Линн Рэйда : другие произведения.

Жанна. Пять лет спустя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  - Я выиграл, - сказал Ксаратас.
  
  - Это становится однообразным. К тому же, вы жульничаете.
  
  Тяжёлые шторы в гостиной королевы были задернуты, и в камине горели ароматные сосновые дрова. Придворные давно смирились с тем, что Жанна принимает своего "астролога" в личных покоях в полном одиночестве. Жанне казалось глупым заставлять своих придворных дам, давя зевоту, сонно перебрасываться репликами в углу ее комнаты, чтобы просто сыграть партию в шахматы. Если она могла работать в своем кабинете после ужина в компании мужчин-секретарей, то заботиться о приличиях в тех случаях, когда она хотела отдохнуть, было тем более смешно.
  
  Жанна любила шахматы с самого детства, но с тех пор, как лорд Сезар вернулся в Рессос, Ее величеству не везло с партнерами.
  
  Грейг был не самым лучшим игроком. Таланты полководца в Риу пробуждались исключительно в военной обстановке, вместе с ощущением угрозы, учащенным пульсом и чувством ответственности за судьбу доверенных ему людей. Сидя за шахматной доской, он быстро отвлекался и не мог воспринимать игру всерьез, а потому чаще всего проигрывал.
  
  Ксаратас увлекался шахматами так же сильно, как и сама королева, и играл в них очень хорошо - но ему не хватало легкости. Он не способен был отнестись к партии, как к развлечению, и не умел проигрывать. Задумав удачную комбинацию, он не стеснялся отвести противнику глаза, чтобы тот не заметил складывающуюся на доске расстановку раньше, чем Ксаратас заберет какую-нибудь важную фигуру. Поймать его на этом деле за руку, понятно, было невозможно, но Жанна уже привыкла различать этот легкий гул в собственной голове, как будто эхо в пустой комнате, и ту рассеянность и невнимательность, которая внезапно настигала ее над доской - всегда в очень удачные для противника моменты.
  
  Жанна состроила брезгливую гримасу, которая должна была показать Ксаратасу, насколько недостойной выглядит в ее глазах его "победа", и легким щелчком перевернула фигурку своего короля.
  
  Обычно маг никак не комментировал ее намеки на нечестную игру. Но так как в этот раз Жанна не ограничилась одним только намеком, Ксаратас откинулся на спинку кресла, выразительно прищурив свои темные глаза.
  
  - Что именно вы называете "жульничеством", Ваше величество? - поинтересовался он.
  
  - Вы используете магию.
  
  Ксаратас пожал плечами.
  
  - Шахматы - это та же война. Если использовать магию на войне - не жульничество, то почему нельзя использовать ее при игре в шахматы?..
  
  Не ожидавшая подобной беззастенчивости Жанна несколько секунд задумчиво смотрела на Ксаратаса.
  
  - Лорд Риу, думаю, сейчас сказал бы, что вы не видите разницу между войной и состязанием, - заметила она, почувствовав, что пауза затягивается. - На войне нужно победить любой ценой. Цель состязания или игры - доставить удовольствие и самому себе, и своему противнику, усовершенствовать свои умения и победить красиво.
  
  - Лорд Риу - известный идеалист, - небрежно согласился маг. - У подобных людей только одна проблема - когда доходит до дела, они никогда не соответствуют своим же собственным словам.
  
  Жанна поджала губы.
  
  - Ваши рассуждения о человеческом идеализме и о лорде Риу - еще скучнее, чем ваша манера играть в шахматы, - сказала она сухо, поднимаясь на ноги. - Идите к себе, Ксаратас. Уже поздно. Я устала.
  
  Обычно в таких случаях Ксаратас отвечал поклоном и безмолвно исчезал, но на сей раз он быстрым, как у атакующей змеи, движением выбросил руку в сторону - и Жанна с изумлением почувствовала ладонь мага на своем запястье. Ксаратас, конечно, не дошел бы до того, чтобы сжать ее руку, удерживая ее силой, но ощущение его горячих пальцев, охвативших тонкий шелковый рукав, уже далеко выходило за пределы этикета. Никто не имеет права прикасаться к королеве без ее прямого разрешения.
  
  - Скажите, почему вы так упорно избегаете меня?.. - спросил он приглушенным голосом, пристально глядя ей в глаза.
  
  В этом негромком голосе и прямом, откровенном взгляде было куда больше человеческого, чем Жанна когда-либо раньше видела в манерах мага - и это заставило ее немного растеряться.
  
  - Что за глупости, Ксаратас, - возразила она, высвобождая свою руку. - Я вас избегаю?.. Да я провожу с вами больше времени, чем с кем бы то ни было ещё!
  
  - Я не об этом, - возразил Ксаратас, слегка качнув головой. - Почему вы так упорно избегаете признать, что вас влечет ко мне?
  
  Брови у Жанны поползли на лоб. Это все было так нелепо, что она не находила в себе силы даже разозлиться.
  
  - Ксаратас!.. Мы, хвала Создателю, в Алезии, а не у вас на Островах! - напомнила она с насмешкой в голосе. - У нас мужчины признаются женщинам в любви, а не пытаются заявить женщине, будто это она влюбилась в них! Это бестактность, даже если это правда. Ну а в данном случае это ещё и бред.
  
  - Я никогда не утверждал, что вы в меня влюбились, - возразил Ксаратас. - Я говорил о влечении... Я маг, Ваше величество. И я не евнух. Так что я отлично знаю, что такое - желать женщину. И могу отличить, когда это желание взаимно. Вы, очевидно, полагаете, что я обязан притвориться, что я ничего не замечаю. Но я не могу понять, почему вы хотите, чтобы я не смел об этом даже думать.
  
  - Да думайте себе на здоровье... Только молча, - посоветовала Жанна.
  
  Любой человек, который рискнул бы зайти так далеко, как это сделал маг, после подобной отповеди съежился бы, как побитая собака. Но Ксаратас, который в обычных ситуациях предпочитал не раздражать ее, на этот раз не унимался.
  
  - Мне известно, что вы любите другого человека, - сказал он все тем же тихим, непривычно мягким голосом, явно считая, что имеет право на этот интимный тон в беседе с ней - Но при чем здесь это?.. Женщины вообще придают какое-то абсурдное значение таким вещам. Мужчина, скажем, всегда понимает, что любовь - это одно, а любовницы - это совсем другое. Думаете, во время своих походов ваш лорд Риу соблюдает целибат и думает о вас?
  
  - Конечно, да, - сказала Жанна, никогда не сомневавшаяся в верности Грейга и предельно раздраженная намеками Ксаратаса.
  
  - Конечно, нет! - с усмешкой возразил Ксаратас. - Он же не скопец и даже не монах. А то, о чем женщина не узнает, ей не повредит.
  
  - Идите спать, Ксаратас. Вы пьяны, - сухо сказала королева.
  
  На сей раз до мага, видимо, все же дошло, что дело зашло слишком далеко, и он покинул ее комнату, оставив Жанну разрываться между возмущением, досадой и мрачной веселостью. Ксаратас, который ревнует ее к Грейгу - не как королеву, а как женщину - это действительно было настолько дико, что способно было вызвать только нервный смех.
  
  В сущности, маг и раньше временами позволял себе проявлять интерес к ее особе, но вплоть до сегодняшнего дня она не придавала этому значения. Поползновения ухаживать за королевой так или иначе предпринимал любой мужчина при дворе - от членов королевского совета до последнего смазливого пажа. Жанна предпочитала закрывать глаза на заигрывания со стороны приближенных к ней мужчин, иначе ей пришлось бы окружить себя монахами - и то пришлось бы ещё поискать таких, которых возраст или истинное благочестие делало совершенно равнодушными к женскому полу.
  
  Но на этот раз Ксаратас выразил свои желания настолько недвусмысленно, что игнорировать их дальше было невозможно.
  
  Жанна мрачно вздохнула. Надо позаботиться о том, чтобы в ближайшие несколько месяцев держать Ксаратаса на расстоянии, чтобы он окончательно смирился с тем, что из этой его затеи ничего не выйдет...
  
  Какой черт дернул мага объясняться с ней начистоту!.. Лишиться общества Ксаратаса сейчас, когда Грейг был далеко от столицы, было особенно тяжело. Жанну все время окружало множество людей, но всем им постоянно было от нее что-нибудь нужно, и придворные вечно соревновались за ее внимание между собой. Только Грейг, известный и бессменный фаворит Ее величества, вместе с ее "личным астрологом", стояли над этой возней, высоко вознесенные над всеми остальными. Теперь, когда Грейг снова осаждал очередную верную Франциску крепость, а Ксаратаса нужно будет держать подальше от себя, Жанна осталась на этой высоте совсем одна, и она чувствовала себя как никогда одинокой.
  
  
  
  Жанна понимала, _почему_ Ксаратас вбил себе в голову, что она считает его привлекательным. Ее, действительно, интриговало все, что связано с Ксаратасом - и его знания, и его жесткий, цинический и мрачный ум, и удивительные силы, которыми он располагал. Даже явная антипатия, которую внушали многие поступки и слова Ксаратаса, не могла заглушить в ней это любопытство. Жанну всегда притягивали исключительные люди, обладающие необыкновенными талантами и качествами - а в этом смысле маг превосходил любого алезийца или жителя Тельмара. Наконец, привыкнув к его необычной внешности, которая при первой встрече повергала неготового к такому человека в шок, Жанна начала находить Ксаратаса красивым - экзотической, дразнящей и ни на что не похожей красотой, которую не портили ни его шрамы, ни магические знаки, вколотые тушью прямо в кожу мага.
  
  Но, при всем при том, Ксаратас внушал ей и другое, противоположное по смыслу чувство, сродни отвращению, и в те моменты, когда маг казался ей более всего привлекательным, это тайное чувство становилось даже более отчетливым и острым, чем всегда. В подобные моменты Жанна думала, что, хотя как мужчина маг, пожалуй, и красив, она охотнее и с меньшим чувством отторжения улеглась бы в постель, полную змей, чем разделила бы ее с Ксаратасом.
  
  Если Грейг был для Жанны сразу всем - и любовником, и другом, и кем-то вроде заботливого брата, и ее самым преданным подданным, и ее верным рыцарем - то ее отношения с Ксаратасом были полны противоречий и загадок. Она могла считать его своим союзником, но уж никак не своим другом, да и вообще представить его чьим-то _другом_ было совершенно невозможно. Жанна не могла сказать, что она ему доверяет - да Ксаратас никогда и не скрывал, что он верен не ей, а магии и главе своего магического ордена. Единственное, что объединяло их - была мистическая связь, смысла и сути которой Жанна не понимала, и готовность мага служить ее интересам в обмен на какие-то не до конца понятные ей выгоды.
  
  Ксаратас не просил у нее золота, земель и титулов. Он перевез в свой новый дом в столице множество своих рабов с Архипелага, но ни разу не заговорил о том, чтобы допустить в город других магов. Это вызывало облегчение, но с другой стороны - внушало смутную тревогу. Нет ничего хуже, чем могущественный и непредсказуемый союзник, которого ты не понимаешь.
  
  Грейг, например, был убежден, что маги с Островов отправили Ксаратаса на материк с какой-то тайной и недоброй целью, и Ксаратас только выжидает случая, чтобы приступить к осуществлению их замыслов.
  
  Грейг вообще прикладывал все силы, чтобы настроить ее против Ксаратаса. В тех случаях, когда он бывал в городе, Грейг очень неохотно посещал дом мага - да и то лишь потому, что не мог убедить Жанну отказаться от подобных посещений и не хотел демонстрировать при всех их разногласия.
  
  Придворные давно привыкли к натянутым отношениям "астролога" и фаворита королевы, но это считали простым соперничеством за внимание Ее величества. Если бы Риу, который, бывая в столице, неотлучно находился рядом с королевой, отказался бы сопровождать ее при посещениях Ксаратаса, то это выглядело бы, как объявление "астрологу" войны, и двор бы тут же захлестнула волна сплетен. Так что Риу, скрепя сердце, посещал особняк мага вместе с ней.
  
  Дом Ксаратаса, заполненный рабами с Островов, казался частью Архипелага на материке. Грейг каждый раз с достойным лучшего применения упорством повторял, что рабство нарушает алезийские законы, и что, бывая у Ксаратаса и позволяя островным рабам прислуживать себе и своим спутникам, Ее величество тем самым как бы подтверждает право мага жить в столице по законам своей родины, плюя на местные законы и обычаи. По сути Грейг, конечно же, был прав, но Жанна знала, что в общественных и государственных делах приходится идти на кучу компромиссов, в том числе с законами и требованиями морали - и предпочитала не вникать в частную жизнь Ксаратаса. Благо, никто из слуг Ксаратаса не обращался за защитой от хозяина к местным властям, что устраняло все причины для конфликта.
  
  Жанна, в отличие от Грейга, полагала неразумным мучить себя мыслями о том, что они все равно не в силах изменить - хотя в тех случаях, когда она бывала в гостях у Ксаратаса, не думать о судьбе его прислуги иногда бывало сложно.
  
  Тем, кого Ксаратас приглашал в свой особняк, обычно предлагались утонченные удовольствия, принятые среди островной знати - ароматические курения, чужеземные блюда, а также весьма нецеломудренные танцы в исполнении едва одетых девушек. Все дела выполнялись быстро, аккуратно и бесшумно, так что через несколько минут гость мага просто переставал замечать присутствие прислуги. Чьи-то руки ставили на стол и уносили блюда, наполняли кубки, приводили в движение веера и опахала, незаметно приносили лишнюю подушку или же скамеечку для ног - а крошки хлеба или капли соуса, упавшие на скатерть, исчезали с такой быстротой, что могло показаться, что Ксаратасу прислуживают не живые люди, а невидимые духи. Но, если Жанне все же удавалось поймать ускользающий, пугливый взгляд кого-нибудь из слуг, ее пронзало ощущение, что за этим комфортом и великолепием скрываются десятки женщин и мужчин, живущих в вечном напряжении и страхе.
  
  Их последнее посещение Ксаратаса вышло особенно драматичным - как будто бы оба давних противника, и королевский фаворит, и маг, истощили в борьбе друг с другом все свое терпение, и накопившаяся неприязнь друг к другу начала прорываться сквозь обычное притворство.
  
  Когда Жанна и ее придворные пришли в знакомый особняк, Ксаратас появился перед ними, ведя на цепочке леопарда, который неслышно ступал рядом с магом, как послушная собака.
  
  Гости ахнули, а многие даже попятились назад. В последний раз, когда двор Жанны видел этого же леопарда, он метался по клетке вместе со своим собратом, глядя на людей вокруг себя с бешеным зелёным огоньком в глазах. Взгляд леопардов ясно говорил, что оба зверя с удовольствием набросились бы на людей, лишивших их свободы. Клетку с леопардами доставили на корабле вместе с другими подарками бескарского эмира, и Жанна положительно не знала, что ей теперь с ними делать. В Ньевре ещё со времён Людовика держали небольшой зверинец с редкими животными, вроде огромных черепах с Архипелага или розовых фламинго, но идея содержать двух леопардов совершенно не казалась Жанне соблазнительной.
  
  - Не представляю, что мне теперь делать с этими... животными, - сказала Жанна. - Это самый бессмысленный и разорительный подарок, какой только можно себе представить. Мяса, которое они сжирают за день, могло бы хватить на десять человек! Не говоря уже о том, что мне придётся выделить людей, чтобы следить за ними.
  
  - Прикажите их убить и сделайте себе накидку из их шкуры, - кровожадно предложил Ладлоу. - Это лучшее, что можно с ними сделать. Заодно покажете эмиру, что вы принимаете его подарок не как знак дружбы, а как дань от побежденного.
  
  Про себя Жанна должна была признать, что предложение неглупое, хоть ей и было жаль двух леопардов. Убить зверя в клетке - это далеко не то же самое, что добыть шкуру на охоте...
  
  К её удивлению, против практичного, но жестокого плана выступил Ксаратас.
  
  - Отдайте их мне, - предложил он. - Я буду содержать этих зверей на собственные средства, и никто не пострадает.
  
  Денег у Ксаратаса, действительно, было сколько угодно - он, по-видимому, обладал на Островах солидным состоянием, и его жизнь в Алезии с первых же дней была окружена привычной ему дома роскошью.
  
  Предложение мага избавляло от необходимости решать, что делать с подарком эмира, и Жанна не без удовольствия избавилась от непредсказуемых и прожорливых зверей. Содержать их за счет казны, по ее мнению, было напрасной тратой денег - в отличие от лошадей или охотничьих собак, из них нельзя было извлечь никакой пользы.
  
  Ксаратас, однако, явно нашел способ извлечь пользу из этих животных.
  
  - ...Не волнуйтесь, - сказал он своим гостям. - Он совершенно не опасен.
  
  В подтверждение собственных слов Ксаратас дёрнул за цепочку, заставляя леопарда сесть у своих ног, после чего небрежно потрепал его по лоснящейся голове, нисколько не волнуясь, что зверь мог бы без труда откусить ему руку.
  
  - Можете его погладить, - предложил Ксаратас по-имперски. За прошедшие несколько лет он выучил местный язык настолько хорошо, что легко понимал чужую речь, но сам он по-прежнему предпочитал использовать древний язык - почти наверняка из-за акцента, от которого маг так и не сумел избавиться. - Он никому не причинит вреда. Я хорошо над ними поработал. Он послушный, как собака.
  
  Придворные зашептались, удивляясь смелости "астролога". Желающих повторить его опыт и погладить зверя, впрочем, не нашлось.
  
  Жанна испытывала сильное искушение покрасоваться перед остальными, согласившись приласкать питомца мага, но сдержалась ради Грейга, который сопровождал ее, почтительно придерживая королеву под руку. Жанна не сомневалась, что такой поступок не понравился бы Грейгу, и решила не подогревать его обычного неодобрительного отношения к Ксаратасу. Но ее осторожность ни к чему ни привела, поскольку избежать конфликта все равно не удалось.
  
  Когда Ксаратас проводил своих гостей в обеденную залу, второй леопард лежал у его кресла, равнодушно глядя на вошедших в комнату людей. Дождавшись, когда Жанна займет почетное место во главе стола, маг тоже сел, и, потянув конец серебряной цепочки, которую он держал в руках, заставил леопарда лечь у его ног, а потом удобно устроил свои обутые в домашние туфли ступни на спине у зверя, как будто тот был живой скамеечкой для ног.
  
  Если он рассчитывал произвести впечатление на своих посетителей, то ему это, безусловно, удалось.
  
  - Неужели вы нисколько не боитесь?.. - ахнула молоденькая леди Леонора, бывшая одной из тальмирийских фрейлин Жанны. - Вам, конечно, удалось прекрасно его выдрессировать, но ведь это дикий зверь. Кто знает, что взбредёт ему на ум?..
  
  - Я вообще мало чего боюсь, миледи, - ответил Ксаратас флегматично. - И я знаю, как добиться повиновения от тех, кто мне служит, будь то люди или звери.
  
  Этого ему, пожалуй, говорить не стоило. Жанна почувствовала, как напрягся локоть Грейга, касающийся ее руки.
  
  - У нас в Ферраксе держат волкодавов, - сказал он негромко. - Это очень свирепые и сильные собаки. Такой пес способен повалить быка, вцепившись ему в ноздри, и задушить матёрого волка. При этом своему хозяину подобная собака может позволить любые вольности. Я видел, как пастух - мальчик от силы лет пятнадцати - как-то засунул руку в пасть такому псу и отобрал у него кусок мяса. Но у нас сочли бы дурновкусием превращать их в подушечку для ног, чтобы публично похвалиться их покорностью. В Ферраксе полагают, что собака - не только слуга, но и друг своего хозяина, и что она заслуживает уважения...
  
  Ксаратас холодно прищурил свои темные глаза, но не счёл нужным отвечать на этот выпад. Тем не менее, любой, кто его знал, мгновенно понял бы, что он воспользуется первым же удобным случаем, чтобы отплатить Риу тем же.
  
  Жанна закусила губу, поняв, что все ее старания сгладить вечную неприязнь между Ксаратасом и Грейгом снова пошли прахом, и надежда провести спокойный вечер в обществе этих двоих мужчин была безумной с самого начала.
  
  Грейг, конечно, был отчасти прав. Будь маг обычным человеком, рисковавшим тем, что звери выйдут из повиновения и разорвут его, его поступки еще могли бы служить свидетельством своеобразного бесстрашия, но для того, кто контролировал собственных жертв с помощью магии, подобная бесцеремонность была лишена оттенка благородной смелости. Водить дикого зверя на цепочке и укладывать на него ноги в самом деле было дурновкусием. Но, несмотря на это трезвое суждение, Жанна не могла отрицать, что выглядит это по-настоящему эффектно.
  
  Было бы гораздо лучше, если бы Ксаратас с Грейгом могли принимать друг друга такими, как есть, и уживаться мирно. Это бы избавило ее от множества забот.
  
  
  
  После того, как гости утолили первый голод и покончили с закуской, наступило время для застольных развлечений. Обычно в этот момент перед гостями появлялись островные музыканты и с полдюжины танцовщиц в ярких шелках, почти не прикрывающих ни грудь, ни бедра, но зато оканчивающихся множеством развевающихся шелковых лент, взлетающих на воздух при каждом движении. Но в этот раз Ксаратас заявил, что приготовил для своих гостей нечто совершенно новое. По его знаку в зал впустили двух молодых мужчин, кисти которых были тщательно обмотаны ремнями. Если не считать этих ремней, больше на этих юношах не было совершенно ничего, и их стройные, мускулистые тела слегка поблескивали в свете ламп от втертого в смуглую кожу масла.
  
  Дамы ахнули, залившись краской, а самые скромные из спутниц Жанны спрятали лицо в ладони. Даже сама Жанна ощутила, что глаза у нее поползли на лоб.
  
  - В Парсосе на особенно торжественных пирах устраивают состязания борцов, - пояснил маг в ответ на ее изумленный взгляд. - Истоки этого искусства принесли на Острова имперцы, так что вы наверняка знакомы с ним по старым книгам - хотя мы значительно развили и усовершенствовали этот древний спорт. Я обдумал ваш упрек по поводу того, что наши танцы предназначены только для ублажения мужчин. Чтобы угодить Вашему величеству, я позаботился о том, чтобы сегодняшнее зрелище не было интересно исключительно мужчинам.
  
  Часть из ее дам по-прежнему не знали, куда деть глаза, но некоторые, по-видимому, уже отошли от потрясения, и теперь не способны были удержаться от соблазна посмотреть на молодых рабов Ксаратаса - тем более, что они в самом деле были очень хороши собой.
  
  Жанна почувствовала, что ее душит смех.
  
  - Боже мой, Ксаратас!.. Когда я сказала, что мужчинам свойственно думать только о себе, я имела в виду, что непристойно превращать женское тело в угощение вроде вина и сладостей. А вы решили извиниться за свою бестактность, порадовав меня и моих спутниц видом этих обнаженных юношей?.. О-оо!.. - ей было так смешно, что королева не смогла продолжить свою речь и подняла ладонь, чтобы смахнуть невольно выступившие на глазах слезы.
  
  Ксаратас развел руками, словно удивляясь, что ее так насмешило.
  
  - Вашему величеству наверняка известно, что участники бойцовских состязаний не носили никакой одежды. В вашей части света это правило не сохранилось, но у нас оно действует по сей день.
  
  - Ну, это, в принципе, понятно, - заметила Жанна, отсмеявшись. - У нас здесь гораздо холоднее.
  
  Маг покачал головой.
  
  - Дело не в этом... Под одеждой можно нанести на кожу своего бойца магические символы, которые сделают его значительно быстрее, сильнее и выносливее, чем обычный человек. Участники любого состязания должны быть обнаженными, чтобы все убедились в том, что их хозяева не пользуются магией. Но, разумеется, если Ваше величество считает это неприличным, я их отошлю...
  
  Жанну, в отличие от ее спутниц, не особенно смущала нагота бойцов - за эти годы она изучила тело Грейга едва ли не лучше, чем свое собственное, а их близость и доверие друг другу приучила ее не стесняться тех вещей, которые заставили бы любую из ее дам покраснеть до корней волос и потерять дар речи от неловкости. И Жанна не могла внутренне не признаться себе в том, что ей было бы любопытно своими глазами взглянуть на имперские обычаи, о которых она читала в книгах еще в раннем детстве. Но, с другой стороны, имперцы жили в куда более жестокую эпоху, и о грубости их развлечений и обрядов можно было судить, например, по жертвоприношениям и по традиции хлестать бичом мальчишек и подростков в храмах. Жанне претила мысль о том, что они будут есть и пить вино, пока рабы Ксаратаса будут избивать друг друга в кровь для их забавы.
  
  - Я не против посмотреть, как выглядит ваша имперская борьба, но не хочу смотреть на сломанные руки и носы, - подумав, сказала она. - Не надо состязаний, пусть ваши бойцы просто покажут, как они обычно борются на тренировках. А я награжу обоих.
  
  - Вы очень добры, Ваше величество, но рабы могут получать награду только своего господина, - возразил Ксаратас. - Разумеется, если вы этого хотите, я велю устроить им лишний день отдыха и выдать денег.
  
  После этого маг встал и, обратившись к поединщикам на незнакомом Жанне языке, изложил пожелания Ее величества. Судя по лицам обоих островитян, те были несколько удивлены внезапным изменением полученных до этого приказов, но ни один из бойцов, конечно, не подумал что-то уточнять или же задавать какие-то вопросы. Как и прочие рабы Ксаратаса, эти юноши явно старались лишний раз не привлекать к себе его внимания, так что в ответ на неожиданное заявление хозяина оба только беззвучно поклонились в знак того, что поняли, что от них требуется, и заняли места друг против друга.
  
  Должно быть, именно потому, что Жанна не хотела видеть сломанных носов, ударов в схватках, которые они наблюдали в этот день, было немного, да и те по большей части наносились в корпус, а не в голову. Зато гости имели возможность полюбоваться множеством совершенно неожиданных бросков, захватов и удушающих приемов. Некоторые из этих ухваток, вроде подножки с броском противника через бедро, были знакомы алезийцам - Жанна не раз видела, как Алессандро Молла проделывает нечто подобное с обезоруженным противником. А вот другие приемы выглядели достаточно экзотично. Жанна ахнула от изумления, когда один из поединщиков, внезапно наклонившись, опрокинул своего соперника захватом под колени. Это выглядело чересчур рискованно - казалось, что его противник мог бы встретить нападавшего пинком ноги в ничем не защищенное лицо. Но раб Ксаратаса проделал это так стремительно и ловко, что его противник не успел ничего сделать и свалился на пол вместе с ним, после чего тут же попал в удушающий захват, чуть не свернувший ему шею, и отчаянно замолотил рукой по плитам пола, чтобы показать, что он сдается.
  
  Жанна, против воли испытавшая сочувствие к отважному бойцу, не удержалась и зааплодировала, хоть и не хотела превращать бойцовский поединок в состязание.
  
  - Эта борьба гораздо эффективнее, чем ваш кулачный или рукопашный бой, - сказал Ксаратас, довольный явным восторгом королевы. - Обученный этим приемам человек положит на лопатки любого алезийского бойца - даже такого сильного мужчину, как лорд Риу.
  
  Маг перевел взгляд на фаворита королевы, словно бы оценивая его в качестве возможного соперника своим бойцам.
  
  - Кстати, сир Грегор - может, вы желаете попробовать? - тоном самой искренней доброжелательности спросил он. - Снимать одежду, разумеется, необязательно... - добавил маг, вызвав смех у части присутствующих.
  
  Грейг покачал головой, делая вид, что принял добродушный тон хозяина за чистую монету.
  
  - Спасибо, нет. Я как-то не привык бороться с обнаженным и намасленным противником.
  
  - Если вас это волнует, я прикажу им одеться, - тут же предложил Ксаратас, вызвав у слушателей новый взрыв веселья.
  
  - Прекратите, Ксаратас! - одернула мага Жанна, сдвинув брови. Грейг успокоительно накрыл ее ладонь своей.
  
  - Если уж Ксаратас вспомнил про имперские традиции, то давайте следовать им и до конца, - предложил он, проигнорировав насмешку мага. - Пусть эти молодые люди отдохнут - они и так уже устроили для нас прекрасный бой. А мы, как настоящие имперцы, будем пить вино и говорить о философии. Или же о литературе. Пусть Ксаратас, например, расскажет нам, какие книги любят на Архипелаге...
  
  Услышав спокойный голос Риу, Жанна выдохнула с облегчением.
  
  Иногда она плохо понимала Грейга. То он раскалялся чуть не добела из-за какой-то не касающейся его мелочи вроде ручного леопарда на цепочке, а то неожиданно спокойно игнорировал открытые насмешки над собой.
  
  Жанна подозревала, что в случае с леопардом рыцаря больше всего взбесило то, что маг старался ее впечатлить - и преуспел в своей затее. Жанна не хотела дразнить Грейга, но ей было бы непросто скрыть, что выходки Ксаратаса не оставляют ее равнодушной. Они с Риу были так близки, что Жанне никогда не удавалось ввести его в заблуждение. Других придворных она могла обмануть улыбкой и фальшивым оживлением, но Грейг всегда с первого взгляда понимал, если ей было грустно, или у нее болела голова, или же кто-то вызвал ее раздражение. Так что и в других случаях он, вероятно, понимал ее эмоции без слов.
  
  Хотя, конечно, сводить чувства Грейга к одной только ревности было нечестно. Ксаратас раздражал его сам по себе, и трудно было усомниться, что, если бы она даже не стояла между ними, они все равно бы сделались врагами - просто потому, что они были полной противоположностью друг другу, и каждый из них на дух не выносил того, что воплощал собой его соперник.
  
  
  
  Если Грейг рассчитывал, что разговоры о литературе будут наиболее спокойной темой для беседы, то он просчитался. Так как и Ее величество, и остальные гости поддержали просьбу лорда Риу рассказать о том, какие книги любят на Архипелаге, Ксаратас вспомнил поэму, в которой сто женихов должны были сражаться за руку прекрасной царской дочери. Все они уже достаточно выпили, а расставленные вокруг стола курительницы наполнили воздух сладковатым дымом, от которого язык развязывался еще больше, чем от выпитого за столом вина, так что Жанна не удержалась от сарказма :
  
  - Интересно, что об этом думала сама царевна! Почему-то в старых книгах всегда получается, что девушка должна быть счастлива, когда ее вручают победителю, как боевой трофей. И вообще - а что если она влюбилась бы в кого-нибудь из женихов, который потерпел бы поражение?.. Эти их состязания, в конце концов, тянулись целый год, и женихи все это время жили во дворце. Я думаю, что за такое время царевна сама уже успела сделать выбор, так что состязания были, по сути, не нужны...
  
  Придворные, не привыкшие вести с Жанной беседы о литературе и поэтому не ожидавшие подобного подхода к классическим текстам, в затруднении молчали. Только Грейг, как всегда, поддержал ее.
  
  - Вы правы, - сказал он - не столько для нее, сколько для остальных гостей. - Доблесть и сила - замечательные качества для рыцаря, но не совсем понятно, с какой стати они должны делать человека хорошим супругом в глазах его будущей невесты. Саймон, мой приемный отец, был самым сильным человеком среди всех, кого я знал. Но я уверен, что мать полюбила его не за это.
  
  - Проблема в том, что вы, мессир, слишком часто проигрываете, - сказал Ксаратас. - То в рыцарском турнире, то в шахматах... А в других случаях просто отказываетесь проверить свои силы, как сегодня, с рукопашным боем. Это может подмочить любые ваши рассуждения по поводу чужих наград, поскольку придает всей вашей философии оттенок оправданий неудачника.
  
  Сказано это было легким и непринужденным тоном, словно маг считал, что это просто дружеская шутка.
  
  Если бы Риу вспылил, то маг наверняка изобразил бы удивление и с сожалением сказал, что не хотел его обидеть. Может быть, даже сослался бы на то, что от ароматических курений сболтнул лишнего, и извинился перед лордом Риу. Словом, выставил бы Грейга грубияном, который портит Ее величеству и остальным гостям приятный вечер.
  
  Рыцарь, вероятно, тоже это понимал. Даже не посмотрев на задирающего его оппонента, Риу пригубил вина и равнодушно возразил :
  
  - Если я в самом деле неудачник - то нам следует порадоваться, что мне удается побеждать хотя бы в схватках с узурпатором.
  
  - Четыре года тяжёлой и разорительной войны - это у вас, в Алезии, считается "победой"?.. - удивленно вскинув брови, спросил маг с тем же притворным простодушием.
  
  Некоторые из придворных - те, которых во дворце чаще всего можно было увидеть в обществе Ксаратаса - одобрительно зашептались. Долгая война, и особенно ежегодные военные налоги, успели всех изрядно утомить. Особенно неодобрительно к военным сборам относились те, чьи владения находились в стороне от тех земель, которые все еще оставались в руках у последних союзников узурпатора.
  
  - Можно подумать, что вы справились бы лучше, - процедил Ладлоу, выведенный из себя высокомерием астролога. - Занимайтесь своими звездными картами, и не судите о вещах, в которых ничего не понимаете!
  
  Ксаратас не ответил. Гневное презрение Ладлоу занимало его так же мало, как поддержка своих прихлебателей. Жанна знала, что для него эти люди значили гораздо меньше, чем те стулья, на которых они сидели. Он обращался только к ней одной, и ему было плевать, как остальные воспримут его слова.
  
  Ксаратас смотрел прямо на нее, как будто бы хотел сказать - мы оба знаем, что я справился бы с этой войной куда лучше Риу и покончил с армией Франциска за полгода, если бы ваш фаворит не прилагал все силы, чтобы этого не допустить!
  
  Жанну страшно бесило убеждение Ксаратаса, что Грейг якобы был способен _навязать_ ей какое-то мнение всего лишь потому, что он - ее любовник.
  
  Как будто она сама не в состоянии была принять какое-то решение, а могла только выбирать между решениями Грейга или самого Ксаратаса!
  
  Наверное, это было бы не так неприятно, если бы она верила в их с Грейгом идеи так же твердо, как он сам. Грейг ни минуты не сомневался в том, что предоставить Ксаратасу жить в столице, охраняя королеву от возможных покушений, и вести с Франциском обычную войну - единственный возможный путь. Расстаться с Жанной ему, надо полагать, было не проще, сам самому вырвать больной зуб - и все же Грейг без колебаний пошел на разлуку с ней и готов был проводить большую часть жизни вдали от двора, медленно и упорно возвращая всех сторонников Франциска под власть их законной королевы.
  
  "Господь, быть может, и простит нам то, что мы прибегли к магии в последней крайности, - сказал в начале войны Грейг. - Но чем больше Ксаратас будет применять для вас свое искусство, тем сильнее будет становиться ваша с ним магическая связь. И мы не знаем, к чему это приведет. Нам следует быть с ним любезным в благодарность за его прошлую помощь, но нельзя позволять ему выигрывать для нас эту войну с помощью магии. Когда снова и снова берешь в долг - в особенности у такого опасного заимодавца, как Ксаратас - нужно быть как можно осторожнее. Иначе в тот момент, когда он неожиданно предъявит векселя к оплате, может оказаться, что ты должен ему больше, чем у тебя когда-либо было, и что все, чем ты владел, теперь принадлежит ему. Я не прощу себе, если позволю нам попасть в такое положение"
  
  Жанне было непросто согласиться с Грейгом. Именно теперь, когда они заняли Ньевр, когда она наконец-то стала королевой, ей ничего не хотелось больше, чем закончить эту долгую войну и, наконец, позволить своим подданым вздохнуть свободно.
  
  Магия Ксаратаса наверняка позволила бы им покончить с узурпатором с такой же триумфальной быстротой, с какой они освободили от врагов Тельмар, а потом заняли столицу.
  
  А еще ей совершенно не хотелось отпускать от себя Грейга.
  
  Она совсем недавно, после стольких лет молчания и скрытности, отвоевала для себя возможность открыто держать любимого мужчину при себе - а Риу был готов оставить двор и проводить по девять-десять месяцев в году в походных лагерях!.. Это буквально выводило Жанну из себя. Без Грейга она жила в постоянном напряжении, лишенная единственного человека, в обществе которого можно было расслабиться и быть собой. Ей не хватало их бесед в уютном полумраке ее спальни, его рук на своем теле, его теплых и обветренных шершавых губ, его объятий, в которых этот мир внезапно делался таким уютным, безопасным и понятным местом, каким он способен быть разве что в самом раннем детстве. Рядом с Грейгом она всегда высыпалась лучше, чем одна, и несколько часов, оставшихся от ночных разговоров или от занятия любовью, освежали ее больше, чем целая ночь ничем не потревоженного сна.
  
  Но Грейг настаивал на том, что с Франциском нужно покончить безо всякой магии, и Жанна уступила.
  
  Отчасти, должно быть, потому, что она чувствовала себя виноватой.
  
  
  
  Вскоре после своей коронации Жанна заметила Ксаратасу :
  
  - Я не понимаю, почему никто из других королей до меня не решился заключить союза с магами. Это, конечно, святотатство, но я думаю, что многие рискнули бы своей душой ради победы над каким-нибудь давним врагом...
  
  Маг в ответ только улыбнулся. Но Жанна не отступала.
  
  - Разумеется, церковь может призвать всех верных слуг Спасителя объединиться против человека, который решился обратиться к "демонопоклонникам" - а врагу Церкви не поможет никакая магия, - рассуждала она. - Но мы уже удостоверились, что от церковников такой богопротивный договор вполне возможно скрыть...
  
  - Все не так просто, моя королева, - возразил Ксаратас. - Утверждения насчёт того, что магам закрыт путь на континент, имеет под собой гораздо больше оснований, чем вам кажется. Нужны особые... условия, чтобы преодолеть этот запрет. Плата за путь на континент для мага такова, что ни один из королей до вас не мог внести такой залог.
  
  Жанна нахмурилась. Многозначительные недомолвки мага раздражали ее с первого дня их знакомства. Тягостное чувство, что за этими словами стоит что-то, что ей совершенно не понравится, сдавило сердце королевы.
  
  - Объяснитесь, - приказала она сухо.
  
  Маг пожал плечами.
  
  - Выкуп за право ступить на ваши земли для такого "проклятого Богом" демонопоклонника, как я - человеческая жизнь. Обычно это жизнь того, кто заключает договор и призывает магию на помощь от имени своего владыки, - сказал он с таким бесстрастным выражением, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. - Безусловно, многие правители охотно принесли бы в жертву верного им человека, чтобы заключить такой союз. Но, к сожалению, право прохода в ваши земли ценой заурядного предательства не получить. Такие жертвы обладающие властью люди каждый день приносят ради любой мелочи. Древнюю Силу за такую стертую монету не купить.
  
  Ксаратас, который уже пару минут увлекся и говорил как бы сам с собой, вспомнил, что все эти объяснения предназначались королеве, и скривился.
  
  - ...Я хочу сказать, что жертва должна быть добровольной и сознательной. Никто из королей, которые пытались обращаться к нам до вас, не имел в своем распоряжении нужного человека. Люди часто готовы умирать за своего правителя на поле боя - но по большей части потому, что надеются выжить, покрыть себя славой или захватить богатые трофеи. Иногда они готовы хранить верность даже в пыточном застенке, хотя согласитесь, что это уже - большая редкость. Но тот, чью верность подвергают таким испытаниям, не может отступиться от присяги, не нарушив своих клятв и не пожертвовав собственной честью. Так что в некотором смысле у него просто нет выбора, ведь избежать страданий или смерти можно исключительно ценой позора. А пойти на муки и на смерть по своей воле, без всякого принуждения, противно человеческой природе. Особенно когда человек заранее осведомлен о том, что ожидает его в ходе жертвоприношения. Подобный ритуал настолько... неприятен, что никто из нас не ожидал, что однажды найдется доброволец, который решится на такое. Ваш человек сумел нас удивить. Но я не думаю, что вам следует чувствовать себя виновной в его смерти. Полагаю, что дело не только в его верности стране и вам. Нужно быть очень несчастливым человеком, чтобы убедить себя, что лучшее, что ты способен сделать с собственной жизнью - это принести такую жертву.
  
  - Вы хотите сказать... - "что Ульрик умер не из-за болезни, а из-за устроенного вами жертвоприношения?" - хотела сказать она - но ощутила, что не в силах выговорить имя Ульрика.
  
  - Я уже все сказал. Вы просто не хотите меня слышать, - сузив свои темные глаза, ответил маг. - Я никогда не говорил о том, как умер мессир Ульрик, потому что в таких случаях люди почти всегда предпочитают ничего не знать. Но, если вы на самом деле этого хотите, я могу посвятить вас во все детали. Я был там.
  
  Жанна ощутила, как по ее позвоночнику ползет озноб.
  
  Ксаратас видел, как умирал Ульрик... может быть, он сам же его и убил. И уж, во всяком случае, он наверняка обсуждал с ним ожидавшую его судьбу, прежде чем Риу согласился - добровольно и осознанно - пожертвовать собой ради спасения своей страны.
  
  Знал ли Ульрик о том, что его ждет, когда он отправлялся на Архипелаг, или правда открылась ему уже там?..
  
  Одно не вызывало никаких сомнений - Грейг убьет Ксаратаса, если узнает правду. Мага, разумеется, нельзя считать убийцей Ульрика в обычном смысле слова - ведь лорд Риу добровольно позволил отнять у него жизнь - но в глазах Грейга это вряд ли будет служить ему оправданием. Особенно с учетом тех страданий, на которые прозрачно намекал Ксаратас.
  
  - Это должно остаться между нами, - сказала она Ксаратасу.
  
  - Конечно, моя королева, - отозвался тот.
  
  
  
  Грейг обещал покончить с войском узурпатора за пару лет, и Жанна уступила его настояниям. Но теперь шел уже пятый год войны, и, хотя большинство верных Франциску крепостей и городов уже сдались на милость победителя и присягнули Жанне, королева не могла не думать, насколько выгоднее, проще и быстрее можно было бы добиться мира в государстве, если бы она позволила Ксаратасу помочь своим войскам.
  
  Грейга она не упрекала - странно было упрекать его, раз решение она приняла сама! - но временами начинала сожалеть, что тогда, четыре года тому назад, отнеслась к магии Ксаратаса с таким предубеждением и выбрала обычную войну.
  
  Теперь, когда война с Франциском явно шла к концу, уже не было смысла изменять свое решение. Но если бы тогда, в первые месяцы после коронации, кто-нибудь сказал ей, что ее чистоплюйство будет стоить ей не двух, не трех, а пяти лет войны - Жанна, пожалуй, выбрала бы магию. Логика Грейга была ей понятна, но, в конце концов, когда речь идет о государственных делах и о войне, приходится пренебрегать абстрактными соображениями ради простого и грубого расчета.
  
  Да и Грейг не чувствовал бы себя виноватым в том, что так ее "подвел".
  
  А главное - им не пришлось бы то и дело расставаться, и она бы не изголодалась по его прикосновениям настолько, что ей в голову стали закрадываться мысли о привлекательности остававшегося рядом с ней островитянина.
  
  И в ее сны, в которых она занималась любовью с Грейгом, не начали бы просачиваться чужеродные, смутные образы, связанные с Ксаратасом, и после таких снов она не просыпалась бы с чувством брезгливости и отвращения, как будто бы произошедшее во сне на самом деле пачкало ее и ее верность Грейгу.
  
  И Ксаратас, судя по всему, об этом знал - может быть, потому, что он был магом, а может быть, просто потому, что он был значительно старше и ее, и Грейга, и имел обширный опыт связей с женщинами.
  
  После окончания обеда Ксаратас поднялся, небрежно отогнал вертевшихся у него под ногами леопардов, и предложил гостям осмотреть устроенный им в доме зимний сад с растениями, привезенными с Архипелага, пока его слуги убирают со стола - а после этого вернуться в зал и съесть десерт.
  
  Грейг ненадолго отлучился, оставив Жанну в окружении других гостей и ее дам в душном и жарком парнике, заполненном растениями в кадках. Гости были поглощены созерцанием невиданных цветов, поэтому Ксаратас без особого труда смог подойти почти вплотную к королеве. Когда она ощутила, что какой-то человек подошел совсем близко, то она подумала, что это Грейг - но сразу поняла свою ошибку по сладкому запаху островных благовоний, которыми на Архипелаге было принято пересыпать одежду в сундуках.
  
  - Знаете, почему в старых легендах руку женщины всегда вручают победителю войны или турнира?.. Потому что, по моим наблюдениям, сердце женщины всегда принадлежит победителю, хочет она этого или нет, - почти неслышно прошептал Ксаратас у нее над ухом.
  
  - Отойдите от меня, Ксаратас, - резко приказала Жанна.
  
  В ответ послышался почти снисходительный смешок.
  
  - Слушаюсь, моя королева, - прошелестел маг, и ощущение чужого теплого тела рядом с ней исчезло, так же как дразнящий запах южных благовоний.
  
  
  
  ...Видимо, Ксатарас уже тогда думал, что, когда придет весна, и Риу уберется в свой походный лагерь, он сумеет объясниться с королевой и добиться от нее взаимности.
  
  Жанна сидела перед зеркалом, расчесывая волосы - она предпочитала заниматься этим делом без служанок и без фрейлин, чтобы несколько лишних минут побыть наедине с собой - и все сильнее раздражалась, вспоминая слова Ксаратаса.
  
  Мужчина всегда понимает, что любовь - это одно, а любовницы - совсем другое.
  
  Думаете, ваш лорд Риу соблюдает целибат и думать о вас?..
  
  То, о чем женщина не узнает, ей не повредит...
  
  Да как он смеет!.. Если бы подобный разговор произошел вскоре после того, как Ксаратас поступил к ней на службу, Жанна бы не придала его словам особого значения, списав их на враждебность к Риу и на ревность. Но когда подобные намеки делает человек, который находился рядом с ней последние пять лет и хорошо знал Грейга Риу и историю ее любви к нему - это трудно было истолковать иначе, чем сознательное оскорбление.
  
  Ксаратас знал, что они с Грейгом больше, чем любовники. Он знал, что Грейг ей все равно что муж.
  
  Чем больше она думала об этом, тем яснее проступало проявленное островитянином неуважение. Даже жена мастерового, услышав от какого-нибудь соседа намек, что муж ей изменяет, не задумываясь, влепит болтуну затрещину - а Ксаратас, выходит, думает, что ему позволительны такие дерзости?..
  
  Жанна порывисто поднялась с кресла, вернулась в свою гостиную, где они только что играли в шахматы, и присела к столу, на котором всегда были готовы чистые листы бумаги и чернильница - на случай, если королеве придет неожиданная мысль, которую понадобится записать.
  
  Она взяла перо - и размашисто написала распоряжение о том, чтобы, когда Ксаратас, как обычно, явится наутро во дворец, его остановили и сказали, что Его величество не хочет видеть его во дворце, и что ему предписывается вернуться в свой столичный особняк и оставаться там вплоть до особого распоряжения. Когда её служанки вошли к ней, чтобы переодеть Ее величество в ночное платье, и удивились, обнаружив королеву за столом, с распущенными волосами и непривычно угрюмым выражением лица, Жанна вручила лист со своей подписью одной из девушек и велела немедленно передать его главе дворцовой охраны.
  
  Ксаратас, безусловно, разозлится - и, возможно, даже посчитает себя оскорбленным. Но даже при его самолюбии и убеждении в своем могуществе маг вынужден будет признаться самому себе, что накануне он изрядно перегнул. Так что ему придется обуздать свою досаду и подождать, пока Жанна не дарует ему свое прощение.
  
  "Надеюсь, после этого он десять раз подумает, прежде чем снова клеветать на Грейга" - сумрачно подумала она, ложась в постель.
  
  Однако ядовитые слова Ксаратаса, похоже, все же оказали на нее свое воздействие, поскольку этой ночью ей приснился муторный и длинный сон, в котором Риу прятал от нее любовницу, похожую на маленькую леди Леонору. В этом сне Грейг пробирался к белокурой фрейлине тайком, встречаясь с ней то в парке, то на королевской кухне, а воображаемая Леонора бесстыдно хихикала, обхватывая бедра рыцаря ногами, и с отнюдь не свойственной реальной Леоноре смелостью позволяла Грейгу задрать ей юбку, прижимая ее к стене в коридоре. Риу зажимал ей рот, чтобы идущая по соседнему коридору Жанна не услышала ее дыхания и стонов, а потом они вместе смеялась над наивностью Ее величества, которая ни о чем не подозревает.
  
  Жанна проснулась с чувством гнева на всех сразу - на себя, на Ксаратаса и даже на Грейга, хотя он, конечно, был не виноват в поступках своего воображаемого двойника.
  
  За завтраком она вызвала к себе Алессандро Молла, заведовавшего ее охраной - а по совместительству, и остальной дворцовой жизнью в Ньевре.
  
  - Я тут вдруг подумала - как там оруженосец Грейга? Он уже поправился?.. - спросила Жанна.
  
  - Кайто? - удивился Алессандро. - Да он с самого начала был почти здоров. Не то, что бедный сир Ладлоу.
  
  Жанна согласно кивнула. Если Джеймс Ладлоу прибыл в город на носилках и до сих пор кашлял кровью, то оруженосец Грейга в самом деле выглядел почти здоровым. Но Грейг, искренне заботившийся о своем оруженосце, счел необходимым отослать недавно вышедшего из лагерного лазарета парня в Ньевр вместе с сиром Джеймсом.
  
  Кайто, судя по всему, был просто вне себя при мысли, что с узурпатором покончат без него, но правая рука у юноши по-прежнему двигалась плохо, и Жанна подумала, что, отослав его в столицу, Грейг поступил совершенно правильно. Безопасность оруженосца Грейга волновала ее куда меньше, чем самого Риу, но Жанна, определенно, предпочла бы, чтобы за оружие и прочую экипировку Грейга отвечал бы человек, который сможет в случае необходимости быстро одеть своего господина в латы и оседлать ему лошадь, а также надежно подогнать друг к другу все детали сложного доспеха.
  
  - Он уже выходит в город? - спросила Жанна у Алессандро Молла.
  
  Клинок Королевы ухмыльнулся.
  
  - "Выходит" - это не совсем то слово... Он во дворец только ночевать и возвращается!
  
  Жанна кивнула. Ну, это как раз вполне понятно... Слуге Грейга сейчас должно быть где-то семнадцать лет. Из тощего мальчишки с Островов, которым он когда-то был, Кайто за эти годы превратился в красивого юношу, который говорил на местном языке без всякого акцента. Если бы не его смуглая кожа и не бархатисто-темные глаза, он бы легко сошел за коренного алезийца.
  
  В таком возрасте Кайто, конечно, скучно сидеть в четырех стенах. Друзья, вино, девицы - чем там обычно заняты юноши в его возрасте?.. Грейг был очень привязан к парню, так что Кайто был одет чуть ли не лучше, чем сам Грейг во время своей службы сиру Ульрику, и не испытывал недостатка в серебре на личные расходы.
  
  Превратиться из слуги, который должен чистить сапоги и заправлять хозяйскую постель, в оруженосца человека вроде лорда Риу - это, безусловно, был невероятный взлет, но Кайто всегда был для Грейга больше, чем простым слугой, и Риу явно нравилось возиться с ним.
  
  Жанна помнила время, когда он загорелся мыслью выучить Кайто письму и счету.
  
  Парень был неглуп и от природы обладал великолепной памятью, а кроме этого - из кожи лез вон, стараясь угодить Грейгу и доставить ему удовольствие. Жанна всегда считала, что те трудности, с которыми обычно сталкиваются учителя грамматики, по большей части, вызваны даже не тупостью и ленью их учеников, а попросту отсутствием у них желания учиться. Можно ведь просиживать над книгами целые дни, но в то же время заниматься чем угодно, кроме, собственно, учебы.
  
  Трудно сказать, мечтал ли Кайто научиться грамоте, или же сама по себе эта идея оставила бы его совершенно равнодушным - но, стоило ему обнаружить, что Риу считает это важным и необъяснимо бурно радуется любому его успеху в этом деле, как островитянин принялся за дело с необыкновенным жаром. Грейг, смеясь, рассказывал Ее величеству о том, что, когда он начал учить его читать, Кайто практиковался каждую свободную минуту, выцарапывая только что заученные буквы на всем, что попадется под руку - то мелом и углем, то острием ножа, то просто веткой на земле. Жанну ничуть не удивляло, что при такой преданности делу Кайто быстро научился и читать по книге, и писать - хотя надо признать, что тонкости грамматики и орфографии до сих пор оставались для оруженосца Грейга недосягаемой вершиной, и на письме Като постоянно делал самые забавные ошибки. Грейг, не в силах удержаться, даже показывал ей некоторые из записок, которые Кайто написал своему господину по тому или другому поводу.
  
  Человек вроде Кайто, безусловно, должен знать о жизни Грейга все - ведь он, в отличие от Жанны, постоянно находился рядом со своим сеньором.
  
  - ...У меня для тебя будет не совсем обычное поручение, - сказала Жанна Алессандро Молле. - Подбери кого-то из своих людей, кто никогда не сталкивался с Кайто. Мне нужен такой человек, чтобы Кайто не знал его в лицо. Пусть улучит момент, когда Кайто зайдет в какой-нибудь трактир. Лучше, чтобы он был один, без спутников и без знакомых. Тогда твой человек должен с ним заговорить. Когда он скажет, что он служит лорду Риу, пусть твой человек предложит ему выпивку за последние новости с войны - а потом потихоньку переводит разговор на Грейга и потом уже придерживается этой темы. Дай ему побольше денег, чтобы покупал парню вино. Пускай Кайто болтает, сколько влезет - пока ему будет, о чем рассказать, или пока он совершенно не упьется.
  
  Молла слегка приподнял брови.
  
  - Вас интересует что-нибудь конкретное?.. - бесстрастно спросил он.
  
  - Женщины, - коротко сказала Жанна. - Но не стоит слишком откровенно наводить парня на эту тему, а то он может решить, что это неспроста. Он не дурак.
  
  - Я понял, моя королева, - согласился Молла. - А потом?
  
  - Ты выслушаешь все, что сможет тебе рассказать твой человек, потом заплатишь ему за труды и скажешь, чтобы он забыл про это поручение. Если узнаешь что-то, что мне стоит знать - доложишь мне.
  
  Молла коротко поклонился.
  
  Риу был его давним учеником и, в сущности, самым близким для Алессандро человеком после смерти Ульрика - но Жанна все равно не сомневалась, что Молла не станет скрывать от нее никаких подробностей, которые способны бросить тень на Грейга.
  
  Верность Алессандро Моллы была выше подозрений.
  
  
  
  Через пару дней Молла напомнил ей о ее поручении.
  
  - Ваше величество, помните, вы хотели, чтобы кто-то побеседовал с оруженосцем Грейга?.. - спросил он.
  
  Лицо у Алессандро было таким же бесстрастным, как всегда, но по каким-то мелким признакам Жанна сразу же поняла, что добытая Моллой информация ей не понравится.
  
  - Помню. И что?.. - спросила она сухо.
  
  - Боюсь, что ваши подозрения были не безосновательны. Если считать, что словам Кайто можно доверять, за последние годы у мессира Риу было много женщин.
  
  Это звучало так дико, что Жанна не могла отнестись к такому заявлению всерьез.
  
  - "Много" - это сколько?.. Двадцать? Тридцать? Сто?.. - спросила она иронически.
  
  - Не знаю, моя королева. Согласитесь, было бы нескромно попросить у парня пересчитать женщин своего сеньора и сообщить точное число... Но, если верить словам Кайто, то Грейг пользуется большой популярностью у женщин. Они, по его словам, буквально устоять не могут перед лордом Риу. На все для него готовы. А он сразу говорит - я, мол, люблю другую женщину, так что тебе, милая, мне нечего предложить. И женщины от этого только еще сильнее к нему липнут. Но он, мол, разборчивый, и чаще всего спит один. А если на кого-нибудь и обратит внимание - то это точно редкая красавица, не хуже его самого. И ни с одной не спит больше, чем одну ночь. Такое у него правило. Чтобы та девушка не начала на что-нибудь надеяться.
  
  Жанна молчала, барабаня кончиками пальцев по столешнице.
  
  "Я люблю другую женщину..."
  
  Может ли быть такое, чтобы человек, которого ты знаешь много лет, был совершенно не таким, каким ты его представлял?..
  
  - Ваше величество... Может быть, не стоит придавать этому такое уж значение? - негромко сказал Молла. - В конце концов, лорд Риу - всего лишь мужчина...
  
  - "Всего лишь мужчина"? Ну и оправдание! - скривилась Жанна. - Лучше уж молчите, Алессандро. Судебного защитника из вас определенно не получится.
  
  Судя по его виду, Клинок Королевы был смущён. Вплоть до сегодняшнего дня он никогда ещё не позволял себе с ней спорить или обсуждать дела Ее величества, а просто молча выполнял ее приказы.
  
  Но на сей раз Алессандро Молла, видимо, не мог молчать.
  
  - С чего мы вообще должны считать, что это правда? - хмуро спросил он. - Парень говорил то, что, с его точки зрения, должно возвысить лорда Риу в глазах слушателя... Кайто очень предан Грейгу и не прочь кое-что приукрасить. А в семнадцать лет успех у женщин кажется главным достоинством мужчины. Он с тем же успехом мог сказать, что Риу убивает по полдюжины врагов одним ударом - если бы только надеялся, что в это кто-нибудь поверит.
  
  - А вот тут вы, безусловно, правы, - согласилась Жанна. Эта мысль пришла ей даже раньше, чем об этом заговорил ее собеседник, и Жанна почувствовала облегчение, как будто с ее плеч свалилась целая гора. - Мы с вами позаботились о том, чтобы у Кайто не было причин _скрывать_ какие-то поступки своего сеньора. Но ничто ведь не мешало пьяному мальчишке _приписать_ бедному Грейгу вымышленные любовные победы... особенно если он стесняется вслух говорить о его верности одной-единственной возлюбленной. В конце концов, в глазах мужчин, особенно солдат, человек вроде Грейга, который спит только с одной женщиной - это почти так же нелепо, как и перезрелый девственник. Я помню, как сир Ульрик всячески склонял Грейга "не упускать свой шанс" - в смысле, тащить на сеновал любую деревенскую девчонку, которая пожелает с ним пойти. Лорд Риу находил забавным то, что Грейг упорно игнорировал намеки таких девушек, и полагал, что Грейг боится опозориться из-за нехватки опыта... Если уж для мужчин естественно подтрунивать над своим шестнадцатилетним сыном за его "застенчивость", то я могу себе представить, что Грейгу приходится выслушивать теперь. Если только мужчина не монах, любое целомудрие бросает тень на его мужество. И Кайто это, безусловно, должно быть обидно.
  
  - Да, это похоже на правду, - согласился Алессандро с явным облегчением. - Я лично никогда не видел, чтобы Риу изменял вам словом или делом. Мальчишка просто наврал с три короба. Сам, небось, еще девственник - вот и болтает о красотках, которые только и мечтают прыгнуть к тебе в койку, ничего не ожидая от тебя взамен... Я лично таких женщин в жизни что-то не встречал, хоть в молодости выглядел совсем недурно.
  
  Жанна рассмеялась, и ее тревога ненадолго отодвинулась на задний план.
  
  Но, оставшись в одиночестве после ухода Моллы, Жанна вспомнила его самую первую реакцию - порыв оправдать Грейга тем, что он - "мужчина", и поэтому, _конечно_, должен был время от времени ей изменять, поддавшись мимолетной похоти.
  
  Что, если все его дальнейшие старания оправдать Грейга были только продолжением все той же мужской солидарности?..
  
  Имперцы, впрочем, говорили, что один свидетель - не свидетель. Слова Кайто не внушали ей особого доверия, но Жанне не пришлось долго раздумывать над тем, кто может сообщить ей что-нибудь полезное.
  
  
  
  На второй год после ее коронации Жанна восстановила традицию театральных представлений на развалинах старого имперского театра, как это делалось при ее деде, и открыла новую эпоху представлением "Белинды". Пьеса привлекла больше народа, чем любой турнир - что уже само по себе было знаком особого успеха.
  
  Слуги аристократов и богатых дам принесли для своих господ расшитые подушки, чтобы им было удобнее сидеть на древних каменных скамьях. Простые зрители сидели на своих плащах и куртках, сброшенных из-за дневной жары. Между рядами ходили продавцы фруктов, пирожков, подслащенной воды, и выступали уличные музыканты и жонглеры.
  
  Люди болтали, ели, приветствовали старых знакомых и, кажется, чувствовали себя совершенно довольными. Натянутые над рядами полотняные навесы защищали зрителей от солнечных ожогов, и в целом древний театр был не только больше, но и не в пример удобнее любых поздних построек. Не склонные забывать о наиболее банальной стороне человеческой жизни имперцы предусмотрели при строительстве даже уборные, связанные с системой древней городской канализации. Это благополучно избавляло саму Жанну и отцов города от необходимости устраивать что-нибудь вроде временных отхожих ям - что неминуемо вело бы к грязи, мухам и зловонию, бывших общим бичом на скачках и турнирах в жаркие летние месяцы. Впрочем, избавиться от мух и запаха конюшни, собрав в одном месте сотню лошадей, все равно было невозможно.
  
  "Белинду" Жанна воспринимала, как личный триумф, еще и потому, что главную героиню в этой постановке исполняла женщина.
  
  Начиная с имперских театров, женщины никогда не поднимались на театральные подмостки. Когда-то принадлежность персонажа к женскому полу обозначала раскрашенная маска и парик, а в последнее время роли женщин исполняли завитые, нарумяненные и напудренные мальчики. Но, во-первых, Жанна считала, что женщины в состоянии играть любые роли сами, а во-вторых - подростки в театрах становились жертвами множества злоупотреблений со стороны старших актеров. Так что Ее величество решила изменить прежний порядок, и, не смотря на возмущение блюстителей традиций, начала реформу с королевской труппы, находившейся на содержании двора.
  
  Как и всякая попытка что-то изменить в традициях и предрассудках, продержавшихся много веков подряд, дело оказалось хлопотным, а отдельные разговоры, связанные с ней, стоили Жанне приступов кипучей ярости. Ей приходилось делать над собой огромные усилия, чтобы не воспользоваться своей королевской властью, чтобы дать выход бушевавшему в ней гневу. Всеблагой Господь, если уж люди не стесняются в подобном тоне говорить о женском поле перед королевой-женщиной, то что приходится выслушивать всем прочим женщинам - чьим-нибудь женам, дочерям или служанкам, находившимся в полной зависимости от мужчин?!..
  
  В дело вмешалось даже духовенство, хотя их оно, казалось бы, нисколько не касалось, потому что клирикам официально запрещалось посещение любых спектаклей. Лицедейство объявлялось церковью суетным делом, а избыточное увлечение спектаклями - даже греховной страстью, но при этом женщина на сцене представлялась многим из этих священников чем-то настолько же недопустимым и кощунственным, как женщина у алтаря.
  
  Чтобы подавить всеобщее сопротивление, Жанне пришлось лично принять участие в отборе кандидаток, а заодно взять попавших в театр женщин под свое личное покровительство. Необходимо было с самого начала дать понять, что притеснять и оскорблять новых участниц труппы - самый простой способ вызвать ее гнев и навсегда покинуть театральные подмостки. Но, хотя Ее величеству пришлось потратить на этот вопрос гораздо больше сил, чем она планировала изначально, Жанна все-таки была очень довольна результатом.
  
  "Белинда" была великолепна. Текст, основанный на выдержках из "Властелина леса Лонли", был отредактирован и превращен в пьесу для театра самой королевой с помощью пары столичных драматургов. К счастью, старую поэму отличал образный, энергичный стих, и для того, чтобы превратить ее в пьесу, достаточно было только изменить порядок некоторых сцен и опустить лишние описания.
  
  Для чудовищ, живущих в лесу Лонли, были изготовлены прекрасные костюмы, часть которых приводил в движение сидевший внутри человек, а часть двигалась с помощью спрятанных внутри их хвостов и крыльев механизмов.
  
  В самые напряженные моменты действия в огромном театре, вмещавшим в себя несколько тысяч человек, наступала такая тишина, как будто он был пуст - и Жанна наслаждалась видом всей этой толпы, которая, буквально затаив дыхание, следила за актерами. Она могла позволить себе обращать больше внимания на зрителей, чем на происходящее на сцене, потому что знала каждое движение актеров наизусть после всех репетиций, на которых ей довелось поприсутствовать за последние месяцы.
  
  В перерыве, сделанном после трех актов пьесы, Жанна заметила женщину в прекрасном и, вне всякого сомнения, очень дорогом платье из белой парчи с вытканным золотом узором, и шелковом полупрозрачном покрывале на покрытых сеткой волосах. Несмотря на свой поистине царственный наряд, красавица сидела в отдалении от знатных дам, на тех местах, которые занимали богатые торговцы со своими семьями. Рядом с этой изящной, аристократичной женщиной был ее муж - ничем не примечательный, немного полноватый человек лет сорока, - служанка дамы и няня, не спускающая глаз с двух очаровательных малышей.
  
  - Кто это? - спросила у Моллы Жанна, поневоле заинтересованная изяществом незнакомой дамы. Подобная женщина смотрелась бы куда уместнее среди ее фрейлин, чем среди торговцев и их жен.
  
  - Элоиза Гиттиэре. Но вам вряд ли что-то скажет ее имя. В Рессосе она была известна, как Клоринда.
  
  - Вы хотите сказать - _та самая_ Клоринда? Любовница сира Ульрика?.. - заинтересовалась Жанна. - Жаль, что на ней это покрывало! Мне бы хотелось ее рассмотреть.
  
  - Нет ничего легче, - отозвался Клинок королевы. - Если вы хотите, я это устрою.
  
  Жанна едва удержалась от порыва закатить глаза. Все-таки в некотором отношении жизнь всегда будет представляться бывшему контрабандисту более простой, чем человеку, выросшему при дворе...
  
  - Думайте, о чем вы говорите, Молла! Я всё-таки королева. Вы не можете просто взять и привести ко мне бывшую куртизанку.
  
  - Мне всегда казалось, что вас не волнуют подобные вещи, - сказал Алессандро.
  
  - А они меня и не волнуют. Просто, когда наша знать увидит, что я разговариваю с этой женщиной, все тут же захотят узнать, кто она такая и почему я ей интересуюсь. Кто-нибудь, конечно, вспомнит, что она из Рессоса, и все примутся обсуждать, что она была содержанкой лорда Риу. А ни ей, ни ее мужу эти сплетни совершенно точно не нужны, - сказала Жанна. Алессандро только молча поклонился, признавая ее правоту.
  
  
  
  И всё-таки ее желание исполнилось - ей удалось увидеть Клоринду без ее покрывала. Когда представление закончилось, и зрители начали расходиться, Жанну отвлек посол герцога Аркнейского, превозносивший постановку и организацию спектакля (умный ход, поскольку было широко известно, что Ее величество принимала в этом деле самое активное участие). Пока она разговаривала с ним, Клоринда, без труда избавившаяся от общества детей и мужа - который, по-видимому, привык подчинялся всем желаниям своей супруги - осталась в пустеющем театре в обществе одной только служанки, чтобы побеседовать со старыми знакомыми из числа зрителей.
  
  В процессе она сбросила покрывало с головы, так что теперь оно лежало на ее плечах лёгкой полупрозрачной шалью. Вышло у нее это так естественно, как будто покрывало упало у нее с головы само, а увлеченная приветствиями и обменом светскими любезностями женщина просто не заметила этого.
  
  Теперь Ее величеству, как и всем остальным, стало хорошо видно правильное и все еще юное лицо со светлой, как будто сияющей на солнце кожей, контрастирующей с темными кудрями. Часть волос придерживала золотая сетка, но локоны надо лбом и у висков лежали свободно, в соответствии с придворной модой. Жанна подумала, что отношение Ульрика к этой женщине становится понятнее, когда видишь ее перед собой - во всяком случае, сама она помимо воли залюбовалась Клориндой, как любуются красивой картиной или статуей. Ей пришло в голову, что Элоиза Гиттиэре, пользуясь богатством мужа и своим хорошим вкусом, даже в своем новом положении выглядела аристократичнее, чем большинство придворных дам.
  
  Среди других людей, которых поприветствовала Элоиза, оказался и лорд Риу. Грейг сначала, видимо, не узнал ее, так как остановился в явном замешательстве, не понимая, почему эта красиво одетая дама решила с ним заговорить. Но потом он узнал Клоринду и с явной радостью подошёл к ней, перешагивая своими непомерно длинными ногами через широкие каменные скамьи. Он куртуазно поцеловал у Клоринды руку, словно она была знатной дамой, а не женой богатого виноторговца, и сердце Жанны кольнуло ревностью. Приветливость Грейга показалась ей избыточной, в особенности если вспомнить, что эта женщина несколько лет назад пыталась его соблазнить. Ну ладно, не пыталась - она просто полагала, что он пришел к ней за тем же, за чем к ней ходило большинство других мужчин. Но все же...
  
  И к тому же, они в самом деле хорошо смотрелись вместе. Несмотря на то, что Клоринда была на целых шесть лет старше Грейга, она по-прежнему была молода и очень красива, и ее легко можно было представить любовницей человека вроде лорда Риу.
  
  Впрочем, досада Жанны улеглась, когда они вернулись во дворец и Грейг с широкой улыбкой объявил:
  
  - Ты не поверишь, кого я сегодня встретил!..
  
  - Клоринду, - сразу же сказала Жанна. Глаза Риу забавно распахнулись.
  
  - Откуда ты знаешь?
  
  - Видела из королевской ложи, как ты с ней любезничал, - ответила она с улыбкой, наполовину уже разуверенная в своих подозрениях его обычной прямотой.
  
  Грейг рассмеялся.
  
  - Да я сам не ожидал, что я буду так рад снова ее увидеть! Я, конечно, понимаю, что у нее сейчас муж, и дети, и даже другое имя, но для меня она все равно связана с Ульриком. Мне показалось, словно я вернулся в прошлое. Все равно что увидеть его самого. Странно, правда?.. Как будто любившая мужчину женщина хранит в себе частичку его самого.
  
  Последние остатки ревности погасли в Жанне при этих словах. Ну да, _конечно_, как же она не подумала, что для Грейга Клоринда - не просто женщина, а "женщина его отца", пусть даже ее связь с Ульриком Риу и оставалась сугубо неофициальной? В последнюю пару лет Грейг перестал печалиться, когда что-то напоминало ему о погибшем Ульрике, и вспоминал о лорде Риу с удовольствием и нежностью, которой он не позволял себе при жизни своего сюзерена и отца. Жанна даже жалела, что Ульрик уже не может этого услышать. В конце концов, ему было бы приятно знать, что его сын испытывал по отношению нему не только уважение и преданность, но и обычную сыновнюю любовь.
  
  - Не вижу здесь ничего странного, - сказала она Грейгу. - Мы всегда храним в себе частичку всех, кого мы любим - даже если их уже давно нет рядом с нами.
  
  Взгляд светлых глаз Грейга сделался задумчивым. Он, должно быть, сейчас думал о всех сразу - и об Ульрике, и о ее отце, и о покойной королеве Бьянке...
  
  - Да, - сказал он через несколько секунд. - Ты, разумеется, права.
  
  
  
  ...Теперь, когда Жанна не могла выбросить из головы глупую болтовню оруженосца Грейга, мысль о лорде Риу, склонившемся над рукой Клоринды, не давала ей покоя.
  
  Было в этом жесте что-то удивительно интимное... какой-то легкий и почти неуловимый отголосок чувственности, который и вызвал тогда ее ревность.
  
  "То, о чем женщина не узнает, ей не повредит..." Если Грейг в самом деле лгал ей все эти годы, то кто поручится, что этот обман не начался гораздо раньше - еще в Рессосе, при жизни Ульрика?..
  
  Промучившись такими мыслями еще несколько дней, Жанна снова вызвала к себе Моллу и без всяких предисловий сообщила:
  
  - Я хочу увидеться с Клориндой. То есть - с Элоизой Гиттиэри.
  
  - Вы хотите, чтобы я привел ее сюда? - осведомился Молла, никак не выказывая своего личного отношения к этому плану - хотя он, конечно же, не мог не понимать, с чем связано ее внезапное желание поговорить с Клориндой.
  
  Жанна покачала головой.
  
  - Нет, это лишнее... Передайте Клоринде, что я собираюсь посетить ее завтра, в десять часов вечера. Она умная женщина. Уверена, что она легко отыщет способ выставить из дома мужа и отослать слуг.
  
  
  
  Вблизи Клоринда оказалась еще более красивой, чем издалека - хотя, может быть, дело было в том, что она принимала Жанну в слабо освещенной комнате со сдвинутыми ставнями, и мягкий свет нескольких ламп придавал ее внешности какое-то особое очарование.
  
  Сейчас в Клоринде, при всей ее красоте, было что-то уютное, почти домашнее. Трудно было представить, что эта молодая женщина, имеющая двух очаровательных детей - та самая Клоринда, за внимание которой состязались самые богатые мужчины Рессоса.
  
  Клоринда опустилась перед королевой в таком изысканном реверансе, что никто из ее фрейлин, надо полагать, при всем желании не смог бы повторить это движение.
  
  - Ваше величество, - сказала она своим мягким и красивым голосом, благоразумно не пытаясь поцеловать руку Жанны. - Я надеюсь, что вы извините мою дерзость, но мне кажется, я знаю, почему вы пожелали меня видеть. Дело в лорде Риу, верно?..
  
  - Почему вы так решили? - холодно спросила Жанна. Клоринда подняла взгляд - и ее прекрасные, темно-голубые глаза показались Жанне полными какой-то затаенной грусти.
  
  - Потому что среди всех людей, служивших Вашему величеству, я знала только лордов Риу... Я имею в виду, сира Ульрика и сира Грегора. Сир Ульрик давно мертв. Значит, дело должно быть в сире Грегоре.
  
  Жанна молчала. Но Клоринда, видимо, и не нуждалась в ее подтверждениях.
  
  - Ваше величество... если не брать в расчет тех случаев, когда мы с ним случайно сталкивались в городе, я единственный раз виделась с сиром Грейгом Риу в Рессосе, когда его отец сказал, что ему нужна женщина, чтобы выкинуть из головы несчастную любовь. Если кто-нибудь сказал вам, что Грегор Риу посещает этот дом, и что мы с ним любовники, то это клевета. У человека вроде лорда Риу, несомненно, множество врагов. Неудивительно, что его хотят очернить в ваших глазах.
  
  - Вы говорили, что Грейг приходил к вам в Рессосе, - сказала Жанна. - Расскажите, как это случилось.
  
  Клоринда задумалась, покусывая нижнюю губу.
  
  - По правде говоря, это очень забавная история. Ему тогда было, должно быть, лет шестнадцать... Как и все мальчишки в его возрасте, он был влюблен, но, не в пример его ровесникам, был трогательно озабочен тем, как не подвергнуть свою женщину опасности и доставить ей удовольствие.
  
  - Как это? - "удивилась" Жанна, словно ничего не знала.
  
  - Он с порога заявил, что он пришел ко мне только затем, чтобы я рассказала ему то, что ему может быть полезно. Мне, по правде говоря, казалось странным изучать искусство любви в теории. Это не совсем тот предмет, по которому можно читать лекции, как в наших университетах... Но Риу настаивал. Так что я постаралась объяснить ему, какие ласки могут доставить женщине больше всего удовольствия, не создавая в то же время риска для зачатия ребенка.
  
  - В жизни не поверю, что в шестнадцать лет можно сидеть рядом с красивой женщиной, тем более такой, как вы, которая рассуждает о настолько чувственных вещах - и удовлетвориться одним только разговором! - провокационно заметила Жанна.
  
  Клоринда приняла ее замечание за шутку - и весело рассмеялась.
  
  - Тут вы правы! Я не слишком удивилась, когда мои объяснения его несколько... увлекли. Для молодого человека его возраста это вполне естественно.
  
  Жанна почувствовала, что кровь зашумела у нее в ушах.
  
  - И что, он был хорош?.. В шестнадцать лет?.. - небрежно спросила она. Ей не раз случалось слышать, как самые развязные из придворных дам подобным тоном обсуждают друг с другом мужчин, с которыми когда-то спали они обе.
  
  - Для девственника - даже очень, - признала Клоринда. - Но потом он слишком уж переживал из-за своей "измены", хотя я и постаралась его успокоить. У мужчин тело почти всегда сильнее разума. Я убедила его в том, что это ничего не значит. Он же не считает, что он предает свою любовь в тех случаях, когда сам доставляет себе удовольствие - а это почти то же самое... В конце концов он успокоился и перестал воспринимать случившееся так трагично. Чему я, признаться, была рада, потому что в его возрасте люди способны создавать трагедии из воздуха, и никогда не знаешь, до чего они могут додуматься в подобном состоянии.
  
  - Значит, вы больше никогда не виделись?..
  
  - Мы расстались друзьями. Но поверьте, что больше он никогда ко мне не приходил. И если вы подозревали его в том, что он все эти годы был моим любовником, то я могу поклясться, что это не так, - сказала Элоиза Гиттиэре абсолютно искренне.
  
  - Хорошо. Я бы хотела, чтобы вы взялись за знак Негасимого огня, который носите, и поклялись спасением своей души, что все, что вы сейчас сказали - правда, - откликнулась Жанна.
  
  Элоиза прикоснулась к маленькой, красивой золотой подвеске на своей груди и, глядя ей в глаза, произнесла :
  
  - Клянусь спасением своей души, что я ни в чем не солгала Вашему величеству, - лицо и взгляд бывшей Клоринды были совершенно безмятежны - с ее точки зрения, она только что сняла груз с души молодой королевы, полагавшей, что Грейг Риу ходил к ней в Рессосе и вернулся к любовной связи с ней с тех пор, как она перебралась в Ньевр вместе с мужем.
  
  Сказанные ей слова упали между ней и королевой, словно камень.
  
  Женщине вроде Клоринды, придававшей разовому "инциденту" с Грейгом так мало значения, что ей никогда не пришло бы в голову считать его своим любовником из-за подобной мелочи, не приходило в голову, что ее рассказ не только не успокоит Жанну, но и разобьет ей сердце.
  
  Теперь она знала, что все ее представления о Грейге были ложью - нет, хуже чем ложью!.. Ее вымыслы о Риу были просто глупыми фантазиями девочки, которая не пожелала отказаться от собственных романтичных заблуждений даже несмотря на то, что стала взрослой женщиной и королевой.
  
  Жанне пришлось сделать над собой усилие, чтобы с улыбкой проститься с хозяйкой и позволить ей проводить себя до дверей дома.
  
  Жанна всегда полагала, что она избавилась от всех иллюзий относительно других людей еще тогда, когда умер ее отец, а ее мать несправедливо отстранили от правления страной на регентском совете. Она видела войну, предательство и магию Ксаратаса, и всегда правила людьми, не позволяя себе заблуждаться относительно их личных качеств или побуждений. И она всегда держала в голове, что даже близкие союзники среди мужчин - такие, каким был для ее матери сир Ульрик - для женщины всегда будут ненадежными друзьями просто потому, что она - женщина.
  
  В критический момент ее друзья проявят совершенно неожиданную солидарность с другими мужчинами в смысле обычных предрассудков и несправедливостей - и даже не заметят этого, поскольку в их глазах их слова и поступки будут чем-то само собой разумеющимся.
  
  Но Грейг всегда казался ей другим - хотя бы потому, что он, в отличие от остальных людей, с самого детства обсуждал с ней те противоречия, которые так сильно донимали и сердили саму Жанну, и во всех подобных разговорах проявлял редкое понимание и трезвомыслие. Жанна считала Грейга исключением из правил, человеком, который сумел избавиться от свойственного остальным мужчинам лицемерия, самодовольства и глухой бесчувственности к тем страданиям, которые их слова и их поступки причиняют женщинам. Ну а на самом деле...
  
  А на самом деле она просто была еще одной дурой, которая верила, что любимый мужчина полон самых удивительных качеств и добродетелей, пока, вслед за другими дурами, не обнаружила всю глубину своего заблуждения. История не хуже и не лучше, чем история любой неграмотной крестьянки из деревни, которая искренне считает, что, если уж такой добрый и ласковый человек, как ее ухажер, клятвенно обещает ей на ней жениться, то так он и сделает - чтобы в итоге обнаружить, что ему нет дела ни до ее слез, ни до их общего ребенка в ее животе, ни до тех поношений и насмешек, которые неминуемо обрушатся на ее голову, когда вокруг узнают о ее "позоре"!
  
  Оказавшись, наконец, в своих носилках, и задернув плотные темные занавески, Жанна откинулась на расшитые подушки и зажмурилась, до боли стискивая челюсти. Перед глазами у нее стоял образ Клоринды, прижимающей тонкие пальцы к золотому знаку под молочно-белыми, как будто бы вырезанными из мрамора ключицами.
  
  Тело мужчин порой сильнее разума...
  
  В подобном возрасте люди способны создавать трагедии из воздуха.
  
  Клянусь спасением своей души...
  
  Хотелось плакать, но слез не было. Наряду с рвущими душу болью и негодованием Жанна испытывала нечто вроде скрытого презрения к себе - ладно еще, те женщины, которые оказываются в ловушке по незнанию и по наивности, но уж _она-то_, казалось бы, могла бы предвидеть это с самого начала! Так ведь нет же... Видимо, достаточно красивого лица, крепкого тела и кудрявых золотых волос, чтобы даже самая образованная, умная и трезвомыслящая женщина способна была наделить их обладателя кучей несуществующих достоинств.
  
  Как же это глупо!..
  
  А Ксаратас, разумеется, был прав в своих словах о Грейге. Худшее в "идеалистах" вроде Риу то, что они говорят много красивых слов, которым они не способны или просто не желают следовать на практике. Ксаратас, безусловно, временами бывал просто отвратителен - но он, по крайней мере, не старался притворяться лучше, чем он есть.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"