Ну, вот и вечер, наконец!
Уставший за денек юнец часы на семь утра поставил
Чтобы заранее успеть собраться с Людкой на свиданье.
Закрыв глаза, он улыбался, обдумывая слова, фразы,
Как сходят вместе на премьеру, как поведет ее в кино,
И видел вновь ее улыбку...
Но вот тревожно на душе, как будто рокот вдалеке,
Как будто шепотом во тьме над головой ревут моторы.
Их сотни, тысячи, миллионы...
Ба-бах!
Тут вздрогнула земля. Гул прокатился эхом.
Еще удар и первый крик пробился сквозь ночную тишь.
С тяжелым вздохом рухнул дом, накрыв собой жильцов.
Зажегся свет, горит огонь, никто не верит в этот сон.
В ту ночь разверзлись небеса, город засыпав пеплом.
Стальные птицы ровным строем, 
Свой путь отметив чужим горем,
Кружили в вышине.
То тут, то там был слышен взрыв. Огонь, кровь, раны, боль и крик.
Бегут, ступая по стеклу. На Буг! На Буг! На Буг бегут.
Бегут... Ох, лишь бы им успеть! Бегут вперед, не видя цель.
Бегут сквозь боль, идут без сил, не видя лиц, кого любил.
Не видя мертвых тел вокруг.
На Буг, на Буг, на Буг бегут.
Сверкнула смерти сталь крыло, взгрызаясь в землю за спиной.
Опять окрасилась земля, а ты все в ужасе бежишь,
Не веря, что пришла война.
Война...
Несется весть в Москву, что город Брест отдан врагу.
И вторит шепот мертвых ей, тьма расползлась по их стране.
Война...
Слышна патронов песнь в лесах. Плач матерей по их сынам.
Война...
Пылают города, сгорают заживо в стенах.
Война...
Взревели танки на полях. 
С последним кличем на губах солдаты ринулись в атаку.
Война...
Никто к ним не спешит. Брест оккупантами забит.
Но держат крепость сотни дней,
Без средств, насколько хватит сил.
Война бежит голодным зверем, все пожирая на пути.
Бежит сражений колесом, сминая, плюща, разрушая, 
За что бойцы отдали жизнь, и зло хохочет, собирая
Свою жатву из слез и крови,
Рычит, желая свежей плоти,
Бежит, торопится к Москве.
А там давно уж поджидали.
Как будто змей, скрутив все кольца, 
Собрав всю мощь, собрав всю боль,
Совет пустился в новый бой.
Смутился враг, и сбился шаг.
Кольцо войны бежит назад
С тем же восторгом пожирая всех тех, кто вел ее в пути.
Бежит противник, ускоряясь, спеша границу перейти.
Кричит в отчаянии захватчик, накрытый с головой волной.
Круша, сминая на пути, несется армия в Берлин.
Разит, не ведая пощады,
За кровь, за ужас, за отчаянье,
Разит за годы унижения...
Мелькают мимо города. Вот Витебск, Полоцк, Минск...
"Ура!" как гром средь дня взметнется клич
И разольется средь руин.
Брест непривычно мертв и тих.
Все разворочено, изрыто, следы от пуль видны везде.
Здесь камня не найдешь без крови,
Здесь Ад разверзся на земле.
Тут шаг не сделаешь без страха,
На каждый метр труп зарыт.
Проходят мимо. Нет живых.
Лишь снайпер прячется в ночи.
Им не известно, что однажды наполнит сердце гордость слез
Узнает мир великий подвиг про город Брест, его бойцов.
Что крепость защищали рьяно юнцы, здесь головы сложив.
За Родину стояли грудью, храня ее в тылу врага.
И кровью на стенах писали, как им была та дорога.
Их не страшила смерть, те знали, им есть, за что тут умирать.
И с безнадегою пытались врагов с собой побольше взять.
Не сдался Брест, держал удар.
Все ждал подмоги, он все ждал...
И вот дождался, наконец, но встретить некому с дороги...
Взметнулся флаг, опять "Ура!"
Повергнут враг! Ушла война!
Вновь оживают города!
Заглохли танки до поры.
Красавец-Брест восстал из праха, встав на костях своих руин.
Вновь зазвучал веселый смех.
Сверкают улицы, витрины.
Не вспомнят люди о картинах косящей жизнь смерти косы.
Бредут по улицам кровавым и вспоминают лишь тогда,
Когда рассыплются цветком 
Взрывы салюта за окном,
Неся в себе блики войны.
Такой далекой, позабытой.
Стирает краски новый век.
Но все живет огонь могильный, живет вот семьдесят уж лет.
Вечное Пламя, пламя мира, все так же сон бойцов хранит.
И будет Слава, процветание, пока оно еще горит.
Ударит гимн в начале мая, прибудет шумная толпа.
И будут плакать ветераны, в толпу далекую крича.
А ты гори, Вечное Пламя, не позволяй сердцам пустым
Забыть ту доблесть, те дары, что посветили нам деды.
Чтоб поколенье молодое узнало ужасы войны
Лишь на экранах кинозала.
Чтоб не гнило оно в неволе.
Жило без страха и нужды.