Лисин Михаил Евгеньевич : другие произведения.

Пиратская Рапсодия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Душещипательная, и в то же время захватывающая история о том, как три юные очаровательные девы - шестнадцати, пятнадцати, и четырнадцати лет от роду, разного происхождения - графская дочь, простолюдинка и рабыня, разного цвета кожи - белая, кватеронка, и мулатка, и разного вероисповедания - католичка, протестантка, и язычница, стечением ужасных обстоятельств были вырваны из привычного круга жизни, встретили мужчину своей мечты, и все вместе подверглись суровым, хотя и не всегда неприятным испытаниям, не раз, и не два оказывались в смертельной опасности, и даже прощались с жизнью - во время захвата принадлежавшего французской короне острова Корнуэль подданными короля всех Испаний, в плену у пиратов на борту фрегата "Ле дьяболо", в морских волнах при встрече с зубастыми акулами, изнывая от жажды в безветрие на утлом суденышке посреди пустынного моря, в вихре страшного тайфуна, одна волна которого в щепки разбивала огромные галеоны, на острове, населенном племенем дикарей-людоедов, решались на поступки, отнюдь не совместимые с нормами общепринятой морали, не единожды меняли сложившиеся представления о том, что допустимо, и о том, что - нет, с увлекательным прологом, бурными перипетиями и счастливым концом.
   МИХАИЛ ЛИСИН
  
   ПИРАТСКАЯ РАПСОДИЯ
   авантэр роман
  
   ПРОЛОГ,
  
   в котором дева по имени Изабель, приемная дочь графа де Лефевр, и ее служанка Таша, дочь белого каторжника-протестанта и чернокожей дикарки, вывезенной с Берега Слоновой Кости в трюме корабля, принадлежавшего работорговцам, и проданной на плантацию маиса за пригоршню крузейро, волею судеб оказываются лишены привычного образа жизни и встречают мужчин, один из которых, авантюрист благородного происхождения, станет их ангелом-хранителем, а другой, настоящее исчадие преисподней, по причине алчности ввергнет несчастных в пучину страшных испытаний, бед и страстей.
  
  
   ххх
  
   Благородная Изабель стояла на берегу в глубоком раздумье. Июльское солнце в этот полуденный час жарило немилосердно. И, хотя легкий бриз игриво поднимал ее роскошные белокурые волосы, а ступни ласкали прохладой набегавшие волны, сил выносить эту жару у девушки уже не было. Но обнажаться в присутствии рабыни... Юная графиня де Лефевр была воспитана в иных правилах.
   Обычно она, как и подобает воспитанной девице, купалась в расшитой бисером рубашке из тонкого холста. Но теперь на ней было только порядком истрепавшееся за три дня скитаний по джунглям и успевшее протереться до дыр батистовое платье, а под ним - панталоны всего на несколько сантиметров ниже колен и коротенькая кружевная рубашонка. Лишь эти вещи были на ней в тот ужасный вечер, когда им с Ташей пришлось в панике убегать с виллы Голубая Орхидея.
   Изабель с содроганием вновь и вновь вспоминала события того ужасного понедельника: нападение на виллу пьяных испанских солдат, короткий, но кровавый бой, гибель отца и брата, бегство в джунгли. Все эти дни они прятались и от рыскавших по захваченному острову испанцев, и от разбежавшихся с плантации разом одичавших рабов, и от кровожадных диких зверей.
   Расположенный в самом сердце Карибского моря остров Корнуэль был настоящим раем на земле. Мягкий теплый климат, буйная тропическая природа, плантации табака, апельсинов и бананов, а еще - справедливое правление губернатора его величества короля Франции, кстати, друга семьи де Лефевр... И неожиданно все это словно перевернулось в кривом зеркале: добродушные негры превратились в свирепых дикарей, изысканных французских аристократов сменили мужланы - испанцы, джунгли, еще недавно так манившие в увлекательные прогулки, кишели ядовитыми змеями, а поглощение сочных, но недозрелых плодов манго и авокадо уже на второй день скитаний привело Изабель к изнурительному расстройству желудка. Поскольку эта дура Таша не могла предложить своей госпоже для гигиенических целей ничего более "подходящего", чем жесткие листья банана, нежная плоть благородной француженки час от часу страдала все больше.
   Изабель мстительно подумала, что завтра, в субботу, когда на плантации по обыкновению наказывали нерадивых слуг, Таша получит за это дополнительную пару ударов розгой. Благородный месье де Лефевр с детства приучил дочь собственноручно воспитывать прислуживавших ей рабынь, и теперь Изабель не собиралась изменять этому правилу. Вместо розг вполне могли сгодиться ветки шиповника. Девушка представила, как Таша покорно встает на четвереньки, задирает подол платья, представила в своей руке усыпанную колючками ветку, и ей даже стало чуточку легче.
   Но это будет завтра. А пока надо до субботы дожить. К концу третьего дня скитаний в джунглях Изабель вынуждена была признаться себе, что готова лучше сдаться на милость испанцам, чем погибнуть от изнурительного расстройства желудка и мучений, причиняемых ее нежной плоти этими ужасными банановыми листьями. Однако прежде чем идти в город, следовало смыть с себя пот и грязь, а главное - чтобы облегчить мучения, отмочить в море самую исстрадавшуюся часть тела. Поэтому они с Ташей и оказались здесь, на берегу.
   Оставалось лишь решить весьма деликатный для благородной девушки вопрос: как купаться? В рубашке и панталонах? Но это было позволительно разве что какой-нибудь торговке овощами. К тому же белье настолько пропиталось потом, что его в любом случае следовало хорошенько выбить на прибрежных камнях и прополоскать. Голышом? И уподобиться обыкновенной рабыне? Хотя что эта коричневая дура понимает в светских правилах приличия?
   Благородная Изабель взяла Ташу в служанки совсем недавно, и глупая девчонка - дочь белого каторжника и чернокожей рабыни с плантации - еще совершенно не освоила свои обязанности. И тем более совсем ничего не знала о правилах этикета и о том, как следует вести себя в присутствии госпожи. Пока француженка раздумывала, мулатка стянула с себя платье, бросила его на песок и выжидательно посмотрела на свою хозяйку. Поскольку рабыням носить нижнее белье не полагалось, она теперь стояла перед своей госпожой голышом.
   Изабель от негодования потеряла дар речи. И потому, что Таша посмела раздеться без ее разрешения, и потому, что когда госпожа продолжала мучиться от жары, рабыня с наслаждением подставляла свое тело порывам неожиданно налетевшего со стороны моря прохладного бриза.
   "Нет. Завтра эта дрянь получит не пару, а две дополнительных пары розог", - решила Изабель, испепеляя мулатку презрительным взглядом.
  
   ххх
  
   Француженка, будучи истой католичкой, считала, что нагота - это грех, поскольку тело человеческое греховно. А за грехи надо наказывать.
  В семье де Лефевр не принято было обнажаться, и рабов воспитывали в таком же пуританском духе. Однако те с трудом воспринимали идеи христианства, при каждом удобном случае убегали на берег моря и устраивали там дикие оргии: раздевались донага, утыкивали волосы индюшачьими перьями, а потом с дикими воплями колотили в кастрюли и плясали вокруг костра. Их ловили, сажали в колодки, но каждое полнолуние все повторялось сначала. Преподобный отец Писрейвер, настоятель корнуэльского собора, на каждой проповеди убеждал католическую паству, что все эти негры - исчадие дьявола. Изабель ему искренне верила.
   Но теперь к негодованию юной графини примешивалось и любопытство. Изабель впервые в жизни видела другую девушку обнаженной. Мадемуазель де Лефевр едва исполнилось шестнадцать, Таше было и того меньше, но в свои четырнадцать с небольшим она имела уже вполне сформировавшуюся фигуру. С округлыми бедрами, высокими острыми грудями, крутым пупком, с такими же курчавыми, как на голове, жгуче черными волосами в паху, стройными ножками - для рабыни она была непозволительно красива. И мордашка - с высокими скулами, вздернутым носиком, пухлыми губками и наивными, широко распахнутыми на белый свет глазами была вовсе недурна.
   "Фи!" - почти сразу пристыдила себя Изабель, - разве рабыня, тем более темнокожая, может быть красивее своей госпожи?"
   Таша сделала шаг к воде, но, словно споткнувшись о холодный взгляд француженки, смутилась и, потупив глаза, покорно замерла.
   "Нет, она заслуживает не двух, а трех пар розог", - решила Изабель.
   Жара тем временем становилась совершенно невыносимой. Нежная кожа француженки, не ведавшая прежде пыток ни потом, ни грязью, зудела все сильнее. К тому же сил уже не хватало выносить другое, более интимное мучение.
   "Эта дура все равно понятия не имеет о том, что такое стыд", - пришла к выводу Изабель.
   - Раздень меня! - приказала она мулатке.
   Таша принялась расшнуровывать платье. Затем помогла Изабель переступить через него, сняла с госпожи сорочку, панталоны, положила все это на песок и, потупив глаза, покорно замерла. Оставшись обнаженной, Изабель сразу почувствовала себя легче. Мадемуазель де Лефевр была выше своей рабыни, еще стройнее, но ее главным достоинством, без сомнения, были непропорционально большие, по сравнению, скажем, с тонкой талией и узкими плечами, пышные белые груди.
   Уже два года она почти ежедневно ловила на себе горящие взгляды мужчин. Даже, царствие ему небесное, брат Жан, который был значительно старше сестры, был к ее прелестям - она чувствовала это - неравнодушен. При каждом удобном случае он как бы ненароком старался прикоснуться к ее роскошным округлостям, а когда она споласкивалась перед сном в чане с водой, нередко находил повод зайти в ее спальню. Смущаясь, как и положено воспитанному католику, картинно прикрывал глаза, но тайком старался получше рассмотреть ее девичьи достоинства через намокшую и ставшую почти прозрачной сорочку.
  
   ххх
  
   Впрочем, как недавно выяснила Изабель, неравнодушен был он и к Таше. Всего две недели назад она совсем случайно застала их в гостиной. Мулатка, стоя на табурете, убирала щеткой с потолка паутину, Жан находился рядом. Задрав рабыне подол, он, о стыд и ужас, тем временем целовал мерзавку в попу. Увидев это безобразие, Изабель от неожиданности вскрикнула и, как и подобало благородной девушке, потеряла сознание. Когда француженка очнулась, брата в комнате уже не было. Сама она лежала на диване. Таша, стоя перед госпожой на коленях, рыдала и обмахивала ее веером.
   За ужином Жан вел себя как ни в чем ни бывало. Позднее, когда она, по обыкновению, перед сном сидела в чане с водой, брат пришел к ней в спальню и, стоя у окна, долго объяснял ей, что у мужчин бывают свои слабости, и относиться к этому следует спокойно. А когда Изабель спросила его о чувствах, тот, искоса поглядывая на проступавшие сквозь намокшую ткань девичьи достоинства сестры, ответил, что настоящие чувства возникают только в среде благородного сословия, а по отношению к остальным у мужчин могут быть лишь низменные инстинкты, и пообещал ей, что покается в этом не столь уж серьезном грехе на ближайшей исповеди. Изабель простила его.
   Таша, тем не менее, в субботу получила две дополнительных пары ударов свежими, собственноручно замоченными француженкой розгами по тем самым греховным местам, которых касались губы старшего брата.
   Изабель, придерживая колыхавшиеся груди, вошла в воду и медленно, наслаждаясь долгожданной прохладой, поплыла. Услышав, что неподалеку плещется Таша, остановилась, приказала рабыне вернуться на берег и заняться ее бельем.
   Уже через несколько минут француженка почувствовала себя лучше. Блаженствуя, она перевернулась на спину, раскинула руки и смежила веки. Благородная Изабель неожиданно открыла для себя, что когда намокшая ткань не облепляет тело, купаться куда приятнее. "Ох уж эта участь благородных девушек", - мысленно вздохнула она, представив, какой был бы скандал, увидь ее сейчас кто-нибудь из светских дам корнуэльского общества. Целомудренная дева и не догадывалась: после того, что вытворяли все эти дни в захваченном городе пьяные испанцы с ее подругами, те, будь они ненароком свидетелями ее купания, вряд ли стали бы к ней столь требовательны в вопросах этикета.
   Таша тем временем выполоскала белье, разложила его на большом камне, собрала в полосе прибоя пучок водорослей и, вернувшись в воду, принялась натирать им себя, стараясь избавиться от грязи и пота.
   Изабель, вновь решившая поплавать, презрительно усмехнулась. Только глупая мулатка могла додуматься использовать вместо мочалки прибрежный сор. Но сразу почувствовала, как у нее с новой силой зачесались и руки, и груди, и особенно спина. А она даже не могла себе позволить слегка провести по этим местам своими ноготками, Те, будучи едва ли не самыми длинными на всем острове, могли обломаться.
   "Будь проклята эта замарашка!" - негодуя от зависти, подумала благородная француженка и мысленно поклялась, что завтра Таша получит столько розог, на сколько хватит сил у ее госпожи.
   Зуд становился все более нестерпимым. Чтобы избавиться от этих мук, благородная француженка, скрепя сердце, решила все же снизойти до способа, придуманного ее рабыней.
   - Лентяйка! - возмущенно крикнула она, - прежде помоги своей госпоже!
   Таша вышла на берег, запаслась новым пучком и, подойдя к стоявшей по пояс в воде Изабель, принялась, то и дело смачивая водоросли, старательно натирать ей спину, потом, осторожнее - руки и шею. До этого француженку всегда мыла старая толстая няня. Ее руки были грубы. Прикосновения мулатки оказались куда более приятны. Когда же Таша коснулась роскошных грудей своей госпожи, Изабель и вовсе закрыла от глаза от удовольствия. И чем ниже опускались руки рабыни, тем слаще разливался мед внизу живота француженки. Когда же мулатка, выбросив на всякий случай водоросли, коснулась пальцами промежности благородной девы, та, закусив губу, стала даже тихо постанывать. Глупая Таша решила, что делает госпоже больно, и постаралась быть еще нежнее, но от этого стоны Изабель только усилились.
   Неожиданно рабыня громко вскрикнула и отпрянула от госпожи. Изабель, жаждавшая продолжения, недовольно открыла глаза и... буквально остолбенела.
  
   ххх
  
   В каких-нибудь пяти ярдах от нее, на том самом валуне, где сушилось белье, и рядом с которым были оставлены их платья, сидел, скрестив ноги, незнакомец в белом, расшитом золотыми позументами камзоле и щегольской шляпе. И, о ужас, стыд и позор, внимательно разглядывал обнаженную француженку в подзорную трубу.
   Опомнившись, наконец, Изабель испуганно вскрикнула еще громче, чем Таша, и опустилась по шейку в воду, для верности прикрыв груди руками. Рабыня последовала примеру госпожи. Благородная дева была бесповоротно опозорена. Наверное, ей следовало бы немедленно, прямо на глазах у этого щеголя покончить жизнь самоубийством. Чтобы хоть как-то заставить его устыдиться своего вызывающе неджентльменского поведения. Однако под рукой ничего подходящего, чтобы лишить себя жизни, не было. Утопиться? Но на мелководье и это бы не получилось.
   Прошла, наверное, минута, прежде чем Изабель стала приходить в себя. Незнакомец продолжал сидеть в той же позе, не отрывая от глаз подзорной трубы. Буря мыслей пронеслась в смятенном сознании юной дамы. Кто этот изысканный господин? Испанец? Англичанин? Француз? Дворянского ли он рода? Если - да, а судя по платью, тонким чертам лица и осанке - это именно так, то почему незнакомец ведет себя в присутствии девушки благородного происхождения столь невоспитанно? Впрочем, откуда ему знать - кто она?
   - Месье, - набралась, наконец, смелости Изабель, - если вы - дворянин, а я смею надеяться, что это именно так, то вы не соблаговолили бы перестать вести себя по отношению ко мне столь. . . неподобающим человеку благородного происхождения образом, и дали бы нам возможность выйти из воды!
   Отставив трубу в сторону, незнакомец изумленно, словно только сейчас заметив присутствие Изабель, посмотрел на нее и, сняв шляпу, деликатно прикрыл ей глаза.
   - Мадемуазель, - на чистейшем французском ответил он, - я искренне сожалею, что причинил Вам неудобства деликатного свойства. Но смею уверить Вас, что получилось это совершенно случайно, и приношу Вам свои глубочайшие извинения.
   - Сударь, Вы издеваетесь надо мной! - немного осмелела юная де Лефевр.
   - Уверяю Вас, сударыня, Вы - заблуждаетесь, - рассеянно ответил незнакомец, одевая шляпу, и вновь поднося к лицу подзорную трубу.
   - Я требую, чтобы Вы, сударь, немедленно покинули это место! - возмутилась благородная де Лефевр, иначе...
   - Что, милая дама, осмелюсь поинтересоваться, иначе?
   - О Вашем вызывающе неприличном поведении я сегодня же расскажу губернатору его величества короля Франции!
   - Сомневаюсь в этом, сударыня. И, в свою очередь, прошу Вас потерпеть мое присутствие еще с минуту, - не отрывая подзорной трубы от лица, - спокойно ответил незнакомец.
   И почти сразу добавил:
   - Не смею, разумеется, что-либо советовать, моя госпожа, но если Вы соблаговолите хоть на мгновение повернуть голову, то Вам многое станет ясно.
   Незнакомец не успел договорить. Его прервал отчаянный визг юных купальщиц. Изабель и Таша, к своему ужасу, увидели, наконец, что в бухту входит корабль, на флагштоке которого развевается черный флаг с черепом и перекрещенными костями. Пираты! Их нападение даже в сравнение не могло идти с вторжением испанцев. Каких-никаких, но все же, христиан. На взятых на абордаж судах, и в захваченных прибрежных городах морские разбойники не только занимались грабежом, но еще и вытворяли такое, о чем приличные девушки не смели даже перешептываться на балах. Мужчины же при одном упоминании о пиратах сжимали рукоятки своих шпаг столь крепко, что белели костяшки пальцев.
   Корабль между тем бросил якорь - до берега донесся скрип ржавой цепи, и с его борта начали спускать большую шлюпку. Охваченные смятением купальщицы стремглав выскочили из воды и, как были, в чем мать родила, - Таша лишь подхватила с песка платья - бросились в сторону спасительных джунглей.
   Незнакомец, усмехнувшись, глянул им вслед и, хотя мысли его в это время были заняты делами куда более важными, на несколько мгновений задержал восхищенный взгляд на двух улепетывавших со всех ног обнаженных красоток. Трудно сказать, какая из них была соблазнительнее - белая, или мулатка. Та, что с белокурыми кудрями и роскошными грудями - Доминик, устраиваясь недавно на валуне, разумеется, не отказал себе в удовольствии полюбоваться прелестями юной француженки - вполне могла при других обстоятельствах "потянуть" на даму сердца с перспективой последующего предложения руки и сердца. Рабыню - ее соблазнительные формы он тоже успел оценить по достоинству - джентльмен с удовольствием оставил бы при себе для "согревания по вечерам постели".
   Доминик вздохнул, сложил подзорную трубу, бросил последний взгляд на застывший корабль, прикинул расстояние до приближавшейся к берегу шлюпки, и тоже поспешил в сторону джунглей.
  
   ххх
  
   Корабль, появление которого в укромной бухте так напугало Изабель с Ташей, и привлекло столь пристальное внимание незнакомца в белом камзоле, принадлежал Окороку Джону - самому отчаянному и кровожадному главарю пиратов из всех, бороздивших в те веселые времена просторы Испанских морей. Его корвет "Ле дьяболо" был вооружен тремя дюжинами пушек. На борту находились две сотни храбрецов.
   Окорок выжидал три дня, пока испанцы опустошат на Корнуэле богатства его серебряных рудников, и свезут награбленное на свой галеон "Ля фиеста" - почти неприступную плавучую крепость. Неприступную для всех, кроме головорезов с "Ле дьяболо". Но чтобы взять "Ля фиесту" на абордаж, прежде было необходимо обезвредить возвышавшийся над городом форт. При штурме испанцы нанесли ему значительные разрушения, но уже на следующий день с помощью пленных разобрали завалы и свезли туда часть артиллерии. Десант должен был под покровом ночной темноты захватить форт, а пиратский корабль в это самое время напасть на галеон, большая часть команды которого была на берегу.
   Чтобы их не обнаружили раньше времени, флибустьеры выбрали для высадки на берег самую уединенную бухту Корнуэля. Солнце било впередсмотрящему в лицо, и он не заметил на берегу ни юных купальщиц, ни мужчину в белом камзоле.
   Убедившись, что последний из высадившихся на берег пиратов скрылся в джунглях, Окорок Джон спустился в свою каюту. Он отсек абордажной саблей горлышко бутылки с ямайским ромом - третьей за это утро, выплеснул ее содержимое в свою утробу, закусил двухфунтовым куском свежевяленой телятины и подтолкнул к постели своего "юнгу" - смазливую пятнадцатилетнюю кватеронку Кончиту, захваченную полгода назад при нападении на Эспаньолу.
   Пиратские законы запрещали брать в плавание женщин, но Окорок, будучи капитаном не выборным, а захватившим власть на корабле силой, сам устанавливал правила: при дележе добычи забирал себе не одну долю, а три, на совет собирал не всю команду, а лишь своих помощников, и оставлял на борту для плотских утех самых симпатичных пленниц. Однако, чтобы внешне соблюсти законы берегового братства, он приказывал дочерям Евы переодеваться. Свои "юнги" были и у его ближайших подручных, были и"юнги" трюмные - общие.
   Кватеронка, облизнувшись в предвкушении мужских ласк, с готовностью стала раздеваться: сняла яловые сапожки, вышитую золотом бархатную жилетку, потом на пол полетели батистовая рубашка с брабантскими кружевами и короткие, до колен, штаны из тончайшей телячьей кожи. Едва она осталась обнаженной, Окорок плотоядно заурчал: его сводили с ума и крутая попка, и округлые, чуть тяжеловатые груди "юнги", и ее темперамент, проснувшийся еще там, у берегов Эспаньолы. Джон был первым, и до сих пор единственным мужчиной темпераментной Кончиты. В первую же ночь, затащив испуганную пленницу в свою каюту, он сорвал с нее платье, повалил на постель и силой лишил невинности. Кватеронка рыдала от боли и страха. Но когда через несколько дней Кончита поняла, что сопротивляться главарю пиратов бесполезно, и начала свыкаться со своей участью, то неожиданно для себя открыла: то ужасное, что делает с ней по нескольку раз за ночь, а нередко и днем предводитель флибустьеров, вовсе и не так уж ей омерзительно. И начала с нетерпением ждать новых повторений "этого".
   Кончита быстро вошла во вкус бесшабашной пиратской жизни, научилась фехтовать и палить из пистоля, как кошка, лазила по вантам, купалась в роскоши, и все больше привыкала к своему хозяину, постепенно осваивая женскую науку превращения грозного бандита в послушного телка.
   Она переступила через одежды, игриво покачивая бедрами, подошла к столу. Набрала в рот вина и, усевшись на колени своего повелителя, приникла к его губам. Джон, поглаживая прохладную попку девы, принял вино из уст своей возлюбленной и ответил ей пламенным поцелуем...
   Она переступила через оджды, игриво покачивая бедрами, подошла к столу, набрала в рот вина и,. уксевшись на еолени своего повелителя,
   ххх
  
   Благородная француженка и ее рабыня добрались до захваченного испанцами города, когда на залив уже спускались сумерки. Поскольку Изабель во время бегства от пиратов лишилась нижнего белья, теперь
  идти ей было несравненно легче. Усиливавшийся бриз то и дело приподнимал подол платья и приятно охлаждал не только разгоряченные от ходьбы по песку ноги, но и все то, что было выше и прежде потело под плотными панталонами. Француженка с удивлением открыла для себя: это неизвестное прежде ощущение скрытой наготы было щекочуще острым и волнующе приятным.
   Смешанные чувства владели благородной девицей. Она не переставала возмущаться наглым незнакомцем, посмевшим буквально в упор любоваться ее обнаженными прелестями, да еще использовавшим для этого подзорную трубу. Ее щеки вновь и вновь заливал краской стыд, впервые испытанный там, на берегу, когда она, девица благороднейшего происхождения, голышом стояла перед тем мужланом в белом камзоле. Еще Изабель совершенно справедливо испытывала возмущение поведением этой дуры Таши, вовремя не заметившей ни появления незнакомца в белом, ни пиратского корабля.
   "Завтра эту дрянь закуют в колодки. На сутки, не меньше, - решила де Лефевр. - И все-таки, кто этот загадочный мужчина, который, как бы то ни было, там, на берегу, спас ее? Очевидно, француз, но не из тех, кто постоянно живет на острове. Дворянин, возможно, даже шевалье. Лучше, конечно, если шевалье. И все-таки, какой он нахал! "
   Изабель, справедливо опасаясь за свою девичью честь, хотела избежать встречи с испанцами, и поэтому решила закоулками пробираться к дому, в котором жили друзья ее отца - чета де Торнье. Их имение окружала живая изгородь. Прежде чем войти во двор, француженка, на всякий случай раздвинув ветки араукарии, осторожно заглянула туда. О боже! Судя по творившемуся во дворе беспорядку, имение было разграблено. Ни мадам де Торнье, ни ее супруга нигде видно не было.
   Зато у крыльца, уперев руки в боки, стояла их смазливая служанка Сиси. Она о чем-то спорила с тремя солдатами в кирасах и шлемах. Вскоре, судя по всему, они договорились. Испанцы вложили ей в ладонь по пиастру, которые Сиси мигом спрятала в потайной кармашек на лифе и, о стыд и позор, быстро сняла свое платье. Солдаты обступили обнаженную девицу и стали тискать ее выпуклости и поглаживать вогнутости. А потом все трое как по команде приспустили до колен свои кожаные штаны. Невинная Изабель пораженно отпрянула назад, но под ее ступней предательски затрещала ветка и она вынуждена была замереть.
   А дальше началось такое! Один из испанцев лег на спину, а Сиси, встав на четвереньки, залезла на него сверху и насадилась низом своей попы на его торчащее как морковка мужское достоинство. И тот, придерживая ее за бедра, начал с ней делать то, на что благоверной девушке-католичке не то что смотреть, о чем даже думать было недопустимо. Сиси застонала, но это явно не были стоны от боли. Юная де Лефевр сразу же прикрыла глаза ладонью. Но уже через несколько секунд раздвинула пальцы, разумеется, из соображений безопасности. У Изабель заколотилось, то ли от возмущения поведением этой девки, то ли от страха, сердце и она схватила Ташу за руку, удивительно горячую для прохладного вечера.
   В это время другой солдат опустился перед распущенной служанкой на колени и она сделала то, на что истой католичке не то что смотреть, о чем даже думать было недопустимо вдвойне: Сиси вначале облизала мужское достоинство испанца, а потом и вовсе взяла "это" в свой мерзкий рот. Солдат, в свою очередь, держа ее за уши стал делать с ней столь ужасным способом то же, что и его друг, с пыхтением обладавший служанкой сзади. Невинная француженка была столь поражена и напугана увиденным, что инстинктивно прижалась к мулатке и в смятении обняла ее за талию. Рабыня ответила своей госпоже тем же.
   А дальше произошло то, что воспитанной девушке не то видеть, о чем даже думать было втройне постыдно: последний испанец опустился на колени перед попой Сиси и всунул свое торчащее вверх мужское достоинство развращенной служанке в единственное еще остававшееся свободным, но вовсе не предназначенное природой для "этого" отверстие. Сиси, несмотря на то, что ее рот был занят другим богомерзким делом, взвыла, причем опять совсем уж не от боли. Изабель едва удержалась, чтобы не закрыть на это ужасающе развратное действо глаза. И только желание узнать, до каких еще глубин падения может дойти это исчадие ада, остановило француженку.
   Изабель почувствовала, что ее сердце бешено заколотилось и ей показалось, что сердце Таши тоже громко забилось. Она подняла свою руку, обнимавшую рабыню за талию, выше и, разумеется, только чтобы проверить свое предположение, взяла в ладонь упругую грудь мулатки. Та сразу же еще теснее прижалась к своей госпоже и даже осмелилась повторить движение юной де Лефевр. У Изабель вновь, как тогда, в воде, начала кружиться голова и почему-то сладко засвербило в паху. . .
   Неожиданно в конце переулка раздался пьяный хор нестройных голосов, певших по испански, и девушки, не сговариваясь, бросились прочь от вертепа разврата.
   Изабель узнавала и не узнавала город, в котором до этого бывала множество раз. И улицы, и дома были те же. Но вместо изысканных дам и господ, моряков с цветными повязками на головах, горластых торговок рыбой и креветками, девушек, продававших цветы, по улицам по двое и по трое бродили пьяные солдаты в кирасах. Из прибрежных таверн вместо романтических звуков лютни доносились хриплые песни праздновавших победу испанцев и визги пьяных портовых девок.
   Ветер донес запах жарившегося где-то поблизости молочного поросенка на вертеле. Благородную де Лефевр пошатнуло от голода, но в кармане платья не завалялось и франка. Впрочем, даже если бы у нее и были деньги, она ни за что бы не решилась зайти ни в одну из этих таверн.
   Неужели ей придется вновь выбираться за город и опять питаться недозрелыми фруктами? Еще раз подвергать свою нежную плоть такому мучению благородная француженка была уже не в силах. Неожиданно Изабель с ужасом поймала себя на мысли, что за кусок хлеба с паштетом и глоток вина сама уже готова оказаться на месте этой порочной Сиси.
   - Вот что, Таша, - строго начала она, - ты за эти дни столько раз успела провиниться передо мной, что и сосчитать трудно. Но я милосердна. И вместо трех десятков пар розог ты, когда остров освободят, получишь лишь пять воспитательных ударов. И в колодках просидишь не сутки, а только до утра. Но при условии, что сейчас ты пойдешь в таверну и заработаешь мне на ужин пару пиастров.
   - Но как? - воскликнула мулатка. - За мытье посуды и полов столько
  и за неделю не получить!
   - Так же, как Сиси! - сурово ответила Изабель, вспомнив мерзкую сцену объятий этой рабыни, c царствие ему небесное, братом Жаном и вновь, как тогда, воспылав гневом.
   Таша изумленно вскинула на хозяйку наивные маслины-глаза, наткнулась на ледяной взгляд француженки и, потупя взор, покорно побрела в сторону таверны.
   Юная де Лефевр облегченно вздохнула, но буквально через несколько минут вздрогнула от страха и попыталась спрятаться в тени пальмы: Таша возвращалась, а рядом с ней семенил маленький толстяк. Впрочем, испуг был недолгим.
   - Бедная моя госпожа, несчастная девочка!
   - Дядюшка Люк! - с облегчением воскликнула в ответ Изабель.
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
   благородная Изабель случайно оказывается посвященной в тайну пиратского клада, не выдерживает искушения, и совершает поступок отнюдь не благородный, который позднее ввергнет ее в пучину бедствий, словно в наказание за это становится жертвой предательства, вследствие чего ее девичья стыдливость терпит невиданные для представительницы высшего сословия унижения, как моральные, так и телесные.
  
   ххх
  
   Старина Люк был хлебосольным хозяином таверны, в которой семейство де Лефевр частенько обедало, когда приезжало в город. Люк угощал гостей изумительно вкусным паштетом из печени индейки и хрустящими круассанами. А специально для юной француженки у него всегда были припасены редкие восточные сладости. Вспомнив все это, Изабель едва не разрыдалась.
   Люк, оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил девицам, что в таверне им пока лучше не показываться, потому что там уже вторые сутки веселятся солдаты. Но он сможет спрятать беглянок до утра в чулане, а с рассветом, когда испанцы будут беспробудно спать, отвезет их на свою маленькую ферму в горы. Там они смогут укрываться до возвращения на остров законных властей. Изабель с благодарностью согласилась.
   Трактирщик провел девушек черным ходом на второй этаж в крошечный чулан. Принес, заранее извинившись и попеняв на прожорливых испанцев, краюху хлеба и кувшин вина, поставил на стол огарок свечи и предупредил, что на всякий случай запрет их до утра снаружи.
   Изабель огляделась. Едва не половину чулана занимал большой кованый сундук. Окна не было. Француженка присела, сделала два больших глотка оказавшегося ужасно кислым вина - прежде Люк потчевал семейство де Лефевр совсем не таким - и вцепилась зубами в краюху. Когда насытилась, милостиво кивнула на оставшуюся корку и кувшин Таше. Вообще-то вино рабам пить запрещалось, но благородная девица не могла себе позволить, чтобы эта развратная дрянь умерла от жажды прежде, чем остров вновь перейдет под знамя Бурбонов и она сможет выбрать себе другую служанку. К тому же допивать эту кислятину ей не хотелось.
   Свеча догорала. Пора было спать. Изабель улеглась на сундуке. Таша прикорнула у ее ног на полу. В чулане, находившемся под раскаленной за день тропическим солнцем черепичной крышей было невыносимо жарко. Француженка, обливаясь потом, ворочалась с боку на бок, но никак не могла заснуть.
   - Таша, раздень меня, - приказала де Лефевр.
   Разумеется, благородной девице спать голышом было не менее неприлично, чем купаться обнаженной. Но в чулане было абсолютно темно, к тому же Изабель не собиралась умирать от жары. Она встала с сундука и мулатка на ощупь сняла с нее платье, неосторожно задев при этом своими пальцами нежные прелести хозяйки. Изабель вновь легла. По шуршанию ткани она поняла, что рабыня тоже раздевается.
   Но уснуть беглянкам так и не было суждено: тишину утихомирившегося наконец городка разорвала пальба мушкетов. Десант, высаженный днем с корабля "Ле дьяболо" и до темноты скрывавшийся в джунглях, за пять минут без единого выстрела взял приступом форт. Завидев на скале над фортом сигнальный костер, пиратский корабль вошел в бухту и взял на абордаж галеон. Пьяные испанцы не оказали почти никакого сопротивления и были перебиты.
   Окорок Джон в сопровождении Кончиты взошел на борт "Ля фиесты" и провел ревизию серебра и винных запасов. Последними остался доволен, а вот слитков драгоценного металла было маловато.
   "Значит, испанцы еще не все перевезли на корабль и завтра надо будет перевернуть вверх дном весь город", - решил он.
   А пока позволил своим истосковавшимся по суше и ее прелестям головорезам немного отдохнуть. И вскоре началось такое, по сравнению с чем бесчинства испанцев стали казаться горожанам невинными шалостями.
  
   ххх
  
  
   Поднятая на ноги грохотом начавшегося было боя Изабель в панике подбежала к двери, вспомнила, что дядюшка Люк запер их с той стороны и в отчаянии уселась на сундук. Что происходит там, снаружи? Вернулись французы? Но как объяснить появление минувшим днем в заливе корабля с черепом и перекрещенными костями на флагштоке и жуткие вопли с набережной? Неужели эти негодяи осмелились напасть на город? Тогда дядюшка Люк вряд ли сможет сможет ее защитить! Что ждет теперь благородную девушку: позор и бесчестие? Рабство? Смерть?
   - Таша, мне страшно, - прошептала Изабель, которую, несмотря на жару, начала колотить дрожь.
   Опустив руку вниз, француженка потянула рабыню к себе. Мулатка была испугана не меньше своей госпожи. Быстро встав с пола, она легла рядом с Изабель на сундук и несмело прижалась к ней. Изабель сразу же обняла Ташу. Девушки, с тревогой прислушиваясь к звукам начавшейся в городе оргии, все теснее прижимались друг к другу.
  
   ххх
  
   А старина Люк, довольно потирая руки, уже встречал у входа в свое заведение первых гостей. Ушедший на покой пират появился на острове десять лет назад. Он купил таверну и постоялый двор. Зажил добропорядочным горожанином. Доходы получал неплохие, но они ни в какое сравнение не шли с теми деньгами, которые проходили через его руки прежде. И когда пару дней назад к нему под покровом ночной темноты пришел посланец от старого друга Окорока, он за хорошее вознаграждение без колебаний согласился помочь флибустьерам - нарисовал и предал лазутчику карту города и форта.
   Настроение у старины Люка было отличное. Захват галеона и острова прошел удачно, и теперь он справедливо рассчитывал на пополнение своей мошны. К тому же в его руках были две нежданно-негаданно появившиеся юные красотки, да еще и девственницы - это важное обстоятельство он первым делом выпытал у пришедшей в его таверну мулатки, и теперь старый пират рассчитывал с выгодой продать их.
   Хорошенькие девушки ценились в этих краях едва не на вес золота. Красавица Изабель вполне могла "потянуть" на целую пригоршню пиастров. Да и смазливая мулатка стоила никак не меньше пары дублонов.
   Пока служанки выставляли на стол самую лучшую снедь и выдержанный ямайский ром, Люк поднялся на верх, тихо подошел к двери чулана, убедился, что пташки по прежнему в клетке и, довольно потирая руки, вернулся к старым друзьям.
  
   ххх
  
   Лежать в объятиях Таши было куда спокойнее, чем в одиночестве. Изабель вспомнила, что недавно в библиотеке отца обнаружила книжку о нравах древних римлян. Картинки были столь непристойны, что она, в страхе оглянувшись по сторонам, поставила фолиант на место. Но одна иллюстрация успела врезаться ей в память: две обнаженные девушки лежали на постели в обнимку и страстно целовали друг друга. В светском обществе Корнуэля дамы тоже целовались, но только при встречах и расставаниях, в щечку и без объятий.
   Тело четырнадцатилетней мулатки было удивительно нежно. Изабель почти непроизвольно провела пальцами по спине, за которую обнимала рабыню. Потом, чуть отодвинувшись, положила руку на грудь Таши и вновь, как тогда, в кустах у дома Торнье, поразилась, настолько она была упруга. Сосок рабыни сразу набух. Француженка не поняла, почему и перевела пальцы на другую округлость. И вновь повторилось то же. Изабель почувствовала, что в груди Таши заколотилось и ощутила удары собственного сердца.
   Она вспомнила, как ей было хорошо минувшим днем в воде, когда Таша омывала ее, прикасаясь пальцами к промежности, и неудержимо захотела узнать, что ощущала в те сладкие минуты ее рабыня. Изабель перевела пальцы с груди мулатки на живот, потом - еще ниже, пока не уткнулась в жесткие кудряшки и нежную влажноватую плоть. Войти глубже ей мешали сжатые ноги. Изабель стала настойчивей и Таша, сообразив, чего именно хочет ее госпожа, развела колени в стороны.
   Сердце француженки с каждым освоенным сантиметром колотилось все сильнее. Таша начала постанывать, причем явно не от боли. Изабель вовсе не хотела, чтобы она, госпожа, доставляла удовольствие своей рабыне. Француженка с силой сжала влажную плоть, а потом, стараясь сделать больней, вошла пальцем в самую середину и поразилась, как легко это получилось. Мулатка, против ожидания, не взвыла от боли, а застонала еще сильнее. А рука Изабель как-то сама собой стала повторять это вовь и вновь.
   Госпоже неудержимо захотелось самой испытать наслаждение, которое она доставляла своей рабыне. Юная де Лефевр перевернулась на спину, тоже раздвинула ноги и, не прекращая столь любопытных исследований, нашла руку Таши и прижала ее к низу своего живота. Мулатка, на удивление быстро для своей тупости сообразив, что именно хочет Изабель, сначала неуверенно, а потом все энергичней стала повторять ее движения и вскоре француженка тоже стала постанывать от незнакомого прежде сладостного чувства.
   Лишь темнота знает, к чему могли привести эти пока еще почти невинные девичьи шалости, если бы со стороны лестницы не послышался шум голосов и топот сапог. Пленницы замерли. К счастью, те, что шли по коридору, остановились недоходя до чулана. Через мгновение сквозь щели в стене замерцал свет. Встревоженная Изабель бесшумно слезла с сундука и посмотрела в один из этих просветов.
  
   ххх
  
   В соседней комнате за столом, уставленном тарелками с дымящейся бараниной, зеленью и бутылками рома расположилась вполне приличная компания флибустьеров. Они были известны сотоварищам по кровавому ремеслу как Мастер-На-Все-Руки, Скороход и Семь-Раз-Красив. Зная любовь искателей легкой удачи к добрым шуткам, нетрудно догадаться, что первый был однорук, второй передвигался с помощью костыля, а лицо третьего было до безобразия исполосовано семью шрамами.
   - Старина Люк уверял, что стены здесь достаточно толстые, а с той стороны вообще - пустая кладовка. Поэтому здесь мы можем говорить не таясь, - прохрипел Скороход, разливая ром по глиняным кружкам, - так что слушаем тебя, Красавчик.
   Семь-Раз-Красив опрокинул в рот пол пинты огненной жидкости, закусил хорошим куском мяса и начал рассказ:
   - Я - единственный, оставшийся в живых из команды, с которой Черная Борода захватил севший на мель у берегов Мейна галеон с грузом золота. Часть наших ребят погибла при абордаже, а когда мы перевезли золото на один из островов на юге - старые мореходы называют его островом Попугаев - и надежно спрятали добычу, Борода по одиночке перерезал остальных. Он думал, что убил и меня, но я, благодарение дьяволу, выжил. Как, прийдя в себя, выбрался с острова, на другом берегу которого, оказывается, жили людоеды, лучше не вспоминать.
   Красавчик плеснул себе еще рома, выпил, задумался.
   - А Борода? Не перевез ли он клад в другое место? - спросил Скороход.
   - Через неделю Борода набрал новую команду, в которой был лазутчик англичан - лейтенант королевского флота Майнард. Он при первом же удобном случае заколол этого злодея. А я, как только меня поднял на борт своего корабля Окорок, составил карту острова сокровищ и условным знаком пометил место, где был спрятан клад.
   Семь-Раз-Красив запустил руку за пазуху, вытащил свернутый в трубку кусок телячьей кожи и разложил его на столе.
   Головы пиратов жадно склонились над картой.
   - Карта как карта, горы, леса, ручьи, - недоуменно произнес Мастер-На-Все-Руки.
   - Где же условный знак? - в тон ему воскликнул Скороход.
   - Он там, - кивнул Красавчик на карту и хитро улыбнулся своими шрамами так, что и храбрец бы содрогнулся. - То ли ручей, то ли скала, а может . . . . Тайну я открою, когда мы доберемся до острова. Так, друзья, надежней. Иначе мы перережем друг другу глотки еще до того, как допьем этот добрый напиток.
   Что и говорить, довод был вполне убедителен.
   - А зачем тогда мы тебе нужны? - недоверчиво спросил Мастер-На-Все-Руки.
   - Хотя бы для того, чтобы там, на острове, прежде чем мы доберемся до клада, нас не сожрали людоеды.
   - Дьяволом морским клянусь, мы этим ублюдкам покажем, где на небе Южный Крест! - рявкнул Скороход.
   - Завтра при дележе добычи получим свои доли, зафрахтуем подходящую посудину, наймем команду - и можно отправляться в плавание, - добавил Красавчик, - а пока - выпьем за удачу!
   Пираты вновь сдвинули кружки и опрокинули в глотки ром.
   - А у кого будет храниться карта? - спросил "умелец".
   - Разумеется, у каждого из нас по очереди, - ответил Красавчик. - На ночь же мы ее будем прятать в укромное место.
   С этими словами он взял свиток и засунул его в щель между досками, совсем рядом с притаившейся за перегородкой Изабель.
  
   ххх
  
   Француженка все это время, затаив дыхание, вслушивалась в рассказ старого флибустьера. При известии о спрятанном где-то на юге Карибского моря кладе ее сердце заколотилось едва ли не сильнее, чем только что перед этим в сладких объятиях Таши. Только сейчас она со всей очевидностью осознала, что после разграбления виллы Голубая Орхидея и гибели отца и брата осталась совсем без средств к существованию. Правда, у семьи де Лефевр были родственники во Франции, но Изабель их не знала. Да и денег, чтобы уехать туда, у нее не было.
   Пираты задули свечу и почти сразу дружно захрапели так, что на крыше задребезжала черепица. Еще никогда Изабель не была столь взволнована. Она дотронулась до карты и ее пальцы словно сами протащили сквозь щель небольшой свиток. В ее руках был ключ к огромному богатству! Француженка еще не знала, как доплывет до острова и разгадает тайну пиратской карты, да и не думала об этом. Главное - надежно спрятать свиток и, пока пираты не проснулись, выбраться отсюда. Скорее бы пришел добрый дядюшка Люк!
   Изабель с нетерпением стала ждать прихода трактирщика. Вскоре ступеньки заскрипели вновь. Раздался скрежет отодвигаемой щеколды и на пороге со свечкой в руке появился долгожданный спаситель. Изабель едва успела стыдливо прикрыться своим платьем.
   Люк приложил палец к губам и шепотом объяснил француженке, что город захвачен пиратами и теперь ее жизнь находится в опасности неизмеримо большей, чем при власти испанцев. И он даже не знает, как ее вывести отсюда без риска быть захваченной флибустьерами.
   Изабель заколотило от страха, едва она представила, как утром пираты, обнаружив пропажу, ворвутся в кладовку.
   - Но один вариант, моя госпожа, все же есть, - постарался успокоить ее трактирщик. - Правда, не совсем обычный.
   Он выжидательно посмотрел на француженку.
   - Чтобы не попасть в лапы этих разбойников, я готова на все! - заявила мужественная де Лефевр.
   - Сделаем так. Я прикинусь пиратом, а вы будете моими пленницами. Правда, мне придется связать вас. До тех пор, пока мы не выберемся из города.
   - Но кто поверит, что вы - морской разбойник?- засомневалась Изабель.
   Люк с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Он достал из кармана цветастую бандану и повязал ей голову. Потом вынул из сундука кремниевый пистоль, заткнул его за пояс, а в довершение всего повесил на перевязь кривую абордажную саблю.
   "До чего отважен этот бескорыстный трактирщик", - благодарно подумала Изабель.
   - Итак, моя девочка, вы согласны?
   - Да! Но прежде прошу оставить нас одних, чтобы мы смогли одеться.
   - Ах, разумеется, госпожа, - потупил взор трактирщик и, оставив свечку на ящике, удалился за дверь.
   Де Лефевр первым делом нетерпеливо развернула карту и в недоумении застыла: на ней, как и говорил Красавчик, не оказалось ничего особенного: горы, леса, ручьи. "Ладно, - решила юная графиня, - с этим разберусь потом, а пока надо скорее выбираться отсюда."
   Она разбудила служанку и та помогла ей одеться. Затем девушки распахнули дверь, вновь впуская в чулан дядюшку Люка.
   Француженка с готовностью первая протянула старому пирату свои руки. Трактирщик прочно скрутил ей и Таше запястья пеньковыми веревками, потом привязал их друг к другу и за свободный конец повел девушек к лестнице.
  
   ххх
  
   Когда они стали спускаться по ступенькам, дверь комнаты, с другой стороны примыкавшей к той, где храпели флибустьеры, открылась. Оттуда вышел уже знакомый нам мужчина в белом камзоле. Он осторожно отворил дверь в логово пиратов, осмотрел его, заглянул в чулан, потом распахнул окно и спрыгнул вниз.
   Шевалье Доминик де Труа - Изабель не ошиблась, незнакомец в белом камзоле действительно был дворянином - принадлежал к знатному, но обедневшему роду из окрестностей Бордо. Юношей он поступил на королевскую службу и быстро освоил все премудрости военного ремесла: пил по трое суток не пьянея, походя обольщал дам и простолюдинок и стрелял без промаха из пистоля в луидор на целых десять шагов. Доминик был вспыльчив и очертя голову кидался в очередной дуэльный поединок. Как-то у входа в Лувр его задел напыщенный щеголь. Де Труа, не долго думая вытащил шпагу и через пару минут поразил обидчика в сердце.
   Оказалось, от его руки пал новый фаворит принца крови. Чтобы не провести все отпущенные ему судьбой годы в Бастилии, Доминик решил бежать в Новый Свет. В Нанте знание нескольких языков, умение красноречиво болтать на любые темы и холодная жестокость в спорах быстро привели его в компанию себе подобных. Ночью авантюристы захватили в порту сторожевой бриг, вышли в море и подняли на мачте веселого Роджера.
   Удача сопутствовала новоявленным корсарам, но перевозившиеся на купеческих судах мешки сахара, бочки масла и корзины маиса были не той добычей, о которой мечтал Доминик. Однажды в таверне на Тортуге он услышал из пьяных уст старого пирата рассказ о встрече с единственным оставшимся в живых членом команды Черной Бороды - Красавчиком. Тот, по мнению подвыпившего флибустьера, должен был знать тайну самого знаменитого в те времена клада.
   Доминик буквально "заболел" испанским золотом. Вскоре де Труа выяснил, что Семь-Раз-Красив теперь в команде Окорока Джона, который, как знала вся Тортуга, готовился к рейду на Корнуэль. Так молодой авантюрист оказался на принадлежавшем французской короне острове.
   Доминик тоже подслушал рассказ Красавчика. Не найдя карты ни в комнате, где храпели флибустьеры, ни в кладовке, он понял, что свитком завладели те самые красотки, с которыми он познакомился днем при весьма пикантных обстоятельствах. Недоумевая, зачем трактирщику понадобилось связывать девушек, Доминик решил проследить за ними и при первом удобном случае завладеть картой. Но, к его удивлению, троица не вышла из таверны. Тогда Доминик выпрыгнул в окно, осторожно заглянул внутрь и многое понял.
  
   ххх
  
   Дядюшка Люк привел своих пленниц в зал таверны. Входная дверь была уже заперта. За столом сидели подручные Окорока Джона - те, кого заинтересовало предложение трактирщика посмотреть живой товар, к тому же еще и девственниц. Поскольку на всем острове после того, как здесь похозяйничали испанцы, а теперь бесчинствовали флибустьеры, девственниц старше двенадцати лет не осталось, да и девственников тоже - морские бродяги знали толк и в мужской любви, пираты с нетерпением ждали начала торга.
   Люк вывел девушек на середину залы и, поймав изумленный взгляд Изабель, развел руками:
   - Да, моя девочка, я сделал для тебя все, что мог. Но мы принадлежим господу и теперь о тебе будет заботиться один из этих достойных джентльменов. Тот, который дороже других оценит твою красоту.
   Француженка от услышанного пошатнулась и едва не потеряла сознание. Она с ужасом вглядывалась в охваченные мерзким сладострастием лица морских разбойников. Те гнусно улыбались в ответ.
   - Люк, мы хотим видеть товар целиком, - просипел один из пиратов, по прозвищу Гнилой Глаз.
   - Пусть разденутся. Кто знает, может, у них проказа, или под лифы что засунуто! - поддержал своего товарища сидевший рядом верзила - его так и звали Верзила Гарри.
   Гарри был правой рукой Окорока Джона и считался среди пиратов авторитетом.
   Согласно кивнув, трактирщик развязал пленниц.
   - Снимайте платья, красотки, да поживее, - скомандовал Гнилой Глаз.
   Изабель в отчаянии посмотрела на дядюшку Люка, надеясь, что у него все-таки осталась капля сострадания к той, чья семья еще недавно покровительствовала ему.
   Трактирщик лишь развел руками и лицемерно вздохнул.
   - Иначе мы сделаем это сами! - похотливо потирая ладони, с нетерпением добавил Гнилой Глаз.
   Благородная де Лефевр вспомнила, что под лифом она спрятала свиток. Испугавшись, что пираты найдут карту острова Попугаев, она приказала Таше ослабить шнуровку. Мулатка повиновалась. Француженка, повернувшись спиной к этим мужланам, спустила платье до пояса и стыдливо прикрыла груди ладонями.
   - Твои рабыни не очень-то послушны! - недовольно произнес Верзила.
   Изабель вспыхнула от стыда, спустила платье со своих бедер на пол, постаралась как бы ненароком отодвинуть его ногой в сторону и, безуспешно прикрывая одной рукой груди, а другой, более успешно, пах, в отчаянии застыла.
   - А ты, чумазая, что медлишь? - просипел Гнилой Глаз.
   - Или предпочитаешь, чтобы мы тебя поджарили на вертеле? - поддержал его другой разбойник, лицо которого было изъедено язвами, по прозвищу Муравьед.
   Таша, потупив глаза, последовала примеру своей хозяйки и, едва обнажившись, тоже поспешила прикрыться.
   - И руки, мои девочки, опустите, - добавил Люк.
   Пленницы, сгорая от стыда, повиновались.
   Пираты, разглядывая обнаженных красоток, восхищенно переговаривались между собой, обсуждая их девичьи прелести.
   - Твоя цена за пару? - спросил Верзила.
   - Вам, друзья, уступлю обеих девственниц почти даром, за двадцать дублонов, - ответил Люк.
   Это действительно было не очень дорого, но старый пират понимал, что на острове ему после случившегося оставаться будет нельзя, а на Ямайке лишняя пригоршня золотых пригодилась бы.
   - А ты уверен, что они на самом деле еще невинны? - недоверчиво спросил Муравьед.
   Сердце несчастной Изабель при этих словах едва не вырвалось из груди.
   - Как дети! - проникновенно ответил трактирщик и добавил, что если друзья сомневаются в этом, то могут удостовериться в правоте его слов сами. Но при условии, что внесут задаток и не испортят товар.
   - Эй вы, девки, повернитесь к нам попами, расставьте ножки и достаньте пальцами рук пола! - просипел Гнилой Глаз.
   Изабель и Таша, дрожа от страха, переглянулись. Француженка принялась мысленно читать "спаси и сохрани".
  
   ххх
  
   - И поживее! - поддержал своего товарища Муравьед.
   - Послушание - это главное достоинство рабыни, - лицемерно добавил предатель Люк.
   Несчастные девушки повиновались и перед жадными взорами пиратов предстали две очаровательные попки и два нежных надломанных персика.
   Изабель посмотрела между своих ног назад и с ужасом увидела, что Муравьед поднялся с лавки и, сладострастно почесывая себя в паху, двинулся к ней.
   - Я верю тебе, старина Люк, - заявил Верзила, останавливая своего товарища, - и даю за обеих двадцать пять дублонов.
   - Тридцать! - заявил Муравьед.
   - Пятьдесят, - прекращая спор, ответил Верзила.
   Хотя на невольничьем рынке Ямайки такие девушки стоили еще дороже, здесь, на Корнуэле, за них кроме Верзилы да самого Окорока столько заплатить не смог бы никто другой. Деньги в руках у пиратов не задерживались, а дележ захваченного серебра был назначен на завтра.
   - По рукам, - довольно потирая ладони, ответил Люк.
   Пересчитав золотые монеты, он положил их в карман и протянул Верзиле веревки. Только сейчас, полностью осознав, что она действительно становится рабыней, француженка забыла заповедь о послушании и, по возможности прикрывая ладонями свои девичьи достоинства, смело распрямилась.
   Изабель собралась было заявить этим мерзавцам, что она - дочь графа и пираты, если не отпустят ее немедленно, ответят за то, что захватили ее в плен и издеваются над ней, но красотку остановили слова лицемерного трактирщика:
   - Поверь, моя девочка, это не худший вариант для тебя и твоей служанки. Гарри достаточно состоятелен, чтобы после первой же ночи не продать вас другому почтенному джентльмену удачи.
   Изабель, сообразив, что именно имеет в виду под словом "ночь" предатель Люк, и с кем именно ей придется провести эту "ночь", рухнула в обморок. Верзила поймал умоляющий взгляд Таши, которая смотрела на происходившее в таверне по прежнему вниз головой, и милостиво кивнул ей. Верная мулатка склонилась над хозяйкой, удостоверилась, что та - дышит и успокоенно положила ее голову на свои колени.
   Изабель пришла в себя через минуту и первое, что она увидела, был направленный на нее гневный взгляд Верзилы.
   - Старина Люк разве не сказал только что, как ты должна теперь вести себя? - прорычал пират.
   У Изабель вновь душа ушла в пятки.
   - Сегодня какой день недели? - спросил он ее.
   - Пятница, - ответила несчастная пленница.
   - Прекрасно, теперь каждая пятница будет днем твоей порки, - заявил старый пират.
   - Всыпь ей пять ударов розгой! - приказал он Таше.
   Верзила вынул из стоявшего в углу ведра хорошо отмоченный прут - Люк держал в таверне зеленые побеги бамбука для наказания нерадивых служанок - и протянул его мулатке.
   Пираты одобрительно зашумели.
   Видя, что Таша медлит, Верзила добавил, что если она не будет стараться, сделает это сам, а его рука - куда тяжелее.
   - Встань на четвереньки! - велел он Изабель.
   Француженка, дрожа от страха и стыда, повиновалась. Верная мулатка, помня угрозу Верзилы, решила, что будет стараться для блага своей хозяйки изо всех сил. Она размахнулась и ударила свою госпожу. Та, выгнувшись от боли, вскрикнула. Нежные округлости юной графини украсила багровая полоса, вторая, третья... Пышные груди француженки мерно колыхались в такт ударам розги, по ее щекам ручьем лились слезы, а обступившие обнаженных девушек пираты с удовольствием наблюдали за этим возбуждающе пикантным зрелищем.
   Когда наказание было окончено, Верзила скрутил своим новым рабыням руки, потом привязал их друг к другу и, держа за свободный конец веревки, повел к выходной двери. Изабель в отчаянии посмотрела на оставшееся на полу платье. Она поняла, что лишилась клада, еще не найдя его, и зарыдала еще громче. За что тут же получила звонкий и болезненный шлепок по попе от своего хозяина.
   -Тебе, красотка моя, эта одежда больше не понадобится, - пробурчал Верзила, по своему истолковав ее взгляд, - а на будущее запомни, что я всяких там соплей и прочих бабских штучек и на дух не переношу.
  
  
   Глава вторая
  
  Вороватый шевалье, завладев картой острова Попугаев, втирается в доверие к головорезам Окорока Джона, несчастные пленницы тем временем испытывают новые, еще более позорные унижения и, осознав весь ужас положения, в которое волею злосчастной судьбы они попали, пытаются приспособиться к обстоятельствам, знакомятся с нравами и бытом пиратского корабля, но неожиданно попадают в переделку куда более серьезную, чем предшествовавшее этому покушение на их девичью честь.
   ххх
  
   Изабель сообразила, что Гарри поведет их по городу совершенно обнаженными, и впала в еще большее отчаяние. Впрочем, как вскоре оказалось, другие встреченные ими на набережной горожанки тоже были все как одна в чем мать родила.
   Захватив город, джентльмены удачи первым делом перевешали оставшихся в живых солдат. Поскольку те, когда ловили пиратов, без суда вздергивали их на рее, флибустьеры платили испанцам тем же. Потом молодцы Окорока Джона выгнали из домов еще остававшихся в городе французов обоего пола. У них отобрали одежду - рабам она была не нужна, к тому же ее можно было с выгодой сбыть следовавшим за корветом на шхунах перекупщикам. Мужчин связали и заперли до утра в соборе. В ближайшее воскресенье их ждал невольничий рынок, а потом - либо работа на материковых плантациях, либо рубка леса среди малярийных болот Эспаньолы.
   Рабский труд на плантациях табака, портовые пиратские таверны либо гаремы Старого Света ждали жен, сестер и дочерей корнуэльцев. Но их в собор не запирали. Несчастных заставили пить ром, а когда те порядком захмелели, вовлекли в начавшуюся на берегу оргию.
   Изабель и Таша с ужасом смотрели на творившийся вокруг кошмар. По всей набережной горели костры. Пираты на вертелах жарили свиней и баранов. Рекой лились найденные в портовых кабаках и подвалах состоятельных горожан ром и мадера. С окраин то и дело раздавалась беспорядочная пальба, заглушавшая жуткие пиратские песни. А быстро потерявшие стыд пьяные француженки уже начинали обниматься с разбойниками.
   Самые смелые из островитянок, как были нагишом, там и сям пускались в пляс со своими новыми дружками. В одной из этих безумных Изабель пораженно узнала прежде всегда чопорную мадам де Торнье. Развлекавшийся с ней молодой пират как раз в это время вывел ее из круга танцующих и увлек за собой на прибрежный песок. И та, о стыд и позор, охотно легла с ним...
   Верзила подвел рабынь к дежурившей на пристани шлюпке, растолкал двух пьяных гребцов и распорядился отвезти пленниц к кораблю и передать боцману, чтобы тот отвел их в его каюту. День выдался не из легких и Гарри не прочь был хорошо отдохнуть в компании двух юных красоток. Но прежде следовало закончить дела на берегу.
   Старый пират уже неделю обходился без женщины. Предыдущего своего "юнгу" - непроходимо тупую, к тому же холодную негритянку - когда Кончита в соседней каюте кричала по ночами в постели на весь корабль, его дура лишь лениво раздвигала ноги и тупо пускала слюни - он проиграл в кости и не жалел об этом. Единственное, чего он для себя еще не решил - с какой из своих новых рабынь начать этой ночью обучение "ремеслу" юнги. И та, и другая девственница были необыкновенно хороши, причем каждая - по своему.
   Продрав заплывшие от пьянства глаза и разглядев обнаженных красоток, гребцы мигом оживились и не преминули отпустить в их адрес пару фривольных шуток типа "ты с какой из них предпочел бы поразвлечься на песочке, с той, которая справа от тебя или с той, которая слева от меня?" - "Ха ха, сразу с обеими!".
   Измученные страхом и стыдом пленницы испуганно прижались друг к другу, что вызвало гомерический смех флибустьеров.
   - Видишь, Корыто, они и сами не против, чтобы сразу с обеими! - сквозь смех сказал один к другому, отталкиваясь веслом от берега.
   Когда шлюпка причалила к кораблю, пираты передали стоявшим наверху вахтенным распоряжение Верзилы и приказали девушкам подниматься на палубу по веревочной лестнице. Когда последняя из них, Изабель, вставая ногами на поперечный канат, едва не свалилась вниз, взвизгнув при этом от страха, Корыто не отказал себе в удовольствии поддержать ее в этот критический момент за попку, а затем - и поощрительно звонко шлепнуть.
  
   ххх
  
   Исполосованный шрамами Семь-Раз-Красив по сравнению с боцманом был едва ли не Аполлоном. Встретивший на палубе девушек старый морской волк Ржавый Крюк, редкой души сволочь, отвечал на корабле за порядок. Он представлял собой затянутый в кожу кусок местами поджаренного, местами паленого, а кое-где уже гниющего мяса. На его обезображенном страшными язвами - следами неведомых тропических болезней лице с трудом угадывались лишь круглые кабаньи глазки.
   Равнодушно осмотрев стыдливо прикрывших свое прелести обнаженных пленниц Верзилы, Ржавый Крюк подумал про себя, что Гарри на старости лет совсем тронулся умом. Боцман взял плошку с жиром, в котором плавал фитиль, подцепил железным крюком, заменявшим ему кисть левой руки, факел, поджег фитиль и шагнул по лестнице в трюм, приказав девушкам следовать за ним.
   По дороге он, расшвыривая носком сапога то и дело попадавшихся под ноги жирных крыс, показывал, где на корабле что находится: где бочки с пресной водой, где кладовка с сухарями, сыром и вяленым мясом, где винный погреб, а где - гальюн - свешивавшаяся над водой на веревках доска в носовой части судна, с которой, он на секунду задумался, подбирая понятное новеньким слово, "делают по нужде пи-пи". Впрочем, до гальюна ни Таше, ни Изабель дойти в эту ночь было не суждено. Едва наступив на первую крысу, несчастные пленницы громко застучали зубами от страха и прямо на ходу, прости их господи, дружно сделали это самое "пи-пи", неизбежно обдув при этом свои ножки.
   Введя девушек в каюту Гарри, Ржавый Крюк поставил на стол плошку с горящим фитилем, предложил им располагаться и, предупредив, чтобы без особой нужды из каюты ночью не выходили, оставил одних.
   Несчастные пленницы огляделись. В каюте были заставленный различной снедью и бутылками стол, широкий деревянный топчан с кучей подушек и одеял да большой кованый сундук под замком. Через небольшой иллюминатор на ночном небосклоне виднелись звезды.
   Первой мыслью Изабель было немедленно бежать отсюда, вернуться в таверну и вновь завладеть так неожиданно утраченной картой. Она выглянула в коридор и тотчас же в ужасе отшатнулась назад, увидев через распахнутую дверь каюты напротив двух разговаривавших о чем-то пьяных флибустьеров. Мысль о бегстве с корабля пришлось оставить до утра. Да и куда она собиралась бежать? В захваченный кровожадными бандитами город? До еще, к тому же, будучи совершенно нагой?
   Вспомнив про неприятность, случившуюся в коридоре, француженка приказала Таше поискать кувшин с водой и таз. К счастью, и то, и другое в каюте нашлось. Юная графиня с помощью служанки ополоснулась в медной лохани и милостиво разрешила мулатке тоже посидеть в тазу.
  Вскоре дверь отворилась и в каюту вошел Верзила. Первым делом он пояснил пленницам, что женщинам на корабле - не место, поэтому отныне они будут одеваться как юнги. Но соответствующую одежду он подберет им завтра, а пока лучше закусить да поскорее залезть в постель.
   Гарри налил себе полную кружку рома, затем понемногу плеснул в две другие и приказал своим рабыням выпить "для храбрости". Благородная француженка догадалась, какая именно "храбрость" понадобится ей в постели, и содрогнулась от ужаса. Понимая, что настает час ее полного и окончательного бесчестия, она в отчаянии стала осматривать стол в поиска ножа.
   "Лучше лишить себя жизни, чем быть опозоренной этим огромным кровожадным мужланом", - твердо решила юная графиня.
   Чтобы набраться необходимого для столь героического поступка мужества, Изабель одним глотком выпила ром и с непривычки едва не задохнулась. Верзила поощрительно хмыкнул и пододвинул ей кувшин, чтобы она смогла запить. Француженка жадно сделала несколько глотков и лишь после этого поняла, что в кувшине была вовсе не вода, а вино. От такой адской смеси у нее едва глаза не вылезли на лоб. Но чтобы и эта дура Таша испытала подобное, Изабель мстительно сдержалась в проявлении своих чувств и с удовольствием наблюдала за тем, как та, последовав примеру госпожи, пьет огненную жидкость, хватает ртом воздух и потом безуспешно пытается погасить пламя внутри себя содержимым кувшина.
   Гарри милостиво кивнул девушкам на снедь и жадно вонзил зубы в здоровенный кусок вяленой телятины. Таша последовала его примеру. Изабель, возмущенная тем, что рабыня осмелилась начать еду не дождавшись, пока насытится ее госпожа, гневно глянула на свою служанку, но та, будучи уже порядком захмелевшей, как ни в чем ни бывало продолжала уплетать мясо.
   "Умереть и позволить тем самым этой дряни радоваться жизни в сем вертепе порока, пока мое тело будут терзать в морской пучине акулы? Не бывать этому!" - твердо решила мужественная девушка.
   К тому же Изабель вовремя вспомнила про остров Попугаев, добраться до которого она все еще не теряла надежды: благодаря хорошей зрительной памяти она неплохо запомнила карту. А еще ей после выпитого вдруг очень захотелось есть. И француженка тоже с аппетитом накинулась на телятину.
   Гарри то и дело подливал себе. Не забывал и своих рабынь. Те, боясь ослушаться своего грозного хозяина, вслед за ним вновь и вновь осушали свои кружки. Вскоре все трое уже порядком набрались.
   "С какой же из них все-таки начать, - продолжал размышлять старый флибустьер, - с пышногрудой француженки или стройной как стебель бамбука мулатки? Первая, пожалуй, по своим формам все же предпочтительнее, но вторая наверняка будет покладистей".
   Так и не сделав выбор, он, будучи заядлым игроком, решил отдаться на волю провидения и подбросил вверх золотой дублон. Загадал, что если выпадет курица, то он начнет с француженки, а если круглое лицо короля Филиппа, то девственности первой лишится мулатка.
   Монета упала ребром и застряла между досками пола.
   "Ладно, в постели разберемся," - философски решил Верзила и приказал девушкам раздеть его, ободряюще добавив, что больно бывает только в первый раз, а после третьего сладострастные дочери Евы обычно сами начинают ходить за стариной Гарри и просить добавки.
   Опытная Таша, присев перед флибустьером на корточки, начала стаскивать с него правый сапог . Видя, что Изабель медлит, она подняла голову и участливо кивнула ей на сапог левый, как бы говоря, что лучше быть послушной и не гневать хозяина. Француженка, хорошо помня недавнее наказание розгами, последовала ее примеру. Но, будучи уже порядком захмелевшей, дернула за сапог и уселась с ним на пол.
   Верзила ободряюще засмеялся и сам скинул жилетку, обнажив непомерно волосатую грудь.
   Затем Таша принялась расстегивать ремень на штанах Гарри. Изабель, уже плохо ориентируясь в происходящем и помня лишь о том, что пока остается шанс выжить, этого огромного и ужасного морского разбойника гневать не стоит, стала неумело помогать мулатке. Вдвоем они начали было спускать с него кожаные штаны, но почти сразу испуганно отшатнулись, увидев пружинисто вырвавшееся наружу мужское достоинство своего господина. Раза в два большее, чем у тех худосочных испанцев, которые минувшим вечером предавались разврату с Сиси.
   Поняв, что вот "это" огромное совсем скоро, может, уже через несколько мгновений разорвет нежный бутон ее невинности и не представляя, как "это" огромное сможет войти в столь маленькое по сравнению с ним отверстие, Изабель вновь едва не обдулась от страха.
   Довольный реакцией своих рабынь Верзила жутко захохотал и велел девам встать с колен, добавив, что человек он - добрый и поэтому бояться его не надо. И что вообще лучше с ним дружить, пока он эту дружбу предлагает.
   Гарри и на самом деле слыл в своем кругу добряком. За время странствий под Черным Роджером он отправил на тот свет всего каких-нибудь две сотни душ, и то в основном подданных короля всех Испаний, которых достойные джентльмены удачи и за людей-то не считали.
   - Красотки, - предложил он, - поцелуйте меня в знак нашей дружбы.
   Девушки послушно встали с колен и несмело чмокнули его в щетинистые щеки.
   Гарри ободряюще ущипнул их за попки. Изабель с ужасом отметила, что эта грубая ласка была ей не так уж и омерзительна. Больше того, она неожиданно для себя начала успокаиваться. Будучи истой католичкой, юная графиня отнесла это на счет козней дьявола.
   - А теперь возьмите меня за него, - при этих словах Верзила кивнул на свое достоинство, - на буксир и отведите в постель.
   Одно дело - поцеловать морского разбойника, и совсем другое -дотронуться до ужасного "этого". Пленницы пораженно переглянулись.
   "Ни за что и никогда! - твердо решила мужественная графская дочь, - пусть лучше меня распнут на кресте!"
   - Старина Гарри не любит повторять, - зловеще усмехнулся флибустьер, переступая через упавшие на пол штаны.
   Таша, потупив глаза, осторожно положила пальцы на "это". Изабель, душа которой, несмотря на сильное опьянение, сразу ушла в пятки, мгновенно забыла всю славную трехсотлетнюю историю рода де Лефевр и, покраснев от стыда до ушей, последовала примеру мулатки.
   "Это" было упругое и горячее.
  
   ххх
  
   В то самое время Доминик, дождавшись, пока находившиеся в таверне Люка пираты угомонятся, осторожно вышел из своего номера - туда он вернулся после того, как Верзила увел несчастных дев на берег, и спустился в залу. Наблюдая часом раньше за гнусным торгом, он испытывал противоречивые чувства. Как дворянина, шевалье терзали угрызения совести из-за того, что он был не в силах освободить двух несчастных пленниц. Будучи пиратом, француз сожалел, что не может сам принять участие в торге и завладеть этими юными красотками, к тому же, как выяснилось, еще и девственницами. Но и то, и другое желание в те минуты не были главными. Больше всего он хотел завладеть ключом к сокровищам Черной Бороды.
   Доминик, разумеется, догадался, что карта, вероятнее всего, была спрятана у одной из девиц под платьем. Когда торг был закончен и пираты, насытившись и подхватив смазливых служанок Люка, разбрелись по номерам, трактирщик, прежде чем уйти, бросил оставленную пленницами одежду в угол. Платья были столь истрепаны, что годились лишь на половые тряпки.
   Теперь шевалье оставалось дождаться подходящего момента, чтобы проверить свое предположение. Найдя свиток, искатель приключений поднялся к себе, запер дверь на щеколду и нетерпеливо развернул карту. С минуту он недоуменно рассматривал рисунок. Потом перевернул карту, на всякий случай попробовал кожу на зуб, понюхал, задумался.
   Неужели Красавчик блефовал и никакого сокровища нет и в помине? Зачем тогда он водит за нос своих друзей? Нет. Раз этот урод хочет вернуться на остров, значит, сокровища все еще там. И только он знает место, где спрятано испанское золото. А карта нужна ему для того, чтобы не заблудиться в джунглях. Следовательно, слежку за старым флибустьером надо продолжать. А еще лучше - постараться войти к нему в доверие. Но как?
   Через некоторое время Доминик вновь покинул свой номер. Теперь его было не узнать. Изысканный джентльмен превратился в отпетого головореза: на нем были цветастый платок-бандана, штаны из некрашеной свиной кожи, холщевая куртка, способная выдержать после вымачивания в соляном растворе удар сабли, и короткие ботфорты. За поясом были заткнуты пистоль и кривая сабля, из голенища сапога торчала рукоятка широкого ножа, равно приспособленного и для разделки туш, и для абордажной схватки либо кабацкой разборки. С плеча свешивалась кожаная сумка, в которой хранились порох, пули, а под ними - была схоронена завернутая в тряпицу карта.
  
   ххх
  
   Доминик сошел по лестнице вниз, убедился, что зала таверны по- прежнему была пуста и открыл дверь во внутренний двор. Он знал, что к пиратам с пустыми руками лучше было не являться, и решил прихватить в качестве вступительного взноса в общую казну принадлежащего трактирщику бычка - тот своим мычанием мешал авантюристу спать уже две ночи кряду и теперь шевалье с удовольствием готов был свести с этим неразумным четвероногим счеты.
   Оказалось, в хлеву мерцал свет. Шевалье осторожно приблизился, заглянул в приоткрытые ворота и увидел Люка. Тот, стоя в углу на коленях, перекладывал из карманов в маленький ларец вырученное от продажи двух девственниц золото и заблаговременно собранное со своих старых друзей в качестве оплаты за утехи со служанками серебро. Затем воровато оглянулся - Доминик едва успел отступить в темноту - спрятал ларец в яму, присыпал его землей и забросал это место соломой.
   Шевалье дождался, пока трактирщик, весело напевая, вернулся в дом, убедился, что тот погасил в своей комнате свет и осторожно вошел в хлев. На ощупь он раскопал ларец и переложил его содержимое в свою кожаную сумку. Потом привязал на веревку бычка, вывел его со двора и двинулся в сторону моря. Укоров совести вороватый дворянин не испытывал. Напротив, его весьма забавляла ситуация, в которой и благодаря ему утром неизбежно должен был оказаться не в меру корыстолюбивый трактирщик.
   Ноги сами несли искателя приключений на набережную: туда Гарри увел двух юных красоток. Доминик поймал себя на мысли, что вновь хочет встретиться с ними. К Верзиле он уже начинал испытывать самую настоящую ревность. Ее подогревало сознание того, что свежеиспеченный рабовладелец этой ночью получит то, чего вовсе не заслуживает. И попасть на пиратский корабль теперь ему хотелось вдвойне. А там, как знать, фортуна - дама переменчивая, а пути господни - неисповедимы...
   Флибустьеры, которым нередко приходилось во время скитаний по морям существовать впроголодь, при любой возможности старались запасти на берегу как можно больше съестного. И, утолив голод, наиболее предусмотрительные из них занялись пополнением запасов провизии. Однако после хозяйничанья испанцев на Корнуэле почти не осталось ни коров, ни свиней. А то, что пиратам удалось найти, было съедено во время оргии.
   Поэтому вышедшего под утро к одному из костров с бычком на поводу незнакомца, судя по одежде и снаряжению - собрата по ремеслу, флибустьеры приняли с распостертыми объятьями. Когда же Доминик в качестве своего вступительного взноса в пиратскую казну выложил из карманов золото Люка - его и вовсе зауважали.
  
   ххх
  
   Таша, в отличие от Изабель, была поражена не столь увиденным, сколь его размерами. Молодой господин, царствие ему небесное Жан, уже не раз, будучи во хмелю, удостаивал служанку своей сестры подобным вниманием. Сам в это время норовил то запустить свои руки ей под юбку, то развязать шнуровку на груди и потискать упругие девичьи достоинства.
   Отведя глаза в сторону, она стыдливо делала ему то, что он приказывал: сначала руками, а потом, когда тот заставлял ее опускаться на колени, - губами и языком. Жан почти сразу начинал стонать, запускал пальцы в ее курчавые волосы и вскоре извергался ей в рот солоноватой густой жидкостью, которую ни в коем случае не разрешал выплевывать. Мулатка знала от своих подруг, что подобного внимания удостаивается далеко не каждая из рабынь. Но почему-то вороватые приставания Жана - тот вовсе не хотел, чтобы отец или сестра застали его за столь низменными утехами - были ей неприятны и она каждый раз старалась найти повод, чтобы, не доведя "дело" до конца, вырваться из его объятий. Впрочем, молодой господин на большем пока и не настаивал, предпочитая для серьезных плотских утех рабынь более опытных.
   Лишь однажды, две недели назад, ее сердце в присутствии Жана учащенно забилось. Это было в тот злополучный день, когда Изабель застала их в библиотеке за прелюбодеянием. Жан вошел вскоре после того, когда рабыня встала на скамейку и принялась стирать пыль с книг на верхних полках. Один фолиант упал на пол и раскрылся. Таша подняла его и случайно обратила внимание на неприличный рисунок. Там были изображены обнаженные Адам и Ева. Она перевернула страницу, потом другую, третью... Рисунки в книге оказались один греховнее другого. Изображенные там почему-то козлоногие мужчины и женщины каких только святотатств не вытворяли! Разглядывая картинки, мулатка все больше краснела от смущения, но любопытство не позволяло ей закрыть фолиант и вернуть его на место.
   Заслышав приближающиеся шаги, Таша едва успела поставить книгу на полку. Жан приблизился, положил пальцы на ее щиколотки и медленно начал гладить ноги, постепенно поднимая свои ладони вверх и тем самым одновременно задирая на ней юбку и обнажая попку - как и положено рабыням, Таша не имела права носить панталоны. А потом вдруг, взяв одной рукой ее за грудь, а другой - запустив пальцы в курчавый кустик на девичьем холмике, стал покрывать поцелуями ее нежную округлость. Мулатка знала, что господа не целуют своих рабынь, тем более в такие места, и совершенно растерялась.
   Юную деву бросило в жар, ее губы пересохли, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она то и дело сглатывала слюну, желая ощутить во рту вкус той еще недавно столь противной солоноватой жидкости, и уже было сама потянула руки вниз, чтобы сбросить мешавшее господину Жану платье, как в библиотеку неожиданно ворвалась разгневанная Изабель...
   Неделю после этого рабыня не присаживалась даже во время еды.
   Мулатка понимала, что рано или поздно кто-либо из хозяев сделает с ней "это" и страха перед неизбежным почти не испытывала. Но, будучи более опытной, чем ее госпожа, знала по рассказам подруг, что в первый раз "это" бывает весьма больно, особенно если "он" у него размером больше спелого банана. Упругое достоинство Гарри тянуло не на банан даже, а на спелый кабачок. Таша представила, как сей "овощ" разрывает ее изнутри и затрепетала от страха.
  
   ххх
  
   Так счастливо старина Люк не спал с тех самых пор, как обосновался на Корнуэле. Ему снился собственный отель не где-нибудь, а в самом Париже. С большой светлой залой, роскошными номерами, лакеем в ливрее у входа и самим королем в качестве почетного гостя, который дарует ему за изумительно вкусный обед дворянское звание. Но в тот самый момент, когда шпага самодержца должна была прикоснуться к плечу старого пирата, она вдруг превратилась в окованную железом палку, которая неожиданно ударила трактирщика по голове.
   В действительности это был костыль Скорохода. Едва ничего не понимающий Люк открыл глаза, как Мастер-На-Все-Руки расколотил об его голову табуретку, а затем Красавчик сноровисто затянул на шее старого пирата веревочную петлю.
   - Где карта? - произнес Скороход.
   - Какая карта? - не понял Люк.
   - Та самая.
   - Острова Попугаев, - поддакнул Красавчику Мастер-На-Все-Руки.
   Старый пират, в глазах которого и так уже троилось, решил, что он схо дит с ума.
   Проснувшись под утро по нужде, Семь-Раз-Красив первым делом глянул, на месте ли кожаный свиток. Каково же было его изумление, когда оказалось, что карта исчезла. Он мигом растолкал товарищей. Втроем они тщательно обыскали комнату и решили, что карта провалилась сквозь щель в соседнюю кладовку. Действительно, по ту сторону стены они обнаружили застрявший в досках маленький кусочек кожи, без сомнения той самой, на которой был нарисован план острова Попугаев. Но самой карты в кладовке уже не было.
   Понадобилось немало времени, прежде чем подвешенный к потолочной перекладине Люк понял, чего от него добиваются старые друзья. Еще больше - чтобы убедить их, что карта вовсе не у него, а, вероятно, у одной из двух проданных Верзиле Гарри девственниц - то ли у француженки, то ли у мулатки, и что поджаривать его за пятки - просто понапрасну изводить дрова.
   Потом полуживого трактирщика вынули из петли и влили в него пинту рома. Когда тот ожил, все четверо спустились в таверну и за бутылкой обсудили план дальнейших действий. А именно - как побыстрее выпотрошить не в меру ушлых девственниц. Но прежде надо было избавиться от Верзилы, который мог стать серьезным препятствием в достижении зловещего плана. Тем более что в случае неожиданной гибели пирата его пленницы доставались тому, кто больше внесет за них в общий "котел". Умелец предлагал оглушить его и выбросить за борт, Скороход склонялся к отравлению толчеными иглами морских ежей, Красавчик - к удачной игре в кости.
   - В твои, что ли? - саркастически усмехнулся Люк, знавший Гарри не с самой лучшей стороны еще до того, как Семь-Раз-Красив успел появиться в этих краях.
   Трактирщик убедил друзей, что лучше всего затаиться и выждать подходящий момент. А пока главное - не привлекать к себе излишнего внимания. "Ле дьяболо" предстоял долгий переход к Каймановым островам и за это время, по мнению Люка, могло случиться всякое...
   ххх
  
   Благородная Изабель проснулась в объятиях своей рабыни. Осторожно высвободилась, села. Вчера вечером Гарри, с помощью дев едва добравшись до постели сразу заснул и честь юной графини осталась нетронутой. Теперь обнаженный пират храпел рядом с ней, раскинув руки и ноги. А его огромное мужское естество, о ужас, вздымалось вверх.
   Француженка стыдливо потупила взор. Она словно заново пережила все, случившееся с ней вчера, в отчаянии зажмурила глаза и прочитала молитву, втайне надеясь, что страшный сон, наконец, закончится. Не помогло. Изабель по-прежнему находилась в каюте пиратского корабля, совершенно нагая и, о ужас, в одной постели с ужасным разбойником. Пока он не пробудился, ей предстояло решить: либо выброситься за борт и неминуемо быть съеденной акулами, либо ждать пробуждения Верзилы и затем подвергнуться посредством сего ужасающе большого органа - она не сдержалась и на мгновение подняла на "это" глаза - гнусному поруганию, если не мучительной смерти.
   Юная де Лефевр осторожно, чтобы не разбудить своего грозного хозяина, слезла с постели, подошла к столу и выпила вина. Гарри завозился во сне и его мужское достоинство в такт движениям тела пружинисто покачнулось. Изабель едва не потеряла от страха сознание. Француженка поняла, что до неотвратимого осталось совсем немного времени. Вот-вот пират пробудится и тогда...
   Ах! Если бы на его месте оказался тот незнакомец в белом! В этом случае поругание было бы наверняка не столь мучительным. Почему судьба столь жестока к ней, красивой и благородной дворянке в двенадцатом поколении? Чем она прогневала господа? Может тем, что не всегда с должной строгостью наказывала эту дуру Ташу? Например, тогда, когда застала ее за прелюбодеянием с братом, царствие ему небесное, Жаном? Все-таки надо было не ограничиваться тремя дюжинами розог, а заковать ее на неделю в колодки, а потом отдать для плотских утех надсмотрщикам!
   Изабель сделала еще пару глотков и пришла к выводу, что акулы и тем более, чем этот огромный пират, недостойны получить на растерзание ее прекрасное тело. К тому же их острых зубов она боялась куда больше, чем этого торчащего к потолку мужского органа. Вчера она уже прикасалась к нему. Ничего ужасного не произошло. И все-таки, неужели ее девственная плоть способна будет выдержать жуткое насилие и принять в себя "это"?
   После третьей кружки юная графиня набралась храбрости и вернулась в постель. И Таша, и Гарри по прежнему спали.
   "Если уж мне суждено вынести сие испытание, - подумала мужественная де Лефевр, - то лучше, пока этот разбойник не проснулся, самой принять неизбежную плотскую муку".
   И, как когда-то в тринадцатом веке ее славный предок Кретьен де Лефевр, по прозвищу Кретин, будучи окружен неверными, бросился на копья сарацин, так Изабель перекинула ногу через бедро Верзилы и, шепча молитву, встала над ним на колени, примериваясь к его торчащему мужскому естеству. Решившись, наконец, она взяла "это" в руку, другой постаралась раскрыть свой бутон невинности, направила одно в другое и медленно начала опускаться на огромное сатанинское орудие.
   "Это" вошло в нее уже на дюйм, другой... Как ни удивительно, боли пока не было. Зато сам процесс оказался весьма увлекательным. Вдруг француженка в ужасе вскрикнула: руки Гарри остановили ее и крепко сжали за бедра. Она попыталась вырваться, но безуспешно.
   - А ты, белая попка, оказывается, шалунья, - усмехнулся проснувшийся пират. - Но впредь не забывай, что здесь хозяин решает, когда, кому и что делать.
   Гарри сегодня никуда не спешил и намеревался как можно на больший срок растянуть удовольствие от лишения невинности двух вовсе недешево обошедшихся ему очаровательных девственниц. К тому же он вновь терялся в сомнениях, какую из них первой удостоить его мужского внимания. Поэтому прежде решил немного позабавиться, а заодно выбить из этой дворянки благородную спесь.
   - Кажется, вчерашняя порка тебя ничему не научила. Так что, пока не исправишься, будешь получать по пять розог каждое утро, - заявил он, высвобождая свою плоть.
   Верзила велел Изабель слезть с постели, встать на четвереньки и приказал проснувшейся Таше немедленно выпороть ее. Верная мулатка, помнившая вчерашнюю угрозу и желая оградить свою хозяйку от излишних мучений, с усердием выполнила приказ пирата. Нежные округлости француженки, еще сохранившие следы предыдущего наказания, украсились новыми красными рубцами.
   Мужественная де Лефевр на этот раз вынесла болезненную порку без рыданий и, что было удивительно ей самой, не так уж и расстроилась.
   Вдруг пиратский корабль вздрогнул и сразу же раздался оглушительный пушечный выстрел. Это сигнальная пушка на носу "Ле дьяболо" подала сигнал тревоги.
  
   ххх
  
   Верзила быстро оделся, кинул своим пленницам ключ от сундука и вышел из каюты.
   Как выяснилось, впередсмотрящий заметил с верхушки грот-мачты на горизонте три больших корабля. Окорок Джон, узнав об этом, потребовал ускорить сборы на берегу и решил созвать своих подручных на совет. Главари пиратов уединились в портовой таверне.
   На судне между тем продолжалась обычная жизнь. "Юнги" изнывали от скуки, поскольку всю грязную работу за них выполняли полтора десятка чернокожих рабов обоего пола. Африканцы драили палубы, убирали каюты и трюм, готовили на камбузе - обложенной камнями площадке на юте, где над костром всегда дымился котел с вареным мясом, а рядом стояли корзины с овощами и фруктами.
   Одевались рабы лишь в короткие передники, что находили весьма удобным те пираты, которым надоедали капризы быстро зазнававшихся от мужского внимания "юнг". Смазливые негритянки по приказу любого из флибустьеров покорно вставали в укромных местах на четвереньки. Столь же послушны были и стройные негры, услугами которых по нескольку раз на день пользовался ненасытный боцман Ржавый Крюк.
   По ночам, пресытившись взаимными ласками, флибустьеры и "юнги" любили наблюдать за тем, как в своей деревянной клетке развлекались сами чернокожие. Перед этим детей природы специально напаивали самым поганым, настоенным на ослином навозе ромом, и те при свете факелов устраивали такое, от чего сгорели бы со стыда и Содом, и Гоморра.
   В портах "юнги", едва вступая на берег, нередко исчезали в портовых кабаках, поэтому на сушу пираты их старались не выпускать. Чтобы боевые спутницы не слишком скучали, во время стоянок им ежедневно устраивали купание. Для этого на канатах в море спускали запасной парус - защиту от акул, змеев и прочих чудищ, которыми буквально кишели здешние тропические воды. В эту импровизированную лохань девы попадали по веревочной лестнице и часами с наслаждением плескались там.
   Купались "юнги" голышом и поэтому наблюдать за ними разрешалось только впередсмотрящему, и то лишь для того, чтобы вовремя обнаружить появление страшной рыбы-меча, которая не раз уже вспарывала своим страшным оружием прочную парусину. Созерцание двух десятков обнаженных дев было весьма занимательным. Поэтому на время стоянок, чтобы не пропустить приближение вражеского корабля, впередсмотрящими ставили либо стариков, которые к плотским утехам в силу своего почтенного возраста склонности уже не питали, либо тех собратьев по абордажной сабле, которые по известной причине сами были равнодушны к девичьим прелестям. "Юнги" давно уже привыкли к этой неизбежной необходимости и не обращали на посторонние взоры внимания.
   Так было и этим солнечным июльским утром. Пока Окорок Джон и его подручные, безуспешно попытавшись рассмотреть с крыши таверны в подзорные трубы, чьи флаги развеваются на мачтах фрегатов - испанские, британские или французские, держали в каюте военный совет, вахтенные флибустьеры спустили с кормы в воду запасной грот, закрепили его концы на бушприте, скинули вниз веревочную лестницу и скрепя сердца удалились на камбуз подкрепляться свежей козлятиной.
   Нетерпеливо ожидавшие купания девы, оглянувшись на стоявшего на мостике старика Москита - тот даже и не думал смотреть в их сторону - с наслаждением поснимали щегольские мужские наряды: все эти тесные штаны и куртки ни в какое сравнение не шли с привычными всем им широкими платьями из тонкого холста, под которыми большинство нынешних "юнг", будучи простолюдинками, отродясь ничего не носили.
   Первой, как и положено по неписанному уставу, погрузила в море свое роскошное смуглое тело Кончита. Подруга главаря пиратов нырнула ласточкой прямо с бушприта. За ней с визгом посыпались в прозрачную воду остальные красотки. И в голубой прохладе началось такое! Девы окатывали друг дружку мириадами брызг, шутя топили одна другую, заныривая, старались под водой ухватить подруг за самые уязвимые места. Если это удавалось, вслед за отчаянным криком следовала такая же неотвратимая месть.
   Эти шутки были не столь невинны, как могло показаться на первый взгляд. Пресыщенные и утомленные грубыми мужскими ласками девы все чаще обращали внимание на своих подруг, тем более что едва ли не каждая из пленниц была само совершенство. Прямо здесь, в воде, во время купаний завязывались романы. Едва впередсмотрящий отвлекался либо ненадолго покидал свой пост, влюбленные девы сливались в объятьях и невинные прикосновения переходили в ласки куда более откровенные.
   Была своя подруга - смазливая англичанка из Бристоля Элен - и у Кончиты. Девы плавали наперегонки, весело ныряли, гонялись одна за другой. Настигнув, старались как можно дольше удержать пойманную в своих объятьях. Та, разумеется, стремилась вырваться на свободу. В этой шутливой борьбе тела их разогревались и нагих купальщиц начинало непреодолимо тянуть друг к другу. Так было и в этот раз.
   Скрывшись от взгляда Москита под высоким бортом, девы начали с почесывания одна другой спинок, потом перешли к ласковым поглаживаниям попок, а затем и вовсе дали волю своим шаловливым пальчикам. Впрочем, энергичная подруга главаря пиратов была куда активнее своей партнерши и вскоре та, уцепившись за борт, легла животом на воду, широко раздвинула ноги, закрыла от наслаждения глаза и предоставила кватеронке полную свободу действий.
   Кончита целовала свою возлюбленную в шоколадного цвета - вода усиливала солнечные лучи и во время ежедневных купаний девы успевали неплохо загореть - попку, массировала англичанке напоминавшие лимоны упругие груди, запускала пальцы в курчавую растительность в паху и оттягивала жестковатые волосы так, что Элен вскрикивала от боли. Но боль эта была неотделима от наслаждения и едва Кончита отводила пальцы, как ее подруга начинала нетерпеливо стонать и кватеронка повторяла свои жестокие ласки вновь и вновь.
   Девы стали близки друг другу совсем недавно. Набожная англичанка была по своему стеснительна и еще ни разу не разрешила Кончите большего. Но сегодня - кватеронка это чувствовала - Элен была, кажется, согласна расширить границы допустимого. Решившись, Кончита в очередной раз запустила пальцы в жесткие кудряшки в паху своей подруги, но на сей раз продвинула их дальше - до самых краев нежного бутона. И, о чудо, он начал гостеприимно раскрываться! Кончита осторожно ввела в него сначала один шаловливый пальчик, потом второй, третий...
   Элен протяжно застонала. У кватеронки закружилась голова, она вскрикнула от неведомого ей прежде наслаждения даже громче, чем подруга. Не в силах больше сдерживаться, Кончита начала делать англичанке своей рукой то же, что делал с ней по нескольку раз каждую ночь, а нередко - и днем, другим, разумеется, членом тела Окорок Джон. А рядом, у борта, сливались в страстных объятьях другие девичьи пары.
   ххх
  
   Получасом раньше Изабель и Таша, оставшись, наконец, одни, с минуту смотрели друг дружке в глаза. Мулатка, не выдержав взгляда француженки, вспыхнула, потупила взор и сама покорно опустилась на четвереньки. Во-первых, пришло время традиционной субботней порки. Во вторых, она должна была принять наказание еще и за то, что осмелилась дважды высечь свою госпожу. Изабель вспомнила все те невиданные унижения, которые вынесла вчера и сегодня от своей рабыни, взяла самую толстую розгу, с наслаждением размахнулась и... растерянно опустила уже было занесенную для удара руку.
   Юная де Лефевр вдруг сообразила, что грозный пират непременно заметит на попке мулатки следы наказания, вовсе им не назначенного, и еще неизвестно, как к этому открытию отнесется. А еще с ужасом поймала себя на мысли, что ей вовсе и не хочется причинять Таше боль. Ее охватило греховное желание опуститься рядом со своей рабыней на колени и поцеловать мулатку в каждую из этих соблазнительных смуглых половинок.
   Изабель вспыхнула от стыда, но быстро взяла себя в руки.
   - Чего задницу выставила, бесстыжая дура! Лучше бы приготовила мне поесть, - строго сказала она, подходя к столу.
   Таша бросилась выполнять приказание: налила своей госпоже вина, положила на тарелку кусок мяса, отрезала кусок лепешки и покорно протянула все это Изабель.
   - Так и быть, - сменила гнев на милость графская дочь, - поешь и сама.
   Пленницы мало помалу свыкались со своей новой жизнью, чему способствовало хорошее вино, по мнению Изабель, с виноградников солнечной Эспаньолы. Подкрепившись и утолив жажду, девы ощутили потребность посетить гальюн. Но прежде надо было одеться - со вчерашней ночи они все еще оставались в чем мать родила. Следуя указанию Верзилы, открыли сундук и на мгновение в восхищении застыли.
   Чего здесь только не было! Шитые золотом и серебром камзолы и куртки, украшенные изысканными кружевами белоснежные батистовые и шелковые рубашки, кожаные и бархатные, с золотыми позументами штаны, щегольские сапожки - яловые, крокодиловой кожи, со шпорами и с загнутыми носами, изумительной красоты пояса и даже шляпы с перьями райских птиц!
   Изабель стала подбирать себе подходящую одежду и быстро увлеклась этим любимым всеми дочерьми Евы легкомысленным занятием. Стоя перед венецианского стекла зеркалом, француженка перемеряла с полдюжины рубашек, пять пар штанов, ворох курток. После долгих терзаний и как бы ненароком бросаемых взглядов на Ташу - как мулатка оценивает тот или иной выбор своей госпожи, Изабель остановилась на изумительно красивой белой рубашке с кружевами по всему вороту и рукавам, но чуть узковатой, что поделаешь, в груди, черного бархата штанах с позументами и красных яловых полусапожках. На голову одела малинового цвета бархатный берет с красивым павлиньим пером. Мулатка восхищенно всплеснула ладонями.
   Своей служанке графская дочь милостиво позволила одеть короткие, чуть ниже колен штанишки из толстой свиной кожи и серую холщовую рубашку. Пуговиц на рубашке не было и мулатка затянула ее полы чуть выше пупка на узел. Волосы подвязала на пиратский манер цветастой банданой. Таша попыталась было примерить и сапожки, но хозяйка мгновенно ее одернула - рабыням не пристало ходить обутыми.
   Затем девы посетили гальюн. Сидя на раскачивающейся над морем доске и ежесекундно рискуя свалиться в воду прямо в пасть кровожадной акуле, которая нарезала круги внизу, юная де Лефевр поклялась, что пока находится на борту этого корабля, есть вообще больше не будет.
   Новоиспеченные юнги поднялись на палубу. На корме негры под присмотром боцмана драили палубу. Обнаженные по пояс канониры - солнце в этот день жарило немилосердно - обливаясь потом чистили пушки. Но большая часть пиратов была еще на берегу. Они занимались погрузкой в шлюпки найденного в городе серебра и съестных припасов.
   Изабель посмотрела в сторону открытого моря и заметила на горизонте три белых паруса. Ее сердце учащенно забилось.
   "Чьи это корабли? Французские? Неужели освобождение уже близко? Но почему тогда пираты так спокойны? - лихорадочно думала она. - Может, и те корабли принадлежат морским разбойникам?"
   В действительности подручные Окорока Джона были хладнокровны потому, что вход в бухту надежно прикрывала артиллерия возвышавшегося над городом форта. Одного залпа ядрами было достаточно для того, чтобы пустить на дно любое попытавшееся прорваться к городу судно.
  
   ххх
  
  Прогуливаясь по палубе, девы дошли до кормы и увидели, как плещутся в воде их подруги по заточению. Купальщицы радостно замахали новеньким "юнгам" руками, приглашая их присоединиться. Изнывавшая от жары француженка, не решаясь среди бела дня обнажиться на глазах у двух десятков незнакомок, с черной завистью смотрела, как те резвятся в морской прохладе. Хотя жара донимала мулатку меньше, чем француженку - ее обнаженные талию и ноги ниже колен охлаждал легкий бриз, и она не отказалась бы от купания. Но рабыня и думать не смела о том, чтобы оставить хозяйку и присоединиться к остальным.
  Солнце между тем припекало все сильнее. Рубашка Изабель быстро намокла от пота. Кожа на спине начала зудеть. Вскоре зачесалась и вспотевшая под кожаными штанами нежная девичья промежность. А спасительная голубая прохлада была совсем рядом!
  "Будь что будет", - решила юная графиня и огляделась вокруг. Пиратов поблизости не было.
   - Что стоишь, бесстыжая дура. Раздень меня! - приказала благородная де Лефевр своей служанке.
   Таша помогла госпоже снять одежду, сложила ее на палубу и выжидательно посмотрела на Изабель. Та милостиво кивнула и рабыня тоже разоблачилась. Девы спустились по веревочной лестнице за борт - мулатка первая, за ней - француженка, с наслаждением погрузили свои тела в прохладную воду, огляделись и пораженно замерли. Вокруг творилось такое!
   Кончита в это самое время ощутила в паху прилив медовой волны, которая расходилась кругами по всему телу до самых пяток, и мучительно-сладко содрогнулась. Затрепетала в ее объятьях и Элен. Подобного всепоглощающего наслаждения кватеронка в постели с Окороком Джоном не испытывала еще ни разу.
   Когда подруга главаря пиратов пришла в себя и, смутившись - все-таки подобное случилось с ней впервые - выпустила Элен, первое, что она увидела всего на расстоянии протянутой руки, были изумленные глаза невиданной красоты белокурой незнакомки. А второе - сколь роскошны у этой незнакомки груди. И сердце Кончиты мгновенно пронзила слепая стрела Амура.
   Изабель, разумеется, сообразила, чем занимались в воде их подруги по неволе. Она и сама, о стыд, недавно едва не опустилась до этого, принимая пьянящие ласки своей рабыни. Но вытворять подобное на виду у двух десятков девиц юная графиня посчитала верхом разврата. Стыдливо потупила глаза и Таша. Впрочем, распущенные "юнги" все же застеснялись незнакомок, разомкнули преступные содомские объятья и продолжили купание.
   Возобновились обычные девчоночьи игры - ныряния, догонялки, шутливые единоборства. Мало помалу втянулись в это веселье и новенькие. И вскоре "юнги" все вместе уже играли в салочки. По установившимся здесь фривольным правилам надо было не просто догнать одну из купальщиц, но и непременно дотронуться до ее попки или груди. Едва "водить" выпало Кончите, как она сразу устремилась за белокурой незнакомкой. Будучи умелой пловчихой, кватеронка быстро настигла француженку, загнала ее под борт, вынудила прижаться спиной к корпусу корабля и пленила, уперевшись руками в доски справа и слева от плеч незнакомки.
   От близости этого очаровательного создания с голубыми глазками, пухлыми губками и приподнявшимися в соленой морской воде напоминавшими спелые груши удивительно белыми грудями у подруги главаря пиратов закружилась голова. Кончита и сама еще не понимала, что происходит с ней. Ее непреодолимо тянуло к незнакомке, хотелось обнять эту очаровашку, впиться своими губами в ее губы, а ладонями ощутить упругость этих роскошных - таких не было ни у одной из дев, плававших на "Ле дьяболо" - сисек.
   Изабель, возбужденная неприличной игрой - увидь ее в этой лохани кто-нибудь из светских дам Корнуэля - юная графиня сразу же утопилась бы от стыда - не сразу поняла, что происходит. Прижавшая ее к борту корабля черноволосая стройная девушка, наверняка полукровка, была та самая, которую француженка незадолго перед этим застала за неприличным содомским соитием с другой купальщицей. Незнакомка не мигая смотрела ей в глаза и, тяжело дыша, облизывала почему-то пересохшие, несмотря на то, что с ее лица еще не стекли капельки воды, вишневые губы. У Изабель учащенно забилось сердце. Инстинктивно она попыталась вырваться, но черноволосая не выпустила ее.
   Кончита дотронулась до кудрей Изабель, провела пальцами по щеке с удивительно нежной кожей, пухлым губкам и опустила ладонь ниже, на роскошную грудь. Француженка инстинктивно попыталась вырваться, но подруга главаря пиратов удержала ее и, улыбнувшись, повела себя уже смелее. Одной рукой она обняла Изабель за попку, другую запустила в нежную растительность внизу живота, провела пальцами вниз, на манер расчески, и уверенно взяла юную графиню за девичью честь. Изабель, не будучи приученной к подобному обращению, болезненно вскрикнула. Кончита сообразила, в чем дело и стала нежнее, но было уже поздно - неожиданно она взвизгнула от страха и скрылась под водой.
   Это верная Таша заметила, что ее госпожа - в беде и бросилась ей на выручку. Она нырнула и утянула кватеронку за щиколотки вниз. Кончита едва не захлебнулась. Выплыв на поверхность, Кончита пришла в себя, поняла, в чем дело и в ярости накинулась на мулатку. Сцепившись в схватке, купальщицы вновь ушли под воду. Кватеронка безуспешно старалась расцарапать Таше лицо. Мулатка, отбиваясь, выкручивала ей руки. И обе, чтобы выплыть на поверхность, отчаянно болтали в воде ногами. Кончита первая осталась без запаса воздуха и попыталась высвободиться. Таша заметила, что сопротивление обидчицы ее госпожи ослабло, перехватила инициативу и потянула Кончиту еще глубже вниз. Та захлебнулась и потеряла сознание.
   Увидев, что изо рта девы идут пузыри, мулатка поняла, что утопила незнакомку и перепугалась. Она обняла безжизненное тело и выплыла на поверхность. Остальные купальщицы бросились ей на помощь. Вскоре Кончита уже лежала на палубе, а столпившиеся вокруг "юнги" пытались привести ее в чувство. Поскольку встревоженные девы были по-прежнему обнажены, здесь собрались и привлеченные пикантным зрелищем все находившиеся в это время на палубе пираты.
   Одна из дев обмахивала кватеронку веером, другая - читала молитву, третья щекотала за пятки. Но все было напрасно. Члены утопленницы начинали холодеть.
  
   ххх
  
   Неожиданно в круг устремился мускулистый молодой пират. Не теряя времени он, бесцеремонно раздавая направо и налево шлепки, растолкал купальщиц, уселся на безжизненное тело верхом и припал к губам Кончиты. Пират раздвинул языком зубы девы, набрал в легкие воздуха и с силой вдохнул его в рот утопленницы. Потом раз, другой, третий. И, о чудо, изо рта Кончиты ударил фонтанчик воды! Она закашлялась и открыла глаза.
   Кватеронка пришла в себя. Первое, что она увидела, были внимательные глаза незнакомца - обнаженного по пояс мускулистого молодого человека с точеным лицом. Она поняла, что это - ее спаситель. И сердце любвеобильной подруги главаря пиратов пронзила уже не стрела, а увесистое копье Амура. Ее руки еще помнили пьянящие прикосновения к нежному телу белокурой незнакомки, а разум уже был охвачен мыслями о мужественном красавце - предмете своего нового обожания. Поймав ее восхищенный взгляд, молодой пират покровительственно улыбнулся. Кончита с опозданием сообразила, что ее спаситель сидит на ней, совершенно обнаженной, верхом, вспыхнула от стыда, высвободилась и, подхватив свою одежду, убежала в трюм.
   Остальные девы тоже вспомнили, что остаются в присутствии мужчин в чем мать родила, с визгом кинулись к своим нарядам и под гогот пиратов в панике разбежались по кораблю.
   Стеснительная Изабель в сопровождении верной Таши попыталась скрыться от плотоядных взглядов искателей приключений на баке. Но едва она остановилась у бортика, как чуть не упала от пронзившего ее страха в обморок и с ней случилась та же маленькая, но позорная неприятность, что и минувшей ночью.
  
   ххх
  
   Едва почтенная троица и примкнувший к ним экстрактирщик поднялись на борт "Ле дьяболо", как лицом к лицу встретились с коварной пленницей.
   Изабель, неожиданно столкнувшись с флибустьерами - предатель Люк не преминул зловеще подмигнуть ей, а Умелец зверски заскрежетал зубами - сразу узнала в них тех самых разбойников, у которых она похитила карту и так перепугалась, что даже не сразу заметила, что вновь обдулась от страха.
   "Эти злодеи, - поняла графская дочь, - наверняка догадались, кто лишил их карты острова сокровищ. Даже если я скажу им правду, они вряд ли поверят мне и наверняка будут пытать до тех пор, пока я не отдам богу душу. Все. Я погибла!"
   Изабель ощутила, что стоит в теплой луже и вспыхнула от стыда. Но почти сразу вновь побелела от ужаса, услышав вкрадчивые слова вероломного Люка:
   - Я думаю, моя госпожа, нам есть о чем поговорить?
   Его спутники пронзили француженку ненавидящими взглядами. Скороход при этом взялся за висевшую на поясе абордажную саблю, а Умелец вынул из кармана удавку. Графская дочь сделала шаг назад и оказалась у борта корабля. Она в панике оглянулась. Внизу, прямо под ней, волны разрезали два острых акульих плавника...
  
   ххх
  
   Шевалье, когда это было необходимо, умел становиться своим в доску в любой компании. Так было и на этот раз. Вовремя подставленное плечо под ящик с серебром, к месту произнесенная грубоватая шутка, выпитая за знакомство с каждым, кто пожелает, кружка рома - и Доминика безоговорочно приняли в береговое братство. Выведав у своих новых приятелей все, что ему нужно было знать об участи двух пленниц и их грозном хозяине Верзиле Джоне, шевалье хотел было уединиться на баке. Но от размышений о том, как войти в доверие к четверке кладоискателей его почти сразу отвлекли крики перепуганных купальщиц. Не без основания решив, что в беду попала одна из "его" девиц, Доминик бросился на помощь утопленнице. Но лежащая на палубе без чувств обнаженная красотка была ему не знакома. Он слегка разочаровался и собрался было ретироваться, но заметил в толпе купальщиц Изабель с Ташей и счел долгом джентльмена попытаться привести утопленницу в чувство.
   Когда Кончита пришла в себя и убежала в трюм, Доминик осторожно последовал за "своими" на бак. И сразу стал свидетелем встречи юных дев со старыми морскими разбойниками. Поначалу он собрался немедленно прийти на помощь попавшей в переплет Изабель. Но быстро сообразил, что прежде неплохо бы послушать их разговор.
   ххх
  
   Несмотря на остроту ситуации Доминик усмехнулся. Он уже в третий раз встречался - если считать второй встречей увиденную им сквозь стекло минувшей ночью сцену торга в таверне Люка - с прекрасной незнакомкой. И все три раза по стечению обстоятельств она представала перед ним в чем мать родила. Дворянин невольно вновь залюбовался ее нагими прелестями: стройными, покрытыми мурашками от страха ножками, крутой, как корма фрегата, попкой, и особенно - роскошными грушами пышных грудей, которые дева как и тогда, в песчаной бухте, безуспешно пыталась прикрыть ладошками. И, как тогда, дева была насмерть перепугана. Впрочем, как и тогда на берегу, и позднее в таверне мужской взгляд шевалье и теперь не мог не отметить и спутницу белокурой дворянки - очаровательную молоденькую мулаточку.
   К разочарованию Доминика, разговора между девой и пиратами не получилось. События развивались стремительно. Мастер-На-Все-Руки приблизился к Изабель и схватил ее за горло. Шевалье опустил руку на эфес шпаги и шагнул вперед. Боялся ли он в тот момент смерти? Вряд ли. И воспитание, и склад характера диктовали ему спасительное в те жестокие времена правило: сначала действуй, думать будешь потом, если останешься, разумеется, в живых. В уже настроившемся на схватку сознании мелькнула лишь мысль о том, что если все пройдет удачно, эта красотка непременно побывает в его объятьях, как и ее младшая спутница. Что ж. Француз он и в Испанском море француз.
  
   ххх
  
   Благородная Изабель, едва ощутив на своей шее железную хватку старого пирата, и рада была бы рассказать правду, да не могла. Она потеряла от ужаса дар речи. Верная Таша, отбросив одежды, рванулась было вперед, на выручку своей госпоже, удостоившись за столь отчаянный поступок удивленно поднявшейся левой брови шевалье - правая не слушалась его после ранения, полученного год назад во время схватки в портовом кабаке Кайены за смазливую креолку - и тут же растянулась на палубе кверху очаровательной попкой: ей успел сделать подножку, точнее будет сказать костыль, Скороход. Мастер-На -Все-Руки при этом довольно загоготал, предвкушая скорое развлечение с обладательницей столь обольстительной девичьей прелести. Мудрый экс-трактирщик пронзил сладострастца ледяным взглядом. Заминкой не преминул воспользоваться благородный Доминик. Через секунду острие сабли шевалье уже упиралось в кадык однорукого. А еще через мгновение его собственную шею взяли в плен два длинных абордажных ножа и один, не менее пяти дюймов длиной, кухонный.
   Ситуация была, казалось, тупиковой. Дворянская честь с одной стороны и алчность в квадрате - с другой.
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
   в самый последний момент провидение приходит на помощь несчастным пленницам и их благородному защитнику, шевалье, рискуя жизнью, спасает легкомысленную подругу главаря пиратов, но подвергается искушению, перед которым не может устоять, злоумышленники строят новые коварные планы, сбыться которым, к счастью, будет не суждено благодаря неожиданной поддержке с той стороны, с которой ожидать ее можно было меньше всего.
  
   ххх
  
   - Драка на борту? Не по правилам? Да еще четверо на одного? Всех подвешу на рее! - оглушительно рявкнул вышедший в этот момент на палубу Ржавый Крюк.
   Боцман за нарушение неписаного морского устава имел право даже в мирное время по своему усмотрению распоряжаться жизнями всех, находившихся на корабле. Четверо разбойников сейчас не только нарушали устав, но и пиратский кодекс чести, четко оговаривавший правила поединков. По этому кодексу противники могли биться чем угодно, когда угодно и с кем угодно. Правило было одно: все участники схватки, прежде чем вытащить из голенищ кортики, абордажные сабли либо приготовившись расколотить о головы друг друга табуретки, предварительно должны были оговорить, кто именно из сотоварищей по кровавому ремеслу будет в случае смерти распоряжаться долей добычи отдавшего дьяволу душу. О том, чтобы угодить после смерти в рай, пираты резонно и не помышляли.
   Четверо опустили оружие неохотно, пятый воспринял неожиданное вмешательство боцмана с облегчением. Ощутив за несколько мгновений перед этим на своей шее холод клинков, шевалье понял, что поступил опрометчиво. Клад не стоил того, чтобы отдавать за него жизнь. Прелести юной графини - тем более. Нет. Случись все это во Франции, при дворе Филиппа, Доминик не задумываясь сразился бы хоть с дюжиной противников за столь прекрасную даму. Но здесь, на борту пиратского корабля, Изабель была всего лишь рабыней. Любой, кто отвалил бы за нее пригоршню серебра либо несколько золотых монет, мог, по своему усмотрению, как и сколько угодно распоряжаться ее роскошными достоинствами, да и всей ее жизнью.
   К тому же шевалье в глубине души капризным благородным дамам, считавшим себя в постелях чуть ли не королевами, предпочитал простолюдинок. Те, особенно если это были креолки и мулатки, не жеманясь выполняли все, чего не пожелала бы его необузданная любовная фантазия. И даже девственницы в его руках после нескольких уроков становились столь понятливы и искусны, что потом не переставали удивлять своего учителя милыми дерзкими выходками.
   Бросив взгляд на поднявшуюся с палубных досок Ташу, Доминик поймал себя на мысли, что случись ему выбирать из двух, он, наверное, предпочел бы служанку - ее смелость в критических ситуациях импонировала ему и обещала после соответствующего обучения нечто невероятное и в постели. Да и формы рабыни с острова Корнуэль были, пожалуй, не менее соблазнительны, чем у француженки. Груди хоть и не столь пышны, как у госпожи, зато высоки, хоть дублон клади - не свалится. Узкие почти еще мальчишечьи бедра, надо думать, сулили и соответствующее мучительно-сладкое стеснение при соитии, а кустик растительности в паху нисколь не скрывал от взора столь очаровательные выдающиеся кокосовые губки. К тому же шоколадный цвет девичьей кожи неизменно возбуждал его с тех самых пор, когда он пару лет назад впервые сорвал с мулатки платье и убедился, что не только руки и ноги, но и все тело той случайной портовой красотки было этого удивительного аппетитного цвета.
   Четверо сообщников зло смотрели на помешавшего им боцмана. Ржавый Крюк - еще более нехорошо, - на них. Думал он в тот момент вовсе не о соблюдении пиратского устава. Красавчик ему приглянулся с того самого момента, когда, играя мускулами полуобнаженного торса, поднялся на палубу "Ле дьяболо". И вот уже несколько часов содомит мечтал о том, чтобы заключить новичка в свои объятья. Не смущало боцмана и то обстоятельство, что пират вступился за пышногрудую рабыню. Большинство искателей приключений были всеядны и не гнушались не только сыновей Адама, но и четвероногих тварей божьих, особенно коз и ослиц. В том, что новичок уступит его домогательствам, Ржавый Крюк не сомневался: любой, кто смел перечить боцману, либо исчезал бесследно в морской пучине, либо отправлялся за какую-либо провинность в трюм кормить голодных крыс.
  
   ххх
  
  
   Оказавшись в каюте, Кончита первым делом допила прямо из горлышка остававшийся в бутылке ром. Смешанные чувства владели подругой главаря пиратов. Ее терзали одновременно ненависть к мулатке, нежность к большегрудой белокурой незнакомке и жгучая страсть к своему неожиданному спасителю. Причем последняя страсть перевешивала обе другие.
   "Он должен быть моим! - решила кватеронка, натягивая бархатные вышитые золотом штанишки, - и она, впрочем, тоже".
   Кончита достала из шкафа белую блузку с брабантскими кружевами вдоль ворота и на рукавах. Решила не застегивать ее на пуговицы, а завязать полы узлом на талии, оставив открытым свой соблазнительный - в этом не раз уверял ее Окорок Джон, - пупок. Наряд довершили красные туфли с золотыми пряжками. Открыв новую бутылку, она сделала пару добрых глотков обжигающей огненной жидкости, украсила себя драгоценностями и подошла к зеркалу.
   Увиденным осталась довольна: на точеной шее сверкал изумрудами и рубинами висевший на толстой золотой цепи драгоценный кулон в виде тарантула. Сквозь тончайший шелк вызывающе темнели сосками высокие груди, через умышленно незашнурованный гульфик кокетливо пробивались жгуче черные кудряшки волос.
   Перед такой красотой, решила кватеронка, не сможет устоять ни один мужчина. Подумав, пришла к выводу, что и девушка - тоже. Она обильно смазала для вящей привлекательности волосы бараньим жиром, который взяла из плошки с фитилем, и вышла из каюты.
  
   ххх
  
   На палубе начиналась обычная предшествовавшая отплытию суета - пираты проверяли крепления парусов, поднимали на борт бочонки с водой и корзины с припасами, клетки с визжащими поросятами и кудахтавшими курами. Канониры, готовясь к прорыву, подтаскивали к стоявшим вдоль бортов пушкам порох и ядра. Среди них находился и незнакомец - Кончита уже знала, что его за точеный профиль, напоминавший изображение на французской золотой монете, прозвали Дублоном.
   Кватеронка, соблазнительно покачивая бедрами, прошла мимо. Пират не обратил не нее ровно никакого внимания. Повернувшись, она прошла мимо еще раз, бросив на красавца пламенный взгляд. Дублон даже не повел головой. В третий раз Кончита добавила к своим приемам соблазнения еще и страстный вздох. Все было напрасно. Хмель все больше играл в ее сумасбродной головке и кватеронка решилась на поступок совсем уже отчаянный.
   Она подошла к борту, у которого была купальня, и на виду у всех находившихся поблизости пиратов стала раздеваться. Вначале она отшвырнула туфли. Затем на палубу полетели блузка и штаны. Пираты прекратили работу и изумленно уставились на обнажившуюся красотку. Все, кроме Дублона. Он, единственный из всех, находившихся на палубе, не обращал на Кончиту ровно никакого внимания. Заметив, что один из канатов недостаточно прочно закреплен на рее, шевалье снял и положил на палубу абордажную саблю, стянул сапоги и стал споро карабкаться по вантам вверх.
   Кончита занесла было ногу через борт, чтобы по лестнице спуститься в купальню, но неожиданно изменила решение. Она ухватилась за ванты и, как была голышом, тоже начала подниматься.
   Находившиеся на палубе флибустьеры и вовсе побросали работу. Один, забивавший клин в паз, промахнулся и попал колотушкой по руке державшего этот клин товарища. Но тот даже не почувствовал боли. Другой выронил корзину с каплунами, которую поднимал на борт из шлюпки. Корзина, возмущенно кукарекая, поплыпа прочь. Третий, известный обжора по прозвищу Бочонок, незаметно для себя стал поглощать припасенное на всю команду лакомство - копченые акульи плавники. По пиратскому поверью, они приносили удачу в бою.
   И лишь один человек, ради которого и было устроено все это представление, поднявшись на рею, как ни в чем ни бывало стал выполнять необходимую работу.
  
   ххх
  
   Разумеется, Доминик, едва разряженная Кончита появилась на палубе, сразу смекнул, чье именно внимание она хочет привлечь. Но решил не показывать, что на него действуют чары кватеронки. Конечно, он не был монахом и при других обстоятельствах, вполне вероятно, уделил бы внимание доступной красотке с Эспаньолы. Но пока перед его мысленным взором стояли две другие не менее соблазнительные и куда более интересовавшие его девы. И он уже и сам не мог ответить на вопрос, какая из них нравится ему больше - пышногрудая трусиха француженка или смелая и наверняка горячая мулатка.
   А когда шевалье обнаружил, что обнажившаяся кватеронка вовсе не бухнулась в купальню, а стала карабкаться по вантам вслед за ним, он и вовсе вознегодовал. Потому что меньше всего ему сегодня нужен был конфликт с главарем пиратов. А в том, что Окорок Джон так просто не позволит своей подруге изменить ему, сомневаться не приходилось. На корабле хорошо помнили, как месяц назад влюбленный флибустьер на стоянке в одной из укромных бухт Тортуги вспорол кишки не в меру наглому работорговцу. Тот, несмотря на отказ, неосмотрительно продолжал настаивать на том, чтобы Кончита, за хорошие, разумеется, деньги, досталась ему.
   Между тем кватеронка забиралась все выше и выше. Вскоре, балансируя руками, она уже стояла на рее. Сделала шаг, другой, третий. Теперь под ней была уже не палуба, а морская пучина. Кончиту охватил запоздалый страх. Она пошатнулась от порыва неожиданно поднявшегося ветра, вскрикнула от страха и, не удержавшись на рее, с визгом полетела вниз, в кишевшую страшными морскими чудовищами пучину.
   Все, наблюдавшие эту сцену, с тревогой заметили, как к месту падения ушедшей под воду Кончиты метнулся акулий плавник. Едва вынырнув на поверхность, увидела смертельную угрозу и сама кватеронка. Ее буквально парализовало от ужаса. Она хотела кричать, но губы не слушались ее, хотела плыть к спасительной купальне, но руки и ноги буквально онемели. А зловещий плавник, медленно нарезая круги - хищница была уверена, что добыча от нее не ускользнет - все приближался.
  
   ххх
  
   В бою пираты были отчаянно безрассудны. Встреть их на борту вражеского судна сам дьявол, каждый, не задумываясь, вступил бы с ним в схватку. Но все они, к несчастью, были невежественны и нередко пугались, оказавшись лицом к лицу с ужасными обитателями морских пучин. Так случилось и на этот раз. Не растерялся лишь Доминик.
   Шевалье заметил акулу в тот самый момент, когда кватеронка ушла под воду. И понял, что если он не придет несчастной на помощь, та будет обречена. Но еще отчетливее он понимал, что в этом случае подвергнет и свою жизнь смертельной опасности. Зато, если останется в живых, заручится поддержкой самого Окорока. Это, учитывая не совсем благоприятное для него развитие событий на судне, могло бы очень ему пригодиться. Да и в глазах остальных искателей приключений его авторитет непременно бы возрос.
   Но все эти меркантильные соображения с лихвой перекрывало то обстоятельство, что в опасности была, пусть самого жуткого полусвета, но все же - дама. Спасти ее на глазах у всех для рыцаря, а таким Доминик, не смотря ни на что, в душе оставался, было лестно вдвойне.
   Шевалье выругался так, что разинули рты даже самые отпетые здешние сквернословы, поправил заткнутый за пояс штанов кортик, оттолкнулся ногами от реи и вниз головой ринулся в морскую пучину. Он ушел под воду ярдах в пяти перед носом акулы, преградив ей путь к намеченной жертве. Еще не вынырнув, схватился за кортик и с ужасом обнаружил, что ни кортика за поясом, ни самих штанов на нем уже не было - высота реи "Ле дьяболо" сыграла с ним злую шутку. И теперь такой же беззащитной жертвой, как сумасбродная красотка, стал и он сам.
  
   ххх
  
   После стычки на палубе и последовавшего затем совета с сообщниками Семь-Раз-Красив в ярости поднялся на палубу. Он считал, что его друзья после потери карты сильно поглупели. Один требовал подстеречь и убить помешавшего им заносчивого новичка. Другой настаивал на том, чтобы, пока Верзила Гарри был на берегу, пробраться в его каюту и там устроить рабыням допрос с пристрастием. Трактирщик, навсегда расставшийся со своим мирным житьем-бытьем ради золота и теперь раз за разом убеждавшийся, что тайна богатства ускользает от кладоискателей, и вовсе тронулся умом. Он предлагал сделать и то и другое, причем без промедления.
   Мало кто уже помнил, что исполосованный семью ужасными шрамами пират когда-то носил свое прозвище "Красавчик" по праву. В старые времена по этому человеку поголовно сохли не только простолюдинки, но и все благородные дамы в округе. Он и сам ценил женскую красоту и не пропускал мимо ни одну, даже самую, казалось бы недоступную, юбку.
   А еще старый пират был по жизни отчаянным авантюристом и уважал это качество в других. В глубине души ему мало-помалу стали импонировать и смелость не побоявшейся похитить у морских разбойников карту благородной француженки, и самоотверженность преданной своей бывшей госпоже мулатки, и благородство вступившегося за чужих рабынь новичка Дублона. Когда же тот, не раздумывая, бросился с реи на выручку дурехе - кватеронке, Семь-Раз-Красив и вовсе зауважал его.
   Между тем события развивались стремительно. Дублон повел себя единственно верно в такой ситуации - он замер и стал следить за акулой. Та тоже замедлила свое движение. Очевидно, морская хишница, у которой неожиданно появился выбор, не могла решить, какую из жертв растерзать на первое, а какую - на второе. Этой заминкой надо было воспользоваться: внизу, в каких-нибудь десяти футах, на песчаном дне поблескивал дамасской сталью выроненный клинок. Доминик набрал в легкие побольше воздуха и устремился за ним, отвлекая тем самым на себя и внимание морской хищницы.
   Стоявшие у ближайшего орудийного порта флибустьеры опомнились и стали наводить на акулу пушку. Возможно, они бы успели выпалить и если не попасть, то хотя бы отпугнуть ее, но все испортила пришедшая, наконец, в себя Кончита. Она закричала так, что распугала сидевших на вантах чаек и, отчаянно заколотив по воде руками, поплыла в сторону находившейся поблизости спасительной купальни.
   Акула, шевельнув плавниками, устремилась за ней. Она равнодушно миновала место, где ушел под воду Доминик, и уже раскрыла усеянную острыми рядами страшных зубов пасть, чтобы наброситься на кватеронку, как сверху грянул выстрел. Вода сразу же окрасилась кровью. Получившая отпор морская хищница кверху брюхом скрылась в глубине.
   Вынырнув на поверхность, шевалье не сразу понял, что произошло. Увидев кругом кровь и отчаянно барахтавшуюся в воде кватеронку, он решил, что нападение уже произошло и акула, не сумев утащить в глубину несчастную деву целиком, решила сожрать ее по частям. Поскольку плавника на поверхности видно не было, повторного нападения следовало ждать из глубины. Сжимая зубами холодную сталь, Доминик нырнул вновь, но акулы не обнаружил. Зато удостоверился, что дева цела. А вынырнув, увидел, как стоявший у борта Красавчик перезаряжает дымящийся мушкет и облегченно вздохнул.
   Старый пират убедился, что угроза миновала, отставил мушкет в сторону и под восхищенные крики находившихся на палубе флибустьеров прошел на камбуз, чтобы пропустить заслуженную кружку рома.
  
   ххх
  
   Пираты, уважая смельчака Дублона, не стали осыпать барахтавшуюся внизу обнаженную парочку солеными шутками. Трое сели в шлюпку и поплыли доставать со дна мертвую акулу. Считалось, что мясо этой хищницы приносило удачу в бою тому, кто подкреплялся им перед схваткой. Остальные флибустьеры вернулись к своим делам.
   Кончита между тем добралась, наконец, до импровизированной купальни, перевалилась через край паруса и обернулась назад. Предмет ее обожания был цел и невредим. Кватеронка сразу забыла про грозившую ей только что смертельную опасность. Все ее мысли вновь были заняты им и только им - смелым, решительным и таким же, как она сама, отчаянно безрассудным. Ее сердце ликовало - молодой пират ради нее только что рискнул жизнью. Следовательно, она была ему не безразлична. И сейчас, пока Окорок Джон остается на берегу, судьба предоставляет ей, возможно, единственный шанс отблагодарить своего спасителя.
   Поскольку другого пути наверх, кроме спускавшейся в купальню веревочной лестницы, не было, сюда поплыл и Доминик. Однако кватеронка не спешила вылезать из воды. Шевалье вспомнил, что он тоже полностью обнажен и остановился, не доплыв до паруса нескольких ярдов.
   Доминик был смел в постели и ценил подобную смелость в красотках, с которыми делил ложе. Но плавать обнаженным ему, дворянину, католику, да еще в присутствии столь же обнаженной простолюдинки - это было совсем другое, нечто постыдное. Перевались он через парус на ту сторону - и взору этой жгучей кватеронки неизбежно предстанут в прозрачной воде все его мужские достоинства. Шевалье стушевался.
   Неизвестно, как бы дальше стали развиваться события, если бы в их ход вновь не вмешались силы необузданной тропической природы. Неожиданно парус рядом с Кончитой затрещал и поверхность воды пробил острый нос огромной рыбы-пилы. Кватеронка, чувства которой итак уже были по известной причине на пределе, вскрикнула и потеряла сознание.
   Доминик рванулся вперед, перевалился через край паруса и успел вонзить свой кинжал в бок ужасной хищнице за мгновение до того, как та вплотную приблизилась к раскинувшей руки бесчувственной деве. Морское чудовище затрепыхалось в агонии, рванулось вверх, но, не достигнув поверхности, завалилось на бок и на всю свою огромную длину растянулось на дне уже погружавшегося вниз паруса. Вместе с ним медленно уходила под воду и Кончита. Шевалье бросился на помощь кватеронке и через несколько мгновений вынырнул с ней на руках.
   От близости недавней встречи со смертью чувства Доминика были обострены. Ощущая в своих руках упругое соблазнительное тело смуглой девы, видя, как буквально на глазах набухают горошины ее прекрасных сосков, шевалье вдруг очень ясно понял, что жизнь коротка и, пока судьба предоставляет шанс вкусить от плода соблазна, грех им не воспользоваться.
  
   ххх
  
   Тем временем Кончита стала приходить в себя. Первое, что дева увидела сквозь медленно таявшую пелену беспамятства, был чеканный профиль красавца, из-за которого она только что два раза побывала на волосок от смерти. Крепкие руки держали ее в объятьях. Хотя все это происходило в воде и морская бездна внизу, под тонкой парусиной, таила в себе множество опасностей, никогда еще в жизни она не испытывала чувство такой защищенности. Ей хотелось одного - оставаться здесь с этим мужчиной как можно дольше. Еще плохо соображая, что она делает, кватеронка несмело обняла Дублона за шею.
   Молодой пират, медленно подплывая к борту, греб одной рукой, другой - удерживал непутевую купальщицу за талию, тем самым не давая ей уйти под воду. Он воспринял этот жест как желание помочь ему выбраться из купальни. Ощутив спиной веревочную лестницу, дева поняла, что еще несколько мгновений - и все кончится. Сердце ее бешено заколотилось. И она, решившись, словно бы невзначай, будто все еще плохо соображая, что делает, несмело протянула руку и - о чудо - ощутила пальцами красноречивое свидетельство того, что и Дублон, оказывается, был вовсе уже неравнодушен к ее прелестям. Их изумленные глаза встретились. Потом они разом посмотрели вверх, убедились, что за ними никто больше не наблюдает, вновь глянули друг другу в глаза и отлично поняли, зачем оба только что задирали головы.
   Буквально в следующее мгновение их губы будто сами собой слились в страстном поцелуе. А еще через секунду язык кватеронки решительно завладел ртом молодого пирата. Тот не сопротивлялся, явно предпочитая захватить инициативу в другом. Его руки тем временем прогулялись по телу прекрасной девы - по упругим с твердыми горошинами сосков грудям, крутой, словно корма чайного клипера попке, задержались в жестких кудряшках паха.
   Потом нежно и вместе с тем смело пальцы шевалье проникли дальше, в мягкую, податливо раскрывшуюся - Кончита в это самое время раскинула ножки плоть. Дева вскрикнула от пронзившего все
   тело острого наслаждения. Ее голова вновь начала кружиться от испытываемого ею сладкого безумия.
   Кончита, стремясь найти точку опоры, нащупала пяткой веревочную перекладину. Другую ногу закинула за бедро своего спасителя. Шевалье, чтобы не уйти под воду, одной рукой тоже ухватился за лестницу над головой кватеронки, другой - приподнял ее почти невесомое в воде тело за прохладную попку.
   Дева, ощущая упиравшееся в низ ее живота упругое и в то же время твердое, как ствол молодого бамбука, достоинство предмета ее безумной страсти, сразу поняла, что именно пират намерен делать дальше. Она с готовностью помогла ему - на мгновение чуть откинулась назад, взяла в руку орудие любви - оказалось, она было на пару дюймов длиннее, чем у Окорока - и медленно стала принимать его в себя. Едва это произошло, застонала от невиданного прежде наслаждения - ей казалось, что горячий бамбук молодого пирата пронзил ее едва не до печенок. Шевалье на несколько мгновений замер, и, лишь удостоверившись, что с девой все в порядке, ободряюще поцеловал ее и начал свои нестерпимо приятные мужские движения.
   Дублон был всего лишь вторым мужчиной в ее жизни. Полуневинные шалости на пляжах далекой Эспаньолы в детстве с мальчишками, когда они голышом играли на берегу в салочки и тот, кого ловили, вынужден был выполнять все желания поймавшего, а потом здесь, на пиратском корабле, во время купания с подругами, разумеется, в счет не шли. С ним было и все совсем не так, как с Окороком. Главарь пиратов поцелуи презирал, в постели был груб и однообразен.
   Когда у него возникало желание, он просто хватал Кончиту, валил ее спиной на постель либо животом - на стол, стаскивал штаны и сразу норовил вонзить в нее свой член. И ни на миг не останавливался, пока не начинал с кряхтением содрогаться в конвульсиях. Далеко не каждый раз одновременно с ним начинала извиваться от наслаждения дева. Лишь когда Джон перебирал рома, инициативу захватывала страстная кватеронка. Но от пьяного в дребодан пирата толку обычно было уже мало. И неудовлетворенная Кончита все чаще искала выход своей страсти в купальне.
   Дублон, в отличие от Джона, явно знал толк в схватках губ и языков. Ее новый возлюбленный был дерзок, но в то же время нежен и явно думал не только о том, чтобы самому получить удовольствие. При каждом его движении Кончита вскрикивала и все крепче вонзала ногти в спину шевалье. Кватеронка впервые занималась "этим" с мужчиной в воде и с восторгом отмечала краем своего еще не до конца замутненного происходящим безумием сознания, что так - куда приятнее, чем в каюте.
   Поскольку лестница была очень ненадежной точкой опоры, Доминик вынужден был при каждом движении умеривать свой пыл, чтобы не выскользнуть из объятий кватеронки. Поняв это, дева стала помогать ему, ритмично подаваясь каждый раз навстречу. И оба почувствовали, что острота наслаждения от этого только возросла. Кончита совсем уже начала терять голову от проносившихся по ее телу невыносимо сладких волн, когда неожиданно заметила, что Дублон вдруг находится сверху. Потом их головы и вовсе оказались ниже ног, а еще через мгновение откуда-то сверху на них свалилась поверженная недавно Дублоном рыба-меч. Ошарашенные любовники ничего не понимали...
  
   ххх
  
  
   Между тем "Ле дьяболо" продолжал готовиться к предстоящему прорыву из бухты. Корабль принимал все больше и больше грузов и людей с берега. Поднявшиеся несколькими минутами раньше со стороны другого борта пираты не знали, что за происшествие случилось во время неосмотрительного купания подруги главаря. Двое вновь прибывших, обнаружив, что купальня по чьему-то недосмотру все еще в море, взялись за лебедку.
   И вскоре пикантный "улов" под изумленными взглядами пиратов был уже на палубе. Шевалье, сохраняя присущее ему в чрезвычайных ситуациях хладнокровие, помог выбраться из паруса Кончите и она, сгорая от стыда и даже не подхватив свои одежды, под гомерический хохот флибустьеров бросилась в трюм. Доминик вернул себе кинжал, встретился стальным взглядом с одним весельчаком, с другим - и
   хохот умолк.
   - Приготовьте эту селедку сегодня на ужин, - кивнув на морское чудище, как ни в чем не бывало бросил он проходившему мимо негру.
   Шевалье направился к трюму. Пираты вновь принялись за работу.
   Не сдвинулся со своего места только наблюдавший с ухмылкой за происходившим Крюк.
   Когда Доминик проходил мимо него, тот одобрительно шлепнул обнаженного искателя приключений. Шевалье, возмущенный и одновременно смущенный - он сразу понял намерения развратного боцмана - остановился. Первой его мыслью было немедленно отомстить за поругание дворянской чести этому содомиту-простолюдину. Но поскольку происшедшего никто из находившихся на палубе не заметил, он сообразил, что сейчас - не самое подходящее время для защиты своего достоинства. К тому же еще один враг на корабле ему совсем не был нужен. И, сделав вид, что ничего не произошло, Доминик стал спускаться вниз. Неправильно истолковавший его покорность Крюк поспешил за ним.
  
   ххх
  
   Чуть раньше перепуганные Изабель и Таша скрылись в своей каюте. Еще недавно страшившее их логово Верзилы теперь казалось им спасительным убежищем. Хотя дверь сюда не запиралась, Изабель знала неписанное морское правило: в чужую каюту никто без приглашения входить не имел права. И поэтому чувствовала себя здесь в относительной безопасности. А мечтала лишь об одном - чтобы скорей вернулся их с Ташей грозный хозяин. Она уже поняла, что Верзила был вторым человеком на корабле и мерзкие разбойники вряд ли станут переходить ему дорогу. По крайней мере, до тех пор, пока все они - в море. И еще одна мысль не давала ей покоя - что делает на корабле столь своевременно вставший на их защиту загадочный дворянин с чеканным профилем? И почему он теперь в наряде обычного пирата? Не вызвано ли его появление здесь причастностью к поискам клада? Особенно если вспомнить его странное поведение на берегу, и историю с переодеванием в пирата? Тогда и его, несмотря на все случившееся, следует опасаться! О боже! В какую ужасную историю ей суждено было попасть! И если бы не Таша, неизвестно, осталась ли бы она вообще жива!
   Юную графиню, несмотря на жару, продолжала колотить дрожь. Чтобы унять страх, она решила выпить немного рома. Де Лефевр кивнула рабыне, чтобы та налила ей огненного напитка. Поймала ее взгляд, милостиво разрешила плеснуть и себе. Сделав по доброму глотку горячительного, девы закашлялись. Таша поспешила протянуть своей госпоже кружку с водой. Изабель отпила немного и, о невероятное, поднесла кружку к губам своей рабыни. До нее, наконец, дошло, что мулатка два раза подряд рисковала ради госпожи своей жизнью, хотя, поскольку теперь они были в равном положении бесправных рабынь, вполне могла этого и не делать. И сердце графской дочери переполнилось признательностью к своей подруге по несчастью.
   Она, сама не зная почему, провела ладонью по кудряшкам и щеке мулатки. Та в ответ покорно приклонила лицо к руке госпожи и поцеловала ее. Изабель провела пальцами по влажным темно-вишневым губам девы. Таша, приоткрыв рот и потупив глаза, нежно взяла губами эти пальчики. И вдруг француженка со всей ясностью поняла, что до безумия хочет слиться в объятьях со своей спасительницей. Ее вновь бросило в дрожь, но уже не от страха, а от нетерпения как можно скорее ощутить на своей коже, как тогда в чулане, и, о кошмар, не только на, но и в.....обжигающие прикосновения мулатки.
   Изабель взяла в ладони голову Таши и впилась в ее губы страстным поцелуем. Мулатка с готовностью ответила ей. Их языки сплелись в мучительно-сладкой борьбе, а руки сомкнулись за спинами. Постепенно пальцы француженки опускались все ниже и вскоре она уже страстно гладила упругую попку своей рабыни, а та в ответ - прекрасные округлости своей госпожи. Нахлынувшие воспоминания, выпитый ром и охватившая Изабель страсть в эти мгновения чудным образом переплавились в новое, доселе незнакомое ей чувство вины перед своей подругой. Благородная де Лефевр, лаская бедра своей рабыни, вспомнила, сколько страданий она доставила ей за последние месяцы и сколько ударов розгами вынесли эти нежные половинки. Француженка решила искупить свою вину.
   Высвободившись из объятий в тот самый момент, когда осмелевшая мулатка прикоснулась пальцами к девичьей чести своей госпожи, Изабель взяла в углу пучок розог, сунула прутья в руку ничего не понимающей Таше, повернулась к ней спиной и опустилась на четвереньки.
   - Накажи меня, - попросила она.
   Мулатка не сдвинулась с места. Француженка нетерпеливо покрутила попкой и поняла, что совсем не боится неминуемой при порке боли, а почему-то жаждет ее.
   - Приказываю! - тоном, не терпящим возражений, повторила юная графиня.
   - Нет, моя госпожа! - воскликнула Таша, но, поймав нетерпеливый взгляд Изабель, кажется, что-то поняла и решилась.
   Розга рассекла воздух. Француженка вздрогнула и застонала от боли. Таша, видя, как белеет, а потом - краснеет полоска нежной кожи ее госпожи на месте удара, в нерешительности остановилась и опустила розгу.
   - Еще! - выгибаясь как кошка, нетерпеливо воскликнула Изабель.
  Таша ударила вновь, потом - еще. И француженка неожиданно ощутила, что боль уходит куда-то в сторону, а вместо этого при каждом новом ударе по низу живота начинает разливаться медовая сладость...
  
   ххх
  
   Доминик, еще не успев спуститься в трюм, услышал позади скрип ступенек, похотливый хохоток боцмана и понял, что теперь ему остается только спасаться бегством. А еще лучше - на время спрятаться. Недолго думая, он ворвался в ближайшую каюту и .... едва не забыл закрыть за собой дверь, настолько поразила его увиденная там сцена. В первое мгновение он решил, что плененная рабыня с наслаждением мстит своей бывшей госпоже. Поровшая Изабель Таша действительно уже вошла во вкус. Она то и дело облизывала быстро пересыхавшие губы. Но когда шевалье заметил, что рукой, свободной от хлыста, мулатка энергично ласкает свои груди, он понял, что дева явно получает от происходящего удовольствие, к мести отношения явно не имеющее.
   Изабель, которую уже охватил экстаз, стонала от наслаждения под сыпавшимися на ее попку розгами. Она даже не услышала скрип открываемой двери. И лишь когда не получила очередной удар, нетерпеливо повернула голову, увидела изумленно смотревшего на нее знакомого незнакомца - то медленно стала приходить в себя. Застигнутая за столь постыдным удовольствием француженка была настолько смущена и одновременно испугана, что не сразу даже поняла, что ворвавшийся в каюту мужчина - полностью обнажен. И уже отскакивая в панике к окну, с опозданием сообразила, что и она - обнажена тоже.
   - Что вы позволяете себе, сударь? - покраснев, как помидор, пробормотала она, оглядывая каюту в поисках хоть какой-нибудь одежды.
   Вернувшись сюда после купания, свой наряд юная графиня неосмотрительно оставила у входа.
   - Прошу прощения, сударыня, - потупив глаза и делая изысканный реверанс, а тем самым хотя бы косвенно прикрывая свое срамное место, ответил Доминик, - мое появление здесь продиктовано исключительно силою обстоятельств и... желанием, если вы, разумеется, сочтете необходимым принять помощь преданного вам друга, защитить вас от грозящих вам опасностей.
   - Вы - друг? - безуспешно прикрывая ладошками свои прелести, возмутилась благородная де Лефевр. - Вы - пират! И ...совершенно невоспитанный к тому же! Отвернитесь немедленно!
   Доминик в ответ хмыкнул и едва удержался от желания спросить незнакомку, где это она видела пиратов воспитанных.
   - Сударыня, - вежливо ответил он, - в этом случае я окажусь в неравном с вами положении. Если вы успели заметить, я - тоже... несколько.... обнажен и, позволю вас уверить, не менее стыдлив.
   - Уверяю вас, что в этом случае я и моя служанка закроем глаза.
   - И втроем будем в поисках одежды играть в нечто вроде пряток?
   - Нахал!
   - Вы, сударыня, заблуждаетесь!
   Можно только догадываться, чем бы закончился этот обмен светскими любезностями, если бы в коридоре не послышались шум и хриплый голос.
   - Гарри возвращается! - в панике воскликнула Изабель.
  Оглядев каюту, урожденная де Лефевр скомандовала незнакомцу:
   - Немедленно прячьтесь под стол!
   На этот раз Доминик подчинился не раздумывая.
   Но вошел через мгновение вовсе не Верзила. Первым на чужую территорию вторгся очень серьезно настроенный Люк. За ним шествовали Мастер-на-все-руки и - Скороход.
   После того, как Красавчик, обругав своих товарищей безмозглыми медузами, ушел на палубу, решительно настроенная троица продолжила обсуждение ситуации без него. Вывод - действовать без промедления и добыть карту прежде, чем Гарри вернется с галеона на "Ле Дьяболо". А способ пытки выбрать на месте, применительно к обстоятельствам. Не долго думая, почтенная компания во главе с Люком двинулась в сторону каюты, в которой уединились после купания девы.
   Увидев вошедших морских разбойников, Изабель вскрикнула и вновь потеряла сознание. Таша, не обращая внимания на пиратов, схватила со стола веер, опустилась на колени и принялась обмахивать свою госпожу, пытаясь привести ее в чувство.
   - По-моему, эта притворщица заслужила еще одну добрую порцию розог, - вспомнив вчерашние события в таверне, просипел однорукий.
   - Будь мы на берегу, я бы с удовольствием поджарил ее на вертеле, - заметил Люк.
   - А я, - ухмыльнулся Скороход, - прежде насадил бы эту красотку на свой вертел.
   - Подожди, пусть прежде вернет нам карту, - ответил трактирщик.
   Заметив, что француженка стала приходить в себя, он оттолкнул мулатку и, вынув из голенища нож, склонился над несчастной девой.
   - Или ты, дура, вернешь нам карту, или....
   Что намеревался делать трактирщик в случае, если бы дева продолжала упорствовать, ей так и не суждено было узнать, а сам Люк, когда спустя некоторое время пришел в себя, вспомнить не смог, сколько ни пытался напрячь свою пробитую бутылкой голову. Памяти его лишила бутылка в руках Таши. Отчаянная мулатка, отпрыгнув от рухнувшего на француженку словно куль с мукой кровожадного трактирщика, выставила оставшееся в руках острие разбитой бутылки против вынимавшего из-за пояса пистоль Мастера-На-Все-Руки.
   Но прежде, чем пират успел чиркнуть по запалу куском кремния, неведомо откуда раздался спокойный голос:
   - Друзья, к чему зря поднимать шум? У них все равно нет карты. Потому что она - у меня.
   Пираты, не ожидавшие со стороны рабынь никакого сопротивления, и вовсе оторопели, увидев выбирающегося из-под стола, да к тому же почему-то совершенно обнаженного Дублона.
   - Покажи! - прохрипел однорукий.
   - Карта на юте, в моем заплечном мешке.
   - Врешь!
   - А зачем? Хотите, забирайте этот кусок холста хоть сейчас. Только что в нем проку, если клад, как вы, наверное, успели заметить, там почему-то не указан.
   - Он прав, - произнес, обращаясь к своему другу, Скороход. - Вместо того, чтобы щупать этих ненормальных девок, пора бы припереть к стенке втравившего всех нас в эту историю Красавчика.
   Однако исполнить свое намерение одноногому было не суждено - он рухнул на пол, сраженный пулей. Едва едкий пороховой дым рассеялся, сверкнул еще один оглушительный выстрел и рядом с ним замертво упал только что выстреливший в него Верзила. Но прежде он успел метнуть нож, по самую рукоятку ушедший в печень сразившего его однорукого. Тот, судорожно сделав последний вздох, без чувств свалился на пол.
   ххх
  
   Минутой раньше Гарри возвращался с военного совета в отличном настроении. До боя оставалась пара часов. Он намерен был их использовать для того, чтобы вдоволь поразвлечься со своими соблазнительными рабынями. Верзила решил, что начнет с белокожей. В предвкушении сладостных плотских утех он нетерпеливо распахнул дверь, увидел своих обнаженных красоток в компании четырех пиратов, один из которых уже успел раздеться, а другой - возлежал на француженке, и ревность, помноженная на ярость, затмила ему рассудок.
   Наступившая после всего произошедшего немая сцена длилась недолго. Доминик, первым вышедший из оцепенения, отвалил остававшегося в беспамятстве Люка от Изабель и, подав ей руку, помог подняться. Плохо еще понимая, что произошло, дева приникла к своему спасителю в поистине братском объятьи. А перепуганная, несмотря на всю свою смелость, куда больше своей госпожи - потому что больше видела - Таша, отбросив ставшее ненужным горлышко бутылки, прижалась к ним. Совершенно невольно случилось так, что шевалье, успокаивая мулатку, положил ладонь на ее крутую попку, рука рабыни обвила его бедро, и обе девы, уткнувшись одна в грудь, а другая в плечо Доминика, безутешно и вместе с тем с облегчением, медленно осознавая, что угроза миновала, зарыдали.
   Лишь через несколько мгновений все трое в смущении отступили друг от друга и, сообразив, что остаются раздетыми, дружно потупили глаза. Первой нарушила неловкое молчание француженка.
  - Господин...
  - Э... Доминик, извиняюсь, шевалье Кон-дэ-Руа, - решив, что скрывать свое настоящее имя от благородной девы больше нет смысла, помог он ей.
  - "Я не ошиблась, этот загадочный незнакомец и в самом деле - шевалье", - облегченно подумала Изабель.
   И уж совсем не к месту и не ко времени ее сознание сравнило достоинства двух единственных мужчин, которых ей довелось видеть обнаженными, если, разумеется, не брать во внимание скульптуры и рисунки в отцовских книгах, - Верзилы Гарри и Доминика. Мужское естество последнего показалось ей вовсе не ужасающим, каким было у старого пирата, а даже несколько привлекательным. Впрочем, графская дочь сразу же вспыхнула от стыда и отогнала от себя греховные видения.
  - Примерно те же мысли пронеслись и в сознании мулатки. И, хотя предметов для сравнения в ее памяти было несколько больше, чем у госпожи, выросшая ближе к природе и грубым нравам низов Таша подумала примерно тоже. Но - без стыда и угрызений совести. Больше того, представив, что если бы этот мужественный господин предложил ей опуститься на колени и сделать ему то, что она неоднократно, следуя приказу, делала старшему брату своей госпожи, она подчинилась бы этому требованию с куда большей охотой.
  - Месье Доминик, смею ли я надеяться, что вы не бросите нас в этой ужасной ситуации? - с надеждой спросила графская дочь.
   - Мадемуазель, вы можете располагать мной как своим лучшим другом, - рассеянно заверил ее авантюрист, напряженно думая, что всем им делать дальше.
   Собственно, вариантов было два: попробовать избавиться от трупов либо придумать для объяснения произошедшей в каюте бойни более-менее правдоподобную историю. Но в любом случае для несчастных красоток, к которым он уже успел проникнуться искренним расположением, исход был печален: либо их в этот же день разыграют в кости и они обретут нового хозяина из числа морских разбойников, либо - бросят в кишащий крысами трюм, где будут держать с остальными плененными в Корнуэле девами до ближайшего контролируемого пиратами порта. Затем - невольничий рынок в Кайене и либо участь доступной девки в портовом кабаке, либо - вечное рабство в восточном гареме. Однако если Доминик сохранит свободу, у него останется шанс прийти к ним на помощь.
   Справедливо полагая, что пока - не до сантиментов, он приказал уже начавшим разбирать свои наряды девам с одеванием повременить и прежде помочь ему выбросить мертвецов через иллюминатор в море. Красотки кинулись на помощь шевалье, но едва дотронулись до трупов, как их начало буквально выворачивать наизнанку.
  
   ххх
  
   Охваченный вожделением Ржавый Крюк тем временем, пользуясь правами, предоставленными морским уставом только боцману, обходил в поисках новичка одну каюту за другой. Поисками занимался и Красавчик, ни на йоту не доверявший теперь своим кровожадным сотоварищам. Первым нашел то, что искал, содомит.
   - Что? Бунт на корабле, да еще с участием рабынь? - заорал вошедший в принадлежащую Верзиле каюту Ржавый Крюк, вытаскивая из-за пояса пистоль.
  Доминик и Таша к этому времени уже отправили за борт экс-трактирщика и стали пропихивать через иллюминатор безжизненное тело однорукого. Изабель все еще, держась за живот, корчилась на полу.
   - Назад, лицом к стене! - рявкнул боцман и, обращаясь к открывшей глаза француженке, добавил:
   - И ты, дворянская сучка, туда же!
   Француженка, с трудом поднявшись на ноги, подчинилась.Она сейчас мечтала лишь о том, чтобы опять упасть в обморок и не видеть и не слышать ничего больше. Пусть эти морские дьяволы хоть на части ее режут, хоть на вертел насаживают и коптят над костром, лишь бы она этого не чувствовала. Но уже начавшее привыкать к подобным встряскам сознание, видимо, переставало столь остро реагировать на происходящее.
   Таша, с детства привыкшая охотиться с отцом на крокодилов, что такое обмороки - не знала. Разумеется, она перепугалась тоже, хотя и меньше своей слабонервной госпожи, но ее привыкший к практическим задачам выживания разум заставлял ее не терять надежды. Тем более что рядом находился замечательный мужчина, уже дважды вызволявший их из беды. Мулатка надеялась, что он и на этот раз что-нибудь придумает. А она - попытается помочь ему.
   Мысли шевалье в эти мгновения были о другом: сможет ли он добраться до оставленного на столе ножа прежде, чем боцман выстрелит в него. Нет, на удачу теперь рассчитывать не приходилось.
   "Попробовать свалить все на этих ввязавшихся не в свое дело дурех? А почему бы и нет? Поверит он мне или нет - девок в любом случае теперь ждет трюм".
   - Что же тут произошло? - зловеще поинтересовался Ржавый Крюк.
   - Боцман, признаюсь, грешен. Но не больше, чем любой из этих бедолаг, - вдохновенно начал врать Доминик.
   - Поясни.
   - Просто эти любвеобильные красотки, как бы это сказать, пользуясь отсутствием хозяина, подали надежду э... на взаимность сразу нескольким почтенным джентльменам удачи. Я пришел чуть раньше остальных. Потом ввалились эти двое и в это же время угораздило вернуться на корабль трижды рогоносца Верзилу. Понятно, что началась стрельба, в которой я, кстати, будучи невооружен, не участвовал. Я был ранен - Доминик в подтверждение своих слов провел рукой по перепачканной кровью Скорохода груди и показал окровавленную ладонь боцману - остальные перестреляли друг друга в считанные мгновения.
   Примерно в середине этого вдохновенного вранья в каюту вошел и встал рядом с боцманом Красавчик. Кусок ржавчины покосился на него и приложил палец к губам, призывая не шуметь. Старый пират понятливо кивнул в знак согласия. Красавчик считался в пиратской среде авторитетом и боцман был совсем не против того, чтобы тот присутствовал на начавшемся допросе.
   Последний из остававшихся на ногах членов почтенной кампании сразу понял, что именно здесь произошло, и решил пока выжидать.
   Собственно, карта, на которой, как справедливо заметил несколькими минутами ранее Доминик, клад вовсе не был указан, была ему не нужна. Он уже давно запомнил ее наизусть и только он знал настоящую тайну сокровищ Черной Бороды. Хотя Семь-Раз-Красив понимал, что попади на остров Попугаев человек смышленый, при наличии карты и он смог бы разгадать тайну клада. Но таковых среди его сотоварищей не было. А вот члены этой непонятно чем связанной между собой и почему-то симпатичной ему голой кампании, как он начал понимать, были, судя по всему произошедшему,и вполне сообразительны, и куда более предприимчивы, чем его друзья - морские разбойники.
   Красавчик усмехнулся тому, что на сей раз не только красотки, но и молодой пират были обнажены. Не отказал себе в удовольствии полюбоваться округлыми попками дев и сразу же его глаза удивленно расширились, а губы почти беззвучно прошептали:
   - О боже, тот самый крестик из четырех родинок!
   Ничего не понявший Ржавый недовольно покосился на него.
   Рассказ был вполне правдоподобен и боцман поверил Дублону.
   - Запри этих шлюх здесь, - приказал боцман старому пирату, - а ты -обратился он к Доминику, - оденься и вон отсюда.
   Едва Крюк покинул каюту, человек, известный в береговом братстве под именем Семь-Раз-Красив, произнес:
  - Вы свободны, дети мои!
   ххх
  
   При крещении в сельской церкви в Бургундии малышу, сыну поденщицы и пастуха, дали имя Поль. Он был необыкновенно очарователен и с годами его красота только возрастала. Поль рос, как и все крестьянские дети, в основном на природе. Это были игры в рыцарей и разбойников, тайные вылазки в баронский лес за ягодами и грибами, купание в неглубокой речушке, протекавшей неподалеку от деревни. По характеру он был заводилой и крестьянские дети считали за честь дружить с ним. Особенно к нему льнули девчонки и уже в семь лет он стал выбирать, какую из подружек взять с собой в лес или на речку. Но когда ему исполнилось десять, отец послал его в горы пасти отару овец и с детскими забавами мальчику пришлось распрощаться.
   Прошло три года. Как-то в августе Поль, по обыкновению пригнав отару на водопой, скучал на берегу речки, поглядывая, чтобы овцы не разбрелись в разные стороны.
   - Мальчик, как тебя зовут? - неожиданно услышал он нежный детский голосок.
   Оглянулся. Рядом с ним стояла симпатичная девочка лет двенадцати, одетая, как и все ее деревенские сверстницы, в длинное холщовое платье, чепчик и деревянные башмачки. Он сразу узнал ее. Это была дочка мельника, недавно приехавшего в их деревню откуда-то из Шампани.
   - Поль, а что?
   - Да так. Просто живем в одной деревне и даже не знаем друг друга.
  А меня, между прочим, зовут Лизетта. Можно, я с тобой здесь посижу?
   - Мне-то что, пожалуйста, - грубовато ответил Поль, отвыкший за эти несколько лет жизни на хуторе от общения с другими детьми, тем более девчонками.
   На самом деле Поль приметил Лизетту еще две недели назад, когда он приходил в деревню за хлебом и сыром. Незнакомка встретилась ему у церкви после утренней воскресной службы. Ее милое личико со вдернутым носиком и пухлыми губками обрамляли белокурые волосы, кудряшками спускавшиеся из-под чепчика. А талия была столь тонка, что казалось, вот-вот переломится от порыва ветерка.
   - А тебе не страшно было идти сюда?
   - Нет.
   - А наши деревенские девчонки все как одна - трусихи.
   - Почему?
   - Разве ты не знаешь, что в здешних лесах водятся волки?
   - Нет, - сразу испуганно сжалась Лизетта.
   - Их тут - уйма!
   На самом деле волков в окрестностях не видели уже давно. Но Полю хотелось обмануть эту все больше нравившуюся ему девчонку.
  Ему было очень интересно, что у Лизетты под платьем: особенно интересовали его два бугорка, приподнимавшие ткань на ее груди. Когда он жил в деревне, они, и мальчишки и девчонки, всегда купались голышом и девчоночьи письки были ему не в диковику. Но груди у его тогдашних подружек были плоские.
   - Жарко, - произнесла Лиетта, обмахивая ноги подолом платья.
   - Можно искупаться, - нарочито равнодушно предложил Поль.
   - Но здесь весь берег открыт. Мне даже спрятаться от тебя негде.
   - А ты не прячься,- покраснев и почувствовав это, ответил Поль отвернувшись, - я не - волк, тебя не съем.
   - Бесстыдник!
   Наступило молчание.
  "Все, сейчас она обидится на меня и уйдет", - подумал мальчик, проклиная себя за неуместную дерзость.
   Но девчонка осталась.
   "А что, если..."
   Выждав момент, когда Лизетта отвернулась, он бросил в кусты палку и испуганно крикнул:
   - Волки!
   Услышавшая шум в кустах, девчонка в страхе прильнула к нему. Но Поль оттолкнул ее и, быстро начиная раздеваться, ответил:
   - Единственное, чего они боятся - это воды. Поэтому, если мы оставим на берегу нашу одежду, а сами уплывем подальше, они понюхают ее и решат, что мы - утонули!
   Лизетта лихорадочно скинула с себя башмачки, платье и осталась в одном чепчике. Сразу же, не дожидаясь, пока закончит раздеваться Поль, бросилась в воду. Мальчика поразила ее начинавшая уже по женски округляться белая попка.
   Зайдя в речку по пояс, Лизетта повернулась и тревожно окликнула его:
   - Ну что же ты медлишь, скорее!
   Поль бросил вороватый взгляд на ее острые грудки. Он быстро снял единственное, что еще оставалось на нем - штанишки, и тоже вошел в воду. Дети что было сил поплыли к противоположному берегу и затаились в ветвях накрывавших в этом месте воду ив. Лизетта прижалась к Полю. Он, словно успокаивая дрожавшую девочку, обнял ее за талию. И его тоже заколотила дрожь, но - отнюдь не от страха.
   - Где они? - испуганно вглядываясь в кусты на противоположном берегу, спросила Лизета.
   - Наверное, затаились и ждут.
   Девчонка в страхе тоже обняла его и прижалась еще теснее.
   Так, в обнимку, они стояли довольно долго.
   - Кажется, ушли, - произнесла Лизетта, высвобождаясь из объятий Поля.
   - А если - нет?
   Девочка вновь испуганно приникла к нему.
   - Но если это - волки, то почему они не трогают овец? - спросила она его и, все поняв, отшатнулась.
   - Проклятый врун! - опомнившись и прикрывая грудь руками, возмущенно воскликнула Лизетта.
   Поль, захохотав, ударил по воде ладошкой и окатил дочку мельника мириадами брызг. Она, рассвирепев, ответила ему тем же и подростки сцепились в яростной схватке. Вскоре Поль уже цепко держал Лизетту за руки. Она попробовала вырваться, но это ей не удалось и девочка, тяжело дыша, вскоре затихла. Вода в этом месте не доходила ей и до ключиц. Поль взгляда не мог оторвать от ее набухших коричневых сосков. Не в силах совладать с собой, мальчик дотронулся до одного из них и поразился, насколько он оказался мягок и вместе с тем упруг.
   - Что ты делаешь! - попробовала отшатнуться Лизетта.
   Вместо ответа Поль, продолжая удерживать девчонку одной рукой, другой обнял ее за талию, притянул к себе и повел ладонью по спине вниз, до упругой попки. И чем больше он узнавал ее тело, тем больше хотелось ему узнать еще. Лизетта дрожала в его руках, но не сопротивлялась. Вот уже его пальцы сначала несмело, а потом все энергичней стали "осваивать" округлости ее попки и местечко между ними. Неожиданно Поль нашел "то самое" отверстие, которое с рождения отличает девочек от мальчиков, и ощутил, как внизу его живота нарастает горячее напряжение.
   Лизетта вздрогнула и начала тихо стонать. И вдруг Поль содрогнулся всем телом, с наслаждением ощущая, как из него изливается что-то. Он отпустил девочку, со стыдом чувствуя, что совершил что-то плохое, но она неожиданно поцеловала его в губы и, хихикнув, отплыла в сторону.
   - Ты очень обиделась на меня? - набравшись смелости спросил он, когда догнал Лизетту.
   Они были друг против друга по пояс в воде. Дочка мельника больше не стеснялась его. Она стояла, уперев руки в бока.
   Ее острые небольшие груди дерзко торчали в разные стороны и как магнитом притягивали взгляд Поля.
   - Обманщик! - капризно воскликнула Лизетта.
   - Неужели ты не боишься волков? - ответил он вопросом на вопрос.
   - Очень боюсь.
   - Как же ты шла через лес?
   - Дурачок! Разве ты не догадался, что я не побоялась прийти к тебе потому, что ты мне - нравишься?
   - Нет.
   - Я... даже не обижусь, если ты... обнимешь меня еще раз. Только не здесь, а на берегу. Потому что я уже замерзла.
   Сказав это, Лизетта вновь чмокнула Поля в щеку и поплыла к берегу. Окрыленный ее неожиданным признанием и еще больше - заманчивым предложением, он устремился за ней.
   Лизетта выбралась на траву и остановилась, поджидая Поля. Едва он подошел, не в силах взгляда отвести от ее соблазнительной фигурки, как она попросила:
   - Согрей меня!
   Мальчик, стесняясь и своей, и девчоночьей наготы, несмело обнял ее. Лизетта с готовностью прижалась к нему всем телом. И вскоре он с удивлением ощутил, что она начинает исследовать его так же, как он ее - недавно в воде. Когда пальцы дочки мельника добрались до мальчишечьей письки, Поль осмелился сделать то же и ей. Лизетта застонала и, не выпуская его, потянула вниз. Она легла на спину, раскинула ноги. Поль оказался сверху. Девчонка сама помогла его торчащей письке найти свою дырочку. А дальше природа подсказала ему, что надо делать. Поль оказался столь хорош, что Лизетта, лишь раз вскрикнув от боли, потом кричала на весь лес уже от удовольствия.
   Вернувшись в деревню, дочка мельника не удержалась и по секрету похвасталась одной из своих новых подружек, чем она занималась с красивым пастушком на берегу речки, и как при этом ей было хорошо. Та "загорелась" и упросила Лизетту взять ее на следующий день с собой.
   Поль, завидев, что Лизетта идет не одна, а с Мюзеттой - вредной девчонкой из дома напротив, расстроился. Но когда Лизетта, а за ней и Мюзетта, подойдя, улыбнулись и поцеловали его в губы, а затем без стеснения скинули башмаки и платья, воспрял духом и, разумеется, не только им. Озорницы, смеясь, сами раздели его и повалили на землю. Поля хватило на обеих девчонок. Вначале они втроем кувыркались в траве, потом - в воде. На берегу первой вкусила от достоинства Поля Лизетта, в речке - Мюзетта. Затем, подкрепившись хлебом и овечьим сыром и отдохнув, они вновь занялись "этим" уже втроем. Причем Мюзетта не удержалась и проявила-таки свою вредность, доставив пальчиком своему соседу удовольствие, о существовании которого тот прежде и не догадывался.
   На следующий день Лизетта прийти не смогла, зато Мюзетта привела свою кузину Козетту. К концу лета Поль перепортил в деревне всех девчонок своего возраста.
   К шестнадцати годам юноша благодаря сплаву веселого нрава, ангельской красоты и удивительной неутомимости был уже предметом тайных мечтаний не только всех простолюдинок в округе, но даже девушек и дам из благородных семей.
   Тем летом пришла пора выходить замуж первой из "его" девчонок - Лизетте. Юная красотка ходила в слезах. Поль как мог успокаивал ее по нескольку раз на день: и на сеновале, и на берегу, и в воде, всеми известными ему способами, а умел он к тому времени уже немало, но едва они размыкали объятья, дева грустнела вновь. Причина слез была проста: перед свадьбой Лизетте предстояло провести ночь с бароном, который наутро должен был подтвердить родителям жениха, что их будущая невестка действительно была до этого девственницей. Иначе ее бы на виду у всей деревни раздели, обмазали дегтем, вываляли в перьях и отправили зарабатывать деньги для общественных нужд в придорожный кабак.
   - Поль, уж я-то знаю, как ты умеешь обманывать. Придумай что-нибудь! - молила его Лизетта.
   И Поль придумал.
   Барон де Киряк в молодости был очень падок до женских юбок, но с годами больше препочтения стал отдавать родному бургундскому. Однако от права первой ночи старый пьяница не отказывался еще ни разу.
   - Ты была в прошлом году на празднике винограда? - спросил Поль Лизетту.
   - Конечно. Там все были.
   - А с бароном плясала?
   - Как и все наши девчонки. Он тогда напился - просто умора! Но при чем тут это?
   - А при том!
   Минуло три дня. Утром накануне свадьбы барон, насытившись прелестями Лизетты, согнал красотку с постели, внимательно осмотрел простыню и возмущенно воскликнул:
   - Боже! Да ты, оказывается, вовсе не девственница!
   Дева смущенно потупила глазки:
   - Да, господин барон. Но я в этом если и виновата, то не больше, чем вы!
   - Не понимаю.
   - Еще бы вам понять, если вы в тот день, ну, я имею в виду прошлогодний праздник винограда, едва стояли на ногах.
   - Ты хочешь сказать...
   - Да. Господин барон. Своим правом в отношении меня вы воспользовались еще восемь месяцев назад...
   Когда ту же "песню" про прошлогодний праздник винограда барон услышал в постели от второй, третьей и четвертой невесты, он возомнил себя, как когда-то в молодости, великим любовником, и, будучи вдовцом, решил жениться вновь. А свадьбу приурочить к столь дорогому его сердцу осеннему празднику.
   В невесты он выбрал дочку соседа, графа де Падэдэ, скромную Сесилию. Дева была еще молода - ей едва исполнилось пятнадцать, и весьма недурна собой. К тому же к невесте прилагалось хорошее приданное - три стада свиней, две мельницы и придорожный кабак с доступными девками.
   Примерно к этому времени барону надоели жалобы крестьян, имевших дочерей, на проказы Поля. Чтобы остепенить распутника, барон решил его женить. Сам подобрал и невесту - смазливую девчонку из соседней деревни Веронику. Родители блюли ее девичью честь столь строго, что она оставалась единственной девственницей в округе. Барон и выбрал ее потому, что точно знал: год назад Вероники на празднике винограда не было, поскольку она тогда уезжала в гости к родственникам. И теперь де Киряк с вожделением ждал долгожданного бракосочетания.
   Свадьбы в Бургундии по традиции играли через две недели после праздника винограда: за этот срок как раз поспевало молодое вино.
   Прежде, чем сесть за праздничные столы в честь созревания янтарной ягоды , все сельские девушки, достигшие четырнадцатилетнего возраста, шли на баронский двор давить первые гроздья хмельных ягод. Посреди двора на каменное возвышение ставили широкую низкую бадью. Туда сваливали содержимое привезенных с виноградников корзин. Девы забирались в бадью и, взявшись за руки, своими очаровательными ножками начинали давить сочные ягоды.
   Вначале стеснительные крестьянки придерживали подолы юбок руками, потом, подкрепившись вином, смелели и подтыкали их к поясам, выставляя тем самым напоказ всем окружающим свои ножки. Постепенно, войдя в раж, они и вовсе избавлялись от неизбежно намокавших юбок и оставались лишь в блузках, едва прикрывавших бедра. Именно здесь Поль, пришедший поглазеть на свежую "поросль", и увидел очаровательную Сесилию - та упросила жениха позволить ей присоединиться к остальным девицам.
   Поскольку блузка Сесилии была не из грубой холстины, а из кружевного полупрозрачного шелка, почти не скрывавшего девичьи прелести, подвозившие корзины с виноградом сельские парни глазели только на нее. Не мог не обратить внимание на невесту своего сюзерена и Поль. Вероника парню тоже нравилась, но незнакомка ввиду своей недоступности волновала его куда больше.
   Поль вовсе не хотел идти под венец. Однако воле барона перечить было нельзя. И, поскольку обе свадьбы были назначены на один день, деревенский ловелас решил наставить барону рога. А оставшееся до свадьбы время использовал для того, чтобы увлечь невесту своего сюзерена. Уже через неделю сердце неопытной девы охватила страсть. И в тот момент, когда в спальню де Киряка вводили смущенную Веронику, Поль через окно проник в соседнюю комнату и сразу попал в объятья потерявшей голову благородной красотки.
   Наутро барон проснулся в постели своей молодой жены. Как он туда попал, вспомнить не смог, потому что накануне то и дело подкреплял свои силы родным бургундским. Но кровь на простыне доказала ему, что ночью он был на высоте.
   Через девять месяцев в селении крестили двух младенцев - сына Поля и дочку де Киряка. Каково же было изумление кюре, когда тот обнаружил на попках малышей одинаковые и уже давно знакомые ему родинки - точно такие, в форме крестика, были и на теле Поля, и на попках по крайней мере пары дюжин мальчишек и девчонок в округе. Разгневанный барон продал распутника на галеры, изменницу-жену заставил постричься в монахини, а плод измены отправил с глаз долой - к своему кузену на далекий Корнуэль. Тот, будучи человеком милосердным, не только принял ни в чем не повинную малывшку, но и удочерил ее...
   Красавчик был настолько был поражен сделанным открытием, что даже не отвернулся, чтобы дать возможность обнаженной троице без смущения прикрыть срамные места. Впрочем, девы уже так свыклись со своим положением, что приводили себя в порядок на глазах двух мужчин настолько спокойно, насколько можно было оставаться спокойными после случившегося. Поразмыслив, старый пират решил пока не открывать своей чудом обретенной дочери тайну ее происхождения. Когда Доминик привел себя в порядок, Семь-Раз-Красив отвел его в угол и они некоторое время о чем-то шептались.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  прочитать роман полностью можно по ссылке http://www.plati.com/asp/pay.asp?idd=2067033&lang=ru-RU
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"