Затерянный мир
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЗАТЕРЯННЫЙ МИР
Когда вы отбросите невероятное,
оставшееся, каким бы невероятным
не казалось, является правдой.
Вообще-то настоящее предисловие к этой книге уже существует. Оно с трудом уместилось в нескольких толстых томов - и видит Бог, он приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы оно не стало еще длиннее.
Все события, о которых пойдет речь в этой книге, действительно имели место, но только в его жизни, а не в вашей. Это нормально, поскольку он уже давно по самые уши увяз в топком болоте чудес - так глубоко и безнадежно, что его уже нет рядом с вами. Более того, у него уже почти не осталось оснований надеяться, что он вообще есть хоть где-то. Строго говоря, его никогда не было. Но когда очередная волна неизвестно чьих воспоминаний грозит ему если не безумием, то противной тупой болью в затылке, он превращает их в белые буквы на черном экране компьютера.
Воспоминания навсегда оставляют его в покое, поскольку с этого момента они принадлежат не ему, а так - всем понемножку.
Что касается послесловия - хотелось бы верить, что его никогда не будет. А самое лучшее послесловие, о котором можно только мечтать - это многоточие, но не отпечатанное типографским способом на бумаге, а длинная череда незаметных дырочек, образовавшихся на тонкой ткани реальности после того, как еще кто-то ускользнул не прощаясь.
Хочется еще добавить, что все, что происходит на земле, является сплошной фантазией, из которой складываются легенды, мифы, особенно сказки, которыми зачитывается все народонаселение нашей планеты, так как они - вещь очень важная.
Люди думают, что сказки создаются ими, но на самом деле все наоборот.
Сказки существуют совершенно независимо от своих героев. Если вам это известно, то такое знание - сила.
Сказки, эти длиннющие колышущиеся ленты, обретающие форму времени и пространства, порхая, носились туда и обратно по вселенной с самого начала времени. При этом они постепенно эволюционировали. Слабейшие вымерли, а сильнейшие выжили и со временем растолстели - ведь люди пересказывали их раз за разом.
Хотя логика и рассудок утверждают, что сказки являются плодами вымысла, но в то же время существование их накладывает смутный, но довольно устойчивый отпечаток на хаос, который представляет собой вселенская история. Сказки протачивают в ней ложбинки, довольно глубокие и позволяющие людям следовать вдоль них. Точно так же вода протачивает себе русло в горном склоне. И каждый раз, когда руслом сказки проходят новые действующие лица и герои, оно становится все глубже.
Это называется теорией повествовательной причинности и означает, что сказка, стоит ей начаться, приобретает форму. Она моментально впитывает вибрации всех своих предшествующих изложений, которые когда-либо имели место.
Вот почему истории все время повторяются.
Сотни героев похищали у богов огонь, сотня волков пожирала бабушку, сотня принцесс удостаивалась поцелуя.
В наше время этого просто быть не может.
Сказкам совершенно безразлично, кто их действующие лица. Важно лишь то, чтобы сказку рассказывали, чтобы сказка повторялась. И это можно представить следующим образом: сказки - некая паразитическая форма жизни, играющая судьбами и калечащая людские жизни исключительно в целях собственной выгоды.
И только личности особого склада способны сопротивляться сказкам. Такие люди становятся творцами истории.
Существуют места, где сегодня, или год назад, миг и вечность сливаются воедино. Время там не застыло и не умерло - оно подчиняется иным законам, которые, может, и кажутся кому-то противоестественными, но на деле ничуть не хуже тех, к которым привыкли живущие в других местах.
И где все это произошло?
В одном из тех миров, или затерянных стран, в которых живут люди.
Вот теперь кажется все. Итак...
Сегодня получил письмо от Романова. Сергей Юрьевич писал, что Софья совсем оправилась от болезни и скоро выходит замуж. Он приглашал его на свадьбу.
Вот этого Мартов совсем не ожидал. Он вспоминал, как она рыдала, когда умер ее жених Верещагин. Ему сделалось гадко и смешно. "И что за жалкая тварь эта девица, - подумал он. - Тряпка: командовала ею Лариса, и она шла за ней, как сука за хозяйкой, хотя боялась ее и не любила. Потом она влюбилась в Верещагина, и ею стала командовать ее любовь. Она взбунтовалась против Ларисы и едва сама не умерла, когда та отправила бедного Алексея на тот свет. На месте Верещагина, он стал бы сниться Софье каждую ночь. Он вспомнил, как и в гробу, Алексей лежал нахмуренный и строгий.
О Ларисе Романов не написал ни слова. Значит, пропала она без вести. Ему стало жаль ее. Он желал встречи с Ларисой, чтобы рассказать ей о том, что с ним произошло. Она должна была ему ответить на все волнующие его вопросы, и пролить свет на самые темные углы его жизни.
Мартов решил поехать к Романову на свадьбу и постараться найти Ларису, но, прежде всего он решил сходить на кладбище и навестить могилу Верещагина. Она звала его.
В последнее время Валерий стал плохо спать. Что-то душило его за горло, подкатывалось истерическим клубком к сердцу. И в эту ночь Валерий лежал на кровати и ощущал тяжелую усталость. Стояла мертвая тишина, только были слышны удары его сердца и прерывистое дыхание. Глаза его были закрыты, и он смутно осознал, что уплывает в полную темноту, где его поджидает нечто, внушающее ужас.
Место, в котором он очутился во сне, было ему незнакомо. Стояла абсолютная, ломящая уши тишина, и он подумал, что один. Темнота очень медленно стала таять, пока не превратилась в тусклый свет. Он увидел, как к нему медленно приближается призрачная фигура. Бесформенная и ужасная. Она подходила все ближе и ближе. Одна рука ее взметнулась вверх и потянулась к нему. Он закрыл лицо руками, но не мог отступить назад, не мог найти в себе силы, чтобы шевельнуться. Рука стала пробиваться сквозь пыль к нему, а за ней показались очертания головы без лица.
Он закричал и открыл глаза. Капли пота, выступившие на его щеках, и на лбу стали испаряться. Он сел в постели и моргнул, пытаясь понять, где находиться. В незнакомом месте? Нет. В своей комнате. То, другое место, где он находился, померкло и исчезло. Он немного посидел, стараясь восстановить спокойствие. "Господи, ну и кошмар приснился", - подумал он. Сейчас сон таял, спутанный и невнятный, оставляя, впрочем, свою странную, недобрую суть, как змея оставляет сброшенную кожу. Он понимал, что увидел что-то ужасное, хотя не мог распознать.
- Это безумие, - прошептал он. - Одно из двух: либо все начинается заново, и он сходит с ума, либо он, наконец, действительно, охвачен тем необыкновенным миром сверхчувственного, доступа в который скептически, но страстно искал он всю свою жизнь. И потому, что не находил его, думал, что его нет вовсе. Первое, конечно, правдоподобно, но с другой стороны...
В свое время он знакомился со средневековой демонологией и провел немало времени в Париже и Риме. В Ватикане он изучал пергаментные фолианты, прикованные к полкам железными цепями. Старинные суеверы воображали, что если на эти книги не надеть кандалов, то черти непременно унесут их, чтобы лишить людей возможности изучать формулы и знаки, посредством которых Соломон, Альберт Великий, Корнелий Агрипина покоряли себе нечистую силу. Средство довольно благоразумное - если не против чертей, то против людей. Он не знал, сильно ли опасаются черти кабалистических сочинений, но между людей всегда найдется множество охотников стащить книгу, указывающую им дорогу к дьяволу.
Он снова закрыл глаза и тотчас же заснул.
Когда Мартов проснулся, в комнате сияло солнце. Ночной страх прошел, и он решил поехать на кладбище.
Мартов молча стоял рядом с могилой Верещагина, вспоминая его нелепую смерть. Случайно познакомившись с ним на Кипре, он стал невольным свидетелем его любви к Софье, и его страшной смерти. Он перевез тело Верещагина в Москву и похоронил на этом кладбище. Валерий тяжело вздохнул, и в этот момент он почувствовал на себе чей-то внимательный изучающий взгляд, и услышал скрипящий старческий голос:
- Да, молодой человек, я чувствую, что у вас скверно на душе.
Невольно вздрогнув, Мартов развернулся и увидел старуху, опирающую на клюку.
- Возможно, - уклончиво ответил он. У него появилось чувство, что эти слова, произнесенные старухой, полны подтекста, и они встретились с определенной целью.
- Что же, вам лучше знать, - заявила старуха, - но мне это кажется, а я редко ошибаюсь.
- Что вы этим хотите сказать? - спросил Мартов.
- Я вижу по глазам, что вы много страдали, а глаза - зеркало души. Скоро вам предстоит дальняя дорога, - она смотрела на него, и ее взгляд источал нечто демоническое.
- Откуда вы знаете? - Валерий вздрогнул, услышав ее слова.
- И ветер возник из бесконечности, - зашептала она, боясь, что кто-то услышит ее. - Ударом молота судьбы ворвался он в мир, раскаляя горнило, в котором выковывались война и смерть. Он зародился в сердце забытой земли, появившись в призрачном месте между тем, что есть, и тем, что жаждет быть. Разъяренный, он нес с собой древнее зло, вызывая в памяти давно забытые пророчества. Ты попадешь туда, где тебя будут ожидать неприятные встречи. Существуют места, где сегодня, или год назад, миг и вечность сливаются воедино. Время там не застыло и не умерло - оно подчиняется иным законам, которые, может, и кажутся кому-то противоестественными, но на самом деле ничуть не хуже тех, к которым привыкли живущие в тех местах
Он слышал голос сквозь поток мыслей, сквозь хаос эмоций. Он шептал ему странные, знакомые и незнакомые слова.
- И где все это происходит? - заинтересованно спросил Мартов.
- В одном из тех миров, в которых живут люди, и где вы скоро окажетесь. Больше я вам ничего сказать не могу, так как тот мир я не вижу. Ты найдешь ее, и она укажет тебе дорогу туда. Старуха повернулась и ушла.
Мартов еще долго стоял, не понимая значение ее слов: найдешь ее. Кого? Его заполнило непонятное томящее душу чувство. Он почувствовал себя мельчайшей частицей некоей вечной и могущественной стихии, неизъяснимая мощь которой пронизывала его, дарила жизнь всему существу. И до него, наконец, дошло, что старуха говорила о том таинственном мире, который он искал всю свою жизнь, и кто-то должен будет помочь ему до него добраться.
Романов встречал его в аэропорту.
- Я очень рад твоему приезду, - обнимая Мартова, произнес Сергей Юрьевич. - Поедем ко мне, Софья будет рада.
Как не хотелось Мартову ехать к Романову, ему пришлось с этим согласиться.
- Хорошо, - сказал он, но не надолго, мне еще хотелось бы устроиться в отеле.
- Да живи у меня, - сказал Романов, - места всем хватит.
- Нет, - твердым голосом произнес Мартов. - У Софии жених, а я ей своим присутствием буду напоминать о Верещагине.
- Вообще - то, ты, наверное, и прав, - грустным голосом сказал Романов. - Хороший человек был Верещагин, мне искренне жаль, что он умер. Давай помянем его.
Они выпили, и Мартов спросил у Романова:
- Не появлялась ли Лариса?
- Честно говоря, я ее не видел, но иногда до меня доносятся с моря ее песни. Мне кажется, что она вновь живет в своей хижине. Не поленись, Валерий, поезжай к ней и узнай, может, ей нужна какая помощь. Я знаю, что между вами всегда были дружеские отношения, и она будет рада твоему приезду.
- Вы никогда мне не рассказывали, как Лариса оказалась в вашем доме?
- Романов засопел:
- Лариса - моя двоюродная племянница.
- Вот как! Я и не знал.
- Было время, когда наша фамилия была двойной: Романов-Дубович, хотя я к ним принадлежу по женской линии. А Лариса - чистая Дубовичка. У меня есть тетрадка, где все записано о происхождении этого рода. Было время, когда Лариса импровизировала, а Софья имела терпение записать эту легенду. И она дословно верила всему, что говорится в ней. Вот послушайте. Романов достал из стола тетрадь и стал читать:
Жил когда-то граф в своем замке, на крутом обрыве каменной скалы. Под обрывом спало озеро, тихое и прозрачное, точно голубой глазок. Рыбаки с озера привозили рыбу к графскому столу и попадали в замок только по подъемной лестнице, которую спускали слуги, так как, иначе, им пришлось бы потратить несколько дней, пробираясь окольным путем по дремучему лесу. Так уединенно поселился граф, отрезав себя лесом и озером от враждебных соседей.
В этом лесу росли многие сотни матерых и кудрявых дубов, но всех краше был старый дуб, возвышавшийся на поляне перед воротами замка. Разлапистый, толстый и дуплистый, он стоял под зеленым шатром своим, словно вождь всего леса. Крепостные графа думали, что в старом дереве живет тайная благодетельная сила. Они вешали на ветки дуба венки и полотенца - в жертву родителям. Потому, что в те времена, еще верили, будто души предков летают по лесу, отдыхают на сучьях деревьев и любят, когда внуки приносят им дары и поклон от живых.
Граф был суровый дикарь-охотник, но христианин. Он жестоко и беспощадно истреблял остатки и памятники старинных суеверий: разметывал жертвенники, отнимал амулеты, рубил и жег священные деревья, казнил волхвов и знахарок. Но на свой старый дуб косился, а трогать его не смел, потому что тот значился в гербовом щите графа, и ему было совестно посягать на ветхое дерево, словно на родного.
Никто из жителей замка не любил тень старого дуба больше, чем графская дочь - восемнадцатилетняя красавица, белая, как молоко, румяная, как заря. Ее черные косы падали до пят, а васильки, когда она рвала их себе на венок, улыбались ее глазам, как родным братьям.
Графская дочь была весела и кротка. Она никого не любила и покорно ждала, когда отец прикажет ей идти замуж за жениха, с которым ее помолвили заочно, и которого она никогда не видела, хотя и носила на мизинце золотое обручальное кольцо. Оно было ей тесно, и поэтому она часто снимала его с руки - и в конце концов его потеряла.
Графские слуги искали его несколько дней, но так и не нашли. Потеря кольца была тем неприятна, что вскоре пришло известие от жениха, что он возвращается, чтобы поскорее жениться и вернуться обратно на войну с сарацинами Он был храбрый и знаменитый рыцарь, и уже несколько лет воевал на Святой Земле. Во время войны он потерял левое ухо и правый глаз, что, впрочем, в то время считалось очень к лицу мужчине.
Все свободное время графская дочь раздумывала, какова будет ее замужняя жизнь за человеком, у которого очень много славы и денег, но только один глаз и одно ухо. Ее смущало также малоутешительное намерение жениха оставить ее соломенной вдовой на другой день после свадьбы.
Однажды, в таких грустных мыслях, она оглядела родной замок, лес, озеро, любимый старый дуб, и ей стало, так жаль, своей девичьей свободы, так досадно на будущее рабство, что слезы росой выступили на ее васильковых глазах.
- Будь моя воля, - воскликнула она, - никогда бы не рассталась с тобой, мой милый старый дуб.
Ветер ходил в листве старого дуба, и она величаво шатаясь, прошептала:
- Так и оставайся с нами!
Белые цветочки на тоненьких ножках, топорщившие свои головки-звездочки из мохнатого дерна, поцеловали красные башмачки графини и зазвенели:
- Оставайся с нами!
Из леса выскочил заяц, и, поднявшись на задние лапки, подмигивал:
- Оставайся графиня с нами!
"Кажется, я задремала", - подумала она, качаясь, потому что ветер баюкал ее, как в колыбели. И вот ей стало сладко, сладко... И в дремотной истоме ей чудилось, будто старый дуб наклоняет к ней свою шумную голову, тянется к ней узловатыми ветвями, и на одном из них, самом крошечном, блестит ее потерянное кольцо.
Графская дочь хотела его схватить, но ветви обняли ее крепко. И это были уже не ветви, а руки - бурые в зеленых рукавах, и кольцо заблестело на мизинце. Величавый старик в венке из дубовых листьев и желудей, с серебряной бородой по колена, склонился и поцеловал ее в алые уста. И ей показалось, будто она медленно-медленно погружается в недра земли.
- Кто ты?
И она услышала ответ, подобный шелесту листьев:
- Я тот, с кем ты решилась никогда не расставаться. Я дух, оживляющий твой любимый дуб, а ты моя жена. Четыреста лет прожил я одиноким, но, когда ты стала приходить ко мне со своими девичьими мечтами, я так же полюбил тебя, как ты полюбила меня. И вот я обручился с тобой и взял тебя в жены.
Где мы?
- Под моими корнями.
Граф, вернувшись с охоты, искал дочку так же долго и напрасно, как раньше пропавшее кольцо. Сначала он думал, что она просто сбежала, потом ему в голову взбрело, что ее похитили недруги-соседи. Он стал ходить на них войной и всех убивать, пока не нашел свою смерть. Узнав, что граф погиб, жених графской дочери приехал и стал жить в замке.
А она, довольная и спокойная, покоилась на ложе из мха и прошлогодних листьев, оцепенелая в долгом сне любви. Потому что в это время трещали морозы, а зимой деревья, вместе с духами спят, как сурки и медведи.
Пришла весна, и с первым криком грачей стал оживать старый дуб, медленно-медленно просыпался он. Отшумели снежные ручьи, сошли подснежники, соловей защелкал в листьях березы, и старый дуб развернул первый новый лист. И в тот же миг оцепенелый дух приподнялся на своей подземной постели - и радостными помолодевшими глазами,
переглянулся с проснувшейся женой.
В синие майские ночи графская дочь поднималась на поверхность земли и, как русалка качалась на ветвях своего дуба. Она чуяла, как листья наливаются соками, как корни, подобно насосам, тянут влагу из земли, как медленно всасывается она в старые жесткие поры ствола и сучьев. Черемуха, рябина и дикая яблоня дышали навстречу ее радостному, свободному дыханию. Соловей на березе свистел, урчал и злился, что, как не стареется, не может перепеть соседа в ближайшем ореховом кусте. Бывало иной раз так тихо, что она слышала плеск весел внизу на озере, и с дальнего берега тягучие песни рыбаков, чьи костры дрожали двойными красными звездочками - в ночи, и в озере. Все шумело и пело о новой жизни, и новой жизни улыбались сверху помолодевшие звезды. Белая женщина в ветвях дуба слушала, смотрела, обоняла, и ей было хорошо. Она чувствовала себя одной душой с весенней природой, потому что и внутри себя она чувствовала трепет нарождающейся новой жизни.
Два всадника скакали по лесной тропе. Один был новый хозяин замка, а другой - угрюмый монах. Он презрительно смотрел на расцветшую природу. Ее радость казалась ему грехом и соблазном. Он не понимал хвалу богу в цветении трав, в пении птиц, в солнечном луче, в голубой синеве неба - он умел славить его только сталью, красною от крови еретиков, и смрадом костров, на которых жарились живые язычники. Его взгляд скользнул по кудрявой шапке старого дуба и омрачился.
- Вот еще один из кумиров невежества, - сказал он. - Господи! Давно пора положить конец суеверному почтению, какое оказывают этому языческому дереву твои поданные, оскорбляя тем самым церковь и добрые нравы. Подари мне этот дуб - я его уничтожу.
- Возьми, - сказал рыцарь, - граф дорожил этим дубом, потому что он значился у него на гербовом щите. Но у меня нет дуба на гербе, поэтому он мне не нужен. И выхватив меч, он срубил большой сук дерева.
В тот же вечер муж явился к графине без кисти на обрубленной левой руке и сказал:
- Судьба велит нам расстаться. Мы - духи лесов - живем, пока живут наши деревья. Деревья живут, пока мы живем. Сегодня меня тяжело ранил твой бывший жених, а завтра меня вовсе срубят, распилят и сожгут. Я умру, но ты не должна погибнуть. Рано утром оставь меня и иди в лес навстречу солнцу. Ничего не бойся, а я буду смотреть на тебя через деревья, потому что я выше всего леса. Но когда ты оглянешься, и не увидишь меня, значит, меня уже не будет на свете. На опушке леса ты найдешь домик лесничего и скажешь ему, что умер старый дуб и завещает ему хранить его жену и своего ребенка.
Напрасно графиня плакала, умоляла его, чтобы он позволил ей остаться и разделить его судьбу. Утром, он указал ей звериную тропу, по которой ей надо будет идти. Она шла, и все время оборачивалась, чтобы видеть могучий лиственный купол старого дуба. Видела его в розовых заревых красках, в золотом блеске солнца. Старый дуб стоял неподвижный. Потом, он как-то скривился набок, и она услышала, как дубрава глухо ахнула в ответ падению векового богатыря.
Лесничий подобрал в лесу бесчувственную женщину, и с удивлением узнал в ней без вести пропавшую графскую дочь. В его домике она родила мальчика, а сама умерла. На груди ребенка было странное родимое пятно - в виде дубовой ветви с гроздью желудей. По этому знаку, и по предсмертным признаниям его матери, мальчика прозвали Иван Дубович. Это и был первый из этого рода.
- Вот Валерий, и легенда, - сказал Романов, откладывая тетрадь в сторону. А Лариса - чистая, родовитая Дубовичка. Помню, когда ее купали в детстве, я видел на левой лопатке три листа и желудь бледно-бронзового цвета.
Все женщины этого рода были красивыми женщинами, но не любили мужчин. И некоторые оставались старыми девами, некрещеными, хотя соблюдали для видимости церковные обряды, но держались в тайне особой темной веры, которую привезла с далекой родины родоначальница, жена Дубовича. И эта темная вера передается по женской линии из поколения в поколение. Легенд и сказок вокруг рода Дубовичей наплетено множество. И Лариса - с ее ненавистью к мужчинам и замужеству, тоже поддерживает эту фамильную традицию.
Да, - сказал Мартов, - человек, - он, казалось, мысленно взвешивал слова, - человек и впрямь одарен, величайшей способностью вытеснять из своего сознания неприятные для него факты и мысли. Он умеет отстранять мысли, неприятные или нелестные для себя. Но что, однако, творится в глубине его подсознания? Не гнездится ли там подавленная тревога? Разве большинство людей в глубине души не обеспокоены?
Дайте человеку достаточно времени, причем ему не нужен столь долгий срок, как животному, ибо человек приспосабливается умственно, а не органически. И он приспособится к наиболее невероятной перемене условий. Но какое-то время ему все-таки нужно, ибо жизнь теперь идет так быстро, что даже грандиозная приспособляемость человека оказывается недостаточной. Знания и могущество человека растут быстрее, чем его житейская мудрость.
- В этом, - сказал Романов, - я полностью с тобой согласен. Верещагин тому пример.
- В прошлом, - продолжал Мартов, - пробуждающемуся человеческому разуму открылась истина о неизбежной смерти, человечество могло выпестовать мечту о бессмертии. Всякая жертва и унижение, которые человек должен был вынести по мере развития общества - ибо вся история ограничений - принесли ему какое-то утешение и какую-то духовную компенсацию.
В условиях достаточно стабильных, все живые существа должны из поколения в поколение становиться счастливее. Однако в наши дни перемены уже не происходят с прежней плавностью и постепенностью. Мы живем в такой напряженной обстановке, какой доселе не жил. Человек на протяжении последних тысячелетий все более решительно и все, более насильственно, изменяет условия своей жизни и выбивает из наезженной колеи не только самого себя, но при первой возможности и прочих уцелевших млекопитающих. Одному Богу известно, чего только человек не сумел выбить из колеи за последние сто лет. Человек - это поистине биологическая катастрофа. Поэтому сегодня, на данном отрезке истории живой природы мы имеем дело с громадным числом существ, приспособленных к жизни. Не только среди людей, но и среди животных мы видим огромное пропорционально возрастающее число особей, чувства, пробуждения, инстинкты и, традиции которых находятся в полнейшей дисгармонии с действительностью. Мы сами губили все живое. Поэтому, ныне, все живое стонет и рождается в муках.
Наша сознательная жизнь является тончайшей из пленок, растянутых между атомами и звездами. Наши личности по природе вещей и по необходимости поверхностны и случайны. Даже святые заблуждаются и забывают. Эти поверхность и случайность представляются неизбежными.
Нам кажется, что в жизни индивидуума нет логического смысла так же, как его, пожалуй, нет и в жизни всей вселенной. Быть может, это попросту такая же иллюзия, как и понятие нашего "я". И, однако, существует какая-то реальность вне нас. Существует и идет вперед вопреки нашим взглядам и нашим ошибочным концепциям.
Эта высшая реальность скрыта от нас завесами и, может быть, по природе своей слишком разнородна и сложна, чтобы быть нам понятной, но, тем не менее, она существует и развивается.
Возможно, она переходит границы нашего понимания, но существует. И не только каким-то неуловимым образом увлекает нас с собой вперед, но мы являемся ее частицей. Наше существование не только случайность. По неведомым нам причинам мы обязаны существовать.
Я признаю, что это смахивает на мистицизм чистой воды. Хотя в этой тайне жизни скрывается до поры не одна только гибель. Мы совершаем ошибки, но способны их исправить. В каком-то смысле жизнь каждого человека прожита успешно. В этой же мере, что и бессмысленно. Подвести ее итог - значит просто решить, чего было больше, а это зависит от того, насколько упорно борется человек с судьбой. Мы не живем в состоянии непрестанного райского блаженства, но на поверхности жизни есть светлые проблески и много занятного, а в недрах ее есть правда и красота.
- Теперь я понимаю, почему ты не можешь сидеть на месте, - сказал Романов. - Тебя так и тянет открывать новые земли.
- Вы правы, Сергей Юрьевич, - сказал Мартов, - я должен найти ответы, на все поставленные перед собой вопросы. И я их найду.
Через пелену дождя Мартов разглядывал знакомую хижину. Волна мерно шлепала по берегу, и, шурша, убегала назад, сопровождаемая скрежетом увлеченных в море камешков намыва. Из трубы в стоячем влажном воздухе лениво вился дымок.
Лодка Ларисы лежала, опрокинутая на берегу. Значит, она была дома.
Мартов постучал и открыл дверь. Помещение с двумя окнами и небольшой печкой было освещено довольно тускло. В печке пылало пламя. Рядом с ней на стуле, как королева на троне, сидела Лариса, потягивая из чашки, какой-то напиток. Ее большие темные глаза спокойно наблюдали за вошедшим Мартовым.
В доме было тихо, только стучал по крыше дождь.
- Ну, здравствуй, Валерий - сказала она, отнимая от губ чашку. - Я уже в курсе твоих переживаний, но ты прибыл раньше, чем я ожидала увидеть тебя снова. Она наблюдала за ним, не улыбаясь, не хмурясь и не волнуясь, но выглядела она несколько утомленной и сонной.
Недалеко от стула на полу лежала украшенная позолотой доска. Рядом с ней находилась кучка гладких темных камешков.
- Сергей Юрьевич сказал мне, что ты находишься здесь, - сказал Мартов, не двигаясь с места. - Он слышал твои песни.
- Не хочешь присесть и выпить со мной чаю?
Мартов осторожно опустился на стул. На простом столике, разместившемся между двумя стульями, не было второй чашки.
Лариса, поняв, что ищут его глаза, сказала:
- О, прости! Подойди, пожалуйста, к буфету и возьми себе чашку. Я бы с удовольствием сделала это сама, но у меня болят ноги. Она взяла за подол двумя руками и изящно приподняла его, открывая ноги до колен.
Мартов нагнулся. Ее ноги были такими, словно умерли много лет назад, да так и не были похоронены.
Он встал со стула, подошел к буфету и выбрал себе самую большую чашку из всех, что стояли на полке. Когда он поставил ее на стол, Лариса до краев наполнила чашку темным густым чаем.
- Это особенный чай, - объяснила она, заметив на его лице недоверие. Он очень помогает прояснить мысли, а, кроме того, он изгонит усталость из мышц, после долгой ходьбы.
Голова Мартова действительно была тяжелой. Он сделал глоток и сморщился.
- Лариса! А почему ты не навещаешь Романовых? - спросил он. - Ты разве не знаешь, что Софья выходит замуж.
- Пей, - сказала хозяйка. Ее дыхание стало затрудненным. Она сделала несколько длинных глотков. - Как я уже говорила, чай решает многие проблемы. - Она на минуту задумалась, а затем сказала:
- Я бы с удовольствием навестила Сергея Юрьевича, но ты же видел мои ноги, на что они стали похожи. А насчет свадьбы, - она подняла руки вверх, - я уже говорила тебе, что Софья не выйдет замуж. Ее жениха постигнет та же участь, что и Верещагина. Он погибнет, хотя я и не буду иметь к этому никакого отношения. Можешь мне верить. Запомни, Валерий, созидание и разрушение, жизнь и смерть - всегда рядом. Правильно говорят - смерть всегда идет по пятам жизни.
Холод этих слов пробрал Мартова до костей, будто к нему прикоснулась рука смерти. И он, невзирая на горечь, быстро сделал еще несколько глотков.
Темные глаза хозяйки проследили за тем, как он поставил чашку на стол.
Поднялся ветер, по стеклу застучали капли дождя.
Мартов молча сидел, устремив взгляд на огонь. В глубине души теплилась безрассудная надежда на то, что Лариса даст ему ответы на все мучавшие его в последнее время вопросы. Наконец он не вытерпел и заговорил. Он рассказал ей все, что с ним произошло.
Лариса слушала его, не перебивая, а когда он закончил, кивнула в сторону стола.
- Чай не поможет, если выпьешь мало. Пей еще.
Мартов отмахнулся и, приблизившись ближе, уставился на нее.
- Ты знаешь, Валерий, - после недолгого молчания сказала Лариса. Ее смуглое лицо на миг вновь стало молодым и красивым. Она посмотрела на него черными глазами из-под сросшихся бровей. - Я всегда любила и уважала тебя. И я говорила тебе, что мертвые не любят шуток. Когда ты уехал, я уже знала, что с тобой произойдет. Поэтому, я решила помочь тебе и умолила Великую Мать Оби не причинять тебе вреда. И она вняла моей просьбе, и вот, я вижу тебя живым и невредимым.
Мартов был настолько потрясен, что тяжело вздохнул. По его телу пробежали мурашки.
Лариса бросила взгляд на доску.
- Я хочу показать одну вещь, - сказала она доверительным тоном. - Это, возможно, объяснит тебе кое-что.
Мартов стал наблюдать, как Лариса разбирает кучу камней. Она внимательно осмотрела несколько штук, прежде чем нашла тот, который нужен.
Остальные она отложила в сторону в каком-то ей одной понятном порядке, хотя Мартову казалось, что все камни абсолютно одинаковы.
Потом Лариса поднесла выбранный камень к глазам Мартова.
- Это ты, - сказала она.
Я?... Что значит я?
- Это камень изображает тебя.
- Почему?
- Он так решил.
- Ты хочешь сказать, что он будет представлять меня.
Нет. Я хочу сказать, что камень решил, что он будет представлять тебя. Или, скорее, так решило то, что контролирует решения камней.
- А что контролирует камни?
Мартов поразился, увидев улыбку, медленно возникшую на ее лице, и через несколько секунд переросшую в злобный оскал.
- Магия контролирует, - прошипела Лариса. - Она и решает за тебя твою судьбу.
Мартов сделал неопределенный жест рукой, пытаясь сохранить спокойствие.
- А как насчет остальных? Кто тогда они?
- Я думала, что ты хочешь узнать о себе, а не о других. - Лариса наклонилась к нему с выражением превосходства и уверенности на лице. - Другие люди не значат для тебя ничего, так ведь?
Мартов разглядел ее улыбку.
- Так.
Она потрясла камень в кулаке. Не отрывая взгляда от глаз Валерия, она бросила камень на доску. В окнах блеснула молния. Камень покатился по доске и остановился за внешним кругом. За стенами прогрохотал гром.
- Ну? - спросил Мартов. - И что это значит?
Не отвечая ему и не глядя на доску, Лариса схватила камень.
Ее взгляд был прикован к Мартову. Она вновь потрясла его и без единого слова бросила на доску. Ярко вспыхнула молния. Невероятно, но камень покатился туда же, что и в первый раз. Точно на то же самое место. Дождь барабанил по крыше, сухой треск грома разнесся по местности.
Лариса схватила камень и бросила его в третий раз. Молния теперь сверкнула совсем близко. Мартов облизнул губы, ожидая, куда упадет изображающей его камень.
По его телу вновь пробежали мурашки: камень, и на сей раз, встал на то же самое место. А когда остановился, грянул гром.
Мартов побледнел и откинулся назад.
- Это какой-то фокус.
- Это не фокус, - сказала Лариса. - Это магия. И это делают сами камни.
- Хорошо! И что же означает то, что камень остановился три раза на одном месте.
Лариса указала пальцем на камень.
- Это означает другой мир, - глухо сказала она. - Ты помнишь, как я пела песню о запретной стране, в которой жили люди, не знавшие смерти.
Мартов почувствовал, как стал задыхаться. Сердце застучало, как дробь барабанных палочек. Он провел ладонью по лбу, тот был влажным.
- И какое отношение это имеет ко мне?
Темные глаза смотрели прямо ему в душу.
- Вот откуда идут твои сны, Валерий. Она наклонила голову, и лицо ее наполовину погрузилось в тень.
Мартов похолодел. Он не знал, как долго сидел перед огнем, глядя на него. Дремотные неясные мысли без остановки скользили в его голове. Наконец он взял камень в руки и стал внимательно рассматривать, затем протянул его Ларисе.
- Эти три раза... это просто случайность. Брось снова.
- Ты бы не поверил мне, даже проделай я это сотню раз. - Она вернула ему камень. - Брось сам.
Мартов тщательно потряс кулаком, в котором находился камень, так же, как делала Лариса. Та откинулась назад, глаза ее потускнели.
Он швырнул камень на доску с такой силой, чтобы тот выкатился за пределы и доказал, что она ошибается. Когда камень вылетел из его руки, блеснула молния - так ослепительно, что Мартов вздрогнул и посмотрел на потолок, опасаясь, что она ударила в крышу. Тут же грянул гром, сотрясая дом до самого основания. Затем все затихло, и только дождь продолжал яростно колотить в окна и по крыше.
Мартов посмотрел на доску и увидел камень на том же месте, что и в предыдущие разы. Он подскочил, словно его ужалила змея, и вытер внезапно вспотевшие ладони о бедра.
- Ты сам открыл свою душу тьме, - ее слова нанизывались на магическую нить словно бусины, одно к одному, завораживая его звучанием. Они отзывались в его горле клокотаньем, будто там зарождался вой.
- И что это означает? - выдохнул он.
- Тебе предстоит путь в неведомый мир. Ты попадешь в темноту того мира, и долго будешь блуждать по нему.
Она смерила его взглядом, которого он испугался. Валерий почувствовал, как на его голове зашевелились волосы.
- А что будет дальше? - выдавил он из себя.
- Я не могу ответить на твой вопрос, - сказала она. - Это мне знать не подвластно. Больше я сказать тебе ничего не смогу, хотя впереди тебя виднеется свет. Знаю только одно, что твоя жизнь на этой земле закончилась, и не пытайся воспротивиться своей судьбе. Вот тебе карта, - добавила она, и протянула ее Мартову. Вид карты изумил его. Она была нарисована не на пергаменте, а на тонкой и очень гибкой золотой пластинке. Валерий осмотрел ее и не смог разглядеть карты. Лариса повернула пластинку под нужным углом, и сделанные на ней отметки, стали ясно видимыми.
Это было прекрасное произведение картографического искусства. На самом деле это была не столько карта, сколько картина. Там и здесь виднелись символы, о которых Лариса сказала, что они показывают путь среди скал.
Был ли это ключ к тайне о закрытой стране или нечто другое, Мартов не знал. Однако, у изготовителя карты была какая-то цель. Странная цель, учитывая искусство, с которым были скрыты пометки.
- Иди. Есть пути, с которых не бывает поворота, - сурово сказала Лариса. Кто взвалил себе на плечи непосильную ношу, тот надрывается под ней. Это закон. Умри под ней, если она гнетет тебя к земле, но сбросить ее нельзя. Я уже предупреждала тебя. Это твой путь, ты должен пройти его в одиночку, и найти ответы на все свои вопросы.
По дороге, он размышлял о водовороте событий, о которых и не подозревал до сегодняшнего дня. Он чувствовал глубокое волнение, даже трепет.
За чашкой чая Мартов рассказывал Романову о том, что нагадала ему Лариса.
- Да, - только и произнес Сергей Юрьевич, когда Валерий закончил. - Затем, после недолгого молчания спросил:
- И что ты теперь намерен делать?
Слова Ларисы о загадочной стране внушила мне, что она существует, а самовнушение - великое счастье и несчастье человеческого ума. В нем, собственно говоря, весь секрет поэтических сторон наших. Ну, а в ком нет поэтических сторон? Чьей прозаической рассудочности не хочется иногда перерядиться в поэтический костюм: пережить трепет, фантазии, миражи, обманы, обольщения, любопытство и даже страх?
И в этом смысле, если хотите, я, конечно, тоже переживал интереснейшие иллюзии: бывал и испуган, и растроган тем, чего не было, но хотелось, чтобы было. Поэтому я решил ехать на Тибет и искать загадочную страну.
- Возьми меня с собой, - услышал Мартов незнакомый голос.
Он обернулся и увидел входящего в комнату высокого худого мужчину лет тридцати, приятной наружности.
- Знакомься, Валерий, - сказал Романов. - Александр, жених Софьи.
Валерий поднялся с кресла и пожал протянутую руку.
- Я слышал ваш разговор, - сказал Александр, - и с удовольствием поехал бы с вами. Тем более, что до свадьбы еще есть время.
Мартов пожал плечами, но ничего не ответил. Александр сразу не понравился ему. В его глазах он прочел жестокость и расчетливость.
А что, Валерий, - произнес Романов, - отличная идея. Возьми его с собой, а то тебе одному будет тяжело.
В это время в комнату вошла Софья.
- Валерий! - радостным голосом сказала она. Подойдя к нему, она обняла его. - Возьми Александра, а то он, пока, только мешает мне готовиться к свадьбе.
- Хорошо! - выдохнул Мартов, вспоминая слова Ларисы. Он подумал, что если Александр будет далеко от Софии, то с ним ничего не случиться. - Но предупреждаю, - добавил он, - путешествие будет тяжелым и может закончиться безрезультатно, и мы ничего не найдем.
- Договорились! - сказал Александр. - И если Валерий не возражает, то со мной поедут два моих друга. В случае чего, они помогут нам.
Мартов тяжело вздохнул и ничего не ответил, как бы, соглашаясь с Александром.
На следующий день Мартов познакомился с товарищами Александра - Николаем, невысокого роста, мрачным и лысым, и Юрием, здоровым мужиком с круглым лицом и маленькими глазками. На самолете они добрались до Тибета, где приобрели необходимое им снаряжение.
Через три дня во главе каравана из трех ишаков они оказались среди лабиринтов скал, через которые, как показывала карта Ларисы, лежал их путь.
Валерий подошел к скалам и обнаружил на них те же символы, как на пластинке. Он направился вслед за символами и шел в необозначенную на карте страну. Вслед за ним двигались Александр со своими товарищами. Они продолжали свой путь до тех пор, пока знаки не пропали. Мартов не знал, толи он потерял тропу, либо карта, которая так долго и правильно его вела, начала лгать.
Он попытался обнаружить утерянные знаки, но не смог этого сделать. Местность, в которой они оказался, была странно безлюдной. Они прошли еще некоторое время и решили сделать привал. Разбив лагерь, Александр и Николай отправились на розыски потерянных знаков, Юрий остался у костра, а Мартов решил поохотиться.
Он заметил, как изменилось настроение, у его спутников. Насколько они были воодушевлены сначала путешествия, настолько глубоко ими теперь овладело уныние.
Юрий поддерживал себя в состоянии постоянного опьянения и был попеременно то скандальным и шумным, то погруженным в угрюмые размышления. Александр сделался молчаливым и раздражительным, а Николаю казалось, что все объединились против него, и намеренно потеряли тропу.
Мартов был уверен, что в неудаче они обвиняют его, но ничего с этим не мог поделать.
Во время привала и началось по-настоящему великое приключение Валерия. Он возвращался в лагерь. Услышав, женский крик, он сразу бросился на него. Валерий увидел распростертую девушку, лежащую на земле. На ней сидел Юрий и сдавливал ей шею. Мартов схватил его за волосы и оторвал от девушки.
- Оставьте ее, - крикнул он.
- Какого дьявола ты вмешиваешься? - прохрипел тот. - Да я тебя...
Ударом кулака по челюсти, Валерий заставил его замолчать.
Девушка вскочила, отпрыгнула в сторону и скрылась.
Мартов не стал за ней следить, а склонился над Юрием. Тот продолжал лежать без сознания. Рядом валялся, выпавший пистолет. Мартов поднял его и засунул за ремень. Он поднялся и увидел девушку, которая наблюдала за ним. В последнее время его преследовал этот образ во сне. Он застыл - в точности, как в своих снах. На какое-то мгновение он даже усомнился, что это явь. Опьяненный ее неземной красотой, Валерий забыл о человеке, лежавшем у его ног. Он понял, что судьба вела его по перепутьям света к этой единственной девушке. И, встретив ее, он забыл обо всем.
Высокая, тонкая, изящная. Ее кожа белее слоновой кости, слабо светилась сквозь ткань янтарного цвета, окутывающую девушку. Черные шелковистые волосы спускались до колен. Глаза ее были овальные, чуть сощуренные, а в зрачках плавала глубокая ночь.
На ее локтях были золотые браслеты, доходящие почти до узких плеч. Ее маленькие ноги были обуты в высокие замшевые сапоги. Она была гибкая и стройная, как ива.
Она не была азиаткой, ни испанкой, ни американкой. Она не принадлежала ни к одной известной Мартову расе.
На ее шее виднелись синяки - следы пальцев Юрия. Она прикоснулась к ним своими тонкими руками, потом заговорила по-китайски:
- Он мертв?
- Нет, - ответил Мартов. Он понимал ее.
В глубине ее глаз зажглось маленькое жаркое пламя. Мартов был готов поклясться, что это была радость.
- Это хорошо. Я не хотела, чтобы он умер. - В ее голосе появилось раздумье. - Во всяком случае, не таким образом.
Мужчина застонал. Девушка вновь коснулась синяков.
- Он очень сильный, - прошептала она.
Мартову показалось, что в этом шепоте слышалось восхищение. Ему захотелось понять, не является ее неправдоподобное совершенство красоты только маской, под которой скрывается первобытная женщина, поклоняющаяся грубой силе.
- Кто ты? - спросил он.
Она смотрела на него очень долго.
- Я - Медея, - ответила она.