивая чёрными блестящими крыльями, и первым шагнул на широкие ступени мрачного, неприветливого храма. Остальные молча последовали за ним, невольно робея перед холодной величавостью чужеземного здания.
  Виктор, бредущий позади всех, обратил внимание на странный, нездешний цвет выщербленного камня, которым были выложены храмовые ступени. Золотисто-жёлтый с голубоватыми, тусклыми прожилками, неровно обточенный камень притягивал взгляд, заставляя любоваться его переливающимися оттенками. Виктор так засмотрелся невиданным узором, что чуть было не остался один у подножия храма и, спохватившись, поспешил за товарищами.
  Каменные изваяния, стоящие по краям широкой лестницы по-прежнему свирепо щурили слепые глаза, грозно вздымая когтистые лапы. Их суровые физиономии устрашающе скалили клыкастые пасти, раззявленные в немом рычании. Проходя между ними, дети старались держаться середины, только неугомонный Епишка, по причине малости лет, не ведавший страха, деловито поколупал пальчиком каменный живот грозного стража, за что немедленно получил звонкую оплеуху от старшей сестры. Немало не обескураженный Епишка высунул длинный язык и с громким смехом юркнул между Кондратом и Андрейкой, первым открывая тяжёлые двери.
   - Ух, ты! - тотчас восторженно закричал он, - вот так шарики!
  Разноцветные шары, мерно качающиеся в глубине таинственного храма, всколыхнулись взволнованно, будто услышав звуки человеческого голоса, и суетливо устремились к выходу. При виде приближающихся шаров, изливающих радужный цвет и бестолково толкающих друг друга, Епишка стремительно захлопнул дверь и прижался к ней спиной, испуганно тараща глаза.
  - Ой! - жалобно произнёс он, виновато прижимая голову к плечам.
  - Что - "ой?!" - гневно обрушился на него рассерженный Матвей, - предупреждали ведь тебя, не лезь, куда не просят! Ты что, вовсе не соображаешь?!
  - Надо было его дома оставить, - добавила Алёнка, - вечно от него неприятности!
  Епишка тут же скривил рожицу, приготовляясь заплакать.
  - Будет вам, - вступился за малыша молчаливый Андрей, - чем он виноват-то? Скажите лучше, кто думал о том, как нам в храм войти?
  Ответом ему было тягостное молчание.
  После подробных рассказов Виктора и Матвея о чудесах, которое преподнесло загадочное Отражение, бесстрашные Летава взахлёб представляли, как они сражаются с невиданными чудовищами в стенах старинного храма, попутно защищая от посягательства зловредных Пауков Зеркальный Камень. Воображение рисовало радужные картины молниеносной победы и восторженные крики невидимых поклонников, но на деле оказалось, что даже войти в таинственную обитель, заполненную бессловесными и оттого ещё более пугающими шарами не так-то просто. Не имея ни малейшего понятия о природе обитателей появившегося на месте сельской церквушки величественного строения, дети оказались совершенно беспомощны перед лицом непосредственной опасности, вовсе не представляя себе, как же им действовать дальше.
  Постепенно каждый из них осознал всю неприглядность их печального положения, и взоры неустрашимых воинов один за другим привычно обратились к Кондрату.
   - Значит так, - Кондрат внимательно оглядел притихшую компанию, - вы, покуда, здесь стойте... а мы с Витьшей внутрь зайдём! Поглядим, что к чему...
  Заслышав такое, Виктор вздрогнул от неожиданности, не веря своим ушам.
  - А почему я? - испуганно пискнул он, теряя от волнения голос.
   - С тобой спокойнее, - лаконично отвечал Кондрат, легонько подталкивая Виктора к двери.
  Не находя в себе сил сопротивляться Виктор неохотно взялся за металлическую ручку тяжёлой двери, обречённо оглядываясь назад.
  - Я с вами! - тут же раздался голос Матвея.
  - Нет! - Кондрат решительно пресёк попытку младшего брата сопровождать его в рискованной операции, - вдвоём пойдём. Ежели появятся Пауки, - Кондрат внимательно оглядел молчаливо внимавших воинов, - в общем вы знаете, что делать!
  Летава бессловесно кивнули, всем своим видом показывая, что готовы к встрече с неприятелем, после чего, Кондрат открыл скрипучую дверь и бесцеремонно втолкнул Виктора внутрь.
  Шары продолжали плавно кружиться возле самого входа и лениво меняли свою окраску, бесшумно переворачиваясь в воздухе. Скрип двери вновь возбудил их и они засуетились, потянулись неровной цепочкой к застывшим мальчикам, покачивая радужными боками.
  Кондрат, стараясь не делать лишних движений, медленно вынул узкий, длинный нож из голенища высоких сапог, знаком приказывая Виктору сделать то же самое. Виктор торопливо сунул руку в карман и, ломая ногти, отогнул лезвие своего перочинного ножика.
  Меж тем шары приблизились почти вплотную и остановились на уровне глаз, издавая тихое, похожее на вздох шуршание. Кондрат угрожающе поднял руку, вооружённую ножом и приготовился к нападению. Виктор тоже выставил вперёд свой ножик, едва сдерживая предательскую дрожь в коленях, мысленно приготовляясь удрать, едва только шары двинутся вперёд хоть на одну пядь.
  Однако шары и не думали двигаться. Они только покачивались вблизи не проявляя никакой агрессии, но и не отлетая от мальчиков ни на шаг. Их пульсирующие цветными красками бока раздувались и опадали, словно вздыхая, форма постоянно меняла свои очертания, то вытягиваясь в продолговатый эллипс, то становясь совершенно круглой, как биллиардный шар, а то скручиваясь в тугую спираль, тут же, мгновенно распрямляясь.
  Несколько успокоенные мирным поведением шаров мальчики перевели дух и Виктор опустил вниз онемевшую от напряжения руку с крепко зажатым в ней ножом. Постепенно любопытство мальчика взяло верх над чувством опасности и не в силах удержаться, Виктор коротко ткнул пальцем в упругий бок ближайшего к нему шара, тут же отдёргивая руку назад. От прикосновения радужный шар подпрыгнул вверх, словно подброшенный сильной рукой и, описав дугу над головой мальчика, плюхнулся ему прямо в руки.
  От неожиданности Виктор закричал. Пальцы его лихорадочно заработали, отталкивая от себя тяжёлую ношу. Ладони от прикосновения к шару опалило горячим, обжигающим огнём, кожа мгновенно покрылась мелкой россыпью колючих мурашек, витые колонны вихрем закружились перед тускнеющим взглядом. Глубоко в голове мальчика родился новый крик, но в его судорожно бьющемся теле не осталось ни капли силы способной вытолкнуть хоть какой-нибудь звук наружу.
  К нему подбежал Кондрат, бережно обхватывая за плечи.
  - Что с тобой?! Ты цел?!
  - Да... кажется... - трясущимися губами произнёс Виктор. Голова его кружилась, к горлу подступила тошнота и, опасаясь потерять сознание, мальчик опустился на низкую деревянную скамью.
  Тем временем отвергнутый шар возвращался, медленно подпрыгивая на каменных плитах пола с глухим, чавкающим звуком. Движения его стали неуверенны, словно он раздумывал, стоит ли подлетать поближе.
  - Пусть только попробует!.. - свирепо шепнул Кондрат, - я ему враз в утробу нож воткну! Не обрадуется!..
  Будто наткнувшись на невидимую преграду, шар остановился и снова застыл в воздухе, принимая различные очертания. Краски его потемнели и перестали воспламеняться яркими вспышками, а медленно и тягуче переходили одна в другую, постепенно блекнув. Его собратья цветным, брошенным горохом, пронеслись по залу, отскакивая от каменных стен и пола, заставляя испуганных мальчиков пригнуться, и разом метнулись вверх, под самый купол. Там их движения замедлились и они принялись тихо скользить, мягко трогая цветными боками витые колонны и потеряв всякий интерес к происходящему внизу.
  Неожиданно для себя самого Виктор сделал шаг по направлению к одиноко застывшему шару и остановился в нескольких дюймах от него, внимательно вглядываясь в пульсирующее тело.
  - Ты куда?! - тревожно одёрнул его Кондрат, - стой на месте!
  - Я сейчас... - чуть слышно отозвался Виктор, осевшим голосом, делая ещё один бесконечно долгий шаг к неподвижному шару, - не бойся... я осторожно...
  ...Сумеречный свет из маленьких, высоко расположенных окошек озарял высокие колонны каменного зала. Чернеющие тени, неровными пятнами лежащие на холодном полу, таили в себе неведомую опасность. Весь облик странного храма был так необычен и дик, что у Виктора мелькнула малодушная мысль развернуться и бежать отсюда с громким утробным криком и никогда не возвращаться в это гибельное место! Но он бы лучше умер на месте, чем навсегда покрыл себя таким позором в глазах своих друзей. Громкое напряжённое сопение Кондрата за его спиной придало мальчику храбрость и он вплотную подобрался к шару, осторожно касаясь рукой его тёплой поверхности.
  Ничего не произошло.
  Шар застыл в неподвижности, только смена красок внутри его стала происходить несколько быстрее.
  - Витьша, отойди! - предостерегающе крикнул Кондрат, - оставь его...
  Виктор медленно покачал головой, стараясь резкими движениями не взбудоражить шар, и медленно провёл ладонями по его гладким бокам, готовый в любую секунду отскочить в сторону. Краски внутри шара заструились тёплым светом, вспыхивая мелкими огоньками, и под пальцами Виктор ощутил лёгкое покалывание невидимых иголочек, сопровождаемое едва слышным, почти неуловимым шорохом.
  Совсем осмелев, Виктор обхватил шар двумя руками и попытался приподнять его и шар тут же прильнул к его груди, растекаясь яркими красками по всему телу, мгновенно охватив мальчика со всех сторон, словно вспыхнувший огонь. Сердце Виктора заходило ходуном, издавая громкий, оглушающий стук. Непослушные пальцы безуспешно пытались отцепить от себя плотную, разноцветную массу, а горло, схваченное судорожными спазмами, выдало жалкий, едва слышимый хрип. Виктору показалось, что тесные объятия навеки сковали все его члены и только необычайным усилием воли и неистребимым желанием жить, он удерживался на грани сознания. В секунду, когда он готов был сдаться и погибнуть заживо, погребённый под жарким пульсирующим огнём, горячая оболочка скользнула с его обмякшего, безвольного тела, снова собираясь в тугой, радужный комок.
  Виктор шумно вдохнул побольше воздуха, стараясь удержать лихорадочно бьющуюся в панике грудь. Над ним склонился бледный Кондрат, беспокойно вглядываясь в его лицо.
   - Что это? - слабо спросил Виктор, недоверчиво поглядывая на застывший шар, - что сейчас было?!
  - Ты шар схватил, - пояснил Кондрат, - а он будто пролился на тебя сверху, ты прямо засверкал весь, как рождественская ёлка! Я к тебе рванулся, а он, - Кондрат ткнул пальцем в сторону тихо потрескивающего шара, - сразу опять в шар сжался! Вот и всё...
  - Я думал, задохнусь, - пожаловался Виктор, неприязненно поглядывая на виновника своего недавнего страха, и тут же пребольно толкнул Кондрата в плечо, - смотри!!!
  Неподвижный доселе шар стал энергично вытягиваться вверх и вниз, постепенно обретая форму гигантской сигары. Когда высота "сигары" поравнялась с Виктором, внутри её заметались разноцветные сполохи, меняя окраску со скоростью, почти неуловимой глазом. Обретённая форма вновь начала меняться, причудливо изгибаясь, и через несколько томительных секунд перед глазами потрясённых мальчиков появилась человеческая фигура. Очертания её сначала расплывчатые и не чёткие, постепенно сформировались. На смену ярким краскам приходили более спокойные, естественные тона и, наконец, необычайная метаморфоза была завершена.
   - Это ты! - изумлённый Кондрат ткнул пальцем в сторону застывшей фигуры, - это же ты! Ой, ты голый!..
  Не веря своим глазам, Виктор уставился на своего двойника. Сомнений не оставалось - это действительно был он: спутанные, выгоревшие добела волосы, смуглое лицо, даже шрам на лодыжке, полученный четыре года назад от укуса соседской собаки розовел на том же месте, что и у Виктора. Одежды на двойнике не было.
  - Вот так штука! - выдохнул Виктор, - что же мне теперь с ним делать?!
  - Эй! - Кондрат грозно сдвигая брови сурово окликнул молчаливого двойника, - ты кто такой?
  Двойник не отозвался. Он покрутил головой и руками, словно проверяя своё новое состояние, при этом каждое движение рождало в глубине его почти человеческого тела тусклые, переливающиеся огоньки.
  Виктор насторожённо приблизился к своему двойнику.
   - Он что, так и будет теперь голый разгуливать? - с досадой произнёс мальчик, - вот уж не было печали!..
  Не долго думая, Кондрат снял с низенькой деревянной скамейки тонкую, вышитую скатерть.
  - На! Попробуй объяснить ему, чтобы он этим обернулся!
  Не тратя времени на объяснения, Виктор принял скатерть из рук Кондрата и сам подошёл к своему двойнику, осторожным движением набрасывая на того скатерть. Двойник не пошевелился, смирно стоя на холодном полу и Виктору без труда удалось обрядить его в скатерть, закрепив её узлом на плече, на манер римской тоги.
  - Ты вот что! - угрожающе мальчик помахал кулаком перед безмятежным лицом своего двойника, - ты ежели решил стать таким, как я, то меня не позорь! Ходи одетым!
  Двойник в ответ вспыхнул такой яркой зеленью глаз, что Виктор невольно зажмурился.
  - Не шали! - прикрикнул он, - иди за мной!
  Виктор сделал два шага в сторону маленькой дверки, в которую они с Матвеем скрылись прошлый раз от преследования шаров, двойник послушно двинулся за ним.
  - Смотри-ка, слушается! - подивился Кондрат.
  Виктор пошёл быстрее и двойник незамедлительно поспешил следом, бойко отталкиваясь босыми пятками от каменного пола и подпрыгивая на двух ногах одновременно, словно воробей. При этом высота его прыжков достигала не менее двух аршин.
  Кондрат наблюдал за ним с недоверием и опаской, но Виктор, упоённый мыслью, что удивительный шар, странное явление загадочного храма, занесённого сюда в Отражение, бог знает из каких глубин принял именно его, Виктора, облик и сейчас старательно следует за ним, повинуясь каждому его слову, взирал на своего двойника с всевозрастающей любовью. Воображение рисовало радужные картины, какие забавные штуки можно будет придумывать, имея под рукой такого помощника, похожего на тебя, как две капли воды!
   "То-то удивятся все, когда увидят такое чудо! - ликовал Виктор, - а Пауки-то! Примутся меня ловить, а в сети попадёт другой! А я ка-а-ак выскочу! "Ну что, скажу - поймали?!"" Виктор заулыбался от удовольствия, представляя подобную ситуацию, и одобрительно похлопал двойника по плечу. Двойник снова полыхнул глазами и попытался улыбнуться в ответ, но его улыбка была скорее похожа на гримасу, неестественную и отталкивающую. Эта неприглядная мимика навела Виктора на новые мысли, и терзающие сомнения закрались в голову мальчика. Сумеет ли он, Виктор, вывести его из храма и способно ли это создание существовать вне его стен? Да и как угадать, насколько велико влияние Виктора на своего непонятным образом возникшего двойника? Не опасен ли он?!
  Размышления мальчика прервал резкий, раздирающий душу скрип, от которого, Кондрат с Виктором подпрыгнули на месте, а двойник взмыл в воздух, беспокойно кружа над деревянными скамьями.
  Тяжёлая входная дверь медленно, с усилием отворилась, издавая тонкое стенание, несмазанными петлями и узкая полоска тусклого света пересекла пополам каменный пол круглого зала. Разноцветные шары, кружившие под круглым потолком всколыхнулись, но тут же замерли неподвижно, не усмотрев для себя в новом звуке ничего интересного. Двойник Виктора, напротив проявил недюжинное любопытство и помчался к двери, едва касаясь босыми носками пола, и увлекая за собой, стоящего на пути Виктора.
  - Эй, полегче! - ощетинился мальчик, отталкивая от себя разрезвившегося двойника, - стой здесь и не беги, покуда не велено!..
  Двойник послушно завис на высоте в пол аршина от земли, с готовностью хлопая светлыми ресницами. По телу его пробегали тревожные, тёмные огоньки, глаза вспыхивали зеленоватым светом и Виктор, на мгновения позабыв про распахнутую дверь, как зачарованный смотрел на их мерцающее свечение. Несколько секунд спустя ему показалось, что он слышит крики, перед его взором проплыл лёгкий дымок колеблющегося изображения бесформенного чудовища, с всадником на скользкой, лоснящейся спине, после чего видения исчезли, оставляя ощущение приближавшейся опасности.
  - Ты видел?! - потрясённый, он повернулся к Кондрату.
  - Что? - рассеянно спросил Кондрат, с опаской поглядывая на распахнутую дверь.
  - Не знаю... сначала кричал кто-то, потом будто прозрачная картина проплыла перед глазами... как призрак!
  Произнесённое слово камнем упало на холодные плиты храма и отскочило гулким эхом, печально и тоскливо повторяя: "...ак! ...ак! ...ак...".
  - Эхо? - удивился Кондрат, пропуская слова Виктора мимо ушей, - не слыхал в Отражении эха...
  Он настороженно обвёл глазами пустынный зал, словно пытаясь среди чёрных теней отыскать неведомого пересмешника, и никого не обнаружив, медленно подошёл к открытой двери, зияющей сумрачным светом отражённого мира.
  
  Глава 11.
  Ведьма.
  За распахнутой дверью никого не оказалось.
  Блёклый размытый силуэт унылого солнца озарял неизменный пейзаж. Среди неподвижных чёрных деревьев и серых деревенских изб, не угадывалось ни единого движения. Ни один звук не нарушал вечного безмолвия пустынной деревни.
  Возле самого порога сиротливо лежала ярко-синяя ленточка, брошенная чьей-то торопливой рукой. В краю серых теней и тусклого света она казалась такой же чужой, как и странный храм с его цветными шарами и сразу же привлекла к себе внимание.
  - Это знак! - поднимая ленточку, закричал Кондрат и тотчас испуганно оглянулся, так неуместно прозвучал его громкий голос в полной тишине, - это Алёнкина ленточка, - счёл нужным пояснить он, снижая голос почти до полного шёпота, - видно им пришлось срочно уйти, но вот куда?! И зачем?
  - Наверное их спугнули Пауки, - неуверенно предположил Виктор.
   - Спугнули? - скептически усмехнулся Кондрат и Виктор сам понял всю нелепость своего предположения, разве можно испугать, столь неустрашимых воинов!
   - А если они попали в Паучьи сети?
  - Тогда Пауки давно были бы в храме... нет, тут что-то другое!..
  Пока мальчики стояли на ступенях храма, обсуждая, какое исключительное событие заставило их друзей покинуть свой пост, взволнованный двойник недоверчиво выглядывал из открытой двери, не решаясь выйти наружу.
  - Иди сюда! - окликнул его Виктор, хлопая при этом по колену, словно подзывая щенка.
  Двойник беспокойно замигал огоньками глаз, съёжился и выплыл наружу длинной, извивающейся лентой. Приблизившись к друзьям, он стремительно скрутился, испуганно стрельнув выпученными глазами в сторону безмолвных стражей, и втянул руки и ноги вглубь округлившегося тела, совсем, как черепаха прячет под панцирем свои конечности в минуты опасности. Затем внутри раздувшегося туловища исчезла голова, двойник всё более округлялся, не напоминая более ничем двенадцатилетнего мальчика. Временами на его гладкой поверхности появлялся то зелёный глаз, в окружении пушистых выгоревших ресниц, то розовое ухо, словно человеческое тело заключённое внутри шара перемалывала огромная, безжалостная мясорубка.
  Виктору такое сравнение пришлось настолько не по душе, что он передёрнулся, невольно хватаясь за лицо из опасения, что какая-то часть его тела затерялась в шаре. Всё было на месте и шар, будто почуяв тревогу Виктора обрёл идеально ровную поверхность, поблёскивая яркими красками. Теперь он стал в точности такой, как прежде, только на его гладких боках продолжала оставаться вышитая скатерть, и он напоминал сказочного Колобка, подвязавшего платок.
  - Ты вот что, - напряжённо наморщив лоб, проговорил Кондрат, внимательно наблюдая те метаморфозы, которые происходили с двойником Виктора, - спрячься в избе отца Никона, здесь тебе оставаться опасно...
  - А ты?! - вскинул голову Виктор.
  - А я ребят поищу. Поднимусь наверх, посмотрю...небось найдутся!..
  - Не попадись на глаза Паукам, - обречённо напутствовал Виктор, не решаясь признаться Кондрату в своём страхе остаться здесь совсем одному.
  В ответ Кондрат только махнул рукой и вертикально взмыл в воздух, стараясь, однако не слишком выделяться в пустынном небе и хоронясь за высокими чёрными стволами мёртвых деревьев.
  Виктор, не желая задерживаться возле стен храма, опрометью бросился к дому отца Никона - добротному срубу из толстых, потемневших от времени брёвен, покрытому, как и барский дом, красной черепицей. Разноцветный шар бросился за ним, не отставая ни на шаг, беспокойно тычась тёплым боком Виктору в спину. Добежав до порога, запыхавшийся Виктор рванул на себя незапертую дверь и укрылся за крепким, надёжным засовом вместе с неотлучным шаром, который прижался к его босым ногам, тихонько стрекоча и поблёскивая искрами. Тишина и безмятежность уютной горницы успокаивающе подействовали на мальчика и он перевёл дух, внимательно оглядываясь вокруг.
  Большая чисто выбеленная печь разделяла комнату на две половины. В её малой части просматривался закуток, где матушка Евдокия стряпала обеды на всю многочисленную семью, завешанный разной кухонной утварью. В противоположном углу стояла высокая кровать, очень аккуратно убранная пышными перинами, множеством пуховых подушек и отгороженная от любопытных глаз цветастой ситцевой занавеской. В большой части комнаты протянулись вдоль стены дубовые лавки простые и удобные, на которых, пестрели разложенные аккуратными кружками яркие лоскутные коврики. Такой же лоскутный ковёр, но гораздо большей величины устилал некрашеные дубовые полы. В углу, против лавок, стоял добротный, широкий стол. За таким столом могли уместиться разом не только многочисленные отпрыски местного священника, но и зашедшие на огонёк гости, которые частенько любили посещать тот, настоящий дом гостеприимного отца Никона.
  В правом углу висело множество икон, с тщательно выведенными яркими даже в этом сумрачном мире красками, кроткими, светлыми ликами святых. Они так внимательно и ласково смотрели со стены, что у Виктора возникло ощущение, что он вновь в деревне и сейчас вбежит в горницу шумная, босоногая стайка ребятишек, а из-за печки выглянет красное, суровое лицо матушки Евдокии и она отбранит безобразников, нарушивших покой. Он даже на какой-то миг почувствовал себя неловко, не зная как объяснить своё внезапное появление здесь в доме священника. Но вот взгляд Виктора упал на тёмные лампадки, в которых никогда не горел маленький, трепетный огонёк, на деревянные часы, стрелки которых застыли навек, показывая одно и то же время и очарование домашнего уюта пропало не оставив за собой ни малейшего следа.
  Виктор вздохнул. Молча перекрестился, глядя на образа и шагнул в другую комнату, с любопытством разглядывая внутреннее убранство. Вторая комнатка оказалась совсем крохотной, с двумя деревянными топчанами, убранными все теми же лоскутными ковриками и высокой конторкой возле маленького, чисто вымытого окна. На конторке невысокой стопкой лежали сложенные книги, листы желтоватой грубой бумаги и вымазанные чернилами растрёпанные перья. Тут же важно восседала тряпичная кукла, наряженная в пышное белое платье с бессмысленно выпученными глазами-пуговицами.
  Виктор задумчиво полистал книги, но это всё оказались учебники: грамматика, катехизис и латынь, одни только названия наводили скуку и Виктор зевнув, захлопнул пожелтевшие листы. Он пытался нарисовать на листе бумаге чёртика, но перья были совершенно сухи, а чернильница пуста и Виктор, бесполезно расцарапав лист бумаги, отшвырнул его в сторону и скучая вернулся в горницу.
  Вынужденное безделье угнетало мальчика и он, поколебавшись немного, осторожно выглянул за дверь, внимательно осматривая пустынную деревенскую улицу. Следом за ним в оставленную щель тут же просочился шар, радужно сверкая гладкими, полированными боками.
  - Эй, иди назад! - прикрикнул Виктор на неугомонное создание и потянул за край вышитой скатерти, пытаясь удержать юркий шар возле себя. Но, доселе послушный, как робкая собачонка шар неожиданно заупрямился, и лёгкая ткань осталась в руке у Виктора, сам же он, потеряв равновесие, кубарем покатился с высокого крыльца.
  Каруселью зарябили в глазах мальчика некрашеные ступени. Ладони, бесполезно скользнувшие по широким доскам, в отчаянной попытке остановить стремительное падение, полыхнуло острой болью от множества мелких заноз и Виктор крепко зажмурил глаза, ожидая неминуемого падения. Но удара не последовало. Шар, за долю секунды раскрутившись пёстрой, широкой лентой вовремя подхватил падающего Виктора и растёкся упругой, тёплой ладошкой, бережно поддерживая худенькое тело мальчика в нескольких сантиметрах от поверхности земли. Трескучие искорки зажигались и гасли на его гладкой поверхности, перебегая пёстрыми змейками перед изумлённым лицом мальчика.
  Виктор задумчиво оглядел своего неожиданного спасителя, ещё не веря, что ему удалось избежать столь бесславного падения, и недоверчиво погладил его рукой.
  - А ещё? - шёпотом обратился Виктор к шару, стесняясь своего вопроса и беспокойно оглядываясь, не услышит ли кто, что он вслух разговаривает со странным надутым шаром, - можешь ты пронести меня ещё?
  Шар понимающе дрогнул и бесшумно полетел вперёд, вдоль бревенчатых тёмных стен, плавно покачивая закруглёнными боками.
  - И тебе не тяжело? - снова задал вопрос Виктор, всё более увлекаясь этой новой забавной игрушкой.
  В ответ шар взметнулся вверх так, что у Виктора захватило дух, и он вцепился в его гладкую поверхность побелевшими от напряжения пальцами. Почувствовав испуг мальчика, шар остановился в растерянности на расстоянии двух вершков от верхушки покатой крыши, и лишь его упругое тело продолжало двигаться, заботливо подстраиваясь под каждое движение мальчика. Вспыхивающие внутри огоньки мигали весёлыми искорками, и Виктор с удивлением и страхом увидел, как где-то, в глубине озорно подмигнул яркий зелёный глаз, обрамлённый выгоревшими светлыми ресницами. Повинуясь его немому призыву, Виктор сел поудобнее, с ликованием оглядываясь вокруг и сжав упругие бока, словно круп горячего жеребца, приготовился к отчаянному полёту.
  Стремительно пронеслись мимо серые, унылые крыши домов и неподвижные стволы чёрных деревьев. Мелькнули и пропали оскаленные морды безмолвных стражей на пороге чужеродного храма и прямо под ногами Виктора лениво заколыхались свинцовые, тягучие воды, Голубого озера, которое здесь, в Отражении вовсе не было Голубым. Тяжёлые волны, гонимые неведомой силой, размеренно набегали на покрытые мелкими, острыми камнями берег, оставляя после себя многочисленные чернильные пятна. Эти пятна торопливо стекались в мелкие лужицы и тут же, словно юркие ртутные шарики устремлялись назад к озеру.
  Виктор перегнулся вниз, пытаясь разглядеть, что скрывается в чёрной глубине озера и шар почти тотчас остановил свой бесшумный полёт. Он немного покачался над безмятежными волнами, давая Виктору возможность вдоволь налюбоваться открывшимся видом, а затем, несмотря на негодующие протесты мальчика, скрылся среди густых ветвей исполинских деревьев, обрамлявших берег.
  Виктор, раззадоренный полётом, нетерпеливо оглянулся, не понимая причин столь внезапной остановки, и с досадой толкнул своего скакуна пятками в бок. В ответ шар замигал множеством огней и тихо застрекотал, стреляя жгучими искрами, но не сдвинулся с места. Не долго думая, Виктор отломил хрупкую ветку мёртвого дерева и легонько стеганул шар по гладкому боку, воображая себя лихим наездником, но шар сыпанул на него такой сноп ярких, ослепляющих искр, что Виктор не решился повторить уроки дрессуры и сидел смирно, ожидая, когда шар сам решит продолжить полёт.
  Из-за густо растущих коряво растопыренных ветвей хорошо просматривалась барская усадьба с белыми колоннами и пустыми провалами распахнутых настежь окон. При виде родного дома Виктор вздохнул и впервые после своего самовольного ухода неприятная мысль о неминуемом наказании больно кольнула его. Досадливо отмахиваясь от назойливых и тревожных мыслей он перевёл было взгляд на мрачные воды озера, но неожиданный звук привлёк его внимание и Виктор внимательнее, чем прежде осмотрел безлюдную усадьбу.
  Высокие резные двери господского дома медленно отворились. Долгое время оттуда никто не выходил, и Виктор извёлся, гадая, кто же появится на широкой террасе, пропавшие друзья или недруги-Пауки? Но вот наконец из-за двери показался человек, причём столь явно не принадлежавший ни той ни другой стороне, что Виктор от удивления открыл рот. Незнакомец выбирался наружу спиной вперёд, с трудом волоча за собой тяжёлый кованый сундучок.
  Виктор знал, что находится в нём.
  Украшенный снаружи искусно вырезанными на твёрдом дереве фигурами зверей и бутонами цветов, обитый изнутри цветастым сафьяном и разделённый на множество мелких отделений, сундучок хранил в себе различные вещицы, принадлежащих Дарье Платоновне. Помимо вышедших из моды, но не потерявших для госпожи Перегудовой своей привлекательности, салопов, шляпок и различных дамских штучек, в сундучке хранилась многолетняя переписка Дарьи Платоновны с друзьями и родными начиная со времени, когда пожелтевшие конверты были подписаны словами "барышне Дарье Синицыной", а также драгоценности, как перешедшие по наследству от бабушек и тётушек, так и подаренные Дмитрием Степановичем в течение всей супружеской жизни.
  Негодованию Виктора не было предела. Мало того, что чужак без спроса вторгся в Отражённый мир, зону исключительно принадлежавшую Виктору и его друзьям, так он ещё и нагло посягнул на бабушкино добро! "Эх, зря видно дорогу в Отражение открыли, - мелькнула у Виктора запоздалая мысль, - видно прознал кто-то, вот и ходят сюда, кому не лень!"
  Он решительно сжал ногами гладкие бока недовольно застрекотавшего шара, приготовляясь нанести вору сокрушительный удар и шар, почувствовав весь гнев возмущённого мальчика, мгновенно взвился вверх, лавируя между корявых, чёрных ветвей. Словно пущенное ядро пронёсся разноцветный шар со своим всадником над беспокойной поверхностью озера, направляясь к господской усадьбе. Виктор краем глаза успел уловить мелькнувшую внизу тень, отзвук чьего-то голоса едва слышно долетел до него, но охваченный справедливым негодованием мальчик ни на что не обратил внимания.
  Между тем чужак медленно и неуклюже развернулся, опуская смуглые морщинистые руки и тяжёлый сундук с глухим стуком ударился о высокий деревянный порог. Незнакомец поднёс ладошку к глазам подозрительно вглядываясь в небо и беззвучно шевеля бледными узкими губами. На плечах странного человека висели всевозможные лохмотья, которые местами сохранили следы богатой вышивки золотыми и серебряными нитями. Голова была обмотана грязными тряпками наподобие восточного тюрбана, оборванные концы которых беспорядочно свисали на тощую грудь. При этом совершенно неожиданно верх нелепого головного убора обильно венчали нити тусклого серебристого жемчуга. Тонкую шею украшали когда-то яркие шёлковые платки, сейчас более напоминавшие ободранные лоскуты. Но видно все они были чрезвычайно дороги их владельцу и ни с одним из этих поизносившихся вещичек их хозяин нипочём не желал расставаться.
  Чужак заметил приближение мальчика и молча стоял на пороге дома в угрожающей позе, заслонив узкой спиной свою драгоценную добычу.
  Оказавшись возле самой земли, Виктор решительно соскочил с шара и решительно пересёк покрытую чёрным песком площадку, направляясь к террасе. Разноцветный шар последовал за ним, взволнованно стрекоча и вспыхивая яркими искрами.
  - Кто вы такой?! - звонко крикнул мальчик, по возможности суровее сдвигая выгоревшие брови, - отчего вы выносите бабушкины вещи?!
  В ответ незнакомец гнусно ухмыльнулся, обнажая редкие, почерневшие зубы и неожиданно протяжно свистнул, засунув в рот грязные, смуглые пальцы с длинными, неопрятными ногтями, более походившими на звериные когти. При этом взгляд чужака обдавал такой неприкрытой ненавистью, что у мальчика больно сжалось сердце.
  Из-за террасы, взрывая чёрную каменистую поверхность, показалась омерзительная, скользкая туша огромного животного. Исполинский зверь, напоминавший непомерно выросшего земляного червя с проворством удивительным для его невероятных размеров приближался к застывшему от ужаса мальчику, грозя раздавить его своим многотонным телом. Раздался новый свист и гигантский червь поднял вверх своё туловище, опираясь на короткий, тупой хвост и слепо поводя огромной головой. Неожиданно червь издал плачущий звук, более всего напоминавший короткий вскрик маленького ребёнка и открыл невероятных размеров горячую влажную пасть, в которой без труда могло поместиться десять таких мальчиков, как Виктор. Нижняя челюсть отвратительного монстра опустилась почти до самой земли и Виктор отчётливо разглядел синеватое нёбо гигантского рта и беззубые дёсны, плавающие в окружении тягучей слюны.
  Взволнованный шар бестолково тыкался Виктору в плечи, растекался широкой лужей под его ногами, но Виктор продолжал стоять, заворожённый невиданным зрелищем, не находя в себе силы сдвинуться с места.
  Огромная туша заслонила собою небо, сине-чёрное лоснящееся тело всё ближе придвигалось к остолбеневшему мальчику и последнее, что с удивлением отметил Виктор, был странный запах отталкивающего исполина, удивительный запах свежих зелёных огурцов. От этого запаха кружилась голова, колокольным звоном бились в затуманенном мозгу заполошные мысли. Виктор беззвучно открыл рот в немом, беспомощном крике и, теряя остатки сил, опустился на мелкий, чёрный песок. Разноцветный шар застрекотал, как тысячи рассерженных кузнечиков и пустил сноп обжигающих искр прямо в пасть огромного зверя.
  Внезапная боль испугала грозное животное, и он на секунду замер, недоумённо поворачивая в разные стороны гигантской головой и отвратительно чавкая влажной пастью. Новый свист заставил зверя снова двинуться вперёд, позабыв про боль и в этот момент выхватывая Виктора прямо из-под скользкой туши к исполину подлетели Летава. Кондрат и Матвейка подхватили ослабевшего Виктора с двух сторон и попытались унести его прочь, но поздно! Накрывая и жертву и неудачливых спасателей скользким телом и оглушая одуряющим огуречным запахом, огромный червь медленно опустился прямо на мальчиков, не давая им возможности выбраться наружу. В то же самое время метко пущенная сзади прямо на голову злобного животного сеть, заставила его откинуться назад. Силёнок Пауков едва хватило на то, чтобы лишь немного огромная туша приподнялась над несчастными пленниками, но этого оказалось достаточно, чтобы дать друзьям шанс выбраться на свободу. Жадно хватая воздух и непрерывно трепеща крыльями, летуны взметнулись в небо, едва удерживая на весу безвольно обмякшее тело Виктора.
  Раздавшийся свист вновь приказал грозному животному двигаться вперёд, но мальчики были уже далеко, надёжно укрывшись среди густых ветвей спасительных деревьев, неподалёку от берега озера.
  Виктор ещё некоторое время не мог произнести ни слова, ошеломлённый встречей с таким невероятным монстром и лежал на жёсткой каменистой земле медленно приходя в себя. Разноцветный шар находился рядом. Он тоже побывал под тушью огромного зверя и теперь растёкся разноцветным пятном на мелких камнях тускло переливаясь красками и жалобно шелестя. Безо всякого удивления Виктор увидел, вокруг себя жителей Паучьей Слободки и летунов мирно сидевших вперемешку и негромко разговаривающих между собой.
  - Что случилось? - с трудом размыкая онемевшие губы, спросил Виктор, - кто этот человек и что здесь происходит?!
  Отвечать вызвался Епишка. Несмотря на свою врождённую легкомысленность, сейчас даже он выглядел непривычно серьёзным и неторопливо подбирал слова, объясняя Виктору ситуацию.
  - Мы с Алёнкой сидели в кустах, возле церкви и осматривали дорогу, что ведёт к Старому Дубу. Вдруг смотрим - Антошка-паучонок шагает. Идёт себе и не хоронится, а наоборот посвистывает тихонько, а ближе подошёл, слышим, он будто Кондрата подзывает...
  Низкорослый Антошка сидевший тут же солидно подтвердил:
  - Мы с ребятами, как только из Дуба вышли, тут же неладное почуяли. Смотрим - по склону холма, прямиком из обгоревших развалин след пропахан, будто кто-то дерево огромное по земле проволочил. Ну, мы спервоначалу по следу и пошли, так он нас прямиком к господскому дому вывел. Тут мы этого червяка и увидали! Ни ног, ни волоса, одно тело склизкое - жуть! А уж когда её на спине у чудовища увидали, так и вовсе напужались...
  - Я сразу велел Антошке вас отыскать, - подал голос, молчавший доселе Емеля, - да правду сказать уж и не чаял живы ли вы. Ежели бабка здесь появилась - жди беды!
  - Как Антошка нас нашёл, мы ему не сразу поверили, думали, заманивают нас Пауки в ловушку, ну я и решил один проверить, - виновато моргнул глазами Епишка под осуждающим взглядом старших братьев, - я этого червя сразу увидал, как только в воздух поднялся, такую громадину и не скроешь! Тут уж мы все полетели к озеру, а на двери Алёнка ленточку привязала, что мол, сейчас вернёмся...
  При этих словах Кондрат возмущённо фыркнул и недовольно покрутил головой, но ничего не сказал.
  - Прямо следом за нами прилетел Кондрат, - продолжал Епишка, - бабка к тому времени в дом зашла и мы поджидали её снаружи, хотели узнать, чего ей в доме понадобилось. Оказалось, известное дело, драгоценности барынины приглянулись, да только драгоценности эти по ту сторону Дуба в ничто превратятся! Вот смеху-то будет!
  - Погоди смеяться-то, - угрюмо отозвался Емеля, - неизвестно ещё, откуда бабка сюда пришла и куда теперь направиться...
  - А что это за бабка? - запоздало спросил Виктор.
  Его товарищи недоумённо переглянулись.
  - Нешто ты не разглядел? - недоверчиво протянул Антошка, - ты же рядом стоял... - и добавил понижая голос до свистящего шёпота и тревожно оглядываясь кругом, - ведьма это с Звенящего ручья! Бабка Агафья...
  
  Глава 12.
  Подземная темница.
  
  Распространяя отвратительное зловоние и нещадно коптя, маленький, криво поставленный в ржавую плошку огарок освещал низкий каменный потолок тесной кельи, неровный земляной пол и грязную кучку жалких лохмотьев, на которых возлежал несчастный отец Никон.
  Отчего-то он почти ничего не слышал, уши заложило непроницаемой завесой и даже собственные стоны слышались будто издалека. Зато отчётливо раздавались звуки измученного тела идущие изнутри: гудение распухшей пробитой головы и неровный, трепещущий стук сердца. Кисти рук безвольно опустились на влажный пол, холодные струйки воды, бегущие со стены, пропитали насквозь изодранную в клочья одежду, но не было сил подняться и отыскать местечко посуше.
  Отцу Никону казалось, что он целую вечность лежит в этой берлоге, хотя с того момента, как его оглушил крепкий удар по голове, прошло не более двух часов. Его принесли и бросили сюда, в эту тёмную, пещерку, заполненную затхлым, сырым воздухом и оставили одного, в полной тишине, тщательно заперев металлическую дверь на большой, ржавый замок. Кто были эти люди, отец Никон так и не разглядел и теперь лежал один в темноте, мучимый страданиями гадая, что же ждёт его впереди и какая ему уготована участь.
  Более, чем физические страдания, отца Никона донимали мысли, что он оставил в подземелье Николеньку, одного, отрезанного от всего мира, в окружении непонятных и оттого страшных существ. Горькие думы терзали бедного отца Никона и краска стыда, невидимая в темноте, заливала его перепачканное грязью и копотью лицо. "И чего пошёл один, - бесконечно укорял он себя, - мог бы и мальчика взять с собой, вдвоём-то и сподручнее и ловчее... нет - всё жадность сгубила! Хотелось самому сокровища найти, чтоб не делиться ни с кем! Чтобы с гордостью объявить, что это только я, я один отыскал несметные богатства! Ах, старый дурак! К чему пришёл? Чего добился?!"
  Тут отец Никон вспомнил о своих детях, и новые безрадостные думы овладели его истерзанным сердцем. "Детей осиротил, - лихорадочно бредил он, беспокойно шевеля воспалёнными обветренными губами, - не выбраться мне отсюдова! А люди скажут, что, мол, папаша ваш за жадность свою погиб! И сам погиб и отрока невинного погубил! Ох, горе, горе..."
  Скорбные мысли придали сил отцу Никону, и он сокрушённо ударил себя сухоньким кулачком по горячему лбу, но его неосторожный жест отозвался такой болью во всём теле, что несчастный священник в изнеможении откинулся на жалкое тряпьё, жалобно стеная. Спустя некоторое время он, пошатываясь от слабости, приподнялся на колени и стал горячо возносить молитвы, часто осеняя себя крестом и осторожно склоняя израненную голову в земном поклоне.
  Долго в маленькой, тесной темнице ничего не было слышно, кроме приглушённого бормотания священника, да слабого потрескивания сального огарка в закопчённой, до дыр проржавевшей плошке. Оттого новый звук, нарушивший могильную тишину, заставил отца Никона встрепенуться, чутко прислушиваясь.
  Вдалеке, постепенно приближаясь, гудели тонкие писклявые голоса, неприятно раздражая слух отца Никона. Вперемешку со скулящим повизгиванием слышался частый топот торопливых ножек и пару раз тяжёлый глухой стук, сопровождаемый коротким, едва слышимым стоном.
  "Ведут кого-то... - догадался отец Никон, припадая лицом к металлической, ржавой решётке, - неужто Николку?!"
  Страшная догадка ледяным холодом сжала щуплую грудь священника, не давая вздохнуть. Побелевшие пальцы вцепились в сырые прутья решётки, в отчаянном бессилии. Отец Никон мучительно вглядывался в темноту, стараясь хоть что-то разглядеть в мрачном подземелье и отгоняя от себя самую мысль, что беззащитный юноша мог попасть в руки угрюмых подземных жителей по его, отца Никона вине!
  "Помоги, господи! - в исступлении шептал бедный священник помертвевшими губами, уже понимая, какую страшную цену ему придётся заплатить за жадность и легкомыслие, - помоги, не дай мальчонке погибнуть! И мне пособи, господи..."
  Вслед за голосами в бесконечном подземном коридоре показались тусклые пляшущие огоньки. Они приближались, мерцая странным голубоватым оттенком и через некоторое время можно было разглядеть размытые очертания тёмных фигур, в чьих руках дрожали неуверенные лучики света. Движения их были удивительно пластичны, словно двигаясь по неровному, плохо освещённому коридору неведомые подземные жители исполняли странный ритуальный танец. Ноги изящно скользили по каменному полу, временами сгибаясь в немыслимом па, худощавые тела плавно изгибались вслед за движением тонких, сильных рук, вытянутые к верху головы, начисто лишённые всяческой растительности покачивались в такт, подчиняясь общему движению.
  Красоту и пластику этой необычной походки подземных обитателей сбивали неуклюжие, тяжёлые шаги несчастного пленника, которого странные, танцующие создания, волокли на длинной, крепкой верёвке. Руки пленника были связаны за спиной, ноги опутаны так, что бедняга едва мог передвигаться, а лицо его закрывала чёрная тряпица, не позволяя несчастному разглядеть дорогу.
  Загадочная троица подошла к самой решётке, и сердце отца Никона упало. Надежда на то, что Николеньке удалось спастись не осталось никакой! Несмотря на тщательно укрытое лицо пленника, отец Никон угадал Николенькин сюртучок, ещё недавно светлый и опрятный, а нынче превратившийся в неопределённого цвета лохмотья.
  Охранники остановились и достали из-за спины тонкие пики, металлическим холодом блеснувшие в темноте. Они угрожающе ткнули пиками в сторону отца Никона, заставляя его отойти от решётки, и только тогда отворили большой, ржавый замок.
  Новый узник, сопровождаемый грубыми пинками и отборными ругательствами был брошен в темницу и непременно расшиб бы себе лицо о каменный пол, если бы отец Никон вовремя не подхватил его, бережно укладывая на грязное тряпьё. Это зрелище необычайно развеселило охрану, и они удалились прочь по коридору, лёгкой, танцующей походкой, продолжая хохотать пронзительным тонким смехом.
  - Ох, отроче! - отец Никон торопливо сдёрнул чёрную тряпицу с лица юноши и тот жадно задышал, хватая ртом застоявшийся затхлый воздух.
  На лице Николеньки багровел синяк, опухшие скулы расцарапаны до крови, а тонкий аристократический нос заплыл некрасивой мясистой бульбой.
  - Что, хорош..? - попытался улыбнуться Николенька разбитыми губами, глядя с каким участием отец Никон осматривает его изувеченное лицо, - думал задохнусь... мне бы руки отвязать!..
  Спохватившись, отец Никон принялся освобождать юношу от пут, непослушными, трясущимися руками, стыдливо пряча покрасневшие глаза.
  - Слава богу, отец Никон, что вы живы! - разминая затёкшие руки воскликнул Николенька, морщась от боли, - я уж не чаял вас увидеть - мерзавец Ликула предал нас!
  Отец Никон покраснел до корней волос, благодаря бога, что в темноте не видно его смущённое лицо.
  - Да что ты?! - фальшиво удивился священник, - как же это случилось?!
  - Отчасти я виноват... - понурился Николенька, - нельзя было глаз спускать с негодяя, а я заснул... Этим предатель и воспользовался, улизнул, пока я спал и привёл своих друзей - они меня спящего-то и схватили! А вы-то, отец Никон?! - простодушно поднял на священника взгляд Николенька, - как вы к ним в руки попали?!
  Чувствуя невыразимый стыд при откровенных словах юноши и в то же время испытывая невольное облегчение, за то что Николенька взял всю вину на себя, отец Никон неохотно произнёс, тщательно подбирая слова.
  - Ну, а я, стало быть, ещё раньше в плен-то попал... Перешёл за насыпь, посмотрю, думаю, не видать ли где пути на волю... тут меня нехристи и схватили! Я и пикнуть не успел! - слукавил отец Никон, не решаясь открыться Николеньке, что оставил его одного спящего, наедине с жителем подземелья, даже не подумав, к каким последствиям это может привести!
  Николенька нимало не усомнился в правдивости слов отца Никона, и искренне сочувствуя, стал расспрашивать своего товарища о подробностях сего злодейского нападения, чем привёл бедного священника в совершеннейшее замешательство. Видя, что его бесцеремонные расспросы только расстраивают отца Никона, Николенька великодушно замолчал, болезненно помаргивая опухши веками, но, не вынеся долгого молчания, громко зашептал, с трудом подвигаясь ближе к загрустившему священнику.
  - Вы заметили, отец Никон, - Николенька опасливо оглядел их маленькую темницу, будто опасаясь что их подслушают, - те, что меня в плен взяли... не похожи они на соплеменников Ликулы!
   - Это верно... не похожи! - задумчиво согласился отец Никон, радуясь, что Николенька сам перевёл разговор со скользкой, неприятной темы, - да только толком я их не разглядел, - с сожалением заключил священник - уж больно темно!
  - Чудные они, - продолжал делиться своими впечатлениями Николенька, - голосочек будто не настоящий, а двигаются, словно танцуют...
  При этих словах в глубине израненной, воспалённой головы отца Никона мелькнуло давнее воспоминание, почему-то привиделась мать, напевающая колыбельную песенку тихим, чуть слышным голоском:
  
  Есть в лесу тропа глухая,
  Что ведёт к поляне чёрной,
  Там не рыщет волчья стая,
  Не кричит на ветке ворон.
  
  Не ходи туда, мой мальчик,
  Красных ягод там не ешь!
  Опасайся, той дороги,
  Что ведёт на...
  
  Дальше воспоминания оборвались, словно стёртые мягкой материнской ладонью и отец Никон отмахнулся от них, недоумевая, с чего бы вдруг ему привиделась давно умершая матушка и старая, позабытая колыбельная. И волнующая, неясная мысль затерялась, похороненная в бесконечных извилинах потускневшей от времени памяти измученного священника.
  - Что делать-то будем? - продолжал допытываться Николенька, - как думаете, отец Никон?
  - Боюсь, отроче, нам сейчас одно действо предстоит - ждать! А там поглядим... не век же нам тут в догадках маяться! Чай придут, растолкуют, за какие - такие провинности нас тут держат! Посмотрим...
  Тут же отцу Никону пришла на ум его великолепная находка - необычайной красоты изумруд и он судорожно схватился за грудь, проверяя на месте ли камень.
  - Сердце? - сочувственно промолвил Николенька, от которого не укрылся порывистый жест отца Никона, - вы бы, батюшка прилегли, отдохнули...
  Издавая приглушённый стон одинокого лебедя, на глазах у которого безжалостные охотники, глумясь и хохоча, подстрелили его нежную подругу, отец Никон опустился на слежавшийся комок затхлого тряпья и устало сомкнул влажные веки... камня за пазухой - не было!.. "К чему это всё, к чему! - вновь закопошился червь раскаяния, снедавший душу бедного священника, - и себя сгубил и юношу невинного и камень!.. Камень потерял безвозвратно!"
  Ах, как жаль было отцу Никону драгоценного камня! Так было жаль, что несчастный священник взвыл коротко и ударил сухоньким кулачком по глинистому полу, угодив при этом в тёмную лужицу и взметнув фонтанчик холодной воды!
  Николенька вопросительно посмотрел на своего товарища, но ничего не заметил ему на такое странное поведение, отчасти привыкнув к несколько эксцентричной манере отца Никона выражать свои чувства, а, отчасти, не имея больше сил задавать какие бы то ни было вопросы.
  Отец Никон долго ещё сокрушённо цокал языком, горестно вздыхал и время от времени водил грязными руками по земляному полу и жалким тряпкам в тщетной надежде отыскать свою ценную находку, но, наконец, смирился и застыл в неудобной позе на вершине тряпичной кучки, нахохлившись, словно рассерженный петух.
  Тускло поблёскивал слабый, коптящий огонёк, тяжёлый запах гнилых тряпок забивал лёгкие, не позволяя вздохнуть полной грудью, низкие своды каменной темницы угрожающе нависали над самой головой и пленники притихли, подавленные зловещей обстановкой и задумавшись каждый о своём.
  Первым тишину нарушил Николенька, приподнимая голову и вглядываясь в бесконечный, тёмный коридор, отделённый от них крепкой кованой решёткой.
  - Отец Никон, - голос юноши дрогнул от волнения, - вроде бы как огонёк вдали мелькнул?! Гляньте-ка... верно! Идёт кто-то!
  Отец Никон устало посмотрел в сторону чёрного тоннеля и тут же, досадуя на собственное безразличиее, решительно тряхнул головой, отгоняя унылые, гнетущие мысли.
  К чести маленького священника он не стал более горевать о своей потере, мудро рассудив, что в сложившихся обстоятельствах тот факт, что он и его спутник до сих пор живы и здоровы, имеет гораздо большее значение, чем пропажа изумруда, пусть даже такого прекрасного и редкого, что был им найден в тёмном переходе несколько часов назад. Да и природная живость и некоторое легкомыслие не позволили отцу Никону долго убиваться над своим горем.
  "Пусть его, - беззаботно махнул священник рукой, не оставляя, впрочем, мысли, что такая находка, возможно не редкость в здешних местах, - может быть, ещё и повезёт!.."
  Придя в обычное своё состояние полной гармонии действий и мыслей, отец Никон попытался просунуть худенькое лицо сквозь прутья решётки, озабоченно хмуря лоб и сосредоточенно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме коридора.
  - Ты, вот что, отроче... - забормотал он, напрягая прищуренные глаза, - на рожон-то не лезь... молчи себе... поначалу разберёмся к кому мы в полон попали, а уж после и поглядим.
  - Да как же, отец Никон?! - вознегодовал Николенька, - они нас на нашей же земле в темницу посадили, а я молчать должен?! Да что это вы говорите такое?!
  - Ну будет тебе, будет... смирись! Не ровён час обидишь хозяев - навеки здесь останемся! Ты, отроче, меня слушай! Я, - тут отец Никон сделал многозначительную паузу, - бывало и не такие дела улаживал!
  Он манерно передёрнул узенькими плечами и горделиво выпрямил сгорбленную спину, что было крайне неосмотрительно с его стороны. Низкий каменный свод подземной темницы оказался прямо над его многострадальной головой и несчастный отец Никон получил такой ощутимый удар по израненному затылку, что на мгновение лишился не только дара речи, но также зрения и слуха!
  Едва волна невыносимой боли отпустила его, как отец Никон вьюном закружился по узкой келье, едва сдерживая рвавшийся наружу звериный крик. Движения его тщедушной фигурки были так уморительно потешны, что Николенька, не подозревавший, какие муки испытывает бедный священник, громко прыснул, после чего неудержимо и заразительно расхохотался.
  Злополучный отец Никон, потерявший от боли и обиды всякий рассудок только зло блеснул желтоватыми глазками и охваченный безудержной яростью изо всех сил вцепился трясущимися руками в ржавую металлическую решётку.
  - Запоров понаделали! - визгливо вскричал отец Никон, отпихивая плечом, пытавшегося его утихомирить Николеньку, - слугу божьего, как последнего злодея в темницу посадили! Не минует вас кара господняя!!! Гореть вам в аду ярким пламенем, коли сей же час нас не выпустите!!!
  - Будет вам, отец Никон! - увещевал его Николенька, пытаясь отвести от запертой решётки, - сами же сказывали - поостеречься надо!
  - Сказывал?! - грозно вопрошал отец Никон громко скрежеща зубами, - да я их, супостатов, анафеме предам!!! Я их...
  Между тем тусклые пляшущие огоньки приблизились и показалась молчаливая охрана несущая в руках плоские плошки с горящими фитилями, похожие на ту, что освещала подземелье бедных узников. Они шагали всё той же танцующей, замысловатой походкой и, подойдя совсем близко к решётке, встали поодаль безучастно, наблюдая за беснующимся священником.
   Раздражённый отец Никон открыл было рот, собираясь высказать очередную порцию ругательств в их адрес, как за спиной охранников заметил третью фигуру в длинном до пят балахоне с чёрным капюшоном, закрывающим лицо. Судя по тому, как почтительно окружили танцующие стражники таинственную фигуру, главным был именно этот незнакомец и Николенька вместе с отцом Никоном внимательно воззрилась на главаря, ожидая, какая участь приготовлена для них.
  - Что глядите-то? - первым не выдержал неугомонный священник, - аль цветы на нас вышиты?!
  Николенька незаметно одёрнул отца Никона за край потрёпанной рясы и тут же поймал на себе острый и недобрый взгляд загадочного незнакомца. Находясь под пристальным и молчаливым наблюдением, Николенька почувствовал себя крайне неуютно и невольно передёрнул плечами, поёживаясь от холодного взора.
  Из-под чёрного капюшона тотчас раздался язвительный смешок:
  - К-хе... что-то занервничал молодой-то барин! - фигура в балахоне затряслась мелкой дрожью, заходясь от безудержного, едва слышимого смеха, - да ведь и то сказать! Не напрасно...
  При звуках старческого, дребезжащего голоса Николенька вздрогнул, а отец Никон в изумлении всплеснул руками.
  - Что, соколы?! Не ожидали?! Думали, конец пришёл старой ведьме?!! Поминки по старухе справили?
  Тёмный балахон угрожающе качнулся вперёд, и освещённое неверным светом пугающе бледное лицо старой ведьмы Агафьи злобно ощерилось сизым, узким провалом губ.
  Несчастные пленники, ожидавшие что угодно, но не встречи с древней Полянской ведьмой, которую в деревне давно почитали мёртвой, в замешательстве прижались друг к другу плечами.
  - Ишь ты... - смуглые костлявые пальцы с длинными неровно растущими крепкими ногтями заботливо ощупали крепкий, хоть и ржавый замок, - испугались...
  - Вы ли это, матушка Агафья? - неуверенно спросил отец Никон, невольно осеняя себя крестом, - вот уж нечаянно свиделись...
  Старуха недовольно скривилась:
  - Ты, отец, не больно-то руками маши! Бог-от далеко, а здесь я хозяйка! Так ты, чем богу молиться лучше мне послужи!
  Отец Никон от такого внезапного предложения растерялся, насупился и стал столбом, скрестив жилистые руки на худой, впалой груди.
  - Чего волком-то смотришь?! - развеселилась бабка Агафья, - не за даром служить мне предлагаю, согласишься - жизнь подарю!
  Отец Никон озадаченно оглянулся на безмолвного Николеньку и буркнул нехотя, переступая с ноги на ногу:
  - Мне милости от ведьмы не надобно...! А что касаемо жизни, так про то богу решать, кому жить, а кому и помирать!
  И осердившись от необходимости объясняться со старухой, раздражённо добавил:
   - Так что посулы свои пустые, ты вон для них, - вздёрнул он куцую бородёнку в сторону беспокойной охраны, - оставь! Меня на греховные дела не купишь...!
  - Ой ли?! - ещё пуще развеселилась ведьма, - так стало быть, неподкупен?!
  Она неторопливым движением раздвинула полы своего тёмного балахона, явив миру многочисленные лохмотья, рваным каскадом покрывавшие её сгорбленное тело, и закопошилась в недрах своих нарядов, злорадно ухмыляясь. Наконец её рука нащупала искомое и на свет появился давешний, исключительной красоты изумруд, сверкнувший ярким, холодным блеском в тусклом, неживом свете подземелья.
  Отец Никон похолодел и бросил испуганный взгляд на ничего не подозревающего Николеньку.
  От пытливого взгляда старухи не укрылось смущение отца Никона и она удовлетворённо расхохоталась, обнажая остатки зубов.
  - Значит, неподкупен?! - повторила она, протягивая в сторону Николеньки изумруд на смуглой, сморщенной ладошке, - гляди-ка, барин! Вот она - жизни твоей цена! За этот камешек он, - ведьма ткнула грязным пальцем в сторону священника, - тебя одного бросил и на погибель оставил...
  Николенька открыл было рот в защиту своего товарища, но взглянул, на враз побледневшего отца Никона, и осёкся. Правда была столь очевидна и так явно написана на печальном морщинистом личике отца Никона, что Николенька не посмел возразить хихикающей старухе.
  - Молчите?! - удовлетворённо хмыкнула старуха, - то-то, соколы!
  В тёмном коридоре послышался короткий, сухой стук и молчаливые охранники одновременно повернулись, насторожённо вглядываясь в чернеющий провал. Их тонкие, изящные фигурки застыли неподвижно и только вытянутые яйцеобразные головы, блестевшие покатыми тусклыми лысинами беспокойно вращались на тонких шеях.
  Ведьма мрачно зыркнула на своих верных помощников и они ни слова не говоря торопливо затрусили по подземелью, бережно придерживая в руках горящие плошки.
  Снова в затуманенной голове отца Никона зазвучал голос умершей матушке и полузабытые слова старой песенки навязчиво буравили мозг.
  
  ...Не ходи туда, мой мальчик,
  Красных ягод там не ешь!
  Опасайся, той дороги,..
  
  Священник устало потёр глаза и охрипшим голосом обратился к притихшей старухе:
  - Что же вам надобно от нас, матушка Агафья?
  При звуках его голоса злобная колдунья вздрогнула и хищно прищурила маленькие, близко посаженные к длинному крючковатому носу глазки. Она не сразу ответила на вопрос отца Никона, словно не слыша и только взгляд старухи постепенно разгорался яростным, невыносимым огнём. Скрюченные пальцы потянулись к холодной, влажной решётке, седые космы упали из-под накрученного на маленькую, ссохшуюся головку грязного тюрбана на смуглое лицо и испуганные её устрашающим видом пленники отступили вглубь их маленькой, мрачной темницы.
  - Ты-ы-ы... - выдохнула старуха, вдавливая сморщенное лицо в железные прутья и протягивая указательный палец в сторону застывшего Николеньки, - вот моя надобность! Убить меня хотел?! Ан, не по твоему вышло! Глянь-ка на меня - вот я стою перед тобой жива и здорова! Смотри! - она сунула руку в складки многочисленной одежды и меж пальцев её посыпалась разноцветная россыпь ярких, драгоценных камней.
  - А?! Видел такое?! То-то, барин! Я теперь богата и всемогуща, а ты жалкий оборванный нищий - в темнице моей сидишь! Прикажу - головы тебя лишат! А пожелаю - так будешь век у меня до седых волос в услужении ходить!
  - Воля ваша, сударыня, - едва сдерживая гнев возразил Николенька, - да только вы заблуждаетесь! Я вашей смерти не желал! И в Яму вас, позвольте заметить, не толкал! Вы туда сами изволили свалиться, когда напали на бедных Окручей!
  - Вот как? - голос старухи стал вкрадчивым и шелестел, словно шорох холодной и влажной гадюки, ползущей в высокой, высохшей траве, - а пошто ты явился в нашу деревню?! Пошто покой нарушил? Что ходил, да вынюхивал по нашим лесам?!
  - Вам может быть неизвестно, - искренне возмутился Николенька, - что имение принадлежит моему отцу? И всё, в том числе и вы - крепостные моего батюшки!
  Отец Никон незаметно дёрнул юношу за полу оборванного платья, а старуха в голос расхохоталась, широко открывая чёрную пасть.
  - Ну-у?! - ехидно ухмыльнулась старуха, - что-то вы своих-то крепостных не больно жалуете, видно много их у вас... а как станет недостаток так и других можно из-за Дверей привести! Сначала облагодетельствовать, а потом в услужение себе поставить! Ловко! Да только не по-вашему выходит!
  Ведьма мерзко захихикала и с некоторым кокетством поправила свой необъятный тюрбан, косо спадающий на маленький смуглый лоб.
  - Кончается род ваш! Недолго осталось Перегудовым в имении править! Батюшка ваш в поездку давеча отправился, а колясочку-то его я подпортила! Может и не свернёт себе шею, да страху натерпится! А вот мальчишку вашего, проныру, что с летунами по деревне шастает, шиммала сегодня насмерть придавила - вот ведь незадача!
  - Виктора?! - ахнул Николенька, приникая к железному запору и хватая старуху за ворот одеяния, - ах ты, старая ведьма!!!
  - Н-но! Ты!!! - колдунья легко оторвала от себя мгновенно ставшие безвольными руки Николеньки и брезгливо отряхнулась, злобно поглядывая на ослабевшего юношу, - руки-то не распускай! Помни, с кем говоришь!
  Из чёрного коридора показался слабый пляшущий огонёк, и к дверям темницы лёгкой походкой приблизились расторопные охранники.
  - Ни-икого не обнару-ужили, Го-оспожа! - пискнул один, потирая тонкой, паучьей ручкой гладкую лысину, - ви-идно крысы, привлечённые ва-ашим могу-уществом, по коридорам ша-астают...
  Старуха удовлетворённо кивнула и молча кинула за решётку под ноги пленникам горсть мелких чёрных раковин.
  - Ешьте! С голоду не помрёте, я вам другую смерть уготовила... - и, не говоря более ни слова, поковыляла по чёрному подземелью прочь...
  Её верные помощники покрутились немного возле решётки хихикая и толкая друг-друга ладошками, беззастенчиво разглядывая угрюмых пленников, но подстёгнутые грозным окриком старухи спохватились и опрометью бросились следом за ней.
  - Беда, отроче... - одними губами едва слышно прошелестел отец Никон, - уж и не знаю, что хуже: к дьяволу в преисподнюю попасть или к безумной ведьме в руки!
  - Неужели это правда? - занятый своими мыслями безрадостно отозвался Николенька, - то, что старуха сказала про Виктора?
  В ответ отец Никон только покачал головой, не отвечая, и оба пленника замолчали, глядя на тусклый мигающий свет маленького чёрного фитилька. Словно, придавленный их тяжёлыми думами закопченный фитиль слабо дёрнулся, пшикнул, стреляя мелкими искорками напоследок, и медленно угас. Последний лучик света исчез в мрачном сыром подземелье, и несчастные путники погрузились в чёрную непроглядную тьму...
  
  Глава 13.
  Снова двойник!
  
  У подножия Старого Дуба разгорелся жаркий спор.
  - Нельзя его с собой брать! - твёрдо выговаривал Кондрат поникшему Виктору, - ну ты сам посуди, куда ты его спрячешь?! Ведь прознают про наши походы в Отражение и закроют ход сюда навсегда!
  - Ещё неизвестно, откуда он, этот шар... - рассудительно заметил приземистый Антошка, - вот натворит в Полянке беды - не сносить нам головы!..
  Оба враждующих лагеря стояли под чёрной, раскидистой кроной дерева и единодушно восставали против желания Виктора забрать разноцветный шар с собой в имение. И только сам Виктор упрямо прижимал своего нового товарища за упругие бока, сдерживая рвущиеся наружу слёзы.
  - Не оставлю я его... он со мной будет... а дед и не заметит ничего, я его в своей комнате держать стану!
  - Да ты пойми, - сочувственно тронул его за рукав Матвей, - нам не жалко, только шар твой в настоящем мире может и существовать не сможет... ну, выведешь ты его, а он и исчезнет! Ведь он в Отражённом мире живёт! В Полянке ему не выжить!
  - Но мы же ходим в Отражение, - упорствовал Виктор, - и назад возвращаемся! И ничего с нами не случается!
  - Мы живые! - лаконично отвечал Кондрат, - а он только шар!..
  - Неправда! - горячие слёзы уже неудержимо текли по щекам Виктора, - он тоже живой, он всё понимает!
  - И ты готов рискнуть? - хмуро отозвался Кондрат, - а если это не так? Тогда твой шар исчезнет... и в Отражении он больше не появится!
  Этот аргумент окончательно сразил бедного мальчика, и едва сдерживая рыдания, он в последний раз обнял своего обретённого друга. В ответ разноцветный шар весело застрекотал, выпуская сноп ярких блестящих искорок и вырываясь из рук Виктора, беззаботно заскакал по чёрному склону, разбрасывая мелкие, черные камни.
  Мальчик грустно проводил его взглядом. Надежды на то, что в следующий раз таинственный храм будет стоять на том же месте и его разноцветный товарищ встретиться вновь - не было никакой...
  - Пошли, - Кондрат мягко потянул утирающего слёзы Виктора за собой, и вся компания один за другим исчезли в зияющем дупле.
  
  ***
  В деревне наступили сумерки. Чёрные рваные тучи закрыли низкое, мрачное небо. Дождя не было, но всё вокруг настолько пропиталось холодной влагой, что одуряющий запах сырости проникал в каждый уголок.
  Как было заведено, в Полянку воинствующие отряды возвращались разными тропами, разбившись на маленькие группы.
  Виктор шагал рядом с Матвеем, то и дело судорожно вздыхая и шмыгая покрасневшим носом.
  - Брось, Витьша, - утешал Матвей товарища, по-птичьи подпрыгивая по влажной высокой траве, - дался тебе этот шар! Вот подожди, уйдёт ведьма из Отражения, тогда мы опять туда вернёмся!
  - Уйдёт?! - Виктор так внезапно встал, что идущий сзади по узкой тропе Матвей, с размаху врезался ему в спину, - да как же мы узнаем, что она ушла?!
  Друзья остановились, с неподдельным огорчением оглядывая друг друга, и мысли обо всех возможных неприятных последствиях бабкиного пребывания в Отражённом мире, постепенно проникали в их сознание.
  - Сказать надо... - неуверенно предложил Виктор, - про ведьму-то...
  Матвей в ответ только шумно вздохнул, передёргивая худыми плечами. Чуткие крылья под серой хламидой вздыбились на секунду высоким горбом и тут же безжизненно опали. Задавать вопрос, кому и что надобно рассказать, нужды не было, всё и так стало слишком ясно!
  - Побьют нас...- тоскливо предположил Матвей, - и Отражение закроют. Навовсе...
  - Авось не побьют! - возразил никогда в жизни не испытавший телесного наказания Виктор и потому не обративший на этот печальный фактор ровно никакого внимания. Но вот навсегда лишиться походов в Отражённый мир...
  Виктор задумчиво покручивал в руках маленький травяной шарик - огнянку, (грозное оружие в Отражённом мире и бесполезный комок сухих стеблей в мире Настоящем), размышляя о печальных событиях.
  - А ежели нам вернуться?
  Матвей недоумённо вскинул на товарища чёрные, круглые глаза:
  - Куда это?! Прямо ведьме в руки?!
  - А мы незаметно прокрадёмся! Не будет же старуха всё время караулить, ожидая, когда мы придём?!
  - Ну-у, может и не будет... - неуверенно согласился Матвей, - только что с того, что мы вернёмся?! С бабкой Агафьей нам не сладить!
  - Да то, что чудище своё, этого червяка-переростка она точно не через Дуб протащила - разве эдакая махина через дупло влезет?! Видно есть в Отражении ещё один ход - тайный! Через него ведьма и ходит! Ежели мы узнаем, откуда она появляется - выведаем, где её логово! Про то деду и расскажем! А про Отражение сказывать и вовсе не обязательно...
  Идея, выследить место старухиного обитания показалась Матвею вовсе не такой уж безнадёжной, к тому же лёгким облаком упорхнула угроза физической расправы со стороны взрослых обитателей деревни за непослушание, и он с воодушевлением предложил:
  - Надо у Пауков сети ядовитые спросить - пригодятся! Ещё огнянок понаделаем! Ежели ведьма вдруг на нас кинется, так закидаем её, что старухе не поздоровится!
  - Верно! - одобрил товарища Виктор, - только вот ещё что...
  Матвей с готовностью повернулся к другу, готовый разрешить все его сомнения.
  - Вы когда следом за Епишкой храм оставили, - чуть помедлив продолжал Виктор, - говорили, что Алёнка ленточку свою на дверь храма повязала...
  - Ну да! - закивал головой Матвей, - ещё сказала, мол, Кондрат ленточку заприметит и поймёт, что мы не просто так мы ушли!
  - Так вот... - задумчиво наморщив лоб, Виктор небрежно кинул травяной шарик на тропу и некоторое время наблюдал, как он, виляя на кочках, катится по крутому склону холма, - когда мы с Кондратом из храма вышли, ленточка та - на ступенях валялась!
  - Ну, так что с того? - пожал худыми плечами Матвей, - значит отвязалась...
  - Отвязалась? - прищурился Виктор, - и дверь сама отворилась?!
  - Какая дверь?
  - Да та, что в храм ведёт! Мы с Кондратом внутри были, когда дверь возьми и откройся! Думали, вы не дождались, войти решили... вышли наружу, а там никого и нет! Только лента на полу валяется!
  Матвей вспомнил, с каким трудом открывались тяжёлые двустворчатые двери чужеземного храма и всякое предположение о возможной случайности, напрочь вылетело у него из головы.
  - Так что же, в Отражении ещё кто-то был?!
  - То-то и оно!..
  Виктор решительно зашагал вниз по склону, сбивая руками верхушки отяжелевшей от влаги травы.
  - Постой! - едва поспевал за ним Матвей, - но кто же это?!
  - Как знать... - не оборачиваясь, отозвался Виктор, и дальнейший путь друзья проделали в напряжённом молчании.
   Солнце стремительно садилось за горизонт, потемнели холмы, поросшие густым лесом, и в окнах деревенских хижин зажглись первые робкие огоньки неярких восковых свечей.
  Виктор, опасавшийся неминуемого наказания за самовольный уход из дома, прибавил шагу, то и дело оглядываясь на задумчивого Матвея и подгоняя того нетерпеливыми окриками:
  - Быстрее давай... передвигаешь ногами еле-еле!..
  Матвей в ответ только вздыхал, обескуражено покачивая всклокоченной головой, и виновато поблёскивал чёрными глазами.
  Наконец друзья настигли подножия холма и торопливо распрощались, наскоро условившись встретиться на том же месте завтра, и далее Виктор отправился один.
  Пройдя несколько шагов по проторенной сельской дороге, мальчик не выдержал тревожного ожидания встречи с разгневанными родственниками и помчался что есть силы, с размаху перепрыгивая широкие лужи. Он так торопился поскорее попасть домой, что вовсе не смотрел по сторонам и оттого не мог видеть, как следом за ним, огибая придорожный кустарник, стремительно несётся смутная тень, не отставая от Виктора ни на шаг. Она то приближалась к бегущему мальчику, то бросалась в сторону, исчезая за стволами широких стволов раскидистых вётел и берёз, но бег её был неутомим и абсолютно бесшумен. Однажды серая тень настолько приблизилась к Виктору, что он уловил лёгкое движение сбоку от себя, но его преследователь тотчас скрылся за каменной оградой деревенского кладбища и мальчик так и не заметил отчаянной погони.
  Когда показались ярко освещённые окна господской усадьбы Виктор, наконец, перевёл дух и пошёл медленнее, размеренным шагом, стараясь успокоить рвавшееся наружу сердце. Душа его трепетала от мысли появиться перед грозными очами Дарьи Платоновны и он малодушно свернул в сторону, надеясь незамеченным пробраться через окно в свою комнату.
  
  ***
  
  Вернувшийся из пещеры Дмитрий Степанович, своим шумным появлением разбудил задремавшую Дарью Платоновну, и вскоре печальная новость о случившемся завале в глубине бесконечной пещеры взбудоражила обитателей усадьбы.
  Дарья Платоновна сидела с посеревшим от горя и отчаяния лицом и не находила в себе силы произнести ни слова. Несчастная мать беззвучно шевелила губами, произнося молитву, морщинистые щеки вздрагивали непроизвольно, словно от болезненных ударов, а покрасневшие, усталые глаза, под набрякшими, тяжёлыми веками не проронили ни одной слезы, безжизненно глядя в пустоту. Катенька застыла рядом в молчаливом оцепенении, и только руки её непроизвольно прижимали к себе притихших малышей. Она стискивала их худенькие тела так сильно, словно боялась, что кто-то неведомый заберёт её драгоценных крошек, и мысль эта так сильно занимала её, что время от времени Катенька испуганно вглядывалась в почерневшие окна, словно и впрямь ей чудилась притаившаяся опасность. Мисс Флинт пыталась разрядить напряжённую атмосферу, припоминая различные случаи, когда всё кончалось благополучно и в более тяжёлых ситуациях, но не нашла никакого отклика среди замкнутых в своём горе собеседниц и не в силах более видеть их скорбные лица, удалилась в библиотеку - рыдать.
  Перегудов сновал по двору, среди немногочисленной дворни и набежавших сельских жителей и коротко раздавал указания. Его седые бакенбарды мелькали в наступивших сумерках то в одной, то в другой стороне обширного двора и повинуясь его указаниям крестьяне, оснащённые ломами, мотыгами и лопатами молча уходили в сторону лесной опушки, где был обнаружен новый вход в таинственное подземелье. Снабдив всем необходимым народ, Перегудов, несмотря на крайнюю усталость, снова отправился к пещере вместе с остальными, легче перенося своё горе среди сутолоки и множества людей.
  После его ухода в усадьбе стало совсем тихо. Среди дворни остались только кухарка Феклушка и горничная Авдотья, которые тише воды сидели на кухне, напряжённо прислушиваясь к могильной тишине в гостиной комнате.
  - Ишь, ведь и не всплакнут!..- горестно вздыхала добродушная Феклушка, кивая на дверь в гостиную и утирая концом передника покрасневшие глаза.
  - Одно слово - баре... - вторила ей Авдотья и обе женщины дружно разрыдались, тихонько причитая над горестной судьбой бедного Николеньки.
   Нечего и говорить, что про отсутствующего весь вечер Виктора, никто и не поминал. Лишь однажды, устало приподняв опухшие веки, Дарья Платоновна спросила тихим, безжизненным голосом, не обращаясь ни к кому конкретно, поинтересовавшись, отчего не видно её старшего внука? На что Володенька, высовывая головёнку из-под материной руки с готовностью отозвался:
  - Он спит, бабушка... ещё давеча к себе ушёл...
  Больше вопросов у занятой своей бедой Дарьи Платоновны не возникало, отчего так и случилось, что длительную отлучку мальчика никто и не заметил.
  Тем временем Виктор неслышной тенью проскользнул через окно в свою комнату и, убедившись, что его не разыскивают, принялся приводить в порядок свою одежду. Развесил отсыревшие от вечерней влаги вещи на высокие спинки стульев, надеясь, что к утру они подсохнут, (тогда и вовсе никто не догадается и его самовольных прогулках) и самолично вычистил сапоги, лихорадочно отскабливая грязь сломанной линейкой и беззастенчиво выкидывая прилипшие ошмётки в распахнутое окно.
  За дверями спальни раздался испуганный крик и послышался звон разбитого стекла. Кто-то ахнул и, громко топоча, стремглав пробежал по высокой лестнице, после чего возбуждённые голоса зазвучали неподалёку от комнаты Виктора
  Мальчик заторопился убрать всяческие следы своего длительного отсутствия и наскоро оттёр руки и лицо, смывая пот и уличную грязь. Едва он закончил свои дела, как в дверь постучали, и Виктор стрелой метнулся под одеяло, притворяясь спящим.
  Держа в руках тяжёлый бронзовый подсвечник, в дверях показалась мисс Флинт.
  - Послушайте-ка, мистер! - голос её дрожал от возмущения, и в стёклах позолоченного пенсне мелькали отблески яркого пламени, - вот уж не думала, что в такое время у вас достанет легкомыслия шутки шутить!
  Виктор крепко зажмурил глаза, не собираясь вступать в дискуссию с раздражённой мисс Флинт, но дальнейшая речь англичанки сбила его с толку и заставила насторожиться.
  - Что за причуда такая пугать несчастную Авдотью, в то время, когда все в доме переживают такое горе! А бедный Ёра Семёнович, завидев вас в эдакой позе, оступился от неожиданности и чуть не сломал ногу! О чём вы думаете, молодой человек?! Где ваша совесть?!
  Некоторое время Виктор молчал, гадая продолжать ли ему играть роль спящего или отозваться на гневный выпад мисс Флинт. Затем он приподнял над подушкой взъерошенную голову и сонным голосом произнёс, искренно недоумевая, чем вызвал столь яростное высказывание:
  - Да что же случилось, мисс Флинт? О каком горе вы толкуете?! Я, право, весь вечер не выходил из комнаты!
  Его вопрос вызвал у чувствительной англичанки новую волну переживаний за Николеньку и отца Никона, и уже позабыв про свою суровую отповедь, она, поминутно сморкаясь в огромный клетчатый платок, поведала побледневшему Виктору о случившемся завале в мрачных лабиринтах пещеры. Взволнованный мальчик тут же засыпал гувернантку многочисленными вопросами, на которые, увы! Мисс Флинт не могла дать ни единого ответа. Единственным утешением могло служить лишь то, что в пещере ведутся упорные работы, по расчистке каменного тоннеля, но что могли найти люди, которые не покладая рук ворочали многотонные глыбы?! Новый ли проход, по которому живые и невредимые успели уйти путешественники или их остывшие тела?! Никто не знал!..
  Потрясённый Виктор молчал, судорожно сминая в руках белоснежные простыни и мисс Флинт смягчившись потерянным видом мальчика, растроганно перекрестила его и не стала более ругать за проделки, отделавшись небольшим напутствием перед уходом:
  - Вы добрый мальчик, Виктор, и зная, что случилось с вашим дядей, я уверена, вы никогда не посмели бы так жестоко шутить над бедной прислугой! Надеюсь, вы раскаиваетесь в своём поступке, а также рассчитываю на то, что своё раскаяние вы доведёте до сведения тех, над кем недавно так бессердечно посмеялись!
  С этими словами она вышла из комнаты, преисполненная чувством выполненного долга, оставив задумчивого и печального Виктора одного.
  Долгое время Виктор сидел молча, поджав под себя худые загорелые ноги, осмысливая события, произошедшие за время его отсутствия и сбивчиво пересказанные мисс Флинт, пока, наконец, смысл сказанной ею последней фразы не заставил его недоумённо вскинуть белокурую голову:
  - Позвольте-ка, мисс Флинт! - запоздало крикнул он в давно закрытую за гувернанткой дверь, - о чём это вы толкуете?! Что я такого сделал?!
  Ответа он не услышал, и наскоро натянув на себя ещё влажную одежду, торопливо выскочил из комнаты.
   В доме было темно и тихо. Из-за приоткрытых дверей гостиной комнаты виднелся тусклый свет, и слышались негромкие голоса. Виктор постоял немного, прислонившись к косяку, и услыхал раскатистый бас матушки Евдокии:
  - Вы поплачьте, матушка... негоже так сердце-то надрывать! Поплачьте... со слезами тоска и уйдёт... нам теперь только ждать, что же поделаешь. Бог милостив, авось всё и обойдётся...
  Что отвечала Дарья Платоновна глухим сдержанным голосом, было не разобрать и, затаив дыхание, Виктор осторожно отошёл от двери. Когда невнятные голоса в гостиной стали неслышны, мальчик вприпрыжку помчался вниз по широкой парадной лестнице, перепрыгивая сразу через две ступени.
  Запыхавшись, он отворил дверь в переднюю, и бросился к, задремавшему было, на посту, старому Ёре Семёновичу.
  - Дядька, что случилось?! Отчего меня отругала мисс Флинт?!
  Вздрогнув от неожиданности, старый слуга сурово покосился на мальчика и ворчливо произнёс, потирая жёлтым прокуренным пальцем уголки глаз:
  - А то вы не знаете!.. Почто же Авдотью до смерти напугали?! Девка со страху чуть с лестницы не свалилась! Я-то, старик и то напужался... разве ж можно над людями шутки такие шутить?! Да ишшо сейчас... и так творится в деревне чёрт-те что...
  - Да что же я сделал?! - искренне изумился мальчик, - то, что я ушёл... так ведь я и не надолго! Да и чего бы Авдотье об этом пугаться?!
  - Куда ушёл?! - не понял старик, - уходить не надобно... барыня заругает... - и он задумался, развязывая потёртый кисет, старческими, заскорузлыми пальцами.
  - Дядька! - нетерпеливо прикрикнул мальчик, - чего Авдотья напугалась?!
  - А вы бы, барин не напугались, ежели бы, к примеру, я начал в одной холстине над лестницами летать?! И чего вам дозволяют якшаться со всяким деревенским сбродом, только худому от них и учитесь! Нет ведь, чтобы сидеть дома, да книги читать... эвона сколько книг у барина! Пересчитать и то трудно!.. А он шутки шутит... вот я ещё скажу англичанке, что вы огонь в доме зажигали! Чего это ещё вы за искры такие пускали?! Небось, Матвейка с Кондратом наущают вас, всякие пакости над прислугою творить!
  Раздосадованный старик ещё долго ворчал, сворачивая из тонкой бумаги аккуратную цигарку, в то время, как мальчик, уже не слушая его, поспешно вбежал на кухню, с размаху бросаясь к остолбеневшей Авдотье.
  - Авдотьюшка, милая, прости меня, что так напугал! Где ты видела меня, скажи?! Я право виноват, но просто не заметил тебя... я не хотел напугать!
  Бестолковая Авдотья, баба недалёкая, но добрая в то время очередной раз пересказывала беспрерывно ахавшей Феклушке сколько страстей натерпелась она, увидев молодого барина плавно парившим над перилами лестницы, с неудовольствием обернулась, досадуя, что прервали её душещипательный рассказ:
  - Да как же может быть, барин, что вы не видали меня?! Я, чай, по лестнице подымалась, Дарье Платоновне кофию принести, а вы в аккурат из библиотеки изволили вылететь и мне ещё рукой помахали?! Да рази ж так можно над людями измываться?! Чай, не бессердечная я! От эдакого вашего вида чуть сознание не потеряла! И кофий на ковры пролила... а разве ж я виновата?!
  - Из библиотеки?!! Авдотьюшка, ты лучше всех! Я тебя, право так люблю, что и сказать не могу словами!!!
  Неловко ткнувшись обветренными губами в зардевшуюся щёчку горничной, Виктор стремительно покинул кухню, успев напоследок крикнуть застывшей в недоумении прислуге:
  - Не сердитесь, на меня! Обещаю, никогда так больше не делать!!!
  Мальчик убежал, а пышногрудая Феклушка озадаченно переглянулась с совершенно ошеломлённой Авдотьей.
  - Верно говорю, неладное твориться в имении! - жарко зашептала Авдотья наклоняясь к услужливо подставленному уху Феклушки, - и мальчишка, будто сам не свой! А ежели бы ты видела, как он искрами палил, когда вылетел из комнаты, в одной хламиде! Нечистый здесь правит, вот что! И я тебе скажу - неизвестно даже, кто это над ступенями парил - наш Виктор или может сам чёрт...
  Прозорливая Авдотья, сама того не ведая, попала в самую точку.
  Виктор не мог парить над лестницей, пуская искры и пугая бедную прислугу! Но мальчик знал, то единственное существо, которое могло это сделать, и едва сдерживая рвущееся наружу ликование, со всех ног мчался в библиотеку. Он всем телом толкнул высокую дверь, выкрашенную тёмной краской и оказался в комнате, всё основное пространство которой занимали высокие от пола и до самого потолка полки, заполненные различными книгами от старинных фолиантов, принадлежавших покойной Софье Михайловне, до новейших, модных романов, скрупулёзно скупавшихся Дарьей Платоновной, любительницей современного чтива.
  В комнате стоял густой полумрак и Виктор остановился, привыкая к темноте и жалея о том, что не догадался захватить с собой свечу. Почти наугад он двинулся к окну и, нащупав тяжёлые портьеры, раздвинул их в стороны, пытаясь запустить в комнату хоть немного света. Но, увы! Дневное светило уже угасло, а небо так обложило тяжёлыми плотными тучами, что сквозь них не проникал ни один, даже самый слабый лучик вечерних звёзд.
  - Эй... - осторожно окликнул Виктор, тщетно всматриваясь в тёмные ряды дубовых полок, - ты здесь?!
  Ответом ему было молчание, и сердце мальчика тревожно сжалось в предчувствии горького разочарования. Неужели глупой Авдотье привиделась какая-нибудь ерунда, а он Виктор, решил, что сюда, следом за ним из таинственного и загадочного Отражения прибыл его новый товарищ?!
  Руки заныли под тяжестью громоздких портьер, и мальчик осторожно отпустил их, отчаявшись хоть что-то разглядеть в темноте. Но не успела тяжёлая ткань коснуться вощёного паркета, как в небе блеснула яркая молния, дважды царапая небо грозным росчерком, и Виктор зажмурил глаза, ослеплённый внезапной вспышкой.
  "Раз, два, три..." - мальчик вжал голову в плечи, ожидая раскатистого удара грома, и был немало удивлён, когда его не последовало. Осторожно приоткрывая веки, он с интересом прижался к прохладному окну, разглядывая унылый пейзаж, но сквозь мутное толстое стекло, закапанное нудным моросившим дождём, силуэты домов и деревьев проступали едва видимыми угрюмыми пятнами. По-осеннему низкое небо сливалось в сплошную тёмную массу с высокими холмами, и не разгадать было, где начинается небо, и кончаются верхушки деревьев.
  Снедаемый любопытством Виктор слегка приоткрыл высокие окна, стараясь, чтобы мелкие, но обильные капли дождя не попали в комнату и взобрался на широкий подоконник, разом оказавшись отгороженным плотными портьерами от помещения библиотеки. Вдыхая сырой, прохладный воздух мальчик подставил ладошку под тонкие струйки, стекавшие с крыши, и принялся внимательно оглядываться вокруг, гадая, появится ли вновь загадочная молния. Убаюканный шумом дождя, он не сразу услышал, как за его спиной в комнате хлопнула дверь, и только когда громкий голос мисс Флинт окликнул Виктора по имени, мальчик вздрогнул и суетливо заёрзал на своём наблюдательном посту. Не желая, чтобы гувернантка застала его сидящим на подоконнике у раскрытого окна Виктор аккуратно прикрыл створки, стараясь, чтобы они не стукнули и хотел было уже спрыгнуть вниз, как странное обращение мисс Флинт заставило его насторожиться. Не покидая своего убежища, Виктор осторожно выглянул из-за портьер и в замешательстве уставился на прямую, как палка, худощавую спину чем-то разгневанной мисс Флинт.
  - Я к вам обращаюсь, юноша! - меж тем вещала гувернантка, крепко сжимая в руках медный подсвечник и грозя куда-то в глубину библиотеки длинным, ухоженным пальцем, - что за странная манера молчать, когда к вам обращаются старшие?!
  Неожиданно голос её смягчился, и она ласково произнесла, продолжая стоять к Виктору спиной:
  - Вы верно, расстроились? Ну, будет вам... никто на вас не сердится, только уж не шалите больше... - мисс Флинт одной рукой подобрала длинную юбку и шагнула к широкому кожаному дивану, занимавшему противоположный угол просторной комнаты.
   - В такие минуты нужно быть сильным мой юный друг и всячески поддерживать ваших родных, а не предаваться печали, сидя одному в тёмной комнате... - гувернантка протянула руку, наклоняясь в сторону дивана, - ну же, Виктор, пойдёмте!..
  Совершенно обескураженный мальчик слез с подоконника:
  - Я здесь, мисс Флинт... - и забормотал, в недоумении пожимая плечами, - если вы конечно со мной разговариваете...
  От неожиданности гувернантка подпрыгнула на месте и резко обернулась, роняя тяжёлый медный подсвечник. Из-за её спины тут же высунулась ловкая, проворная рука и старинный предмет, грозивший своим весом разнести вдребезги китайскую вазу, на которую он неминуемо падал, был подхвачен и благополучно поставлен на высокую конторку. Тонкие свечи с возмущённым шипением стрельнули каплями жёлтого воска на матовую поверхность новенькой мебели и замерцали ровным безмятежным светом, словно и не пережили только что стремительного падения.
  Мисс Флинт подобрала лорнет, висевший на тоненькой серебряной цепочке на её тощей впалой груди и с подозрением уставилась на Виктора, разглядывая мальчика сквозь круглые стёклышки, так, будто видя его впервые:
  - Что за шутки?! Как вы оказались за моей спиной?!
  - Да я тут и был, мисс Флинт, - заверил её мальчик, - я окно затворял, его ветром открыло... вы меня, верно за занавесками и не разглядели!
  - Слава богу, со зрением у меня всё в порядке юноша! - гордо вскинула голову гувернантка, и отвела в сторону лорнет, тут же подслеповато сощурив небольшие глазки, - тогда кто же сейчас стоит у меня за спиной?!
  С негодованием мисс Флинт ткнула тонким пальцем в сторону кожаного дивана, и Виктор торопливо метнулся за его широкую спинку, опережая гневный жест возмущённой гувернантки.
  На диване никого не было. Его чёрная блестящая поверхность была совершенно пуста, не считая небрежно брошенной яркой тонкой скатерти с замысловатым причудливым узором. Виктор поднял глаза, и взгляд его остановился на большом старинном зеркале, в потемневшем от времени бронзовом обрамлении, отражение которого отчётливо представило недоумевающую физиономию мисс Флинт.
  - Вы меня, верно, в зеркале увидели, мисс Флинт, - осенило его, - я у вас за спиной стоял, а в зеркале отражался, вот вы спервоначалу и не разглядели, где же я на самом деле! Всё же тут темно...
  Не видя другого разумного объяснения этой загадке, недоверчивость мисс Флинт постепенно рассеялась, хотя она никак не могла взять в толк, как же ей случилось так обмишуриться? Тем не менее, она довольно быстро оправилась от внезапного потрясения, при этом, правда, совершенно позабыв, для каких целей заходила в библиотеку и покинула помещение, озадаченно покачивая головой.
  Едва её тщательно накрахмаленные юбки скрылись за высокими створками дверей Виктор, как юла закружил по комнате, заглядывая во все её потаённые уголки.
  На этот раз поиски его были недолгими. Под самой крышкой широкого рабочего стола Дмитрия Степановича пластилиновой карикатурой распласталось гибкое тело его разноцветного товарища. Полностью повторяя причудливую форму витых деревянных ножек шар (а теперь даже и не шар вовсе, а чёрт знает что!) намертво приклеился к внутренней поверхности стола и только где-то в глубине вспыхивающего мягким светом тела, лукаво блестели зелёные яркие глаза.
  - Ты!.. - замирая от счастья, выдохнул Виктор, осторожно дотрагиваясь пальцем до тёплой, пульсирующей поверхности шара, - всё-таки ты... но как же ты меня нашёл?!
  Отделяясь от стола и мгновенно собираясь в единое целое, шар прошёл за несколько секунд ряд метаморфоз - из бесформенной массы в упругий комок, затем в длинную, вытянутую сигару и, наконец, вновь превратился в точную копию Виктора. Двойник, бесшумно оттолкнулся от пола голыми пятками, небрежно накинул на худенькие плечи разноцветную скатерть и с восторгом запрыгал по комнате, издавая громкий стрекот и выпуская из глаз сноп ярких, обжигающих искр.
  
  Глава 14.
  Побег.
  
  Николеньке снился странный и беспокойный сон: укутанная, словно кокон в лоскут ярко-алой материи по каменистой, безжизненной дороге, освещённая тусклым солнцем медленно волочится старая ведьма. Цепляясь за колючие жёсткие кусты её замысловатый наряд остаётся на них тревожными красными точками и сгибая своей неожиданной тяжестью чёрные ветви стекает на землю кровавыми каплями. Николеньке хочется укрыться, убежать, чтобы не слышать мерную, глухую поступь её шагов, но едва он отступает от края дороги, как попадает в густое белесое марево. Завеса тумана такая плотная, что Николенька чувствует себя защищённым и вжимается всем телом во влажную землю, надеясь остаться незамеченным. Но старания его напрасны и чьи-то невидимые руки находят его, беспокойно тормошат, шарят по его окоченевшей от холода и страха спине.
  - Да вставай же!
  Настойчивый голос врывается в Николенькино сознание, он с трудом разлепляет опухшие веки и тут же болезненно щурится, ослеплённый непривычно ярким светом.
  Отец Никон, удостоверившись, что Николенька очнулся ото сна, тут же оставил его и поспешил мелкими, семенящими шажками к железной решётке. Проследив за ним глазами, Николенька окончательно проснулся и в совершеннейшем изумлении наблюдал странную картину, открывшуюся перед ним.
  По ту сторону решётки стоял Ликула, крепко сжимая длинными пальцами нещадно чадящий факел. Его яркое пламя освещало счастливую физиономию отца Никона и низко склонившегося над тяжёлым замком человека, лица которого Николенька никак не мог разглядеть.
  - Что происходит, отец Никон? - шевельнул разбитыми губами Николенька.
  - Не оставляет нас господь, молитвами нашими! - радостно зашептал отец Никон, - подымайся, отроче! На свободу выходим!..
  Николенька решительно привстал, восторженно воспринимая столь приятное известие, но, встретившись глазами с человеком, доселе возившимся с замком, охнул, не в силах скрыть невероятное изумление и снова сел на, внезапно подогнувшиеся колени, больно ударившись о неровный, каменистый пол.
  - Данила?!!
  - Доброго здоровья, барин...- усмехнулся своей обычной простоватой улыбкой сын бабки Пелагеи, старательно не замечая выражения ужаса и недоверия на выразительном Николенькином лице.
  - Ну, Данила... - вмешался отец Никон, с неудовольствием наблюдая за Николенькой, - что ж тут удивительного? Известное дело, он, почитай, уж месяц, как со Стражами в пещерах живёт! И благодарение богу... иначе так и сидели бы здесь до скончания веков! - и, пресекая всяческие сомнения Николеньки относительно их неожиданного спасения, бесцеремонно подтолкнул его к гостеприимно открывшейся двери, - уходить надо, отроче! Не ровён час, бабка со своими прислужниками вернётся, не сносить нам тогда головы!
  Преодолевая внутренне сопротивление, Николенька шагнул за порог и, последовал за своими спасителями, часто оглядываясь на семенящего сзади священника.
  Он хотел, было расспросить у отца Никона, как случилось, что Данила, и (что не менее удивительно!) Ликула, отыскали и освободили их, но отец Никон, встревожено замахал на него руками, Данила оглянулся, прижимая указательный палец к губам и призывая к безмолвию и даже Ликула, так осуждающе глянул выпуклыми глазами через плечо, что Николенька не решился больше произнести ни звука.
  Узкий проход в непроглядно чёрной пещере петлял, не оставляя никакой возможности запомнить извилистый путь. Дорогу то и дело преграждали причудливые кристаллические наросты, через которые путники пробирались с большим трудом, а их нерасторопный проводник Ликула, обладатель объёмистого брюшка, даже застрял однажды меж двух сталагмитов, ровными столбами росшими из земли и был выдворен оттуда лишь ценой невероятных усилий его спутников. Дважды петляющий проход пересекало глубокое ущелье. В первый раз зияющая чернотой расщелина достаточно узкой и все, в том числе и неуклюжий Ликула, благополучно её перепрыгнули. Однако следующая впадина оказалась столь широка, что преодолеть её простым прыжком не представлялось никакой возможности. К счастью стены ущелья оказались достаточно покаты, а глубина не слишком большой и, помогая, друг другу, беглецы благополучно преодолели и это препятствие.
  Вскоре послышался глухой, раскатистый гул и Ликула оглянулся на своих спутников, не скрывая облегчения, и прибавил шагу, прытко перескакивая через неровности каменистой поверхности.
  - Что это? - почти беззвучно, одними губами спросил Николенька, с тревогой глядя на воодушевлённого Ликулу.
  - Не угадал? - так же тихо отвечал ему священник, - это река шумит...
  Николенька действительно различил знакомый рокот и немного успокоился, как и прежде уверенный, что река непременно выведет их на поверхность. Но все же продолжал настороженно оглядывать своих ненадёжных спасителей, всякую секунду ожидая с их стороны коварного подвоха.
  Немного погодя Ликула остановился и деловито похлопал факелом по стене, сбивая пламя. Николенька не успел возмутиться, как, недовольно шипя, огонь погас, и беглецы оказались в полной темноте.
  - Это ещё к чему?! - не выдержав, тонко вскрикнул отец Никон, - почто огонь загасил?!
  - Огонь нам больше не нужен... - прошелестел во мраке тихий голос Данилы, и Николенька почувствовал, как холодный ужас сковывает его тело мёртвой, леденящей хваткой.
  Он отшатнулся, прижимаясь спиной к стене, готовый к неизбежной схватке, но нападения не последовало, и Николенька застыл в напряжённом ожидании, прислушиваясь к малейшему шороху со стороны неприятелей. Мало-помалу глаза юноши привыкли к полумраку, и вскоре он уже мог разглядеть каменный тоннель, озарённый бледным сиянием светящихся камней и, (к стыду своему!) насмешливое лицо Данилы, со спокойным презрением оглядывающего его воинственно выставленные вперёд кулаки.
  - Огонь нам не понадобиться, - повторил Данила, отворачиваясь от пристыженного Николеньки, - мы вернулись на территорию Великого Города, здесь камни светятся...
  Пытаясь скрыть неловкость, Николенька сердито воззрился на отца Никона, но тот только едва заметно пожал плечами, подняв плутоватые глазки кверху, и внимательно принялся разглядывать низко нависающий над головами потолок, ни за какие блага в мире, не желая признаваться, что и сам минуту назад был напуган не меньше Николеньки!
  - И что же дальше?! - не умея скрыть досаду, Николенька повернулся к затравленно вздрогнувшему Ликуле, - куда нам идти?!
  - Почтенный Ликула любезно согласился предоставить нам свою лодку, - вместо него отозвался Данила, - на ней мы доберёмся до Мутного озера, а там рукой подать до выхода из пещеры...
  - Так, где же эта лодка?!
  Ликула, встревоженный громкими возгласами своих спутников, испуганно оглянулся на зловещий, чёрный тоннель, совсем недавно оставленный беглецами и умоляюще сложил длинные руки на впалой груди.
  - Прошу вас, оставайтесь здесь! Я спущусь за нею вниз, в Город... и как только подам знак - бегите к реке!
  Данила одобрительно кивнул ему, даже не спросив мнения Николеньки и отца Никона, тем самым единолично принимая руководство маленьким отрядом на себя, что ещё более возмутило и без того раздражённого Николеньку.
  Проворно перебирая по земле короткими тоненькими ножками, Ликула немедленно скрылся из виду за поворотом извилистого прохода, и путники остались втроём.
  - Ну, отец Никон, - Николенька весьма непочтительно дёрнул священника за край основательно потрёпанной рясы, недоверчиво наблюдая за демонстративно севшим поодаль Данилой, - может, объясните, наконец, что случилось, пока я спал?!
  - Да мне, отроче, собственно и объяснять-то нечего... - отец Никон немного сконфуженно пощипал бородёнку, виновато пряча глаза, - покуда ты спал, я сидел в одиночестве посреди мрака адова, размышлял о том, о сём... а промеж размышлений своих решёточку ощупывал на предмет, авось, да лазейка какая отыщется! Вдруг, чу!.. Огонёк вдали замелькал! Ну, думаю, не иначе бабка Агафья возвращается. Уж верно, какую каверзу придумала! Я сразу от решётки-то подале ушёл... сел в уголку и сижу себе, вроде бы как задремал, а сам краем глаза за огонёчком слежу. И что же?! Оказалось вовсе это не ведьма, а Данила с нашим пленником! Данила, как к темнице подошёл, сразу ключи достал, и замок принялся отворять. "Скорее, - говорит, - отец Никон! Выходите, да только тихо! Здесь кругом ведьмины шпионы шныряют, не ровён час, выследят!.." Тут уж я тебя принялся будить...
  - И всё?! - не поверил Николенька своим ушам.
  - Всё... - обескуражено повторил отец Никон, - а чего ж ещё?!
  - Да как же так, отец Никон! Ведь это же Данила! Морок! Как вы могли довериться ему?! Да ещё наш Ликула оказался его знакомец... куда они нас приведут?!
  - А что прикажешь делать? - огрызнулся отец Никон, - в клетке оставаться, да ожидать, когда тебя сумасшедшая ведьма прикончит?! Или эти её... танцоры!..
  При воспоминании о спутниках зловещей старухи Отец Никон, в который раз мучительно напряг память, стараясь ухватить постоянно ускользающий кончик позабытой, но очень важной мысли
  
  Есть в лесу тропа глухая,
  Что ведёт к поляне чёрной...
  
  Что за чертовщина! Отец Никон раздосадовано мотнул головой, отгоняя назойливые напевы, не в силах понять, отчего они так тревожат его, и оттого агрессивно воззрился на Николеньку.
  - Ещё не поздно вернуться! Авось, не хватилась бабка, что её добыча ускользнула! Пойдём, порадуем старушку!..
  Выслушав отца Никона, Николенька не мог не признать, что тот был отчасти прав. Да, пожалуй, что и не только отчасти! Ведь, действительно, не отказываться же им от помощи! Вот только уж больно сомнительные у них были помощники...
  - Послушай, э-э-э... Данила! - Николенька настороженно обратился к пареньку, безмолвно восседавшему в стороне, - но как же ты нас нашёл?
  Данила повернул голову, внимательно оглядывая молодого барина, и в его звероватых глазах блеснула холодная усмешка.
  - С чего бы это мне вас искать? Я по своим делам здесь...
  Николеньку, подпиравшего спиной холодную, мерцающую мертвенно-бледным светом стену, пронзил ледяной озноб, до боли сжимая грудь и перехватывая дыхание. Трудно сказать, что было тому причиной, то ли прикосновение к твёрдому, влажному камню, то ли пронизывающе-жёсткий взгляд синих Данилиных глаз.
  Измученный побоями и долгим хождением по подземелью юноша, собрал всю свою волю, чтобы не дрогнуть, не отступить перед надменным мороком и, вглядываясь в побледневшее лицо Данилы, поразился, насколько тот успел перемениться за то недолгое время, что они не виделись.
  Николенька вспомнил их первую встречу в лесу, в день своего приезда в имение, когда неуклюжий деревенский паренёк встретил их на развилке двух дорог. Куда теперь девался круглолицый увалень, едва вышедший из детского возраста непрерывно краснеющий и виновато хлопавший длинными ресницами при каждом громком окрике!
  Сегодня во внешнем облике Данилы ещё оставалось что-то неуловимо напоминавшее беспечных Шалаков: прозрачная синева кошачьих глаз, чуть вздёрнутый нос и мягкие пухлые губы, но Николеньке ли не знать, что скрывается под обманчивой оболочкой! Чем внимательнее он вглядывался в такое знакомые лицо, тем явственнее замечал в обострившихся чертах нечто чужое и беспощадно жестокое, словно из тёмных глубин смотрит, ухмыляясь, мрачная душа морока Фролушки.
  Неожиданно в их молчаливую дуэль вмешался отец Никон.
  - Ну, будя, будя... ишь нахохлились, ровно петухи перед дракой... чего уж там! - он строго обратился к Даниле, неохотно, отводящему взгляд от угрюмо застывшего Николеньки, - сказывай-ка, отрок, куда Ликула побёг? Не выдаст ли нас?
  - Не должо-он... - совсем по-деревенски растягивая слова, ответил Данила, и, словно пропало дурное наваждение: перед беглецами неловко переминаясь с ноги на ногу, и нещадно почёсывая пятернёй лохматую шевелюру, снова стоял обычный крестьянский паренёк, ничем не напоминавший безжалостного морока.
  - Надобно за ним идти, - старательно избегая встретиться глазами с Николенькой, заметил Данила, - отсюда нам Ликулу не углядеть!
  Он, не слова больше не прибавляя, направился в сторону, куда несколько минут назад исчез Ликула, а Николеньке и отцу Никону ничего не оставалось, как следовать за ним.
  Стараясь не упустить Данилу из виду, отец Никон мягко придержал рукой Николеньку, замедляя шаг.
  - Ты, отроче, вот что... ты на Данилу-то не серчай!.. Он ведь тоже... человеческой матерью рождён, а что до его отца... тут понять надобно! В его душе сейчас две ипостаси борются: светлая - человеческая и тёмная, чужеродная - морока! А вот какая из них победит... это ведь, понимаешь, и от нас многое зависит! Ежели будем мы ему каждую минуту кричать: "Морок! Морок!", да каменьями закидывать, озлобится он и тогда непременно в нём сила морока восторжествует. А потому не обижай его... ведь он рисковал, жизнь нам спасал...
  - Да как же поверить ему, отец Никон?! - жарко зашептал Николенька, - как угадать, борются в его душе две половины или уж одна из них давно верх взяла?! Ну, как заведёт нас, откуда и выхода нет! Что тогда?!
  - А ты верь! - неожиданно строго ответил отец Никон, - не унижай душу свою недоверием! Только верою человек и живёт, так-то! - и заключил, печально теребя редкую бородку, - тем паче, что нам иного и не остаётся...
  Прерывая их беседу, Данила остановился, не оборачиваясь, и предостерегающе поднял руку. Николенька и отец Никон, разом умолкнув, чуть не на цыпочках подобрались к Даниле и, затаив дыхание, осторожно выглянули из-за его плеч.
  Они оказались в одном из многочисленных ответвлений огромного подземного грота. Прямо перед ними расстилались кривые улочки Великого Города, рассеченные потоком подземной реки, вверх по течению которой, беглецы увидели знакомый водопад и темнеющую впадину над ним - их ненадёжное убежище, откуда совсем недавно они наблюдали за подземными жителями. Отдалённый рёв водопада доносился сюда лишь слабым отголоском, зато отчётливо слышались пронзительные голоса обитателей подземелья, деловито снующих между покосившихся строений. Сейчас путники находились скорее ближе к противоположному краю гигантской пещеры, там, где теряющийся в вышине каменный потолок сужался, становился низок и разноцветные испарения, закрывающие каменные своды своими причудливыми разводами бледнели, стелясь лёгкой, едва заметной дымкой, а безудержная река снова исчезала в непроглядной кромешной тьме.
  По берегу реки в одиночку и парами бродили подземные жители, среди которых Николенька никак не мог разглядеть знакомую фигурку Ликулы. Он уже начал тревожиться, когда из ближайшей хижины торопливо выскочил их товарищ и старательно, не глядя по сторонам, захлопотал возле кособокого сооружения, весьма отдалённо напоминавшего лодку.
  Он был так увлечён своими поспешными приготовлениями, что не заметил, как за его спиной остановился один из обитателей пещеры, с неподдельным интересом наблюдая за суетливыми движениями Ликулы.
  - Далеко ли собрались, Почтенный Ликула? - медоточивым голоском осведомился въедливый наблюдатель, недобро прищуривая глаза.
  Ликула вздрогнул от неожиданности и замер на месте, не разгибая спины, собираясь с духом. Когда он обернулся, лицо его уже было спокойно, только длинные пальцы судорожно пытались запахнуть ворот потёртого одеяния, выдавая внутреннее волнение.
  - Добрый вечер, Почтеннейший Манкула! Вышли прогуляться перед сном?..
  - Люблю прогулки... - неопределённо протянул Манкула, цепко выхватывая взглядом холщовый мешочек, в который предусмотрительный Ликула сложил съестные припасы, - глядишь, да и встретиться что интересное!
  - Что же интересного удалось увидеть Почтеннейшему Манкуле? - преувеличенно вежливо и в тоже время крайне настороженно поинтересовался Ликула.
  Почтеннейший Манкула хищно усмехнулся, ощеривая в злобной улыбке острые зубы и торжествующе оглянулся вокруг, высматривая редких прохожих.
  - Вижу, что кое-кто готовит лодку... - Манкула угрожающе придвинулся к насмерть перепуганному Ликуле, - не рановато ли? До цветения Сонных Лилий осталось ровно два дня и, - тут Манкула в бешенстве затопал ногами, вздевая вверх бледные, крепко сжатые кулаки, - они не зацветут! Или, - Манкула понизил голос до свистящего шёпота, в котором послышалась угроза, - Почтенный Ликула не верит в могущество Ослепительных?
  Но Ликула уже распрямил испуганно поникшие плечи и холодно взглянул в искажённое яростью лицо своего собеседника.
  - Я верю в то, что почтенный горожанин не станет считать дни до цветения Сонных Лилий, - он спокойно отодвинул ошеломлённого Манкулу плечом и неторопливо пошёл к своей хижине, - если только он не является тайным приверженцем пагубных цветов! Но это мы предоставим решать Ослепительным...
  - Н-но... Почтенный Ликула! - растерянно забормотал ему в спину разом сникший Манкула, - уж не думаете ли вы... да нет! Это невероятно! Уж не считаете ли вы, что я...
  Ликула резко развернулся, в упор глядя на Манкулу строгим, немигающим взглядом.
  - Каждый почтенный горожанин своим наипервейшим долгом почитает служение Ослепительным! А думать и считать - это не наше дело!
  - Но, послушайте, Почтенный Ликула! - Манкула в отчаянии пытался остановить сурово нахмуренного Ликулу, - вы же знаете меня много лет! Мы же соседи и всегда отлично ладили друг с другом! Ну, как же вы можете подозревать меня, - Манкула заискивающе захихикал, показывая всю нелепость такого предположение, - в тайном сочувствии Сонным Лилиям! Это же абсурд!
  - А ведь и верно... - словно в раздумье Ликула с сомнением покачал головой, - вы всегда были добрым соседом...
  - Да, да!.. - обрадовано подхватил Манкула, - это так и есть!
  - Но я обязан доложить Ослепительным о каждом неблаговидном проступке - упорно гнул своё Ликула, будто не понимая очевидных ухищрений своего соседа в попытке загладить невольно допущенную оплошность, а втайне, желая как можно скорее от него избавиться.
  - Ну что вы, Почтенный Ликула! - торопливо прервал его Манкула, льстиво заглядывая в глаза, - я же так, по-соседски, как другу...
  - Другу?! - недоумённо вскинул тяжёлые веки Ликула, - неужто вы, Почтеннейший Манкула думаете, что меня интересует время цветения Сонных лилий?!
  - О, нет! Конечно же, нет! Я вовсе не это имел в виду! - бедный Манкула совсем запутался и умоляюще взглянул на неподкупного Ликулу.
  - Что же... я, пожалуй, не стану докладывать о ваших словах Ослепительным... - как бы делая невероятное усилие над собой, неохотно проговорил Ликула, - но, помните! Теперь я обязан следить за вами, Почтеннейший Манкула и первый же ваш неблаговидный проступок...
  - О, конечно, Почтенный Ликула! Не извольте сомневаться! - изогнулся Манкула в угодливом поклоне.
  Часто шаркая ногами он задом попятился в свой двор, в душе проклиная злополучного Ликулу и собственную неосторожность, а также ломая голову над тем, как донести на Ликулу, что он не донёс на своего ближнего, но при этом не подставить под удар свою драгоценную шкуру?!
  Наконец не в меру любопытный сосед удалился и Ликула, опасливо поглядывая по сторонам, снова бросился к своей утлой лодчонке. Натужно пыхтя, он столкнул её в воду и, едва удерживая на волнах юркую посудину, тревожно оглянулся назад, взглядом отыскивая среди бурых камней своих спутников и призывно размахивая рукой.
  Беглецы не заставили себя ждать и, рискуя всякую минуту быть замеченными подземными жителями, один за другим попрыгали в лодку, стараясь укрыться за её невысокими бортами от постороннего взгляда.
  Последним покинул берег Ликула, цепко хватая грубо оструганные вёсла и воровато поглядывая по сторонам.
  - Куда ты?! - притаившийся на самом дне Данила, вскинул на Ликулу изумлённые глаза - тебе к озеру нельзя! Пропадёшь!
  - Нет! - Ликула упрямо поджал дрожащие губы и оттолкнулся веслом от пологого берега.
  - Доплывём до границы Города, а потом возвращайся! - потребовал Данила, - не доплыть тебе до озера, Лилии ещё не расцвели...
  - Не вернусь! - Ликула капризно дёрнул отвисшими щеками и злобно блеснул маленькими глазками в сторону беглецов, - вы уплывёте и лодку мою заберёте с собой! Куда я потом без лодки?!
  - Лодка?! Да на что тебе лодка, ежели ты во Мраке сгинешь? Возвращайся, бог даст, верну тебе лодку!
  - Нет! - последнее слово Ликула произнёс так беспрекословно, что Данила более не решился его упрашивать и только сокрушённо махнул рукой, всем своим видом говоря: "Смотри, брат, как знаешь, потом пеняй на себя!"
  Стремительное течение легко пронесло тяжело нагруженную посудину мимо угрюмых городских построек. Никем не замеченные путники миновали Главную Улицу, монумент с высеченным на нём Главным Списком Ослепительных, обломки Каменного Божества и вскоре унылый город остался позади.
   Когда за кормой деревянной лодчонки исчезли последние постройки, путники вздохнули с видимым облегчением и постарались устроиться в своём хрупком убежище как можно удобнее. Данила уселся на самый нос, повернувшись ко всем спиной, Ликула застыл посередине с веслом в руках, изредка выправляя курс своей лодки, бойко плывущей по течению и без постороннего вмешательства, а Николенька и отец Никон примостились на корме, с наслаждением вытягивая уставшие ноги и изредка задевая тёмные струи воды кончиками пальцев.
  Прошло немного времени, и Николенька заметил, как серебристый, неяркий свет стал угасать, уступая место непроглядному чёрному мраку. Сидящий впереди Данила зажёг приготовленный заранее факел и вскоре только его пляшущий огонёк озарял угрюмые своды пещеры. Путники невольно придвинулись плотнее друг к другу, поближе к свету, напряжённо прислушиваясь к плеску воды, невидимой в темноте.
  - А что, Почтенный Ликула, - нарушил молчание отец Никон, - в этой реке чудища подземные не водятся? Или подводные, как бишь их там...
  Ликула обернулся, со всей серьёзностью обдумывая вопрос отца Никона, но за него ответил Данила.
  - Так, чтобы, наверное, то никто этих чудовищ не видел... а вот следы находили и не раз! Мы с покойным Савелием единожды набрели на скелет в пещере. Старый скелет, давно червями погрызенный, но агромадны-ый! Савелий сказывал, что это верно подземного чудища...
  Николенька, до этого меланхолично погрузивший ноющую кисть в тёмную воду немедленно выдернул руку и даже протёр мокрые пальцы платком, словно опасаясь, что на них останутся следы прикосновения неведомого чудовища.
  От Данилы не укрылось это поспешное движение, и он злорадно добавил
  - Ещё тута рыбки-вошки водятся! Мелкие, мельче мушки... а как живое учуют под кожу забираются и тогда держись! Они, вишь, только под кожей-то и размножаются... и так, паразиты, быстро, что человек, бывало, за день превращался в чучело, вошками битком набитое! Ну, потом помирал, известное дело...
  Николенька не мог понять шутит ли Данила или говорит серьёзно, и оттого сердце его болезненно сжалось. Он тут же ощутил, как по коже у него ползут мелкие рыбки, слепо тычась холодными тельцами, и лишь огромным усилием воли отвёл взгляд от своих рук, не желая показать свой страх и тем доставить удовольствие Даниле.
  - Будет врать-то, Данила! - благодушно отозвался отец Никон, вселяя в душу бедного Николеньки невыразимое облегчение, - я про этих рыбок-вошек, ещё мальцом слыхал! Матери детишек пугают, чтоб те в реку не лазили!.. Ты лучше вот что скажи... видал ты прислужников бабки-то Агафьи? Что за твари такие? Ни на людей не похожи, ни на кого из пришлых?..
  - Так вы видели их?! - Данила так стремительно повернулся, что лодка угрожающе качнулась на волнах, - ох ты... я ведь, признаться так их и не увидал ни разу, хоронятся проклятые...
  Он перехватил суковатую палку чадящего факела другой рукой, и возбуждённо заговорил, громким прерывающимся шёпотом, стараясь не будить многоголосое эхо.
  - Савелий сюда часто ходил, в Великий Город... всё больше с Тимошкой, а когда и со мной! Прямо перед тем, как его мёртвым нашли у Мутного озера, мы бабку-то и увидали! Ох, и удивились же! Ведь все сказывали, что она в Яме погибла!
  При этих словах Николенька непроизвольно кивнул головой, подтверждая слова рассказчика, и тут же спохватившись, воскликнул одновременно с отцом Никоном.
  - Как мёртвым?! Да нешто Савелий умер?!
  - Так вы и не знаете?.. Ну да, батюшка-то ваш опосля приезжал, - припомнил Данила, делая в уме несложные подсчёты, - верно вы уж к тому времени в пещеру угодили...
  Данила горестно покачал головой, вспоминая хуторского старосту.
  - Это правда, помер Савелий, - и добавил, понижая голос, - да не просто своей смертью помер - убили его!
  Страшная новость камнем сдавила сердца беглецов, и они некоторое время только молча озирались вокруг, снедаемые томящим, тревожным чувством.
  - Так что же, - дрогнувшим голосом проговорил отец Никон, - дознались, кто злодейство такое совершил?
  - То-то и оно, что нет! Стражи разное говорят, - Данила покосился на молчаливого Ликулу, - да только они про ведьму не знают... и про прислужников её...
  - А ты-то что ж?! - возмутился Николенька, - ведь надобно сказать! Бьюсь об заклад, что это старухиных рук дело!
  - Да как же? - Данила недоверчиво моргнул светящимися в темноте глазами, - это ещё доказать надобно...
  Он зажёг новый факел, используя для этого затухающий огонь старого, и продолжил рассказ, задумчиво наблюдая за причудливыми плясками язычков пламени.
  - Когда мы бабку повстречали, думали сначала, что это душа её заблудшая по пещере бродит. Да она так ругаться начала, что сразу стало ясно - жива бабка! Живее некуда! С кем она разговаривала, мы не разглядели - темно было. Только слышали, как ей отвечает кто-то тоненькими такими голосочками, вроде как детскими, только очень резкими. Савелий мне велел в укрытии оставаться, а сам к старухе подошёл. Так те с кем она беседовала, разом исчезли, только тени мелькнули!
  - О чём же Савелий разговаривал с ведьмой?
  - Кто ж его знает? Спервоначалу-то я слышал, как старуха жалилась, что, мол, сыро ей здесь, холодно... просила одёжки какой-никакой принесть. Савелий обещал...
  - Ну а потом?!
  - А что ж потом? Более и не слыхал ничего... Только, когда мы из пещеры возвращались, Савелий говорил, что видно Яма эта - не просто впадина в земле, а переход в другой мир, ну, вроде как Двери...и те, кто туда попадает, вовсе и не умирают! Вот как бабка...а наутро Савелий к Мутному озеру отправился. Один. Там его мёртвым и нашли...
  - Вот тебе и доказательство! - возбуждённо потёр руки Николенька, - сколько раз Савелий до этого к озеру ходил? И ничего не случалось! А стоило встретиться с ведьмой...
  - Так-то оно так... - с сомнением растягивая слова, перебил его Данила, - да только это всё слова, хотя я и сам думаю, что без неё не обошлось, оттого и отправился в пещеру, последить за бабкой... да только без толку! Пещера огромная, поди сыщи её!
  - Отчего же без толку?! Кабы не ты - сидеть бы нам по сию пору в темнице! - Николенька впервые посмотрел на Данилу взглядом, полным благодарности - но почему ты решил сам искать убийцу Савелия? Разве тебе есть до него дело? Ведь, помнится, он с тобою был строг?
  - Что ж с того, что строг? Он мне жизнь спас... когда меня на суде к смерти-то приговорили, Савелий вступился за меня. И все его послушали. Уважали, стало быть...
  Данила насупился и, не щуря глаз, уставился на ярко горящий огонь.
  - А что до вашего спасения... - он усмехнулся, сбрасывая мрачную тень, набежавшую на его юное лицо, и кивнул головой на Ликулу, - так вот он - ваш спаситель! Без него мне вас ни в жизнь бы не найти!
  - Ликула?! - Николенька недоверчиво покосился на бывшего пленника, - что же, спасибо, братец... вот уж право не ожидал... но как же тебе удалось?!
  Задавая такой вопрос, Николенька более всего терзался мыслью "зачем он сделал это?! Отчего не сдал нас своим соплеменникам? Глядишь, продвинулся бы в Главном Списке Ослепительных на почётное первое место..." Но вслух юноша не решался высказать своих сомнений, боясь обидеть неуклюжего гребца. Довольно на сегодня незаслуженных обид!
  - Я обещал... - Ликула уклончиво отвёл глаза, стараясь не встречаться с настойчивым взглядом Николеньки, - я обещал Благородным повиноваться им во всём... а это трудно сделать, если Благородные сидят в темнице!
  Что-то в его голосе было такое, что мешало поверить в искренность его слов, но Николенька никак не мог осознать, что именно и потому задал следующий вопрос:
  - Но как тебе удалось найти нас?
  - Когда Ослепительные напали на Благородного Николеньку, я прятался за камнями, а потом пошёл следом за вами, стараясь, чтобы меня не заметили.
  - Ослепительные?! Так этих извивающихся червей, прислужников старой ведьмы вы и называете Ослепительными?!
  - Да, - печально ответил Ликула, кивая несоразмерно большой головой.
  - Но как вы повстречались с Данилой?!
  - Я шёл по вашему следу... хоронился за камнями, чтобы меня не заметили, да вот не уберёгся, оступился и свалился в расщелину. Не высоко, но шуму наделал... Ослепительные услышали меня и кинулись вслед. Но они не догадались спуститься в расщелину, а я не осмелился выбраться наружу. Расщелина оказалась ещё одним подземным ходом и привела меня в галерею, где обычно обитают шиммалы. Там я встретил вашего друга.
  - И рассказал ему про нас?!
  - Ликула раньше часто встречался с Савелием, - вмешался Данила, - он один из немногих жителей Великого Города, кто соглашался разговаривать со Стражами. Иногда я тоже бывал при их встречах...
  - Да, да, это так! - снова закивал Ликула головой, - я помню Савелия, он не похож на Ослепительных! - Ликула внимательно присмотрелся к Николеньке и отцу Никону и заключил, - он похож на Благородных! Я подумал, что Данила не откажется помочь мне выручить вас...
  Николенька с благодарностью пожал руку, крайне изумлённому этим Ликуле, и от души поблагодарил обоих спасителей, сожалея о недавно высказанных подозрениях.
  В лодке опять установилось недолгое молчание, нарушаемое только тихим журчанием воды и лёгким поскрипыванием уключин. В этом месте подземную реку с обеих сторон обступали бурые стены, не оставляя даже намёка на берег, и потолок так низко нависал над головами путником, что иногда им приходилось пригибать головы, чтобы не удариться. Со стен и потолка беспрестанно капала вода, влажный воздух забивал лёгкие и затруднял дыхание и Николенька, тоскливо кутаясь в потрёпанный отсыревший сюртучок, представлял себе самые мрачные картины. Юноше чудились подземные чудовища, ударами гигантских хвостов разбивающие их утлую лодчонку и вот они оказываются в воде, не имея сил выгрести против течения, и чёрные воды коварной реки стремительно несут их в самые сокровенные глубины пещеры, откуда не будет возврата. Едва справившись с навалившимся на него беспричинным страхом, Николенька будто замечал огонёк, мелькнувший далеко за кормой и новый ужас охватывал все его члены леденящей рукой, заставляя думать, что это жестокая ведьма бросилась со своими слугами им в погоню. Тогда Николенька испуганно озирался, и, стараясь независимым видом скрыть своё подавленное состояние, робко спрашивал своих попутчиков, не видят ли и они чего необычного? Но, прекрасно ориентирующийся в темноте Данила, которому свет факела только мешал видеть в кромешном мраке и привычный к отсутствию света Ликула, недоумённо оглядывались на него, отвечая, что ничего странного они не замечают, а отец Никон был против обыкновения мрачен и молчалив и не обращал на Николенькины страхи ровно никакого внимания.
  Вскоре угрюмо нависшие своды стали понемногу отступать, и каменный потолок становился всё выше, постепенно теряясь во мгле. Журчание реки стало едва слышимым, а подземное русло настолько широким, что неясные очертания стен стали казаться смутным продолжением воды.
  Словно угадывая невысказанные вопросы беглецов, Ликула поднял тяжёлые, дряблые веки, безжизненно глядя блёклыми навыкате глазами.
  - Течение замедляется. Впереди - Мутное озеро...
  Казалось, каждое слово даётся ему с трудом, а движения настолько ослабли, что он едва держался на обессиленных ногах. Данила пересел на вёсла, бережно укладывая Ликулу на самое дно лодки, и обеспокоено шепнул встревоженному Николеньке:
  - Нельзя ему тут... подземные жители на озере появляются только, когда Лилии цветут. А без этого нельзя, заклятие на них...
  - Какое заклятие?
  - Савелий знал какое, да теперь, небось, не скажет! Знаю лишь, что закрыты они в пещере своей на вечно, ни смерь их не возьмёт, ни напасть какая, да зато и радости им нет ни в чём... Только Сонные Лилии открывают перед ними дорогу к жизни. Как зацвели Лилии, так и открыта дорога, выходи из подземного плена, живи, радуйся! Тогда-то горожане к озеру и бегут, к жизни вернуться хотят! Да вот только не для всех дорога открывается, не для всех и не всегда! Покружат бедолаги по озеру, поманит их светом, голосами родных людей, да и вернётся всё опять во тьму и мрак. Редко когда какому счастливчику вырваться удаётся! Вот уж они злобятся-то!
  - Отчего же злобятся?
  - Да по-разному! Кто на себя, что поддался колдовским чарам Сонных Лилий и с места сорвался, кто на тех, кому по дороге жизни уйти удалось, за что им такое счастье? За какие заслуги?
  - А теперь?! Когда не стало Сонных Лилий? Стало быть у них и надежды нет никакой из подземелья выйти?
  - А на что им надежда? От Лилий беспокойство одно и маета... а так живут себе и живут, горя не зная. Да и что там, за стенами подземелья? Ведь у них, памяти нет, откуда пришли - не помнят, а куда попадут - не знают! Вот и думай, а счастье ли это - по дороге жизни вслед за зовом Сонных Лилий уйти, или большое наказание? Так что большинство предпочитает спокойное существование в пределах подземелья, чем сомнительное счастье это самое подземелье покинуть... - Данила покосился на поникшего Ликулу, - правда, не все так думают... ну да пусть разбираются сами, нам в их дела лезть не гоже...
  Николеньке показалось, что Данила повторяет сейчас слова и мысли, высказанные когда-то старым Савелием и безотчётная вера, с какой они были произнесены и невысказанное уважение к старику, несколько сняли то напряжение, которое Николенька испытывал в присутствии Данилы, поскольку и сам он относился к покойному Савелию с безграничным почтением.
  - Что же нам теперь делать с Ликулой?!
  - Ничего. Чай, не помрёт... сейчас озеро пересечём и на берег выберемся. Там до выхода из пещеры рукой подать. Вы меня на берегу обождёте, а я Ликулу назад отправлю.
  - А как же ты?!
  - Обо мне не тревожьтесь! - Данила беззаботно усмехнулся, - я здесь каждую тропку изучил, авось в обход реки доберусь!
  Николенька склонился над ослабевшим телом Ликулы, бесформенным мешком скорчившимся на твёрдых камнях.
  - Как ты, Ликула? Плохо тебе? - участливо спросил он, дотрагиваясь до сморщенного крупными складками лба пещерного человечка.
  - Нет, - Ликула медленно открыл усталые глаза, - плохо не бывает. Путь закончился. Всё.
  Бедный Ликула походил на вытащенную из реки рыбу. Лишённый привычной среды обитания он едва мог шевелиться, и силы стремительно покидали его.
  Николенька заторопился прервать отрывистую речь Ликулы:
  - Довольно, хватит. Помолчи, не нужно терять силы! Сейчас Данила отвезёт тебя назад, тебе и полегчает, потерпи...
  - Легче - нет. Всё равно. Здесь. Там... Нет жизни. Вот, - он коснулся ладонью груди и на свет появился уже знакомый Николеньке ссохшийся цветок.
   - Здесь. Я взял. Обманул вас, - Ликула раздвинул в нелепой и жалкой улыбке блёклые губы, - не сосед... Я. Сохранил..., - крючковатые пальцы ласково погладили сухие стебли, - будут цвести - я уйду...
  Голос Ликулы сорвался и Николенька в тревоге оглянулся на Данилу и отца Никона:
  - Нужно увозить его! Скорее!
  Ликула встрепенулся и слабо ухватил Николеньку за рукав потрёпанного сюртучка:
  - Должен сказать. Уйду - забуду. Главное - цветы! Ослепительные - тупик. Остановить. Надо. Дать цвести...
  Губы его ещё продолжали шевелиться, но слов уже было не разобрать, и Николенька с Данилой заторопились уложить его на дно лодки
  Отец Никон высоко поднял над головой факел, освещая отъезжавшим путь, а Данила принялся грести, напряжённо вглядываясь в кромешную темноту. Вскоре едва различимые очертания утлого судёнышка исчезли и, Николенька с отцом Никоном снова остались одни в глубине необъятной пещеры.
  
  Глава 15.
  Чужаки.
  
  Виктор нетерпеливо копался в гардеробе, отыскивая для двойника приличный костюм, когда тот, посвистывая и стрекоча, плавно летал по комнате, с любопытством осматривал внутреннее убранство.
  - Потише свисти, - ворчливо осадил его Виктор, выбираясь наружу с ворохом одежды, - ночь на дворе!
  Двойник легкомысленно скосил на Виктора зелёный глаз, но свистеть перестал, выпуская из изумрудных зрачков золотистые искорки.
  - Час от часу не легче! - Виктор торопливо задёрнул штору, опасаясь, что какой-нибудь поздний прохожий углядит за его окном необычный фейерверк, - не свистеть и искры не пускать! Вот рубашка и брюки... одевайся!
  Двойник с любопытством приподнял предложенную одежду, но она тут же выскользнула из его неумелых пальцев, вызвав недовольное стрекотание.
  - Сначала брюки... - Виктор попытался вдеть голую ногу двойника в штанину, тот тут же сунул туда и вторую, горя желанием помочь и уверенный, что дело сделано, резво вскочил, тут же падая на пол, туго спеленатый узкой для двух ног брючиной. Падение двойника вызвало немалый грохот, и Виктор зажмурился от страха, опасаясь, что в его комнату, прибежит кто-нибудь из родни. Но в доме продолжала стоять гробовая тишина, и Виктор продолжил нелёгкий труд по одеванию беспечного двойника. Между тем, двойник обиженный своим падением категорически отказывался надевать брюки и возмущённо стрекотал, отталкивая пяткой ни в чём не повинное одеяние и лишь ценой немалых усилий, Виктор убедил его повторить попытку. В этот раз двойник был внимательнее и, спустя несколько минут, щеголял в парадных брюках Виктора, придирчиво рассматривая себя в большое настенное зеркало.
  С рубашкой и сюртуком справились быстрее и вот уже в зеркало гляделись два совершенно одинаковых мальчика, один из которых постоянно норовил воспарить над землёй.
  - Так не пойдёт, - решительно возразил Виктор, внимательно оглядывая манеру двойника, передвигаться по земле полутора-двух аршинными скачками, - попробуй ходить, как я... иначе нас различить будет проще простого!
  Сначала двойник решительно не понимал, что от него хочет товарищ, но вскоре Виктор добился своего, и походка двойника стала более походить на человеческую, сохраняя, впрочем, некоторую воробьиную прыгучесть.
   - Отлично! - Виктор с восхищением оглядывал мелко семенящего по комнате двойника, - теперь ты прямо как я!
  Виктор внезапно запнулся, с тревогой поглядывая на товарища:
  - Постой-ка... ты ведь не говоришь... ты... - Виктор недоумённо покрутил головой, - да, ещё... как же тебя называть?! Ведь не может же быть два Виктора?!
  Двойник, подражая приятелю, озабоченно склонил голову и прикусил кончик языка.
  Виктор, старательно жестикулируя, медленно по слогам заговорил с двойником, стараясь полностью завладеть его вниманием:
  - Повторяй за мной, - указательным пальцем Виктор ткнул себя в грудь, - Вик-тор...
  Двойник с готовностью ткнул Виктора пальцем:
  - Ф-фик...
  - Не так! - брови Виктора грозно нахмурились, - Вик-тор!
  Двойник понятливо улыбнулся и снова направил палец в грудь Виктору:
  - Ф-фик... - палец двойника коснулся собственной груди, - Тох-рр...
  - Здорово! - Виктор подпрыгнул от возбуждения, - у тебя получается! Попробуй ещё раз!
  - Ф-фик, - двойник уверенно показал на Виктора, - Тох-рр! - ладонь двойника мягко похлопала себя по лбу.
  - Ты хочешь сказать, что тебя так зовут? - догадался Виктор, - Тох-рр?!
  Двойник обрадовано закивал.
  - Я конечно не против, - засомневался Виктор, - Тох-рр, так Тох-рр... только меня зовут не Фиг! Называй меня Вик-тор!
  Двойник заулыбался, обнажая белые зубы, и громко произнёс, направляя обе ладони к Виктору:
  - Ф-фик-тох-рр...
  Виктор поскрёб в затылке и несколько безнадёжно махнул рукой:
  - Ладно, в общем-то похоже... научишься со временем...
  Виктор нырнул под высокую кровать и скоро вылез оттуда, доставая старый керосиновый фонарь, травяные шарики и моток спутанных серебристых верёвок.
  - Сеть Паучья, - объяснил он Тох-рру, бросая ему под ноги почти невесомую, но чрезвычайно крепкую сеть, - мы с тобой Тох-рр в Отражение пойдём, только ты смотри - ни гу-гу!
  Старательно повторяя за Виктором движения, Тох-рр прижал к губам палец и тихонько застрекотал.
  Виктор одобрительно кивнул и сложил вещи в небольшой походный мешочек, с которым обычно отправлялся в городе на пикник. Сборы были закончены, и Виктор направился к окну, собираясь по своей привычке покинуть особняк, спустившись по услужливо протянутой ветке дерева, как дверь в спальню тихонько скрипнула. Застигнутые врасплох приятели бестолково заметались по комнате. Тох-рр подскочил, словно резиновый мяч, ударившись головой о потолок, он перепрыгнул наискось всю комнату и торпедой влетел в открытую дверцу гардероба. Виктор прыгнул в кровать, торопливо натягивая на себя одеяло и накрывшись, с головой, выставил наружу ноги, обутые в не успевшие просохнуть сапоги.
   Но их тревога оказалась напрасной.
  Медленно и лениво пересекая комнату, в полуоткрытую дверь вошёл иссиня-чёрный кот, любимец мисс Флинт. Остановившись посередине, он изящно повернул узкую морду, подрагивая длинным хвостом и презрительно оглядываясь вокруг. Виктор испуганно выглянул из-под одеяла и, не увидев никого, кроме кота, с облегчением вскочил с кровати.
  - Ну, Мурзик! Стучаться надо...
  Из гардеробной выбрался Тох-рр и радостно запрыгал, отталкиваясь пятками от пола, приводя оторопевшего кота в совершеннейшее изумление. Короткая шерсть на животном встала дыбом, и Мурзик возмущённо зашипел, выгибая спину и выпуская наружу длинные острые когти. Это зрелище так очаровало удивлённого Тох-рра, что он встал рядом на четвереньки и с любопытством уставился на разъярённого кота, почти касаясь его лицом.
  - Осторожно! - предупреждающе крикнул Виктор, но быстрая лапа уже взметнулась вверх, и грозные когти готовы были полоснуть двойника, когда в одном дюйме от широко вытаращенных глаз Тох-рра, кошачья лапа замерла в растерянности. Мурзик внимательно оглядел непонятное существо, и постепенно шерсть на его спине улеглась, когти спрятались в мягкие подушечки, а сам кот непринуждённо улёгся на бок, позволяя Тох-рру мягко себя поглаживать.
  - Ты поосторожнее с ним, - успокоился Виктор, наблюдая идиллическую картину - он у нас боевой, чуть не по его - расцарапает до крови!
  Тох-рр понимающе кивнул, не отрывая восхищённого взгляда от блаженно мурчащего кота и ласково проводя пальцем по его гладкой, чёрной шёрстке.
  Виктор подобрал брошенный в спешке мешок.
  - Эй, оставь его, - крикнул он Тох-рру, - нам пора!
  Он подошёл к Мурзику, бесцеремонно хватая того двумя руками под мягкий живот, и направился к двери, намереваясь выставить непрошенного гостя за дверь.
  За его спиной Тох-рр протестующее застрекотал:
  - Ф-фик-тох-рр...Ф-ффик...
  - Ну, чего ещё? - с неудовольствием нахмурился Виктор, - мы же не можем взять его с собой!
  Тох-рр подбежал к Виктору и нежно перехватил нахального кота на свои руки, счастливо прижимая его к своему лицу. В тот же миг руки Тох-рра запылали разноцветными огнями и, словно ртуть перетекли на шкурку кота, закрывая его полностью, а сам Тох-рр ровно на секунду уменьшился в размере, внезапно похудев и осунувшись. Виктор почувствовал, как тысячи огней пробежали по его разом разгорячённому телу, но не успел он даже открыть рта, как Тох-рр выпустил обезумевшего от страха кота на пол, откуда он с громким, возмущённым воплем метнулся в открытую дверь и исчез за порогом, продолжая злобно шипеть из темноты.
  - Ты чего?! - накинулся Виктор на Тох-рра, чувствуя, как колющие огоньки оставляют его тело, - чего это ты вытворяешь?!
  Тох-рр с ликованием покрутился на пятке, сверкая глазами и бестолково размахивая худыми руками.
   - Перестань, слышишь?! - не понимая восторга Тох-рра, Виктор несколько испугался, - прекрати, говорю...
  Тох-рр послушно остановился и с готовностью посмотрел на товарища. Виктор, не отрывая от Тох-рра недоверчивого взгляда, запер на щеколду дверь.
  - Всё, хватит с котами играться! У нас дела важные!
  Он подошёл к окну и поманил Тох-рра за собой:
  - Спускаться будем... только тихо! Смотри, чтоб не заметил никто!
  Тох-рр замахал головой, показывая, что всё понимает и вытянувшись длинной разноцветной сигарой плавно перетёк на ветку дерева, оставляя на полу в спальне ворох с таким трудом надетой на него одежды.
  Виктор безнадёжно застонал, хватая себя за лоб.
  - Ну, что за бестолочь! Как ты собираешься разгуливать по деревне голым?! Вернись!
  Тох-рр юлой развернулся на ветке, одновременно теряя цвет, и приобретая иную форму, но на этот раз к великому потрясению Виктора у него перед глазами возник не мальчик-двойник, а огромный, ростом Виктору почти по плечи чёрный, зеленоглазый кот.
  Послушный зову Виктора он изящно запрыгнул обратно в комнату и уставился на своё отражение в зеркале, самодовольно топорща роскошные усы.
  - Ну, дела... - Виктор потрясённо вздохнул и с опаской покосился на огромные клыки Тох-рра, которые тот обнажил то ли в улыбке, то ли в грозном оскале.
  - Ты это... - Виктор несмело тронул Тох-рра за чёрный загривок, - не балуй, смотри...
  Тох-рр зажмурил яркие глаза и с наслаждением вытянулся, царапая острыми когтями дубовый паркет. После этого он совсем как домашняя кошка потёрся вытянутой мордой о плечо Виктора и подошёл к окну, вопросительно поглядывая на мальчика.
  - Ну, пойдём... - всё ещё с ноткой сомнения протянул Виктор и следом за грациозно выпорхнувшим Тох-рром осторожно выбрался из окна.
  Последние огни в деревне погасли и приятели пробирались в кромешной темноте, временами почти ощупью находя тропу. Тох-рру в этом отношении было намного легче, чем Виктору, он прекрасно ориентировался при отсутствии света, сам полностью сливаясь с плотным чёрным воздухом, и Виктор зачастую видел лишь блестящие зелёные глаза, словно изумрудные звёздочки, вспыхивающие в ночи.
  Окольными тропами они миновали флигель управляющего и бодро прошагали по пустынной улице, где идти было не в пример легче, но приходилось быть крайне осторожными из опасения нарваться на случайного прохожего. Вскоре показались дикие заросли вишни и приземистые крыши Гнездовища. Виктор осторожно подошёл к крайнему дому и, минуя двор, поднялся по шаткой лестнице сеновала, слепо высматривая своего товарища.
  - Матвей... эй, Матвейка!
  Ответом была мёртвая тишина, и Виктор повысил голос, стараясь привлечь к себе внимание.
  - Матвей! Проснись!
  Наконец, на сеновале зашевелились, и в проёме показалось бледное и заспанное лицо старого приятеля.
  - Ну?! Чего тебе?
  - Вставай, дело есть!
  Матвей сердито почесал всклокоченную голову и, ворча, принялся спускаться по лестнице.
  - Что за дела ночью?!
  - Ты чего? - Виктор с обидой уставился на товарища, - договорились же в Отражение идти!
  - Сейчас?!!
  - А чего ждать? Слыхал, нашего Николеньку в пещерах завалило? То-то и оно... Дед на раскопках, бабушка у себя в спальне заперлась - не принимает никого. Покуда им не до меня... а уж завтра будь спокоен - хватятся! И тогда про Отражение можно забыть, из дома ни на шаг не выпустят!
  Матвей прекратил чесаться и зевать и с надеждой поинтересовался, что слышно из пещеры.
  - Да ничего... копают, но всё без толку... - и, скрывая затаённую тревогу, с беспечностью молодости добавил, - да уж, поди, не всю пещеру завалило! Николенька и отец Никон как пить дать по ту сторону завала, шагают себе...
  Матвей одобрительно кивнул и добавил со знанием дела:
  - Говорят, в пещере завалы редко случаются, а если и бывают, то только так... слегка завалит и всё! Там заблудиться страшнее...
  - Ну, так это они не заблудятся! Они вдоль реки подземной идут, чего им блуждать? Вот откопают завал, Шалаки их враз догонят!
  - Это верно...
  Продолжая болтать, Матвей выгреб из-под скомканного старого тулупа, заменявшего мальчику на сеновале постель, тонкую серебристую сеть, такую же, как у Виктора, длинный, хорошо наточенный нож в чехле, искусно сплетённом из берёзовой коры и накинув на плечи серую, невзрачную хламиду был полностью готов к походу.
  Вслед за Виктором, Матвей ступил на узкую тропу, петлявшую между тесными зарослями вишни, когда ему в плечо ткнулась тёплая, шелковистая морда и перед глазами замигали два ярких, зелёных глаза.
  - Что это?! Кто?!
  Перепуганный Матвей отшатнулся и схватил Виктора за плечи, готовый в любую секунду бежать без оглядки, но странным образом его товарищ нимало не удивился, и снисходительно накрывая разом похолодевшие пальцы Матвея своей ладонью, небрежно произнёс:
  - А-а-а-а... это... не пугайся, это Тох-рр.
  - Тох... чего?.. - Матвей продолжал держаться за Виктора, испуганно поглядывая на исполинского, чёрного кота, стоящего перед ним.
  - Тох-рр. Его так зовут. Он с нами пойдёт, так что привыкай...
  Виктор испытал минуты настоящего ликования. Он по-хозяйски погладил зажмурившегося от удовольствия, Тох-рра рукой и повелительно приказал:
  - Вперёд, Тох-рр! Не вертись под ногами!
  Гигантский кот послушно потрусил по тропинке, разом исчезнув в ночной темноте, а изумлённый Матвей ещё долго не мог придти в себя, доставляя немало приятных минут, раздувшемуся от тщеславия Виктору.
  - Но где ты его взял?! - наконец осмелился спросить Матвей, немного оправившись от испуга, - у нас в деревне таких отродясь не водилось!
  - Да так... пришлось приручить... дикое животное, - уклончиво отвечал Виктор, не раскрывая до поры Матвею истинную природу появления Тох-рра и желая немного придать себе значимости и таинственности в глазах приятеля.
  Пока мальчики выбирались из вишнёвых зарослей, чёрные тучи, закрывавшие всё небо, постепенно разошлись, и появились бледные, холодные звёзды и тонкий, серпик нарождавшегося месяца. Хотя далёкие небесные огоньки и не озарили ярким светом окрестности деревни, но всё же непроглядная мгла расступилась, и из её чернильного облака показался высокий холм, поросший высокой травой, грозные обломки обгорелых развалин и могучий кряжистый Дуб, массивный силуэт которого, чётко выделялся на фоне серого неба.
  Тох-рр бежал впереди, плавной, чуть рыскающей походкой и иногда изумлённому Матвею казалось, что изящное животное, ленясь перебирать лапами, парит невысоко над землёй. Он ожесточённо тёр глаза, прогоняя остатки сна, но факт оставался фактом: странное животное умело летать! Матвей даже дёрнул за рукав Виктора, показывая тому необычайный феномен, но Виктор только ухмыльнулся, успокаивающе похлопывая товарища по плечу, и с гордостью прошептал:
  - Это ещё что! Тох-рр и не то может!
  Услышав, что говорят о нём, Тох-рр радостно повернулся и, словно расшалившийся котёнок принялся носиться кругами вокруг приятелей, изредка задевая их чёрной мордой и широкими лапами, приглашая поиграть. Шерсть на нём, после длительного похода по сырой траве стала совершенно мокрой, и его прикосновения не доставляли мальчикам никакого удовольствия, так, что вскоре они стали сердито на него шикать и с негодованием отталкивать от себя разыгравшегося кота-переростка. Тох-рр нимало не обиделся и дальнейший путь развлекал себя тем, что подпрыгивал вертикально вверх, отталкиваясь всеми четырьмя лапами и, повисев несколько секунд в воздухе, камнем падал обратно. Однажды своими скачками он вспугнул какую-то большую птицу, которая с шумным хлопаньем крыльев вылетела из-под травы и улетела в сторону развалин, раздражённо ухая. Не долго думая, Тох-рр поднялся в воздух и отправился вслед за ней, нелепо взмахивая лапами, очевидно подражая вспугнутой птице, в довершение всего громко стрекоча и пуская искры из глаз. Бедная птица, оглянувшись и увидев страшное чудовище с яркими глазами и оскаленной пастью с двумя рядами острых клыков, жалобно пискнула и от страха, чуть было не упала на землю, но её спас Виктор.
  Катаясь по сырой траве и давясь от сдавленного смеха, они с Матвеем наблюдали погоню Тох-рра за перепуганной птицей и лишь из опасения, что увлёкшийся преследованием Тох-рр потеряется, решили прервать столь забавное зрелище.
  - Тох-рр, эй, Тох-рр! - утирая слёзы, выступившие от безудержного смеха, Виктор принялся во весь голос зазывать своего друга, не опасаясь быть услышанным, ибо мало находилось в деревне смельчаков, бродить по ночам вблизи страшных развалин.
  Огромный чёрный кот развернулся, оставляя в покое полумёртвую от страха птицу, и полетел назад, кувыркаясь в воздухе через голову и забавно перебирая передними лапами. Он мешком плюхнулся под ноги Виктору и Матвею и возбуждённо застрекотал, размахивая длинным чёрным хвостом и всем своим видом показывая, какой он молодец! Мальчики безбоязненно трепали его за уши, восхваляя за охотничьи подвиги, а он скалил огромные, блестящие клыки и довольно жмурил зелёные глаза.
  Забавные выходки Тох-рра настолько занимали внимание мальчиков, что они совсем забыли про возможную опасность и приближались к Старому Дубу, громко хохоча и пытаясь оседлать ускользающего Тох-раа, когда неожиданно огромный кот ударом мощных лап свалил их на землю и накрыл своим горячим телом тревожно и глухо стрекоча. Мальчики сердито запротестовали, пытаясь выбраться из неудобного положения, но Тох-рр крепче прижал их к земле, и в его стрекотании появились угрожающие нотки. Напуганные мальчики притихли и осторожно подняли головы, недоумевая, что так могло встревожить беспечного Тох-рра.
  Они находились на расстоянии всего нескольких шагов от Старого Дуба, и потому им удалось с исключительной ясностью рассмотреть, что происходило возле него. Из зияющего чернотой широкого дупла осторожно выглянула чья-то голова. Незнакомец, внимательно осмотревшись, и не заметив ничего подозрительного, удовлетворённо кивнул и исчез в тёмном провале с тем, чтобы через секунду появиться вновь, аккуратно выбираясь наружу ногами вперёд. Постояв у подножия дуба, незнакомец снова прилежно оглядел окрестности, и только после этого произнёс что-то тоненьким голоском, после чего из дупла змеёй выбрался его товарищ.
  Виктор и Матвей, надёжно укрытые густой, высокой травой, могли внимательно рассмотреть незнакомцев и готовы были поклясться, что никогда не видели их прежде. Незваные гости были худы и длинноруки, но никто не мог бы назвать их нескладными, так изящны и пластичны были их движения. Они обежали кругом вокруг дуба, изредка прикасаясь руками к его тёмной, потрескавшейся коре, и их пронзительная речь стала громче, в которой Виктору несколько раз почудилось слово "убить...". Незнакомцы принялись выкрикивать оскорбления старому дереву, глумливо пиная его тонкими ногами и безжалостно ломая низко висевшие ветви. Их поведение было настолько безумно, что мальчики благодарно покосились на притихшего Тох-рра, вовремя заметившего опасность.
  - Что они делают? - едва слышно спросил Виктор у товарища, но Матвей только недоумённо пожал плечами.
  - Чтобы они не делали, не хотел бы я оказаться на их пути...
  Наконец, пришельцы оставили в покое могучий Дуб и направились в сторону развалин, изредка оборачиваясь и угрожающе помахивая дереву маленькими кулачками. Мальчики вздохнули с облегчением, что незнакомцам не пришло в голову спуститься в деревню, иначе они непременно наткнулись бы на затаившихся друзей. Напряжённо выглядывая из-за зарослей, Виктор с приятелем провожали взглядом удалявшиеся фигуры.
  - Думаешь, они в развалины пошли?
  - А куда ещё здесь идти? Верно, что в развалины... вот только, зачем?
  Но незнакомцы миновали обгорелые останки барской усадьбы и поднялись дальше вверх по холму, постепенно исчезая среди гущи дремучего леса.
  - Уф-ф... - Матвей решительно выбрался из-под мощных лап Тох-рра, отряхивая штаны от налипшей травы и грязи, - вроде бы ушли...
  - Ушли, это верно... - Виктор тоже поднялся с колен, задумчиво поглаживая чёрного кота по загривку, - вот только надолго ли...
  - А что, думаешь вернуться?
  - А ты думаешь, нет? Ты их когда-нибудь в деревне видел? То-то и оно... - Виктор шмыгнул носом, зябко ёжась от всепроникающей влаги, - стало быть они в Отражении живут...
  - В Отражении? - недоверчиво покосился на друга Матвей, - да как же можно жить в Отражении, когда там ни воды, ни еды...
  - Верно... - Виктор усиленно наморщил лоб, - в Отражении жить нельзя... а вот пробраться туда можно... и не только через Дуб!
  - Они пришли оттуда, где живёт ведьма! - ахнул Матвей, - вот кто отвязал Алёнкину ленточку от двери храма! И двери в храм отворяли тоже они!.. Вот только как они про Дуб узнали?!
  - Видно кто-то им подсказал, - мрачно ответил Виктор, - И я даже, кажется, знаю, кто...
  - ???
  - Мы! - горестно выдохнул Виктор, - сколь разов мы в Отражение ходили?! И ни разу в голову не пришло, что за нами кто-то наблюдать может! А они выследили нас, узнали про выход в имение и теперь... - Виктор уныло поднял на приятеля полный раскаянья взгляд, - чужаки расхаживают по деревне, как у себя дома!
  Матвей раскрыв рот слушал товарища, и вся неприглядность сложившейся ситуации предстала пред ним со всей очевидностью.
  - Вот так штука... - растерянно пробормотал он, - так что ж нам теперь делать?
  - Надо идти... - Виктор обречённо посмотрел в сторону Старого Дуба, - перейдём в Отражение, дождёмся незваных пришельников с той стороны и...
  - Нет! - Матвей отчаянно затряс головой, отступая от Виктора, - не надо нам туда идти! Добро была бы там одна бабка - куда ни шло! От неё хоть убечь можно! А эти?! Да ты хоть знаешь, сколько их там?! Может, в Отражении только и ждут, когда мы к ним явимся! Нет Витьша, нет, не пойдём!
  - А что тогда?! - сердито вопрошал Виктор (в душе с немалым облегчением услышав отказ от похода в ставшее таким опасным место), - рассказывать деду про всё?! Про Отражение, про ведьму...
  - Нет... - Матвей задумчиво нахохлился и не глядя на Виктора уклончиво произнёс, - можно по-другому...можно просто закрыть Отражение...
  - Закрыть?! Да ведь тогда мы и сами туда не попадём!
  - А если барину всё расскажем, так и точно не попадём! - резонно возразил Матвей, - всё одно он Отражение закроет! Так лучше мы сами это сделаем... и никому ничего рассказывать не придётся!
  - А эти?..
  - Что ж... дождёмся, когда они вернуться...
  - Но... ведь тогда придётся взять Зеркало?..
  - На время! Закроем Отражение и положим на место!
  Виктор, которому перспектива лезть ночью в дупло Старого Дуба уже не казалась таким уж захватывающим приключением, колебался только для вида и, наконец, соглашаясь, он недовольно пожал плечами.
  - Ладно... только нам всё одно придётся дождаться, когда Чужаки опять в Отражение вернутся, а не то...
  - Так я прослежу! - с готовностью предложил Матвей, - посижу здесь и подожду! А ты за Зеркалом иди... и... это... ещё Кондрату сказать надобно! Без него нам Отражение не закрыть!
  Рассуждая, таким образом, они совсем забыли про Тох-рра, неподвижно сидевшего у их ног. Огромный чёрный кот внимательно прислушивался к разговору мальчиков, переводя взгляд зелёных глаз с одного лица на другое, а затем, издав тихий, печальный стрёкот, разом сорвался с места и чёрной стрелой взмыл в воздух, направляясь в сторону Старого Дуба.
  - Тох-рр! - сдавленно крикнул Виктор, не решаясь позвать товарища в полный голос, - куда ты Тох-рр, вернись!
  Но тот уже не слышал призывный возглас. Мягко приземлившись на все четыре лапы у подножия Старого Дуба, Тох-рр скользнул в дупло, царапая жёсткую кору острыми когтями и через секунду скрылся в чернильной темноте.
  Не раздумывая, Виктор бросился за ним, надеясь ещё остановить его от прыжка в ставшее таким опасным Отражение, а Матвей, колеблясь лишь несколько секунд, с отчаянным возгласом последовал за ними. У Дуба они оказались одновременно и, торопливо подталкивая друг друга, забрались в дупло. Внутренность старого дерева встретила их запахом гнили и сырости, и, к огромному сожалению обоих мальчиков - полной пустотой!
  - Ну, что?! - чуть не плача выкрикнул Матвей, - будем прыгать?!
  Виктор кивнул. И хотя движение его головы было неразличимо в темноте, мальчики, не сговариваясь, взялись за руки и, зажмурив глаза, прыгнули вниз!
  
  
  Глава 16
  Тайный ход.
  
  Упорные работы по раскопке подземного завала велись уже несколько долгих часов. Не покладая рук, крестьяне трудились, разбирая залежи тяжёлых камней, всякую минуту опасаясь наткнуться на останки несчастных путешественников. Проворные Пауки споро расчищали широкий проход, передавая друг другу бурый камень, а самые крупные сдвигали сообща, тяжело тужась над непосильной ношей. Шалаки, утомлённые поисками, спали тут же возле пещеры, на тонких прочных гамаках, которые подвесили на деревья сообразительные Пауки, часто беспокойно просыпаясь, всякую минуту готовые снова отправиться вниз. К пещере пришли и Окручи, неизвестно как в своём отдалённом хуторе, услыхавшие о случившемся несчастье. Они предложили укрепить потолок пещеры, деревянными столбами, во избежание нового завала и теперь возле входа в подземье раздавался стук топоров и тонкий визг пил - рубили лес. Робкие Водяные тоже внесли свою лепту в общее дело, постоянно поднося утомлённым работникам варёную рыбу, ломти ржаного хлеба, холодный, тёрпкий квас и горячий травяной чай. Они разложили на длинных белых скатертях предложенное угощение, и каждый мог подойти подкрепиться, прямо на ходу, почти не отрываясь от работы. Всё взрослое население Гнездовищ служило Дмитрию Степановичу посыльными. Он быстро сообразил, что крылатые пришельники, куда, как быстрее самого отличного коня! Да и пробираться по лесу в темноте на лошадях, по раскисшим от дождя тропам было довольно проблематично и потому Летава без устали порхали от пещеры к усадьбе, выполняя многочисленные поручения Дмитрия Степановича.
  - Ну, что там?! - в который уже раз задал нетерпеливый вопрос Перегудов очередному жителю Паучьей Слободки, выбравшемуся из тёмного подземелья с тем, чтобы передохнуть и закусить.
  - Чую, барин, конец близок! - довольно выдохнул тот, делая большой глоток холодного кваса, - давеча, как начали разбирать, всё камни-то мелочь шла, так щебень... а уж опосля крупные пошли, вышли, значица, на середину! А теперь, стало быть, опять щебень...вот я и думаю, конец близок... - он ещё отхлебнул из глиняного кувшина и, утирая рот рукавом добавил, - а ещё стало слыхать, как река бурлит... раньше не так слышно было... потише...
  Дмитрий Степанович пожелал спуститься вниз и сопровождаемый мельником Захаром и его сыном Ерёмкой, которые тотчас пробудились, едва заслышали обнадёживающую новость, направился в пещеру.
  Они осторожно зашагали по изящному мосту, протянутому над бурлящей подземной рекой, который опасно прогибался под тяжестью их тел, и ступили на узкий берег, немало преобразившийся с момента последнего посещения пещеры Перегудовым. Острые камни, ранее беспорядочно рассыпанные по берегу и сильно затруднявшие путь, были аккуратно сдвинуты в сторону реки, образуя невысокий парапет, так, что теперь на течение подземных вод можно было любоваться, не рискуя нечаянно соскользнуть в реку. По правой стороне пещеры к стенам, через каждые десять шагов, надёжно крепились узкие рожки, в каждый, из которых был вставлен ярко горящий факел. Чем ближе Дмитрий Степанович со спутниками подходил к границе завала, тем чаще встречались им грубо обработанные, широкие брёвна, надёжно подпиравшие потолок.
  Навстречу вышел Матвей-пасечник, руководивший подземными раскопками и не выходивший из-под земли с самого их начала.
  - Что там?! - повторил Дмитрий Степанович свой вопрос, обращаясь к пасечнику Матвею.
  - Кончается завал... - устало улыбнулся Матвей, - кирка уже в пустоту проваливается, ещё немного и на ту сторону выйдем!
  - Ну?.. - с некоторой опаской Перегудов задал невысказанный, наболевший вопрос.
  - А что, ну?! - уже во всё своё широкое лицо ухмыльнулся пасечник, - нет под завалом никого! Успели перебраться на ту сторону и сынок ваш и отец Никон... вот расчистим проход и, милости просим, продолжать поиски! - добавил он, обращаясь уже к Шалакам.
  У Дмитрия Степановича отлегло на сердце, и он благодарно прижал к своей груди грязного, пропахшего потом и дымом Матвея.
  - Ну, дай бог! Спасибо, голубчик, услужил! Ты уж ступай наверх, передохни! Да вели сказать, чтобы в усадьбу послали - Дарью Платоновну упредить! А не то ведь извелась вся, поди, сердешная...
  Матвей направился к выходу, а Перегудов с мельником Захаром и Ерёмкой поспешили к месту работ и как раз вовремя! Едва они подошли, как крестьяне, воодушевлённые счастливым исходом раскопок, торопливо разгребали остатки каменной крошки, открывая тёмный проход на другую сторону завала. Работая где лопатой, а где прямо руками они расширили его настолько, что впору было пройти взрослому человеку и Шалаки, не желая ни минуты тратить даром тут же ступили в кромешную темноту, мгновенно исчезая из поля зрения оставшихся.
  Утомлённые крестьяне и Дмитрий Степанович долго смотрели им вслед в узкое отверстие, пока один из жителей Паучьей Слободки не махнул энергично рукой.
  - Что, ребята?! Закончим работу-то и шабаш!
  Послушные приказу старшего, Пауки споро взялись расширять проход, а Перегудов присел на подвернувшийся, кстати, камень, с тоской ожидая вестей от исчезнувших Шалаков.
  
  ***
  Отражение встретило мальчиков неприветливым сумраком. Косые, чёрные тени неподвижно лежали на мёртвой земле покрытой мелким камнем и корявые деревья по-прежнему вздымали в серое небо свои неподвижные ветви, но ничего более пугающего друзья не обнаружили.
  Следов Тох-рра нигде не было видно, да и странно было бы разглядеть след мягких кошачьих лап на тёмной, будто выгоревшей земле, покрытой мелким камнем! Несмотря на полное безмолвие, царившее вокруг, не Виктор ни Матвей не решались крикнуть, чтобы позвать Тох-рра, боясь привлечь нежелательных слушателей, и только крутили беспомощно головами, ожидая увидеть знакомый блеск зелёных глаз.
  - Куда теперь? - тихо спросил Матвей, держа наготове свой обнажённый клинок (который доведись ему, вряд ли мог бы пустить в дело!)
  - К храму пойдём, - шёпотом ответил Виктор, - ежели там Тохх-ра нет... ну, не знаю тогда... увидим.
  Матвей не стал расспрашивать, почему именно в храме они должны искать Тох-рра, но противится не стал, поскольку иного плана у него всё равно не было.
  Стараясь не шуметь, они стали спускаться со склона холма, поминутно оглядываясь по сторонам и прячась за чахлыми, редкими кустами. Но всё равно они чувствовали себя неуютно, пока шли по голому склону, открытые любому любопытному взгляду и вздохнули свободнее только когда ступили на деревенскую улицу. Однако, вблизи домов ощущение безопасности против ожидания не возникло. Маленькие, подслеповатые окна нежилых деревенских избушек, зорко следили за каждым их шагом, и хруст осторожных шагов гулко разносился в сумрачном, беззвучном мире. Каждая тень, каждый тёмный угол несли в себе ощутимую угрозу. За каждым деревом мог затаится враг и Виктору в шелесте их шагов часто слышалось: "у-уби-ить... уби-и-ить..." Мальчики теснее прижались друг к другу плечами и каждый из них готов был оставить свои поиски, если бы был уверен, что там, у Старого Дуба, не повстречается с вернувшимися из своего тайного похода Чужаками.
  Короткая улочка заканчивалась, а величественной чужеземной постройки, как не вытягивали друзья головы вверх, они не замечали. Высокие деревья и густые сумерки мешали им разглядеть постройку, но всё же они были уверены, что такое громоздкое сооружение, уже должно было показаться над невысокими крышами домов. Затаив дыхание, и стараясь удержать громкий стук испуганно бьющихся сердец, они, наконец, приблизились к последнему повороту, после которого открывался вид на храм.
  За поворотом храма не было.
  На его месте стояло неказистое строение, высотой едва превышавшее обычную деревенскую избу. Отличие от крестьянского жилища ему придавал крест, кособоко стоящий на четырёхугольной крыше и широкая двустворчатая дверь, непохожая на крепкие маленькие дверцы деревенских избушек.
  Друзья остановились, озадаченные новыми изменениями, когда у стен неведомого строения заметили лёгкое шевеление. Матвей судорожно вцепился Виктору в руку и резким движением сбросил хламиду, расправляя чёрные крылья, в любую минуту готовый взлететь. Шевеление прекратилось, и до мальчиков долетел тихий, печальный стрёкот.
  - Тох-рр! - отбрасывая руку Матвея, Виктор бросился к маленькой церквушке, и ему навстречу грустно мигнули зелёные глаза, растерявшие свою изумрудную яркость.
  - Тох-рр, милый, что с тобой?! - Виктор уткнулся лицом в тёплую, чёрную шерсть и обнял своего друга, неподвижно застывшего возле широкой двери ветхого строения. По телу мальчика пробежали острые горячие огоньки, голова на секунду стала тяжёлой, а потом вспыхнула пылающим жаром, и перед зажмуренными глазами Виктора замелькали цветным калейдоскопом странные образы. Он почти ничего не мог понять, но знал, что не нужно открывать глаз и тогда он увидит что-то очень важное. Но это важное всё никак не находилось, фигуры и линии в его сознании не желали складываться во что-то определённое, знакомое, пока перед его мысленным взором не замелькали величественные стены древнего чужеродного храма. Стены колебались, бледнели и исчезали в сумеречном свете и мечущиеся между ними разноцветные шары с тихим шелестом, больше похожим на стон, медленно исчезали, вместе с фигурными колоннами, витыми лестницами и суровыми молчаливыми стражами. И когда они растворились в призрачной серой дымке, Виктор ощутил безудержное отчаяние, тоску и одиночество. Ему показалось, что он остался один в таком незнакомом и чужом мире, где его никто не способен понять, там, где всё, что ему дорого не имеет никакой цены и тогда он закричал тонко и тоскливо и голосил до тех пор, пока крепкие руки Матвея не встряхнули его, что было силы и не заставили открыть глаза.
  - Ты чего?! - бледное, перепуганное лицо Матвея склонилось над головой ослабевшего, притихшего Виктора, - чего кричишь?!
  Виктор с трудом приподнялся на колени, сдерживая слёзы, рвущиеся из покрасневших глаз, и провёл вспотевшей рукой по мягкой спине Тох-рра.
  - Не бойся... - произнёс он расслабленным, дрожащим голоском, непонятную для Матвея фразу, - ты не один... я никогда тебя не оставлю...
  Матвей неловко потоптался возле неподвижно сидевших Тох-рра и Виктора и, наконец, заметил:
  - Вы это... вставали бы... неладно тут.
  Тох-рр первым поднялся, пружинисто вскидывая мощное тело, а затем рядом с ним встал Виктор, всё ещё ощущая неприятную, слабую дрожь в коленях. Он проследил за взглядом Матвея, который был направлен в сторону маленькой часовни и поразился тому, насколько угрюмо и мёртво выглядел она, даже в этом, лишённом всего живого краю.
  Створка широкой двери, над единственной деревянной ступенью, висела на одной петле, грозя в любую минуту рухнуть под напором собственного веса. Другая сидела прочно, но, присмотревшись, Виктор увидел, что она наглухо приколочена большими металлическими гвоздями. Вся дверь, как и часть стены были обуглены бушевавшим когда-то пожаром, а уцелевшие от яростного огня брёвна, изрублены безжалостной рукой. Маленькие окна, больше похожие на бойницы, покрывал густой слой чёрной копоти, какой обычно остаётся от оружейных выстрелов, что позволяло думать, что кто-то использовал крошечную часовенку, как боевую крепость. Ветхая, почерневшая от времени крыша, местами зияла большими рваными дырами, сквозь которые снаружи проникал тусклый свет. Внутри часовня выглядела ещё хуже, чем снаружи. Высокие постаменты, на которые обычно молящиеся ставили зажженные свечи, были поломаны, и обломки, раздавленных и обгоревших свечей, валялись повсюду на утоптанном земляном полу. Лики святых исколоты острыми орудиями и глумливо вымазаны засохшей глиной.
  Мальчики, хоть и не слишком охотно ходившие в церковь, с трудом выстаивая длинные службы, и зевая над чтением молитв, и в мыслях не могли допустить такое надругательство над святым местом! Позабыв обо всём, они принялись оттирать с трудом поддающуюся грязь и через некоторое время мудрые и кроткие лица, словно боевыми шрамами обезображенные острыми порезами, с печальной задумчивостью взирали на них с покрытых копотью стен.
  Удовлетворённо разглядывая результаты своего труда, мальчики несколько забыли об опасности, окружающей их повсюду и когда снаружи раздался топот торопливых шагов, они в страхе застыли посреди тесной часовенки. Спрятаться им было негде и они молили бога, чтобы, те, кто приближался к их ненадёжному убежищу, не надумал заглянуть в распахнутую настежь дверь. Шуршание шагов замерло под самыми окнами, и до слуха мальчиков донеслись тонкие, визгливые голоса.
  - Исче-ез... исчез хра-ам...
  -Ста-аруха будет недово-ольна! Она та-ак хотела поймать шары-ы...
  Голоса злорадно захихикали и топот быстрых ног застучал так часто, будто разговаривающие приплясывали в весёлом. неудержимом танце.
  - Надо зайти-и... посмотре-еть, что здесь.
  Звуки шагов приблизились к самой двери, с ненадёжно прикрытой, полуоторванной створкой и мальчики в испуге переглянулись, чувствуя, как от тревожного ожидания у них немеют конечности.
  - Зде-есь?! Что зде-есь может бы-ыть?.. Ра-азвалюха...
  - Не ска-ажи-и-и... это ещё посмотре-еть на-адо...
  Топоток торопливых шагов подобрался к двери и один из чужаков остановился в раздумье. Притаившиеся в тёмном углу друзья до боли в глазах вглядывались в полуоткрытую дверь, различая в сумрачном свете застывшую тощую фигуру, от которой их разделяло всего несколько шагов! Силуэт в дверях медленно и осторожно поднял ногу, перенося её через порог, одновременно слепо вытягивая вперёд вытянутые ладони, когда висевшая на одной проржавевшей петле дверь тягуче заскрипела и, не выдерживая собственной тяжести, рухнула с тяжким стуком, вздымая в воздух чёрную пыль и задевая обугленным краем чужака по тонкому, худому плечу.
  Чужак взвизгнул, отскакивая далеко в сторону и хватаясь за ушибленное плечо трясущейся ладонью, разразился злобной, бесноватой руганью, сопровождаемой бессмысленными ударами по ветхим стенам часовни. Его товарищ, отошедши на безопасное расстояние зашёлся тонким хлюпающим смехом и отсмеявшись произнёс пронзительным голоском:
  - На-адо уходить... не то ста-аруха хва-атится, а нас не-ет...
  - Раз-знести-и... уни-ичтожи-ить це-ерквушку-у-у, - не соглашался обиженный чужак, потирая ушибленное плечо, но его приятель произнёс что-то внушительное, среди его слов мальчики расслышали только: "ночь" и "уничтожено" и, к огромному облегчению друзей, торопливые звуки шагов, издаваемые чужаками, тотчас зашелестели в сторону озера.
  Мальчики жадно прильнули к узкому оконцу, высматривая ночных странников.
  - Это они, - приглушённым шёпотом произнёс Матвей, - те, что выходили из Дуба! Они вернулись!
  Виктор внимательно следил глазами за непрошенными пришельцами.
  - К озеру направились... и чего им там?..
  Не сговариваясь, друзья потянулись к выходу, осторожно перебираясь через полуразрушенный порог. За ними, едва касаясь земли мягкими лапами, бесшумно выплыл Тох-рр и застыл в ожидании, поглядывая на мальчиков прищуренными яркими глазами.
  Тёмные силуэты злобных пришельцев уже едва виднелись среди мёртвых зарослей застывших деревьев и пустых, холодных хижин, а Виктор и Матвей всё смотрели им вслед, не решаясь сдвинуться с места. Тох-рр нетерпеливо переминался на месте, беспокойно подрагивая изящным длинным хвостом, и тихонько стрекотал, чуть заметно стреляя тот час же гаснущими искорками.
  Они стояли, укрывшись от любопытных глаз в тени покосившейся часовни на краю пустынной дороги, которая виляя и кружась, вела одной своей стороной к Старому Дубу, одиноко росшему на холме, к выходу в привычный обжитой мир, а другой стороной устремлялась к тяжёлым водам Голубого озера, постепенно разбегаясь на множество тонких троп, по которым редко когда проходили живые существа.
  - Так что? - едва слышно проговорил Матвей, - домой вернёмся, или...
  - Ну уж нет! - зябко поёжился Виктор от мало заманчивой перспективы преследовать жестоких чужаков, - домой пойдём! Тох-рр, за мной!
  Мальчики торопливо потрусили в сторону высокого холма, часто оглядываясь по сторонам, и остановились только тогда, когда широкая крона Старого Дуба заботливо раскинула над ними свои корявые ветви.
  Придерживая беспокойно переступавшего мощными лапами Тох-рра Виктор последний раз окинул взглядом неприветливый сумеречный мир.
  - Лезь в дупло! Мы с Тох-рром за тобой!
  Матвей послушно подбежал к стволу дерева и внезапно тотчас отпрыгнул назад, словно, отброшенный неожиданным крепким ударом.
  - Что?! - тонко вскрикнул, мгновенно побледневший Виктор, - кто там?!!
  Но Матвей не отвечая, снова кинулся к стволу, слепо шаря по его шершавой поверхности маленькими ладошками и, наконец, обернулся, обескуражено разводя руками.
  - Нет дупла-то...
  - ???
  Мальчики лихорадочно застучали по крепкой, заскорузлой коре, отыскивая спасительный вход, до боли в глазах всматривались в тёмный, необъятной ширины ствол Старого Дуба, ощупывая каждый сантиметр, но всё было напрасно! Дупло, выход в привычный и жилой мир, бесследно исчезло! Они не верили своим глазам, снова и снова обходя широкий ствол по кругу, кидали беспокойные взгляды по сторонам, в безумной надежде, что каким-то непостижимым образом, они умудрились перепутать деревья, место на холме, или... да они и сами не знали, что! Но всякая надежда перепуганных детей тотчас рассыпалась в прах, поскольку невозможно было придумать более знакомое и примечательное явление, как Старый Дуб и этот их давний знакомец, стоял сейчас словно неприступная крепость, защищённый от любого внешнего посягательства!
  Тох-рр, чувствуя тревогу и неприкрытый испуг растерянных друзей, беспокойно путался между ног, виновато и жалобно стрекоча и стараясь хоть чем-то помочь, принялся царапать острыми когтями неподдающуюся древесную кору и раскидывать в стороны мелкую чёрную гальку, но и его бесплодные старания, не привели ни к какому результату...
  Вскоре усталость взяла своё и обессиленные, и встревоженные мальчики уселись у подножия Старого Дуба.
  Перед ними, как на ладони лежала деревня, но ни одного огонька не сверкнуло в её мёртвых оконцах.
  - Что это солнце не заходит? - с тоской проговорил Виктор, поглядывая на тусклое, едва светившее солнце, - в деревне ночь давно...
  - Не знаю, - откликнулся Матвей, - я здесь раньше только днём бывал... да только солнце хоть и стоит в небе, а всё одно темно...
  Это и верно было так. Круглый солнечный диск неподвижно застыл и свету давал ровно столько, что едва можно было различить угрюмые дома и чёрные кущи деревьев.
  - Вишь ты... - хрипловато выдохнул Виктор, словно никакие другие мысли не занимали его более в эту минуту, - даже солнце здесь не шелохнётся... неживое...
  Матвей испуганно глянул на приятеля, но промолчал, удручённый теми же горькими думами.
  - А почто не ходили? - неожиданно прозвучал вопрос Виктора.
  - Как, то есть, не ходили? - не понял Матвей.
  - Ну, в Отражение... почто ночью-то не ходили?
  - А зачем? - пожал плечами Матвей, - вроде, как и незачем... правда, как-то раз хотели мы с Алёнкой посередь ночи Зеркальный Камень в Отражении спрятать, в темноте-то сподручнее... да Кондрат строго-настрого запретил...
  Нехорошая мысль мелькнула в голове у Матвея, и он со страхом обернулся к Виктору:
  - Что? Думаешь, неспроста этот запрет-то был?!
  Виктор, всматривался в знакомые очертания тёмных домов и, не отвечая, кивнул внезапно задрожавшим подбородком в сторону извилистой деревенской улицы, крепко прижимая к себе тёплый бок жалобно застрекотавшего Тох-рра.
  Матвей проследил за его взглядом, но ничего необычного не увидел. Он хотел было уже пожать недоумённо плечами и поинтересоваться причиной столь странного поведения приятеля, когда неожиданное движение среди разбросанных в низине домишек, заставило его насторожиться.
  Узкая тропа, проложенная между деревьев, медленно дрогнула и затряслась мелко, освобождаясь от притяжения земли. Затем изогнулась змеёй, хлёстко разбрасывая вокруг себя чёрные камни, и слепо потянулась в небо узким, неровным концом, словно проверяя внезапно возникшую силу. Крыши домов вспучились, и слепые оконца засветились голубоватым блеском. Просёлочная дорога вздыбилась хищным горбом и через секунду переломилась надвое, рассыпаясь звонкими черепками, и на её месте поползла вширь и вкось зияющая, бездонная дыра.
  Следом за дорогою затрещали стены домов и принялись взрываться один за другим, почти не производя никакого звука, лишь сухие и жалкие щелчки и оттого ещё более страшным и непонятным стала для перепуганных детей развернувшаяся картина.
  Деревянные хижины выстреливали вверх пучки соломы, покрывавшие избы, куски глины и тонкую дранку. Необъятные брёвна переламывались, как хрупкие спички, рассыпаясь на множество мелких щепок. Лишившись стен и крыши, обнажались белёные печи. Их крепкие стены мгновенно покрывались тонкой паутиной мелких трещин и рушились под напором неведомой силы, вздымая вверх чёрную пыль. Жалкая кухонная утварь, словно подброшенная вверх шаловливой рукой беспорядочно кружилась в воздухе, лопаясь печальным фейерверком над исчезающими домами оставляя после себя только узкий столбик голубоватого света.
  Меж тем, узкая расщелина, образовавшаяся после исчезновения просёлочной дороги, всё продолжала расти. Но не в ширь или в длину, а выпуская всё новые и новые узкие трещины, которые будто щупальца гигантского спрута, расползались в разные стороны. Словно указывая жадным щупальцам путь, вокруг них кружилось то, некогда было тропою, а сейчас походило более на гигантский ремень, направляемый неведомой рукой или же на огромную змею, безглазо высматривающую свои новые жертвы. Этот змеевидный ремень со свистом рассекал неподвижный воздух и бешено ударял гибким концом по неподвижной земле, кустарникам и деревьям и, повинуясь его указаниям, в место удара тот час устремлялись щупальца - щели смертельной бездны. В их бездонные, прожорливые пасти рушились хрупкие деревья, ломая безжизненные ветви, ссыпались обломки домов и низкорослых сараюшек, с хрустом, похожим на перемалывание здоровыми челюстями проскальзывали неказистые крестьянские телеги, и всё это навсегда исчезало в гибельной, пугающей глубине.
  Безудержные движения смертельно опасной тропы становились всё стремительнее и вот уже её дрожащие от нетерпения кольца вьюном охватили подножие холма, на котором сидели мальчики и, послушные приказу, узкие расщелины побежали вверх по склону, рассекая поверхность холма, как огромный, свадебный пирог.
  - Беда, Матвейка! - взволнованно закричал Виктор, с тревогой наблюдая за неумолимо приближающимися трещинами, - бежать надобно отсюда, а не то нас тоже в бездну затянет!
  - Куда?! - чуть не плача возразил Матвей, - всё рушится... а проход закрыт!!!
  - К бесам проход! - хватая за загривок взбудораженного Тох-рра, ответил Виктор, - сидеть здесь и ждать, когда он откроется?! Да и откроется ли?! К озеру надо идти!
  - К озеру?! - не понял Матвей, - но там же эти... чужаки плешивые! Да и ведьма...
  - Вот именно! - подтвердил Виктор, - коли они там обитают, стало быть, и мы опасность переждать сумеем!
  Матвей хотел было возразить, но в этот момент конец огромной змеевидной петли хлестнул совсем рядом, задевая ветви Старого Дуба и могучее дерево задрожало, едва сдерживая тяжесть удара.
  Чёрная петля вновь закрутилась высоко в небе, готовясь к следующем нападению и, не дожидаясь, когда её злобная мощь в очередной раз обрушится на землю, друзья со всех ног помчались прочь!
  За их спиной стремительным смерчем продолжала бушевать гигантская чёрная полоса, посылая жестокие удары в разные стороны, куда тут же послушно растекались бездонные расколы. Вскоре удары стали раздаваться всё чаще и ближе к бегущим мальчикам, и коварные трещины расступались у них прямо под ногами, заставляя совершать немыслимые прыжки! Однако, до поры им удавалось преодолевать все препятствия, пока зловещая петля, хлёстко разгибаясь не ударила прямо у них под ногами и оглушённые мальчики кубарем покатились к подножию холма.
  Озеро было уже недалеко, и его сероватые воды поблёскивали между неподвижных деревьев, ещё не ставших жертвой безжалостной стихии. Друзья с трудом поднялись на ослабевшие ноги и стояли, запыхавшись, не в силах произнести ни слова, когда земля под ними предательски дрогнула, мгновенно образуя пропасть и, не удержавшись, они с воплем рухнули вниз! Матвей попытался расправить крылья, но тесные стены узкого ущелья не позволили ему это сделать и он, подобно Виктору пытался зацепиться за неровные края, обдирая в кровь пальцы, стараясь хоть как-то остановить безудержное падение.
  - Тох-рр!!! - отчаянно закричал Виктор, странно булькнувшим голосом, одновременно ударяясь головой о стену и тотчас почувствовал, как шелковистая, мягкая спина услужливо поддерживает его снизу.
  Несколько секунд потребовалось верному Тох-рру, чтобы вынести на поверхность, испытавших весь ужас близкой гибели друзей. Матвей незамедлительно расправил помятые крылья, не желая больше путешествовать по ставшей такой опасной и ненадёжной земле, а Виктор так и остался сидеть на спине Тох-рра, вцепившись в его тёплую шкуру онемевшими пальцами, и втроём они торопливо взмыли в сумеречное небо.
  Сверху картина разрушения казалась ещё более удручающей. Виктор увидел, что холм, который они только что покинули, покрылся подвижными уродливыми буграми. То вздымаясь, то опадая странные наросты лопались с тихим треском и в образовавшемся, пугающе пустом пространстве равномерно исчезали развалины барской усадьбы, леса, покрывающие холм и даже Старый Дуб - многие века простоявший ни своём месте. Деревня исчезла вовсе, и даже грозное ущелье не стало видно - всё покрывала чёрная непроглядная темнота, нарушаемая редкими вспышками голубоватого сияния. Зловещая паутина узких расколов продолжали разбегаться по окрестностям, всё ближе подбираясь к озеру и господскому дому, но друзья уже казались недосягаемо далеко от их безжалостных щупалец.
  От печальных наблюдений Виктора отвлёк негромкий возглас Матвея:
  - Сюда! Видишь мостки у воды? Нам туда надо - к ним!
  - Почему?!
  - Помнишь, мы давеча за крысами наблюдали? Так они сюда и сбегались, прямо под эти мостки!
  Сочтя приведённый аргумент друга вполне заслуживающим внимания, Виктор с Тох-рром вслед за Матвеем спустились к деревянным, дощатым мосткам, два корявых столбика которых были врыты глубоко в землю на невысоком, но крутом берегу, а ещё четыре находились в воде и сейчас о них плескались тяжёлые, свинцовые волны. Внимательно оглядываясь мальчики насторожённо ступили на дощатый настил, готовые в любую минуту покинуть опасное место, но не заметив ничего подозрительного, разочарованно топтались на месте, не зная в какую сторону им теперь податься.
  - Ну и что? Куда идти-то? - недоумённо вопрошал Виктор, пытаясь разглядеть вокруг хоть какой-то намёк на долгожданное убежище.
  - Ну, не знаю... - пожал плечами Матвей, - под мостки спуститься? Крысы-то вроде как туда бегли...
  Тох-рр, не дожидаясь указаний, тот час спланировал вниз, и мальчикам ничего не оставалось, как последовать за ним.
  Под мостками было совсем темно.
  Корявые заросли, лишённых всякой жизни кустарников, густо облапили крутой берег и не давали проникнуть в непроглядную мглу под дощатым настилом, колко царапая непрошенных гостей. Друзья, мужественно терпя болезненные уколы, добросовестно обследовали весь берег под мостками, но ничего мало-мальски похожего на укрытие так и не обнаружили. Разочарованные и усталые они вновь поднялись на деревянный помост и уселись на самый край, свесив ноги над свинцовыми, тяжело текущими водами.
  Время шло. Дрожание земли под ударами безжалостной стихии чувствовалось всё сильнее, но ни единого проблеска надежды, не единого указания на безопасное убежище не открылось перед мальчиками. Страшась обернуться назад и увидеть свирепые следы разрушения, они напряжённо и тоскливо рассматривали безмятежные воды, отчаянно надеясь на чудо... Между тем мрачное озеро продолжало гнать свои серые волны, выплёскиваясь на берег, и Виктор в который раз задался вопросом, отчего в этом безветренном мире происходит непрерывное движение вод? Что заставляет вязкую массу тягуче перемещаться и бурлить подобно морской волне, только медленнее во сто крат? Не находя ответа на свой вопрос, он бездумно бросал мелкие камни в водную гладь, пока не заметил, как одна из волн замедлила свой и без того неторопливый бег и колыхаясь на одном месте вспучилась неровным горбом, словно выталкиваемая изнутри невидимой силой. Остальная масса воды плавно обтекала странное место и будто даже ускорила своё движение, стараясь обойти пузырящийся холм.
  Виктор толкнул нахохлившегося Матвея в бок и глазами указал ему на необычное явление.
  - Вижу... - едва шевеля губами, отозвался товарищ, - будто кулак из воды высовывается...
  Серая волна поднялась ещё выше и действительно необычайно походила на крепко сжатый кулак огромного великана, выставившего руку из воды!
  Неподвижно замерев на несколько секунд, "кулак" медленно и нехотя разомкнулся, в самом деле разделяясь на пять пальцев невиданной величины и под наклонённой к воде "ладонью" образовалось чёрное пространство, далеко уходящее в непроглядную, пугающую глубину.
  - Вот так штука! - зачарованно выдохнул Матвей, - неужто это и есть тайный ход?!
  Вездесущий Тох-рр тотчас метнулся к развёрстому гроту и мгновенно исчез в темноте. Не успели друзья встревожиться, как его усатая морда вновь вынырнула из провала и Тох-рр, заплясал на месте, возбуждённо стрекоча и пуская искры, всем своим видом приглашая следовать за ним.
  - Бежим! - Виктор схватил за плечо слабо упиравшегося Матвея, - бежим за Тох-рром!
  Тягучая вода испуганно отступала под их быстрыми ногами, крупные свинцовые лужицы перекатывались серыми клубками, освобождая мальчикам дорогу, и в секунду друзья оказались на пороге непроглядно-чёрной пещеры.
  - Как мы пойдём-то туда? - со страхом пискнул Матвей, - не зги же не видно!
  - А мы и не пойдём... - неуверенно отвечал Виктор, - просто зайдём, да и посидим там... подождём, покуда эта круговерть поутихнет.
  - Под водой?!
  Не отвечая, Виктор пожал плечами и шагнул вперёд в черноту пещеры. Его тонкая фигурка исчезла из зоны, освещённой сумрачным тусклым светом но, сделав только шаг, он, к своему глубокому изумлению, натолкнулся на плотную, чуть липкую на ощупь водную преграду.
  - Да что же это?! - срывающимся голосом закричал Виктор, брезгливо отряхивая руку, - только что проход был!
  Рядом остановился Матвей и молча таращил глаза, безуспешно пытаясь разглядеть в плотной, медленно перетекающей массе воды таинственным образом исчезнувшую дверь:
  - Чего это было то?..
  Тох-рр возмущённо застрекотал и выпустил из глаз такой огромный сноп ярко вспыхнувших искр, что на мгновение стало отчётливо видно угрюмо нависшую водную длань, илистое, скользкое дно, и зияющее отверстие - вход в пещеру, схожую с широко распахнутой глоткой зверя.
  - Так вот он - проход! - крикнул Матвей и друзья уверенно шагнули вперёд, едва погасла последняя весёлая искорка.
  Трудно описать изумление мальчиков, когда и в это раз грот закрылся прямо перед ними! Лишь студенистая влага липко чавкнула под напором их бесцеремонных тел, обдавая тяжёлым сырым запахом.
  - Не может этого быть!
  Мальчики беспомощно водили руками в темноте, с содроганием погружая пальцы в вязкие стены обступившие их с трёх сторон, но входа в пещеру обнаружить не могли. Тяжёлая волна постепенно стала опускаться, одновременно сужаясь и друзья выскочили из под её небезопасного козырька, боясь оказаться погребёнными под непомерной тяжестью.
  Они остановились, растерянные и обескураженные не представляя, что им делать дальше. Меж тем грохот разрушения раздавался всё ближе. Сырая илистая земля задрожала под ногами не на шутку обеспокоенных мальчиков, густые скользкие комья грязи взметнулись вверх, гулко падая в воду. Безмятежное течение заколебалось, задрожало, и мелкая рябь волн поспешила прочь от берега, нарушая всяческие законы природы и не доходя до середины озера, заметалась, закружилась в беспокойном хороводе, и взметнулись вверх фонтаны густой, тёмно-свинцовой воды. Вездесущие трещины покрыли мелкой сеткой обрывистый берег и кровожадно тянули цепкие лапы к несчастным мальчикам. Мгла сгущалась, и приподнятый гребень волны становился едва различимым на тусклом фоне озера.
  - Проход... - простонал Виктор тщетно вглядываясь в темноту, - ну где же он?!
  - Тох-рр, миленький, - Матвей склонился к тёплой усатой морде, умоляюще заглядывая в сверкающие зеленью глаза, - посвети ещё! Искрами! Ну, давай же...
  Тох-рр лизнул Матвея в лицо горячим шершавым языком и с удовольствием устроил настоящий фейерверк, разбрызгивая разноцветные искры в разные стороны. Вспыхнувший свет озарил сжатый "кулак", нависший над вязкой водой, узкую расщелину, угрожающе стекавшую с крутого берега к их ногам. Но прохода не было... В отчаянии мальчики застыли, не веря своим глазам.
  - Не-ет! - Виктор чувствовал, что земля уходит у него из-под ног, - проход существует! Мы видели его! Давай ещё, Тох-рр!
  Не заставляя себя упрашивать Тох-рр пальнул ярким снопом света, возбуждённо подскакивая на месте, но кроме ещё одной трещины, подобравшейся уже со стороны озера, мальчики ничего не увидели.
  - Ещё! - хором крикнули они.
  Последующая вспышка света также была растрачена впустую, а последняя совпала с жестоким треском лопнувших от удара сверху деревянных мостков. Земля содрогнулась, и Виктор с ужасом почувствовал, что ноги его разъезжаются, разъединяемые прошедшей прямо под ним трещиной.
  - Тох-рр... ещё!!!
  В темноте вспыхнули спасительные огоньки и, о небо! потерявшие всякую надежду друзья увидели долгожданный провал широкого отверстия в приподнятом гребне неподвижной волны. В тот же миг, трещина под ними раскололась на тысячи мелких отростков, земная твердь ушла у детей из под ног и, отталкиваясь от стремительно рассыпающейся опоры, они скатились прямо в подводный грот, зияющий голодной чернотой. Водянистая ладонь дрогнула, сомкнулся гигантский кулак, и тёмные воды сошлись над их головами...
  
  ***
  
  Мисс Флинт разбудило среди ночи странное беспокойство. С ней не раз бывало такое, что проснувшись в неурочный час, она не могла более уснуть и, ворочалась бесцельно в узкой постели, изводя себя смутными мыслями и притворными страхами, над которыми только сердилась поутру.
  Нынче было всё так же, и в первые минуты мисс Флинт пыталась уснуть снова, но поняв всю тщетность бессмысленных попыток, раздражённая и сонная села на край кровати.
  "Что толку пробовать уснуть! - думалось ей, - всё одно, только измаюсь..."
  Мисс Флинт поймала себя на мысли, что всё чаще думает по-русски, и усмехнулась бледными губами, затягивая узел старенького, но опрятного халата. Вещица эта была привезена ещё с далёкой родины и мисс Флинт имела обыкновение расхаживать в нём по своей тесной комнатёнке, когда была уверена, что к ней никто не постучит.
  Мисс Флинт подобрала с комода тонкую книжонку, взятую накануне из библиотеки, и пыталась углубиться в чтение, но несколькими минутами позже решительно оставила сие занятие.
  - Нет! - она сама напугалась громкости своего голоса и уже гораздо тише добавила в раздумье, - что-то не то...
  Ворча, на самоё себя за необоснованное беспокойство, мисс Флинт вдела худые (про себя она говорила: "изящные") ноги в мягкие домашние туфли, накинула широкий платок, полностью окутавший сухопарую фигуру и, взяв в руки свечу, вышла из комнаты.
  Дверь её каморки примыкала к детской комнате и мисс Флинт, по давно укоренившейся привычке в первый черёд подошла к кроваткам малышей, заботливо загораживая ладонью яркий свет свечи.
  Володя покойно спал, раскрасневшись во сне и вольготно раскинувшись в белоснежной постельке. Мисс Флинт поправила одеяло мальчика и повернулась к Настенькиной кровати, благодушно улыбаясь и подавляя готовый вырваться наружу зевок.
  Девочки в постели не оказалось. Это обстоятельство так поразило бедную мисс Флинт, что она чуть не выронила свечу из ослабевших рук.
  - O main got!
  Надо отдать должное мисс Флинт в том, что растерянность её длилась не более секунды, после чего гувернантка немедленно опомнилась и, не теряя времени даром, опрометью выскочила из комнаты.
  Не решаясь окликнуть пропавшую девочку из опасения перебудить весь дом, мисс Флинт скорой рысцой потрусила по галерее, огибавшей полукругом второй этаж и к своему немалому облегчению, обнаружила из-за полуоткрытой двери библиотеки колеблющееся мерцание свечи, а следом и саму пропажу, со скучающим видом восседавшую в необъятном дедовском кресле.
  - В чём дело, дитя?! - сердито нахмурилась гувернантка, - отчего вы не в постели в такой час?
  - Я не хочу спать, - девочка капризно сдвинула бровки, подперев кулачком пухлую щёку, - я вообще больше спать никогда не буду!
  - Почему? - мягко спросила мисс Флинт, стараясь не рассмеяться, наблюдая умилительно-серьёзное личико ребёнка.
  - Потому что всё только спать и спать... а жизнь проходит! - печально оборонила Настенька, явно повторяя подслушанную за взрослыми фразу.
  - Ну, что ты, милая, - успокоительно погладила её по плечу мисс Флинт, - твоя жизнь только начинается, а повторять за другими всякий вздор не следует!
  Настенька упрямо крутила пальцем тёмный локон волос, искоса поглядывая на своё отражение в старинном потемневшем от времени зеркале.
  - Всё равно!
  - Так тоже не следует говорить, - ровным тоном возразила гувернантка, - и должна тебе заметить, милая, всякой девочке, желающей выглядеть красиво, ночью непременно следует спать!
  - Почему?
  - Потому что от хорошего сна становятся розовые щёчки, - улыбнулась ей мисс Флинт.
  Девочка заинтересованно взглянула на своё отражение, крепко обхватив тяжёлое зеркало руками.
  - А у меня и так розовые!
  - Конечно, - согласилась гувернантка, но если ты не станешь спать - они непременно побледнеют!
  Напуганная такой страшной перспективой, Настенька живо соскочила с кресла и доверчиво протянула руку мисс Флинт.
  - Тогда пойдёмте спать, мисс Элизабет!
  Подойдя почти к самой двери, Настенька вдруг выдернула маленькую ладошку из рук гувернантки и торопливо вернулась к столу.
  Мисс Флинт вопросительно подняла брови.
  - Я зеркало уберу, - пояснила девочка, с трудом поднимая старинный предмет, - не то дедуля заругает!
  - Зеркало? Но зачем же ты его брала без спросу?! - укоризненно всплеснула руками мисс Флинт.
  - Я и не брала! - возмущённо вскинула честные, широко раскрытые глаза Настенька, - это всё Шидла!
   - Кто, прости?!
  - Шидла! Я просила её не трогать дедушкины вещи, но она никогда не слушается! Никого!
  - Шидла?
  - Ага, - девочка простодушно кивнула, безуспешно пытаясь затолкнуть зеркало в ящик стола.
  - Позволь, я тебе помогу, - мисс Флинт осторожно взяла зеркало из рук девочки и внимательно оглядела тяжёлую серебряную оправу.
  - Осторожнее, мисс Элизабет, там рычажки - они крутятся, не сломайте! И цветочки, те, что сбоку, тоже поворачиваются!
  - Хорошо... а кто это - Шидла?
  - Шидла... ну... Шидла - она здесь недавно!
  - Вот как?
  - Ну да! Она говорит, что всегда здесь была, но, по-моему, врёт. Она всегда врёт!
  - Это нехорошее, грубое слово, - сердито возразила мисс Флинт, - воспитанной девочке так нельзя говорить!
  - Простите, мисс Флинт... но Шидла всегда говорит неправду! Я видела, как она крутила цветочки на зеркале, а она говорит, что не трогала! Но я же видела! Зачем она врёт?!.. То есть, говорит неправду?!
  - А где же сейчас эта самая Шидла?
  - Ушла... - печально вздохнула Настенька, - может и не придёт больше, она обидчивая...
  - Ну, раз она такая невоспитанная лгунья, да ещё обидчивая, оставим её в покое и отправимся спать! - гувернантка мягко уложила старинное зеркало на дно деревянного ящика, удивлённо гадая про себя, что же заставило вовсе не склонную к фантазиям девочку, выдумывать такую странную историю?
  Зеркало матово блеснуло, отражая край тяжёлого дубового стола и склонённоё к нему задумчивое лицо мисс Флинт. Гувернантка внимательно оглядела своё отражение, подавила короткий вздох и осторожно провела рукой по выпуклой поверхности тяжёлой оправы. Резные цветы, в хаотичном беспорядке разбросанные на серебряной раме выступали далеко вперёд и казались несколько не на месте. Не в силах удержаться от искушения, мисс Флинт надавила на самый крупный цветок, и тот с лёгким щелчком вошёл внутрь.
  Настенька ахнула за её спиной.
  Мисс Флинт отчаянно покраснела и немедленно задвинула ящик стола.
  - Ну, вот и всё! - нарочито бодрым голосом проговорила она, - а теперь спать, спать!..
  Всё ещё несколько смущённая, от своего неблаговидного поступка (то-то рассердился бы Дмитрий Степанович, зная, что мисс Элизабет трогает по ночам его вещи!), гувернантка подхватила на руки зевающую девочку и торопливо покинула библиотеку.
  ..В тесном и тёмном пространстве деревянного ящика вспыхнул сиреневый свет, озаряя стопки исписанной бумаги, на которых покоилось Зеркало, и нехотя угас, вновь погружая содержимое ящика во тьму. И как только исчезло зыбкое сияние, очень далеко от тихого, уютного кабинета, в безумном хаосе гибнущего Отражения трижды пересеклись лучи, отражённые от Зеркала Сути и перед тремя перепуганными существами медленно открылся спасительный вход в чёрную, необъятную пещеру...
  
  
  Глава 17
  Неожиданная встреча.
  
  - Какая такая стена?!
  - Да вот хоть сами извольте посмотреть! Вдоль всей реки прошли и упёрлись, как есть в стену!
  Мельник Захар, перепачканный копотью и глиной, обескуражено развёл руками:
  - И что, барин, характерно, стена эта не более как день-другой стоит! Глина меж камней свежая, просохнуть ещё не успела!
  - Ничего не понимаю! - Дарья Платоновна сердито сдула с носа прядь небрежно убранных волос и перевела вопросительный взгляд с Захара на своего глубоко задумавшегося супруга - кому там стены-то возводить? В пещере?! Нешто вы хотите сказать, что Николенька с отцом Никоном выстроили стену и оградились от мира?! Жить они, что ли собрались под землёй?!
  Мельник Захар и его сын Ерёмка хитровато переглянулись между собой.
  - Это, конечно, вряд ли... да ведь, известное дело, пещера-то она огромная, мало ли кто там обитает?..
  - Да кто там может обитать без еды, без света?!
  - Отчего же без света? - Захар торжествующе взглянул на Перегудовых, в сладостном предвкушении сообщить известие, которое ещё более поразит слушателей.
  - Там есть свет! - делая шаг вперёд, выпалил Ерёмка (чем вызвал неподдельное негодование отца!), - там камни светятся!!!
  - Ну-ка! Цыц!!! - прикрикнул Захар на сына, - лезешь поперёд...
  Он поджал губы и, придавая лицу значительное выражение, произнёс:
  - И свет есть и вода... в реке рыба, ракушки съедобные, водоросли тож... И стена человечьими руками выстроена... Так что, не обессудьте, барин, сквозь темноту мы вас проведём и дорогу покажем, а уж дальше, шалишь! Нам туда пути нет, с подземными жителями нам знаться неохота. Хошь мы вас, конечно, уважаем и завсегда готовы помочь! Вот так...
  - Подземные жители... - потрясённо бормотала Дарья Платоновна, в то время, как Дмитрий Степанович молча и неподвижно сидел в кресле и только мелкое дрожание пальцев, выдавало в нём сильное душевное волнение, - подземные жители... Жители?! Под землёй?! Что за чушь!!!
  - Стало быть - не пойдёте? - внешне спокойно произнёс Перегудов.
  - Не пойдём! - твёрдо отвечал Захар.
  - Да это чушь какая-то, Дмитрий Степанович, - вмешалась Дарья Платоновна, - откуда в пещере жители?
  - Середняки... - чуть слышно прошептал Перегудов, и перед глазами его встало застывшее лицо покойного Савелия.
  Дарья Платоновна непонимающе покосилась на супруга, но, углядев неприкрытую тревогу в его лице, не посмела высказаться и только испуганно затеребила выбившуюся прядь волос.
  Не произнеся более ни слова, Дмитрий Степанович звякнул колокольчиком и на пороге появился растрёпанный Сенька.
  - Что, Генрих Карлович? - отрывисто спросил у него Перегудов, - не появлялся?
  - Никак нет-с... - Сенька виновато развёл руками, словно сам был причиной отсутствия управляющего, - как уехал давеча, так никаких вестей...
  - Хорошо, - Дмитрий Степанович молча подал знак, отпуская Захара и Ерёмку, - вели Фёдору лошадей запрячь, к Слипунам поедем.
  Сенька с готовностью кивнул и исчез за дверями комнаты. Вскоре его хрипловатый, ломающийся басок раздавался во дворе, перекликаясь с раздражённым голосом Фёдора, единственными звуками, нарушающими тревожную тишину господского дома.
  - Что же это значит-то, Дмитрий Степанович? - осмелилась подать голос Дарья Платоновна, - где Николушко-то наш?!
  - Ничего, голубушка, - не отвечая на вопрос бедной матери, рассеянно пробормотал Перегудов, - бог даст - обойдётся... - и, не в силах более выносить умоляющий, полный слёз взгляд Дарьи Платоновны, он неловко потрепав супругу по поникшим плечам, стремительно покинул гостиную.
  Дарья Платоновна беспомощно посмотрела ему вслед и несколько минут просидела в кресле, не в силах сдвинуться с места. Наконец, она шевельнула рукой, смахивая с морщинистых щёк невольные слёзы, и слабым голосом позвала:
  - Авдотья!..
  Прислуга не отвечала и Дарья Платоновна, чуть приподнявшись с места, окрикнула громче:
  - Авдотья! Окаянная... Авдотья!!!
  Горничная явилась на зов, спешно утирая жирные губы уголком передника (Дарья Платоновна оторвала её от утреннего чаепития).
  - Звали, барыня?
  Дарья Платоновна молча кивнула, и не сразу нашедши, зачем ей понадобилась горничная, в течение нескольких минут буравила незадачливую Авдотью глазами.
  - Чего изволите-то?! Изволите-с... - испуганно икнувши, пробормотала удивлённая Авдотья.
  - Не перечь! - непоследовательно прикрикнула Дарья Платоновна, - что, завтрак? Готов? Где все? Екатерина Дмитриевна? Дети? Лизонька?
  Вопросы сыпались один за другим, в то время, как мысли Дарьи Платоновны блуждали совсем в другом направлении.
  - Завтрак ваш уже, почитай, остыл, - обиженно надула губы Авдотья, - Екатерина Дмитриевна с детьми в столовой, вас дожидаются, а мисс Флинт с Ёрой Семёновичем по деревне скачут, задрамши хвост, Виктора не дозовутся!
  - Что значит: "скачут"? - нетерпеливо перебила её Дарья Платоновна, - что ещё за обороты такие... ты думай, с кем говоришь! Нешто Виктора нет дома?
  - Так, нету... - пожала плечами Авдотья, - давеча зашла его разбудить на завтрак, а его и след простыл!
  Подобрав полы длинных юбок, Авдотья засеменила вперёд и, наклоняясь к самому уху ошеломлённой барыни, доверительно зашептала:
  - А окно-то в его комнате открыто, и весь подоконник грязью вымазан, насилу оттёрла! Не иначе в окно молодой барин сиганул и, был таков!
  - Да что ж это такое! - в страшном раздражении Дарья Платоновна оттолкнула от себя смирённо потупившуюся Авдотью, - как найдётся мальчишка, сейчас же привести ко мне! Почто сразу не доложила?!
  - Так я и хотела, - Авдотья виновато шмыгнула носом, - подошла, было, к Дмитрию Степановичу, а тут мельник этот явился - Захар! Ну, так Дмитрий Степанович меня и слушать не стал, не до тебя, мол.... Я сразу к мисс Флинт, так, мол и так, а они с Ёрой Семёновичем...
  - Довольно! - прервала Дарья Платоновна многоречивые причитания Авдотьи, - ступай! Да скажи, чтоб в Гнездовища послали, уж, небось, Виктор там...
  Авдотья поспешно удалилась, облегчённо вздыхая, а Дарья Платоновна в волнении заходила по комнате.
  Она не долго оставалась одна. Едва стихли звуки торопливых шагов Авдотьи, как дверь снова отворилась и на порог ступила маленькая Настенька.
  - Бабушка, мама велела узнать, отчего вы завтракать не пришли?
  - Потом! - Дарья Платоновна озабоченно махнула рукой, встревоженная своими мыслями, - передай матери, пусть велит мне кофей в библиотеку подать! - и, заметив недоумённо-вопросительный взгляд девочки, нашла в себе силы ласково улыбнуться, - иди, милая...
  
  ***
  
  Густая темнота не была молчаливой. В темном озере постоянно что-то всхлипывало, булькало, гоняя мелкие волны, а однажды резкий удар плавника какой-то крупной не то рыбы, не то, какого подводного гада, окатил молчаливого отца Никона холодными брызгами.
  - Отец Никон! - окликнул его Николенька, поправляя огонёк слишком ярко вспыхнувшей лучинки, - вы бы отошли от воды! Неровён час выплывет оттуда чудище какое...
  - Что?..- рассеянно отвечал священник, - а... да, да!..
  Он подобрал полы подмокшей рясы и уселся рядом с Николенькой, продолжая бессмысленно смотреть на угрюмые, красноватые своды бесконечной пещеры.
  - Как думаете, отец Никон, - нарушил молчание Николенька, - доплыл уже Данила до Великого Города?.. - и, не дождавшись от отца Никона ни слова, сам себе ответил:
  - Я так думаю, что доплыл... - только бы горожане их не заметили! Как-то там Ликула?.. Оклемался ли?..
  Отец Никон хранил упорное молчание и юноша, продолжал беседу сам с собою, старясь заглушить растущее беспокойство, звуками своего голоса.
  - Интересно, сколь времени Даниле понадобится, чтобы назад вернуться? Уж верно, подолее, чем на лодке плыть... Ну, да ничего! Дождёмся! Верно ведь, отец Никон?
  Отец Никон машинально кивнул, по-прежнему не желая вступать в разговор, и Николенька почувствовал распирающую его досаду:
  - Да, что это вы, отец Никон, будто заснули!
  От громкого крика юноши, притихший священник встрепенулся, и, вскидывая голову задел тлеющую лучинку, бережно закреплённую Николенькой в тонкой трещине между бурых камней.
  - Осторожней! - Николенька подхватил упавшую лучинку, с усмешкой наблюдая, как отец Никон нещадно бьёт себя по голове. Маленький огонёк от безобидной лучинки опалил ему длинные волосы.
  - Этак недолго без волос остаться! - Николенька, продолжая улыбаться, приладил лучинку на прежнее место, - что-то скажет матушка Евдокия, коли вы из пещеры плешивым вернётесь? Да и по сану не положено вам...
  - Плешивым!!!
  Отчаянный возглас отца Никона заставил юношу подпрыгнуть на камнях.
  - Да что с вами, отец Никон, ей-богу! Вы будто сам не свой!
  -Ты помнишь ли, отроче! - священник возбуждённо схватил Николеньку за руку, морщась от сильного запаха палёного волоса, - те, что с бабкой Агафьей приходили?! Так они были плешивы! - он торжествующе поглядел на молодого человека, словно сообщил невероятную новость.
  - Ну, помню... ещё когда их Ликула Ослепительными назвал, я подумал - не отсюда ли прозвище?! Свет на их полированных лысинах так и играл, ослепляет, ничего не скажешь...
  - Чёрная Плешь!!! - победоносно заявил отец Никон.
  - Что?!
  - Чёрная Плешь! Не доводилось встречать в лесу?
  - Да как-то... - Николенька недоумённо потёр переносицу, - хотя кажется, батюшка что-то такое рассказывал... или Генрих Карлович... не помню!
  - То-то и оно! Не помнишь... - отец Никон таинственно огляделся по сторонам и, понизив голос до громкого шёпота, заговорил:
  - Я ещё мальцом был, когда Плешки эти в Полянке появились. Редко они по деревне расхаживали, всё более в лесу и в лесу. Да и кто на них внимание обращал, мало ли чудного народа в имении! А потом слухи нехорошие пошли, гибнет, мол, опосля этих Плешек всё живое и деревья и цветы...
  Отец Никон помолчал немного, мыслями обращаясь в далёкое прошлое:
  - У нас в соседях паренёк жил, Мишка-Шипун, лет семи, восьми...
  - Отчего - Шипун?
  - Да кто ж его знает! Прозвище такое было деревенское... Да они все были Шипуны и матушка его, Анисья и отец... Недолго они в Полянке-то прожили, как Мишка помер, так вскорости они и уехали!
  - А отчего же помер?!
  - Так я не сказал? - отец Никон пристально сощурил глазки на Николеньку, медленно подбирая слова, - Плешки убили его...
  - За что?!
  - Да ни за что... может они и не хотели, да так уж получилось, только, правду сказать, хотели или не хотели, дело-то не в этом! Важно то, что им всё равно было, Плешкам-то, что малый погиб, не было в них жалости ни к кому... ну вот ни на столько! - отец Никон показал Николеньке самый кончик своего грязного, ободранного пальца, стараясь донести до Николеньки, ничтожество душевных качеств беспощадных Плешек.
  - В Яму их скинули опосля этого случая деревенские-то... да!.. И даже Старая Барыня, помнится, ничего не сказала, как и не было Плешек! Только как мы, мальцы, бывало, набедокурим, так старшие нас завсегда Плешками пугали, матушка всё песни мне пела, - отец Никон устроился поудобней, и затянул глухим заунывным голосом:
  Есть в лесу тропа глухая,
  Что ведёт к поляне чёрной,
  Там не рыщет волчья стая,
  Не кричит на ветке ворон.
  
  Не ходи туда, мой мальчик,
  Красных ягод там не ешь!
  Опасайся, той дороги,
  Что ведёт на злую Плешь...
  - Страшно, жуть! Бывало, полночи не спишь, всё эти головы плешивые мерещатся!
  - Чего же это вам матушка колыбельные такие пела? - осуждающе покачал головой Николенька, - разве можно эдак-то детей пугать?
  - Да?! - встрепенулся отец Никон, обижаясь за свою давно покойную матушку, - а, "придёт серенький волчок и укусит за бочок" - лучше?!
  Николенька вынужден был признать, что не лучше и некоторое время сидел так же, как и отец Никон молча наблюдая за слабым огоньком лучинки.
  - Значит, прав был Савелий, когда про Яму-то говорил... чудное это место!..
  - Не чуднее того, через которое мы сюда попали! - немедленно отозвался отец Никон.
  Юноша хотел было возразить, но вспомнив недавнее падение в холодные воды подземной реки, вынужден был признать, что отец Никон вероятнее всего прав! Хотя и свербило в его голове смутное сомнение, ведь пытались люди измерить, какова высота Ямы, да так и не смогли...
  Струя холодного воздуха внезапно прошла над головами путников, оставляя влажный след на разгорячённых лицах.
  - Что это?! - вздрогнул Николенька, - вы чувствуете, отец Никон?
  Путники притихли, силясь разглядеть в темноте источник свежего ветра, но ветер затих также быстро, как и появился и отец Никон беспечно махнул рукой:
  - А-а, пустое! Верно, показалось... - и, не приметив больше ничего необычного, они возобновили разговор.
  - И что же эти люди? - приглушённым шёпотом спросил Николенька, - чем они примечательны?
  - Люди? - скептически вздёрнул брови отец Никон, - да кто сказал, что это люди?!
  В поддержку своих слов он даже выразительно плюнул, всем своим видом выражая полное презрение к загадочным Плешкам и неприязненно кривя рот, с горечью проговорил:
  - Я, отроче, сколь годков живу на свете, разного рода-племени повидал, таких, что тебе и во сне не привидится! Но, так тебе доложу - гаже созданий, чем Плешки в мире не народилось! Всякие есть народы, и простые и спесивые, работящие и бездельники, каких поискать, есть и такие, что живут войнами и грабежом, а всё ж и середь них попадаются благородные люди! А вот Плешки... в них, отроче, души нет! И как бы ты не старался в них искру божью пробудить, всё бесполезно, с равным успехом у замшелого камня можно просить сочувствия!
  - А Старая Барыня? Разве она не видела этого? Отчего к ним благоволила?
  - Так ведь сразу и не разглядишь, - развёл сухонькими ручонками отец Никон, - Старая Барыня, говорят, всё мечтала их способности на пользу людям обратить, а силы у них, отроче - громадные!
  - Вот как?! - недоверчиво вскинул брови Николенька, - что же они тогда не могут из подземного плена выбраться? Ведь они не то, что подземные жители, заклятьем не обречены!
  - Не могут? - вопросом на вопрос ответил отец Никон, - а может и могут, да не хотят...
  - Да кто ж по доброй воле станет тут сидеть столько лет!
  - Э-э-э-э, отроче... что им делать-то наверху?! Про их деяния в деревне до сих пор недобрым словом поминают. Ежели Плешки в имении снова появятся - не сносить им головы! Зашибут их деревенские мужички насмерть! Плешки, хоть и недалёкого ума, а это хорошо понимают. А здесь им вишь ты - почёт! В Ослепительные выбились. Все подземные жители их беспрекословно слушают, и ведь, верно, не за просто так! Я вот всё размышлял, как заклятые Горожане зреть им неведомое стали? Как без помощи Сонных Лилий обрели способность видеть и слышать тех же Плешек, бабку Агафью, да и нас с тобою? Как решились свой вековой, жизненный уклад порушить? Так вот что я тебе, отроче скажу - это всё Плешкиных рук дело! Да и не рук даже, а благодаря их могучей силе - живое в мёртвое, а мёртвое в живое обращать!
  - И что же? - Николенька задумчиво покачал головой, - может, подземные жители за то Плешкам спасибо должны сказать! Рушится заклятье, и Горожане постепенно возвращаются к живым...
  - Да полно! - отец Никон с досадой махнул рукой, - вот взять, к примеру, Генриха Карловича! Он как утром встаёт, сразу пенсне на нос цепляет, без пенсне, говорит, не вижу! Так что же?! Лиши его этого пенсне, и будет он, как слепая курица во мраке блуждать! Нет, брат ты мой! Сонные Лилии Горожанам настоящее зрение даруют, настоящую жизнь... видно только не всем и не сразу... и приятель наш Ликула, это понимает. Да думаю, что и не только он один. Только признаться в этом боятся. И перед соседями и перед Плешками этими треклятыми, а пуще всего перед самими собой!..
  Николенька промолчал в ответ, обдумывая горячую речь отца Никона, и едва он открыл рот, собираясь возразить, как со стороны озера подул такой резкий и пронзительный ветер, что на этот раз проигнорировать сие странное явление не было никакой возможности!
  Слова застряли у Николеньки в горле.
  - Гаси лучину! - зашипел на него отец Никон, - неровён час, заметит кто!..
  Николенька, не задавая лишних вопросов, сжал ладонями маленький язычок пламени, обжигая и без того израненные пальцы и, затаив дыхание, примостился рядом с отцом Никоном, до боли, в глазах вглядываясь в кромешную темноту.
  Внезапно налетевший ветер поднял на озере настоящую бурю, и путники, хоть и не могли её видеть, но по доносившемуся плеску разбушевавшихся волн и долетавшим до них холодным брызгам нетрудно было догадаться, что творится во мраке бескрайней пещеры. Сложнее было объяснить причину такого невозможного стихийного катаклизма, и несчастные путники замерли, испуганно прижимаясь к холодным, мокрым валунам, боясь даже помыслить, что может последовать за яростными порывами ветра.
  К счастью, ветер стих так же внезапно, как и поднялся и, Николенька, осторожно выглядывая из-за камней, разглядел среди успокоившихся волн маленький яркий огонёк.
  - Это Данила! - радостно закричал он, безбоязненно поднимаясь во весь рост, - Данила возвращается!
  - Сядь!!! - отец Никон беспардонно дёрнул Николеньку за штанину, заставляя того плюхнуться оземь.
  - Какой тебе Данила?! - зашипел разъярённый отец Никон, - Данила берегом обещал вернуться, а эти на лодке гребут!
  Николенька, медленно осознавая свою ошибку, потирал ушибленный зад и радовался, что в темноте не видно, как он совершенно по-девичьи краснеет.
  Меж тем свет со стороны озера становился всё ярче и приближался с такой невиданной быстротой, что предположение отца Никона о плывущей лодке казалось маловероятным.
  - Чего это? - недоумённо прошептал встревоженный священник, - будто их черти на верёвке тащат...
  Стали видны блики пламени исходящие от горящего факела, сжатого пока ещё невидимой рукой, а под неясными очертаниями расплывчатой фигуры показались светлые круглые шары, размером с колесо, которые одновременно поднимались и опускались вверх и вниз, в такт слабому движению волн.
  - Вроде как фонари...- зачарованно произнёс отец Никон, наблюдая за их ритмичным движением, - я такие в городе видал, я...
  - Это не фонари! - перебил его Николенька, вытирая грязным рукавом внезапно вспотевший лоб, - это глаза!..
  Отец Никон слабо охнул и перекрестился дрожащими пальцами. Забормотал было слова молитвы, да спутался и безнадёжно махнул рукой, цепко хватая Николеньку за ворот потрёпанного сюртучка.
  - Бежим, Николка!
  Они заполошно вскочили и бросились в непроглядную темноту пещеры, но тут же наскочили на невидимые во мраке камни и Николенька взвыл приглушённо, ударившись об острые обломки ногой.
  - Куда бежать?! - в сердцах выкрикнул он, - не видно же ни зги! Неровен час заблудимся и тогда, почитай, пропали! Затаится надо!..
  Но отец Никон, взмокшей спиной ощущая пристальный взгляд огромных выпуклых глаз, продолжал упорно метаться по берегу, пока не нащупал что-то отдалённо напоминавшее каменные ступени, неровными, грубо обработанными уступами ведущие вверх.
  - Сюда! - приглушённо выдохнул он, карабкаясь по камням, и Николенька послушно последовал за священником, стараясь поскорее покинуть небезопасное место.
  Спустя некоторое время злополучные путешественники оказались в одном из многочисленных боковых проходов и, не решаясь далеко удаляться от озера, укрылись за надёжной каменной стеной.
  - Ну вот, тут и отсидимся, - довольно прошептал отец Никон, - и озеро рядом и нас не видать!
  - Если только этому монстру не вздумается последовать за нами, - хмуро возразил Николенька, устраиваясь так, чтобы видеть всё, что происходит на озере.
  Меж тем блеск огромных глаз подземного чудовища неумолимо приближался, и вскоре путники смогли разглядеть длинное, блестящее туловище, наполовину осевшее в воде и круглую, лишённую растительности голову с широким, лягушачьим ртом.
  То, что они приняли, было за горящий факел, оказалось длинным гибким отростком, выходящим прямо из головы чудовища, на конце которого сверкал яркий пучок света, озаряя тёмные воды и нависшие над озером красноватые скалы и, по всей вероятности служило отвратительному монстру фонарём, освещавшем дорогу в мрачных лабиринтах пещеры. На спине гигантского чудовища копошилась тёмная фигура и, чем ближе приближалось к берегу гигантское существо, тем отчётливее проступали её расплывчатые очертания.
  - Это шиммала, - с горечью констатировал отец Никон, - нетрудно догадаться, кто восседает на ней верхом!
  - Не похоже на ведьму... - возразил Николенька, - уж больно наездник крупноват!
  С плеском и мокрым чавканьем скользкое тело шиммалы выбралось на берег, и сомнения путников разом были разрешены. Бесформенное тело, оседлавшее шиммалу, беспокойно зашевелилось, размахивая множеством рук и выкликая многоголосые ругательства и, распадаясь на три части, соскользнуло с влажной спины монстра, превращаясь в недавних захватчиков.
  - Зажгите факелы! - прозвучал хриплый голос ведьмы, в то время, как Плешки суетливо снимали многочисленные мешки со спины неподвижно замершей шиммалы и заливались пронзительным хохотом.
  - За-ачем? - беспечно отозвался один из Плешек, - ра-азве мы-ы не пое-едем дальше на ши-иммале?
  - Тупица! - рявкнула старуха, - Шиммале здесь не пройти - проход слишком узок!..
  Плешки, высоко подбрасывая тощие ноги и нелепо хихикая, развязали охапку аккуратно связанных палок, обмотанных просмоленной ветошью, и вскоре пещера озарилась ярким светом, заставляя шиммалу испуганно втянуть свой светящийся отросток.
  - Вещи соберите, - недовольно буркнула бабка Агафья, зорко оглядывая бурые стены, - да ждите меня здесь, с берега ни шагу!
  Она подобрала подол своих многочисленных одеяний и, кряхтя, поднялась по каменным ступеням прямо к тёмному коридору, где притаились недавние пленники, заставляя последних в страхе прижаться к сырым, холодным стенам. Ревниво обернувшись на своих попутчиков и убедившись, что занятые своими делами Плешки не обращают на неё ровно никакого внимания, ведьма миновала проход с притаившимися в нём путниками и скользнула в узкую расщелину, мгновенно скрываясь из виду.
  Отец Никон так старательно вытягивал худую шею, пытаясь проследить за старухиными передвижениями, что чуть не вывалился из тёмного коридора, но вовремя был остановлен Николенькиной рукой.
  - Ну что вы, отец Никон, право! - укоризненно зашептал юноша, - ну, как заметят нас!..
  - Это она сокровища здесь прячет! - нимало не смущаясь упрёком, возбуждённо зашептал в ответ священник, - точно тебе говорю - здесь у неё склад!
  Отец Никон от радости даже прихлопнул в ладоши, предвкушая богатую добычу, но тут же осёкся под внимательным, серьёзным взглядом Николеньки и пристыжено забормотал:
  - Ну, то есть я хочу сказать, заприметить местечко надобно, вот выберемся отсюда и тогда... оно ведь не помешает, да и вообще...
  - Отец Никон! - прервал его Николенька.
  - Да чего ещё?! - с досадой отозвался священник, - говорю же просто интересу ради посмотрел...
  - Отец Никон!!!
  Голос Николеньки сорвался, и священник испуганно прервал свои сбивчивые оправдания, встревожено оглядываясь по сторонам.
  - Ну?! Чего опять случилось-то?!
  Едва различимая в темноте рука Николеньки медленно поднялась и священник, как зачарованный проследил глазами за её плавным движением.
  Бросая яркие отблески на угрюмые бурые скалы, по тёмному подземному тоннелю неторопливо приближался свет ярких огней. Многочисленные искры с шипением и треском гасли, касаясь влажного воздуха пещеры, и их сердитое потрескивание сливалось с шарканьем множества ног, бредущих прямо на наших путников!
  Позади шумно плескалась в воде безобразная шиммала и доносился пронзительный визг злобно ругавшихся Плешек. Опасная близость свирепых тюремщиков, чудовищного монстра и ненавистной ведьмы не оставляли никакой возможности к отступлению и Николенька с отцом Никоном приготовились к неизбежной битве. Юноша схватил увесистый камень, а отец Никон выставлял вперёд попеременно то массивный крест, то крепко сжатые кулаки, впрочем, не рассчитывая особо ни на то ни на другое.
  Блики огней становились всё ближе и вот уже силуэты непрошенных пришельцев заполонили узкий тёмный коридор, когда свет, мелькнувший неестественным сиянием на лице одного из приближавшихся, мучительно напомнил охваченному страхом Николеньке что-то такое до боли знакомое, что бедный юноша застыл на месте, не смея поверить своим глазам. Тяжёлый камень выпал из ослабевших рук и Николенька, отбросив последние сомнения, с криком бросился к подошедшим людям:
  - Генрих Карлович!
  В следующую секунду, изумлённый не менее других управляющий обнимал юношу свободной рукой, моргая внезапно повлажневшими глазами под стёклами тускло сиявшего в отблесках огня пенсне (именно этот блеск навёл Николеньку на мысль, что перед ним никто иной, как господин Мюллер!). Тут же, оборванных и грязных, но живых и невредимых путников окружили Стражи, суровые жители хутора и радости и ликованию с обеих сторон не было конца!
  - Это же, отец Никон! - без конца восклицал рыжий Тимошка, хлопая священника по отощавшему плечу, - вот так встреча! И не ожидали!.. Что, батюшка, опять сокровищ подземных алкали?! И когда только угомонитесь...
  Отец Никон в ответ только смущённо хихикал и норовил уцепить веселящихся Стражей за руки, будто боясь, что они исчезнут в темноте так же внезапно, как и появились.
  Встретившиеся стороны так разошлись в проявлениях взаимной приязни, что совсем позабыли про нависшую над ними опасность, и только громкий гневный крик заставил их опомниться и умерить пыл дружеских чувств.
  - Что это?! - бледнея, спросил Генрих Карлович, прислушиваясь к отголоскам эха, жутко звучавшего в тёмных сводах пещеры.
  Всего несколько минут понадобилось Николеньке и отцу Никону, чтобы рассказать, какие неприятные существа расположились у Мутного озера и, благоразумно загасив огни факелов, путники и их неожиданные спасители осторожно выглянули из-за каменной стены, пытаясь разгадать причину столь неожиданного и зловещего вопля.
  По берегу металась разъярённая ведьма, потрясая смуглыми руками и хрипло выкрикивая неразборчивые проклятья. Её седые космы растрепались и свисали по обе стороны ввалившихся щёк старухи, придавая ей демонический вид. Притихшее Плешки, готовые в любую минуту броситься от взбесившейся ведьмы наутёк, опасливо жались в стороне, рядом с безмятежно сопящей Шиммалой и украдкой от бабки гнусно ухмылялись, потешаясь над её гневом.
  - Чего это она так разошлась? - едва шевельнув губами поинтересовался Тимошка, прижимая широким плечом отца Никона к твёрдому, холодному камню и не давая последнему никакой возможности вздохнуть.
  - А я почём знаю?! - сердито возразил священник, стараясь отодвинуться от бесцеремонно навалившегося Тимошки, - вишь, вон бумажка у неё в руках, мож послание какое печальное от родни получила...
  Теперь и остальные заметили в грязных руках ведьмы крепко зажатый листок сероватой бумаги, в который она время от времени заглядывала, после чего тёмные своды пещеры каждый раз оглашались новым воплем.
  - Да нет у неё никакой родни... - с сомнением отвечал Тимошка, - Марья если... так и не факт, что она ей родня!
  - Как это - не факт?! - встрепенулся Николенька, - да ведь Марья бабке Агафье внучкой доводится!
  - Ну, так уж считать повелось... - задумчиво протянул Тимошка, - а ежели по правде, так и не факт!..
  - Вы вот что, - отец Никон, уставший служить опорой для широкоплечего крепыша Тимошки, решительно оставил наблюдательный пост и с негодованием воззрился на белобородых Стражей, - мы с Николай Дмитричем, почитай какие сутки по пещере кочуем! Кроме ракушек, да водорослей в рот ничего не брали, от смерти неминуемой не единожды уходили, а теперь что ж?! Сидеть нам с вами и разгадывать, отчего старуха беснуется?! Вы нас на волю! - он гневно потряс крепко сжатым кулачком, - на волю выведите! А там и разбирайтесь, что тут у вас под землёй творится, на то вы и поставлены, а нам это без надобности!
  - Да что вы такое говорите, отец Никон?! - возмутился Николенька, - как это нам без надобности?! Вы не слушайте его, вы...
  - Нет, нет! - Генрих Карлович под одобрительными взглядами степенных Стражей, поддержал возмущения священника, - отец Никон, безусловно, прав! Вам действительно пора выбираться, наверху уж, бог знает, что думают про ваше исчезновение! Да и вид у вас... мы уж тут сами! - он виновато прищурил светлые близорукие глаза и мягко, но настойчиво обнял юношу за плечи, заставляя того отказаться от намерения задержаться в мрачном подземелье.
  Николенька ещё возражал из одного только чистого упрямства, но доводы его были слабы, а голод, усталость и постоянная ноющая боль в избитом и измученном теле брали своё и спустя некоторое время Николенька и отец Никон в сопровождении бородатого Кузьмы, пробирались по узкому каменному переходу, наверх к солнцу и свету, оставляя позади себя крики зловещей ведьмы, тьму и холод пещеры.
  
  Глава 18
  Шиммала
  
  За густой завесой влажного, бесцветного мха, широким покровом спадающего с низкого потолка, слышалось приглушённое сопение, тяжкие вздохи и временами, будто жалобные крики ребёнка.
  Узкие просветы, мелькавшие в буйных зарослях, не давали возможности разглядеть, что происходит по ту сторону естественного ограждения, преградой вставшего на пути Матвея, Виктора и Тох-рра и они толпились в нерешительности, не смея раздвинуть, холодные сырые ветви.
  С того момента, как свинцовые воды сомкнулись за их спиной, прошло не менее получаса и всё это время друзья пробирались в кромешной темноте, не имея ни малейшего представления, где они находятся, постепенно теряя всякую надежду, на благополучный исход своей отчаянной авантюры, как впереди забрезжил едва различимый свет. Воспрянув духом, мальчики, насколько возможно быстро, помчались ведомые прекрасно ориентирующимся в темноте Тох-рром, и теперь стояли, осторожно трогая неприятно скользкие длинные пучки мха, теряясь в догадках, что или кто скрывается за ними.
  - Ну, чего? - теряя терпение, прошептал Виктор, - надобно вперёд пробираться, не век же здесь стоять!
  Матвей согласно кивнул головой, но никто из них не сделал ни шага, виновато и неуверенно поглядывая друг на друга.
  Наконец, Виктор собрался с духом и, стараясь ничем не выдать своего присутствия, осторожно развёл руками тяжёлый покров влажного мха, шагая в густые, тёрпко пахнущие заросли. Бесцветное растение окутало мальчика со всех сторон сырой клочковатой паклей, позволяя Виктору оставаться невидимым, в то время как перед ним открывался прекрасный обзор. Заросли вновь зашевелились, пропуская Матвея и Тох-рра, и друзья, привыкнув к рассеянному свету, после долгого времени проведённого во мраке, содрогнулись охваченные отвращением и ужасом от картины, представшей перед ними.
  Они стояли на краю огромного котлована, покрытого бледно-серой слизью, среди которой копошились мерзкие чёрно-синие черви, ростом с крупную собаку. Свисавшие отовсюду бесцветные пряди мха, плавно покачивались над их блестящими телами и самые проворные из червей поднимали круглые головы с широкой лягушачьей пастью и, отталкиваясь жирными телами от земли, жадно хватали готовое угощение. Те, кому не удавалось дотянуться до влажных зарослей, норовили отобрать пищу у своих собратьев, и между ними завязывалась ленивая потасовка, где зачастую не оставалось победителей и побеждённых, а клочья вырванного мха, валялись тут же позабытые или не замеченные дерущимися. Повсеместный хруст и чавканье сопровождали беспрестанные передвижения отталкивающих созданий, изредка перемежаемые громкими плачущими криками, которые удивительно походили на плач маленьких детей.
  Головы каждого из этих существ, венчали длинные отростки, украшенные светящимися шарами. Это их бледный свет поманил к себе мальчиков и, уверенные, что видят конец тёмного тоннеля, они попали в ловушку ещё более страшную, из которой не наблюдалось никакого выхода.
  - Ох, меня сейчас стошнит... - побледневший Виктор уцепился за влажные побеги блёклого мха, удерживаясь на краю широкого котлована, - это такие же черви, как тот, что нас в Отражении чуть было не раздавил, помнишь?
  - Ещё бы! - откликнулся Матвей, - только эти поменьше, видно червячьи дети...
  - Сколько их здесь... - с тоской протянул Виктор, - как выбираться будем?..
  Матвей неопределённо пожал плечами:
  - Знать бы ещё, куда выбираться! Может, назад пойдём? Не здесь же оставаться...
  - Ага, пойдём, - с отвращением глядя на кишащие тела, Виктор сделал шаг назад, но густые и мягкие ветви неожиданно напряглись и пружинисто толкнули его в спину, мгновенно переплетаясь между собой.
  - Эй, в чём дело?! - Виктор затеребил влажную бороду мха, свисавшую с потолка, но растение упорно не желало расступиться перед ним. Напротив, вялые, пушистые лапы, легко, будто играючи, подтолкнули его к котловану, и Виктор едва удержался на скользком, покрытом слизью краю.
  Матвей встревожено наблюдал за Виктором, ещё не понимая причину его странного поведения, и последовал примеру товарища, пытаясь отбросить в сторону, тесно переплетённые побеги, но растение рассерженно встопорщило мохнатые ветви и хлёстким шлепком опрокинуло Матвея навзничь. Зажимая в побелевших ладошках оторванные клочья мха, Матвей с воплем покатился по скользкому склону котлована не в силах ни остановиться, ни замедлить падение.
   В ту же секунду безмятежное царство блёклого мха и сонных червей пришло в необыкновенное волнение. Неподвижные доселе растения заколыхались в торжествующем танце, раздавая жёсткие удары направо и налево, скручиваясь и переплетаясь в причудливые узлы. Чёрно-синие тушки прожорливых тварей в панике поползли в разные стороны, прочь от страшного существа свалившегося им прямо на головы. Покатые стены котлована не давали червям возможности покинуть своё убежище, но они упорно продолжали ползти вверх, скатывались по скользкому склону, опрокидывались и пронзительно верещали, испуганно втягивая в себя длинные светящиеся отростки, так что вскоре только два или три блёклых огонька едва освещали нору.
  Тох-рр пытался зубами ухватить беснующийся мшистый побег, но растения, словно глумясь над его внушительными клыками, растянули бедное создание, уцепив его за гибкие лапы и в таком виде раскачивали прямо над котлованом, не давая никакой возможности к сопротивлению. Тох-рр бешено пускал искры из глаз, разъярённо стрекотал, изгибаясь всем телом, вокруг него летали оторванные клочья мха, тем не менее, растение и не думало сдаваться, протягивая всё новые и новые побеги и отчаянные попытки Тох-рра освободиться, заканчивались ничем.
  Померкнувший свет не позволял Виктору разглядеть всю плачевную картину бесславного боя, он видел только фейерверк цветных искр, мелькавший с разных сторон, в освещении которых метались серые тени взбесившегося мха и слышался жалобный плач толстобрюхих червей, изредка перебиваемый яростным стрёкотом Тох-рра. Но и этого было достаточно, чтобы понять, положение их было - хуже некуда!
  - Матвей! - дрожащим голосом окликнул Виктор, тщетно пытаясь разглядеть своего друга, среди тёмной массы шевелящихся тел.
  Плотная завеса белесого мха дрогнула за его спиной, отзываясь на звук голоса, и слепо потянула к мальчику свои мохнатые щупальца.
  - Матвей!!!- отчаянно прокричал Виктор, чувствуя, как холодные влажные ветви заскользили над его беззащитным затылком.
  Мальчик изогнулся всем телом, пытаясь избежать прикосновений коварных побегов, и его напряжённый в темноте слух уловил тяжёлое прерывистое дыхание.
  - Ма-атвей? - жалобно пискнул Виктор, сжавшись в маленький комочек на самом краю котлована, в тщетной надежде, что раздражённое растение оставит его в покое, - это ты?
  Шумный звук чужого дыхания прервался на секунду и тут же возобновился ещё более частый и близкий. Прямо перед лицом ослабевшего от страха, мальчика, медленно, пополз вверх живой стебелёк, с ярким сверкающим шариком на конце, и на Виктора уставились круглые, блёклые глаза.
  Огромная, скользкая тварь, одна из немногих сумевшая выбраться из котлована, покачивала чёрно-синей головой, чудом удерживаясь на скользком краю и бесшумно разевала слюнявую пасть, с прилипшими к уголкам лягушачьих губ клочками седого мха. Во чтобы то ни стало, она хотела покинуть ставшую небезопасной нору и, проделав нелёгкий путь по головам своих собратьев и крутому склону, уже торжествовала победу, наполовину перекинув тяжёлую тушу через край котлована, когда перепуганный мальчик встал на её дороге.
  Пути к отступлению у противников не было и Виктор, первым поднял руку, награждая гадкое создание звонким шлепком. От обиды и боли монстр завертел круглой головой, яростно встряхивая светящимся отростком, и неожиданно плюнул в мальчика густой тягучей слюной. Виктор завизжал, торопливо стряхивая с лица липкую массу и крепко зажмурив глаза, вцепился в морду твари, пытаясь оттолкнуть скользкого червя от края котлована.
  Покатый склон, ненадёжная опора для едва державшегося червя и его тяжёлая туша, осыпаемая ударами мальчика, неизбежно поползла вниз, несмотря на отчаянные попытки разъярённой твари удержаться на занятой позиции. Но ослеплённый желанием избавиться от незваного пришельца, Виктор не заметил, как сам потерял равновесие и покатился вместе со своим недавним противником прямиком на дно огромного котлована. Отчаянный крик мальчика и жалобный стон мерзкого монстра слились в один непрерывный вой. Лягушачий рот, не переставая издавать тонкий плач младенца, отвратительно чавкал, в безуспешной попытке откусить Виктору голову, и мальчик наугад молотил руками и ногами, не видя в темноте и чаще попадая в воздух, пытаясь всеми силами отбиться от нападения свирепого существа.
  Достигнув самого дна, Виктор откатился в сторону от своего врага и застыл на четвереньках в липкой холодной слизи, с ужасом осматриваясь вокруг. Чёрно-синие тела скользких червей облепили покатые склоны котлована, медленно покачивая круглыми головами и поглядывая на пленников сверху блёклыми огромными глазами, не выражая никакого желания спуститься вниз. Только недавний противник мальчика находился тут же, угрожающе направив в сторону Виктора свой светящийся отросток и жалобно, по-младенчески всхлипывая.
  К своему невероятному облегчению Виктор обнаружил живого, хотя и несколько помятого Матвея, по которому в наступившей суматохе проползли несколько обезумевших от страха червей, и теперь он полулежал весь покрытый серебристой слизью, едва в состоянии членораздельно говорить.
  - Где Тох-рр?!
  Матвей с усилием поднял палец вверх, и Виктор увидел над краем котлована, неровно чернеющее отверстие, ранее закрытое густым пологом седого мха, все побеги которого были безжалостно вырваны мощными лапами Тох-рра. Сам он сидел на пороге открытой им лазейки, почти неразличимый в темноте, не решаясь выбраться наружу из опасения новой атаки со стороны взбесившегося растения.
  - Нам надо наверх, к нему! - Виктор с отвращением выдернул руки из облепившей его слизи, - ты сможешь встать?
  Матвей кивнул, молча поднимаясь с колен, и его чёрные крылья безжизненно повисли вдоль худенького тела, почти полностью закрывая сгорбленную фигурку.
  Чёрно-синие туши насторожились и злобно зашипели, раскрывая лягушачьи пасти, внимательно поглядывая на пленников с покатых стен котлована.
  Стараясь не обращать внимания, на столь малоприятное соседство, мальчики осторожно двинулись вверх, предпочитая держаться подальше от жирных, неподвижных тел, облепивших склон. Черви таращили на них круглые глаза, по-детски всхлипывали, что, возможно, выражало у них крайнюю степень ярости, и угрожающе трясли светящимися отростками, впрочем, не пытаясь задерживать мальчиков на их пути.
  Дойдя почти до середины, друзья были вынуждены остановиться. Пологое доселе дно котлована так круто уходило вверх, что каждый новый пройденный шаг становился очередной бесплодной попыткой подняться хоть на йоту по скользкому склону. Убедившись в полной невозможности преодолеть отвесный подъём, друзья остановились передохнуть, с тоской поглядывая наверх.
  Тох-рр обеспокоенный неудачей друзей, заметался в своём тесном убежище, тревожно стрекоча, но растопыренные лапы серого мха тут же угрожающе потянулись за ним, и Тохр-рр испуганно отпрянул вглубь узкого отверстия, виновато поджимая длинный хвост.
  За спиной мальчиков раздалось сердитое сопение. Тёмная тушка огромного червя, с которым совсем недавно боролся Виктор на самом краю котлована, не отставала от них ни на шаг. Видимо отвратительное создание, бывшее всего в одном шаге от вожделенной свободы, не желало отказываться от своих намерений и вновь продолжило свой путь, упорно продвигаясь наверх.
  Тусклые глаза сверлили мальчиков холодным, бесстрастным взором, не вязавшимся с жалобными звуками, которые время от времени выдавала тварь. Голова, лишённая шеи тупо болталась из стороны в сторону, агрессивно потряхивая светящимся отростком, широкая пасть судорожно открывалась с тихим, змеиным шипением, стараясь произвести на противников устрашающее впечатление.
  - Чего ему надо?! - Матвей с тоской оглянулся вокруг в тщетной надежде найти хоть какое-то подобие орудия способного отпугнуть громоздкую тушу.
  - Не знаю, - шёпотом ответил Виктор, не сводя внимательных глаз с распластавшегося на слизистой поверхности червя, - попробуй отойти в сторону и не маши руками... может отстанет...
  Матвей, следуя совету товарища, послушно отступил на два шага в сторону, балансируя на скользком склоне, и безногая тварь, продолжая гневно шипеть и трясти длинным отростком, величаво проползла между застывшими друзьями, легко преодолевая крутой, отвесный склон, на пути к вершине котлована.
  Мальчики проследили за ней взглядом, завидуя способности беспрепятственно скользить по гладкой стене, и в последнюю минуту, когда широкий, чёрно-синий хвост, усеянный мелкими бугристыми шишечками, проплывал мимо, почти касаясь их ног, Виктор, осенённый внезапной мыслью, изо всех сил ухватился за его основание, вызывая у нескладного создания протестующий крик.
  Остальные черви эхом отозвались, наполняя просторную нору, жалобным плачем и воем, но никто из них не двинулся с места, чтобы придти на помощь своему собрату, предпочитая издалека наблюдать за происходящим. Только два или три омерзительно скользких червя, близко лежавших от места происшествия, угрожающе тряхнули своими отростками в сторону мальчиков и тут же застыли, тупо вращая глазами, и продолжая истерично стенать.
  Извиваясь всем телом, в попытке стряхнуть обидчика со своего тела, недавний противник Виктора, а теперь его невольный пленник, тем не менее, продолжал упорно карабкаться вверх и с неожиданной лёгкостью повлёк мальчика за собой.
  - Хватайся! - крикнул Виктор растерявшемуся Матвею, - он нас вытащит!
  Матвей, ещё слишком слабый после недавнего падения, едва сумел удержать протянутую руку Виктора и сопровождаемые хором плачущих голосов, мальчики, каждую секунду боясь сорваться обратно на дно, медленно заскользили вверх к долгожданной свободе.
  На самой верхушке котлована, когда неуклюжая туша их не совсем добровольного спасителя перевалила через край, к ним осторожно потянулись мохнатые побеги блёклого мха. Но не успели мальчики принять оборонительную позу, как широкий лягушачий рот с громким чавканьем открылся, и растение тотчас исчезло в прожорливой пасти, не принеся друзьям никакого вреда. Порадовавшись своему защитнику, мальчики, тем не менее, постарались очень осторожно отползти от гигантского червя, в спасительную темноту узенькой лазейки, где их поджидал изнывающий от нетерпения Тох-рр, опасаясь справедливого возмездия со стороны скользкой твари, за своё несанкционированное восхождение со дна котлована.
  Проход, обнаруженный Тох-рром в пылу сражения, оказался весьма тесной щелью в каменной стене и в совершенной темноте, обступившей друзей со всех сторон, не было никакой возможности угадать, ведёт ли этот путь если уж не к дому, то хоть в какое-то место, где есть надежда на спасение, или заканчивается тупиком. Но, поскольку другого выхода всё равно не было, мальчикам ничего не оставалось, как пробираться вперёд, полагаясь на зрение Тох-рра и собственную удачу.
  Дорога шла всё время под уклон, забираясь, всё глубже и глубже под землю и друзьям стало казаться, что каменные стены давят на них со всех сторон, отбирая последние силы и высасывая воздух из лёгких.
  - Право, я бы уж лучше остался с червями, - пробормотал Матвей, - там хоть светло было...
  - Можем вернуться! - сердито огрызнулся Виктор, - будем сидеть в вонючей яме, пока не сдохнем!
  - Надо было назад вернуться, откуда пришли! - возразил Матвей, - а сейчас куда идём? Ты хоть знаешь?!
  - Не знаю, но...
  Звук знакомого сопения прервал зарождавшуюся ссору. Тусклый огонёк заколебался у мальчиков за спиной, постепенно набирая силу и проворно приближаясь.
  - Ну, вот...- обречённо вздохнул Виктор, наблюдая за лучиком света, - хотел к червям вернуться? Так они сами к тебе пришли! Тоже, видно, заскучали...
  - Это тот самый! - мрачно предположил Матвей, - который нас из ямы вытянул.
  Меж тем пучок света, горевший на конце длинного отростка, приблизился вплотную и друзей приветствовал громкий плач, сопровождаемый сердитым трясением головы.
  - Ну, чего тебе? - сварливо проворчал Матвей, - возвращайся назад в свою нору... уходи!
  Он нагнулся вниз, делая вид, что берёт камень и замахнулся рукой, отпугивая надоедливую зверюгу.
  Червяк взвизгнул обиженно и метко плюнул Матвею, прямо на грудь.
  - Тьфу, ты, пропасть!..- Матвей брезгливо отряхивал поношенную рубаху, с отвращением поглядывая на примолкнувшего преследователя.
  - Да оставь ты его, - миролюбиво предложил Виктор, - хочется ему - пусть идёт, всё не так темно...
  - Ага! А он сзади, как подкрадётся, да и цапнет!
  - Не цапнет... не заметил, разве? У него зубов нет!
  Виктор, не обращая больше внимания на ползущего следом червя, поспешил за далеко убежавшим Тох-рром, а Матвей ещё долго недоверчиво оглядывался через плечо, неизменно встречаясь с любопытным взглядом круглых, будто удивлённых глаз.
  Наступающий на пятки монстр, настолько занимал мысли Матвея, что он не заметил, как дорога раздвоилась, и мальчик бездумно шагнул вправо, в то время, как Виктор и Тох-рр бодро шагали по левому ответвлению тропы. Свою ошибку Матвей заметил только, когда узкий проход привёл его в небольшую овальную пещерку с низкими, сырыми сводами, которая была совершенно пуста.
  - Вот тебе и раз...- растерянно пробормотал Матвей, оглядываясь по сторонам, - а где ж это я?!
  Одну из стен пещеры рассекали тонкие, глубокие трещины, из которых, деловито журча, вытекало множество прозрачных ручейков, сливавшихся у самого подножия в небольшой поток. Протекая извилистой змейкой по каменному полу, ручей исчезал под грудой красноватых камней, нагромождённых посередине пещеры, и бесшумно растворялся в бесконечной подземной глубине. При виде ручья мучительно захотелось пить, и Матвей не теряя время на внимательное изучение пещерки, припал губами к источнику. Его неизменный спутник, с интересом наблюдавший за мальчиком, тоже ткнулся отвислой пастью в воду и довольный результатом шумно захлюпал, разбрызгивая прохладную влагу и довольно урча.
  Матвей отодвинулся, с неудовольствием глядя на жадно чавкающую тушку, но счастливый вид неряшливо пьющего толстяка, развеселил его и мальчик рассмеялся, окатывая синеватый панцирь червяка холодными брызгами, когда неожиданно прозвучавший громкий, злобный голос заставил Матвея вздрогнуть.
  - Не так! Всё не так, дикие дурни!
  Затравленно оглянувшись кругом, и не обнаружив никого, кто мог бы произнести эти слова, Матвей крадучись прошёл по тёмной пещере, ориентируясь на голос, пока его руки не упёрлись в ветхую, дощатую дверцу, сплошь увитую седой, старой паутиной.
  - Наверх без моего ведома больше не ходить, пока сама не велю! Силы не тратить - беречь!!!
  - Но-о... ско-оро за-ацветут Со-онные-е Ли-илии-и, и-их на-адо уни-ичтожи-ить...
  Тонкие пронзительные голоса заставили Матвея похолодеть и возблагодарить небеса, что его от зорких глаз Чужаков надёжно закрывала тонкая преграда.
  - Плевать на Лилии! - голос, несомненно принадлежавший бабке Агафье, визгливо споткнулся, будто ей не хватило воздуха, - вы, безмозглые твари, не способны понять главного! Кому нужен ваш Великий Город и его жители, эти глуповатые кроты?! Тех сокровищ, что они собрали, хватит, чтобы всю жизнь прожить в роскоши и довольстве! Но не в сырой пещере и не в богом позабытой деревеньке! Осталось совсем немного времени и сила Абуджайской Шали иссякнет, и тогда я выведу вас на свободу! Но для этого вам нужно работать!!! Работать, не покладая рук и не отвлекаясь на всякую мелочь!
  - Что-о же на-ам ещё-о де-елать?!
  - Сидеть и ждать! Я поеду к Мутному озеру. Ежели Машка не подведёт - привезу вещи проклятых детей и вам останется сплясать вокруг них свой последний танец. Уйдёт из Перегудовых колдовская сила, а там и жизненная пойдёт на убыль!.. - старуха мерзко захихикала и её верные подданные, подобострастно вторили ей в ответ.
  Матвей припал к замшелой, рассохшейся двери, сдерживая дыхание и боясь пропустить хотя бы слово.
  - Хотя нет... - старуха прекратила смеяться и её шаркающие шаги, и глухое покашливание раздались в опасной близости от притаившегося Матвея, - со мной поедете!
  Чужаки шумно запротестовали, но ведьма так зычно прикрикнула на них, что они тотчас сникли и только тихо переругивались между собой, злобно вереща тонкими пронзительными голосами.
  
  ***
  Бессмысленная перебранка Чужаков и гневные выкрики старухи давно затихли в глубине и мраке пещеры, когда Матвей, наконец, решился приоткрыть дощатую дверцу. Тяжело заскрипев проржавевшими от сырости и времени петлями, ветхие створки распахнулись, и любопытным глазам мальчика открылась просторная каменная зала с высоким, сводчатым потолком и грубоватой деревянной утварью, освещённая тускло чадившими светильниками.
  Готовый в любую минуту юркнуть обратно иопасливо озираясь, Матвей медленно подошёл к криво врытому в глинистую почву столу, когда сильный толчок, стремительно слетевшего с потолка тела, сбил его с ног, заставляя опрокинуться на спину и над лицом ошеломлённого и перепуганного Матвея нависла совершенно счастливая усатая морда Тох-рра!
  - Матвей! - из-за длинного ряда высоких каменных полок, выстроенных вдоль стен, выскочил обрадованный Виктор и протянул перепачканную ладонь Матвею, помогая тому подняться на ноги.
  - Ну, слава богу! А мы с Тох-рром идём - глядь, а тебя нет!!! Повернули было назад, да видно попали не на ту тропу! Хотели покликать тебя, а тут - голоса!!! Мы сюда, а тут ведьма!!! Ты видел их?! Ох, и перепугались мы с Тох-рром! Едва успели спрятаться!!!
  Тох-рр издавал громкий, радостный стрёкот, сыпал цветными искрами, всем своим видом выражая охвативший его восторг, и мальчики весело трепали его по загривку, радуясь счастливому воссоединению, пока взгляд Виктора не упал на широкий покосившийся стол:
  - Вот так штука!
  На неровной, потемневшей поверхности в беспорядке были разложены разнообразные вещи, среди которых Виктор с изумлением увидел старую дедову шляпу, которую тот приобрёл ещё в 18...* году, будучи на отдыхе за границей, и, напротив, совершенно новый салоп любимой тётушки Екатерины Дмитриевны... Тот самый, что безуспешно разыскивала бестолковая Анисья, не в силах упомнить, куда его подевала, да так и не нашла, и только снисходительность Екатерины Дмитриевны спасла нерадивую прислугу от неминуемого наказания! Ещё более того поразила Виктора его собственная рубаха, полинялая с оторванным рукавом, которую Дарья Платоновна самолично взялась починить, да только сначала всё было недосуг, а потом рубаха куда-то подевалась, после чего о ней все благополучно забыли. Следующий предмет, небрежно брошенный чужой, равнодушной рукой заставил сердце Виктора болезненно сжаться. Это был Николенькин компас! С потемневшей серебряной крышкой, светящейся в темноте магнитной стрелкой, всегда послушно указывающей на север, тот самый, с которым Николенька исчез в тот злополучный день! Где-то сейчас сам дядя Николя? Жив ли?!
  Рядом с компасом обнаружилась бабушкина корзинка с недоконченным рукоделием, которую беспечная старушка вечно оставляла в самых неподходящих местах, спохватившись, пускалась в поиски, а, отыскав, с негодованием сетовала на происки неизвестных врагов, которые-де специально строят ей козни, не давая достойно проводить свой досуг.
  Все эти домашние, привычные вещи, настолько нарочито и нелепо выглядели в тёмной, сырой пещере, на разбухшем от вечной влаги столе, что друзья невольно ощутили скрытое, ничем не объяснимое беспокойство.
  - Что это?! Зачем старуха притащила сюда нашу одежду?! И корзинку бабушкину...
  - Кто ж её знает?.. неопределённо пожал плечами Матвей, - она вообще такая... тянет, что плохо лежит, а потом к себе примеряет... наряжается!
  Виктор медленно перебирал руками беспорядочно разбросанные предметы и постепенно мягкая, липкая слабость окутывала его тонкое тело, заставляя в изнеможении прикрывать ставшие очень тяжёлыми веки. Ещё минута, другая и он упал бы, не в силах удержаться на потерявших упругость ногах, когда чёрная тень Тох-рра метнулась на громоздкий стол. Острые клыки безжалостно вырвали потерянные вещи из рук Виктора, и внезапная слабость отступила, пугливо скатываясь влажными горячими струйками с побледневшего лба.
  - Ты чего?!
  Виктор с трудом поймал ускользающий, испуганный взгляд чёрных глаз Матвея.
  - Н-не знаю... что-то мне нехорошо...
  Превозмогая головокружение, Виктор добрался до покрытого серой плесенью стула и присел, стараясь унять охвативший его озноб.
  Матвей примостился рядом, прямо на влажно полу, растерянно поглядывая на товарища, когда посторонний звук в установившейся тишине заставил друзей беспокойно вздрогнуть.
  Всеми позабытый толстый червь, шумно протиснувшись через узкую дверцу, оглядывал каменный зал круглыми, как блюдце глазами. Завидев Матвея, он радостно и облегчённо вздохнул и бойко засеменил по глинистому полу, неуклюже вскидывая покрытый жёсткими шипами зад.
  Не успели мальчики опомниться, как червяк-переросток подобрался к присевшему Матвею, бесцеремонно заползая прямо на вытянутые ноги мальчика, и уткнулся слюнявыми губами ему в ухо, задумчиво прикрывая глаза тонкой синеватой плёнкой век.
  - Да, отойди ты! - в сердцах выкрикнул Матвей, - отталкивая обиженно пыхтящего увальня, - мы что так и будем этого уродца за собой таскать?!
  На "уродца" червь разобиделся и жалобно зачастил своё детское "уа-уа", так пронзительно и громко, что Виктору, пришлось погладить его по блестящей голове, успокаивая.
  - Чего ты на него кричишь? - упрекнул он товарища, - он же маленький!
  - Маленький...- проворчал Матвей, с трудом выдёргивая сразу занемевшие ноги из-под жирной тушки, - такой задавит, не поморщится...
  Виктор продолжал ласково гладить толстяка по лысой, гладко отполированной голове, и тот постепенно успокоился, засопел, блаженно покачивая длинным светящимся отростком и кротко помаргивая круглыми глазами.
  - Ну конечно маленький... остался один без друзей, без мамки...
  Рука Виктора внезапно застыла, будто споткнулась о невидимое препятствие. Мысли мальчика стремительно заработали, сопротивляясь болезненному, лихорадочному состоянию, и, сам того не замечая, он забарабанил пальцами по твёрдому, чёрному лбу, беспечно развалившегося червяка, заставляя последнего недовольно кривить влажные, широкие губы.
  - Вставай, Мотька, некогда рассиживаться!
  Матвей в ответ недоумённо наморщил перепачканный лоб:
  - Куда торопиться?! Дороги всё одно не знаем...хоть передохнём...
  - А нам теперь одна дорога - за ведьмой вдогон!
  - Сбрендил? - лаконично поинтересовался Матвей, - иль жить надоело?!
  - Да ты пойми! - Виктор возбуждённо вскочил, размахивая руками, и давешняя слабость тотчас всколыхнулась торопливо, завозилась в груди, расползаясь цепкими, ядовитыми щупальцами по всему телу.
  Упрямо закусив нижнюю губу, мальчик остался стоять, крепко вцепившись руками в расшатанную спинку стула, и верный Тох-рр мягко распластался у его ног, тревожно и грустно вспыхивая яркой зеленью глаз.
  - Старуха про Марью-ведьмачку говорила, - голос Виктора задрожал, и мальчик хрипло закашлялся, справляясь с накатившей горячечной волной, - где-то у них здесь встреча. Марья из деревни придёт - больше неоткуда. Нам, главное, ведьмам, да Чужакам на глаза не попасться, а осторожно разведать, где тут выход. Так и выберемся!
  - Мы один раз уж разведали, где здесь вход, - недовольно буркнул Матвей, - тоже следом за ведьмой...
  - А иначе-то как? - Виктор устало пожал плечами, - или знаешь, как нам по-другому домой попасть?
  Иначе было никак и Матвей, скрепя сердце, согласился на вынужденную авантюру.
  - Ну и куда она направилась, твоя ведьма?
  - А вот, - Виктор медленно, словно старик зашаркал ногами в тёмную, неосвещённую глубь пещеры, - там это чудище здоровенное сидело, помнишь, что было со старухой в Отражении? Они все на него уселись, и чудище в темноту поползло, а потом вроде как вода булькнула. Там где-то река должна быть или озеро...
  - Под землёй-то? - усомнился Матвей.
  - Под землёй, под водой... кто его знает, где мы? - возразил Виктор, - и чего бы здесь не быть озеру?..
  Захватив с собой глиняные, неказистые светильники, щедро расставленные вдоль неровных стен, друзья заспешили в направлении, указанном Виктором и вскоре действительно оказались на берегу широкого водоёма, невидимый берег которого терялся во мраке пещеры.
  Но темнота не была беспросветной. Далеко-далеко впереди виднелся тусклый, едва различимый огонёк, то исчезая, то появляясь вновь над неподвижными, тёмными водами, указывая потерявшимся путникам дорогу, как спасительный маячок.
  Словно боясь быть услышанным, Виктор зашептал, ухватив Матвея за худенькое плечо.
  - Это они, видишь? Набалдашник на голове у чудища светится...
  - Ну и как мы туда доплывём? - с тоской отозвался Матвей, всё ещё сомневаясь в удачном исходе задуманного дела.
  - Полетим. Мы с Тох-рром и ты рядом...
  - Я не летучая мышь, - раздражённо проворчал Матвей, - в темноте видеть не умею, расшибусь о камни!..
  - Ничего, ты за Тох-рра держись, авось обойдётся...
  Тох-рр, заслышав своё имя, вытянулся упругой сигарой, теряя чёрный окрас и сияя более привычными для него разноцветными красками с послушной готовностью зависая над землёй, и Матвей внутренне усмехнулся, припоминая, казавшееся очень далёким приключение в Храме и странные светящиеся шары.
  "Тоже мне, - "приручил дикое животное"! - беззлобно подумал мальчик, - рассказал бы лучше, как тебе это "животное" из Отражения вывести удалось!" С младенчества приученный хранить тайну появления в Полянке своей семьи - неземных крылатых существ, Матвей и не подумал обидеться на своего друга, скрывшего от него правду, привыкнув с уважением относясь к чужим секретам.
  Не говоря ни слова, он легко взмыл в воздух, стараясь ни на йоту не отставать от Виктора и его загадочного товарища, и друзья неспешно заскользили над непроницаемо чёрной гладью воды.
  Их постоянный спутник в подземных скитаниях, толстый, нерасторопный червяк, беспокойно заметался, оставленный один на берегу, горестно по-детски всхлипывая и последний звук, который услышали покинувшие землю друзья, был громкий всплеск от упавшего в воду громоздкого, неуклюжего тела.
  
  Глава 19
  Незваная гостья.
  
  Дарья Платоновна меланхолично постукивала изящной чашкой с остатками кофе о край тоненького блюдца, прислушиваясь к мелодичному, лёгкому звону и бездумно смотрела в запотевшее окно.
  На улице снова моросил дождь. Яркие молнии привычно пронзали серые, низкие тучи, с непонятным упорством ударяя в одном и том же месте, словно им наскучило перебираться по холодному, блёклому небу в поисках неизвестной жертвы и они вспыхивали снова и снова над унылыми, насквозь промокшими развалинами старого господского дома.
  Тяжело вздохнув, Дарья Платоновна перевела от окна взгляд и неприязненно посмотрела на работу, брошенную в углу третьего дня. Несмотря на то, что её деятельная натура возмущалась необходимостью находится в бездействии, самая мысль о возможности заняться рукоделием в то время когда вокруг творилось, чёрт знает что, заставила госпожу Перегудову скривиться от отвращения.
  "Все разбежались... до старухи и дела никому нет... и Дмитрий Степанович и управляющий, а Николенька-то... ох! Даже Виктор и тот невесть где! Совсем от рук отбился мальчишка, ну вот ужо я ему задам!"
  Вспомнив о сбежавшем без спросу внуке, Дарья Платоновна неожиданно встрепенулась. С громким стуком выронила из рук чашку, так, что нежный фарфор разлетелся вдребезги и, не обращая внимания на тёмные подтёки недопитого кофе, неряшливой лужей, побежавшие по столу, живо засеменила к высокому, красного дерева бюро.
  Придерживая рукой массивную, тяжёлую крышку, Дарья Платоновна из множества вещей, беспорядочно раскиданных в глубоком чреве бюро, выбрала широкий кожаный Пояс, украшенный замысловатыми украшениями.
  "Ищут они... - с трудом застегивая на располневшей талии металлическую пряжку, пренебрежительно фыркнула Дарья Платоновна, подразумевая безуспешные поиски Виктора, - следить надобно за дитём хорошенько, тогда уж и искать не придётся!
  Предвкушая несомненный триумф (куда там нерасторопной мисс Флинт тягаться с вездесущей барыней!), Дарья Платоновна недолго терзала себя мыслями, где искать непоседу.
  "Чего ему под дождём-то мокнуть, - рассудила мудрая бабушка, - небось с дружками исследуют обгоревшие подвалы старой усадьбы, а глупой прислуге и невдомёк!"
  Зажмурив глаза и скрестив на груди полные руки, Дарья Платоновна постояла немного, сдерживая волнение, охватывающее её всякий раз, когда приходилось пользоваться Поясом, когда тройная, яркая молния в который раз прочертила хмурое небо, озаряя окрестности нестерпимым светом.
  "Эк его", - осуждающе подумала госпожа Перегудова, - и, не отвлекаясь более на мелочи, живо представила себе хмурые стены, поросшие густым, зелёным вьюном...
  
  ...Мысленно место представь,
  где ты оказаться желаешь
  и расстоянье к нему без труда одолеешь.
  
  В туже секунду неведомая сила вывернула тело Дарьи Платоновны наизнанку и холодные, безжалостные брызги забарабанили по её непокрытой голове.
  "Ох, надо было взять зонт или хоть шаль накинуть..., - запоздало спохватилась Дарья Платоновна, медленно открывая глаза, - выскочила ..."
  Дальнейшее Дарья Платоновна додумать не успела.
  Увиденное настолько поразило бедную старушку, что она вновь крепко зажмурила глаза и энергично замахала головой, отгоняя наваждение.
  Посередине обгорелой комнаты служившей когда-то гостиной, с угрожающе нависшими обломками крыши, на неровном, выщербленном полу, сохранившем жалкие остатки паркета, стоял мягкий домашний диванчик, обитый нежным розовым ситцем и обложенный пухлыми цветными подушками. В центре яркого диванчика, уютно восседала пожилая дама, с тревожным любопытством оглядываясь вокруг.
   Над роскошным сидением необычной посетительницы, вызывающим пятном выделявшимся среди разрухи и упадка, раскинулся прозрачный купол, защищающий даму от дождя и ветра.
  Завидев остолбеневшую Дарью Платоновну, дама приветливо замахала руками, и госпожа Перегудова бессознательно шагнула под тонкую крышу, не отрывая глаз от незнакомки.
  - Здравствуйте! - дама доброжелательно улыбнулась и отодвинулась на край, освобождая место для Дарьи Платоновны, - вот славно, что вы здесь, а я уж не чаяла кого увидеть!..
  Дарья Платоновна осторожно присела и в течение нескольких минут дамы молча оглядывали друг-друга, пока незнакомка снова не заговорила:
  - Вот и славненько! - повторила дама, благожелательно покачав головой, - а то я сижу и думаю, куда меня вынесло, вокруг ни одной живой души, усадьба разрушена... миленький у вас ситчик! - внезапно меняя тему, она ласково тронула крупной, почти мужской ладонью складки домашнего платья Дарьи Платоновны.
  - Пустяк! - невольно разулыбалась Дарья Платоновна, - простенький фасончик, да и рисунок, кажется, крупноват...
  - Ничуть не крупноват! - живо возразила незнакомка, - очень вам к лицу... а эта пелеринка, кружевом обшитая - чудо, как хороша! Что же, теперь такое носят?
  Обе дамы с жаром принялись обсуждать последние новинки моды, не замечая бьющего по прозрачному куполу дождя и мрачных, сырых стен развалин, угрюмо и величаво обступающих со всех сторон, пока, наконец, Дарья Платоновна не спохватилась.
  - Ох, да что же это я?! Да скажите хоть кто вы?! Откуда прибыли?!
  Дама изумлённо всплеснула руками и расхохоталась, высоко задирая несколько тяжеловатый подбородок.
   - И то, правда! Вы уж простите старуху, заболталась... вы, верно, Софье Михайловне родственницей будете? А я Иля! Иля Дадемская! Из Калинейки к вам прибыла!.. - и, видя, что Дарья Платоновна её не понимает, добавила, - из Няш-Привожи... супруг мой, Крони Дадем, тамошний Видящий, а дочка моя - Еня Дадемская, за вашим отцом Никоном замужем!..
  - Матушка Евдокия?! - ахнула ДарьяПлатоновна.
  - Она самая, - с грустной улыбкой подтвердила Иля, - вы уж не обессудьте, что без приглашения к вам, знаю, что нельзя, да только сердце материнское изболелось... ведь седьмой год никакой весточки о детях! Как они там, что?!
  Печальные слова Или Дадемской болезненным эхом отозвались в груди Дарьи Платоновны, ни на секунду, не забывающей о пропавшем Николеньке и она тотчас расположилась к своей новой знакомой с самым живейшим участием.
  Немного времени понадобилось, чтобы сообщить беспокойной матери о несокрушимом здоровье матушки Евдокии (эту новость Иля Дадемская выслушала с видимым удовлетворением, в глубине души нимало не сомневаясь в физической крепости своей могучей дочери!). Восторг и восхищение, вполне допускавшие немалое пролитие радостных слёз вызвала новость о прибавлении в семействе священника, после чего Иля Дадемская обнимая свою подругу (не побоимся этого слова), провозгласила себя счастливейшей из смертных.
  Далее пошла череда новостей не столь занимательных.
  С грустью поведала Дарья Платоновна об исчезновении отца Никона и Николеньки, после чего дамы вновь оросили себя слезами, на сей раз, безутешно молясь о пропавших без вести родных в бесконечных лабиринтах пещеры.
  (Отступая от повествования, следует заметить, что ежели бы Дарья Платоновна находилась в своей гостиной, как и приличествует даме её возраста и положения, а не разгуливала в такую непогоду среди развалин, под весьма сомнительным предлогом, то не прошло бы и получаса, как она могла бы лицезреть своего младшего сына живым и здоровым ибо бойкие лошадки, запряжённые в господский тарантас уже подъезжали к окраине деревеньки, подвозя благополучно выведенных из пещеры и радостно встреченных Дмитрием Степановичем, священника и Николеньку.)
  Иля Дадемская в свою очередь рассказала о плачевном положении своего супруга, подорвавшего здоровье в одной из обязательных миссий в должности Видящего.
  - ...плох... совсем плох! - всхлипывала Иля на плече утешавшей её собеседнице, - неизвестно, доживёт ли до Осенних Дождей и надежды нет никакой! Я ведь, признаюсь, дорогая Дарья Платоновна, чаяла, вдруг, да поможете... а у вас тут у самих... - и она безнадёжно махнула рукой, заливаясь горькими слезами.
  Желая ободрить рыдающую гостью, Дарья Платоновна пообещала устроить свидание с матушкой Евдокией и Иля Дадемская тут же оживилась и захлопотала, поправляя многочисленные оборки и рюши своего наряда, приготовляясь встретить свою бесценную дочь во всём великолепии.
  Несмотря на очевидное расположение к новой подруге, Дарья Платоновна благоразумно покинула безопасный купол и отошла под прикрытие сырых стен, ёжась от хлеставшего ливня, дабы Иля Дадемская не могла разглядеть диковинное средство передвижения госпожи Перегудовой.
  Убедившись, что никто за ней не следит, Дарья Платоновна мысленно представила себе застроенный всевозможными сараями, амбарами, хлевами, сараюшками и клетушками двор хозяйственного отца Никона и тут же очутилась на мокрой лужайке перед домом священника.
  Однако, на сей раз бесшумного и таинственного появления, как это любила демонстрировать Дарья Платоновна, не получилось.
  За минуту до материализации Дарьи Платоновны, влекомая насмешливым провидением на лужайку, тяжело переставляя короткие, непомерной толщины ножки, лениво приковыляла упитанная розовая свинья. Обнаружив подходящую лужицу, она, не долго думая, плюхнулась в её середину, поднимая фонтан грязных брызг, и блаженно прищурила маленькие, заплывшие жиром глазки.
  Вокруг не было ни души. Всё живое в округе попряталось от нудно моросящего дождя и довольная свинья, которую вовсе не пугала сырость, была счастлива вдвойне, наслаждаясь грязевой ванной и покоем.
   Стоит ли говорить, какой неприятной неожиданностью явилось для неё появление Дарьи Платоновны, угодившей прямёхонько на лоснящийся круп, доселе безмятежно дремавшего животного!
  Ошеломлённая таким внезапным нападением, свинья пронзительно взвизгнула и, беспорядочно перебирая короткими ножками, пыталась броситься прочь, но лишь завертелась бестолково на месте, придавленная солидным весом Дарьи Платоновны. Не менее перепуганная Дарья Платоновна, не успевшая осознать, куда перенёс её коварный Пояс и отчего земля ходит под ней ходуном, визгливо закричала, самым неподобающим образом и обхватила ошалевшую от страха свинью за толстую шею, чем привела и без того доведённое до крайности животное в неописуемый ужас.
  Сделав несколько лихих, отчаянных прыжков, свинье, наконец, удалось избавиться от вопящей наездницы и с громким, пронзительным визгом несчастный скакун кинулся прочь, не разбирая дороги, оставляя Дарью Платоновну сидящей на мокрой траве в самом плачевном виде.
  Многочисленные отпрыски отца Никона во главе с матушкой Евдокией, не увидели триумфального появления Дарьи Платоновны, но привлечённые странным шумом стали свидетелями небывалой скачки и сейчас все до единого, включая самого младшего, выстроились под небольшим навесом со страхом и любопытством наблюдая за удивительным поведением барыни.
  Дарья Платоновна медленно встала, изо всех сил стараясь не выдать ту бурю чувств, что бушевала в её разгневанной груди. Величаво размазала грязь по подолу некогда светлого платья, в тщетной попытке скрыть следы своего позорного падения и так свирепо зыркнула на непочтительно хихикнувшего попёнка, что отбила всякую охоту молчаливых наблюдателей, к каким бы то ни было насмешкам.
  Странное появление госпожи Перегудовой в полном одиночестве без экипажа в такую ненастную погоду и уж тем более ничем не объяснимые скачки на свинье заставили матушку Евдокию усомниться в правдивости слов сказанных далее Дарьей Платоновной о появлении в Полянке Или Дадемской. Однако, видя, что барыня крайне раздражена, и шутить вовсе не расположена, матушка Евдокия вынуждена была послушаться и, лелея в душе робкую надежду, что, несмотря на явное помешательство взбалмошной барыни, её родная маменька действительно ожидает свою дочь в бывшей господской усадьбе, спустя некоторое время, проворно карабкалась по скользкому склону холма, в сторону сгоревшей усадьбы, издали удивительно напоминая бегущего гиппопотама.
  
  ***
  
  Меж тем господский тарантас миновал околицу и въехал в деревню, бодро колеся к дому священника. Возле самого крыльца послушные лошадки разом осадили свой бег и поддерживаемый с одной стороны кучером Фёдором, а с другой самим Дмитрием Степановичем, отец Никон охая и стеная выбрался наружу.
  К большому удивлению священника, его никто не встретил и прекратив на время издавать жалобные вздохи, обеспокоенный отец Никон с досадой отмахнулся от своих добровольных помощников и шустро засеменил к дому.
  Справедливо полагая, что в подобной ситуации единственной обязанностью супруги и многочисленных отпрысков является безмолвное и покорное ожидание, нарушаемое разве что горестным плачем покинутых детей и горячими молитвами о его, Никоне, благополучном возвращении, он с негодованием созерцал пустые окна дома, в которое не выглядывало ни одно обеспокоенное лицо!
   Приняв вид по возможности утомлённый (что было нетрудно, учитывая крайнюю усталость и истощение хлебнувшего изрядную долю опасностей и приключений священнослужителя) с налётом некоторого сурового достоинства, подобающего всякому великому путешественнику-первопроходцу, отец Никон торжественно распахнул дверь и остановился на пороге, озадаченно оглядываясь вокруг.
  В избе творился страшный бедлам.
  Печной закуток и кресло у окна - места, где обычно проводила своё время матушка Евдокия, занимаясь приготовлением пищи или бесконечным шитьём, пустовали. Оставленные без всякого присмотра, многочисленные потомки, разорили матушкин сундук и, облачившись в немыслимые наряды, среди которых был и свадебный убор матушки Евдокии, прыгали с высокой столешницы на брошенные на пол белоснежные пуховые подушки, громко и вразнобой поясняя, что они играют в "свинью и барыню!"
  Растерянный и даже несколько обиженный таким равнодушием со стороны ветреной супруги и легкомысленных отпрысков к собственной персоне, отец Никон пытался выяснить местонахождение матушки Евдокии, но вразумительного объяснения, куда подевалась многоуважаемая матушка, никто из детей не дал. Из разноголосых, радостных воплей, состоящих в основном их вопросов о том, нашёл ли их отец клад и видел ли он подземных чудовищ, отец Никон мог уразуметь только то, что неведомо откуда, вероятно с неба, появилась барыня Дарья Платоновна, пыталась взять в плен их самую жирную свинью, но свинья сбежала и тогда барыня захватила матушку и обе скрылись неведомо куда.
  Применив весь свой родительский авторитет, отец Никон всё же выяснил, куда направила свои стопы матушка Евдокия, но известие о том, что почтенная мать семейства, бросив детей и оставив хозяйство, поспешила, невзирая на непогоду в заброшенные развалины, привело и без того измученную и расстроенную голову отца Никона в совершеннейший беспорядок.
  
  ***
  
  Совсем иная встреча ожидала вернувшегося Николеньку. Весть о благополучном возвращении молодого барина быстро облетела небольшую деревеньку и к тому времени, как тарантас подкатил к парадному подъезду господского дома, на крыльце столпились родственники и дворня, радостными возгласами встречая прибывших.
  Когда Николенька, закутанный в длинный плащ, подаренный Стражами поднялся на крыльцо, веселья несколько поубавилось. Приветственные крики смолкли и среди собравшихся пролетел горестный вздох.
  Из-под длинной полы плаща, выглядывали изорванные, перепачканные грязью брюки. Лицо юноши осунулось и побледнело, он смущённо улыбался разбитыми губами, старательно делая вид, что прекрасно себя чувствует, но покрытые кровавой коркой пальцы предательски дрожали, когда он пожимал руки родных.
  С некоторым опозданием явилась Дарья Платоновна.
  Причину своего отсутствия в столь важный момент она не пояснила, но вид её, учитывая наскоро смытые подтёки грязи на седых висках и небрежно накинутую шаль не сумевшую скрыть скандально перемазанный наряд, являл столь странное зрелище, что Дмитрий Степанович заподозрил было неладное, однако смолчал, а после, утомлённый событиями последних дней и вовсе позабыл.
  Усталого юношу уложили в постель, и каждый старался, как мог угодить ему. Катенька заботливо стирала влажной салфеткой пот и копоть с измождённого лица. Дарья Платоновна и Авдотья сбились с ног, предлагая всяческие яства. Настенька и Володя каждую секунду ласково вопрошали не нужно ли чего дядюшке, не давая бедному Николеньке ни на секунду сомкнуть глаз и только мисс Флинт и старый дядька Ёра Семёнович не участвовали во всеобщей, неохватной заботе. Меся сапогами грязные тропы они ходили из дома в дом, заглядывая во все возможные закоулки и расспрашивая местных жителей о Викторе, но никто ничего вразумительного сказать им не мог. Единственное, что удалось выяснить, это то, что один из немногочисленных жителей Гнездовища, Матвей Сорокин, тоже не появлялся дома с раннего утра, а то и с ночи, что установить было трудно, поскольку по случаю летнего времени мальчик ночевал на сеновале и потому был предоставлен сам себе, прекрасно обходясь безо всякого контроля со стороны взрослых.
  
  Глава 20
  
  Бедный Генрих Карлович и сам не мог объяснить, как его угораздило самому напроситься в этот небезопасный поход вместе со Стражами!
  Последнее (равно, как и первое) его посещение Летохиной пещеры, чуть было не обернулось для несчастного управляющего и его хозяина непоправимой бедой и удачно избежав мучительной гибели в мрачных переходах пещеры, господин Мюллер и помыслить не мог, что сам, добровольно, отправиться сюда вновь.
  Однако, это случилось и виной тому, возможно, было чувство безграничной ответственности, свойственное всякому немцу, а может нежелание оставаться вновь наедине со своими беспокойными мыслями. Как бы то ни было, сейчас господин Мюллер находился глубоко под землёй и вместе со Стражами обсуждал план захвата ничего не подозревающих злодеев, вольготно расположившихся на берегу Мутного озера.
  - Плешки... - задумчиво бормотал Яков, осторожно рассматривая суетившихся среди камней Чужаков из своего укрытия, - кто бы мог подумать, что они живы! Про них в деревне уж и думать позабыли, а они, поди ж ты... здесь, под землёй, здравствуют и поныне...
  - Брать их надо! - вмешался Тимошка, - чего ждём-то?! Ведь уйдут!
  - Не успеем... слишком близко они от берега. Сядут на шиммалу - поди, догони их на озере!..
  - Ежели мы будем только сидеть и глазеть на них, так они и верно уплывут рано или поздно, - ворчливо отозвался Тимошка.
  Несмотря на то, что юный Страж тотчас получил от старших товарищей затрещину за неуважение и торопливость, они не мог не осознавать, что Тимошка прав - Плешки во главе с бабкой Агафьей, действительно могли покинуть берег в любой момент, и тогда редкий шанс поймать их всех в одночасье был бы безвозвратно упущен.
  Пока Стражи терзались сомнениями и внутренними распрями, на каменистом пологом берегу появилось новое действующее лицо.
  Детёныш шиммалы, шумно пыхтя и отдуваясь выбрался из тёмных вод Мутного озера и деловито отряхивая холодные брызги, заторопился к своему более взрослому сородичу. Его толстенькое неуклюжее тело проворно скользило по россыпи камней, оставляя за собой длинный влажный след, гибкий хоботок на голове вытянулся вперёд, словно стремясь поскорее достигнуть своей цели, круглые большие глаза нетерпеливо помаргивали и весь вид толстяка был так потешно-уморителен, что даже старая ведьма на миг прекратила свои вопли.
  Огромная шиммала тоже заметила приближение детёныша и заверещала тонко, приветственно вытягивая светящийся отросток. Детёныш взвизгнул от волнения и хотя, казалось, это было невозможно, прибавил ходу, так, что из под его крупного тела в разные стороны полетели мелкие камешки. Взрослая шиммала не осталась равнодушной к стараниям малыша и двинулась навстречу, стряхивая со своей огромной спины, плохо закреплённые мешки.
  - Куда! - рявкнула ведьма, - назад!!!
  Она сунула в рот грязные пальцы и пронзительно свистнула, останавливая могучую шиммалу. Грузное тело огромного животного застыло на мгновение, но громкий, тревожный окрик детёныша заставил шиммалу снова двинуться вперёд, не подчиняясь приказу старухи.
  Ведьма завизжала пронзительно, топая ногами и бессильно молотя кулаками воздух. От душившей её злобы, она потеряла способность членораздельно говорить и только выкрикивала отдельные звуки, жестом приказывая Плешкам остановить упрямую шиммалу во что бы то ни стало.
  Трусливые Плешки напротив отбежали от громоздкой твари на безопасное расстояние, боясь быть раздавленными и не находя возможности остановить неумолимо ползущую тушу, атаковали беззащитного малыша, метко забрасывая не ожидающего нападения детёныша градом камней.
  Глупый червяк-переросток, воспринял щёлканье камней по своему крепкому панцирю, как забавную игру и даже радостно повернул губастую морду в сторону бесновавшихся Плешек, готовый принять участие в новом развлечении, пока острый осколок не рассёк его доверчиво распахнутую пасть.
  Кровь хлынула из глубоко пораненной губы, и детёныш завизжал, испуганно втягивая сразу потускневший хоботок в голову. Эхом раздалось в ответ обеспокоенное верещанье взрослой шиммалы и злобные вопли обрадованных Плешек, сливаясь под низкими каменными сводами в немыслимую какофонию звуков.
   Осмелевшие Плешки близко обступили раненого малыша и били его крепко зажатыми в руках камнями, норовя попасть по самым уязвимым, незащищённым панцирем местам. Не в силах больше кричать от боли и страха бедный детёныш только тонко всхлипывал, пытаясь скрыться от преследователей среди груды каменных обломков, но безжалостные Плешки без труда настигали его, глумливо пиная покрытый жёсткими шипами хвост, и продолжали методично наносить ему тяжкие увечья, с каждой минутой приближая неминуемую гибель несчастного малыша.
  Внимательной наблюдавший за развитием событий, Яков, решил, что момент для нападения более, чем подходящий и уже готов был дать сигнал к наступлению, как на головы, озверевших от вида пролитой крови Плешек, кинулся маленький крылатый мальчик.
  - Не смейте! Прочь!!! - голос Матвея сорвался и он, плохо ориентируясь в полумраке, едва освещённом огнём факелов, крепко ударился о незамеченный им каменный выступ. Плешки отпрянули, застигнутые врасплох, но, видя, что это только ребёнок, злобно ощерили в отвратительной ухмылке тонкие, бескровные губы.
  - Бей!!! - коротко скомандовал, тот из Плешек, что казался постарше и, высоко взвиваясь в воздух, они ухватили за ноги не ожидавшего такой прыти Матвея. Через секунду мальчик оказался повержен на землю, быстро переходя из роли защитника и сам, становясь новой жертвой.
  - Ну, братцы, - несколько обескуражено выкрикнул Яков, - теперь уж не до жиру! Мальца бы спасти, а там будь что будет!
  Стражи бесшумно выбежали из-за своего укрытия, окружая, увлечённых борьбой (а точнее сказать избиением) Плешек и через минуту злобные нелюди оказались крепко связанными и безо всякого сожаления брошенными на сырых камнях.
  Продолжавшая бесноваться старая ведьма, уловила внезапную перемену в яростных выкриках Плешек и, обернувшись, увидела приближающихся Стражей. Мгновенно оценив обстановку, старуха оставила попытки остановить шиммалу и попыталась взобраться на её покрытую жёстким панцирем спину. Могучее животное, потеряв ведьму из поля зрения, торопливо двинулось вперёд, не видя более для себя никаких препятствий и не удержавшись на скользкой спине, бабка Агафья кубарем покатилась вниз, оказавшись у шиммалы на пути. Извернувшись вьюном, старуха чудом выскользнула из-под огромного тела, но, споткнувшись о каменную россыпь, свалилась прямо в холодные воды озера и в следующую секунду оказалась накрыта скользким телом шиммалы, избравшей воду, как более короткий и безопасный путь.
  Вопль её коротко прозвучал прощальным аккордом среди всеобщей суматохи, и на берегу Мутного озера установилась относительная тишина, нарушаемая только плеском волн и тихим стоном израненного детёныша.
  Не обращая никакого внимания на людскую суету, громадная шиммала величаво взобралась на каменистый берег и, отыскав среди прибрежных камней полуживого малыша, нежно принялась подталкивать его к воде, втолковывая что-то тихим, едва различимым голосом. Достигнув тёмных вод обе шиммалы не оборачиваясь на наблюдавших за ними со смешанным чувством вины и сострадания людей, медленно удалились, рассекая длинными телами неспешные волны Мутного озера.
  Яков помог подняться Матвею, сурово покачивая головой и готовый задать мальчику не совсем приятные вопросы по поводу того, как он здесь оказался. Но, пряча виноватые глаза, Матвей сообщил следующую новость, от которой всякая охота Стражей расспрашивать мальчика о его странном местопребывании отпала.
  - Там Виктор... - кивая в сторону озера, пробормотал Матвей, - он болен... я не знаю что с ним, только он идти не может.
  Стражи заторопились к берегу и действительно нашли на прибрежных камнях странно ослабевшего мальчика. Он был без сознания, и дыхание его едва угадывалось в худеньком, безвольно обвисшем теле.
  - Подымай его... да только осторожно! - приказал Яков силачу Емеле.
  Бородатый страж, оставив в сторонке свой неизменный посох, осторожно приподнял невесомое тело мальчика и, будто споткнувшись, задумчиво осмотрел тёплую, покрытую зеленоватым мхом каменную глыбу, на которой лежал Виктор.
  - Ну, чего там?! - недовольный задержкой поторопил его Яков, - выноси его наверх, неровён час, случится чего!
  Емеля послушно поспешил к выходу из пещеры, и только поравнявшись с Яковом, шепнул ему незаметно от других несколько слов, чем заставил Якова вздрогнуть и с удивлением оглянуться назад, в попытке осмотреть покрытый мхом камень. Но беспокойство за жизнь и здоровье Виктора заставили Якова прибавить шагу и только немой вопрос, обращённый к Емеле, застыл в его глазах, словно спрашивая своего товарища: "ты уверен?!", а тот отвечал ему не менее выразительным взглядом...
  
  
  Эпилог
  
  Виктор выздоравливал очень медленно. Минула уже вторая неделя, как Стражи вынесли его полуживого из пещеры, а он только едва-едва стал подниматься на слабых, ватных ногах, с усилием делая несколько шагов. Такие упражнения давались ему с немалым трудом, и он всякий раз бессильно опускался на кровать поддерживаемый заботливыми руками не отходивших от него ни на шаг родных и после долго не мог говорить, восстанавливая потраченные силы.
  Дарья Платоновна не могла сдержать слёз, глядя на осунувшееся, бледное лицо Виктора и только басовитый голос хуторского старосты Якова, все эти дни глаз не спускавшего с больного, успокаивал её совершенно расшатанные нервы.
  - Ничего!.. - снисходительно посматривая на слезливую барыню, говаривал Яков, - оклемается внучёк ваш, не беда!.. Глядишь, не будет более лезть, куда не попадя!
  - Вот видишь! - всякий раз укоризненно кивала при этом Дарья Платоновна, с упрёком взглядывая на Виктора, - как ты мог не слушаться! Ты даже не представляешь, какие беды могло наделать твоё легкомыслие!.. - далее обычно следовала длительная, нравоучительная тирада, на которую Виктор, как правило, утомлённо закрывал глаза, то ли действительно уставая, то ли желая таким образом избавиться от назойливого внимания бабушки.
  Матвея к нему не пускали. Заметив его издали Ёра Семёнович сурово сдвигал брови и, грозя мальчику скрюченным, пожелтевшим от табака пальцем неизменно приговаривал:
  - Ну?! Куды идёшь-то? Дома не сидится тебе, пострел?! Иди-иди откуда пришёл, нечего здесь разгуливать!
  Правда уверенный, что за ним не наблюдают из господского дома тихо прибавлял, таинственно понижая голос:
  - Лежит. Не встаёт ещё... слаб! Про тебя спрашивал, да я ему строго-насторого отвечаю - не допущу! Поскольку барин не велит - серчает очень! А ты иди... небось выздоровеет, встретитесь ещё... успеете сызнова набедокурить!..
  Погода наконец-то устоялась, и изрядно надоевшие дожди сменились тёплыми, солнечными днями. Поблёкшие от сырости посевы распрямились и пошли в рост, но вместе с ними из увлажнённой почвы, жадно захватывая обработанные клочья земли, повылезли вездесущие сорняки и крестьяне, не разгибая спины, день-деньской копошились на полях.
  Но, несмотря на каждодневную усталость, каждый вечер, как только солнце зависало над кромкой дремучего леса, и стар и млад, собирались возле старенькой церкви, в который раз обсуждая зловещие события прошлых дней.
  Более всего было разговоров про неожиданную поимку давно сгинувших Плешек и безвременную гибель Савелия. Известие, что Плешки под предводительством старой ведьмы использовали свою силу для гибели людей, потрясло жителей Полянки, и они ревностно осматривали все предметы своего небогатого гардероба, гадая, не порчена ли вещь, и при каждом недомогании торопились к Дарье Платоновне, безоговорочно признанной авторитетом среди местных знахарей.
  Впечатлительный отец Никон и вовсе повелел сжечь всю детскую одежду, не желая испытывать судьбу, и пока матушка Евдокия не справила бойким попятам обновки, они вынуждены были сидеть дома, завернувшись в различные лохмотья.
  - Ничего! - пресекая всяческое недовольство, приговаривал отец Никон, - здоровее будете! Вона, Савелий-то, обронил в пещере всего-то пустячок - пояс! И, поди же ты... подобрала его ведьма и заставила Плешек вокруг пояса плясать, смертельную порчу наводить и, готовое дело! Стал этот пояс для Савелия хуже самого смертного яду! Как только старуха вернула Савелию поясок, так и часу не прошло - покинули старика жизненные силы! Пояс высосал их...
  - А как же бабка?! Стало быть, на неё не подействовали колдовские силы?! - тоненько пищали присмиревшие ребятишки, пугливо выглядывая из-под своих живописных нарядов.
  - То-то, бабка... заколдованная вещь она только на своего хозяина действует, для остальных безвредна!..
  На фоне всеобщего ужаса перед убийственной силой Плешек, невероятной казалась необычайная жизнестойкость Виктора. Мальчик не только не погиб, прикоснувшись к отравленным вещам, но хоть и медленно, несомненно шёл на поправку.
  Дарья Платоновна, тотчас объяснила этот удивительный феномен причастностью семьи Перегудовых к всемогущему клану Видящих, а дотошный староста Яков, искоса поглядывая на Виктора, отчего-то стал рассказывать о древнем потерянном мире, населённом загадочными существами, умеющими менять цвета и форму. После его слов мальчик неожиданно разволновался, и рассерженная Дарья Платоновна повелела прекратить всяческие разговоры, причиняющие больному беспокойство. Яков не стал настаивать, но с тех пор Виктор частенько ловил на себе его внимательный, изучающий взгляд. Поскольку никаких расспросов за этим не следовало, то мальчик вскоре и думать позабыл о странных намёках, всецело отдавшись восхитительному ничегонеделанию, а что думал обо всём этом мудрый Слипун, так и осталось невыясненным.
  Желая развлечь больного, Дарья Платоновна решила устроить пикник для всей семьи (в состав которой она, не долго думая, включила Генриха Карловича и отца Никона). Расположились в старом саду, вольготно раскинувшемся на склоне крутого холма, позади погорелой усадьбы. Унылые развалины отсюда не были видны, зато открывался роскошный вид на Голубое озеро, дом с белыми колоннами и высокие, поросшие густым тёмно-зелёным лесом холмы.
  Компания с удобством расположилась на мягкой, изумрудного цвета траве, среди невысоких разлапистых яблонь и зарослей одичавшей вишни. Дарья Платоновна, Катенька и мисс Флинт разложили на широких покрывалах холодную курятину, пирожки с малиной, ватрушки и варёные яйца и все дружно принялись закусывать, передавая друг-другу наскоро сделанные бутерброды и стаканы с холодным квасом, компотом и некрепким домашним вином.
  Игнорируя аппетитные закуски, Генрих Карлович и отец Никон вели жаркий спор, начавшийся ещё в усадьбе и не прекращавшийся ни на секунду, пока ехали в тарантасе.
  - Что вы мне всё о милосердии толкуете, - раздражённо верещал отец Никон, суча кулачками перед лицом упрямо насупившегося управляющего, - милосердие хорошо, когда оно в толк! Когда всякое живое существо понимает: вот сейчас пожалели меня, простили, так, стало быть, и я завтра пожалею и прощу!!! А Плешки ваши - что?! Пощади вы их сейчас - они завтра ещё более бесчинствовать будут!
  - Странно, от вас, служителя церкви слышать такие рассуждения! - не менее раздражённо отвечал управляющий, - так как же вы предлагаете поступить с Плешками?! В темницу заточить? Или уж сразу и казнить?!! А позвольте вас спросить, уважаемый отец Никон, кто выступит палачом? Может быть вы?!!
  От возмущения отец Никон не сразу нашёлся, что ответить и исступлённо замахал на оппонента поджаристой куриной ляжкой.
  - Господа, угомонитесь, ну что вы право, как дети... - воспользовавшись короткой паузой, Дарья Платоновна энергично вмешалась в перепалку, - не надо никого казнить. Плешек надобно в Няш-Привожи отправить... пущай там поживут!..
  - Зачем это?! - озадаченно вскинул на неё глаза отец Никон,- сами с поганцами справиться не может, так давайте соседям сбагрим? Ловко!!! - и спохватившись, забормотал, пряча блеск желтоватых глаз, - хотя, конечно, не могу не подивиться вашей смекалке и дальномыслию...
  - Будет вам, отец Никон, ёрничать, - осадила его Дарья Платоновна, - сами ж говорили, что Плешки могучей силой обладают, кабы только направить её в нужное русло... А в Няш-Привожи, Видящий очень плох, авось помогут!..
  - Опять!!! - Дмитрий Степанович взметнул вверх кулак, собираясь по давней привычке обрушить его на крышку стола, но смятая скатерть, раскинутая прямо на мягкой траве, не давала возможности эффектно завершить удар, и Перегудов пребольно хлопнул себя по согнутому колену.
  - Я ж вам сколько раз говорил, сударыня! Предупреждал!!! Без меня никаких переговоров с пришельниками! И что же?!! Вы снова виделись с... как там её!!! А меня и не соизволили предупредить!!!
  - Ах, полно вам, друг мой! - нимало не испугавшись, отмахнулась Дарья Платоновна от рассвирепевшего супруга, как от назойливой мухи, - должна же я хоть с кем-то общаться! - и добавила, простодушно гладя Дмитрию Степановичу в глаза, - ведь вам-то, кажется Двери по-прежнему не отворяются?
  Перегудов не нашёлся, что ответить, но так грозно свёл к переносице густые брови, что Дарья Платоновна предпочла за благо перебраться на другую сторону импровизированного стола.
  - Ничего, рара, нужно лишь немного запастись терпением и двери снова отворятся, - неожиданно заметил Николенька с лёгкой улыбкой наблюдая за пикировкой родителей.
  - Э-э-э, Николка! Само-собой ничего не случается... - печально покачал головой Дмитрий Степанович, - ранее мы думали, что найдём злодеев, которые забирают силу из магических вещей, припрём к стене, да и заставим вернуть всё восвояси, а теперь что? Злодеи известны, да только старая ведьма сгинула бесследно, от Плешек толку чуть, глупы, как пробки, сами не ведают, что творят. Марья, глядишь и могла бы помочь, да её и след простыл! Сбежала из имения, только её и видели, да и по всему видать была со старухой в сговоре, так что...
  - И всё же я попробую вас убедить, что это как раз тот случай, когда никакого вмешательства и не надобно! Как вы думаете, - Николенька живо повернулся к слушателям лицом, приподнимаясь на локтях и удобно прислоняясь к шершавому, тёплому стволу старой яблони, - для чего бабка Агафья собирала наши вещи и заставляла Плешек начинять их смертельным ядом, уносящим жизненную силу?
  - Как для чего?!
   - Известно!
  - Извести весь наш род хотела!!! - раздался в ответ удивлённый хор нестройных голосов.
  - А зачем?
  - Ну, - Дмитрий Степанович почесал переносицу, - кто ж её знает... старуха-то уж вышедши из ума была!
  - Затем, что и ведьма и её внучка из породы людей, которых душит ненависть, при виде чужого благополучия! - вмешалась в разговор Дарья Платоновна, - для таких людей никакой причины не надобно, чтоб чужую жизнь сгубить!
  - Да не было в них ненависти, - задумчиво покусывая тонкую травинку, возразил Николенька, - ну может и любви особой тоже не было, но я думаю, что более всего ими руководила страсть к богатству и власти, а мы оказались помехой на их пути!
  - Помилуй, Николенька, да мы и знать не знали, что старуха в пещере живёт и сокровища подземные собирает, - удивился Дмитрий Степанович, - для Марьи и Агафьи путь из деревни открыт, Абуджайская Шаль им не помеха чем же мы им мешали?
  - А Плешки?! Это ж такая сила в умелых руках, что дороже всякого сокровища будет! Ведьмы во что бы то ни стало хотели Плешек с собой забрать!
  - Я понял, - Генрих Карлович возбуждённо поправил сбившееся на сторону пенсне, - ну, конечно! Теперь всё встаёт на свои места! Ведьмы нашли способ постепенно, исподволь поглощать силу из Абуджайской Шали, возможно даже с помощью тех же Плешек. Им оставалось только дождаться, когда сила иссякнет совсем, граница исчезнет и её бесперепятственно может покинуть любой пришельник! Только одно непонятно, уважаемый Николай Дмитриевич, отчего вы так уверены, что источник, поглощающий силу из Абуджайской Шали более не действует и магическая вещица со временем восстановит свои силы?!
  - Потому, уважаемый Генрих Карлович, что Абуджайскую Шаль невозможно лишить силы, поскольку она, как и всякий артефакт и есть сила, только облечённая в определённую форму, а так называемый "источник", который приводит эту силу в действие - это мы. Мы все - Перегудовы.
  ???
  - Посудите сами: исчезновение старухи, её малоприятные манипуляции с нашими вещами и ослабление границ имения, произошли одновременно. Если связать эти факты с неизменным служением Шали только представителям нашего рода, становится очевидной незримая связь между нами и магической вещью.
  - Это правда! - вмешался в разговор Виктор, - ведьма в пещере тоже говорила, что, мол, в нас колдовская сила есть и скоро она на убыль пойдёт...
  Дмитрий Степанович невольно приосанился, оглаживая бакенбарды, да и остальные члены семейства Перегудовых, приняли несколько независимый и отчасти смущённый вид.
  - Ну, господа, теперича вас надо беречь пуще прежнего! - мелко рассмеялся отец Никон, - а не то... - он неопределённо махнул рукой, и все разразились дружным смехом, будто священник высказал необычайно забавную шутку.
  - Господа, вы даже себе не представляете, какие перемены ждут нас в скором времени! - Генрих Карлович взволнованно встал на колени (поскольку его слушатели в основном полулежали на тёплой, прогретой солнцем земле, встать на ноги и возвыситься над всеми, ему показалось неудобным, но и сидеть в такой торжественный момент щепетильный управляющий счёл неловким), - Двери скоро откроются! Пойдёт совсем другая жизнь! И самое главное, господа...
  - Самое главное, - вмешался вредный отец Никон, бесцеремонно прерывая взволнованную речь господина Мюллера, - станет сохранить в тайне, наши связи с иными мирами. Ох, сколько бывало, мы мучились с покойной Софьей Михайловной, ведь то один сосед норовит прибыть с визитом, то другой... да-да, уважаемая Дарья Платоновна! - отец Никон сочувственно пожал руку несколько изумлённой такой фамильярностью Дарье Платоновне, - про светские-то посиделки придётся позабыть!..
  Но видно такой сегодня был день, что говорливому отцу Никону тоже не удалось высказаться.
  - Постойте-ка, - внезапно закричал встревоженный Николенька, - что это народ возле усадьбы засуетился? Видите?!
  - Верно...и карета чужая! Кто бы это мог быть?!
  - А я что говорил?! Вот и началось, - не совсем впопад вставил довольный отец Никон.
  - Да кто ж это, господи?! - разволновалась Дарья Платоновна, - не видать ли кому?!
  Предвосхищая дальнейшие расспросы, по склону холма уже мчался мальчик Сенька:
  - Барин! - кричал он, резво перескакивая через земляные кучки, повсюду нарытые трудолюбивыми кротами и срываясь от быстрого бега на тонкий визг, - там господин Огуреев приехал! С друзьями! Енерал один! Важный! И с супругой! И ещё один с виду нерусский... и прислуги при них, а вас никого нет!!! Я за вами...
  
  ***
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"