Этой ночью была гроза. Крупные тяжелые дождевые капли впивались в раскаленную землю, наполняя воздух душным маревом, в котором ароматы южных цветов, поднимающиеся над роскошными садами, смешивались с тяжелыми запахами верблюдов, ослов и мулов. Вся жизнь Иерусалима - красота дворцов и храмов, гул рынков, нищета окраин - все сейчас висело в воздухе, густом и теплом, почти ощутимом, все слилось воедино и ливнем обрушилось на землю и деревья, шурша листвой и выбивая дробь по кровлям, оглушительно нашептывая: "Суета сует, все - суета..."
Незаметно обойдя охрану, привычным, одному ему известным путем, царь пробрался в сад. Он был облачен в одежды простого стражника и не боялся быть замеченным здесь, среди прекрасных цветов и деревьев. Он жадно подставлял пылающее лицо воде, падающей с неба и омывающей его с головы до ног, унося тревоги и тяжкие думы.
Уже несколько ночей подряд он не мог уснуть. Ему снились странные вещи и события - деревянный идол неведомого бога, плывущий по воде, дикие северные воины, а иногда даже диковинные колесницы без лошадей, скользящие по земле и по небу. Это завораживало и пугало, но самое страшное было то, что все труднее становилось отделить сон от яви. Он горячо молился Богу, но Бог не отвечал ему, как было раньше, и он понимал, что прогневил своего Бога, и теперь надо было не просить помощи, а вымаливать прощение. Но мысли разбегались, и образ Великого Владыки таял в ночном воздухе, уступая место милому сердцу образу младой девы, дерзкой и прекрасной.
Сверкнула молния, осветив незнакомый силуэт. Царь вскрикнул от неожиданности, что кто-то нарушил его уединение.
- Не бойся меня, - заговорил силуэт. Он обладал мягким и нежным, как ласковые руки матери, женским голосом.
- Кто ты и что здесь делаешь? - спросил царь, немного успокаиваясь.
Женщина подошла чуть ближе.
- Вспомни меня, царь! Когда-то ты вернул мне моего ребенка. Это был самый справедливый суд, я молилась на тебя, как на Бога.
- Молчи, женщина! - прервал ее царь. - Что ты знаешь о Боге?
Она вдруг рассмеялась.
- Не гневайся, царь! Ты ли так ревностно будешь говорить о Боге? Ты, что служишь Богам Аммонитским, Сидонским и Моавитским?
- Молчи, женщина! - повторил царь, отступая под ударами ее вопросов.
- Не бойся меня, царь, - улыбнулась она, - я пришла передать тебе слова...
- ... моего Бога? - прошептал он.
- Нет, моего сына. Не смотри на меня с таким ужасом, я не Богородица! Я всего лишь мать спасенного тобой ребенка. С самого рождения он ничего не говорил, а вчера очень ясно произнес: "Мати, иди к царю, и скажи ему..."
- Что?
Она укоризненно покачала головой, но продолжила:
- Твой Бог изгнан из храма.
Снова молния. У царя подкосились ноги, и он сел на камень. Он весь промок до нитки, но голова его пылала. Он провел рукой по лбу, смахивая пот и дождевую воду.
- Как - изгнан?! Кем изгнан? - шептал он. - Он не может быть изгнан, ведь это же его храм! А если не его, тогда... тогда... Какой бог? - он поднял на нее умоляющие глаза.
Она пожала плечами, поцеловала его в лоб.
- Не знаю. Это же твой Бог, тебе виднее.
Он покачал головой, ничего не понимая. Женщина приобняла его, помогая встать на ноги.
- Ступай, домой, царь. Потом поймешь, ты же мудрый. Ступай, ступай.
- Бог покинул меня, - проговорил царь.
- Твой Бог ревнив, как женщина. Ты его обидел.
- Не богохульствуй! - встрепенулся царь. - Ведьма!
Она рассмеялась.
- Ведьма? Пусть ведьма! Я буду твоей ведьмой, царь. Я не твой бог, я не покину тебя. Но сейчас мне надо идти, меня ждет мой сын. Может, он еще что-то захочет сказать тебе? Ступай домой, царь.
Он послушал ее. Его бог изгнан из храма. Что это значило, он не понимал. Но он чувствовал, что она говорит правду. Он не стал ее искать. Он знал, что она сама найдет его, когда это будет нужно ей, ее сыну или его богу.
"Ты мудрый, ты поймешь" - сказала она. Он потряс головой. Суета сует, все - суета. Перед его глазами снова замелькали колесницы без лошадей, идолы без имен и храмы без богов. Царь глубоко вздохнул, отгоняя подступающее безумие, зажег свечи и погрузился в работу.
В эту ночь была написана первая глава Экклезиаста.
- Дамы и господа, просим вас пристегнуть ремни безопасности, самолет идет на посадку. Температура за бортом...
- Эй, Санни! Санни, малыш, у тебя мобила разрывается! Просыпайся! Прилетели, шеф! Кстати, мы вовремя, передали, скоро гроза!
- Какая гроза?.. Какая мобила?.. А, Крафт слушает. Где я? А хрен меня знает! Игорек, где мы? В Торонто? Акира-сан, я в Торонто. Пока в самолете. Ничего, если через полчасика перезвоню? О"кей, до связи.
Санни откинулся на спинку сиденья "Боинга".
- Бред. Игорек, знаешь, кто я? Я - царь Соломон.
Игорь заржал.
- А я тогда кто? Иван Грозный?
- Нет. Ты - мой начальник охраны.
- Ну, слава богу! Я уж думал, ты совсем! А близких пока еще узнаем!
- Дурень! - хохотнул Санни.
- Ну, где нам до вас с вашими Гарвардами! - весело развел руками Игорь. - Кстати, шеф, ты б поосторожнее с этим со всем. Образование - образованием, а здоровье дороже. Ты уже неделю не спишь.
Санни нервно отмахнулся.
- Я не сплю неделю, потому что я - царь Соломон. И еще, кажется, князь Владимир Красно Солнышко.
- Вот-вот, и я о том! - подхватился охранник. - Всегда ты был Санни Крафт, мой друг и босс, а теперь...
- Игорь, тема закрыта.
- Закрыта, так закрыта. Ты хоть помнишь, зачем мы в Торонто прилетели? Или пойдешь крестить всех направо и налево или еще что?
- Помню, не кипятись, - улыбнулся Санни, - об этом "еще что" я подумаю, когда домой вернусь. Кстати, неплохо бы на недельку отпуск себе устроить.
- Вот это дело, шеф! Можно даже на две!
Санни рассмеялся.
- Что, зашпарился? Ничего, подпишем эти чертовы контракты, и - на Сейшелы, дней на десять. Ты со мной?
Игорь просиял.
- Шеф, базаришь! Куда ж я от тебя, особенно, если ты на Сейшелы! А можно я свою возьму?
- Да бери кого хочешь. Блин, опять... Акира-сан, через полчаса! У меня? Да нет, все в норме. Голос у меня не такой? А какой? А, сон приснился, потом расскажу. Обязательно. Ты же мой волхв! У каждого князя есть свой мудрый волхв, у меня - ты. Не за что! Ладно, потом поговорим. Перезвоню, - он выключил телефон. - Игорек, а ты чего загрустил?
- Я не загрустил. У меня просто шеф спятил, - буркнул Игорь.
Санни похлопал его по плечу.
- Не парься, друг! Я ж не парюсь! Будем париться, если контракт сорвется, понял?
- Понял, - хмыкнул Игорь.
"А я нет, - подумал Санни. - Мой бог изгнан из храма... Какой Бог? Из какого храма? Кем изгнан?" Вопросы сплетались в единый узор, красивый и непонятный. "Я - не князь. Я - не царь. Я - делец, бизнесмен, ну да, храмы строю, но... какой бог? Нет, пора в отпуск. На Сейшелы. Там еще собаки летучие. И никаких храмов!"
Князь мчался по лесу на молодом могучем жеребце, не боящимся ни грозы, ни бешеной скачки. Лес, темный лес... Русалки, лешие - где вы, родные? Ан нет, Русь крещенная, сильная и славная, ты теперь пустая и безликая! Нагреб себе огромное княжество, теперь делят его дети, рвут во все стороны. Новгород взбунтовался... Ярослав, всегда был мудрый да спокойный, куда ж на отца-то?! Князь подрастает, смена молодая. Отец тоже с Новгорода начинал. Пора уж власть уступать, подросли птенцы - удержат ли?
Закуковала кукушка. Ночью, в грозу? Показалось, наверное.
Князь сбавил шаг.
- Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
Тишина. Точно, показалось.
Князь нервно рассмеялся. Все-таки неистребимо суеверие в крови русского человека! Одной рукой крестимся, другой по дереву стучим! Сердце бешено колотится, вот-вот выпрыгнет. Да не было никакой кукушки, не было! Какая кукушка в такую погоду куковать будет! Князь огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где его терем, но не смог этого определить. Тогда он скомандовал коню: "Домой!" Конь знал дорогу и отовсюду мог вернуться сам. Но вороной тряхнул гривой и остался на месте. "Леший заморочил!" - пронеслось в голове князя, тревожно, но, почему-то, очень радостно. Он погладил напуганного коня по гриве, успокаивая его, и пустил шагом.
Очень скоро конь пошел рысью, потом пустился в галоп, и впереди князю померещился слабый огонек. Он все приближался, и вскоре князь увидел небольшой пригорок, а в нем...
- Ну что ты там топчешься, путник, заходи, гостем будешь! - послышался голос из пещеры. - И коня заводи, места всем хватит. Не боись, не Баба-Яга, не сожру. Здесь раньше Бер жил, так по весне ушел, а мне свою берлогу оставил. Так вот и живу. Отужинаешь со мной?
Князь во все глаза разглядывал пещерника. Старец старцем, как полагается. Борода седая, весь в лохмотьях, только вот глаза черные, молодые и хитрые-хитрые! Как-то все слишком здорово складывалось - кукушка, леший, теперь - старец-пещерник в медвежьей берлоге...
- Что ты от меня хочешь, волхв? - спросил князь.
Пещерник приподнял бровь.
- Гораздо интереснее, княже, чего хочешь ты?
- Я хочу ответа на один вопрос.
- Тебе щи наливать? Ты знаешь, у меня друг есть один, все время жрет. Ну, не то, чтобы все время, он и подраться успевает, и вообще живет на широкую ногу, но о еде никогда не забывает. А мясо будешь? Да ты садись, спешить все равно некуда.
- Почему? - поежился князь.
- Это и есть твой вопрос?
- Н-нет...
- Ты еще не передумал спрашивать? - хитро прищурился пещерник.
- Не передумал, - решился князь. - Мне пора уходить?
- Да, - небрежно бросил пещерник, наливая душистую похлебку.
- Я имею ввиду...
- Я знаю. Ты ешь, ешь. Когда еще теперь придется!
У князя закружилась голова. Кукушка молчала не просто так. Сегодня последний день его жизни. Оттого и лешие появились, и... о боже, это как же?!
- Княже, ты не кипишись, в обмороки падать не надо, вон, присядь лучше на мягонькое, да вина попей, гляди, рядом с тобой припрятано. Вот молодец, наш человек. Кофе будешь? Хотя нет, тебе лучше не надо.
Князь опешил.
- К-кофе?! У тебя тут и кофе есть?
Волхв засмеялся.
- А как же! В Греции все есть! А вообще - не рви сердце. Как там? Суета сует, все - суета.
Князь потер виски.
- Мне приснилось, что я - царь Соломон.
- Это нормально, - хохотнул волхв, - по-моему, это сейчас всем снится.
- То есть?
- В какой-то момент жизни на нас снисходит особый дар прозрения и понимания своей истинной сути. Это случается с кем-то раньше, с кем-то - позже, с кем-то вообще не случается. Как повезет. Вспомни деяния Соломона Мудрого, богатого и щедрого царя, строившего храмы, а затем в язычество вдарившегося. Никого не напоминает? Я вот знаю одного такого князя, только у него наоборот было - сначала он язычество поднимал, а потом нафиг крестил всех, кого ни попадя. У вас даже количество баб практически одинаково. Только Мудрым не тебя, а сына твоего называть будут, да и Соломон - не сам, а отец его пастухом был, как ты - из конюхов. Но это уже издержки времени и пространства.
- Ты хочешь сказать, что я и Соломон...
- Я хочу сказать, что ты и есть Соломон. Вы даже внешне на одно лицо - мать-то у тебя не просто так еврейка. Вон, почитай, что твой Соломон говорил: "Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "Смотри, вот это новое", - но это было уже в веках, бывших прежде нас".
Князь пригубил вина.
- Значит, раньше я был Соломоном. Но как?
- Просто. В Библии твоей написано: "После смерти воскресение в живот". Человек умирает, когда совершил все, что ему положено. А потом ему по деяниям его даруется новая жизнь. Кому-то на ступень выше, кому-то - ниже, кто-то остается на месте.
- А я? - робко поинтересовался князь.
- А ты отличаешься завидным постоянством, княже! Тебя даже проследить по всей истории можно. Кстати, у тебя мать из того же колена, что и мать Соломона, так что ты практически его прямой потомок!
Князь передернул плечами.
- А в будущем я... буду?
- А как же! И не один раз. Все там будем! Не боись, князь, жизнь - прикольная штука, всяко бывает! Чего грузанулся?
Князь опустил голову.
- Я прогневил своих богов.
- А тебе-то что? Ты ж христианин! Или как?
Князь вздрогнул, ничего не ответив.
- Ага. Значит, "или как". Эх, Красно Солнышко, нехорошо народ обманывать! Тебя сынок твой к лику святых причислит, а ты... Ну да ладно. Если хочешь, верные люди тебя кремируют, как у вас и полагается, а похоронят пустой гроб. Ну, чего зубами стучишь? Умирать не хочешь? Так не умирай, кто ж тебя неволит!
- Т-то есть как? - не понял князь.
- Да так! Сделай так, чтобы все поверили в твою смерть, а сам живи да радуйся. Вон, как один парень, кстати, тоже еврей, как и ты, - его при всем народе распяли, похоронили, ан нет, до сих пор живет, и на жизнь, между прочим, не жалуется, как некоторые.
- Так то - Бог!
- Ну и что? - пещерник вскинул на князя пронзительные и неожиданно серьезные глаза. - А ты кто? Человек? А ты знаешь, на что способен человек, а на что - нет? Человек может все. Наши возможности не ограничены, ограничено желание. А еще у нас есть страхи и вечное "а что будет, если..." Ты хочешь жить? Живи! Хочешь жить вечно? Ради бога! Хочешь, переходя из жизни в жизнь, помнить все? Помни. Кто тебе мешает? Не знаешь, как? Узнавай. Не успеешь сейчас - успевай в следующей жизни. Вон на Вещего Олега глянь - у него три захоронения, а его ни в одном нет. Наперсточник, тоже мне! Ой, что-то я не к добру разошелся. Ты лучше ешь, княже, да пей. Давай, твое здоровье!
Князь не сводил с волхва изумленного взгляда.
- А ты-то сам кто? Человек?
Волхв поджал губы. Видимо, этот вопрос ему не понравился.
- Да, - через паузу проговорил он. - Человек. Из плоти и крови. Такой же, как и ты. Даже больше, чем ты. Ты сегодня ночью станешь кем-то еще, а я останусь человеком.
- Тебя это тяготит? - князь внутренне возликовал, почувствовав, что задел пещерника за живое.
- Рокировочка вышла, да, княже? - усмехнулся волхв, словно прочитав его мысли. - Правосудие свершилось.
Ударила молния. Князь вскочил на ноги, опрокидывая еду и чашу вина. Волхв неодобрительно покачал головой.
- Ну, чего ты взбеленился? Это тебе не Голгофа, небо падать не будет.
Князь не реагировал на его слова, вперившись взглядом туда, где вспышка молнии осветила женский силуэт.
- Там... - протянул он руку, - там женщина из моего сна! Она сейчас скажет, что мой бог изгнан из храма!..
Волхв снова покачал головой.
- Сядь, княже. Эта женщина - из моего сна. И ничего она тебе не скажет, пока ты не успокоишься. Она гуманистка. А пришла она не тебя стращать, а посидеть со мной у огонька. Не обольщайся, княже. Чтобы такая женщина приходила к тебе, нужно быть как минимум фараоном, а не князем северной страны.
- А ты фараон? - пробормотал князь, не сводя глаз с женщины, будто это была мраморная статуя на капище неведомых богов.
- Я - пещерник, - усмехнулся волхв. - Милая, ты не устала еще мокнуть под дождем? - обратился он к гостье.
- Я жду, когда мужчины закончат разговор, чтобы не пугать одного из них своим появлением, - раздался ее голос, сильный, но мягкий. "Так, наверное, должна говорить Богородица", - подумалось князю.
- Надеюсь, ты не меня имеешь в виду? - весело спросил пещерник.
Ее лицо осветила улыбка; когда она вошла в пещеру, кажется, даже воздух стал прозрачнее. Князь в немом благоговении рухнул на колени, опустив глаза.
- Твой отрок очень учтив, - одобрительно пропела женщина, обращаясь к пещернику.
Тот встал навстречу ей и поцеловал ей руку.
- У нас с ним много общего.
- Интересно, с чего бы это? - рассмеялась она, обнимая пещерника.
Князь робко поднял глаза и обомлел - седые волосы волхва стали черными, как вороново крыло, морщины разгладились, вся его старческая фигура налилась молодой силой и мощью, стальные мышцы, обтянутые тугой смуглой кожей показались в просветах дырявых лохмотьях. Он целовал прекрасную женщину как-то по-хозяйски, и, кажется, имел на это право.
Женщина, слегка отстранившись, рассмеялась.
- Вот таким ты мне нравишься гораздо больше! Что за маскарад, милый?
- Так проще думать о бренности бытия, - хохотнул волхв. - Как ты меня нашла?
- А я тебя и не теряла.
- А я-то думал, что хорошо спрятался! Эй, княже! - не сводя глаз с гостьи, бросил волхв. - Выглянь, там ибисы не бегают?
Князь вздрогнул, от неожиданности выпадая из гипнотической атмосферы.
- А? Что? А, нет, ибисы здесь не водятся. Там кукушка, - почему-то брякнул князь.
Волхв неодобрительно прищелкнул языком.
- Кукушка, говоришь? Проще было указателей наставить.
- А при чем здесь... - не понял князь
- При всем. Во-первых, в племени майя меня когда-то называли Кукульканом. Во-вторых, кукушки тоже в некотором роде нечисть.
- Проводник в мир теней? - вскочил князь, осененный внезапной догадкой.
Волхв картинно развернулся к гостье.
- Красно Солнышко. Рекомендую. Очень способный.
- Так ты... - похолодел князь, - ты...
- Нет, - оборвал его пещерник. - Я не бог мертвых. Я вообще не бог. Я - посредник. Хотя и в царстве мертвых бывал, и много где еще. Мой труд, честно говоря, неблагодарный, поскольку роль посредника заключается в попытках совместить несовместимое. Кстати, в этом мы тоже с тобой похожи. Но дело не в этом. Значит, кукушка меня запалила.
Женщина укоризненно покачала головой.
- Милый, зачем ты рассказываешь это бедному мальчику? Ты же его пугаешь!
- Ну, во-первых, он далеко не бедный и совсем не мальчик, у него уже внуки есть; во-вторых, на пуганного он не особо похож, да и потом, завтра он все равно ничего не вспомнит.
- Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?! - сорвался князь, чувствуя, что медленно, но верно сходит с ума.
В пещере повисла тишина. Волхв перевел взгляд с гостьи на князя, потом снова на нее. Женщина улыбнулась.
- У твоего сына твой характер. Такой же пытливый и несдержанный. И мешает ему проявить мудрость, коей он, несомненно, обладает.
- Так я... - совсем запутался князь.
- А еще он так же, как и я, постоянно лезет не в свое дело, - буркнул волхв, но затем, видимо, сжалился и как-то по-отечески улыбнулся. - Мальчик, мой сын родился очень-очень давно. В свое время он стал Соломоном, потом еще не буду перечислять, кем, а теперь - тобой. Когда ты умрешь, он возродится снова, но вряд ли будет помнить этот разговор - ты же не помнишь свои прежние жизни! Поэтому сегодня я болтаю без умолку. Хотя, если спросишь Мету, она скажет, что я все время болтаю.
- Мету? - машинально переспросил князь.
- Маат, - представил пещерник свою даму.
Женщина подошла к князю и поцеловала его в лоб.
- Отрок, - извиняющимся тоном произнесла она, - даже Бог Мудрости порой совершает безумные поступки, так что не суди себя и нашего гостеприимного хозяина.
Мысли князя неслись, словно резвые кони печенегов, он пытался поймать под уздцы хотя бы одну, самую светлую, но она все время выскальзывала, не даваясь в руки.
- Ты... что-то сказал не то, - вперил он в волхва взгляд, от которого у самых лютых врагов развязывался язык.
- Что-то? - приподнял бровь пещерник.
- Ты сказал, что ты вообще не бог, - отчеканил князь.
У волхва заиграли хитрые ликующие искры в вечных бездонных глазах.
- Что, княже, хочется почувствовать себя Сыном Божьим? Ан нет, промашка вышла.
Печенежский конь вскинулся на дыбы, заржал, запрокинув голову и потряхивая гривой, и... покорился хозяину.
- Ты - Тот, который был изгнан из Храма, - объявил князь.
Волхв с женщиной переглянулись.
- Ну, княже, - развел руками пещерник, - уважил. Точнее и не скажешь!
Князь пригубил вина. Странный, чарующий аромат ударил в ноздри, заволакивая сознание, волшебная влага обожгла язык и сама собой оказалась внутри, тепло разлилось по жилам, делая тело невесомым, превращая его в воздух, туман, облака.
Невероятным усилием князь заставил себя открыть глаза и с удивлением обнаружил, что ни леса, ни пещеры нет вовсе, а стоит он посреди поля на длинной узкой дороге, а вдалеке что-то светится - то ли костры кто-то развел, то ли... нечисть гуляет!
Князь пошел по дороге, не оглядываясь по сторонам и не пытаясь понять, что это за местность, куда его забросило волшебное вино лесного колдуна, но будто стоял на месте - огни не приближались, хотя шел он уже довольно долго. Он поймал себя на мысли, что хочет оказаться там во что бы то ни стало... Звезды засияли ярче, дождь прекратился, порыв ветра подхватил его, и... не чувствуя своего тела, князь полетел к огням.
Его взору предстала вереница людей, идущих к храму, освещенному множеством костров. Люди шли медленно и безнадежно, но не отступая назад. Минуя их, князь достиг храма. На кубическом камне сидела женщина в прозрачных лиловых одеждах с повязкой на глазах, держа в руках две часы весов. Князь приблизился к ней, вглядываясь в ее неподвижное лицо, и тут же отшатнулся, прошептав:
- Маат! Маати!
Он почувствовал, как дрогнули ее ресницы под повязкой, от этого легкого взмаха поднялся ветер, и оказалось, что и храм, и женщина, и поле, и люди, идущие по дороге - все это было начертано невидимой рукой в воздухе, и теперь все начало размываться и таять на глазах.
Чья-то рука легла ему на плечо. Князь резко обернулся.
В его опочивальне стояла женщина в простом сарафане.
- Княже! Ты чего шумишь?
Князь огляделся, пытаясь понять, куда снова его забросила безумная ночь.
- Окно открыл. Там гроза, дождь льет, ветер вон какой поднялся, - спокойно и ласково продолжала женщина. - Простудишься еще! Шел бы ты в кровать, а окно я сама закрою.
- Ты... кто?
- Я-то? Огняна, дочка лекаря твоего, он мне велел за тобой присмотреть - гроза, говорит, мало ли что...
- Что? - вспылил князь. - И что с того, что гроза?
Девушка простодушно пожала плечами.
- А я почем знаю? За что купила, за то продаю.
Князь закусил губу. Девка здесь не при чем, зря на нее сорвался.
- Ладно, извини. А сам тогда что не пришел, раз забеспокоился?
- Так ты ж велел никого не пускать, а слово твое нарушить все боятся.
- А ты?
Девица рассмеялась.
- А я - нет. Я вообще ничего не боюсь.
Князь усмехнулся.
- И меня?
-А чего мне тебя бояться? Ты старый да немощный. Давай, вон, спать ложись, а то случись что с тобой - батя меня высечет.
Князь развеселился.
- Ишь, раскомандовалась!
- А то! Я вообще командовать люблю. Ты вот скажи, чего окно открыл?
Князь замялся. Как ей сказать, что не открывал окна вовсе, что в лесу был, в пещере, в храме... нет, в храме не был, то привиделось, а в лесу... Ой, там же конь остался!
- Конь, конь как же... - сорвалось с его губ.
Девица нахмурила лоб.
- Какой конь, княже? Прав был батя, совсем худо тебе. Вон, голова вся мокрая... Позову-ка я его, пока не случилось чего.
- Стой! - князь резко схватил ее за руку. - Не зови никого. Я из терема убегал. Через окно. Вот и мокрый весь - сама видела, дождь там какой. Только никому не говори.
Девица насупилась.
- Конечно, не скажу. Меня ж высекут!
- Не высекут. Ты-то здесь при чем? Ты ж не стража.
- Высекут. За брехню.
- Не веришь, значит...
Девушка сделала очень честные глаза.
- Ну как же! Верю, княже, я всему верю, что ты говоришь, вот только ложись-ка ты в кровать, а я пока отца кликну, ему-то ты и расскажешь, куда убегал и зачем.
Князь вздохнул.
- Твоя правда, Огняна. Окно я открыл, потому что душно стало. А убегать - куда ж мне, я уж не помню, когда из терема выходил.
- То-то же, - успокоилась девица, - а то прямо витязь какой-то! Тебя послушать, так скажешь, что и по лесу бродил, да в берлоге медвежьей вино пил.
- Что?! - опешил князь.
- Я-то ничего, а ты? - как ни в чем не бывало, спросила девица.
Князь потряс головой.
- Н-ничего. Устал я, Огняна, спать буду, а ты ступай, да скажи отцу, чтоб ни о чем не тревожился.
- Скажу, - кивнула девушка, собралась уходить, но на пороге обернулась. - Верно говорят, седина в бороду - бес в ребро! Эх, княже, первой встречной сенной девке чуть все не выболтал! Вот как после этого с тобой, а?
Князь подскочил на месте.
- Что выболтал-то?!
- Тебе виднее, - подмигнула она ему. - Берлога-то далеко?
- Да что ты несешь? - передернул плечами князь. - Мне почем знать? Нам, старым да немощным, в такую погоду по лесу бродить - погибель верная. Да и с молодицами болтать - невелика польза. Так что, ступай. А окно не закрывай. Душно.
Девица распахнула ставни настежь.
- Добро. Только не такой уж ты и старый, - она резко подскочила к нему и поцеловала его в губы. - Так и быть, как найду пещерника, передам ему, что ты его не выдал. Сапоги оботри, им тоже, видно, лес густой пригрезился? Сладких снов тебе, княже! - она вскочила на подоконник и... исчезла.
Князь подхватился, выглянул в окно, но там никого не было. Сверкнула молния. В ее свете князь очень отчетливо увидел лик женщины с повязкой на глазах. Ее лицо не дрогнуло, только губы стали суровее, чем прежде.
- Что я наделал?! - прошептал князь. - Кто меня за язык тянул! Как же я... Маат! Маати! - закричал он, рухнув на колени. - Прости меня, Маати! Я предал его, да? Я не хотел, я...
Лицо женщины разгладилось.
- Не печалься, отрок, - услышал он ее голос в своем обезумевшем сознании. - Она все равно бы его нашла, с тобой или без тебя. Но тебе нужно искать равновесие духа, иначе рано или поздно ты сам себя погубишь. Учись противостоять искушениям. А что раскаялся - молодец. Признавать свои ошибки ты, по крайней мере, научился.
- Маати, ты... за мной? - прошептал князь.
- Если очень хочешь, можешь остаться. Я не тороплю тебя. Подумай.
Князь встал с колен.
- Я уже подумал. Мои сыновья уже взрослые, чем дальше я держу власть, тем хуже для них. Пора отдавать поводья молодой смене.
- А не боишься?
- Боюсь, - вздохнул князь. - Я люблю Русь. И люблю их. Мне будет очень жаль, если они причинят друг другу боль. Но так будет. Каждый имеет право на свои ошибки. Я свои уже совершил. Пришло время моих детей. Не знаю, хорошо ли это, плохо ли, но... это правильно.