-Не в честь так идти, будто мы не воины, а... просто двое бродяг, как те, которые здесь по всем дорогам шатаются, - сказал Войслав.
Чедраг повернулся к нему, и Войслав удивился его отрешенному взгляду:
-Если тебе честь не позволяет идти рядом со мной, я не держу. Останься с Вистой, мне на сердце спокойнее будет, что за ней приглядишь.
-Ты чего, Лютый?!
-Тогда не жужжи у меня над ухом.
В заплечном мешке Лютого сейчас находилась вещь, которую он решил непременно доставить по назначению, если Боги позволят. И коли удобнее сделать это в убогом дорожном плаще с вылинявшими заплатами, чем одетым как подобает воину, так тому и быть.
...Чедраг забыл, что на дорогах Италии слишком легко встретить людей, которые желают одерживать победы вовсе не над равным по силе противником, а, напротив, хотели бы применять оружие против заведомо слабейшего. Равнодушное здешнее солнце едва перевалило зенит в тот час, когда два человека из каравана первыми заметили, версты за три, что навстречу им медленно бредут какие-то нищие, калики перехожие.
Одного звали Фабриций, считал он себя потомком римлян, тех самых, именем которых предпочитают называть себя нынешние ромеи, хотя смуглый оттенок кожи и черты лица выдавали сильный приток сирийской крови. Его товарищ, годами лет на двенадцать старше, носил имя Ариэль, на языке иудеев означающее Божий Лев, и внешностью старался подражать славному зверю, в чем его немалым подспорьем служили рыжие, от природы курчавые волосы.
Тронув приятеля за плечо, Фабриций копьем копья указал на две человеческие фигурки:
-Развлечемся? - полуутвердительно предложил он. Арье кивнул, и оба наемника пришпорили лошадей.
Чедраг и Войслав неспешными шагами продолжали идти навстречу каравану, от которого отделились и помчались к ним двое всадников. Со стороны могло бы показаться, что пешие путники смотрят в землю перед собой, но Чедрагу достало одного мгновения, чтобы оценить летящего на чалом жеребце ромея - за спиной его развевались на ветру полы плаща-лацерны, расшитые шелковыми узорами, на груди блестел желтый камень, украшавший золотую фибулу, из золота были и браслеты на голых руках, но Чедрага больше интересовало, защищена ли шлемом голова под капюшоном, - и второго, слегка отставшего, в хитоне с длинными рукавами, с лицом, заросшим рыжей щетиной - недавно Ариэль срезал бороду в память о своем брате Тевье, умершем от чумы.
А караван продолжал с черепашьей неотвратимостью двигаться по дороге, сокращая расстояние между собой и двумя славянами.
-Эгей, бродяга, береги свою голову! - крикнул Фабриций и попытался на скаку сбить копьем шапку с головы Чедрага. К его немалому удивлению, копье, не встретив преграды, прошло на несколько вершков выше, а беззащитный путник вдруг оказался совсем близко к жеребцу, поймал рукой за уздечку, и от его рывка Фабриций полетел с седла в песок.
Фабриций был хорошим наездником, и хоть не ожидал ничего подобного, сумел упасть так, что тут же оказался на ногах лицом к Чедрагу, и копье его теперь смотрело острием в грудь славянина. Но прежде чем он успел сделать что-либо еще, Чедраг бросил нож, который железным жалом воткнулся в предплечье Фабриция.
Более опытный, Ариэль заблаговременно пропустил своего приятеля вперед, чтобы оценить, на что способны двое путников, и теперь в его руке был короткий меч, которым он явно намеревался срубить голову Войславу, оказавшемуся между ним и Лютым.
Чедраг выдернул копье из ослабевших пальцев Фабриция и с разворота, будто не глядя, послал его в иудея. Зазвенела кольчуга под шерстяным хитоном, Ариэль зашатался в седле и, памятуя наглядный пример Фабриция, перебросил ногу через спину коня и соскользнул на землю.
"А Чедраг-то думал - налегке проще пробраться будет" - выругался про себя Войслав, пока руки сами собой освобождали из мешка топор. Сейчас Арье своим видом и в самом деле напоминал льва, старого и потрепанного, хищного и... осторожного, изнемогавшего от желания увидеть бегущую из раны кровь врага, но выжидавшего случая. Тяжелая кисть с вплетенными голубыми нитями, символизирующими заповеди Моисеевы, болталась на его поясе, с каждым движением раскачиваясь над песком.
Люди из каравана между тем, по мере того как то один, то другой замечал происходящее, оповещали друг друга тревожными криками, и те, в чью обязанность входило защищать торговцев от разбойников, уже натягивали луки, одновременно раздаваясь в стороны, чтобы полукольцом охватить намеченную цель.
Ариэль с надеждой бросил взгляд на Фабриция, который сейчас оказался за спиной Войслава и Лютого, но тот, забыв обо всем на свете, обхватил пальцами здоровой руки предплечье и тоскливо выл, и кровь капала из-под пальцев на землю. Бормоча проклятия его слабости, Ариэль, полагая, что бродяги сейчас навалятся на него вдвоем, метнулся вперед и сделал длинный выпад. Войслав на вершок разминулся с лезвием меча и взмахом топора раскроил врагу голову.
"Ну вот и все, сейчас они нас утыкают стрелами, на том все и кончится. Светлая Сварга, прими души тех, чьи тела останутся гнить под чужим солнцем, лишенные погребального костра!" - успел подумать Войслав. Конь Ариэля, пронзительно визжа, шарахнулся от мертвого хозяина и помчался обратно, навстречу каравану, а жеребец Фабриция бросился за собратом, но Чедраг перед тем успел вскочить ему на спину и словно распластался, прижимаясь всем телом к шее и крутым бокам чалого, так что большая часть лучников не решилась метать стрелы - не стоила смерть какого-то бродяги доброго коня. Две или три стрелы, впрочем, пролетели рядом, но слишком быстро бежал чалый, так что воины, успевшие отбежать от дороги, теперь не могли взять нужный прицел. Продолжая в душе проклинать ошибку Лютого, Войслав, двумя руками держа перед собой топор - всё какая-то защита от стрел! - побежал вслед за товарищем.
Обезумевшие кони врезались в караван, как взбесившийся слон. Осл ы, испуганно крича, шарахнулись с дороги так, что кое-кто из хозяев не удержался на спине, жеребец в прыжке опрокинул копытами ближайшую повозку, и теперь уж его взяли в топоры, но Лютый того не видел - соскочив на землю возле первого же стражника, угодившего под копыта, он вырвал меч из его окровавленной руки и подсек ноги того, кто уже бежал к нему, замахиваясь чем-то тяжелым. Человек взвыл от боли, выронил усеянную шипами дубинку, Чедраг поймал ее на лету и встал спиной к тяжелому колесу.
К нему приближались человек пять, Лютый видел перед собой перекошенные смуглые лица, оскаленные рты выкрикивали проклятия, но никто не спешил вступать в ближний бой, зато охотно бросали свои копья и дротики - Чедраг завертел перед собой чужими мечом и булавой.
-Эй, хинавцы! - подбегавший Войслав обозвал врагов понятной славянам кличкой, слова никто из них не разобрал, но довольно было и того, что кто-то появился за спиной, наемники заколебались, поневоле давая Чедрагу передышку, двое обернулись на крик и Войслав снова воспользовался топором по прямому назначению. Пользуясь моментом, Лютый атаковал троих оставшихся, за спиной у него показались голова и плечи человека, который, полагая себя наиболее разумным из всего каравана, попытался перелезть через арбу и напасть на "бродягу"со спины. Войслав размахнулся с усилием, которого никогда еще не вкладывал в натруженное сухожилие, и бросил уже ненужный топор ему в голову.
Порубленные тела смуглых воинов валялись на земле вокруг Войслава и Лютого, и, хотя живых в караване оставалось в несколько раз больше, никто теперь не желал оказаться в пределах досягаемости странных людей, которых злая судьба послала навстречу незадачливым торговцам. Первыми, не желая искушать Хубаля, обратились в бегство арабы, их примеру последовали италийцы и иудеи.
...Жирный Шихабуддин, столь увлеченный, что не сразу прислушался к тому, что происходило за пределами его закутка, теперь, запахивая халат на груди, поспешно отбросил торопливо закрепленный Маруфом навес. Выбравшись наружу, на мгновение замер, оторопело глядя туда, где Войслав и Чедраг расправлялись с охраной. В эту минуту Эгберт, который, придя в себя, горящими глазами смотрел в ту же сторону, протянул руку, завладел коротким ножом, который висел на веревочном поясе Маруфа и по рукоять вогнал его в живот купца. А Вульфстан, все с тем же безразличным лицом, продолжал сидеть на арбе, будто не заметив, что жирная лапа Шихабуддина соскользнула с его плеча, только ветер играл светлыми волосами юноши, и взгляд его был взглядом слепца.
Чедраг не слишком быстрым и не слишком медленным движением поднял в пыли брошенный кем-то лук, положил стрелу и не целясь пронзил сердце Вульфстана.