Аннотация: Спектакль "Изотов" Александринского театра; Автор: М. Дурненков; Режиссер: А. Могучий.
Изотов... И-зо-тов... ИЗОТОВ! Перебираю на все лады, пересыпая всевозможными интонациями, от тяжелых и тучных до писклявых и скрипучих, но странное дело - ничего не меняется. Все также лаконично, коротко, исчерпывающе, безлико, что, наверное, можно заменить эту незамысловатую фамилию, лишенную каких-либо приставок, добавлений и уточнений в виде имени и отчества или хотя бы прозвища, на такое же простое и в то же время емкое ЧЕЛОВЕК. Именно о нем, об Изотове, о ЧЕЛОВЕКЕ как он есть, без лишних деталей, повествует в пьесе "Заповедник" М. Дурненков, чью идею подхватил и воплотил на сцене Александринского театра режиссер А. Могучий, поставивший свой спектакль в 2009 г.
"Изотов" - монолог, история, исповедь ЧЕЛОВЕКА... Хочется сказать, рассказ об одном из миллионов, об одном из многих, одинаковых, обезличенных, не главных и не второстепенных, просто об одном из нас... И все-таки нет! Изотов (В. Коваленко) из числа думающих, мыслящих, анализирующих людей, в голове которых происходит непрерывное, настойчивое, порой хаотичное движение мыслей, свойственных человеку постоянно находящемуся в пути, в поисках себя, цели в этой жизни, сути и смысла своего существования, собственного предназначения и места в системе человеческого бытия, противоречивого, не поддающегося однозначному определению, представляющего собой постоянное противостояние двух начал, двух крайностей, двух противоположных категорий: рационального и иррационального, или, если угодно, чудесного, живого и мертвого, черного и белого. Режиссерская игра с этими понятиями превращает весь спектакль в некий ребус, в непростую, многослойную картинку, выходящую за рамки реальности, которой нет места на сцене, где следуя в четкой последовательности, будто продиктованной свыше некой силой, не терпящей апелляций, сменяются легкие и подвижные матерчатые покровы, черные и белые, словно волны они спадают с вершины пологой декорации, накатывая на зрительный зал, в то же время постепенно подводя к сути, определяющей характер человеческого бытия, которая аллегорично воплощается в черно-белой клавиатуре фортепиано, развернувшейся на плоскости сцены (А. Шишкин). И будто именно эти замершие гигантские клавиши рождают глубокие и густые звуки Шопена, сопровождающие весь спектакль. Но каждый ли волен наиграть на этом рояле свою собственную мелодию, мелодию своей жизни, или же все заранее предопределено и отступление от прописанной партитуры невозможно? Вот и наш герой пытается играть по своим правилам, и, натыкаясь на противостоящие, неприемлемые обстоятельства и условности, он вновь и вновь с каким-то отчаянием и надрывом бросается на непреклонно-решительную, непоколебимую как сам Фатум декорацию, отталкивающую любого, кто дерзает вступить с ней в противостояние. Она, декорация, будто живая диктует каждый шаг и каждое действие, схематично набрасывая жизненную траекторию, все загоняя в рамки выверенной и четко просчитанной схемы. Но все ли в нашей жизни возможно подчинить правилам и уложить в систему координат? И будто выступая наперекор "сухой математике" ЧУДО отвоевывает пространство и время в спектакле, погружая зрителей в мир иллюзиона, который загадочными параллелями уводит нас вслед за кэролловской Алисой в мир Зазеркалья, где события и герои становятся все "чудесатее и чудесатее", где нет главных, а есть живые и мертвые, и это еще большой вопрос, кто жив, а кто умер, вероятно, даже не заметив сего факта, как Лиза (Ю. Марченко) или Ольга из библиотеки (Н. Панина), такие разные, но в то же время похожие друг на друга "живые мертвецы", бегущие от жизни, не желающие вступать в противостояние, не ищущие, замкнувшиеся в тесном кругу обстоятельств, не самых лучших, но все же более или менее удобных для существования. Недаром в какой-то момент обе героини примеряют на себя идентичный образ, становятся как близнецы схожи платьем и повадками - две женщины в жизни Изотова, две неживые женщины, две шахматные королевы, черная и белая, потом наоборот белая и черная... Только вот он сам совершенно не владеет игрой в шахматы, не умеет играть в жизнь, а только создает видимость, имитирует ее, как делают еще очень многие, вероятно, даже большинство, боящихся признаться другим, а главное самим себе в бессмысленности собственного существования.
"Изотов" не пытается навязать какой-либо морали, не дает наставлений, не преподносит урока. Он, тезисно, порой обрывочно, иногда неожиданно и нелогично озвучивает те вопросы, которые каждый в определенный момент задает себе, или, по крайней мере, должен задать, отправляясь в вечный путь поиска себя, своей цели и места в системе человеческого бытия.