Даже извилистые трещины в необычно светлой (на Солнце выцвела, что ли, за столько лет?) коре были огромными. В иные помещалась ладонь, а порой и вся ступня. Это помогало карабкаться. Внизу дерево походило на скалу: и вдесятером не обхватишь, но здесь уже чувствовалось, что ствол - это круглый столб, и кое-где из него торчали другие неохватные столбы. То есть ветви. Однако перелезать с одной на другую было ещё затруднительно: промежутки между ними во много раз превышали рост Сника. Периодически у него возникали сомнения относительно собственной способности преодолеть обратный путь, но всякий раз он утешался тем, что давно уже превысил уровень, с которого падать безопасно.
Хоть ветви и были огромны и редки, заканчивались они гигантскими шапками листвы, и здесь, у ствола царил зелёный полумрак. Это, однако, не помешало Снику до предела пропитать по?том и без того не слишком чистую одежду. А ведь до места, даже приблизительно похожего на смотровую площадку, лезть ещё гораздо больше, чем пройдено.
Он поднял голову. Самая высокая развилка, откуда, собственно, и планировалось обозревать окрестности, еле просматривалась сквозь серо-зелёное кружево веток и листьев. Отнюдь не воодушевляющее зрелище, но это всё же лучше, чем смотреть вниз. А всё из-за желания увидеть мир глазами птиц. Нет, конечно по деревьям он лазить умеет, и получше многих. Но по деревьям, а не по деревянным горам.
Пока Сник мысленно ругался глаза, руки и ноги делали своё дело, и вскоре обнаружилась первая развилка. С земли её, кстати, видно не было. Ниже ветви отходили в стороны по одной, и обойти их не составляло труда. Если не считать трудом постоянное впивание пальцами в любые неровности коры. Но сейчас ствол разделялся на три почти одинаковых части, и поэтому становился толще. Со всех сторон. Лезть по сужающейся или просто вертикальной башне было не слишком удобно, но возможно, однако теперь... Сник попробовал подтянуться только на руках, чтобы потом перебросить одну из них вверх, где, собственно и начиналась развилка, но не дотянулся и чуть было не сорвался. Падать с такой высоты было бы уже неприятно. Прежде всего, потому, что долго. Он не упал, но с размаху впечатался лицом в ствол и в кровь разбил губы и нос. Вдобавок, ещё и руки ободрал.
Пришлось повторить трюк. Только на этот раз он вспомнил и про ноги. Подтянул ступни как можно ближе к ладоням и, оттолкнувшись ими, бросил всё тело, возглавляемое правой рукой, вверх и чуть назад, вдоль поверхности коры.
Ему повезло. Если бы перетяжка коры между ветвями была чуть толще, он не смог бы ухватиться за неё. И тогда бы уж точно рухнул. А так, она оказалась лишь тонкой стенкой, и намертво вцепившись в неё, Сник втащил измученное бессмысленными трудами тело в промежуток между гигантскими столбами. И рухнул в воду. Три братца-ствола уходили вверх из довольно-таки приличной лужи. По меньшей мере, шага три в поперечнике и почти по колено глубиной в середине. А дождей-то не было дней двадцать. Вода оказалась чистой и тёплой. Только по поверхности плавало несколько листиков, да со дна свалившийся Сник поднял немного вконец размокшей деревянной трухи.
Естественное деревянное корыто оказалось вполне привлекательной купальней, и, скинув промокшую одежду, он принялся смывать с тела грязь и запёкшуюся кровь. Удивительнее всего было то, что Солнце светило сюда почти беспрепятственно. В гигантской кроне оказалось множество окон, и в одном из них красовался сейчас сверкающий круг. Тем более странно, что вода не испарилась...
Сник вылез на бортик и уселся обсыхать. "Наружу" он старался не смотреть. Как, впрочем, и вверх тоже. Взгляд бесцельно блуждал по деревянному дну, пока он не понял, что перед ним не совсем простая "лужа". Один из стволов был полым, и вода уходила в него через проём, высотой почти в рост Сника. Мёртвый этот ствол, что ли? Он всё-таки задрал голову. Да нет, вполне живая ветвь. Просто в деревянной скале есть пещера, куда частично уходит горное озеро.
* * *
Глуповатые шутки грузчиков звучали всё тише, и их хохот уже заглушался кряхтением и сопением охранников. Которые не смеялись. Не потому, что остроты потных деревенских здоровяков тупы, как их деревянные башмаки. И не потому, что шутили над ними. Охранники вообще не смеются. Когда они - охранники, конечно. Так уж заколдованы. Правда, это не делает их умнее вонючей деревенщины.
Тальвии захотелось прыснуть, но она сдержалась. Без особого труда. Дверные створки глухо стукнули друг о друга, и воцарилась тишина. Всё правильно, здешние двери, закрывшись, не должны пропускать никого и ничего. Даже звуки. Теперь можно было считать. До скольких там велит считать в подобных случаях уложение? Верно, чем дольше, тем лучше. Она нашла силы дотянуть до трёх с половиной сотен. Все наставники в один голос утверждали, что мысленный счёт одновременно и расслабляет, и сосредотачивает. Может, это и так, но, что касается Тальвии, то ей он прежде всего помогает не думать. Вместо мыслей в башке бесконечной цепью проплывают числа, и ты тупо провожаешь их взглядом. Прекрасный способ убить время. И вот, оно убито, чувства раскованы, внимание обострено, посмотрим, что происходит вокруг.
Собственно, смотреть-то можно было только перед собой, и видеть полную темноту, но есть же и другие органы чувств. Нос, например. Единственный запах, который он улавливает - запах собственного пота. И это хорошо. В смысле, что только пота. И есть ещё уши. Они пока ничего не слышат, но только пока. Если прислушиваться достаточно долго, то... Вот, словно оживающие призраки, медленно, но ощутимо нарастая, всплывают ритмы. Опять же, собственные. Сердце и дыхание. Что-то тяжело мы дышим. Хотя сам факт весьма обнадёживает. Проторчать в этом гробу столько времени и не загнуться... Ну ладно, что ещё мы слышим, кроме стука сердца и хриплых вздохов? Вроде бы, ничего... Или...
Что-то схожее с очень далёким всплеском на грани слышимости прозвучало где-то впереди. Правда, понять, где это "впереди", сейчас было затруднительно. Наверняка Тальвия могла утверждать лишь то, что входные ворота находятся у неё за спиной. Ещё один всплеск. Он не был громче. Просто улучшался слух. Может, маги устроили в этой пещере ещё и баню? Довольно долго она ждала очередного всплеска, а когда тот прозвучал, чуть не прозевала, потому что расслышала, наконец ещё один звук - тихое потрескивание над головой. Так трещат тонкие сырые ветки в огне. Что там может гореть, наверху? Факел, лучина, плошка с маслом? Или, может, они развели костёр на потолке? От этих колдунов всего можно ожидать. Тальвия представила себе, как, вопреки всему, свешиваются с потолка языки пламени, и ей стало нехорошо.
Зачем, скажите на милость, огонь в помещении, где никого нет. Ну, то есть, считается, что здесь никого нет. Ещё один всплеск. Словно далеко-далеко в воду упал камень. Для чего здесь вода, и что за камни в неё шлёпаются? Тоже мало понятно. А вот и ещё один звук. Высокий. Однотонный. То ли свист, то ли зуд. И ещё: будто кто-то водит ногой по сухому песку - шурх-шурх... Если прислушаться, магическая кладовая не тише рынка. Может, её не туда затащили? Да нет, вроде, по дороге все признаки свидетельствовали, что добыча захватила наживку. Скорее всего её доставили по адресу. Вот только, уж больно здесь шумно. Или на свалках никому не нужной волшебной рухляди всегда так? Впрочем, чтобы всё это услышать, надо было действительно изо всех сил прислушиваться. А если расслабиться, то кроме звуков, издаваемых собственным телом не улавливаешь ничего.
* * *
В кабинете, за прозрачной стенкой, блики скакали как сумасшедшие, и Ёзз догадывался, что такое вытворяет там синтан, но встать и проверить, не рискуя перевести эмоции Эслы за точку кипения, не было никакой возможности. Ну почему это всякий раз, как только серьёзная работа вступает в решающую фазу, находится кто-то, желающий немедленно выяснить отношения? Впрочем, ответ известен: "Сам виноват". А эту, разбушевавшуюся не хуже синтана, подругу, похоже, волнуют сейчас лишь собственные чувства. Хотя она и раньше особо не интересовалась аппаратурой в кабинете своего возлюбленного. Да, и близость космодрома делала светопреставления в квартире Ёзза привычной средой.
Какой кретин придумал расширять город именно в этом направлении, он так и не смог выяснить, хоть и очень заинтересовался этим вопросом уже через три дня после новоселья. Тем, кто живёт внизу, ещё повезло. Так, ерунда, яркие зарницы каждые десять-пятнадцать минут, да, если приглядеться, белые вертикальные молнии над верхушками могучего леса. А отсюда, с последнего этажа видно всё: и периодически наливающиеся разноцветным сиянием стартовые котлованы, и вытягивающиеся в молнии взлетающие лихтеры, и сплющивающиеся в световые блины, прежде чем утонуть в фиолетовых причальных колодцах, садящиеся, и столбы света прожекторов, специально таких ярких, чтобы их было видно с орбиты, и сверкающее всеми цветами радуги здание вокзала. И так всю ночь. И, уже на третью ночь, это зрелище теряет всякую привлекательность. Впрочем, всегда можно убрать прозрачность на оконных стёклах, а звукоизоляция задействована постоянно. Как глобальная, вокруг космодрома, так и локальная, в здании.
И. всё-таки, нельзя же жить, не имея вида из окна. Правда, надо отдать должное архитекторам, они вовремя остановились и не попёрли градостроительном раже дальше. Так что лес между окраиной и всеми этими разноцветными чудесами - это настоящий вековой лес, а не какой-нибудь там парк или сквер. А те, кому приходится смотреть из окон на другую сторону, леса не видят. А видят они никогда не засыпающий центр, это сверхроскошный праздничный пирог на несколько миллионов ртов, по ночам фонтанирующий огнями не хуже космодрома, унылое однообразие жилых окраинных небоскрёбов и то, что находится между тем и этим, и деликатно именуется промзоной. Но, что делать, если концепция города, намертво заложенная в его план ещё древними отцами-основателями, совершенно не вписывается в космический век. И десяткам миллионов жителей, чтобы развлекаться и спать, надо где-то работать.
* * *
Он кинул на плечо мокрую одежду и, морщась от ещё не прошедшей боли в ободранных руках, заглянул в "грот". Это действительно здорово смахивало на пещеру или, вернее, на тоннель. Только вот вёл он не вперёд, как все нормальные тоннели, а вверх. Пустая деревянная труба неплохо освещалась отражающимся от водяного зеркала солнечным светом. В поперечнике это "дупло" имело шага полтора, то есть четверть, а может даже треть от толщины ствола, в котором было выдолблено, а в высоту раза в четыре превышало рост Сника. И там, наверху, что-то серебристо поблёскивало. Куда могло подеваться столько древесины, и, главное, благодаря чьим усилиям? Не древогрызки же это сотворили? Хотя, все стены были изборождены ходами этих зверьков. А ещё, во множестве, на стенах имелись странные наросты, типа перепонок. Выглядели они упругими и скользкими. Сник осторожно потрогал ближайшую. Да нет, эта штука оказалась сухой и твёрдой, как обычное дерево. И цвет у неё почти такой же. По перепонкам и ходам древогрызок вполне можно вскарабкаться до потолка и посмотреть, что там серебрится. Вот только,.. слишком уж необычно всё это выглядит. Сразу вспоминаются местные, с их сказками о колдовском холме.
Никто из них уже лет десять, наверное, никаких колдунов здесь не видел, а даже подойти боятся. Холм, конечно, особенный. Выпуклый какой-то, крутобокий, поменьше соседних в поперечнике, но, зато, повыше. И дерево ещё это. Но другие-то деревья здесь самые обычные. И насекомые жужжат, как в других местах, и птицы так же щебечут, и листья шумят. Кого бояться-то? Вот Снику есть, кого бояться. Только это не колдуны.
Ведь он не воровал яиц у Вздонца (ну, по крайней мере, тех, из-за которых на него стали устраивать облавы), но никто ему не верит!
По правде говоря, потому он и полез на дерево. Места здесь хорошие. Тепло, сухо, в лесах полно еды. С такой высоты легко высмотреть место, где можно осесть, не боясь показаться на глаза обезумевшим мужикам из Приболотья. Но, с другой стороны, когда-то же здесь жили колдуны, да и дерево это уж чересчур здоровое. Ясно видно, конечно, что оно очень старое, но Снику ни разу не встречалось что-либо подобное раньше. Однако, если он сейчас полезет вверх снаружи, по стволу, а не здесь, в трубе, то потом всю жизнь будет корить себя, что не решился посмотреть на колдовские тайны. При условии, конечно, что здесь есть нечто, имеющее отношение к колдовству.
Тем более, что лезть очень даже удобно. Ногу - сюда, руку - туда. Подтянуться. Другую ногу во-о-от сюда... Стой, надо одеться. Одежда не успела высохнуть и, по такой жаре, а полуденное тепло пробиралось даже в эти места, приятно холодила тело. Повторив первые шаги, он вновь устремился к серебряному "потолку". Что-то уж слишком легко давался этот подъём, словно колдуны специально заманивали Сника в своё логово. Только непонятно, что им нужно от бездомного бродяги? Стенка перед глазами внезапно кончилось, обнаруживая вход в соседнюю трубу. Сник ошалело завертел головой и чуть было не свалился от неожиданности: сверху, прямо на него, уставились чьи-то глаза.
* * *
Стоп! Это всё чудесно, но какие следуют из этого выводы? Какие звуки наиболее опасны? То есть, опасными могут быть, конечно, не звуки, а их источники, тем не менее - какие? По логике вещей, на следующем шаге ей нужно открыть заслонки перед глазами. И тогда взгляд будет направлен на воду. Вроде, ничего страшного. Но что, если это - не вода? Понятно, даже самым безумным колдунам не придёт в голову купаться в кислоте или щёлочи, да и нет здесь никого, кроме неё... Почти наверняка, нет. Но что-то ведь там плещется? Пусть звук еле слышен ЗДЕСЬ, это вовсе не значит, что до воды, или до чего там ещё, далеко. Магия, пропади она пропадом! А если эта жидкость ядовита и булькает непосредственно под ногами? Открываешь щитки, а брызги прямо в лицо. Или, треск наверху. Вдруг, там настоящий огонь? Огонь и вода... Может, тут действительно баня? А вообще-то, уж ко?ли пещера заколдована, всякие логические построения будут сомнительны. Может, ей только кажется, что огнь трещит сверху, а на самом деле он снизу, или вовсе не трещит? Ведь для других звуков: свиста, шороха, она не может определить даже направление. Кажется, что они идут отовсюду.
Безрезультатно поспорив с собой, Тальвия потянула пальцы к рукоятке... Легко сказать "потянула". А если конечности затекли настолько, что там давно уже ничего не колет и не жжёт, а ты просто их не чувствуешь? Она изо всех сил зажмурилась. Потом ещё раз. Ещё. Вроде как, в голове кровь ещё не затвердела. Сморщила лоб, нос, пошевелила нижней челюстью, пожевала губами. Сейчас можно будет покрутить головой. Волосы застучали по стенкам. Снаружи это прекрасно слышно... Ну и плевать! Всё равно, рано или поздно придётся вылезать, а тогда уж грохоту будет! Теперь пожать плечами, напрячь мышцы. Бицепсы, трицепсы, дельта. Ну, пальцы, где вы там? Во-о-о-от они. А вот и рукоятка. Теперь снова опустить веки. Каким бы не было наружное освещение, глаза так долго пробыли в темноте, что в первый момент её наверняка ослепит. Рукоять вроде бы пошла вниз. Наверняка этого утверждать было нельзя, кисть ещё не достигла такой чувствительности. Но вот громыхнули, расходясь в стороны, выпуклые щиты перед глазами. Тальвия сжалась в комок, ожидая всего, что угодно, от кислотных брызг в глаза, до насмешливых голосов затаившихся вокруг магов. Но ничего не произошло. Вообще ничего.
* * *
И всё же, было бы неплохо посмотреть, что же там такое делает машина. Правда, начни он сейчас обращать внимание на работу, скандала с Эслой не избежать. А входить вслед за ним в дверь кабинета ей не позволит оскорблённое чувство собственного достоинства. Впрочем, похоже, что и в противоположную дверь, ведущую в спальню, она тоже больше не собирается. Так что решать всё придётся здесь, в гостиной. Так сказать, финальная беседа в ночи. При свете космодромных и синтановых огней...
- Эй, я всё ещё здесь! Замечаешь? - женские пальцы защёлкали когтями возле носа Ёзза.
- Да, это заметно... Прости, я опять задумался. Работа, будь она проклята. Так что ты говоришь?
Вот так с ними и надо: разозлить, но так, чтобы не оскорбить. Пусть перекипит внутри, глядишь, тогда и сможет спокойно разговаривать.
Эсла действительно вскипела, разве что пар из ушей не пошёл. Она вскочила из-за стола, всплеснула руками, несколько раз открыла и закрыла рот, не находя слов от возмущения, кинулась к вешалке, собираясь одеться и уйти, вернулась, уселась и уставилась на Ёзза. Они смотрели друг на друга довольно долго, и ёзз почти физически чувствовал, как утихают эмоции в душе женщины.
- Я влюбилась, Ёззи. - изрекла она, наконец.
- Да-а-а? Рад за тебя. Давно?
- Перестань. Перестань делать вид, что не слушаешь, что полностью ушёл в работу, что я тебя мало волную, и вообще, не прикидывайся, будто у тебя нервов нет!
М-м-мнда, у кого здесь проблемы с нервами на самом деле?
- Я действительно влюбилась! В другого мужчину, не в тебя. И похоже, что и он ко мне не равнодушен. Представь себе, такое тоже возможно,.. - она мгновенно осеклась, поняв, что взяла, видимо, все-таки слишком резкий тон.
- Ну, почему же? Я-то как раз очень хорошо представляю. - Ёзз попытался как можно беспомощнее развести руки.
- Прости, - она вздохнула, - не знаю, что и сказать. Я как-то и не задумывалась, во что выльется такой разговор. У меня все мысли только о нём и были. Казалось, я приду, скажу тебе, что случилось, и всё. О тебе можно будет забыть, и у меня начнётся новая, счастливая жизнь. А сейчас,.. я не знаю, что делать. Но без него я тоже не могу...
* * *
Понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что это его собственное отражение в удивительном, словно сотканном из серебряной паутины, зеркале. Именно оно освещало обе трубы, отражая солнечные лучи, сперва отразившиеся от лужи внизу. Такой штуки Сник отродясь не встречал, и ему впервые стало понятно, почему деревенские жители обходят холм стороной. Похоже, без колдовства здесь и впрямь не обошлось.
Раз есть паутина, то кто-то её сплёл. И ещё не известно, что лучше: пауки или колдуны. Наверх пути не было - зеркально-паутинный потолок оканчивал обе трубы. Сник сунул голову в соседнюю трубу быстрее, чем успел подумать, что это может плохо кончиться. Но плохо это не кончилось, и ничего особенного он там не увидел. Он вообще ничего там не увидел. Кроме непроглядной тьмы. Пришлось довольно долго ждать, пока глаза привыкнут и смогут различать хоть что-то в тусклом свете дважды отражённых солнечных лучей. И одновременно размышлять, имеет ли это хоть какой-то смысл. Наконец, во мраке стали проступать очертания уходящего в неопределённую глубь деревянного колодца. На вид он мало отличался от соседнего: стены трубы густо обросли перепонками, а на дне её что-то совсем уж слабо поблёскивало. Ещё одна паутина? Многовато их здесь. А пауков нет...
При таком слабом освещении трудно было что-то утверждать наверняка, но, похоже, колодец понемногу расширялся книзу, а дно его лежало даже ниже основания дерева.
- Ну, и зачем мне туда лезть? - спросил Сник, задравши голову, у своего отражения. Отражение молчало. Конечно, слазить можно было, не оставь он внизу нож, верёвку и огниво. Верёвки, правда, всё равно не хватило бы, но ведь не обязательно спускаться до самого дна. Хотя...
Он же хочет отвязаться от преследований деревенских жителей, правильно? Но не хочет далеко уходить из этих мест. Тоже правильно. Деревенские, ни за какие коврижки, не пойдут на холм. И это верно. Холм не то, что недалеко от этих мест, он сам и есть одно из них. Из мест, то есть. Не подлежит сомнению. Колдунов здесь, похоже, и в помине нет. Причём давно. Значит, их жилище сейчас пусто. Перед ним вход в это жилище. Что это может означать?..
Но страшно ведь! Нет, он, конечно, не собирается, вслед за местными трусами, шарахаться от каждой тени. Он видел волшебников тогда, в детстве, и особого впечатления они на Сника не произвели. Однако, с чего-то, ведь, начались все эти страхи. Может, чародеи не исчезли, просто прилегли поспать на полтора десятка лет? Что произойдёт, если он их разбудит?.. А если там некого будить? Вот-вот, и нечего коленками дрожать и зубами стучать. Или лезешь, или нет.
Сник полез. Перепонки как ступеньки. Очень удобно. И руки, и ноги не скользят. Чем ниже, тем темней. Или нет? Сник понял, что вокруг светлеет, лишь, когда опустился по деревянному колодцу ниже уровня развилки. Во всяком случае, так ему казалось, когда он глядел вверх на далёкую сверкающую паутину-зеркало. Но до дна ещё дальше. А почему светлее-то стало? Солнце переместилось, и теперь больше его лучей отражается сюда? Удивительное дело: снаружи он был уверен, что вниз будет лезть гораздо труднее, чем вверх. А здесь... Сник практически не боялся сорваться, хотя колодец, похоже, всё-таки расширялся книзу. Казалось, что противоположная стена почти рядом, только протяни руку. Кстати... Сник протянул. Оказалось, что добраться туда можно лишь рукой раза в два длиннее. Вся уверенность улетучилась в момент.
Тут же соскочила лева нога, руки судорожно вцепились в дерево, и он довольно долго висел в таком положении, пытаясь понять, чего же ему хочется меньше: лезть вверх и, сорвавшись по дороге, рухнуть с большой высоты, или спускаться, с каждым "шагом" убивая собственную веру в возможность возвращения. Но потом Сник понял, что чем больше он провисит, тем меньше у него останется сил. И если ему не хочется всю жизнь жалеть об упущенном шансе, лезть всё же надо. Вниз.
Ещё несколько раз он соскальзывал с перепонок-ступенек, пока не обнаружил вдруг, что они кончились. Собственно, и дерево тоже. Ниже были грунтовые стены, из которых торчали корни самых разнообразных толщин, длин и форм. И сразу стало темнее. С перепугу Сник рванул, было, обратно, но в очередной раз сорвался (видимо, силы и вправду иссякли) и лишь чудом не рухнул, уцепившись за один из корней уже в полёте. Только после этого он сообразил: стемнело вполне закономерно, ибо чёрные земляные стены отражают куда меньше света, чем светло-серые деревянные. Но было поздно: корень, на котором он висел, угрожающе трещал и вылезал из грунта одним своим концом. Если он лопнет и с другой стороны... В панике Сник начал искать поблизости что-нибудь ещё, пригодное для хватания, корешок превратился в канат раньше, чем закончились эти поиски, и он оказался ещё на несколько шагов ближе ко дну.
Когда с размаху впечатываешься носом в землю в сыром полумраке, да ещё... Кстати, почему в сыром? Повиснув на одной руке и стерев другой грязь с исцарапанного лица, Сник глянул под ноги. Очень мило: дна не было. Точнее, было, но представляло собой водную гладь. Ещё точнее, деревянно-грунтовый колодец был настоящим колодцем, и где у него реальное дно можно только догадываться.
На уровне глаз торчал толстый и надёжный, на вид, горизонтальный корень. Сник перехватился за него. Повисел немного, отдыхая и успокаивая дыхание. Потом повернулся спиной к мокрой стене. Похоже, всё не так уж безнадёжно. В противоположной стороне, внизу, у самой воды зияла дыра. Надо думать, вход. Куда-то... Поперечник у него, конечно, небольшой, поменьше, чем рост Сника, да и лететь туда далеко - колодец здесь широкий, но, если развернуться лицом к стенке, подтянуть ноги к груди, вот так, упереться изо всех сил и ка-а-а-ак оттолкнуться всеми конечностями... В полёте он ещё раз развернулся и... освежил воспоминания о встрече носа и сырой земли. Руки беспомощно зашарили по грунту, ноги столь же бестолково задрыгали в пустоте входного провала, и Сник, заваливаясь на спину, рухнул в обжигающе-ледяную воду. Впрочем, гораздо хуже было то, что он не умел плавать, а ещё печальнее - что у колодца не обнаружилось дна. И уж совсем удручающе - что все силы, оказывается, ушли на карабканье и цепляние за перепонки и корни.
С огромным трудом, захлёбываясь и почти уже не дыша, он всё-таки выполз на "берег", но на этом его возможности окончательно иссякли. И он понятия не имел о том, сколько пролежал, тупо глядя на чёрную землю пред глазами, прежде чем смог встать хотя бы на четвереньки. При попытке встать в полный рост Сник крепко въехал в земляной же потолок тоннеля и, чуть не рухнув обратно в воду, вспомнил, наконец, где находится и что делает. Осторожно высунувшись в колодец, он посмотрел туда, откуда пришёл. До паутинного зеркала было как до неба. Неясный свет в конце быстро расширяющегося тоннеля казался намного ближе, да и идти к нему надо по горизонтали. Сник не стал долго раздумывать...
* * *
Даже яркого света, что белой пеленой должен был проникать сквозь веки, она не замечала. Затаив дыхание, Тальвия ждала. Ждала долго. Но новых звуков не услышала. Снаружи было почти также тепло и душно, как в её тесной, добровольной тюрьме. Ни малейшего дуновения не проникало внутрь. Правда, появилось много новых запахов, но почти все незнакомые и мало что говорящие об окружающем мире. Но уже одно то, что её не прибили в первый момент, вселяло оптимизм...
Никуда не торопясь, он подняла веки. Всё-таки, снаружи было довольно светло. Хотя и весьма туманно. На фоне размытых светлых пятен выделялось несколько тёмных. И всё. Да, глаза, похоже совсем разучились видеть в этом ходячем гробу. Тальвия зажмурилась, ещё раз помотала головой, уже совсем не стесняясь производимого шума, и опять посмотрела перед собой. Теперь хоть что-то можно было понять. Решётчатая конструкция слева весьма походила на вешалку для одежды. Только вот, висели на ней не платья и костюмы, а какие-то толстые верёвки. Может, ползушки? Она решила, что, когда вылезет, не станет приближаться к этой штуке. Справа в кучу были свалены книги, свитки, манускрипты, дощечки, таблички, короче всё на чём можно записывать заклинания, заклятья, проклятья и прочую магическую чушь. Ну что же, теперь, когда обстановка прояснилась, а руки и ноги начали потихонечку оживать, можно вылезать.
Тальвия разобрала заслоночные рычаги, отцепила внутренние защёлки и, с трудом сгибая колени, встала на заранее подготовленные ступеньки. Плечами, руками, затылком она упёрлась в местный "потолок" и начала медленно выпрямлять спину. Вот сейчас грохоту точно будет немерено! Верх статуи стал медленно подниматься. Не рухнуть бы из такого положения. Тальвия понятия не имела, на чём стоят ноги её железной одежды. Из-за спины раздались рёв и сиплое дыхание. Ничего не успев сообразить, она бросила на звук железную голову и метнулась за книжную кучу, на ходу выхватывая кинжал. Вслед за ней, чуть не раздавив свою недавнюю начинку, рухнули остатки статуи. И только тогда её догнало опаляющее дуновение. Вжавшись в пол, она лихорадочно искала более надёжного убежища, не находила и, холодея, ожидала продолжения.
Её ждали, пропади всё пропадом, с ней просто играли, как сытый хищник с жертвой. Продолжения не последовало. Осторожно высунувшись из-за непроизвольно возникшей баррикады, Тальвия... столкнулась взглядами с огромной звериной мордой, вмурованной в стену над входными воротами. Голова явно была металлической, но и... живой одновременно. Так вот о чём говорил Гесенк! Старик, похоже знал-таки кое-что. Жуткая железная харя могла рычать, страшно скалиться и дуть раскалённым воздухом, но, если близко не подходить, оставалась вполне безобидным пугалом. Оглядевшись, она поняла, наконец, откуда идёт свет.
Потолок и стены густо усеяли оберегающие пентаграммы. Они светились. Довольно слабо, конечно, но, после кромешной тьмы, этого вполне хватало. Придворные маги, видать совсем спятили от жадности, раз решили защищать своё барахло не только от воров из плоти и крови, но и от духов. Самая большая сияла прямо над головой: круг, в нём пятиугольник, а в нём - звезда. Круг, правда, не очень круглый, и пятиугольник явно неправильный, но может так и надо? Остальные символы были поменьше и позамысловатее. В особенности густо они покрывали входные ворота. Прямо-таки какая-то маниакальная предусмотрительность. И чего стоит эта иллюминация, вкупе с железной башкой и немереным, наверное, количеством прочих непроходимых препятствий, если она, Тальвия, уже здесь? Великая магия! Нет, не даром их учили никогда не учиться колдовать.
Вдали от входа освещение слабело, но и там вполне можно было ориентироваться, и она решила посмотреть, что же это всё-таки плещется. По дороге к предполагаемому водоёму Тальвия обогнула, не особо разглядывая, с десяток приличных завалов. Потолок пещеры сильно понижался, и становилось видно, что её действительно выплавили или выжгли в толще скалы. Только вот магический огнём, или обычным, сказать сейчас было невозможно. Старый хрыч действительно не врал, и, если и остальные его слова были правдой, то у Тальвии уже имелись кое-какие догадки о том, что она увидит в конце пещеры... Так и есть - вода. Здоровая лужа, шагов в двадцать, наверное. Мужских, конечно. Точнее, не лужа, а срез воды колодца. В этом она вскоре убедилась, когда из "лужи" высунулись два длинных белых прута, а за ними - чья-то безглазая, белая же, голова. Разверзлась пасть, куда вошло бы пол-Тальвии, с рядами мелких, острых, полупрозрачных зубов и, вслед за усами, ощупывающими каменный "берег", потянулся такой же длинный, широкий, серый язык. Тальвия поспешила отдалиться. Пасть захлопнулась, и её жуткий обладатель с тихим всплеском канул в глубину. Вот он, значит, какой, второй путь в колдовскую сокровищницу придворного мага наместника. Существующий, но абсолютно непроходимый. Подводный, через подземные озёра, ведущий, скорее всего к какому-нибудь непримечательному болотцу.
- И опять-таки, ради чего такие сложности, если я уже здесь? - не стесняясь вслух вопросила Тальвия, возвращаясь на середину. "А к тому, дура самодовольная, что выйти ты не сможешь, если не найдёшь жезл Ёзза и не разгадаешь его секрет!" - подрезала она себя. Уже мысленно. Последнее было правдой, и она знала это, ещё собираясь сюда. Но таков был единственный шанс в выбранной ею игре. То есть, что значит выбранной? В те времена выбирать не приходилось.
* * *
- Может, всё-таки включим свет?
- Нет! Не надо!..
"В темноте мы все становимся откровеннее. Чудно! Наверное, если не видно лица собеседника, легче говорить правду."
- Я не знаю, что ещё сказать, Ёзз. Но ведь ты понимаешь, что со мной происходит, правда?
- Надеюсь, хотя ручаться не стану... Знаешь что,.. давай я за тебя попробую сказать то, что ты собиралась, но не смогла.
- Ну-ну, попробуй.
- Я не знаю, что такое любовь,..
- Та-а-ак...
- Хорошо-хорошо. Я не знаю, что другие, и ты, в том числе под этим подразумевают. Поэтому, я не стану говорить, что ты меня ЛЮБИЛА. Но я точно знаю, что тебе нравилось быть со мной. Причём, я имею в виду не только, и даже не столько постель. Я видел, как ты радовалась нашим встречам, по какому бы поводу они не происходили. Более того, я возьму на себя смелость предполагать, что и в разлуке у тебя улучшалось настроение, когда ты вспоминала обо мне. Может, это эгоизм и даже цинизм, так говорить, но, наверняка, хоть раз у тебя была мысль, что какие бы неприятности не случались с тобой, рано или поздно мы увидимся, и все они отойдут на второй план, а тебе, пусть и ненадолго, станет легче... У тебя нет желания полоснуть меня когтями по лицу?
Она задумчиво покачала головой.
- И на том спасибо. Все это, конечно, не значит, что для тебя не существовало других мужчин. Многих встречных ты разглядывала с интересом, оценивая и примеряя к себе, но потом взгляд переходил на следующего, и всё повторялось. Со знакомыми и друзьями было чуть иначе, там оценка шла постоянно, может, даже неосознанно, и оценивались черты характера, души, но по смыслу - то же самое. Однако однажды ты заметила, что не можешь перестать думать об одном из них. Он интересен тебе, и с каждым днём всё больше. В какой-то момент он начинает тебе нравиться. Ты не понимаешь, что происходит, и это тебя тревожит. Но поделать ничего нельзя. И однажды ты поставила его на моё место. А потом ещё. И ещё. В конце концов, ты, скорее всего вечером, перед сном, оставшись наедине с собственными мыслями, поставила себе вопрос: "Он или я?". И выбрала его. И стала счастлива от этого выбора. С тех пор ты постоянно испытываешь наслаждение даже от одной мысли о его существовании... Я хоть что-то угадал?
- Н-н-ну, кое-что... То есть, я понимаю, ты хочешь сказать, что всё это типично,.. но не все же такие педанты. Я вообще не анализирую своих чувств. Может, всё и на самом деле так, как ты сказал, но я не умею словами описывать эмоции. Я не могу сравнить пережитое с твоим описанием. Только вот...
"Что ж, "факир был пьян...""
- Только вот ты не знаешь, что делать со мной, да?
- Ёзз, я вообще не знаю, что делать. Я лишь уверенна, что люблю его и хочу быть с ним. Может, мне лучше было просто исчезнуть? Скрыться и никогда больше не видеться с тобой? Хотя, от тебя не скроешься, ты же сыщик... Так что сам решай,.. что мне делать.
Лихой поворот. Впрочем, всё, в общем-то по правилам. Женщины заваривают кашу, а мужчины расхлёбывают. И на кухне, и вообще.
- А с ним ты говорила об этом?
- Про тебя? Нет. Я думала, не понадобится. Надеялась, он про тебя и не узнает никогда...
- Ты что же, считаешь, что он даже не поинтересуется, кто был у тебя до него?
- Но ты же никогда не интересовался...
- Кем, Зуфлем?
- Да-а-а... Стой! А откуда ты знаешь?!
- Ну, я же сыщик.
- Выходит, ты копался в моём прошлом?
- Нет, просто Зуфель попал в сферу моего внимания задолго до того, как я попал в сферу твоего.
- И ты мне ни разу ничего не сказал!?
- Ну, у нас было много других тем. Гораздо более интересных.
- И после этого ты хочешь, чтобы я оставалась с тобой?!
Эсла вскочила, бросилась к двери, но вернулась и, упёршись руками в стол, уставилась на Ёзза.
- Такого я не говорил.
- Ага, значит, не хочешь?!
- И этого не говорил.
- Чего же ты хочешь, умник? - она слегка успокоилась и снова села.
- Невозможного. Чтобы все были счастливы, или, хотя бы, чтобы всем было хорошо.
- А почему - невозможного?
- Потому что в нашем мире счастья на всех не хватает. И даже радости. Я не обрадуюсь, если ты уйдёшь, но если ты останешься, то всё время будешь вспоминать о другом, даже рядом со мной. Эта жертва меня тоже не обрадует.
- А тебе не приходит в голову, что ты мужчина и должен бороться за женщину.
- С кем? С новым предметом твоего обожания?
- Не только. Со мною самой. Доказывать мне, что ты лучше, сильнее, богаче, наконец, что с тобой я стану счастливее, чем с ним.
- Ну, это ж надо не только один раз доказать. Это потом надо будет подтверждать всю жизнь, чтобы не разочаровывать выбравшую тебя женщину.
- Естественно, а как ты хотел?
- А никак. Я лентяй и всё тешу себя надеждой, что меня можно полюбить просто так, таким, какой я есть в своём обычном состоянии.
* * *
Вся эта канитель ему уже порядком надоела. Дело, конечно же, не в желании что-нибудь съесть. Покинув дворец, он не разлучался с этим желанием, и они давно успели привыкнуть друг к другу. Привыкнуть к собственной глупости оказалось труднее.
Устройство подземелья оказалось простым: круговые ходы, один в другом, и поперечные, прямые, сходящиеся в общей середине кругов. Имелись, конечно, и во множестве, всякие тупиковые ответвления и даже вертикальные лазы, вроде того, откуда он спустился, но они плохо вписывались в общую картину и легко отличались от основных. Чтобы понять это, нормальному человеку хватило бы пары круговых ходок. Он же уяснил, что движется по замкнутому пути только на четвёртом кругу. Потом несколько раз сбивался в поисках дороги к середине подземелья, а однажды даже повернул обратно и вернулся туда, откуда начал блуждания. И вот теперь, когда перед Сником раскинулась огромная срединная пещера, со всей ясностью встал вопрос "А зачем он вообще сюда стремился?".
Здесь было намного светлее. Правда, светлее становилось всюду на его пути, если он приближался к середине. Каждый раз казалось, что источник находится за поворотом, но каждый раз оказывалось, что там - очередной коридор, и свет исходит из противоположного его конца. Теперь коридоры кончились, а пол уже не был обычным грунтом. То есть, может это был и грунт, но кто-то, в своё время, его очень уж здорово утоптал. До твёрдости камня. Твёрдыми и ровными были и стены, сходящиеся высоко вверху в купольный потолок. Но источников света не было видно даже здесь. Может, светился сам воздух? Колдуны, наверное, и такое могут, с них станется. Воздух свежий, а ветра не чувствуется. Вообще, как-то подозрительно тихо, только вода журчит. Вода? Сник прислушался и осторожно двинулся на звук. В стенах, точнее в стене, ибо помещение было круглым, имелась масса отверстий, через одно из которых он вошёл сюда. В десятом или одиннадцатом обнаружился ручей, втекающий в зал вдоль стены лучевого прохода. Вода казалось чистой, и Сник зачерпнул пригоршню. Не поесть, так хоть напиться. Ледяная жидкость обожгла пальцы и заломила зубы. Откуда она здесь в такую жару?
Сник в очередной раз осмотрелся. В стене не только зияли полукруглые дырки входов. Участки ровной серой поверхности между ними делились вертикальными белыми полосами на массу секторов шириной в три-четыре шага. И на каждом - рисунок. Все - различные, достаточно сложные и, по крайней мере на первый взгляд, бессмысленные. Разделительные полосы спускались на пол и устремлялись в середину зала, где находилось нечто, напоминавшее огромную вазу. Настолько огромную, что великану, которому она была бы по росту, оказалась бы тесно даже в этом помещении. Вокруг "вазы" имелся довольно широкий бордюрчик, уставленный какими-то, тоже малопонятными, предметами. Поверхность этих сооружений имела неприятный серо-сиреневый цвет и наполовину скрывалась за совсем уж непонятными то ли картинками, то ли письменами. Между сходящимися к середине белыми линиями на полу тоже просматривались малоосмысленные рисунки. Да-а-а,.. если здесь и вправду жили волшебники, то колдовство - это просто разновидность сумасшествия.
* * *
Весь мир, словно сговорившись, не выказывал никакой нужды в услугах наёмных убийц. Она могла, конечно, отравить для кого-нибудь надоедливого соседа или выкрасть из мясной лавки кусок для голодного лентяя, но ведь не к этому её готовили четверть жизни. Она предпочла сама бы остаться голодной, чем, не дождавшись стоящего дела, браться за мелочёвку. И, когда работа, наконец, нашлась, она оказалась по-настоящему стоящей.
Тогда Тальвия радовалась, как крестьянка, вышедшая замуж за феодала. Чем дольше она работала, тем больше выявлялось трудностей, и тем сильнее становился её восторг. И всё это веселье рухнуло в один момент, лишь стало ясно, что практически задание невыполнимо. Милый такой итог каторжного труда в течение двух с лишним урожаев. А всё из-за того, что, обалдев от долгого ожидания, она не удосужилась сперва проверить, что же от неё на самом деле хотят. Один прокол может стоить карьеры. Хотя, если она не сделает работу, какая уж тогда карьера?.. Работодатель не ограничивал ё во времени, но всё на свете ограничивается рамками здравого смысла. Она может добиться желаемого и через поколение, но кому это будет нужно?
В безвыходных ситуациях профессиональный кодекс ставит интересы дела выше личных. Но она ничего не улучшила бы, даже принеся себя в жертву. Тогда-то и появилась идея обратиться к подпольным магам. Вероятность успеха была столь мала, а печальность провала - велика, что от самоубийства это не сильно отличалось. Неофициальная магия практически находилась под запретом. Никаких указов на этот счёт, правда, не оглашалось, но пойди-ка, поколдуй без лицензии! Справиться с гвардией под силу только очень сильным чародеям, но такие как раз императору и служат. Узнать что-либо о нелегальном волшебнике сложно, выйти на него почти не реально. Тальвии удалось выкачать из подобного типа всю нужную ей информацию. Да ещё так, что тот остался этим очень доволен.
В таких случаях нельзя спешить. Нельзя спрашивать, нельзя выслеживать, если нет уверенности, что это даст хороший результат. Только слушать, наблюдать, читать, если есть что (и если умеешь), ждать и думать, думать, думать. И не отвлекаться. Она сосредоточилась на цели: найти нелегального волшебника, словно это и было её заданием. И нашла его. Но в этом-то и заключается её специальность, и удивляться тут нечему. Первую четверть жизни её тренировали как раз для таких дел. И в том, что старый маг Когно по своей воле выложил ей все тайны, тоже ничего особенного не было. Дед решил, (с подачи Тальвии, конечно) что отдаёт концы и не захотел уносить секрет в могилу, не впутав кого-нибудь в тёмные дела запрещённой магии. Тоже стандартный школьный приём. Правда, если бы их застукали за этими откровениями, на карьере Тальвии пришлось поставить крест. Да, и не только на карьере. Но, как неожиданно оказалось, риск стоил того. Она-то думала, что цепляется за соломинку...
* * *
- Вот поэтому-то я и ухожу. Ты сам во всём виноват. Я женщина, и хочу, чтобы на меня постоянно обращали внимание, чтобы меня ценили и за меня боролись...
- Прости, Эс, может это не слишком тактично прозвучит, но разве тот, к кому ты уходишь, боролся за тебя со мной, доказывал тебе что-то?
- Нет, но он такой... прекрасный. Чего ты смеёшься-то?
- Я только улыбаюсь. Ты же сама понимаешь, что предпочла его мне не потому, что он выиграл тебя в схватке с другими самцами, а потому, что просто влюблена в него. В такого, какой он есть. А всё остальное - от лукавого.
- А ты, выходит дело, ни в чём не виноват?
- Да здесь вообще вины нет. Ничьей. Для меня беда твой уход, но я и не думаю кого-то обвинять.
- А как же все эти разговоры о мужской силе? О воле, о смелости? Ты ведь, по сути, сваливаешь ответственность на меня. Дескать, сама затеяла, сама и разбирайся, а я умываю руки. И это, ты считаешь, по-мужски?
- Да не совсем, конечно. По-мужски было бы вздуть тебя как следует, вышибить всю эту дурь из твоей симпатичной головки, да и запереть потом на несколько дней, чтоб ты подумала крепко. Но только, видать, в этом смысле мне, как мужчине, далеко до идеала.
- Перестань. Ты сознательно уходишь от ответа.
- А что, был задан вопрос?
- Неужели ты хочешь, чтобы мы разошлись?
- Это и есть вопрос?
- Ну, а хотя бы и так?
- Конечно, нет. Мне гораздо лучше с тобой, чем без тебя. Не хочется говорить высокопарно, но я люблю тебя и отнюдь не в восторге от перспективы окончательного прощания с любимой женщиной.
- И всё? Тебе грозит такая потеря, и ты не хочешь ничего предпринять? Ты уверен, что всё ещё любишь меня?
- Погоди, Эсла, погоди. Я знаю, что мне будет плохо, когда мы расстанемся, и попытался бы тебя удержать, если бы видел шансы. Но дело-то не во мне. Весь наш разговор - твои попытки успокоить нервы с моей помощью. Ты чувствуешь себя виноватой передо мной и пытаешься как-то от этой вины отделаться, придумать что-то себе в оправдание.