Евгений Иванов. Ветер приходит внезапно

Красное, почти багровое, солнце медленно выползало из-за горизонта. Края кровавого диска плясали в утренних волнах горячего воздуха, почти ощутимым маревом поднимающихся к небу. Красная пыль пеленой повисла над городом, окрашивая безоблачное небо в бурый грязный цвет.

Маленький круглый иллюминатор-окно показывал застывшую панораму центра города, выхватывая из огромного комплекса муниципальных зданий лишь узкий кусок приземистой городской библиотеки и часть офисов водоснабжения и канализации, чьи крыши поднимались на пару метров над тротуаром. Легкая пыль ушедшей ночи налипла на толстое выпуклое стекло, привычной россыпью покрывая наружную поверхность окна. Частые царапины последних пяти лет заметно ухудшили видимость. Особенно вдаль, где высокие дюны, верхушки которых были видны даже отсюда, прятали под собой баки с водой для города. Одна наиболее длинная царапина, проходившая параллельно горизонту почти по середине, тянулась от края до края, деля ровный круг надвое. Пора приглашать стекольщиков.

Генри оторвался от искаженной кривизной стекла картины и спустился по ступеням на первый этаж своего дома. Привычка встречать новый день у него появилась давно, когда еще мальчиком он провожал отца на работу. Тот вставал рано, задолго до рассвета, и покидал дом при первых лучах нового дня. А сын вставал вместе с отцом, выпивая с ним чашку кофе под передачу новостей кабельного радио. После дверь с шипением закрывалась, и мальчик взлетал на второй этаж, прилипал к окну, взглядом провожая спину отца. И так каждый день.

С тех пор, как отец умер, провожать было некого, но невидимые внутренние часы продолжали поднимать его с постели и вести к исцарапанному песком стеклу. Генри не знал, на что он смотрит - для него круглое отверстие наружу в один день превратилось в статичную картину, которую кто-то повесил перед ступенями вниз. Здания всегда стояли на своих местах. Чистый бетон тротуара широкой полосой неизменно уходил в сторону, исчезая за углом. Вечно безоблачное фиолетовое небо низким куполом нависало над городом. Горящие даже днем иллюминаторы муниципалитета крохотными кружками жались к земле. Все недвижимо, все застыло. А движение можно было бы увидеть только ближе к восьми, когда немногие служащие города приходили на работу. Но в это время Генри уже покидал свой утренний пост у окна и сам уходил в свой офис на другой стороне небольшого островка жизни, который чудом выживал в середине беспощадной красной пустыни.

Пузатый чайник закипал на плите и, прошипев несколько секунд, выключил плиту. Генри не любил старый чайник. По его мнению, чайник должен подогревать воду самостоятельно, без участия газовой плиты и, закипев, выключаться, словно лампы, которые тухнут после ухода Генри из дома. Что-то неправильное было в чайнике, что мог управлять плитой, но не мог управлять каким-нибудь механизмом, встроенным в себя.

Все это Генри обдумывал, сидя на большой, наверное, самой большой, кухне одной из трех двухэтажек города. Он слыл богачом и, пожалуй, таковым и являлся. Он мог позволить себе жить в высоком доме и тратить довольно большие суммы на содержание и регулярный ремонт. А те, кто победнее, жили в плоских почти подвальных домах, вызывающих у Генри ассоциации с норами. Хотя он прекрасно понимал, почему люди вынуждены зарываться под землю. Из-за страшных сезонов ветров никто не рисковал строить высокие дома. Все старались как можно ниже вжаться в песок и спрятаться от ураганов под поверхностью, а Генри уже не помнил, когда в последний раз видел постройку нового дома. Город стоял издавна, построенный далекими предками. Древние, но все еще сильные, стены и крыши надежно защищали людей от песка и ветра, и никто не задумывался над строительством новых городских комплексов. Если что-то происходило в доме - протекала крыша или оседали несущие стены, люди переходили в соседние здания, благо пустующих домов вокруг хватало.

Допив кофе, Генри поставит чашку с густой черной вязью на дне в раковину. Он не стал мыть посуду и вытирать стол от хлебных крошек. Придет дворецкий и наведет порядок в доме - за это он, Генри, платит ему деньги. Схватив дипломат и в последний раз посмотрев в зеркало, он вышел из дому, слыша за собой сжатый воздух закрывающейся двери. Он прошел по тротуару, заглянул в окна муниципалитета и завернул за угол. Направился в сторону зияющего чернотой входа в подземку, огражденного проржавевшим решеточным забором.

Человек с дипломатом в руке не стал спускаться в систему подземного транспорта. Он продолжал идти по пустой улице, пропустив вход в подземку. Генри не посмотрел в недра прямоугольной дыры, обойдя ее стороной. Он давно вырос и перестал верить в несуществующих монстров, но всегда, когда он входил в тусклое пространство подземного города, он ощущал себя добычей хищника, заглатывающего его.

Прошел мимо почтового отделения. Поздоровался с хозяином кафе Оазис, остановился у автомата по продаже газет, купив утренний выпуск. Через два квартала, переходя через самую широкую улицу, повернул голову и нашел в небе крошечный зеркальный овал метеорологического дирижабля. Удерживаемый стальным тросом дирижабль содержал на себе все необходимое для наблюдения оборудование. Кроме того радар городского аэропорта находился именно на дирижабле - глупо строить башню всего на год, до первых ветров. Этот дирижабль двадцать лет назад стал символом жизни и цивилизации, когда взлетел над собравшейся внизу толпой. Генри тоже был тогда на запуске, и помнил как огромное яйцо, покрашенное в серебристый металлический цвет, взмыло ввысь. Это был действительно знаменательный день. Работающие на дирижабле аппараты предвещали бури за два с половиной часа. За это время все герметично запиралось, запечатывалось и закрывалось, и люди продолжали свою жизнь уже под землей. И сия жизнь тянулась долгих три месяца сезона ветров, когда никто не смел открыть дверь и выйти наружу, прячась за стенами домов.

Пройдя десять минут и оставив за спиной еще три квартала, Генри вышел на окраину города. Впереди простиралась знойная пустыня, горячим покрывалом песка уходя до самого горизонта, где-то там соединяясь с небом. Последнее здание, отделявшее песок от города, и являлось местом работы Генри. Завод по производству воздушных фильтров, своей продукцией обеспечивающий все города в радиусе ста миль, построенный дедом вместе с несколькими дельцами из столицы, а позже полностью выкупленный отцом. Номинально, Генри был и владельцем и директором, но на деле он доверял управляющему и не занимался прямым управлением, решая только немногие вопросы, дабы быть в курсе дел, что не мешало ему, однако, подолгу оставаться в офисе и совать свой нос во все вопросы, даже в те, в которых он ничего не понимал.

Воздух с шипением вырвался из труб, и дверь раздвинулась. Отряхнув пыль с пиджака, Генри Ворин окунулся в прохладный полумрак приемного кабинета. Одиноко стояли в углу стул со столом, с потолка с тихим гудением, двигая бумажными полосками, дул ветерок, проветривая помещение. Секретарша явится только через час - ей нечего делать ранним утром. Охранник тоже отсутствовал. Его уволили пять лет назад, когда решили что на заводе нечего охранять. И не от кого.

Лифт слегка тряхнуло при остановке на самом нижнем этаже, дверь открылась. Слушая доносившийся сквозь стены гул работающих станков, человек провел карточкой-ключом и открыл дверь. Кабинет ожидал хозяина в чистоте и с деревом в углу. Дерево, название которого Генри так и не удосужился узнать, источало легкий едва заметный запах, быстро уловимый после стерильного воздуха пустыни. Поверхность старого, как и завод, деревянного стола была пуста. Никаких важных вопросов, нуждающихся в рассмотрении, с утра не намечалось. Генри подошел к окну. Два вездехода ползли по пустыне прочь от города. Грузовики ездили к озеру за солью. В незапамятные времена озеро высохло, оставив после себя только толстый слой соли. Сверкающее на горизонте зеркальным блеском пятно виднелось даже отсюда, за десять миль. Оставив вездеходы ползти по песку, усевшись в удобном кресле, Генри достал утренний выпуск газеты и стал просматривать вчерашние новости.

Генри сложил газету, решив дочитать статью позже, и положил ее в ящик стола. Он улыбнулся. Не столько Майку, сколько новому рабочему дню. Генри не любил скуку, а дома он определенно скучал. Радио слушал только утром, по привычке, не очень вслушиваясь в вылетающие из динамика слова. Богатая домашняя библиотека помогала убить время, но не станешь же читать все свободное время. А проводить часы под землей в кинозалах или в ресторанах Генри не любил - бледные от недостачи солнечного света лица смущали его. И Генри скучал, и убегал от скуки, проводя как можно больше времени на работе.

- Не скажи. Я только что говорил с директором завода в Сизерленде. Он переоборудовал конвейер на выпуск вездеходов, по договору с правительством, и желает закупить пробную партию наших фильтров. Но об этом позже. Я задержался в кафе Оазис, где, как ты знаешь, всегда завтракаю. Так вот, я присмотрелся к людям и заметил одну интересную вещь. Скажи, сколько людей ты видел на поверхности по пути сюда?

- Четверо. Один возился с входной дверью дома, видимо что-то ремонтируя. Хозяин Оазиса. Питер Романов, астроном - ты его знаешь. И какой-то рабочий, идущий на работу. Я думаю, это потому, что в такое раннее время люди все еще сидят по домам. Завтракают, наводят порядок в доме, слушают утренние новости. А что?

- А то, что ты редко спускаешься вниз под землю. Подземные улицы, конечно, забитыми не назовешь, но все магазины открыты и половина столов в кафе заняты. Я сидел за чашкой кофе и подслушал разговор двух рабочих. Один собирается в отпуск и хочет посетить недорогой курорт в устье Реки. То ли Водная гладь, то ли Небесная гладь. А второй его отговаривал, говоря о чувстве беззащитности, которое возникает при отсутствии стен вокруг и при виде безграничного неба. Понимаешь, люди не хотят выходить наружу. Они вполне комфортно чувствуют себя под землей. Ты говорил, что тебя мучает клаустрофобия, а тут наоборот. Не знаю как это называется, но, думаю, скоро люди совсем перестанут подниматься наверх. Лет через пятьдесят ты, идя по улице, не встретишь никого. Мы словно черви, зарывающиеся в землю, Генри. Знаешь, я представил себя на каком-нибудь курорте, на балконе, выходящем на Реку, и тоже почувствовал себя неловко, будто меня раздели догола и поставили на городской площади. Что ты об этом думаешь?

Генри молчал. Он задумался над словами Майка и понял, что тот прав. В детстве бегая с мальчишками по городу, он видел людей, красящих дома, гуляющих по главной улице города; детей, запускающих воздушные шары. А теперь никто не смотрит на улетающий вверх белый шарик, никто не гуляет, никто не устраивает пикников в своем дворе и тем более не красит стены дома. Время небес уходит, а на смену ему приходит время потолков, нависающих над головой. Майк прав, люди уходят все глубже вниз, не желая поставлять бледную кожу солнцу.

- Боязнь отрытых пространств называется агорафобия. Я думаю, что в твоих словах что-то есть. Три месяца бурь загнали нас в норы, и теперь люди страдают этой самой агорафобией. Просто у нас нет другого выбора, Майк.

На этот вопрос Майк не ответил. Это был риторический вопрос. Он прекрасно знал, что в последнее время не выходил наружу. Последний восход, который он наблюдал, забылся за много лет. Он не помнил запаха дождя, проходящего в последний день сезона ветров. Безграничная пустыня расступалась под огромными каплями ливня, осыпающего землю несколько минут, и через четверть часа после дождя песок возвращал прежний вид, будто никакого дождя и не было. Но запах, запах дождя долго витал в воздухе. Запах свежести и влаги.

Майк дал себе слово, что в этом году обязательно выйдет под дождь. Пусть на пятнадцать минут, пусть весь последующий год будет ждать следующего сезона ветров, но непременно постоит под небом, ловя открытыми ладонями капли.

- Ладно, хватит о хорошем. Перейдем к делам. Я договорился с директором в Сизерленде, что послезавтра ты прилетишь к нему заключать сделку. С собой ты возьмешь несколько нужных ему фильтров - для тестов и проверок. Пусть делает с ними, что хочет. Хорошо? Билет на самолет я уже заказал, а фильтры приготовлю к завтрашнему вечеру.

Генри подумал о взлетающем в небо самолете. Рев винтов, огромная скорость, сильная тряска над Рекой - все это Генри пережил не раз. Он любил смотреть вниз на кривую линию Реки. Она словно змея тянулась с севера Обитаемых территорий, обходя горы и плато, вливалась в искусственное озеро и уходила дальше, не доходя до города восемь десятков миль, поворачивая на восток. Голубая прозрачная вода возле Сизерленда, плещущая о борта прогулочных лодок. Каждый раз отправляясь в командировку, он залетал в Сизерленд и брал на прокат лодку. Заплывал на середину, раздевался и окунался в прохладную воду. Ни один душ, ни даже ванна не сравнятся с омывающей тело водой.

Сейчас же, когда ему представился хороший шанс вновь искупаться в Реке, он не обрадовался. Почему-то ему не хотелось лететь сотню миль на встречу с заказчиком, и даже перспектива отдыха на пляже его не привлекала.

- Да ладно тебе. Развеешься немного. Слетаешь туда, обсудишь за один вечер все дела и три дня будешь наслаждаться заслуженным отдыхом. Авось познакомишься с какой-нибудь женщиной, не все же тебе в холостяках ходить. Высунешь наконец свой нос из дому. Так что ты летишь, и даже не думай оставаться.

Оба встали и вышли из кабинета. Направились в цеха. Под гул работающих станков прошлись по цехам, иногда останавливаясь поговорить с рабочими. Зашли в приемную к секретарше и там получили сообщения от клиентов, поставщиков и брокеров с биржи. Выпили чаю с пирогами. В общем, занялись обычными делами, и Генри так увлекся, что дочитать начатую статью смог только придя после работы домой.

Солнце поднималось над горизонтом. Генри сидел у иллюминатора, наблюдая за восходом. Сердце билось чуть быстрее в преддверии сегодняшнего полета, а возбужденное сознание подбрасывало картину плывущей по Реке лодки. Всю ночь Генри спал урывками, то засыпал и грезил, что слышит в ночной тишине гул винтов самолета, то просыпался, медленно возвращаясь в реальный мир. Красные глаза в овале зеркала служили прекрасным индикатором общего состояния Генри. Теперь, сидя перед окном, он ждал девяти часов, когда сядет в самолет и помчится на новую встречу с Рекой. И не понимал, как почти отказался от командировки, пытаясь свалить ее на Майка. Что-то на него тогда нашло.

Когда нижний край солнца отсоединился от земли, Генри оторвался от окна и спустился завтракать. Горячий, заваренный дворецким, кофе взбодрил тело и очистил от ночных сновидений разум, но красные прожилки в глазах, к сожалению, убрать не смог. Радио напевало какую-то старую песню, а после нее сообщило последние новости. Если бы не радио, можно было бы подумать, что дом заброшен и в нем никто не живет. Звенящая тишина действовала на нервы, рождая желание убраться подальше. Так Генри и поступил. Он решил не идти на завод, а пройтись по подземным улицам города и посмотреть на подвальную жизнь.

Для этого совсем не обязательно выходить из дому и спускаться через зияющий чернотой вход с улицы. Как и в любом доме города, в его доме был выход в подземную часть города прямо из шахты лифта. Взяв чемодан с вещами на три дня, Генри прошел в гостиную и нажал на кнопку вызова. Лифт тотчас открылся и, плавно без единого звука, спустил его в подземную часть дома. Затхлый запах говорил о том, что здесь давно не появлялись люди. Бесполезно освежать помещения дезодорантом - запах пустоты не возможно выветрить.

Не обращая внимания на запах, Генри прошел в прихожую, которая под землей находилась в противоположной части дома от той, что была наверху. Закрыв дверь на замок, он оказался перед узкой аллеей, ведущей к улице. Даже под землей его дом стоял немного в стороне и отличался размером и архитектурой - дед был весьма эксцентричным типом.

Выйдя на улицу, Генри огляделся. По бокам от земли до потолка росли дома. Здесь, семьдесят ярдов под землей, не видели необходимости ставить несущие колонны, которые поддерживали бы потолок. Слой земли над головой был достаточно прочен. Высокий, с десяток ярдов высотой, потолок не бугрился словно в пещере. Напротив, гладкие квадратные плиты усеяли как пол, так и верх улицы. Генри будто попал в зал, который не имел границ. Сейчас он чувствовал себя как должна чувствовать мышь в закрытом лабиринте. Везде громоздились стены домов, а улица прямым коридором уходила прочь.

Хозяин удивился, увидев Генри среди кротов, как он называл клиентов, посещающих кафе под землей, но быстро пришел в себя. Время было раннее и Генри сел на хорошее место глубоко внутри помещения, как можно дальше от входа и тесных стен, сближая обстановку с привычной обстановкой на поверхности. Он не хотел, чтобы по нему можно было понять, как он не любит подземелья. Чашка кофе предстала перед ним на столе вместе с тарелкой булок, и, не смотря на съеденный пятнадцать минут назад завтрак, Генри принялся за еду. Часы показали запас в полтора часа, значит можно не спешить. Генри и не спешил.

Генри поднял голову. Над ним, отделенная столом, стояла девушка. Миловидная молодая, с копной черных, как смоль, волос и такими же черными глазами, сильно выделяющимися на бледной коже. Высокая и худая.

Он не стал подниматься. Вежливость должна сохраняться, но Генри не любил когда его отрывали от собственных мыслей. Он остался сидеть, но девушку, похоже, это не смутило. Она протянула руку через стол и, не дожидаясь приглашения, села напротив.

Девушка мило улыбнулась. Она была далека от женского идеала Генри - слишком худа и бледна, но тем не менее, он не смог не ответь на улыбку. Потому что улыбки были редкими гостями на лицах людей, а откровенные улыбки и подавно.

- Нет, что вы. Вы просто страдаете от клаустрофобии, как многие здесь страдают от агорафобии. Вы не созданы для жизни под землей. Ничего страшного в этом нет. Меня, например, при выходе наружу мучают мысли, что сейчас подует ветер и сдует меня с места, и я улечу далеко-далеко, совсем как в старой сказке о волшебнике из страны Оз.

Генри удивился. Город, в основном, населяли рабочие его завода - люди простые и не очень образованные. Немногие из них могли читать, а уж обсуждать фобии и подавно. Где молодая мисс Редфорд нахваталась этих словечек неизвестно, но она одним махом заткнула за пояс Майка, не знающего термина, определяющего боязнь открытых пространств. Кроме того, вряд ли тот читал о волшебнике из страны Оз. Эта мысль рассмешила Генри, и он не удержался от сдержанного смеха, чем вызвал изумление своей собеседницы, и от того рассмеялся еще сильней.

- Простите, мисс Редфорд. Я смеюсь не над вами, а над одним моим другом. Прошу простить меня, если я вас задел своим смехом. Скажите, и вам никогда не хотелось жить на поверхности, а не заваливаться слоем земли, словно крот?

Неожиданно, в голову Генри пришла сумасшедшая мысль. Взять девушку с собой в Сизерленд и показать ей Реку, которую она, наверняка, видела только на картинках. Покатать ее на лодках и научить плавать. Иначе, подумал он, она никогда не сможет увидеть прекрасную картину текущей в русле воды.

- Знаете, мисс. Я сегодня улетаю на три дня по делам в другой город. Не хотите ли слетать со мной? Вы увидите другие места, других людей. Возможно, больше такой возможности у вас не будет. Если вы постараетесь, то сможете успеть. У меня еще есть более часа до самолета, успеете собраться.

Девушка посмотрела на него с подозрением. Ну да, есть чему удивляться. Они разговаривают впервые, она совсем его не знает. А он предлагает отправиться с ним черт знает куда на три дня. Нет. Она вряд ли согласится.

Она задумалась, а Генри налил себе еще кофе. Он волновался, хотя не понимал от чего. Предстоящий полет и неожиданное знакомство отзывались приятным ощущением необычного, нового, сменой серой привычной жизни на, пусть небольшое, но приключение.

- А знаете, - девушка улыбнулась озорной улыбкой, словно она делала что-то запрещенное, - я согласна. Только сразу предупреждаю - на самолетах я не летала. А собираюсь я быстро, так что дождитесь меня, мистер Ворин. Даже не думайте надо мной шутить.

Она вскочила и исчезла в дверях кафе. Генри подошел к телефону и позвонил в свой офис. Ответила секретарша, хотела что-то сказать, но упредила настроение и спешку босса и передала трубку Майку. Тот ответил так же бодро, как и всегда.

Генри специально не упоминал, что попутчиком является женщина. Не хотелось слушать плоские шутки по этому поводу. У Майка было своеобразное чувство юмора, которое Генри не очень любил, но терпел по причине долгой, с детства, дружбой. И эту дружбу ценил, однако темами для смеха откармливать Майка не хотел.

Генри вернулся на прежнее место и стал ждать. Девушка не очень удивила его, придя за десять минут до отлета. Удивительно было, что она вообще пришла. Она сменила одежду на более подходящую для путешествия - брюки, блузку и свитер, завязанный на поясе. В руке держала широкий маленький чемодан, больше похожий на сундучок. Волосы затянула конским хвостом, еще более уменьшая свои реальные годы. Теперь она выглядела на семнадцать, хотя Генри считал что ей, где-то двадцать-двадцать один год. Улыбалась она той же озорной улыбкой, с которой убежала час назад.

Когда они пришли на аэродром, выйдя наружу на самом краю города, самолет уже ждал их, завывая двумя винтами. Второй пилот, проверяющий наличие пассажиров и груза, выбежал им навстречу и принял два чемодана в свои руки.

- Прошу прощения, что заставил вас ждать, Говард! Просто, я неожиданно нашел себе попутчицу и дожидался ее! У меня к вам просьба, Говард! Не надо закладывать виражи, как вы всегда это делаете - девушка впервые летит на самолете!

Все трое влезли в недра самолета. Последним влез пилот, закрыв за собой дверь. Генри усадил девушку возле окна, что бы та смотрела на проплывающие под ними земли. Он помнил свой первый полет и яркое восхищение уходящей из под ног землей. Пилот проверил надежность ремней безопасности и, по извечной традиции, пожелал безветренной погоды. Двигатели набрали обороты, и самолет толчками, будто неуверенно, двинулся с места. Выкатил на взлетную полосу, застыв, подрагивая, словно зверь перед прыжком, и резво покатил по бетону, набирая скорость. В какой-то момент земля дрогнула и изогнулась - самолет набирал высоту. Лилия Редфорд прилипла к иллюминатору, широко распахнув глаза. Подобное зрелище ей не доводилось видеть прежде. Она что-то говорила, но в шуме моторов Генри не мог услышать ее слова.

Тяжесть придавила его к креслу, и Генри расслабился. Не первый полет и, наверняка, не последний. Генри радовался. Лежал в кресле, улыбаясь, а самолет быстро набирал высоту, оставляя позади неровные, едва видимые, крыши города. В сердце вкралось чувство, будто Генри родился заново, будто девять месяцев тесной утробы сменились новым миром, полным яркого света.

Он решил последовать примеру Лилии и посмотреть на удаляющийся город. Нагнувшись к иллюминатору, он приблизился к девушке почти вплотную, но та этого не заметила, как, впрочем, и сам Генри. Дома города удалось узнать только по отбрасываемым стенами узким теням. Неровные ряды прямоугольных крыш выстроились в неправильную окружность, казавшуюся такой маленькой с высоты полета. Две черные точки, расположившиеся немного в стороне, замерли. Вездеходы двигались обратно в город, но отсюда их движение не замечалось. А дальше, вокруг скученных домов, от горизонта до горизонта простирались красные пески пустыни. Баки водохранилища Генри даже не надеялся найти - их давно замело песком.

То же, - подумал Генри, - что случится и с городом. Пока еще улицы подметаются и очищаются, но скоро песок войдет в город. Люди полностью уйдут вниз, разрешив пустыне хозяйствовать на поверхности. И только еженедельные вылазки на аэродром будут напоминать нам, что эти дюны рядом и есть прежние дома. Мы уподобимся кротам, не видящих солнца. Мы будем рыть туннели, и я не удивлюсь, если где-то между двумя городами уже ездит подземный транспорт.

Он отвел взгляд на запад в поисках последнего ориентира. Сзади за крылом остался дирижабль. Для того, что бы увидеть его нужно вжаться в стекло и вывернуть голову. Попросив у девушки прощения, он так и сделал.

...Сила ветра достигла восьми балов по шкале Голдмена. От урагана пострадали как большие города, такие как Сизерленд, Стормтаун, Додж-сити, так и маленькие. Невосполнимый урон понесли фермы, расположившиеся на побережье Реки. Речные и воздушные суда, находившиеся в рейсе, потерпели крушение. Данные о разрушениях продолжают поступать со всех концов света. Количество погибших превысило десять тысяч.

Потеряна связь с Бейби-тауном, с поселениями Желтой долины и с форпостом Новый запад. Именно Новый запад стал надеждой на открытие западных земель, лежащих за Божьими горами. Финансировать новую экспедицию взялся железный магнат - Роман Толкунов...

...до сезона ветров оставалось целых четыре месяца. Ученые не назвали причину неожиданной волны ветра прошедшей по нашим землям. Сейчас все метеорологические лаборатории собирают данные и любую информацию, которая поможет с уверенностью сказать, что послужило причиной катастрофы. В будущем, надеемся, мы научимся прогнозировать подобные атмосферные аномалии.

...Это очередной удар по цивилизации. И тут только два пути: либо планета уничтожит нас окончательно, либо мы приспособимся. Если понадобится мы уйдем глубже. Покинем фермы у Реки, создадим сеть подземных коммуникаций, оставив воздушные и речные пути. Я верю, что мы выживем...

Оставить комментарий © Copyright Евгений Иванов (tamplier77@yahoo.com) Размещен: 08/07/2001, изменен: 17/02/2009. 32k. Статистика. Рассказ: Фантастика		Ваша оценка:

Евгений Иванов : другие произведения.

Ветер приходит внезапно