Деканат. Очередь студентов медленно двигается к столу декана. Получают талоны на обед. Толкаются, шепчутся, смеются. Крупный блондинистый мужик передо мной мальчишеским голосом выражает желание поесть. Рядом стоит Андрей Конфеткин, аристократичного вида шатен в белой сорочке. Легонько ударяю блондина в обтянутую пиджаком спину. Он разворачивается.
- Чё?
- Миш, очередь забей.
- Лады. - студенты перед нами набрали талонов и галопом устремились в столовку. Миша следует их примеру.
- После Вас. - кланяюсь Конфеткину.
- Thank you! - с русским акцентом благодарит Андрей...
Как-то раз решил Юлий Михайлович проверить, неужто и впрямь в конституции Российской Федерации говорится, что прописки быть не должно. Отменяется, мол, вчистую, за ненадобностью. Свобода передвижения граждан и всё такое прочее. казалось точно, не врали бомжи и правозащитники.
Делать нечего. Собрал Юлий Михайлович соратников своих верных и говорит, -
- Отменяйте прописку!
- А регистрацию?
- И регистрацию к чертям собачим!
- Так она на их попечении и есть.
- Ну, тогда не знаю, сделайте её необязательной! Обязательно! - Нахмурились соратники, но ничего не сказали. Знали они, что хотя и крутой нрав у городского головы, однако чёрные маги из милиции и паспортных столов тоже ребята отвязные. Куда не кинь, везде клин. А клин Клинским вышибают...
- Ну и где ваши ублюдки? - спросил Маковский. Он сидел в углу, рядом с кабиной, прислонившись к борту грузовика. Одной рукой он придерживал прислонённый к плечу карабин, в другой держал сигарету. Слева от меня сидел молчаливый паренёк с плейером, справа Андрей и Тёма. Напротив - Наташа, Жгутиков, Маковский и Гук, руководитель сафари.
- Уже приехали. Так что берегите яйца, - с улыбкой сказал Гук.
- Если у кого есть, конечно, - прибавил Андрей, смерив Наташу взглядом. Она брезгливо скривилась и, полуприкрыв глаза, уставилась поверх наших голов. Вчера, по поводу предстоящей охоты, мы закатили пьянку в номере гостиницы, и я бы установил с ней самое близкое знакомство, если бы не Маковский. Я был уже порядком пьян, когда затащил её в ванную. Она стояла на коленях, а мои джинсы были спущены, и тут кто-то забарабанил в дверь. Маковскому приспичило помочиться, а туалет, видите ли, занят. Бедный. Мог бы потерпеть. Я чуть не прибил его. Он ведь сделал это нарочно, нутром чую.
- Вообще-то, одного ублюдка я уже вижу, - сказал я.
- Смотри, договоришься, - процедил Маковский.
- А что будет? - спросил я. - Ты описаешься? О, нет, только не это.
Маковский с перекошенным лицом схватился за борт, приподнимаясь. Гук толкнул его, Маковский грохнулся о кабину, выронив карабин. Он ошалело уставился на Гука.
- Ты чего?!
- Извини. Но тут не место для разборок. Тем более в кузове, - Гук ткнул в меня пальцем. - И ты тоже помалкивай, умник. Здесь я командую - это надо усечь сразу. Если ты не усёк, то в лучшем случае тебя вразумлю я. Лучше я, чем они. В прошлый раз один козёл знаешь что выдумал? Он решил, что дядя Гук - полный дебил, что он ни хрена не смыслит в охоте - и сделал по-своему. Знаешь, что с ним случилось?
- Ну, - что?
- Его покусали. Я не хочу, чтобы сегодня кого-нибудь покусали, поэтому ведите себя тихо и слушайте меня. Хорошо?
- Конечно, - я развёл руки. Грузовик вилял между выбоинами в асфальте. Он притормозил перед щитом с надписью "Десногорск" и свернул. По обе стороны дороги росла сухая осока. На западе виднелась жёлтая каёмка леса, над ней полосатая труба атомной станции.
- Гук, а они здоровые? - спросил Тёма. Он, потягиваясь, выпрямил длинные ноги в белых кроссовках.
- Всякие бывают. Есть такие динозавры, что не дай бог. Но не боись, такие туда, ближе к Кукуевке живут, это нужно водохранилище объезжать. Мы туда не поедем. Обычный мультик где-то с меня.
- Я б не сказал, то ты мелкий парень, - сказал Андрей. Он потёр рыжую щетину на подбородке. Он говорил басом и как-то насмешливо и незлобно одновременно.
- Чем они питаются? - спросил я.
- Друг другом. Может, животными какими-то лесными. На озере я видел чаек. Значит, есть рыба. Наверняка звери не все подохли, - сказал Гук.
- И туристами, - хохотнул Тёма. Гук взглянул на него исподлобья.
- Не надо так шутить.
Сквозь дымку моросящего дождя проступали размытые силуэты шестнадцатиэтажек. Справа, в паутине кустов, мелькнул пост ГАИ. Стёкла разбиты, облезлые стены. Входная дверь висела на одной петле. Вдоль дороги тянулась толстая труба теплотрассы. Низкие тучи провисали лохматыми буграми, серые в центре неба, ближе к горизонту они сливались в сплошной зловещий фиолетовый потолок. Ветер сбил мокрую чёлку на лоб, пробирался под одежду, гоняя по коже мурашки.
- Чёрт, почему нельзя было летом поехать? - спросил я.
- Потому что летом у них пик активности. Это не охота, а самоубийство, - ответил Гук.
- Хм, логично. Летом фон радиации повышается, да?
- Они, наверное, и в озере водятся, - сказал Жгутиков. "Студент" - вспомнил я. Это он вчера блевал в туалете. Высокий, крупный парень с детским лицом.
- Ничего подобного, - возразил Тёма. - Разве что какие-нибудь караси-мутанты.
- Ты-то откуда знаешь? - сказал Андрей. - Может, там живут сумасшедшие водолазы с жабрами.
Он заржал. Я толкнул щуплого паренька, молчавшего всю дорогу.
- А ты что скажешь?
Он вынул наушник.
- А?
- Мы вот спорим - водится кто-нибудь в озере, или не водится. Как думаешь?
Он посмотрел на меня своими телячьими глазами и, запнувшись, ответил:
- Не знаю.
- А кто знает?
Он пожал плечами, растерянно глядя на меня. Я не помнил, как его зовут. С какого перепугу он оказался на сафари, тем более на таком? Безответная любовь? Романтичный юноша приносит к ногам возлюбленной редкий и трудный трофей. Ага, это круто.
- Чего такой загруженный? Расслабься. Анекдоты знаешь? Расскажи, а то мы тут скоро глотки перегрызём друг дружке от скуки, - я взглянул на Маковского, потом снова на парня. Он не ответил, одел наушник и, ссутулившись, сложил на животе руки.
- Прямо как Мыш, - сказал я. - Наверняка в детстве ребята постарше забирали у него конфетки.
- Не думаю, что только в детстве, - сказал Андрей.
- Как его зовут? Кто-нибудь знает? - поинтересовался Тёма.
- По-моему, Вася. Или Витя, - медленно сказала Наташа.
- Значит, пусть он будет Мышем. Понимаете? - мужского пола, - сказал я.
- Точно, - Жгутиков улыбнулся, обнажая дёсны.
Гук поднялся и, опершись локтями о потолок кабины, стал смотреть по сторонам в бинокль. Я достал счётчик Гейгера. Последний раз я смотрел его, когда мы съехали с шоссе на просёлок, чтобы обогнуть охранный пост. Тогда он показывал двадцать два. Сейчас показатель повысился до двадцати пяти микрорентген в час. Не страшно. Мы вряд ли проведём здесь больше двенадцати часов.
По правую сторону, под прямым углом к дороге, вытянулась бежевая девятиэтажка. На некоторых балконах висели изорванные простыни и одежда. Целых окон почти не было. Рамы зияли бледными зубами осколков.
- Бросайте жребий, кто будет стрелять, - сказал Гук.
Андрей взял семь спичек, одну сломал. Я вытянул длинную, потом тянул Мыш и ему досталась короткая. Что-то пробормотав себе под нос, он сунул её в карман и окинул нас возбуждённым взглядом.
- Я каждую неделю хожу в тир, - сказал он.
- Поздравляю, - сказал я. - Научишь меня стрелять?
- Что? Ааа... Нет, я правда умею стрелять. Говорят, у меня отличная кучность, - он кивнул.
- Скучность?
- Да нет - кучность. Это как бы когда все выстрелы попадают примерно на одном расстоянии от центра мишени.
- Серьёзно? Я не знал. Надо же, - я покачал головой.
- Не, нас в армии таким умным вещам не учили, - продолжал я, - мы там знаешь что делали? - толчки мыли. Толки всякие бывают. Бывает, что и с кучностью. Такие стрелки попадались, что всю мишень выстрелами укладывали. Ага.
- Так - теперь тихо. Не дай Бог кто заржёт, - сказал Гук. Он стукнул по крыше кабины. Грузовик плавно сбавил скорость и остановился. До угла девятиэтажки было метров тридцать. Под балконами первого этажа росли чёрные высохшие кусты. На тротуаре валялся мусор. Гук указал на ржавый контейнер, стоявший на углу.
- Вон там. Только не торопись. Пойдём.
Гук спрыгнул на землю. Мыш с короткой заминкой последовал за ним. Все сгрудились у правого борта. Передо мной оказалась Наташа. Она сидела, опустившись на одно колено, и штаны плотно обтягивали круглую задницу.
Гук то-то сказал Мышу. Тот повернул карабин, скользнул по нему рукой. Они шли в паре шагов друг от друга, Гук чуть впереди.
Раздался глухой удар в стенку контейнера. Мыш присел и замер. Гук, не останавливаясь, оглянулся и махнул ему рукой. Мыш, пригнувшись, пошёл следом. Жгутиков громко дышал открытым ртом. Я заметил, что Гук, не сводя глаз с контейнера, тем не менее обходит лужи. В сыром воздухе пахло бензином и ещё чем-то, вроде запаха дождевых червей.
Контейнер с гулом качнулся. На миг в нём мелькнуло что-то розовое. Послышалось утробное хрюканье. Над контейнером поднялись облачка пара. Тёма шёпотом выругался. Хрюканье повторилось, уже громе. Гук был в десяти метрах от контейнера, он держал карабин наготове, прямая спина, полусогнутые, осторожно ступающие ноги в кирзовых сапогах. У меня засосало под ложечкой. Гук присел на корточки, быстро оглянулся на Мыша, кивком подозвав его к себе. Мыш сел рядом. Гук коротко взмахнул ладонью вверх. Мышь смотрел на него. Гук повторил, Мыш медленно поднялся, целясь. Я ощутил мощные удары сердца под ключицей.
Порыв ветра пронёсся по кустам, и они закачались, издавая сухой треск. Гук выстрелил. Из ствола с хлопком вырвалось облако дыма. Пуля проделала дырку в стенке контейнера, по центру. Мультик с рёвом выпрыгнул и бросился на Гука, раскинув руки. Он был похож на человека в розовом дутом комбинезоне с кольчатыми сегментами. Очень широкий, с двумя уродливыми бугристыми головами. Выстрел, ещё один, с опозданием. Мультик хрипло взревел. Мыш, выпучив глаза, побежал к грузовику. Наташа визжала, вцепившись в борт. Гук, пятясь, стрелял, прижав щёку к прикладу, и казалось, что гильзы выскакивают из его правого уха. Почти у самых его ног ползло, хрипя и харкая кровью, розовое тело. Одна из голов исчезла в алых брызгах. Другая издала долгий дрожащий крик, покрытая наростами рука вскинулась, ухватив Гука за одежду. Выстрел снёс мультику полчерепа. Гук опустил карабин и пошёл к нам. Его лицо дёргалось. Тело за его спиной продолжало судорожно шарить в грязи руками.
- Давай водку, - сипло сказал Гук. - Но засранец больше никуда не пойдёт. Понял?! Штоб больше не рыпался.
Мыш сидел на земле, прислонившись к колесу, закрыв лицо ладонями, и беззвучно трясся.
- Давайте водку, - повторил Гук. Водитель, наблюдавший за всем из кабин, вылез с пакетом. Всем, кроме Мыша, раздали по пластиковому стакану. Водитель достал литровую "Гжелку" и разлил. Запивали колой из бутылки.
- Вот и похмелились, - сказал Андрей. Мы выпили ещё по одной, потом водитель вернулся в кабину. Гук похлопал Мыша по плечу.
- Вставай, боец, поехали.
- Ты посмотри, мало ли, может он обделался, - сказал Тёма.
- Не, - так, только струйку пустил, - ответил я.
Мыш встал. Он был бледен. Залезая в кузов, он оступился и упал на пол.
- Придурок, - с досадой сказал Андрей.
- Наташ, ты что, сильно испугалась? - спросил я.
- Нет.
- Не испугалась?
- Нет.
- А что кричала? Кто-то попку ущипнул?
- Отвали.
- Не обижайся, я же шучу.
- Шути в другом месте.
Я сокрушённо покачал головой.
- Видал, какой живчик? - обратился ко мне Андрей. - Все кишки наружу, а ползает. Редкостная тварь.
- Ты б тоже пополз, - сказал Маковский.
Андрей посмотрел на него безо всякого выражения.
- Что?
- Я говорю, человек тоже пополз бы. На войне солдаты без голов по полкилометра бегали.
- Ну да? - улыбнулся Андрей.
- Он у нас профессор, - кивнул я. Тёма издал короткий смешок.
- Не всем же ПТУ оканчивать, - сказал Маковский. Он достал "Парламент", предложил Наташке. Она взяла сигарету, он протянул зажигалку и она прикурила, склонив набок голову. Всё-таки она ничего. Губы красивые.
Грузовик въехал в посёлок. Сдавленная домами улица напоминала бетонный желоб. На тротуарах виднелись влипшие в асфальт газеты, кое-где валялись картонные коробки, пластиковые бутылки и пакеты. Стёкла автомобилей были разбиты, спущенные шины, словно оплавившись, растеклись по земле. Слева проплыл продуктовый магазин. В длинном проёме, где раньше была витрина, в полутьме виднелись пустые полки. В раму свешивалась выцветшая рекламка Микояновских колбас. В лежащем наискось на ступенях холодильнике для напитков стояла мутная вода. Я заметил согнутый в петлю фонарь.
- Смотри, Андрюха. Там.
Он обернулся.
- Наверное, кто-то из этих обезьян, - сказал он.
На дороге зигзагами росла коричневая, пробившаяся сквозь трещины в покрытии, трава. Мы ехали по осевой улице. На кольце вокруг круглого газона свернули вправо. За ржавой оградой стояла деревянная церковь. По утрам, выходя на балкон покурить, я иногда слышал размеренный, доносящийся будто со всех сторон, звон колоколов. Я не верил, и не верю в Бога, но тот звук притягивал сам по себе. Какой-то запредельный и мудрый.
Грузовик, свернув, проехал мимо зданий милиции, больницы, потом я приподнялся, разглядывая свой двор, обрамлённый девятиэтажками, выложенными белой плиткой. Каменная крепость, качели и турник, одинокий баскетбольный щит. Футбольное поле сплошь заросло травой. Грузовик снова повернул, проехал здание роддома, в стороне на кургане стоял памятник - двадцатиметровая звезда. Из-за поворота выдвигалась серая поверхность водохранилища. Мы выехали на плотину. Под шлюзами, перекрыв гул мотора, ревела вода. На будке охранника сгрудились большие чайки. Одна из них взлетела и пронеслась над кузовом, и я успел заметить, что сбоку её головы, там, где должен быть глаз, торчит короткая лапа. Дорога проходила по бетонной дамбе, тянувшейся от плотины до леса, который прятался в дымке дождя. Сквозь сизую пелену виднелись далёкие игрушечные сосны и светлая полоска пляжа. Над волнами местами вскакивали бурунчики. Правый склон, высокий, переходящий в заросшую ивами, а дальше елями низину, был до верха покрыт уродливым кустарником. Там когда-то была сеть отводных каналов и запруда возле реки, где разводили карпов. Мне внезапно стало жаль этот город. Он менялся и таял как плоть, съедаемая раковой опухолью. Я люблю вспоминать, мне даже иногда это снится - прогулки с отцом, когда я был ещё маленьким. Здесь, за плотиной.
Отец рассказывал мне про ящериц.
Я накинул капюшон, наклонил голову. Дождь шёл слабый, но из-за шквального ветра капли секли лицо и проникали за воротник. Воняло тиной и гниющими водорослями. Наташа подсела к Маковскому, что-то сказала (я не расслышал в шуме ветра), положила голову ему на плечо и прикрыла лицо ладонью.
На том склоне водились крупные ящерицы. Зеленые. Они грелись под солнцем на дне каналов, но убегали, если мы приближались к ним близко. Отец говорил, что они не совсем обычные, что у них не отваливается хвост и есть недоразвитый третий глаз на затылке. Он как-то нашёл одну из них мёртвой и хорошенько рассмотрел. Я гонялся за ними, чтобы поймать и проверить. Они были очень быстрые, ловкие. Отец сказал, они живут в норах. Он тогда ещё не начал меняться.
Вся эта дрянь началась, когда я перешёл в девятый класс. Той осенью деревья опали в первую неделю сентября. Просто стояли голые, а под ногами скрипел плотный ковёр едва пожелтевших листьев. В пятницу, последнюю пятницу августа, отец вернулся с работы часов в двенадцать ночи, весь всклокоченный, на нервах, и сразу завалился спать. В зале, не с мамой в спальне. Обычно он возвращался не позже пяти. Он работал на атомной станции. Смоленская АЭС. Три блока обеспечивали электричеством близлежащие области и, разумеется, сам посёлок. Реактор того же типа, что в Чернобыле. На следующий день отец проспал до вечера, потом ему позвонили и он снова уехал на работу. Ничего не объяснил, сказал только, что какие-то неполадки. Такое случалось время от времени. Мы с мамой не придали этому особого значения, меня расстроило лишь то, то картошку на даче пришлось выкапывать мне, так как отец отсутствовал и следующую неделю. Потом стало как раньше.
Я поднял голову. Все сидели ссутулившись, лица скучающие, недовольнее. Грузовик проехал до середины дамбы. Отсюда виднелись обе трубы, раскрашенные в красную полоску. Низко над волнами летали чайки.
Я снова подумал об отце. Нет, всё не осталось как раньше. Он стал несколько другим. Например, начал побухивать, а закусывал он сырым мясом. Отец покупал его на рынке килограмм по восемь, забивал полностью морозилку. Этого ему хватало на неделю. Он пил и ел один. Затем стали выпадать волосы. У меня и у мамы - нет, а у него стали. Мой одноклассник, отец которого работал на станции оператором пульта, рассказал, что у его папы то же самое. А ещё он со значительным видом поведал, что, говорят, в Екимовичах родился телёнок со сросшимися мордой и боком. Я долго не мог уснуть в ту ночь, представляя кожистого, тонконогого телёнка-уродца, изогнутого в кольцо, и думал об отце. Я точно не помню, что мне снилось, но очень обрадовался, когда, проснувшись, понял, что это был всего лишь сон.
Осенью того же года произошло несколько отравлений грибами, большинство со смертельным исходом. Прошёл слух, что в школе соседнего микрорайона один мальчик облевался кровью прямо на уроке, когда его вызвали к доске. Там он и умер, вывернув перед всем классом собственные внутренности. Говорили, что они всей семьёй ездили по грибы в Богданово - село на другом берегу водохранилища, ближе остальных расположенное к атомной станции. В энциклопедии я прочитал интересную вещь. Грибы великолепно впитывают химикаты, всякие токсичные составы и тому подобную гадость, в том числе и радиацию. Другими словами ты съедаешь не сыроежку, а концентрированную порцию дряни.
Мама была бухгалтером в поликлинике. Где-то под Рождество, вернувшись с работы, она сообщила, что на днях у жены местного предпринимателя, державшего несколько магазинов и киосков, родился ребёнок без рук и ног. Девушка действительно ходила с животом. Позже её видели живой и здоровой, но она осунулась и долгое время редко показывалась из дому. Официально ребёнок родился мёртвым. Спустя пару месяцев её отправили в Смоленск, в психушку. Это случилось после того, как её, гулявшую по городу с коляской, увидела подружка и, заподозрив неладное, спросила, зачем ей коляска. Девушка достала спелёнатую куклу и принялась её баюкать. Потом оторвала ей конечности и зашлась в истерике.
Может, этим слухам и не стоило придавать значения, но случились две вещи, которые заставили меня поверить. Поэтому два года, оставшиеся до окончания школы, я прожил в страхе.
- Что такое? - спросил кто-то. Я огляделся. Грузовик плавно сбавлял ход. Он ехал по инерции. Из-под капота валил пар. Мы остановились, не доезжая до развилки с грунтовкой, которая вела на кладбище. Дамба почти кончилась. Рыжие, будто покрытые ржавчиной, кроны сосен раскачивались. В них глухо шумел ветер. Слева от грунтовки кустов не было, там росла осока и низкие оранжевее ёлочки.
Тёма поднялся, уперев руки в бока.
- Сломался?
- Не знаю, - буркнул Гук, перебираясь через бортик.
- Хреново дело, - сказал Андрей. Водитель выскочил из машины и поднял капот.
- Костя, твою мать, бля, ты чем думал? - заорал Гук.
- Заткнись! Причём здесь я?! - водитель пнул колесо.
- Тут кто баранку крутит, я или ты?! Трудно было проверить её? Ты проверял её?
- Да, я её проверял. И не ори на меня.
Костя стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на клубящийся дым. Гук подскочил к нему, начал ругаться, энергично жестикулируя.
Чайки приближались к дамбе, описывая в небе круги. Слышался плеск волн о бетонный берег. Кусты вплотную подступали к дороге, кривые, перекрученные в спирали ветки почти касались кузова. Я пересел к левому борту, чтобы быть к ним лицом.
- Эй, парни, что случилось-то? - спросила Наташа.
- Я не знаю, - сказал Жгутиков. Мыш, зажав в пальцах наушники, затравленно озирался.
- Что, что - аккумулятор накрылся - вот что, - сказал Тёма. - Чего непонятного? Вон дым идёт, видишь?
Наташа выглянула за кабину и крикнула:
- Ребята, что с машиной?
- Так сломалась же, говорю... - пробормотал Тёма.
- Не беспокойся, она разберётся, - сказал я.
- Слышь, ты, козлина, заткнись, - сказал Маковский.
- А что? Ты хочешь заступиться? Ты у нас, значит, герой-рыцарь-большие-яйца-мудозвон-заступник? Так? Ну, валяй, - сказал я.
- Давно в табло не получал?
- А ты?
- Чего?!
Маковский быстро поднялся, обещая мне всё самое лучшее. Я взял карабин обеими руками, намереваясь вырубить его прикладом, и не устраивать клоунских сцен. Это-то его и спасло.
Когда он встал и сделал первый шаг, за его спиной, над кабиной, мелькнуло что-то светлое и раздался звук, вроде скрежета металла о металл. Маковский замер с удивлением на лице. Он был безоружен. Мультик, неловко вскарабкавшийся на крышу кабины, по-обезьяньи опирался на костяшки рук. Его кожа, бледно-жёлтого цвета, плотно обтягивала мышцы и мультик напоминал освежёванного человека с рисунка в учебнике биологии. Кожу покрывали чёрные прыщи и язвы, кое-где торчали пучки волос. Мультик вытянул руку, пальцами вверх, из них вышли кривые, спицеобразные когти, розовые как у кошки, все разных размеров. Он зашипел, выпятив нижнюю челюсть, покачивая головой. Левый глаз, круглый и цветом как яичный желток плавал в глазнице. Глазница занимала почти половину лица. У него были человеческие, непропорционально большие, неровные, зубы. Маковский обернулся и его колени подогнулись. Я вскинул карабин. Плечо толкнуло. От грохота заложило уши. Мультика отбросило вниз, за капот и он исчез из виду. Закричал водитель. Раздалось несколько выстрелов.
Чайки истерично кричали. Они летали прямо над нами. Маковский осел. На его одежде были капельки крови. Карабин у меня в руках мелко трясся.
- Вон из кузова! - заорал Гук. Первым выскочил Жгутиков, за ним Наташа, которую схватил за руку Маковский. Чайка спикировала Мышу на голову. Он схватился за макушку, взглянул на ладонь и ойкнул.
Тёма стал вылезать через бортик, как-то нелепо, брыкаясь и размахивая руками, спиной назад. Я решил, что это с ним от испуга. Потом увидел как его глаза вылезают из орбит, и заметил пальцы, сжимающие его шею. Он рывком исчез за бортом. Почти сразу он начал кричать.
Мыш выглянул за борт и, вереща, спрыгнул и побежал по дороге. Я столкнулся с Андреем. Крик Тёмы оборвался неживым хрипом, перешедшим в бульканье. За зубчиками прицела я увидел его, дёргающегося всем телом, с пустыми глазами и пеной, толчками идущей изо рта. Мультик держал в руках его внутренности. Они были похожи на колбаски.
Андрей что-то сказал. Я выстрелил, прицелился, выстрелил снова. Наклонился, ловя в прицел пытающегося забраться под днище грузовика мультика. Он, свернувшись калачиком, вертится на месте. Что-то щёлкает. Он всё ещё может встать. Держи, съешь и это.
В глазах сверкнуло. Я отшатнулся и, направив ствол в живот Андрея, несколько раз щёлкнул курком. Он по-волчьи приподнял верхнюю губу.
- Хорош! - проорал он.
- Что?
Я посмотрел на кровавое месиво на обочине. Вокруг раздавались выстрелы, кто-то стонал. Я поискал в нагрудном кармане второй магазин.
- Я вхолостую фигачил?
- Да, переклинило. Тебя один чуть не сцапал. Второй день рождения.
- Серьёзно?
- Да уж не шучу. Здоровенный, сука, бля буду. Я в него удачно попал, с первого раза. Ух, ну и блядский зоопарк.
Я почесал голову. Где-то в кустах грохнул выстрел.
- Пошли отсюда, - сказал Андрей. - Ну его на хер.
Он случайно задел ботинком круглый предмет, который лежал рядом с колесом. Он откатился, поставив на асфальт темные пятна. Это была голова водителя. Я узнал её только по усам.
- Рехнуться можно, - сказал Андрей. - А где остальное?
Послышался стон. Я обошёл машину. Прислонившись к бамперу и зажимая ладонями бедро, там сидел Жгутиков. В стороне валялся труп мультика. Жгутиков резко повернул голову. Под глазами были серые круги. Я присел на корточки. Его руки, перепачканные кровью, были словно в красных перчатках, под ногой расплылась тёмная лужа.
- Держись, сейчас перетяну, - сказал я, снимая ремень. Жгутиков закатил глаза, простонал.
- Держись, держись, нормально всё будет. Да, Андрюха?
- Ещё бы, куда ж он денется.
Я как можно сильнее затянул ремень, потом, осторожно отделив лоскут одежд, осмотрел рану. В глубине её белела кость, а по краям пузырилась жёлтая пена. Слюна.
- Съешь обезболивающее, - сказал Андрей, протягивая Жгутикову таблетки и открытую флягу.
- Там, - ответил Жгутиков.
- Что?
- Там он спрятался, за забором.
Андрей оглянулся на бетонное ограждение.
- Там?
- Да. Он порвал шофёра и прыгнул туда. Уже давно. Они вдвоём напали, одного я убил, который меня ранил.
- На, ешь.
Я намотал ремень карабина на предплечье, вынул и вставил магазин. Жгутиков, обливаясь, жадно пил из фляги.
- Есть у вас водка? - спросил он.
- Тебе нельзя, колёса не подействуют, - снизив голос, сказал Андрей. - Посиди, мы сейчас. Давай, ты справа, я слева. Вперёд.
Нагибаясь, я приблизился к бордюру. Он был густо заляпано птичьим помётом. В месте, где перелез мультик, остались отпечатки больших ладоней и розовые, размытые дождём потёки. Вероятно, он ранен. Крупнее хищники, получив пулю, ложатся в засаду, чтобы отомстить охотнику перед смертью. Андрей поднял три пальца. Два. Один.
Мультик лежал на откосе у кромки води. Рядом - обглоданный труп водителя. Над ним вились чайки. Его ботинки окунались в волны. Мне показалось, что грудь мультика вздымается.
- Он живой, - сказал я.
- Кто?
- Мультик. Он дышит.
Чайка села водителю на плечо, клюнула срез шеи. Другая уселась на живот. К мультику ни одна из них не приблизилась.
- Я стрельну на всякий пожарный, - сказал я. Прицелился, потом опустил карабин.
- Твою мать, - сказал я.
- Ты заметил?
- И ты? Я думал, мне померещилось.
- Как думаешь, что с ним?
- Не знаю. Он уменьшился.
Всего несколько секунд назад мультик был размером с гориллу. Сейчас он стал почти как водитель. Внешне он тоже как будто изменился.
Его ступни шевельнулись. Я вскинул карабин. Он поднял голову и я успел заметить, что его лицо, кожа на нём, колышется словно студень. Выстрелом его столкнуло в воду по плечи. Андрей выстрелил ещё три раза. Мы понаблюдали за ним сверху, пока нас не окликнул Жгутиков.
- Убили? - спросил он, когда мы вернулись. Он был очень бледен.
- Да.
- Где остальные, Гук, Маковский? - спросил Андрей.
Жгутиков облизнул губ.
- Наташу что-то утащило в куст. Они побежали спасать.
- Давно?
Он кивнул.
- Хана, - сказал я. - Их там задрали, по-любому. Вот дерьмо.
- Что делать будем? - спросил Андрей. Я покачал головой.
- Вы ведь не бросите меня? - сказал Жгутиков.
- Что? - спросил я.
- Вы не оставите меня тут?
- Ты что городишь, придурок?!
- Я не хочу...
- Заткнись! Понял?
Он опустил глаза.
- Ч-чёрт, мы не перевязали её, - сказал Андрей. - Ногу ему.
Я осторожно, чтобы не задеть кожу, срезал рваные края штанины. Андрей смочил перекисью вату.
- Может, не стоит? - сказал я.
- Почему?
- А если прижжёт сосуды? Может начаться гангрена. Давай просто протрём, без перекиси.
- Ничего не начнётся. Она ещё не загноилась.
Жгутиков простонал, закусив губу, когда я стал прикладывать вату. Затем я приподнял его ногу, а Андрей обмотал её бинтом поверх штанов.
- Ну вот. Хотя по-нормальному - надо б зашить, - сказал он. - Пока покурим, потом носилки ему сделаем. Такие, чтоб тащить по земле, типа плаща...Точно. Снимем с шофёра.
- Кстати, насчёт того мультика. Который ему голову оторвал. Он вроде как сжался, да? Когда мы подошли, он уже был чуть-чуть не такой, а потом совсем уменьшился. Прямо на глазах.
- Я не рассмотрел, - ответил Андрей. - Пойдём вниз.
Мы спустились левее трупов, держа оружие наперевес. Чайки отлетели в сторону, но недалеко, наблюдая за нами. Некоторые были будто частично ощипаны. Андрей пнул мультика.
- Готовченко, - сказал он. Я присел на корточки, чтобы рассмотреть руки мутанта. Они были в крови, верхняя часть тела тоже.
- Почти что человек, - сказал Андрей.
- У него ногти, - сказал я. - Видишь, они большие, но обычные. Не когти.
Несмотря на то, что пальцы мультика были в крови, под ногтями её не было. Мне показалось это странным. Под ногтями должна быть кровь. Лицо, находившееся под водой, напоминало горку размятого и застывшего теста.
От водителя воняло содержим кишечника. Зажав носы, мы торопливо сняли с него куртку и поднялись наверх.
- Фух, - выдохнул Андрей. - Интересно, он это до, или после?
- Какая разница?
- Интересно.
Жгутиков сидел с закрытыми глазами.
- Эй, тебе не холодно? - спросил его я.
Он с видимым усилием поднял веки и ответил:
- Нет.
Мы связали две куртки - мою и водителя. Посадили на них Жгутикова и, взявшись за рукава, потащили. Он сказал, что у него дёргает нога, да и нам было не удобно. Андрей предложил срезать пару толстых веток и соорудить настоящие носилки. Когда мы закончили, я развернулся, чтобы поднять Жгутикова, и увидел, что на обочине, частично скрытый кустами, стоит Маковский и смотрит на нас.
- Ни хера, - протянул я. - Ты где был?
Маковский не ответил. Он смотрел как-то тупо и странно.
- Эй, Маковецкий, иди к нам, - сказал Андрей.
Маковский никак не отреагировал. У него был взгляд манекена. В кустах что-то треснуло. Вышли Гук и Наташа. Гук держал её за руку. Её одежда превратилась в лохмотья, она придерживала ткань на груди, одного рукава не было. Гук обошёл грузовик, заглянул под днище и в кабину. У Маковского болталась распоротая от бедра штанина. Лицо Наташи было испачкано грязью.
- На, вытри лицо, - сказал я, протягивая ей платок. Наташа смотрела перед собой. Я провёл платком по её щеке. Ноль внимания. Придерживая левой ладонью ей затылок, я аккуратно вытер её лоб, под глазами, подбородок, убрал буре пятна с верхней губы. Она нравилась мне даже сейчас.
- Наташа, - сказал я. Она не шелохнулась. Хоть бы моргнула.
- Андрюха, будь другом, дай куртку, - попросил я. Он снял, и я накинул её Наташе на плечи. Подошёл Гук.
- Что там случилось? - спросил Андрей.
- Ничего особенного, - Гук сморщил лоб.
- Да нет, - ты расскажи, - сказал я.
- Ничего особенного.
- Что ты заладил? По-твоему, это - ничего особенного?
- Да.
- Давай-ка, ты не будешь играть в шпионов. Говори.
- Сейчас я сделаю так, что ты очень долго не сможешь пиздеть, - произнёс Гук. - Знаешь, как рвут рот? Хочешь узнать? Только вякни ещё.
Мы уставились друг на друга. Гук смотрел мне в переносицу, просто и с насмешкой. Я не выдержал его взгляд, отвернулся, и, попытавшись изобразить безразличие, зевнул. Получился вялый зевок.
- Чего? - сказал Гук, прищурившись.
- Ничего, - ответил я.
- Ты уверен?
Я промолчал.
- Так, отойдите подальше. Мне надо привести этих в чувство.
Гук увёл их за грузовик. Спустя минут двадцать они появились. Наташа плакала. Маковский отвёл её в сторону, она уткнулась ему в плечо.
- А с ним что? - спросил Гук.
- Ранение в бедро, - сказал Андрей. Я наблюдал за Маковским и Наташей.
- Глубоко?
- Да.
- Как тебя зовут? - спросил Гук.
- Паша, - сказал Жгутиков.
- Ничего не бойся, Паша. Скоро мы доберёмся в город, там, на квартирке, я зашью тебя. Машину нам вышлют, не позднее утра мы будем в Смоленске. Не нервничай. Договорились?
- Да, - кивнул Жгутиков.
- Если поднимется температура - скажи, я дам таблетки. Вы давали ему что-нибудь?
- Да, антибиотики, которые в аптечке, - сказал Андрей. - И обработали перекисью водорода.
- Молодцы.
- Квартира заготовленная, или какая попало? - спросил Андрей.
- Какая попало, - с усталой улыбкой ответил Гук. - Всё руки не доходят сделать зимовье. Найдём, которая потеплее, где окна не разбиты. Предупреждаю сразу - мульты могут жить в квартирах, поэтому сперва комнаты осмотрите, внимательно. Эй, вы! Хорош телиться. Серёга!
Наташа уже не плакала, веки у неё были красные, лицо опухло.
- У тебя сопли на плече, - сказал я Маковскому. Он резко повернул голову, косясь.
- Шутка. Чтоб не расслаблялся, - сказал я и нагнулся к носилкам. - Идём.