|
Несколько впечатлений о зарисовках Арсения Лайм "Озеро, чайка и Она", "Шелковое небо", "Гроза"
Озеро Иссык-Куль у Арсения Лайм из Киргизии живое, и не просто живое существо, каким его рисуют многие писатели, а живое, как человек, наделенный душой. Что же такого особенного в этом обычном водоеме, чудом сохранившемся в этих краях, чтобы о нем писать вот так? "А как?" - спросите вы. - "Как он пишет? Нет цветистых фраз, нет восточных недомолвок и витиеватостей, сплошные символы...".
Символы. Именно они создают человеческий образ Иссык-Куля, включая мою фантазию и насильно закрывая глаза, чтобы было проще представлять это волшебное озеро. Зажмуриваюсь и под приятные звуки волн, лижущих берег, переношусь на пляж: к толпам загорелых тел, жирным чайкам, солнцу и той, которая, словно Афродита, стоит у кромки воды. Картинка стоит перед глазами даже когда открываю глаза: кадры медленно ползут один за другим на фоне голубой глади воды; и вот уже девушка грациозно протягивает чайке распустившийся бутон лотоса и та жадно хватает его, торопясь опередить других желающих получить девичий подарок. Несколько десятков глаз, опьяненных желанием, провожают уходящую в озеро фигуру. Кто они? Мужчины или чайки, желающие одного - урвать трепещущий бутон, предназначенный только одному... Ему - Иссык-Кулю. Она дарит ему свою девственную красоту, свое тело, отдается, как первому мужчине, с радостью, на которую способна только неиспорченная чистая душа. И он берет её в свои объятья, пряча от сальных взглядов потных тел на берегу. Иссык-Куль и Она - олицетворяют любовь между мужчиной и женщиной; через их отношения автор показывает чувственность и желание, окутывающие романтическую натуру на берегу озера, передает мастерски свое состояние рядом с водой. Кажется, что жизнь безоблачна и прекрасна; пляж расслабляет и успокаивает под равномерный звук волн; мужчина и женщина всегда будут купаться в гармонии... Если бы мне было позволено дать второе название этой романтической увертюре "Озеро, чайка и Она", я бы остановилась на простом и ёмком - "Гармония".
Но стоит влюбленным расстаться на закате, как голубое и ясное чело Иссык-Куль покрывает черное покрывало печали. Он тоскует о своей женщине. Ночь-красавица колдует над ним, охлаждая его члены и остужая душу, даря взамен любви человеческой шелка и серебро, закрывая его своими дорогими нарядами, задаривая драгоценными ожерельями из звезд. Ей хочется любви, ласки, но разве может Ночь сравниться с его Женщиной? Ни один из её нарядов не может подкупить душу Иссык-Куля; соленое дыхание озера колышет шелк небесного орнамента, вливает жизнь в мерцание звезд, но остается верен той, чью наготу ласкал днем. Он верен как не может быть верен даже человек. Тоска автора по верности, по истинно человеческим отношениям ложится в основу этой зарисовки с красивым названием "Шелковое небо". Пытаясь передать свои чувства и эмоции от соприкосновения с ночным озером, Арсений использует ассоциации, вырисовывая знакомую для себя картину с работающими мастерицами-рукодельницами. Описывая, как они создают орнаменты, он хочет показать нам, как Небо ткет свое покрывало, вышивая на нем звезды и луну. Символы, опять символы. Сумеет ли Иссык-Куль сохранить верность Женщине до утра, не сменит ли он простую наготу счастья на богатство и блеск Ночи? Устоит ли перед мерцанием далеких звезд, обещающих прекрасный полет над тяжелой жизнью? Всё зависит от уверенности Арсения, - если он верит в верность и любовь, то и озеро сохранит эти чувства для неё.
В третьей зарисовке "Гроза" Иссык-Куль предстает перед нами как беззащитная женщина Азии перед своим господином Грозой. Здесь Гроза - жестокий и безумный пьяный муж, сдергивающий без стыда пеньюар с молодой жены с первую брачную ночь. После этого, вместо легких и женственных нарядов, всю свою жизнь его жене остается носить только мешковатую серую ткань с грязно-белой подкладкой. Понимая смысл сравнения пеньюара с мешковиной, представляешь себе замужнюю женщину Киргизии, тащущую на своей спине грязную холстину, полную житейских проблем, сквозь грозы, дожди и ветры. И никому нет дела до нее, некому защитить ее от произвола мужского общества, от этого распоясавшегося ветра. Может быть, зонтик, яркий и красочный, как красивые лозунги о правах женщин, выплевываемые со страниц газет и журналов холеными мужчинами-политиками, может защитить её? Увы, он служит только тем, кто вальяжно лежит в шезлонге, греясь в солнечных лучах стабильности и денег в собственном особняке, а для неё, идущей, пригнувшись к земле, вопреки плохой погоде. Зонт для нее не что иное, как лишняя и ненужная вещь, занимающая руки. Она швыряет его ветру, понимая, что эта безделушка не защитит её от жестокой жизни. Но вот красный надувной круг летит к озеру и падает в его серые объятия. Женщина хватается за круг в надежде спастись в водовороте жизни, отталкивая от него таких же несчастных, как она сама, радуясь тому, что ей удастся выплыть и выжить, но другая, красивая жизнь ограничена цепями прибоя и ей не пройти туда даже с кругом, и тогда в злобе плещет она пеной слюны, изрыгая проклятья в адрес тех, кто, кинув ей надежду, ограничил вход в спокойную и сытую жизнь. Вокруг неё стремительно пустеет. Уходят выросшие дети, оставив матери Иссык-Куль ненужные им вещи-воспоминания: пластиковые бутылки и пакеты, синее с русалкой полотенце, детские красные плавки, пробитый матрасик. Ветер-жизнь брезгливо ковыряется в этих вещах, пытаясь выловить что-нибудь ценное. А тем временем опять Гроза-муж наваливается на её плечи; его костлявые старческие ноги уже не такие сильные, но все же он продолжает толкать свою жену и пинать навстречу непогоде. Она противится, злобно ругается и пенится, орошая его лысую голову горькими слезами дождя. И Ветер-жизнь, почуяв бессилие старика, переметнулся на сторону старухи Иссык-Куль: он толкал, кусал, плевался, но старик даже не шелохнулся. Для него все это, - лишь шторм на Иссык-Куле и летняя гроза, которые быстро закончатся, и тогда опять его жена, вздохнув, закинет свой мешок с мужем и житейскими бедами на свои плечи и понесет по волнам навстречу будущему. Автор, зная жизнь не по наслышке, передает поэтическим языком силу и слабость азиатки, её внешнее спокойствие и яростное сопротивление при столкновении с жестокостью мира мужчин, передает свою боль за женщину и свою отстраненность от проблемы. Он - наблюдатель, а не участник событий, но наблюдатель внимательный, тонкий, полный сочувствия, умеющий описать характеры своих героев с помощью символов, главным из которых выступает озеро Иссык-Куль.
Знакомая со многими киргизцами лично, знаю, как они трепетно относятся к своему легендарному озеру, при встрече с которым я лично не испытала ничего, кроме разочарования. Для меня оно было просто озером с редкими "грибочками" на пляже, разбросанными здесь и там, и разноцветным мусором вокруг. Не испытав тех восторженных чувств, с которыми ранее мои друзья описывали мне Иссык-Куль, забыла бы об этой встрече, только сожалея о потерянном времени на поездку, если бы не три зарисовки Арсения Лайм, заставившие меня по-новому взглянуть на этот водоем через призму переживаний автора и через те символы, с помощью которых он сумел показать мне душу озера. Наверное, в один из летних дней я вернусь к Иссык-Кулю и попробую поговорить с ним, найдя свои образы здесь, испытав эмоции, о которых расскажу, затем, моим читателям.
|