Литвин Виталий Владимирович : другие произведения.

Ал. Блок. Ночная фиалка. Прочтение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка отследить сюжет поэмы Блока "Ночная фиалка"


   Ночная фиалка - прочтение
  
   НОЧНАЯ ФИАЛКА. СОН
   (1906)
  
  
    []
  
  
  
   Миновали случайные дни
   И равнодушные ночи,
   И, однако, памятно мне
   То, что хочу рассказать вам,
   То, что случилось во сне.
  
   Ещё один сон. Напомню, я считаю, что вся мистика Блока началась в его отрочестве тоже с не обычного сна. О котором он потом будет вспоминать неоднократно. Вот о нём в стихотворении "К музе":
  
   " ...на рассвете,
   В час, когда уже не было сил,
   Не погиб я, но лик твой заметил
   И твоих утешений просил...
   29 декабря 1912"
  
   то есть, если перевести с языка лирики на язык мемуарной прозы, была бессонная ночь, и на рассвете, когда казалось, что что-то - что? - вот-вот сведёт ума и казалось, что гибель неизбежна, юный поэт "лик твой заметил": он попытался из муки сделать произведение искусства ("и вглядываясь в свой ночной кошмар / строй находить в нестройном вихре чувства").
   Которое распишет в стихотворении лета 1902 года "Ты свята, но я Тебе не верю":
  
   "...И давно всё знаю наперед:
   Будет день, и распахнутся двери,
   Вереница белая пройдет.
  
   Будут страшны, будут несказанны
   Неземные маски лиц...
   Буду я взывать к Тебе: "Осанна!"
   Сумасшедший, распростертый ниц.
  
   И тогда, поднявшись выше тлена,
   Ты откроешь Лучезарный Лик.
   И, свободный от земного плена,
   Я пролью всю жизнь в последний крик.
   29 октября 1902"
  
   И вот новый сон, который он делает "произведением искусства".
  
   Город вечерний остался за мною.
   Дождь начинал моросить.
   Далеко, у самого края,
   Там, где небо, устав прикрывать
   Поступки и мысли сограждан моих,
   Упало в болото, -
   Там краснела полоска зари.
  
   Город покинув,
   Я медленно шел по уклону
   Малозастроенной улицы...
  
   Как можно "покинуть город", продолжая идти по "малозастроенной улице"?
   Место действия предыдущего тома - это поле и небо. Или храм, затерявшийся меж ними. Да ещё нечто вроде монастыря, лавры - "в старинной келье у разлива вод"... Да ещё его любимый мир камышовых заводей... А город в его географии - это обитель кошмаров.
   А первая книга второго тома - болота, болота, болота...
  
   И, кажется, друг мой со мной.
   Но если и шел он,
   То молчал всю дорогу.
   Я ли просил помолчать,
   Или сам он был грустно настроен,
   Только, друг другу чужие,
   Разное видели мы:
   Он видел извощичьи дрожки,
   Где молодые и лысые франты
   Обнимали раскрашенных женщин.
   Также не были чужды ему
   Девицы, смотревшие в окна
   Сквозь желтые бархатцы...
  
   "Друг" - Андрей Белый, конечно же. Причем, если вспомнить первый том - не тот, с которым разговоры разговаривают и чаи распивают, а согласно старой этимологии этого слова - тот, кто с тобой в одной дружине! Тот, кто тоже служит Лучезарной; тот, возводит те же миры! - напомню, мир "где... рябь и камыш" - имеет их общее авторство, и мир северных королей - прописан в "Северной симфонии" именно Белого!
   А "извозчики" и "лысые франты"... Это из "Второй симфонии" Андрея Белого, "Драматической", где он иронизирует, иронизирует, иронизирует...
   "Произведение это имеет три смысла: музыкальный, сатирический и, кроме того, идейно-символический...
   ... Второй смысл - сатирический: здесь осмеиваются некоторые крайности мистицизма. Является вопрос, мотивировано ли сатирическое отношение к людям и событиям, существование которых для весьма многих сомнительно. Вместо ответа я могу посоветовать внимательнее приглядеться к окружающей действительности. "
   Андрей Белый. "Симфония (2-я, драматическая)". "ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ".
  
   " ...В тот час философ возвращался домой своей деланной походкой, неся под мышкой "Критику чистого разума".
   Ему встретился на извозчике господин в котелке с рыжими отпрысками бороды.
   Он сосал набалдашник своей трости, напевая веселую шансонетку.
   Обменялись поклонами. Философ с деланной небрежностью приложил руку к фураялке, а сидящий на извозчике раздвинул рот, чтобы обнаружить свои гнилые зубы, и приветственно повращал кистью руки.
   Не был он умником, но отец его отличался умом...
   И то место, где они взаимно почтили себя приветствиями, опорожнилось... Справа виднелась спина философа и корешок "Критики чистого разума", а слева - согбенный извозчик погонял свою клячу, увозя седока.
   А над пустым местом из открытого окна раздавались плачевные звуки: "Аууу, аууу".
   Это консерваторка пробовала голос...
  
   ...Поднялась шелковая занавеска. Кто-то открыл окно на том конце города.
   Дом был самый модный и декадентский, а в окне стояла сказка.
   Она оправляла свои рыжие волосы; улыбалась, глядя на луну. Она говорила: "Да... знаю".
   Она смотрела синими, печальными очами, вспоминая своего мечтателя.
   У подъезда стояли вороные кони и ждали ее, потому что был час катаний..."
   Андрей Белый. "Симфония (2-я, драматическая)".
  
   Но продолжим:
  
   Но всё посерело, померкло,
   И зренье у спутника - также,
   И, верно, другие желанья
   Его одолели,
   Когда он исчез за углом,
   Нахлобучив картуз,
   И оставил меня одного
   (Чем я был несказа'нно доволен,
   Ибо что же приятней на свете,
   Чем утрата лучших друзей?)
  
   Да, это уже 905 год. Год, когда Любочка стравит "лучших друзей", а потом бросит их обоих. Год, когда они обменяются вызовами на дуэль (обе дуэли не состоятся); год после которого Андрей Белый несколько лет будет собирать себя по кусочкам, (подробности в книгах стихов "Пепел", "Урна") а Блок...
  
   "18 февраля [1910]
   Люба довела маму до болезни. Люба отогнала от меня людей. Люба создала   всю эту невыносимую сложность и утомительность отношений, какая теперь   есть. Люба выталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе -  мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Люба, как только она коснется жизни, становится сейчас же таким дурным человеком, как ее отец, мать и   братья. Хуже, чем дурным человеком - страшным, мрачным, низким, устраивающим каверзы существом, как весь ее поповский род. Люба на земле -   страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные. Но   - 1898-1902 сделали то, что я не могу с ней расстаться и люблю ее."
  
   Продолжим:
  
   Прохожих стало всё меньше.
   Только тощие псы попадались навстречу,
   Только пьяные бабы ругались вдали.
   Над равниною мокрой торчали
   Кочерыжки капусты, березки и вербы,
   И пахло болотом.
  
   И пока прояснялось сознанье,
   Умолкали шаги, голоса,
   Разговоры о тайнах различных религий,
   И заботы о плате за строчку...
  
   Город по-прежнему - из "Второй симфонии":
   "...Тут вмешался теософ еврейского происхождения. Крутя рыжие усы, затянул он свою мурлыкающую песенку.
      В модном галстуке он - походил на хитрого кота, когда пожимал руку пророку, объясняясь: "Между нами и вами много общего... Мы ратуем за одно...
      "Наш девиз - пансинтез... И нравственность мы не отделяем от знания. Религия, наука, философия -- все это отличается между собою количественно, но не качественно..."
      Но раздосадованный пророк освободил свою руку и заметил надменно: "Знаем ваши заботы о синтезе... Видим, каковы они...
      "Мы не нуждаемся в гностических бреднях, и ваши друзья, индусы, нас не прельщают.
      "Мы не дети: любим чистое золото, а не мишуру..."
  
   Но здесь интересно другое: Блок из сна, зная, что это сон, вспоминает про действительность:
  
   Становилось ясней и ясней,
   Что когда-то я был здесь и видел
   Всё, что вижу во сне, - наяву
  
   Опустилась дорога,
   И не стало видно строений.
   На болоте, от кочки до кочки,
   Над стоячей и ржавой водой
   Перекинуты мостики были,
   И тропинка вилась
   Сквозь лилово-зеленые сумерки
   В сон, и в дрёму, и в лень,
   Где внизу и вверху,
   И над кочкою чахлой,
   И под красной полоской зари, -
   Затаил ожидание воздух
   И как будто на страже стоял,
   Ожидая расцвета
   Нежной дочери струй
   Водяных и воздушных.
  
   А вот эти болота - это уже чисто его, подробно расписанные в главе "Пузыри земли". И... Помните, как начинал писать Блок?
  
   "Сбылось пророчество мое:
   Перед грядущею могилой
   Еще однажды тайной силой
   Зажглось святилище Твое.
  
   И весь исполнен торжества,
   Я упоен великой тайной
   И твердо знаю - не случайно
   Сбывались вещие слова.
   7 марта 1901"
  
   "Тайная сила", "исполнен торжества", "великая тайна", "вещие слова"... - штампы, штампы... А здесь - здесь уже нет просто названия чувства - "в воздухе застыло ожиданье", например - здесь Блок раскрывает, преодолевает штамп, он не называет, а показывает:
  
   Затаил ожидание воздух
   И как будто на страже стоял,
   Ожидая расцвета...
  
   И воздух виден стражником, застывшим у бутона...
  
   ...Ожидая расцвета
   Нежной дочери струй
   Водяных и воздушных.
  
   ... бутона, как узнаем через несколько строк - ночной фиалки.
  
   И недаром всё было спокойно
   И торжественной встречей полно':
   Ведь никто не слыхал никогда
   От родителей смертных,
   От наставников школьных,
   Да и в книгах никто не читал,
   Что вблизи от столицы,
   На болоте глухом и пустом,
   В час фабричных гудков и журфиксов,
   В час забвенья о зле и добре,
   В час разгула родственных чувств
   И развратно длинных бесед
   О дурном состояньи желудка
   И о новом совете министров,
   В час презренья к лучшим из нас,
   Кто, падений своих не скрывая,
   Без стыда продает свое тело
   И на пыльно-трескучих троттуарах
   С наглой скромностью смотрит в глаза, -
   Что в такой оскорбительный час
   Всем доступны виденья.
  
   Напомню, текущее состояние главного героя:
  
   ...хочу рассказать вам,
   То, что случилось во сне...
  
   То есть ему он описывает, как ему снилось, как шел по городу со своим другом, который к некоторому неудовольствию, разочарованию, даже презрению Блока видел окружающее весьма прозаически:
  
   Он видел извощичьи дрожки,
   Где молодые и лысые франты
   Обнимали раскрашенных женщин...
  
  
   Но вот уже сам поэт описывает, что он - он! - оставил позади:
  
   ...в час разгула родственных чувств
   И развратно длинных бесед
   О дурном состояньи желудка
   И о новом совете министров...
   ...на пыльно-трескучих троттуарах...
  
   Реальность его друга в этой нереальности стала его собственной реальностью. Реальностью? -
  
   ...в такой оскорбительный час
   Всем доступны виденья.
  
   То есть поэт находится в нереальности сна и оттуда ему доступен новый пласт, новый уровень, новая ступень - новая реальность -
  
   Что такой же бродяга, как я,
   Или, может быть, ты, кто читаешь
   Эти строки, с любовью иль злобой, -
   Может видеть лилово-зеленый
   Безмятежный и чистый цветок,
   Что зовется Ночною Фиалкой.
  
   [Помню своё разочарование, когда первый раз увидел маттиолу - и вот это скромненькое, сразу теряющееся из поля зрения, синенькое и блекленькое и есть - Ночная Фиалка? Нет, конечно... Но запах, ночной запах маттиолы - он блоковский.]
  
   Так я знал про себя,
   Проходя по болоту,
   И увидел сквозь сетку дождя
   Небольшую избушку.
   Сам не зная, куда я забрел,
   Приоткрыл я тяжелую дверь
   И смущенно встал на пороге.
  
   Итак, представьте себе эту путаницу реальностей, этот одуряющий запах, этот видимый видением "безмятежный и чистый цветок" и среди всего этого - избёнку на болоте, покосившуюся и убогую. Вы подходите, толкаете дверцу, которая вроде бы должна болтаться на одной петле, но... это, оказывается, "тяжелая дверь"... Она неспешно, мерно отъезжает всторону и...
  
   В длинной, низкой избе по стенам
   Неуклюжие лавки стояли.
   На одной - перед длинным столом -
   Молчаливо сидела за пряжей,
   Опустив над работой пробор,
   Некрасивая девушка
   С неприметным лицом.
   Я не знаю, была ли она
   Молода иль стара...
  
   Стара? Девушка? Разве может быть старой - девушка? Может. Через несколько лет он опять заблудится в тумане и в такой же путанице реальностей увидит "стареющего юношу":
  
   "Однажды в октябрьском тумане
Я брёл, вспоминая напев.
(О, миг непродажных лобзаний!
О, ласки некупленных дев!)
И вот -- в
непроглядном тумане
Возник позабытый напев.
  
   И стала мне молодость сниться,
И ты, как живая, и ты...
И стал я мечтой уно
ситься
От ветра, дождя, темноты...
(Так ранняя молодость снится.
А ты-то, в
ернёшься ли ты?)
  
   Вдруг вижу -- из ночи туманной,
Шатаясь, подходи
т ко мне
Стареющий юноша (странно,
Не снился ли мне он во сне?),
Выходит из ночи туманной
И прямо подходит ко мне.
  
   И шепчет: "Устал я шататься,
Промозглым туманом дышать,
В чужих зеркалах отражаться
И женщин чужих целовать...
"
И стало мне странным казаться,

Что я его встречу опять...
  
   Вдруг -- он улыбнулся нахально, --
И нет близ меня никого...
Знаком этот образ печальный,
И г
де-то я видел его...
Быть может, себя самого
Я встретил на глади зеркальной?
   Октябрь 1909"
  
   Но это будет через четыре года, а сейчас он разглядывает состарившуюся девушку:
  
   Я не знаю, была ли она
   Молода иль стара,
   И какого цвета волосы были,
   И какие черты и глаза.
   Знаю только, что тихую пряжу пряла,
   И потом, отрываясь от пряжи,
   Долго, долго сидела, не глядя,
   Без забот и без дум.
   И еще я, наверное, знаю,
   Что когда-то уж видел ее,
   И была она, может быть, краше
   И, пожалуй, стройней и моложе,
   И, быть может, грустили когда-то,
   Припадая к подножьям ее,
   Короли в седина'х голубых.
  
   Короли? Так это мир северных королей? Подробно он расписан в "Северной симфонии. Героической" Андрея Белого, но на заключительный её пассаж - мир камышовых заводей право первородства, как минимум - общее. Вот у Блока из этого сюжета:
  
   "Мы встречались с тобой на закате.
   Ты веслом рассекала залив...
  
   ...Мы встречались в вечернем тумане,
   Где у берега рябь и камыш.
  
   Ни тоски, ни любви, ни обиды,
   Всё померкло, прошло, отошло...
   Белый стан, голоса панихиды
   И твое золотое весло.
   13 мая 1902"
   "Панихида" - потому что этот мир - промежуточная станция меж миром живых и небом:
  
     "...Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
          Адам вел за руку тысячел
етнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи."
  
   И вот как описывал тамошнее окружающее А. Белый:
  
   "...В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
   Тут она [королева] бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
   Закат над камышами..."
  
   А "короли в сединах голубых..."... Вот что было за тысячелетнее мгновение до её прогулок среди камышей:
  
   "...Вечно юная, она сидела на троне. Кругом стояли седые рыцари, испытанные слуги.
   Вдруг заходящее солнце ворвалось золотою струей. И грудь повелительницы, усыпанная каменьями, вспыхнула огоньками.
   С открытой террасы влетела странная птица. Белая, белая. И с мечтательным криком прижалась к ее сверкающей груди.
   И все вздрогнули от неожиданности: в ясном взоре птицы белой трепетали зарницы откровений. И королевна сказала: "Она зовет меня за собой... Я оставлю вас для Вечности!"...   
   Опечаленные рыцари стояли в зале, опершись на мечи, склонив пернатые головы... И говорили: "Неужели должны повториться дни былых ужасов!.."
   Но тут вспыхнул пустой трон белым сиянием, и они с восторгом глядели на сияющий трон, улыбаясь сквозь слезы заревыми лицами, а самый старый воскликнул: "Это память о ней!"
   "Вечно она будет с нами!.."  "
  
   Вот, как это было прежде... А теперь... Не прибрежия, а болота, не ясные закаты, а мглистые туманы, не сияние ждущих вознесения, а зацветание Ночной Фиалки:
  
   И запомнилось мне,
   Что в избе этой низкой
   Веял сладкий дурман,
   Оттого, что болотная дрёма
   За плечами моими текла,
   Оттого, что пронизан был воздух
   Зацветаньем Фиалки Ночной,
   Оттого, что на праздник вечерний
   Я не в брачной одежде пришел.
   Был я нищий бродяга,
   Посетитель ночных ресторанов,
   А в избе собрались короли;
   Но запомнилось ясно,
   Что когда-то я был в их кругу
   И устами касался их чаши
   Где-то в скалах, на фьордах,
   Где уж нет ни морей, ни земли,
   Только в сумерках снежных
   Чуть блестят золотые венцы
   Скандинавских владык.
  
   Улыбнёмся понятию о нищете у поэта: "нищий... посетитель ночных ресторанов"... Впрочем, если когда-то носил "золотой венец", всё прочее ему - нищета и убожество.
  
   Было тяжко опять приступить
   К исполненью сурового долга,
   К поклоненью забытым венцам,
   Но они дожидались,
   И, грустя, засмеялась душа
   Запоздалому их ожиданью.
  
   Обходил я избу,
   Руки жал я товарищам прежним,
   Но они не узнали меня.
   Наконец, за огромною бочкой
   (Верно, с пивом), на узкой скамье
   Я заметил сидящих
   Старика и старуху.
   И глаза различили венцы,
   Потускневшие в воздухе ржавом,
   На зеленых и древних кудрях.
   Здесь сидели веками они,
   Дожидаясь привычных поклонов,
   Чуть кивая пришельцам в ответ.
   Обойдя всех сидевших на лавках,
   Я отвесил поклон королям;
   И по старым, глубоким морщинам
   Пробежала усталая тень;
   И привычно торжественным жестом
   Короли мне велели остаться.
   И тогда, обернувшись,
   Я увидел последнюю лавку
   В самом темном углу.
  
   Там, на лавке неровной и шаткой,
   Неподвижно сидел человек,
   Опершись на колени локтями,
   Подпирая руками лицо.
   Было видно, что он, не старея,
   Не меняясь, и думая думу одну,
   Прогрустил здесь века,
   Так что члены одеревенели,
   И теперь, обреченный, сидит
   За одною и тою же думой
   И за тою же кружкой пивной,
   Что стоит рядом с ним на скамейке.
  
   Опять же, сравните с Северной симфонией":
  
   "...старая королева, залитая атласной ночью, обратила взор свой к дочке. Она прощалась, собираясь в путь.
   Ветерок шевелил белыми, как снег, кудрями. И кудри струились. Ветерок принес из далеких чащ запоздалый привет короля.
   Старуха указывала рукой на далекие лесные чащи, и обе плакали. Потом старая королева говорила дочке своей: "Я знаю, что ты скрыла от меня".
   И обе плакали.
   Потом старая королева говорила дочке своей: "Я уже давно приготовилась к этому: по ночам принимала тайные вести.
   "А теперь, когда это случилось в лесных чащах, мне больше нечего медлить. Но ты не плачь ни о мне, ни о короле...
   "Я поручаю тебя Вечности...
   "Уже не раз Она стояла меж нами в час печали. Отныне Она заменит тебе и отца и мать".
   Старуха дрожала. Из глаз струились слезы, а вокруг головы - кудри... Она вся заструилась и растаяла облачком.
   Над плачущей сиротой склонилась Ночь в виде бледной, строгой женщины в черном.
   Бледная женщина в черном целовала и звала на служение себе..."
     
   Продолжаем:
  
   И когда я к нему подошел,
   Он не поднял лица, не ответил
   На поклон, и не двинул рукой.
   Только понял я, тихо вглядевшись
   В глубину его тусклых очей,
   Что и мне, как ему, суждено
   Здесь сидеть - у недо'питой кружки,
   В самом темном углу.
   Суждена мне такая же дума,
   Так же руки мне надо сложить,
   Так же тусклые очи направить
   В дальний угол избы,
   Где сидит под мерцающим светом,
   За дремотой четы королевской,
   За уснувшей дружиной,
   За бесцельною пряжей -
   Королевна забытой страны,
   Что зовется Ночною Фиалкой.
  
   Так сижу я в избе.
   Рядом - кружка пивная
   И печальный владелец ее.
   Понемногу лицо его никнет,
   Скоро тихо коснется колен,
   Да и руки, не в силах согнуться,
   Только брякнут костями,
   Упадут и повиснут.
   Этот нищий, как я, - в старину
   Был, как я, благородного рода,
   Стройным юношей, храбрым героем,
   Обольстителем северных дев
   И певцом скандинавских сказаний.
   Вот обрывки одежды его:
   Разноцветные полосы тканей,
   Шитых золотом красным
   И поблекших.
  
   Дальше вижу дружину
   На огромных скамьях:
   Кто владеет в забвеньи
   Рукоятью меча;
   Кто, к щиту прислонясь,
   Увязил долговязую шпору
   Под скамьей;
   Кто свой шлем уронил, - и у шлема,
   На истлевшем полу,
   Пробивается бледная травка,
   Обреченная жить без весны
   И дышать стариной бездыханной.
  
   Дальше - чинно, у бочки пивной,
   Восседают старик и старуха,
   И на них догорают венцы,
   Озаренные узкой полоской
   Отдаленной зари.
   И струятся зеленые кудри,
   Обрамляя морщин глубину,
   И глаза под навесом бровей
   Огоньками болотными дремлют.
  
   Дальше, дальше - беззвучно прядет,
   И прядет, и прядет королевна,
   Опустив над работой пробор.
   Сладким сном одурманила нас,
   Опоила нас зельем болотным,
   Окружила нас сказкой ночной,
   А сама всё цветет и цветет,
   И болотами дышит Фиалка,
   И беззвучная кружится прялка,
   И прядет, и прядет, и прядет.
  
   Цепенею, и сплю, и грущу,
   И таю мою долгую думу,
   И смотрю на полоску зари.
   И проходят, быть может, мгновенья,
   А быть может, - столетья.
  
   Слышу, слышу сквозь сон
   За стенами раскаты,
   Отдаленные всплески,
   Будто дальний прибой,
   Будто голос из родины новой,
   Будто чайки кричат,
   Или стонут глухие сирены,
   Или гонит играющий ветер
   Корабли из веселой страны.
   И нечаянно Радость приходит,
   И далекая пена бушует,
   Зацветают далёко огни.
  
   Вот сосед мой склонился на кружку,
   Тихо брякнули руки,
   И приникла к скамье голова.
   Вот рассыпался меч, дребезжа.
   Щит упал. Из-под шлема
   Побежала веселая мышка.
   А старик и старуха на лавке
   Прислонились тихонько друг к другу,
   И над старыми их головами
   Больше нет королевских венцов.
  
   "Больше нет королевских венцов"... Сюжет Блока о мире северных королей у мня насчитывает 6 стихотворений из книги "Распутья":
  
   1. "Царица смотрела заставки..."
   2. "Вот она -- в налетевшей волне..."
   3. "Потемнели, поблекли залы..."
   4. "Я бежал и спотыкался..."
   5. "Я так и знал, и ты задул..."
   6. "Ты у камина, склонив седины..."
  
   И если первое стихотворение наполнено тишиной, ожиданиями и предчувствиями:
  
   "Царевне так томно и сладко, --
   Царевна-Невеста -- что лампадка
   У царицы синие загадки --
   Золотые да красные заставки."
  
   То в последнем тишина становится усталой тишиной несовершённого - предсмертной:
  
   "Ты у камина, склонив седины,
   Слушаешь сказки в стихах.
   Мы за тобою -- незримые сны
   Чертим узор на стенах."
  
   И данная поэма завершает тот сюжет.
  
   И сижу на болоте.
   Над болотом цветет,
   Не старея, не зная измены,
   Мой лиловый цветок,
   Что зову я - Ночною Фиалкой.
  
   За болотом остался мой город,
   Тот же вечер и та же заря.
   И, наверное, друг мой, шатаясь,
   Не однажды домой приходил
   И ругался, меня проклиная,
   И мертвецким сном засыпал.
  
   И опять - "друг мой"... Ещё одним напоминанием, ещё одним подтверждением - подписью под цитатой, ссылкой на первоисточник повествования - Андрей Белый. В начале поэмы - он, и в конце - он, как открывающая и закрывающая скобка.
   В сюжете о северных королях "друг мой" тоже назывался "другом". И был он - рядом, и был он - ещё одной надеждой и последней опорой:
  
   "У дверей Несравненной Дамы
   Я рыдал в плаще голубом.
   И, шатаясь, вторил тот самый --
   Незнакомец с бледным лицом.
   4 февраля 1903"
  
   "Впереди покраснела заря.
   Кто-то звонким, взывающим молотом
   Воздвигал столпы алтаря.
   18 октября 1903"
  
   "Милый друг! Звезда иная
   Нам открылась на земле.
  
   Неразлучно -- будем оба
   Клятву Вечности нести.
   1 ноября 1903"
  
   А теперь и он... Точно такой же, как и поэт шатается по градам и весям и лишь иногда спьяну, верно, возвращаясь домой, "мертвецким сном засыпает".
  
   Но столетья прошли,
   И продумал я думу столетий.
   Я у самого края земли,
   Одинокий и мудрый, как дети.
   Так же тих догорающий свод,
   Тот же мир меня тягостный встретил.
   Но Ночная Фиалка цветет,
   И лиловый цветок ее светел.
   И в зеленой ласкающей мгле
   Слышу волн круговое движенье,
   И больших кораблей приближенье,
   Будто вести о новой земле.
   Так заветная прялка прядет
   Сон живой и мгновенный,
   Что нечаянно Радость придет
   И пребудет она совершенной.
  
   И Ночная Фиалка цветет.
   18 ноября 1905 - 6 мая 1906
  
   Поэма как бы закрывает книгу "Пузыри земли". Как шекспировские "пузыри" - три ведьмы - напророчили гибель герою "Заклятье готово: погибнет герой", так и тут герой, запутавшись, погрязнув в болотах, практически гибнет... Но ведьмы обещали Макбету и царство: "Да здравствует Макбет, король в грядущем!", и Макбет своё царство получил, а что получит "провидец и обладатель тайны", ставший "поэтом и человеком"?
   Неужели только прощание с "братом", с соратником - с другом?
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"