Левин Леонид : другие произведения.

Тяжелая зелень вод ...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - неотредактированная версия. Новые и отредактированные книги Леонида Левина на http://www.lulu.com/shop/search.ep?keyWords=%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B4+%D0%9B%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%BD&type= Если по ссылке не получится - сайт Lulu.com наберите в поисковике Леонид Левин
  
  
  
  
  
  Леонид Левин.
  
  
  
  
  
  "Тяжелая зелень вод".
  
  
  
  
   All rights reserved. No part of this book may be reproduced, stored in a retrieval system or transmitted in any form or by any means electronic, mechanical, including photocopying, re-cording, or otherwise, without the prior permission of the author.
  
   Уважаемый читатель! Герои романа и положительные, и отрицательные, и вообще ника-кие, суть люди вымышленные, в реальном мире несуществующие. Не говори, будто они тебе кого- либо напоминают, не льсти автору. Какие еще могут быть совпадения, ассоциации, ес-ли действие романа происходит на континенте Атлантида, да в граде Китеже ...
  
  
  
  
  
  Автор выражает сердечную благодарность отличным морякам и прекрасным писателям Сергею Литовкину и Александру Покровскому за дружеские советы и предложения.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть 1.
  
  Игра в одни ворота.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Пролог.
  
  
  
  
   Грязный, смерзшийся песок, отделял холодное, маслянистое пространство бутылочно-зеленой океанской воды от черных береговых скал. Там, среди серых, будто застывших после большой стирки, подтеков подсохшей пены, оставленных прошедшим штормом, бродили, пере-валиваясь на коротких перепончатых лапах белые чайки.
  
   Словно моряки, сошедшие на берег после длительного плаванья, птицы орали простужен-ными сиплыми голосами подвыпивших боцманов. Чайки азартно переругивались, суматошно топ-чась вокруг выброшенных волнами кусков крабьих панцирей и дохлых рыбешек. Толкаясь и гал-дя они рыскали в поисках вонючих остатков пищи, выплеснутых коками из камбузов проходящих по фарватеру кораблей. Птицы дрались, бились за пищу, вырывали крепкими клювами желанные куски друг у друга из глоток, колотили противников когтистыми лапами, наседали грудью, то-порщили перья, воинственно приподнимали концы крыльев.
  
   В мире людей все последнее время побеждали нахальные, смелые, сильные особи. Но, даже получив свою, лучшую, "законную по понятиям" долю из ранее общего блага, победители не до-пускали аутсайдеров к поживе. Точно так и в птичьем гвалте. Слабые и робкие, обреченные на горькую участь второсортного прозябания, топтались в сторонке, дожидаясь жалких остатков со стола удачливых собратьев.
  
   Резкий звук ревуна, идущей в позиционном положении подводной лодки, взметнул стаю в небо, заставил оставить на берегу взаимные упреки, кормежку, любовь, сведение счетов. Птицы поднялись и заструились вслед за кораблем в сторону открытого моря. В полете чайки преобрази-лись, перестали казаться неуклюжими и замаранными. Упругие, стремительные тела на изогнутых крыльях неслись грациозно, изящные и функциональные в полете над гребешками оставшейся по-сле шторма зыби.
  
   Господи, насколько же иными - жадными, алчными, глупыми и неуклюжими, смотрелись птицы на береговом песке! Берег - временное пристанище, отнюдь не родная стихия чаек. То же можно сказать о моряках. Все они рождены для стихии волн и необъятности неба. Там, за полосой прибоя, остаются склоки, мелкие дрязги, всё прочее ненужное, отвратительное, лишнее, как в морском походе людей, так и в свободном парении птиц.
  
   Моряки, прощаясь с уходящим вдаль берегом, выстраиваются вдоль борта. Форма нивели-рует береговому наблюдателю характеры, пороки и достоинства, сливает судьбы в ровную, черно-белую ленту строя. Красота, если смотреть со стороны.
  
   Птицы пронеслись над увенчанной гербом одного из городов России рубкой подводного крейсера, черной и лоснящейся, словно окружающие базу скалы. Взмыли над бело-синим андре-евским флагом, исхлестанным ветром и порепанным от соленой воды. Застонали несчастно, при-читая и всхлипывая над головами стоящих в ограждении людей в черных пилотках с потемнев-шими золотыми крабами. Качнули крыльями уходящему в океан экипажу, офицерам в канадках с откинутыми на спину капюшонами, швартовой команде в одетых поверх черных шинелей оран-жевых спасательных жилетах. Стая вошла в разворот и пристроилась в кильватере, отчаянно кри-ча, предупреждая, прощаясь.
  
   Лодка прошла шхерный фарватер и приняла первую океанскую волну. Не обращая внимания на птиц, люди, глотнув напоследок полной грудью соленого от брызг воздуха, ссыпались по оче-реди в рубочный люк, забрав вниз свернутый флаг. Уходящий последним старпом, привычно ог-лядел надолго оставляемую океану ходовую рубку, вздохнул, задраил за собой тяжелый люк и спустился через спасательную камеру в теплую, кондиционированную тушу подводного корабля.
  
   Чайки еще кричали, призывали, божились голосами пропавших душ моряков, не вернувших-ся к родным берегам из океана, предупреждали, просили о чем-то, плакали. Люди не поверили и исчезли в глубине прочного корпуса.
  
   Зашипела, впускаемая клапанами в балластные цистерны забортная вода, выдавливая остат-ки берегового воздуха. Рубка, постепенно уменьшаясь в размерах, словно истаивая в соленой воде, тенью ушла под сомкнувшиеся и вмиг вновь покрывшиеся сеткой ряби волны. Только кильватер-ный след ещё некоторое время хранил память о сошедших в пучину людях, да и то недолго. Сгла-дился, растворился среди океана ...
  
  
  
  
  
  
  Глава 1.
  
  Кол.
  
   Утреннее солнце согнало с гор ночную прохладу. Муэдзин прокричал с минарета первый в новом дне призыв к правоверным сотворить молитву Аллаху Великому, Всемогущему, Всемило-стивому. Правоверные молча и беспрекословно повиновались отбив положенное число поклонов.
  
   Намаз закончился. Свернув коврики, дехкане поспешили окунуться в повседневные дела, нет-нет да оглядываясь тревожно на окраину кишлака, где несколько человек из пришедших вечером воинов Аллаха занимались непонятным и непривычным для сельчан делом. Перекидываясь шу-точками, бородатые пришельцы в пуштунских одеждах, пошитых из камуфляжной материи на пакистанской армейской швейной фабрике, обтесывали топорами изъятый у старосты ствол ста-рого дерева, долбили позаимствованным у дехкан кетменем яму в глинистой, перемешанной с кремнистым щебнем неподатливой тяжелой земле.
  
   Стриженного наголо пацана с только-только пробившимися над верхней губой усиками, мод-жахеды выволокли под руки из-за глиняного дувала. Швырнули, словно неуклюжую тряпичную куклу, возле воткнутого в землю свежеобтесанного кола. Дерево было настолько старым, что тор-чащий над головой заостренный конец напомнил вчерашнему водителю потрепанной жизнью во-довозки виденный однажды на экскурсии в музее желтый бивень древнего мамонта. Случилось это давным-давно, совсем в другой жизни, еще во время учебы в профтехучилище, перед призы-вом, учебкой, Афганом. - Неужели мамонты живут в Афгане, пронеслась ненужная мысль в зату-маненном болью мозгу.
  
   Шурави загнанно дышал, ворочал по сторонам заплывшими от побоев глазами, сплевывал на сухую землю тонкую струйку слюны с красными прожилками отбитых внутренностей, но жить оставалось недолго. Впрочем, тут все зависело от Аллаха и умения палача с помощниками.
  
   Никаких секретов и ценных сведений солдатик не знал, и знать не мог. Возил воду на блокпо-сты, и только. Принять истинную веру, отречься от мерзкого богохульного заблуждения, служить Аллаху, вымаливая ежечасно прощение, отказался. То ли по дури, то ли из гордыни, а может, про-сто не понял ни черта из происходящего. Но это его личные проблемы. В таком важном деле, со-гласно Корану, никто гяура не неволил.
  
   Для раба, невольника пленник оказался больно тощ и слабосилен. Увы, именно такие, стри-женые первогодки, чаще всего и попадались в руки воинов Аллаха последнее время. Делать нече-го, не отпускать же. Оставалось убить. Тут тоже возникла проблема, каким образом это произве-сти нагляднее для местного населения. По соответствующей инструкции провести казнь следовало публично и жестоко, в воспитательных целях продемонстрировав местным жителям позорную смерть неверного. В этом случае, одним ударом удавалось добиться решения сразу двух задач - запугать местных правоверных и одновременно крепко замарать их в глазах противника. Впрочем, пленный солдатик выглядел настолько костистым и обезжиренным, что отрядный палач, презри-тельно сплюнув, наотрез отказался сдирать шкуру, покрытую неловко замазанными зеленкой бо-лячками. Пристрелить - жаль патронов, за них плачены хорошие деньги, а главное следовало не-много припугнуть здешних правоверных, крепче повязать кишлак кровью к священной войне, от участия в которой досель успешно откупались договорным нейтралитетом.
  
   Пленник окончательно пришел в себя. Разлепил разбитые губы, выплюнул белые, колючие ос-колки зубов. Попросил воды. Ему не ответили. Воды ему уже не полагалось. К пареньку подошли моджахеды в длинных пешаварских рубахах на смуглых, мускулистых телах, перехваченных рем-нями снаряжения, в шальварах и белых кроссовках. Деловито подогнули к впалому животу жерт-вы голенастые ноги. Прихватили под коленями сведенными руками в ошметках гимнастерки. Преодолев слабое сопротивление, жестко скрутили запястья выдернутым из галифе тонким казен-ным брезентовым ремешком.
  
   Сахарно поблескивая зубами меж сочных красных губ, черноволосый, заросший, словно тать палач небрежным рывком сдернул солдатскую форму вместе с замызганным, несвежим бязевым бельем. Заголив жалкий мальчишеский зад, не удержался, шлепнул, прилип на мгновение широ-кой захватистой ладонью. Скривился, сплюнул презрительно и гортанно прокричал команду по-мощникам.
  
   - Ну и вояки у неверных, хороший баран тяжелее, - Двое подхватили тело смертника, подняли на вытянутых руках и споро натянули на желтый рог кола.
  
   Парнишка до последнего мгновения не понимал, а, возможно, не воспринимал происходящее. Только резкая, огненная боль, разодравшая тело, высветила в голове простенькие жизненные ис-тины. Выхватила из памяти все не исполнившееся, непрочувствованное, невыполненное - непро-житое. Вспомнил он недоцелованные девичьи губы. Вскрикнула где-то подранком рано постарев-шая, оплывшая, неряшливо и бедно одетая, частенько попахивающая водкой мать. Мелькнули канувшие в никуда, полузабытые отец, зануды-училки, дворовые друзья и недруги ... Вспыхнуло все разом и провалилось в небытие.
  
   Собравшиеся полукругом воины Аллаха жаждали увидеть унижение поверженного врага. На-сладиться звуком стонов, зрелищем нелепых отчаянных попыток слезть с кровавого насеста, во-плей о пощаде, даже обращений к богу неверных, то есть обычного в таких случаях представле-ния, скрашивающего нелегкую кочевую жизнь борцов за веру.
  
   Приткнувшиеся за дувалами жители кишлака наоборот, затаив дыхание с привычной кресть-янской покорностью судьбе, ждали скорейшего окончания мук. Скрюченный, пришпиленный на кол пацан напоминал дехканам жалкого кузнечика на крючке, а не грозного противника, повер-женного в бою.
  
   Солдат не знал молитв. Мать не научила, а замполиты вдолбили по бумажкам на политзаня-тиях лишь малопонятные, вязкие, наводящие дрему цитаты. Мысли людей, наверняка великих и мудрых, но мысли чужие и отнюдь не рассчитанные на голову мальца из не совсем благополуч-ной, хотя и вполне пролетарской семьи.
  
   Оттесненная в подсознание шоком, боль вернулась, вытолкнув солдата из черной ваты небы-тия. Смертельная боль. Стало ясно, что никто и ничто уже не сможет ему помочь, спасти, снять с проклятого, раздирающего кишки клыка. Собрав последние силы, шурави заорал, завопил на весь этот мерзкий, убивающий его мир, - "Будьте вы, все прокляты, гады! Пропадите пропадом!"
  
   Палач слыл отнюдь незлым человеком. Зачем? Злиться грешно. Просто воин Аллаха хорошо знал и старательно выполнял порученное дело. Гладко затесанный кол в неумолимом движении достиг легкого, сдавил сердце и крик оборвался с последним ударом сердечной мышцы.
  
   Мало кто из окружающих понял вопль шурави, но смысл дошел до многих. Воспитательное
  значение мероприятия оказалось скомканным, неполным. Пленник не оправдал надежд. Прокли-нал ... Не умолял, не просил о пощаде ... Нехорошо, неправильно умер, а ведь пожалели, не долго и мучился...
  
   Моджахеды по змеиной тропе цепочкой ушли в горы. Через несколько дней банда с грузом опиумной наркоты попала в засаду. Несколько часов гудело в горах эхо, а когда стихло, то бандо-группа оказалась практически полностью уничтожена совместным ударом боевых вертолетов и десантников спецназа.
  
   Деревня, поочередно занималась то правительственными войсками, и тогда хадовцы и царан-доевцы увозили всех подозрительных в тюремные казематы Кабульской крепости, откуда редко возвращались на волю. Потом правительственные войска уходили и возвращались воины Аллаха. Тогда оставшихся жителей вырезали за содействие неверным и их прислужникам ... Мечеть сгоре-ла после неточного залпа батальонных минометов мотострелкового батальона неверных. Такое случается на войне. Закопченный минарет покривился. Муллу признали "красным" и зарезали не-здешние, пришлые арабы, а муэдзина - расстреляли за шпионаж в пользу душманов бойцы царан-доя. Оставшихся без мужской опеки и защиты женщин насиловали, девушек уводили за хребты гор, и там они исчезали в безвестии. Поля без воды и заскорузлых крестьянских рук быстро за-росли сорняками и слились с пустыней. Кишлак умирал и умер.
  
   То ли дошло до Бога проклятие замученного на колу пацана, и вспомнил он своего Сына. Мо-жет, жизнь таким боком выкинула крапленые игральные кости, но год за годом, десятилетие за десятилетием гуляет кровавая страда по несчастной той земле. Одинаково ярко прорастает алыми опиумными маками кровь замученных духами и погибших в боях пришлых шурави, бородатых душманов, пакистанских моджахедов, местных хадовцев и царандоевцев, сотен и тысяч расстре-лянных, удушенных, зарезанных уже после войны партийцев, рабочих, служащих.
  
   ... Прошло время. ... Убрались за реку войска шурави со своими стягами, песнями, изрыгаю-щими смерть вертушками и четырех ствольными "кара арбами". Вздыхают о пропавшем вместе с ними времени, чудом уцелевшие, застрявшие в дальних горных кишлаках врачи и учителя, инже-неры и несостоявшиеся ученые. Маются, страдают, но, ничего не попишешь, упорно обрастают бородами, лишь бы не попасться на глаза полиции талибов.
  
   Сменяют один другого правители в Кабуле, не мелочатся, захватывают власть кровью сопле-менников, единоверцев. Насмерть бьются вчерашние союзники по борьбе с неверными. Шииты вырезают суннитов и, наоборот. Кому как повезет. Пуштуны - убивают газарейцев. Таджики, то воюют с узбеками, то объединяются ними и газарейцами против пуштунов. Идет, не затихает вой-на во славу Аллаха на измученной страхом земле.
  
  
  
  
  
  Глава 2.
  
  Синее море - золотые якоря.
  
  
   Лешка с Клавдей лежали на горячем галечном пляже, тесно прижавшись закоченелыми, пупы-ристыми телами. Зубы Клавди тихонько поцокивали, выбивая мелкую дробь сквозь судорожно сжатые, обметанные синевой, губы. Покрытое гусиной кожей, скользкое от соленой морской воды тело легонько содрогалось, выпуская набранный придонный холод. Клавдя терлась боком о Леш-кины лишенные жира ребра, щекоча и немного царапая, словно коричневой наждачной бумагой. Июльского солнца с избытком хватало курортникам для загара. Однако для людей, день-деньской без передыху ныряющих за крабами, барабульками, морскими языками и скарпенами, тепла явно не хватало.
  
   Они здорово переохладились, а азарт охоты все не отпускал, затягивал вновь и вновь под по-лог колышущейся, голубовато-зеленой, пронизанной ослепительными лучами поверхности моря, влек к желтому песку дна, к валунам, буро-зеленым водорослям, темным расщелинам скал. Стре-ляли по очереди передовая друг другу ружье. Натягивали из всех сил резиновые тяги, до послед-ней прорези в гарпуне, упирая рукоятку в животы и складываясь пополам. Но большую часть вре-мени - просто бездумно носились ихтиандрами в толще воды, забыв о притяжении, невесомые, легко и свободно, лишь изредка, по необходимости, выскакивая на поверхность за живительным, сладким глотком воздуха. И, казалось, сами принадлежали к чудесному подводному миру.
  
   Лешка сдался первым, требовательно потянул Клавдю за руку, замотал головой в маске, пока-зывая на берег, заросший корявыми низкорослыми деревьями с мелкой жесткой листвой. Пере-хватив ружье, поставил на предохранитель, снял резину со стрелы. В сумке-авоське, используе-мой вместо садка, распяливая в стороны клешни, ползало несколько не очень крупных, но вполне пристойных крабов. Там же, растопырив колючие плавники и страшно выпялив выпученные глаза, таращились на сухопутный мир вытащенные из скалистой норы здоровенные скарпены. Обречено демонстрировали серебристые брюшка и скорбно обвисшие усишки нежные султанки-барабульки. На обед хватало, да и на ужин оставалось.
  
   К крабам полагалось пиво, а за ним еще предстояло сбегать на набережную в Алушту. Впро-чем, пива могло не оказаться в наличии, тогда его заменяли красным базарным вином, продавав-шимся на разлив.
  
   По всему выходило, что пора уже вставать и приниматься за дела, но отрывать продрогший живот от горячих ласковых камешков не хотелось. Потому и лежали, закрыв глаза, счастливые и молодые.
  
   Над низким обрывом, прямо над диким пляжем, стояла выгоревшая до белизны почти новая зеленая брезентовая палатка, соединенная протоптанной серенькой тропкой с морем. Палатка ку-плена на отпускные деньги в магазине спорттоваров за громадные деньжищи, целых пятьдесят рублей - полновесную курсантскую степуху. О трате Лешка не жалел. Выпуск уже позади, а давно спланированный, заслуженный, первый лейтенантский отпуск с любимой женщиной не предпола-гал мелочевки и скряжничества.
  
   Утлый брезентовый домик защищало от солнца старое, крючковатое, корявое деревце, вце-пившееся навеки в откос змееподобными корнями. Сучья украшали белые, страшненькие скарпе-ньи черепа и красные после варки клешни крабов. Мелкие суховатые, словно жестяные, листики давали легкую, призрачную тень. Бесстыдно откинутый брезентовый клапан, проветривал, но и не скрывал разворошенное ложе любви. Временный приют офицера флота перед убытием к первому месту службы. О том, что поедут как всегда вместе, разговор не заходил. Лешка считал дело ре-шенным.
  
   Дикий пляж приютил ребят после побега из серого, величественного города. Операцию про-вернули с помощью близкой подруги, побожившейся, что берет на месяц Клавдю в родное укра-инское село отъедаться на бахче и в огороде. Мамаша Клавдии уехала со своим вагоном-рестораном на Дальний Восток, а папаша, после очень уж глубокого запоя, отправился в очеред-ной раз на принудлечение.
  
   Поездка во всех отношениях оказалась авантюрной. Воинские требования оказались выписаны на одного Лешку, не обремененного официально семейными узами, а главное совсем в противо-положном направлении. Собственное семейство он тоже не особо информировал, избегая напос-ледок лишних скандалов с патетическими причитаниями и воплями о родовой чести. Просто заки-нул в угол, когда-то раньше считавшейся его комнаты, полученное по выпуску обмундирование, прочие собранные, увязанные вещички, и был таков.
  
   В условиях строжайшей конспирации встретились на вокзале и, потеряв надежду честно ку-пить билеты в кассах, безнадежно бродили вдоль поездов южного направления, вымаливая мило-сти у проводниц. Спасла их буфетчица, за четвертак с носа плюс честное мытье посуды, при-ютившая в служебном отсеке.
  
   Уставшие от бесконечной кухонной вахты, с красными, распаренными горячей водой руками, но все равно бесконечно счастливые, они вывалились на симферопольский перрон. Прямо под си-нее праздничное крымское небо. После неизбежной толкотни в очереди, троллейбус довез их к Алуште, а потом пешком с рюкзаками за спиной шли по пляжу вдоль моря, все дальше и дальше от курортной потной суеты. Брели, обнявшись, наобум, навстречу к дикой природе и тишине.
  
   Обожаемое море жидким изумрудом стелилось возле ног, лизалось нежно и ласково, лениво дотягивалось до пальцев мягким соленым языком. Не верилось, что в глубине эта зеркальная мас-са таила прекрасный, неведомый большинству сухопутного народца, захватывающий и восхити-тельный мир, населенный удивительными по красоте и разнообразию созданиями.
  
   В подводном царстве лазили боком страшнючие крабы. Грозно задирали клыкастые клешни, таращили черные злые бусинки-глаза над ребристым рыцарскими панцирями, украшенными за-мысловатыми гербами из известковых отложений.
  
   Суетливо сновали над песчаными проплешинами, высвеченные солнцем нежнейшие, розова-тые барабульки-султанки, трудолюбиво просеивая песчинки тонкими усиками. Стремительно пролетали серебряными торпедами плотные, упругие тела стай кефали. Медленно проплывали никчемные, вихлявые рыбки зеленухи. Поджидали добычу зарывшиеся в песок камбалы и дра-кончики. Разевали пещероподобные рты скарпены, засевшие в мрачных расщелинах, обросших мохнатыми бородами зеленовато коричневых, шевелящихся от подводных ветров, водорослей. Лешке все это привычно, а Клавдя открывала все новые и новые чудеса с жадностью и ненасытно-стью неофита.
  
   После первых, суматошных дней на новом месте, жизнь вошла в устоявшийся ритм. Казалось уже, что живут они вот так, вместе, в этой палатке чуть ли не всю сознательную жизнь, а, может, тут и родились. Сутки неторопливо делились между морем, ленивым солнечным пляжем, любо-вью, приготовлением пищи и походами в Алушту.
  
   Раз в день, после того как спадал полуденный зной, усталые и ленивые, вяло уговаривая друг друга, выбирались из палатки, шли вдоль берега, перелазили через осыпи камней и обломки скал. Примерно на середине "Великого пути в цивилизацию" сбрасывали на берегу нехитрые пожитки и голышом сигали в море освежиться. Брызгались, резвились, подныривали друг под дружку. Клав-дя взбиралась на Лешкины плечи и прыгала в воду, вздымая фонтаны брызг. Вновь обнимались, сжимали друг друга в мокрых объятиях, целовались, словно не было бешеного полуденного часа в палатке. Часто охватившее, пьянящее желание заставало их в воде, или Клавдя вдруг мокрой ры-бой выскользнув из объятий, кидалась к сумке и раскидывала прямо у воды старое махровое ки-тайское полотенце.
  
   Умиротворенные, они затем обмывали потные, покрытые прилипшими песчинками тела, натя-гивали необходимый для пребывания в городе минимум одежки и отправлялись дальше.
  
   В Алушту входили со стороны парка, успевшие уже обсохнуть. Растворялись, смешивались с толпой курортников. От набережной поднимались к старому базару, где так чудесно пахло жаря-щимися у грузин шашлыками и кипящими в масле чебуреками. Там, на длинных столах, нежадные крымчанки под вечер перед закрытием задешево отдавали перед закрытием рынка мясистую че-решню. Наваливали газетные кульки "с походом" ягодами невозможно красивых расцветок, от темно-бордовых до прозрачно желтых с темными пятнышками просвечивающих сквозь кожицу косточек. На прилавках лежали горками чуть подвялая от солнца, немного давленая малина и соч-ная клубника, красная смородина паричка. Пряно пахли малосольные огурчики. Лезла наружу из бочонков и трехлитровых стеклянных банок хрустящая на зубах белейшая квашеная капуста с ро-зовыми прожилками морковки, темно-красными зрачками клюквы. Валялся не распроданный, свя-занный пучками за зеленый гребень красно-белый редис. Украшали прилавки стройные, сочные перья зеленого лука-порея. Кучками лежали крепенькие молодые огурчики, здоровенные багро-вые налитые до треска помидоры и, конечно же, вареная с солью янтарная кукуруза в початках.
  
   В лавках, прилепившихся по периметру рыночного забора, молдаване торговали молодым, рубиновым вином на разлив. Лешка с Клавдей шумно и бестолково торговались, пробовали, зали-вая соком подбородки, шеи, майки и в конечном счете покупали все подряд, не скупясь, не жалея отпускных, подъемных и всех остальных попавших в руки денег. Жили, не думая о завтрашнем, одним праздничным, хмельным, словно базарное вино, сегодняшним днем.
  
   Купленное, если не съедалось сразу, укладывалось в сетку-авоську, с которой плавали на охо-ту, просто другой у них не было в помине. Никто не занудничал, не учил жить, не инструктировал, не напоминал об экономии, не объяснял, как и что необходимо делать. Первый совместный от-пуск. Первое лето в Крыму.
  
   Смеясь и вспоминая всякое разное смешное увиденное в городе, брели под закатным солнцем обратно к стойбищу, залезая по очереди в авоську и, зачастую, приносили ее уже совершенно пус-той. На аппетит не жаловались.
  
   Возвращались уже черно-бархатной, полной звездами, луной и волшебством, южной ночью. Тихонько пересекали колышущуюся в неподвижной воде моря лунную дорожку. Поднявшись к палатке, разжигали на обрывчике в специально выкопанной ямке-очаге костерок и готовили днев-ную добычу, вытянутую с куканом из воды, нанизав рыбьи тушки предварительно на очищенные от коры веточки. Ели под скрипы и трели сверчков, цикад и жуков. Белое нежное мясо морских тварей запивали молодым вином или, если повезло, пивом. Затем мыли в море посуду и, скинув то немногое, что считалось одеждой, лезли в воду - принимать вечернюю ванну ...
  
   Молочно-теплая, теплее воздуха, вода нежно обнимала тела, укрывала покрывалом пологой мягкой волны. Только бесстыдница луна бесстрастно направляла в их сторону дорожку, от холод-ного белесого света которой никогда не удавалось отвертеться.
  
   Утомившись и насытившись друг другом, любовники выскакивали из воды и держась за руки карабкались к палатке, давая на ходу зароки: "Немедленно укрыться и лечь спать! Не лезть, не приставать с глупостями! Стать, в конце концов, человеками и поднявшись завтра пораньше, на самой-самой зорьке, многое успеть. Осуществить задуманную культурную программу. Например, сесть на троллейбус и отправиться в Воронцовский дворец, или на теплоходике поплыть в Ласточ-кино Гнездо". Увы. Благим намерениям редко суждено реализоваться в действительность. В па-латке они вновь совершенно нечаянно касались друг друга сначала несмело, кончиками пальцев, затем ... Никуда они, конечно же, не ехали и не плыли ...
  
   По утрам их настойчиво будило солнце. Утомившись за ночь, они дружно переворачивались на животы и натягивали на уши одеяла. Только перебранка окончательно проснувшихся чаек и про-чей пернатой вольницы заставляла окончательно разлепить глаза, вскочить, размахивая вогкими полотенцами, лететь по склону вниз, к морю...
  
   Дикий пляж позволял обходиться без одежды, отбросив с первых дней условности цивилиза-ции. Клавдя так разошлась, что вообще закинула в угол палатки полиэтиленовый пакет с набором египетских натурального хлопка трусиков и купальников. Даже отправляясь в Алушту, она отваж-но натягивала обрезанные по самое "немогу" шорты на голый, коричневый от загара задик. Свер-ху накидывала старую, еще с гражданки Лешкину ковбойку. Не застегивая, завязывала ее под гру-дью, демонстрируя всем загорелый плоский живот с впадинкой пупка.
  
   Такой экстравагантный наряд жестко притягивал взгляды встречных курортных мужиков, пот-ных, усталых от очередей в пельменных, обремененных толстыми бабами в несвежих халатах, на-груженных зонтами, сумками, подстилками и детьми. Несчастных прямо тянуло, выгибало загля-нуть в разрез ковбойки, где наливными яблоками покачивались ничем не стянутые холмики гру-дей. Курортные тетки злились, багровели, одергивали благоверных, таращились недобро, нехоро-шо шипели вслед, тряся гроздями бигуди.
  
   Лешка любовался подругой и прощал бабам вполне обоснованную ревность, а их мужикам - невольное восхищение и неадекватное поведение, балансировавшее на грани легкого помешатель-ства.
  
   Он на себе познал чары и волшебство Клавдиного тела. В самый первый день, умаявшись по-сле пешего перехода с рюкзаками и палаткой за спиной, хлопот с разбивкой лагеря, копкой очага и импровизированного холодильника, они поздно ночью улеглись каждый на своем матрасике. Смущаясь, подтянули одеяла под самые носы и чинно пожелали друг другу спокойной ночи.
  
   Может показаться удивительным, но, хорохорясь, попивая в компании друзей пивцо и потяги-вая сигаретки, они оставались дремучими, неопытными девственниками, хоть и с некоторой тео-ретической подготовкой. Негде им было уединяться, ни в Клавдиной развалюхе, где пополам с сестричкой делила комнатенку, еле вмещавшую две кровати. Не было для них места и в шикарной изолированной квартире Лешкиных родителей, где вечно толклись люди, а при входе в дом сидела с вечным вязанием гроздь старушенций-доносчиц. Целовались, обжимались по темным углам, в задних рядах киношек. Раз даже попробовали, поддавшись, зову плоти, пробраться на подвернув-шийся пустой чердак. Но не выдержали, сбежали от стойкого, непередаваемого запаха смеси птичьего, кошачьего и мышиного помета.
  
   В ту ночь лежали рядом, впервые, не зная толком с чего начать. Притворялись спящими, а сон не шел. ... Дыхание выдавало. Сердца стучали, словно напольные часы в ночном доме, стук носил-ся по палатке, искрился наэлектризованный желанием воздух, сотканный из серебряных струн лунного света.
  
   Клавдя, сработала женская натура, не выдержала первой. Медленно-медленно стянула, скину-ла на брезентовый пол покрывало. Открылась ему, доверилась жадному взгляду. Вся. Прекрасная, словно алебастровое изваяние, таинственно выгравированное в полутенях и штрихах ... Словно в замедленной немой фильме, не открывая глаз, полуприкрытых дрожащими невесомыми ресница-ми, протянула к Лешке руку и, скомкав в кулачке угол ткани, сдернула старое одеяльце. Невообра-зимо нежно провела пальцами по груди, изгибу бедра, животу. Ощутила ответный трепет возбуж-денной плоти, взяла, мягко обхватив ладошкой ... Оседлала. Сама направила, приняла ... Потом легкое, упругое сопротивление ... Вскрик ... Стон. ... И вершина всего - невообразимое счастье, прерванное, впрочем, ее вполне трезвой просьбой поберечь ...
  
   После всего, Клавдя попросила посветить, и в бескомпромиссном свете карманного фонаря высветилось нежное, белое бедро, на котором смешалась ее кровь и его семя ...
  
   Ничто больше не сдерживало их. Молодые и сильные они самозабвенно осваивали древнюю науку любви, проходя за ночь столетний курс чудес и открытий. Не стесняясь, экспериментирова-ли восхищаясь и восхищая, обессиливая и восставая. Вначале вели счет победам, откладывали в кучки самые красивые яркие камешки найденные возле моря, спорили, обвиняли друг дружку в жульничестве, потом окончательно сбились и выбросили пересохшую, потерявшую яркость галь-ку, из палатки. Только одно никогда не изменялось, ее просьба поберечь и, даже на вершине бла-женства, Лешка честно выполнял просимое, не очень ясно, впрочем, понимая, что это меняет в их совместной, как он ее понимал, жизни.
  
   В последнюю, бессонную, ночь он не выдержал и спросил Клавдю.
  
   - В чем разница? Раньше, позже ... Все равно ты моя.
  
   - Вся, вся твоя, да, да ... но не в меня! - Прошептала, простонала Клавдя. И он вновь подчинил-ся.
  
   Они с Лешкой родились и выросли в одном городе, только на разных географических и со-циальных полюсах. Их родители никогда не встречались и, наверняка, не догадывались о взаим-ном существовании. Познакомились случайно, на лыжах в пригородном лесу, ровно на полпути от родных обителей. Словно неведомая сила толкнула друг другу в объятия на лыжне. Лешка скаты-вался с одной стороны склона, Клавдя с другой, оба попытались уступить дорогу, синхронно сво-рачивая в одну и ту же сторону, но в результате застыли посредине в первом объятии, плавно, впрочем, перетекшем в первый же поцелуй.
  
   С того дня они уже не расставались надолго. Всю зиму, забросив занятия, по несколько часов в день катались с гор, бегали по лыжне, а больше дурачились, кидались снежками, ныряли в суг-робы и целовались бессчетно. До боли в обветренных, стертых губах, до солоноватого вкуса крови на языке.
  
   Лешка сбегал после первых пар в Универе с опостылевших лекций, успевая впрочем, иногда заскакивать на семинары и лабораторные занятия. Клавдя прогуливала школу, где отнюдь не бли-стала ни отличной успеваемостью, ни активной общественной деятельностью. Перебивалась с троек на четверки, лишь бы не теребили, не мешали жить собственной жизнью. Училки, впрочем, особо и не усердствовали, не гневили Клавдину мамашу - буфетчицу вагона-ресторана поездов дальнего следования, нежадно раздававшую после возвращения из очередного рейса неизбалован-ному служилому люду икорку, буженину, колбаску, а то и крабьи консервы, гордость советского экспорта. Такого ценного человека по пустякам волновать не следовало, а то возьмет, и в приступе материнской любви, пропустит очередной икряно-колбасный рейс. Последнего Клавдя, зная ма-машу, особенно не боялась.
  
   Лешка, в свою очередь, совершенно ясно осознал к тому времени, что родительская любовь по отношению к нему, понятие неоднозначное и заблуждаться на сей счет особо не стоит. Убедив-шись, что сынок далеко не гений в точных науках, составляющих традиционную академическую славу семейства, родители поставили на нем то ли жирный крест, то ли не менее внушительную точку. Мужественно сцепили зубы и сосредоточили все педагогические усилия и связанные с ни-ми блага на младшеньком, любимом.
  
   Лешку, к его полному счастью отпустили на вольные хлеба, перестали плотно опекать, да и вообще контролировать. Канули в гнусное прошлое "интереснейшие" книжонки о функциях мно-гих переменных, бесчисленные дурацкие, адаптированные, выхолощенные английские брошюрки вместе с персональной учительницей английского языка приходившей на дом. Позднее оказалось, что кое-какой след от всей этой премудрости в башке остался.
  
   Теперь, убывая летом на Юг, Лешку на три месяца закидывали не в академический к "непро-стым" детишкам, а другой, попроще, обычный заводской пионерский лагерь. Одиночество и ску-ку он, правда, не ощущал, дел хватало, друзей тоже. Хреново становилось лишь в дни "открытых" дверей. В эти дни толпы родителей наводняли лагерь, приволакивая чадам вязки вкуснейшей, мя-систой, черно-багровой черешни, восхитительно пузырчатую минералку в запотевших бутылках, шоколад, конфеты и, особенно - замечательное "Ленинградское" мороженое эскимо, кремовое изнутри под слоем изумительной шоколадно-ореховой глазури.
  
   Лешке, на этом пиршестве, в лучшем случае, доставались бутерброд с подсохшим, желтым, загнутым по углам, голландским сыром плюс бутылка тошнотворного, теплого ситро из местного привокзального буфета. "Паек" наскоро забрасывался очередным отцовским аспирантом, споро воспринимающим приоритеты, существующие в семье шефа, а потому не проявляющим особого рвения в исполнении "маленькой необременительной просьбишки".
  
   На все случаи жизни и времена года Лешке полагалась единая форма одежды, затасканный, экономного немаркого коричневого цвета лыжный костюмчик и поношенные папины ботинки. Так бы и дотаскал его благополучно до выпускного вечера, но удивленные соседки доняли маман вопросами, а "родный" ли ей старшенький. Тот, что бегает по респектабельному академическому двору, словно сорванное с шеста пугало. Пришлось, не особо мудрствуя, не тратясь, перелицевать у знакомой портнихи отслуживший все сроки отцовский костюм. Получилось ... так себе, но ма-тушка, поджав губки, вздохнула и протянула извечное, - "Мы люди бедные, но честные ..."
  
   О том насколько профессорша бедна, Лешка мог при желании просветить соседок, да такового желания не имелось, ибо самих соседок из подобных собственной "академических", "непростых" семеек не больно ценил и жаловал.
  
   В общем, оставили в покое. Без комментариев, с холодным безразличием наблюдала родня за его последовательными увлечениями сначала боксом, затем стрельбой, потом аквалангом и, нако-нец, о Боже, прыжками с парашютом. То ли дело младший брат! Тут все было в порядке, - любовь к уравнениям, ранняя близорукость, очки, повышенное давление, выжженные химикалиями кар-маны и благоговейное отношение к функциям многих переменных, плавно перетекшие в геморрой и кандидатскую диссертацию.
  
   Клавдя, в свою очередь, изводила мамашку упорным отвращением к кулинарии, мытью посу-ды, шарканью веником, подведению балансов домашних расходов, с обязательными проклятиями и заклинаниями о дороговизне жизни, жадинах пассажирах и дураках-начальниках. Тоже относи-лось к засолке капусты, варке варений, солению помидоров с огурцами. Всему перечисленному, развратная девица, игнорируя периодические трепки, предпочитала томное валяние на тахте с, невесть какими путями, добытыми сборниками Вознесенского, Рождественского, Евтушенко и Межелайтиса, альбомами Чюрлениса и Врубеля, с фотокопиями нелегальных книг по йоге и пара-психологии. Мамашка дико удивлялась, в кого бы это пошла деваха? Книги в их родне отродясь не водились, а, тем более, не читались.
  
   Папа-профессор и мамашка-буфетчица, впрочем, совершенно не зная друг друга, оказались совершенно едины в педагогическом порыве, проявив на практике борьбу и единство противопо-ложностей. Обе стороны с неописуемой и необъяснимой яростью, но одинаково остервенело раз-дирали в клочья зловредную "макулатуру", начиная с "Трех Мушкетеров" и заканчивая несчаст-ным Чюрленисом.
  
   В общем, Лешка и Клавдя, хоть и обитали на различных общественных полюсах, но являли собой именно тех уродов, без которых порядочные семьи ну ни как не обходятся. Стоит ли удив-ляться, что судьба просто зашвырнула этих изгоев друг другу в объятия. Чем бы все закончилось - одному Богу ведомо, но тут неожиданно для них оказался Лешка на флотской службе, чего ранее и в дурном сне помыслить не мог.
  
   Случилось это событие после последней по счету попытки ученого семейства облагородить сынка, пристроив его после школы в Университет. Оказалось, что от точных наук Лешка начинал оглушительно, до выворота челюстей зевать, нарушая тем чинную тишину аудиторий. А на семи-нарах вяло впадал в ступор и тихо засыпал. Выход напрашивался один, подчиняться инстинкту самосохранения. Послушный Лешка беспрекословно подчинялся и взбодренный организм отправ-лял его вместо занятий на свидания с прогульщицей Клавдей.
  
   Может, так бы и тянулось до диплома, но судьба совершила очередной выкрутас. Однажды, после первого курса, Лешку перехватила в коридоре очкастая преподавательница высшей матема-тики, похожая статью на переодетого мужика. Крепко взяв обсыпанными мелом пальцами бедола-гу за руку, доцент порекомендовала гулким лекторским басом честно и добровольно бросить к чертовой матери учебу и поискать занятие по душе. Подальше от святых университетских стен. Потому, как больше она двоечнику и прогульщику трояк не поставит. Никогда! В чем прилюдно клянется. Кстати, ему все равно необходимо зайти в деканат. Его ждут. Отличный повод нацара-пать заявление об отчислении по собственному желанию из рядов славного советского студенче-ства.
  
   Вздохнув, Лешка безропотно согласился с безупречной логикой доводов доцента и медленно поплелся в деканат. Кто же торопится на собственную Голгофу?
  
   Там его действительно ждали и, показалось, даже обрадовались приходу, что само по себе удивительно.
  
   За столом, рядом с замдекана сидел не первой молодости капитан первого ранга. Хозяин ка-бинета, отставной полковник с седыми "блюхеровскими" усиками под носом, разноцветной ор-денской колодкой на пол груди, где рядом с отечественными соседствовали экзотические китай-ские и корейские награды, ласково-ласково улыбался, доброжелательно блестя стеклами очков и вставными зубами. Обычно в таком антураже он сообщал об очередном отказе в стипендии, о дру-гих мелких и крупных неприятностях. Следовательно, хорошего ждать от приглашения не прихо-дилось.
  
   - Вот, товарищ капитан первого ранга, перед Вами наш лучший кандидат. - Отчетливо произ-нося каждое слово, представил замдекана Лешку. - В науках, правда, не особо усерден, рвения, прилежания не проявляет. Но, прошу учесть, хвостов и академических задолженностей на сего-дняшний день не имеет. Зато масса положительных качеств, отличный спортсмен, гордость фа-культета по бегу на лыжах ... в учебное время. Парашютист, боксер, а, главное, свой для Вас чело-век - подводник-аквалангист. Можно сказать вполне сформировавшийся "человек-лягушка". ... Ну и сердцеед, дамский угодник. ... Гусар!
  
   Пожевал тонкими серыми губами под седой щеткой усов и усмехнулся.
  
   Кем в прошлой, армейской жизни, являлся отставной полковник студентам знать не положе-но, но легенды ходили по аудиториям и общагам о потрясающей осведомленности во всех казав-шихся тайными сторонах жизни подопечных. Старикана, впрочем, любили и уважали. В обиду своих питомцев он не давал, зачастую вытаскивал старшекурсников из отделений милиции, даже вытрезвителей без печальных для будущей карьеры последствий.
  
   Прослушав столь двойственную характеристику кандидата, каперанг поморщился, словно во рту заныл очередной зуб.
  
   - Извини Алексей, не представил тебе моего коллегу из Военно-морского училища подводно-го плавания. Им необходимо срочно набрать студентов с хорошей теоретической и физической подготовкой. Естественно, патриотов и добровольцев, для ускоренного обучения новейшим, сложным, ответственным боевым специальностям. Вот мы тебя и пригласили, как ... достойного.
  
   Коллега полковника, скучая, листал тощее личное дело Лешки.
  
   - Такие родители? Батюшка - академик, матушка - профессор! - Он удивленно поднял глаза от дела на Лешку. Тот в ответ скромно потупился, но от родства не отказался. Что поделаешь, предков не выбирают.
  
   - Я же говорю, скрытый талант! Нам не удалось распознать, развить природное дарование, но вам ... - Отставной полковник развел руками, - Все карты в руки. Лучшего отдаем, несостояв-шуюся гордость науки вручаем ...
  
   - Вот дает, Николаич, - С восторгом подумал Лешка, - Продает гнилой товар, не поперхнется!
  
   - Может сначала стоит поговорить с отличниками ... - Заикнулся моряк.
  
   - Не имеет смысла, - Отрезал, грозно распушив усы, замдекана. - Хилы, слабосильны, очка-сты, замучены учебой и онанизмом. Вам они не подойдут. Да и пьяницы, не приведи господь.
  
   - Ну, этого добра не надо, со своими такими не успеваем разбираться! - Оживился морской кадровик. - Пьешь? - Воткнул перст в Лешку. Тот рта не успел открыть, Николаич опередил.
  
   - Нет, можно считать не потребляет. Так, пивко, винцо. Но не часто. Стипендии мы ему не платим, а маман, пардон, держит в строгости, денег выдает только на проезд и завтрак. И то в об-рез. Впрочем, его девица подкармливает, а деньги они на кино и книги спускают.
  
   Лешка так и остался стоять безмолвным соляным столбом. Только удивлялся в душе: - Нет, не человек, Михаил Николаевич - рентгеновский аппарат, магнетизер, Каллиостро, Вольф Мес-синг!
  
   Представление закончилось тем, что хитрован Николаич сбагрил таки в училище Лешку, со-хранив все ценные кадры для родного факультета, о престиже и успеваемости коего неустанно радел, поддерживая показатели на недосягаемой для других замдеканов высоте. Даже доцента уло-мал выставить на прощанье и без излишних издевательств очередной трояк в зачетку будущего покорителя морских глубин.
  
   Так, неожиданно для самого себя, Лешка загремел по спец. разнарядке на второй курс воен-но-морского училища. Для сокращения разрыва в боевой и морской подготовке новичков из сту-дентов не отпустили на летние каникулы, а прогоняли три месяца в лагерях, доводя до состояния, соответствующего бравому курсанту второго курса.
  
   Первые полгода прошли-пролетели, он и оглянуться не успел. Цукали, жучили курсовые, ротные, старшины, преподаватели. Гоняли нормально, без дураков. Спать на лекциях отучили. После знакомства с губой, с нарядами вне очереди, прочими радостями Дисциплинарного Устава, Лешка понял, что по-старому жить не получится. Детство закончилось. Времени на встречи с Клавдей почти не оставалось, но она не бросила, ждала. Валялась в одиночестве на кособоком ди-ванчике, учебники перечитывала. Может повзрослела, остепенилась, возможно - просто занять время решила ... Одним словом, прислушалась к наставлениям мамаши-буфетчицы и, окончив школу, поступила в торговый техникум. Впрочем, в редкие встречи они также убегали на лыжах в лес, в последние ряды киношки, также как и раньше целовались до онемения.
  
   Лешка тянул курсантскую лямку - учился, стоял в нарядах, ходил в караул, ходил в патруль, а, главное, выходил в море. С общефизической, морской, строевой у него проблем не возникало. Без боязни заделывал новоиспеченный моряк в учебном, затопляемом отсеке пробоины, тушил пожары, дегазировал, деактивировал, отражал нападение неведомого противника, выходил в лег-ководолазном костюме из "затонувшей лодки". Жизнь заставила - одолел и Уставы, хоть чуть не сошел с ума от необходимости читать и запоминать бесчисленные скучнейшие параграфы, пред-ставлявшиеся, до определенного времени, полной ерундой и бессмыслицей. С математикой и анг-лийским оказалось все не так плохо, видимо где-то в подкорке отложились и адаптированные книжонки, и функции переменного, и курс высшей математики мужеподобной дамы доцента.
  
   Еще легче пошло дело со специальными военно-морскими дисциплинами, их он просто полю-бил, засиживался в свободное время в библиотеке, читая все, что находил сверх рекомендованно-го. Тут пригодился зазубренный в детстве английский. Лешка на удивление легко переводил ста-тьи из иностранных военно-морских журналов и книг. Не задумывался Лешка о будущем. Потому поздно встрепенулся и на красный диплом не вытянул. Когда, по обычаю дурачась, сообщил пе-чальную весть Клавде, та только вздохнула, но ничего не сказала. Не попрекнула.
  
   В положенное время Лешка с сокурсниками отстоял в последний раз на парадном плацу учи-лища, прошел парадным маршем перед начальством и гостями, сменил форменку на пошитую на заказ бело-кремовую парадную тужурку с золотыми погонами. Выкинул в воздух мичманку, по-лучил диплом, лейтенантские погоны и кортик. Рассчитавшись с училищем, засунул, не считая отпускные в подаренное Клавдей новенькое хрустящей кожи портмоне. Отправил туда же, подъ-емные и прочие деньги, вышел на улицу с портфелем личных вещей, вздохнул полной грудью и ... оказался в отпуску. Перед убытием на Северный Флот к постоянному месту службы.
  
   Вот так ...
  
   В последний день отпуска солнышко расцветало в беспечном синем небе оранжевой радост-ной ромашкой. Лешка с Клавдей лежали привычно голыми на пляже, добирая ультрафиолета про запас, на неопределенное время. Когда еще выберешься в Крым. Лоснились коричневыми телами, словно ленивые тюлени на лежке. Загорелые, без пропусков и белых отметин. Клавдя, безмятежно раскинувшись, с закрытыми глазами, урча сытой кошкой, бродила отрешенно тонкими пальчика-ми по его груди, животу, спускалась к бедрам, теребила, гладила ...
  
   - Мне чертовски нравятся твои коричневые, мускулистые, покрытые вызолоченными солнцем волосами ноги, - Мурлыкала, Клавдя. - Словно у античного сатира, или кентавра. Только без ко-пыт.
  
   - Надеюсь и без рогов, - Беззлобно откликнулся Лешка. Он знал за Клавдей любовь к прико-лам, приводившую иногда к скандальчикам, и старался потакать, не поддаваться на провокации.
  
   - Ну, это не твоя проблема. - Отозвалась Клавдя. - Чай, не мужняя жена.
  
   - Недолго осталось. Приедем - поженимся. Жаль, что раньше не сообразили. Полетели бы вместе на Север. А так жди тебя. Правда, в этом свой плюс, успею все подготовить, квартирку там снять. - Он слабо представлял конкретные особенности семейной жизни. И сейчас не хотелось за-думываться. Лень думать лежа под теплым солнышком. Лень шевелить мозгами. Просто нежился, повернув немного набок голову, любовался в который уже раз ее точеным телом, линией животи-ка, упругими грудками с сосками-вишенками, нежными завитками на невысоком лобке ...
  
   - Нет, милый. ... Нет, дорогой. ... - Сказала на выдохе, со всхлипом. - Не оформим мы ничего и никогда. Не для меня эта заполярная романтика. Остепенилась, пора уже. Женский век он ведь недолог. Маманя права, не пара ты мне. Поступать в общепит буду. На заочный. Работать к мама-не, в вагон-ресторан, пойду. Она уже забила место. И в техникуме все нормально устроилось. Спа-сибо тебе, выдали свободный диплом, как потенциальной лейтенантше. Поживу для себя, осмот-рюсь, потом замуж выйду. Но не скоро и обязательно за солидного, устроенного человека, с квар-тирой, машиной. Пойду в ресторан работать на руководящую должность. Не у котлов же стоять. Начну с зав. Производством, а там как покатит.
  
   - Маманя сказала, вот если тебя на Черное море выпустят, то стоит еще подумать, а так ... Ни тебе цивилизации, ни театра, ни выставок, холодина собачья. Июнь еще не лето, а Июль уже не лето. Сопки да тоска. Живи среди таких же офицерских женушек. Панельные пятиэтажки снару-жи, казенная мебель внутри. ... Скука. ... Сплетни, склоки. ... Закрытый гарнизон, одним словом. Бетон серый, корабли серые, зелени нет. Мужа по ночам тоже нет. Муженек не с женой в постели, а полгода в море, вторые полгода - черт знает где. Если и случится отпуск, то осенью или зимой и так с завидной постоянностью, пока благоверный морячок до двух просветов не дослужится. - Приведя дыхание в норму нарочито лениво цедила Клавдя, все еще лаская Лешку.
  
   - Откуда знаешь? - Только и выдавил из враз высохшей гортани лейтенант.
  
   - Не ты, другие, просветили. Маманя специально временно на северные маршруты попроси-лась. Навара никакого, но с пассажирами, особенно с моряками, а больше с их женами, беседы ве-ла. Как потенциальная флотская теща. Меня раз в рейс взяла, уговорила. ... Посмотрела я на мо-рячков с боевыми подругами. Фотографии они показывали, думали, хвалятся, жизнью гордятся, а я ужасалась. Не для меня все эти Гаджиевы, Полярные, Североморск. Прости, Лешка! ... Романти-ка хороша в стихах да на картинках.
  
   Лешка молчал, дал высказаться любимой до конца, до самого гулкого дна.
  
   - Решилась, удрала вот с тобой, хотя если маманя узнает - прибить может. Но поехала ... и вче-ра еще ты бы всего этого не услышал. Сегодня можно. Последний день. Завтра самолет и, адью! Но это лето - твое, мой тебе, милый мой дурачок, прощальный подарок. Так сказать на долгую, добрую память. Все же мы с тобой не чужие. ... Я так хотела, так всю жизнь мечтала, что ты ста-нешь первым мужчиной. Дураки мы, слушался бы предков, окончил Университет, папаня помог, глядишь и кандидатом наук стал.
  
   Эх, жизнь, моряцкая! Синее море - золотые якоря.
  
  
  
  
  
  Глава 3.
  
  Такой тихий инженер.
  
  
   Раз-два! Раз-два! Вдох-выдох. Наклоны, приседания, гантели, отжимания. Обязательный душ. Сначала - горячий. Вернее, чуть теплый дождик. Это все, что могла обеспечить поселковая КЭЧ. Потом, от души холодный. Этого добра - сколько угодно. Спасибо северному морозцу. Бод-рящий, даже излишне. Но все равно - спасибо. Максимум-максиморум ожидаемого в серой, с за-ляпанными смолой стыками бетонной пятиэтажке, нелепо, не эстетично воткнутой между лысых сопок с хилыми березками. Жалкий приют семейных, и не очень, работников номерного флотско-го завода по ремонту и обслуживанию субмарин.
  
   Вырубив воду, Артур Игоревич тщательно насухо вытер широким голубеньким полотенцем с розовыми цветочками по полю, ухоженное, безволосое, бело-молочное совсем молодое тело. Критически оглядел себя в настенном, вделанном в белую плитку ванной, зеркале. Остался дово-лен. Зябко передернул мягкими покатыми плечами. Натянул белые трусики египетского хлопка, ласково прихлопнул ладошкой по оттопыренному задку. "Хорош, хорош, шельмец!". Накинул расписанный павлинами стеганый халат, японский, из ленинградской комиссионки.
  
   Топили как обычно, то есть паршиво. Кочегары в поселковой котельной вновь перебрали ночью лишку. Впрочем, чего еще можно ожидать от чумазых, постоянно пьяных, матерящихся и грубящих, нехороших людей?
  
   Под традиционные, словно смена дня и ночи, утренние размышления успел побриться, ос-вежиться из пульверизатора лучшим, естественно из того, что смог найти, одеколоном. Воскрес-ный день начался.
  
   Старший инженер, милейший человек Артур Игоревич, обожал дни, когда оставался дома, в отгороженном от посторонних взглядов гнездышке. Для него не столь уж и важно было выходной, праздничный, больничный день, главное - не нужно натягивать поверх чистого изящного белья уродливый комбинезон, запихивать в портфель бумаги, завтрак "тормозок", термосик с кофе или чаем, хлопать по карманам, проверяя наличие ключей, печаток, пропуска. Затем восемь, а то и больше, каторжных часов сливаться, мимикрировать, общаться с серой, презираемой всеми фиб-рами души, дурно пахнущей толпой работяг и коллег. Вежливо всем улыбаться, пожимать руки... Печально, противно, но это его крест, его удел.
  
   Закончив столь ненавистный трудовой день, инженер бежал затем по магазинам, делал необ-ходимые закупки, в конце концов, облегченно вздохнув, скрывался за дверью своей однокомнат-ной квартирки, словно рак-отшельник в персональной ракушке. Его крепость, убежище, тихая, надежная пристань. Здесь он, наконец, обретал покой, вновь становился самим собой.
  
   В течение первого года, после того как прибыл по распределению на место работы, Артур проживал на съемной квартире, платил, бешеные деньги и бомбардировал письмами обожаемую мамочку. Та в свою очередь устраивала перманентные истерики отцу. Вначале он стойко держал оборону. Затем плюнул, решив, что себе дороже проявлять излишнюю принципиальность, тем бо-лее год прошел, гнев поостыл. Сдался. Задействовал нужных людей и обеспечил сыну изолиро-ванную жилплощадь.
  
   Мамочка, почувствовав слабину, совершив гигантское усилие, попыталась переместить Арту-рочку поближе к столице, но отец, узнав, отыграл все назад, да еще пригрозил, что этот выродок там, на Северах и сгниет. Если нечто подобное повториться. Жена смирилась, но сделала все воз-можное для повышения комфортности ссылки, переслала чаду мебель, обои, плитку, все для обу-стройства гнездышка. И, естественно деньги, для оплаты рабочим.
  
   Бедные соседушки, они и не догадывались, что за такой же, как у всех, обшарпанной снару-жи дверью, разместилось совершенно невероятное чудо. С финской сантехникой, немецкими обоями, чешской люстрой, румынской мебелью, болгарскими паласами, паркетным полом. Отде-ленное от них совершенно иной изнутри дверью, полированной, со встроенным глазком. Все это содержалось усилиями самого Артура в идеальной чистоте и порядке. К чистоте и порядку был отцом с детства приучен. Да и выхода не оставалось. Ну, не домработницу же пускать к себе! Врага в крепость? Да и где ее здесь найти?
  
   Впрочем, все эти хлопоты остались позади. Артур Игоревич вздохнул, подошел к окну, потя-нул за кисть шелкового, золотистого шнура и приоткрыл немного штору. Увы, глазам открылся все тот же нерадостный, опостылевший, невзрачный северный пейзаж.
  
   Тусклый свет заполярного дня, свинцово-серая вода залива, черная туша входящего на ремонт очередного подводного корабля. Одним словом, тоска смертная. Задернул, отсек шторкой внеш-ний мир. Прошел в кухоньку. Забросал зерна в кофемолку. Пожужжал. Пересыпал намолотый ко-фе в турку. Поставил на плиту. Сварил кофе. Полюбовался пенкой. Налил в кружку с золотым по белому ободком. Добавил молока из пакета. Сливок в этот раз не досталось. Но все равно получи-лось красиво. Попил кофейку, закусил печеньем ...
  
   Боже! И это - его мир. Его космическая капсула. Он в вечном одиночном полете ... Поднес по-ближе к глазам турку с кофейной гущей. Всмотрелся внимательно. Только прошлое, прошедшее, ничего о будущем ...
  
   Когда он впервые появился в поселке, вышел на работу, мужики местные и бабы сразу почуя-ли в нем чужака. Чист не в меру, не пьет с коллективом, не дымит "Примой" в курилках, на пере-куры все с книжечкой, кефирчиком, кофейком ... чистоплюй хромой. Даже женщины - существа все же более возвышенные и нежные, по самой натуре, тоньше понимающие жизненные коллизии. Но здесь, в отличие от столичного города, даже лучшая половина человечества оказалась, в зна-чительной мере, испорчена общением с грубой мужской массой. Не женщины, бабы скорее. Они сторонились его, смотрели зло, недоверчиво, не отвечали на милые, по мере возможности, улыбки, не допускали в свой интимный круг.
  
   Со временем, впрочем, попривыкли, специалистом он оказался толковым, мог просто объяс-нить слесарям, что и как ремонтировать, быстро устранить неувязку, найти неисправность ... Лод-ки Артур знал. За своего его по прежнему не считали. Принять не приняли, но ... терпели. А что делать ... Коллектив, ведь. Профсоюзные взносы платил исправно, на всех собраниях высиживал в задних рядах. Голосовал, в актив не лез. Порученное выполнял. В дружинниках не ходил. В под-шефный колхоз не ездил, так ведь хромой черт, что с него спросишь. Вот и жил среди них. Ни свой, ни чужой.
  
   Стало полегче после знакомства с Ксюшей. Теперь его вроде даже жалеют ... Инвалид несча-стный. ... Артур всегда очень четко чувствовал людей, их отношение к нему. Ошибался редко. От Ксюши шло добро, он ощущал ее способность одарить теплом, женской всепрощающей жалостью. Грех было не воспользоваться столь превосходным "суповым набором".
  
   Миловидная, чуть старше его самого, побывавшая уже замужем и хлебнувшая горького, Ксе-ния, одна из коллег, не сторонилась новичка. Подсела раз в перерыв, разговорились. Как водится вначале о литературе, живописи, потом помалу о готовке, о домашнем хозяйстве. Тут он многое знал, ей и неведомое. Заслушалась. Времени не хватило, потому встретились еще ... Так они все время в столовке и встречались бы, но Ксюша первой проявила инициативу - пригласила в кино. Билеты купила. Артур пошел, ему даже интересно стало, чем все закончится.
  
   После кино бодро предложил зайти в ресторан. Просто поужинать. По-дружески. Все прошло весьма мило и пристойно. Необязательно беседуя о предметах весьма нейтральных, проводил до ее, такой же серой и облезлой пятиэтажки, как и та, в которой жил сам. На предложение зайти по-чаевничать, секунду подумав, согласился. Поддержал под теплую мягкую руку на ступеньках. ... Кавалер.
  
   Чай, по дурацкой советской привычке, пили из стаканов в подстаканниках. Восседая на рас-шатанных стульях за покрытым клеенкой кухонным столом. Варенье, вишневое, слегка засахарен-ное, янтарными грудками лежало на хрустальных розетках, предмете Ксюшиной гордости, прибе-регаемых для приятных гостей.
  
   Чаем дело не закончилось. Женщина выставила сначала сухое грузинское вино. Уговорила выпить за дружбу. Потом вытянула из старенького холодильника "ЗИЛ" початую бутылку "Сто-личной", но он не поддержал, и пить пришлось самой. Выпила можно сказать и ничего, пару рю-машек. Однако хватило. Осмелела, хоть немного язык заплетался. Потащила нерешительного ка-валера в спальню. Целовала жарко, повалила на никелированную, с шарами, кровать, прям на по-крывало, утопила голову в пуховой подушке с кружевной, крахмальной наволочкой. ...
  
   - Особым изобилием жилище ее не отличается, хоть бедненько, но, по крайней мере, чисто, пристойно. - Спокойно отметил Артур, под страстные, но никак не возбуждающие его ласки жен-щины.
  
   Дальше того дело не продвинулось. Не отозвался Артур Игоревич на телодвижения, уже со-вершенно откровенные и отчаянные. Не интересовали его женщины. Этого он ей, правда, не от-крыл, а придумал некую душещипательную историю с травмой, полученную в военно-морском училище. О последствиях нехороших, поломавших молодую жизнь, одинокую, несчастную. Ох, заливалась Ксюша слезами, сочувствовала, переживала. Извинялась, что не поняла, боль душев-ную хорошему человеку причинила. Он простил великодушно, предложил то, что мог - теплую, душевную, спокойную дружбу. Согласилась ...
  
   Спать уложила отдельно, на кушетку, подставив под ноги стул из кухни. Постелила на чистых, хрустящих, отутюженных простынях. Он не спал, лежал тихо, не ворочался. Дождался, чего хотел, услышал через недолгое время со стороны кровати легкий монотонный шелест, затем погромче, потом мокрое, вязкое, не скрываемое, отчаянное чмяконье и задавленные стоны в подушку. Вот тут возбудился. Еле удалось справиться, чуть не начал удовлетворять себя. Вот ведь женщина! Женщина мастурбировала. А он всю жизнь ощущал себя именно Женщиной. Не мужиком, не мужчиной, а сначала нежной принцессой, теперь - прекрасной юной Дамой.
  
   Утром тепло, по братски нежно, приветствовал хозяйку, поцеловал в щечку. Снова чай пили. С сушками. Попрощался и ушел. С тех пор они встречались, но не часто, то в кино, то в ресторан ходили. Домой, правда она его не приглашала. Ну а он, естественно, и не собирался ничего подоб-ного делать.
  
   Бабы местные, да и мужики кое-какие, к нему подобрели. Вот ведь, молодой, а страдалец. Ин-валид. Ну, теперь ясно, чего не пьет, не курит, почему при всяком удобном случае в родной город ездит, часто за свой счет. Лечится бедолага. С тем и оставили в покое. Начальство тоже видать подпиталось слухами, хоть и без особой охоты, но отпускало на пару дней за свой счет. От случая к случаю. Тем боле после "лечения" инженер возвращался домой повеселевший, без возражений работал сверхурочно. Черт его знает, может, вылечится, женку из местных бабенок заведет, крепче к заводу привяжется.
  
   Кто знает, как его судьба сложилась, родись он в другой семье. Но что вышло, то вышло. Отец большую часть жизни провел по дальним гарнизонам, по флотам, морям и океанам. Сына Артуром назвал. В честь города, что от япошек освобождал. Там он долго служил. Неувязка и с городом и сынком вышла. Город с базой китаезам неблагодарным отдали, а сынок ...
  
   Сынка мама воспитывала. Из-под своего крылышка не выпускала, а ее в свою очередь, Арту-рова бабушка в узде держала, ту - прабабка чуть не столетняя. Так и жили в Северной Пальмире в ожидании то налетов, то наездов отца. Без него жизнь шла спокойно, благолепно, при нем ... веч-ные уговоры поехать вместе в ужасную Тмутаракань, в сопки, на некий грозный, способный раз-рушить привычный мирок, чуждый им "Флот".
  
   Женщины не поддавались, стояли твердо. Отец уезжал, побежденный и несчастный. Претензий к матери у него не возникало, та по-своему его крепко любила, других мужчин в ее жизни не во-дилось, хоть претендентов наблюдалось, хоть отбавляй. Потрясающей красоты женщина. Внешне весь в нее, Артурчик рос чудным ребеночком, вылитым ангелочком. Маменька, мечтая о дочурке, которая все не получалась с нечастых наездов мужа, наряжала сыночка в платьица, панталончики, чепчики и кружавчики. Игралась словно с кукленком. Приучила, доигралась до того, что Артур дружить с мальчишками, от которых кроме насмешек и синяков ничего хорошего не видел, отка-зался напрочь и водился только с девочками. Тоже до определенного предела. Класса с пятого они Артурчика в свой кружок, по неясной ему, но очевидной для вчерашних подружек причине, до-пускать прекратили. Остались книги. Читал, тихо грустил, мечтал. Из школы домой, из дому - в школу.
  
   Отец, постарев, дослужившись до больших чинов, перевелся на Балтику, поближе к семейно-му очагу. На этом тихая жизнь Артура закончилась. Моряк девичьих шуток не понимал. Не раз-решал сыночку валяться в постели по утрам. Гнал на зарядку. Заставлял обливаться водой - зака-ливать организм. Бабки дружно падали в обморок, но ничего уже поделать не могли - время их прошло.
  
   Неждано-негадано, вошел в его жизнь первый Друг, тренер из секции гимнастики, в которую определил неуклюжего отпрыска строгий отец. Тренер был с ним мягок, не напрягал, щадя само-любие пацана, занимался индивидуально и добился успеха. Артур окреп, выпрямился, сбросил жирок.
  
   Часто оставаясь вдвоем после окончания официальной тренировки, тренер подсаживал маль-чишку на снаряды, показывая упражнения, поглаживал добрыми нежными руками. Промытое мускулистое тело под гимнастическим трико светилось чистотой, пахло не потом и табаком, а ду-хами и тальком. С ним оказалось хорошо и уютно. Не то, что с отцом. Тот только прижимал креп-ко, возвращаясь со службы, к жесткой, просоленной морем коже. Целовал, обдавая прокуренным до самого нутра дыханием. Колол нежную кожицу щетинистыми, колючими усами. Наутро Ар-турчик рыдал, горестно рассматривая покрывшееся красными пятнами раздражения личико.
  
   В один из вечеров, Друг попросил Артурчика помочь убраться в тренерской каптерке. Тот не мог отказать. Сам не заметил, как оказался в объятиях тренера. То, что произошло потом, воспри-нял на удивление спокойно, без паники, словно должное. Знал уже, что старшие парни выделают подобное с девчонками, в школе просветили. А ему и приятно показалось оказаться женщиной, да еще рядом с таким роскошным красавцем мужчиной...
  
   Тренер получал все, что желал. Многому и сам научил. Но тут в секцию пришел очередной новичок. Влюбчивый спортсмен, сбагрил поднадоевшего Артура своему хорошему товарищу. Тот преподавал литературу в престижном гуманитарном вузе, сам был тонок, изящен, утончен, начи-тан, словно средневековый гранд. Слыл в их замкнутом кругу эстетом.
  
   С ним стал Артурчик не только любовником, но и пажем. Надо отдать должное, второй Друг многое внес в его жизнь, передал не жалея из собственных обширных знаний, научил понимать людей, привил вкус к хорошим манерам. Артур настолько восхищался своим повелителем, что отважился и привел домой. Якобы для помощи в подготовке к экзаменационному сочинению.
  
   Маман и бабки чуть с ума от радости не сошли, восхищаясь манерами, острым умом, изящ-ным вкусом, чтением на память бесконечного числа стихов не только обязательных Пушкина с Лермонтовым, но Байрона, Шелли, Шекспира, Гейне, Шиллера ... Впрочем, современных поэтов литератор не читал принципиально.
  
   Идиллию разрушил, как обычно, отец. С первого раза унюхал нечто непотребное в новом зна-комом сынка, со второго - объявил, что на дух не переносит лощеного хлыща. Увидав в третий, чуть не пинком выставил из дома. Через день несчастные любовники плакали и ласкали друг дру-га, вспоминая происшедшее. Мечтали, сплетясь изящным объятием, о временах античности с ее тонким, чутким пониманием прекрасной, нежной, истинно мужской дружбы.
  
   Беда пришла сразу после окончания школы, когда отец, не считаясь с матерью, а тем более с седенькой бабушкой и совсем выжившей из ума по старости лет прабабкой, отомстил им одним махом за все прошлые унижения. Чуть не волоком, отобрав предварительно документы, притащил сынка в Военно-морское училище. ... Продолжать династию флотоводцев.
  
   В первую же ночь, Артур сбежал домой, не выдержав ужаса кубрика общежития. Отец при-менил грубую физическую силу, пригрозил выдрать, выгнать из дома без пособия, в чем стоял. А стоял он в тренировочном костюмчике и китайских кедах. Немного для начала самостоятельной жизни. Пришлось с позором возвращаться тем же путем обратно в курсантскую среду. Сошло с рук. Даже приобрел некоторый авторитет среди сокурсников. Это же надо, в первую ночь мужик в самоволку сбегал. Грубые мужланы в тельняшках, пожизненные рабы моря и стали, они ничего не поняли.
  
   Беда случилась на последнем, выпускном курсе. Когда Артурчик окончательно изнемог от ежедневного, возбуждающего до безумия, созерцания полуодетых, а то и совсем голых, здоровых мужских тел. Попался на его пути первокурсник из взвода, где сам пребывал старшиной. С розо-вым, безволосым, крепким телом, с пушистыми усиками над губой, с солидным мужским досто-инством. А главное, с лукавым взглядом маслянистых, все понимающих, глаз. Может такой как сам он в прошлом? Не удержался Артур, поставил паренька дневальным.
  
   Повод появился, пришел ночью проверить, навестить. Завел в гальюн, вроде уборку прокон-тролировать. В общем, не обознался, малыш оказался вполне соображающим в любовных делах, кем-то уже распечатанным, но вполне свежим. Один единственный раз, чтобы привязать покреп-че, взял его, а потом - отдался.
  
   Тут и застукал их курсовой офицер. Принесла нелегкая. Чего только не спалось в теплой по-стели? Глаза от удивления выпучил - чуть не выскочили.
  
   Затем гнал их по коридору, размахивая выдернутым из брюк ремнем. Не орал. Шипел и хле-стал по задам, спинам обезумевших от ужаса любовников. Лупил безжалостно, но и они не писк-нули. Держались. Все, может, так обошлось бы, успели удрать, но на беду свою впечатлительный Артурчик, умудрился представить капитана третьего ранга в виде репродукции к недавно прочи-танным "Похождениям бравого солдата Швейка". Запнулся на бегу, оступился, покатился с гро-хотом вниз по боковой лестнице, мимо старинных, маслом писаных картин героического прошло-го флота.
  
   Курсовой кинулся за ним, а первокурсник исчез без следа, канул в ночном освещении казар-менных коридоров. В общем, вычислить его не смогли. Дело замяли. Кому из начальства такой позор нужен? Отцу, приватно, сообщили все как есть. Без прикрас про сынка пидара. Он подож-дал, пока Артура подлечили в госпитале. Дома, несмотря на вой жены, отделал дополнительно ремнем. Все по тому же многострадальному месту. В результате всего пережитого нога срослась плохо, Артур остался хромым. Из училища его списали вчистую.
  
   Отец блудному сыночку поставил жесткое условие. Формулировалось оно предельно просто, - Заканчивать судостроительный и проваливать на Север, по распределению, которое гаденышу гарантированно обеспечит. Там замаливать грехи ударным трудом на трудовой вахте. Не блудить. На глаза не появляться. При несоблюдении условий, не только лишит фамилии, но и под суд за его шалости отправит. Себя опозорит - черт с ним, но предоставит распутному сынку вкусить прелес-ти зоны. Что там с ним сделают, не его забота.
  
   Теперь только во время нечастых наездов в родной город Артур возрождался среди старых и новых знакомых. Держался осторожно. Старался не засветиться, не навлечь отцовский гнев.
  
   В один далеко не самый лучший день, телефонная трубка в конторке, пригласила старшего инженера зайти в неприметную комнатку здания заводоуправления. Желательно не откладывая. О комнатке той слухи ходили смутные, нехорошие. Но делать нечего, пошел, внутренне содрогаясь.
  
   Оперуполномоченный КГБ по заводу встретил у двери, приобнял за плечи, ввел в комнату, ласково усадил на жесткий казенный стул, стоящий напротив покрытого зеленым сукном двух-тумбового массивного стола. Опер улыбался, светил ровными белыми зубами, а глаза оставались холодными, стеклянными. Словно у ужа в школьном террариуме, за которым Артур в паре с де-вочкой ухаживал юннатом в младших классах. Расспрашивал опер о жизни, о работе, не обижают ли работяги, слушаются ли ... С кем дружит молодой специалист, не собирается ли жениться.
  
   Артур отвечал, что все хорошо и жизнь его прекрасна, отношения со всеми ровные, рабочие, товарищеские.
  
   - А товарищеские, это как? - Прервал, немного осмелевшего инженера, опер, вперившись взглядом не то в лоб, не то в кончик уха Артуру. Да так, что не перехватишь, не поймешь, что у того в глазах.
  
   - Не понял ... - Промямлил инженер.
  
   - Все ты, шлюха, понял! Петух ты ... И посмей только отбрехиваться! Ты кого собираешься тут обманывать? Органы госбезопасности?
  
   Опер выкинул на стол веерок фоток. На всех присутствовал Артурчик, только вот позы и партнеры оказывались разные. Где их снимали? Как? Он понятия не имел. Обмерло сердце, рух-нуло в живот. Чуть не обмочился. Еле удержал позыв.
  
   - Что делать будем? - Чуть помягче, понизив голос, спросил опер. - Соображаешь, чем тебе эти художества светят? Пидар на режимном объекте Флота! Да это такой довесок к статье, что до конца жизни на зоне будешь зеков ублажать. Ты это осознал?
  
   - Да ... - Только и смог выдавить через пересохшую гортань.
  
   - Понимаешь, на что пойдет Комитет, если решит не давать этому делу ход?
  
   - Всю жизнь буду благодарить ...
  
   - Сдалась нам твоя благодарность. ... Это через жопу, что ли?
  
   - Зачем вы так ...
  
   - Затем. - Пришлепнул ладонью по столу. - Нам не благодарность нужна, помощь. Честное, деловое сотрудничество. Тогда, на многое сможем закрыть глаза. Даже больше. Материально по-могать начнем, по службе продвинем ... Поездки эти, твои, ... для лечения, будем организовывать. ...
  
   - Может, скажешь, что нужно еще подумать? - Произнес с издевкой опер. Он считал вопрос решенным и не желал тянуть с вербовкой.
  
   - Среди вашего брата много разных людишек ошивается, а разговоры в постели откровен-ные, честные. Людишки после любви мягчеют, расслабляются, сокровенным самым делятся, а ты ведь за бабу работаешь, вот и послушай, да направь разговор в нужное нам русло.
  
   - Я постараюсь, обещаю ...
  
   - Постараешься, еще, как постараешься. Так жопой заработаешь, что лучшим из всех станешь. Это я гарантирую. Сачковать не дам. А обещание ... Слова - безусловно, хорошо, но подписочка о сотрудничестве - намного лучше. Надежнее. Ведь если ее твоим дружкам показать, то и в лагерь отправлять ничего не придется. Правда, ведь? Не любят твои дружки стукачей ... Впрочем, нигде их не любят, только мы и терпим.
  
   Опер толкнул через стол к Артурчику листок бумаги с несколькими уже заполненными гра-фами и чернильную ручку самописку.
  
   - Подпиши. Там, внизу. Число поставь.
  
   Подписал Артурчик. Удивился даже - рука не дрожала.
  
   - Теперь ты секретный сотрудник. Сексот. У меня на связи. Имя тебе дал, ну вроде клички подпольной, - "Ксения" ... Запомнишь? ... Должон запомнить. Зарплата - не положена, но ... еди-норазовыми ... пособиями ... смогу премировать. За хорошую, честную работу, естественно.
  
   Сыто хохотнул и, словно котяра мышь, притянул к себе ногтем подписанный листок вербов-ки. - Впрочем, у нас ведь все добровольно. По согласию? Не правда ли, Артур Игоревич?
  
   Инженер помолчал. Чего уж отвечать.
  
   - Так что, если, что узнаете, услышите, увидите, милости прошу. Немедленно ко мне. Только не в эту комнатку. Вот вам телефончик, запомните, не записывайте. Звоночек, и встречаемся. Со-вершенно случайно. Есть у нас тут одна квартирка для такого рода дел. Приходите, не обидим. Поговорим по душам и разойдемся как в море корабли. До следующего раза. С просьбами, пред-ложениями - по этому же пути. - Задумался на мгновение.
  
   - Да. Если спросят, зачем вызывали, скажите, втык получали за безалаберное хранение сек-ретной документации. Вот, это на столе забыли, уходя на перерыв. - Сунул в руки Артура бума-жонку с грифом. Тот помнил, что не вынимал ее из сейфа, не касался, в руки не брал, по крайней мере, целую неделю.
  
   - Ну, все, все. Идите, идите. Работайте "Ксения". Повышайте обороноспособность Родины.
  
  
  
  Глава 4.
  
  СССР, Москва, Лубянка.
  
  
  
   Председатель Комитета устало откинулся в кресле, снял массивные, в роговой оправе, очки с толстыми прямоугольниками линз. Потер переносицу, помассировал веки, уставших за день глаз, глубоко вздохнул несколько раз. Давали о себе знать, побаливали почки, застуженные еще в Каре-лии, в рейдах к партизанам. Сел поудобнее. ... Все. ... Отдых закончился. Очки вновь оседлали крупный породистый нос, золотое перо авторучки, заполненной черными чернилами, заскользило по бумаге рабочего блокнота.
  
   Перечитав заметки и внеся необходимые коррективы, Председатель задумался, подперев большой рукой с длинными изящными пальцами, шишкастую, грубой мужественной лепки голо-ву.
  
   Забот хватало, ежедневные сводки приносили информации больше, чем мог переварить нормальный здоровый человек, а он один и болен. Знал насколько серьезно, но никогда не позво-лял ни себе, ни другим сделать на это скидку. Тянул воз дел, налегал не манкируя, изо всех сил.
  
   День ото дня разведданные приходили все более тревожные, что из службы внешней развед-ки, что от внутренней. Не радовали и контрразведчики, но больше всего беспокоило положение в Афганистане. В конце концов, всегда удавалось справиться с заброшенной агентурой привычных вероятных противников. При удаче - засадить собственную. Разобрались, так или иначе, пусть грубовато, с внутренней оппозицией, диссидентами и прочими не желающими жить и работать, как все советские люди, тунеядцами.
  
   Первая, за многие годы, война на чужой территории, задуманная, спланированная и начатая в форме чисто полицейской, ограниченной по времени и привлекаемым силам, операции мысли-лась скоротечной, в основном бескровной. Скорее военно-политической демонстрацией силы и серьезности намерений в борьбе с религиозно-феодальными бандитскими формированиями. В ду-хе удачной чехословацкой операции. Требовалось продемонстрировать забитым афганским кре-стьянам военную мощь, постоять гарнизонами, давая новой власти время укрепиться в мятежных районах, прикрыть ее тылы на время зачисток. После выполнения перечисленных задач вывести основную массу войск примерно через месяца три, максимум полгода.
  
   Задуманное не удалось. Военно-политическая акция все более и более явственно принимала формы кровавой полномасштабной войны с непредсказуемым исходом - типа вьетнамской. Только теперь в роли американских агрессоров выступали советские солдаты, вчерашние друзья всех этих фанатичных пуштунов, узбеков, таджиков, газарейцев. Но даже не это страшило. Специфические местные условия, наличие в регионе двух, пусть и различных, но исламских по своей природе го-сударств, придавали Афганской войне совершенно новый, угрожающий, окрас. Именно это об-стоятельство вызывало гнетущее, тоскливое беспокойство Председателя, человека ответственного за сохранение и безопасность социалистического государства.
  
   Война, несомненно, перерастала в религиозную, самую опасную разновидность военных дей-ствий, дикую, жестокую, с разрушительными последствиями в плане идеологического единства советского народа. А именно этого он и стремился избежать с той самой минуты, когда принял решение проголосовать на Политбюро за ввод войск. Тогда его действия базировались на анализе событий в Иране, последовавших за свержением шаха и воцарением средневековых по своим воз-зрениям аятолл. Стабильность региона полетела к чертям, крутясь в вихре урагана религиозного угара, сметая политические и дипломатические традиции, международные договора. Захват по-сольств, похищение заложников, угоны самолетов, кораблей, массовая религиозная истерия бес-нующихся толп. Фанатизм, рождающий "мучеников" самоубийц. И над всем этим взбесившимся бедламом - взметнувшийся ввысь зеленый флаг Ислама.
  
   До прискорбной по своим политическим последствиям и совершенно дилетантской по испол-нению попытки освобождения американским спецназом заложников, Председатель решительней-шим образом выступал против военной акции. Безоговорочно поддерживал в этом Генерального Секретаря, многократно отклонявшего следовавшие одна за другой истерические мольбы о помо-щи, несущиеся из Кабула. Но затем, после случившегося, изменил мнение, встал на сторону воен-ных и идеологов, уже давно от нетерпения рывших копытами землю. Первые грезили боевыми подвигами, наградами, выделением новых средств на современное оружие, другие - бредили по-полнением коллекции стран социалистической ориентации, победоносным шествием марксизма-ленинизма сквозь дикие пустыни и горы Гиндукуша.
  
   Мудрый, проницательный политик, Председатель отметал и то и другое. На оружие военным руководители Партии денег никогда не жалели и не станут экономить на этом в дальнейшем. Ор-дена, - Тут он мысленно усмехнулся. - Стоит только хорошо попросить и Леня отвалит полной жменей, не жадничая, только успевай вешать. Идеологи жаждут насильно втащить в социализм афганских дехкан не видавших в своей жизни электрической лампочки. Присоединить, прилепить с какого-то непонятного боку к пестрой компании африканских дикарей, египетских бедуинов, палестинских боевиков слюняво-губастого Арафата и бородатых барбудос пламенного неофита марксизма с острова Свободы ...
  
   Председатель всегда считал подобное начетничеством, утопической дурью. Естественно из чувства самосохранения, крамольные мысли никогда вслух не высказывал. Отлично выучив пра-вила подковерной политической игры, в идеологические дрязги не вмешивался. Наоборот, безро-потно предоставлял комитетские каналы для передачи отрываемых от собственного народа денег гонцам, питающим народно-освободительные движения и группки. Кроме того, Комитет имел здесь и свой собственный, шкурный интерес. Социализм там или не социализм построит вся эта сомнительная публика, но, по крайней мере, есть возможность занять дурным делом спецслужбы противника. Втянуть партнеров в изматывающую возню в джунглях Анголы, кварталах разрушен-ного Бейрута. ... Всюду, где очередному сумасбродному вождю, услышавшему вполуха привле-кательное словечко "коммунизм" понадобится бесплатная партия надежного советского стрелко-вого оружия.
  
   До прихода к власти иранских аятолл реакция вероятного противника на ввод войск в Афга-нистан, казалась однозначно негативной. С прогнозируемыми в последующем обострениями на политическом, идеологическом, а возможно даже военном уровнях в противостоянии двух соци-ально-политических систем. Этого не желал допустить престарелый Генсек, страстно и, возможно вполне искренне, вознамерившийся войти в историю миротворцем, а при удачном стечении об-стоятельств даже успеть прихватить и Нобелевскую премию мира. Захват заложников, объявление Америки "Большим Сатаной" в корне меняли исходную ситуацию и по новому ориентировали вектор политической напряженности.
  
   Председатель засел за работу, подключил лучших комитетских аналитиков, приказал просчи-тать, правильно ли поймут на другом конце игровой доски следующий ход. Смогут ли догадаться, что цели двух сверх держав, в данной ситуации, в общем, и целом совпадают на конкретном вре-менном отрезке. Свою задачу он сформулировал конкретно и однозначно, - Задавить выползшую из Тегерана гидру мусульманского экстремизма. Причем сделать это на земле Афганистана, там, куда она протянула щупальца пользуясь глупостью и слабостью Кабульского режима. Не предос-тавить заразе малейшей возможности пересечь границы Союза. Не дать разнести крапивное семя по пока еще сонным, благодушным, но открытым к восприятию подобного рода идей головам му-сульман республик Средней Азии. Особенно, всегда готового взорваться Кавказа.
  
   По всему выходило, что, по большому счету, перед "Малым" и "Большим" Сатанами, как их определили аятоллы, стояли во многом совпадающие цели, и ограниченная войсковая операция в Афганистане могла рассчитывать как минимум на молчаливое сочувствие противоположной сто-роны. А большего и не требовалось.
  
   Действительность оказалась разительно отличной от расчетов. Бойкот столь нежно лелеян-ной, дорого стоившей стране Олимпиады, истошный вопль мировых средств массовой информа-ции, злобная травля в ООН. Все это можно было бы стерпеть, отнеся за счет политического при-крытия, издержек военной стороны дела, в обмен на пассивное созерцание происходящего и, глав-ное, невмешательство. Но не вышло. Моджахедам пошли денежные инъекции, инструкторы, спе-цы по контрпропаганде, разведчики, начались поставки оружия, взрывчатки, а последнее время и переносных ракетных комплексов "Стингер", сводящих на нет подавляющее преимущество в воз-духе. Дошло до того, что натовские патроны переделали под автомат Калашникова, целую инду-стрию создали. Все это немедленно сказалось на ведении войны, возросли потери, увеличился по-ток цинковых гробов в города и села Союза, уменьшился престиж Руководства Партии как внутри, так и за рубежами страны.
  
   Теперь действительно встал вопрос не о судьбе Афганского руководства, пусть, наконец, вполне вменяемого и предсказуемого. По-прежнему, к сожалению, погрязшего в бесконечной фракционной, клановой борьбе, племенной неразберихе и, естественной как солнечный восход и неистребимой словно закат, восточной коррупции. Нет, сегодня уже вплотную речь пошла о по-литическом будущем Союза, как Государства, о его Партии, Идеологии, в чистые идеалы которой Председатель свято верил и которые бескомпромиссно, а подчас жестоко и безжалостно отстаивал всю сознательную жизнь.
  
   Возникшая проблема требовала не только правильного практического подхода, но, прежде всего теоретического обоснования, недооцененного ранее. Вот над этим вопросом Председатель напряженно работал. В частности составил план, некий конспект вопросов к предстоящей беседе с крупным ученым, действительно специалистом по Ближнему Востоку, арабскому миру и исламу.
  
   Стрелки часов показали назначенное для встречи время. Вошел секретарь и доложил о при-бытии Эксперта.
  
   - Пригласите, пожалуйста, я жду.
  
   Вошедший в кабинет Эксперт не являлся кадровым сотрудником Комитета, не состоял он и в числе давших секретную подписку добровольных и подневольных помощников. Ему не предла-гали, а самому ничего подобного не требовалось. Зачем осложнять жизнь формальностями там, где вполне можно обойтись чисто дружескими, взаимовыгодными отношениями? Половина, если не больше, кадровых сотрудников резидентур в странах Востока не только числилась, а действи-тельно пребывала в числе его добрых товарищей, как минимум - хороших знакомых.
  
   Эксперт помогал, чем мог друзьям, а они в свою очередь, старались отблагодарить, не оста-ваясь в накладе. Естественно, не переступая рамки дозволенного Уставом Службы. Подпитывали информацией, помогали с транспортом, связью, переводчиками, поездками в такие места, куда других не подпускали на пушечный выстрел. Организовывали встречами с людьми, о которых остальная пишущая братия могла только мечтать. Прекрасному, прирожденному аналитику, ве-дущему корреспонденту центральной газеты этого хватало. Его умению обобщать, делать выво-ды, вытягивать самое скрытое из совершенно несекретной информации, оставалось только удив-ляться.
  
   Работа на Востоке диктовала особые, специфические правила поведения. Она приучила вес-ти неторопливые, долгие, витиеватые, полные намеков и умолчаний беседы с нужными людьми, не демонстрировать эмоций, но если требовалось, то наоборот, утрировать чувства до гротеска. Главное - научила анализировать, думать, завязывать узелки, сращивать ниточки, плести невиди-мый постороннему глазу узор из добытой информации. Медленно. Терпеливо. До тех пор, пока не сложится неожиданно искомая картина, проявятся, словно на фотобумаге, люди, события, тща-тельно скрываемые факты.
  
   Восток есть Восток. И тот дипломат, тот журналист-международник или разведчик, кто этого не осознал, не впитал всеми фибрами души, никогда не добьется здесь успеха. Не замечай друга, любезно беседуй с врагом, согласной кивай и поддакивай заведомому обманщику, мило улыбайся подлецу и прохвосту, но ни на минуту не забывай, кто есть кто. И не верь особенно даже друзьям. Береги спину от удара.
  
   Эксперт, мужичок тертый, с простоватым, вводящим вначале многих в заблуждение, обли-ком тифлиского кинто, всю эту непростую науку превзошел. Все он мог, все умел, всех знал. Об-наружив нечто интересное, способное заинтересовать менее удачливых друзей из спецслужб, не жадничал, шел навстречу, щедро и бескорыстно делился добытым. Причем всегда именно с теми, кто в такого рода информации больше всего на данный момент нуждался. Политес высшего пило-тажа ...
  
   Эксперт, он и есть эксперт. Ценный человек, приятный, честный. Не амбициозен. Определил себе роль "певца за сценой" и вполне удовлетворен. Возможно, считает, что не пришло еще его время, рано выходить на ярко освещенную политическую сцену до предела заполненную старею-щими, маститыми актерами, а на роль рядового статиста не согласен.
  
   В общем, в кабинет вошел, таинственно поблескивая стеклами хамелеонами в модной оправе, невысокий, коренастый, плотный человек среднего возраста в строгом, простого кроя костюме. Модерн очков оттенял консерватизм одежды. Таков был фирменный стиль Эксперта.
  
   - Приветствую Вас, товарищ Председатель!
  
   - Проще, проще, дорогой! Сколько раз повторять, для Вас - Юрий Владимирович.
  Ну, как дела? Вижу, все еще не решились заняться спортом.
  
   - Плаваю, плаваю потихоньку, но регулярно, каждый день, Юрий Владимирович. Энергию на день сидячей, кабинетной, пыльной работы запасаю. Помогает здорово, но вес не сбрасываю. Грешен, люблю вкусно покушать.
  
   - Ладно, оправдываться, просто у тебя конституция тела такая ... Перейдем к делу.
  
   Председатель жестом пригласил садиться поближе. Захлопнул, отодвинул блокнот с запися-ми. Все уже в достаточной степени проработал, обобщил, запомнил, следовательно, записи могли только помешать плавному ходу беседы. Изложил по пунктам продуманное заранее, особенно вы-делил свои сомнения.
  
   Эксперт внимательно слушал, не перебивал, не уточнял, не задавал вопросов. Тоже ведь обошелся без блокнота, на память не жаловался. Иногда, в знак согласия, прикрывал толстыми веками глаза за стеклами очков.
  
   Председатель умолк. Вопросительно посмотрел на собеседника. - Интересно узнать Ваше мнение.
  
   - Сжато или развернуто?
  
   - Пожалуй, для начала лучше в двух словах.
  
   - Уйдем несолоно хлебавши. Плюс, понесем немалые материальные и моральные издержки. ... Скорее не плюс, а минус.
  
   Председатель вздохнул, снял очки в тяжелой оправе, уставился на Эксперта.
  
   - Настолько серьезно?
  
   - Более того - смертельно опасно. Восстановили против себя практически весь мир Ислама. Серьезнее не придумаешь. Тупик!
  
   - Ну, я бы не стал драматизировать ... Впрочем, это Ваше личное мнение ... Второй вопрос - есть ли выход из сложившейся ситуации?
  
   - Выводить войска и ждать.
  
   - Ждать чего?
  
   - Ждать момента, когда исламисты вцепятся мертвой хваткой в своего основного, главного, наиболее ненавистного врага. В "Большого Сатану". По их же собственному определению. Мы бедные, простые, более понятны им. Наш строй им ясен и, на уровне подсознания, не антагони-стичен. Одна Партия, одна Идеология, один Вождь. Все как у них. Пусть даже абсолютно против-ное религиозным догмам. Возможно поэтому на время нас оставят в покое. Не станем вмешивать-ся. Пусть зададут трепку конкурентам.
  
   - Оставят в покое? Сомневаюсь ... На чем же базируется такая уверенность? Сейчас между исламистами и Западом полное согласие, дружеские отношения, скрепленные поставками оружия, инструкторов, гуманитарной помощи, моральной и политической поддержкой.
  
   - На этот вопрос ответ не столь прост и очевиден. В два слова не уложиться.
  
   - Прошу поподробнее.
  
   - Афганская революция застала всех врасплох. Событие это совершенно преждевременное в историческом плане. Да и во всех других отношениях. Нам невыгодное, мы и с Шахом, и с Дау-дом неплохо уживались. Особенно неподготовлено к новым условиям местное население в идео-логическом плане. Абсолютно не соответствуют предложенным революционерами социально-политические основы общественной жизни.
  
   Идеалисты, пришедшие к власти, наивно полагали, что через пару лет мечети опустеют, а народ станет проводить время за чтением основоположников марксизма-ленинизма. Произошло обратное. На религиозной, причем традиционалистской, отсталой, консервативной основе вырос-ли во множестве моджахеды, вдохновляемые Кораном. Объявлен Джихад, началась священная война против неверных, вторгнувшихся в священные земли Ислама. Этап неорганизованной, про-тестной войны очень быстро закончился. Теперь, по моему мнению, у них появился сильный и богатый единый координационный центр.
  
   - Вы правы. Сводки этот факт косвенно подтверждают. Но имеется и другого рода информа-ция. Агентура доносит о дроблении моджахедов на племенные и клановые группы, враждующие порой весьма кроваво между собой.
  
   - С агентурными данными не знаком, использую лишь открытые источники. Раньше афган-цы в основной массе лишь формально соблюдали, иногда манкировали, многие обряды мусуль-манской веры, то есть слыли не особо религиозными людьми, отнюдь не фанатиками. То теперь все наоборот. Многие слепо следуют религиозным требованиям, участвуют в Джихаде, посещают мулл. Причем наибольшей популярностью у народа пользуются приверженцы наиболее крайнего, непримиримого к неверным, консервативного, ваххабитского толка. Все это рядом с нашими гра-ницами. Зараза опасна.
  
   Естественно, возможна борьба за влияние между отдельными полевыми командирами, кла-нами, но - никогда против религиозного руководства войной. А именно оно представляет собой новый тайный центр. По всему видно, очень высокого уровня засекреченности. Мы ведь о нем практически ничего не знаем.
  
   Мусульманам, Юрий Владимирович, а арабам в особенности, присуща своеобразная этика шариата - свода законов Корана. В большей степени сие свойственно людям малоимущим и мало-образованным, а таких среди них большинство. Общине чужд индивидуализм, люди в ней прези-рают иную мораль и, одновременно, дико завидуют богатым западным цивилизациям. Исламская шкала приоритетов выводит на первое место не личный, индивидуальный, а общинный интерес. Проповедует внутреннюю дисциплину и беспрекословное подчинение духовным наставникам. Безусловный примат духовного над светским. Кроме того, полный отказ от плюрализма, терпимо-сти. Где-то здесь и возможно искать вновь образованное руководство сопротивлением. Его мозго-вой засекреченный центр, состоящий из исламистов-ваххабитов.
  
   В силу вышеизложенного, миру Ислама в целом свойственно противопоставлять себя ос-тальному человечеству, опасаться его, видеть в нем лишь потенциальных врагов, неверных. Особо гипертрофированные формы это явление принимает в консервативных, ортодоксальных направле-ниях Ислама. Есть, естественно, более терпимые, реформаторские течения, стремящиеся адапти-роваться в современном мире. Найти в нем достойное место, мирно сосуществовать. Но, увы, чис-ло их приверженцев последнее время не растет, скорее сокращается. Да и сосредоточены все они в основном на территории Союза. Смогут ли умеренные прогрессисты противостоять урагану экс-тремистов? Не уверен.
  
   Эксперт умолк, словно извиняясь за столь неоптимистичный прогноз, вопрошающе взгля-нул на Председателя.
  
   - Внимательно слушаю. Очень интересно. Продолжай.
  
   - Рядом с очагом разгорающегося пожара с одной стороны находится один из его спонсоров и поджигателей - исламистский Пакистан, с другой стороны, пусть не столь родственный боль-шинству населения, но гораздо более агрессивный, рвущийся распространить идеалы исламской революции Хомейни, Иран. У этих стран в принципе имеется, пусть и в зачаточном состоянии, современная научно-техническая база. Плюс помощь со стороны Китая, плюс - военное снабжение Пакистана Америкой. Плюс созданная за десятилетия с их, да и нашей помощью, в Иране относи-тельно развитая промышленность. Современная система вузов. А главное - развитая сеть религи-озных школ всех уровней, от начального медресе до современнейших исламских университетов с улемами, богословами, теологами, толкователями Корана, хранителями законов Шариата. Ведь именно их слово, может стать фетвой, не обсуждаемым, неукоснительно выполняемым всеми ве-рующими мусульманами приказом-законом. Им дано право объявлять священную войну - Джи-хад. Пока этим правом воспользовались, но весьма ограниченно, только против неверных, то есть нас, в Афганистане. А что если втемяшится в голову объявить всемирный Джихад, этакий новый поход против мира неверных? Антикрестовый поход? Новую Столетнюю войну против христиан, иудеев, а заодно и нас, безбожников?
  
   - В этом случае главной целью станем не мы, а ... "Большой Сатана"?
  
   - Трудно, невозможно однозначно сказать. Остается гадать ... с некой долей вероятности. Я считаю, что ответ на этот вопрос именно таков. Да. Их главным врагом, в конечном счете, окажет-ся Америка.
  
   - Согласен, но не станем пока гадать. Продолжайте.
  
   - В Пакистан идет сейчас новейшая военная техника, кредиты. Не секрет, точнее секрет По-лишинеля, что и Иран, и другие страны региона полным ходом пытаются создать атомное оружие. И мы, и США однозначно отказали им в помощи, а вот Китай, судя по многим признакам, согла-сился. Видимо работы идут, пусть на уровне пятидесятых-шестидесятых годов, но идут. Если мы в свое время создали бомбу с использованием устаревших ныне технологий, если вслед за нами это повторил Китай, то можно с уверенностью сказать - "исламская атомная бомба" рано или поздно, но станет реальностью.
  
   - Индия, - Председатель загнул палец. - Вы сбрасываете со счетов Индию. А ведь это Каш-мир. Постоянное состояние войны или передышки между войнами. Отторгнутая с помощью ин-дийской армии Бангладеш. - Загнул еще один палец, - Религиозная рознь индусов и мусульман с периодическими поджогами храмов, с резней. Имея в тылу Индию, где впрочем, так же полным ходом создают "индусскую бомбу" и баллистические ракеты, Пакистан не отважится на прыжок через наши границы. Сначала - попытается обеспечить, так или иначе, границу с Индией. Нечто подобное на границах Ирана с Ираком. Наш старый верный друг Хусейн ведет войну, являющую-ся своеобразной кровососной пиявкой, оттягивающей дурную кровь мулл. И пользуется благо-склонностью США.
  
   - Естественно. Именно поэтому ему прощен, до поры до времени, обстрел американского эс-минца, гибель тридцати семи человек. Он выгоден сегодня не только нам. Примерно также как и Пакистан. Но только до момента пока у власти в стране находится более менее цивилизованное руководство, а не религиозные фанатики. Те, как и Гитлер, могут плюнуть на все, поставить карту на Священную войну и броситься очертя голову в авантюру. Не очень задумываясь о последстви-ях. Тем более что противоречия, весьма острые имеются у Индии с Китаем. В Кашмире тоже. Мо-гут попытаться спровоцировать Китай на борьбу с Индией, а сами займутся экспансией на север. Таджикистан, Узбекистан, Киргизия, Башкирия, Туркмения, Казахстан, Татария ... тут есть, где развернуться. Кусок для них лакомый.
  
   - Уже постепенно разворачиваются. Но это не для посторонних ушей. Отлавливаем эмиссаров ваххабитского толка. Пока с книгами, Кораном. Но, судя по той злости, по той ненависти, что се-ют в умах молодежи, скоро придет очередь автоматов и взрывчатки. Можно считать, что мусуль-манские республики постепенно пробуждаются от ленивой, обеспеченной гарантированным дос-татком спячки. Люди это подсознательно чувствуют, исчезло ощущение безопасности жизни. На-блюдается тенденция к оттоку, исходу русскоязычного населения из обжитых мест. А ведь ранее, в соответствии с политикой Партии, происходил обратный процесс - интернационализация регио-нов, разбавление местного населения окраин русскоязычным людом ...
  
   Эксперт не выказал удивления, только еще раз прикрыл глаза веками, словно уснул на мгно-вение. Наверняка сказанное не явилось для него чем-то новым.
  
   - Хорошо, вернемся к Афганистану. - Предложил Председатель, оценив тактичность собесед-ника.
  
   - При падении просоветского режима, возглавляемого Бабраком Кармалем, или другим дея-телем ... например Наджибуллой, в Кабуле разразится кровавая резня. Часть населения, прежде всего получившая у нас образование интеллигенция, офицеры, чиновники, даже часть рабочих, солдат, сотрудников госбезопасности, милиции, конечно же, партийцы, по моим подсчетам около полумиллиона человек, устремятся к нам ... Это тоже проблема. Ведь всех необходимо проверить, распределить, устроить, обеспечить жильем, работой. С одной стороны, иметь, про запас, такой резерв неплохо. Но с другой ... - Развел руками.
  
   - Спасибо. Начнем работать в этом направлении. Думаю, события не застанут нас врасплох. - Председатель открыл блокнот, сделал запись. Дважды подчеркнул.
  
   - Юрий Владимирович, разрешите выдвинуть одну безумную гипотезу.
  
   - Прошу. Надеюсь, достаточно безумна, чтобы потянуть на гениальную?
  
   - Возможно, в Афганистане нас спровоцировали, весьма искусно и ловко подставили, грубо говоря. Втянули в заранее просчитанную, гиблую авантюру. С невольной помощью прохвоста Амина. Ведь, фактически это он явился зачинщиком революционного переворота, все организо-вал. Затем, на его счету - кровавые репрессии сначала против партийцев, затем против народа в целом, неумная земельная и водяная реформы, гонение на мулл, хоть афганские муллы всегда слыли лояльными любому режиму. Наконец убийство Нур Мухамеда Тараки и истеричные вопли о немедленной помощи, адресованные, прежде всего военным и политическому, точнее даже идеологическому руководству.
  
   - Подразумеваете этакий ответный пинок за Вьетнам? Не слишком ли заумно?
  
   - Безумная идея, я предупреждал.
  
   - Вся эта революция с самого начала дурно пахла. Нам, во всяком случае, свалилась, слов-но снег на голову. ... Но достоверных фактов, подтверждающих или отрицающих гипотезу, не имею. Действительно, не имею. ... - Председатель помолчал. - В любом случае этот этап уже поза-ди. Время, увы, вспять не повернуть. Теперь не столько важно как начиналось, в сто раз важнее - чем закончится. А разбираться с истоками придется попозже, при подведении итогов.
  
   Председатель помолчал, потер виски. Кивнул ободряюще Эксперту.
  
   - В любом случае, втянувшись в игру на стороне исламистов, наш ... противник-соперник, не учел существенного для Востока обстоятельства. Здесь ведь свои традиции. Играть в демокра-тию, по правилам, разработанным теоретиками Оксфорда, Гарварда, Чикаго и Кембриджа в Афга-нистане или Пакистане не получится. Местные партнеры не позволят. Это для них слишком про-блематично и смертельно опасно. Угроза основам Корана, законам Шариата! Как так, не рубить преступникам головы, руки, не бить палкой за употребление алкоголя, не забивать неверных жен камнями? Местные политики - люди простые, на выборах запросто могут вместо бюллетеней представить отрезанное ухо, а то и всю голову менее удачливого кандидата. На худой конец вздернуть, вспомним Бхутто, под слезы и причитания всего демократического мира ...
  
   - Запад довольно быстро осознает это. Возможно, даже обратится за помощью, - Перебил Председатель.
  
   - Юрий Владимирович! Да Вы оказывается оптимист! Ну, никак не раньше, чем "Стинге-ры" полетят в обратном направлении. В пассажирские самолеты вчерашнего благодетеля. От фа-натиков всего ожидать можно. Эта братия, уж не знаю почему, но напоминает мне японских ками-кадзе второй мировой войны. Кинулись на Америку! Да разве это позволяет говорить о благоразу-мии, политическом предвидении, просто уме?
  
   - Так, так ... Может, имеет смысл повременить ... Не мешать в столь богоугодном деле?
  
   - Возможно, имеет. Но все же, хочется надеяться на лучшее. Кажется мне, что в будущем все вернется на круги свои. Во всех войнах, я имею в виду действительно больших войнах, мы всегда выступали совместно. Я предпочитаю в борьбе с исламистским злом партнерство с Западом. Или, как минимум, сотрудничество. По одиночке нас всех перебьют.
  
   - Ну, Вы заглянули уж в очень отдаленное будущее. ... Может, попробуете им сейчас пред-ложить свои выводы? Попросите по этому поводу оружие душманам не посылать? Инструкторов отозвать? Политическую компанию травли Советского Союза прекратить? ... Это даже не смешно! Запад совершенно серьезно рассчитывает посадить в Кабуле ручной режим из деятелей про запад-ного толка, а в идеальном случае - развернуть против нас ракеты. Как в Пакистане, Турции ... Это - опасно.
  
   - Стопроцентная гарантия - ничего им не удастся. После ухода наших солдат начнется такая кровавая вакханалия ... Какой цивилизованный режим, какие ракеты! ...
  
   - Следовательно, Вы считаете, что ни у нас, ни у Запада нет, ни малейшего шанса?
  
   - Вы правильно поняли, Юрий Владимирович. Нет шансов. Обе стороны играют на руку экстремистов, осознанно или нет, это уже другой вопрос. В любом случае, нам надо уходить. Чем быстрее, тем лучше. Затем возможны два варианта развития событий.
  
   - Первый. - Эксперт загнул палец. - Идти на сближение с Западом. Настойчиво. Любыми путями. Ценой непринципиальных уступок.
  
   - Второй. Уйти и предоставить событиям развиваться естественным путем. Здесь имеется свой плюс. Мы, признаем на мгновение, только здесь, в стенах этого кабинета, что СССР - дейст-вительно тоталитарная страна.
  
   Лицо Председателя передернулось нервным тиком. Он не переносил подобных шуток.
  
   - Вы забываетесь. Впрочем, ... пусть не по форме, но ... Продолжайте.
  
   -В этом заключены свои, присущие нам, плюсы и преимущества. Мы легко сможем вновь превратить страну в военный лагерь, окруженный врагами. Отгородимся от окружающего мира границами, укрепим погранвойска КГБ, перейдем к жесткой обороне. С другой стороны - Запад. Мягкое балканское подбрюшье. Европейский союз - этакий обросший жирком, радетель абст-рактных прав человека. Недавно созданный, но уже отягощенный огромными общинами эмми-грантов-мусульман, существующими на правах людей второго сорта. Вот этот, вечно попрекаю-щий нас Запад пусть и разбирается с исламистами. Впрочем, Вы правы, решать не мне.
  
   - Решения принимаются на Политбюро, Вы это знаете. У нас коллективное руководство.
  
   Председатель, откинулся на стуле. Подумал, вслух не сказал, - Коллективное руководство старых маразматиков. Как они надоели ему! Связали руки, не дают развернуться, спасти страну. А время, безжалостное время, уходит. Нет, он не станет доводить до сведения соратников по Полит-бюро результатов сегодняшнего анализа. Просто начнет действовать, иначе окажется совсем позд-но. - Вслух произнес совсем другое.
  
   - Восток - действительно дело темное. И тонкое. Спасибо, просветили. Интересный анализ. Попробую довести основные положения до мидовцев, хотя ... не уверен, что Андрей Андреевич особо обрадуется ... Вы, надеюсь, понимаете, что все сказанное здесь ... сугубо конфиденциально. - Ответа ждать не стал. Поднялся, вышел из-за стола, проводил Эксперта до дверей. Долго смот-рел в след.
  
   - За другим пришлось бы проследить, присмотреть ... Возможно, даже принять некие меры. Но этот ... Этот - будет молчать, и не проговорится, не проронит ни слова. Надежный человек.
  
   Председатель впервые подумал об ушедшем Эксперте как о возможном преемнике. При возникновении определенных обстоятельствах, разумеется. Прошелся по кабинету. Несколько раз развел руками, разминая затекшие от сидения в кресле мускулы. Подошел к окну, раздвинул што-ры. За стеклом умирал серый день, оседая каплями влаги на листьях деревьев, брусчатке площади, фигуре "Железного Феликса".
  
   - Мы, ... остановимся ... на втором ... варианте. Второй раз ошибку не совершим. Хватит играть в благородство.
  
   Решение принято. Оставалось довести его до исполнителей и проследить решительное, бескомпромиссное и неукоснительное выполнение задуманного.
  
   Председатель вернулся к столу, открыл новую страницу блокнота. Дел накопилось очень много, но к Афганистану они отношения уже не имели ...
  
  
  
  
  Глава 5.
  
  Вашингтон, Округ Колумбия.
  
  
   Джентльмен по происхождению, воспитанию и убеждению, разведчик по призванию, патриот по натуре, Руководитель предпочитал общение с себе подобными. С людьми, гордо несущими бремя четырех заглавных букв WASP. Белые, англосаксонского корня, протестанты. Но даже сре-ди своих, определял мгновенно избранных, также как и он, сам, сам происходивших от пилигри-мов, первопоселенцев. Тех, первых, что приплыли на "Майском Цветке". Отчаянных, свободолю-бивых, истово верующих людей, прорвавшихся через шторма, преодолевших голод и холод на пу-ти к осуществлению цели жизни. Пионеров и первопроходцев, освоивших, купивших, завоевав-ших - короче говоря, создавших эту Великую Страну. Он считал себя наследником и продолжа-телем дела героев. Потому, следуя заветам поколений предков все знания, опыт, время делил без остатка между страной и семьей. Пришло время войны, и он воевал. Не в тылу, не в штабах. Был ранен, но выжил.
  
   Страна призвала - стал руководить главным из разведывательных сообществ. Руководитель не только считал себя Патриотом, но действительно являлся им. Искренне гордился этим, достаточ-но, увы, затертым ныне, званием.
  
   Всех людей Руководитель делил на своих и чужаков. Будучи человеком объективным, не отрицал достоинств последних, ума, порядочности, даже некоторого патриотизма, но все равно они оставались навсегда пришлыми. В некотором роде - чужими. Пусть даже маячили за отдель-ными из них могилы предков, захороненных в этой земле. В любом случае, он не отвергал их зна-ний и опыта, работал, сотрудничал, общался по мере необходимости.
  
   Кого всей душей презирал, даже не пытаясь, порой скрыть от публики всей глубины и ис-кренности чувства, так это новомодных политиков из противоположного лагеря. Молодых демаго-гов, обманщиков и врунов, Постаревших детишек, в открытую бравирующих тем как ловко увильнули от службы под звездно-полосатым флагом во времена Вьетнамской войны. Трусов, скрывавшихся за кордоном, куривших марихуану, распутных, велеречивых и нечистоплотных. Политиканов, даже не политиков, готовых практически на все, только бы набрать поболее голосов избирателей. Вот почему в рядах конкурирующей партии практически не оказалось людей его круга, тем боле друзей и хороших знакомых.
  
   Увы, люди приятные лично Руководителю, составляли все более истончающуюся прослойку населения страны. Год от года власть имущим приходилось все более разделять, делить эту самую власть и влияние с потомками пришельцев, а то и вовсе со вчерашними эмигрантами с их ужа-сающими манерами и акцентом. Скоро, подумал он как-то с грустью, вообще забудут значение этих четырех заглавных букв. Что поделаешь, наступает эпоха политической корректности, полу-ченной в наследство от предыдущих администраций. Сам Руководитель, считал все это блажью и глупостью, придуманной только для получения более-менее легальными путями голосов избира-телей. Печальная, но неизбежная издержка демократии.
  
   В расписании Руководителя на сегодня запланированы несколько деловых встреч. Обстоя-тельства вынудили пригласить в кабинет, упрятанный в недрах светлого, расположенного среди парка здания, людей из прошлых администраций, не соответствующих признакам WASP, но, весьма полезных в сложившейся ситуации. Что поделаешь, ему, черт возьми, позарез необходим их опыт, знания, возможно - совет. Уж слишком тревожные сведения потоком пошли с Востока, из арабского мира, грозя непредсказуемыми, тревожными последствиями. В конце концов, они про-сто обязаны помочь разобраться, внести ясность и определенность. Именно их администрации стояли у истоков событий, что-то там планировали, предпринимали некие действия. Эти люди ру-ководили в меру способностей и умений политикой страны. Нет, им не удастся спокойно отси-деться в тени, сбросив груз проблем на него и его команду.
  
   Первым, как и предполагалось, секунда в секунду, без опоздания появился отставной, но все еще пользующийся влиянием среди консерваторов обоих партий, деятель, долгое время, где явно, а где и негласно, руководивший внешней политикой. Этот человек, хоть и не его круга, но всегда вызывал симпатии. Подтянутый, с плотно, волос к волосу выложенной прической, в отлично си-дящем, словно влитом, костюме. Старой школы дипломат. Не из современных, неряшливых, об-сыпанных пеплом, со скрученными галстуками и несвежими воротничками дешевых рубашек. Джентльмен, аристократ, пусть из захудалого дворянского рода, тихо увядающего где-то на за-дворках Европы. Этот знает цену себе и своему времени. ... Но - гонорист. Поэтому знать, что приглашен для консультации не только он один, совершенно не обязательно. Пусть тешит само-любие мнимой незаменимостью и не ревнует.
  
   Хозяин кабинета и вошедший обменялись крепким рукопожатием и белоснежными, ничего кроме хороших манер не обозначающими, улыбками. Простая вежливость, в друзьях и партнерах по гольфу они никогда не состояли. Тем более не являлись членами одного клуба. Потому распо-ложившись в креслах возле низкого столика с цветами, сразу перешли к обсуждаемому вопросу по-деловому, без излишней, обязательной для друзей, болтовни.
  
   - В Афганистане зародилось и крепнет новое направление в борьбе моджахедов с русскими. Сугубо религиозное течение, принимающее, естественно, нашу помощь, но совершенно игнори-рующее, я бы даже сказал с неким высокомерным презрением, советы, политические пожелания и даже просьбы. Наших людей, находящихся с ними на связи, беспокоит невероятная бескомпро-миссность, фанатизм, непримиримость, не только к русским, это было бы совершенно оправданно и могло только приветствоваться, но и к соплеменникам. К тем моджахедам, что, по их мнению, недостаточно тверды в вере. К муллам, современно толкующим догмы Шариата, Корана. К наше-му постоянному и верному союзнику, Израилю, что впрочем ... вполне объяснимо. Наконец, к на-шим ценностям, прежде всего свободы и демократии.
  
   Самое удивительное и неприятное заключается в том, что они видимо вполне солидаризиру-ют с аятоллами и видят в нас "Большого Сатану", первопричину и главный источник всех бед му-сульманского мира. Хоть сами исповедуют иную ветвь Ислама. Ничего себе благодарность за бес-прецедентную помощь в войне с Советами! Меня все это просто бесит. Стоит ли продолжать под-держивать столь беспринципных людей? Тем более, все чаще навстречу нашим транспортам с оружием, боеприпасами, медикаментами, без которых они не смогли бы продержаться и недели, идут караваны с опием, гашишем, героином, направляющиеся транзитом через Европу в наши го-рода. Вы, конечно же, имеете представление о росте наркомании?
  
   Отставник улыбнулся, хоть глаза по-прежнему оставались холодные, прозрачные, словно два болотца с зеленоватой водой.
  
   - Ну вот, испугались восточной риторики! Приняли все за чистую монету! Ведь фактов враж-дебности по отношению к нам у Вас нет. Нет? Нет! А раз нет, следовательно, причина проста, приземлена, эгоистична. Хотят больше получить, вот и припугивают, по мере возможностей, шан-тажируют, проще говоря. А какие у них возможности? Что они конкретно могут нам сделать? Ровным счетом ничего! У них под боком Советский Союз. Лакомая добыча. Огромное поле дея-тельности. Для этого им нужны оружие и деньги. Много оружия, масса денег. Отсюда и торговля наркотиками. Где их продать за твердую валюту? Только на Западе. Не в Пакистане же, не в Ира-не.
  
   Что здесь нового? Чем промышляют наши друзья в Латинской Америке? Нужно оружие - подторговывают кокой. Пока это в терпимых пределах, приходится закрывать глаза, мирится с неизбежным злом. Мы так делали, и вам придется. Никуда от этого не деться. История с наркоти-ками не вчера началась, не при нашей жизни закончится. Естественно, необходимо по мере воз-можности, бороться. Ограждать от этого зла ... продуктивные слои населения, армию, полицию, служащих ... школы.
  
   Считаю, помощь необходимо продолжать, даже всемерно увеличивать, наращивать поставки современного противотанкового оружия, противовоздушных комплексов "Стингер".
  
   Пусть русские на своей проклятой шкуре прочувствуют всю прелесть вьетнамского синдрома! Пускай улепетывают с зажатым между ног ободранным хвостом, с разбитой в кровь мордой и обожженным голым задом. ... Это моя заветная мечта.
  
   Руководитель немного отодвинулся, продолжая впрочем, вежливо, заинтересованно улыбать-ся. Сдержал брезгливую гримаску, уж очень возбудился отставник, слюна брызнула, чуть не попа-ла на обшлага рубашки. Да, а зубы то у него оказались вставные.
  
   - Этого урока надолго хватит... Кровопускание России никогда не помешает. Причем как в прямом смысле, так и в экономическом. Пусть гибнут солдаты, горит техника, падают самолеты, пусть летят к чертовой матери в пропасть автомобили, а с ними вместе и вся застойная, слабо-сильная, работающая на пределе советская экономика. Скоро наступит коллапс, развал. И не толь-ко чисто политический, я имею в виду крушение коммунистического режима, но и географиче-ский. Дробление Союза на массу слабосильных, враждующих, ненавидящих друг друга республик, ханств, княжеств, черт возьми!
  
   - А как же Хельсинки? Принцип нерушимости границ? Подписанные Договоры и Соглаше-ния? - Руководитель вскочил с кресла, ошарашенный неожиданным поворотом мысли отставника. Так вот куда они выкручивали! Молодцы! ... Хитрющие ребята.
  
   - Вы серьезно воспринимаете эту детскую песенку про Красную европейскую шапочку и Страшного азиатского волка? Про шестую корзиночку полную благоухающих розами пирожков с начинкой из прав человечков? Прекратите! Это ведь конфетка для внешнего употребления ... меж-ду своими даже упоминать несерьезно. Принцип нерушимости границ в Европе отбросится, ско-рее, отпадет, словно старый хлам, исчезнет, будто вчерашний туман вместе с развалом СССР. Кто больше всего заинтересован в поддержании статус-кво? СССР и его сателлиты, ну, пожалуй, еще только Франция. Всем остальным - глубоко наплевать, где пройдет граница между Московским княжеством и Великой Литвой к примеру.
  
   - Это уж очень отдаленное будущее. Обсудим менее фантастическую реальность. Вы просчи-тывали будущее Афганистана после вывода русскими войск? - Напрямую задал вопрос Руководи-тель.
  
   - В Афганистане, как позднее в самой России, мы планировали, да и вам, вероятно, придется этим заняться, некоторое подобие демократизации, с предвыборной кампанией, организацией по-литических партий. С нормальными, по западному образцу, выборами. Победят, естественно, кандидаты, обладающие большими материальными ресурсами, с лучшей, отработанной предвы-борной агитацией, имеющие доступ к телевидению, газетам и радио. То есть победят люди всем обязанные нам. Такие есть в руководстве политических партий моджахедов, включая самые рели-гиозные. Включая волнующее вас ваххабитское движение, перекинувшееся из Саудовской Аравии и набирающее силу в Пакистане.
  
   - Грубо, прямолинейно, но вполне убедительно. Тогда - следующий вопрос, - Не внесет ли религия свои коррективы? Ислам - в Афганистане, Православие - в России.
  
   - Главное, вышибить русских, развалить "Империю зла", разорвать ее на клочки. Это, прежде всего! Все остальное - только следствие основного и решается во вторую очередь, в спокойной обстановке.
  
   - Но все же, есть у Вас некие разработки, соображения. Наметки, наконец?
  
   - Религиозные вопросы - вторичны. В Афганистане население не столь истово религиозно как, например, в Иране. Это исторический факт. Там нет столь известных богословов, сравнимых по влиянию на умы людей с аятоллой Хомейни. Ислам пуштунов, узбеков и таджиков - иного, не иранского толка. Внесения старых, крепких, ортодоксальных традиций совсем не повредит, ско-рее, наоборот поможет сцементировать общество в ненависти к русским пришельцам, к неверным гяурам. Станут отважней сражаться, в надежде попасть в Рай. - Отставник, зашелся мелким смеш-ком, - К гуриям!
  
   - Вы считаете, они не остановятся у границы и проникнут на территории среднеазиатских со-ветских республик?
  
   - Проникнут, ну и что? Там своих властителей хватает. Сегодняшние секретари обкомов, про-сто назовут себя ханами, баями, "Спасителями" или "Отцами" разнообразных отечеств. И на дух не пустят особо истовых проповедников. Им более по вкусу светская жизнь, с казино, Мерседеса-ми, балами. Надо же будет где-то доллары тратить. Возможно, некоторое влияние традиционного Ислама скажется, но противовесом послужат семьдесят лет советской власти. Это сыграет в нашу пользу.
  
   - В этих республиках полно атомного оружия, ракет, боеголовок. Вы представляете, что грозит миру? Нам! Все это добро расползется по свету. Да в тот же Иран, на Кубу, в Ирак, Северную Ко-рею, Ливию! Страшно подумать.
  
   - Не стоит раньше времени нервничать. Предотвратим. Не допустим! У перечисленных стран, кроме Ирана и Ирака, просто нет достаточно денег купить все эти игрушки. А сколько и что стоит, мы подскажем и окажемся у прилавка первыми, самыми дорогими, денежными и желанными по-купателями. Возможно, агонизируя, Россия успеет вывезти все это к себе. Тогда еще проще. Вве-дем войска для охраны складов. Можно, на паритетных с русскими началах, чтобы не очень уж раздражать национальную гордыню. Это вполне решаемые, чисто технические, вопросы. Главное, основное, что не удалось нам, на что не хватило времени, это с помощью воинов Аллаха разорвать русского медведя, расшатать страну, оторвать в первую очередь то, что плохо привязано - Прибал-тику, Азию, Крым. Запереть сибирского зверя в его сухопутной, московской берлоге допетровских границ, лишить выхода в мировой океан. В этом случае и Флот, в первую очередь океанский, ра-кетоносный умрет естественной смертью ...
  
   - Великолепно! Блестяще задумано! Сколько лет жизни отводите "комми"?
  
   - Думаю, к началу нового столетия русские перестанут нас волновать. Если еще немного под-толкнем, аккуратно поможем, то и раньше. Лично я считаю, реальной датой начало столетия. В новое мы войдем, видит Бог, уже без коммунистов.
  
   Существует еще одна проблема. Предотвратить дружбу русского медведя с китайским дра-коном. У обоих континентальных гигантов одинаково слабое подбрюшье, заселенное мусульман-скими племенами. Если здорово прихватит, могут, пожалуй, столковаться на почве общей боляч-ки. Такая ситуация чревата опасными последствиями. Нам абсолютно не выгодна. Но я надеюсь, Ваша организация держит руку на пульсе событий и приимет необходимые меры по недопущению подобного сближения. ... При необходимости.
  
   Отставник коротким кивком головы поставил точку. Развел руками, мол, больше ничего ска-зать, увы, не имею. Расцвел открытой белозубой улыбкой. Руководитель поднялся, протянул руку, ответил таким же крепким пожатием, не менее широкой улыбкой. Проводил до дверей, передал с рук на руки адъютанту.
  
   Отставник скрылся за закрывшейся дверью. Господи, или Руководителю показалось, или действительно в кабинете витал легкий запах серы. Чертовщина какая-то. Умен старикан, дьявол его забери. Вон как закрутил. С размахом, на десятилетия вперед. Глобальную цель поставил. Но - результат, результат пока только гипотетический. Как оно выйдет на самом деле? На сколько он прав? На сто процентов? Десять? Пятьдесят?
  
   Сидел перед ним, кипел, брызгал слюной. Все эмоции, чувства ... Откуда такая кровожад-ность? Не говорит ли, прежде всего происхождение, уводящее к прошлым поколениям, традици-онная ненависть к русским? Желание отомстить за реальные и вымышленные обиды? За унижения отцов и дедов, за покинутые поместья? Опасно если личное, чуждое глобальным интересам Роди-ны, застилает глаза. В этом беда пришлых. Из ненависти к Кастро кубинцы мечтают втянуть нас в новую авантюру. Китайцы тянут одеяло на себя. Африканцы, предлагают помогать своим. Нужно нам это сейчас? Нет. Это не наши проблемы. ... Вот и этот рвется в бой. Чего же, скажи, пожалуй-ста, прошляпил момент, когда сам являлся одним из руководителей?
  
   Умен, несомненно, умен. Говорит красиво, увлекательно, доказательно, логично. На первый взгляд. Этого не отнимешь. На другой чаше весов - реальные события. Здесь он выглядел не таким уверенным, знающим, бодрым. Там и трагические просчеты в Иране, гибель десантников, сгорев-шие остовы авиационной техники в пустыне, беснующиеся у посольства толпы ... Значит не так уж и умен, если не смог предвидеть, организовать. Проводил неправильную политическую линию, обострил ситуацию в регионе. За горами поставленного оружия, за блестящей золотым шитьем парадного мундира Царя Царей импозантного Шаха Реза Пехлеви, наш умник не разглядел ма-ленького сухонького старца в халате и чалме. Злобного, мудрого, фанатичного, ничего не про-стившего и не забывшего. Серьезного противника. В результате потеряли и Шаха, и Иран. К муд-реным сентенциям прислушиваться, естественно, необходимо, но с должной мерой скептицизма и здравого смысла. Думая, прежде всего, о величии и силе Родины.
  
  
   После ленча хозяин принимал в кабинете следующего гостя. Новый посетитель, далеко не аристократического происхождения, в более демократичном, не столь элегантном костюме, с про-седью в темных, слегка вьющихся волосах, немного запоздал. Буквально влетел в кабинет излучая завидную жизненную энергию, блестя радостно живыми семитскими глазами за стеклами очков в массивной, немодной уже оправе. Беседа с ним была задумана и осуществлена несколько в ином ключе.
  
   После взаимных приветствий, усевшись поудобнее в кресле, демократично распустив узел галстука на белоснежной рубашке, Руководитель задал свой первый вопрос.
  
   - Русские изо всех сил наращивают производство, нацеленное на перевооружение войск и экспорта различных видов оружия. Удивительно то, что устаревшее, да просто старое, еще времен прошлой войны вооружение они не переплавляют, не уничтожают, а тоже хранят. Тратят на все гигантские суммы денег ... Для чего? Собираются стать лидерами на рынке оружия? Это, по край-ней мере, мне понятно. Но почему в таком случае не возмущаются отложенными платежами, на-конец, полной неплатежеспособностью покупателей? Рассчитывают сделать выгодные вложения на будущее? Тогда зачем торговать старьем?
  
   Одновременно они пытаются соперничать на просторах океана, в космосе ... Неужели на-столько глупы, что не понимают, вот-вот надорвутся? Что не потянут Афганистан и такую беше-ную, разорительную гонку? Может здесь имеется тайный коварный замысел? Например, внезап-ное нападение с массой плохо вооруженных устаревшей техникой запасных пехотных и танковых армий? Или попытка шантажа? Запугивания? Интересно услышать Ваше мнение ...
  
   - Нет. Не думаю. Ни то, ни другое. - После непродолжительного молчания ответил гость. - Здесь иное. Причина кроется в глубине пластов российской истории. СССР получил в наследство от Российской Империи обостренное чувство собственной уязвимости. Не мудрено, при столь протяженных сухопутных и морских границах с отнюдь не самыми дружественными странами. Русским вечно грозили враги, теперь им все еще продолжает казаться, что страна по прежнему в кольце фронтов. Потенциальные противники им мерещатся всюду и всегда. Последний урок, по-лученный от господина Гитлера, столь недобросовестно разорвавшего "Договор о Ненападении", а заодно и веру товарища Сталина в силу дипломатии, превратил чувство страха у его наследников в настоящую паранойю.
  
   Тогда СССР спасло пространство и ... накопленное в тылу оружие! Плюс - эвакуированные в глубину страны средства производства, заводы, кадры. Это практически единственное в чем они переиграли Гитлера в первые годы войны. Наглядный урок отлично усвоили и возвели в догму. Ничего не уничтожать, все сохранять, беречь ... на всякий случай. В классической русской литера-туре даже есть такой национальный герой, по моему - Плюшкин.
  
   - Очень странное, непроизносимое имя. Но сами русские ... Эта загадочная русская душа ... Насколько помню, Хрущев благополучно порезал совсем даже неплохие надводные корабли в свое время ... Им, что не хватало металла? - Откликнулся на академическую лекцию Руководитель. Заодно показав ненавязчиво, что тоже обладает кое-какими познаниями в истории вероятного про-тивника.
  
   - Это только подтверждает сказанное! - Оживился гость. - Отношение к Флоту в сухопутной стране, двойственно. С одной стороны он считается нахлебником. С другой - любимец населения, нежно любимое дитя Военно-промышленного комплекса. Тут все зависит от персоналии конкрет-ного руководителя. Хрущев - человек абсолютно сухопутный, надводные корабли для него были делом десятым. Цели для атомных бомб, не более. Кстати с его легкой руки получил развитие атомный подводный флот русских. Тут он оказался на уровне своего времени как руководитель. Ну и личность самого Никиты Сергеевича ... Впрочем, даже он не тронул запасов Сухопутных войск. Не пожелал, или побоялся связываться.
  
   Сегодня русские производят хоть много, но не особо качественной, устаревающей на глазах техники. Так всем проще. Особенно Военно-Промышленному комплексу. Деньги идут - чего еще желать? Другое дело, что все это делается за счет сельского хозяйства, строительной и, прежде всего, легкой промышленности, то есть за счет населения. Плюс Афганистан, минус - дискрими-нация во внешней торговле. В результате - экономика дышит на ладан. Нападать на нас они не со-бираются, это уж точно. Я их довольно неплохо знаю. Тем более развязывать атомную войну ... Разве с очень большого испуга ...
  
   - Если мы сами их напугаем?
  
   - Совершенно верно. Только в этом единственном, маловероятном случае ... Слишком хоро-шо живется руководителям. Они уже прижились в персональном, обожаемом, мифическом Ком-мунизме. В отличие от большинства остального населения. Кроме того - слишком стары для рез-ких движений. Считаю, что Хельсинский Договор - результат искреннего стремления к стабильно-сти, к миру. В их, естественно, понимании. Ну и, наконец, Брежневу очень уж хочется добавить к своей коллекции побрякушек Нобелевскую медаль мира. За это на многое согласен пойти.
  
   Руководитель совершенно не представлял как может лидер нации ради престижной ме-дальки, поступится интересами страны, но промолчал. Русская загадочная душа - это такие дрему-чие потемки, что даже профессиональные психологи, специалисты советологи затруднялись дать окончательное определение феномена.
  
   - Сказанное не исключает возможности новых локальных войн, связанных с разделом сфер влияния. Демонстраций силы. Но, вероятнее всего, при нашей твердой, неуступчивой, поддержан-ной авианосными соединениями позиции, русские и в этих ситуациях пойдут на попятную, про-явят уступчивость, склонность к диалогу. Если обратится к истории, то так случалось всегда. Бер-линский кризис при Сталине, Карибский кризис при Хрущеве.
  
   - Вы забыли Венгрию, Чехословакию, Афганистан ...
  
   - Это их вотчина! Задворки империи! Сфера влияния по нашей терминологии! Зато прояв-ляли сдержанность и не ввязались в чилийский переворот, в свару вокруг Фолклендов. Брежнев, далеко не воинственный человек, несмотря на обилие орденов, маршальский мундир. Наоборот, старый и уступчивый, с ним можно договариваться, торговаться.
  
   - Хотел бы услышать Ваше мнение по Афганской проблеме. О перспективе развития собы-тий. Имеются сведения, что русское руководство очень обеспокоено перерастанием войны осво-бодительной в религиозную святую войну против неверных, в Джихад.
  
   - По-настоящему религиозная? Вряд ли. Скорее всего, потери и поражения надоумили рус-ских военных списывать все на новый характер военных действий к которым войска оказались не подготовлены. Не обучены армейские части воевать против религиозных фанатиков. На это ко-мандующие пытаются списать свои ошибки. Брежнев придя к власти и опасаясь появления во гла-ве армии человека масштаба Жукова, поступил по своему разумению. Наделил маршальскими звездами лично преданных ему дружков, военных инженеров завязанных на ВПК, Устинова и Огаркова. С ними ему спокойнее. Откуда им взять новых Кутузовых, Суворовых, Ермоловых, Скобелевых для покорения азиатов? ... Тем более боится зарождения оппозиции в офицерской среде.
  
   - Имеете в виду фрегат "Стерегущий"?
  
   - Не только и не столько. То был порыв, импульс ... Наивный, неподготовленный, дилетант-ский ... Вспомните раскрытую организацию офицеров ВВС "Голубые Стрелы". Широкой огласки это дело не получило, обошлось даже без суда. Просто выгнали десяток человек из армии. Цели ставили слишком патриотические. Но! Это ведь была организация. Не один глупенький замполит.
  
   В свое время мне пришлось разрабатывать теорию "Стратегического паритета". Поэтому до сих пор предпочитаю в качестве образца традиционную, классическую дипломатию "Равновесия сил и разделения сфер влияния". Это всегда сработает. Случается, что и мы и партнеры невольно совершаем резкие телодвижения, на манер "слона в посудной лавке". Если это делают русские, нам прямая выгода использовать подобные случаи для раздувания пропагандистской шумихи, идеологического наступления, припугивания европейских и восточных союзников. Так и про-изошло с Афганистаном. Мне кажется, они не собирались войти надолго. Слишком долго собира-лись вообще. - Улыбнулся гость. - Ведь Брежнев только перед этим отцеловался с Картером за СОЛТ 2. Здесь нечто странное. Мы располагаем сведениями, что несколько раз по его инициативе просьбы Амина о помощи отклонялись.
  
   В любом случае наша цель в Афганистане - прозападное, демократическое общество. За-конно выбранное правительство способное на либеральные реформы. Это в наших силах.
  
   Что же касается опасности радикализации Ислама ... Возможно, пришло время вспомнить слова вашего предшественника, - "Наибольшей политической ошибкой правителей Западного ми-ра в средние века явилось отношение к православному Востоку, к Византии". - Вместо поддержки тогдашние правители постоянно ослабляли Византию, играли на руку Османской Империи, от-межевались от совместной борьбы с турками, Исламом. Не удержали Византию в качестве мощно-го бастиона против вторжения восточных народов. Слишком мало знали о мусульманах. Подвела разведка! Вот в итоге получили то, что получили. Нам никак невозможно оказаться в аналогичной ситуации. Не те времена. Поэтому с русскими не стоит перебарщивать. Их нельзя игнорировать, ими очень опасно пренебрегать.
  
   Поблагодарив и проводив гостя, Руководитель задумался. - Что из предложенного выбрать? Давить? Договариваться? Насколько опасна исламская угроза?
  
   Арабский мир контролирует нефть. Но Россия также владеет колоссальными запасами нефти и газа. С другой стороны, зависимость США от арабской нефти, слава Богу, невелика. В случае необходимости можно быстро расконсервировать собственные запасы. Но до этого дело не дой-дет, у руководства арабских поставщиков топлива стоят надежные, добрые друзья, стародавние партнеры по бизнесу, а это покрепче политических пристрастий. Бизнес, экономика, прибыль - суть понятия постоянные, непреходящие, чего, увы, не скажешь о политических ориентирах.
  
   Между моей Страной и остальным миром простирается безбрежный океан. Наилучшая гра-ница, защищаемая самым современным, самым мощным в мире Флотом. Если радикальный исла-мизм действительно выступит в поход, то удар, прежде всего, придется по Азии и Европе. Жаль союзников, но они же и постоянные конкуренты. Небольшое экономическое потрясение сыграет нам на руку.
  
   Рядом с Афганистаном - русские. Именно им принимать в случае неблагоприятного развития событий первый удар. Им и выпутываться, нести потери. Мы посмотрим, проследим за развитием событий. Вмешаемся, но только в нужный момент. Опыт есть. Именно так и происходило в миро-вых войнах. В любом случае разгром коммунистов, ослабление России нам только на руку. Госпо-ди, благослови Америку!
  
   Истово, искренне веруя, Руководитель перекрестился.
  
  
  
  
  Глава 6.
  
  На пути к Черной Вдове.
  
  
   Конвой из трех запыленных, побитых жизнью машин медленно, под натужный вой перегре-вающихся моторов забирался все выше и выше в горы. Машины накручивали на оси колес петля за петлей горный серпантин, прижимались к скалам, чуть не обдирая бока, держась подальше от зияющих в пропасти клыками обломков скал.
  
   Древние горы теряли свою мощь, свою кремнистую плоть. Склоны осыпались камнепадами, грозили вообще стереть проложенную несколько лет назад ленту бетонного шоссе, дурно пахну-щую бензином и соляркой. Чужака, инородного пришельца занявшего место древнего, неторопли-вого, позванивавшего мелодичными колокольцами, караванного пути.
  
   Воины Аллаха помогали горам в богоугодном деле борьбы с западной цивилизацией чем мог-ли. Серая лента прерывалась темными заплатами фугасных воронок. Уничтоженные подрывом ограждения и столбы уносили на дно пропастей куски покрытия, истончая остающуюся дорогу. Сгоревшие остовы танков, рыжая от окалины скорлупа бэтээров запруживали горную реку, теку-щую по дну пропасти. Вода, белея от ненависти бешеной пеной, подмывала берега, обрушивала горную породу в свое тесное ложе, уносила дальше вниз по течению вымытый из брони недого-ревший трофейный хлам и куски тел.
  
   Дорога тянулась своей серой рукой к небесам. На стеклах джипов оседали и медленно скаты-вались, оставляя за собой чистые полоски среди дорожной пыли, уставшие капли облаков. Каза-лось, что кроме гор и машин в мире нет более ничего. Но суровые люди, с мужественными, об-рамленными бородами лицами, закутанные в коричневые и серые пуштунские плащи, ни на мину-ту не расслаблялись, не поддавались гипнотизирующему однообразию горного пейзажа. Окоче-невшими руками мюриды по прежнему крепко сжимали рукоятки крупнокалиберных пулеметов, установленных в кузовах японских пикапов, идущих к голове и замыкании маленькой колонны.
  
   Горы давно забыли покой мирных дней. Люди не верили безмолвию вершин. В любой момент проклятая тишина могла расколоться треском смертельных трасс автоматных очередей, сухими выстрелами снайперских винтовок, рокотом гранатометов, воем мин, свистом горячих, жалящих осколков.
  
   Ценой своей жизни мюриды обязаны сохранить жизнь человека порученного им Аллахом. Умирать не хотелось, поэтому глаза всматривались в темень провалов, зыбкую полутень пещер, жалкую зелень склонов.
  
   Нет покоя правоверным на земле Афганистана. Проклятые пришельцы, неверные шурави мно-гому научились за бесконечные дни войны, стали опытнее, познали тайны гор. Все чаще проби-рались по склонам упругие, неотразимые, словно дамасские клинки, разящие врага, разведчики спецназа в пятнистом камуфляже. За ними упорно тянулись, привычно делали свое дело здоро-венные, с бычьими бритыми шеями, десантники, хранящие на груди, словно талисманы, голубые береты. Даже мотострелки в неуклюже подогнанном зеленом обмундировании пробовали поко-рять горы. Все чаще сгорали караваны разукрашенных, расписанных яркими красками грузовиков, оставляя после себя в чистом горном воздухе запах сгоревшего опиума, тротила, груды разбитого в щепки оборудования, оружия, медикаментов, а главное - бездарно пропавших в руках неверных зенитных ракет, дорогих словно слитки чистейшего золота.
  
   Пришедшие в горы чужаки безжалостно убивали воинов Аллаха, отправляли мучеников ша-хидов прямиком в райские кущи, в объятия вечно девственных гурий. Все те кто воевал в горах в плен не брали. Зачем? Нужное узнавали споро и без особых угрызений совести, например, отстре-ливая по одному пальцы на ногах. Большой болью вырывали нужное у самых молчаливых, самых стойких, а остальные, желая побыстрее и по возможности без мучений, покинуть этот страшный мир, торопились рассказать все сами.
  
   Раньше такого за шурави не замечали. Искусству узнавать скрываемое русские выучились у противников, пусть не сразу, ценой собственной крови, но уж больно хорошие попались учителя. В рейды по горам ходили уже не первогодки, а только те кто кое-чего в жизни повидал. Например, сдернутую с плеч кожу друга. Такие жалости не знали. Сравнялись в законах кровной мести с правоверными ... Сами шурави, впрочем, на плен тоже не рассчитывали и потому дрались до предпоследней пули, а последний патрон, смертельную гранату хранили особо, лелеяли, отдельно от других. Не дай бог просчитаться, использовать в запарке боя.
  
   Все это мюриды знали не понаслышке. Хотя разведка и обещала спокойную дорогу и погода держала вертушки неверных на аэродромах, но лишняя бдительность никому не мешала, наобо-рот, продлевала жизнь.
  
   В захваченном у русских вездеходе, уазике с брезентовым верхом, идущем в середине колон-ны, мирно гудела печка обогревателя, овевая потоками тепла единственного пассажира, устало прилегшего на подушках и ковре наваленных на заднем сидении.
  
   Человек невероятно устал за последние дни, но даже в полудреме холеные, тонкие пальцы крепко сжимали полированный приклад автомата Калашникова с укороченным стволом. Моложа-вое, с нежной смуглой кожей, продолговатое лицо смотрело на мир единственным глазом, карим, с восточной томной поволокой. Полные, изящного абриса губы, обожаемые женщинами, обнажа-ли сахарно белые крупные зубы. Ухоженная, мягкая, несмотря на полную тревог жизнь моджахе-да, борода - предмет гордости и достоинство настоящего мусульманина, обрамляла лицо. Черная повязка скрывала пустую, заросшую уже новой розовой кожицей, но порой все же саднящую, глазницу, оставленную снайперской пулей. Только благословение Аллаха спасло тогда человека от смерти. Принял свершившееся чудо как знак свыше, востребованность для святой борьбы, для великого дела. Конспиративная кличка - "Строитель" была известна очень немногим.
  
   Ранение, близость смерти подействовали на Строителя отрезвляюще, охладили боевой пыл, отвадили от личного участия в боевых операциях. Не желал Строитель получить от вылезшего из сибирской тайги охотника вторую, смертельную пулю в лоб. Стал особо ценить себя, беречь для главного.
  
   Кроме того, всегда помнил как шок и боль ранения, сменила унизительная беспомощность. Как лежал нагой, распластанный в ослепительном свете лампы на операционном столе. Пребывал впервые в жизни во власти неверных, пусть даже в дружественных руках хирургов и медсестер. От возможности повторения подобного становилось не по себе.
  
   Отдыхая в пути Строитель вспоминал. Он вообще любил процесс воскрешения в памяти со-бытий и людей. Воспоминания несли с собой не только боль, но прорастали новой ненавистью, не давали остыть старой злобе, сделаться привычной или даже зарубцеваться.
  
   Тогда верные мюриды вытащили его, залитого кровью, из боя, донесли слепого, обмотанного бинтами, на собственных плечах до ближайшего кишлака. По тайным тропам переправили в Па-кистан, на базу, оттуда "друзья" доставили в свой госпиталь. Лечили отлично, ничего не жалели, показывали этим как безмерно высоко ценят, как он им нужен. Они ему пока тоже оставались не-обходимы. Пока ... но он им об этом, естественно, не сообщил и в ближайшее время не скажет.
  
   Теперь Строитель уже привык к увечью, мог смотреть на себя в зеркало не ужасаясь пустой глазницы. Скоро обещали вставить новый, абсолютно, такой как прежний, не различишь, искусст-венный глаз. Не живой, стеклянный.
  
   Он предложил врачу вырвать глаз у пленного, подобрать похожий, пересадить. Тот отшатнул-ся, побледнел, замахал руками. Когда пришел в себя, пояснил, мол, все равно не приживется, про-падет. Так бы сразу и сказал. Без истерики. Не приживется, тогда понятно. Пусть ставят стеклян-ный, но чего ради бледнеть до синевы от простого житейского вопроса?
  
   Наверняка проклятого неверного ужаснула "средневековая восточная жестокость". Как же, великая западная цивилизация с ее Женевскими конвенциями, гуманизмом, правами военноплен-ных. Докторишку бы в Афганистан, на недельку. Постажироваться. Научился бы живо шкуры с живых стягивать. А не смог, с самого стянули бы, не поморщились, оставили полудохлого на ра-дость стервятникам. Слова упрека не услышал бы Строитель, понимал, - нужен. Подумал весело, докторишке домой сообщили бы, погиб исполняя врачебный долг ... Что поделаешь и врачей не признающих границ убивают вражеские пули. Русские ... - они, они - такие варвары ...
  
   Машина притормозила, вошла в крутой поворот, протиснулась чуть не обдирая брезент тента в малозаметную расщелину, уводящую с основной дороги. Затрясло на неровной каменистой тро-пе. Строитель устроился поудобнее. Половина пути пройдена. А жизнь? Какая часть жизни оста-лась за плечами? Прикрыл глаза.
  
   Вот он совсем маленький, спасается на коленях у мамы от преследовавших его старших маль-чишек. Они сидят на веранде огромного дома, вмещающего всю большую семью отца, его жен, наложниц, детей. С веранды видно море. Вокруг особняка ухоженный, безмерно любимый им парк, в котором знакомо каждое деревце, самый малый кустик, где масса тайн и неведомых врагам убежищ.
  
   Открывается дверь и на веранду выходит самый дорогой человек в мире, самый сильный, са-мый смелый, умный и благородный - его отец. Благообразный, с густой, чуть прореженной седи-ной бородой, положенной правоверному мусульманину, в белоснежных, так красиво ниспадаю-щих потоками складок, одеждах, в чалме. Благоухающий прекрасными запахами благовоний, словно цветы в саду. Мудрый и знающий отец, своими руками создавший этот уютный мирок, за-ложивший основу благосостояния семьи. Без образования, без денег сумевший в чужой стране создать процветающую строительную компанию с самым современным, первоклассным западным оборудованием.
  
   Конкуренты скаредничали, набирали ленивых, грязных, неквалифицированных рабочих из отсталых стран Северной Африки. Платили, естественно, гроши, но и работа шла по восточному неторопливо, качество в результате оказывалось соответствующим среднему местному уровню, характеризуемому одним словом "Сойдет!".
  
   В фирме отца, наоборот, работали немногочисленные профессионалы, хорошо оплачиваемые, старательные, спорые, вооруженные лучшей из имеющейся на маркете техникой. Отец, хоть и слыл правоверным мусульманином, но любил Запад за его деловитость, преклонялся перед техни-ческими новинками. Особенно обожал летать и даже купил собственный самолет. Доверил жизнь пилоту-американцу, неверному. Дружил даже, доверял, а зря. Проклятый иноземец в итоге убил отца. Разбил вместе с белоснежным, изящным, словно полированная игрушка, аэропланом. Разве сможет он забыть бесценную кровь на белом крыле?
  
   Впрочем, кто знает, чью тогда видел кровь. Пилот ведь погиб вместе с пассажиром. Комиссия единогласно пришла к выводу о неисправности двигателя, но он теперь уже никому не верил. Считал, что неверные, руками американца-самоубийцы, отомстили отцу за благочестие, за креп-кую веру, милосердие. За то, что именно его фирме доставались наиболее важные, выгодные зака-зы.
  
   Отец всегда был ласков к нему, баловал подарками, вместе играл в редкие свободные минуты, качал на коленях, а подрос, сажал по правую руку от себя. Отец направил на учебу, настоял, заста-вил получить хорошее образование, выучиться на инженера строителя. Воспитал продолжателя своего дела. За то и нелюбим стал сынок бывшей наложницы многочисленными братьями и их матерями - законными женами отца. Бедная мама, смуглая, стройная красавица, украшенная бес-численными, нежно перезванивающими при движении рук, браслетами, происходила из совсем небогатой, незнатной семьи, проживавшей на северо-западе Африки. В дом отца она действитель-но попала наложницей, почти рабыней. Но полюбила хозяина, приникла к нему душей и телом. Отец оценил искреннюю любовь, выделил, приблизил. Сделал законной женой.
  
   Братья исподтишка, боясь отцовского гнева, постоянно обижали и унижали его. Возможно, завидовали, ведь рос он красивым, стройным, высоким, разве чуть более смуглым чем отец. Ши-пели вслед злобно, - "Презренный раб, сын наложницы!". Не давали свои игрушки, не приглашали в общие игры. Впрочем, игрушек ему хватало, а играть всегда интереснее с мамой или отцом.
  
   Так сформировался характер, не угрюмый, но замкнутый, не открытый к общению, но скрыт-ный. Потому видно в школе его тоже сторонились. Так и прошло детство. Одинокое, словно у льва-пустынника. Именно в школе он впервые всерьез обратился к Богу, видя только в нем опору и надежду.
  
   Стоит ли удивляться? Всякий парий, любой изгой стремится найти в религии убежище от повседневных мук, успокоение и надежду. Пока другие сверстники проводили время в развлече-ниях, на теннисных кортах, в конюшнях, он сидел за Кораном, зачитывался священной Книгой. Не просто складывал слова в строки, но продумывал изученное, пропускал каждую суру не только через мозг, но и сердце. И откликнулась Книга, открыла ему сокровенное, нашел в ней ответы на мучавшие по ночам вопросы.
  
   Мальчишки донимали, вопили, - "Мулла! Мулла! Вон идет маленький мулла!". Презирали за излишнюю, по их мнению, напускную, неискреннюю религиозность. Он считал это за честь, не обижался на неразумных, но ненавидел насмешников.
  
   Пришла пора и отец, благословив, отправил сына учится в далекий город Париж.
  
   Он вошел в мир неверных с душей полной боли и сомнений. Только горячая любовь и без-мерное уважение к отцу удержали от сильного побуждения бросить все и вернуться под отчий кров. В аэропорту пересадки, уже не арабском, но еще и не западном, вознамерился сесть на об-ратный самолет, предвкушая сладкий момент встречи с мамой. Представил, как уткнется, словно несмышленый малыш, в колени отца вымаливая прощение. Превозмог себя, усилием воли не по-зволил подобного отступления от предписанного родителем.
  
   - О, сколь отвратно, оказалось, - Вспоминал Строитель, - открывшееся зрелище вертепа раз-врата, безнравственных одежд, обнаженных женских лиц, плеч и ног, безбородых мужских лиц. Забыв скромность и предписанное Шариатом поведение, многие из тех смиренных и достойных женщин, что летели вместе со мной, уже в салоне самолета посмели открыть лица, измазать губы кровавой помадой, а во время пересадки сменили наши традиционные одежды на маленькие, все открывающие, платья. Боже, покарай их!
  
   - Я не мог найти себе места, ибо необоримое сладострастие, витавшее в воздухе, окутало ме-ня. Возбудило. Страсть, всепоглощающая, испепеляющая плоть, не находила выхода. Преодолевая искус, пришлось запереться в туалете. Затем, не отрывая глаз от знакомых страниц, истово читать весь оставшийся полет священную Книгу, замаливать грех.
  
   Выйдя из самолета в аэропорту ЛэБуржэ, будущий Строитель с головой окунулся в совер-шенно иной, непонятный и чуждый ему мир. Мир, оглушающий звуками, ослепляющий яркими красками, раздевающий взглядами женщин, обливающий холодным презрением мужчин. Даже язык, который изучал под руководством лучших наставников с раннего детства, показался совер-шенно другим, незнакомым, абсолютно непонятным. Он легко читал высвечивающиеся на бесчис-ленных табло объявления, рекламу, но все произносимое людьми абсолютно не воспринимал. И Строителя, с его безупречным, грамотным языком, окружающие, удивленно пожав плечами, не понимали.
  
   Позже это прошло, но в начале был шок. Культурный, языковый ... Возникла и осталась на всю жизнь, затаенная нелюбовь к непонятному, а, следовательно, чужому обществу. Удивленный и растерянный, с крокодиловой кожи чемоданом в одной, с Кораном в другой руке вошел Строи-тель в новую жизнь.
  
   Таксист, местный униженный араб, довез его до заранее снятой отцом квартиры, располо-женной недалеко от Университета, в престижном современном доме. Угодливо гримасничая, по-мог занести вещи, заискивая, поблагодарил за более чем щедрые чаевые и удалился. Строитель остался один.
  
   Смуглый высокий юноша в традиционной арабской одежде, с непроницаемым лицом ко-чевника, но робкий и стеснительный в душе, начал занятия на строительно-инженерном факуль-тете. Слово отца - закон. Это вдохновляло. Ходил на лекции, не пропускал ни слова профессоров, учился. Слишком часто ловил на себе уничижительные взгляды модных парней в джинсах, в кос-тюмах, презирающих не за слабый разум, не за плохие знания или полное отсутствия таковых, а только за облик, за внешний вид.
  
   Отметины мазков мужских взглядов горели на лице словно пощечины, застывали пеной плев-ков. Женские взгляды - липкие, раздевающие, оставляли незримые следы алой помады, пота, не-востребованного плотского желания, низменной любви с восточной экзотической личностью.
  
   Именно тогда поставил себе Строитель тяжелейшую задачу - стать, во имя Аллаха, не одним из лучших, о нет, но самым лучшим. Оказаться при выпуске впереди всей цепочки бакалавров на-ук, одинаково одетых в синие мантии-балахоны. Встать первым, в белой, овеянной традициями Ислама одежде. Пусть теперь попробуют злословить, пусть попытаются метать презрительные взгляды. Понял, что до тех пор, однако, благоразумнее снять и спрятать в стенной шкаф привыч-ное одеяние. Он еще раз перечитал Книгу и понял допустимость и богоугодность задуманного.
  
   Так он мимикрировал, приспособился к чужой среде. Словно комбинезон диверсанта натянул на себя тряпки из самого дорогого магазина. Денег не жалел, отец присылал столько, что большая часть так и оставалась неистраченной.
  
   Строитель откинулся на прикрытую афганским, бесценным ковром скрипучую спинку сиде-ния русского джипа. Исчез Париж. Над головой вновь трепетал на ветру выцветший брезентовый верх уазика, а совсем не цветные яркие зонты кафешек парижских бульваров. Грозные, вековеч-ные скалы вздымались по бокам дороги вместо трепещущих молодой весенней листвой каштанов.
  
   Не мирный Париж за окном - Афганистан. Страна священной войны. О, сколь далек, зате-рянный в пространстве и времени город первой грешной любви от дороги, ведущей в урочище "Черная Вдова" - Тора Бора.
  
   В Париже бурлила, разливалась потоками света и прозрачностью дождей весна. Тело юноши страдало, томилось, переполненное желаниями, словно гранатовое зерно соком. По утрам просты-ни оказывались на полу, скомканные, пропитанные соком ночных, кошмарных и прекрасных снов. Строитель расслабился тогда, поддался невольно греховному обаянию города неверных.
  
   Однажды в уличном кафе обнаружил на столике забытый журнал. Приоткрыл страницу. Уви-денное налило жаром кожу лица, заставило вспотеть ладони. Захлопнул, огляделся исподволь, затеняя робеющие глаза занавесью ресниц, с ужасом ожидая увидать тыкающие пальцы, развер-стые в черном смехе пасти ртов. Никто не смотрел на него, не обращал внимания, все занимались своими делами, болтали, читали развернутые газеты, пили кофе, дымили сигаретами, между де-лом, словно скучая, целовали спутниц. Он судорожно свернул журнал в тугую трубку, так чтобы никто не мог догадаться о его грехопадении. Затем, бросил на стол деньги за несъеденное и быст-ро ушел, ели сдерживаясь от желания перейти на бег.
  
   С тех пор Строителя окончательно охватило томление любви. Непреодолимое желание обла-дать женским телом, сливаться с ним, повелевать, мять, целовать мягкие губы, кусать напряжен-ные соски грудей изводило его. Можно было попробовать обратиться к услугам профессиональ-ных жриц любви, благо таковых в городе наблюдалось с избытком. Сдерживали, спасали не раз слышимые истории о нехороших болезнях, ужасных последствиях, связанных с несмываемым по-зором, врожденная чистоплотность и брезгливость. Несколько раз, пересиливая себя, прошелся по тем улицам, где стояли на углах проститутки, но при виде осененных пороком лиц, при ощущении запахов продажных тел, мучительное желание мгновенно исчезало без следа.
  
   Студентку американку из Чикаго, Строитель встретил, выбегая рано утром на занятия в Уни-верситет. Она стояла у машины, расплачиваясь с таксистом. Девушка возвышалась среди навален-ных на тротуаре сумок, пакетов, чемоданов совершенно неземная, в ореоле разметанных ветром золотых волос. Сияла жемчужной улыбкой белоснежных, до легкой голубизны, зубов, блестящих между алыми, словно драгоценные кораллы губами. Нежная кожа ушей казалась настолько тонка, что утреннее солнце без труда просвечивало, окрашивало розовым их изящные абрисы. Накло-нившись к окошку машины, девушка невольно открыла жадному взору студента обтянутый джин-сами задик и грудь, не стянутую уздой белья. Стоял, не смея пошевелиться, застряв между вра-щающимися дверями холла, застопорив поток выбегающих на работу жильцов. Но, окаменев словно соляной столб, он не слышал ни стука в разделяющее его от соседей стекло, ни возмущен-ных криков, не чувствовал толчков, бьющей по телу двери.
  
   Вновь обретя способность видеть и слышать, Строитель выскочил на улицу и, заискивающе заглянув в лицо незнакомке, попросил разрешение помочь с вещами. Девушка милостиво кивнула. Стоя рядом в лифте, он вдыхал ее божественный запах, ощущал невзначай то упругость бедра, то легкое касание волос. Пришел в себя лишь около дверей ее квартиры, с зажатыми в руке чаевыми. Она, вероятно введенная в заблуждение его обликом, приняла обожателя за нового служащего. Такое оскорбление не сошло бы с рук никому другому. Только ей, ангелу любви, он заранее про-стил все на свете.
  
   Потом они познакомились. Она смеялась, представляя его, сына миллионера, с чаевыми у закрытой двери. Он не растерялся, вправил полученную мелочь в платиновую оправу и носил на груди словно талисман.
  
   Девушка с золотыми волосами изучала в Париже дизайн и конструирование модной одежды, мечтала о карьере модельера, о выставках, о собственных бутиках, о бизнесе. Строитель слушал, не перебивая, ее щебет о подругах, о родном Чикаго. Рассуждения о родителях, о школе, снова о подругах, опять о подругах и снова, о друзьях подруг. Не вдаваясь в содержание, просто упиваясь звуками, мелодией речи. Иногда она останавливалась перевести дух и тогда он заглядывал в голу-бые, словно лагуна возле, отчего дома, глаза. Видел в них себя, ощущал впервые в жизни, что нра-вится женщине, именно, как красивый и богатый мужчина.
  
   После встреч с американкой случалось бежал к зеркалу в ванной и смотрел на свое изображе-ние в полный рост, любовался нежными чувственными губами. Томными, словно спелые сливы, глазами с подсиненными чуть-чуть белками, в обрамлении пушистых, длинных, с загнутыми кверху краями темных ресниц. Радовался мускулистому телу, плоскому животу, тонким, изящным словно у пианиста пальцам рук, длинным крепким ногам. Убеждался еще раз, что достоин любви красавицы.
  
   Почти каждый день после занятий Строитель водил девушку в рестораны, одеваясь по тако-му поводу в вечерний костюм. Вместе они представляли красивую, своеобразную пару. Ловили одобряющие взгляды мужчин, идущих рядом с такими же красивыми женщинами или завистли-вые - одиноких, откровенно ревнивые - некрасивых женщин. Иногда ему казалось, что девушка ждет чего-то большего, возможно поцелуя, но скромность и неиспорченность не позволяли моло-дому мусульманину совершить таинство на людях, при посторонних. В такие дни он забыл о Кни-ге, почти уже любил, принимал мир неверных, допуская его порочный дух вместе с чувством люб-ви в свою ослабевшую душу.
  
   Мужская душа - проста и открыта. Женская душа - потемки. Душа неверного - смрадная клоа-ка. Тогда он не понимал этого. В мечтах видел себя вдвоем с американкой в родных краях. Ее - любящей и любимой женой, с детьми, общими делами, радостями. Себя - заботливым мужем, обеспечивающим безбедное существование большой семьи.
  
   Однажды, возвращаясь из ресторана, он проводил девушку до двери квартиры и собирался уже возвращаться, но она не отпустила его руку, притянула к себе и, найдя губами его нецелован-ные губы, прильнула, заполнив полость рта нежным языком, запахом мятной жевательной резин-ки и сладостью неземного меда.
  
   Строитель и сам не заметил как оказался в квартире американки. Балуясь, девушка выхватила из белого нутра холодильника темную пузатую бутылку с высоким золотым горлом. Прошептала на ухо, что сегодня особый день, и они будут пить только шампанское. Открыла с легким хлоп-ком, налила в высокие розовые бокалы пенную золотую жидкость и он, никогда ранее не позво-лявший нарушение заветов Аллаха, выпил бокал до дна, ощутив кисловатый щиплющий вкус ви-нограда с примесью легкой горчинкой. Потом они выпили еще и он, осмелев, ощутил мягкое голо-вокружение и необычную смелость. Отдавшись на волю веселой раскованности в действиях и чувствах, собрался с духом и сам поцеловал мягкие, податливые, отдающиеся губы.
  
   После третьего бокала, отозвавшегося в полумраке комнаты мелодичным звоном, девушка протянула к нему обнаженные руки, сняла темный вечерний пиджак, кинула, не глядя назад, пря-мо на пол. Прильнула всем телом. Он обнял нежно-нежно Подобно тому как делал многократно во снах, провел жадной рукой с трепещущими пальцами по спине, бедрам, груди, ощутил напряг-шиеся виноградинки сосков.
  
   Открытое черное платье с шорохом поползло вниз, стоило Строителю медленно сдвинуть узенькие бретельки с покатых, покрытых атласно шелковистой кожей плеч, Спадая на пол, ткань обнажила нагую, неприкрытую, высокую и упругую грудь, вздымаемую прерывистым дыханием. Невесомо упало к ногам. Девушка стояла прекрасной статуей, прикрытая только небольшим лос-кутом кружевного черного шелка в самом сокровенном, тайном, заветном, притягивающем его взгляд месте. Он ненасытно целовал ставшее вдруг доступным тело, не веря все еще в свершаю-щееся, и плоть его разрывалась от желания.
  
   Руки девушки выдернули из брюк Строителя рубашку, расстегнули пуговицы, стащили, от-кинули прочь ...
  
   - О, милый! Мой шейх... Мой повелитель... О, мой сказочный принц... Я уже люблю тебя! О, какое у тебя прекрасное тело, стройное, смуглое, безволосое... О, я уже обожаю твое тело. - Ее гу-бы впивались в его соски, опускались все ниже и ниже. - Твои губы ... полные, страстные, нежные доводят меня до безумия, целуй меня, целуй же ... Я в восторге от твоей девственной неопытности, меня возбуждает твое смущение ... Не робей - бери меня ...
  
   В ответ Строитель целовал тело американки, плечи, грудь, а она тем временем распустила его пояс и он, перешагнув через оказавшиеся на полу брюки, стоял перед ней в легких белоснеж-ных хлопковых трусиках, слегка оттопыренных восставшей плотью. Девушка опустилась на ко-лени, словно языческая жрица перед божеством и, запустив пальцы под легкую ткань, одним дви-жением стянула ее вниз.
  
   Что произошло? Куда делся восторг? Почему она замерла с удивленно раскрытыми алыми гу-бами и широко распахнутыми глазами? С дурацким видом обманутого ребенка которому вместо ожидаемой конфеты подсунули пустую обертку? По инерции Строитель еще продолжал гладить и целовать ставшее неожиданно резиновым, переставшее отвечать на ласки тело ...
  
   - И это все ...? И это ... это - все ... что у тебя есть? Этим писюном ты собирался удовлетворить меня? Да у детишек в киндергардене больше твоего! - Девица зашлась в смехе, она тыкала паль-цем в его мужское естество, изгибалась, заходилась от смеха. Небрежно, двумя пальчиками с на-манекюренными коготками взяла, покачала ... Он не выдержал муки ... и разрядился ей в лицо, на грудь ...
  
   - Ах, ты, пакостный, мальчонка! Не можешь удовлетворить бедную девушку, обманщик, так еще и плюешься ... Малыш, тебе просто необходимо сначала подрасти. - Заливалась американка.
  
   Когда он отвесил первую пощечину, ей, впрочем, стало совсем не до смеха. Его обуяла злость. Яростно хлестал по кукольному личику, размазывал рукой разлетающиеся из глаз слезы, зажимал второй ладонью, рвущийся наружу вопль.
  
   - Заткнись змея! Или я убью тебя! - Прошипел, зверино ощерясь.
  
   Она замолчала испуганно. Заткнулась мгновенно. Закивала головой. Видимо прочитала в его глазах нечто такое, древнее, дикое, свирепое, что парализовало, заставило подчиниться. Тогда он схватил так обожаемые ранее волосы, сгреб в горсть, притянул вплотную, заставил делать то, что видел на страницах хранимого в самом потаенном месте журнала. Жестко и зло, думая только о себе и своем удовольствии.
  
   Строитель насиловал студентку до утра, а если та пыталась вырваться, также зло и жестоко избивал, покорял своей воле. Ненависть возродилась в его душе, расцвела, взросла и уже никогда не покидала сей приют.
  
   Под утро, отшвырнул тихо скулящую девицу, он подобрал раскиданную по полу одежду и вернулся к себе. Принял душ. Заварил и выпил крепчайший кофе. Быстро собрался, бросив не жа-лея купленное одеяние неверных, одел хранимое в шкафу родное, то в чем приехал и навсегда, по глубокому тогдашнему убеждению, покинул Париж.
  
   Он вернется в Город Любви вместе с восьмифунтовыми бомбами, рассчитанными на убий-ство как можно большего числа людей. Взорвет во имя Аллаха урны на бульварах, прямо среди толчеи бестолковых туристов, рванет вагоны поездов и станции метро - калеча трудовой люд, спешащий домой после нелегкого рабочего дня, загремит и полыхнет огнем возле музеев, в тихих аллеях - прибежищах влюбленных парочек. Строитель начнет безжалостно мстить Парижу.
  
   Диплом Строитель получил в Бейруте, с отличием, первым на курсе. Именно в этом городе Строитель встретил людей из разных стран, понимающих и разделяющих его ненависть к невер-ным. Главное, Учителей, разъясняющих и направляющих, проливающих свет благодати на ищу-щих истину. Укрепился в Вере.
  
   В неторопливых, обстоятельных беседах открывался строителю страшный заговор Запада против мира Ислама, мира единственно истинной Веры. Тут познал он всю глубину заговора, ох-ватившего не только Запад, но вовлекшего в свои ряды недостойных, усыпленных сладкими посу-лами, смягчивших свои сердца мулл и улемов. Сговор презренных евреев и нечестивых христиан, покоряющих мусульман, заставляющих отдавать за бесценок природные богатства. Чужеземцев, раскрадывающих исламскую нефть и газ. Но, что еще страшнее - принуждающих правоверных терять свое естество, природу, культуру, религию перед волной непотребности, порока, безнравст-венности, идущей с Запада. О, как он понимал эти слова.
  
   Когда произошла трагедия с отцом, именно Учителя объяснили ему, еще сомневающемуся, что отец, святой человек, истинный мусульманин, погиб от руки Запада, его техники, его людей. И месть в этом случае обязательна и священна. Строитель оплакал отца, похоронил с почестями и вернулся в Университет доучиваться.
  
   Постепенно Строителя вводили в дела тайной организации. Не сразу, только убедившись в верности делу. Шаг за шагом. Проверяли волю к борьбе. Раскрывали планы великого сражения за Всемирный Халифат. И появились среди друзей Строителя хитроумный Врач из Палестины, муд-рый Шейх из Каира, верный и надежный Ахмат из Пакистана, строгий воин Хатта из Иордании. Такие же, как и он, сам неистовые, обиженные, ущербные.
  
   - Наша задача, - объясняли Учителя, - не создавать новые центры и организации для борьбы с неверными за великую Идею, но объединить под зеленым знаменем Ислама всех уже сражаю-щихся. Так легче бороться. Ведь одному мусульманину ближе дело "Хамаса", и он вступит в его ряды, второму по нраву настойчивость и бесстрашие "Братьев мусульман", третьему - нравятся идеи "Фатх". Зачем же разделять борцов?
  
   Наоборот, нужно, пусть негласно, но объединить всех сражающихся в единую, базовую, ос-новную организацию - "Основу". Тогда вместо одного фронта, который мы способны открыть и поддерживать, получим - массу фронтов борьбы с неверными.
  
   Не давать им покоя, распылять их силы, разобщать усилия, - вот наша единая цель. Если в бо-ях побеждают евреи в Израиле, то пусть христиане в Европе не только не помогают им, но связы-вают руки, сковывают усилия, мешают их битве. А мы станем в это время изгонять христиан из пригородов Англии.
  
   - О, мудрый Учитель! Разве возможно подобное? Ведь неверные в Европе поддерживают борь-бу презренных иудеев, - Не выдержал Врач.
  
   - Ты, сын, прав, говоря о дне сегодняшнем, а я прав, думая - о дне завтрашнем. Да, сегодня ма-ленький Израиль в окружении бесчисленных мусульманских народов вызывает сочувствие и под-держку развращенных демократией европейцев. Они проливают горючие слезы о несчастных ев-реях, публикуют статьи в газетах в их поддержку, показывают репортажи по телевидению, прохо-дят маршами с произраильскими лозунгами и флажками.
  
   Но, поверь, пройдет время, мы постепенно скупим их газеты. Самые различные. От много-страничных изданий мегаполисов, до жалких листков захолустных техасских городков, приобре-тем теле и радио станции, спутники-ретрансляторы, агентства новостей, то есть все, что сможем купить за деньги. Изо дня в день станем демонстрировать кадры страдания бедных палестинцев под железной пятой вооруженного до зубов Израиля. Наречем прилюдно эту страну региональной сверхдержавой. Организуем страдания косоваров и боснийцев от рук негодяев сербов в Югосла-вии. Покажем фоторепортажи о несчастных афганцах в лагерях беженцев, гибнущих под бомбами русских солдат "Империи зла". Маленькие косовары, несчастные боснийцы, растрепанные пале-стинские женщины, все это споро вытеснит из сознания западных просвещенных демократов об-раз героически сражающегося против многомиллионных арабских войск израильского солдата.
  
   Европейцы быстро забудут, что арабские страны постоянно атаковали Израиль, что палестин-цы ненавидят, убивают и дальше будут с не меньшим рвением убивать и ненавидеть израильтян. Так проповедовал Иерусалимский муфтий еще во времена британского Мандата и так будет веч-но. Мы втолкуем им, что не косовары режут сербов, а не наоборот. Они не поверят в то, что никто не трогает боснийцев и они живут давно мирно бок о бок с христианами. Из памяти простаков ев-ропейцев сотрутся воспоминания о зверствах мусульманских дивизий Гитлера на Балканах. Доб-ренькие и жалостливые, они с восторгом заглотят изящно приготовленную и желанную для них наживку.
  
   Германия, первой вспомнит об унижении, испытанном от югославских партизан. Припомнит сербам, что именно тех месяцев которые Гитлер провозился на Балканах не хватило Вермахту для захвата Москвы и победного окончания русской компании.
  
   Англичане с французами, выкинут прочь из памяти сербских партизан Тито, соратников по борьбе. Все это померкнет перед хорошо срежессированными и спровоцированными нами ужаса-ми кровавых расправ. Придется для правдоподобности отправить к Аллаху некоторых, желательно не совсем правоверных мусульман, мулл-реформаторов, но я думаю, это нам простится, а пожерт-вованные ради большого святого дела найдут забвение и утешения в садах небесных. Или в аду. Аллах рассудит.
  
   В темной водице каждый найдет собственную выгоду. Поборники "прав человека" обретут ясные цели. Мы не поскупимся, подкинем им средства, чтобы лучше, громче, звонче, во всю силу прокуренных легких, орали грязные, вонючие интеллигентсвующие неверные, ослабляли с тыла сопротивление Запада. Правительства стран НАТО с удовольствием растеребят, расчленят комму-нистическую Югославию, сотрут ее с карты Европы. Припугнут заодно Советский Союз, проде-монстрируют его будущее.
  
   Придет час Малого Сатаны! О как будут счастливы наивные гуманисты, празднуя гибель "Империи Зла"! Пусть радуются. Мы им поможем. Станем содействовать изо всех сил, всегда помня, что в случае их победы, нам и никому другому, отойдут местности, населенные мусульма-нами. А это - Средняя Азия, Поволжье, Кавказ! Нефть! Газ! Тонны, сотни, тысячи тонн современ-ного оружия в арсеналах! Самолеты, танки, ракеты и, главное, атомные бомбы! Много атомных бомб! То, чего так не хватает сейчас для борьбы.
  
   Мы обеспечим странам демократии желанные победы. В последствии, они отольются пора-жениями. Только мы одни, в конечном счете, выиграем. Руками солдат неверных - вспорем мягкое балканское брюхо и стальной уральский щит континента, вонзим нож в его дряблые, мирные киш-ки. Запустим поток героина, опиума, гашиша с полей Афганистана, Ирана, Ирака, отравим, одур-маним.
  
   Что сможет противопоставить нашим самодельным бомбам прекрасная Франция с ее много-миллионным мусульманским населением, ежеминутно помнящем о своей второсортности? Ниче-го! Пусть один из тысячи станет мюридом, один из десяти мюридов - шахидом! Тысяча бомб взо-рвет тишину и правительство, гласно или тайно, пойдет на сделку с нами.
  
   Миллионы иммигрантов двинувшись через океан. Вопя и стеная, орошая чиновников слеза-ми, оглушая мольбами о помощи и милосердии, они осядут в стране Большого Сатаны. Постепен-но легализуются, скупят на заработанные тяжким трудом деньги лавчонки, магазинчики, бензоко-лонки, лавки продажи лотерейных билетов. То, без чего нет повседневной жизни. Станут привыч-ными, словно утренняя газета на крыльце. Это - потенциальные избиратели. Они будут голосовать за демократов с их системами помощи неимущим, дотаций многодетным, протекции меньшинст-вам. С ними придется считаться, дорожить их голосами. В результате политиканы начнут потвор-ствовать нашим людям. Оседая в районах проживания компактными группами, единоверцы нач-нут вытеснять неверных, те побегут, оставляя свои дома, церкви, синагоги. Мы превратим все их храмы в мечети, а если нам окажут сопротивление - одержим победу обратясь в их же суды, вос-пользовавшись их же демократией.
  
   - Большинство мусульман так и останутся в неведении истинных целей Джихада, но ими нач-нут руководить самые верные, самые опытные, самые лучшие из людей нашего Движения. Имен-но им мы предпишем вытеснять из мечетей вялых, реформировавшихся, предавшихся Пророка мулл. Новые имамы примутся проповедовать наши идеи, идеи чистого Ислама, идеи Шариата. Мы заставим безропотные массы платить деньги и содержать на них борющихся с оружием в руках братьев. Придет время и мы примем лучших из них в ряды "Основы". Пусть тысячи, пусть даже только сотни из миллионов. Остальные окажутся лишь марионетками в опытных руках, но и здесь всегда можно набрать обиженных, оскорбленных и превратить в фанатичных, истовых шахидов-мучеников. Таким - важен процесс борьбы, но не цель.
  
   Кроме того, мы пойдем в резервации, тюрьмы, гетто, к самым униженным, оскорбленным, непонятым. К самым бедным, самым беспокойным и способным на все изгоям западного общест-ва. И вы увидите, что войдут люди в веру Аллаха толпами, прося Господа о прощении. Он - обра-щающий. Они сравнят Книгу со своим жизненным опытом и найдут искомое. Ведь сказал Пророк - каждый рождается мусульманином и только потом предает Господа, приходя в чуждую веру.
  
   Так мы пройдем по всем странам и забудут люди истоки и корни, как забыли, что Аль-Акса в Иерусалиме построен там где раньше стоял Храм иудеев, что Стамбул назывался раньше Кон-стантинополь, а на храме Святой Софии вместо полумесяцев горели золотые православные кре-сты.
  
   Уже скоро, очень скоро час нашего торжества, час первой битвы. Не удивляйтесь ничему, будьте мудры и немногословны. Даже если на первом этапе мы пойдем плечо к плечу с Большим Сатаной против Малого Сатаны. Смиритесь и не показывайте врагу знания истины. Будьте им вер-ными слугами до поры, затаите свои чувства, скройте желание отмщения. Готовьтесь.
  
   Однажды после беседы Учителя попросили задержаться Строителя. Одного из всех вновь по-священных. Посадили словно равного, в свой круг, на бесценный персидский ковер, предложили зеленый чай, сладости. Смотрели как ел, как держался в круге старших. Он держался почтительно, вел себя с достоинством. Видимо это понравилось старикам. Но ничего конкретного тогда не ска-зали.
  
   Вскоре началось вторжение неверных в Афганистан и Строитель, одним из первых, испро-сил благословение на борьбу с неверными, осквернившими святую, вечную землю мусульман. Его отпустили с напутствиями удачи и победы в Джихаде.
  
   С автоматом Калашникова в руках, с мешком патронов и гранат за плечами, он прошел путь воина Аллаха. Смелость и отвага, ум и знания, обладание солидным капиталом принесли Строите-лю признание и известность, поставили в ряды авторитетных полевых командиров. После ране-ния, едва окрепнувшего Строителя вызвали на встречу в Пешавар и поручили строить тайные ук-репленные базы в глухих ущельях. Причем речь шла о долговременных, отлично оборудованных базах и тренировочных лагерях, способных выдержать бомбежки авиации и осаду регулярных войск.
  
   Строитель оказался умелым производителем работ, талантливым инженером-конструктором и архитектором. Тора-Бора, "Черная Вдова" и являлась одним из его творений. ...
  
   Машины, не снижая скорости, проехали под бетонные своды рукотворной пещеры, вкатили в подземный гараж, где уже стояли автомобили нескольких других доверенных лиц "Основы" при-бывших на совещание. Из одного бокса торчало даже дуло трофейного танка Т-55. Когда строили, денег и усилий не жалели, подземная крепость могла укрывать сотни бойцов, склады вооружения и продовольствия, запасы горючего и воды, танки, бронемашины, артиллерийские и зенитные сис-темы, даже ракетные комплексы.
  
   Прознав каким-то чудом о базах, русские попытались уничтожить их с воздуха, подняв в воз-дух одновременно несколько сотен самолетов, от фронтовых бомбардировщиков, до гигантов стратегической авиации, оснащенных тонными бомбами.
  
   Пыль от взрывов затмила небо настолько, что ослепли приборы наведения бомбовых прице-лов, но разрушения оказались самыми минимальными, а внутренние помещения подземных кре-постей вообще нисколько не пострадали. Строитель свое дело знал, строил на совесть, как и по-койный отец. Использовал новейшую технику, переброшенную в Афганистан из Пакистана. После завершения работ всех ненадежных, тех что могли, пусть даже чисто гипотетически, передать све-дения врагам, безжалостно умертвили руками оставленных в живых. С одной стороны крепко по-вязали кровью, с другой - преподнесли наглядный урок послушания. Строитель не зря слыл почи-тателем господина Гитлера.
  
  
  
  
  
  
  Глава 7.
  
  Желтая таблеточка на ночь.
  
  
   - Старость, ох старость ... Подступила проклятая незаметно, взяла в оборот постепенно, за ней вот немощь пришла. Себя не обманешь, незачем ... Пора на покой, пора. Еще один праздник позади, словно бакен на реке. Уплыл назад, нет его, исчез ...
  
   Старик сидел в кресле, смотрел в экран телевизора, но думал о своем, стариковском.
  
   - Очередной парад, трибуна... все как обычно, по выверенному ритуалу ... Холодно, стыло, пакостно... Ели выстоял... Опять подвела рука, не смог отдать честь войскам... Обидно ...
  
   Помассировал предплечье, кисть. - Да, подводит рука, а ведь раньше...
  
   - Хорошо, товарищи поняли, ... не скомкали прохождение, но поторопили, ... пошевелили на-род. Ускорили... - Вспомнил торопящихся, чуть не бегущих мимо трибуны колонн празднично одетых людей с транспарантами, плакатами, портретами, детьми на плечах ...
  
   - Так и околеть недолго. ... Не та кровь уже, не греет. ... Пора на покой. ... Горло побаливает, ... глотать тяжело ... Может действительно попросить Медведева вызвать врача в Барвиху? Доду-мались, умники, убрать медицинский пост под шумок, за одно с медсестричкой. Ах, жаль, как жаль - последняя любовь ... Другой не будет ...
  
   Вздохнул печально ... На звук повернулся к нему, оторвался от экрана начальник охраны. Давно уже проводили вечера вместе, по-семейному ... Чаи гоняли, телевизор смотрели ... Глянул вопросительно ... Старик только рукой махнул, смотри, мол, дальше ...
  
   - Ну и черт с ним. Старость не излечишь ... Пойду ложиться, утро вечера мудренее ...
  
   Старый Генеральный Секретарь с трудом поднял из кресла некогда статное, крепкое, а те-перь одряхлевшее, потяжелевшее, уже не так охотно и верно служащее тело. Пожелал жене и ох-раннику, спокойной ночи, медленно, грузно подминая плоскими ступнями плахи ступеней лест-ницы, двинулся к себе в спальню.
  
   Недальний путь наверх давался тяжело. Снизу, из холла доносились профессионально опти-мистичные голоса телевизионных ведущих, мелькали голубые и розовые отблики происходящего на экране. Обычно Генсек внимательно просматривал программу новостей от заставки до прогно-за погоды, но сегодня недужилось и смотреть телевизор не оставалось ни сил, ни желания.
  
   Ступенька ... Еще ступенька ... Давит набрякшую шею. Словно не мягкий ворот байковой пи-жамы, а тугой, шитый золотыми листьями воротник парадного, построенного специально к Пара-ду Победы, генеральского мундира. Пижамная куртка тянет тяжким весом портупеи с приторо-ченной саблей. Да, прошло то время когда мог, время когда желал ...
  
   - Маршальский мундир соорудили! Хорош, хорош мундирчик, а кому достанется? ... Внуку? Музею? ... Запомнят ли? Отблагодарят? ... - Родилась, вползла словно муха в дерьмо зловредная, опасная мысль ... - Эх, пусть уж похоронят в нем ... По-людски.
  
   Остановился ... Подумал ... Покачал головой ... Не догадаются, стары соратники. ... Надо под-сказать товарищам, напомнить. Записать даже ...
  
   - Может провести на Политбюро идею, ... да махнуть в Мавзолей? К Владимиру Ильичу. - Подумал Генсек, - Нет, не надо ... Выкинут ... Случалось уже такое ... Кто за мной стоит, в заты-лок дышит? Хорошо бы Костя ... Тяну его, тяну, а получится ли? Кто знает ... Юра молчит, но сил у него много, владеет информацией, скрытой от всех, даже от ЦК ... Оттеснит он, пожалуй, Костю, а жалко ... Обидно ... Костя свой человек, надежный, с Молдавии друг сердечный ... Этот не оби-дит вдову, прикроет от напастей детей и внуков.
  
   Или все-таки Юра? ... Честен ... Но ... подвел меня, подвел ... Стоп, в чем это меня подвел Юра? - Подумал и не смог вспомнить.
  
   Еще шаг ... Стал, оперся о полированный, теплого янтарного колера деревянный поручень перил, передохнул ... перевел дыхание ...
  
   - Устал ... Отработал свое ... Всю жизнь при деле ... землемером, рабочим, потом партийные комитеты ... война. Политика ... Внутренняя ... Внешняя ... Казалось моментами, никогда с этой чертовой внешней политикой не разберусь толком.
  
   - С теорией вообще дело шло плоховато, что знаю - все из лекций в техникуме да институте ... Ну, какой из меня теоретик? Надо признать - никакой ... тяжело дается даже художественная лите-ратура, устаю, все так сложно, наворочено. ... То ли дело журналы - "Крокодил", "Огонек"... Ино-гда приятно прилечь со "Знанием-Силой", популярным, хорошим таким журнальчиком. Там все просто, понятно, доходчиво ... в сон тянет.
  
   Иосиф Виссарионович, тот да, теоретик был. Все читал, за всем происходящим в литературе приглядывал, указывал ... Мне, вот, больше кино нравится. Прав оказался Владимир Ильич, кино - главнее. Взять, к примеру, мультфильмы. Очень доступное и интересное зрелище. Веселые, ко-ротенькие ... Это и есть радость людская - светло, ясно, доступно. Хорошо и детям и взрослым.
  
   Отдохнул, взбодрился, вспоминая последний просмотр с внуками привезенных на дачу филь-мов ...
  
   - Может не проситься в отставку? Или повременить? Согласиться с мнением товарищей? В конце концов, за весом слежу, работаю помаленьку, не переутомляясь. Пару-тройку часов в каби-нете посидеть не проблема ... С корреспондентами, правда, тяжело общаться. Интервью там всякие давать ... Впрочем, проблема решаема. Они в письменном виде вопросы, им в письменном виде ответы. Тут можно и совсем без меня обойтись.
  
   Зато трудовые коллективы меня любят. Любят! ... Тут Юра не обманывает ... Необходимо обязательно поздравлять коллективы трудящихся с достигнутыми успехами, юбилеями ... Ордена вручать ... Мне всегда приятно награждать ... По себе знаю, очень приятно когда награждают. Ме-ня любят награждать ... Может ... несколько переусердствовали товарищи? Ладно, пусть уж ... не мне им мешать.
  
   По большому счету, я вообще никому не мешал. Резвитесь, не жалко. Только меру знайте ... Все помощники - Лауреаты Государственных, Ленинских премий. Орденоносцы. ... Себя не оби-жают. ... Правда, обнаглели, стали приписывать собственные имена в конце списочка. Тихонечко, черк-черк, - и готово ... Боголюбов, шельма, нахапал не по чину, нагло - Госпремию, Ленинскую, Гертруду. Пришлось наказать, хотя наказывать я не люблю. Все люди - все человеки.
  
   Я человек добрый, даже мягкий, но конечно, если надо, то так дам. Потом три дня хожу сам не свой, совсем больной - переживаю. Не люблю я этого, но приходится ...
  
   Нет, нет, все справедливо, подельников, по отстранению Никиты ведь не убил? Не замучил? Даже не посадил ... Хотя запросто мог ... Зачем мне свидетели? К чему соперники? Размечтались о коллективном руководстве ... Ладно, пусть живут. Сплавил одних на пенсию, других подальше от Москвы, на второстепенные должности. Партии нужен Вождь, Голова! ... Как Ленин, как Сталин. А главное - один.
  
   Старческая мысль по неведомой прихоти микротоков в заскорузлых нейронах запнулась о знакомое имя.
  
   - Да, да ... В театре недавно Владимир Ильич хорошо играл, к сожалению, я так до конца и не понял, что же это он хотел сказать ... Мне и не объяснил потом никто толком. Жаль ... Наверняка, нечто важное ...
  
   Мысли старика изрядно путались, перескакивали с одного события на другое ... Память вы-носила на поверхность сознания давние и близкие происшествия, знакомые лица, обрывки отзву-чавшего, отбушевавшего времени.
  
   - Стал Генсеком ... Слишком умные соратнички уговаривали меня копаться в томах первоис-точников, мозги сушить, находить подходящие по случаю цитатки, разрешать противоречия. ... Теорию развивать ... Меня от теории в сон клонит. ... Поняли ... Отстали. ... Пусть сами докапы-ваются, души бумажные, коли охота есть.
  
   Чего голову морочить, колеса изобретать? Вопрос до ЦК дошел? Дошел! Значит, прорабо-тан, обсужден на всех уровнях. После всего думать - только мозги сушить. Здесь другое требуется - политическую значимость верно оценить. Понять! Учуять! ... Полезен документ? Вреден? Выго-ден - подписать. Нет - в корзину. Детали там, сроки, обоснования ... не мое это дело. От бумаг го-лова кругом идет и в носу першит.
  
   Вообще-то, последнее время положение ухудшается ... Чувствую ... Врать стали много больше. Законы, постановления, директивы не исполняются. Никому ничего уже не надо ... Подо-рожали продукты, а денег у людей не хватает.
  
   Хочется, конечно, народу жизнь облегчить. Цены немного снизить, новые квартиры по-строить, производство наладить, льготы фронтовикам дать. А дела не идут ... С квартирами туго, полки магазинные выбором не блещут. Все иногородние в Москву за продуктами и тряпками прут. Ну, каким образом накормить всех? Одеть? Обуть? Не хватает на всех в стране ... Приходится одним давать, другим - обещать.
  
   А может все не так уж и плохо? Люди у нас не привередливые, жизнью выученные, где ук-радут, где выменяют. Что же мне их плеткой гнать, словно при Сталине? По лагерям сажать? Же-лезную дисциплину наводить?
  
   С другой стороны взглянуть - товарищи с мест рапортуют о выполнении и перевыполнении обязательств. Как же им не поверить? ... Верю ... Приходится доверять ... Отчеты по всей форме оформлены. Как положено, представлены. В социализме ведь главное, что? Учет и отчет. А с этим все в порядке.
  
   Есть еще Армия, Флот, Тут уж приходиться думать, выкручиваться, тянуть жилы из послед-них сил, не отставать ... По крайней мере, делать вид что не отстаем ... Эх, жизнь ... Стар я стал, нет уже сил, пусть само идет как идет...
  
   Старик всегда любил Армию, уважал Флот. Не любил "умников", всех тех, кто превосходи-ли его самого знаниями, умением работать. Наверх таких не допускал, на низовой работе придер-живал, ... Жучил, но не "до смерти", так ... помаленьку ... Как Худенко, например.
  
   - Вот над лозунгами нашими, советскими, всякие интеллигенты посмеиваются на кухоньках своих ... Думают не знаю ... Знаю, знаю. Юра сообщает между делом, словно о делах второсте-пенных, вскользь. Потешаются - " Экономика должна быть экономной!", "Решающий год", "Оп-ределяющий год", "Завершающий год". Над чем смеяться? Никак не пойму ... Их же братцев по перу работа, придворных мудил - писак творчество. Мое дело такое, предложили - соглашаюсь. Не самому же выдумывать! Для того писчую свору и держим. - Писчую свору старик тоже не очень любил, но терпел ... Мемуары они ему изготовляли.
  
   Платим, прикармливаем, а толку? То страницы перепутают, то три экземпляра доклада всу-нут, а мне старику читай. Разве сообразишь, что читано уже, что - нет? Все ведь, похоже, одинако-во нудно. Самому противно, а читаешь. Приходится.
  
   Анекдоты про меня сочиняют ... Пускай творят ... Значит любят ... Про Сталина только один Радек пробовал сочинить ... Плохо закончил. А я люблю анекдоты про себя слушать ... Они не злобные ... Спасибо, Юра подбрасывает, не дает старику скучать.
  
   Генсек приостановился. Анекдоты он уважал ... Еще бы, устное народное творчество! ... Считал, из истории вымарать может и смогут, а из анекдотов - шиш. Анекдот цензуре не подвла-стен.
  
   - Про Ганди анекдот хорош. Мол, встречаю я Ганди, а на бумажечке помощничек неудалый "Тетчер" написал ... Я - что, написали - прочел. Выходит идиот не я, а писавший ту бумажечку ... Я то старенький ... Дедушка ... С меня какой уже спрос? Нет, анекдот не запретишь - устное твор-чество. Генсек в анекдотах - не злой тиран, а просто добрый, склеротичный старикашка, ну и Бог с ним ... Пусть народ смеется, пар выпускает. Смеющиеся люди не опасны.
  
   Хорош еще анекдот про то как мне зад зализали! Ах, как Юра смеялся! Ну, писатели! Талант-ливы! Знаю, знаю... Глазенки шаловливые, каверзные. То млеют от радости, что к ручке допуще-ны. Клянутся, хорошо поставленными актерскими голосами, слюнявят микрофон, восхваляют, потеют от счастья. Домой прибегут, парадный пиджаченко снимут, рассованные по карманам пи-рожки да бутербродики со столов барских слямзенные, гостям выставят и давай по кухонькам ехидничать, под водочку дешевую меня же грязью поливать.
  
   Помощнички преданные-верные мотаются, скачут, мельтешат, а докладец написать по- че-ловечески просто, доходчиво, чтоб людям понятно - этого нет, накось-выкусь. Жалко мне народ. Им горемыкам читать, конспектировать, в диссертации вставлять, ссылочки делать. А что я могу? Ничего!
  
   Может это только, я, старый дурак, ничего не понимаю из бумажной жвачки? Нет, все так. Но читают, жуют ... вот и я тоже ... Когда уж совсем надоедает, вставлю для смеха какие никакие "сиськи-масиськи", глядишь в зале глазенки сверкнут, оживятся, веки слипающиеся раскроют. Многие всерьез принимают ... Эх, люди!
  
   Но, что ни говори, я - великий практик. Мне проще не доклад, самого человека прочесть. По-говорю, найду общий язык, глядишь - душу и раскроет. Остается только слушать внимательно, впитывать, запоминать. Тут тебе все разжуют, объяснят. Глядишь идейка какая-никая или мыс-лишка интересная проскочит серенькой мышкой.
  
   На повороте лестницы висел парадный портрет. Генсек не удержался, полюбовался собствен-ным изображением. Мысленно похвалил, - Налбадян молодец. Хороший художник. Реалист. Пра-вильно изображает. - Постоял. Пошел дальше.
  
   - Самое главное, что понял за годы партийной борьбы - иметь личное обаяние. Это есть важ-нейший политический фактор! Постоянный. Цитатки - их всегда тебе найдут, на любой случай жизни. Пишут мои "Золотые перья" заумно. Прочитаю и ... напрочь забыл. Важно что у враже-ских аналитиков головки болят, пусть покопаются, в поисках ключевых слов, потаенного смысла, а мне - скучно и безразлично.
  
   Припомнил всегдашнее, заученное накрепко, самое главное ....
  
   - Главное страна живет уже который год в мире и спокойствии.
  
   Тут его кольнуло. Вспомнил, Господи, - Афганистан! Вот она, проблема!
  
   - Ох, как подвел меня Юра, как подвел. - Генсек постоял, отдышался.
  
   Раньше и не замечал ступенек, а теперь ... Помню в казармах танкового полка, в далекой забайкальской Песчанке. Вот там летал, так летал! Гимнастерка словно влитая сидела, без мор-щинки. Бриджи наглаженные, диагоналевые. Сапоги хромовые, начищенные. Шлем танковый! Треугольнички в черных бархатных петлицах рядом с золотыми танками. На рукаве красная звез-да. Звание "помощник политрука". Это тебе не шутка по тем временам. ... Теперь большие звезды - Маршал я. А поменял бы! Ей богу поменял, на те зубодробительные морозы, марши под бархат-ным звездным небом, рассветы с нежными переливами красок. Но ... не дано. Даже мне не дано.
  
   А может и не стоит? Страшно было жить под Хозяином, по лезвию ходил, пока приметил меня, "красивым молдаванином" назвал, ... приблизил. Только не надолго. Помер, кончился, Хозя-ин, а Хрущ тот раз и обратно, словно куренка какого, с насеста да в грязь... Ну, пусть не совсем в грязь, но пришлось вновь начинать, карабкаться, показывать на что способен. Не подал виду то-гда, что обиделся смертельно. Но запомнил накрепко, а там и случай подвернулся. Тут уж своего не упустил, это да.
  
   Главное, не раскис, не сдался. Ветер перемен уловил ... Вот он я, Микита Сергеевич, весь как есть перед Вами! Молодой, красивый, простой и демократичный. ... На Флот изволите напра-вить? Есть! Отчеканил и пошел служить на Флот. Целину поднимать? Есть такое дело! На Целину, так на Целину! С полнейшем вам радостью. ... В Президенты Союза? Да хоть сейчас!
  
   Постепенно пошло дело. Целина помогла. Потом ракетно-космические дела курировал с подачи Никиты, а это не шутки... Но вперед не лез. Место свое знал. А связи налаживал. Людей нужных узнавал, особенно в Армии, Флоте, оборонке. Вскоре пригодилось. Свой для вояк стал! Свой - это всегда ценится.
  
   Перед спальней висело на стене большое, оправленное в тяжелую дубовую раму зеркало с привинченной сбоку маленькой медной инвентарной бирочкой. Сначала в тщательно протертой поверхности отразилась голова с густыми, не тронутыми сединой, не нуждающимися в подкраске волосами, знаменитые брови, оплывающее складками к шее лицо ... Посмотрел на себя вновь, от-вернулся недовольно. Смотрела на него Старость ...
  
   Неуклюже опираясь рукой, покрытой старческими пигментными пятнами, на массивные по-ручни, человек поднимался по лестнице. Возрастал в зеркале, заполонял собой пространство, словно раму очередного парадного портрета, писанного неумолимым реалистом.
  
   Повернув мягко подавшуюся ручку старинной бронзы, старик открыл дверь. Ночник тепло светил приглушенным светом на прикроватной тумбочке. Согретое одеяло уютно отвернуто уг-лом. Теплые, обшитые мехом тапочки ждали на ковре. Горничная все приготовила и мгновенно исчезла бестелесной тенью, не мешая хозяину дачи, не нарушая его государственный покой.
  
   Рядом со стаканом минеральной воды, между очечником и лампой, лежали привычные жел-тые таблетки, без которых уснуть становилось вовсе невозможно. Периодически врачи пытались ограничить пристрастие старика к снотворному, но всегда находились доброхоты то из одного, то из другого враждующих лагерей партийной верхушки, делились. Все начиналось заново. Сегодня таблетки оказались на месте и это обрадовало. Дни, заполненные торжествами, парадом, поездкой на охоту дались Генсеку очень тяжело.
  
   - Хорошо! Наверное, Костя таблетками поделился. - Еще раз умилился старик. - Да и совет запивать зубровочкой оказался весьма кстати. Сам Чазов подтвердил, - Можно. Даже полезно! Но, конечно, не злоупотреблять. А я просто употребляю.
  
   Проглотил, запил водой, лег. Прикосновение шелковистой простыни неожиданно ассоцииро-валось с нежной кожей, розовой округлостью бедра, слегка оттопыренной попкой, белыми холми-ками грудей. С сахарными, всегда чуть влажными зубками его последней, самой острой и желан-ной привязанности. Медсестричка, безжалостно оторванная, вычеркнутая из жизни людьми все-сильного Юры. О, как умелы были полные припухшие губки, как невыносимо сладок остренький язычок, нежны мягонькие пальчики ... Много ли старику надо для счастья? Так нет, последнего лишили.
  
   - В молодости любил это дело. Многих, очень многих успел за долгую жизнь полюбить. Хорош я тогда был, силен. Девахи ко мне по охотке липли! Ох, помню, полетал-поездил с разными секре-тарочками, стюардесочками, поварихами, официанточками. Никого не принуждал. Зачем? Сам нравился, а раз понравился - то и дело сладится! Чего не ладится? Тут мудрствовать особо не надо.
  
   Расставался, впрочем, как и сходился, - легко ... Но не забывал совсем, чего нет - того нет. Так просто не выпихивал. Благодарил. Одних - теплым местечком, других - работенкой непыль-ной, третьих - квартиркой. Довольны оставались все.
  
   Женщины любили старика искренне, и он всех любил. Правда, по очереди. Бывало оторвет-ся от сопровождающих охранников, поднимет воротничок пальто, шляпу поглубже надвинет и к милашке вечерком, пешком, по улице, "как весь наш советьский народ"! А люди думают, он жизнь не знал. То, что нужно, очень даже знал.
  
   Генеральный Секретарь прислушался к неведомым ощущениям, родившимся в глубине тела ... Вроде ничего не болело, не кололо, не тянуло, но нечто странное, непривычное происходило внутри. Кружилась голова. Вспыхивали красочно в угасающем сознании картины прошедшей жизни.
  
   Прошлое перемешивалось, перепутывалось с настоящим. Вновь плыл молодой полковник под беспощадным огнем немцев, сквозь водяные столбы снарядных и минометных разрывов на катере к Малой Земле. Виделась она тогда самой в мире большой и желанной, но невероятно да-лекой. Бога молил о спасении. Страшно было до жути, до коликов, но сдерживал страх внутри, не давал выйти наружу. Радовался, когда удавалось пересилить слабость. Это придало силы и рожда-ло уверенность в благополучном завершении переправы. Именно там хлебнул военного горя вме-сте с горькой черноморской водицей. Чуть не утонул, выброшенный за борт взрывом. Хорошо мо-рячок, так и оставшийся безвестным, подоспел, вытащил на борт, водки влил в сведенный судоро-гой рот.
  
   Не раз пересекались дороги Генсека с Флотом. Одно время флотским политотделом в Нар-комате командовал. Вспомнил то времечко ...
  
   - Красивая форма флотская. Шла мне очень, ну просто отлично в ней смотрелся. И кителек построил у сведущего человека, мастера своего дела, еврея старенького. Теперь таких уже и не найдешь. Как строчку гнал! Как проймы вшивал! А, рукав! ... Мечта! Другой еврей-портной флот-скую фуражечку с крабом сотворил. Знатная оказалась фуражка. А как браво сидела. ... Да, при-ятно вспомнить, а тогда волновался, переживал. Как же - из Секретарей сталинского ЦК, да в за-местители Главпура! ... Подсадил меня Никита Сергеевич! Ну да на всякую хитрую задницу у нас тогда в штанах свое добро имелось. Взял я верх, но не уморил старика, отправил благородно на пенсию ...
  
   С другой стороны посмотреть - спас меня тогда лысый черт, протянул руку, возвратил в за-ветный круг. Вытянул во власть, словно тот морячок из холодного мерзкого моря на палубу мото-бота. Но не жалею, что потом бросил Микиту, подставил, сел на его место. Нет, нисколько. Все равно его бы скинули, и если не я - то другой стал Генеральным, получил власть. Ох, сладка она - Власть! Сладка словно горький яд, а не отпускает, не бросишь ее. Обволакивает словно коконом, путает по рукам и ногам ... забирает силу, сушит мозги ... Жалко делить ее, упускать хоть на миг ... Не жалею ни о чем.
  
   Чего же мне жалеть? Именно при мне стал СССР великой морской державой. Никитка, ду-рак, на металлолом порезал боевые корабли. Сталин по копеечке медной собирал, страну обирая, строил, создавал океанский флот. А лысый дурак на иголки пустил. Сколько денег загубил, куку-рузник. Моряки смотрели - плакали, слез не стыдились. Враз Флот из океанского в прибрежный превратил. Думал так подешевле. Мечтал катерами ракетными, да подводными лодками обойтись. Американцы в кубинский кризис и показали "Кузькину мать" катерам в океане. Кадровых, бое-вых, просоленных походами офицеров повыгонял, разорил Флот Микитка. Пришлось заново соз-давать. И кому? Мне, Ильичу!
  
   Вот и на Параде красиво, браво шагали морячки по брусчатке. Сильные, здоровые, молодые ребята. Крепкие шеи от мороза бордовые над синими воротниками. Курсанты училищ! Для них и готовим Флоты. Триста тяжелых кораблей в Мировом Океане! Это не шутка. Воплотили в жизнь мечту Хозяина. По копеечке, но соорудили Океанский Флот.
  
   Всплеснуло в сознании, выплыло уловленное из последних докладов.
  
   - Ох, ведь последнее время и с Флотом неприятности начались. Мало того, что затонула при столкновения в с американской в Тихом океане ракетная подводная лодка, так они ее еще и под-нять умудрились, с вооружением и телами. Еле-еле Юре удалось не пустить постыдную эту ин-формацию в страну, не смутить народ. Правда, после того и мы их эсминцу нос на бок своротили. Искупали американов этих. Порезвились, словом. Слава Богу, опомнились вовремя, договорились миром предотвращать такие глупости на море. Это хорошо.
  
   Нет! Не все хорошо. У Медвежьего острова авария с новейшей атомной подводной лодкой. С красавицей, истребителем лодок типа "Альфа". Жалко конечно, люди погибли. Краснофлотцы, командиры. И лодку жалко. Лодка атомная, новая. Вояки хвастались ... вот и дохвастались. И по-чему вдруг погибла? Авария? Диверсия? Простое разгильдяйство наше природное, исконное? Это уже дело Юры разбираться. По его ведомству ... Доложит.
  
   Хорошо еще, что Запад не прознал. Ох, проныры-проныры, во все дыры лезут, суют нос, подглядывают, подслушивают. Юра намекал совсем недавно, мол, много развелось в стране шпионов ... Развел - пускай ловит. Это его работа. ... Отловить необходимо, тут вопросов не воз-никает. Незачем партнерам по переговорам все наши кухонные новости знать. А то, что же полу-чается - перднуть не успеешь в своем Завидово, а уже глядишь БиБиСи и прочие Голоса извещают о расстройстве желудка советского Лидера, да насколько старик штаны замарал. Слава Богу, обошлось, не пронюхали. Пусть считают нас по прежнему грозными, непотопляемыми. Пусть по-баиваются ...
  
   Боятся - значит уважают. Страшатся, следовательно, не нападут. Наоборот, пойдут на уступ-ки, деться им некуда ... Переговоры - договоры ... Полезно и приятно. Хотя уже тяжеловато. По-моложе был, в Америку слетал. Крепко мы там выпили с товарищами, да и американцам показа-ли, наш, русский характер. Перепить нас оказалась у америкосов кишка тонка
  
   Генсек давно понял - с американцами сориться смысла нет. Нет и особого на то желания. Сталин тот еще мог такую роскошь позволить, а уже Никита - нет. Только стучал и ругался, но сам-то перед Западом млел. Прямо до пота на лысине. Все самое любимое оттуда вынес - панель-ное строительство, универсамы, кукурузу. Вот уж так хотелось ему подружиться, снизить проти-востояние, жить в мире-дружбе. Не вышло, обмишурился. А ведь искренне уважал Эйзенхауэра - боевого генерала. Обиделся когда Айк взял и подосрал прямо накануне встречи в верхах. Пауэрса на У-2 подпустил за ракетами в Капустином Яру подглядывать. Ну, того и сшибли под светлый интернациональный праздник Первого Мая. Переговоры накрылись ночным горшком ...
  
   До сих пор ходят слухи, что и Никиту и Айка подставили их собственные спецслужбы. Мно-гие, очень многие не желали в те времена сближения двух стран. Старик расспрашивал Юру, но тот мялся, говорил ничего, мол, не доказано.
  
   В мозгу высветилось очередное ключевое слово ...
  
   - Вот! Американцы хорошо живут, богато. Им атомная война абсолютно ни к чему. Разве кто нападет. Мы много хуже живем. Беднее. Понятно почему. Тут войны, революции, опять войны ... Но все же обидно. Ведь всего навалом в стране. Леса, нефти, газа, руды ... Почему не умеем куль-турно, чисто жить? Может народ такой ленивый, вороватый, необязательный, пьяненький?
  
   Пьют, конечно, много, тащат все, что под руку попадется... Меры ни в чем не знают... Все идет в ход под пьяную лавочку ... Может сократить производство водки? ... Сократишь! Еще гля-дишь наращивать объемы производства придется. Основная статья дохода. Живые деньги ... Всем нужны, все руки тянут. Только и слышу - "Дай! Дай!"
  
   Первыми, как всегда, доблестные воины. Не даю - пугать начинают. Страшилки подбрасы-вают, мол, вокруг одни враги, сжить нас со света хотят, только спят и видят. Пугаюсь и даю. Пусть новыми игрушками тешатся.
  
   Получается, американцы вроде как вероятный противник, основной враг. А я им завидую. Врага положено ненавидеть, а не получается. За что их ненавидеть? За капитализм? Ерунда! За чуждую идеологию? Старо и глупо. Мы живем. Они живут. Одна Земля, что делить? Торговлишку наладить бы ... Сосуществовать научиться ... К этому стремился, к мирному решению вопросов ... Жизнь такая короткая, пролетела и нет ее, что останется в памяти? Главное - выдержал. Прожили без войны, без нервотрепок, встрясок ... Вот и вся моя политика.
  
   Впрочем, случалось. Приходилось подпускать идеологического тумана. Куда в политике без этого? ... Для меня политика, что карты с тертыми партнерами. Тут важно свои козыря не засве-тить, чужие разгадать, пыль в глаза пустить да на понт взять. Пусть соперник ломает головенку, что у меня в прикупе ... или в рукаве. Может и ничего. А вдруг там сидит туз козырный?
  
   К примеру, Ким, Корейский лидер. Как политик - он гавно. Мелок, хоть и под Сталина ко-сит. Но куда ему! Назначил Киму встречу на крейсере в Тихом Океане. О чем с ним говорить? Не о чем! Но шуму, шуму сколько. Помнят еще люди, где основные решения Черчилль с Рузвельтом принимали! На палубах боевых крейсеров! Вот она, политика!
  
   Полез Китай на Вьетнам. Это же надо до такого додуматься! Осадили мы стервецов. Не дали в обиду братский народ. А главное, тихо, умно, без единого выстрела! Шум пустили по диплома-тическим каналам о призыве запасников, через разведку слушок закинули про выдвижение войск из центральных военных округов к границе. Своему населению идейку подкинули о приеме заяв-лений от добровольцев. Наивные дурачки в военкоматы потянулись. И ведь купились косоглазые! Ждать не стали. Поджали хвост и уползли, не солоно хлебавши. Ну, Маршал я после этого или нет? Жуков, Григорий Константиныч все больше кровушкой, кровушкой солдатской. А я, без еди-ного выстрела обошелся.
  
   Это и есть практическая политика. Остальное - вонище и сопли. Ульбрихт, Мао, Арафат, Фидель - хорошие партийные товарищи, но только и знают подталкивать к опасным глупостям. Подавай одним жесткость с Америкой, другим - давление на Германию, третьим - вообще иди войной на Израиль ... Пошли они все ... Устал.
  
   В полумрак комнаты вошли неслышно, стали у изголовья кровати некие тени, смутные, зыб-кие. Старик старательно смежил пергаментные, истонченные годами веки. Отгородился. Попробо-вал натянуть одеяло, легкое пуховое ... Оказалось только веки еще его и слушались. Тело холоде-ло, не грело одеяло. С закрытыми глазами лежал, но понял - соратники пришли. Мертвые и живые. Зачем? Не вызывал ... Может, ... прощаться?
  
   Ближе всех стоял Костя - верный старинный друг с молдавских времен. Все секреты у него в папочках, по полочкам в сейфах разложены, надежно упрятаны до поры до времени ... Помощник. ... Одну бумагу на подпись подаст, другую, неприятную, задвинет, в архив уберет, не расстроит, не испортит настроение Генеральному. Нужное дело устроит, протолкнет, второстепенное - отложит до лучших времен. Понятлив Костя. Пусть прихварывает, пусть нездоровится, никогда не откажет. Вмиг соберется, поддержит компанию, и вместе - на охоту, в любимое "Завидово".
  
   - Костя, назначаю своим преемником тебя, - Безуспешно пытаются прошептать губы старика.
  
   Но нет, не Костя это. Юра у изголовья. Откуда взялся? Почувствовал неладное. Явился при-смотреть. Не пустит Костю, оттеснит, сам пролезет вперед. Ну, да Бог им всем судья. Может оно и к лучшему. Юра силен, Комитет за ним. Помоложе Кости, энергичнее, образованнее. По-английски умеет! Книжки читает. Стихи пишет. Чистый. Не замаранный. ... Взяток не берет, по-дарков не принимает, баб на стороне не имеет. Чекист! Главное, что вообще чудно, верит во все истово ... Странно, ... умный же человек. Плохо то, что начал в последнее время возню вокруг се-мьи, ... роет, ... копает ...
  
   - Зачем это, Юра? Уйду, кто их защитит? Не честно все это ... Плохо то, что последнее время стали мои друзья умирать ... Заменить часто некем. Цвигуна рядом с тобой пристроил, погиб Цви-гун. Медунов, Цинев, Щелоков - те, предположим, подвели ...
  
   Не подготовил себе смену, не успел, не смог ... Жаль ... Даже после Сталина, после Хрущева оставались надежные люди, способные взять и удержать власть ... А после меня - пусто. Покачал своей шишкастой головой Председатель, сделал шаг в сторону и исчез, ничего не ответив Вождю.
  
   Алексей подошел. Генсек впервые пожалел, что не нашел общего языка с Алексеем, а ведь умен был Председатель Совета Министров. Реформы готовил, новшества. С академиками совето-вался. Все хотел на научной основе, не торопясь, надежно проводить в жизнь. Затер его, Генсек. Побоялся. Решил по-старому, спокойно жить. На его век, правда, хватило, стоит ли теперь волно-ваться напоследок?
  
   Анастас ... Умнейшая голова! ... Неоцененный никем блестящий хозяйственник. От Ильича до Ильича прошел, протиснулся, проскользнул между капельками. Сколько на это сил и энергии ушло? Растратилось вхолостую? Главное для него было мир сохранять ... Всегда остуживал горя-чие генеральские головы. Легкую промышленность поднимал, а не маневрами да учениями пыль взбаламучивал ... Да, прав во многом оказался Анастас - последний ленинец. Спасибо, что навес-тил ... Постоял, Анастас, попрощался ...
  
   Андруша ... И он здесь. Ах, упрямец ... С виду прост, неловок, а хитер белорусский лис. Ведь вот как в Хельсинки подал, мол, Ильич при смерти, последние дни доживает голубь наш. Готов напоследок добрые дела сделать, душу очистить, покаяние выслужить. А вот тот, кто за ним при-дет? Может ястреб? Вы тогда уж на себя не пеняйте. Лучше поторопитесь. Бедолага уже еле ноги передвигает. Поторопитесь! Уговорил, растормошил! Подмахнули договорец! Мне, полагал, Но-белевскую премию отстегнуть совсем не грех вроде ... Но не дали. ... Козни политических против-ников Разрядки ... Ладно, Ленинской обошелся, тоже медалька золотая, красивая.
  
   Миша? Суслик? Ты ведь умер, вроде. Точно, умер. Хоронили, помню. А ведь под меня ко-пал, тихонько. Думал сам порулить, ан нет, похоронили раньше. Идеолог задрипанный, теоретик великий ... А когда вскрыли, один склероз сплошной. Только и хватало мозгов галоши таскать ту-да - сюда. Аскета строил из себя. Нет, Суслик, - ты ханжа, а не праведник ... За всеми присматри-вал, всех одергивал. На Главного Теоретика Партии метил. Костя одернул, сказал внушительно, - У нас Генсек - Главный теоретик и другого не надо. - Обиделся Миша, встряхнул жиденьким хо-холком, ушел не попрощавшись ... А может просто забыл с чем заявился?
  
   Тут старик вспомнил как с подачи верного Кости уел заносчивого Суслика. Мишаня к оче-редному юбилею очень рассчитывал получить третью звездочку на грудь, а получил всего-навсего орденок, словно секретарь захудалого обкома. Не выдержал обиды, помер.
  
   На место Суслика, тогда Кирилла в приветствие внесли. Он от радости нежданной прилюдно слезу запустил, порадовал старика, задницу языком до сияния небесного вылизал, - "Великий че-ловек нашего времени", "Вождь прогрессивных народов!". Старик знал ему цену, но слушать бы-ло приятно.
  
   Властители Кавказа плечом к плечу встали, склонили тупо сработанные головы. Орлы! ... Ге-нералы! Один по щелоковскому ведомству, другой по андроповскому. Верные большевики-ленинцы, отцы своих погрязших в коррупции народов. Сладкоголосые лизоблюды. Тот что из МВД, старику ковры под ноги от самолета до дворца стелил, лучших девушек республики на по-каз вдоль дорог ставил ... Пользуйся, Отэц! Нэ жалко! Другой, Кагэбэшник, пел, заливался на всю страну - "Над всем миром победоносно звучит голос Ильича! ", а в глазках слезы блестели от не-избывного партийного счастия ...
  
   Подошел Кадар. Покачал головой. Старик подумал, что не забыл ему Янош той охоты в запо-веднике, когда набил Генсек кучу ручных фазанов. Побраконьерствовал от души. Жалко ему, что ли? Все твердил - "По закону только два, только два" ... По чьему это закону? Старик не стал уточнять ...
  
   Дзур мельком заглянул, Людвиг ... Дубчек, правда, не появился. Нехорошо тогда получилось. Пришлось силу применять. Слава Богу, без особой крови обошлось. Впрочем, чехи сами винова-ты. Зря проторчали неделю в душных вагонах на границе. Срать на улицу в сортиры бегали, удобств никаких. А толку? Никакого. Конечно, пришлось по-ленински, десантом брать банки, во-кзалы, аэродромы. Танковыми колоннами - почту и телеграф ... Утерлись. Года не прошло, высту-пал уже Генсек на митинге в Златой Праге. Улыбки ему расточали, продолжительные, переходя-щие в овации аплодисменты ... все как положено.
  
   Тито приковылял. Без ног ему плохо ... Но улыбался. Подбадривал. Сталин с ним разругался, обидел. Что-то там с женщинами у них вышло, принципиальное ... Старик долго с Тито беседовал на острове, вдвоем, с глазу на глаз. Умнейший и милейший человек оказался. Поняли они друг друга и жили мирно, помогали один другому чем могли. Старик проводил друга в последний путь. Врачи не пускали, но он послал их подальше, полетел. Выстоял на подгибающихся от слабости ногах траурную вахту у гроба Йосипа.
  
   Пришли, толкаясь, генералы, маршалы в расшитых золотом парадных мундирах. Старик умел разговаривать с военными на равных. Мог поставить вопрос так, чтобы тем не отговориться, не вывернуться, не уклониться от принятия политического решения.
  
   Генералам подавай новые дивизии, адмиралам - подводные лодки, всем - боеголовки. К чему это приведет? Старику приходилось по пять часов кряду спорить. Ставить вопрос ребром, - "Ну продолжим гонку вооружений, последние штаны снимем, не подпишем договоров с американца-ми. Можете вы мне, как Главнокомандующему дать гарантии того, что наше преимущество станет подавляющим и постоянным, непреходящим?". Те в ответ только молчали ... " Станет ли нам лег-че теперь?". Опять нечего сказать. "Так ради чего последнюю рубаху закладывать, в дырявых штанах голом задом светить, истощать и разорять страну? " ... Подписал он с Никсоном соглаше-ние.
  
   Осторожно, потихоньку собирался двигаться к миру старик. Пусть маленькими шажками, не торопясь, но и не останавливаясь. Жалел, что с ракетами не удалось договориться. "Першенги", "Томагавки". Не устоял, пошел на поводу. Генералы уговорили, разместили новинки поближе к Европе. Думали соседи посговорчивее станут, ан нет - все без толку. Генсеку очень хотелось пой-ти на уступки Шмидту, покрепче ракет привязать ФРГ. Не удалось. Вышла одна сплошная нер-вотрепка. А ведь доказывал меднолобым - "Разрядка" полезна и необходима, прежде всего, стра-не. Плохо, глупо выходит если военные лезут в политику впереди политических лидеров.
  
   Последними пришли, почему-то вместе, хотя никак не должны были, Нур Мухамед и Амин. Убитый учитель и убийца ученик. Может простил его? Восток ... Их не поймешь. Афганистан - это постоянная головная боль. Предчувствовал. Сомневался. Сколько раз отказывал на Политбюро афганским товарищам в воде войск, уходил от прямого ответа. Семнадцать, кажется ... Стремился ограничиться политической поддержкой, поставками оружия, наконец.
  
   Эх, Тараки, Тараки, подвел. Не посоветовавшись, захватил власть. Старик и с Королем, и с Шахом неплохо жил, спокойно. Другого руководства не желал. Торговали. Граница спокойной считалась. Мы строили им заводы, шоссе, электростанции. Валюту зарабатывали. Ни они к нам, ни мы к ним не лезли в дела. Так нет, устроили пальбу, стрельбу, переворот. Революционеры мес-течковые.
  
   Теперь приходилось расхлебывать дела новоявленных теоретиков и практиков перманентной революции. Начитались опереточные офицерики умных книжек и собрались строить в своих ди-ких горах социализьм. Идеалисты ... Генсек с соратниками уже сколько десятилетий ни хрена пут-ного построить не мог.
  
   Припекло, передушили друг друга и прибежали, поджав хвосты за помощью. Отказать, в кон-це концов, не удалось. Военные подпирали, все им не терпелось в войну поиграть с победоносным концом. Оружие испытать. Себя показать. В новых орденах покрасоваться. Да ордена он им бы и так дал, хрен с вами, не жалко. Устинову новые системы испытать в деле мечталось. Старый друг ведь ... А не понял.
  
   Но все решил голос Юры. Заявил на заседании ЦК, что исламистов, поднимающих голову в Азии, проще остановить в горах Афганистана, чем в отрогах Кавказа. Поверил ему. Сделали, прав-да, все на удивление быстро, без возни и бумажной волокиты. Настолько секретно удалось про-вернуть, что до последнего момента даже помощнички ничего не ведали. Из телеграмм только и узнали, - "Войска в Кабуле. Амин в могиле. На его месте Бабрак". - И влипли по уши, воюя уже не против грязных бородатых моджахедов, но Пакистана, Америки, НАТО, Египта и Китая.
  
   В результате пошли похоронки, траты неимоверные, расходы непредвиденные. Деньги летят словно в бездонную бочку. Средства улетают безвозвратно. Надо бы тратить на благосостояние народа, так нет. Народ заждался, ведь достоин лучшей жизни, вон какого врага заломали - Гитле-ра. Страну восстановили.
  
   Спасибо Юре, удружил. Теперь и во внешней политике обвал, крах всех планов. Налаживание отношений с Америкой рушится. Образ миротворца тускнеет. Картер на дыбы встал, ну никак от святоши богомольного старик такой прыти не ожидал. Ведь с Ираном потише себя вел, операцию по спасению заложников вяло проводил, загубил на корню, потом вовсе свернул. А с Союзом ра-зошелся не на шутку. Договор, почти готовый, отозвал, подлец! Олимпиаду - столь ожидаемую, с такими тратами, в таких муках подготовленную - бойкотировал, святоша! Чуть блокаду не объя-вил.
  
   Афганистан доконал старика. Все там шло наперекосяк. Ввод войск свел на нет главное дело его политической карьеры. Генеральный постепенно отходил от дел, перепоручал, перекладывал на помощников, Подключался, не выходя порой из перманентного полусонного состояния, только в самых исключительных случаях ...
  
   Всю свою долгую политическую жизнь старик старался не перегибать палку, знал меру, в конце концов, им же самим и положенную. Понимал - перегнешь, придавишь невзначай, не поду-мав, она возьми и хрустни. Сломается, обратно не сложишь.
  
   Последнее время Председатель КГБ пугал нарастанием религиозного самосознания мусуль-ман. Все большее число молодых обращалось к Корану, ходило в мечеть, слушало мулл, справля-ло подзабытые за семьдесят лет обряды и ритуалы. Впрочем, старика это не очень волновало. Пусть справляют. Пусть ходят. Пусть себе слушают. Но только тихо, без шума, без бузы, не нару-шая внешне благочинной социалистической идеологии. Обрезаются? Ну и Бог с ними ... Ха-ха, пусть, если жены не возражают ... Мечети просят вновь открыть? Юра должен ставить в эти мече-ти своих, надежных, проверенных мулл. Положительный опыт с православными священниками наработан достаточный. Чего же бояться? Наоборот, свои, советские муллы, что может быть луч-ше? Все под контролем.
  
   Постепенно, но верно делает свое дело, отлично работает желтенькая таблеточка. Уходят за-боты, исчезают проблемы, стирается из памяти пласт за пластом ... Забывается плохое и хорошее ... Исчезают в небытие стройные, крепкие ножки медсестричек, опоясанные резинками поверх серых казенных чулок. Крутые попки, обрамленные защитным сукном юбок. Упругие грудки в бязи солдатских нательных рубашек, а затем в розовой пене трофейных, не считанных кружев. Растворяются в тишине подмосковной ночи без остатка стога в молдавской степи, жаркие объятия чернобровых степнянок ... Словно в мусорную корзину полетела смятым листом, казенная, неис-кренняя любовь секретарш из Верховного Совета. Быстрая, небескорыстная ласка стюардессок в салонах лайнера, острая, желанная, захватывавшая. Угасающее сознание цеплялось, не отпуска-ло, пыталось сохранить до последнего мгновения любовь к маленькой, канувшей в неизвестность медсестрички, безжалостно оторванной от старика всемогущим Юрой. Может любовь, а может и так себе, старческая страстишка ...
  
   Умирал, уходил старый человек. Вождь? ... Не вождь? ... Президент ли? ... Маршал? ... Про-сто еще один Генеральный Секретарь. Все при нем шло в стране размеренно, неторопливо, своим заведомым чередом. Не так чтобы хорошо, но не совсем уж и плохо ... Люди этой страны поти-хоньку спивались, в силу возможностей растаскивали то, что попадалось под руку. Но страна, к счастью, оказалась настолько обильной, богатой, что и растаскивать пришлось бы очень долго.
  
   Годы его правления сначала, раззадорясь, расхрабрясь обзовут "Застоем" ... Крушить начнут, широко этак, ну, раззудись плечо! Потом, почешут по русскому обычаю репу и, передумав ... пе-реименуют в "Золотой Век". Состарившись, сидя по-прежнему в еще более обветшалых, запущен-ных кухоньках, станут рассказывать поседевшие интеллигенты старые ностальгические анекдоты ничего не понимающим внукам.
  
  ***
  
   Утром, по заведенному порядку в спальню Маршала вошел охранник, мягко ступая фетровы-ми подошвами надетых поверх туфель тапочек. Поднял шторы, покашлял тактично, намекая ста-рому человеку, что солнышко уже высоко поднялось, начался новый день, пора бы и вставать. Генсек лежал, не откликался. Вошедший осторожно прикоснулся к свесившейся с кровати руке Вождя. Совсем еще теплой, но уже безвольной, распластанной, покрытой морщинистой пигмен-тированной кожей. Напомнившей слегка студенистую, пропитанную соленой влагой ласту вы-брошенного ночным северным штормом на холодную гальку помершего от старости моржа.
  
   Чекист выматерился. Бросился бегом, перепрыгивая ступени, потеряв тапки, гремя каблуками по лестнице. Забыв о благостной тишине Дома. Бежал сообщить о случившемся своему начальст-ву. Дальше случился неизбежный в таких печальных ситуациях переполох. Со слезами близких и обслуги, звонками в Медсануправление, соратникам. Прежде всего, Юре.
  
   Охрана свыклась, сработалась за долгие годы со старым, пусть недужным, но не грозным, скорее по человечески добрым и незлобливым хозяином. От будущего хорошего не ждали. Дога-дывались - новая метла всех выметет. Новый Хозяин со своими людьми придет. Прощай спец кормушки. Устало, матеря умников, снявших медицинский пост на даче, проклиная застрявших где-то в дороге кремлевских медиков, а заодно и всю советскую, затраханную медицину, они со-рок минут пытались массировать грудь. Делали искусственно дыхание. Старались вернуть Генсека к жизни ... Не удалось... Желтая таблеточка сработала безотказно. Только эти несколько человек оставались верными покойному Вождю.
  
   Не особо торопясь, приехал вальяжный, всезнающий, гладко выбритый, благоухающий духа-ми Главный Врач. Безучастный, отрешенный. Словно через силу подошел к телу, отворотил, брезгливо поморщившись, рукав стариковой пижамы, пощупал пальчиками запястье. Изрек без-апелляционно, - Кончился, Ильич!
  
   Ну, ему виднее ...
  
   Повернулся, бросил короткий взгляд на неслышно вошедшего следом Юру ... Опустил долу глаза, склонил в приличествующем скорбном полупоклоне седую благородную шевелюру.
  
   - Ну, ну, все путем, все правильно! - Прошептал вслух и бросился вдогонку за тихо вышедшим Председателем. Торопясь, скользя подошвами новых итальянских ботинок по ступеням старой, враз ставшей противно скрипучей лестницы, мимо осиротевшей охраны, отшатнувшись от старой, жалкой и некрасивой, никому более на свете не нужной, плачущей навзрыд вдовы.
  
   После всех неспешно подрулила "Скорая" из кремлевки. Загрузила труп. Увезла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 8.
  
  Судьба - индейка...
  
  
   Усталая подводная лодка входила в гавань. Cползали с сопок к бухте серые прямоугольнич-ки пятиэтажек домов офицерского состава. Подальше, чуть особняком, высились две новые, еще не потерявшие строительные колера, девятиэтажки. Между ними уселись приземистые коробочки торговых точек. Дом Офицеров Флота. Разбрелись вдоль бухты красные и зеленые кубы и полу-кружия складов, эллингов, береговые казармы, окруженные тоненькими прутиками постоянно не-приживающихся саженцев. Здание штаба, окруженное взрослыми деревьями. Для штабных де-ревьев землю шефы привозили из лесных краев. Поползли мимо выкрашенные шаровой краской, с ржавыми потеками, борта плавбазы, судов снабжения, госпитальных, деактивации, дегазации, плавучего дока, плавкранов, буксиров, прочей мелочи вспомогательного флота. Открылись, нако-нец, однотипные, черными дельфинами приснувшие у пирса, подлодки. На палубах некоторых командиры выстроили свободных от вахты матросиков. Горнист сыграл захождение. На причаль-ной стенке, за спинами дивизионного морского начальства, волновалась пестрая кучка встречаю-щих женщин, многие с детьми, некоторые с цветами.
  
   Лешка стоял в ограждении ходовой рубки немного позади тех, кто обязан находиться навер-ху, среди таких, как и он, сам, допущенных негласно. В любой момент коротким жестом команди-ра мог словно библейский Иона оказаться сосланным вниз, в кондиционированное брюхо всплывшего черного кита. В носу лодки причальная команда, напялившая оранжевые жилеты по-верх черных бушлатов, под руководством боцмана готовилась к швартовке.
  
   Привычный, совсем недавно столь желанный пейзаж, вдруг нагнал на Лешку необъяснимую злую тоску. Повернулся и, испросив разрешение, убрался вниз, под удивленные взгляды остав-шихся. Впрочем, отвлек он их не надолго. Все стремились рассмотреть в подручные средства, а кто и просто из-под приставленной козырьком ладони, своих ненаглядных среди встречающих, машущих, ждущих нетерпеливо женщин и детей. Предвкушали, планировали...
  
   Лешке не махали. Может именно поэтому бухта оставалась чужой. Поддавшись общему ра-достному ожиданию, готовился к встрече с берегом, считал дни. Просчитался ... Скука. ... Часы перетекали, в сутки, потом в месяцы, наконец - в годы. Мелькали недели боевого дежурства под водой в нездоровом, искусственном климате стального брюха. Сон перемежался, обрывался вах-тами. Офицерская учеба, обучение личного состава, береговые дежурства. Пристегивание кобуры - отстегивание, натягивание на рукав повязки, прием, роспись - в обратном порядке сдача вахты.
  
   Морская служба, размеренна словно ход поршней дизеля. Море лишь отзывалось потрескива-нием переборок при срочном погружении, гулом механизмов в прочном корпусе, холодом сталь-ной стенки в рабочей выгородке ... Где осталось ласковое, прогретое солнцем, солоноватое, нежно облегающее тело? Куда подевалось теплое море, что видел через стекло маски? Здесь океан уз-ришь хорошо два раза за поход, при всплытии и перед погружением. Да и то, черный, холодный, в пенных барашках, злой. ... Все, баста.
  
   Приехал после отпуска, закончившегося Клавдиным фортелем, злой как черт. Но затем Лешка достаточно реалистично оценил качества женщин вообще и Клавди в частности, а потому всецело отдался службе. Что еще в жизни флотского лейтенанта, если не женщины и служба? Водка? Черт его знает. Соседи по комнате в общаге пили умеренно, играли на гитаре, пели песни, читали понемногу. Но это в свободное от свиданий и службы время. Все основные устремления и помыслы делились между бабами и службой. В той персональной пропорции которая вытанцовы-валась. У каждого своя.
  
   Одни соседи больше корпели над конспектами, технической литературой, другие - успевали то собираться на очередную свиданку, то отсыпаться после оной. Периодически кто-то из соседей покидал борт общаги и отправлялся в автономное семейное плавание. Везунчиков провожали. Как положено. Пропивали потерянного для общества человека, скидывались, покупали подарок.
  
   Лешка жил словно замороженный изнутри. Его старались растормошить сослуживцы, зна-комили с незамужними девицами, разведенными женщинами, даже с пылкими вдовушками. Жизнь есть жизнь, с одними расставался после первой "организационной" встречи, с другими пы-тался встречаться. Кое с кем имел одноразовый, терапевтический, облегчающий "трах". С некото-рыми "пилился" на более-менее постоянной основе, постепенно переходящей в необременитель-ное, удовлетворяющее обе стороны, все тоже "терапевтическое" знакомство. Женщины ждали за-ветного слова, закодированной команды, получив которую могли на законных основаниях начи-нать приступ лешкиной твердыни, но, увы, не дождавшись, постепенно исчезали из поля зрения.
  
   Впрочем, в покое его не оставляли. Есть в военных городках личности женского полу, обу-янные неистовой, навязчивой идеей облагодетельствовать холостых мужиков. Осчастливить всех и вся. По примеру и образу своих персональных супругов. Оженить! Если благодаря их усилиям число кандидатов неожиданно сокращается до нулевой отметки, наиболее азартные, принимаются заново разводить женатиков, создавая искомые объекты приложения сил. Другие, более приятные личности, переключаются на сватовство кошечек и собачек, но только до первой замаячившей на их горизонте холостой человеческой особи.
  
   Первое время отцы-командиры и политрабочие беспокоились насчет Лешкиного холостого положения, намекали, мол, пора уж и завязывать, женитьба здорово поможет прохождению служ-бы. Начальство резонно, основываясь на печальном опыте, предполагало от неустроенных холо-стяков разные неприятные кунштюки. Полный набор. Начиная от споров с патрулями, завершая пробуждением на гауптвахте. С непременными дебошами в ресторанах, с купанием девиц в шам-панском, что впрочем, не исключало последующих споров с патрулями и пробуждения на казен-ных нарах ... История российского Флота ярко свидетельствовала, что радостная фантазия млад-ших офицеров исторически неистощима. Старшие офицеры это прекрасно помнили по себе.
  
   Оказалось, что волновались за Лешку зря. Службу нес, зачеты и допуски сдавал вовремя, с документацией не подводил, заведование знал, вахты стоял без особых причуд и происшествий. Может просто везло. Конспекты кое-какие писал сам, а наиболее нудные заделывал за невеликие поблажки матросик. Такой грамотей у него всегда находился. Личного состава, к счастью, оказа-лось немного, да и тот в основном призванный после техникумов или институтов в которых не оказалось военной кафедры. Народ все спокойный, знающий меру, не приносящий особых хлопот и проблем. Однако вполне способный, если требуется, обделывать свои личные делишки без лиш-него шума и привлечения постороннего начальства. Естественно, ценящий непыльную службу среди тихо жужжащих приборов и невъедливого, толкового командира.
  
   Как и все нормальные офицеры, Лешка в меру потреблял "огненную воду" медицинского происхождения. Находясь в добрых отношениях с корабельным медиком, даже мог позволить себе иногда в походе, после вахты. Так и жил ... Спокойно, размеренно ... Обучал новичков, про-вожал в запас старослужащих. Делал записи в журналах ... Списывал устаревшее и вышедшее из строя ... Вписывал в графы новое и возвращенное из ремонта ... Внес кое-какие усовершенствова-ния и получил за рацуху поощрение в приказе и небольшие деньги в кармане ... После злобного шипения уставшего напоминать замполита, писал коротенькие заметки в стенгазету. Платил взносы. Скидывался ... Тестировал ... Калибровал ... Делал измерения, строил графики, проверял наличие, по графику менял фильтры.
  
   Романтика морской службы? ... Будни! Окончи Лешка Универ, стал бы инженером, то же са-мое делал. Может только пил больше. Не казенную черную шинелку с золотыми погонами и яко-рями, а плащик производства братской Чехословакии ветром подбитый таскал на плечах. ... Вот и все, пожалуй. ...
  
   Ну, нет ее, романтики, у подводников! Совсем нет! Ни капельки! Может у кого другого, пла-вающего по поверхности морей и океанов романтика наблюдается. Но не у товарища, глазеющего только в перископ, и то по уж очень большим праздникам, на красоты не столь иноземных, сколь собственных берегов. Всякие там шторма, захождения, расхождения, самолеты - вертолеты, вы-садки десантов, военные веселые игрища с треском и грохотом взрывпакетов - не для подводни-ков.
  
   У подводников ни хрена подобного нет. Разве со стороны, увидав импозантного офицера в золоте погон, якорей, белоснежной рубашечке, а то, не дай Бог и вообще с кортиком, обомрет встречный гражданский мужик от зависти к ей, Службе Морской ... Простим его, несведущего.
  
   На их долю только и останется мгновение, когда вырвется в кровь изрядная порция адрена-лина под завывание сирены боевой тревоги, под кваканье сигналов срочного погружения. Секунда и лодка, втянув усики выдвижных устройств, словно на салазках мчится с дифферентом на нос, проваливается в спасительную глубину, маневрирует невесомо, укрывается под щитом гидротер-мального слоя от акустиков противника, от противолодочных кораблей, вражеских лодок, самоле-тов, буев и прочей напасти. Все для того только, чтобы опроститься уходящей из шахты, рвущейся из-под толщи воды к зениту, улетающей далеко на другой конец земли, практической ракете. Здо-рово! Правда, наблюдают это зрелище не подводники. Тем только секретчики учебный фильм по-кажут под роспись.
  
   Хорошо еще по всплытии выкурить первую, пополам с соленой горечью брызг, сигарету. Ну, так стоит оно того? Где романтика? Где она, господа офицеры? ... Служба.
  
   В один из очередных приступов заботы о личном составе, замполит торжественно вручил Лешке ключи. Точнее один ключ, что в дальнейшем сыграло определенную роль. Ключ от комна-ты в коммуналке, где проживало еще два семейных лейтенанта - трехгодичники из флотского ав-тобата. Вот уж не повезло ребятам. Корешам загремевшим в сухопутные войска служить два, а им, "морякам" - на год больше, хоть кроме зилков и газонов ничего в жизни не видели.
  
   Комната эта, неведомыми путями, оказалась числившейся за лодкой, но претендентов на нее не нашлось. Старенький домишко, двое соседей с ребятней, одна небольшая комнатушка. Отда-вать в жилфонд базы жалко, назад не вернут. Вот замполит и решил воткнуть сюда Лешку. Может подумал, что, получив жилплощадь, тот остепенится. Женишок теперь солидный - с жилплоща-дью.
  
   Лешка ключ взял. Документы оформил. Вкинул пару чемоданов, две стопки книг, нажитых за годы непорочной службы, мешок с казенной одежкой и обувкой. Пару ночей спал на тощем, вре-менно, под честное слово позаимствованным из общаги матрасе, кинутом на пол. Оказалось не-удобно, жестко и холодно.
  
   Припертый судьбой, в ближайший свободный день побежал в Военторг. Скупил все, что по-считал нужным из оказавшегося в наличии. Его счастье, что жены не имел и никто не смог ком-ментировать сделанный выбор, а военторговским грузчикам все по сараю, что кому таскать. Глав-ное на бутылку дали.
  
   Окна занавесил пестреньким, веселым ситчиком. Потом выяснилось, что случайно дефицит-ные простыни купил. В угол воткнул шкаф желтой фанеры, большой, с зеркалом. Под окно - стол. Стол выбирать не приходилось, один оставался. Немного покарябанный. Потому видно и не бра-ли. Но зато из гарнитура. Египетского. Дорогущего. Сидел за ним Лешка конспекты писал, на нем готовил, там и потреблял пищу. Хороший стол, большой, выносливый.
  
   К другой стене притулил кровать. Тоже из неликвидов. Может на женский вкус и никчемную, но на Лешкин очень даже ничего. С бирюзово-синим пружинным матрасом в розочках, с гнутыми, немного даже полированными деревянными ножками. Одеялом накрыл казенным. В этом зампо-тыла помог, выписал вместе с простынями и наволочками, синими трусами и черными носками хлопчатобумажными.
  
   У дверей взгромоздил одну на другую полки, производства инвалидной артели общества сле-пых и глухих. Стекла в них не держались, вываливались из пазов. Пришлось их от греха подальше выкинуть. С другой стороны - тумбочка той же артели. С ней справится оказалось проще, всего-то дверка неплотно закрывалась. Лешка поработал ножом и позаимствованной у соседей стамеской - затворил за милую душу.
  
   Тут и случай подвернулся. В один заход купил сразу "Спидолу", телевизор "Березку", хоть сигнал в гарнизоне шел совсем слабенький, некачественный, а главное - холодильник "ЗИЛ". Не-дорого, по причине убытия на материк одного каперанга, уходящего в отставку. Тот уезжал в ми-лый подмосковный городок и совершенно не желал тянуть старье в новую квартиру. Каперанг имел возможность, потому достал все последнего образца и прямо в заводской упаковке заколо-тил в контейнеры. Лешка ему по дружески помогал.
  
   На новоселье пригласил пару - тройку друзей, само собой - соседей с женами, больше в ком-натенку не влазило. Обмыли. Посидели хорошо, душевно, песни под гитару попели ...
  
   Зажил не хуже других. Хозяин!
  
   Однажды, придя поздно вечером со службы, Лешик включил свет и обнаружил в своей рос-кошной кровати спящего человека, точнее женщину. Немного видимо выпившую, потому как пах-ло от голого тела вовсе не духами, а водкой и, возможно, портвейном "777". Лешка сначала здо-рово удивился. Тело под воздействием стоваттной без абажура лампочки, заворочалось с неудо-вольствием и, при более детальном ознакомлении, оказалось женой мичманка, что проживал здесь до Лешки. Он сменил место службы, перевелся с лодки на берег и убыл совместно с молодой женой в соседний гарнизон.
  
   - Ты что тут делаешь, Лешка? - Слегка удивилось, с трудом разлепив глаза, тело, имя которо-го Лешка запамятовал.
  
   - Живу..., - Неуверенно произнес тот, немного уже сомневаясь в законности пребывания в четырех побеленных стенах.
  
   - Со мной? - В свою очередь удивилась пришелица, не удосужившись даже немного при-крыть обнаженные прелести.
  
   - Сам, ... вроде ...
  
   -Это как же ... сам?
  
   - Ну не сам, ... один, - Сбился смущенный прямотой вопроса квартиросъемщик.
  
   - Странно ... А я почему здесь? ... Ничего не помню ... Голова гудит ... - С этими словами тело мичмановой жены, жалобно застонав, натянуло на голову подушку и вновь заснуло.
  
   Другого лежбища в комнатенке не имелось. Попробовав спать на стуле, Лешка быстро отка-зался от нелепой затеи. За окном - глубокая ночь, заявляться в гости к сослуживцам с просьбой переночевать, по меньшей мере, нетактично. Переться в общагу - далеко. И нет уверенности, что пустят. Да как объяснишь ситуацию ... Хорошо если только не поверят, а то насмерть засмеют.
  
   Лешка плюнул на приличия, сходил почистил зубы и завалился спать, естественно в тельни-ке и кальсонах. Подушку поделил с гостьей, а вместо одеяла воспользовался шинелью. Заснул. Не свет ни заря шинель с него стянули. От холода он, естественно, проснулся и потянул теплое сукно обратно на себя. Снова заснул. Опять проснулся от холода и, по принципу горы и Магомета, ныр-нул в теплое.
  
   - Лешка?! Что я тут делаю? - Здрасте! Утренняя побудка. Женщине приспичило видать, вот и включила свет. Впрочем, натягивать на себя ничего по-прежнему не стала.
  
   - Спишь у меня в гостях ... Ты дашь спать, в конце концов, или нет?
  
   - А как я сюда попала?
  
   - Дверь ключом открыла, - Наобум буркнул Лешка и попал в десятку.
  
   - Ох, ведь и вправду ... Мы в гостях были, это помню ... Муж напился ... Мы поссорились ... Я ушла ... Домой вроде ... А ключ то я и впрямь забыла отдать! По пьяному делу на старый адрес и притопала. Ох, да я и неодетая вовсе, - Опомнилась мичманша. Зашныряла, подбирая со стульев и пола раскиданные предметы туалета. Вдруг остановилась как вкопанная. - Боже мой, так это я к вам, товарищ старший лейтенант, вломилась без спросу. Извините, простите, Бога ради!
  
   - Ничего, ничего. Все в порядке.
  
   - Сейчас, сейчас убегу ...
  
   - Три часа ночи. Куда бежать? Я сам собирался уйти, когда тебя обнаружил, да к кому ночью завалишься? Что скажешь? Вот и остался ...
  
   - Ой, так мы с вами выходит того, ... переспали, ... - Игриво хихикнула женщина.
  
   - Ну, не совсем. Хотя формально, действительно.
  
   Лежа на кровати, Лешка внимательно обозрел гостью и неожиданно обнаружил весьма ми-лое личико и вполне достойное внимания все остальное, хоть оно, это ... остальное, ... прикрыва-лось ручками на манер ботичелевской Афродиты.
  
   Женщина перехватила взгляд, отвела руки, потянулась, демонстрируя прелести, выключила свет и нырнула к Лешке.
  
   - Семь бед - один ответ. - Зашептала на ухо, щекоча жарким влажным дыханием, - Я не фор-малистка. Если уж спать, то по-настоящему, в полную силу. Тем более, Сашка, муж мой - свинья пьяная, только такого отношения от порядочной женщины и заслуживает. Скажу у подруги ноче-вала, не выдаст. Ну, чего там, понеслись ...
  
   Оседлала она Лешку, поскакала, да таким галопом, что под утро он окончательно выпал в осадок и заснул потный и обессиленный.
  
   По пробуждению на столе его ждали заботливо сваренные в "крутую" яйца. Может намек? Или забота? Записка, накарябанная на листе из рабочего блокнота, гласила. - "Спасибо за ночлег. Ключ не оставляю, пригодится. Зовут, если забыл, Татьяной".
  
   - Ужель та самая Татьяна? - Пропел Лешка, изрядно фальшивя. Снова почистил зубы, умылся, побрился. Зарядку делать не стал. Куда там. Яйца, правда, съел с аппетитом, запил растворимым кофе и, собравшись с силами, побрел в береговую казарму.
  
   У каждого в голове водится своя, индивидуальная, придурь. Или, как считает корабельный Док, "персональная вавка в мозгу". Лешка не стал исключением. Правда ему оная досталась не типичная и для службы не обременительная. Так, легкий "бзик".
  
   Всеми правдами и неправдами, но в отпуск Лешка рвался, словно перелетный гусь, с прихо-дом весенних, радостных деньков. Гусей несло, правда, на север, а его на юг. Если не получалось вырваться с мая по октябрь, то и вовсе не уходил, заныкивал, козырем выкладывал на будущий год. Если же удавалось - убывал, облачившись в гражданку, к синему, теплому Черному морю. Чего его тянуло туда, объяснить сам не мог. Вчерашний день наверно искал. Выдумывал для ок-ружающих отговорку о подводной охоте, о том да сем, но, честно говоря, четко не понимал, како-го рожна так тянет. Может счастливое время забыть не получалось?
  
   Вторым "бзиком" у Лешки оказалось острое, негасимое желание приобрести машину, автомо-биль, средство передвижения. К месту и нет напевал Визборовское "... Длинной серой ниткой стоптанных дорог штопаем ранения души ..." Может и впрямь надеялся на испытанное другими средство.
  
   Не персональное, всего лишь личное, авто. Простенький советский "москвичок" или "жигуле-нок"! Эх ты, розовая, запредельная мечта советского офицера от Камчатки до Калининграда!
  
   От Полярного до Кушки ежегодно составляются списки желающих, отмечаются имена дос-тойнейших, утверждаются печатями, скрепляются подписями, отсылаются вышестоящим, урезы-ваются, сокращаются. Иногда, правда, дополняются за счет не подлежащих, но уж очень, очень нужных людей ... Сами понимаете, если служили в те времена, за счет кого. Реальные шансы ос-новной корабельной братии колебались вблизи нулевой отметки. Разве, что посыпятся на голову чеки Инком Банка в совершенно уж сказочной ситуации и невероятной пропорции.
  
   Машины прибывали, распространялись и доставались тем же, что и все остальные блага. На-чальство, политбойцы, шустрые штабные, вездесущие незаменимые доставалы-снабженцы, поите-ли и кормители ... Без особых проблем становились на колеса береговые службы, торгово-складская братия. У плавсостава, неустанно опекаемого всеми вышеперечисленными категориями военно-морского люда, только слюни обильно текли.
  
   Зачем корабельщикам сверкающие эмалью, восхитительно пахнущие кожей сидений и бензи-ном движков машинки? Полжизни в море, остальная половина в береговой казарме, на сборах, учебе, переучивании, ремонте, периодической диспансеризации и окончательной госпитализации. Нет, право начальство, для них автомобиль - зловредный конкурент служебному рвению. Вон, гляди, родной, - в любом корпусе корабельном, механического и прочего добра навалом. Играй-ся, ремонтируй, смазывай, подтягивай, налаживай, одним словом, тешь душу сколько влезет.
  
   Лешка, мужик ушлый, сообразил правила этой игры. Не стал даже в списочки втискиваться. Зря нервы трепать. Бог с ними, новенькими, он был бы рад и старенькой. Главное, чтоб бегала. Копил деньгу, это да. Откладывал и в аванс и получку. Не искушая судьбу, сразу тащил в сберкас-су и клал на срочный вклад. Аж целых три процента набегало!
  
   В отпуск, заезжая по пути на Юг в родной город, выкраивал время, пробегал по авторынку, толкался у авто-комиссионки, но все без толку. За накопленное морской службой ничего прилич-ного купить не смог. Видать мало еще служил.
  
   Родственнички видели его от силы пару раз в году. В первый момент, когда возникал после звонка на родном пороге, вроде и не соображали сразу, кто это к ним пожаловал. Вспомнив, обме-нивались ритуальными причмокиваниями, снисходительными похлопываниями по спине, мол, ладно уж, какой ни есть, а ведь родня. Вечерком вели скучнейшие, обеим сторонам вовсе ненуж-ные до зевоты, беседы на кухне. Под жиденький грузинский чаек. Кем, где, как служил - совсем не интересовались. ... На всяк случай. ... От греха подальше. Ночью стелили на диванчике в гости-ной. Утром расставались без особых сантиментов до следующего года.
  
   В тот замечательный приезд Лешка получил на погоны очередную звездочку, доведя общее созвездие до максимально возможной величины. Пусть маленьких - но много. Стал капитан-лейтенантом. Офицером вроде уже не совсем младшим, но далеко и не старшим. Средним. Обмыл звездочки с товарищами-сослуживцами - ловко вытащив зубами из стакана с водочкой. Ну и, слава Богу, меньше ржаветь будут. С тем и убыл в отпуск.
  
   По всегдашнему ритуалу заскочил к родичам за подводным снаряжением. Со времен общаги привык. Да и удобнее, меньше с собой из гарнизона в самолет тащить. Собирался, укладывался, палатку перекладывал и обнаружил, что рюкзачок старый совсем ветхим стал, разлазиться начал. Попробовал зашивать, не получилось. Пришлось отправится в "Спорттовары" за новым, а заодно решил забежать в воинскую кассу, выправить билет до Симферополя. Однако человек предполага-ет, а судьба располагает.
  
   Сокращая переулками известный с детства маршрут, в одной из арок ткнулся Леха с разбега в милицейского капитана огромадного роста, степенно шествующего в противоположном направле-нии. Милиционер пребывал в весьма благодушном состоянии, о чем свидетельствовал некий при-ятный для знатоков запах. Фуражка капитана плотно сидела на голове, слегка натянутая на лоб, так чтобы козырек затенял глаза. Лешка буркнул извинения на ходу и попытался улизнуть, но не тут то было. Служивый облапил и не желал отпускать. Гукал радостно, тискал, радовался ...
  
   Вот по гуканью опознал Лешка своего давнего школьного друга Стекляшку, с которым про-сидел три последних года за одной партой. С тех пор, правда, всего-то пару раз и виделись. Лешка прибегал - Стекляшки нет, Стекляшка звонит, Леха уже умотал на Север.
  
   За эти годы Стекляшка отслужил срочную во внутренних войсках, поступил в органы, пошел по стопам отца. Дослужился до начальника вытрезвителя и осилил третий курс заочного юридиче-ского института. Вот и сейчас возвращался он с дружеского междусбойчика, где омывали его но-венькие капитанские погоны. Что ж удивляться. ... Лешка вместо "Спорттоваров" очутился в зна-комой старой квартире. В той, где много часов просидели раньше, впаивая в самодельные прием-ники некондиционные, но страшно дефицитные, деталюшки, набранные на свалке соседнего но-мерного радиозавода.
  
   Выяснив, что и Лешик недавно получил звание, Стекляшка немедленно принял решение по-вторно и совместно обмыть все заново. Без дураков, как полагается. До самого писку. Выставил на стол бутылек, натаскал из холодильника закусь, из хлебницы выудил краюху черного. Жена ново-испеченного капитана пребывала с дитем в гостях у деревенской родни, потому женского занудст-ва и непонимания торжественности момента друзьям можно было не опасаться.
  
   Выпили за Стекляшкины звездочки, чтоб крепко сидели, не скатывались. Закусили. Повто-рили за Лешкино капитан-лейтенанство. За семь футов под килем, ну и прочее, по обычаю. Заку-сили. Побаиваясь чувствительной к табаку благоверной, курили все же в форточку.
  
   Вспомнили одноклассников. Кто кем, кто с кем. Женились, замуж выходили, уже и разво-диться начали потихоньку. Стекляшка гмыкал неодобрительно. Сам он жену из села взял. Приго-родного. Пусть не городская, с семилеткой всего, зато баба ладная, гладкая, а главное без особых выбрыков и претензий. Браком своим доволен. Только вот курить выгоняла на лестничную пло-щадку ... Обычный треп ... Снова выпили ... Потом о своем ...
  
   - Не, Леха, ты не подумай чего такого. У нас подразделение, можно сказать коммунистиче-ского труда, образцово-показательное. Меня ценят! Народ не жалуется ... Не думай. Чего такого ... Наоборот, благодарят даже ... Ну не все, конечно ... Но - порядок и чистота. Патрульная служба подбирает его, паршивца, облеванного и описаного ... Или жена сдает с рук на руки тепленького, иногда с фингалом, а то и соседушки исстрадавшиеся ... всех принимаем. Если не буянит - то все путем. Обмоем культурненько, спатки положим на чистых простыночках. Утречком - квитанцию в зубы, извольте оплатить гостеприимство. С вас гражданин пятнадцать рубликов. Мы же на хоз-расчете ... Все, отправляйтесь на работу ...
  
   - Каких людей обслуживаем, Леха! Старик, не поверишь! Ну, ты же наш райончик знаешь, - аспиранты, докторанты, кандидаты, лауреаты ... Образованные, а пить не умеют. Тьфу, работяги реже попадаются. Такой попадется, считай праздник - встретил своего, родного, советского про-стого человека. Остальные у нас все гонористые: - " Да вы знаете, кто я?", "Да я сейчас позвоню академику!".
  
   - Знаю. ... Гражданин такой-то, проживающий там-то, работающий тем-то, подобран экипажем патрульной машины номер такой-то в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, пытался зале-зать на столб уличного освещения выключать свет. Спать мешал! Не, не шучу! Чего ржешь? Ну, дословно цитировал. - Звони теперь своему академику! ... Не желает.
  
   - Утром просыпается, после душика, чистенький. Глазками хлопает. Где это, мол, я? Поймет и бряк в обморок. "Ой, вэй! Позор какой мне! ". А блевать не позор? Для такого человека пятнашку отдать, чепуха. Тут другие последствия ужасны. - Стекляшка начал загибать толстые пальцы.
  
   - Первое, тринадцатая зарплата.
  
   - Второе, премии разные, квартальные там, за внедрения ... Партийным - свое. Мало не пока-жется.
  
   - Третье, отпуск летний - тю-тю.
  
   - Четвертое, очередь квартирная, бай-бай. Если на машину - туда же.
  
   - И, напоследок. От жены втык и постоянное на год пиление обеспечено. А то и от тела от-лучение. Как нашему брату без этого дела? Тоска! - Выпили они за это дело. Чтоб хотелось и мог-лось, давалось и бралось. Закусили.
  
   - Вот, тут уж брат, сам соображай ... С кем дружить выгодно? ... Ладно, давай за службу на-шу, капитанскую, тяжелую. - Выпили. Закусили. Подымили грустно в форточку.
  
   Лешка о машине вспомнил. Вздохнул тяжело.
  
   - Ты это чего? - Забеспокоился Стекляшка. - Ты, это, ... давай, выкладывай, устроим в два счета.
  
   - Да этот так. Ты про очередь на машину, вот я свое и вспомнил. Который год хочу купить, не получается все. Новую не могу, с рук - денег только на лом битый хватает.
  
   - Ну, ты Леха даешь! Герой-подводник! Надежа страны! Да у вас там, на Флоте машин этих наверно завались, раздают направо-налево. Бери не хочу! Из моря вынырнул, карман грошиками набил и порядок. Мы ж тут в курсе!
  
   - Это, Стекляшка, сказки для маленьких детей и больших дураков. Нет, получаю, конечно, неплохо, со стороны глядя. Но, вот остается, не очень. Может просто не держатся? ... Но сам посу-ди, Север. Все привозное. В походе дело одно, всем кормят, если аппетит есть. На берегу - другое. В магазине хлеб, колбаса, макароны ... это есть. У кого пайки, тем проще. Но фруктов, овощей ... Только у перекупщиков, на рынке в соседнем городке. Вот огурец. - Лешка хрумкнул малосоль-ным тещиным огурчиком. - Хорошая закусь, но - рубль штучка. Не хош - не плати. Капусточка квашеная, помидорчики, клубничка, яблочки там разные ... Когда на материк вырвешься, опять-таки отведешь душу. В отпуск - три штуки взял. Я ж холостяк.
  
   Стекляшка по-отечески приобнял друга, пригорюнился, пожалел. Выпили за тяжелую муж-скую судьбу. Закусили.
  
   - Слушай, Лешка! Есть тут один вариант. Помогу тебе. Имеется у меня постоянный клиент. Интеллигент еще тот. Куда там. В "Ящике" пашет, за забором, ну напротив твоего бывшего дома. Чего-то там для ракет выдумывает. Крепко любит это дело. - Стекляшка мастерски щелкнул по горлу.
  
   - Пить ни хрена, естественно, не умеет. Месяц держится, в рот ни-ни, не берет. Как месячный отчет сдал, в ресторан. ... Потом, естественно, ко мне. Побуянит - проспится - извиняется. Клянет-ся - божится. Просит, ясное дело о снисхождении, мол, карьера научная рушится. Там у них ре-жим, с этим делом строго. Мы вроде подружились даже. Иду навстречу. Жалко его. Он мне пыта-ется совать, конечно ... Благодарить. Ну, ты понимаешь?
  
   - Но я, ни-ни. Влипнуть можно. Проболтается кто, алкаши ведь народ такой - хлипкий на язык. Тогда хана мне. Дружба дороже. Не имей сто рублей, а имей алкашей.
  
   Посмеялись. Выпили. Закусили ...
  
   - Вот купил он себе "жигуленка". Первый выезд - в ресторан. Думал культурно посидеть. Куда там, загудел по полной программе. Проснулся у нас. Руки трясутся. Куда ему за руль? По-просил меня авто в гараж отогнать. Сделал человеку одолжение. На следующий месяц - опять то-же. Потом еще. Самое смешное, что кроме ресторана он никуда и не ездит. Жена ушла от него. Работа - через дорогу перейти. Уж год как долбает меня. Ему, понятное дело, неудобно. Кого дру-гого просить не может - все наружу вылезет. Вчера звонил, просил покупателя на машину найти. Самому ему, видите, некогда - науку толкает. ... Не боись Лешик! За свою цену отдаст, даже ски-нет. Машинка - новяк, муха не сидела.
  
   - Сколько это?
  
   - Одиннадцатая модель. С приемником. Класс! Всего шесть штук госцена, ну пусть с оформ-лением, номерами, регистрацией временной, комиссионными ... Шесть с полтиной набежит. О чем говорить? Брать надо! Сколько у тебя?
  
   - Три с собой. Две с полтиной еще на книжке. Книжка со мной.
  
   - Так! Ладно, штуку оставляй себе на отпуск. Учись экономить. А две с половиной ... Эх, так и быть, есть у меня заначка. Женка не знает, мне пока не горит. Не в деньгах счастье, а в их отсут-ствии ... По сотне в месяц высылать сможешь, потянешь?
  
   - Нет проблем! Но как оформить? Деньги с книжки снять? Это же время...
  
   - Не трухай, парень, я с тобой! В сберкассе заведующей муженек - мой клиент, только и жаж-дет отблагодарить. Чуть руки она мне не целовала. Можно сказать, спас мужика. О комиссионке автомобильной и говорить нечего, свои парни. Сделают, еще и спасибо скажут, словно на про-гнившем Западе. В ГАИ - наши люди. В ОРЭО - кореша по школе милиции. За дня три управимся. У меня пока поживешь.
  
   Стекляшка слово сдержал. Через три дня под окнами его квартиры, где пребывали в состоя-нии постоянного морального ... "подъема" школьные товарищи, стояла, поблескивая свежевымы-тым пятнадцатисуточниками кузовом, новехонькая, словно вчера с конвейера одиннадцатая.
  
   Вечером обмыли, как положено. Отдельно пили за колеса, чтоб резина не снашивалась. За движочек - чтоб не сбоил. За кузов - чтоб не ржавел. За стекла - чтоб не бились. Аккумулятор - не садился ... Утром Леха еле проснулся. Стекляшка же, мужик крепкий, тренированный, убег, све-жий как огурчик, на суточное дежурство к своим непутевым алкашам.
  
   Тут Лешка четко понял, что пора уезжать. Бежать! Еще один день и ему полный капец, не вы-держит. Проверил документы в кармане курточки. Все на месте. Не посеял. Деньги? Удостовере-ние?... Порядок! Нацарапал другу благодарственное письмо. Извинился, что не подождал. Опо-хмелился рассольчиком, заел двумя таблетками пирамидона. Стало совсем хорошо. Нашарил в брюках ключи и поехал покупать в дорогу новый рюкзак и запасные канистры. С бензином в не-которых районах огромной страны наблюдалась перманентная напряженка.
  
   Ездил по городу, заправлялся, загружался, закупался. Прикинул и домой уже решил не воз-вращаться. Придавил педаль, проскочил Центр, пересек Мост, обогнул Собор и, поднявшись на гору, мимо Южного Вокзала прямиком выскочил на Симферопольское шоссе. Звучал в душе Виз-бор, вещал о ночной песне шин, серой нитке дорог, что штопает без устали раненые души ...
  
   Все точно. Полетела под колеса серая лента шоссейки, замелькали грузовики, автобусы, реф-рижераторы. Лечение началось.
  
   На выезде из города, возле поста "ГАИ", Лешка притормозил до положенных 10 км в час. Номера транзитные, не стоит нарываться. Отъехал и только уж подумал прижать педаль газа, как из-за щелястого павильончика остановки пригородного автобуса выскочила и махнула рукой де-вица. Запыхавшаяся, с растрепанными ветром волосами, в джинсиках, свитерочке в обтяжечку, с дорожной сумкой в одной руке и алой болоньевой курткой в другой. Притормозил, опустил боко-вое стекло.
  
   - Извините, до совхоза не подбросите? Опоздала на пригородный автобус. Теперь два часа ждать. А мы там, на прополке, от консерватории работаем. Вот на денек домой вырвалась. С сы-ном заигралась и опоздала.
  
   - Садитесь. Только я по прямой, по трассе. - Бить новую, необъезженную машину по просе-лочным, известно каким дорогам Лешке совершенно не хотелось.
  
   - Ой, да мне только до развилки. Там до усадьбы рукой подать, да и машины совхозные час-то с отделений ездят.
  
   Девушка Лешке понравилась. Скуластенькая немного. Глаза веселые, синенькие. Волосы русые, пушистые. Щечки от бега розовенькие, губки свежие, влажные, тугая грудь свитерок взды-мает. Чувствуется крепенькая. Хороша попутчица. Лешка открыл защелки дверей. Пригласил са-диться.
  
   - Вещички на заднее сидение сложите.
  
   Поехали. В пригородных полях по обе стороны шоссе шли полным ходом работы. По всему видно в полях трудились городские люди. Явно не сельского вида мужики тягали передвижные, на огромных колесах, поливальные установки. Женский пол, согнувшись в три погибели, тяпал бес-конечные рядки чего-то вяло зеленого. Особи обоего пола тягали мешки. Одни с тракторных при-цепов, другие - на оные ... В общем, пролетариат умственного труда вовсю пахал на благо социа-листического Отечества ... Одеты все примерно так как и Лешкина попутчица. Местных тех сразу отличишь - серый платок, телогрейка, платье, а под ним синие треники в сапоги затиснутые. Они все больше руководили городскими недотепами, орали, надрывались.
  
   - Каждый раз так?
  
   - С регулярностью смены времен года! Как весна - вперед на посевную, летом - на пропол-ку, осенью - уборка урожая и победный рапорт районного начальства. Нам - несколько сеток с огурцами и помидорами по совхозной копеечной цене, в виде поощрения. Зимой - творческая шефская помощь. ... Осточертело. Пашем словно крепостные, а колхознички в это времечко по базарам торгуют. Вон, на руках мозоли от тяпки. - Показала Лешке крепенькую ладошку с беле-сыми бугорками, длинными чуткими пальцами.
  
   - У кого мужья хорошие, тем полегче. По выходным приезжают - в зачет два дня отрабаты-вают. Потом отгулы, их к отпуску можно добавить. Да, просто, раньше срока сорваться домой.
  
   - Ваш не помогает?
  
   - Нет его в наличии. Разведенная я. Достал меня мой бывший, до самого до донышка. Ни одной юбки не пропускал, за подруг уже принялся. Хорошо одна предупредила, наградил он ее ... Я беременная тогда ходила, ... не лез ко мне, брезговал, не эстетично выглядела. ... Художник! ... Выходит повезло мне. Выгнала к чертовой матери. Да, ладно, дело прошлое. ... Вы то сами далеко едете?
  
   - В Крым! В отпуск. К морю.
  
   - Везунчик! ... Но не рано ли? Вода, наверно, еще холодная.
  
   - Ничего, привычные мы. Я подводной охотой занимаюсь. В костюме плаваю, легководо-лазном. Но без баллонов. С трубкой и маской.
  
   Чего стоило достать списанный костюм Лешка умолчал. Одно расстройство.
  
   - Тем более месяц отпуска. Успею акклиматизироваться, да и вода потеплеет. Зато народу мало. В кафе и столовых пусто. В магазинах и на базаре - цены божеские.
  
   - Что ж один? Жена поехать не смогла? Не побоялась отпустить?
  
   - Нет жены. - Буркнул Лешка. Покраснел даже, почему-то. Растроился.
  
   - По путевке или дикарем?
  
   - Палатка у меня. Я на одном месте вот уже седьмой считай год ее разбиваю. Там и погребок небольшой выкопал, и очажок сложил. Машину на стоянке поставлю, с охранниками договорюсь. Есть там недалеко спортлагерь научного института, за столько лет ко уже мне привыкли. ... Тиши-на. Море. Звезды. ... Красота!
  
   - А спать не холодно?
  
   - Да ничего. Матрас надувной взял. Одеяла шерстяные. Нормально.
  
   Больше вопросов девушка не задавала. Сидела, смотрела задумчиво.
  
   - Где Ваша развилка, далеко? - Спросил Лешка. Просто так. Уж больно пауза затянулась.
  
   - Успела надоесть? Нет, километров пятнадцать осталось.
  
   - Наоборот, растяну удовольствие, сброшу скорость. - Лешка перестроился в правый ряд, поехал медленнее. Ехали, "за жизнь" трепались. Лешка решился, представился. Выяснил, девушку звали Аней, по профессии пианистка, в филармонии работала аккомпаниатором. Хоть оказалась на шесть лет моложе Лешки, но уже многое успела. Муз училище окончила, замужем побывала, сына родила.
  
   - Неужели музыкантов в колхоз посылают? - Все никак не мог успокоиться Лешка, - Как же потом с мозолями играть?
  
   - Кого это волнует? План есть. Райком утвердил. Вперед, выполнять задания Партии и Пра-вительства. А играть, ну как ни будь сыграем. Вот скрипачам, тем действительно беда, хоть плачь. Пальцы чувствительность теряют. Вас, что ли не посылают?
  
   - Случается, выезжаем в подшефный военхоз, на день, но не больше и довольно редко. С сельским хозяйством в наших краях не очень развернешься, Север. Все в основном привозное.
  
   - Ой, как интересно, романтично! Кем же Вы работаете?
  
   - Не работаю, Служу Советскому Союзу.
  
   - Вот здорово! Среди моих знакомых настоящих военных еще не встречалось. Если и слу-жили, то в музыкантах, срочную. А Вы кем служите? Наверно большой чин, секретный. В отпуск на машине раскатываете.
  
   - Сказать могу, но потом придется ... за меня замуж выходить. Для всех кроме жен - сплош-ной секрет. Страшная военная тайна! Не боитесь? Все еще желаете узнать страшную тайну?
  
   - Но я же никому-никому, честное пионерское! Ну, пожалуйста! Вы меня вон как заинтри-говали ...
  
   - Нет, нет! Не просите. Условие Вам известно.
  
   - Ну, вот какой противный ... Ну, скажите! ...
  
   - Считаю до трех. Пойдете или нет? Раз! ... - Она молчала ... - Лешка выдержал паузу ... - Два! ... Набрал уже воздуха, готов был выпалить три и прекратить глупую игру, дать газу и ... впе-реди показалась развилка.
  
   - Вот возьму и пойду. Еще пожалеете!
  
   Лешка обалдел, шумно выдохнул воздух. - А доказательство серьезности намерений? Мо-жет Вы просто желаете тайну выпытать и продать ее за конвертируемую валюту иностранным шпиенам?
  
   - Нужно доказательство?
  
   - Обязательно!
  
   Аня провела нежно ладонью по Лешкиной щеке, развернулась в пристегнутом ремне безопасности и поцеловала легко и нежно. ... Неожиданно ласково.
  
   - Морской офицер я. В небольшом пока чине, капитан-лейтенант всего лишь. Подводник. На Северном Флоте служу. Далеко на Севере, где июнь еще не лето, июль уже не лето. Одна ком-ната в коммуналке, двое соседей. ... Машина третий день как куплена. Да еще две тысячи долга ... Не передумала?
  
   - Я же подтвердила серьезность намерений. А Вы?
  
   - Я? - Лешка аж поперхнулся, закашлялся. ... - Ну, что мы все тогда на Вы, да на Вы.
  
   Аня вздохнула, выпрямилась. - Вот и развилка. Приехали.
  
   Лешка затормозил, остановил машину. Прижался к обочине. Сидели молча. Сразу за раз-вилкой, в тени свежей зелени, виднелось здание совершенно общепитовского вида.
  
  - Что это? Кафе? Ресторан? - Спросил Лешка.
  
   - Ресторанчик придорожный. Точно не скажу, ни разу не была.
  
   Лешка врубил скорость, газанул и под визг шин. С шиком развернулся на пустом асфаль-товом пятачке перед стеклянной дверью ресторана с непритязательной, но исчерпывающе ясной вывеской "Придорожный". Выскочил этаким чертом, обежал "жигуль", открыл галантно дверцу, подал руку. Даже склонил в полупоклоне голову.
  
   Аня, артистичная натура, сразу вошла в роль, выплыла из авто принцесса - принцессой. Подхватил Лешка девушку под руку и повел к дверям.
  
   - Алеша, Вы хоть машину заприте. Угонят ведь. Ну, как минимум, сумки мои утащат.
  
   Лешка крутанулся, опустил защелки, захлопнул дверки. Вновь оказался рядом. По росту они почти одинаковы оказались, может Лешка чуть выше. Повел Аню по выкрошенным бетонным ступенькам, словно под музыку Мендельсона. Хоть, сказать по правде, в башке только Юра Виз-бор крутился.
  
   - Это по какому поводу? - Королевой, повернув голову на высокой стройной шее, спроси-ла Аня.
  
   - Свадьбу справлять будэм, невест пропыват будэм! - Отрезал Лешка бесповоротно. - Уже забыла? Замуж выходишь! Секреты я зря выбалтывал?
  
   - Ах! Ну да, ну да! Прости, дорогой генацвале, память-то девичья! - Прыснула "невеста".
  
   В зальце ресторана посетителей оказалось так же много, как машин на стоянке перед входом. Пусто, прохладно ... Занавешенные шторами окна отсекали солнечные лучи. Те, разыскав щелочки и дырочки, врывались вовнутрь, пересекали веселыми струйками тихий полумрак заве-дения. "Молодожены" скромно уселись за угловой столик, покрытый белой при рождении, а ныне потраченной жизнью, со следами наскоро застиранных застолий, скатеркой.
  
   Подошла, неспешно шаркая туфлями на толстых, отечных ногах, пожилая официантка. Уже с утра усталая, в белой наколке на покосившемся шиньоне.
  
   - Что пить будем, молодые люди?
  
   - Шампанского, мадам, сухой французский "брют". - Закинув ногу на ногу и подкрутив, во-ображаемый ус, потребовал Лешка.
  
   - Вдову Клико, урожая "Года кометы", если можно. - Уточнила Аня.
  
   - Французского не имеется, "Советское" тоже закончилось, - Грустно констатировала соц-реализм мадам. - Есть "Бердянское шипучее", по два рубля с наценкой.
  
   Вопрос об урожае просто проигнорировала. - Так пить будем, или как?
  
   - И пить будем, и гулять будем, - Пообещал Лешка.
  
   - Салатик? Биточки? Борщик?
  
   - Может меню дадите?
  
   - В меню много чего пропечатано. Только на кухне нема. Мы его и не выносим посетите-лям. Чего зазря расстраивать? Вам с картошечкой или макарончиками?
  
   - Давайте с картошечкой. - Решился Лешка.
  
   - Мне тоже. И без подливы, пожалуйста.
  
   - Мне тоже без подливы.
  
   - Многообещающее единение с первого дня супружеской жизни! - Подвела черту Аня.
  
   Официантка посмотрела на них внимательно, подобрела лицом, улыбнулась золотозубо. - Действительно молодожены?
  
   - Нет, понарошку! - Обиделся Лешка.
  
   - Гляну, может в буфете и завалялось шампанское. Только вы уж буфетчице пару рубликов сверху набросьте ... Свое, можно сказать, отдает. - Посмотрела официантка вопросительно.
  
   - Набросим. - Пообещал Лешка.
  
   Пили на брудершафт, за знакомство, сухое шампанское. Разливали по фужерам с золотой тонкой каемочкой из запотевшей, холодной бутылки с серебряным горлом. Закусывали борщем и биточками. Может официантка шепнула пару слов на кухне, но хлебного мякиша в шедеврах об-щепита оказалось гораздо меньше мяса. Да и прожарены нормально. Картошечка та вообще поли-та сверху желтым топленым маслицем.
  
   Поели весело, с аппетитом. Перекурили. Выпили чая из граненых стаканов в мельхиоро-вых общепитовских подстаканниках. Лешка расплатился, никого не обидел. Вышли наружу, по-дошли к машине. Стояли нерешительно ...
  
   - Спасибо, муженек, за обед и ласку. Пора разбегаться. Честь надо знать. Задержала отпуск-ника. Счастливого пути. - Отчего-то немного грустно проговорила Аня.
  
   Лешка толкнулся ключом в замок, но не попал. Рука задрожала не к месту. Открыл правую дверцу. - Садись, Анечка, поехали.
  
   - В лесок свести женушку решился, муженек?
  
   - Не дури, не надо ... В Крым, в свадебное путешествие!
  
   - Ты что, серьезно?
  
   - Садись.
  
   - А работа? Родители? Ребенок? ... Вещи, наконец ... Да я тебя толком и не знаю! Может ты брачный аферист!
  
   - Отвечаю по пунктам. - Весомо ответил Лешка.
  
   - Первое. - Загнул палец. - На работу позвонишь и уволишься. Скажешь в связи с замужеством и убытием по месту службы мужа. Колхоз тебе, следовательно, теперь по-сараю.
  
   - Второе. У родителей телефон есть? - Аня кивнула, - Есть.
  
   - Отлично! С ближайшего телефона им позвоним. Поговорим, познакомимся. Сообщишь мои данные из удостоверения. Чтоб не волновались. Пусть запишут ... Скажешь, что, мол, давно уже друг друга знаем ... Переписывались ... Ну, соври, приличия ради. В заключение, скажи как оно и есть, мол, в свадебное путешествие сумасшедший морячок утащил.
  
   - Третье. Ребенку сколько? Четвертый пошел? ... Большой парень! ... Пообещай, когда вернем-ся - подарков морских привезем, а потом поедем к папе Лешке, он кораблики покажет. Настоя-щие.
  
   - Четвертое. Тряпки по пути или в самом Крыму купим. Сейчас там не сезон. Народа мало, по магазинам пройдемся. Чего ни будь хорошего да найдем. Есть там за Симферополем, на подъеме к горам один. Мало кто его знает.
  
   - Пятое. ... Считай уже узнала меня ... Познакомились ... Ты своего первого мужа сколько зна-ла? ... То-то ... Иногда и десяти лет мало, а иной раз - дня достаточно.
  
   - Шестое. О личности моей можешь справиться у друга. Капитан милиции. Звонить будешь? Дам служебный телефон. На обратном пути познакомлю. Отличный парень. Все может. В ЗАГС пойдем, распишемся. Он организует.
  
   Посигналил, погудел радостно "Придорожному", набрал скорость. Понеслась под колеса дорога.
  
   Месяц пролетел, они и не заметили. Очнулись в последний день отпуска. Позакидывали все в машину. Плавки, полотенца вогкие. Только рапанов и крабов, насушенных для пацана, аккурат-но упаковали. Палатку свернули, даже в чехол не вложили ... Нет времени. Рванули обратно.
  
   На Перекопе не выдержали, остановку сделали. Вяленых бычков накупили. В машине сразу морем запахло. В Таврии, на юге Украины покупали, заваливали машину помидорами, огурчика-ми, первыми зелеными еще кислыми яблоками и не менее кислым крыжовником который грызли словно семечки, доставая из газетных, расползающихся кулечков.
  
   В одном из городов их настигла гроза. Вода хлестала по лобовому стеклу и щетки дворни-ков елозили впустую. Попутные и встречные автомобили опасливо прижались к обочине, стали. Они же ползли себе потихоньку, чуть не шагом. Аня придремывала на заднем сидении. Лешка ку-рил, пуская дым в щелочку окна. Слушал тихонько мурлыканье "Маяка".
  
   - Лешка! Смотри, какая несчастная собака сидит. Наверно потерялась.
  
   Под жалкой ненадежной защитой насквозь промокшей листвы придорожного дерева, уныло сидел коричневый с черным пес, поникнув прямоугольной, похожей на валенок или кир-пич, продолговатой головой. С мокрой, слипшейся бороденкой и жалко опущенными треугольны-ми ушами. Горестно провожал тоскливым взглядом карих крупных глаз их машину.
  
   Вода скатывалась по черному пятачку носа, капала с кончиков ушей. Казалось пес рыдает от выпавшей на его долю нелегкой судьбы. О том, что псина знал лучшую долю свидетельствовал кожаный ошейник с обрывком веревки. Аня проснулась как раз вовремя, выглянула в окошко и встретилась взглядом со страдальцем.
  
   Не удержалась, приоткрыла окно, свистнула легонько, ободряюще. - Не дрейфь, парень, до-ждик скоро закончится, солнышко выглянет, обсохнешь. - Пес поднял уши и одним прыжком ока-зался на дороге, рядом с дверцей. Бежал, поскуливал жалобно, словно умолял взять с собой.
  
   - Ой, Лешка! Останови! Под машину дурак попадет.
  
   Лешка стал плавненько, не сворачивая, благо сзади никого на дороге не было. Аня приот-крыла чуть дверку, оттолкнуть дурашку. Не тут то было! Наглый и мокрый, он сперва всунул свою здоровенную башку внутрь салона, а затем одним рывком мускулистого тела втиснулся сам.
  
   - Ой, мокрый! Отодвинься, немедленно! - Взвизгнула Аня, пытаясь забиться в противопо-ложный конец сидения, подальше от непрошеного гостя. Тот воспользовался случаем, отряхнулся, оросив всех градом мелких брызг, вильнул коротким обрубком-хвостиком, чинно уселся возле ок-на. Разинул пасть, вывалил в широченной улыбке розовый язык между внушающими уважение клыками.
  
   Словно подсказывал попутчикам, - Чего стали? Кого ждем? Все в сборе? Поехали!
  
   Лешка выскочил, захлопнул за новым членом экипажа дверку. При этом промок изрядно. Прошлепал обратно, набрав воды через верх в кроссовки. Чертыхнулся, - Ну не выпихивать же нахала. Вон какие зубищи. Сами виноваты. Делать нечего, потом разберемся. Поехали.
  
   Пес повертелся, зевнул, щелкнул челюстями, лег на сидение. Сунул голову между перед-них лап и заснул. Когда выехали из грозы и добрались до сухого пригорочка, то съехали с шоссе на обочину. Покормили пришельца, разделив по братски бутерброды с колбасой и сыром. Даже попить дали минералки из бумажного кулечка. Тот скривился немного. Газ псу не нравился, но выпил.
  
   Отпустили побегать, дела свои справить. Думали уехать потихоньку, но не смогли. Жалко стало. Решили, окончательно и бесповоротно, - Берем с собой.
  
   Тем более ребенку будет на новом месте с собакой веселее, да и полезно учиться за какой-никакой живностью приглядывать.
  
   Пес оказался воспитанным, знал все команды. Правда, выполнял через раз, ну если очень попросишь. Смешной и обалденно красивый. Ни бирки, ни надписи на ошейнике не оказалось. Богатый кожаный ошейник говорил вроде бы в пользу неизвестных хозяев, но измочаленный ог-рызок грязной веревки, заставлял задуматься о совсем противоположном. Псина обсох, набегался вокруг машины, облаял птичек и чинно уселся рядом.
  
   - Если открою дверь и он заскочит, возьмем. Нет - оставим. Насильно мил не будешь. - Ре-шила Аня.
  
   Пес вроде слушал, склонив смешно голову, приподняв одно ухо, сморщив складками кожу на стриженом лбу. Только дверка приоткрылась, одним махом впрыгнул на заднее сидение. Аня устроилась рядом с Лешкой на переднем и они поехали дальше. Пес по очереди лизал то одному, то другому щеки, затылки. Тыкался в плечи теплым мокрым носом. Благодарил. Если приходила нужда - начинал тихонько повизгивать, просился. Делал дела и опрометью возвращался. Отстать боялся. Видать новые хозяева и их колбаса пришлись по вкусу. А может надоела полная лишений бродяжья жизнь.
  
   В городе Стекляшка оценивающе осмотрел последние Лешкины приобретения, включая ма-ленького Игорешку. Оценил все на "ять".
  
   Обмыли это дело, закусили. Жинка его все еще в деревне пребывала. По хозяйству и в огоро-де помогала старикам. Да и дитю полезно. Чем не дача? Собака оказалась эрдельтерьером, вроде даже хороших кровей. Через знакомого ветеринара Стекляшка выправил нужные справки. Приви-вать не стал, видно и так, что домашняя, а значит и привитая. Видно украли ее от хозяев, а пес ве-ревку перегрыз и снова убег. Собака не кошка, обратного пути не найдет.
  
   - Держите спокойно. От вас убегать не станет.
  
   Пес расположился у Стекляшки на диване и согнать его никому не удавалось. То есть на неко-торое время он послушно слазил, но не успевали оглянуться, вновь лежал, умостив голову на ва-лик, и внимательно следил за всеми карими грустными глазами.
  
   - Бог с ним, уж пусть лежит, - Сдался Стекляшка, - У него было тяжелое детство.
  
   Ухмыляясь и ворча, - Одно беспокойство тут с Вами. - Добрый волшебник - Стекляшка рас-писал их тихонько в ЗАГСЕ. Потом они вчетвером, еще с какой-то девицей-свидетельницей, вроде работницей Стекляшкиного учреждения, отправились в ресторан "Динамо" на стадионе и там это дело вновь как следует отметили. Но на этот раз Лешка только шампанское и выпил. Во-первых, за рулем, во-вторых, уже семейный человек.
  
   До конца возвращения в часть оставалось времени совсем ничего. Устроились в машине и ехали вчетвером, включая пса. Загруженные вещичками так, что верблюды в Африке наверно удивлялись.
  
   Успели, слава Богу. С погранцами нашли общий язык, со своими на КПП тоже. В комнате разместились нормально. Собака вела себя тихо, трехгодичники готовились на дембель и им, а точнее их женам, было уже все до лампочки. Детям собака только в радость. Аня устроилась на полставки в садик, музработником.
  
   Сослуживцы первое время подначивали, - Лешка хитрец мужик! На сто процентов отпуск ис-пользовал. Ну, поделись опытом, как это умудрился в один заход приобрести машину, жену, паца-на и собаку в придачу? Да у нас на это и полжизни не хватило! То одного, то другого до полного комплекта не хватает. Не иначе золотую рыбку подстрелил! А мы думали, чего это он все Черное море обнырял. Знал за чем охотился.
  
   Может Лешка популярным стал, на слуху оказался, может по другой причине, но перевели его с повышением на новейшую лодку, совсем в другой городок, получше прежнего. Квартиру получил в новом доме. По семье уже, двухкомнатную, изолированную. Служи да радуйся, кэп.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 9.
  
  Основное направление.
  
  
  
  
  
  
   В Пешаваре, в уединенном особняке, затерянном среди городских кварталов, Строителя принимал один из Учителей. Уважаемый человек ради встречи покинул родные места святого Аравийского полуострова. Это многое означало в их мире условностей, намеков, недоговорок. Строитель высоко оценил подобную, весьма редкую, а потому лестную, честь.
  
   Сидели на плотной вязки, драгоценных афганских коврах старинной работы, одетые в родные и удобные одеяния. Пили кофе из маленьких серебряных вызолоченных изнутри чашечек дамасской работы. Строитель покорно ждал, пока Учитель соблаговолит начать речи.
  
   - Мы выбрали тебя, Строитель. Одного из немногих. Лучшего из всех. - Начал Учитель. - Ты показал стойкость в вере ... Но и остальные крепки, и не разу не отступили от истинного, един-ственно верного толкования Ислама. Только ваххабизм способен изменить жизнь мусульман к лучшему, только он естественная основа построения Всемирного Халифата. Это также верно, как и то, что наша Организация - основа борьбы правоверных всего мира. Мы не остановимся, и никто нас не остановит, пока зеленое знамя Ислама не осенит все материки, и не останется на них места неверным. Выбора нет - победить или погибнуть. Битва наша будет беспощадной, без милости и милосердия.
  
   Старик отпил глоток кофе, продолжил.
  
   - Ты выказал воинскую доблесть. Пролил кровь за Джихад. Но и многие остальные про-явили смелость в бою, а некоторые из них пролили свою драгоценную кровь, оросили священную землю. Почему же выбор пал на тебя? - Старик прикрыл глаза.
  
   - Ты молод, образован, умен, хитер и красив. Да, да, красив настоящей восточной мужской красотой. Твой образ способен восхищать и ласкать взор женщин, радовать сердца мужчин.
  
   Твое лицо увидят они с телеэкранов, со страниц газет, в кино, на обложках календарей где оно вытеснит отвратных нагих распутниц. Его станут изображать на плакатах и печатать на майках юношей. Твой облик станет эмблемой, образом нашей организации. Ты красив настоящей мусульманской красотой и нет в тебе красоты от христианских диаволов.
  
   Кроме того, ты богат. Миллионер. Много денег у тебя, Строитель, и если станешь тра-тить на наши дела, то их количество не станет меньше, но увеличится. Легко смешать деньги ор-ганизации с собственными и никто не сможет добраться до истоков нашего финансового благопо-лучия. Твоими устами объявим мы о себе остальному миру. Но все это не сразу. Готовься и в нужный момент ты сменишь того благоверного и мудрого, чьими устами мы проповедуем сейчас.
  
   - Кто же он, Учитель? Дозволено ли мне узнать его имя, благословенное в веках?
  
   - Старый, слепой Шейх. Беглец, изгнанный из родной страны прислужниками нечестивых за призыв к уничтожению тамошнего главного слуги неверных. Одного из наших, пошедшего на сделку с Большим Сатаной и его иудейским прислужником. Негодяй, вырвавший из священной борьбы миллионы мусульман ради клочка никчемного песка.
  
   Сейчас Шейх, живя в самом сердце неверных, готовит разящий удар по их главному симво-лу. Нападение, как и остальные наши операции, останется безымянным. Мы не честолюбивы, не болтливы словно бабы, не звоним в редакции газет, хвастаясь о победах, не подкидываем листовки с политическими требованиями. Мы воюем. Мы - безмолвные убийцы. Пусть страшатся. Пусть ждут возмездия за свои злодеяния с воздуха, моря и из-под земли. На море и на суше. Ночью и днем. Пусть вздрагивают при гуле самолета, трясутся от гудка поезда, пускай принимают любое случайное происшествие за акт возмездия. Запуганный враг склонен к панике и не опасен.
  
   Шейх отлично законспирирован, окружен верными и стойкими мюридами. Неверным, с их дурацким пристрастием к демократии, порядку и законности, никогда не найти и не осудить его. Но он стар. Ты должен быть готов заменить почтенного старца в любую минуту.
  
   Слушай, задавай вопросы, предлагай. Теперь ты один из нас. Но сначала я посвящу тебя в общие черты плана.
  
   Русские уходят из Афганистана. Моджахеды победили. С помощью как верных, так и невер-ных. Особенно старался Большой Сатана. Поставлял ракеты, оружие, деньги, разведанные, помо-гал строить подземные крепости и тренировочные лагеря.
  
   Почему помогал? Какой демон прикрыл его глаза? Ответ прост - жажда победы над Совета-ми затмила его недалекий разум! Их цель примитивна - уничтожить коммунистов.
  
   Но это и наша цель - раздавить идеологию безбожников, оторвать от России мусульманские земли нагло ей присвоенные и захваченные ... Зачем же мешать неверным? Пусть стараются. Мы им помогаем, в свою очередь принимаем их помощь. Различие в том, что на Западе думают, что привязали истинных мусульман своими подачками навечно. Мы знаем, что они дерзко заблужда-ются. В тот момент, когда их потуги окажутся не нужны нам, нанесем решительный удар. Задача нашей Организации использовать противоречия, иногда смертельные, между неверными. Их сла-бость есть наша сила.
  
   Мы долго думали, на кого обрушить главный удар. Мнения разделились. Одни считают, что после Афганистана, где потерпел сокрушительное поражение Малый Сатана, пришло время Большого Сатаны. Другие, возражают, доказывают, что нельзя давать событиям идти на самотек. Уползающего змея надо добить, не дать ему залезть в логово и отлежаться. Тем более ситуация в России сейчас благоприятная. У власти стоят дряхлые старцы, умирают, хвала Аллаху, один за другим. Страна слабеет, теряется единство. Самое удобное время. - Учитель задумался. Припом-нил прошедшее.
  
   Спорили тогда Учителя неожиданно долго. Но приняли единое, мудрое решение. Пусть Большой Сатана пока действует, не стоит ему мешать в делах угодных Аллаху и полезных Орга-низации. Основную мощь посчитали необходимым бросить на Малого Сатану. Не забывая при этом борьбу местных, низовых организаций против собственных правительств. От Алжира до Островов Пряностей в Юго-Восточной Азии, где складывались выгодные условия для разжигания розни между мусульманами и христианами.
  
   Организация намеривалась устроить на островах неверным кровавую баню, отработать на практике некоторые боевые методики. В результате, превратить острова в чисто мусульманский анклав с хорошей перспективой на дальнейшее отделение в качестве независимой Исламской Рес-публики. Это проблему разрабатывал один из лучших учеников - настойчивый и жестокий Джа-фар Муар. В Алжире тоже все шло к тому, что переворот удастся осуществить практически ле-гально, в результате всеобщих выборов. Тогда еще одна Исламская Республика возникнет на са-мом пороге Европейского континента. Заманчивый плацдарм.
  
   - Повседневная идеологическая работа Организации, - Продолжил вслух Учитель, - базируется на следующем постулате - "Ислам - вручение себя Богу, и каждый мусульманин получает все зна-ния необходимые для праведной жизни и смерти ". Уточняю, Знания, почерпнутые только из Корана. Другого чтения простому человеку не нужно.
  
   Задумался Учитель. - Впрочем, инструкции по пользованию оружием, пособия для наиболее эффективного убийства неверных тоже, несомненно, богоугодны. Рядовые борцы должны накреп-ко запомнить, что не пролив крови в борьбе с неверными не попадешь в Рай, не увидишь гурий и не ощутишь блаженства.
  
   Главная молитва проста. Начинается чистыми словами искренней любви, - "Во имя господа Милосердного, Милостивого". - Традиционные муллы, погрязшие в неверии, не признающие вах-хабизма, на том и останавливаются. Мы же, разворачиваем главный тезис глубже, - Да, Милости-вого и Милосердного, правильно, но только к правоверным. К неверным собакам нет у нас жало-сти и милосердия! ... Помни об этом Строитель, не давай сбить с пути истинного. Проклинай красных мулл, таких же собак, как и сами неверные.
  
   Коран уважает жизнь человека. Это - святое! Мы повинуемся и преклоняемся перед мудро-стью Книги. Но только в отношении праведных мусульман! Если на пути джихада встанет невер-ный - убей его, отбери гнусную жизнь, омой клинок в собачьей крови. Ты должен воспитывать бойцов Аллаха в уверенности, что не случится с ними ничего, кроме того, что предначертано свыше. Не должны они боятся потому смерти, ибо достояние ближней жизни ничтожно по срав-нению с будущей. Ждут героев гурии в садах Рая! Не забывай напоминать сомневающимся, что в борьбе участвуют все, ибо в Исламе все люди братья и нет среди них рабов и господ.
  
   Помолчал Учитель. Но не оказалось у Строителя возражений, со всем уже давно и полно-стью согласен.
  
   - Не потеряла актуальность и заповедь, подвигавшая моджахедов на подвиги в борьбе с шу-рави. Ибо сказано в Коране " О, Пророк! Побуждай верующих к сражению. Если будет вас два-дцать терпеливых, то они победят две сотни... ". Будущим шахидам внушайте, что сам Мухаммед являлся Пророком и Воином. Записано в Коране - "Сражайся с теми, кто не верует в Аллаха, пока не дадут откупа своей рукой, будучи униженными". Но это уже наша проблема взять откуп день-гами, заложниками, кровью, жизнями или ... Властью, поработив неверных. В Коране это не оп-ределено.
  
   В этом заключена, так сказать, идеологическая посылка на данном этапе борьбы. Ты, Строитель, должен следовать ей в повседневной практической работе. Теперь вкратце о стратегии и тактике борьбы. - Усмехнулся тонко. - Подробные указания найдешь ... на компьютерных дис-ках. Не удивляйся. Мы стараемся использовать все лучшее из арсенала неверных. Наш человек передаст, обучит обращению с умной техникой неверных. Учти, закупаем самое передовое, самое современное, дорогое.
  
   Братья в Алжире начнут убивать нестойких в вере, предавшихся, очищать плацдарм. Рядом Гибралтар, Средиземное море, газ, наконец. Пусть даже по десять человек в день отправят к Алла-ху - уже хорошо. Привыкнут перерезать глотки нечестивым, отступившим от Шариата единовер-цам, выпускать их кровь в землю. Пусть не жалеют ни стариков ни младенцев, забирают себе дев-ственниц их и опорочив убивают. Пусть сеют террор в школах, где учат по учебникам неверных и прививают им неверное толкование Ислама. Пусть режут глотки певцам и певицам и ломают ноги танцующим. Здесь важно Париж не забыть, не упустить из виду. Вести работу параллельно. Во Франции мусульман десять процентов избирателей. В основном выходцы из Алжира. Огромная сила! Перед ней любой политик на колени встанет и язык высунет. А чтобы посговорчивее оказа-лись, десяток - другой взрывов организуешь. Взрывы для тебя дело привычное, да и город знаешь. ... Ты ведь в Париже учился?
  
   - В Париже учитель, - Не стал уточнять подробности Строитель.
  
   - В Кашмире, противостоять христианам и индусам придется сразу нескольким низовым ор-ганизациям. Их задача проста - резать жечь, нападать из засад, взрывать гранаты на площадях, ав-тобусных остановках. Все это проведут, в основном, под флагом борьбы за независимость от Ин-дии. В такой борьбе сможет участвовать, крепнуть, не забывать сноровку, тренироваться благо-честивое пакистанское воинство. Здесь не стоит афишировать связь с Организацией. Посвящены в тайну только несколько наиболее облеченных доверием братьев.
  
   В Югославии первый шаг сделали немцы. Они не простили и никогда не простят сербам того, что их партизанская война привела Гитлера к поражению. Вермахт проиграл войну, упустив на Балканах золотое летнее время для наступления на Россию. Германия поможет оторвать Хорва-тию, а мы - с помощью западных "друзей", разожжем пламя освободительной войны боснийцев, косоваров. Придется постараться. Но дело того стоит. Подготовка идет, люди работают.
  
   Армия освобождения Косова вовсю гонит белое оружие - наркотики и закупает на выручен-ные деньги оружие. Святое дело! Окрепнут, затем начнут постепенно избивать сербов, те, несо-мненно, ответят. Полиция вмешается ... Появятся трупы. Этого добра всегда набрать можно. Резня пойдет полным ходом, тут самое время запускать журналистов. Самых честных, исключительно наивных, до предела напичканных идеалами гуманизма и переполненных радением о гипотетиче-ских правах человека. Таких, чтобы слезы изливали потоками прямиком на утренние страницы мировых газет, каждый вечер источали хулу православным с экранов телевизоров.
  
   Пострелять придется над головой нежных пишущих созданий для правдоподобия, изобра-жения соответствующей боевой обстановки. Трупики показать. Соответственно подготовленные. Парней в полицейской форме со зверскими сербскими лицами. Дальше дело само пойдет. Руками неверных с Югославией справимся. А оттуда и до Парижа и до Берлином рукой подать. Получаем второй плацдарм в Европе.
  
   В Судане, Индонезии, на Филиппинах, Нигерии, Кении, ЮАР - всюду пусть готовятся наши братья, исподволь волнуя молодежь. Везде где христиане живут на землях правоверных, даже пусть веками мирно соседствуя с мусульманами, необходимо зажечь кровавый факел борьбы, раз-дора, резни. Изгонять неверных, а еще лучше, просто убивать. С мертвыми вообще меньше про-блем.
  
   В Палестине, под разными флагами и названиями, но под общим руководством Организа-ции, мы усиливаем борьбу за самую священную цель - утопить иудеев в море, создать Исламскую Республику. Пусть на первом этапе и со слюнявым коррумпированным болтунишкой во главе правительства.
  
   - Извини Учитель, но Израиль силен своей монолитной, выученной, сплоченной армией, атомным оружием, вооруженными поселенцами. Что смогут сделать против него малограмотные феллахи с автоматами Калашникова?
  
   - Малограмотные сегодня - ученые завтра. На это денег не пожалеем. Причем большую часть выучат в собственных университетах добренькие иудеи, зараженные идеями демократии. Особен-но поусердствуют неуемные леваки. Те, которые даже под ножом мстителя будут извиваться и орать о гуманистических ценностях, о справедливой народно-освободительной войне несчастного палестинского народа. ... Пока не захлебнутся собственной кровью. Такова порода иудеев Строи-тель.
  
   Что волноваться, мой друг? Израиль потерпел поражение в тот момент когда отдал за при-зрачный договор Синай. Я бы отдал? А ты? Любой мусульманин отдал бы завоеванное? Нет! Ни-когда! Мы знаем цену договоров из священных книг. Да, сегодня выгодно и мы подписываем до-говор. Завтра - наоборот, невыгодно иметь договор. Стоит за него держаться? Договор! ... Это все-го лишь кусок бумаги. Мы его разрываем без сожаления. И пусть побежденный взывает к "... ми-ровому сообществу".
  
   - Израиль принудили отдать Синай, Учитель.
  
   - Принудить можно слабого и нестойкого в вере, Строитель. Почему Большой Сатана не отда-ет Мексике завоеванное? Техас? Калифорнию? Почему Малый Сатана не возвращает Германии Кенигсберг? Пусть Польша вернет все по Одеру и Нейсе, а заодно Данциг. Чехословакия - Судеты. Франция - Эльзас и Лотарингию. Англия - Ольстер и Фолкленды. Вот после всех и Израиль мог вернуть. Но! Все это сильные духом страны, победители! А Израиль - слаб изнутри. Он был силен раньше, когда опирался только на свой собственный боевой несгибаемый дух, на собственные си-лы ... Теперь это, слава Аллаху, утеряно.
  
   Что это за страна где узаконенная смертная казнь не приводится в исполнение? Где страх мусульман перед неотвратимостью страшного повешения - смерти без пролития крови? Посидит боец джихада в тюрьме. Рано или поздно его обменяют, а то просто выпустят. Он еще злее станет, настойчивее, почувствовав свою безнаказанность. Да и сидеть в демократической стране для мно-гих гораздо легче и сытнее чем жить где ни будь в лачуге сектора Газа. В любом случае разница не большая. Генерал Шарон, отдав приказ ломать руки участников интифады, погасил ее за считан-ные дни. Какой вой подняли правозащитники! Что сделал Израиль? Пропустил глупый визг мимо ушей? Нет! Отступил! Отступил - значит проиграл.
  
   Но Израиль не главная цель Организации. Все перечисленное и многое другое, лишь вспомо-гательные удары. Жалящие, болезненные, беспокоящие, не дающие покоя неверным, улучшающие не столько стратегическое, сколько тактическое положение перед главной битвой. Создающие плацдармы, опорные базы, заделы на будущее.
  
   - На этом этапе борьбы основная цель Организации - Малый Сатана. Мы готовим людей, вне-дряем, вербуем среди слабых, среди тех кто поможет разваливать страну изнутри. Там авария, здесь катастрофа. Сегодня пароход утонет, завтра дом взорвется. Там вырежут армян, здесь по-стреляют в спину русских солдат. Есть некие наметки. Возможно, подберемся к их главным тех-ническим новинкам.
  
   Русские разрабатывают некое геофизическое оружие, способное, по полученным сведениям, вызывать в нужном месте землетрясение. Работы страшно засекречены, но основные их экспери-ментальные установки сосредоточены в районах населенных мусульманами. Работают на них, правда, в малых должностях, много единоверцев. Есть среди них и настоящие, истинно верующие ваххабитского толка мусульмане. При случае они свое слово скажут. Захватим страшное оружие! Пусть нещадно трясет неверных и вместе с ними содрогаются слабые в вере! Во имя Аллаха! А истинные мусульмане станут при этом радоваться, танцевать, одаривать детей сладостями и воз-носить молитвы. Да упрочится Истинная Вера, а вера неверных - ослабнет и сникнет.
  
   Доносят верные люди, что создали русские уникальную подводную лодку. Есть у Организа-ции некий подход к этому чудо-оружию. Не прямой, к сожалению. Не удалось найти верных среди предавшихся. Но, имеется один ... Мерзкий, конечно, тип, но попробуем разработать его словно слепого в темной комнате. Утонет непобедимая атомная лодка возле чужих берегов, грусть и тоска воцарится в стане христиан и их пособников.
  
   Самое перспективное в том, что у русских множество атомных электростанций. Так пусть же они взрываются и делают жизнь населения невозможной! В этом случае используем глупость на-пыщенных руководителей, безумное желание выслужиться, заполучить еще одну побрякушку на грудь.
  
   Наивные думают, что против них борются глупые, бородатые, неграмотные пастухи в чалмах. Нет! В наших рядах - умнейшие из умных. Они подскажут простакам, шепнут на ушко в удобный момент, "хитроумную" мысль. Заложат бомбу не в фундамент электростанции, но прямиком в глупые головы. Так даже надежнее. Наверняка сработает. Главное - вовремя внедрить с виду без-обидную, привлекательную идею в тупую башку. Много конечно в России руководителей пусть не очень умных, но следующих инструкциям, на авантюру не способных. Но, к счастью среди многих всегда найдется один нужный, инициативный, внушаемый дурак, который спит и видит как бы выслужиться. Главная беда России в дураках. Этого добра достаточно. Вторая проблема - дороги, но это нас не интересует.
  
   Начнутся катастрофы на российских землях. Они принесут уныние и сомнения, разброд и не-верие. В это смутное время люди "Основы" пойдут с Кораном и автоматом в кишлаки и города, советуя, вещая истину, обучая Корану и оружию. Организация посылает лучших из учащихся медресе и университетов полуострова, где крепки в вере улемы и профессора. А на их места набе-рем юношей из Средней Азии. Станем обучать там, где нет сомнений в праведности законов Ша-риата.
  
   Вернувшись домой, изгонят обученные нами заблудших, неспособных к борьбе за истинное учение мулл и муфтиев из мечетей с возгласами "Аллах Акбар". Станут сами людей на их места назначать. Подобную работу ведем пока тайно, но настойчиво не только в Средней Азии, но и на Кавказе, особенно в Чечне. Кавказ - больное место русских, постоянная пороховая бочка.
  
   - Извините, Учитель, а как же Китай? Срединная империя тоже претендует на русские земли.
  
   - В Китае наша цель, весьма, впрочем, призрачная, второстепенная, пока, скорее всего лишь отвлекающий маневр, - создание независимого Исламского Уйгурстана. Правда, на этом пути ждут нас немалые трудности. Китай силен, сплочен национальной идеей и однороден. Во главе страны стоит единая Партия, уважаемый Вождь. С ними шутки плохи, пистолет в затылок и ника-ких "прав человека". Пристрелят и разрежут экономно на запасные органы. Наши люди включи-лись в наркоторговлю, но ... потери очень уж большие. Нет, не Китай цель номер один. Россия! Но если китайские лидеры посмеют оторвать предназначенное нам, то политика в отношении Импе-рии будет, несомненно, пересмотрена. Впрочем, они после смерти Председателя Мао далеко не так воинственны, более сведущи в экономике, чем в военном деле.
  
   Не Китай меня волнует. Россия! Россия - наш вечный враг. Она словно щит принимала на себя и гасила удары мечей воинов Ислама, а затем наступала и покоряла их страны. Слава Аллаху! Это все в прошлом. Россия сейчас болеет той же болезнью, что и Израиль. Внутренняя разобщен-ность, отсутствие национальной идеи, осмеяние старого, попрание великой истории. В этом разва-ле, с одной стороны успешно участвует Большой Сатана и его союзники. С другой - мы, прилагаем все возможные усилия. Попразднуем на поминках "Империи Зла" вместе. Но для других это будет означать конец задуманного, а для нас - только начало.
  
   Всегда помни, Строитель, и проповедуй другим, что Ислам религия великих завоевателей. Организация, создавая Всемирный Халифат, лишь продолжает их святое, завещанное потомкам, дело. При необходимости наши предтечи пользовались словом, но если не помогало слово, без сомнений и раздумий брались за меч. Они разбили, раскололи Византию - "Второй Рим", а у нас на очереди Москва - "Третий Рим". Четвертого Рима не дано, это их собственные слова ... Извечно противостоим мы друг другу. Духовно и кровно чужды России.
  
   - Извини, Учитель, но мне известно, что Ислам в России одна из ведущих религий, и россий-ский Ислам, начиная с царей, весьма мирно уживался с православием. Не только на бытовом, но даже на теологическом уровне ... Кровавые столкновения случались, и то весьма давно, только на Кавказе, в Азербайджане.
  
   - Ислам это не только вероучение, "ДИН", но самое главное - государственное учение, свод законов, нормы поведения на каждый день - "Шариат". Ислам для нас не только Вера, но движу-щая сила завоевания мирового господства, а, следовательно, и Власти, нашей Власти над миром. Русское православие - религия добра, прощения, к тому же отделенная от государства. Ему против нас не выстоять.
  
   Что касается Азербайджана и проповедуемого коммунистами "интернационализма", то ... все это справедливо. Но только до той поры, пока спокойствие людей охраняется силой Закона и авторитетом Власти. Наша задача - разрушить обе эти опоры. Тогда в силу вступят самые темные, звериные, загоняемые десятилетиями в глубь подкорки инстинкты. ... Прольется кровь, а алая ды-мящаяся кровь более сильный аргумент, чем красная краска линялых лозунгов.
  
   Во имя Аллаха, восстановим в отколотых республиках законы Шариата. Завладеем оставлен-ным там убегающими русскими вооружением, особенно атомными ракетами. И посмотрим, кто станет после этого диктовать волю миру. Тогда и придет час Главного Сатаны. Организация не побоится шантажировать мир. Мы не Израиль! Тот своим оружием мог бы давно диктовать усло-вия арабскому миру. Для наглядности, подорвав баллистической ракетой одну из нефтяных вы-шек, пригрозив стереть с земли столицы. Но - слабы! Никогда на это не пойдут. Спутаны по рукам и ногам демократическими условностями. А мы - сильны, готовы идти до конца, не обременены слащавой обманной идеологией. Потому - пойдем и победим!
  
   С тем и отпустил Учитель ученика. Разрешил заехать домой. Там, среди семьи, отдыхать и ожидать условного сигнала.
  
   Радостный, гордый оказанной честью, возвращался под отчий кров Строитель. Одно не-сколько огорчило его в речах Учителя. Отложено на неопределенный срок возмездие Большому Сатане. Отдален час его личной великой мести. Придется подождать. Умение терпеть и выжидать - вот качества воинов Аллаха приводящие к победе.
  
   Словно окунувшийся в светлый источник живой воды, полный плотских желаний, направил-ся Строитель к своим женам. Он не любил их страстной любовью неверных, но уважал как поло-жено. Женился, по рекомендации старших, без показа лица невесты. Естественно, свахи не обма-нули. Жены оказались достойными, красивыми словно молодые луны, несомненными девствен-ницами. Именно он, Строитель, отвергнутый проклятой американкой, сорвал с их цветков первую пыльцу невинности. Ни одна не удивилась, все восприняли его скромное естество как должное. Только он один владел женскими телами, один насыщал лоно семенем. И не знали его жены дру-гих мужчин, и не могли сравнивать.
  
   Не познали супруги Строителя женского, недоступного им блаженства. Он и не стремился вызвать у них страсть, вырвать сладкий стон счастья. Ни к чему это. Женщины предназначены удовлетворять желания мужчин. В этом их естество. Иное - Грех. Рожали исправно детей. Видели только в этом семейное счастье, богоугодное дело продолжение рода борцов с неверными. Строи-тель оставался доволен семейной жизнью.
  
   Ночами снилась ему американочка, волновала чувства, не давала затихнуть обиде.
  
  
  
  Глава 10.
  
  
  Розовые панталошки ...
  
  
  
  
  
   - О, Боже! Почему ты, такой Великий, такой Всемогущий ошибся и не создал меня женщи-ной? Зачем дал мне это мерзкое мужское тело с совершенно гнусным и уродливым отростком вме-сто заветной, нежной луночки? - Артур еще раз придирчиво оглядел себя в зеркале, полюбовался на розовое, гладкое, безволосое тело, стройные ноги, нежные, красиво очерченные губы, тонкие пальцы рук. Наперекор всем жизненным перипетиям, удавалось оставаться в норме.
  
   - Вот если так зажать, то совсем незаметно, только треугольничек ... - Достал из шкафчика кружевной бюстгальтер с поролоновыми вставками. Надел через голову. Ловко застегнул, елозя руками за спиной. Подтянул, поправил. Остался доволен.
  
   - А я, хорошенькая, пусть не девятнадцатилетняя ... Напрасно растратила лучшие годы ... Но все равно, еще довольно молодая, приятная, даже обольстительная, женщина. Неужели он меня любит?
  
   Артур легкими привычными движениями нанес макияж, подкрасил губы. Поморщился, сма-зал кремом сзади. Стало легче. Переступил ногами борт ванны, шагнул на коврик.
  
   - Ах, нет! Ступни все же немного великоваты. ... Хотя форма хороша, подъем крут. Размер? ... Но тут уж ничего не попишешь.
  
   Повертелся оглядываясь. Обнаружил прыщик. Маленький. Выдавливать не стал, смазал кре-мом. Крем хороший, французский. Подарок от любимого человека. Надел маленькие, ажурные, нежного розового цвета трусишки. - О, как они возбуждают!
  
   Поелозил, заправил лишнее подальше назад.
  
   Так, теперь комбинацию и халат.
  
   - Какой у него тонкий вкус! Боже мой, я вся сгораю от желания!
  
   - Лилиан, милая, ты скоро? - Раздался голос из-за двери, - Поторопись, дорогая, мы опаздыва-ем! Поезд ждать не может, деточка.
  
   Сердце Артурчика сжалось на мгновение от счастья, а затем застучало, забилось гулко, ра-достно. - Ах, как он любит!
  
   Все происшедшее с ним в последние несколько месяцев слилось в сплошной волшебный сон, прерываемый необходимыми отъездами в опостылевший поселок, на работу, к одинокой квартире-оазису.
  
   Вот и теперь, сон заканчивался. Он с сожалением стянул женское бельишко, смыл с лица макияж, с губ помаду, натянул свое белое, мужское. - Я готова, дорогой!
  
   До сих пор Артурчику не очень везло с интимными друзьями. Все, начиная с тренера по гимнастике, пользовали его тело. И только. Со временем тело приедалось, надоедало и его уступа-ли очередному пользователю. Кое-кто возможно и испытывал некие нежные чувства, не скупился на слова и подарки, но наступал срок и Артурчика словно эстафетную палочку передавали сле-дующему. И вот уже вчерашние любовники, встречая его в обществе новых друзей, лишь вежливо улыбались. Не более.
  
   Сам же Артур, все сильнее и глубже ощущал себя не много не мало как женщиной. Правда и роль ему во всех случаях отводилась пассивная. Он не возражал, наоборот, но с годами росло желание чего-то большего, чем грубая, порой унизительная близость. Ждал от людей, с которыми встречался, любви, заботы, тепла. ... Каких то семейных отношений, наконец.
  
   Последний по счету, охладевающий уже по всем признакам, партнер повел Артурчика в ресторан. Часто именно так и проходило прощание с одним и встреча с другим "другом". Не стал исключением и тот вечер. Друг познакомил Артура со своим, естественно совершенно "случайно" встреченным, знакомым. Посидел, маясь, немного для приличия и тихонько исчез под предлогом общения с компанией в другом конце зала. Даже не простился, противный! ... Что поделаешь, та-ковы правила игры на их поле.
  
   Новый знакомый принял инициативу первого знакомства на себя. Заказал еду, питье, про-явив при том недюжинный вкус и познания на сей счет. Широко заказал, не мелочился. Угощал, не забывал подливать шампанское, коньячок. Обильно мазал икорку на белый хлебушек. Заботил-ся. Слушал внимательно болтовню Артурчика, заинтересованно качал головой, поддакивал време-нами. Отвечал остроумно. То есть всем своим поведением давал понять, что Артурчик ему понра-вился и он заинтересован в продолжение столь приятного знакомства.
  
   Чаще всего при первом свидании с незнакомым человеком Артур нервничал, переживал, вел себя скованно. Но с новым знакомым получалось на удивление просто. Он оказался милым, ост-роумным, интеллигентным человеком.
  
   Артур присмотрелся повнимательней. По возрасту, пожалуй, чуть старше его самого, может на пару лет, может чуть больше. Аккуратно уложенные темные волосы. Идеально белая, крах-мальная рубашка с шелковым, неброским галстуком приятной расцветки. Не отечественного по-шива, а из дорогих, импортных. Отлично сидящий костюм, пошитый по последней моде. Не мор-щащийся, плотно облегающий широкие сильные плечи, суженный на поджаром животе, узких бедрах. Такой в магазине не подберешь. Из пиджачного кармана выглядывал краешек подобран-ного в тон галстуку платочка. Крепкий запах приятных, возбуждающих, но не резких, не вульгар-ных мужских духов. Смуглое лицо, влажные карие глаза с голубоватыми белками, красиво очер-ченные губы, прямой нос, крепкий подбородок. Одним словом идеальный партнер, красавец-мужчина.
  
   Самое главное Артуру с ним было легко и приятно общаться. Собеседника звали Джамал и был он родом из одной Кавказкой республики. Говорил на безупречном, литературном русском языке без малейшего намека на пресловутый акцент. Темы обсуждали они самые разнообразные, болтали о кино, литературе, театре, живописи. Джамал во всем проявлял незаурядные знания предмета, эрудицию, тонкий вкус. Так, не заметили, как и вечер пролетел, свет притушили. Офи-цианты демонстративно с соседних столов стали скатерки сдергивать. Джамал расплатился щедро, предложил подвезти. Не набивался на большее. А Артур уже настроился на продолжение более близкого знакомства.
  
   Не удивительно, что вместо окраинной гостиницы где Артур, до сих пор отлученный неумо-лимым отцом от родительского дома снял номер, он оказался в гостях у Джамала. Тот жил на ши-рокую ногу, занимая двухкомнатную квартиру в одном из старинных домов поблизости от Про-спекта.
  
   В прихожей Джамал поухаживал за Артуром, помог снять и повесить на плечики пальто, предложил теплые, на меху, страшно уютные домашние тапочки. Очень похожие на женские, но как раз по его ноге. Провел в гостиную, заварил кофе. Артурчик не отказался. Попросил без саха-ра, но со сливками. Нашлись в доме и сливки в изящном кувшинчике. Его любимые - густые слов-но сметана. Пирожные, конфеты ... Женщины такие сладкоежки!
  
   Джамал вел себя в высшей степени тактично, словно истинный джентльмен. Выгодно отли-чался от предыдущего поклонника. Не приставал, ничем не показывал свою заинтересованность в определенных частях Артурова тела. Не прижимался невзначай, не похлопывал по заду, не щипал за щечку. Наконец, не тащил в койку. Хоть и видел Артур как блестели его глаза, порой ловил на себе восхищенный взгляд. Это возбуждало сильнее чем грубое приставание.
  
   От теплого сияния карих глаз Артурчик все более и более ощущал себя пленительной жен-щиной, пришедшей на свидание с любимым человеком. Потому вел себя соответственно. Джамал все видел, чувствовал и ухаживал за ним именно так, как хотелось Артуру. Словно не мужчина кофеек попивал, а обожаемая любовница. Попутно оказывал мелкие знаки внимания, спрашивал разрешения закурить, был предупредителен и тактичен.
  
   Все произошло само собой, легко и удивительно эстетично. Джамал взял его нежно, любя, стараясь не причинить боли и доставить максимум удовольствия. Порой, казалось, вовсе не думая о себе. Это настолько поразило, так много сказало о человеке, что Артур просто растаял от благо-дарности к любовнику.
  
   Уставшие, они лежали нагие, раскинувшись на постели. Удовлетворившись, Джамал нис-колько не потерял к Артурчику уважения. Не отвернулся, не захрапел, не заснул опустошенный, как делали до него практически все. Наоборот, нашептывал нежно на ухо слова любви и благодар-ности, по восточному витиеватые, сладкие словно мед. Ласкал его тело, целовал ушко, оглаживал бедра, живот.
  
   Артурчик млел от неожиданно привалившего счастья, положив, устало голову на крепкую во-лосатую грудь любовника. Ласкал легонько его могучее, тугое естество, совсем недавно до краев заполнявшее его изнутри.
  
   Радостное, теплое чувство переполняло душу светлой радостью. Достигнув предела, выплес-нулось непроизвольно и движимый им Артурчик прильнул губами, поцеловал, втянул в себя до самого основания часть тела партнера, доставившую ему такое неземное счастье. Обычно, особен-но когда трезвый, он делал это неохотно. Большей частью старался любыми способами избежать орального секса. Особенно после акта. Брезговал. Но ведь рядом лежал не просто очередной "друг", а любимый человек. Джамал стонал, вскрикивал, гладил его затылок, ерошил волосы ...
  
   - О, Лилиан, о моя ненаглядная Лилиан! - Вырвалось в момент наивысшего экстаза.
  
   От неожиданности и обиды Артурчик выпустил изо рта содержимое и очень неаккуратно замарал все вокруг. Это же надо, какой противный! В самый неподходящий, самый радостный момент истинной любви, вспомнил какую то Лилиан! Чужую, постороннюю бабу. Женщину! Вот она, мужская любовь! Все они, мужчины, такие неблагодарные. Отвернулся Артурчик, жутко за-ревновал. Но сильные руки вновь мягко повернули его лицом к Джамалу ...
  
   - Кого вспомнил, Джамал? - Надув губки спросил Артурчик.
  
   - Лилиан - это ты, дорогая! О, моя прекрасная! Как мог звать я другую в момент наивысшего счастья? В мгновение когда встретил ту, что судьбой предназначена мне! Как могу звать тебя ина-че? Не грубым же мужским, данным тебе по ошибке именем? Зачем нам оно? Природа ошиблась, дав тебе вместо пышной груди и нежного лона этот нелепый пиписюнчик в обрамлении никому не нужных яичек! Ты - женщина! У тебя внутренний мир женщины. О, моя ненаглядная, моя ласко-вая, моя нежная маленькая Лилиан!
  
   Ну, что мог ответить на это Артурчик?
  
   Всю ночь они неистово любили друг друга. Утром, еле проснувшись и собравшись бежать в туалет, Артурчик не нашел сложенной с вечера одежды. На ее месте лежали нежные розовые тру-сики, обрамленные легкой пеной кружавчиков. Такого же колера бюстгальтер, заполненный мя-гоньким поролоном. Коротенькая рубашечка с бантиками и рюшечками. Снизу, аккуратно сло-женный, длинный до пят тепленький, премиленький халатик, расшитый розами. А главное - ши-карный белокурый парик.
  
   С того памятного дня, приезжая в город, Артурчик мчался прямиком к Джамалу и, пересту-пая порог гнездышка, перевоплощался в элегантную молодую женщину. Вначале они никуда не выходили. В свободное от любви время, Лилиан хлопотала на кухне, а Джамал, развалясь в кресле, смотрел телевизор, или лениво листал книжки. Постепенно он приучил подругу носить туфли на каблуке, прочую женскую амуницию, наносить макияж, красить губы.
  
   Пришло время и они стали, сначала потихоньку, а затем все чаще и чаще выходить в свет. Ужинали в ресторанах, танцевали. Днем гуляли по проспектам, паркам, музеям, изредка останав-ливались у парапетов и самозабвенно целовались. Ни чем не отличалась парочка от остальных влюбленных. Ни разу никто не заподозрил обмана, наоборот Лилиан ловила на себе восторженные взгляды мужчин и завистливые, ревнивые женские.
  
   Из Артурчика получилась действительно красивая, эффектная женщина. Может быть немно-го ступни подкачали, но в изящной обуви, на общем фоне, это не бросалось в глаза.
  
   Другие, тайные, изъяны невидимые посторонним, доводили порой Лилиан до слез, до бешен-ства. Иногда готова была сама отрезать, откромсать все лишнее, мешающее. Джамал увлекал к себе в объятия, успокаивал.
  
   Обратные перевоплощения давались Артуру все более и более тяжело. Еле заставлял себя возвращаться в северный, невидный городишко, к инженерной работе, к тусклой жизни среди со-пок и пришедших на ремонт подводных лодок. Он тосковал по Джамалу и тихо ненавидел окру-жающих. Презирал коллег с серыми кромками воротников несвежих рубашек, перекрученными, засаленными галстуками, работяг в промасленных комбинезонах, чумазых сварщиков в спецовках, такелажников в грязных ватниках.
  
   Особо невзлюбил моряков с кораблей. Может за их крепкие шеи, треугольники тельняшек Может - за прошлое унижение. Морских офицеров терпеть не мог за кастовость, за гордость, за принадлежность к морскому братству. Особо, за отменное умение пить, не хмелея отпускаемый на профилактику приборов спирт. Наконец, за запах дешевого одеколона. Все они, вместе с их женщинами были ему глубоко противны и отвратны. Равно как их непонятная любовь к морю, кораблям, тяжелой службе. Ко всему тому, что называлось непонятым еще с училища, словом - Родина.
  
   Примчавшись в город, Артур первым делом изливал накопленные обиды Джамалу, жаловался на жизнь, всхлипывал на крепком плече.
  
   - Ах, дорогой! Я так устала! Ну, что это за страна, что за люди? Боже мой! ...
  
   Джамал поддакивал, утешал.
  
   - Да, Лилиан, да дорогая. Моя маленькая девочка. Вот жили бы мы в другом мире. Свобод-ном ... Свободном, прежде всего от нелепых, глупых, ужасных предрассудков. Там все по другому. Не нужно ходить по лезвию ножа, опасаясь оказаться под топором изуверских законов. Нет нуж-ды боятся судей. Там нет лагерей, где твое нежное, прекрасное тело кинут на растерзание гряз-ным похотливым уголовникам. За что? За любовь? За ошибку природы? Там, все наоборот. Луч-шие врачи готовы сделать тебе операцию и исправить допущенную естеством оплошность. Убрать лишнее, сформировать недостающее.
  
   Ты представляешь, дорогая, они изготовляют замечательные, неотличимые от настоящих, импланты грудей по персональному выбору! Ах, какими красивыми могли бы стать груди с неж-ными сосками! Мы смогли бы пожениться, усыновить мальчика ... или девочку, а может даже дво-их сразу. Зажить нормальной дружной семьей. Я бы работал изо всех сил, обеспечивал тебя и де-тей. Ты бы, моя красавица, ухаживала за маленьким садиком перед домом, вела домашнее хозяй-ство, встречала детей из школы.
  
   В мечтах проходили вечера. Росла ненависть и дикая злость в груди Артурчика. Все и всех окружавших считал виновными в своем горе. Жил на пределе, в любой момент мог сорваться. Джамал удерживал.
  
   Особо тяжело давались Артуру визиты на конспиративную квартиру к оперу. Тот даже не старался скрыть свое отношение к агенту, считал его презренным рабом, отрабатывающим проще-ние за грязные делишки. За приносимую информацию никогда не благодарил, ругал, требовал лучше работать. Артур боялся его, старался ублажать изо всех сил. Но что он мог? Так, все боль-ше по мелочам. Записывал разговоры в цехах, курилках, конторе, у чертежников, конструкторов. Болтали разное, травили анекдоты про Брежнева, Сталина, Василия Ивановича. Публика поинтел-лигентнее иногда вспоминала неких диссидентов, упоминала совершенно неинтересных ему Саха-рова с Солженицыным.
  
   Работяги о последних вообще не вспоминали. Налегали на спорт, проблемы водки, пива, мы-ла, стирального порошка и сахара для самогона. Крутили, почти не таясь, в банках коричневую жижу клея, добывая спирт.
  
   Да и интеллигенцию больше интересовало как купить стиральную машину, холодильник, меч-ту всей жизни - автомобиль и, гораздо в меньшей степени, проблемы писем Бухарина, посланий Сахарова, пророчеств Солженицына. Женщин, тех вообще занимали совсем уж приземленные жи-тейские дела вроде доставания без очереди ковров на стены, паласов на пол, школьных форм для детей, столов в кухню, книг для заполнения шкафов.
  
   Ну не вписывать же в рапорт червей для рыбалки, пиво для преферанса, споры о Спартаке и Динамо, о вечном хоккее. Опер требовал раскрытия заговоров, шпиенов, диверсантов, а таких Ар-турчик просто никогда не встречал. С прошлыми друзьями вообще конфуз вышел. Показалось Ар-туру, что они как раз интересовали опера меньше всего и знал он о них ну ни как не меньше своего агента. Горе да и только.
  
   Однажды Джамал прошептал в ответ на причитания Лилиан, - Мы с тобой, дорогая, должны покарать эту страну за все, что она с нами сотворила. Предоставь это мне. Я отомщу за твои му-чения, бедная моя. Мужчина я, или не мужчина!
  
   - О, Джамал! Мой дорогой! Ты настоящий мужчина, единственный в моей жизни!
  Ты настоящий рыцарь, но что можно сделать? Не представляю....
  
   - Верь мне Лилиан! Я найду способ.
  
   В последний день, перед отъездом Артура назад в сопки, Джамал вернулся домой необы-чайно взволнованным.
  
   - Нам нужно серьезно поговорить, Лилиан. Садись. Слушай внимательно. Нашел я способ одновременно ускользнуть из рук врагов и покарать нечестивцев. Тех, что столь изощренно, по-следовательно издеваются над нами. Но здесь многое зависит от тебя, милая. Твоей выдержки, силы воли, любви ко мне. Ты готова?
  
   - Джамал! Я всегда с тобой. До конца.
  
   - Верю тебе. Есть люди. Они обещают перебросить нас на Запад и обеспечить на всю жизнь. Если дело выгорит ... Ты ведь инженер?
  
   - Да...
  
   - Служишь на ремонте и техническом обслуживании подводных лодок?
  
   - ... Да. ... - Не очень охотно промолвила Лилиан. Вопрос работы они вообще то никогда не обсуждали и откуда Джамал мог знать о лодках было непонятно.
  
   - Поклянись нашей любовью, что сделаешь все, что скажу! - Напирал, не давая бедняжке опомниться, Джамал.
  
   - Клянусь, Джамал! Все, что в моих силах и даже больше.
  
   - Спасибо! Другого ответа я и не ждал. Потому и пошел на немалый риск. Только ради на-шей большой любви. У этих никчемных и нечестивых людишек появилась совершенная лодка, способная плавать на глубинах до одного километра. На Западе очень волнуются. Готовы на все, только бы эта лодка больше не плавала. Утонула, пошла на утиль, на корм рыбам. Ты понимаешь? Сделаем - заживем как люди, нет ... ничего не получим.
  
   - На наш завод лодка еще не приходила. - Промямлила Лилиан.
  
   - Скоро придет. Плановый ремонт. ... Решайся. - Не давал вывернуться Джамал.
  
   - Но, что же я могу, дорогой?
  
   - Твоя задача простая. Сделай так, чтобы вместо штатных на фланцы трубопровода поста-вили вот эти прокладки. По внешнему виду абсолютно идентичные, не отличить. Масляный тру-бопровод проходит прямо над электромагнитной группой реле. Причем контакты расположены ниже фланца.
  
   Реле работают нормально. Их периодически проверяют и тестируют, зазоры контактов ре-гулируют. Нам здесь ничего не светит, но контакты подгорают к концу похода. Примерно на три-дцать седьмой - тридцать восьмой день, когда лодка возвращается в базу. По технологии их необ-ходимо протирать спиртом, периодически обезжиривать. Кто же из русских моряков станет так нерационально тратить потенциальную выпивку? Реле работает? Работает. Ну и порядок, а то, что искрит порой никого особо не волнует. Тем более, что все это происходит в кормовом отсеке, где люди появляются только время от времени для проверки и снятия показаний с приборов.
  
   - Лодка уйдет в море, погрузится на глубину сотен метров и до возвращения в территори-альные воды останется в подводном положении. Прокладку прорвет к концу похода, когда внима-ние ослаблено, бдительность притуплена. Когда экипаж устал и все только и ждут встречи с бере-гом. Масло под давлением распылится в виде аэрозоли вокруг контактной группы и вспыхнет от искрения. Появляется отличный шанс, что некоторое время пожар не будет замечен и локализован системой фреонного тушения - ЛОХ. Начнется объемное горение - им с этим не справится. Боятся нам нечего. Свидетелей не останется. Шансов спастись у команды практически нет.
  
   - Джамал, родной! ... То что ты сказал - страшно! Мне ... жутко. ... Но ради тебя, ... точнее ради нас, я готова. ... Сделаю!
  
   - Верю, конечно, верю, родная. После установки прокладок немедленно отправь мне вот эту открыточку. До востребования. Ничего подозрительного, обычное поздравление с днем рождения. При первой же возможности, при первом удобном случае, стараясь не вызвать подозрения, выез-жай сюда. Не забудь предварительно позвонить, сообщить номер поезда, вагон ... Встречу на во-кзале и немедленно увезу в безопасное место, откуда нас переправят за границу. Обратной дороги нет.
  
   Джамал сам аккуратно вложил между кожей и подкладкой чемодана Артура пакет с фланце-выми прокладками, зашил, заклеил, убедился, что ничего не видно, что не осталось никаких сле-дов. В ту ночь Лилиана была тиха и покорна, а Джамал страстен.
  
   ... Наступило утро дня отъезда. Время истекло. Артур с сожалением вышел из ванной, оделся. Чемодан оказался уже собран стараниями Джамала. Они вышли из дома и Джамал отвез Артура на вокзал. На перроне крепко, по-мужски обнял, сжал крепкими руками плечи, шепнул на ухо, - Помни, в твоих руках наше счастливое будущее.
  
   - Все сделаю. Не волнуйся. - Так же тихо ответил Артур. Подхватил чемодан, поднялся по ступенькам в вагон. Обернулся в тамбуре. Поймал взгляд любимого человека. Прикрыл на секун-ду глаза веками, успокоил. Махнул рукой и исчез в вагоне.
  
   Джамал стоял на перроне до самого отхода поезда. Только когда скрылся красный огонек тормозного сигнала последнего вагона, повернулся и пошел к оставленной у вокзала машине. От-крыл дверку, но сразу не сел. Глубоко вдохнул свежий воздух, медленно выпустил сквозь сжатые зубы. Презрительно сплюнул на старый, в трещинах асфальт. - Шайтан! Ну все, конец! Слава Ал-лаху! Какие муки, какой грех принял ... Только ради великой благочестивой цели.
  
   Сел за руль, включил зажигание, но все не мог успокоится. - Проклятый нечестивец! Не отмыться от твоих прикосновений, потаскун! Слава Аллаху, это было в последний раз!
  
   Развернулся, выехал со стоянки. Подумал удовлетворенно, - Хорошая работа! Удачно вы-шло. Распустила сопли ... Лилиана! Это же надо! На такое купиться ... На Запад оно собралось! ... Ждут тебя там, не дождутся! Ха! Знали бы они, там, на Западе, ... так может действительно выру-чили. К счастью, не знают и не узнают никогда. Место, тебе Лилианушка, впрочем, обеспечено теплое, хоть ты и не догадываешься, "любимая девочка". В аду зарезервировано местечко. В огне гореть будешь вечно! По грехам твоим. Дьяволы заждались
  
  ***
  
   В начале марта из очередной поездки не вернулся на завод, не приступил к исполнению обязанностей один из инженеров. Скромный такой, тихий, одинокий. Довольно молодой человек. Не явился он с докладом и на очередную конспиративную встречу с ведущим оперативным со-трудником органов государственной безопасности. Заводское руководство сообщило в милицию. Там выждали положенный срок и завели уголовное дело. Вскрыли квартиру, опросили соседей. Ничего не нашли. Закрыли и опечатали до окончания следствия.
  
   Так все бы оно и тянулось ни шатко, ни валко, но неожиданно путевой обходчик нашел на пустынном железнодорожном перегоне мертвеца, явно выброшенного на ходу из поезда. Ни до-кументов, ни денег на трупе не оказалось. По фотографии пропавших без вести опознали инжене-ра. Следов борьбы и ран на теле не обнаружили. Вскрытие ничего не добавило и не разъяснило. Пассажира могли выкинуть неожиданно, мог и сам свалиться. Только вот зачем дверь открывал? Свежего воздуха захотелось вдохнуть?
  
   Следователю, назначенному вести дело, повезло. Выяснилось, что инженер неоднократно, из года в год, ездил одним маршрутом. Вот кассирши и вспомнили его. Еще бы не запомнить, ес-ли, частенько выпрашивая билетик, причем обязательно в купейный или спальный вагон, щедро оплачивал услуги.
  
   Милиционеру удалось установить дату, номер поезда и вагон в котором столь прискорбно завершилась последняя поездка инженера. Нашлась и проводница, работавшая в ту смену. Толку, правда, от нее оказалось маловато. Сама она выпивала с напарницей в служебном купе соседнего вагона. В обществе милых, веселых кавказцев, возвращавшихся домой после успешного торгового вояжа в северные денежные края. Потому весьма щедрых на ласку, выпивку и подарки. В числе прочего и на любовь ...
  
   Женщина настолько устала той ночкой от коллективной любви и ласки, что ничего особен-ного припомнить не смогла. По прибытии на конечную станцию в купе вроде было чисто, деньги за постель и чай получила сполна, полотенца и простыни все на месте. Одеяло сложено. Что еще надо? Билет обратно не потребовал? Так может человек не в командировке, зачем тогда ему.
  
   Один момент весьма смущал следователя транспортной прокуратуры ведшего это дело. На погибшем обнаружили вместо нормального мужского белья розовые шелковые в кружавчиках дамские трусики. Это наводило на некие вполне определенные пристрастия покойного. Возможно, именно здесь крылась разгадка преступления. Многое могли бы сообщить попутчики, но именно в этот раз их не оказалось. Места в купе были забронированы, но никто не явился. Инженер ехал один.
  
   Пришлось распутывать городские связи пострадавшего. Увы, выяснилось много чего весьма неприглядного, но для следствия в общем бесполезного. С последним дружком покойник расстал-ся довольно давно и с тех пор в голубой среде не появлялся.
  
   Оставалось последнее. Инженер работал на режимном предприятии. Следователь не поле-нился съездить в поселок, переговорить с коллегой из органов, курировавшим объект. Имелось подозрение, что смерть как-то связана с работой покойного.
  
   Но и здесь его ожидало разочарование. Опер успокоил, - Не волнуйся, тут все путем. Трусы его для меня не новость. Знаю кем был, никчемный, трусливый человечишко. На этом мы его и завербовали. Моим внештатным сотрудником числился. Так себе работничек, мямля, ничего пут-ного не накопал. Тихий больно ... Чистюля ... Этакий мышонок с розовыми ушками. По работе, впрочем, характеризовался весьма положительно, претензий к нему никогда не имели. С коллега-ми и рабочими близко не сошелся. Друзей и врагов не имел. Делишки свои здесь не обделывал, в город ездил. Меня это устраивало. Там ведь все эти ... давно уже под колпаком и на нас большей частью работают.
  
   - Если желаешь знать, то моя версия такова ... Стакнулся с мужиком в вагоне, тот ему понра-вился. Инженер наш начал заигрывать. Но не на того запал. Видать нарвался на матерого тертого уголовника. Может даже не одного, а с компанией. Отпетушили, обобрали его, чемоданчик, доку-менты, денежки хапнули, а самого - под откос спустили на ходу. Может гастролеры какие? Про-верь, если не поленишься ... Поезд этот перегон ведь ночью проходит?
  
   - Ночью.
  
   - Вот видишь. Все в вагоне спали. ... Думаю, ничего здесь не нароешь. Тухлое дело. Беспер-спективное. Типичный висяк тебе достался.
  
   С тем и расстались. Дело по истечению положенного срока сдали в архив.
  
  
  
  
  Глава 11.
  
  Судный день в начале апреля.
  
  
   От кромки территориальных вод за ними увязалась чужая подводная лодка. Пусть идет, океан велик, места хватит для всех. Периодически, они скрывались от врага на глубине. Время от времени, не нарушая традицию, проделывали маневр, называемый подводниками противника, "Сумасшедший Иван". То есть разворачивались и ложились на противоположный основному курс. Все это на дикой глубине, на полной скорости, по приборам.
  
   В начале похода все здорово волновались, ведь лодку принял от основного второй экипаж. Ве-ники, по морской терминологии. Матросы больше метлами в гарнизоне пыль поднимали, чем в море выходили. Но постепенно пообвыкли, успокоились. Нет проблем, основной экипаж отплавал безаварийно шесть сотен суток. Чем они хуже?
  
   О столкновении с чужой субмариной особо не волновались, ведь там где работала Лешкина лодка кроме них никто в мире плавать еще не умел. Слышать их, возможно, слышали, да только толку от этого мало. Поход проходил на редкость удачно, приборы работали нормально, проис-шествий не случалось. Все люди его отсека четко выполняли обязанности, делали необходимые замеры, несли вахты. Скоро домой.
  
   В море, особенно в автономке, когда время расколото на вахты, где-то на глубине несколь-ких сотен метров, нет места для понятий "день" и "ночь". Людям, заключенным в титановом кор-пусе, спать хочется страшно. Но, свалившись в койку, человек обнаруживал, что сон ушел, оста-вив под веками режущий песок и тупую боль под черепом. Когда удавалось заснуть, ускользнув от проклятой бессонницы, Лешке снились тревожные, пестрые сны. Ему никак не удавалось отделить явь от сновидений, почти таких же реальных, как и сама жизнь.
  
   На берегу, случалось, он видел другие сны. Цветные, добрые, теплые, освежающие ... Но только при совпадении огромного числа столь редко выпадающих на офицерскую долю везений. Например, если удавалось поспать подольше, если собака терпела и не скулила, если не нужно бежать на службу, ... если ... если ... Слишком много условий набиралось. Когда же происходило такое исключительное событие, то, вскочив на ноги, Лешка немедленно и напрочь забывал уви-денное во сне. Помнил - снился сон, а что там происходило, сказать не мог.
  
   Потому так несказанно удивился Лешка, проснувшись у себя в каюте. Сон не только при-снился, но и запомнился. Гвоздем влез в башку, не давал покоя. Страшный, тревожный, непоня-тый сон. Не цветной, черно-белый. Несколько раз Лешка даже пытался проснуться, разорвать его вязкую, виртуальную реальность, вырваться из сна. Вынырнуть, словно с большой глубины, после слишком долгого погружения. На пределе воздуха и сил.
  
   Во сне к нему снова привязалась Клавдя. Давно уже забытая, вычеркнутая из памяти. Да и из жизни заодно. По слухам подалась Клавдя, после очередного скоропалительного брака и не менее скоростного развода, вольнонаемной в Афганистан. То ли за романтикой, то ли за деньгами, то ли за еще чем, или может за кем. Кто теперь разберет? Там и нашла ее возле поварешек, поддонов с котлетами да котлов с супом шальная душманская пуля-дура.
  
   К Лешке Клавдя заявилась на удивление живой, дерзкой, азартной. Словно и не прошли го-ды с их последней встречи. Нагая, звала, белея телом, тянула Лешку к черной, тяжелой воде. Ку-паться предлагала. Кидалась в стылый омут беззвучно, без брызг, резвилась меж осклизлых кам-ней в лохмотьях тины. Лешка доказывал глупость подобного, уговаривал Клавдю не дурить, при-глядеться какая вода грязная, холодная, неживая. Клавдя не слушала, тянула свое. Лешка, было, решился, попробовал пальцами воду, да не выдержал, отпрянул, отскочил на берег подальше. Пе-рехватило дух от ужасного, мертвого прикосновения. Тут Клавдя из воды выскочила, руками по-тянула, к груди захотела прижать. А соски, словно сосульки ледяные - твердые, холодные, острые. "Отогрей меня Лешка! Отогрей!", - Кричала, просила, требовала безмолвно.
  
   Может Лешка и поддался бы, уступил старой подруге, но откуда не возьмись ворвался в сон эрделюха, живой, теплый. Кидался пес на Клавдю, лязгал клыками, захлебывался от злого рыка, бил огрызком хвоста из стороны в сторону. Отогнал шалую девку. Стал на задние лапы, облизал шершавым языком лицо, измусолил бороденкой. Заметил Лешка в глазах пса слезы. Следы от них темными дорожками вниз сбегали. Тут Лешка не выдержал, вскочил, проснулся. Стукнулся голо-вой о подволоку каюты, хорошо голову не расшиб. Подводная лодка не самое лучшее место для кошмаров.
  
   Потер Лешка затылок, посмотрел на часы. Время еще оставалось, но досыпать не стал, уж больно страшно. Выскочил из койки, умылся, побрился и вроде позабыл дурное, но попалась на глаза, прикрытая пластиком фотография. На ней вся оставленная на берегу троица на фоне "жигу-ля". За рулем гордый Игорешка. Анечка стоит рядом с дверкой. Эрделюха восседает на заднем сидении, морду сквозь опущенное стекло высунул, пасть распахнул, улыбается довольный.
  
   Засмотрелся Лешка. Вспомнил как торжественно нарекли эрделя звучным именем Кинг. От-зывался. Впрочем, Кингом он слыл для посторонних. Таким и представлялся. Как же иначе? Гор-деливая осанкой, прекрасный экстерьер. На посторонних ему удавалось произвести самое благо-приятное впечатление, - "Ах, какая у вас премилая, воспитанная собачка!".
  
   В повседневной домашней жизни Кинг по-прежнему звался эрделюхой с добавлением соот-ветствующих эпитетов. Зачастую совсем не лестных, Например " Эрделюха вороватый!" означа-ло, что упер со стола очередной съедобный трофей, вовсе не ему предназначенный. Ну, никак не мог утерпеть и оставить без внимания забытую на секунду котлету.
  
   "Эрделюха наглый" - звучало когда не желал уступать место на диване перед телевизором или спрыгивать с хозяйской, расстеленной на ночь постели. Вознамерился значит спать вместе.
  
   " Эрделюха вредитель!" - вопили, обнаружив изжеванную в безуспешной попытке открыть входную дверь ручку, или поцарапанный линолеум в углу, где пытался вырыть зачем-то яму. В самых экстремальных случаях, например когда обнаружил и сожрал приготовленный к празднич-ному обеду шашлык, назывался "Позором семьи!".
  
   Ему все прощалось, все сходило с рук. Анечка только вздыхала и с грустью констатировала, - Что поделаешь, у него было такое тяжелое детство!
  
   А Игорешка добавлял, - Он же хороший! Просто - вот такой собачий человек.
  
   "Собачий человек" эрделюха никогда никого не провожал до дверей. Уже сам факт ухода членов семьи из дома, он расценивал как полнейшее предательство по отношению лично к нему. Немедленно засовывал в пасть одну из своих игрушек, видимо для успокоения нервов, и завали-вался на диван спать.
  
   В последний раз эрдель нарушил свой обычный ритуал и проводил Лешку до самого порога. Становился передними лапами на грудь, слюнявил шинель, лез целоваться и все время пытался оказаться между хозяином и дверями. Не пускал. Лешка решил, что псина просто желает еще ра-зик выскочить на улицу, по неотложным делам Время до отхода автобуса оставалось, потому на-кинул на пса ошейник, прицепил на карабинчик поводок. Но удивительное дело, пес уперся слов-но ослик и никуда не пошел. Лешка огорчился собачим поведением, обозвал с досады "Ослиной эрделюхой", отпихнул, освободил проход, выскочил за дверь, оставив пса одного.
  
   Анечка и Игорешка уже умчались в садик. Жена вообще не любила провожать. Главное - как встречала!
  
   Под эти приятные размышления Лешка натянул поверх белья синие легкие брюки и куртку, закинул на бок оранжевый футляр персонального дыхательного устройства ПДУ и вышел в кори-дор.
  
   Одиннадцать утра, время побудки первой боевой смены. Для него начинался новый день. Собрался с мыслями, вспомнил дела, что планировал на сегодня. Шли тридцать седьмые сутки похода. Скоро войдем в свои воды, всплывем и возьмем курс на базу. Уже не месяцы и недели, а сутки и часы отделяли его от дома, от Аннушки.
  
   Лешка еще не успел и шага отойти от каюты, когда клекот ревуна начал отсчет времени, от-пущенного людям, запертым в титановом корпусе лодки до смерти, или, наоборот, до возвраще-ния к жизни. Лешка понял, что случилось нечто серьезное. По пустякам ревун и сирена не орут. Учебные вводные подаются в походе голосом. Соблюдается режим тишины. Совершенно ин-стинктивно заскочил обратно в каюту, сунул в карман фотографию, документы. Потом удивлялся, никогда раньше такого за ним не водилось.
  
   - Хорошо, что успел собраться, - Подумал, влетая к себе в выгородку. Здесь все было обычно. Показания приборов в норме, лампы горят спокойным ярким светом. Вахтенный специалист до-ложил, что все нормально.
  
   - Аварийная тревога! Пожар в седьмом! - Раздалось по громкоговорящей связи. Команды до-носили к ним в отсек динамику нарастающей борьбы с пожаром. Словно вехи отсекая один, про-игранный экипажем огненному зверю этап сражения, от другого.
  
   Вот в седьмой дали ЛОХ. Значит, живых там уже нет и фреон должен закрыть, задавить тя-желой шапкой инертного газа, очаг огня, отсечь от живительного кислорода. Так уже случалось не раз и люди всегда выигрывали сражение у огня. На этот раз фреон не помог, видно от жара лопнул трубопровод воздуха высокого давления и пламя, раздуваемое воздухом, насыщенным кислоро-дом, победило в схватке инертный газ.
  
   - Выброс огня в шестом! - Доложил динамик. Затрещал ... Смолк шестой.
  
   Лешка знал - в шестом отсеке турбогенераторы, если они остановятся лодка потеряет ход. Сжал кулак с зажатым карандашом, которым перед этим торопливо вел записи в вахтенном жур-нале отсека. Плохо дело. Без турбогенераторов лодка теряет ход, клюет носом и несется в пучину, все более и более набирая скорость, пока не врежется в дно или будет, словно скорлупа, раздавле-на массой океанской воды.
  
   - Пожар в пятом!
  
   Где-то в центральном посту шла напряженная борьба за жизнь лодки. Трюмные механики перебрасывали запасы воздуха высокого давления в обход порванной магистрали. Пускали воздух в цистерны экстренного всплытия, выдавливали воздухом за борт воду, создавали положительную плавучесть. Только одного не сделали, сказался береговой непрофессионализм, не перекрыли, не отсекли группу баллонов в седьмом. Воздух рвался во внутрь, доводя концентрацию кислорода до значений при которых и плевок загорится.
  
   - Пожар в пятом нарастает ...
  
   - Четвертый! Искрит станция насоса ...
  
   В шестом, пятом, четвертом люди. Много людей, туда ЛОХ не дашь.
  
   Связь вдруг обрезало на полуслове. Заплясали, задергались стрелки приборов на Лешкином стенде, замигали в бешеной пляске надписи табло. Реактор, сердце лодки, источник энергии оста-новился заглушенный компенсирующими решетками, опущенными людьми. Они сделали это, спасая от взрыва не только лодку, но океан, рыбаков, прибрежные города и села. Лешка попытался наладить резервные цепи, отключил автоматику, работал в ручном режиме, но тут лодку потянуло вправо и вверх. Наконец загудело, заурчало, забухало в цистернах главного балласта от поданного воздуха. Кренясь, по спирали, с мертвыми, заклинившими вертикальными и парализованными без гидравлики горизонтальными рулями, лодка сначала медленно, а затем все быстрее пошла к по-верхности океана.
  
   Не прошло и четверти часа, показавшегося Лешке вечностью, с момента тревоги и вот лод-ку качнуло, в борт шлепнула волна, снова качнуло. Всплыли!
  
   Стало полегчало на душе. Не первая лодка горит и, к сожалению, не последняя. Если удава-лось всплыть, то лодки, продолжая борьбу с огнем, дожидались спасателей и чаще всего возвра-щались на базу. Пусть на буксире. Случалось и тонули, но редко, после многочасовой борьбы за живучесть и эвакуации большей части экипажа на другие корабли или спасательные суда.
  
   После всплытия, что уже само по себе было чудом, пожар продолжал бушевать в кормовых отсеках, пожирая тела людей, сталь переборок, трубопроводы, приборы, цветные жгуты проводов. Термометры, поднесенные к переборкам зашкаливало, краска шла пузырями.
  
   - Докладывает четвертый! Горит пусковая станция насоса! - Насос стал.
  
   - Центральный! Очаг возгорания на пульте управления движением!
  
   Пожар на пульте потушили, но от едкого цветного дыма тлеющей проводки стало невоз-можно дышать, резало глотку, выедало глаза. Люди задыхались.
  
   - Вывести лишних, не занятых тушением людей на мостик! Остальным включится в ШДА. - Приказал командир.
  
   По шлангам с загубниками в легкие людей пошел из системы воздух. Выполнили коман-ду. Но вскоре Лешке и его людям передали приказ немедленно отключится от шлангов, надеть изолирующие противогазы и выйти на мостик. В шланги попадал вместе с воздухом угарный газ и концентрация его оказалась недопустимо высокой.
  
   Приборы перед Лешкой или плясали в предсмертной агонии, либо безвольно склонили стрелки перед неизбежным. Возгораний в их заведовании к счастью не наблюдалось. Приказ есть приказ. Собрали секретную документацию в прорезиненный мешок, завязали крепко и полезли через всплывающую камеру на палубу ходового мостика. Там, в ограждении рубки, уже сидели акустики, вычислители, штурмана, лежали обожженные и отравленные газом моряки. Врач с представителем политотдела пытались привести наиболее пострадавших в чувства, делали искус-ственное дыхание, массировали сердца. Двоих спасти не удалось, их положили подальше от жи-вых, в ограждение выдвижных устройств.
  
   Лешка оглядел лодку. Носовые рули глубины безвольно болтались откинутые по бортам. Лишенные жизни, обмываемые набегающими волнами. Перо кормового руля заклинило в поло-жении право на борт. Но самое страшное заключалось в том, что вся кормовая часть парила, ды-милась от продолжающегося внизу пожара. Толстенный слой резинового покрытия, гасившего волны гидролокаторов противника, вспучился и слазил, оголяя титановый корпус лодки. Ледяная океанская вода, соприкасаясь с раскаленной палубой, шипела, закипала паром.
  
   На палубу выгородки выносили, поднимали на лямках новые жертвы пожара. Спасательной партии удалось проникнуть в четвертый, а затем в пятый отсеки, вытащить обоженных, отравлен-ных людей.
  
   Наконец приспособились снова подать ЛОХ в шестой, где не оставалось живых, где буше-вало пламя. Четвертый и пятый даже удалось провентилировать. Казалось положение стабилизи-руется. Связь с базой наладили. Помощь вызвали. Словно чудные птицы, вестники скорого спасе-ния, над головами подводников пронеслись самолеты. Вначале подумали, что натовские Орионы, но заметили на крыльях звезды. Значит свои, родные, флотские ИЛы. Из центрального поста на-верх передали, что к ним спешат полным ходом рыбаки, подводные лодки, вышли из базы спаса-тели. Оставалось только ждать. ... Бороться с огнем и надеяться.
  
   Лодка стояла на ровном киле, значит, поступления воды или не имелось вовсе, или шло со-всем небольшое. Придут спасательные суда, заведут буксиры и приволокут тушу лодки к родному пирсу. Пусть обожженную, бессильную, но живую. Ведь горели лодки, но по несколько суток держались, не тонули, а тут часы всего прошли. - Размышлял Лешка.
  
   Неожиданно корпус лодки содрогнулся от серии мощных внутренних толчков. Словно злобный гигант безжалостно впечатал смертельно раненное тело под дых, подлым, неожиданным ударом. В рубке, на мостике стало тихо.
  
   - Не иначе регенерация рванула. - Наконец не выдержав молчания, предположил кто-то.
  
   - Паршивое дело. Ее не погасить, в воде горит.
  
   - А может в цистернах экстренного всплытия? Пороховые вышибные заряды взорвались от жара?
  
   Никто не ответил. Лодка дала дифферент на корму, там сильнее зашипело, запарило и палу-ба стала быстро покрываться водой. Корабль оседал, нос начал задираться вверх.
  
   - Плоты за борт! Отдать крепление спасательных плотов!
  
   Но быстро спустить плоты не удалось. Может сказалось отсутствие тренировки в этом, не очень любимом подводниками деле. Может прикипели окислами за поход механизмы отдачи пло-тиков. Но дело шло медленно. Неожиданно налетел шквал и один, практически уже раскрывшийся плот вырвало из рук моряков и, перевернув, швырнуло в океан.
  
   Лодка все быстрее и быстрее становилась на корму. Кто-то заорал о необходимости надеть СГП, но было уже слишком поздно.
  
   Командир кинулся выводить оставшихся в прочном корпусе людей, остальные посыпались в воду. Кто-то из последних, задержавшихся на мостике, успел захлопнуть крышку входного лю-ка. Вовремя. Став почти вертикально корабль, навеки погружался в бездну. Счастье еще, что ни-кого не утащил за собой из оказавшихся в воде. Большинство выскочило наверх в легких рабочих костюмах, некоторые, правда, успели надеть шинели или канадки. Малая часть вышла на палубу со спас жилетами. Большинство - без теплой одежды и спасательных средств. Покидать лодку не собирались. Никто не захватил с собой ИДУ, гидроизолирующие костюмы, не пододел теплое бе-лье подводника. В печальный исход никто не верил. Лодка, способная погружаться на километро-вую глубину, считалась непотопляемой.
  
   Команда надеть спасательные средства была подана слишком поздно. Возвратиться за ними в лодку люди не смогли, просто не успели.
  
   Очутившись в ледяной арктической воде, Лешка не ощутил холода, наоборот, словно в ки-пяток сиганул. Умом понимал, что человек в подобной ситуации долго не выдержит. Ну, полчаса, сорок минут, час от силы. Такое уже случалось во время войны. Тут же успокоил себя, приказал не паниковать, - То было давно, теперь иные времена, другая техника. Спасатели подоспеют, вы-ручат.
  
   Рядом показался плот со взбирающимися на него людьми. Лешка поплыл к нему, разме-ренно работая руками, сохраняя силы. Протянул руку, схватился за леер. Затем подтянулся и ухва-тился второй рукой.
  
   Из глубины воды, поглотившей лодку, от уходящего вниз еще недавно гордого и непобе-димого корабля, наверх, к людям и небу донесся грохот ломающихся перегородок. Треск. Про-щальный стон умирающего титана. Всплывали на поверхность пузыри воздуха, клочья сажи и ма-сел, выкинутый из ран разодранного корпуса обгоревший хлам.
  
   Холодная вода быстро проникла через тонкую ткань костюма, полоснула холодом по телу, заполнила ботинки, пудовыми гирями потащила ноги вниз, в глубину вслед за лодкой. Лешка под-тянул ноги к груди, отпустил одну руку и с усилием стащил башмаки. Не развязывая, благо шну-ровал неплотно. К счастью носки остались на месте. Вновь ухватил леер.
  
   Плот начал кренится и кто-то из командного состава приказал находящимся в воде, рас-пределиться равномерно вдоль шедшего по борту леера. Силы еще оставались и люди смогли вы-полнить команду. Плот выровнялся.
  
   Под водой раздался новый шум. Утробный, тяжелый, словно агонизирующий, последний выдох и через несколько секунд на поверхность выскочила, вырвавшись из глубины, всплываю-щая спасательная камера. Выкинула из своего чрева два распростертых тела с оранжевыми дыха-тельными мешками ИДУшек. Продержалась несколько секунд на плаву, зияя вырванной крышкой верхнего люка, и навеки ушла обратно вниз в клекоте потоков врывающейся в стальное яйцо во-ды.
  
   Над местом трагедии носились обезумевшими чайками самолеты, пускали ракеты, сбрасы-вали оранжевые контейнеры спасательных плотов. Но те шлепались на воду вдали от моряков и, не раскрываясь, покачивались на волнах. Дразнили замерзающих людей заключенным внутри жи-вительным содержимым, сухой палаткой, пищей, водой, а главное химическими грелками.
  
   Плоты не были виноваты. Они просто не могли, не умели раскрываться сами. Их нужно было сначала поймать и раскрыть вручную, дернув за специальный линь. Но кто из подводников мог отважиться оторваться от дрейфующего спасательного плота и бросится в ледяные волны? У кого хватило бы сил одолеть хоть половину расстояния, а затем, с усилием в шестнадцать кило-грамм, рвануть линь?
  
   Летчиков можно понять. Они не могли сбрасывать свой груз ближе, боялись убить спа-саемых, опрокинуть их плот воздушной струей двигателей, захлестнуть его поднятой при падении контейнера волной.
  
   Внизу в последний раз рвануло и люди, прощаясь к кораблем, с погибшими моряками, за-пели "Варяга".
  
   Лешке показалось, что все самое страшное уже позади, стоит совсем немного, еще малую чуточку, потерпеть и все закончится словно дурной сон. Ведь командование знает и помнит о них. Помощь идет.
  
   Знал точно, на флоте имеются для подобных ситуаций специальные спасательные самоле-ты с катерами под брюхом, способными десантироваться на воду вместе с экипажами спасателей. Даже видел такие в действии, правда, только в кино. Вспомнил, отвлекаясь от жуткой реальности, название цветного приключенческого фильма - "Одиночное плавание". Смотрели всей семьей в отпуску, в летнем кинотеатре на берегу моря. Ей фильм не понравился, а ему очень.
  
   Представил, что родное Советское Правительство, новый, прогрессивный, Лидер страны уже взяли дело спасения в свои руки. Экстренно распорядились выслать помощь. Наверняка спа-сатели уже вылетели. Наверняка уже летят к ним на помощь, на смену противолодочным ИЛам, все также барражирующим, ревущим моторами, над потерпевшими крушение людьми. Страдаю-щим, но не способным помочь. Самолеты мелькали призрачными тенями под серой низкой облач-ностью, прижимались вплотную к гребешкам волн. Летчики все чаще пускали гроздья цветных ракет, выводили на потерпевших аварию моряков спасателей.
  
   Время шло, а помощь не приходила. Кто-то из середины полузатопленного плота хриплым голосом просил, умолял остальных, - Держитесь, товарищи, держитесь! Осталось всего ничего, через двадцать минут они придут. Они рядом.
  
   Люди в воде не отвечали, молча экономили каждую малую частицу тепла, еще остающую-ся в онемевшем теле, боролись за жизнь.
  
   Волнение усилилось. Волны все чаще и чаще перехлестывали через плот, через головы людей. Кого-то из раненных смыло с плота и он молча исчез среди волн. Мичман, державшийся за леер справа от Лешки, внезапно захрипел, закинул голову с остановившимися остекленелыми, не-живыми уже глазами, с запекшейся на губах пеной. Выпустил из сведенных, скрюченных судоро-гой пальцев леер. Навсегда ушел под воду.
  
   Тут Лешке впервые стало по-настоящему страшно. Сразу ослабели суставы пальцев сжи-мающих веревку леера, обдало сердце совсем уж ледяным холодом.
  
   Последним усилием воли поборол слабость, сжал зубы до скрипа, намертво сцепил ладони. Потом закрыл глаза, представил, что это не стылое северное, а теплое Черное море вокруг. Ну, за-мерз немного, бывает, просто перекупался, переплавал. Вообразил, что держится не за веревку, протянутую по борту перевернутого волной спасательного плота, а за надувной матрас на котором лежит, нежится под ласковым солнышком его Аннушка. Вон на недалеком берегу Игорешка под опекой эрделя, а может, наоборот - эрделюха под присмотром пацаненка? Эта мысль немного от-влекла его, заставила забыть о холоде, о бездне под ногами.
  
   То ли в бреду, то ли и впрямь случилось такое, ничего не мог уже сообразить. Только вро-де доплыл до берега. Растирала махровым полотенцем Анечка, лизал теплым ласковым языком эрдель.
  
   Открыл Лешка глаза и вместо серого неба с ревущими самолетами увидал выкрашенный белой эмалью потолок каюты с матовым плафоном освещения.
  
   Не его каюты, не на лодке. Понял, прежде чем вновь заснуть, успели спасатели. Выдержал. Раз выдержал - значит надо жить.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 12.
  Слаб человек...
  
  
  
   Глухая ночная тишина, злобно навалившаяся после нежданного, ужасного по своим последст-виям телефонного звонка, разодрала голову тупой болью. Ранее вовсе не замечаемое тихое пощел-кивание маятника напольных часов в футляре теплого красного дерева, вгоняло тупые иглы под костяной свод черепа, покрытого редкими, слипшимися со сна волосами.
  
   Жена тихо спала в соседней спальне, утомленная прошедшим днем, заполненным приятными представительскими хлопотами. Пока еще спала, но, пожалуй, придется будить. Тут уж ничего не поделаешь. Все чертовски плохо. Впечатление таково, что годами отлаженная система государст-венного механизма медленно но верно пошла в разнос и никакими титаническими усилиями оста-новить данный процесс невозможно. А может и вовсе не имеет смысла. Советчиков у человека, вынесенного очередным вывертом судьбы на вершину власти, имелось более чем достаточно, но главным и единственным другом и помощником оставалась жена. Любимая. Единственная.
  
   В душе небольшого росточком человека в уютной фланелевой пижаме, суетно мотавшегося из угла в угол по освещенной ночником комнате, давно уже не оставалось ни грана спокойствия. Вот и сейчас, тревожная, страшно неприятная новость требовала принятия незамедлительного реше-ния, а вялая, неподатливая мысль наоборот, уносила назад. Возвращала вновь к заветному дню, ставшему поворотным пунктом в головокружительной политической карьере.
  
   Покой улетучился из его жизни с поры, что сидели вместе с тогда еще верным Егоркой в Кремлевском кабинете на телефонах. Оба самые молодые в ЦК, полные сил и новых надежд. Ге-рои, осознанно сплотившиеся против мерзкого горбуна. Тот словно не замечал, игнорировал, суе-тился, подмахивал до самого последнего часа умирающему Косте, еще рассчитывал перехватить костяными, холодными пальцами ускользающую Власть.
  
   Костя уходил из жизни страшно. Медленно. Хрипя. Задыхаясь. Приходя в себя и вновь впадая в зыбкое, сумрачное забытье. Видно много грехов тащил на себе, потому не дал Господь легкой смерти.
  
   Наконец наступил столь долгожданный всеми момент и перед ними предстал, сдерживая ры-дания, Костин помощник - добрый вестник, принесший скорбное сообщение.
  
   Не к горбуну с его людишками пришел, а именно к ним двоим. Это обнадеживало. Молча смотрели. Что говорить? Понимали состояние вошедшего. Чиновник потерял благодетеля, остался выброшенным из обоймы и никому в Аппарате более не нужным. Невесомый, словно проколотый воздушный шарик. Немного даже жалкий, а потому, согласно неписаному кодексу партийной бра-тии - презираемый. В последнем усилии бывший соратник пытался барахтаться, прибиться к пра-вильному, надежному берегу, ощутить опору под ногами. Только вот протянул малость, упустил время - знать умишка не хватило. Кому такой нужен? На сантименты времени не оставалось и Егорша быстренько бедолаге мозги вправил, дал указания, выставил за дверь. Послал писать нек-ролог, оказывать помершему шефу последнюю услугу. Впрочем, правильно написать некролог - изрядное искусство и не всем оно дано.
  
   Егор много тогда сделал для будущего Вождя. После смерти Юры немедля прилетел, бросил область на Второго, понял как нужен рядом. Помогал истово. Много с ним переговорили они но-чами, скрываясь от соратников. Шептались, таясь, о расстановке сил в ЦК, о том что не старая рухлядь Костя, а он, Лидер, должен прийти к штурвалу корабля. С первого раза не вышло. Не по-желало Политбюро видеть нового человека у штурвала.
  
   Изгалялись недруги. Тихий шипел гадом - "Ну, Мишенька! Он разом превратит все заседания Секретариата в Минсельхоз. Кроме сена, соломы да навоза ничего не видел и не знает, только и решал, что аграрные вопросы".
  
   А ведь он готовился ... Да, что там готовить, уже был совершенно готов взять Власть. Но... пришлось стерпеть, сжать зубы и ждать своего часа. ... И улыбаться врагам.
  
   Это стало привычкой, второй натурой. Не составляло уже особого труда натягивать по утрам на лицо маску открытости, простоты, доброжелательной приветливости, дабы надежно скрыть под ней оскал холодного и безжалостного расчета. Что поделаешь, партийная школа не допускала от-ступлений от навеки установленных, пусть нигде и не зафиксированных правил поведения на выс-ших уровнях власти.
  
   Основное правило подковерной игры он зазубрил накрепко и следовал ему неукоснительно, - В политике жизненно важно принять быстрое и единственно правильное, судьбоносное, решение.
  
   Первое озарение пришло когда вешал незабвенный Ильич своему дружку Косте очередную звездочку - "Гертруду". Все устроились по ранжиру, стали в позу, напыжились. Приготовились запечатлеться для истории. А его тут и осенило ... Раз, два и быстро-быстро, зайчиком-зайчиком впрыгнул будущий Лидер в малую щелочку, встал третьим от Ильича. Фотограф так и заснял.
  
   Опомнился Суслик, взбеленился, ан поздно, фото уже все газеты Союза растиражировали. И те кому положено понимать, что к чему, немедленно сей нюанс уловили, осмыслили, отметили, выделили и выводы надлежащие сделали.
  
   - В восемьдесят четвертом, последнюю по счету звездочку старикану вешали. Тут уж без це-ремоний, напролом попер, всех оттер, решительно отпихнул, встал рядом с Самим. Никто уже не помешал, не возмутился. Приняли как должное, пикнуть не посмели. Не до церемоний было.
  
   Неожиданно для всех вынесло человека на вершину, но понимали сведущие людишки, что просто так в этом мире ничего не происходит. Значит, Юра руку приложил.
  
   Почему? Зачем? Может и вправду считал сподвижником? Кто теперь разберет, но именно в то время впервые ощутил вкус почета, неприкрытой лести. Юра уже лежал прикованный болезнью к кровати, а он впервые пустился в официальные заграничные вояжи. Захватило, закружило голо-ву. Вот так, запросто, на равных, общаться с руководителями мирового уровня, на приемах пози-ровать! Интервью раздавать! Да не в свои, тощенькие, на серой бумаге партийные газетки и рахи-тичные журнальчики, а в толстые, солидные мировые издания. Те, что тиражируются по всему свету, разнося его глубокие мысли. Печатая его фотографии, на качественной бумаги страницах для миллионов респектабельных читателей. Эти не порвут корявыми пальцами, не заглядывая да-же в содержание, на удобные прямоугольнички, не потащат его образ для употребления в клозете.
  
   От одной только подобной мысли слегка затошнило, но Лидер сглотнул слюну и справился с неприятным позывом.
  
   Во время вояжа за рубежами, намекнули слегка, культурно, а он и сам давно сообразил и ясно понял, что между ним и властью намертво врос замшелым пнем Горбун. На годовщине Октября, Юра тогда опять в больнице лежал, вперся горбун к микрофону, оттер от него, заветного. Времен-но победил. Как же, тронную речь читал. В наследники набивался. Опять появился повод умным людям задуматься, проанализировать, выводы сделать. Почувствовал - пошатнулся авторитет. Подобное не допустимо. Не сдался, все силы приложил, но переломил ситуацию. Дал понять ко-леблющимся, что шутки с ним не проходят, плохо заканчиваются. Не простил отступникам, при-шло время и припомнил все стервецам.
  
   Когда Костя помер, они с Егорушкой даже на поминки не поехали. Не до того было. Власть делили, хватали, урывали. "Власть!" - Ах, насколько сладкое это слово, пьянящее похлеще хмель-ного напитка.
  
   Воспоминания разогнали сон, отодвинули причину ночного, неурочного пробуждения.
  
   - Тяжело Пост мне дался. На заседании Политбюро только голос Андруши и перевесил. Если бы не он - Горбуна готовы были выбрать старые пердуны. Ну, мы его урыли. Припугнули для на-чала "елесеевским" делом, да выперли в отставку, на пенсию. Нужные людишки озвучили, распи-сали цветисто - обвинили в коррупции. Вот, процесс и пошел. Запад в восторге - "Гласность по-беждает!", "Голуби против ястребов!", "Демократы-реформаторы против ястребов-консерваторов!". Все за меня вступились, не дали в обиду.
  
   Правление Лидера началось легко, хорошо, приятно волнующе. Народ обрадовался самоход-ному и внятно говорящему Вождю. Но, видимо, и перемещался и говорил он слишком много, слишком быстро. Постепенно перестали сначала внимать, а затем вообще принимать всерьез. По-том пошла в стране напасть за напастью, словно ступил народ на проклятое, топкое, зыбкое место.
  
   Вот и ночной звонок с Северного флота ... Разбудили, ошарашили дрянной вестью. Много-летний опыт аппаратчика подсказывал - не договаривают. Может, все еще надеются выкрутиться. Возможно сами не полностью в курсе происходящего, не владеют ситуацией.
  
   Накрутили. ... Теперь ждут советов, указаний, решений. ... Ничего, потерпят! ... Лидеру, ду-маете легко? Страшно! Тяжело! Непонятно, что делать! Не хватает силы воли ... Но с тигра не спрыгнешь и приходится крепко держать выбранную маску мирового Деятеля, Лидера. Раз и на-всегда напяленную маску уверенности и спокойствия. Никоим образом не выдать себя, не пока-зать ни на малый миг, то что за ней. А там, внутри, в душе - не проходящий испуг и сосущая пус-тота. Под прикрытием маски проще сдерживать эмоции и чувства, скрывать слабую человеческую сущность.
  
   Главное в любой ситуации - точный, предельно строгий расчет. Оступился - конец, разорвут в клочья. Нынешняя маска удачна, она излучает на временных друзей, случайных попутчиков, невольных союзников и постоянных врагов, волны тепла, мудрого спокойствия и доброго отноше-ния. Так она и называется "Уверенный, Спокойный, Достойный Вождь - Лидер Огромной Стра-ны".
  
   - Боже мой! - подумалось Вождю, - Совсем ведь недавно стоял на вытяжку перед Большими Людьми, внимал безгласно. Все в жизни казалось отлажено, просто, ясно, понятно. Получил ука-зание - выполнил указание. Отчитался за выполненное - счастлив до следующего поручения.
  
   Что думали обо мне в тех кабинетах, куда бежал словно собачка по первому звонку, где сер-дечко сжималось от страха. Накажут? Наградят? Допустят? Выгонят с позором? Что чуяли стари-ки, взирая тусклыми глазенками? ... Благоволили - тогда радостно стучало сердце. Человеком себя ощущал! Случалось, бранили - и ноги подгибались расслабленно, замирало, холодело в груди не-выносимо. Мочевой пузырь содрогался в спазмах от одного только страха оказаться отлученным от мира сильных.
  
   Вспомнилось начало карьеры в пыльном, захолустном южном городишке. О сияющих высотах тогда и не думалось. Все произошло случайно. Жена настояла, пошел в райком, попросился на партийную работу. Аргументировал свое желание, веско, с достоинством, опираясь на знания, полученные в Университете. Все делал так, как проинструктировала супружница.
  
   Получилось! Пошел в гору. Стал на область. Умница жена подсказывала как дорогих москов-ских гостей привечать. И правильно, умно, тонко! Не заурядно, обыденно принимали в его вотчи-не москвичей, не по провинциальному, а на хорошем столичном уровне, чего это не стоило. Люди оставались довольны. Запоминали хорошее отношение.
  
   Что поделать, приходилось и пьяную Галку, дочку Ильича, в баню провожать. Тьфу, гадость! Было и такое ... Пусть пенка и дерьмовая, а все же пенка. Главное наверху о нем отзывались поло-жительно. Выходит - дело того стоило. В Ленинград цветочки к табельным дням Романову само-летом отправлял. С нижайшими поздравлениями. От младшего товарища - старшему ... Надо бы-ло. Надо! ... Потом все наверстал, всем припомнил унижения и обиды. Без пощады и исключений.
  
   Но - есть и проблемы. Все-таки люди неблагодарны, низки ... Вот Бориска-шельмец. Приве-тил, вытащил по рекомендации Егорки из сибирской дыры. Ведь всем мне обязан гад, а изменил, предал. Нюхнул запах власти и решил, что все дозволено, на Лидера лапу поднял, зарычать посмел ... Мерзавец! Ах, холоп, на кого руку поднял! Пьяница, алкаш!
  
   - Может напомнить столь обожающему его народу, людишкам советским, как дорогой Бори-ска, в вотчине своей сибирской зимами морозными резвился? Развлекался, понимаешь, - людей из салон-вагона выкидывал посреди тайги. Тех чиновников местных, кто угодить не мог, пить вместе не желал, отказывался. Это как понимать? К актрискам лез, к гастролершам, чуть не на глазах му-жей. Это - что? Ладно ... Выплакал, отрыдал. ... Простить - простили ... Даже партбилет оставили. Должностишку по умишку подобрали в строительном, второразрядном министерстве. Из номенк-латуры не выкинули. ... Но надо будет - припомним.
  
   Впрочем, предательство Бори не удивительно. По большому счету и сам Лидер не очень миндальничал, шел на многое во имя политический карьеры. С ростом интересов, возможностей, вовремя скидывал отыгранные карты. Косыгина первым - опасен стал. Кулакова помог убрать, благодетеля первого. Романцова - подсказал выгнать по добру, по здорову. Андрушу - ракетоно-сителя своего отправил в почетный отстой.
  
   Это - Кремль, господа! Кремль - стоит обедни! ... Москва - не какой ни будь городишко в степях! Те, кто нужен и выгоден там, здесь - обуза, прах на ногах. Расценки и ставки совсем дру-гие. Ставьте, если есть на кого, дорогие соратники!
  
   Политика, как не крути - не супружество. Здесь измена не исключение, а норма. Более того - правило игры. Не понял этой истины - проиграл.
  
   Что есть удача в Политике? Случай? Подарок судьбы? Помощь временных "союзников"? Поставивших на меня "друзей"? И на это пришлось рассчитывать ...
  
   Костя отравился копченой ставридкой от Федорчука. Случай? Случай. Я ему очень сочувст-вовал. Искренне ... Порекомендовали совместно с Главным Кремлевским Врачом, и очень тонким политиком, отдохнуть на высокогорье. Воздух там чистенький, свеженький, немного, правда, раз-реженный. Жаль, очень жаль, но Костя не оценил прелести высокогорья, задыхаться стал. Вернули его. Но не сразу, решали ... Ну не знаю, не знаю. Сосновый бор - тысяча метров над уровнем моря - рай для астматика.
  
   Удачно устроилось с Романовым. Поначалу волновался, как ни как, армия за ним стояла. Он в рост шел, силы набирал. Он усиливал свое влияние, а Устинов слабел, сдавал, хоть и хорохорил-ся до последней минуты, лежа в Андроповской еще палате. Может даже на той самой койке, что и покойный Юра. Думали, гадали с женой, но нашли правильный ход. Пока Романов по Эфиопии разгуливал, да с братьями черными о марксизме-ленинизьме талдычил, мы его протеже Огаркова, метившего после Генштаба на Министра Обороны быстренько сняли. Приехал, а его уже на пен-сию с почетом проводили, тю-тю. Вот вам, дорогие товарищи, роль временных союзников ...
  
   Дальше - проще. Слухи с легкой руки сплетников поползли. О застолье. То ли в самом Эр-митаже, то ли - возле, то ли с посудой из Эрмитажа, то ли с бокалами петровскими. Неясные такие слушки, но пробойные, в которые народ советский любит и желает верить. С подробностями пи-кантными, вроде череды черных, подаренных сыночку, "Волг". Это притом, что для большинства граждан даже "жигуленок" подержанный - мечта несбыточная.
  
   О сыночке приелось, "клубничку" народишку выплеснули. Мол, в катере самого папашку наедине с певичкой популярной накрыли погранцы. Обоих вытащили в чем мать родила и весьма нетрезвых. В общем, затравили слухи товарища капитально - не то что в Генсеки, на нары пора. Дошел умник до предела, совсем глупость сморозил. Открытое письмецо в Правду нацарапал. За-щитите мол, товарищи по Партии, люди добрые от сплетен и слухов! Не помогло - поезд ушел. Так и канул в небытие. Слушок дело конечно случайное, но если вовремя организован соответст-вующим ведомством - то сила в нем великая.
  
   Прав, сто раз прав старикан Мао! Начинать революцию необходимо с "огня по штабам!". Показал родному народу врага внутреннего, страшного, "Ату его!", "Фас!". Только останется Ли-деру, затаиться на холме да наблюдать. Потешаться травлей, словно Императору Нерону ...
  
   Политика - всегда дело тонкое ... Да, народу необходимо показать цель, кое-что пообещать, но с умом, эзоповым языком. Никитка наобещал много, но конкретизировал. Идиот! Это же надо! Тоже мне "Кремлевский мечтатель!". Бац - "Десять лет и догоним Америку!". Бац - "Двадцать - заживем при коммунизме!" Ни хрена себе! Это же выполнить невозможно. Надо с умом действо-вать, неопределенно, в случае чего - есть место для отступления, маневра. С народом нашим поли-тика должна строиться гибкая, мудрая.
  
   Советский народишко обязан понять, принять, поверить в то, что Лидер готов дать ему все, а вот кабинет Министров, окружение гнилое, партийное, те нет, не готовы. Не желают моему вер-ному, прекрасному народу добра!
  
   - Соратнички! - Мысленно завопил Лидер. - Товарищи-дорогие, пора принципиально понять, что важнее для страны - моя позиция, моя личная уверенная сила, моя прочная власть, как гаранта необратимости Перестройки, или небольшая, совсем малюсенькая в мировом масштабе, безобид-ная ложь? Временное, так сказать, введение в заблуждение, так называемых народных масс. Худо-бедно, со своими, с избранными всегда можно договориться, сторговаться, найти консенсус, прий-ти к общем, так сказать, знаменателю.
  
   Все так, все делаю правильно, ... но шепоток шелестит по стране. Осуждают! Даже в ближ-нем окружении, пока, правда, вполголоса. Чекисты, впрочем, доносят исправно. Чем же попрека-ют меня? ...
  
   - Высокомерен? - Может и верно. Но кто этим укоряет Лидера? А те, кто ниже, кто не дотя-нулся, а, следовательно, и есть настоящее быдло. Грязь мелкая, ничего не понимающая в полити-ке. Я - на верху, я - один, а не наоборот.
  
   - Пренебрежителен к чужому мнению? - А чего с ним считаться? Стоит только почитать, что и как мне пишут. Стиль каков!
  
   Человек подскочил к столу, выхватил из папки не глядя несколько листков последних мемо-рандумов от советников, помощников и референтов. В стеклах очков замелькало, - "Уважаемый ... как Вы мудро отметили, как верно осветили, как гениально выделили ...", "... исключительно тон-ко подметили...", " ... прозорливо предвидели... ", - Это умеют, жополизы! Понимают, идейно принципиальные людишки, что без этакого холуйства не удержишься на вершине ... Стараются. Так чего ради и с кем считаться?
  
   - Упрям? - Нет, не упрям, а стоек, непреклонен в принятых решениях. Впрочем, тут уж как получается. Гибкость, уклончивость сегодня в политике, пожалуй, ценится больше. Времена твер-докаменных большевичков, слава Богу, канули в Лету.
  
   - Никого не любил, не люблю, не имею близких друзей и товарищей? - А что мне ждать от друзей кроме предательства? Все изменяют! Рано или поздно. Старая политическая аксиома.
  
   Но, нет, стоп, стоп! Одного человека любил, люблю и это чувство постоянно - Жену. Она - единственная женщина и другой не надо, светоч, источник вдохновения. Она одна - всегда желан-ная, изысканная, утонченная, элегантная. Единственная понимающая советчица. Опора в тяжелые моменты. Ей доверял и доверять буду, с ее мнением считаюсь, с первой - советуюсь. Пусть него-дуют советники и помощники. Им не дано понять.
  
   Случаются, правда, сбои. Угораздило женушку в нищем, голодном и одичавшем Мурманске, там, где масло прогорклое и то видят раз в месяц, менять по два раза на день наряды да побря-кушки стоимостью побольше чем немалая северная годовая зарплата местных работяг. Зачем дос-тояние народное вывешивать напоказ? И перед кем? Ну не стоило там бисер метать! Дорого сто-ишь мне, ох дорого женушка. Чем это закончится, один Бог ведает. Не принял тебя народ, невзлю-бил и нелюбовь сию на меня переносит. Тут уж никакие президентские указы не срабатывают.
  
   Сам тоже хорош, дал маху, расслабился, ляпнул перед западными въедливыми корреспон-дентами, мол, обсуждаем с женой все вдвоем, наедине. Ну, все как есть дурак им выложил! Опомнился, спохватился - да поздно. Растрезвонили, расписали. Слава Богу, удалось ликвидиро-вать этот ляп внутри страны, вырезать из текста, убрать, удалить. У нас то это пока проходит.
  
   Зато именно жена поставила на место холуев всяческих, соратников по Партии, охранников и, даже, прислугу. Нет, мы, конечно, все - "товарищи". ... По Партии. ... По Уставу значится. Это все так! Но! ... Но - товарищ, товарищу рознь. Я вот теперь на таком уровне, что всем могу рубить правду-матку в глаза, на "ты", запросто. И ведь молчат, принимают словно должное. Так принято в Партийной традиции! Пускай все "товарищи". Пусть и сами "тыкали" в ответ на мое "выканье " еще совсем недавно, а теперь - нет, теперь - все. Баста! Сейчас - Я в доме Хозяин.
  
   Вот подишь-ты! Умнейшая женщина, а до смешного доходит! Ревнует! Всех более менее красивых девушек из обслуги убрала. Взгляд задержать не на ком, одни старухи да мымры, ведь-мы какие-то, ну это уже слишком, это, пожалуй, перебор.
  
   Человек непроизвольно улыбнулся, лицо подобрело, стало мягче, человечнее. Обычно презри-тельно опущенные углы тонкогубого рта потянулись кверху. Умиротворенное состояние, впро-чем, длилось недолго. Предвестником беды наползла морщинами на чело черная мысль о проис-шедшем ночью с подводной лодкой, о всяческих других неладах в подвластном государственном хозяйстве. Губы вновь сжались тонкой змейкой, черты лица заострились, глаза стали холодными, колючими, злыми ...
  
   Проклятый звонок всколыхнул в памяти неприятный случай, рассоривший Генерального с моряками на Тихоокеанском Флоте. Очень уж тогда захотелось жене Лидера на кораблики взгля-нуть. И пошла, не побоялась, наплевала на все их заскорузлые морские традиции, прибыла со свиткой холуев на подводную лодку. В рубку ткнулась. Вниз по трапу полезла, зажимая меж ля-жек подол платья. Суеверные морские волки закрестились, заплевались - баба на корабле - быть беде.
  
   Черт возьми, а ведь после ее визита К-219я утонула с ракетами под носом у американцев. Сегодняшний случай - пожар разгорелся возле Норвегии. Может действительно есть нечто мисти-ческое в благоверной? Да нет, ерунда все это. Выгнал тогда пару стариков-ворчунов с Флота. На заслуженную пенсию, внучат тетешкать, огороды копать. Пусть молодое, перестроечное поколе-ние, порулит. Увы, не очень нарулили, больше наломали. Вот и сейчас ждут у телефона, маются, а ведь не перезвонят, побоятся, пожалуй. Так и будут томиться. Ну да, ладно ... Подождут ...
  
   Вояки Арбатские! Шаркуны! ... Гонор! Галуны. Погоны. Звезды ... "Товарищи, офицеры!". ... "Честь имею!", ... "Присяга!"
  
   Засранцы! Ильичу обещали победу в Афгане. Так и не дожил старикан. Юре три короба на-обещали - тоже помер, не дождался. С Костей - тот же результат. Со мной этот номер не пройдет! Нет! Хоть и стараются мозги запудрить, все им победа в конце туннеля мерещится, но ... Нет! Тут абсолютно прав Идеолог - выводить войска необходимо. И быстро, решительно. Пугают, - "Такой уход смахивает на позорное бегство". Ерунда! Чем хуже - тем лучше. Пусть генералитет получит этакий озорной демократический щелчок по своим невообразимым козырькам. По ушам их, по носу, по самолюбию!
  
   Для этого ничего не жаль. Пусть убегают. Все, что нельзя утащить с собой пусть бросают к чертовой матери. Потом разберемся. Пилюлю, впрочем, подслащу. Пообещаю помогать по мере возможности Наджибулле. Тот в одиночку долго не усидит, свалится, вот и помогать уже совсем и некому. Что, жалеть? Американцы убирались из Вьетнама, цепляясь за полозья вертолетов, уле-петывали прямо с крыши посольства в Сайгоне. Мы еще прилично выглядим, да и потери у нас поменьше. Ход хитрый. Немного дурно попахивает, так это вполне естественно. Сдаем союзни-ков? Но что же поделаешь? Все идеи в Большой Политике пахнут далеко не розами.
  
   В этом плане сущий подарок преподнесла мне судьба в лице маленького паршивца, севшего на Красную Площадь. Повезло с мальчишкой-пилотом. Появился предлог взнуздать, приструнить вояк. Еще один щелчок по генеральскому самолюбию. Верный повод поувольнять недовольных. В первую очередь слишком самостоятельных и потому опасных. С подачи Идеолога демократиче-ская пресса, а за ней и радио с телевидением, так раздувают случившееся, так окатывают грязью мундирчики, что во век не отмыться. Славное сражение выиграл!
  
   Парадокс! Ведь я не воевал! Не служил ни дня. В Академиях военных не учился, но чувст-вую, понимаю в тактике и стратегии куда больше моих генералов. Почему? Ответ напрашивается сам собой. Значит - обладаю политическим мышленем, понимаю в целом общечеловеческие цен-ности. Одним словом, я - политический деятель мирового масштаба. А они - дармоеды на шее не-счастной страны. Вот как понимает этот факт мировая общественность. Правильно, между про-чим, понимает.
  
   Распугивая нахлынувшие мысли, зазвонил украшенный гербом страны телефон. Не выдер-жали политесу на Севере, решились потревожить. Новые вести оказались хуже предыдущих. Си-туация выходила из-под контроля флотских начальников и перерастала в мировую политическую проблему. Ничего, не ответив, человек выслушал и молча бросил трубку.
  
   - Хороши морячки! Так и норовят под ноги гадость бросить! Желают чтоб поскользнулся, упал, потерял престиж! ... Все вокруг творят глупости, подлости, во всю стараются омрачить правление. По дури самоучек-экспериментаторов взлетает на воздух и травит пол-Европы атомная электростанция. Лайнер "Нахимов" тонет словно газетный кораблик вблизи порта, унося с собой в глубину сотни пассажиров. Теперь новейшую подводную лодку умудрились затопить в между-народных водах, а там реактор, ракеты, торпеды с боеголовками. Не могли уж как ни будь дотя-нуть. Ну что им стоило затонуть тихо, спокойно за линией родной границы, в территориальных водах! А так - скандал! Опять скандал.
  
   За какие грехи мне эти наваждения? Что делать?
  
   Человек собрался с мыслями, сосредоточился. Быстрее и быстрее заходил по комнате.
  
   - А мы по-ленински! Превратим поражение в победу! Правда опять придется замарать флот-ских, но это пустяк. Иначе нельзя. Нужно найти виновных и заставить держать ответ! На их фоне, политическое руководство страны окажется чистым и незапятнанным. Вот что важно!
  
   Я - мировой политический деятель! За моими плечами Великая Держава! А как прикажете теперь на встречах в верхах, саммитах и прочих ответственных мероприятиях главам западных стран в глаза смотреть? Естественно, это умные, корректные, воспитанные люди, понимающие непростую ситуацию. Слава Богу, на все реагируют адекватно, стараются не давать внутренним врагам Перестройки лишних шансов сорвать процесс.
  
   Бескорыстно ли? Это уже второй вопрос. Каждый ищет свою выгоду. Иногда кажется, что их сочувствие наиграно, что активно подыгрывают мне. Возможно, просто, кажется, но подталки-вают, похлопывают, направляют по предложенному пути, словно нерадивого школяра. Есть такое ощущение. Может и впрямь поощряют идти дорожкой, выбранной мудрыми наставниками? Толь-ко вот к какой цели? ... А, может, все же только, кажется? Может - предчувствия ложны? Ведь строим то один - общеевропейский дом!
  
   Последняя мысль показалась особенно ценной и актуальной. Человек шарканув ногами в домашних теплых тапочках. Крутанулся. Споро подбежал к письменному столу и аккуратнейшим образом записал пришедшие на ум мудрые мысли в кожаный блокнот с атласной финской бума-гой. Блокноты настолько полюбились, что даже наполовину использованные никогда не выкиды-вал, вырывал замаранные страницы, а остальное припрятывал на черный день. Кто знает как жизнь повернется? Зачем же тратится, покупать бумагу? Да и где такую потом купишь?
  
   - Общеевропейский дом! Отличная находка. Звучит свежо, актуально. Идеологически верно. В этот дом войдем очистившимися. Отряхнувшими бремя партийной истории и командно-административной системы эпохи застоя. Мы уже признали очевидные недостатки. С одной сто-роны - честно, по-большевистки, с другой - ничто больше не связывает с прошлым. Ну, подума-ешь - было. А у кого, позвольте спросить, не имеется скелета в шкафу или комоде? Назовите страну, умудрившуюся пройти по истории чистенькой, незамараной.
  
   Прекрасная Франция стыдливо прячет Варфоломеевскую ночь, Конвент, Робеспьера, не-утомимую гильотину, Вандею, целую связку Великих Революций и расстрелянных Коммунаров. Депортацию евреев. Наконец колониальные делишки в Индокитае и Алжире. Кровушки и голу-бой и красной пролито о-го-го.
  
   Добрая старая Англия - это Кромвель, отрубленные головы королей и королев, массовые казни в Ирландии, в колониях, расстрелы сипаев из пушек, да и много чего другого.
  
   Великий оплот демократии США? Постараемся не вспоминать травли индейцев, а ведь под корень вырезали, целыми племенами заражали начиненными оспой одеялами. Совсем еще не-давно оттяпали кусок Мексики. Что старое теребить, прикроем глаза. Было и рабство, собачки-людоеды. Таблички совсем еще незабытые, - "Собакам и евреям вход запрещен!". Совсем рядом, сразу после Второй мировой войны, нынешних демократов наравне с собачками во многие ресто-раны не допускали! А в элитные клубы - так и сегодня им тихонько путь заказан. Те и не рыпают-ся - знают свое место. Быстро утешились, свои еще более престижные клубы организовали. А за что Кеннеди - перестреляли, одного и второго? ... Все не без греха.
  
   Это прошлое! Его пора забыть. Сегодня необходимо реформироваться! Ускоряться! Пере-страиваться!
  
   Но как? Если бы знал! ... Понятия не имею. На всех углах орут, - " Теория нужна! Что пере-страиваем то?".
  
   Ну, нет у меня для вас, граждане, теории. Нет ключика золотого! А головастые умники оби-жают, насмехаются называют дитя мое - "Перестройку" - реформаторской суетой и пустым дер-ганьем. А ее Лидера - пустобрехом.
  
   Ничего не получается из задуманного. Взять, к примеру, борьбу за трезвость. То что мы в результате имеем, если честно, называется по-русски "бардак". Заставь дурака Богу молиться, так он и лоб расшибет. Очень точно подмечено. Прихлебатели за дело дружно взялись, видимость деятельности обозначили, но КГБ доносит с мест ужасные вести. - Пошелестел листочками, почи-тал свежие сводки с мест.
  
   В Казани люди мешками тащат из магазинов водку, спекулируют, давят друг друга, по го-ловам, по плечам скачут, только бы выхватить ее проклятую. Впрок закупают, ящиками. Очереди тысячные.
  
   В Харькове милиционера в витрину вдавили. Несчастного напополам стеклом перерубило, а быдлу, народу нашему трудовому, "Гегемону", хоть бы хны. По крови, по телу, распластанному среди осколков, бегом к прилавку. Так и ни остановились, не отошли, не задумались. Озверел на-род.
  
   В Грузии, в Молдавии виноградники вырубили под корень. Зачем? Не давал я таких указа-ний. Может холуи в рвении перестарались? Или здесь другое, скрытое? Возможно, очень возмож-но. Настраивают против меня народ. История помнит, что Леня со дружками вытворял перед сня-тием Никитки. Не водки - хлебушка народ лишил.
  
   То хлеб. А водка в России - святое! Кто на нее руку поднимет подобное может боком вый-ти. Понимал я это, затевая компанию? Понимал, но надеялся на твердость местных властей, на милицию ... Оказалось зря полагался.
  
   Лидер резко отбросил сводки, захлопнул блокнот. Топнул в негодовании ножкой. Тапочек соскочил и улетел под кресло. Пришлось нагибаться, доставать. Заныла поясница. Проклятый ра-дикулит давал знать о себе в минуты наивысшего нервного напряжения.
  
   - Перестройка поставила перед народом ясные и конкретные задачи - увеличить производи-тельность труда предприятий, повысить технологический уровень промышленности, улучшить качество продукции, усовершенствовать систему управления, сократить министерства, ведомства, число чиновников. Где же прогресс?
  
   Нет прогресса! Одно управление сокращается - на его месте два новых растут словно грибы после дождя. Все вязнет а аппарате словно в вате. А народ? Народ в России всегда безмолвствует. Жаль, конечно. Хотя может так и лучше. Пусть уж помалкивает. Ведь про себя, на кухнях, в бесе-дах под водочку, именно народ, это серое, дурно пахнущее быдло, обвиняет Перестройку. Лично меня считает виновником всего происходящего и, как доносит Крючков, даже обзывает "пятни-стым клоуном". Ну не достоин меня этот народец!
  
   Нелюбовь человека к народу собственной страны зародилась с первой поездки в качестве Ли-дера Партии на северные газовые месторождения. Холодина стояла собачья, дождик мерзкий по-ливал. Сам он, естественно, вышагивал в глубоких галошах, плаще на теплой пуховой подкладке, в фетровой шляпе. Специально назначенный охранник держал над ним большой, австрийский зонт. Но при всем том пробирало до костей. Несло свирепым крепким холодком от земли сибир-ской.
  
   Остальные члены делегации ежились, грустили в мокроте и стыли, но стойко терпели, пони-мали субординацию. Ни один зонта не раскрыл. Зато работяги чертовы, в замасленных, некраси-вых, грубо стеганных черных телогрейках, распахнутых на крепких волосатых грудях назло мо-розу, скалились прокуренными щербатыми ртами. Рожи красные, толстые, плохо выбритые. Гла-зели, не вникая в значимость политического момента, в судьбоносные решения Лидера.
  
   Лидер вещал, провозглашал, указывал, а они - только лыбились в ответ. Запомнил еще - тру-довым потом от них сильно разило. Очень неприятное впечатление осталось у Генерального от газовиков, очень. Решил, что пьяны были уже с утра. Пообщавшись немного, утвердился в своем понимании народа. Именно такие срывают его Перестройку, подло игнорируют антиалкогольные Указы. Как грубым неприятным мужланам объяснишь ценности трезвой жизни? Каким образом приучишь потреблять, в крайнем уж случае, только хорошее, дорогое, коллекционное вино?
  
   - Хорошо на Западе! Просто. Есть безработица. Желаешь регулярно жрать - изволь делать свое дело хорошо, так как велят начальники, без перекуров и пивка в перерыв. Выгонят раз, кушать захочешь, побежишь искать работу и уж начнешь работать без дураков. Не нравится - вольному воля.
  
   Не то у нас. Попробуй тронуть пьянчугу, тут же профсоюзы, добродетели, жалобщицы, КЗОТ, плачущая женушка с подбитым глазом, сопливые детишки с плохой наследственностью ... Проще оставить все как есть. Это то, что товарищи из Политбюро и рекомендуют. Страна наша богатая - на наш век хватит. Даже больше - еще сто лет продержимся потихоньку, да полегоньку. Может пусть оно катиться как раньше, ни шатко, ни валко?
  
   А может по-ленински? НЭП? Биржи? Кооперативы? Частную собственность? И, страшно подумать, - конвертируемую валюту!
  
   Ох, как меня ночью-то занесло! Боже ты мой! Даже самому боязно. Слава Богу, КГБ еще не научился в мыслях копаться. Нет, это, пока - только мечты. Даже не мечты, а так, полуночные гре-зы. Этак, не дай Бог, глядишь к капитализму принесет.
  
   Капитализьм ... А кто его будет у нас строить? Ну, никому верить же нельзя! Диссидентов выпустили, сделали доброе дело. Показали Западу как честно блюдем права человека и демонст-рируем Новое мышлене. Так что? Разве борцы эти проявили элементарную благодарность? Вклю-чились в работу, в Перестройку? Ни хрена!
  
   Оказалось, на проверку, братия эта волосатая работать вовсе не желает. Да и не умеет. Толь-ко болтать, клянчить у Запада тряпки, электронику, валюту, Ну и, естественно, пить и трахать та-ких же полоумных несвежих бабенок.
  
   Да! Еще здоровы эти прохиндеи стучать друг на дружку в родное наше КГБ. Там уже тома их стряпни собраны. На всякий случай. ... Но мелко. ... Читать скучно и не интересно. Разве только места о их сексуальных резвостях ... Это да, впечатляет. А, в основном, просто болтать мастаки. Болтунов у нас и своих больше нормы. Заболтали "прорабы" Перестройку.
  
   Дал им волю - вот все, от таксистов до поэтов и следователей в Верховный Совет поперли. Толкаются, микрофон друг у дружки рвут, галдят. Разве, что мордасы пока не лупят. Порядка со-всем нет.
  
   А содержание выступлений! Цирк! Песенки поют, стишки читают, красуются перед камера-ми, словно шлюшки перед зеркалом. Прическами, благообразным видом щеголяют, а конкретно - пшик. Депутаты - народные избраннички практически работать не желают. Все им сенсации ост-ренькие, а еще лучше, с душком нехорошим подавай. Верховный Совет в главный Бардак страны превратили. Многие элементарно не умеют себя прилично в обществе вести. Народ, наблюдая та-кое лицедейство, вообще работать перестал. Некогда! Поприлипали ушами к приемникам да гла-зами к газетам.
  
   Противно, противно жить в родной стране! Потому и рвусь почаще за границу. Там любят, ценят. Там толпы чистых, красиво одетых людей вдоль улиц. Радостные крики - "Перестройка! Перестройка!"
  
   Человек прикрыл тонкими веками усталые глаза. Задумался, непроизвольно похрустывая сус-тавами белых нервных пальцев. Перед глазами вставали картины радостных, восторженных, встреч с иностранными туристами на территории древнего Кремля. Ослепительные улыбки, вспышки, щелчки фотоаппаратов. Приятные, аккуратные люди в красивой, удобной одежде. Словно вновь ощутил пожатия пахнущих дезодорантами чистых рук на своей мягкой ладошке.
  
   Но припомнилось и другое. Толпы недоверчивых, серо и неуклюже одетых людей, остро, неприятно и зло пахнущие острым потом, несвежим бельем и дешевыми "Банным" и "Хозяйст-венным" мылом. Неприятные вопросы о стиральном порошке, мыле, колбасе, водке.
  
   От этой толпы не уйти, не спрятаться даже на даче в Крыму. Ему оставались неинтересны и неприятны эти люди. Вождь совершенно не имел ни малейшего желания терпеть их ни в своей личной, ни в общественной, ни в публичной жизни. ... Но уж приходилось страдать.
  
   Намекнул охране на подобное обстоятельство. Но сволочные чекисты не желали, или просто не умели понимать тонкостей европейского обращения. В результате, увидев на даче дежурных электриков в не первой свежести комбинезонах, ремонтировавших линию связи, чуть не сорвался на мат. Еле сдержался. Прошел мимо удивленных людей, не ответив на приветствие. Только гла-зом зыркнул зло, недобро. В лице изменился, излучая негодование и презрение ... Лидер, щекой передернул. Нехорошо.
  
   Охрана заметила. Чекисты - люди тертые. Тут все и поняли, переглянулись меж собой. Вы-ставили балл партийному Государю. Низкий весьма.
  
   Лидер взорвался уже в доме, перед начальником охраны. Не стерпел. - " Зачем они здесь? Почему при мне? Для этого есть ночь! Есть обеденное время! Зачем мне их видеть на отдыхе?". Пригрозил уехать с дачи.
  
   - "Коммунист! Ебена мать! Да покойный Леня по простому, подошел бы, спросил непремен-но, - "В чем дело хлопцы?". Мог и поболтать, папироской угостить или сам разжиться. А то и анекдот рассказать". - Подумал начальник личной охраны, но вслух ничего не сказал. Выучка. ... Да и место престижное, теплое. Приходится терпеть. - Ну не желает он видеть народ, так пошел ... Ладно, черт с ним! Велю никого под светлы очи не пускать. Нет связи - гори оно ясным пламенем. ...
  
   Снова ночной покой разорвала телефонная трель кремлевской вертушки. Новости оказались не самые лучшие, но и не совсем плохие. Кое-кого из экипажа полуживыми от бултыхания в ледя-ной воде вытащили из моря, подоспевшие первыми рыбаки. Там же крутились и норвежские са-молеты, но не вмешивались, не мешали ... Не проявляли назойливости. Вели себя благородно, со-всем не так как американцы в случае с "К-219". Сказывались видимо новые веяния. Лидер поло-жил трубку, присел в кресло.
  
   Доброе отношение - дорого стоят. Необходимо отрабатывать ...
  
   - Стоп, стоп! Вот тут и пригодится наш утопленник. Так или иначе, а скрыть гибель суперсо-временной лодки не удастся. Такая неудачная попытка только повредит отношениям с руководи-телями Запада, встречам, визитам, договоренностям. Тогда ...
  
   Да здравствует Открытость и Гласность! Смотрите все - потонула новейшая подводная лод-ка, гордость советского кораблестроения. Люди утонули, но ведь многих и спасли. Успели. Будут наверняка попрекать, что не попросили помощи у норвежцев, англичан. Ну, тут есть и контраргу-мент - а они предлагали?
  
   Международный сигнал SOS не дали? Самолеты спасательные не послали, затянули с ре-шениями? Это проблемы морского командования, а не политического руководства. Тем более, что сам я в это дело, слава Богу, не вмешался. Отдыхал. Был не в курсе. Вовремя не информирова-ли. А золото погонные мои адмиралы, они кто? Солдафоны доперестроечные! С них весь спрос. Они, только они одни виновники! Вот пусть крутятся словно грешники на сковородах. Главное, выскочить из этой неприятной ситуации самому. И с минимальными потерями.
  
   Да, жаль по человечески лодку, современная была. Какой никакой козырь при умном раскла-де сил. ... Да и морячков жалко. ... Но ведь это они сами прохлопали пожар. Не погасили вовремя.
  
   Ладно, лодок у нас еще очень много, хоть эта, как объяснили спецы, уникальная. Обойдемся и без уникальной. Один черт плавают все без толку. Воевать-то мы ни с кем не собираемся, да и на нас вроде нападать уже некому.
  
   По большому счету, после Сталина, воевать никто всерьез не собирался.
  
   Хрущев Микитка, тот вообще своей любви к Америки не скрывал, в восторге полном пребы-вал от вояжей за границы родного Отечества. От увиденных зарубежных разностей. Хоть понта ради и стучал башмаком по трибуне в ООН, закопать грозился.
  
   Брежнев Леня? Увольте, а как же коллекция автомобилей импортных? Сынок в загранко-мандировках по торговому ведомству. Дочечка во всем импортном, только и глядела как за преде-лы Родины рвануть. Самому всего и нужны были лишь кальсоны теплые, медсестричка ласковая да пилюльки, уносящие в радужные сны. Маршал опереточный, а не вояка.
  
   Андропов Юра? Этот искренне в коммунизм верил. Но! Но при всем при том, обожал анг-лийскую и американскую литературу, выучил язык. В подлинниках книги читал, предпочитая отечественным мастерам соцреализма. Реальной информацией владел, потому о настоящей войне и не мыслил. На шантажик легкий, это да, всегда был готов, словно пионер. Слыл большим мас-таком и любителем этого дела. Но воевать? Увольте! Уж кто, как не я это знал.
  
   Черненко Костя? Ха, тут и вспоминать не стоит, правил страной не приходя в сознание. Только благодаря американским лекарствам и держался.
  
   Я? Видит Бог - в мыслях такого нет и не думалось никогда. Даже в шутку! Да мы с женой еще и сотой части мира не повидали, не объездили с визитами. Такая красота кругом, такие страны интересные. Музеи, заповедники! С чего это все палить в огне атомной войны? Из принципов? Ради теорий бредовых? Увольте - мы на это не пойдем.
  
   Вот оно решение! Вот примат политики! Именно для сохранения мира я и должен усидеть на своем посту. А для этого - все средства хороши.
  
   В этом контексте, если шире рассмотреть вопрос, то зачем нам Флот вообще? Крейсера, подводные ракетоносцы ... Нелепая, мальчишеская, дешевая демонстрация силы. И перед кем? Перед превосходящим нас по всем параметрам Западом?
  
   Нет и еще раз нет! Нужно договариваться, искать консенсус, идти на всевозможные уступ-ки. Здесь хорош Грузин. Пусть малообразован, не очень умен, но - не прост, совсем не прост. Ко-нечно он не профессионал в деле международных отношений, зато чутко понимает, нутром можно сказать чувствует, ситуацию. Самое же главное - ни разу не пошел наперекор моим решениям, всегда оправдывал личное к нему доверие. С ним просто и комфортно. Это не "Господин Нет".
  
   Не сглазить бы! Тьфу, тьфу. На международной арене дела идут совсем неплохо. Да, при-шлось оставить на волю волн союзников по Договору. Прекратили подкармливать друзей по ком-мунистическому лабиринту. Но это больше их проблемы, не мои. Нам сейчас нужны инвестиции Запада. Будем брать кредиты. Много! Не по острой необходимости, а для улучшения связей. Если их деньги будут у нас, то и помогать станут активнее. Лично меня, Лидера поддерживать. Иначе денежки их пропадут. Тю-тю! А господа капиталисты счет денежкам знают и подобного никогда не допустят. Вот это и будет моей, как они говорят ... ага, "страховкой"!
  
   Пока, правда, дела неважные с инвестициями. Смущает богатых клиентов наше внутреннее положение.
  
   Человек снял очки, потер пальцами, переносицу, помассировал затылок. Сказывалась уста-лость бессонной ночи.
  
   - Да, внутренне положение, это проблема похлеще утонувшей подводной лодки. Железо, ка-нувшее в океан, в конце концов, забудется вскоре. А, вот, Сумгаит - никогда ... Пожалуй, с него все и началось.
  
   Сумгаит, Сумгаит, Сумгаит! Кровавое пятно на моей политической биографии. Предлагали "умники" отловить и повесить безжалостно всех негодяев, убийц и насильников, проливших море невинной крови. Да не просто втихаря укокошить, не в тюрьме за стенами, а публично, под бара-банную дробь, на плацу, перед семьями пострадавших. Провести трансляцию по телевидению на всю страну. С хорошо организованными проклятиями специально подобранных и подготовленных мулл.
  
   Органы нашли неопровержимые данные о причастности к резне армян исламских экстреми-стов, о возросшем их влиянии, о нагнетании ненависти к "неверным". Этих тоже бы вздернуть не мешало рядом с уголовниками.
  
   С другой стороны - расстрелять пару десятков армян, особо отличившихся в Карабахе, в са-мой Армении, откуда выгнали сотни тысяч веками живших азербайджанцев. Это дела Дашнак Ца-тун. Их прижать стоило. А Карабах выделить в отдельное образование и завалить продуктами и товарами. Покупай, народ! Только не режь друг дружку. Притихли бы все разом. Подонки разных религий, цветов и колеров от страха перед неминуемым возмездием, а у простого обывателя за пробежками по магазинам да тратой денег на тряпки вообще на баловство времени не остается.
  
  
   Сдержал эмоции. Не позволил. Не поддался. На другой чаше весов лежал более весомый груз чем кровь - мой личный имидж, мое реноме просвещенного политика. Как на такое пойти? Немед-ленно поднимут вой все правозащитники. И это в то самое время когда на Западе, на цивилизо-ванном, обожаемом Западе, вообще отказываются от смертной казни? В этом случае Нобелевская премия мне не светит, а о ней намекают. Намекают! Все настойчивее, из разных источников.
  
   Из-за такой мелочи поставить под удар получение высшего в мире отличия? Рискнешь, а по-том навешивай на себя всю жизнь отечественные побрякушки? Да ни за что! Понадеялся - обой-дется, устроится как ни будь само. Велел передать милиции и военным. Что бы не вмешивались ни под каким предлогом, соблюдали нейтралитет.
  
   Не обошлось. Теперь всерьез полыхнул Карабах. Влезла Армия родная. Хвост подняла тру-бой, рванулась наводить конституционный порядок. Реванш за Афганистан брать. На свой манер, естественно. Только вонь вышла. Да пыль столбом.
  
   Ах, старые пердуны ... Словно поганки в своих фуражках невообразимых! Брюхатые, зануд-ные. Но пока сила у них и с этим приходится считаться. Одного можно уволить, другого, а боль-шее ни-ни, а то в один прекрасный момент окажешься словно Никитка - пенсионером. Хорошо если еще живым, а то и покойничком.
  
   С другой стороны - отлично. Здесь уже Сухопутные войска обосрались, как ранее ПВО с Рустом. Авторитет армейский подорван, еще пару - тройку таких попыток и воинскому престижу конец. Это - мне на руку.
  
   Власть! ... Полная, единовластная, неограниченная Власть. Слово сладко и нежно отозвалось в сердце. Власть - прекрасна в этой стране, но вот парадокс - слаже, еще острее ощущаешь ее там, за границей. Но, одно большое "Но". Запад смертельно боится моей Партии.
  
   Моей? Что мне она, икона? Нет и нет! Партия на мне - словно ссохшийся панцирь, словно чертова кожа, скукожилась, давит устаревшими требованиями, традициями, рамками Устава, рег-ламентами. Словно я марионетка, а не политический деятель. Ощущение такое будто я один тащу этот скрипучий дряхлый партийный воз в светлое будущее новых экономических отношений. В модифицированный социализм. Остальные соратники - в лучшем случае сидят мертвым грузом и лишь болтают ноженками.
  
   Хуже того, цепляются изо всех сил ручонками за колеса, толкают назад спицы, мешают. Не-навижу я эту Партию! Да и за что мне ее любить? За годы скрытого, потаенного, грызущего душу страха? Уничижения? Зачем мне затхлые идеалы в которые, насилуя самого себя, пытался верить со школьной скамьи?
  
   Надоело! Осточертело придуриваться, притворяться, тащить неподъемный груз партийной тягомотины! Нужно быстрее капитализировать все, что только возможно, распределить среди ближайших друзей и немногих верных, надежных помощников. Именно из них создать новую элиту - центр социал-демократической Партии. В ней и сосредоточить Власть.
  
   Все остальное - долой! Долой серый, вонючий, многомиллионный балласт, кичащийся принципами! Вот тогда и картина получится иная, и выводы напрашиваются уже совершенно дру-гие. Так оно и будет. Процесс пошел.
  
   Человек сладостно потянулся, хрустнул суставами. Мелко переступая по шелковистому ворсу бухарского ковра худыми, несильными ногами внутри вольно болтающихся широких пижамных брючин, прошел от письменного стола к книжному шкафу.
  
   Любовно провел мягкой, незнакомой с физическим трудом ладошкой по корешкам изданных за последнее время собственных трудов. Вздохнул. Подтянул повыше штаны и направился к по-стели. Досыпать остаток ночи.
  
   Пуховая подушка нежно приняла в свои объятия лысую голову Вождя. Согрела сухим теплом. Успокоила.
  
  ***
  
   За стенами дома, за линиями недремлющей охраны "девятки", за пикетами милиции, впервые за историю страны вооруженной дубинками "демократизаторами", газовыми баллончиками, кас-ками и щитами, где-то невероятно далеко от Лидера, медленно и неспокойно ворочалась в бессон-нице огромная страна. Шестая часть света, неожиданно взбудораженная нелепым ураганом Пере-стройки. Умело подтачиваемая распускаемыми слухами и сплетнями, принимающими на газетных страницах и телевизионных экранах весьма правдоподобные формы.
  
   Червь сомнений, профессионально запущенный в мозги людей, грыз и точил живую плоть. Истощал цепью продуманных каверз, происшествий и катастроф способность страны к сопро-тивлению, исчерпывал, казавшиеся ранее бездонными резервы воли и мужества народа.
  
   Выворачивались наружу и начинали гнойно смердеть старые, давно засохшие раны. Разры-вались забытые могилы. Вытаскивались из них сгнившие кости неявных праведников и возмож-ных грешников. Затевался вокруг бренных останков вселенский шабаш.
  
   Все происходящее касалось уснувшего человека постольку поскольку. Его волновало не со-стояние поверившей и пошедшей за ним страны, не счастье людей ее населяющих, а только его личное и его семьи маленькое житейское счастье, благосостояние и благополучие. Тихо, спокойно спалось господину Генеральному Секретарю.
  
  
  ***
  
   ... Уходит под воду славный град Китеж. Вот уже плещется вода у мраморных ступеней хра-мов, заливает пороги трактиров, подбирается к спаленкам обывателей. Мечутся люди. Одни бьют в колокола, другие орут на площадях, бия себя в тощие груди, третьи - тихо молятся в храмах. ...
  
  
  
  Конец первой книги.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть вторая.
  
  Смутные годы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 13.
  
  Операция прикрытия.
  
  
  
   Единственный глаз Строителя устал и слезился от бесконечного мелькания разно-цветных картинок на экране японского телевизора, соединенного с видеомагнитофоном черными змейками кабелей. Строитель щелкнул пультом дистанционного управления и изображение, съежившись до размеров яркой белой точки, погасло. Сначала показалось, что видеомагнитофон по-прежнему продолжает выдавать звуковое сопровождение фи-нальных кадров очередного американского боевика, одного из многих просмотренных за последнюю неделю. Только через несколько мгновений руководитель Основы осознал, что очереди автоматов и взрывы гранат более не сопровождаются бравурной музыкой победного голивудского хэппи-энда. Грохот боя долетал через затененные жалюзи окна. Звуки врывались вместе с потоками прохладного горного воздуха со стороны тренировоч-ного полигона, расположенного на окраине базы. Любимого, но далеко не единственного из заложенных организацией логовищ.
  
   За последнее время, после смены старого руководства Учителей, Строителю удалось многого достичь. Теперь тренировочные лагеря и базы расползлись по всему свету, обес-печив бесперебойную подготовку новых, хорошо обученных, идеологически подготов-ленных и психологически закаленных бойцов.
  
   При старом составе Учителей, основной и единственный упор в подготовке моджа-хедов делался на воспитание правильных религиозных норм, соблюдении требований Ко-рана и Законов Шариата. Военное обучение имело второстепенное, вспомогательное зна-чение. Теперь в число главных учебных предметов вошли огневая и взрывная подготовки, топография. Добавили курс допроса пленных. Учили пытать так, что сообщаемые сведе-ния уже не требовалось перепроверять дважды. Кроме того курсантов обучали поднимать правоверных собственных стран на борьбу с врагами Аллаха, организовывать работу с учетом местных условий, проводить не только боевые, но и пропагандистские, психоло-гические диверсии в стане врага. Наиболее образованных слушателей тренировали в рабо-те с компьютерами, так, чтобы потом самостоятельно сумели выиграть сражение на ин-формационном поле.
  
   Строитель накинул на плечи пятнистую камуфляжную куртку, подхватил за ремень короткоствольный десантный автомат Калашникова, огладил ладонями холеных рук ок-ладистую, уже начинающую благородно седеть ухоженную бороду и вышел на крыльцо. Штабной домик располагался недалеко от одного из входов в туннель, связывающий тре-нировочный лагерь с горным пещерным комплексом, построенным во время войны с не-верными на деньги тогдашних зарубежных друзей и спонсоров.
  
   Теперь страны Малого Сатаны более не существовало, а потому исчезли и щедрые денежные поступления, и поставки оружия. Новые условия существенно изменили взаи-моотношения со вчерашними друзьями. Прошлые связи еще не были окончательно разо-рваны, но уже не отличались прежней откровенностью и систематичностью. Создавалось впечатление, что после завершения афганской войны Строителя и его организацию дер-жат в резерве, в запасе, на некий непредвиденный, или, наоборот, давно запланированный случай.
  
   Постаревшие Учителя по старой традиции еще побаивались воевать на два фронта, считали необходимым завоевать плацдарм на материке, покончить с Россией. Но Строи-тель не желал ждать. Его нетерпение подогревалось жаждой мести. Пришлось помочь не-которым старым людям. Поторопить их с посещением райских садов Аллаха. Что же по-делать? Ведь нельзя ждать целую вечность пока старики сами прекратят бесполезное земное существование.
  
   В новых условиях только часть членов руководства "Основы считала священным долгом продолжить Газават на территории бывшего Союза. Сам Строитель и сплотившая-ся вокруг него группа молодых, радикально настроенных руководителей думали по-другому. Строитель утверждал, что Малый Сатана практически уничтожен, более того - развален на отдельные автономии, которым далеко не умный глава нового государствен-ного образования посоветовал захватить столько суверенитета, сколько смогут утащить. Намек оказался понят, а так как автономии в основном населены мусульманским населе-нием, то отныне завоевание пространства является лишь делом времени. Стоит подождать и произойдет спонтанный, взрывообразный, непреодолимый распад России. Тем боле, что нарастает всеобъемлющая исламизация азиатских республик, отколовшихся от СССР.
  
   В этом процессе Организация принимала самое живое участие, посылая в год десятки тысяч инструкторов, сотни тысяч книг и миллионы долларов в мусульманские регионы. В результате русские очень скоро окажутся отрезанными от всего мира с одной стороны странами, возглавляемыми прозападными антироссийскими правителями, тяготеющими к НАТО, а с другой - новообразованными исламскими республиками. Нет, с Россией покон-чено раз и навсегда. Но это не означает, что необходимо добивать ее немедленно, пусть даже добиваясь неоспоримых тактических, но весьма спорных стратегических выгод.
  
   Слишком торопиться не стоит. - Рассуждал Строитель. - Необходимо только несколько ускорить естественный процесс, запущенный неудачной Перестройкой. Для этого при-шлось вложить дополнительные средства в Чечню. Зажечь и поддерживать по мере воз-можности пожар войны, переносить его постепенно, по мере возникновения подходящих условий, на другие регионы. Остальное старый алкоголик, возомнивший себя новым рос-сийским царьком, завершит самостоятельно, доведет совместно со своими умелыми и лучшими в мире министрами до "победного" конца. Только вот победителем окажется со-всем не он. Следовательно, необходимо, не тратя времени, перегруппировать силы и на-нести нарастающие, все более и более чувствительные удары по Большому Сатане. Вы-вести его из игры, лишить возможности координировать действия с Сатаной Малым, в за-родыше разгромить столь опасный союз. Для этого необходимы хорошо подготовленные люди, техника, взрывчатка и многое другое. Одним Кораном здесь не обойдешься, потре-буются западные технологии и люди, умеющие их использовать во славу построения Всемирного Халифата.
  
   Получить желаемое, возможно, только все в той же России. В этом заключается некий политический парадокс. Часть удастся добыть - вполне официально. Например, через пра-вительства дружественных стран. Другую часть - по "черным" каналам, контролируемым мафией. Если же страна распадется, то не исключена оккупация наиболее ценных ее ре-гионов войсками Большого Сатаны и его союзников, а тогда уж точно ничего получить не получится.
  
   Строитель задумался, - С какой конкретно мафией лучше наладить связь? Из разведы-вательной информации следовало, что сейчас в России имеется две мафии - криминально-политическая и чисто криминальная. Какая из группировок более влиятельна?
  
   Вероятнее всего именно с первой. У нее шире возможности, она ближе к складам воо-ружений, а главное к хранилищам ядерных зарядов, радиологических, химических и бак-териологических веществ. В окружении нового руководства Малого Сатаны имеется, по достоверной данным, достаточно людей, способных за хорошие деньги продать все, все-гда и кому угодно.
  
   Пробный шар оказался весьма удачным. За обладание монополией на сотовую теле-фонную связь один из членов мафиозной семьи, вхожий в высшие сферы руководства, выложил приличные деньги людям "Основы". Воины, обученные в лагерях Строителя, отловили и зарезали конкурентов, выставив головы неверных вдоль придорожного кюве-та. Это очень впечатлило. Теперь высокопоставленный заказчик оказался навечно, повя-зан кровью, и никуда ему уже не деться, кроме как выполнять порученное дело. Хоть сам по себе он личность весьма мерзкая, но что еще ждать от неверного, тем более, если он принявший христианство иудей?
  
   Впрочем, не стоит исключать и второй путь. Чисто криминальные группировки России не имеют такой власти, как политическая мафия, но некоторыми возможностями обладают. Например, через них вполне можно закупать похищаемые со складов заводов и воинских частей радиоактивные вещества, содержащиеся в отработанном ядерном топли-ве электростанций, реакторах подводных лодок, приборах. Можно попробовать раздобыть и образцы вирусов, компоненты боевых химических отравляющих веществ. Воров в ого-лодавшей России много - за деньги все продадут.
  
   - Но как же отвлечь внимание Большого Сатаны и его разведслужб от намечаемой операции? - Задумался Строитель. - Необходимо придумать отвлекающий, обманный ма-невр, причем желательно таким образом, чтобы, как и во времена Афганистана, на какое то время оказаться в одном лагере с Западным миром. Более того, вновь вызвать его по-мощь и сочувствие.
  
   - Таким отвлекающим маневром, операцией прикрытия сможет послужить война на Балканах. Точнее война уже началась. С благословения Германии Хорватия и Словения откололись от Югославии. Следом за ними потянется и Босния с ее наполовину мусуль-манским населением. Боевые действия спровоцированы стрельбой по уходящим колоннам ЮНА. Солдатам пришлось разворачиваться, отвечать на огонь. Появились первые жерт-вы, пролилась первая кровь. Слава Аллаху, мирное разделение удалось предотвратить. Теперь задача моджахедов разыграть карту этнических чисток, массовых убийств. На Балканах, с их темпераментным населением это вовсе не трудно устроить, спровоциро-вать, организовать. Были бы деньги, а деньги на святое дело всегда найдутся.
  
   Так, размышляя о будущем мира, Строитель подошел к полигону. На оборудованном участке каменистой земли под руководством вчерашних моджахедов пробравшиеся из Югославии боснийцы мусульмане осваивали установку взрывчатых устройств. Многие из прибывших плохо знали арабский язык, потому уроки велись в основном практическим путем, без составления записей. Это плохо. Строитель во всем предполагал основатель-ность, учеба должна сопровождаться теоретическими занятиями, составлением конспек-тов по которым при необходимости можно легко вспомнить подзабытое.
  
   Внимание Строителя привлекла группа воинов Аллаха, облаченных в обычные ев-ропейские костюмы. Под руководством коренастого, крепкого араба они тренировались в установке мины под днищем автомобиля. Бойцы внимательно наблюдали за действиями инструктора, одетого в камуфляжные брюки и майку американского военного образца. Вот заряд оказался установлен. Автомобиль развернулся и, объехав несколько домиков, скрылся в конце улочки, имитировавшей часть поселка неверных. Не успел заглохнуть звук автомобильного двигателя, как будущие боевики рассредоточились вдоль стен до-мов. Кто-то раскрыл припасенную заранее газету, другие изобразили случайных прохо-жих, зевак, посетителей магазинов и кафе.
  
   Вновь послышался звук приближающегося автомобиля. Не первой свежести Мерсе-дес показался в конце улицы, приблизился к перекрестку. На единственном в радиусе со-тен миль светофоре зажегся красный свет, и водитель затормозил машину. В тот же мо-мент один из боевиков нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Сработал имитационный заряд, из-под днища повалил дым. Дверки "бронированного" лимузина распахнулись и наружу выскочили люди изображающие охранников одного из западных политических деятелей. Вытащив из-под пиджаков и курток короткоствольные автоматы, по ним открыли огонь холостыми патронами террористы, представлявшие прохожих и зевак. Один из "посетителей" кафе, под прикрытием автоматного огня, ловко закинул в салон автомобиля дымовую шашку, изображавшую ручную гранату. Учение впечатляло организованностью и координацией действий нападавших. Однако инструктор вновь ока-зался чем-то недоволен, гортанным, злым голосом, поминая свиней и матерей учеников, собрал их возле машины и начал перечислять промахи и упущения. Свое дело он знал от-лично. Не даром прослужил много лет, сдерживая злость и ненависть, в войсках специ-ального назначения Большого Сатаны. Поступил туда по приказу руководства "Основы" и уволился в запас по первому требованию истинного начальства. Служил бы и дальше, но возникла необходимость в применении знаний для великого дела Всемирного Халифата. За инструктора Строитель не волновался, тот школил подопечных со строгостью сержанта из форта Брага.
  
   Строитель поправил на плече ремень автомата и неспешно, с достоинством, как и подобает Учителю его ранга, пошел дальше. Возле барака, откуда слышались хлопки пис-толетных выстрелов, стоял, внимательно наблюдая за происходящим, среднего роста бо-родатый человек в камуфляжной куртке, но без оружия. Строитель подошел и стал рядом.
  
   - Салам аллейкам, Достопочтенный Строитель! Да продлит Аллах твои дни!
  
   - Аллейкам салам, почтенный Доктор! Да пребудет с тобой милость Аллаха Всеблаго-го, Всемилостивого! Тебе нравятся тренировки наших бойцов?
  
   Доктор являлся одним из тех доверенных людей, кто под разными личинами орга-низовывал в странах противника мусульманские благотворительные фонды. Иногда часть, а чаще всего все собранные в том или ином регионе деньги пересылались на нужды Орга-низации.
  
   Фонды основывались под самыми различными предлогами - для религиозного обу-чения детей, для содействия престарелым и вдовам в странах третьего мира, для сбора средств на медицинскую помощь населению мусульманских стран, на поддержку борьбы палестинского народа против израильского агрессора. Основывались они, чаще всего, при мечетях и других религиозных заведениях. Верующие жертвовали не скупясь, ибо хорошо помнили и свято чтили заповеди Корана на этот случай. Правда, только немногие четко понимали на какие цели в действительности идут деньги, не облагаемые налогами про-свещенных западных стран. Впрочем, остальные, вероятнее всего, тоже догадывались, но крепко держали язык за зубами. Ради собственного спокойствия. Фактически с помощью благотворительности Организации удалось в короткий срок полностью компенсировать денежные потоки, иссякнувшие было после окончания афганской войны.
  
   Доктор являлся основателем и руководителем крупнейшего фонда расположенного в самом сердце страны Большого Сатаны, потому и оказался приглашен на тренировоч-ную базу "Основы". Тут, на конкретных примерах убедился, что переводимые фондом деньги американских налогоплательщиков тратятся действительно разумно и на дело весьма богоугодное. Доктору и самому предложили пострелять из гранатомета, автомата, пистолета. Для человека столь мирной профессии он показал вполне приличные результа-ты.
  
   - Возможно, эти навыки пригодятся Доктору, когда борьба окажется перенесенной на территорию его страны, - Подумал Строитель, - а в том, что это произойдет, сомневать-ся не приходится. Для того мы здесь и растим новое поколение бойцов.
  
   Учения между тем шли своим чередом. Воины Аллаха один за другим вышибали дверь домика ударом одетой в крепкие десантные сапоги ноги. Врывались в комнату и расстреливали из пистолетов фигуры обитателей с ненавистными крестами и звездами Давида на груди. Во время штурма моджахеды падали на пол, перекатывались, стреляли, одновременно уклонялись от пуль предполагаемого ответного огня противника.
  
   Строитель подал знак прекратить пальбу. Вошел вместе с Доктором в комнату, за-полненную плавающими в воздухе сизыми слоями порохового дыма. Им принесли мише-ни. Большинство обучающихся поразило цели с первых выстрелов. Прекрасно. Инструк-торы честно и добросовестно отрабатывали получаемые доллары.
  
   - При первой возможности попробуем заменить деревяшки пленными из неверных. Немедленно повысится накал состязательности, реальность выполняемого упражнения. - Подумал Строитель, но вслух свою мысль не высказал. Доктор хоть и свой человек, но больше положенного ему знать не стоит.
  
   - Вижу, что дела идут, слава Аллаху, полным ходом и довольно успешно. Рад за Вас, Строитель. - Прервал молчание Доктор.
  
   - Что мы значим без Вашей материальной поддержки, Доктор? - Усмехнулся в от-вет Строитель.
  
   - А - моральной?
  
   - Естественно, моральной тоже. - Согласился Строитель. - Вы растите на вражеской территории отряды будущего Джихада. В самом сердце врага. Неужели они ни о чем не догадываются?
  
   - Неверные слепы и глупы! Они самодовольны и напыщенны, чванливы и не в ме-ру горды своей Демократией! Их полиция и спецслужбы не имеют права даже войти в наши мечети! В наши фонды! Они не имеют права, даже если о чем-то и догадаются, про-водить обыски без санкций прокурора. А какой законник даст им на это разрешение? По-смотрел бы я на него! Это же политически абсолютно некорректно! Да мы засудим в этом случае их государство на астрономические суммы! Объявим их агентов расистами, без-божниками, гонителями религии, хулителями Ислама. Они побоятся потерять избирате-лей! ... И знаете, что самое поразительное? В нашу защиту поднимется дружный хор раз-ных мерзостных личностей вроде правозащитников, ревнителей свобод и громче всех в нем будут звучать голоса презренных евреев! Мы, возможно, наймем даже адвокатов из их числа. Эти будут стараться не на страх, а на совесть!
  
   - Ничего, после установления Всемирного Халифата мы очистим планету от по-добной нечисти. Здесь, - Строитель обвел широким жестом горизонт, стоящие вокруг го-ры, пыльные подъездные дороги. - На всей Земле, завещанной нам Аллахом, будут жить одни правоверные, место остальных. - Он молча ткнул пальцем в глинистую сухую бес-плодную афганскую землю. Шест показался ему несколько напыщенным, театральным, недостойным истинного борца за Веру. Потому решил изменить тему разговора.
  
   - Что привело Вас, Доктор в наши ряды?
  
   - Я ненавижу американцев!
  
   - За что конкретно, уважаемый?
  
   - Прежде всего, за их свободу! Свободу выбирать себе религию, О, Аллах, не раз я наблюдал, как женятся люди двух совершенно разных религий. Свадебную церемонию ведут по очереди то пастор, то раввин, то православный поп, то католический священник! Это ли не ужасно? Так, глядишь дойдет и до того, что правоверные начнут сочетаться с неверными, разбавляя священную веру отцов!
  
   - Нет, это не позволим! Хотя уже имеются прискорбные образцы подобного раз-врата в Боснии. Но, поверь, очень скоро мы приимем жесточайшие меры к подобным ху-лителям Аллаха. Доверенные люди запоминают нечестивцев, и расправа с отщепенцами окажется кровавой и короткой.
  
   - Свобода американцев не только в этом, Строитель. Они пьют, если хотят, виски, вино, водку, хотя Коран запрещает это! Ведут распутную жизнь, противную воле Аллаха! Там женщины сами решают любить или не любить мужчин. Эти развратные твари носят мини-юбки, шорты и брюки совращая взоры правоверных! Почти до гола обнажаются на пляжах. Они рисуют картины, изображающие лики людей! Покланяются множеству лжи-вых богов. ... Ездят на мотоциклах, лыжах, роликовых коньках! Женщины учатся и рабо-тают совместно с мужчинами. Есть уже даже женщины военные летчики! ... Нет, список их прегрешений столь длинен, что мне не перечислить и малой части его ...
  
   " Не люблю американцев за их свободу ... " - Да, тут Доктор попал прямо в цель. Именно за это и сам Строитель ненавидел людей страны Большого Сатаны. Он вспомнил свою первую женщину. Ведь именно она выбрала его, возжелала, сама потом оттолкнула, оскорбила, унизила мужскую гордость... Потому он ее и изнасиловал ... Взял силой, избил, покорил себе и измывался над покоренным телом сколько хотел. Только такой путь нужно избрать в отношениях с этим презренным народом. Сломить, унизить, поиздеваться и от-бросить словно тряпку.
  
   Именно подспудная, не утихающая, не прекращающаяся ни на мгновение нена-висть к Америке заставила Строителя переориентировать новый состав Учителей на борь-бу с Большим Сатаной. Он, словно азартный игрок, поставил все на войну с Большим Са-таной и начал тщательную подготовку операции. Вот и теперь проводил целые дни в про-смотре огромного числа американских боевиков, посвященных захватам заложников и самолетов, террористическим актам, нападениям, похищению ракет, организации загово-ров. В добротно скроенных голивудских изделиях все обязательно заканчивалось "Happy end" - счастливым концом. Хорошие парни практически без потерь побеждали террори-стов, освобождали самолеты, выручали заложников, отбирали похищенное атомное ору-жие и секретные ракеты. Строитель внимательно просматривал записанные на кассеты фильмы. Отбирал самые полезные для дела, прокручивал по несколько раз, делал записи. Анализировал причины поражения киношных террористов, отмечал промахи агентов спецслужб. Фактически ему не потребовалось придумывать что-либо заново, до всего уже додумались ушлые сценаристы и режиссеры из солнечной Калифорнии.
  
   Недавно, просмотрев очередной боевик, Строитель приказал посылать людей ор-ганизации в самые лучшие и дорогие частные летные школы Америки для обучения по-летам на реактивных Боингах. Причем велел отбирать людей с наивысшей степенью вну-шаемости, с самым высоким градусом кипящей в груди ненависти к западному миру.
  
   Решив проконтролировать исполнение приказов и еще раз доработать заметки плана предстоящих действий, Строитель вошел в штабное помещение. Это тоже Афгани-стан. Вокруг стиснутая ущельем, забетонированная, замаскированная база "Основы", тол-пы бородатых и безбородых, но одинаково остро пахнущих потом и порохом выходцев со всех континентов Земли, но здесь прохлада от кондиционеров, электроника, светящиеся экраны телевизоров и мониторов компьютеров, спутниковые антенны на крыше, новей-шее офисное оборудование, лазерные принтеры и сканеры.
  
   - Словно в штаб-квартире американской разведки, - Удовлетворенно подумал Строитель. - Правда, вместо секретарш, бесшумно снуют молодые поджарые люди в ка-муфляжных куртках, одетых поверх пуштунских и арабских одежд. Их лица озарены не только беззаветной, безоглядной Верой, но и незаурядным интеллектом. Они свободно строчат не только из пулеметов, но и на клавиатурах компьютеров, без акцента отвечают на телефонные звонки со всего мира. Это новое поколение воинов Аллаха. В том, что они появились - именно его, Строителя, заслуга. Его заслуженная гордость. К руководителю подскочил, излучая смирение и покорность, дежурный помощник, четко доложил о ходе подготовки бойцов, о полученных донесениях и сообщениях принятых по факсу, элек-тронной почте, спутниковой связи.
  
   Строитель молча выслушал. Благосклонно кивнул. Затем, приказав не тревожить по пустякам, прошел в кабинет и занялся окончательной доводкой общего плана пред-стоящего наступления на неверных. Главное - общая схема, детали можно конкретизиро-вать позже, в ходе проработки плана со штабом, с людьми ответственными за отдельные регионы и фронты сражений с неверными...
  
   Строка за строкой ложатся на тонкую белую бумагу блокнота, тезис за тезисом. Покрывают поверхность витиеватые узоры тонкой изящной арабской вязи. ...
  
   - Итак, первое. Промежуточная цель достигнута, Страны Малого Сатаны более не существует на политической карте мира.
  
   - Второе. Сегодня основная цель движения - Страна Большого Сатаны. Враг очень силен экономически, вооружен до зубов самым современным оружием, воодушевлен по-бедившей в "холодной" войне идеологией под названием - " Демократия и права челове-ка". Прямой удар может закончиться печально для Организации. Чтобы избежать пораже-ния необходимо выяснить слабые стороны врага и бить именно там. Где же эти слабые стороны? Где самое уязвимое звено? Таковое имеется - это их внутреннее устройство, без-защитность от жестоких коварных ударов исподтишка, в самые болезненные центры. Во-гнать кинжал в места сосредоточения капитала, управленческих ресурсов, штабов финан-совых монополий, власти и вооруженных сил! Вот оно! Белый Дом, Пентагон, Конгресс и Всемирный торговый Центр. Их символ, их сила, их гордость, их гордыня.
  
   - Третье. Смутить руководство неверных. Разобщить. Развернуть операцию при-крытия. Но есть ли точка, в которой пусть на небольшой, временной промежуток, совпа-дут цели "Основы" и ее врагов? Такая точка имеется - Балканы! Социалистическая Феде-ративная республика Югославия. Потерявшая сильного лидера, раздираемая экономиче-скими противоречиями страна. СФРЮ - желанный, сладкий кусок для набирающего силу объединенного немецкого государства, мечтающего отомстить южным славянам за уни-жения второй мировой войны. Операцию по расколу Югославии на отдельные анклавы, исламизацию как можно большей территории в "мягком подбрюшье Европы" необходимо и возможно провести под прикрытием воплей западных дурачков - демократов, слюнявых нечесаных правозащитников и всеядных гуманистов. Минимум на что можно рассчиты-вать в случае удачи - организацию помощи моджахедам по афганскому образцу. Макси-мум - прямое военное вмешательство западных стран на стороне угнетаемых мусульман. Второе даже предпочтительнее. В этом случае война завершится очень скоро и исход ее заранее предрешен.
  
   - Четвертое. Для обеспечения второго варианта необходимо разработать достовер-ный сценарий о страданиях и унижениях, претерпеваемых мусульманами Югославии. Это тем более перспективно, что на СФРЮ, возможно, детально отработать планы операции по окончательному развалу России. Аналогичная задача желанна и западным правителям. В их планы входит если не развал, то запугивание России. Но до конца они не пойдут, а нам наработанный материал пригодится попозже, когда обстоятельства позволят вновь вернуться к задуманному в России. Пока, на Балканах, придется поработать специалистам в информационной войне, нанять самые борзые, беспринципные, ненавидящие славян во-обще и сербов в особенности "золотые" перья Европы и Америки. Возможностей для про-вокаций здесь море ...
  
   - Сделано многое. - Строитель отвлекся от записок. - Да, теперь очередь за Балка-нами. Сколько христианских стран покорились во имя Аллаха? Сколько народов мечем и кнутом заставили принять Ислам? Не перечесть их на всех континентах. А сколько наро-дов вернулись обратно в христианство? Нет таких! Те же Албания, Босния, бывшая Ви-зантия - кто из них изменил Исламу? Никто! Перешедшие в Ислам, волей или неволей, силой или бессилием, обратно никогда живыми не возвращаются. Коран не велит. Му-сульмане не принимают христианство, а здесь у нас в Афганистане, сколько пленных хри-стиан приняли Коран и стали верными моджахедами? Сотни! Сколько новообращенных черных мусульман в Америке? Белых? Испано-язычных? Наверное, половина прошедших через ад тамошних тюрем, через воровские притоны и шайки городских молодежных банд. - Строитель проверил, занесены ли наметки в план, добавил новые наметки.
  
   - Пятое. Потребуется спровоцировать славян на репрессии. Сделать подобное про-сто, особо учитывая сложившуюся ситуацию в стране и взрывчатый, горячий южный ха-рактер, национальные особенности православных. Югославы, естественно, проведут от-ветные полицейские карательные операции. Вот тут и необходимо призвать западных журналистов, телевизионщиков, раздуть все как следует. В сегодняшнем мире главное - выиграть в информационной войне. Пока весь мир мечется в поисках несуществующего иудейского заговора, мы организуем вполне реальный исламский. Когда неверные опом-нятся - окажется уже поздно. Начать с Боснии, а заключительную фазу провести в Косово. Работать придется по тщательно разработанному сценарию, с привлечением лучших акте-ров и массы безропотных, покорных статистов из местных албанцев-косоваров.
  
   - Шестое. Для прикрытия наших целей необходимо использовать своеобразную "дымовую завесу", отвлекая силы правопорядка и спецслужбы западного мира. Не стоит жалеть денег на то, чтобы привлекать, использовать "втемную" леваков, скинхедов, на-цистов, всех обиженных правительствами отбросы гяуров. Пусть бьют стекла, крушат витрины, грабят прилавки магазинов, буянят. Пускай не дают спокойно спать мирному обывателю. Обыватель на западе - большая сила. Он - Избиратель! Начнутся звонки пред-ставителям, депутатам, конгрессменам. В результате затрещит, завоняет костерок внут-ренней нестабильности.
  
   - Седьмое. Наладить и развивать производство наркотиков. Поставлять их неверным все больше и больше. С одной стороны - это деньги, без которых не обойтись. Средства нужны для вооружения бойцов, для приобретения снаряжения и взрывчатки, для оплаты наемников и смертников. Деньги необходимы для многого другого в тайной войне умов. Прежде всего - для скупки средств массовой информации, для проникновения в информа-ционные цепи противника. Но самое главное - для овладения новейшими видами воору-жений - особенно ядерного, химического и бактериологического. С другой, наркотики это разрушение сознания потенциальных солдат, апатия рабочего люда. По своей силе нарко-тическая бомба вряд ли уступит бомбе атомной. Наркотики запрещены Исламом, но толь-ко для употребления правоверными, а не их врагами. Те пускай травятся во славу Аллаха! Так будем же убивать гяуров руками гяуров и на их деньги. Аллах Акбар! С другой сто-роны продолжим жестоко карать за распространение наркотиков среди своих. Шариат по-велевает рубить головы. Значит, станем рубить. Не обращая внимания на вопли западных правозащитников.
  
   Строитель задумался. Ему показалось, что нечто важное ускользнуло из памяти, не нашло своего отражения в записях. Напряг память, постарался вспомнить, ухватить ис-чезнувшую мысль. Вот - оно!
  
   - Восьмое. Особо - не жалеть деньги скупая газеты! Надо приобретать центральные, респектабельные газеты США и других стран. Покупать их редакторов, владельцев, фор-мировать общественное мнение. Мутить читателей, задурманивать их, запугивать, сму-щать. Теперь это относительно легко, дурачки вовсю разыгрались с правами человека. Так пхнем же их в разжиревшие свиные зады, в их ослиные головы ... Информационную поли-тику необходимо вести умно, не перегибая палку. В заголовке можно сообщать нечто объективное, новостное, например, о гибели израильтян в результате террористического акта. Но ниже, помещать фотографии о страданиях палестинцев под гнетом проклятых иудеев. В самом тексте о жертвах евреев упоминать только вскользь, а основной упор де-лать на справедливую борьбу маленького бедного народа против вооруженной до зубов региональной сверхдержавы. К такой подаче материала никто не придерется, а задачу свою информация выполнит.
  
   - Девятое. Направлять наших людей в Америку. Пускай эмигрируют из своих нищих стран. Легально, а в большей степени нелегально. Пусть затаятся, улыбаются, учатся в лучших университетах, носят их одежду, пьют их вино, едят их пищу, спят с их женщи-нами. До поры до времени. Аллах все простит ради великой цели. Улемы разъяснят зата-ившимся, что грех во имя Джихада вовсе не есть грех, а подвиг! Пусть маскируются полу-чше. В нужный момент мы найдем им применение. Они станут шахидами и падут на поле боя. Пусть их назовут террористами, это не страшно. Доказать принадлежность к "Осно-ве" никому не удастся. Мертвые могут только молчать. Все теракты должны оказаться аб-солютно анонимными. Террор - порождение фанатизма, а ужас, паника, массовая истерия - возлюбленные дитяти террора. "Основе" чужда реклама и популярность. Организации нет дела до внешнего мира, мира неверных обреченного на уничтожение. А в мире Исла-ма все и так мгновенно поймут, чьих рук дело. Правоверные отпразднуют победы, радост-но отплясывая на улицах и раздавая детям сладости.
  
   - В этом плане не стоит забывать Россию. Тут нам пригодятся их беспринципные олигархи, перебегающие из одной религии в другую. Дело верное, за деньги и услуги ис-правно послужат и нам. Побегают, посуетятся, прежде чем умереть под ножами воинов Аллаха. Пусть грызутся, пусть ослабляют, обливают помоями центральную, сильную власть, развращают российский народ слухами и клеветой ... Всем хорош их пьянчужка Президент. При нем и его Семье полно наших агентов и мы спокойны за будущее России. Такое, естественно, будущее, которое выгодно нам ...
  
  
   - Логические построения завершены. Все правильно. Носитель духа Запада, его воли к сопротивлению, его свободы, а значит и силы - это, несомненно, Америка с ее демокра-тией, раскрепощенностью, ненавистной правоверным вседозволенностью. В этой стране люди не скованы, не ограничены заветами Корана, соблюдением жестких рамок и правил. Свободны во всем. От поведения за столом, до выбора религии. Последнее особо ненави-стно.
  
   - Да придет то время, когда на развалинах американских церквей и синагог мы восста-новим стройные минареты мечетей! Это уже сделано в Иерусалиме, Константинополе, Косово, Боснии! Теперь - их черед! Вот почему Америка есть главный Сатана. И, безус-ловно, цель номер один.
  
   - Отступления от этой цели могут иметь место только в тактическом плане, но никак не в глобальном, стратегическом. Не победив Америку с ее свободами, не разрушив ее идолов, мы никогда не покорим мир. Поэтому, американский идол должен быть повер-жен.
  
   - Те из нас кто требует начать с Израиля и незаконно именует его главной целью - преступно заблуждаются. Это не так. Израиль не цель - это лишь повод, это постоянно тлеющий фитиль. И не дай бог затушить его. Это основание для выдвижения претензий и условий. Это выгодный предлог для совершения выгодных нам сделок и торгов. Все это не значит, что мы от него отказались, нет, просто он сам упадет к нашим ногам после по-беды над Большим Сатаной. Тогда мы покроем кровью неверных святые холмы Палести-ны. Это тактика. Евреи - только постоянный возбудитель. Только то, что помогает объе-динять наших братьев во всех странах. Проба пера и ножа - наиболее ясная и доступная для рядового мусульманина цель.
  
   - В борьбе с Большим Сатаной мы должны разъединить противостоящие нам силы, оторвать врагов Ислама друг от друга. Пусть грызутся, словно шелудивые псы за кинутую кость. Сделать их безвольными и неспособными к борьбе - это и есть окончательное ре-шение.
  
   - Мы идем к победе ... Изнеженным, разжиревшим, потерявшим нюх и забывшим вкус крови христианам не остановить нас ... Сначала они сдадут Югославию, как когда-то Византию, потом - Боснию Следом наступит очередь Косово ... Куда денутся - сдадут и Косово. За ним - Македонию. Аллах велик - предадут и Россию. Закроют на все глаза во имя "прав человечков" и прочей ереси. А там просматривается очередь и Израиля. Время работает на нас. Иногда, впрочем, можно сделать вид, что уступаем. Замереть. Даже отой-ти на время, чтобы неожиданно ударить вновь, безжалостно и резко воткнуть нож, распо-лосовать, разорвать проклятое горло от уха до уха. Придет час, и мы выложим требова-ния на стол, и окажутся они кровавы и окончательны. Тогда и завершиться великий "Джихад".
  
   Человек осторожно притронулся к искусственному глазу, недавно вставленному на место живого, выбитого пулей безвестного русского снайпера. Шурави пытались поймать и жестоко покарать в соответствии с законами Шариата, но, к сожалению, не сумели взять живым. Последней гранатой спецназовец взорвал не только себя, но и ускорил сборы в райские кущи троим воинам Аллаха.
  
   Строитель неожиданно вспомнил слова одного, не совсем по своей воле ушедшего из жизни, старого Учителя. - "Нападая на большого Сатану, Организация вольно или не-вольно станет убийцей многих тысяч невинных мусульман, обречет миллионы других на страдания и ужасы войны. Аллах может не простить такого прегрешения!" - Взволнован-но причитал слабодушный старик.
  
   - Глупец! Стоит ли задумываться о пустяках на пороге великих свершений? Один средневековый епископ во время крестового похода уже отверг подобные сомнения кре-стоносцев словами: "Убивайте всех. Бог сам разберется кто праведник, а кто грешник". Можно ли сказать лучше?
  
   - Ты уподобляешься неверному! - Вскричал старый улем.
  
   - Нет, - Ответил Строитель, - Я уподобляюсь Великому Мудрецу.
  
   И закончил спор. Навсегда ...
  
  
  
  
  
  
  Глава 14.
  
  Балканский вариант.
  
  
  
   День или ночь, теперь это не имело решающего значения. Окно в комнате давно не открывалось. Плотно затянутое тяжелыми шторами оно не пропускало наружу ни малей-шего лучика света. Окно, сурово ощерясь зазубренными клинками запыленного стекла, свято хранило доверенную тайну, отсекало внешний мир от последнего прибежища неза-конной любви. Страсти незаконной, непризнанной, а потому отринутой и оплеванной родственниками с обеих сторон. Чувства, многократно прилюдно охаянного, проклятого и осмеянного, но не ставшего от этого менее чистым, желанным, всепоглощающим и непо-бедимым.
  
   Старые шторы спасали от нескромного взгляда соглядатая, вольного или невольного шпиона, прицельного выстрела снайпера. Но, увы, не способны были защитить влюблен-ных ни от осколков выпущенных наугад, по площади, снарядов, ни от случайных, разо-рвавшихся с недолетом мин, ни даже от знобящего осеннего холода, пронизывающего за-терявшееся на нейтральной полосе полуразрушенное здание. Сразу за тканью начиналась фронтовая ночь со всполохами огней осветительных ракет и отдаленным эхом разрывов.
  
   Окно давно забыло, когда в последний раз смотрело на привычный пейзаж целыми стеклами, а полотнища материи штор, удерживались на подоконнике стопками уложен-ных впритык один к другому кирпичей. Для того чтобы заложить оконный проем до само-го верха сил не хватило, но даже такая невысокая стеночка выглядела надежным брустве-ром.
  
   Окна старого кирпичного дома, помнившего еще убийство австрийского эрцгерцога и пережившего затем две мировые войны, выходили на площадь с небольшим сквериком посредине. В самом начале осады города, пока линия фронта еще не установилась, здесь, под прикрытием тогда еще пышных, не обглоданных войной, кустов сирени, накаплива-лись для первого броска бойцы. Потом они погибали в многочисленных бесплодных ата-ках. На площади поочередно умирали бойцы то одной, то другой противоборствующей стороны. Потом в скверик откатывались уцелевшие остатки штурмовых подразделений. Сползались стонущие раненные, тянувшие за собой кто лоснящийся в пыли красный след, кто перламутрово-сизые отрепья разорванных кишок из вспоротого живота, кто удержи-ваемые сухожилиями огрызки рук и ног. Спустя некоторое время на спасительный остро-вок обрушивался безжалостный ответный огонь пришедшего в себя противника и добивал не успевших удрать.
  
   Наконец обе стороны достаточно обессилили. Установилось некое подобие стратеги-ческого равновесия, когда сербы уже не могли захватить город, а боснийцы не имели сил контратаковать и отбросить нападавших. В позиционной борьбе кровавая площадь оказа-лась абсолютно невыгодна ни тем, ни другим. Генералы, учившиеся в одних академиях, по одним и тем же учебникам тактики, пораскинув мозгами, приняли схожие решения и синхронно отвели войска на более важные участки. Площадь, заминировав и перекрыв раскиданными кольцами колючей проволоки Бруно, оставили в покое, под полусонным присмотром местного ополчения из окрестных крестьян враждующих лагерей. Только ар-тиллеристы и минометчики иногда совершали беспокоящие огневые налеты то по одной, то по другой стороне некогда охраняемого государством архитектурного заповедника прошлого.
  
   Мирные и не очень жильцы давно покинули это страшное место, перебравшись, кто на кладбища, а некоторые в более спокойные анклавы. Там, в свою очередь, заняли опус-тевшие дома изгнанных или уехавших. Наиболее непримиримые и воинственные обыва-тели обнаружили себя через некоторое время в нарытых для них повсеместно окопах и траншеях, одетыми в завшивленные шинели и драные сапоги. Где и испускали дух, реали-зуя на практике теории расовой и религиозной чистоты. По ночам трупы борцов за веру растаскивали одичавшие собаки и пришедшие с окрестных гор шакалы.
  
   Временные обитатели дома все это прекрасно знали. Для них происходящее являлось не сводкой из утренней передачи новостей, не строкой газетного репортажа, а грустной составляющей повседневной жизни. Но скоро все закончится. Ночью они перейдут пло-щадь, вырвутся из осажденного, мрачного, голодного и холодного, ныне проклятого, а не-давно прекрасного и любимого города.
  
   Юноша пришел сюда, разорвав кольцо рук и стенаний матери, презрев слова отца, память погибших братьев, преодолев минные поля и витки ржавой колючки ... Девушка сбежала от семьи, проклявшей ее любовь. Ушла из-под неусыпного надзора старой брюз-жащей тетки. Исчезла в последний день перед свадьбой с ненавистным, искалеченным войной мрачным и бородатым арабом-наемником, возжелавшим взять ее третьей женой по возродившемуся закону Шариата. Боевик считал девушку своей законной данью за пролитую кровь, за хромоту, парализующий страх перед неуловимыми сербскими четни-ками и бесстрашными русскими добровольцами.
  
   Все это осталось позади. Теперь нужно только пересечь площадь, заплатить обещан-ную людям дань на другой стороне, незаметно пройти посты местной самообороны, на грузовике добраться до границы, проехать по Югославии, не попав в руки патрулей и вновь дав взятку перейти еще одну границу ...
  
  ***
  
   Они родились и выросли на одной улице, правда, он на ее сербской, а она на босний-ской стороне. В те времена религиозность отнюдь не поощрялась, наоборот, вовсю про-поведовалось единение народов и наций под единым красным знаменем. Господствующая идеология марксизма заняла место всех религий. Партия, во главе с единственно великим, мудрым и непобедимым Маршалом Тито укоренилась на месте Бога. Их отцы состояли в Партии, работали на государственном заводе. Оба не отличались религиозностью и до времени не вспоминали о национальной принадлежности. Потому и дети отправились на первый урок не в различные частные, а одну и ту же районную государственную гимна-зию.
  
   Мальчик заметил девочку в первый же день. Она стояла, испуганно ухватившись за руку молодого русоволосого отца, а тот радостно, белозубо улыбался толпящимся на школьном дворе и таким же молодым и принаряженным сербам, хорватам, боснякам и ев-реям. Еще бы не радоваться и не улыбаться папаше! Дочечка смотрелась словно картинка, наряженная в форменное платьице с накрахмаленным кружевным передничком, в белень-кие гольфики, новенькие красненькие туфельки. Радостная, с огромным бантом в пышных светлых волосах, она предстала перед окружающими сказочной принцессой, случайно за-летевшей на школьный двор. Отец мальчонки, черноусый, уже не такой молодой, молча стоял в сторонке, добродушно попыхивая очередной сигаретой. До младшего сына он приводил в первый класс уже двоих, и все происходящее представлялось, после знакомст-ва с дневниками и вызовами к учителям, далеко не таким торжественным и волнующим как тем, кто привел своих детишек в первый раз.
  
   Молодая, красивая, немного растерянная учительница хорватка разбирала по парам учеников первого класса. Мальчика ставила рядом с девочкой, девочку - с мальчиком ... В его враз вспотевшую ладошку теплая рука учительницы вложила нагретую широкой от-цовской ладонью маленькую мягонькую ручку. Не учительница, а сама судьба свела их в одну пару.
  
   Все десять школьных лет они просидели рядом за одной партой. Он подсказывал и заготовлял подружке шпаргалки по естественным предметам, в которых оказался гением, а она вытягивала друга по гуманитарным. По дороге в школу он подходил к ее дому и терпеливо ждал окончания сборов, а затем, взявшись за руки, они бежали в класс, прово-жаемые бесконечными напутствиями, указаниями и предостережениями ее мамы. В те счастливые времена в ее ранце всегда оказывался лишний бутерброд, положенный бабуш-кой или мамой для верного школьного друга. Так же заботливо укутанный в целлофан и ничуть не менее вкусный, чем ее собственный. Возвращаясь после уроков, они заходили к нему домой, и уже его матушка сажала девочку за один стол с тремя сыновьями и отцом.
   Они с одинаковым удовольствием ели еду боснийскую, сербскую, греческую, хорват-скую, еврейскую в домах бесчисленных школьных друзей. Вместе с ними пели одни пес-ни, читали, передавая друг дружке, книги и вели похожие дневники. Одинаково загорелой гурьбой бегали купаться и дружно прорывались посмотреть Олимпийские Игры.
  
   На улице неразлучную парочку заприметили и вроде шутливо, а затем и всерьез звали женихом и невестой. Сначала девочка краснела и прикрывала глаза рукой, скрывая их ра-достный блеск от посторонних. Паренек бледнел и смущался. Постепенно они привыкли к мысли о совместном будущем, и оно казалось им близким, счастливым и бесконечно пре-красным ...
  
   Время неумолимо корежило отношения между людьми и общинами в их родном го-роде. После смерти Маршала Тито новые руководители страны не смогли или не сумели продолжить начатое стариками в партизанских походах дело. На груди многих православ-ных и католиков засверкали выпущенные напоказ кресты. Слишком крупные и дорогие, чтобы служить символами Веры. Вовсе не те, темные и скромные, что носили священно-служители и старики. Моду задали женщины, потом дружно подхватили взрослые муж-чины и юноши. Пошли в беседах за рюмкой араки, а затем в газетах и радиопередачах трогательные рассказы о Косовом поле, о четниках, о монархии, о забитых сербскими трупами шахтах и других преступлениях, совершенных в войну хорватскими усташами и боснийскими добровольцами в эсэсовской форме.
  
   На боснийской стороне улицы все громче и яростнее призывал правоверных к молит-ве муэдзин с тонкой свечи белого минарета. Надрывался, старался с помощью усилителя и мощных динамиков заглушить перезвон церковных колоколов храмов неверных кафиров. Посетители в кофейнях зашептали о независимости, о Великой Боснии. Все четче и чаще, словно одиночными выстрелами, застучали четки в руках мужчин. Воинственно заблиста-ли глаза, длиннее начали отращиваться бороды. Глубже на лицо натягивались темные платки женщины. Крепче сжимались кулаки, до поры, до времени не покидающие карма-ны ...
  
   Хорваты неожиданно вспомнили о коротком времени, дарованной Гитлером, незави-симости. Заговорили о великой Хорватии, о докторе Тужмане, о подвигах неустрашимых усташей в борьбе с сербами. Во время застолий, уже не таясь, восхищались о том, как здо-рово, ловко, с одного замаха чей-то дедушка рубил топориком сербские головы. А еще о величие и красоте католических обрядов. О собственном выборе. О национальном обще-стве, более цивилизованном, чем примитивное, отсталое югославское, а конкретно - серб-ское ...
  
   Мир постепенно сходил с ума. Только влюбленные не замечали происходящего во-круг. Они вошли в тот возраст расцвета любви, когда внешнее, окружающее всего лишь вторично и совсем не существенно по сравнению с чувством, зародившемся в душе и пе-реполнившим до краев юные сердца. Влюбленные, они пребывали отрешенные от реаль-ности в состоянии всеобщей нежности. Им, наивным, все еще казалось, что вокруг по прежнему доброжелательные, ласковые люди, благоволящие их чувству, благословляю-щие великое блаженство и красоту юной любви. Увы, повсюду на грешной земле влюб-ленные чаще всего витают в заоблачном эфире грез и сладостных заблуждений. Потому они абсолютно беззащитны перед свирепым миром безжалостных и злых людей.
  
   Так и шли юноша с девушкой по середине улице. Не слыша посылаемых в спину шепелявых проклятий с сербской стороны, не ощущая на коже злобных протяжных взгля-дов с боснийской, не видя презрительных плевков хорватов. Не замечали сожалеющих, печальных взглядов мудрых, древних, все видящих и понимающих еврейских глаз. Им было не до того. Он зарекомендовал себя в городе новым математическим гением, гото-вился к поступлению на физико-математический факультет Университета. Она - победи-тельница литературных Олимпиад, умница, эрудит и красавица - к занятиям на журнали-стском факультете.
  
   Вокруг кипели политические страсти, а небольшого ума человек ставший в столь трудное время во главе несчастной, еще недавно мирной страны, из всех сил отрабатывал авансом, преподнесенный западными журналистами титул Балканского Горбачева. Пар-тия, недавно единая для всех, постепенно раскалывалась на коммунистов сербских, хор-ватских, боснийских и каждый тянул на себя коротенькое лоскутное одеяльце старых за-ношенных лозунгов, устаревших принципов, денежных постов. Сокращалось, словно шагреневая кожа, число привилегий, выгод и льгот. Людишки тянулись непрерывной це-почкой на таинственный зов дудок крысоловов.
  
   Его старшие братья, первыми ощутив вкус политической авантюры, кричали на ми-тингах, что великая Сербия всегда была и будет в границах Великой Югославии. Доказы-вали благожелательным слушателям, что Родина их - страна исконно славянская, страна православная. Они в ней хозяева, а все остальные - или пришлые, терпимые из великой милости, или же, того хуже, перекинувшиеся в мусульман предатели Православной Веры. Из их речей следовало, что все "иные" обязаны знать свое истинное место, тихо сидеть по углам, предоставив настоящим господарям страны вершить дела на ее благо.
  
   Отец поначалу не соглашался с сыновьями, пытался спорить. Плохо удавалось ему, пришедшему на завод после неполной сельской школы и партизанской юности, доказы-вать коммунистическую правоту студенту-выпускнику юридического факультета и ин-женеру-автомобилисту. Мать любила всех мужчин, потому молчала, только вот чаще ста-ла заходить в церковь, дольше молится. Незаметно крестила всех мелким частым крест-ным знамением перед расставаниями. Старший брат отпустил длинные, до плеч, волосы, усы на старый четнический манер, стал приходить домой все реже и реже. Потом вовсе исчез, готовя в горной лесной глуши базы для отпора неминуемой боснийской независи-мости ...
  
   Мать и бабушка девушки постепенно перестали разговаривать с пареньком, потом вовсе не выходили из задних комнат при его визитах. Отец, насупившись, старательно пе-ребирал старые янтарные четки, твердил об истинной Вере, о величии Ислама, о вреде безверия. Стал чаще ссылаться на Коран и Пророка Мухамеда, чем на Маркса, поминал к месту и не к месту Аллаха. Получалось у него не совсем складно, сказывались долгие го-ды участия в собраниях и прочих идеологических мероприятиях коммунистов. Усилия, принесшие все же некие материальные плоды в виде небольшого, но начальственного по-ста в чистом конторском здании, подальше от грязи и грохота производственного цеха, стабильный заработок. Молодые люди лишь смеялись над его потугами, слушая рассуж-дения о милостях истинного Бога, о райских кущах, о страшных и вечных мучениях не-верных грешников. Впрочем, отцу девушки явно нравился друг дочери. Он уважал его острый ум, ровный характер, уважительное отношение к родителям, бережное и нежное обожание любимой. Потому иносказательно, косясь на кухню, где демонстративно греме-ли кастрюлями женщины, намекал, что когда все успокоится, вернется в нормальные прежние рамки, то возражения с его стороны против потенциального зятя сами собой от-падут за полной глупостью и надуманностью. Но вот женщины ...
  
   Действительно, мать и бабушка неожиданно припомнили, под влиянием новых вея-ний, что в их роду, оказывается, имелись весьма почтенные муллы, улемы и прочие бла-гословенные Аллахом правоверные и праведники. Проявив яростную религиозность нео-фитов, они прилюдно призывали дочь не позорить семью знакомством с неверным. Де-вушку изводили занудными нотациями. Заставляли вместо нарядных коротких платьев, шортов и джинсов надевать длинные, бесформенные, однотонные балахоны. От нее тре-бовали не подкрашивать губы, не наносить косметику, не поднимать глаза на посторон-них. Умоляли поскорее и навсегда выкинуть из головы православного гяура, заодно с соб-ственными нечестивыми мечтами о карьере бесстыжей журналистки.
  
   - У мусульманки в жизни другие ценности! - твердили они ... Но перечисляемое нис-колько не вдохновляло девушку, она смеялась и убегала к любимому.
  
   - Ты, братик, не приводи сюда эту ублюдочную боснийку и сам не смей с ней водит-ся. Помни - ты серб и православный. Таскаясь с этой мусульманкой, ты предаешь тени наших героических предков, что полегли на кровавом Косовом поле. Они пали в то время когда ее гнусные родичи променяли древнюю Веру отцов на чертов Ислам. Продались поганым за богатство, сытую жизнь, за то, чтобы безбоязненно угнетать, жестоко мучить и безжалостно убивать истинных православных! Босняки стали дважды предателями - Ве-ры и Господарей! Презренными надсмотрщиками единокровных рабов, поработителями похлеще чем османские турки. На столетия! До тех пор, пока мы с помощью русских бра-тушек не скинули проклятое иго. - Орали, багровея дурной кровью, старшие братья.
  
   Отец слушал молча, не вмешивался, молча дымил, потупившись в пол, вечной си-гареткой. Порой пытался припомнить подходящие по случаю высказывания партийных товарищей на сей счет. Но ничего толкового не приходило на ум. Потому выходило, что старшенькие правы ... да и как же иначе? Вон, какие умные да образованные повыраста-ли. Мать волновалась, мелко крестилась и тяжело вздыхала. Она уже свыклась с мыслью о ладненькой, пригожей невестке и ничуть против такого развития событий не возражала ... Но семья? ... Старшие братья? ... Родственники в селе? ... Будущая карьера в столице? Потому только и оставалось ей бедной, что вздыхать и осенять все вокруг крестным зна-мением.
  
   - Братцы! Вы словно с ума сошли! Ну, причем здесь предки, помершие и похоро-ненные сотни лет назад? Мало ли, чего было наворочено в истории! Османское иго? Да ведь это седая старина! Сколько лет после того Югославия жила независимой? Пора вы-кинуть из головы замшелые легенды! Мы живем в просвещенном веке демократии, кос-мических полетов, компьютеров, телевидения, прав человека, наконец! При чем здесь моя девушка? Ну, какая она мусульманка? Такая же, как я православный! Да вы сами всего пару лет назад вовсю щеголяли безбожным атеизмом и дружили со всеми, не спрашивая о национальности и религии. Пошли вы к черту, братики, не смешите! - С тем убегал на очередное свидание.
  
   Избегая неприятных встреч, ненужных разговоров влюбленные встречались в уеди-ненных местах над рекой. Спасались от нескромных взглядов, от домашних дрязг, строи-ли планы на будущее. До онемения губ целовались. Страстно ожидали таинственного мгновения настоящей близости, когда падут, наконец, последние, сдерживающие желание нравственные оковы. Невидимые, но крепкие путы, обычаи, привитые с детства традици-онным семейным воспитанием. Они ждали этого момента со все нарастающим нетерпени-ем и давно уже совместно решили, что поступление в Университет должно обозначить на-чало свободной взрослой жизни, а завершение учебы ознаменоваться полноценным суп-ружеством.
  
   Стараясь не выпасть из намеченного расписания жизни, они вместе готовились к эк-заменам. Правда, встречаться теперь приходилось на нейтральной почве, то у ее подружки из еврейской семьи, которую пусть с натугой, с плохо скрываемым презрением, но еще терпели мать и бабушка, то у его дружка хорвата. О существовании которого не подозре-вали братишки ...
  
   Старый дом подруги стоял на площади в респектабельном, нейтральном районе. Здесь в скверике по-прежнему мирно играли под присмотром нянь, мамаш и бабушек ухоженные радостные детишки обеспеченных родителей. При взгляде из окна все каза-лось исключительно мирным и навеки спокойным. Тут они отдыхали душой от семейных баталий. Окружающие люди их по прежнему любили и были искренне рады видеть.
  
   Но настало черное время и комнаты старого дома распахнули настежь дверки дубо-вых платяных шифоньеров, ящики резных комодов, засыпали ковры полов лоскутами ра-нее важных, а ныне никому не потребных деловых и личных бумаг. Семья подруги споро собралась и уехала в страну Обетованную, уловив шестым чувством вечно гонимого и преследуемого народа-изгнанника сгустившиеся над городом и страной страшные флюи-ды кровавой резни. Перед отъездом подруги долго целовались, горько плакали, сжимали друг друга в объятиях. Обещали писать, звонить и никогда не забывать о счастливых днях детства и юности.
  
   - Бросайте все и бегите в Америку! - Шептала уезжающая девушка остающимся. - Заклинаю вас, бегите! Бегите и не оглядывайтесь, иначе окажется слишком поздно. Толь-ко там еще можно спастись от грядущего ужаса. От всего того, что предстоит пережить нашей несчастной стране. Верьте мне, предчувствия не обманывают.
  
   - Ну, куда и зачем мы побежим? Ведь скоро экзамены! Мы столько готовились! А родители, семьи, близкие? Да и на что жить в Америке? Где взять денег? Кому мы там нужны?
  
   - Глупые! Главное спасти жизнь, а заниматься можно везде, имелось бы желание и воля. Этого вам не занимать, равно как и ума ... А семьи ... Они все друг друга ненавидят и никогда не позволят вам соединиться законным путем. Разве еще не поняли? Посходили с ума на почве религиозной и национальной исключительности!
  
   Влюбленные не желали понять и принять сказанное, отнеся все беды на счет вре-менного состояния нестабильности в стране и обществе. Этакой, кратковременной вспышки религиозного замутнения мозгов ближних, которая вскоре пройдет и все в их жизни станет по-прежнему. Мило, радостно и превосходно. Подружки уехала, оставив влюбленным на всякий случай ключи от дома. В последнюю секунду расставания успела, чуть ли не насильно, впихнуть в руку юноше.
  
  ***
  
   - Семья не желает больше видеть тебя, неверный кафир, у дверей нашего дома! - Орала, раздирая в крике черный беззубый рот, закутанная с головой в темный платок мерзкая старуха. Окна комнаты девушки казались мертвы, безжизненны, плотно зашторе-ны. У дверей, за спиной старой, похожей на мегеру тетки возвышались трое небритых громил. Один из блюстителей национальной чистоты ритмично похлопывал по раскрытой тяжелой ладони отрезком водопроводной трубы.
  
   - Пшол вон, сербский мозгляк, не смей и думать о порядочной мусульманской де-вушке!
  
   Он молчал, оскорбленный, ошарашенный, не понимающий, что произошло и почему ему не дают пройти к любимой. Когда смысл услышанного достиг сердца, сербская кровь заставила его рвануться вперед, оттолкнуть старушенцию и кинуться с крепко сжатыми кулаками на тех кто стоял между ним и дверью ...
  
   Драться насмерть ему раньше не приходилось. Пришел в себя на больничной койке. Вынырнул из бредового небытия через три заполненных бредом и болью дня. Валялся на кровати с наголо обритой, пробитой, зашитой и забинтованной головой. Неизвестные до-брые люди подобрали его, истекающего кровью, на помойке, перебинтовали как могли, вызвали "Скорую помощь" и доставили городского математического гения в госпиталь. А оттуда, практически бездыханного и безнадежного, забрали в родительский дом. Он долго болел. Впадал в беспамятство и выныривал из небытия спасаемый добрыми ласковыми руками матери, ее нежными поцелуями, беззаветной материнской любовью.
  
   Возможно, именно болезнь спасла его от смерти в те самые страшные дни развала Югославии, когда возникали и мгновенно признавались независимыми самопровозгла-шенные крикливыми демагогами республики. Обустраивались юные страны на первых порах в произвольно границах, прочерченных после войны великим и непогрешимым коммунистическим вождем Тито. Геодезист из него вышел неважный, потому рисовал союзные республики из чисто тактических, временных, сиюминутных, идеолого-политических соображений. Некоторые республики еще и не вылупились толком, но не-медленно стали мечтать о будущем величии "От моря и до горы".
  
   Неопрятные, бородатые, полусумасшедшие на вид, а, скорее всего, просто подкуплен-ные личности, послушные марионетки в руках исламистов открывали яростный огонь по частям отступающей в Сербию Югославской Народной Армии. В начале, по приказу фе-дерального правительства, части ЮНА двигались по территориям отколовшихся респуб-лик с разряженным оружием. Это ни как не устраивало Строителя и его Организацию. По-сле провокаций солдаты начали отвечать на огонь огнем. Перестрелки, жертвы среди на-селения. Последовала мгновенная реакция объединенной Европы, забывшей о принципах нерушимости послевоенных границ. Удачно заваренная каша напрочь исключила мирный вариант последующего развития событий. Задача, поставленная Строителем и его сорат-никами начала успешно выполняться.
  
   Строитель оказался прав. Столетняя взаимная ненависть сербов, босняков и хорватов, замешанная на свежей крови взорвалась мощно и огненно. Рознь запылала, подпитывае-мая горячим славянским характером, единым для всех вовлеченных в игру религиозных групп. Выбросила кровавые щупальца, сдобренные щедрыми денежными влияниями, под-стрекаемые политическими реверансами и намеками, проповедями многочисленных про-поведников, батюшек, пасторов и мулл, сотнями тысяч экземпляров религиозной литера-туры. Разбросала языки пламени, ядовитые семена вражды и полчища беженцев по всему миру. Захлестнула в итоге нашествием вовсе нежелательных гостей и саму "доброжела-тельницу" - старушку Европу.
  
   Оба брата юноши ушли в горы, в четники, и погибли там один за другим. Старший получил нож в горло, когда на беспечно спящих в окопах сербов налетели выскочившие из ночного тумана арабы-моджахеды. Средний брат подорвал себя гранатой, отбившись от товарищей и оставшись один среди врагов во время ночной, совместной с русскими добровольцами, лихой атаки на боснийские позиции. Увлек за собой то ли в рай, то ли в ад парочку - другую бешеных фанатиков ваххабитов, слетевшихся в несчастную страну по истошному призыву к Джихаду.
  
   Не ведая о судьбе старших сынов, но, предчувствуя недоброе, родители распродали нажитое добро, наняли проводника с машиной и буквально последними выскользнули из стягивающегося вокруг города кольца блокады. Удрали из-под ножей, увезли последнего оставшегося с ними сына в то, что еще продолжало называться Югославией - к родствен-никам в Белград. Там уже получили страшные известия.
  
   Отпев и оплакав старших сыновей, отец с матерью жили теперь только для него. Ра-на на голове младшенького зажила, волосы отросли. Он успешно сдал экзамены и даже начал обучение на математическом факультете, но память о любви не покидала сердце. Часто по ночам, во сне, юноша встречался с девушкой, нежно обнимал, целовал, а глав-ное, разговаривал, беседовал с ней обо всем на свете. Словно на яву и не стояло позади страшное безумство кровавых дней. Реальность перемежалась у него со сновидениями, потому торопился побыстрее дожить до вечера и лечь в постель, заснуть и вновь увидать любимую. Ключ от дома на площади носил теперь на шее вместе с крестиком, символом принадлежности к великой всемирной религии Верности и Любви. Ночью сжимал его в ладони, словно маленький якорек неугасимой надежды.
  
   Став студентом, парень старался заниматься науками, но ни любимая математика, ни жаркие политические споры студенческой молодежи не увлекали его. Казался себе сто-летним старцем, случайно очутившимся среди скопища неразумных малолетних детишек. Ощущал человеком, познавшим то, до чего остальным еще расти и расти, жить и жить. Угрюмо отсидев положенное время на лекциях, торопился в одиночестве домой. Придя, до позднего вечера сидел, тупо устремив взгляд на открытую страницу учебника, не имея ни малейшего желания прочитать ни строки. Ложился побыстрее в постель и снова, каж-дую ночь, вновь и вновь встречал ее.
  
   Повторялось это ежедневно и перестал он уже различать явь и грезы. Девушка звала его, умоляла прийти и забрать ее из города, увезти далеко от войны в мирные заветные края, где нет деления на мусульман, иудеев, православных и католиков, где вновь обретут потерянную любовь и забытое счастье.
  
   Студент не выдержал ежедневной пытки и поделился с отцом, рассказал о снах, о мольбе девушки, но тот лишь окатил сына холодным, презрительным взглядом. Сухо на-помнил, что после смерти братьев ему не пристало даже упоминать имени проклятой тур-чанки. Лучше для всех, если он напрочь выкинет блажь из головы и займется учебой в Университете. Мать все слышала, плакала тихонько и прижимала к груди, взятые в чер-ные рамочки портреты убитых сыновей. После короткого объяснения с родителями па-реньку все стало ясно. Настаивать он не стал, но любовь не желала внимать голосу разума. Она звала, влекла, не оставляла в покое ни днем ни ночью.
  
   Опасаясь окончательно потерять рассудок, он решил пробраться в город, для чего распродал то немногое, что имел. То, что с таким трудом спасли родители во время бегст-ва из враждебного окружения - часы, фотоаппарат, кожаный пиджак, подаренный при по-ступлении в Университет. Запрятав вырученные дойчмарки в носки, он надел старенький свитер, потуже затянул пояс потертых джинсов, застегнул змейку брезентовой ветровки и покинул квартиру родственников. Родителям написал записку. Пообещал, что через не-сколько дней вернется, потому просит не беспокоится. Подхватил тощий рюкзачок со сменной рубашкой, парой банок консервов про запас и вышел на улицу. Теперь путь ле-жал в осажденный город. Он шел на зов любви спасать девушку, увезти любимую по-дальше от бреда войны.
  
   Поездом студент добрался до реки, отделившей Югославию от Республики Сербской. Потратил в пустую целый день, изучая возможность перехода на другую сторону. Денег у него имелось маловато для хорошей взятки, такой, чтобы обеспечила не только спокой-ный переход границы, но и проезд по территории самопровозглашенной республики.
  
   На тот берег машины пропускали только по ночам, после прохода автоколонн с бо-еприпасами, амуницией, техникой и продовольствием для добровольцев, для воинских частей ЮНА, оставшихся в Боснии и для местных ополченцев.
  
   Формально граница считалась закрытой, но немногочисленная помощь от братьев все же шла. Обедневшая, отрезанная от всего мира страна помогала кровной сестре, не-смотря на тяжкие международные препоны, строжайшие санкции и нелепые запреты. Ни-как не могла обкорнанная и униженная Югославия оставить единокровных братьев в беде. Сердца сербов сжимались от горя, зная, что врагам отрезанных братьев нескончаемым по-током направлялись караваны денег, средств и оружия. Один поток шел из исламских стран, другой - от просвещенной западной демократии, не так давно еще вскормившей Гитлера и его прихвостней.
  
  ***
  
   ... Немногочисленные тяжелые, мрачные грузовики, не снижая скорости, проскальзы-вали, подсвечивая подфарниками, по проселочным дорогам к понтонному мосту и исчеза-ли в темени противоположного, воюющего берега. Неожиданно один, с затянутым брезен-товым тентом кузовом, вдруг зачихал синим дымом из глушителя, потом окончательно заглох и съехал по инерции на обочину, пропуская молчаливую колонну мимо себя. Из кабины выскочил водитель в замасленном, лоснящемся даже в неровном лунном свете комбинезоне, открыл крышку капота и, матерясь, принялся шарить в двигателе. Студент подошел поближе. Шофер не обратил на него внимания, торопился покончить с ремон-том. Паренек, осмелев, забрался на бампер и посветил выуженным из рюкзака фонариком.
  
   - Спасибо, друг. - Не оборачиваясь, прохрипел простуженной глоткой солдат.
  
   - Посмотри крышку распределителя. - Предложил студент, припомнив советы, давае-мые водителям автоколонны братом-автотехником. Недоверчиво оглядев молодого совет-чика, водитель все же отщелкнул удерживающие пластмассовую крышку стальные хому-тики, отсоединил провода и снял ее.
  
   - Вроде нормальная. Грязная только. - Неуверенно прокомментировал увиденное.
  
   - Протри сначала чистой тряпкой слегка смоченной в бензине, а потом тщательно су-хой. - Снова посоветовал студент. - Сразу станет видно есть ли пробой.
  
   - Пробой, ети его мать! - Сокрушенно констатировал водила. - А запасной у меня нет! Черт! В кузове полно медикаментов для госпиталя, а до рассвета не успеваю! Там ра-ненные ждут, а мне здесь куковать.
  
   - Ничего, доедешь! - Утешил студент. - Сними со свечи провод от пробитого контак-та, оставь на всякий случай только резиновый колпачок, а второй конец выдерни из гнезда крышки. Дотянешь на оставшихся пяти цилиндрах, а крышку потом новую поставишь и провода соединишь.
  
   - Думаешь, заведется?
  
   - Не сомневаюсь, другарь.
  
   Двигатель зачихал, прочистил замасленное нутро, выхаркнул заливший железные потроха излишний бензин и более-менее ровно заработал.
  
   - Спасибо за помощь, брат!
  
   - Слышь, другарь, возьми меня с собой! Мне на ту сторону попасть надо, а в одиноч-ку не пропустят.
  
   - Очень нужно? Ведь за рекой ничего хорошего давно нет, там только война, кровь да смерть ... Здесь же мир и спокойствие.
  
   - Очень! Там два брата погибли ... Девушка ждет ... Ее спасти нужно, из города вы-вести. - Студент назвался. В ответ услышал имя водилы, пожал протянутую руку.
  
   - Да, в городе нашему брату сербу сейчас совсем хреново. Тут ты прав, парень, спа-сать девку нужно. И побыстрее. И о братьях твоих я, выходит, слышал, отважными четни-ками слыли, земля им пухом. - Водитель на минуту задумался. - Помогу тебе, провезу, если спросят, назовись сопровождающим от госпиталя. Не дрейфь, друг, нас редко когда досматривают. Лезь скорее в кабину и надевай мою запасную пилотку.
  
   Два раза предлагать не пришлось. Студент заскочил в кабину, захлопнул дверку, натянул поглубже на голову поданную шофером зеленую суконную пилотку старого об-разца с красной звездой. Водитель газанул, врубил скорость.
  
   Проплыли за стеклом нахохлившиеся, заспанные пограничные солдаты, лениво мазнувшие желтым пятном света по борту притормозившего грузовика; тучный старши-на, давший разрешающую отмашку; безразличный ко всему сонный таможенник в будке. Закачались, захлюпали под колесами понтоны, потом неожиданно вырос из темноты про-тивоположный берег, заросший лесом, одинокий четник в обтрепанной шинели со старой германской винтовкой за плечом.
  
   Они въехали в Республику Сербскую. Непризнанную никем в мире, даже родиной Югославией, но живущую, борющуюся защищающуюся и атакующую, задыхающуюся без оружия, боеприпасов, горючего, медикаментов, без опытных бойцов и офицеров. Тон-кая, малая струйка российских добровольцев, пробирающихся в страну окольными путя-ми, и спорить не могла с ордами вчерашних моджахедов, наводнивших стан противника.
  
   Исламистские "добровольцы" прибывали организованно. Являлись сколоченными отрядами, обученными и экипированными на деньги "Основы", организованных ею бес-численных благотворительных фондов, эмиратов, королевств и прочих "сербских благо-желателей". Боевики, все как на подбор, хорошо обученные, проверенные в боях и терро-ристических операциях по всему свету люди, вооруженные и экипированные современ-ным оружием. С воздуха это воинство прикрывала авиация западных умиротворителей, числом и качеством многократно превосходящая воздушные силы сербов. Точнее, те не-сколько устаревших самолетов югославского производства, летчики которых нарушили приказ и предпочли участие в неравной войне спокойной гарнизонной жизни на мирных югославских аэродромах.
  
   За время пути до полевого госпиталя Студент успел не только получше познако-мится, но и подружиться с водителем. Потому разгрузившись и отогнав автомобиль в сто-ронку, тот пригласил разделить нехитрую трапезу перед дальней дорогой.
  
   - Ищи свою суженную парень! Только будь предельно осторожен. Смотри, подстре-лят это еще пустяк. Вот если попадешь в руки арабам-наемникам, это ужасно. Мучить, пытать начнут, о быстрой смерти сам молить станешь. Кожу с живого сдерут и оставят умирать в муках. Звери, а не люди. ... От их дел и наши некоторые с ума сошли, такими же нелюдями начали становиться. Среди армейцев еще люди держаться, дисциплина какая никакая осталась, мародеров строго наказывают. Но вот среди четников, ополченцев, анархических отрядов разных ... Ладно, наше дело простое, шоферское, но слухами нехо-рошими земля полнится. ... Впрочем, война войной, а пора и перекусить. - Водила присел на подножку, отломил кусок колбасы и протянул Студенту. В другой кусок вгрызся сам редкими, темными от табака зубами. Прожевав, глотнул воды из фляги и продолжил.
  
   - Говорили тут разные людишки - есть тропа в город. Через Кровавую площадь ве-дет. Называется теперь так из-за того, что очень уж много и нашего брата и турок там по-легло. Теперь она вроде нейтральной зоны, затишье. Никто не желает вновь на проклятом месте начинать драку. Вот контрабандисты и проторили тропу. Заплатишь селянам опол-ченцам - они тебе все покажут и перейти помогут. С контрабандистами не связывайся, не надежный народ. За деньги и сами порешить могут, а могут и туркам на потеху продать за лазутчика. Город ты знаешь хорошо, вот один и иди, а на обратном пути я вас с девицей прихвачу с на тот берег, до складов. Здесь меня найдешь, мой грузовик к госпиталю при-командирован надолго.
  
   Денег водила не взял, только сплюнул презрительно. Обиделся. Но Студент его обнял, поцеловал по братски. Обошлось. Тот улыбнулся примирительно, сунул парню в карман выуженную из комбинезона очередную краюху хлеба с вложенной крестьянской самодельной колбасой и подтолкнул в спину. Иди мол, невеста ждет.
  
   Студент вышел из леса, где располагался полевой госпиталь, на проселочную доро-гу и пошел по обочине, голосуя проносящимся изредка воинским джипам и грузовикам. Чаще всего его игнорировали, но иногда удавалось подъехать немного на попутке.
  
   Один раз подсадили в кузов замызганного тяжелого грузовика. Студент оказался среди изрядно пьяных, бородатых, звероподобных четников от которых невыносимо рази-ло потом, кровью, пороховым дымом, чесноком, жирным жареным мясом, водкой и еще одним, страшным, острым, жутким, непонятным запахом. Четники возвращались после удачно проведенной операции в небольшом, населенном боснийцами, городке, прежде мирно жившем в окружении православных соседей. Некоторое время мусульманское на-селение городка и пригородных сел, держалось в окружении, отрезанное от своих, но за-щищаемое воинским контингентом натовских миротворцев. За хорошие деньги, дармовую жратву и выпивку, а главное обещание спокойной и безопасной службы, четникам уда-лось обвести простоватых натовских вояк, уже сто лет, не нюхавших пороху, вокруг пальца и взять городок штурмом.
  
   Вообще-то, сами четники непосредственно в штурме не участвовали. Предоставили почетное право погибать за Родину солдатикам войсковых подразделений. Их тяжкая ра-бота началась попозже, когда пленных мужиков и молодых парней способных держать оружие, сначала отделили от толпы баб и детишек, а затем отвели со связанными руками в ближайший лесок. Вот тут и пошла потеха. О некоторых особо интересных и пикантных историях до сих пор не смолкал гомон в кузове грузовика.
  
   - Ну, падла недострелянная! Кусаться гад полез, когда я с него котлы снимал! - Мо-тал обвязанной бинтом кистью четник. - Ну не могу понять этих турок! Ведь убит уже, лежи, подыхай спокойно, молись своему Аллаху, так нет - кусаться, за котлы паршивые. В аду что ли время сверять собрался?
  
   Общество отвечало рассказчику дружным реготом, отзывалось очередной похваль-бой и демонстрацией трофеев, часов, колец, портсигаров и прочей дребедени отнятой у пленных. ... До ... и после экзекуции.
  
   - Неужели вы всех расстреляли? - Тихо спросил Студент, ни к кому конкретно не обращаясь. В кузове примолкли.
  
   - Ты, чью фамилию носишь, парень? Фамилию героев! Понимаешь, Героев! Безза-ветно отдавших молодые жизни за Великую Сербию! В борьбе против турок! Как предки наши на Косовом поле! Так будь достоин их памяти и не имей в своем сердце снисхожде-ния к врагу! Любой из тех турок мог, выпусти мы его на волю, вновь взять в руки оружие и пойти мстить нам ... убивать наших братьев, сестер, детей и жен. ... Уж у них вопросы не возникают ...
  
   - ... что они вовсю и делают, пот прикрытием натовской авиации солдат болтливых европейских радетелей. - Дополнил другой четник.
  
   - Правильно говоришь, дружэ! Вот мы их вовремя и остановили. Взяли на себя самое трудное, пусть грязное, не спорю, но почетное дело. Сработали вроде волков, санитаров леса! - "Санитары леса" загыкали, дружно замотали головами, одобрительно застучали ладонями по кожаной спине эрудированного коллеги.
  
   - Потому вывод прост! Иди к нам, парень! Вместо одной пары котлов, станет десять! Вместо одной бабы - тысячу найдешь! Драть устанешь!
  
   - Только знай триппер залечивай! Да смотри насквозь орган в трудах не сотри! - Ве-село отреагировала публика.
  
   - Дело, однако, непростое, потруднее чем просто мужиков их пострелять! Поверь! Так намаешься пока заломаешь. Они, падлы, брыкаются, кусаются ...
  
   - Лягаются! - Раздался чей-то обиженный голос.
  
   - Смех смехом, но дело это - политическое! Первостатейное! Хорошей жрачки и от-менного здоровья требует. Мы их не просто трахаем для собственного удовольствия. Хоть и не без того ... Главное - подмешиваем врагам своего сербского семени, вражеских баб брюхатим! Вот через девять месяцев смеху то будет, когда боснячки начнут сербов ро-жать!
  
   - Мы, лесники опытные - сухостой рубим, молодняк - сажаем! - Орала ватага.
  
   Так вот чем пахло от хозяев грузовика! Срамом, позором, насилием, острым муж-ским семенем, женским позором, омытым слезами ... Боже, что же грозит его любимой если родные по вере и крови сербы ворвутся в город? Это разве те люди которых он знал? Откуда они появились? Волки? Нет, гиены, шакалы. Из каких темных щелей вылезли, стянулись в стаи на запах падали, поставляемой буднями войны?
  
   - Будьте вы прокляты! - Не выдержав, закричал Студент.
  
   Убивать православного парнишку, хоть и живущего с "поведенными" мозгами, чет-ники не стали, просто вышвырнули на ходу из кузова, да стрельнули пару раз вслед, по-верх головы. Попугали. Прокричали в вдогон, - Ты бы парень разок посмотрел, что про-клятые турки совместно с арабами вытворяют когда сербские села захватывают! Мы хоть брюхатым пуза не вспарываем и младенцев на кишках мамаш не вешаем. Не мы это нача-ли, идиот!
  
   Скорость грузовика оказалась невелика, потому и падение в затопленный жидкой грязью кювет обошлось даже без ушибов. Студент выхаркал изо рта мерзкую жижу, вы-сморкавшись, очистил нос, выскреб сколько смог из ушей. Почистил кое-как одежонку, проверил деньги, подобрал с проезжей части тощий рюкзачок, выкинутый следом за хо-зяином, и поплелся дальше. Дорогой, раздумывал об услышанном за время пути, о том, что грязевая купель все же немного отмыла его от нечистых прикосновений убийц. Вспомнил, что уже слыхал раньше о делах, творимых хорватскими усташами, боснийски-ми турками, арабскими легионерами. Это конечно страшно, но чтобы сербы! Родные, бла-городные рыцари Балкан, сербы опустились до подобного ... Этого понять и принять Сту-дент не мог. Во истину, мир сошел с ума.
  
   Так на перекладных постепенно добрался до окраин города. То, что его не задержа-ли патрули, ни разу даже не останавливали для проверки документов, говорило лишь о безответственном отношении многочисленных сербских воинских начальников к несению внутренней службы, об ослаблении воинской дисциплины. Впрочем, проверки сербов он не боялся, паспорт с городской печатью и старое, гимназическое еще, удостоверение мог-ли убедить любого проверяющего в том, что он действительно местный житель. Да и фа-милия, благодаря братьям, сама по себе в этих местах многого стоила.
  
   На окраине площади не его задержали ополченцы, а он сам с трудом разыскал их землянку. Ввалился без спросу, насмерть перепугав мирно почивавших беспечных обита-телей. Привыкнув к бездеятельному и безопасному затишью, те и не подумали выставлять часовых. С боснийской стороны сторожа считали себя надежно огражденными минами, проволокой и паршивой репутацией площади, а со своей - опасаться незваных пришель-цев и в голову не приходило. Контрабандисты приходили ночами, по заранее согласован-ным дням, а никто другой в их края давно уже нос не совал.
  
   Приглядевшись к неожиданному гостю, изругав его всласть, потыкав для приличия стволом старенького калаша, служивые немного поостыли, даже разрешили присесть к столу и разделить трапезу. Ну а после еды, выпитой домашней араки, пришли во вполне добродушное состояние. Студент повторил печальную историю, естественно, не упомя-нув, что девушка не сербка, а боснийка, мусульманка. Просьба о переходе в город, под-твержденная некоторой суммой в немецких марках, весьма высоко котирующихся во всех частях разодранной войной территории Югославии, оказалась выслушана весьма благо-склонно. Ополченцы пошептались, посовещались и согласились показать парню контра-бандистскую тропу.
  
   Оставшееся до сумерек время Студент пролежал со старым, чуть подслеповатым би-ноклем в разросшихся зарослях некогда ухоженного кустарника на краю скверика. Среди ветвей, многократно изломанных осколками и пулями, а теперь вновь проросших, усеян-ных желтыми, хрумкими листьями. Рядом расположился толстенький, добродушный ополченец из пригородного села. Вчерашний крестьянин толково и подробно рассказывал и показывал на местности приметы тайной тропы, проложенной среди минных полей и витков колючей проволоки. Студент слушал и накрепко запоминал тренированной мате-матикой памятью. До самого скверика его провел через сербские заграждения толстяк, он же подрядился за добавочное вознаграждение встретить через день и вывести обратно.
  
   С наступлением вечерних сумерек ополченец шлепнул студента ладонью по спине и тот, торопливо перекрестившись, пустился в дорогу. Для начала змеей проскользнул под провисшей на обломке доски колючей проволокой. Доска показалась ему чем-то неулови-мо знакома, но, только проползая в следующую тайную "калитку", проделанную в загра-ждении, вспомнил где раньше видел подобные доски ежедневно, все годы обучения в го-родской гимназии. Доски, послужившие гимназистам в годы учебы сиденьями и спинками парт, теперь несли последнюю почетную службу, приоткрывая "лисью" тропу к осажден-ному городу. Возможно среди дружественных деревянных рук, оберегающих парня от хищных ржавых железных шипов, оказались части парт на которых сидели они вдвоем в счастливые годы. Тогда сегодняшних, разделенных реками крови бойцов не пули делили по нациям и религиям, а учителя по успеваемости, по знаниям и поведению.
  
   Студент ужом проскальзывал мимо прутиков с повязанными тряпичными ленточка-ми, отмечающими расположение противопехотных мин. Танковых мин ни контрабанди-сты, ни сам Студент не боялись. Взрыватели, рассчитанные на тонны стального веса бое-вых бездушных машин, презрительно игнорировали килограммы живого людского тела.
  
   Он полз и осколки кирпичей и асфальта врезались в ладони, холодная осенняя вода студила живот и грудь, то слева, то справа от площади иногда вспыхивали перестрелки, частили автоматы, долбили ночь крупнокалиберные пулеметы, ухали гаубицы, звонко би-ли танковые орудия. Иногда в хор включались минометы и даже реактивные установки. Периодически в небо взлетали белые осветительные ракеты, высвечивали фантастическим мертвым светом пространство "Страны чудес". Огни скользили вниз по небосклону на маленьких, невидимых с земли парашютиках и умирали, догорев на крышах мертвых зда-ний города. В такие моменты он инстинктивно вжимался в пронизанную полночным хо-лодом землю, замирал, пока ветер не переносил догорающий светильник дальше.
  
   На противоположной стороне дежурили боснийские ополченцы. За все время, прове-денное с биноклем, он ни разу не обнаружил патрулей, да и сербы успокаивали, зная по-лугражданские повадки своих противников, в прошлом соседей по пригородным селам, относящихся к караульной службе примерно с таким же рвением, как и они сами.
  
   Через пару часов он добрался до заветного дома и обнаружил, что дверь парадного подъезда закрыта на замок. К счастью, замок не сменили со времени, когда жильцы по-спешно покинули ставшее опасным для жизни место. Ключ, оставленный подругой при расставании, со скрипом, казавшимся жутко громким, провернулся в скважине. Немного приоткрыв тяжелую дверь, Студент протиснулся в коридор, прикрыл ее за собой и вновь провернул ключ в замке.
  
   Очутившись в коридорчике, он посветил фонариком и не обнаружил следов присут-ствия посторонних, побывавших в квартире после бегства хозяев. Это его немного удиви-ло, ведь дом стоял на передовой линии. Впрочем, все стало ясно, едва Студент попытался подняться вверх по лестнице, ведшей ранее на второй этаж. Вместо жилья его встретил безобразный завал кирпича. Все уцелевшее помещение жилой секции составляли теперь прихожая, кухня и комната подруги, где в прежние, еще королевские, времена располага-лась прислуга. В темноте он не заметил разрушений, но видимо боснийцы именно по этой причине решили не использовать жилище, разбитое одним из первых снарядов или мин.
  
   Хорошо знающему расположение квартиры Студенту не понадобилось при осмотре временного пристанища пользоваться фонариком. Он прошел в знакомую комнату и акку-ратно прикрыл за собой дверь. Особых разрушений здесь не произошло, только пыльная мебель оказалась немного посечена осколками выбитых взрывной волной стекол. Окно стояло теперь пустое, печально впуская в комнату ночь, словно глазница вытекшего глаза. Тяжелая темно-зеленая штора, уцелевшая на старинном дубовом карнизе, грустно шлепа-ла на ветру, сдвинутая к краю фрамуги и потому практически не пострадавшая. При свете от всполохов взрывов и ракет студент медленно затянул окно шторой. Затем накинул по-верх, для подстраховки, снятое с кровати покрывало. Прикинул и за несколько ходок при-тащил с площадки второго этажа пару десятков кирпичей. Ими он придавил свободный конец шторы к подоконнику, плотно закрыв окно и даже выложив невысокий брустверок, защищающий пространство комнаты от пуль и осколков. Покончив с работой, проверил замок входной двери и рухнул обессилено на кровать.
  
   Утренний луч солнца отыскал пробоину в материи, уловил момент и заплясал острым лучиком сначала на щеке, затем переместился к глазу спящего. Тот недовольно заворчал, заворочался и проснулся. Посмотрел на часы. Стрелки часов на запястье показывали одиннадцать часов. Времени для осуществления задуманного оставалось мало, потому споро вскочил, перекусил остатками еды из рюкзачка и собрался уходить на поиски де-вушки. Неожиданно его внимание привлек пластик телефонного аппарата, по прежнему стоящего на низенькой прикроватной тумбочке. Телефон этот установили подруге в виде подарка к окончанию гимназии и она им страшно гордилась, хотя практически и не успела вволю попользоваться. Рука Студента непроизвольно подняла трубку, поднесла к уху. По-слышался славный довоенный, тривиальный, самый обыкновенный гудок. Удивительно, но в этом разрушенном доме, на краю залитой смертью площади, в окруженном блокад-ном городе работал телефон.
  
   - Если работает телефон здесь, то, вероятно, работает и у нее дома. Время полуден-ное, похоже, что все старшие уже наверняка разбрелись по делам. В Университет ее на-верняка не пускают, на улицу выходить сейчас девушкам одним не принято.
  
   О возродившихся мусульманских обычаях в отношении женщин боснячек студент наслышался еще в Белграде. Следовательно ... она дома одна! Не успела в мозгу зародить-ся отчаянная мысль, а пальцы сами набрали знакомый номер.
  
   - Алло! ... Я слушаю! - Сквозь хрипы и треск помех донесся знакомый, ничуть с мо-мента расставания не изменившийся, ставший очень грустным голос.
  
   - Здравствуй, любимая! Это я ... Ты звала меня, вот я и пришел забрать тебя отсюда ...
  
   - Где ты? ... В городе? Но это же страшно опасно! Я боюсь за тебя! Ой, что я говорю! ... Здравствуй, родной! ... Я люблю тебя! ... Я тебя все время ждала ... Звала ночами в сво-их горьких снах ... У меня, после разлуки, не было ни одной счастливой минуты ... Теперь родичи хотят выдать меня замуж. За ужасного человека, убийцу ... Забери меня с собой, любимый!
  
   - Ты помнишь место, где мы встречались ... У подруги, что оказалась умнее нас, той, что предупреждала ... - Какое то неясное подсознательное чувство опасности, беспокой-ство, подсказывало студенту говорить намеками, не называть имен, сократить разговор до минимума. - Ты помнишь? ... Ты поняла?
  
   - Да, милый, я поняла.
  
   - Слушай меня внимательно, солнышко мое, запоминай. ... Ты сможешь уйти неза-метно?
  
   - Думаю, что да. Бабка с теткой готовятся к свадьбе. Сейчас ушли к соседям варить из принесенных арабом продуктов пилав. Я пока одна. Минута на сборы и я готова.
  
   - Бери только самое необходимое. Из документов - ничего. Минимум вещей, только на себе. Ничего лишнего! Можешь взять немного еды, смену белья. Давай быстрее! Где мне тебя встретить?
  
   - Не надо встречать, очень опасно. Проведу день ... я знаю где, а как только стемнеет - проберусь сама, только не запирай дверь.
  
   - Тогда все! Быстрее! Целую, жду!
  
   Студент повесил трубку и в изнеможении оперся затылком о прохладную поверх-ность стены. В сумерках девушка проберется незамеченной во временное убежище, а но-чью они перейдут площадь в обратном направлении и добродушный толстячек ополченец встретит их в скверике.
  
   Время тянулось бесконечно медленно и только ритмическое тиканье отлаженного механизма доказывало исправность часов. Чтобы как-то занять себя до вечера он раз за разом повторял все приметы и повороты обратного пути. Рассчитывал по секундам снова и снова маршрут движения, мерил шагами небольшую комнату подруги. Садился на стул и пытался немного успокоится, не получалось, снова вскакивал и мотался кругами по замкнутому пространству. Периодически валился на кровать и пробовал заснуть, отдох-нуть перед опасным маршрутом, но так и не смог. Слишком велико оказалось нервное возбуждение. Задолго до наступления темноты он приоткрыл дверь и сел рядом на пол.
  
   Девушка прибежала в зыбких прифронтовых сумерках. На мгновение Студент дей-ствительно забылся в полусне-полубреду, а она тонкой полутенью проскользнула в при-открытую щель двери ... Тихонько ойкнув, споткнулась о его ноги, упала на грудь, обхва-тила руками плечи, прильнула к губам истосковавшимися по любви губами. Зарыдала без-звучно, непроизвольно, захлебываясь одновременно от счастья и от ужаса всего пережи-того. От всего, что испытала в жестоком мире пусть близких по крови, но совершенно чу-жих по внутреннему чувству, по ощущению жизни людей. Людей, добровольно решив-ших возвратиться в прошлое, во времена средневековья с их обычаями, традициями, рели-гиозными нормами поведения, нелепыми предубеждениями и запретами.
  
   Не разрывая кольца объятий, не отрывая губ, вошли они в комнату. Под гул далеких артобстрелов, под тусклое мерцание осветительных ракет, ничего не объясняя, девушка достала из небольшого саквояжика главное свое богатство - свадебную накрахмаленную простыню и, не говоря ни слова, постелила на кровать. Тщательно взбила подушки, доста-ла из шкафа одеяло подруги ... Так же молча, не обращая внимания на холод, медленно, словно все еще сомневаясь, скинула всю одежду, а затем, по прежнему неторопливо, лас-ковыми долгими движениями раздела остолбеневшего, никогда в жизни не видевшего до того обнаженное женское тело Студента. Поцеловала крепко и увлекла за собой ...
  
   Неопытные, они сначала смущались обоюдной наготы. Неловко пытались совершить вечный и великий обряд любви. Потом она взяла инициативу на себя и сделала все, следуя врожденному женскому инстинкту. Сначала было больно и сладко одновременно, но она не подавала виду, боясь нарушить неосторожным вскриком пугливую темноту, испугать своего неловкого суженого. Но он не удержался и счастливо застонал первым, а потом ткнулся обессиленный, но безмерно счастливый ей в обнаженное плечо. Потом, когда он лежал, отдыхая и гордо улыбаясь в темноту, она провела пальцами по его лицу, привстала, коснувшись его губ нежным соском груди, перегнувшись, взяла с тумбочки электриче-ский фонарик, забытый студентом с вечера, и посветила на простыню.
  
   - Видишь, ты вовремя за мной пришел. Я, верила, ни минуты не сомневалась, что до-ждусь тебя. Звала ночами, заливала слезами подушку, молча грызла ее угол зубами, чтобы родственники не узнали про мои мучения. Верила тебе. Иначе бы уже и не жила. Посмот-ри ... Отдала тебе самое дорогое, что есть у девушки, любимый. ... Бог тебя вовремя при-вел. Задержись на день, опоздай чуточку, сделали бы меня женой чужого, плохого чело-века. ... Наверное, перед первой ночью нашла бы силы и повесилась, хоть Аллах и не раз-решает лишать себя жизни.
  
   - Боже, родная! Забудь, забудь об Аллахе! Не употреби случайно это слово, иначе нам конец! - Вскрикнул Студент, вспомнив рожи пьяных четников. - Я всем говорил, что моя невеста православная-христианка. Да ведь раньше вроде ты и не была религиозной?
  
   - Эх, видать и на вашей стороне улицы все повредились в уме. Я тебе милый о сво-ем, как горько жила, в каком напряжении, чуть в петлю не полезла, о том, что ты мой пер-вый и единственный на всю жизнь мужчина, а ты испугался слова. Всего только слова! За прошедшее время и не захочешь, а начнешь молиться. Заставляли всех суры наизусть учить, в мечеть ходить, все обряды соблюдать, чуть бабка на меня паранджу не натянула. Это она, дура старая, подыскала жениха - араба недобитого. Вот так-то, а ты привязался к слову ... - Девушка не сдержалась, отвернулась от Студента и заплакала тихо-тихо, жалу-ясь сквозь слезы на то, как рвали в клочья ее учебники, запрещали думать о карьере жур-налистки, танцевать, петь, заставив вместо всего ранее любимого читать и заучивать не-понятные суры священных книг на чужом языке.
  
   Студент прикрыл ее оголившееся холодное плечо поверх одеяла свитером, а потом еще ветровкой. Он гладил русые волосы, плакал вместе со своей молодой женой, расска-зывая об убитых в боях братьях, о зверствах с той и другой стороны, о море невинной крови, пролитой по неведомому злому умыслу, превратившему спокойных, мирных лю-дей с разных сторон улицы в одинаково озверевших выродков.
  
   - Прости, любимая. Разве так мечтали мы начать новую жизнь? Но я обещаю тебе, все сбудется! Вырвемся за океан и там ты сможешь верить в кого угодно или не верить вовсе. Мне самому теперь трудно поверить в Бога, после увиденного и услышанного. Может действительно проще нам жить без Господа вообще если он допустил такое? Лишь по закону совести? Ох, только бы вырваться из здешнего ада. Там, за океаном, я начну работать словно тысяча волов, не разгибаясь, чтобы обеспечить тебе счастливую безбед-ную жизнь. Приходя вечерами с работы, мы будем вместе ужинать, смотреть телевизор, а потом любить друг друга.
  
   - Нет, милый, сначала любить, а еда и телевизор подождут! - Прошептала юная же-на.
  
   - Хорошо, сначала любовь, а телевизор подождет. - Легко согласился молодой муж.
  
   Вскочил, натянул одежду, посветил фонариком на часы.
  
   - Пора собираться, женушка. Начинается свадебное путешествие. Тебе придется идти за мной след в след. Шаг в сторону и можно подорваться на мине или запутаться в колю-чей проволоке. Одевайся, моя любимая. На той стороне нас ожидает человек. И, все же, напомню еще раз, будь предельно собрана и внимательна. Невольная оговорка, обронен-ное в разговоре слово, может стоить нам обоим жизни. Не те теперь времена, да и место далеко не самое спокойное. Потерпи немного.
  
   Девушка оделась, аккуратно сложила и спрятала в саквояж простыню. Повязала платок, но уже на сербский манер. - Я готова, муженек. За тобой теперь хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медные трубы, как говаривали русские братушки-освободители.
  
   - Ну, если вспомнила героическую югославскую историю, то все в порядке и я вновь вижу знакомого мне бодрого и не трусливого человечка. Тем более приятно это осозна-вать, ведь ты теперь моя жена!
  
   Им было нежно и необычно называть друг дружку мужем и женой и казалось, что играют в некую новую, великолепную, занимательную игру, где все предстоящее пред-ставляет собой лишь немного таинственное и чуть-чуть опасное приключение.
  
   Когда погасла случайная ракета и на площадь опустилась кажущаяся непроглядной ночная темень они выскользнули из давшего им временный приют дома и, пригибаясь, двинулись по "лисьей" тропе к сербской стороне площади, обходя мины и подныривая под колючую проволоку.
  
  ***
  
   Если в осажденном городе работают телефоны, то это совершенно не означает, что связь предназначается исключительно для удобства мирных жителей. Скорее наоборот. Прослушивая частные разговоры спецслужбы, созданные хорошо подготовленными в ла-герях "Основы" людьми, следят за настроением умов населения. Присматривают за нра-вами людей. Выуживают информацию о критически настроенных жильцах, о нарушаю-щих законы шариата заблудших мусульманах, о пьющих алкоголь, колющих наркотики, занимающихся контрабандой. Самая главная их задача - добыть информацию о молодых людях, пытающихся улизнуть от участия в священной войне Джихада против неверных. Сербские шпионы заботили контрразведку в гораздо меньшей степени, ибо опытные профессионалы понимали, что уж кто-кто, а шпионы сообщать резидентам о своем при-бытии по телефону не станут.
  
   Услышав странный разговор, оператор немедленно оповестил начальника контрраз-ведки. Беседа оказалась достаточно долгой, чтобы удалось определить примерное распо-ложение телефона таинственного абонента, но недостаточной для определения конкретно-го адреса. Выяснили только, что один телефон расположен среди развалин домов на краю площади. Второй номер, расположенный в боснийской части все же удалось вычислить. Исходя из полученной информации, сначала решили схватить и допросить мерзкую бос-нийскую девицу, собиравшуюся на свидание к проклятому неверному сербу, тайком про-кравшемуся в город.
  
   Однако пока шли обсуждение технических деталей предстоящей операции, пока уточняли адрес и собирали группу захвата, оказалось, что девушка уже успела улизнуть из дома, исчезнуть, раствориться среди улиц и переулков, развалин и целых зданий окру-женного города. Начальник разведки отчитал нерадивых бойцов, но не отчаялся, перелис-тав записную книжку, выудил из нее адресок заветного местечка, облюбованного мест-ными контрабандистами. Те, когда их доставили в штаб, запираться не стали и сразу вы-ложили приличную сумму денег за немедленное освобождение, плюс ко всей необходи-мой информации о тайной тропе через площадь.
  
   День уже клонился к вечеру, и идти в темноте на минное поле, или прочесывать вече-ром развалины для поиска тайного укрытия, контрразведчики не решились. Серб мог ока-заться крепко вооруженным малым и драться насмерть, до последнего патрона. Или того хуже, гранаты. Потому, посовещавшись, вызвали снайпера, имеющего немалый, еще с аф-ганских времен, опыт стрельбы с ночным прицелом. Велели устроить засаду и взять под прицел указанную контрабандистами "лисью" тропу.
  
   Подумав, контрразведчик решил подстраховаться и задействовал один хитрый канал связи. О происхождении канала он и не догадывался, не положено ему было знать, что устроен он лично Строителем для переговоров с некими людьми из противоборствующего лагеря. Именно на случай подобных, неприятных для обеих сторон казусных происшест-вий. Ни тем, ни другим не нужны были непредвиденно теплые, тем более, любовные от-ношения между правоверными и православными. Радиосвязь через японскую аппаратуру наладилась исключительно быстро, и неизвестный абонент на другом конце с полным пониманием отнесся к сообщению из города. Выслушал, поблагодарил и пообещал при-нять к отщепенцу соответствующие меры. Снайперу, успевшему уже забраться в свое ло-гово, по радиотелефону уточнили задачу, тот недовольно ответил, что заказ им понят и дал отбой связи.
  
  ***
  
   - На кой черт нам это турецкое отродье, Брат? Зачем здесь предатели? - Прорычал за-росший от горла до глаз черной дремучей бородой четник с огромным литым крестом на жирной груди. По внешнему виду именно четник напоминал старику из отряда самообо-роны османского турка. Да так оно, впрочем, и было, ведь за время турецкой неволи осма-ны насиловали жен и дочерей православных сербов, но не женщин принявших Ислам бос-няков. Вот потому многие нынешние христиане обликом скорее подходили под привыч-ный образ мусульманских завоевателей, чем их заклятые враги босняки, сохранившие за все годы турецкого рабства славянское обличие. ... Пусть даже ценой предательства.
  
   Промолчал ополченец, не вступил в спор. Нехорошо выходило, не по человечески, противно. А деться-то некуда. Еще горше пожалел о недополученных деньгах, тех, что отказался из-за дурацкого благородства взять вперед. В немецких дойчмарках, между прочим. Далеко не лишних в отощавшем с войной домашнем бюджете.
  
   - Ладно, Бог с ними. Видно не судьба ребятам жить на земле ... - И перекрестился то-ропливо. Четник глянул косо, сплюнул презрительно, небрежно передернул затвор и во-гнал в патронник снайперской винтовки Драгунского длинный желтый патрон.
  
   На другой стороне площади в развалинах высотного дома устраивался поудобнее в лежке араб-наемник, точно знавший кто и зачем попытается перебраться через нейтраль-ную полосу. В себе он не сомневался, только еще раз проверил батарею питания ночного прицела, протер замшевой тряпочкой оптику, а перед выходом на задание разобрал и сма-зал затвор. Слава, Аллаху! Сегодня он отправит в ад еще одну изменившую истинной Ве-ре душу, поставит очередную зарубку на красновато-коричневой поверхности полирован-ного пластикового приклада. Получит вполне приличную сумму в твердой валюте, жаль только, что, скорее всего в немецких марках, которые потом, на родине придется еще пе-реводить в доллары.
  
  ***
   Они шли крадучись, освещаемые, словно отблесками грозовых зарниц, вспышками дальних разрывов, обходили отмеченные веточками мины, протискивались сквозь под-держиваемые обломками школьных парт витки колючей проволоки. Ползли по тропе про-торенной контрабандистами, доставляющими в город табак, наркотики, медикаменты и продукты.
  
   В момент, когда до заветного скверика оставалось всего несколько шагов, араб мягко нажал спусковой крючок многократно проверенной в бою снайперской винтовки натов-ского образца. Почти одновременно, словно соревнуясь, будто торопясь не упустить лег-кую добычу, выстрелил из старой советской драгунки четник. Два одиночных выстрела слились в одно горькое эхо. Дополненное, в безобразной и безжалостной музыкальной гамме, двойным стоном смертельно раненных сердец.
  
   Девушка еще дышала короткими, прерывистыми вздохами, ощущая при каждом ма-лом глотке желанного сладкого воздуха смертельную боль в груди, когда юноша послед-ним усилием, уже умирая, дотянулся до ее бессильно раскрывшейся ладошки и, проща-ясь, припал к ней холодеющими губами. Отдал все силы в последнем поцелуе, застыл ничком ... А она все смотрела неотрывно в небо широко раскрытыми глазами на закаты-вающуюся, меркнувшую звезду ...
  
  
  
  
  
  
  Глава 15.
  
  Тренировочный полет.
  
  
   - В наследство от ушедших в сады Аллаха Учителей, да пребудет с ними милость Всевышнего, организации досталось весьма устаревшее отношение к изучению точных наук. Точнее говоря их полное отрицание и забвение. Старики боялись, что в душах пра-воверных возникнут опасные, крамольные мысли. Опасались, что тренированные точны-ми науками мозги породят у многих нестойких сомнения в обоснованности, даже в дос-товерности учения улемов. Современные науки, возможно, действительно дадут толчок зарождению реформаторской ереси, новому толкованию основных положений Шариата. Впрочем, подобная проблема периодически возникает во всех мировых религиях. Для кардинального разрешения проблемы у Организации имеются надежные, верные люди, не ведающие сомнений. И они своевременно разрешат ее окончательно и радикально.
  
   Выгоды все же перевешивают сомнения на весах Пророка. Особенно теперь, ко-гда мы вплотную подошли к решающей битве с Большим Сатаной. Для победы Органи-зация обязана использовать достижения физики, химии, микробиологии. Без них нам не обойтись в создании равноценного оружия устрашения. - Убеждал Строитель руководи-телей Организации, собравшихся для обсуждения вопросов стратегии.
  
  
   - Нужна собственная, "исламская" атомная бомба, химическое оружие, штаммы бо-лезнетворных микробов и бактерий. Это послужит усилению влияния Организации в ис-ламских странах, привлечет на сторону моджахедов множество колеблющихся, поставит под ружье тысячи новых бойцов. Улемы должны, наконец, понять цену реальности и от-ложить на будущее теологические разногласия. Сейчас важнее дать современные, понят-ные простым людям, обоснования и толкования вопросов, связанных с оружием массово-го поражения, необходимого для ведения Джихада против неверных.
  
   - Строитель, но ведь "исламская" бомба уже существует. Она создана в Пакистане и успешно опробована. - Заметил с места представитель кашмирского отделения, напрямую связанного со спецслужбами пакистанской армии и почти в открытую курируемого ими.
  
   - Здесь имеются существенные нюансы, уважаемый. Пакистан действительно стал первой мусульманской страной создавшей собственное ядерное оружие. Соответственно возросло его влияние на ситуацию в мире, с ним считаются как с полноправным членом ядерного клуба. Но, вероятность того, что мы сможем использовать это оружие в целях Организации, ничтожна. - Учитель отвечал не столько задавшему вопрос, сколько осталь-ным, не обладающим всей информации участникам обсуждения.
  
  
   - Прежде всего - это оружие сдерживания в противостоянии с Индией в Кашмире. Второе, - оружие находится под строгим контролем военных и серьезно охраняется. А во-енные в Пакистане, еще со времен английской колонизации, обособленная каста, со свои-ми семейными традициями, привычками и обычаями. Весьма привилегированная и замк-нутая группа, отделенная от остального населения. Более образованная часть общества, лучше оплачиваемая, менее традиционная в религиозных воззрениях. Военные сами пре-тендуют на власть в стране. До сих пор нам удалось поддерживать дружеское взаимопо-нимание и сотрудничество только с разведслужбами, но, увы, не со строевым генералите-том, относящимся к нам с ревнивым предубеждением и недоверием. Впрочем, в некото-рых вопросах, таких как создание и поддержка движения Талибан мы с ними солидарны и выступаем единым фронтом. Увы, только до тех пор, пока дело идет о влиянии в Афгани-стане, не более. О том, чтобы заполучить бомбу и ракетные носители в собственное поль-зование Организации и мечтать не стоит.
  
   - Старики не желали иметь дело с творениями неверных дьяволов! - Закричал один из немногих руководителей, придерживающихся старых, ортодоксальных методов, заве-щанных так, кстати умершими Учителями. - Однако, ты Строитель, сам знаешь, что им многое удавалось. Ты по-прежнему пользуешься завещанным нам оружием ...
  
   - Да, ты прав, уважаемый Врач. Но не все из присутствующих здесь посвящены в ве-ликие тайны Организации, поэтому я скажу кратко. Есть оружие, добытое у гималайских мудрецов, что оставили в наследство ушедшие в сады Аллаха старые Учителя. Очень хо-рошее оружие, но, весьма ограниченного действия, тактическое. Оружие прекрасно сра-ботало в период деструктуризации страны Малого Сатаны, где число его жертв измеря-лось десятками, в лучшем случае - сотнями человек. Теперь мы разрабатываем планы его модернизации, но и в этом случае речь пойдет всего о нескольких тысячах неверных. Ис-пользуя подобное оружие, мы делаем ставку больше на психологическое, моральное воз-действие. Но ведь эффект прямо пропорционален числу жертв. Для решающей победы, требуется оперировать сотнями тысяч жизней. Только тогда мы уничтожим в зародыше волю неверных к сопротивлению. Для подобного, потребуется совершить нечто ужасное, убить не сотни, даже не сотни тысяч, а, вероятно, миллионы неверных в самом сердце страны Большого Сатаны. Но это невозможно без современных знаний. Просто резать - глотки слишком долго и утомительно.
  
   Обсуждение длилось долго, но в результате победила точка зрения приверженцев современного подхода к порицаемому ранее изучению правоверными точных наук. Всем, поддерживающим "Основу" улемам, во все медресе и исламские университеты, большин-ству правоверных теологов разослали решения принятые на совещании. В них в частности говорилось, что Аллах призывает правоверных овладевать знаниями, необходимыми для создания и применения в бою современных видов оружия. Главное, любыми способными обеспечить победу Джихада в построении Великого Всемирного Халифата. Это есть свя-тая обязанность и религиозный долг мусульман, делала вывод фетва.
  
   Ни одно исламское государство, следовало из послания, не может иметь морального права на единоличное обладание современным оружием. Подобное оружие является дос-тоянием всего мира Ислама. Фетва приписывала странам и правительствам, так или иначе, заполучившим оружие массового поражения распространять его среди остального му-сульманского сообщества. Предполагая, прежде всего, саму организацию "Основа" и ее руководство. Это неотъемлемое и потому совершенно законное право принадлежало "Ос-нове" как самой боевой и деятельной части мирового Джихада.
  
   Оставшись один после насыщенного событиями дня, Строитель, усевшись в покой-ном кресле, прикрыл уставший глаз. Победа досталась не легко. Он превзошел в изощрен-ности учителей, поставил перед соратниками поистине глобальные планы в войне Джиха-да. Впрочем, ранее сам считал таинственный гималайский препарат непобедимым оружи-ем, превращающий обычного, трусоватого, совершенно не способного к самопожертвова-нию человека в мужественного шахида ...
  
   - Мудрецы научились подавлять волю человека, заставлять его совершать поступки, совершенно не поддающиеся осмыслению, те которые в здравом уме человек совершить просто не способен. Они научились повелевать людской психикой и заставлять умирать с именем Аллаха на устах во имя великой, избранной другими, цели ...
  
   Впервые масштабно гималайское средство применили в Союзе. К нужному человеку в ресторане подсаживалась очаровательная женщина, или внушающий доверие, респекта-бельный собеседник. Затем жертву на некоторое время отвлекали, и в бокал подсыпался порошок, не имеющий ни вкуса, ни запаха. Человек выпивал бокал и впадал в состояние беспамятства, внешне подобное сильному опьянению. Жалостливые собутыльники уводи-ли несчастного к машине, везли на конспиративную квартиру. Специально обученный член Организации подробно втолковывал потерявшему волю объекту, что, как и когда бу-дущий террорист обязан проделать. На утро человек помнил только о выпивке, мучался похмельем. Все остальное, в виде набора простых инструкций, до поры до времени оста-валось надежно скрыто в кладовых мозга.
  
   - Кажется, нечто подобное совершают со своими жертвами африканские колдуны, соз-дающие из людей зомби. - Неожиданно вспомнил Строитель. - Точно, зомби!
  
   Для объекта разработки происшедшее воспринималось как результат типичного российского перепоя, сопровождалось утренними стенаниями жен, последующим сканда-лом и похмельной головной болью, снимаемой в одних случаях аспирином, в других - рассолом, в-третьих, российским народным методом опохмеливания. Человек шел на ра-боту или службу и продолжал вести нормальный образ жизни до тех пор, пока не попадал в предусмотренную инструкциями Организации ситуацию.
  
   Один, стоя на мостике океанского корабля, тупо смотрел остекленевшими глазами, не реагируя на доклады операторов локатора, штурмана, наблюдателей. Находился в сту-поре, пока нос теплохода пропарывал ржавое железо старенького пассажирского лайнера, доживающего свой век на внутренних туристических линиях.
  
   Тогда ушли на дно, задохнулись в каютах, захлебнулись морской водой в коридорах и на танцплощадках сотни "счастливчиков", выбравшихся на круиз со всех концов стра-ны Малого Сатаны. Погибли случайные люди, с огромным трудом доставшие билеты на считавшийся престижным лайнер. Бедняга капитан, даже оказавшись на тюремных нарах, так и не понял, что же все- таки произошло и как это он, профессиональный судоводитель, не смог разминуться в открытом море с другим судном.
  
   Другой капитан с таким же мертвым взором загнал речной теплоход между опорами моста, своротил рубку и верхнюю палубу, где беспечно веселилась и танцевала гьяурская молодежь. Шкипера выловили из воды, долго лечили, потом судили и посадили в тюрьму, но причин происшествия так и не раскрыли. Третий - мощным буксиром протаранил бар-жу в водохранилище ... Четвертый - врезался на электровозе в состав цистерн. Тут уж су-дить и наказывать вообще оказалось некого.
  
   Страну будоражили известия о катастрофах. Смешиваясь и разрастаясь, слухи и прав-дивые сообщения создавали обстановку нервозности, презрения к слабому правительству, недоверия к Партии, ее лидерам, к Государству в целом. Все происходило на фоне прова-ла "Перестройки". Нелепой говорильни, без плана и теоретической основы, проводимой в стране. Общеизвестные результаты показали, что цель операции оказалась достигнута.
  
   - Тогда дальнейшую работу пришлось свернуть, а жаль. - Недовольно подумал Строитель.
  
   Так вышло. Переборщили. Люди, связанные с управлением судами, железнодорож-ными составами и прочие потенциальные жертвы, здраво посчитали выпивку одной из первопричин случившегося с коллегами. Пить может и не перестали, но от случайных знакомств постарались интуитивно держаться подальше. Да и следователи во всех случаях катастроф обнаружили много общих закономерностей. В частности, предшествующую несчастью ресторанную гулянку с незнакомыми людьми или знакомство с исчезнувшей вскоре красавицей. Врачи отмечали временное помутнение сознания и паралич воли у подследственных, наступавшие в самый критический момент. Эксперты пытались делать анализы крови, психологические тесты, даже привлекали гипнотизеров и экстрасенсов, но все без толку ... Древнее средство не оставляло следов.
  
   Организация Строителя уже тогда попыталась проделать нечто подобное с офицерами ракетных частей стратегического назначения, но, выяснив систему службы, отбросила идею как неперспективную.
  
   Капитан на мостике судна или машинист в кабине локомотива, несущегося по рель-сам, в одиночку отвечают за принятие решений. Помощники, согласно инструкциям, не имеют права вмешиваться, оспаривать приказы живого начальника. В отличие от этого, возле пульта запуска ракет в одиночку не дежурят, такой запуск дело коллективное, тре-бующее соответствующего приказа из центра. Превратить в невольных шахидов сразу не-сколько офицеров из одной смены ракетчиков - дело практически нереальное.
  
   Со времени последнего применения порошка, нанятые Организацией медики и хи-мики, значительно усилили действие старинного снадобья. После просмотра голивудских боевиков у Строителя родилась блестящая идея. Он неожиданно понял, как можно отно-сительно дешево добиться максимально возможного эффекта от модифицированного сна-добья.
  
   Для этого ему потребовались люди, внедрившиеся в самое сердце страны Большого Сатаны. Правоверные, научившиеся управлять громадными самолетами, несущими сотни пассажиров и тысячи килограмм легко воспламеняемого токсичного авиационного топли-ва. Агенты Организации тут же начали подбор кандидатов в среде мусульманской моло-дежи. Параллельно Строитель, используя инженерные знания, выбирал подходящие цели. Одно за другим рассматривал на фотографиях различные строения. С одной стороны по-тенциальные цели должны были представлять собой символы силы духа и воли неверных, а с другой - желательно как можно гуще ими заполненные в момент террористического акта.
  
   Для окончательной проверки тщательно продуманного плана оставалось только провести последний, близкий к реальным условиям, тренировочный полет.
  
   Отличительной особенностью предстоящего события от уже опробованного в России варианта, являлся элемент жертвенности шахида. Восторг правоверных должно было вы-звать то обстоятельство, что террористического акт внешне выглядел как самопожертво-вание, героический поступок шахида-смертника. Вот почему Строитель уделил особое внимание подбору удовлетворяющего всем исходным условиям летчика мусульманина. Первому кандидату, пусть и не вполне осознанно, но придется совершить великий под-виг. В нужный момент человек совершит предписанное и с именем Аллаха на устах от-правится прямиком в райские сады, в общество прекрасных гурий. Желал он того или нет, мнение будущего покойника никого не интересовало. Важно было другое. Дело должно обойтись без лишних свидетелей, без стрельбы и захвата заложников и выглядеть внешне как обычная катастрофа над морем. Эксперимент есть эксперимент.
  
   Для опыта ни в коем случае нельзя привлекать одного из будущих героев, начавших обучение летному делу. Во-первых, их навыки управления самолетом могли оказаться не достаточны, во-вторых, прорыв в кабину пилотов мог стать неудачным и раскрыть раньше времени тщательно продуманную технологию планируемого удара возмездия. Исходя из этого, решили использовать мусульманина, служащего пилотом на одной из трансатлан-тических линий. ...
  
  ***
  
   ... С террасы кафе хорошо просматривался плещущийся внизу океан. Вокруг ле-ниво шевелились опахала пальм прибрежного променада. Мимо столиков праздно флани-ровала публика в пестрых летних нарядах. Пилоту не верилось, что завтра их встретит осенней слякотью космополитический мегаполис, откуда дозаправившись самолет возь-мет курс к берегам далекой родины. Там осталась жена, сыновья, там ждала его мень-шенькая, самая любимая дочка.
  
   - Последний вылет! Еще несколько месяцев и я наконец выйду на пенсию, займусь здоровьем дочки, семьей. Ведь практически вся жизнь прошла в небе, в отрыве от дома ... Молодость отдана военно-воздушным силам. Последние годы провел в гражданской авиации. - Мысли пилота текли неспешно, лениво в неторопливом ритме уходящего лет-него дня. Куда спешить? Он не настолько молод, чтобы бегать в поисках молоденьких де-виц, не обремененных ни одеждой, ни моральными принципами. Это уже позади. Даже несколько бесплатных упаковок "Виагры" везет теперь в подарок знакомым, а не себе.
  
   Теплый, напоенный запахом осенних цветов воздух, легкая музыка, сытный ленч с бокалом легкого белого вина. Вот и все. ...
  
   - Жизнь по-прежнему прекрасна! Вино Аллах простит. Не велико прегрешение. - Пилот скосил глаза на часы. С минуту на минуту должен появиться Командир экипажа. Уже много лет они летали вместе, дружили семьями, вместе отдыхали и делали покупки в чужих городах, особенно во время международных рейсов. Тут Пилоту с его патологиче-ской неспособностью усваивать иностранные языки, без помощи Командира пришлось бы вовсе туго. Потому он и не претендовал никогда на командирскую позицию, боялся опо-зориться и завалить необходимый экзамен. Да и зачем? Зарплата почти такая же, а ответ-ственности гораздо меньше. Так и жил. Полеты сменялись тренировками, учебой, повы-шением квалификации, приходил опыт, мастерство, умение управлять самолетами, но жизнь проходила мимо.
  
   - Краткие дни отдыха, привычные объятия жены, и снова работа, опять забота об образовании детей, о постройке дома на побережье, о машине ... Все делал для детей, только для них... Вот уже и сын вырос. Практически вдали от меня. Глазом не успел морг-нуть, а он уже женится. Теперь надо готовить подарки новобрачным. Придется пошеве-лить мозгами - девушка из хорошей семьи, образованная, потому подарки должны соот-ветствовать статусу семьи. Пусть Аллах пошлет молодым сто счастливых лет. Хорошо, что Командир обещал помочь с покупкой, подсказать. - Пилот посмотрел на часы. - Скоро уже. Да и жара заметно спадает, тянет вечерним бризом с океана.
  
   Пилот вновь отхлебнул из бокала, поставленного на край стола неслышно отошед-шим официантом. К столу подошел смуглый незнакомец в легком белом костюме и рас-пахнутой на груди шелковой рубашке, приветливо улыбнулся, придвинул стул и сел, при-стально глядя в глаза летчика необычно черными, словно две бездонные точки глазами. Пилоту стало немного волнительно, и он попытался отвести взгляд. Но, почему-то, не смог. Оцепенел, сидел молча, безучастно слушал арабскую речь. Запоминал сказанное подсознанием. Впитывал медленно, четко, слово за словом, диктуемую подробную инст-рукцию.
  
   Люди вокруг ели, пили, смеялись и нисколько не обращали внимания на двух чуже-земцев. Во-первых, пялится по сторонам здесь вовсе не принято. Во-вторых, прислуши-ваться к чужой, непонятной речи считалось "политически не корректно". В третьих, вряд ли кто из присутствующих в тот день на террасе кафе вообще знал арабский язык. Под-севший к Пилоту человек дважды спокойно повторил сказанное. Улыбнулся дружески на прощанье. Отвел взгляд от лица собеседника, встал, обошел столик и по-приятельски по-трепал Пилота по плечу. - Ладно, пора просыпаться, вон уже и Командир движется ...
  
   Пока Пилот приходил в себя и стряхивал неожиданно навалившуюся дремоту, незна-комец успел далеко отойти от столика и раствориться среди остальной массы посетителей прибрежного кафетерия.
  
   - Приснул на солнышке? - Усмехнулся подошедший Командир.
  
   - Сморило видать на пару минут, не больше. Только успел выпить бокал вина и, вот пожалуйста, задремал.
  
   - Вот то-то и оно, мой друг! Аллах не зря запрещает правоверным употреблять алко-голь! Мог ведь невзначай спросонку и вилкой вместо рта в глаз попасть, раз-раз и получил бы долгожданную отставку на пару месяцев раньше!
  
   - Слушай, Командир, кто из нас слывет шутником? Ты или я? Что-то мы с тобой по-менялись ролями ...
  
   - Ладно, ладно мой друг, я на чужие лавры не претендую. Ты и только ты, главный юморист всех сотрудников государственных авиалиний! Ну, что, приступим наконец к заключительной части программы? Или ты передумал бродить по магазинам в поисках диковинных заморских подарков?
  
   - Нет, нет! Только не это! Без тебя, Командир, мне наверняка всучат какую ни будь китайскую дребедень! Пошли.
  
   Пилот выкинул из головы явно привидевшегося в полудреме незнакомца со страш-ными глазами, подхватил на руку форменный пиджак с эмблемой авиакомпании и отпра-вился за покупками. Переходя из магазина в магазин, коллеги наконец выбрали несколько подлинных дизайнерских вещей, достойных жениха и невесты. Уставшие, но довольные покупками возвратились друзья в гостиницу и отправились в номера отдыхать перед по-летом.
  
   Холодным октябрьским днем реактивный авиалайнер североафриканской государст-венной авиакомпании готовился к полету через океан. В салоне самолета занимали места пассажиры. Галдели возбужденные предстоящим долгим путешествием школьники из не-скольких туристических групп, предвкушая знакомство с пирамидами, крокодилами, сфинксами и прочей известной из учебников экзотикой. Гортанно переговариваясь, уст-раивались поудобнее в креслах летчики военно-воздушных сил, возвращающиеся домой после длительной стажировки за границей. Степенно занимали свои места старички пен-сионеры, наверстывающие в путешествиях время, упущенное за долгие годы напряженной работы. Заняли свободные места пилоты сменного экипажа. Их время работы за штурва-лами в кокпите еще не пришло. Носились по салону захлопотанные молоденькие длинно-ногие стюардессы, помогали пассажирам устроиться, заложить сумки на багажные полки. Раздавали пледы, подушечки, буклеты, разрешали по ходу дела мелкие досадные недора-зумения.
  
   Командир экипажа уселся в левое кресло, подрегулировал электрическим приводом сидение по росту, подмигнул молодому, собирающемуся вскоре жениться, правому пило-ту основного экипажа и, щелкнув тумблером, связался с контрольной вышкой. Двигатели набрали обороты. Фиксирующие колодки отпустили тормозные диски. Авиалайнер мед-ленно стронулся с места стоянки и неторопливо покатился по исшарканному колесами бе-тону, занимая место в очереди на вылет.
  
   - Ну, что же... Во имя Аллаха, милостивого, милосердного ... Экипажу занять взлет-ную позицию!
  
   Примерно через сорок минут полета самолет набрал заданную высоту. Мирно пощел-кивал автопилот, удерживая многотонную машину на заданном курсе и назначенной дис-петчерами высоте. Все параметры, записываемые магнитофонами "черных ящиков", со-ответствовали норме. Полет обещал стать совершенно заурядным, ничем не отличающим-ся от сотен и тысяч полетов остальных самолетов подобной конструкции.
  
   - Доброе утро! - Донесся из динамика голос наземного диспетчера. - Ответьте мне на частоте один - пять - два - три - семь! Прием.
  
   - Доброе, утро! Здесь рейс девять-девять, доброе утро! Вас понял!
  
   Командир откинулся в кресле и удовлетворенно потянулся, хрустнув суставами. Взлет и посадка самые напряженные, сложные даже для опытного экипажа элементы по-лета. Дальше - в основном работа автопилота. Расслабившись, пилоты поговорили о рабо-те, о возможных перемещениях в экипажах, о пенсии Шутника, о том, что без него в ка-бине станет скучновато. Посудачили даже, кому достанется припасенная им для подарков "Виагра". Через несколько минут в кокпит зашел поболтать шеф-пилот компании, воз-вращавшийся попутным рейсом из инспекторской поездки. Заглядывали стюарды и стю-ардессы, предлагали кофе, обменивались привычными репликами.
  
   Пилот, спокойно отдыхавший в салоне, неожиданно встрепенулся, словно вспомнив нечто чрезвычайно важное. Отстегнул, привязной ремень, встал и направился в кокпит.
  
   - Слушай, молодой, давай уступи старику место. - Полушутя, полусерьезно потребо-вал от правого пилота.
  
   - Но, Шутник, это же не твоя смена! - Попытался отбиться правый.
  
   - Ты, все еще не понял, что должен встать и уйти? - Властным голосом твердо прого-ворил Пилот. - Ты должен! Дошло до тебя? Тебе приказывает старший! Иди и отдохни, потом придешь.
  
   Правый пилот немного помешкал, ворочаясь в кресле, словно демонстрируя собст-венную независимость, но Пилот нависал над ним всей своей приземистой, массивной фи-гурой и тому пришлось убраться из кокпита.
  
   - Старички решили поболтать наедине. - Подумал, уходя, второй пилот.
  
   - Ну, как дела, Шутник? Доволен последним полетом? - Спросил Командир.
  
   - Вполне, Капитан. Все, благодарение Аллаху, в полном порядке. А с твоей помощью и вопрос подарков решен наилучшим образом. Следовательно, для тревог и сомнений нет оснований. Слушай, ты видал, во что вырядились наши доблестные пилоты-истребители? Несколько месяцев стажировки перевоплотили их в настоящих янки! Пожалуй и домаш-ние не узнают.
  
   - Да, теперь им тяжеловато придется. ... После американской раскованности и все-дозволенности да в наши патриархальные края ... - Командир покачал головой. - Ничего, привыкнут.
  
   Посидели молча. Стюардесска в очередной раз предложила перекусить. Капитан от-казался, и она принесла бутерброд для Пилота. Потом заглянула снова, предложила еще один. Девушка жалела уходящего на пенсию Шутника. Впрочем сегодня он еще не разо-шелся, не шутил, не рассказывал анекдоты, наоборот, выглядел необычно сдержанным. Но, что поделаешь, последний рейс.
  
   Шутник, сидя в кресле правого пилота, несколько раз морщил, лоб, трусил головой, словно пытался, но не мог отогнать смутные, неприятные воспоминания. Командиру хо-телось поболтать, послушать очередную порцию анекдотов, но он понимал состояние ста-ринного друга и не настаивал, не мешал сосредоточиться, потому только угрюмо помал-кивал за компанию.
  
   Раздался очередной запрос диспетчера наземного контроля и Командир, отвечая, повернул голову в сторону от Пилота. Тот быстро опустил руку в карман форменного пиджака и достал любимую авторучку ушедшего в кабину правого пилота.
  
   - Ты смотри, старина, я тут обнаружил заветную самописку нашего будущего шеф-пилота. Передай ее молодому и Бог пощадит тебя! Он бедняжка, должно быть вконец ис-тосковался и места себе не находит без талисмана.
  
   - Ладно, Шутник, быть по-твоему. Тем более, ты уж извини, но мне так и так нужно тебя покинуть на минутку. Сбегаю за одно в туалет, пока пассажиры не устроили перед ним толчею. Сейчас-то они вовсю заняты поглощением бесплатной еды.
  
   - Давай, поторопись, Командир.
  
   Зажужжал электромотор регулятора сидения и Командир, отдуваясь, вытащил свое большое тело из отошедшего в крайнее заднее положение кресла. Встал, потянулся, вы-шел и закрыл за собой дверь. Пилот остался в кабине один.
  
   - Вверяю себя Аллаху! - Твердо, как это и предусмотрено заложенной в него про-граммой произнес Пилот. Затем сдвинул до предела вперед командирское кресло, так, что даже возвратясь Командир, не смог бы сразу втиснуться в оставшуюся узкую щель. При-вычно протянул руку к рукояткам дросселей, уменьшил до предела мощность двигателей и одновременно выключил автопилот. Каждое свое действие Пилот сопровождал обраще-нием к Аллаху. Голос по-прежнему оставался спокоен, что зафиксировала магнитная лен-та, беспрерывно шуршащая в прочном корпусе аварийного самописца.
  
   Всплеск профессионального самосознания заставил Пилота на мгновение остано-виться. Он удивленно посмотрел на руки, словно недоумевая, что же это происходит, но заложенная программа пересилила подавленную волю. Механически, заученным движе-нием летчик обхватил пальцами штурвал и, отклоняя его от себя, вывел оба хвостовых элерона в крайнее нижнее положение. Тяжелый межконтинентальный пассажирский са-молет вошел в режим отвесного пикирования, разрешенный даже не для всех типов ис-требителей.
  
   - Вверяю себя Аллаху! - тусклым голосом провозгласил в очередной раз Пилот.
  
   Авиалайнер нырнул вниз, набирая скорость так быстро, что на некоторое время в фюзеляже наступило состояние невесомости. Летели вперед, сметая и калеча на своем пу-ти стюардесс и стюардов тележки, заполненные завтраками, банками кока-колы, бутылка-ми сока и минеральной воды. Первая кровь из рассеченных голов и рук залила белоснеж-ные фартучки и кителя. Успевшие расстегнуть ремни безопасности пассажиры, словно космонавты выплывали из своих кресел, отчаянно крича, цепляясь за подлокотники, за волосы соседей, не понимая, что происходит, что нарушило еще секунду назад безмятеж-ный полет. Захлебывались в плаче дети. Вдохновенно молился Господу, судорожно сжи-мая в руке небольшую старинную библию в кожаном переплете, пастор в строгом пиджа-ке с белоснежным стоячим подворотничком. Беспомощно ловили распахнутыми ртами воздух задыхающиеся от перепада давления пенсионеры.
  
   Пилоты военно-воздушных сил, летчики-истребители привычные к подобным ма-неврам на своих быстрых машинах, первыми пришли в себя. Одни автоматически при-стегнулись ремнями к сведениям, ожидая выхода из пике, другие, наоборот, попытались прорваться в кабину пилотов, помочь коллегам выбраться из явно нештатной ситуации.
  
   Первым достиг двери кокпита и невероятным усилием, преодолевая огромное уско-рение, протолкнул сквозь нее свое крупное тело, командир экипажа.
  
   - Что произошло? Что случилось? - Орал он, пытаясь втиснуться в узкий просвет крес-ла.
  
   - Вверяю себя Аллаху! - Ответил Пилот, по-прежнему отжимая штурвал от себя.
  
   В кабине раздавался грохот и свист воздуха, обтекающего фюзеляж самолета со страшной, почти равной скорости звука, скоростью. Указатели высоты бешено вращались, словно сошедшие с ума часы из фильмов ужасов. Мигали тревожным огнем лампы сигна-лизации, освещая бликами неподвижное, будто отлитое из холодной бронзы, уже не жи-вое, омертвевшее лицо Пилота. Заорала дурным голосом сирена, сообщая о достижении предельно допустимой скорости, загорелись красными рубинами сигналы аварийного давления масла двигателей.
  
   - Что происходит? Отвечай! - Кричал, добиваясь вразумительного ответа, Командир, пытаясь оценить ситуацию и действия Шутника.
  
   - Я вверил себя Аллаху! - Спокойно отвечал Пилот.
  
   Командир плюнул и, втиснувшись кое-как в левое кресло, потянул изо всех сил на себя штурвал. Физически он оказался посильнее шутника. Нос самолета несколько при-поднялся от зеленовато-серой поверхности океана, скорость замедлилась и самолет нехотя пополз обратно вверх, назад в синее небо, медленно, но верно набирая высоту.
  
   Неожиданно рука Пилота рванулась к панели управления и отключила подачу горю-чего к двигателям, вырубая еще работающие на малой мощности турбины, исключая по-следнюю надежду на счастливый исход полета.
  
   - Что ты творишь, Шутник? - Вскричал Командир не своим голосом.
  
   - Я отключил их! - Спокойно ответил Пилот.
  
   Командир из всех сил вцепился в штурвал и тянул, тянул его на себя. - Тяни, Шут-ник, тяни! - Просил, молил он напарника, но тот с дьявольской, непреодолимой силой по прежнему отдавал колонку от себя. Умная электроника в последний момент решила, что происходящая неразбериха есть следствие жизненно необходимого маневра экипажа и развернула один элерон вверх, а другой вниз.
  
   Ни один пассажирский лайнер не рассчитан на подобные пируэты, на преодоление скорости звука, на переход от невесомости к ускорению ... Сначала от хвостового опере-ния отваливались только отдельные куски дюралевой обшивки, затем настала очередь элеронов, пилонов двигателей, крыльев. В конце, у самой поверхности океана, на три не-равные части развалился кувыркающийся в небе фюзеляж. Разбросал над поверхностью моря тела мертвых и еще живых, объятых невероятным смертельным ужасом людей ...
  
   Все произошло настолько быстро, что женщина диспетчер на пульте управления по-летами, переключась на проводку французского самолета, даже не заметила сначала про-исшедшего с североафриканским лайнером. Дисплей еще некоторое время показывал не-кую отметку, фиксируя отражение электромагнитных лучей радара от металла обломков самолета, но вместо высоты, скорости и номера рейса рядом ничего уже не светилось.
  
   Спасатели тщательно прочесывали на своих катерах поверхность океана. Доставали из маслянисто качающихся зеленых вод все, что осталось от мощной машины, от людей и их багажа. Выживших не обнаружили. Через несколько дней подводные роботы военно-морского флота с огромным трудом нашли и подняли на поверхность "черные ящики". Эксперты внимательно изучили записи бортовых магнитофонов, компьютеры наземных радаров, обломки самолета. Долго заседали комиссии, выдвигались и отметались гипоте-зы и предположения. Постепенно затихал шквал публикаций в печати, и заголовки сменя-лись другими сенсациями. О трагедии над океаном уже не напоминали выпуски газет, молчали ведущие комментаторы радио и телевидения. Страховые компании выплатили страховки родственникам, а потом и самой авиакомпании ...
  
   На одном из последних брифингов, агент ФБР, ответственный за связь с прессой, ус-талым голосом в очередной раз подтвердил, что нет никаких оснований говорить о воз-можном террористическом акте.
  
   - Ислам запрещает самоубийство! Никто не смеет упоминать имя Аллаха, совершая самоубийство! - Уверяли историки религий, отметая предположения пишущей братии о возможном преднамеренном акте одного или сразу двух пилотов.
  
   - Коран однозначно порицает такое! - Уверяли ученые улемы и имамы. С таким же пылом они вскоре найдут оправдание шахидам-самоубийцам.
  
   - У них не было ни малейшего повода убивать себя! - Доказывали родственники пи-лотов и руководители авиакомпании.
  
   - Кто знает, что там произошло. - Пожимали плечами агенты ФБР.
  
   Строитель оказался вполне удовлетворен результатами пробного полета и спокойно приступил ко второй фазе. Теперь он внедрял надежных людей в страну Большого Сата-ны. Определял на учебу в лучшие частные авиашколы. Работал не торопясь. Создавал ба-зовое предполье - законспирированную опорную сеть Организации в странах Западной Европы. Старой, доброй, чистенькой демократической Европы, обессиленной собствен-ным благодушием, все подавляющей и невероятной, граничащей с радостным идиотиз-мом, заботой о "Правах человека". Бездумно радеющей обо всех без разбору живущих и всем происходящем во всех концах ареала обитания гомосапиенса, совершенно не подго-товленного, в подавляющем большинстве, к восприятию подобной идеи.
  
  
  
  Глава 16.
  
  Господин Великий Президент.
  
  
   - Справедливость? ... Хм, пожалуй, не подойдет, слабовато звучит, затерто от слиш-ком частого употребления ... Несчастные страдальцы? ... Неплохо, но чего-то не хватает, этакой изюминки, ... Долг? ... Не оригинально. Да и использовал не раз ... Нет, не пойдет ... Черт меня побери, позарез нужно Слово! Только одно, но пробойное! Ключевое слово предстоящей речи!
  
   Президент готовился к важнейшему в своей непростой политической карьере пуб-личному выступлению, способному или вновь вознести его мощным вихрем на сияющие вершины всемирной славы, либо смыть потоком мутноватой водицы на дно всеобщего презрительного забвения.
  
   Текст речи решил написать лично, придавая предстоящему событию особое, пер-востепенное значение. Речь, а тем более событие ей претворяемое, могли обернуть его дальнейшую судьбу великой победой, или, наоборот, вывернуться не менее страшным политическим поражением. Впервые, за время его пребывания во главе государства, стра-на вступала в прямое противостояние не с полудикими племенами на африканском конти-ненте, а с вполне цивилизованной европейской страной, обладающей профессиональной армией с прекрасными боевыми традициями.
  
   Военная операция должна последовать незамедлительно после гневного, пафос-ного выступления руководителя государства. Первого появления Президента перед широ-кой аудиторией после хлесткого публичного бичевания. Это означало, что речь обязана оказаться яркой, впечатляющей, незабываемой. Предназначенной смыть пафосом и высо-ким стилем презрение и грязь воспоминаний, а заодно и следы публичной порки со свет-лого образа лидера нации.
  
   - Они, наверно, считают, что я, Великий Президент, не найду достаточно сил вый-ти к народу после прилюдного шельмования? После публичного позора? После неминуе-мого краха карьеры, от которого спасла только дурацкая, непонятная, немного презри-тельная щепетильность собственного чистоплюя-напарника.
  
   - Окажись я на его месте в подобной ситуации, миндальничать бы не стал. - Ус-мехнулся собственной мыслишке Президент. - Подтолкнуть падающего - святое дело в политике. Слава Богу, аристократишка не рискнул незапятнанной честью благородного человека и не решился проголосовать против своего оплошавшего плебея Президента.
  
   - Ну и что? Поколебало меня происшедшее? Смутило мой дух? ... Вот уж нет! Такое может вывести из себя, довести до нервного криза кого угодно, но только не меня. Я не зря ношу прозвище "тефлоновый", а потому в исключительно неприятные и самые вол-нительные моменты жизни всегда знал и верил - выскользну! Выкручусь из глупого по-ложения, где другие погибают, кончают с собой, прощаются с карьерой, исчезают с поли-тической арены, словно смятенные тени ... Другие, но только не я!
  
   - Да, перед камерами пришлось изображать глубокое раскаяние, просить о снисхо-ждении, приносить извинения народу. Но, боже мой, шло голосование, грозило отстране-ние от должности, черт знает, что творилось в Сенате, аккомпанементом голосования рвались ракеты в Багдаде, а пульс оставался ровным ... Ладно, теперь все позади, в про-шлом, а значит цена случившемуся - грош ломанный. Наплевать и забыть ... Все выки-нуть из памяти! Вопли моралистов, непроизвольные ухмылки собеседников, отводящиеся в сторону маслянисто поблескивающие глазенки, выступления комментаторов, допросы независимого въедливого прокуроришки ... Все забыть, но всем при случае припомнить! Отомстить!
  
   - Все! Достаточно! Открываю новую страницу! Зачеркиваю прошлое. Необходимо войти в историю Великим, а не смешным. ... Боже ... Поэтому так важно найти это прокля-тущее, неуловимое слово. Ключевое слово в речи, долженствующей открыть следующий этап политической жизни.
  
   Великий Президент устало потер виски, почесал по неискоренимой привычке нос. Правда, быстренько опомнился и отдернул руку. Вовремя вспомнил наставления имид-жмэйкера, твердившего, что сей плебейский жест, означает хитрость, неискренность и по-пытку скрыть ложь. От жеста необходимо избавляться, твердил помощник, особенно те-перь.
  
   Президент секунду подумал и, в наказание за почесывание, пребольно ущипнул крупный красный нос, - А, не чешись подлец!
  
   Помедлил маленько, пережидая боль щипка и, шлепнул ладонью чесавшей руки по ребру огромного стола. - Ох, черт, больно!
  
   - Ладно, виновники наказаны, вернемся к делу.
  
   Но к делу возвратиться не удалось, от неприятных воспоминаний неумолимо потя-нуло в сон.
  
   - Довели черти! Моралисты проклятые, чтоб вас черти позабирали ... - Президент от-кинулся на кожаную спинку кресла, украшенного, как и многое другое в кабинете, госу-дарственным гербом. Крепко, до хруста суставов потянулся, зевнул, окинул глазами став-ший привычным, за время долгого служение народу, интерьер, подпер рукой толстую ще-ку, прикрыл глаза и погрузился в блаженное полудремотное состояние.
  
   Раскаивался ли он? ... Ерунда, ему не в чем раскаиваться! ... Подумаешь, еще одна небольшая интрижка с дурой практиканткой, мечтавшей о несбыточном счастье. Девочка надеялась разделить с ним сладость почета, погреться в лучах славы, урвать собственное маленькое женское счастьишко ... Толстенькая, сентиментальная дурочка с горящими от обожания глазенками ... Ах, как искренне она кинулась к нему в первый раз, да и потом под камерами телевидения без фальши изображала преданность и обожание. Так и отда-валась, страстно, восторженно ... Может, впрямь влюбилась? ... А что такое любовь?
  
   На последний вопрос Великий Президент не смог бы дать ответа, даже очень захо-тев. Ну не нашлось в его жизни места любви! Липли к нему женщины постоянно, не дава-ли проходу до свадьбы, во время бракосочетания, после оного. Он привлекал баб общи-тельным характером, бойко подвешенным языком, репутацией неутомимого и неприве-редливого любовника. Даже внешним видом этакого толстенького Карлсона, слетевшего с крыши и восторженно играющего на саксофоне. Ну и крупным крепким носом, тоже пре-доставляющим женщинам кое-какую информацию о многих скрытых достоинствах ...
  
   Удачная политическая карьера в конец разбаловала будущего Президента. Холодная в постели, совсем не красивая, слишком умная и амбициозная жена, в сочетании с неуем-ным темпераментом жеребца-производителя, толкали его на всевозможные аферы в каби-нетах и столовых, автомобилях и самолетах. Как правило, женщины не отвергали явных и откровенных домогательств, а многие, наоборот, искали рискованных сексуальных при-ключений, с перчиком, на грани скандала. Частенько он мчался на свидания, выскользнув ночью тайком из супружеской постели. Прямо в пижаме заскакивал в автомобиль, укла-дывался на заднее сидение и верный охранник вывозил героя-любовника за пределы рези-денции ... А ведь существовали еще служебные кабинеты, купе поездов, салоны самоле-тов, туалеты ... Все сходило с рук ...
  
   - Но ведь бабы оставались довольны! Не одна не предала! Не побежала трепать язы-ком перед прокурорами и судьями! Только одна носатая чертовка! Это же надо, да с таким шнобелем вместо носа любая за честь посчитает недвусмысленное предложение такого мужчины как я. Нет, убежала ... Скромница! Глазки потупила ... Потупить - потупила, но успела зараза все самое важное высмотреть. Все детали, пикантные подробности. Вот, тварь глазастая! Теперь приходиться отмазываться ... Такие деньги! И за что? Только за демонстрацию уникального президентского достоинства? Ох, это правосудие, эти морали-сты, проныры журналисты, зануды консерваторы, въедливые независимые прокуроры ...
  
   - Если подсчитать, то за все годы правления я в основном только и занимался вы-скальзыванием и выкручиванием из различных подстроенных врагами скандалов. Потра-тил сил и времени больше чем на прямые обязанности. - Самокритично подвел печальный итог Президент. - Может оно и к лучшему? Экономика развивается сама собой, как ей и положено. Внешний долг сокращается ... Чутье подсказывало мне, и оказался в итоге прав, особо не вмешиваясь в развитие событий. У бизнеса свои законы, свои пути разви-тия и не стоит на экономику накидывать узду, тянуть на дорожки, указываемые малохоль-ными учеными. Пусть даже из родной, совершенно либеральной, партии ... Молодец я, нашел выход. Вроде нехотя, под давлением, но пошел на поводу политических противни-ков. Расчет простой и верный: получится - прекрасно! Слава Президенту! Не выйдет - за-мечательно! Смотрите все! Политические враги физическим большинством приняли не-верные решения и бедственный результат на их счету. Причем же тут Президент?
  
   Президент приоткрыл щелочки век и обшарил взглядом кабинет. Углов, слава Богу, в исторической комнате не имелось. Глаза, обежав овал стен, снова уткнулись в девствен-ную белизну листа на полированной поверхности стола.
  
   - Ах, да, я еще не нашел ключевого слова предстоящей речи! Ну же, думай, думай, шевели мозгами. Ведь ты, в конце концов, адвокат, выпускник престижного Университе-та, а не жалкого городского колледжа!
  
   Президент вновь заставил себя сосредоточится, но вместо ключевого слова вспом-нил вечера, проведенные с молоденькой, но весьма поднаторевшей в любовных делах стажерочкой. Немного полноватой, но зато свеженькой, с аппетитными, яркими, пухлыми губками и проворным розовым язычком ... А ведь как здорово получалось! Он с приспу-щенными брюками, ее головка между толстых колен, восторг облегчения ... Ее непод-дельная радость от приобщения к великому. ... О! Вот и с сигарой все так интересно начи-налось, жаль, не довелось попробовать ее раскурить до конца, это оказался бы пикантный трючок, возбуждающий ...
  
   Президент неожиданно обнаружил, что действительно возбудился от приятных воспоминаний. Вот те на! Теперь укрощай ненужную, бестолковую, совсем ни ко времени возникшую эрекцию ...
  
   - Придется думать о неприятном ... Но угораздило же неопрятную дуреху не толь-ко сохранить "сувенирное" платье, но и потрепаться по телефону с продажной, завистли-вой, стервозной подружкой! Та все под магнитофон записывала, уточняла заинтересован-но детали любовных свиданий, наводящие вопросики задавала ... Ну, с ее то мордой и фи-гурой, только и оставалось, что завидовать счастью подружки. Доверяй после этого жен-щинам! ... И ведь просил молчать. А! Ладно. Все позади и вряд ли вновь подобное при-ключение повториться. По крайней мере, в ближайшем будущем. Придется смирить плоть. - Президент тяжко вздохнул. Поглядел вниз. - Нет, нет, даже думать не смей! Дела, дела и только дела!
  
   С удовлетворением отметил, что при одном воспоминании о текущих делах воз-никшая было эрекция, мгновенно пропала. Облегченно вздохнул. Потянулся, потер глаза, вынул из стопки и положил перед собой свежий листок с монограммой, вновь принялся сочинять речь. Но нужное слово все не приходило на ум. Вместо него лезла всякая чепуха ...
  
   - Нет, господа, очень тяжело служить Президентом в стране великой демократии и полнейшего разгула прав человечков. Вот коллега из прекрасной Франции ... Имел не только любовниц, даже детей от них! Спокойно гулял со всеми, в театр похаживал. Ну и что? Разжаловали? Сместили? В суд потащили? Наоборот! Уважать больше стали! Вот это, страна! Вот это, люди! В старушке Европе даже не поняли, о чем здесь весь сыр-бор заварился. Подумаешь, большое дело - занялся сексом на рабочем месте. Да и секс ли это в прямом смысле слова? А в юридическом? В медицинском, наконец? ... Боже мой! ... Ведь мы все люди, все мы человеки. Все подвержены страстям! ... А то, что под присягой врал, так это ... ну, предположим, спасая честь любимой, молодой, неопытной, девушки! ... Паршивки болтливой! ... В Европе это восприняли спокойно. Славное, доброе рыцарст-во! И из-за этого тянуть на судилище?
  
   Президент не удержался и вновь почесал нос. Отдернул руку, но, впрочем, повтор-но наказывать себя не стал ...
  
   - Или взять, к примеру, друга Борю из страны снегов и медведей. Да он и сам слов-но сибирский медведь, некультурен, постоянно пьян, вульгарен, зачастую от него попахи-вает ... неприятно. Все так, но зато мил со мной, легко и добровольно поддается малей-шему нажиму. Я уже привык к его манере поведения, знаю, что мой друг для порядка по-рычит, повыкобенивается, да и пойдет во всем навстречу. Приняв, однако, для храбрости несколько рюмашек алкогольного успокоительного.
  
   - Что же лучше для страны, господа-моралисты, - пьянство на рабочем месте или секс? И ведь ничего, переизбирался как миленький. Даже с тремя несчастными процента-ми народного доверия! Стоило это удовольствие, между прочим, американским налого-плательщикам немногим больше половины миллиарда долларов! Совсем не дорого, учи-тывая масштабы некомпетентности "Друга Бори". Коррупции, на фоне которой даже пья-ненькое дирижирование оркестром в Германии, прилюдное пощипывание за попку секре-тарши, описивание колес самолета в Америке, похмелье в Исландии и прочее - просто ма-ленькие детские проказы резвого шалунишки. Да и пьяница он вовсе не злой, скорее доб-ренький, все готов отдать, раздарить не жалея. Не свое собственное, естественно, государ-ственное. Правда, по пьянке эти два понятия в его мозгах давно уже переплелись неверо-ятным образом. Действительно, для нас такой алкоголик лучшее, что можно иметь в этой стране непуганых идиотов.
  
   Грустно вздохнув, Великий Президент, решил еще раз внимательно просмотреть разведдонесения, скопившиеся непрочитанной грудой бумаги в коробке, отведенном для входящей документации на одном углу огромного рабочего стола.
  
   Нацепив на нос очки для чтения, он принялся просматривать сухие выжимки из раз-веддонесений, пришедших за то время, когда практически не удавалось, даже бегло, зна-комится с поступавшими документами. Перед глазами пробегали холодные цифры, су-хие, составленные без эмоций, фразы казенных донесений.
  
   - Так, так - Амбон. Где это? Ага, Индонезия. Мусульмане, подстрекаемые религиоз-ными фанатиками, направляемыми и финансируемыми организацией Строителя "Основа" убили 158 христиан и сожгли 300 домов и бизнесов. Убивали всех подряд, мечами. Индо-незийская Армия практически не вмешивалась в события и даже не старалась защитить несчастных.
  
   - Строитель? Опять этот загадочный бородатый человек и его террористическая орга-низация. Наверняка грязные, малообразованные люди. Фанатики! Звери! И эту мрачную личность мы привечали во время Афганской войны? Лечили. Обеспечивали оружием и средствами. Правда, тогда он бился с красными. Это похвально. Но чего же ему недостает сейчас? Неужели просто находит выход примитивная звериная ненависть к западному образу жизни, к цивилизации и прогрессу? Тогда понятна подоплека взрывов в посольст-вах. Надо будет приказать военным пробомбить крылатыми ракетами лагеря этих банди-тов, продемонстрировать нашу решимость и подавляющее превосходство в вооружениях. Военный эффект возможно окажется невелик, но не это главное. Основное припугнуть. Пусть поймет намек и находит подходящие цели в других местах, не затрагивающих мои интересы. - Быстро набросал несколько строк и отложил бумагу в сторону. Взял из стопки следующую.
  
   - О, в Афганистане производится до восьмидесяти процентов всего опиума-сырца по-ступающего на мировой рынок наркотиков! Нехорошо! - Сам Президент каким-то чудом, можно сказать счастливо, учитывая богемный образ жизни в молодости, избежал знаком-ства с тяжелыми наркотиками. Ограничился несколькими папиросками с марихуаной, вы-куренными в компании. Да и те курил не затягиваясь, баловался. Не понравилось. Кайфа мало, а голова тяжелая. Женщины оказались гораздо более сильным допингом и средст-вом для снятия стрессов.
  
   - Наркотики - наша беда! Но борьба ведется. Что тут еще можно сделать? Ничего! Та-либам нужны деньги и никакие уговоры не помогут ... Пока им выгоден опиум - они его будут выращивать на экспорт. - Бумажка отправилась на пол.
  
   - В Афганистане нарушаются права женщин. Да, да! Бедняжки лишены в законода-тельном порядке права на работу и образование, не имеют возможности появляться на улице без паранджи. Их бьют плетью! Афганистан действительно одна большая тюрьма для женщин. Бедняги, никакой политической корректности! - Подумал Президент. Впро-чем, некоторых из наиболее зловредных представительниц слабого пола он самолично с удовольствием бы выпорол и завернул в паранджу. Отложил бумагу, снял очки и, некото-рое время, закрыв глаза с удовольствием представлял процедуру наказания мерзких вра-жинь ... Нет, кое в чем, Ислам, пожалуй, прав.
  
   -Ладно. Бог с ними с правами афганок. - Смахнул листик со стола. - Что там дальше?
  
   - В России исламские террористы взрывают дома и газопроводы. Гибнут сотни мир-ных жителей. - Это Борины заботы. Президент не особо напирал на чеченскую проблему в своих отношениях с дружком. Того и так затравили поборники прав человека из Европы. Хотя из прежних донесений просматривалась некая замысловатая связь чеченских сепара-тистов с все той же таинственной организацией "Основа", что взрывала посольства в Аф-рике, вырезала людей в Алжире, изгоняла христиан в Индонезии, выращивала наркоту в Афганистане ... Но! ... Но свои проблемы всегда ближе к телу. - Решил Президент и не-брежно отшвырнул листик. Тот спланировал на пол к остальной невостребованной ин-формации.
  
   - Ого! - Удивился Президент, приподняв бровки. Исламисты добрались даже до Кайп-Ката в Южной Африке! Уже и там местные власти бьются, стараясь обуздать террористов связанных с "Основой". Ну, у этих опыта достаточно ... Справятся сами как-нибудь!
  
   " Неизвестная группа исламских фундаменталистов взорвала христианско-корейскую церковь в столице Таджикистана". - Хм! А где он, этот Таджикистан? ... - На пол!
  
   " На северо-западе Алжира исламисты убили 14 человек, членов одной семьи". - Ка-кие все же негодяи!
  
   " В Нью-Йорке четыре араба в Йом-Кипур подожгли синагогу". - Мерзавцы! Евреи хорошие, дисциплинированные избиратели, традиционно голосующие за мою партию! Я и сам надевал ермолку, присутствовал на молитвах в их синагоге. Принять меры! Немед-ленно! Тем более что впереди еще одно весьма перспективное дельце, способное при удачном раскладе принести славу, а то и Нобелевскую премию. Если удастся помирить Израиль с Палестиной, войду в историю миротворцем похлеще, чем Джимми с Кэмп-Дэвидом.
  
   - Придется изо всех сил жать на израильское руководство, давить, склонять к уступ-кам, а тут уж без местных евреев не обойтись. Иного выхода просто нет. На палестинцев давить бесполезно. Пустое дело! Следовательно ... пусть на попятную идут евреи. Все же они не такие дикие и потому податливые. - Бумага с записью улеглась поверх листика с резолюцией о ракетной атаке лагерей террористов.
  
   "Алжир, исламисты, связанные с "Основой", или, во всяком случае, очень близкие по идеологии и поставленным политическим целям к данной террористической организации, совершили налеты на деревни и убили одиннадцать мирных жителей, включая детей от 14 до 17 лет". - Опять Алжир, отметил машинально Президент. Повертел в руках листик и нерешительно положил на край стола.
  
   "Австралия, Сидней. Исламисты взорвали несколько домов в пригороде Сиднея". - Это дело австралийской полиции. Хулиганство, не более того. Присылают всякую чушь! На пол!
  
   "В Индии исламисты убили тринадцать человек, собравшихся в ходе празднования перед индуистским храмом. Еще пятеро ранены". - Хм! Индусы предпочитают покупать советское и российское вооружение, создали вопреки нашим рекомендациям атомное оружие, баллистические ракеты, запускают спутники. Пусть выкручиваются самостоя-тельно, а мы посмотрим. Небольшая дестабилизация ... Этакое постоянное возбуждение, отвлекающее силы и средства, поддерживающее население в состоянии неуверенности в правительство, а политическую жизнь страны на уровне нестабильности возможно даже соответствует нашим интересам. Вмешиваться не станем. На пол!
  
   " Алжир. Шесть человек вооруженных автоматическим оружием ворвались в деревню и убили семью, где праздновали рождение ребенка. Младенца прикончили ударом голо-вой о стену, а затем разрубили на части топором на глазах родителей. После чего убили всех находящихся в доме, в том числе женщин и детей. Погибли 13 человек". - Президент представил происшедшее в далеком Алжире. Чуть-чуть поплакал. Вытер глаза белоснеж-ным платочком с личной монограммой, высморкался, откинул запачканный платок на пол, рядом с кучкой бумаг. Сложил алжирские новости в отдельную стопку на краю стола, отдельно от подписанных бумаг ...
  
   "В Крыму мусульмане варварски разрушают и оскверняют православные святыни. Русская община боится повторения югославской трагедии". - Кучма весьма нехороший человек и ему пора убираться вон со своего поста, уступив место более прагматичному, прозападному политику. Вот пусть Кучма и повертится! А мы пока посмотрим ... На пол!
  
   "На Молуккских островах одиннадцать человек погибли, когда мусульмане, подстре-каемые организаторами из "Основы", напали на христианские деревни". - "Основа", опять эта таинственная, неуловимая "Основа"! Ладно, посмотрим, как они среагируют на наши ракеты. Если умные люди, то поймут правильно и оставят наши интересы в покое. Если - нет, то, так или иначе, а вопрос этот придется решать уже не мне. Вот пусть следующий победитель президентских гонок и ломает голову. - Листок слетел на пол.
  
   "В Нигерии сотни людей погибли в ходе религиозных столкновений после введения Шариатского мусульманского правления. Наверняка не обошлось без подстрекательства со стороны людей Строителя" - В Нигерии постоянно кого-то убивают. ... Надоело. Глав-ное не страдают пока наши интересы. На пол!
  
   "В Лондоне полиция предотвратила террористический акт, подготавливаемый ислам-скими террористами, вероятно связанными с людьми "Строителя". - Ого, - Подумал Пре-зидент, - это уже совсем нехорошо! Англии, как верной союзнице мы отводим весьма важную роль в предстоящих событиях. Потому дестабилизация, тем более с участием му-сульманского фактора совсем не желательна. Немедленно выразим солидарность и воз-мущение, но - только по дипломатическим каналам, без широкого публичного резонанса. Намекнем о нежелательности в сегодняшней ситуации акцентировать излишнее внимание коренного населения на мусульманах. - Лист с короткой записью лег в маленькую стопоч-ку на середине стола.
  
   "Алжир. Исламисты зарезали десять человек, включая женщин и детей". - Донесение пополнило стопку на краю.
  
   " Алжир - растерзано исламистами восемь человек". - На край.
  
   "В Косово мусульманами убиты трое сербских полицейских" - Президент поморщил-ся, пролистнул небрежно. - Это не актуально в свете надвигающихся событий. Сербом больше - сербом меньше. Все равно им отведена роль "плохих парней", этаких нарушите-лей спокойствия старушки Европы и церемонится с ними, никто не собирается. На пол!
  
   "В Афганистане под вопли тысяч мусульманских экстремистов сожжены спутнико-вые антенны и телевизоры". - Занимательный факт. Они действительно необразованные и некультурные фанатики. На пол!
  
   "В Ливане духовный лидер мусульман призвал всех правоверных к бойкоту амери-канских товаров, сказав, что США - главный неприятель правоверных и Ислама как тако-вого... Он же призывал ранее к священной войне против США". - Наверно очередной грязный, волосатый, нечесаный и дурно пахнущий дервиш с безумно горящими глазами. Не стоит принимать всерьез его вопли. Священная война против единственной сверхдер-жавы! Надо же такое придумать! С ножами и устаревшими Калашниковыми они надеются добраться до наших берегов? Смешно! - Щелчком отправил листик с воплями муллы на пол, к остальной бумажной куче.
  
   "В Найроби при нападении на христиан ранили англиканского епископа". - Единич-ный факт. Выразим формальное соболезнование союзникам.
  
   "В священный месяц Рамадан в Алжире исламские экстремисты убили пятнадцать человек". - Интересно, а разве мусульманская религия допускает убийства в такие дни? - Добавил и этот лист к остальным донесениям из Алжира.
  
   "В Индонезии в церковную процессию христиан исламисты бросили бомбу. Один по-гиб, семеро ранены". - Возможно, в Индонезии следует ожидать всплеска религиозной войны, подумал Президент. Как это отразится на нефтяном рынке? Так, сформулируем запрос аналитикам из разведывательного содружества. Кажется, у нас с женой нет акций тамошних компаний. Проверить!
  
   "В Кашмире исламисты ранили двадцать четыре мирных жителя". - Индия. Оставим без комментариев. На пол!
  
   "В Алжире за три дня экстремисты убили пятьдесят человек. Среди них преподава-тели и учащиеся технического лицея. Подозреваются люди из организации поддерживае-мой Строителем". - Добавил к алжирской информации.
  
   "Около кафедрального католического собора в Джакарте взорваны автомобили, на-чиненные взрывчаткой. Полиция считает, что это дело "Основы". - Так, вопрос к аналити-кам уже сформулирован и не стоит ничего изменять. Главное - наши интересы, нефть, каучук, сырье и безопасность местных филиалов американских фирм.
  
   - А, вот уже приятная новость! Что ж, такое поведение вполне политически кор-ректно, никого не обижает. - "В Бруклине ФБР обыскало штаб движения "Ках". Его обви-няют в сборе средств на противодействие исламистам". - Можно дать оценку на брифинге. Местным мусульманам окажется приятно, а это означает приток пожертвований не только в партийный, но и мой личный фонд!
  
   "Талибы ввели смертную казнь за отказ от Ислама и пятилетнее заключение в тюрь-ме за торговлю религиозными книгами других религий". - Выяснить, есть ли там наши миссионеры. Если да, то посоветовать убраться. Не хватало еще ввязаться в религиозные распри фанатичных мулл! - Запись на листике и тоненькая стопка в центре стола попол-нилась еще одним документом.
  
   "Муфтий Иерусалима издал религиозный приказ - "фетву" о том, что Храмовая гора полностью принадлежит мусульманам". - Израильские политики разберутся. Не наше де-ло. На пол!
  
   "Боевики террористической исламистской организации "Абу Сайаф", тесно связан-ной со "Строителем" похитили с целью выкупа шестилетнюю англичанку". - Бандиты! Запросить англичан, нужна ли наша помощь и если ответят положительно, подключить разведчиков.
  
   "В Алжире исламисты зарезали двадцать три пастуха. Всем перерезали горло. " - Ва-рвары! Негодяи. Так, это к алжирской информации ...
  
   - Опять Алжир! Боже, надоело читать кровавые истории. Опять семью из одинна-дцати человек прикончили. Ужас! Но какие, однако, у них большие семьи? Отложим пока на край стола.
  
   "Талибы зверски умертвили более ста хазарейцев" - А кто, собственно говоря, та-кие, эти хазарейцы? На пол!
  
   - О! это уже веселее. - "Талибы под страхом смерти запретили стрижки "А ля Ди Каприо"!" - Вот это да! Оказывается великая Американская культура доходит и до Афга-нистана. Приятно слышать! На пол Ди Каприо!
  
   "Алжирские исламисты перерезали горло двадцати пяти мирным жителям... " - Все хватит на сегодня. А то не засну, пожалуй, ночью. - Тут Президент почесал нос. Видимо в очередной раз приврал, самому себе. Если ночью не спалось, то совсем по другой, вполне земной, приземленной причине. Отлученного от радостей привычной сексуальной жизни, его мучили эротические сновидения, постоянная эрекция, но вовсе не дела политические, ни, тем более, кровавые события в далекой африканской стране ... Президент снял очки и спрятал в футляр. Отложил на край стола прочитанный листок и задумался.
  
   - Все это ужасно! Ужасно! Звери! Убийцы! ... Скрутить в бараний рог мерзавцев!
  
   По гладкой президентской щеке дрессировано сползла и предательски капнула на бе-лоснежный лист слезинка, замарав подготовленную для великого дела поверхность бума-ги. Президент брезгливо поморщился и, скомкав, швырнул лист на пол.
  
   - Звучит, конечно, неплохо, но - не то ... Скрутить можно ... Но, что это даст мне лич-но? Еще одно Сомали? Поможет войти Великим Президентом в Историю Человечества? Даст Нобелевскую премию? ... Вряд ли! Так, так, просмотрим остальное ... - Рука с ко-ротко обстриженными полированными ногтями машинально перебирала один за другим листики донесений и небрежно скидывала прочитанное на пол. Ничего страшного, служи-телей достаточно, приберут. За это им и платят деньги.
  
   - По человечески жалко алжирцев. Не дают им спокойно жить исламисты, развязали резню, бойню, убивают всех стремящихся к человеческой, нормальной жизни, к прогрес-су, к демократии. И так день за днем. Боже мой! - Немного театральным жестом Прези-дент изящно поднес кончики мизинцев к вискам. - Зверски убиты более ста пятидесяти тысяч человек, в основном дети, старики, женщины ... За что? Может решительно встать на защиту невинных? Двинуть всю мощь армии, авиации и флота? Оказать помощь прави-тельству поставками оружия, разведывательной информации? ... Страшновато ... Слишком непредсказуем результат.
  
   - Французы уже пробовали, а итог? Весьма плачевный. В пассиве - похищенные за-ложники, угнанные террористами самолеты, стремившиеся свалиться на Эйфелеву башню самоубийцы, взорванные бомбы в метро, взрывы на людных площадях, в местах скопле-ния туристов ... Кровь, стоны жертв, переполненные машины скорой помощи, паника среди населения. Заваренные намертво крышки мусорных урн вдоль парижских бульва-ров. И ... исчезнувшие бесследно от органов правосудия террористы ... Властям пришлось негласно давать отбой, признавать полное поражение, отступить.
  
   - Могу ли я допустить нечто подобное в своей стране, в преддверии окончания пол-номочий? После публичного осмеяния в прессе, после слушаний в палатах? Оно мне нуж-но? Я не самоубийца и не собираюсь класть на весы истории ничьи иные интересы, кроме моих собственных. Тем более что и стратегических интересов страны в том регионе со-всем немного. Основные потребители алжирского газа и прочих природных ресурсов рас-положены на европейском континенте. Вот пусть они при желании и наводят в своем ре-гионе порядок! Принесет или не принесет мне историческую славу и политическое выго-ды то или иное действие - вот он единственно реальный критерий оценки ситуации.
  
   Президент, уже вовсе не раздумывая, смахнул все лишнее со стола на пол.
  
   - Решение принято правильное, тем более что и средства массовой информации вряд ли особо активно поддержали акцию в Алжире. Кто из всемирной прессы кричал о трех-стах пятидесяти тысячах изгнанных хорватами сербов? Так, мелочевка из православных стран, но уж ни как не столпы демократической прессы, ни гиганты телевизионного веща-ния! Много нашлось желающих вопить о миллионах вырезанных в конфликте тутси и ху-ту? Обошлись мелкими заметками в середине новостных страниц. Пишут о ежедневно уничтожаемых феллахах в Алжире? О десятках тысяч павших в борьбе с турецкой армией курдов? Никто из крупных телеканалов, ведущих журналистов даже не попытался разви-вать эти темы!
  
   - Почему? А не выгодно! Ну, нет, нет у бедняг денежек на наем "золотых перьев"! Не могут купить с потрохами пройдох с телекамерами, готовых вылизывать хорошо подве-шенными языками любую самую грязную задницу за соответствующее вознаграждение. Следовательно, вниманием прессы к алжирским событиям вовсе не пахнет. Акулам пера до них дела нет. Тут политического капитальца не составишь, а без внимания "масс ми-дии" успеха не добьешься.
  
   - Задевать Иран - боязно. Не мне втягивать страну в длительную войну. Тем более здесь крутятся нефтяные интересы многих важных персон.
  
   - Ирак - пробомбили во время голосования, побомбим сколько захотим. Дело верное и не опасное. Задумано оказалось превосходно - бомбить Багдад под голосование палат. Вот телезрители нащелкались, натешились, переключая каналы! "Да!" - Ракета в дом! "Нет!" - Бомба в склад! Пестрые снарядные трассы в черном небе! Популярный коррес-пондент на крыше! Телесъемки камер с умных бомб в прямом эфире! Репортаж специали-стов, комментарии из студий. Багровые отблески пожаров! Вот это вышло шоу! Класс зрелище! Все прилипли к телевизорам, болели.
  
   - Итак, сомнения отброшены прочь. Остается одна единственная цель, на которой возможно успешная консолидация усилий союзников. Заодно, прозрачно намекнем всему миру, кто здесь диктует условия игры, подавим немногих сомневающихся мощью супер-современной военной техники. А, главное, навеки увековечу собственное имя в истории - главного защитника всех несчастных и угнетенных. Побочный, так сказать вторичный эффект, тоже весьма привлекателен. Выгодно предстать перед мусульманским населением внутри страны и за ее пределами, поборником и защитником прав многомиллионной об-щины. Среди них есть весьма и весьма богатые люди, а мои личные финансовые дела на-ходятся в печальном состоянии. ... Они умные ... поймут сигнал, помогут.
  
   Президент встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая затекшие после долго-го сидения мышцы ног, затем подошел к личному сейфу и, набрав шифр, отпер. Достал тонкую канцелярскую папочку, отличающуюся от миллионов подобных только грифом наивысшей секретности в верхнем правом углу. Вернулся в кресло. Раскрыл, углубился в чтение.
  
   - На сто процентов права старушка-воительница! Ушлые, острые на язык партийные функционеры и сотрудники администрации, снующие по бесчисленным коридорам и ка-бинетам, прозвали ее "Мадам Война"! Косово - это действительно то, что мне нужно! Тут есть, кого давить! Афганистан с его талибами и "Основой" - далеко. Обойдется ракетами. Популяем для острастки. Разрушим их тренировочные лагеря. Успокоим собственное на-селение. Продемонстрируем решимость, силу, волю, превосходство в вооружениях. Но не больше. Нет мне выгоды в горных пустынях.
  
   - Все сходится на том, что, отбросив сербов из Косово, возвратив мусульманских бе-женцев, разрушив политическую и экономическую структуры Югославии, я лично получу немалые политические дивиденды! Красная кровь отлично покроет белые следы спермы на голубом платье стажерки. Кто после выигранной у столь сильного противника как юго-славы битвы сможет упрекнуть верховного главнокомандующего в прежних грешках? Правы древние - " Победителей не судят!".
  
   - Именно "Мадам Война" подсказала, где найти народ, самим ходом истории, предна-значенный для благородного искупительного кровопускания. Определила, как организо-вать намеченное мероприятие, так чтобы предстоящая бойня не выглядела в глазах меж-дународного сообщества совершенным фарсом. Более того - походила на натуральную, естественную, спонтанную, вызванную ужасными противоправными действиями врага, войну мирового сообщества против сил зла. Хитрющая баба даже просчитала допусти-мые потери. Они окажутся соответствующими минимальному уровню, при котором обще-ство переполнено напыщенной радостью за мужественных героев и не очень взволнован-но пролитием их драгоценной крови.
  
   - Льющаяся потоком кровь "плохих парней", наоборот, консолидирует нацию, пре-исполнит ее гордым духом пионеров-победителей. При таком раскладе событий обыва-тель, развалясь с банкой пива перед телевизором, разбухает, словно весенняя жаба от не-сдерживаемой гордости и сопричастности к великим деяниям. А, потому, способен и да-же рад несказанно простить героям-воинам и их вождю Президенту все и вся. Отпустит грехи прошлые и будущие, авансом. Тем более позабудет мелкие грешки с дамочками, блуд в святых для простого гражданина местах и прочее, прочее, прочее. Да, значение правильно организованной и победоносно проведенной военной компании воистину бес-ценно. Ее необходимо открыть сильной, так сказать "вступительной", речью. Но где найти ключевое Слово?
  
   - Что ж, придется еще раз восстановить в памяти имеющуюся информацию, пройтись по этапам подготовки операции. Глядишь, требуемое само всплывет из глубин памяти. - Президент мог, конечно, подключить помощников, профессионалов, но в этом случае спич потеряет индивидуальность, исказится, впитает чужие чувства и мысли. Следова-тельно, при публичном представлении может не вызвать у него самого рассчитываемого эмоционального накала, бури гнева и прочих требуемых ситуацией праведных чувств.
  
   Великолепно тренированный мозг Президента, словно отличная скоростная ЭВМ, начал просчитывать возможные варианты, вспоминать пройденные этапы подготовки.
  
   Совместно с "Мадам Война" они определили подходящую цель - Югославию. В на-чале Президент даже удивлялся, с какой легкостью отдала железная дама на заклание страну, спасшую ее жизнь много лет назад, но потом решил не утомлять зря мозги и во всем положился на основную политическую советчицу.
  
   Действительно, с какой стороны не посмотришь, это оптимальный вариант. Во главе обкорнанной в гражданских войнах страны сидит, названный "Балканским Горбачевым" невеликого ума амбициозный человечек, воли которого, как и у российского оригинала, хватает только на половину пути. По крайней мере, это ясно наблюдается во всем, что ему приходилось до сих пор начинать.
  
   Он пыжится, становится в позу, но никогда не идет на риск, не готов идти до конца, рискнуть чем-то своим, личным. Будь то положение, или власть, благосостояние семьи, никогда дальше напыщенных фраз дело не двигалось. Таким образом, он проиграл Юго-славию. Затем, в самой выигрышной, беспроигрышной ситуации, когда все переговорщи-ки были согласны на уступки, отдал Боснию. Бросил на растерзание, фактически предал "Сербскую Краину". Теперь, и в этом нет сомнений, продаст, или просто упустит из рук в нерешительности Косово. Никуда не денется, стоит только давить крепко, дружно, не ид-ти на уступки.
  
   Недавно Президент изучил совершенно секретный доклад аналитиков разведыва-тельного сообщества о положении дел в Косово. Толковый, объективный, между прочим, доклад. В Косово, говорилось в нем, произошло сращивание наркомафии с тайными груп-пами мусульманских экстремистов и, прежде всего, сетью Строителя.
  
   Деньги завертелись огромные, и это сразу сказалось на обострении межнациональ-ных отношений. Сербы, неосторожно впустившие в свои земли много лет тому назад не-счастных беженцев албанцев, убегавших из коммунистического кошмара соседней стра-ны, в один прекрасный момент обнаружили себя не только в положении меньшинства, но меньшинства притесняемого, гонимого, унижаемого и просто физически уничтожаемого. Почему? Да, потому, что в ход пошли огромные капиталы мусульманской наркомафии, требовавшей пробить новые безопасные и отлаженные пути доставки наркотиков прями-ком в сердце Европы. Этой цели и служат провокации, вызывающие ответные действия правоохранительных органов СФРЮ, направленные только против вооруженных банди-тов из Армии Освобождения Косова. Более того, в докладе недвусмысленно намекалось не то, что массовый исход мирных жителей, в большинстве случаев, прямо спровоцирован и инициирован боевиками, понуждающими жителей покидать жилища. Не брезгующих при этом провокациями, переодеванием в форму сотрудников полиции и солдат. Безжало-стно убивающих для острастки прочих единоверцев, мусульман, имеющих неосторож-ность поддерживать центральные власти.
  
   - Да, - С невольной завистью подумал Президент, - деньги крутятся огромные и уже перепали кому надо. Люди вполне известные и влиятельные, многие из них действующие политики. Что поделаешь, у профессиональных политиков имеется один единственный способ заработать деньги, только один - выгодно продать себя. Потому они и лоббируют. Размахивают жупелом "Коммуниста Милошевича" и страшной Югославской Народной Армии, орут о попранных правах человека.
  
   - Вот, тут весьма кстати и подвернулись "бедные косоварские беженцы ". - Помочь несчастненьким - дело святое. Правда ОАК все еще числится в списке международных террористических организаций, наряду с Хезбаллой, Исламским Джихадом и прочими ли-ванцами, северо корейцами и кубинцами. Но это недолго. Люди в ОАК ушлые и уже ищут подход к нам. Намек, следовательно, поняли и быстренько перекрасятся в стандартное на-ционально-освободительное движение.
  
   - Итак, у нас на руках три не побиваемых козыря.
  
   - Во-первых, Милошевич с его грозной и страшной милитаристской Югославией, по-следним оплотом коммунизма в Европе. Хотя, для здравомыслящего человека, какой из Слобо коммунист? Коммунизмом в Югославии и при Тито не пахло.
  
   - Второй козырь, ... скажем так, некие весьма не бедные и не стесненные в расходах люди. Пусть даже не очень ладящие с законом ... Бизнесмены, способные в какой-то мере профинансировать ОАК и создать соответствующую политическую обстановку вокруг автономной области Косово. Обстановку, требующую незамедлительного вмешательства сил демократии под флагом защиты невинных, изгоняемых косоваров.
  
   - В-третьих, поддержка определенной части политиков, правозащитников, а глав-ное - пишущей и снимающей братии. Только дурак не понимает значение второй вечной профессии в наши дни. Тут основное - правильно подать событие в телевизионном репор-таже, на первой странице утренней газеты. Чтобы обыватель проглотил свеженькое и па-хучее заодно с утренним кофе и бубликом. Уж я свой народ знаю, сам из него вышел, по-тому особо средними умственными обывателя способностями не восторгаюсь.
  
   - В-четвертых, мое личное положение. Позарез нужна победоносная, желательно не-долгая, но и не слишком быстрая, достаточно хорошо освещенная в средствах массовой информации и кровавая для врагов компания. ...
  
  
  ***
  
   В ходе подготовки операции "Мадам Война" в решительной форме намекнула че-рез верные каналы руководству ОАК, что пора хоть на время прекратить наиболее свин-ские, шокирующие мировое сообщество выходки, несколько цивилизоваться, отбросить патологический антисемитизм и откровенно бандитские фирменные ухватки дельцов нар-комафии. Только в этом случае им была гарантирована помощь и поддержка. Затем очи-стившей свой образ ОАК направили под видом добровольцев этнических албанцев из числа военнослужащих армии и спецподразделений. Никто особо не удивился, обнаружив на местах уже вовсю орудующих моджахедов из прошедших афганские лагеря "Основы" афганцев, арабов, чеченцев и прочих "союзничков" по святой борьбе ...
  
   Этих особо обучать не пришлось, сами могли всему обучить пришлых инструкторов, а потому волна насилия, массовых расправ над неугодными, резни всех и вся захлестнула автономию. Полиция не справлялась, на помощь ей пришли боевые части регулярной ар-мии ЮНА и, крепко поколотив ОАКовский сброд, вышвырнули остатки боевиков, наем-ников и инструкторов обратно в Албанию.
  
   Но поздно. Все нужное уже было заснято, отредактировано, смонтировано и много-кратно прокручено в эфире. И пусть непредвзятых наблюдателей смущали пятьдесят три трупа боевиков, представленных как мирные жители, но машина уже оказалась запущена. Войну не смогли остановить даже выводы международной комиссии экспертов, освиде-тельствовавших трупы и единогласно признавших их погибшими в боевых столкновениях комбатантами.
  
   Югославии предъявили унизительные условия, она их посмела гордо отвергнуть, безуспешно апеллируя к здравому смыслу людей. Увы. Всего лишь политиков, заранее составивших план военных действий и совершенно не желавших мирного исхода собы-тий. ...
  
  ***
  
   - Настал момент истины! - Мелькнула в голове Президента патетическая фраза и не-медленно оказалась зафиксирована для истории на бумаге. - Навалимся на попирателей прав человека всей армадой, сверхзвуковой авиацией, самолетами невидимками, крыла-тыми ракетами, умными бомбами. ... Последнее - весьма актуально! Сроки хранения мно-гих боеприпасов истекают. Тут уж хоть так, хоть этак, но утилизировать устаревший хлам все равно придется.
  
   - Победа, несомненно, окажется за нами. - Решил Президент. - Правда, немного страшновато создавать собственными руками исламский клин, вбитый в мягкое подбрю-щье матушки Европы. Ведь, что представляет собой ОАК, кто такие расстрелянные косо-вары и каковы на самом деле их политические лидеры, ясно видно из секретного доклада. Получается вроде троянского коня. Но - это дело самих европейцев следить за теми, кого пускают в свои спальни, кому распахивают объятия, а кому - дают от ворот поворот.
  
   - О, еще маленький, можно сказать всего лишь пустяковый моментик. Израиль на-верняка забеспокоится. Начнется нытье. Мол, что же происходит? Дай объяснения. Им там, в Моссаде хорошо известно, что ОАК напрямую связана с террористами Строителя, с Хезболлой, Исламским Джихадом. Ладно, придется послать кого-нибудь из администра-ции уговаривать и успокаивать израильтян.
  
   - Конечно "Основа" и сам Строитель это зло, но с другой стороны - как посмотреть. Это ведь еще и постоянный раздражитель для неугодных режимов, ну и ... источник дохо-дов. После взрывов посольств и казарм можно конечно его прижучить, поймать, захва-тить на худой конец в результате специальной операции. Но не стоит. Живой он может много лишнего порассказать. Лучше пришибить его, рвануть в каменном логове. Но не сейчас. И не руками израильтян. Это исключено. Во всяком случае, пока Строитель занят. Дестабилизирует республики Средней Азии и Индию, Чечню и Россию. Пусть погуляет. В стратегическом плане моей стране он пока не страшен.
  
   - Все хорошо, очень удачно складывается, остановка только за речью, но она выиг-рает в одном случае, - если все содержание, словно шашлык на шампур, окажется, нани-зано на ключевое, правильно выбранное, единственное и незаменимое слово...
  
   - Может? ... Нет, пожалуй, не то ... попробовать это ... слово? Вот - "Справедли-вость"? ... Не пойдет - затаскано!
  
   - Мораль! Конечно же, Мораль! Великолепно! Использовать именно то оружие, что применили против меня самого злюки-гонители! Они думают, что я не решусь повторить вслух это слово? Зря! Не дождетесь! Вот вам - Мораль! Мораль! Мораль! Здесь, именно здесь искомый ответ. - Золотое перо паркеровской ручки плавно и быстро заскользило по бумаге. - Так пусть же Карфаген будет разрушен!
  
  
  ***
  
   - Наша миссия является моральной необходимостью, неизбежным императивом противостояния сил зла и добра ... - Со светлыми слезами в уголках глаз, взволнованно, эмоционально и патетично вещал перед дульцами телекамер Великий Президент, а в да-лекой Югославии умные крылатые ракеты, тупо выполняя тяжкую моральную обязан-ность, навязанную неисправимым Великим Моралистом, сокрушали армейские бараки, фабричные корпуса и жилые дома, находили первые жертвы в мирно спящих городах и селах.
  
  
  
  
  Глава 17.
  
  Шапка Мономаха.
  (Не по Ваньке шапка)
  
  
  
   Тяжелое утреннее похмелье качало, водило из стороны в сторону крупное, непо-слушное тело. Человека мутило, шатало, словно проржавевший, изъеденный напрочь кор-розией корпус старого каботажного пароходика. Суденышка, предназначенного изна-чально для мелкого прибрежного блуждания, но заброшенного проказницей судьбой в бездонные океанские воды.
  
   Ухватившись разлапистыми ладонями за края фарфорового, старинной надежной ра-боты умывальника, мужик обрел относительную устойчивость. С натугой разлепил ма-ленькие, глубоко посаженные глазенки с белками в паутине кровавых прожилок. Хмуро уперся мутным, недоверчивым взглядом в зеркало.
  
   Увы, ничего нового, а тем более отрадного, полированная венецианскими умельцами поверхность не изобразила. Серо-розовые, тусклые, словно у кролика, зрачки, обрюзгшие брыжи щек в серой неопрятной щетине, пробивающийся сквозь седину нездоровый лихо-радочно-похмельный румянец. А нос! Тут уж и сказать нечего ...
  
   - Эх, ма ... Чижало, понимаешь ... - Человек обиделся на увиденное и с горя показал отображенью язык, обложенный нездоровой желтоватой коркой. В такую гнусную рожу захотелось плюнуть, но сил на подвиг не хватило. Потому просто сплюнул в раковину. Прополоскал рот освежителем, слегка поелозил щеткой ... Немного полегчало, но голова привычно, тупо болела ... Саднило сердце. Хотелось опохмелиться и завалиться спать, но государственные дела заставили подтянуть сползающие пижамные штаны и, выйдя в ко-ридор, гаркнуть, - "Рассолу, мне! Рассолу!". ... Прислуга задерживалась, видать рассол уже кто-то из политических деятелей или охраны успел выцедить первым.
  
   "Ну, понимаешь, не царское это дело, рассолу ждать по утру!" - Рассердился человек. Огорчился.
  
   Наконец холуи расстарались, притащили рассолу. ... День начался ...
  
   - Ну да. ... Оно конечно. ... С такой рожей и четырех процентов не наберешь ... Но, хрен вам! За так, легко Власть не отдам, поборюсь. Не для того перся в первопрестоль-ную, лбом ворота вышибал, чтоб уползать, на старость глядя, словно побитая собака! Не на стройку же прорабом теперь на старости лет идти. ... Я о такой царевой жизни, можно сказать, усю прошлую жизню мечтал. ... Не, ... не уйду! Всех вокруг поразгоню, пусть да-же надежных, преданных. Объявлю виноватыми, и пущай убираются к чертям! А я - оста-нусь! Власть упустить? Еще чего! - От одной только пакостной мыслишки вновь затошни-ло ...
  
   Сдержать благородный позыв не удалось. Все ночное, застольное, полупереварен-ное, неаппетитно вывалилось на пол. Обслуга оказалась на высоте, шустро подтерла за барином, подчистила.
  
   - Нужно бы отметить такое дело, усердная ... - Довольно хмыкнул, протянул руку и прихватил тугой задик обтянутый форменной юбкой. Девка взвизгнула от неожиданно-сти, аж подпрыгнула, залилась краской и исчезла в глубине коридора.
  
   - Довольна, небось! Хозяин обласкал.
  
   - Эт, что, эт еще нечего, тута все свои. А вот раз не удержался, лапнул секретаршу при киношниках да телевизионщиках, вот тогда вышел конфуз. Ну и черт с ним, обош-лось.
  
   Постепенно приходя в себя, Президент все больше обретал уверенность в движени-ях. Во рту после блевания ощущалось гадко. Словно мыши наклали. Потому вернулся к умывальнику и вновь прополоскал рот ароматной зеленоватой жидкостью. Чистить вто-рой раз зубы не стал, неохота. Но, вроде, полегчало. Отер лицо и вялые ладони рук махро-вым, с золотой каймой, полотенцем цветов национальной гордости и уже почти твердым шагом, плоско ставя подошвы тапочек, покинул ванную, направляясь по государственной нужде.
  
   Пока справлял - рассвело. За окном дачи вовсю грело майское солнце, мельтешила по двору прислуга, охранники, писарчуки и прочие всякие людишки непременные в сложном государевом деле. Только одна напасть смущала - не наследован престол, не родовой, а выборный черт его задери. И выборы - на самом можно сказать носу.
  
   - Сам я, однако, из сибирских крестьян, ну чалдон, одним словом. Чалдон, и дед у ме-ня, чалдон и отец ... ну, понимаешь, то, что в анкетах всю жизнь писал, это одно, а вот что оно за спиной имелось то другое. Давило иногда по ночам, хоть на бессонницу и не жало-вался, а вдруг докопаются, вдруг вскроется, и потеряю все разом - нажитое, выбитое, за-грабастанное в тяжелой аппаратной битве. А, это - совсем другое, однако, паря. Тут и рас-кулачивание, и папашино прошлое - до сих пор, по старой партийной привычке, поежи-ваюсь ... Да за одно этакое, стоило разрушить и Союз и Партию! Сколько мне нервов то-варищи перепортили, понимаешь!
  
   И чего это в Армии да во Флоте все за "товарища" цепляются? - Удивился. - Ну, не пойму я их! Я им свободу гарантирую, демократию, а они цепляются! Никак не натова-рищались ешо, ну да я им и не "товарищ". По мне так лучше "уважаемый", так оно солид-нее по-купецки ... а то можно и "господин"... ну да это еще впереди. Пусть пока с Чечней развяжутся, а то висит она у меня словно хомут на шее, тянет морально, отвлекает. А тут, понимаешь, выборы. ... Комуняки наседают, кореша и дружбаны прошлые.
  
   Ну, делать нечего. Покатался по стране, поскакал с тонконогими девками на сцене, руками погрозил, указания дал, а им все мало. Что еще нужно? Выполняйте правильно и все, понимаешь, пойдет путем, наладится. Ну, не самому же возиться. Не царское это де-ло, а они вот не понимают, в толк не возьмут, все чагой-то просют, жалуются, требуют даже, а где я им всем возьму? Тут и самим-то как оказалось маловато. Одна надежда, не забудут меня дальние друзья, подбросят малость на старость, ну и ... на дела разные, вы-борные.
  
   А и не подбросют? - Аж пот прошиб. Свои, кровные, выкладывать ох как не хоте-лось. Не для того со старухой собирали, доляр к доляру складывали.
  
   - Не, должны подбросить! А то облажаемся мы все. Комуняки придут, тут уж всем плохо придется. Хана, можно сказать. Бабки нужны! И не "деревянные"! Нет "зеленых" - и верные союзнички, интеллигенция отощавшая, демократики сладкоголосые, журнали-стики борзописные, бизнесмены новоделанные все сразу нос по ветру и разбежались, словно от чумного. Даже девки тонконогие плясать откажутся. ... Шлюхи! ... А рейтинг-то, поди, совсем никакой. ... Отрицательный можно сказать, рейтинг.
  
   Ох, чую, веселятся враги мои, радуются, думают, что уже схватили Бога за бороду. Подписи за отзыв собирают. Как же, демократия! Покажу я им, демократию ... Уж мало, понимаешь, не покажется. Возьму и разгоню к фене! Потому, что сам я и создатель ейтой демократии и ее конституции. Можна сказать, столп. Гарант - одним словом, а это и озна-чает, что хочу - гарантирую, а хочу - так как захочу.
  
   Вот наивные люди в стране живут! Ну, прям, все буквально понимают. Сказал раз, что пока живем так убого и бедно не могу я деликатесы есть. Вырвалось, понимаешь, что не могу, обгоняя других по центральной полосе на машине гнать, лекарства зарубежные пить не могу ... На рельсу лягу! - Президент ехидно ухмыльнулся и сполоснул после туа-лета руки.
  
   - Ну, мало ли чего спьяну скажешь ... Однако, поверили, слезоньки пролили, ладошки отбили хлопая. Наивные жители страны напуганных идиотов. ... Ну и я хорош, чего попа-ло ляпать, хорошо народец приближенный поправил, от дурного отговорил, и правильно - не царское это дело, если я один такой на Руси, если, хм, вроде царя-батюшки людишкам, то и есть-пить, гулять и делать все могу соответственно ... По царски!
  
   Тут обиделась пишущая братия: "Обманул, мол, народ, не сдержал слова, подвел, не оправдал надежд!".
  
   - А, ну их! Писаки! Пусть себе пишут. Брань-то, она на вороте не виснет, попишут, поорут и ... глядишь народишко пар повыпустит, утихомирится. А я выше того, я на них и не реагирую вовсе - свобода слова, мать ее разтак, превыше всего. Да как тут среагиру-ешь? Не дай Бог у них чего там, в загашниках накопано? Может документики, свидетели имеются? Тогда даже в нашей простой, наивной, доверчивой стране отмазаться труднень-ко будет ... если вообще возможно. Все предел имеет, это я сам понимаю. Так что пусть изгаляются, резвятся от собственной бесшабашности и смелости. Мне от этого не холодно и не жарко ... Главное для семьи сохранить накопленное "на старость", а это уже, понима-ешь, не пара миллиончиков.
  
   Да и наседают на меня по пустякам, прямо сказать совсем уж пустяшным. Ну, о чем речь? О чем толковище? Выделили япошки нам кредит на детскую больничку, а я взял да и распорядился бабки эти на нужды семейной дачки перевести. В чем проблема? Что у меня детишек нет? Мне о них заботится не нужно? Мои детишки, внучата да доченьки они дороже и ближе, тех, других. Понимать надо! А, те, другие, пусть поорут. Глядишь и выорут себе еще ... Первое лицо государства, глава Семьи неустанной заботы требует! А детишки ..., что ж детишки? Молоды ещо, они ж и подождать могут. Да и живуч народ у нас, "Перестройку" пережил, меня, Бог даст, тоже переживет.
  
   Ну, а я сам живу скромно, домик там ... ничего отгрохал, машинки, вклады "на пен-сию", все не хуже чем у "людей". Вот и приближенным позволяю жить. Ведь не один жи-ву, правда? ... Не один. Городской дом построил. Так, всего-навсего, один несчастный этаж и занял. Зато вокруг нужные люди - холуи верные. А неверные, те больше вокруг бродят, зубами на нажитое нами щелкают, зарятся. Завидуют, понимаешь.
  
   Не, хорошо, когда вокруг только свои. ... Кто для порядка, кто для острастки, кто для защиты ... Потому и Дворец, родимый, росейский символ, на паях с Пашей перестроили, а если и прилипло кое-что к рукам, если осело в карманах - так ведь Россия же, не Швейца-рия, понимать нужно ... Паша он, конечно, того ... Я б ему свои деньжата и подержать не дал. Но то ведь, свои. - Гарант подтянул штаны. Вспомнил жуликоватую морду соратни-ка. Поглубже влез в тапочки.
  
   - Опять таки самолетик ничего сварганил. Хорош аэроплан, летает. Главное - отече-ственный. Это козырь! Вот вам, хулители, - фига! Не на "Боинге" летаю. Покрашен, прав-да, в Голландии. Обставлен, кстати, - в Швейцарии. Там у паши все схвачено. Обошелся лайнер, можно сказать, по такой цене, что у бедняги Боинга, узнай он правду-матку, че-люсть отвалится. Ну, Бог даст, не узнает. Пусть спит спокойно.
  
   Боинг то ладна, свои бы не прознали. Особо армейские да флотские страдальцы. Про-знают, что за такие дикие бабки можно, бляха муха, всем до одного офицерикам задер-жанные довольствия и содержания выплатить, ... могут, чего доброго, взбунтоваться.
  
   Поковырял в носу, ушах. ... Понюхал добытое. - Не, не взбунтуются. Быдло, оно быдло и есть. Плакаться начнут. "Юрьева дня" ждать. Челобитные и слезницы строчить. Ну, им-то дрочить не привыкать стать. Перебьются. Это мелочь ерундовая. Главное, гос-подам адмиралам да генералам на мозоль не наступать. Пусть жируют. Не зря, что ли, их у меня табуны. Сытые словно хряки, застоявшиеся от безделья, сидят по кабинетам, рты по-разевали - жрачки дармовой ждут. Обдирают они Семью, конечно. Расплодились. ... У друга Била, армия больше в два раза, в сто раз мощнее, а генералов в три с половиной раза меньше. Но то у него, а у меня - пусть только сидят смирно и на отсутствие денег не жа-луются. Сытые генералы, понимаешь, главное в военной политике, если, канечна, на троне усидеть хочешь.
  
   - Да, плохо еще живем, плохо. Внучат на учебу в Англию пришлось определить, пусть там, подальше от местной мерзости растут. Чай у Семьи денег теперь маленько имеется. Дедушке на детишках экономить не приходится. Ну, что тут за учителя? Плакальщики, чесно-слово! Того - нет, этого - нет. Подай денежку, Государь! Ну, чему эти попрошайки несчастные научить могут? Смогут они свободную, раскованную личность воспитать? Не раба - господина? Да никогда! ... То-то!
  
   Мой экономист, придворный - голова. Все превзошел, все науки. Недаром партейным журналом заведовал. Толковый, однако. Шеи, правда, маловато, но это ничего, не вешать же ... Эт-то пока шутка. Шутю я так ... Я шутю, а он пугается. ... Да, так он народишку всегда твердил - "А какого черта плохо работаешь?" ... Ну, те плачутся, - "Мол, работа-ем, стараимси, платить надо бы, батюшка. Вон углекопы, шахтеры, сколько угля нарыли, всю Россею-матушку зимой согревали, освещали, а денежку-то и не заплатили".
  
   - Ну, не заплатили - значит и нет ее, денежки. Работай, если хочешь за "так". Так они, понимаешь, за так и работают! Не, ну, странные люди, ей богу.
  
   Я вот ни в жисть, за "так" пахать бы не стал. Я-то знаю, за что несу шапку Мономаха. И сколько - чего это "что" стоит.
  
   Под этакие странные, немного разбродные мыслишки человек кое-как закончил ут-ренний ритуал. Присел за утащенный из дворца стол. Хлебнул чая, куснул нехотя кусок булки с домашним вареньем. Покряхтел, напялил костюм, серое ратиновое пальто, норко-вую шапку ушанку, укутал шею мохеровым шарфом, уселся в бронированный Мерседес. Хозяин ткнул в спину водителя и привычно насупленный убыл на работу. Еще в салоне авто натянул на лицо усвоенную еще с недавних коммунистических времен маску великой ответственности за все земные радости и невзгоды.
  
   Подъезжая к воротам старинной башни, охраняющей старинный дворец за красной кремлевской стеной, человек всегда тайком приходил в некое радостное, приподнятое на-строение. Обычно хмурое, набыченное лицо расплывалось на пару секунд в довольной улыбке, не предназначенной, впрочем, для посторонних, а являющейся этаким внешним отблеском внутреннего состояния.
  
   - Совсем недавно сидел здесь Мишка ... Ну, шельмец Мишка! Ну, пройдоха, хитро-ван! А, врешь, - не усидел! Думал со мной покончить, а скувырнулся с трона. От большого ума сам себя умудрился объегорить. Тянул, понимаешь, тянул до последнего, и так и сяк изворачивался. Договора придумывал, формулировочки разные, крючкотворствал ... Не помогло, под задницей запекло, ух и запекло, решился, наконец, на путч ... Ну и что же? Возглавил своих людей? Не, как всегда. С одной стороны изустно благословил молодцев-чудаков, которые на букву "М", - "Валяйте, мол!". А сам, по подлому своему характеру, от греха подальше смылся. Отдыхать, вишь, выбрался, тихушник. Вечно он - то чего про-спал, то чего не разобрал, то чего не расслышал ...
  
   Меня, понимаешь, на кривой объехать решил, да не на того напал. Уже где надо, там мои верные людишки оказались вовремя понатыканы. Ну, я выжидал тихонько, не рыпал-ся особо. Как тут рыпнешься? Сила-то, еще у него имелась, Армия там, Флот. Того сего. Но, чуял, чуял - не выгорит у Мишки с его командой ни хрена. Не пойдет дело. Жила у них не та. Тонка жилка оказалась. Сморчки да крючки одни, стишочки, статейки, языки иностранные разные. И это называется заговорщики? Мать их разтак! Да я, будь на их месте, уж я бы показал! Так бы яйца в кулак зажал, что только из глаз брызнуло! Потому как - русский! У меня такие штучки, понимаешь, не проходят, однако.
  
   Лимузин, мягко пошырькивая шинами проплывал мимо Оружейной палаты. Мысль государственная тут же потянуло в другую сторону и Мишка-паскудец, попортивший столько крови оказался на время забыт.
  
   - ... Но, вот выясняется теперь, что вовсе и не мужик я! ... Порода во мне! Исследова-ния провели разные архивариусы, чуть ли не царской крови я дитятя. ... Тайное дитя то ли Алексея Петровича, то ли Петра Алексеича, то ли, ... как его, ... Иоанна ... Отчество под-забыл. Мученика, одним словом. ... Гм-гм, чем же не Царь? Стать у меня! Голос, взгляд грозный ... - Старинное здание за окном сменила уродливая стеклянная коробка.
  
   - ... Да, ну тогда выждал я ... Дал им пару деньков порезвиться, осточертеть наро-дишку с их белыми лебедями. Дураки, на что позарились! Народ телевизора, сериалов с концертами, да футбола с мультяшками, понимаешь, лишили! Да при таком раскладе по-следний дурак за путчистами не пойдет!
  
   Ты нашему народу не белых лебедей, а футбол с хоккеем предоставь. Боевик голи-вудский покажи. Бутылочкой уважь, да мяса кус в рот засунь. Тут вот он за тебя грудями и попрет! А они - лебедей! Ля-ля!
  
   Ну, я четко усек - откат пошел и ничего у них не вытанцовывается. Тут и Мишка понял, спохватился, всех скопом дружков своих на кичу сдал. В страдальца несчастного обратился ... Ну, это - как всегда. Только опоздал. Да и, хрен с ними, со всеми. Доброго слова пакостники не стоят. Мишка за власть хватался ручонками слабенькими, уходить не желал. Власть-то - вот она. В мои руки перетекла. Хе-хе, вот она Власть! - И погладил лю-бовно полированное зеркальное стекло лимузина.
  
   Господин Гарант вышел из машины. Скинул на руки охране пальто и шапку и по-шел длинным кремлевским коридором. Он любил эти длинные коридоры, по которым ше-ствовал в одиночестве до дверей кабинета. За время шествия многое успевал продумать, принять решения от которых, даже видя впоследствии весь их идиотизм, никогда уже не отступался. Словно заклинивался в тупом упрямстве. Принимал раз и окончательно, и только потом - действовал. Длина коридора позволяла успеть снять премьера, не говоря уж о заурядном министре или секретаришке Совета Безопасности. - А чего мелочиться? Сам барин! Как хочу, так и верчу, а давить на меня - Накось выкуси!
  
   Вот и кабинет. Человек вальяжно расположился у стола. Старый стол, тот, что пом-нил еще грозного Иосифа, пустословного Никиту, старенького, слегка маразматического, Леню, а, возможно, даже батюшку последнего из самодержцев, он, с подачи милого Паш-ки, приказал все же выкинуть. Раритет немедленно утащили неведомые шустрые людиш-ки. Впрочем, новый, швейцарский, импортный стол, оказался совсем не хуже, куда даже лучше старого. Правда, без тумб и ящиков, этакого современного дизайна из прессован-ной стружечки. Но зато новенький, блестящий. А, что без ящичков - так и ни к чему ему ящики. Что там держать? Он и в старые-то времена никогда по ящичкам не заглядывал.
  
   - Вот у Мишки, это да, полно всякого хлама валялось. Потом за ним заявлялся, клян-чил, отдать просил. Да уж в кабинетик его больше и не пустили. Но этот так, к слову. Ме-лочевка. А все одно - приятно! Главное - тут Власть. Сам теперь и есть - Власть!
  
   Радостно, светло стало на душе от таких приятных мыслей, но заныло, ни ко времени, изношенное сердце, закололо. Пришлось откинуться на спинку кресла, сунуть в рот таб-летку. ... Отпустило. ... Вновь вспомнил приятное. ...
  
   ... Да хорошо он тогда уел Мишку. Поизгалялся над отставником всласть. Все при-помнил. Унижения, страхи после злосчастного Пленума. Думал тогда - все уже, конец, утоп на веки, ан нет, врешь, взлетел. Выходит, и с моста в болотце не зря валился. Ладно, уж. ... Мишку потом словно в картишки, будто на корте теннисном, раз - хлесть, два - хлесть... И Партии родной заодно все припомнил. Очухался Генеральный Секретарь, а Партии его уже и нет. И собственность вся партейная народам Росии-матушки передана именными указами ... Народам! ...
  
   - Шутка конечно. Накось, выкуси! Людишкам верным отошло, за прошлые и буду-щие услуги. Кто чего стоил, тот то и получил. Ну, покажи мне, ну тыкни пальчиком, чо там народу осталось? Дачки детишкам на детсадики пошли? На Дворцы культуры полито-собнячки райкомов да обкомов? Да. Нет, конечно! То так, болталось лишь, погодя. Для имиджу. Вроде как раз в районную поликлинику на троллейбусе съездил. Чуть от вони не задохнулся. ... Ну, на хрена это все народу? Нельзя народишко наш баловать! Никак нельзя! Так было при царях, комуняках, так и быть должно. Своим, нужным людям - все, а народ - быдло ... Ну, а быдло ...
  
  - Такие вот дела. ... А Мишка-то, понимаешь: "Мол, в ловушку меня загнали... ".
  
   - Ну, там то, да се, а я ему как рыкну, - Не вертись и не выкручивайся, а подписывай, что велю!
  
   А он, чуть не плачет. - "А я вот", - мол, - "подписываю. Уже подписал!".
  
   Самое сладкое, незабываемое пришло в тот светлый день, когда впервые уселся он в Мишкином, бывшем уже, кабинете и не велел его на дух пускать в Кремль. В тот радо-стный момент подошел с придыханием в голосе и поволокой сладостной во взоре, один из новых демократов. Человек, вчера еще позволявший себе поощрительно похлопывать его по плечу. Елейно промолвил, - " Теперь над вами никого нет - один Господь Бог". Вот то-гда он и понял - свершилось! Вот оно - счастье! Вот за это и боролся! Вот она - Власть ...
  
   - Считают, что я патологически мстителен, с Мишкой расправился, свел с ним сче-ты. Уничтожил ненавистный центр, Партию, вскормившую и вознесшую ...
  
   - Был Генсек, и нет его. ... Все, сгинул. А - я, есть! Овация в зале и аж кое-кто от радости чуть в штаны не наделал. Такой психоз понимаешь, а делов-то всего ... Нет, я никогда ничего не забываю и врагов своих прощать не обучен. Хоть свечку и могу в храме Божьем с тусклым видом подержать, но никому и никогда подставлять ничего для шлеп-ков не собираюсь.
  
   Вообще любую ситуацию можно в свою сторону переломить, если вовремя спохва-титься да правильно дело провернуть. Это, надо сказать, и у Мишки сильно развито, да не везло ему, меченному. Удача, фарт не шел. Однако тут, понимаешь, уж и я от него много взял. Подучился. ... Признаю.
  
   - Взять тот случай с мостиком. Ну, свалился я с мостка по пьяному делу. Огорчен-ный шел, переживал больно. Думал тогда, что уж навсегда уплыла от меня фартовая уда-ча. Затосковал, понимаешь, пропал совсем. Считал - спихнул меня Мишка с подножки го-лубого вагончика, не в масть влез я со своей речугой. Раньше срока. Слава Богу, вовремя подсказал умный человек, - "Не сам упал! Скинули тебя негодяи! Покусились агенты на заступника за народную долю. За вольные слова его, за правду матку...". - Выходит, по-страдал я за народ. Народ наш добр, страдальцев да убогих любит и многое им прощает, так что до сих пор хожу в народных любимцах. Пусть и с тремя процентами рейтинга.
  
   При воспоминании о злосчастном рейтинге вновь заныло сердце. Неверной рукой че-ловек нашарил на полке маленького бара бутылку. Отвинтил пробку, глотнул янтарную, тяжелую жидкость. Приятно обожгло гортань. Сосуды расширились. Полегчало.
  
   - Да хорошо, мягко коньячок пошел. Прав мужичок оказался. Вовремя подсказал: "Как, мол, защемит в сердце, не трухай паря, а прими коньячка немного, грамм сто, он те-бе плавненько так сосудики расширит и бодрость придаст".
  
   - Что это я все о грустном? Вот орлы-подводники, хоть и в дырявых штанах, с подве-денными животами бродят, а гляди, отстрелялись на славу. Просто красота! Так удачно зашпуляли ракеты, что мне Билл чуть не аплодировал, в глаза заглядывал. Допытывался - "Откуда удаль такая в вашем вселенском бардаке?". А я, - "Что странного? Русские мы, и вам нас ни хрена, друг мой Билл, не понять. Ну, ни в жисть." Ну, он ни хрена и не понял.
  
   Один только этот раз и не подставили меня, самотопы. Только и слышишь от них вечно: "То дай! Cе дай, деньги дай, квартиры дай, ясли для детей - дай. Форму - дай". - Обносились вишь, голодают, стреляются с горя. А, плевать.
  
   - Но тут уж нажал я на них. И пообещал подкинуть кое-чего, как водится. Приспичи-ло больно, потребовалось перед встречей с дружбанами иностранными маленько по столу грюкнуть. Показать им, что, мол, есть еще порох в пороховницах. Припугнуть маленько дружков наших зажиточных. Потому подкинул морячкам деньжат немного и послал лод-чонку к полюсу. Ну, понимаешь, та стрельнула, пукнула пару раз ракетами на Камчатку. Попали. Молодцы, не опозорили. Ну, корефаны мои - Билл с Хельмутом, сразу зауважали. Раз еще плавают, да еще и стрелять могут, то не совсем заржавели. Следовательно, нужно еще и еще раз меня обхаживать. Упрашивать, чтобы я своих вояк все же дожимал, до пол-ной нулевой кондиции доводил. Тут и кредит доверия обнаружился, и денежки из разных фондов потекли.
  
   Талдычат государственники: " Крым потеряли, Флот без баз оставили, Севастополь русской кровью омытый Украине отдали". - Ну, уж надоели они мне хуже пареной редьки с хреновым своим Флотом. Цусиму бы на него, с вами в придачу. Да потопни он сегодня, не заплачу. Только вздохну свободно, забот поубавится. На один рот меньше. И так, на всех не хватает. Конечно, сперва своим даешь, верным. Потому и не жаль мне, ну ни сколько не жаль Крыма, хоть и остались там неплохие, надо сказать, дачки.
  
   - Впрочем, не люблю я Крым и не нужен он мне. Климат там неважный, море грязно-вато ... Я, может, Подмосковье предпочитаю ... Жаль, что публично послать всех и отка-заться вовсе от Флота невозможно, народ, ети его мать, не поймет. Приходится крутиться, словно ужу между вилами ...
  
   Токуют умники, словно глухие тетерева на току - "Порты на Балтике, заводы в Прид-нестровье, хлопок в Узбекистане, Байканур в Казахстане пропали для России". - Да много чего еще, о чем они и не ведают, тю-тю. Ну и что? Не жалко! ... Отсекли и забыли, пусть подавятся лимитрофы. Осталось все равно больше. И все мое. Да за одно то, чтоб Мишку унизить, затравить, с дерьмом смешать, за одно удовольствие сидеть развалясь в его теп-лом еще кресле, тыкать ему в морду палец, как мне перед тем тыкал - Севастополя с Бай-конуром не пожалел бы и сейчас ...
  
   - Только успел от Флота отбиться, здрасте вам, разведчики за подаянием приперлись. Мол, разбегаются квалифицированные кадры, того и глядишь от безденежья спецназовцы в киллеры да мафиози подадутся. Ну, тут посерьезнее, чем с Флотом. Разведка! Пусть, нищая она у меня и полуслепая. Может и не нужна вовсе? Если вдруг заговор, какой, или угроза мне - друг Билл позвонит, подскажет, предупредит. А те ищут все, понимаешь, ищут. А вдруг и впрямь, что нароют? Ну, не то, что положено?
  
   С разведкой вообще промашка вышла. Посадил я Академика на пост начальника раз-ведки. Думал, мой уже вполне, а он вовсе ничейный оказался. Не продается и не покупа-ется. Это, пожалуй, поопаснее, чем откровенный коммунист. Коммунист, он сегодня ком-мунист, а пригрей его, приголубь, глядишь и можно уже Секретарем Совбеза ставить. А этот - ничей! И тем еще, дурак, гордится. Мол, честен я и служу Родине! ... Родине! Экая наглость, однако. Я для него должон быть и мать, и отец, и Родина! ... Я! ... Ну, решил, может мало ему? На прокорм - портфель премьера дал. А благодарность? Где, она - благо-дарность?
  
   Под меня, понимаешь, копает, благостный такой, - Я, мол, лояльный. Я - не претен-дую...
  
   - Лояльный, понимаешь! А чего он глазки-то за стеклами прячет? И стеклышко-то не-простое, ехидное. Так глянешь - светленькое, этак - темненькое ... двуличное стеклышко-то! Хамелеон, не иначе! К Биллу его послал, к другу своему! Так он самолет завернул! Не понравилось ему, видите ли, что без согласования с ним Билл решил порядок у сербов на-вести! В известность Его Превосходительство не поставил! Престиж Страны подорвал! Этакий жест! Ну не может быть таких жестов, таких резких телодвижений у лояльных ца-ревых людишек! Я один хозяин! Барин! Владыка! И нет других! Я на этом поле, понима-ешь, знаковая политическая фигура. Меня тоже не спросили. Ну и что? Утерся. ...А, этот, Академик чертов, взбрыкнул не по чину.
  
   - Ну, стерпел я! Ну, пришлось! А, куда деться? У того рейтинг пятьдесят, у меня ... опять, тьфу!
  
   Впрочем, чего скрывать? Обидели меня! Эт-то, ясное дело. Дружбан тогда даже мне, дружку своему верному, закадычному, впопыхах, перед самым выходом на дело, позво-нил. Говорит, - "Бомбить сербов через часок приступаю! Мочиловку начну! Уж больно Слобо паршивый человечишко! Сердце, мол, кровью обливается, так албанцев жалко! Сербов - тоже, но придется пробомбить! Слишком тамошний пахан, негодяй разэтакий, плох!"
  
   - Друг, называется! Слобо бомбить собрался, а мне ни гу-гу! Ну, обиделся я поначалу, было дело. Потом второй дружок позвонил, старинный, закадычный: "Ты, че", - Грит, - "обалдел? Ты, в чьей команде? В Слобиной, или нашей? Ты, братан, определяйся, а то пе-рестанем на междусобойчики приглашать, стула лишим". - Пришлось утереться. Ладно, думаю, Слобо тоже не подарок. Посмотрим, кто еще в драчке верх возьмет.
  
   - Точно все сложилось. Без меня не обошлось! Ввязли кореша по уши в свару и за-просили подмоги. Но тут уж по своему поворотил. Послал переговорщиком надежного, верного, крепкого человечка. Сильного политика старого закала. Умен-то он очень, но вот с языком у него постоянная неувязка. Никто понять не может че он думает и че говорит. Ну, уж, зато если понимают, то весь мир в лежку лежит от хохота. Юмор чистой воды. Но это он не шутит, всерьез так. Просто получается как обычно. ... Вот.
  
   - Разрешил ему наобещать всего разного Слобе. Понарошку, но зато много. Что б только бдительность Слобину усыпить. Лицо-то, переговорщик, неофициальное. Соврет - не соврет, какой спрос? Да, а то и впрямь Слобо уж больно беспринципно себя повел. На помощь, понимаешь, подлец, понадеялся. Подумал, что если мой академик самолет раз-вернул, то уж и впрямь все сам решает!
  
   Популярен Академик, зараза ученая. Умен больно. Не пьет, чуть не в коммуналке живет. Со старинными дружками водится. В Семью входить не желает. Презирает нас втайне! Старые связи разведчиские использует, компроматы вытаскивает. Да я их и не смотрю вовсе ... во, мусорное ведро наготове.
  
   Впрочем, иногда от внешней разведки и пикантные сведения, очень между прочим интересные поступают.
  
   - Вот вам! Мы, блин, тоже не лыком шиты. Стажерка еще сглотнуть не успела, а у меня на столе докладец - резвится друг твой закадычный, саксофонист тефлоновый. Не зря Академик очкастый каждый понедельничек наведывался со своей папочкой.
  
   Правда и внутренняя разведка случается радует. То из баньки фотографии, то из бор-деля тайного кинушка ... Все подробности жизни чинов судейских да прокурорских ... Интересно! ... И полезно! Качество только неважнецкое. Надо им аппаратуру обновить ...
  
   Если бы только интересные да пикантные новости сообщал Академик, то и Бог с ним. Так нет же, рубил правду-матку, нравилась она мне или не нравилась. А это же элемен-тарно, по лицу моему можно угадать. Хочу я такое слушать или не желаю! Видно! А он не обращал внимание. Игнорировал! Сил нет, как надоел, а приходилось терпеть.
  
   Иногда правда дорого стоит, ее знать надо. Потому и держал под боком, хоть и знал, чувствовал, что не уважает меня разведчик. Ни за столом моим не сидит, и на корте за ме-ня не болеет, ни в сауне спинку не трет, ни рядом с Семьей в объектив влезть не старается. Опасен он мне вовсе, боюсь, сорвется, хрястнет кулаком по столу, караул вызовет, и пой-ду я прямиком со всей Семьей в Лефортово ... А, может, в Бутырку? Нет, не по рангу. В Лефортово ... там условия получше.
  
   ... А начиналось все вроде хорошо, главным разведчиком назначил, обласкал, слова хорошие нашел ... Потом министром ... Помню, друг Билл еще пошутил, мол, министр мой олрайт, как у него самого албрайт. Сразу-то я не врубился. Потом уже, переводили шерпы, разъясняли толмачи. Вроде как анекдот. Игра слов. У него - яркая министерша, а у меня теперь - все в порядке с министрами ... Ну, ему виднее насчет министервш, а мне - со старым стервятником разбираться пришлось.
  
   Ладно, дело свое он сделал, дефолт этот самый обошел, стабилизировал ситуацию шельмец. Надо тут отдать ему должное - хитер старый лис ... Спас меня, а то уж больно мои соратнички разгулялись, ободрали все до нитки. Ну, так, понимаешь, нельзя. Надо же и меру знать.
  
   Спас меня, вытащил страну, а все равно не люб он мне. Нет, не люблю я умников ... Шутов люблю, это - по-царски ... И советчики у меня есть, но такие, коим мой трон не светит вовеки веков. Им меня, на этом троне, надобно держать, холить и блажить, и здо-ровье мое драгоценное беречь пуще, чем свою зеницу ока. Пушинки с меня сдувать!
  
   - Вот такие меня устраивают! А умник учудил! Заявил прилюдно, что не "Зиц-председатель"! ... А, хер тебе! Все до тебя были зицами и ты или им станешь, или духа твоего рядом со мной не будет. Вот только страну еще чуть из болота вытянешь, и попру я тебя, Академик. Поддам ногой под зад твой ученый. - Президент дрыгнул ножкой под столом. Зевнул. Время шло, а делать до обеда все равно нечего. - Но, для начала, преемни-ком обозвал. Показал прилюдно как люб мне, дурачина очкастая.
  
   Опасен такой человек для Семьи. Я пыжусь, объясняю народу, армии, что денег в каз-не на них нет и платить нечем! Приходит Академик и заявляет нагло, что, мол, мы в долгу перед Армией. Военным - приоритет, уважение страны. И деньги нашел. При мне, Га-ранте, деньжата придерживали жуки всякие, дружбаны и кореша, а вот он честный да чис-тый Академик пришел, так вот и денежки нашлись для голоштанного воинства. На День Милиции к ментам подался ... те же песни пел. Небось, связи на случай моего свержения завязывал. Ох, как бы и впрямь, в Бутырки не загреметь. Погано кормят и мерзко воняет.
  
   Комуняки разорались, судить меня грозятся, а этого, Премьера моего, даже не трону-ли. Свой выходит для них. Порядков заведенных не признает, даже день рождения не в Москве, не с благолепием и подарками справлял, как-то положено по номенклатурному статусу, а в Осетии у дружка отмечал. Бывшего цекиста! Не нужен такой чистюля Семье!
  
   Всюду заявляет, что у него президентских амбиций нет. Врет, конечно. Хитер больно! ... Скромник! ... Руки чисты. На чем такого подловить? Девок в сауну не тягает. Дачу не строит. К "мерсам" равнодушен. Даже акций по случаю не прикупил. Тут уж проверял тщательно, но ничего нет.
  
   Правительство у него, видите ли, из профессионалов! А я тогда кто? Я, тот - кто этой страной столько лет воротил? Не профессионал? ... Гнать, гнать очкарика в шею! Тем бо-лее друзья на Западе его не особо жалуют. Вот Мадлен, милейшей даме, надерзил. Потом
  неуступчивость предерзкую проявил ... Потому обозвали "шипом в стуле" и "задиристым националистом с замашками на былое советское величие". С него как с гуся вода - стал еще более популярен в народе ...
  
   Язык мой опять подвел! Ну, да, вырвалось! Обещал я Академика не трогать, дать ра-ботать до конца срока. Было дело, ошибочка вышла. Но не виноват я, просто меня не так поняли. Потом я все журналистам, понимаешь, дословно растолковал ... Срок то срок. Но срок, пожалуй, я сам и назначаю ... Свою роль он уже отыграл. Ну и хватит. А то Талей-ран Тбилисский, заладил, - "Мое правительство, мое правительство!" ... Не его, а мое! Ладно, терпел. Но сколько же можно? Теперь раскудахтался - "Восторжествует анти криминальный курс! Избавимся от преступности! Очистимся от коррупции! Проверим приватизацию! Может, даже по другому проведем!". Рынок социально ориентированный с государственным участием выдумал. Одним словом - совсем одурел очкарик. Да, что мне с Семьей под суд после его реформ идти, если все это в жизнь претворится?
  
   - Даже если и не Бутырки упрячет, то откуда же в Семью деньги капать станут "на старость"?
  
   Вновь разболелось сердце и человек, откинув в сторону упаковку лекарств, потянул-ся к коньячной бутылочке. Выпил. Обожгло гортань. Потеплело в груди. Выдохнул воз-дух. Закусывать не стал. Не уважал это дело.
  
   - Критикуют за то, что пью. А кто у нас не пьет? Столб телеграфный, и то потому как чашечки вниз ... Уборщицы и те, мать их раздолбай, ругают меня - " После Вас так весь самолет зарыган, убирать тошно!".
  
   - А не хош - не убирай! Убирайся вон! На твое место сто таких найду ...
  
   - Или вот обоссал я колесо. Было дело. ... Ну, не удержался! ... Ну, приспичило, по-нимаешь, в ихнем аэропорту. Но ведь культурненько. ... Зашел за шасси, плащиком при-крылся. Достали киношники, сфотографировали, засняли. К счастью, комуняки-умники догадались поместить сей материальчик ни в какой, ни будь другой газете, а прямиком в Правде. Я, было, запаниковал, но мои демократы толково подсказали, "Всего то делов - бровь изогни да хмыкни. Где? В Правде? А кто же ей верит?" Ну, так все и вышло. Чуть редакцию не разгромили за очернение народного героя. Точно говорят, - "Питие в России не беда, а веселие ". Это народ поймет и даже, понимаешь, одобрит. Нашлись бы только на это дело деньги, а вот с ними как раз у людишек и туго.
  
   В начале мне простаки советовали деньги Партии и КГБ искать. Ну-ну! Денежки пар-тии, хе-хе, эт-то долгонько искать придется ... А спросите лучше у моих разлюбезных де-ловых дружков, Абрамычей, да Гургенычей, гусей да берез ... и прочей живности разной ... Если попросите настойчиво, с пристрастием, по-простому - паяльник в задницу, утю-жок на пузо. Тогда они, может, и ответят. ... Да. ... Объяснят, на какие такие денежки развернулись. Словно на духу исповедуются, каким таким путем пол-России позакупили вчерашние завлабики шустрые, инженерики невдалые, да антрепренерики дешевые. И не забудьте спросить, любопытные мои, кто это доверил в управление этаким чудам природы денежки немереные. Словно в рост одолжил, под проценты, на сохранение и умножение. ... Под присмотром или под охраной вчерашних сотрудников КГБ во главе с генералами. ... Нет, нет, те денежки мне не по зубам ...
  
   Правда, маленько просчитались аналитики вчерашнего дня. Не все вышло у них, как планировали. Охрану неподкупную, из гвардии железного Феликса, деловые люди пере-купили на корню. А денежки, денежки - своровали еще разок. Да, чему удивляться? На Руси у нас всегда воруют ... Мне то что? Пускай резвятся умники, пока нос по ветру дер-жат и, не жадничая, делятся. Пусть жируют, пусть живут, ... пока.
  
   Время шло, отбывать присутственное время было скучно. После дел внутренних по-лезла в голову всякая международная ересь и чепуха.
  
   Вот с Афганом опять неладно, лезут оттуда, понимаешь всякие фундаменталисты, му-тят население, буровят обстановку в Азии, а оттуда к нам норовят перебраться. Таджики, узбеки туркмены помощи просят, а где ее взять? Армии еле-еле на Чечню хватает. И так собрали по крохам со всех округов и флотов. Оружия нового и в заводе не видно. То, что производится, заводчане за валюту на импорт продают. Хорошо старые склады пока спа-сают. А дальше что?
  
   Нахрена с Чечней связались? Павлуша, кобель, обещал одним полком за неделю по-кончить. Ох, этот Павлуша! Верил ему, профессионалом считал. Генералом! Вон фигура, какая. Морда лоснится. Министром Обороны сделал, ... а он подвел. Одно слово - "Мер-седес". А если они всерьез на нас полезут? Ведь у нас пусто!
  
   Или взять дело с кораблями ... Ну, продали корабли и продали, о чем горланить? Так нет, всегда найдется мелкая шавка, что лай поднимет: "Как так, за бесценок, да еще с сек-ретным вооружением, да полной технической документацией на металлолом новейшие корабли продавать?". Во люди! Им, что больше других надо? Проколоться на захолуст-ной таможне! Тоже мне, радетели дела российского, чуть такую прибыльную операцию не расстроили. Это, понимаешь, только моя вотчина. Хочу - продаю, хочу - покупаю ...
  
   Ну не люблю я этих военных, не люблю и никогда не любил. Вот разве Павлушу да Мишку, ну еще может одного-другого, из тех, что в теннис да волейбол со мной бацали. А так - не люблю и не верю. Да и сам никогда в Армии, слава тебе Господи, времени не терял. Обошлось, спасибо култышке ... Ну и што? Зато стратег изрядный. Самого Мар-шала, советничка Мишкиного до петельки мои людишки затравили ... Статейки там, слушки, то да се ... Не выдержал, сам в петлю влез. Чистюля, бессеребряник, даже денеж-ку заплатил перед этим делом за обеды в столовке, ... не дождался конца месяца.
  
   - Вот Павлушка, совсем другой породы - наш человек. Умом, как выяснилось, не бле-щет. Главное, Семье преданный. Потому как простой, из народа! Но и ему палец в рот не положи. "Мерсы" на прапора оформил, а когда дура баба в парламенте попыталась заик-нуться о приватизации особнячков генеральских, только желваками грозно поиграл, да словно отрезал: "Армия свое, лично завоеванное, с оружием в руках защитит!". Экий мо-лодец! Везде хорош, что в баньке, что на корте, на рыбалке, да и пить может ... Правда, оплошал маленько, подвел меня в Чечне. Но, так дело провернул, что не сам он, а его ге-нералы обхезались. Охотно поверю.
  
   Массивный, рыхлый, неуклюжий, словно старый сатир, уже и не человек вовсе, а не-кое чучело со спутанными потными волосами и мутным блуждающим взором маленьких медвежьих глазок, Гарант почувствовал где-то за грудиной нежданную и незваную боль. Словно гигантская жаба втянула в мерзкий рот сердце и засосала, зажевала его плотно.
  
   Сердце болело все сильнее, не переставая. Новые глотки коньяка уже не могли заглу-шить боль. Человек покачнулся и рухнул плашмя на полированную поверхность швейцар-ского стола, сварганенного из прессованных отходов ворованной российской древесины ... Звеня, покатилась на пол, роняя последние капли, порожняя стеклотара.
  
   Он хотел дотянуться до заветной кнопки, вызвать помощников, врачей, референтов. Чтоб те набежали гурьбой, уложили, уняли проклятое земноводное животное. Жить хотел! Поднялся последним усилием, с хриплым рыком откинулся в инкрустированном, отде-ланном драгоценной кожей, похожем на трон, но ужасно неудобном громоздком кресле. Дотянулся, вжал ладонью и рухнул вновь, бессильно сметая, загребающими воздух рука-ми, на пол бумажонки, кожаные папки с тесненным дешевым сусальным золотом двугла-вой, дурно общипанной птичкой.
  
  
  
  ***
  
   В полночном зале ресторана играл оркестр. Молоденькая острогруденькая певичка с тонкими голяшками стройных ножек, вылазящими бесстыдно из-под переливающегося края микроскопической юбчонки, сладострастно обхватив микрофон, орала разухабистые слова новомодного шлягера. Слюнявила, словно искусственный пенис с вылупленной толстой резиновой головкой. Пела о старом джинсово-денежном павиане-развратнике, приударяющем за молоденькими девчонками, готовыми к тому, что их затащат в любую постель, лишь бы труд оказался в итоге щедро оплачен.
  
   "Павиан, павиан, павианчик ..."
  
   Из-за приткнувшегося в затененном уголке стола, небедно сервированного и устав-ленного разнокалиберными бутылями, выскочил пунцовый торопливый человечек. По лысине обильно скатывались капли липкого пота. Стягивались ручейками вниз к хитрой, не то обезъянней, не то крысиной мордочке. Как и герой песенки, почетный гость ресто-рации оказался запихнутым в дизайнерский джинсовый костюмчик, с темными разводья-ми в проймах рукавов. С жалкой, словно заискивающей, но одновременно лицемерной и ехидной улыбочкой тонких губ, разобидевшийся посетитель устремился прямиком к вы-ходу. Торопился, не оглядывался, увлекал за руку молодую длинноногую нимфетку, то-ропливо стирающую с пухлых губок нечто слизкое, водянистое, белое.
  
   В отличие от джентльмена юная дамочка вовсе не казалась расстроенной или сму-щенной. Наоборот, победно размахивала зажатым в пальчиках брелоком с ключами от выигранного на пари "мерса". Дел то всего, обработать папашку под столом. Потому, за-нятая привычным делом, и не вслушивалась в слова ресторанного шлягера, сбившего весь кайф богатенькому буратинчику. Ладно, хоть обещанное отдал. Пара проскочила мимо ошалелого метрдотеля и исчезла.
  
   Следом, не торопясь, выполз из-за стола, на ходу дожевывая и отрыгивая съеденное и выпитое, некто тяжеловесный, с неприметным лицом. В костюме, при галстуке и белой рубашке. Поворочал мордой с перешибленным носом и короткой стрижкой. По виду, ох-ранник из бывших сотрудников органов, выброшенных властями за ненадобностью и по-добранных теми, кто мог оплатить специфические услуги. Развалистой походкой подошел он к эстрадке и пятерней смазал, по лицу певичке. Вылущил, прижатый по слабоголосью к самым напомаженным губам, микрофон. Посмотрел на него, свиняче, плюнул и растоп-тал ножищами в блестящих кожаных прохорях.
  
   - Ты что, шалава, себе позволяешь?
  
   - Я ... Я ... что люди заказывают то и пою ...
  
   - Кто заказал?
  
   Певичка повела перепуганными глазенками по примолкшим столикам, ища защиты и явно собираясь заложить с потрохами заказчика. Но тот уже поднимался, лениво одер-гивая малиновый пиджак и передавая мобилу второму, такому же шкафоподобному, с ко-роткой стрижкой, золотыми цепями и золотой, тусклой ухмылкой.
  
   - Ну, я заказывал, шо дальше?
  
   Дальше в руке первого оказалась бутылка шампанского. Струя пенной жидкости, вырывавшаяся из золоченого горла, отметила траекторию полета. Пораженный в голову золотоносец медленно, всем корпусом, не сгибаясь, словно подпиленный таежный кед-рач на лесоповале, стал клониться в сторону обидчика. Моргал непонимающе белесыми поросячьими ресницами. Слишком легко для своего веса и роста, чтобы подобное оказа-лось случайным совпадением, первый подпрыгнул и с лету ударил ногой в пах. Бил без-жалостно, в низ живота, в самое болючее интимное местечко. Тут же последовал еще удар, уже кулаком, впечатавшийся в низкий под ежиком лобешник. Малиновая туша с грохотом свалилось на блестящий паркет.
  
   Кривоносый тускло посмотрел на тело. Плюнул смачно на корчащегося у ног гла-диатора. Не торопясь, расстегнул ширинку и в полнейшем молчании, откровенно презирая окружающую публику, облил поверженного бледно-желтой струей, метя в окровавлен-ную черную дырку рта.
  
   Заправился, произнес веско - "Веселитесь, господа! ... Отдыхайте, ...резвитесь ... мать вашу", - и вышел вслед за обидевшимся на песенку хозяином.
  
   - Кто это был? Зашуршало за столиками... Неужели ... Он с новой? Опять? Но ведь только родила, какой же это по счету? О! ... На малолеток потянуло ... Значит теперь это модно! ... Хозяин! ...
  
   За столом остались допивать и доедать мрачные южные люди. Бородатые. Деловые. Белозубые. С непривычно гладкими, свежебритыми щеками. Лишенные на время шикар-ных разлапистых бород. Вырвавшиеся из-под пристального ока Аллаха с отрогов стремя-щихся разразиться очередной войной гор для серьезных денежных разговоров, вина и бе-леньких сладких молоденьких русских девочек.
  
   Слава Аллаху, переговоры проведены, подаренные принимающей стороной девочки и выставленное вино испробованы и одобрены. Оставалось только одно, последнее дельце - подобрать в столице несколько сухих, просторных подвалов. С предгорий уже тянулись тяжелые, укутанные брезентом грузовики, забитые тугими мешками с сюрпризами для беспечных столичных обывателей. Этот разговор уже предназначался только для своих.
  
  ***
  
   Далеко от ресторанного зала шла война. Флот готовился выйти в район боевых дейст-вий, чтобы не силой оружия, но одним своим присутствием остудить пыл одних и под-держать морально других - оставшихся в одиночестве братьев, подвергшихся откровенной агрессии. Флот желал помочь тем, кто в далекие военные годы спас страну. Вступил в не-равный, кровавый бой. Не поддался врагу. Тогда югославы, ценой многих жертв и окку-пации, задержали гитлеровцев. Отодвинули начало войны почти на месяц. Лишили нем-цев блистательной победы. Отняли у Гитлера четыре самые драгоценные летние недели, которых потом так не хватило морозной зимой под Москвой окоченелому вермахту.
  
   Засевший в африканском логове Строитель заволновался. Балканский вариант повис на волоске и мог обернуться крахом. Если присутствие Флота окажет сдерживающее влияние на боевые действия миротворцев, то выпестованная его людьми ОАК развалится под ударами сербов. Тогда беженцы вернуться и спасать окажется некого.
  
   Заволновался и Великий Президент. Время работало отнюдь не на него, и парламен-тарии начали постепенно задавать весьма неприятные вопросы о законности заокеанской авантюры, начавшейся даже без формального объявления войны. Да и число жертв среди мирного населения давно перешагнуло заветную цифирь "пятьдесят три". Гибли под бом-бами не только сербы, но и албанцы, и черногорцы, и греки. Могли открыть рты журнали-сты, коллег которых так удачно накрыли в телецентре во время работы. А тут еще из-за неразберихи влепили по посольству великого азиатского мандарина. Митинги, плевки студентов. Пришлось раскошеливаться.
  
   Флот начал проворачивать заржавевшие за годы бездействия гребные валы и совме-стный балканский план исламистов с моралистами оказался на грани срыва. Во главе Пра-вительства страны впервые стал честный человек, считавший своим долгом служение Ро-дине. Флот торопливо заполнял пустые цистерны горючим, провиантские кладовые про-дуктами, а стеллажи - на всякий случай, снарядами.
  
   Но якоря так и остались ржаветь на дне севастопольских бухт - ... Полумертвого, скрыто валяющегося в реанимации Старика члены Семьи, получив весомую подпитку, взяли за жабры. Надавили слегка. Журналы и газетенки закулисного семейного финанси-ста напечатали слезливо-угрюмые, в меру ернические, но достаточно талантливые репор-тажики с картинками. Предсказали красочно неминуемую гибель бедненьких матросиков. Расписали детально пьяненьких беспомощных мичманков-зенитчиков, выбегающих на палубы плохоньких стареньких черноморских крейсеров с немощными трубками уста-ревших "Стрел" и ...
  
   Флот так не покинул стенку, помощь Белграду не пошла. Только переделанный из рыбацкого сейнера кораблик, ощерившись допотопными антеннами, без толку шарахался в одиночестве пару месяцев по акватории Средиземного моря. Представитель некогда ве-ликого Флота, ловко уворачивался от летящих вниз с самолетов палубной авиации мо-рально не растраченных боеприпасов и пустых топливных баков.
  
   Балканский вариант оказался реализован полностью и весьма выгодно для основных действующих лиц.
  
  
  
  
  Глава 18.
  
  Безнадега.
  
  
   Андрюха меланхолически сплевывал в просвет между крашенным шаровой краской бортом и причальным брусом пирса, изъеденным солью и морским червем, обтертым и пощепленным бесчисленными швартовками. Плевал и тупо наблюдал за полетом белой тягучей капли. Плевок сначала летел вниз бомбочкой, уменьшался в размере, затем вхо-дил в мутную, стоялую воду, взметывал небольшой фонтанчик микровзрыва брызг, рас-пускал вокруг эпицентра правильные кольца волн. Рябь уходила, постепенно замирая, под обросшие желто-бурой бородой водорослей сваи причала. К оставшимся на месте падения маленьким белым точкам кидалась шустрая рыбья мелочь и жадно заглатывала. Некото-рым, видимо, доставались крохотные комочки пищи, застрявшие некогда между лейте-нантовых зубов, остальным - только крошки табака или вообще пустая дрянь слюны. Те обижались и возмущено выплевывали несъедобное обратно в воду.
  
   Над застойной водой залива с дурным береговым запахом хлорки и гальюна, разнесся недружный разнобой полуденных склянок. Одни корабли, пораженные безлюдьем, не от-кликнулись, другие - лениво поддержали умирающую вместе с флотом традицию.
  
   По палубе, лениво потягиваясь и позевывая, прошлепали за обедом на камбуз матро-сики в мятом, несвежем рабочем обмундировании. Кто босиком, а кто в самодельных бре-зентовых шлепанцах на босую ногу. Андрюха непроизвольно подтянул на рукаве повязку вахтенного офицера, но на него не обратили внимания. Или проигнорировали. Подума-ешь, лейтенантишко. Мелкий "шакал" по новой матроской терминологии.
  
   Матросы на корабле еще водились. Пусть и не полный комплект. Не крупные и не мускулистые, а тощие и мелкокостные. В былые времена таких к Флоту и на версту не подпускали. Но, по крайней мере, и не вовсе уж доходяги. Не ходячие скелеты и не опух-шие с голодухи полутрупы. Обычные, в меру упитанные мальчишки, боящиеся как огня сложной техники. Вчерашние пэтэушники из провинциального захолустья, пораженного неплатежами и безработицей. Уныло однородный состав - никого из обеспеченных семей, зато треть из неполных. Почти никого с нормальным образованием, но каждый десятый с уголовным прошлым.
  
   Тяжело вздохнув, Андрюха вспомнил случай, как вывозили они с острова Русский вконец отощавших морячков - курсантов радиотехнической учебки. Некоторые и на ногах не стояли, просто доходяги из фильмов о ленинградской блокаде. Хотя не только блокады, войны завалящей на сотни миль в округе не происходило.
  
   Только-только прибыв на флот после окончания училища, переименованного, в целях демократизации, демагогами-штафирками в военно-морской институт, Андрюха сходу попал в число офицеров, назначенных на эвакуацию доходяг с острова на материк.
  
   Слухи среди офицеров ходили разные. И то, что начальство слишком широко растор-говалось курсантскими пайками. И, что на остров просто перестали завозить продукты с материка, разворовав все по дороге, что жратва отпущена вроде бы и была, но не достав-лена в учебку из-за полного отсутствия на флоте топлива ...
  
   Много всего толковали ... Андрей мало чему верил из услышанного. Впитавший с молоком матери пиетет к Флоту и военно-морскому стягу он по инерции с доверием отно-сился ко всем без разбора людям во флотском обмундировании. Не мог иначе. И дед, и отец отдали Флоту жизнь, оставляя поочередно вдовами жен и сиротами детей. Первый погиб на морском охотнике в прошлую войну. Утонул во время страшного по своей ало-гичности, нелепо задуманного и преступно осуществленного перехода Балтфлота из Тал-лина в Главную базу. Второй - в мирное время ушел на дно с подводной лодкой. То ли протараненной на боевом дежурстве кораблем противника, то ли просто сгоревшей на глубине вместе с экипажем. Из стен Училища выпускался на флот дед. Сюда после Нахи-мовского поступил отец. Тем же традиционным путем прошел и он сам. Здесь на балу встретил и полюбил Ирину.
  
   Вихрь старинного офицерского вальса кинул их друг другу в объятия. Потом весь ве-чер они провели вдвоем. Белой ночью бродили по набережным Невы. Утром нежная до-машняя девочка, студентка-выпускница, подающий надежды искусствовед и ужасно са-мостоятельный паренек, без пяти минут лейтенант Флота оказались неожиданно возле ЗАГСа. Это решило дело.
  
   Постфактум поставлены в известность родители и друзья, наскоро отгуляна свадьба, получены дипломы, в беспамятстве любви пролетел медовый месяц, собран багаж и после выпуска самолет унес их из родного Питера далеко на Восток.
  
   От воспоминания об Ирине у лейтенанта сдавило горло, защипало глаза. Андрей вы-тащил смятую пачку "Примы", невесть как попавшей в гарнизонный "Военторг". Выудил дрогнувшими пальцами с неровно обстриженными ногтями последнюю сигарету. Зажал зубами, высек огонь из старой бензиновой зажигалки и прикурил. Скомкал пустую бу-мажную пачку и небрежно отправил за борт. Подумал, - "Уже привычка. Новые времена - новые нравы. Курю на вахте. Плюю за борт. Швыряю окурки и пусты папиросные пачки. Да ладно ... ". Вдохнул и придержал во рту теплый горьковатый дым. Успокоился немно-го. Короеды с бачками проползли по палубе обратно. Ну и черт с ними. Даже не оглянул-ся. Ходят и, слава Богу.
  
   Многие из тех, кого вытаскивал с аварийной партией из завшивленных островных ка-зарм радиотехнической учебки, уже и не ходили. Валялись по койкам скелеты в обтерхан-ном, бесформенном обмундировании даже не второго, третьего срока. Доходягами с не-достатком веса пришли они на флот, надеясь поотъесться на флотском харче, специаль-ность получить, а флот их доконал. Кто-то не выдержал, сам тихо отдал Богу душу, кто-то сбежал. Вымерли бы все, но спасибо журналистам, разузнали, не поверили, примчались и, увидев все своими глазами, подняли шум.
  
   Из-за поднятого прессой тарарама засуетилось снулое штабное начальство. Срочно собрало офицериков, в основном из молодых, из тех которым служить и служить, карьеру делать, а потому, вроде, не особо расположенных к болтовне. Поставило отобранных во главе спасательной партии из береговых штабных писарей и связистов.
  
   Прибыли на остров. Начали эвакуировать бедолаг. Вокруг неловко суетились с вино-ватым видом несколько мичманов и прапоров береговой службы, пара офицеров школы. С виду начальствующий состав не походил на своих отощавших подчиненных, но, слава Бо-гу, тоже не имел особых жировых накоплений и румянца в пол морды. Иначе пришибли от всего увиденного. Островитяне виновато оправдывались, мол, писали начальству, толь-ко все без толку. Пока было - меняли на корм казенную одежку, обувку. Потом - пайку сокращали.
  
   Тогда, впрочем, ни слову не верил, а теперь - вполне. Может и сам бы загнал, в по-добной ситуации, все вплоть до автоматов. А, возможно и автоматы ... Оставил только пистолет.
  
   Оружие напомнило о себе привычной тяжестью на бедре. Там, в черной кобуре, сви-сающей из-под полы кителя на ремешках, покоился Макаров с двумя обоймами.
  
   После завершения спасательной операции он вернулся домой, в снимаемую в частном секторе малюсенькую комнатку. Умылся и сел за стол ужинать, но ощутил на себе не-обычно пристальный, презрительно-недоумевающий, на грани истерики взгляд жены. Опустив глаза, обнаружил, что по запястью руки, прямо из-под обшлага форменной ру-башки, медленно выползает знакомая только по рисунку из учебника медицинской подго-товки вошь.
  
   Ирину стошнило. Потом, придя в себя, она долго отмывала его в тазике водой из двух поочередно нагревающихся на плитке чайников. Терла банным мылом, вываривала белье, чистила обмундирование. Не подпускала к себе несколько недель, хотя прежде они со ще-нячьей радостью занимались любовью каждую свободную минуту, и без того редко выпа-давшую начинающему службу флотскому лейтенанту. ... С тех пор и началось их отчуж-дение. ...
  
   Служба начиналась странно. Корабль, вооруженный крылатыми ракетами, торпедами, артиллерией, отменной электроникой и радиолокационной техникой вовсе не собирался отваливать от стенки и идти в учебное плавание. Межремонтные сроки не выдерживались, ЗИПы - пустовали, о последнем доковании не помнили даже старожилы экипажа.
  
   Не лучше обстояло дело и на берегу. Счастье еще, что чудом удалось снять квартиру. Комнатенку, сжиравшую не только редко выплачиваемые квартирные, но и большую часть несвоевременно выплачиваемого денежного содержания. Ирина, как и большинство остальных офицерских жен не работала. Пробовала устроиться в городе по специально-сти. Сначала искала место искусствоведа, наивно считая, что с престижным питерским дипломом это пара пустяков. Потом - хотя бы учителем, библиотекарем, ... наконец - про-сто пыталась устроиться работать. Предложения вообще-то имелись, но с "новорусской" прямотой и откровенностью, - "Через постель!". В итоге Ирина вообще прекратила поиски за полной бесперспективностью. Сидела целыми днями, укутавшись в шаль на продав-ленном хозяйском диване с затрепанной книжонкой в руках. Часами смотрела остановив-шимся взором на одну и туже страницу. Думала о чем-то своем ...
  
   - Может плюнуть на все и двинуть пока не поздно с Флота вслед за другими лейте-нантами и капитан-лейтенантами? Пустить коту под хвост пять лет тяжелой напряженной учебы, мечту о дальних походах, о службе Родине? А куда идти? Все начинать с начала? В ресторан официантом, пожалуй, не возьмут, разве вышибалой. А как же тогда Воинская, Офицерская Честь, Долг? Все то святое, что составляло традиции семьи, ее гордость? ... А больше ведь и некуда податься на гражданке, предприятия стоят, там и кадровым работ-никам не платят. - Невесело размышлял Андрей, возвращаясь домой, и заставая жену в той же позе, в которой оставил, уходя на службу.
  
   А ведь были иные времена. Он еще застал их немного, когда во время стажировки совершал дальний переход. В те дни корабли под бело-синим военно-морским стягом встречались повсюду от Балтики до Тихого океана. Тогда их может и не особо любили, но явно побаивались. В Средиземном море гордые бритты молча вздергивали красные ком-бинезоны под реи, а более простые америкосы выставляли под свист и улюлюканье за борт ряды разноцветных задниц. Где теперь те корабли?
  
   За ответом не стоило далеко идти. Ответ буквально нагло пер в глаза. В дальнем углу бухты давили воду изящные, не смотря на огромные размеры, корпуса некогда грозных тяжелых авианосных крейсеров. Без флагов, уже списанных и проданных на металлолом одной малоизвестной азиатской фирме.
  
   Флотское начальство распиналось в прессе, что полуученые за крейсера огромные деньги, почти девять миллионов зеленых, пойдут на строительство домов для офицеров. Да кто же теперь верил в разглагольствование золотоносных адмиралов? Хорошо если не-сколько квартир действительно перепадет корабельным офицерам и мичманам. Осталь-ное, самое лучшее, достанется штабной братии, а большая часть вырученных денег пойдет на дачки адмиральским семействам или просто окажется разворована.
  
   Девять миллионов долларов звучали для получивших в апреле декабрьскую получку офицеров внушительно. Особенно при переводе в ежедневно обесценивающуюся россий-скую валюту. Но только на первый, не искушенный взгляд. Прочитанные Андреем в учи-лище статьи из Морского сборника называли совершенно иные, в десятки и сотни раз большие суммы, затраченные на равноценные иностранные боевые корабли, а ведь про-данные при жизни считались ни сколько не хуже. Значит, и стоили примерно столько же.
  
   С трупами несчастных кораблей вообще происходила странная история. Раз их уже уволакивали буксиры куда-то к черту на кулички. Якобы для разоружения и снятия всего ценного. Но маленькая провинциальная Ванинская таможня неожиданно проявила давно уже забытые в более цивилизованных российских краях человеческие качества - честь, служебный долг, чувство ответственности перед Родиной. Таможенники обнаружили на кораблях совершенно работоспособное, суперсекретное радиолокационное, ракетное, ар-тиллерийское и прочее оборудование, наряду с аккуратно уложенной секретной техниче-ской документацией, ЗИПами и даже запасными гребными винтами. Удивились, возмути-лись и завернули авианосцы назад. Не подписали декларации, несмотря на проклятия и угрозы, изрыгаемые некими высокими московскими морскими и гражданскими чинами. По этому делу флотская прокуратура начала неспешное расследование, но прошел слух, что жертвами его вдруг оказались именно неуступчивые таможенники и несговорчивые пограничники.
  
   Береговой ветер донес вступительные, разухабистые звуки музыки. В приморском ресторане начинался очередной рабочий день и слабоголосая певичка орошала слюнями почти заглотанный в карминные губки микрофон. На этот раз посетители жевали и пили под переделанные на новый лад старые советские песни. Выяснилось, что они неожидан-но оказались востребованными и любимыми. Видимо, за полной неспособностью боль-шинства оставшихся в демократической России песнотворцев сотворить хоть нечто более-менее равноценное. Новые песни о главном не вытанцовывались, не смотря на полную свободу творчества. Пришлось перелицовывать старые.
  
   Каждый день ресторанная музыка бередила душу, растравливала свежей болью так и не успевшую зарубцеваться рану. ...
  
   ... Глядя на изнывающую от скуки, тоскующую по Питеру, дурнеющую на глазах от безденежья и непонимания происходящего Ирину, Андрей и сам тихо бесился, страдал не меньше ее. Первое время старался расшевелить жену, притаскивал ей отовсюду, где толь-ко мог найти, книги по искусству, переводные романы в ярких лаковых обложках.
  
   Книги быстро надоели. Тогда по совету друзей, пару раз навестивших Андрея и по-чувствовавших смурную обстановку в молодой семье, он занял повсюду где дали деньжат. Пообещал вернуть в первую же, клятвенно обещанную начфином корабля, выплату до-вольствия. Пересчитал добытое и решил сводить Ирину в ресторан, справить годовщину свадьбы. О том, чтобы пригласить кого ни будь еще, естественно, и речи не шло. Да никто ему больше и не был нужен. Провести вечер вдвоем, посидеть, выпить вина, потанцевать, тихо поговорить ...
  
   Свои приготовления Андрей держал от Ирины в тайне. Правдами и неправдами, но сорвался засветло с корабля, что уже само по себе, учитывая дикий некомплект офицер-ского состава, равносильно подвигу. Заскочил на торговую улицу и купил в цветочном киоске роскошный букет роз. Подойдя к двери, тихонько постучал ...
  
   - Кто это? - Раздался удивленный голос Ирины. Они очень давно не встречали гостей, да и их по безденежью никто особо не приглашал в гости.
  
   - Доставка цветов на дом! - Сообщил Андрей, стараясь изменить голос.
  
   - О! Андрюша!
  
   - С годовщиной, Иришка!
  
   Застыв на пороге с букетом, вдыхая запах роз, Ирина на глазах преображалась. На щеках появился румянец, спина расправилась, серая шаль соскользнула на пол. Андрей прижал жену к груди и нежно поцеловал. Между ними алели лепестки роз, нежный запах цветов смешивался с опьяняющим запахом женщины, пьянил. Он целовал ее губы, щеки, волосы, глаза, уши под нежными завитками волос, сами волосы. Не замечая, что сминает так дорого доставшийся букет ...
  
   Сначала Ирина отвечала на его поцелуи несколько скованно, сдержанно, но оттаяла, превратилась в прежнюю, ту, что знал на берегах Невы, а потом на лазаревском пляже, в первые, еще полные радужных надежд, дни дальневосточной жизни. Их руки, сплетаясь и, мешая друг другу, нетерпеливо скидывали, одновременно ласкали и срывали с тел одеж-ду, все лишнее, грубое, ненужное ...
  
   Он целовал ее нежную, словно шелк кожу. Ирина вывернулась, рывком стянула на пол одеяло с кровати, стряхнув попутно зашуршавшую вороной очередную книжонку, раскинула его по полу, кинула подушку. Потянула к себе Андрея. Он знал за ней эту, про-являющуюся только в моменты особой страсти, привычку и не удивился, но дальше ...
  
   Она вывернулась из-под его тела и через мгновение оказалась сверху, оседлала ... За все время супружества ни разу Андрей не видел ее такой. Ирина была с ним одновремен-но и нежной и грубой. Выглядела излишне страстной и немного вульгарной. Показалось, что все сдерживаемое ранее воспитанием, условностями, традициями одновременно про-рвало сковывающую плотину и вырвалось наружу невиданным праздничным фейервер-ком чувственности и страсти.
  
   Он еще валялся обессиленный на одеяле, а Ирина проворно вскочила, упруго выпря-милась, качнув крепкими конусами белых грудей с плотными розовыми сосками. Сыто потянулась, довольно мурлыча, подняла с пола несколько пострадавший букет и, прошле-пав голышом в крохотную кухоньку, заплескала, забулькала водой стекающей в испол-няющий многоцелевую роль ванны, корыта и выварки тазик.
  
   Обратно она вошла царственной походкой, держа на вытянутых руках, словно хру-стальную вазу, наполненную водой широкогорлую бутылку из-под молока с распрямлен-ными и немного укороченными стеблями роз. Снизу Андрюха видел нежную выпуклость лобка покрытого мокрыми мягонькими волосиками, а ниже, еще один розовый, полу-раскрывшийся бутон с крохотным темным зрачком. От него стекали вниз по гладкой ат-ласной коже ног прозрачные капельки воды. Его вновь охватило желание, но сдержался, решив, что продолжить можно и нужно после ресторана. Вот так, прекрасно, романтично, действительно празднично завершить день.
  
   - А теперь одеваться, голыши-малыши! Облачаться в праздничные одежды, обуваться в хрустальные туфельки и собираться ... в ресторан!
  
   - Юный лейтенант получил наследство от тетушки из Америки!?
  
   - Родственников за границей не имею ... Задержанную получку выдали. - Соврал близко к тексту Андрюха, не вдаваясь особо в подробности.
  
   - Что же мне надеть? - О, этот извечный женский вопрос, на который в любом случае мужчины отвечают неверно. Однако в ее гардеробе выбирать особо оказалось не из чего. Ему было проще, самым приличным костюмом на все случаи жизни служила выглаженная парадная форма.
  
   Все же, по традиции, надев платье, Ирина сменила его сначала на юбку с клубным пиджаком, а, в конце концов, вошла в ресторан в темных брючках, белой рубашке с кру-жевным жабо и синем пиджачке с эмблемой неведомого яхт-клуба на кармане. Сымпро-визировала на ходу совершенно новый ансамбль из имевшегося в наличии.
  
   - Прошу, прошу господа. Вы сделали правильный выбор, посетив наш ресторан! - Радостно улыбаясь, возвестил величавый метрдотель в темном смокинге и накрахмален-ном пластроне с бабочкой. Склонил в полупоклоне голову с прилизанными на старый ку-пецкий манер волосами, повел в зал.
  
   - За этим столиком Вам, несомненно, будет удобно, - Подвел к первому попавшему-ся свободному столику. Отодвинул стул, помог сесть даме. Щелкнул пальцами, подозвал официанта, доброжелательно улыбнулся и ушел к дверям встречать следующих посетите-лей.
  
   Меню поразило Андрея и Ирину не столько выбором, сколько ценами. Потому вы-бор их оказался довольно скромен. Чтобы позволить себе в знаменательный день шампан-ское, решили ограничиться одним салатом и порцией заливной рыбы на двоих. Честно го-воря, Андрей рассчитывал на большее. Например, на давно подзабытый шашлычок с красным грузинским винцом. Но суровая действительность диктовала иные условия игры. С учетом чаевых вся наличность уплывала до последней копейки.
  
   - Зато можно танцевать до закрытия. - Невольно подумал вслух.
  
   Ирина светло улыбнулась в ответ и положила прохладную нежную ладошку на его руку. - Все прекрасно, лейтенант, не волнуйся. Мы же не наедаться сюда пришли, а праздновать юбилей. ... Тем более, что-то, чем мы займемся немедленно по приходу до-мой, если ты, конечно, не очень возражаешь, лучше делать не с набитым продуктами же-лудком
  
   Появился официант. Принес заказанное, откупорил и разлил шампанское. Усмех-нулся чуть презрительно, понаблюдав за попыткой уместить часть рыбы в тарелке из-под салата. Ничего не сказал, но отошел и возвратился с двумя чистыми тарелками. Ловко орудуя ножом и вилкой, разделил пополам порции, пожелал приятного аппетита.
  
   Ели не торопясь, поддевая вилками маленькие кусочки. Шампанское пили мелень-кими глоточками, улыбаясь друг другу через стекло пузатых бокалов. Как только раздава-лись звуки мелодии оркестрика шли в центр зальца танцевать.
  
   Постепенно ресторан заполнялся народом. Свободных мест уже не оставалось. За соседними столиками расселись с одной стороны несколько флотских офицеров в кителях с двух просветными погонами, а с другой - компания людей "кавказкой национальности". Кавказцам не хватило стула и они молча, бесцеремонно, презрительно глянув на ребят с их небогатой закуской, выдернули пустовавший от их столика.
  
   Пока Андрей с Ириной растягивали удовольствие и тянули потихоньку свое шампан-ское, за соседними столиками сразу набрали хороший темп. Дружно опрокидывали под "морские" тосты с одной и цветистые "кавказские" с другой, полные рюмки кто с ереван-ским, пусть и местного разлива, коньячком, а кто - с "кристалловской" чистой водочкой. С обоих сторон одинаково крепко хрустели костями "цыплят табака", взгрызали с шампу-ров шашлыки, брызгали жиром киевских котлет. Лица розовели, на лбу выступал пот.
  
   - Кавказцы - понятно, но откуда у этих-то, двухпросветных, завелись деньги на такую крутую жрачку? - Невольно задумался Андрей. Те старшие офицеры, с которыми вместе служил, корабельные командиры боевых частей с такими же погонами, заместители ко-мандира и даже сам командир подобного позволить уж точно не могли, да и не ходили они по ресторанам. Сидели на мели от выплаты до выплаты задерживаемого довольствия.
  
   В углу ресторана завязалась пьяная заварушка, и внимание Андрея переключилось на компанию морских летчиков, уже изрядно набравшихся и собиравшихся, судя по вы-крикам идти бить морды каким то прохиндеям из штаба.
  
   - Обиженные летуны с авианосцев буянят. Не угомонятся, все не свыкнется дурачье с мыслью, что аэродромов их плавучих уже, тю-тю, нет. - Прокомментировали происхо-дящее из-за соседнего столика.
  
   - Ну, уважаемый Иван Анисимович, тут их понять можно. Столько времени трени-ровались, взлет-посадка, взлет-посадка ... Ведь, бляха-муха, отобрали-то самых-самых со всех флотов. Виртуозы! Сядь, блин, попробуй на такой пятачок, да еще на волне ... Только выучились, а тут ... наш Хмель, слава тебе Господи и святой Николай-угодник, - говорив-ший широко перекрестил китель повыше пупа, - решил в бизнес податься ...
  
   - За Хмеля! За Игорька нашего, кормильца и поильца! За великого флотоводца и лучшего в мире комфлота! За современного делового человека, первым на нашем гребан-ном флоте понявшего суть и смысл рыночных отношений! Ура! ... - Пьяно забуровил са-мый захмелевший из выпивавших за соседним столом офицеров.
  
   - Ты, помалкивай, дурак, получил свою долю и забудь! - Оборвали его собутыльни-ки.
  
   - Ну да ладно, парни. ... Тост произнесен, выпьем за Игорька. ... А еще лучше, за ту крышу из Москвы, без которой могло ничего толком и не выгореть. ... Вздрогнем! ... Ку-да деваться? Налито ведь. - Загалдели пьяно. Выпили. Огляделись блудливо по сторонам. На Андрее с его дамой даже взгляд не задержали. Невидаль, лейтенантишко.
  
   Во главе с метрдотелем к столу морских летчиков прошествовал патруль. Те притих-ли. Отсчитали бабки, договорились по-хорошему. Метрдотель успокоился. Патруль ушел. Несостоявшиеся летуны немного еще погалдели, доказывая свое, потом заказали по новой и вовсе на время заткнулись. Молча запивали горе, завивали его веревочкой, крутили мор-скими узлами...
  
   ... От стола кавказцев отделился один, постарше. Пошел в их сторону. На ходу вы-тирал одной рукой скомканным платком щеки, жирные губы, черные усы, другой - еле удерживал за выскальзывающее из пальцев горлышко, прихваченную бутылку коньяка. Андрюха весь собрался, решив, что тот направился приглашать Иришку на танец. Тут бы без драчки не обошлось, но пронесло, усатый прошествовал мимо, к "капитанскому" сто-лу.
  
   - Дарагим защитникам морей и океанов, от нашего стола. - И водрузил презент, плотно припечатав донышко, в центр скатерти на свободное от закусок место. Огляделся и вытянул от Андрюхиного стола последний свободный стул, не мешкая подсел, склонил голову к золотому погону с двумя звездами. Забубнил.
  
   - Слюшай, дорогие сюда! Дело торговое есть, заработать харашо можно. - Дальше продолжил совсем без акцента. - Вы, вижу, люди деловые, современные, торговые. Дело есть. Как насчет воздушных фильтрационных кассет? Возьмем оптом, не обидим. Э? Или, к примеру, лом электроники? На вес возьму! Ну, а если окажется не лом, то цена станет повыше. Оформим по высшему разряду, все законно сделаем, все бумаги в порядочке предоставим.
  
   - Так! Баста! Это уже не для меня! - Отрезал один из капитанов. - В темные дела не вяжусь и вам, господа офицеры, не рекомендую. - Откланялся и ушел.
  
   - Брезгливый, какой, не уважает нас. - Зло цыкнул вслед ушедшему кавказец. - Не люблю таких.
  
   - Целочку из себя корчит. - Не менее презрительно скорчил рожу один из остав-шихся за столом. - Ладно, давай обсудим, что можно сделать.
  
   Две головы склонились к кавказцу, заспорили, зашептались. Четвертый, с тремя звездами на погоне, уже спал, уютно улегшись толстой щекой между бутылкой кавказца и недоеденным шашлыком.
  
   - Нэт-нэт, стволы нэ нужны, нэ возьму, не мой товар ...
  
   - Бу-бу-бу ...
  
   - Ты лучше посмотри на складе подплава кассеты с топливом для реактора. Это - возьму по особой цене ...
  
   И снова, - Шу-шу-шу ... Может, палладиевые катализаторы возьмешь? ... Реак-торный отсек крейсера ... Тэ-тэ-тэ ... Шу-шу-шу ...
  
   - Радиация - эманация, не говори им, что нести нужно! Всего то дел! ... А там ох-раны - одни бабки вохровцы да проволока ржавая, провислая. ... Он сейчас в разряде ко-раблей отстоя ...
  
   - По рукам, ... Твое заведение, спишешь ... Шу-шу-шу ... Свалим в случае чего на других ... Там команды всего ничего ....
  
   - Доллары ... Бабки вперед ...
  
   - Никакой предоплаты ...
  
   - Бу-бу-шу-шу ...
  
   - Ладно, вперед дам деревянные ... по курсу ...
  
   Ударили по рукам, разлили бутылку, выпили не чокаясь, записали что-то в блок-нотах, передали кавказцу. Оглянулись по сторонам, и выпили снова, уже никуда не торо-пясь. Кавказец пожал на прощанье руки, похлопал ободряюще по плечам, по погонам с двумя просветами и ушел к своим.
  
   Андрюха прислушивался невольно. И не хотел в чужие дела влазить, но увлекся. Даже пару танцев пропустил, хоть Ирина и тянула за рукав кителя, удивлялась. Потом ос-тавила в покое мужа, скинула к себе на тарелку остатки рыбы, налила полный бокал и вы-пила. Потом выпила еще, вылив к себе все до дна из темной пузатой бутыли.
  
   - Ну, ты слышала? - Оторопело спросил жену Андрюха.
  
   - Ты эт-то о чем, миленький?
  
   - Ну, там, за соседним столом, сговаривались. - Прошептал ей прямо в розовое ушко Андрей. - Про топливо для реакторов, про пластины палладиевые, про то - как авианосцы торганули!
  
   - Не интересуют меня ваши авианосцы, - Балуясь, дунула ему в ухо Иришка, - Я, пока ты уши в стороны тянул, шампанское допила и рыбу твою доела ... Вкуснятина! Те-перь мороженого хочу! Шоколадного, с кисленьким смородиновым вареньем поверху, как в Питере на Невском! ... Эй, официант!
  
   - Ириш, ну Ириш ... - Торопливо зачастил Андрюха, помня о бедственном положе-нии с финансами.
  
   - Разрешите подсесть, молодые люди?
  
   Возле их столика стоял одетый не иначе как от Армани или Версачи типичный представитель "новорусской" формации, с короткой стрижкой на круглой голове. Пахну-щий дорогим одеколоном, в алом пиджаке, шелковой распахнутой на волосатой груди ру-башке, при растянутом ярком галстуке и с непременной золотой цепью на шее.
  
   Не успел Андрей ответить отказом, как Ирина, глянув немного осоловелыми глаза-ми, величественным жестом пригласила незнакомца, садись мол, место есть. Тот щелч-ком пальцев подозвал официанта. Подождал пока тот перенесет опустевший стул от со-седнего, офицерского, стола. Сел. Развернул поданное меню ...
  
   - Хочу мороженого! - Опять капризно надув розовые губки, завела свое Ирина.
  
   - Какое изволите? - Тут же, словно из-под земли появился официант.
  
   - Ни какого! Горло болит! - Отрезал Андрюха. Кинул всю наличность на скатерть и попытался извлечь подвыпившую жену из-за стола.
  
   Официант молча взял деньги. Прикинул, сунул, не глядя в карман и мгновенно по-забыв о нищем лейтенанте с женой, со счастливой улыбкой обратил все внимание на но-вого клиента.
  
   - Ну, лейтенант, если дама просит ... Доставим даме удовольствие! Эй, человек! Двойное мороженое мне, даме и лейтенанту! Сядь, литер, не тащи девушку за руку, ото-рвешь.
  
   Андрей на мгновение выпустил руку жены из своей, и та вновь уселась за столом.
  
   - А закурить у Вас не найдется? - Стрельнула глазками в делового.
  
   Тут уж Андрюша вообще опешил, Ирина при нем не разу не только не курила, но и его самого отсылала дымить на улицу. Вот это дела! Стоял столбом и не знал куда девать руки, что делать дальше ...
  
   - Ты, чо, братела, садись! Плачу я не боись! Вот, полный лапатник, не сомневай-ся! - Заверил сосед. Достал золотой, с камушком на боку, портсигар. Отщелкнул крышку, предложил соседке сигаретки с золоченым ободком на черном фильтре. Андрюха о таких и не знал, в лучшем случае болгарские тянул. Ирина взяла осторожненько, тонкими паль-чиками, словно стесняясь самопального маникюра на коротких ногтях. Зажала пухлыми, и без помады розовыми губками. Не дождавшись огонька от мужа, прикурила от поднесен-ной золотой зажигалки. Затянулась. Не закашлялась ...
  
   - Мы уходим! - Настойчиво заявил, закипая Андрюха, заиграл желваками. Кулаки уже чесались дать по морде богатенькому Буратине. Мороженым решил угостить нищету безденежную, голь офицерскую ... Благодетель! С чего это в чужие дела лезет? ... А, Ири-на! ... Вот такого уж он не ожидал!
  
   Обида за оскорбление, за позор, гнев дурной черной кровью ударили в висок. Анд-рей и сам не сообразил, как двинул кулаком в розовую бритую морду, пахнущую дорогим Дракаром. Потом все смешалось. Только на улице, избитый, шагая в одиночестве домой, вспомнил как метелили его кавказцы, со всего размаха лупил метр, бил подносом по го-лове официант. Безучастно смотрели из своего угла осоловелые перепившие летуны, пре-зрительно - торгаши в золотых погонах с соседнего стола. Ни одного сочувственного взгляда, ни одного плеча рядом ... Китель порван, погон вырван с мясом, единственная приличная фуражка безнадежно вываляна в грязи. Ее, взяв небрежно за козырек, метнул с ресторанного крыльца вслед Андрюхе метр. Голова гудела от ударов подноса, под глазом набухал финдель от кулака кавказца, ухо расплющено метром ... Но противнее всего бы-ло вспоминать, как безучастно курила, пуская кольцами дым к потолку, Ирина. Отводила глаза.
  
   Повезло, хоть патруль не перехватил, и он добрался домой без совершенно лиш-них в его положении приключений. Ночь провел один, ворочаясь на непривычно просто-рной кровати. Заснул только под утро, но проснулся как обычно, в шесть. Тут внутренние часы не подвели. Попил пустой чай, заел мякотью выковырянной из вчерашнего батона. Жевать не смог - челюсть болела. Побрился кое-как, налепил пластырей, одел валявшую-ся со вчерашнего дня на полу одежду, сунул в мусорное ведро букет и ушел на службу.
  
   Что делал в тот день на корабле, с кем говорил, на чьи вопросы отвечал - не пом-нил. Летел домой и думал - "Бог с ним, прощу, все прощу, только бы пришла" ... Отпер дверь. Естественно ни Ирины, ни ее вещей в комнате не оказалось. Только короткая, не-ровным почерком нацарапанная записка, - " Лучше танцевать за хорошие бабки стриптиз в Японии для косоглазых, чем по три раза в день жрать перловку с невдалым защитником фигового отечества, у которого нет доллара на мороженое ..." А ниже, совсем внизу и с краюшку, еле заметно - "Прости ..."
  
   После ухода Ирины Андрюха жил, словно по инерции, через силу. На автопилоте при-ползал по утрам на корабль, справлял кое-как службу. Вечером приплетался в пустую, хо-лодную комнату, выпивал прихваченную по пути из коммерческого ларька бутыль деше-вой "паленой" водки, закусывал мерзкой китайской тушенкой из голубой банки с розовой поросячьей мордой и заваливался на койку спать.
  
   Его больше не интересовала ни служба, ни происходящее вокруг. Кто-то задушил в собственной машине несговорчивого кап-три. При нападении на склад боеприпасов, ос-тавшихся после расформирования авианосных эскадрилий, погиб часовой. Пьяная мат-росня, избив вахтенного офицера, захватила подлодку и всю ночь пьянствовала на боевых постах, чуть не затопив ее со всем торпедно-артиллерийским вооружением. Не взволнова-ла его и кража из реакторного отсека списанного крейсера, о которой знал больше других.
  
   Жил словно под дурманом наркоза. Оживал, только открывая дрожащим в руке клю-чом дверь - вдруг вернулась Ирина. Но она не возвращалась ... Исчезла из его жизни. ...
  
   ... От ресторана донеслась новая мелодия. Андрей прислушался ... Под эту непритяза-тельную песенку они танцевали последний танец в тот проклятый день. На глаза набежали слезы. Платка у него уже давно не имелось, и Андрей поднял глаза вверх, к ветерку, туда, где бессильно трепыхался бело-голубой андреевский флаг. Неожиданно в голову пришло самое простое и радикальное решение всех проблем. Рука опустилась вниз, нащупала кла-пан кобуры, рукоять удобно легла в сухую ладонь. Привычно дослан патрон в патронник. ... Андрей поднес ствол к виску и спустил курок ...
  
  
  
  
  
  
  Глава 19.
  
  Осиный мед.
  
  
  
  
   После окончания афганской войны постепенно произошел совершенно незамеченный внешним миром разрыв тайных связей Основы со спецслужбами западных стран. Не раз-ведки неверных отказались от сотрудничества, нет, им, наоборот, позарез необходимы были надежные источники в исламском, закрытом, обществе. Сама Организация медлен-но, но верно обрывала ставшие опасными в новых условиях цепочки контактов. Вчераш-ние союзники становились врагами. Некоторые каналы еще функционировали, но досто-верная информация шла по ним только в одну сторону, через двойных агентов к Строите-лю. Его удивляла наивность вчерашних наставников, даже получая явную дезинформа-цию, или не получая вообще ничего, они по-прежнему мнили себя полновластными хозяе-вами положения, упорно не замечали происходящих в мире радикальных перемен.
  
   - Наши дороги разошлись. - Решительно подвел итог Строитель. - И, слава Аллаху, навсегда. Теперь явное или тайное тактическое, кратковременное сотрудничество воз-можно только на условиях Организации и для достижения ее целей.
  
   В те времена мировая сеть тайных осведомителей, состоящая из выпускников трени-ровочных лагерей боевиков и школ идеологических работников Основы, находилась в процессе становления. Организация неуклонно расширялась, постепенно втягивала в свою орбиту новых людей, охватывала паутиной ячеек страны и целые регионы в Африке, на Кавказе, Балканах, Азии, Океании. Люди Строителя подбирались, закладывая повсемест-но тайные и легальные ячейки, все ближе и ближе к логову Большого Сатаны. На конспи-ративных базах проходили обучение не только арабы и пуштуны, но и киргизы, узбеки, казахи, туркмены, таджики, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы, а самое главное - пе-решедшие в Ислам европейцы и американцы ... Число рекрутов достигло ста тысяч бой-цов. Казалось, что механизм виртуального исламского правительства работает безотказно, но вдруг, совершенно неожиданно, выплыла абсолютно нетерпимая, весьма болезненная проблема недостатка аналитической разведывательной информации.
  
   - Нам удалось, Слава Аллаху, создать мощную тайную организацию для борьбы с неверными. Постепенно удается локализовать, иногда даже свести на нет влияние хри-стиано-иудейского мира на исламский. Но теперь, на пороге решительных боевых дейст-вий, выяснилось, что старая структура сбора разведывательных данных перестала удовле-творять новым целям. Почему подобное происходит? - Поставил вопрос перед экстренно собранной на совещание верхушкой Организации Строитель.
  
   Ответ попытался сформулировать Врач, египтянин, так же как и сам Строитель, вы-ходец из богатого семейства. Человек, получивший прекрасное образование у себя дома и на презираемом им Западе.
  
   - Сегодня Организация ставит цель фактического противостояния военной, финан-совой, религиозной и идеологической мощи Запада. Цель реальная, достижимая. Нам уда-лось объединить, тайно или явно, множество различных, ранее действовавших независимо друг от друга групп борющихся за торжество Ислама, за победу над неверными. Над не-которыми из них мы установили полный контроль за счет финансовых средств Организа-ции. Другие - подчинили, внедрив нужных людей в руководство. Наиболее умные регио-нальные лидеры моджахедов сами решили встать под наши знамена, признали приоритет и значимость движущих сил Организации.
  
   Мы представляем собой невидимое, но мощное виртуальное исламское государство, презревшее национальные границы. Халифат с военными, финансовыми, политическими, религиозными, учебными и разведывательными структурами. Что поделать, разведыва-тельные и информационно-пропагандистские органы находятся пока в рудиментарном, зачаточном состоянии. Не имеют достаточного опыта стратегического планирования. Ес-ли на тактическом уровне разведка работает превосходно, то на стратегическом, увы, по-ка совершенно беспомощна и неорганизованна. Особенно ясно подобное выясняется при постановке не локальных задач, вроде атаки советского гарнизона зажатого в горах Гин-дукуша, а глобальных. Сегодняшний враг не армия шурави с ее ограниченными техниче-скими возможностями. Нам противостоит весь мир западной цивилизации, единая высо-котехнологичная сверхдержава со страной Большого Сатаны во главе.
  
   То же происходит и с пропагандой. Организация не сообщает миру о своих деяни-ях. С одной стороны это отлично! Пусть неверные теряются в догадках. Это хорошо, но люди мира Ислама должны, обязаны иметь полную информацию о наших победах. Это - первое, а второе - с помощью профессионально направленной контрпропаганды и агита-ции мы сможем разлагать тыл противника и вербовать новых бойцов непосредственно на его территории.
  
   Хочу также напомнить, что нашим людям необходимо отрабатывать приобретаемые навыки борьбы, опыт войны с неверными, проходить кровавые испытания. Нужен отря-дам и опыт проведения специальных операций в больших городах неверных. Если мы сра-зу начнем с Большого Сатаны, скорее всего, произойдут крупные провалы. Нами заинте-ресуются всерьез и начнут охоту раньше времени. Поэтому стоит пристальнее взглянуть на Россию, ее Кавказский регион. Это обширное поле для черновой, подготовительной работы. Здесь можно относительно спокойно и безбоязненно экспериментировать. Позво-лять себе то, что пока недопустимо в других регионах.
  
   Кроме того, должен уточнить, для ведения успешной пропагандистской войны, для оснащения современными компьютерами, средствами коммуникации, радио и телестан-циями, для подкупа газетчиков нужны большие деньги ...
  
   - Богатые, жирные, трусливые и нерешительные шейхи должны платить налог! За спокойствие! За жизнь! Потребуем с них деньги на священную войну! - Вскочил, потря-сая кулаками над головой, воинственно выставив вперед жиденькую бороденку, вчераш-ний учитель медресе.
  
   - Нам нужны свои, верные газеты! Собственное радио, а еще лучше - телевизионная станция! Причем внешне вполне респектабельная, даже нейтральная, но озвучивающая все наши решения и приказы! Проводящая в жизнь великие идеи Организации! ... - Под-хватил Юрист.
  
   - Интернет! Порождение дьявола неверных обязано послужить оружием в борьбе против них самих! ... - Веско добавил сумрачный Компьютерщик. Истовый ваххабит, по-стоянно озабоченный проблемами взлома чужих и защиты собственных сетей, принципи-ально отказавшийся от нижнего белья.
  
   Благолепное, спокойное, плавное, предписанное вечными канонами восточного этикета ведение совещания переросло в оживленный, похожий на западный мозговой штурм, обмен мнениями. Что удивительного, ведь в новом составе Учителей преобладали люди решительные, профессионально прекрасно образованные, но нисколько не ставшие от этого более терпимыми и менее фанатичными.
  
   - Для быстрого и эффективного создания собственной службы информации и раз-ведки мы можем воспользоваться помощью и возможностями уже отлаженной и прекрас-но зарекомендовавшей себя разведывательной организацией Исламского Пакистана - ИСИ - Прозвучало очередное предложение.
  
   Строитель невольно поморщился. Подобные связи осуществлялись во время аф-ганской войны. На постоянной основе они делились информацией. Получали деньги и оружие. Но теперь ИСИ стало не до Организации. Пакистанцы переориентировали все на движение "Талибан". Обеспечили его приход к власти сначала в Афганистане, а затем, попытались распространить это влияние на все пространство Средней Азии. Это, в основ-ном, совпадало со стратегическими планами Организации, но никоим образом не влияло на борьбу с Большим Сатаной. Конкурировать, а тем более залазить в дела "Талибана" и ИСИ, Строитель не желал. Другое дело, что через ИСИ мог обозначиться выход на ислам-скую ядерную боеголовку, уже тайно хранящуюся в бетонных бункерах пакистанских ра-кетных сил сдерживания.
  
   - Вы, возможно, неправильно меня поняли, уважаемые! Не сотрудничать с ИСИ, призываю я вас, но внедрить в нее своих людей, завербовать сотрудников из числа луч-ших мусульман и подчинить ИСИ себе. Вот моя идея. - Уточнил внесший предложение представитель. Он же Ученый, проработавший достаточно долгое время в рамках ядерной программы.
  
   Что же, высказанная в таком виде мысль действительно выглядела весьма привлека-тельной. Можно попытаться ее реализовать, подумал Строитель.
  
   - Хорошо, согласен. Попробуй. Поищи подходящую кандидатуру. ... - Строитель все же не решился преждевременно выказывать явный интерес к ИСИ, Пакистану, его ядер-ным секретам.
  
   Именно после этого совещания в базовом афганском лагере Основы появился штат-ный агент ИСИ - иорданец с длинными черными волосами, окладистой бородой, широ-ким, чуть расплющенным африканским носом, немного печальными глазами и яркими пухлыми губами на смуглом лице.
  
   Вначале Строитель действительно связывал с Иорданцем весьма далеко идущие пла-ны. Присматривался к нему, но постепенно понял, что сам по себе тот не имеет в ИСИ значительного влияния и не обладает политическим весом, а потому для поставленной за-дачи совершенно бесперспективен. Тем более уже наметились, а затем и вовсе четко оп-ределились, фигуры действительно значимые, ведущие, проходные, на которых и сделали ставки.
  
   Но и иорданец оказался полезен. Сначала он удачно выполнил задание в Таджики-стане, затем мобилизовал на борьбу с остатками Северного альянса моджахедов из Ингу-шетии, Чечни, Осетии, Грузии и Азербайджана. Собрал их в отборную бригаду "055"ставшую отборной гвардией "Талибан". Он действительно многое мог и умел. Осо-бенно в деле сбора разведывательной информации и диверсионной борьбы.
  
   Именно поэтому Строитель решил назначить Иорданца своим полномочным пред-ставителем на Северном Кавказе. На разжигание священной войны и проповедование ис-тинного Учения Аллаха, ваххабиты первоначально выделили Иорданцу 25 миллионов долларов.
  
   Отправляя доверенного человека в Россию, Строитель в заключении сказал, - В Чечне сейчас война идет толи за политическую независимость и построение светского го-сударства, толи просто за вытеснение русских с прибыльного нефтяного места. Из далека многое неясно. Возможно все еще проще - это своеобразная война криминальных автори-тетов за создание зоны полного беспредела. Во всех этих случаях цели борьбы не соответ-ствуют великим идеям Джихада. Знаменем независимой Ичкерии нам прикрываться мож-но и нужно, но доверять ее руководителям - ни в коей мере. Оттесни их, постепенно займи их место. Одних - убей, других - преврати в марионеток, в бутафорские, ничего не знача-щие фигурки. Консолидируй в своих руках все политические и военные силы. Стань сим-волом и знаменем кавказского Джихада.
  
   Твоя задача, Иорданец, подчинить себе и своим людям местных мусульман, выдви-нуть на первые места людей верных Основе и благочестивых, убрать нечестивых и соз-дать условия для вхождения всего Кавказа в будущий Великий Халифат.
  
   - Спасибо за доверие, Учитель. Аллах поможет мне в этом святом деле. - Ответил, блестя зубами и черными маслинами глаз, польщенный оказанной честью Иорданец. - Сладкий мед великого и чистого, старого, не испорченного конформистами учения Алла-ха донесу я до людей Кавказа. Протяну им на острие лезвия своего кинжала! Горе невер-ным и отступникам! Не будет им пощады. Клянусь Аллахом!
  
   - Верю тебе, Иорданец! Возьми с собой надежных амиров и твори свое дело во имя Аллаха!
  
  ***
  
   Разными путями добирались люди Иорданца на Кавказ, но на любом маршруте их встречали, помогали деньгами, обеспечивали жильем и охраняли от спецслужб местные ячейки всемирной сети организации Строителя. ...
  
   ... Выходец из Ирака Ахмад шел в Чечню через Турцию и Грузию. На турецкой территории ему приходилось соблюдать элементарные меры безопасности. Ожидая при-каза на переход грузинской границы безвылазно сидеть в душной комнате старого глино-битного дома. Границу переходил ночью, по волчьей тропе, замирая при каждом шорохе, без оружия. Отсутствие вооружения, ощущение беззащитности больше всего угнетало Ахмада. Чувствовал себя словно вышедшим голым на улицу, но, ничего не поделаешь, шутки с турецкими военными могли закончиться самым печальным образом. Если они в душе и сочувствовали чеченским сепаратистам, то с исламскими моджахедами имели соб-ственные кровавые счеты. Потому действовали жестко. Далеко не всегда соблюдали ци-вилизованные методы поведения с пленниками.
  
   Зато на грузинской территории Ахмад и его проводник сразу перестали таиться, по-шли в открытую, не пригибаясь, не таясь. Ожидавший их человек стоял возле заляпанного грязью маленького русского автомобильчика. Встречающий, курил и оживленно болтал с заросшим черной неопрятной щетиной человеком в мятом камуфляже и небрежно забро-шенным за спину автоматом Калашникова. Увидев подходящих людей, агент Основы вы-плюнул окурок почти до фильтра искуренной сигареты, вытащил из кармана и сунул в ру-ку небритого комок местных денег. Тот козырнул небрежно и мигом исчез в кустарнике.
  
   - Кто такой? - Спросил о постороннем Ахмад. Лишних свидетелей он не любил остав-лять в живых.
  
   - А, пограничник местный. Он у меня прикормлен, обеспечивает спокойный переход. Тут, в Грузии, народ бедный, за деньги и козу, и девку и папашу родного продадут. Со-всем обнищали ...
  
   Через всю Грузию без помех провез Ахмада дребезжащий "жигуленок". Доставил к ущелью на границе с Чечней. На многочисленных полицейских постах неопрятно одетые стражи порядка требовали только денег, денег и ничего иного кроме денег. Немного, надо сказать, просили, совсем гроши по турецким меркам. Получив бакшиш, никто не приди-рался, не просил показать документы, не светил фонариком в лицо. Всем на все, кроме взяток, оказалось глубоко наплевать. Видно с того и жили.
  
   Новый проводник перевел человека Иорданца через последнюю границу, вывел пря-миком на пост ичкерийской стражи. Эти уже принимали его как почетного гостя. Усадили Ахмада в "Мерседес" и по горным, раздолбанным дорогам привезли в аул, где предстояло служить людям Иорданца. После обильного угощения повели показывать хозяйство, склад боеприпасов, оружие, продуктовые запасы, средства связи, ваххабитскую литературу. Да-ли выбрать автомат и пистолет по вкусу, патроны подарили и денег не взяли. На святое дело ведь. Какие тут счеты!
  
   Пустующую мечеть продемонстрировали. Хозяева временно обходились без муллы. Старого пришлось прибить за упорное нежелание признать святые истины ваххабизма ос-новой Ислама, а нового еще не выбрали ... Законы Шариата в ауле неукоснительно со-блюдались: скользили закутанные в паранджу женские фигурки в сопровождении мужчин из числа членов семьи, муэдзин с невысокого минарета призывал правоверных к молитве, здание средней школы за ненадобностью превращено в казарму прибывающих моджахе-дов.
  
   В самом конце прогулки гостеприимные хозяева подвели гостя к яме в земле - "зин-дану". Местной тюрьме. Там, на вонючей подстилке, копошились неверные, взятые для выкупа в заложники. Четверо, даже в грязных обносках, резко отличались по внешнему виду и поведению от остальной массы пленников. Очень смахивали на столь ненавиди-мых Ахмадом американцев и англичан.
  
   - Кто такие? - Ткнул презрительно пальцем в сторону опасливо забившейся в угол четверки.
  
   - Э, брат, богатый улов! Телефонщики. Трое англичан и один новозеландец. Большие деньги стоят. Вот, переговоры ведем. Не заплатят, придется головы резать. Чего зря кор-мить? ... А там у нас - совсем дурачье, мильтоны дагестанские сидят. Выкуп нам притара-банили. За своих дружков. ... А мы тех уже ... - Благодушный хозяин провел ребром ладо-ни по горлу. - Теперь их черед ... Заплатят - не заплатят, а отпускать все одно нельзя. Слишком много видели. ... Жалко конечно, какие ни есть, а мусульмане, но тут уж ничего не поделаешь ...
  
   - А вот здесь - парочка русских. ... Вон, видишь, девка ихняя. ... Молодая! Сладкая!
  
   Ахмад глянул вниз, присмотрелся. Лица не разглядел - прикрылась рукавом, но фи-гурка вроде неплохая. Стройная нога в драном чулке выглянула из-под короткого подола платья ... Неожиданно ощутил голод по женскому телу, по подзабытым, во время изматы-вающих все силы тренировок в лагере и долгого путешествия, ощущениям обладания. То-гда не до баловства было, а теперь почувствовал желание, возбудился, уперся взглядом в проглянувший кусок женской плоти.
  
   Хозяин гостя понял, усмехнулся, широко рукой махнул. - Дарю девку своему боево-му другу! Все будьте свидетелями - Дарю саби Ахмаду. Пользуйся, уважаемый!
  
   Вытащили девку из ямы. Она не шла, подвывала жалко. Хваталась за руки сидевше-го рядом пацана. Тот отдирал ее пальцы, отпихивал, шипел, словно котяра разъяренный, на похитителей с ужасом озирался - мол, не виноват я, сама она такая, забирайте скорее.
  
   - Ее любовник? - Спросил Ахмад.
  
   - Кто знает, брат? Продали нам обоих вместе. Этот - наркошник мелкий из России. К нам от суда сбежал, а девка может и впрямь с ним. Но ты о нем не волнуйся, брат. - Под-мигнул хозяин. - Он умрет, а она его скоро забудет.
  
   Девку вытащили за волосы из ямы. Выдрали, правда, пук, но, что тут поделаешь? Отрастут. ... Она еще поупиралась, но Ахмад, уже на правах владельца, дал ей хорошенько под зад. Тогда девка успокоилась, поняла, что не шутят, пошла покорно.
  
   Привел саби Ахмад в отведенную ему саклю. Поставил воду в ведре на огонь. Мед-ный таз нашел. Заставил девку отрепье скинуть. Все, до самого исподнего, завязал узлом и выкинул за дверь на неубранный от прошлых хозяев двор. Сидел, пялился молча, рас-сматривал. Если та пыталась прикрываться - бил ремнем, но не особо сильно. Чего зря прежде времени шкуру портить? Девка ему нравилась. Стройная, русоволосая, с хорошей фигурой, оттопыренной попкой, небольшими грудками. Ему вообще, еще со времен обу-чения в советском техникуме, нравились русские женщины. Вот только какой она окажет-ся в постели? Ну, да этот дело поправимое. Не понравится быть поротой - начнет старать-ся, угождать господину.
  
   Вода нагрелась.
  
   - Мойся, давай! - Приказал Ахмад, по-русски. - Я теперь твой хозяин! Будешь хоро-шо себя вести - бить не стану. Подарки делать буду.
  
   Девка мыла голову, распутывала, слегка повизгивая, сбитые в колтун за время под-земного сидения волосы, тело оттирала покрытое пленкой засохшего грязного пота. Одно-го ведра оказалось мало, нагрел второе, а она так и стояла мокрая, стараясь подвинуться поближе к огню. Он не мешал. Пусть греется. Да и интересно смотреть на женское тело в розовых отблесках пламени, вырывающихся из печного зева.
  
   - Здоровая? - Спросил Ахмад.
  
   - Здоровая ... - Прошептала рабыня.
  
   - Обманешь, плохой смертью убью! - Пообещал Ахмад, следя за ее лицом.
  
   - Здоровая я. - Еще тише прошелестело в полутьме.
  
   - Вытрись, ... на. - Кинул полученное вместе с домом махровое, почти новое поло-тенце. ... Подождал.
  
   - Сюда иди, ко мне. - Расстегнул штаны, притянул за голову. Та не отказалась, при-нялась механически выполнять требуемое. Это Ахмаду не понравилось. Такие дела жен-щине нужно исполнять с любовью и страстью к повелителю. Пошарил по полу и нащупал откатившийся от печки кусок ветки из заготовленного пука хвороста. Освободился от удивленного рта пленницы, чтоб не куснула, и молча стеганул раз, другой. Та только оха-ла сдавленно.
  
   - Продолжай! - Снова притянул голову к животу. Та поняла, запыхтела, захлюпала. Старалась.
  
   Утром Ахмад пошел в лавку, купил на доллары, полученные от Иорданца, новую одежду, расческу, шампунь. Заслужила. Когда вернулся, та, закутанная в простыню, шу-стрила по дому, порядок наводила. Это хорошо. Понятливая девка попалась. Кинул ей одежу, положил остальное на стол.
  
   - Имя теперь тебе будет Айша. Сегодня же учить Коран станешь. Потом Ислам при-мешь. Из дома - только в парандже. ... Поняла?
  
   Та кивнула головой. Как тут не понять ...
  
   - Примерь!
  
   Девка, придерживая двумя пальцами простыню, потянулась за одеждой, но не удер-жала и белая ткань скользнула, опадая складками к ногам. Ахмад возбудился. Подскочил, опрокинул на кровать и, как был в камуфляже, сапогах, амуниции, залез сверху. Чего це-ремонится с рабыней. Та плакала, а он все забивал и забивал в ее лоно ненасытную плоть, не обращал внимания на стоны и слезы, хоть и понимал, чувствовал, что все пряжки и же-лезки впиваются, царапают, рвут нежную кожу. Насиловал жадно, грубо, зло, долго - пока не отпал обессиленный ...
  
   - Ладно, - Сказал, уходя, - Приберись. Обед приготовь. Белье постирай. Не ленись ... Плохо сделаешь - палкой бить буду. Не поможет - голову отрежу. Ты теперь никто - саби, подстилка, тюфяк мой. - Перешагнул через порог и ушел, хоть внезапно понял, что мог бы и еще потешится. Дела, дела торопили. Приказ пришел от Иорданца, начать разрабатывать план захвата соседних с Чечней районов, ради распространения священного пламени джихада на соседние регионы.
  
   В оставленной Ахмадом сакле не разгибаясь, усердно шаркала веником саби. Тело ныло, внутри горело и пекло. Пульсировало что-то болючее, живое и кровоточащее. Каж-дые несколько минут она кидалась к ведру с водой, полоскала рот и выплевывала за порог нечистую, отвратно и остро пахнущую диким животным воду. Слезы капали, оставляя маленькие темные точки на глинобитном полу, а в голове, недоступная никаким моджахе-дам, яростно билась одна единственная мысль, - " Господи! Великий! Всемогущий! Сде-лай так, чтоб за муки мои кастрировали гада поганого! Оторвали поганцу все его побря-кушки вонючие вместе с потрохами и выбросили падаль истекать кровью!"
  
   Прошло немного времени, и в Чечню добрались последние из двух сотен моджахедов, посланных Строителем вместе с Иорданцем. Сначала некоторые местные боевики смотре-ли на пришельцев косо, не особо доверяли. Строитель слал огромные по местным меркам деньги, на них создавались учебные лагеря, в которых преподавали арабы-инструкторы. Прибыли прошедшие тренировки на базах Организации боснийцы, воевавшие с шурави в Афганистане пуштуны. Собрались боевики, побывавшие во многих знаменитых, опасных переделках. Доллары с одной стороны, военное мастерство пришельцев с другой, посте-пенно перевели на сторону Строителя и его организации даже самых независимых поле-вых командиров.
  
   Во всех лагерях учениками набрали молодых чеченцев. Ведь именно молодежь всегда наиболее непримирима и критична к старым догмам, ее проще распропагандировать, ку-пить, припугнуть, наконец. Тем более время выдалось удачное. Исчезли догматы прежней коммунистической эры, разные там "комсомолы", "пионеры", а в образовавшуюся пусто-ту хлынула несдерживаемым потоком религия. Кружила, пьянила без вина молодые голо-вы, туманила видениями прекрасного рая, манила алыми губами и белоснежными телами семидесяти семи девственниц.
  
   Специализация у каждого лагеря особая. "Давгатлагерь", - готовил специалистов в об-ласти психологической войны, не забывая впрочем, теорию и практику допросов, и обяза-тельную первичную военную подготовку. "Абуджафар", - выпускал боевиков-партизан и городских диверсантов. "Хачиной", - асов стрелкового дела, снайперов. Инструкторы к делу подходили серьезно, не мелочились, потому практические занятия проводили на жи-вых объектах, "бревнах". За одно и фиксировали все происходящее на видеокамеру, повя-зывали новобранцев теплой кровью, отрезали путь-дорожку назад, отбивали желание бро-сить кровавую науку и сбежать домой.
  
   Последних находилось мало, совсем мало. Власть над беззащитным телом пьянила, чужая, дымящаяся кровь дурманом била в голову. Присутствие подбадривающих инст-рукторов и ждущих своей очереди соучеников прибавляла куражу молодым горцам, у ко-торых и так в генах намертво засели подвиги абреков, начиная от Шамиля и кончая брыз-гающим на митинге слюной в припадке бешеной страсти генерала Дудаева.
  
   Отбор в лагеря велся строго, да и само обучение заканчивалось суровым экзаменом. Выпускников-диверсантов, например, заставляли совершать долгий переход и последую-щий выход в атаку под реальным огнем сокурсников. Тут уж конечно не обходилось без потерь, но зато отсеивался брак, а отряды пополнялись подготовленными, обстрелянными, бесстрашными бойцами, приученными к крови и спокойно относящимися к возможной смерти во имя Аллаха.
  
   Война во имя создания на всем Кавказе исламского имамата ваххабитского толка разгоралась, до времени прикрытая цветистыми рассуждениями бывших советских воен-но-начальников о независимой Ичкерии. Их поддерживали и молодежь, и люди среднего возраста, и, самое главное, старики. До поры до времени такие лидеры оказались необхо-димы. Им даже позволили набивать карманы долларами, богатеть не по чину. "Бог с ними, пусть пока резвятся", - Считал Иорданец, и Строитель с ним вполне соглашался. Все рав-но "тайные" счета и подставные фирмы руководителей Ичкерии находились под его не-гласным контролем и в нужный момент могли без лишних треволнений перейти в прямую собственность Основы.
  
   Боевая слава, особо ценимая горскими племенами, пришла к Иорданцу после успеш-ного нападения на русскую бронетанковую колонну. Тогда, пользуясь разгильдяйством командиров противника, удалось ему завлечь врага в засаду, подорвать технику на мин-ной ловушке, а затем, словно на полигоне, расстрелять выпрыгивающих из пылающих машин солдат в дымящихся комбинезонах.
  
   Личный оператор заснял побоище японской телекамерой. Горела броня, взрывались на собственных боеприпасах танки. На героическом фоне стоял бородатый, оливково-смуглый араб и смотрел, с довольной улыбкой на толстых губах, как корчатся, пожирае-мые заживо пылающим топливом из разбитых баков, молоденькие солдатики. Оператор беспристрастно снимал, как сумбурно пытаются организовать оборону, мельтешат и па-дают под пулями подстреленные снайперами офицеры, как умирает в муках, получивший в живот зажигательную пулю, заведший колонну в ловушку полковник. Иногда и сам Иорданец припадал к оптическому прицелу американской винтовки и подстреливал особо упорных, до конца сопротивлявшихся, не желавших покориться воле Аллаха и умереть, неверных. Запись вышла весьма качественная, профессиональная, краски получились яр-кие, сочные.
  
   Иорданец, наряду с великой верой в Аллаха, обладал и немалой практической жил-кой. Крепко верил в силу зеленых бумажек и собирал их повсеместно, не особо, впрочем, подобное увлечение афишируя. Наоборот, при каждом удобном случае причитал о своей бедности и полном бескорыстии.
  
   - Я бедный человек, - Твердил, страдальчески закатывая глаза, Иорданец перед ино-странными репортерами, - Дело свое делаю не за деньги. Помогаю собратьям - в этом долг каждого правоверного. И мне помогают мусульмане. И государства, и простые люди. Нам много и не надо, ведь чему мы учим? Прежде всего, Исламу! Только потом обращению с оружием, минами, взрывчаткой, а после трехмесячного курса отправляем молодежь на практику, сражаться с русскими... Русские - неверные, а долг каждого правоверного му-сульманина - вести непрестанный джихад!
  
   В своей стране занять подобающее место в обществе ему оказалось сложно. Потому и решил не корпеть над толстыми томами физико-математических наук в далекой Калифор-нии, а добиться всеобщего признания и уважения побыстрее, ну и, естественно, попутно заработать на афганской войне. Здесь его и приметили вербовщики из пакистанской раз-ведки. По этой же причине, яро выполнял задания Строителя, стремился изгнать неверных с Кавказа, из Средней Азии, со всех земель Ислама, создать свое государство. Всемирный Халифат, благодарный и способный по праву оценить солидным постом в будущем пра-вительстве немалый личный вклад Иорданца в дело вечного Джихада.
  
   А для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в величине его, Иорданца, взноса в святое дело, все проведенные террористические акты и операции приказывал снимать на видеопленку. Вот и в том бою ходил иорданец между трупов, добивал раненных, отрезал мертвым уши, носы, снимал скальпы. Сам нарушал при этом заповеди Ислама - глумился над трупами. Но предполагаемые выгоды от уникальных кадров перевесили моральные и религиозные установки Корана.
  
   Отличный рекламный трюк получился. Оригинальную кассету представили Строите-лю, тот смотрел не отрываясь, радостно улыбался и в итоге вознаградил щедро и самого Иорданца и его людей. Большие миллионы ушли на Кавказ, но не прямо в руки многочис-ленных и разнородных полевых командиров, не достались и грызущимся за власть прави-телям Ичкерии. Попали сначала доверенному человеку Строителя - Иорданцу. Только ему поручил руководитель Основы распределять средства, поощрять особо отличившихся в боях джихада, устанавливать расценки за подбитую технику, застреленных офицеров, за-хваченных в плен контрактников.
  
   Совсем некстати подоспело Хасавьюртовское соглашение, по которому неверные, поджав хвост, убрались восвояси с территории Ичкерии. Накал боев понизился, сошел вообще на нет и основную массу инструкторов повелели перебросить в иные места, для разжигания неугасимого огня священной войны. Жаль было Иорданцу расставаться с про-веренными и надежными моджахедами, но, приказ направлял одних в Косово, других в Таджикистан. Третьих звал обратно в Афганистан, добивать остатки Северного Альянса неукротимого Панджерского Льва, вчерашнего соратника - Шаха Масуда. Сам Иорданец уезжать никуда не собирался, уж слишком удачно все складывалось. Очень большие день-ги шли через него в Чечню, чтобы вот так просто от них отказаться и поехать начинать все заново. Проще казалось организовать на месте свою собственную, малую священную вой-ну, отгрызть от обессиленного русского медведя еще один кус парного мяса, рвануть но-вый клок шерсти - Дагестан.
  
   Пришлось вновь обзаводится верными людьми. Иорданец не очень доверял местным людям, предпочитал арабов, чужих в кавказских горах, не имевших здешних корней, а по-тому не способными изменить вождю. Но арабов после мирного соглашения с Россией осталось мало. Тогда он обратил внимание на русских перебежчиков, рассорившихся, так или иначе, с федералами, принявших Ислам и повязанных напрочь кровью убитых и за-мученных вчерашних сослуживцев. Таких присматривал, проверял негласно, испытывал кровавыми боевыми делами и, если подходили, переводил под свое начало.
  
  
  ***
  
   Сашке Бардышеву с самого детства чертовски не везло. Ну не шла ему удача в руки, хоть плачь. В садике только нацеливался он на приглянувшуюся игрушку, как видел ее в чьих то других руках, а силенок отобрать ее никогда не хватало, да и не очень верил Саш-ка в свои силенки. Дома только заикался о чем-то своем, шедшем вроде как поперек с во-лей отца и матери, получал такого подзатыльника или шлепка, что надолго забывал о пре-ступном желании. В школе вызывали его училки обязательно в дни, когда уроки оказыва-лись невыучены, а вот если после домашней головомойки с затрещинами и воплями вы-полнял он задание, тут уж его никто к доске как нарочно не вызывал.
  
   Интуитивно чувствуя Сашкину внутреннюю пакостность и несвободу, девушки предпочитали держаться от него подальше, хоть вроде и ростом со временем вытянулся, и физической силой, как оказалось, Бог не обидел. Его просто бесило, что "телки", даже самые страшненькие, не обращали на него внимания, а тянулись к другим, более раско-ванным, свободным, способным и ярким ребятам. Таким он смертельно завидовал и жут-ко, поэтому ненавидел всеми фибрами души.
  
   На продажную, даже самую дешевенькую любовь, денег у Сашки никогда не име-лось. Предки его не жаловали, держали в ежовых рукавицах, цукали по каждому поводу и без оного. Потому так и рос он - затюканный, озлобленный, завидующий всем и всему в мире. Только ночью, под одеялом, тихонько дроча втайне от родителей, покрываясь хо-лодной испариной при малейшем шорохе, мечтал Сашка о страшной мести для всего ок-ружающего, враждебного, презирающего его мира.
  
   Таким и в армию ушел, надеясь, втайне, на некие великие подвиги. Ожидал от служ-бы лишь блестящие награды, почетные отличия, способные повернуть колесо фортуны в его сторону, обеспечить всем тем, чего никогда не имел, но о чем так страстно мечтал.
  
   Проза армейской жизни, начавшаяся с карантинной муштры, быстро повышибла ро-мантические бредни из клочковато стриженой головы Сашки. Какие там подвиги! Стирка "дедовского" бельишка и обмундирования. Тощий солдатский приварок. Зависть к тем, кто имел возможность подпитываться домашней жратвой из посылок да пряниками из солдатской чайной. Ненависть к другим, тем, кто выбивал больше очков на стрельбище, кто быстрее проходил полосу препятствий, лучше отжимался на турнике, не лебезил пе-ред стариками и дембелями. А, кроме того, ко всем играющим на баянах и гитарах, по-ющим, танцующим, рисующим ... в общем обладающим некими способностями и дарова-ниями, начисто у самого Сашки отсутствующими. Зависть и ненависть, кипели в нем словно вода в забитом намертво паровом котле. С тем и отбыл в составе родной воинской части выполнять солдатский долг в Чечню.
  
   Еще в начале службы невольно примечал Сашка кто и что в тумбочках держит. Ну, прямо прилипали его глаза к чужим часам, к блокнотам, в которых наверняка за край ко-жимитовой обложки заткнуты туго сложенные купюры, к фоткам с голыми девками, тай-но хранимыми в книжках.
  
   Дневаля в казарме, так и подмывало его пошерстить по тумбочкам. Тянуло неудержи-мо пощипать немного от чужой удачи в собственный тощий карман. Сначала удерживал-ся. Боялся скорой и жестокой расплаты. Боли, ударов, позора прилюдного, боялся Сашка. А в Чечне проще, там все вообще на виду. Что и где скроешь, если живет взвод в брезен-товой, полуврытой в каменистую землю палатке? Тут вообще никто не знает наверняка, вернется хозяин занятной вещицы с боевого задания своим ходом, привезут его сердешно-го на броне, отправят вертушкой в госпиталь или останется он гнить в чаще чеченского леса с отрезанными ушами, носом, яйцами, а то и всей головой.
  
   Пристрастился Сашка тягать чужое добро, его-то на боевые старались не брать - обу-зой считали, надежды и уважения к нему не имелось. Все бы ничего, но попался он на ча-сах сержантских. Думал, хозяина уже в живых нет, а тот на Сашкину беду заявился жи-вой-здоровый. Обнаружил пропажу и, быстро вычислив присвоившего "Сейку" дневаль-ного, пребольно отколотил, не внимая мольбам и божбам. Пообещал продолжить на сле-дующий день, если подлец не вернет украденное. С тем и ушел спать. Вернуть Сашка не мог по той простой причине, что шустро загнал котлы заезжему контрактнику, а деньги, естественно, тут же прожрал и пропил. Потому ждать продолжения не стал. Прихватил автомат с патронами и подался в бега. На что надеялся - сам не понимал, но за ночь отмо-тал прилично, почти до Ведено допер, где и был благополучно перехвачен людьми Иор-данца.
  
   Сначала его, как водится, приняли за лазутчика и здорово побили, отобрали все, что нашлось в карманах, разули и сунули в холодный подвал. По летнему времени был Сашка в стареньком хэ-бэ. Согреться всю ночь не мог, глотал соленые от крови сопли, цокал зу-бами, проклинал свою невезучую жизнь и жалел, что не остался в части. С часами и сер-жантом он уж, как ни будь, разобрался, уговорил, пообещал деньгами вернуть, отдавал бы с получки ... Ну не убили бы его, в конце концов! А эти, чернобородые, заросшие, страш-ные, прикончат наверняка, да еще и помучают. Тут, кстати, вспомнился ему рассказ одно-го контрактника с блокпоста, что чечены не всех убивают. Тех, что принимают их веру, щадят, дают возможность Коран учить, даже позволяют воевать на своей стороне. Воевать особого желания у Сашки не имелось, но решил при первой же возможности заявить но-вым хозяевам о своем пылком желании перейти в мусульмане. На том, успокоившись под утречко и приснул маленько.
  
   Проснулся оттого, что за волосы и остатки ворота гимнастерки невежливо выволокли его из подвала на свежий утренний воздух. Швырнули прямо под ноги заросшему до глаз черной бородой верзиле с культяпой, затянутой в кожаную перчатку рукой. Лицо у мужи-ка зверское, ненашенское, даже не чеченское. Нос расплющенный. Губы вывороченные, красные, африканские. Кожа оливковая, лоснящаяся.
  
   - Во! Никак сам араб чертов! Видать о нем правду офицеры говорили. - Успел поду-мать Сашка. Но тут заметил, что в левой руке культяпый сжимает страшного вида бле-стящий на солнце нож, а поодаль, видать, чтоб в крови не замараться, стоит еще один, с видео камерой на плече. Тут дошло до беглеца - пробил его последний час.
  
   Умирать Сашке оказалось страшно. Очень он жить хотел. Заверещал Сашка, словно заяц, заорал, - Ислам, Ислам желаем принять! В Аллаха верую! В Мухамеда! Мать вашу! Во всех ваших святых! Мусульманином жить желаю! - Орал изо всех сил, чуть не описал-ся, еле удержался.
  
   Повезло ему, опустил Иорданец нож, засунул в ножны. Оператор, было, выключил камеру, но тот прикрикнул, велел вновь включить, подробно записывать Сашкино обра-щение в мусульманина, отречение от религии неверных и обращение к истинному Богу. Такие вещи тоже приятны Строителю, потому под них деньги отпустит не жалея.
  
   Стал Сашка мусульманином. Сначала учил суры Корана, таскал воду из источника и из леса дрова для кухни. Потом его окрестили по-ихнему, и неделю целую работать он не мог. Меж ног пекло, мочился еле-еле, но постепенно прошло. Тогда выдали новообращен-ному вместо ошметков хэ-бэ камуфляж поновее. Вытянули автомат с расщепленным пу-лей прикладом и пару перехваченных изолентой рожков из кучи захваченного в бою, не нового уже добра. Кинули слегка меченную кровью брезентовую разгрузку и ношенные десантные ботинки с байковыми портянками. Привели в отряд, охраняющий пленных и велели сторожить ....
  
  ***
  
   В комнате без мебели сидели под стеной рядком человек пять коротко стриженных срочников-первогодок с тонкими шейками, болтающимися в широких воротниках новых гимнастерок с уже темными от пота, засаленными воротничками. Отдельно, в углу, си-дел, опустив голову на колени, лейтенант в новом камуфляже, в свитере, с чудом уцелев-шей портупеей через плечо и пустой кобурой на широком командирском ремне.
  
   - Это-то мы щас поправим, - Решил про себя Сашка, ставший впрочем, к тому времени уже Сараджи, - Щас мы тебя, лейтенант, приведем к общему знаменателю!
  
   Подошел к пленному, пихнул бутсой в бок, но так, чтоб камуфляж ненароком не за-марать. - Эй ты, неверная свинья!
  
   От звуков русской речи лейтенант вздрогнул, поднял голову, уперся глазами в дуло автомата. Он еще не отошел от шока пленения, когда его вытащили из кабины "Урала" одетые в русский камуфляж люди, принятые вначале за заставу внутренних войск. Вышло все так неожиданно, глупо, в момент, когда до ворот части оставалось уже совсем немно-го, каких-то несколько сот метров. Расслабился, отвлекся мыслями о доме, да и возвра-щался ведь не с боевого задания, а ездил получать пополнение. Потому в кузове сидели не надежные бойцы, а вот эти пятеро безоружных несмышленышей. Водитель из старослу-жащих дернулся за автоматом, закрепленным возле ноги, но получил нож в бок и неловко, кулем вывалился из кабины, а автомобиль с остальными, обезоруженными, но даже не связанными, враз потерявшими волю к побегу пленниками, своим ходом боевики пригна-ли на горную бандитскую базу.
  
   Лейтенант оказался Сашке знакомым. Тот, однажды, еще в постоянном раскварти-ровании части заставил во время дневальства перемывать пол в казарме.
  
   - О, вот какая встреча, товарищ лейтенант! - Глаза Сараджи заблестели от восторга.
  
   - Ты чего здесь делаешь, Сашка? - Очумело спросил лейтенант.
  
   - Был Сашка, да весь вышел, русская свинья. Сараджи я, Сараджи! Правоверный му-сульман я теперь! Ты у меня сейчас пол мыть будешь, сука! - Ткнул стволом лейтенанта в лицо. Тот отшатнулся, стукнул затылком о стену сакли, от боли прикрыл веками голубые тоскливые глаза.
  
   - Нет.
  
   - Нет? - Передернул Сараджи затвор. - Хочешь жить - мой пол, зараза! А то ведь я и тебя и воинство твое сопливое сейчас порешу. Все в моей власти!
  
   У стены один воин тихо пискнул, другой обречено заплакал.
  
   - Ладно, твоя сегодня взяла, ... мусульман хренов. - Лейтенант встал. - Помою ...
  
   Роста он был высокого, повыше Сараджи, потому тот на всякий случай отскочил, выпятил вперед автомат. Пугал, не велено ему было кончать пленников раньше срока. Иорданца ждали.
  
   - Не стоит тебе, лейтенант, такой хороший камуфляж пачкать грязной работой, да и свитерок тоже, ну а портупея тебе сейчас вообще не положена. Скидывай лишнее, в ис-поднем мой.
  
   Лейтенант начал молча раздеваться, неловко скидывая обмундирование на захар-канный и затоптанный пол.
  
   - Тебя кто так учил, падла! - Заорал Сараджи. - Складывай обмундирование как по-ложено, аккуратно, мне его еще носить и носить! ... Да, сверху часы, полож, не забудь. - Добавил, заметив ремешок на запястье. - Командирские, небось? С танком?
  
   - С танком! - Гордо ответил лейтенант. - С тем самым, что тебя, бывший рядовой, когда ни будь, раздавит как мокрицу!
  
   - Так ты танкист! Герой, какой! Ну, рази можно героя заставить в исподнем пол мыть? Извиняюсь, товарищ танкист. А ну, в упор лежа! Отжимайся, лейтенант хренов! - И направил автомат в голову. - Давай, давай! А то сейчас, не утерплю, мозги твои по стенке размажу, а глаза голубенькие в ватку закатаю и в коробочке по адресочку обратному па-пе-маме пошлю!
  
   Лейтенант молча отжимался, а из глаз текли на пол, в грязь, перемешанную с чело-вечьим и козьим дерьмом, злые слезы бессилия и унижения. Мощные мускулы рук и торса бугрились, напрягаясь и сокращаясь, блестела потом гладкая загорелая кожа спины. Эта мускулистая, загорела, гладкая спина вызывала у бывшего Сашки горючую, до желчи во рту, зависть. Ему была всегда ненавистна собственная, серая и дряблая в прыщах кожа, а сейчас перед ним, на уровне его башмаков, дышала силой и мощью спина полностью на-ходившегося в его власти человека. Офицера, еще недавно наделенного правом приказы-вать ему, Сашке, наказывать его, посылать в бой, на смерть.
  
   Сараджи залез в карман, вытащил пару патронов от снайперской винтовки, обнару-женных им утром на подоконнике и присвоенных по дурной привычке. Закинул автомат за спину, вырвал корявыми пальцами, словно клещами, пули из дульцев гильз, вытряхнул порох на заскорузлую ладонь.
  
   Лейтенант уже еле отжимался, теряя последние силы и, наконец, не выдержав, по-пытался встать, но Сараджи наступил на поясницу башмаком и придавил к полу.
  
   - Эй вы, щенки! Смотрите, как горят русские танкисты! - Высыпал порох кучкой на поясницу лейтенанту. Чиркнул спичкой, подождал пока разгорится и кинул желтый ого-нек на серые крупинки. Вспыхнуло мгновенное пламя, кожа, еще секунду назад мускули-стая, гладкая, чистая, мгновенно почернела, опаленная огнем, пошла пузырем, стала без-образной, загаженной, как и предназначено было быть всему в этой комнате. Лейтенант потерял сознание и ткнулся безмолвно в доски пола.
  
   Дверь распахнулась, и в помещение вошел прибывший со своими телохранителями Иорданец.
  
   - Где пленные, Сараджа?
  
   - Тут, тут они, муаллим! - Залебезил Сашка. Боялся гнева Иорданца. Черт его знает, зачем ему пленные нужны, может меняться захочет. Хоть это вряд ли, менял он редко, чаще резал перед камерой. Но решил подстраховаться на всякий случай, муаллимом на-звал. Чего это такое точно не знал, но, увидав расплывающиеся в улыбке толстые губы, понял, угодил, в точку попал. - Все тут. Вот только лейтенант спортом решил позанимать-ся, устал немного, отдохнуть прилег.
  
   - Паленым пахнет! - Пошевелил толстыми, заросшими черными волосами ноздрями Иорданец.
  
   - Это я молодым показывал, как русские танкисты горят. Всех, кто сражается про-тив воинов Ислама, станем поджаривать как русских свиней!
  
   - Молодец, Сараджи, - Ухмыльнулся в бороду Иорданец, - Правильно все объяс-нил. Не хотят, значит переходить в Ислам?
  
   Пленные молчали ...
  
   - Не желают, муаллим! - Ответил за них Сараджи.
  
   - Выводи их наружу!
  
   На улице горного аула пленным связали за спиной руки и рядком кинули в дорож-ную пыль. К окружившим их боевикам в натовском камуфляже подошел один из местных стариков, в папахе, черкеске с газырями, заговорил гортанно, показывая рукой на плен-ных, убеждая, тыкал пальцем в небо, призывал в свидетели Аллаха. Просил не резать мальчишек, оставить им жизнь. Выменять на сидящих по разным делам в русских тюрь-мах односельчан. Боевики старика слушать не стали, отодвинули в сторону, вновь сомк-нулись вокруг пленников. В руках у одного блеснул широкий мясницкий нож. Он подо-шел к лежащему с краю солдатику, нагнулся, обхватил здоровенной ладонью побелевшее до синевы мальчишеское лицо, запрокинул голову назад, так что только кадык беззвучно метался вверх-вниз в судорожном последнем дыхании.
  
   - Не надо меня убивать! Мамочка, я жить хочу! - Хрипел солдатик.
  
   Не спеша, палач перерезал горло, резким ударом затем перешиб позвонки и взмет-нул дымящуюся кровью голову, словно мяч над гогочущей толпой.
  
   - Теперь ты, Сараджи! Покажи всем, что ты настоящий воин Ислама!
  
   Рукоятка ножа скользила в мгновенно вспотевшую ладошку Сашки. Словно в дур-ном сне склонился он над лейтенантом. Тот, неожиданно дернув всем телом, перевернулся на спину, обдал голубым холодным огнем и плюнул прямо в рожу предателю. Нож дер-нулся и выскочил из ладони, оставив на шее только красный неглубокий разрез. Сараджи качнулся назад, стирая слюну рукавом наскоро напяленного лейтенантского камуфляжа, а сам лейтенант вскочил вдруг и как был, со связанными за спиной руками, бросился к не-далекому лесу, петляя между пыльными струйками автоматных очередей не сразу опом-нившихся боевиков.
  
   - Шайтан! Догоните его, убейте! - Орал Иорданец боевикам.
  
   Те, было, кинулись вдогонку, но из-под ног вырвавшегося вперед лысого бородача взметнулось пламя и отставшие замешкались, а затем и вовсе остановились.
  
   - Мины здесь! Минное поле, хозяин! - Нельзя дальше идти.
  
   - Ладно! Выходите осторожно. А ты, прекрати съемку! Сотри это место! - Приказал оператору уже спокойней. - Все равно никуда от нас не уйдет. Куда ему, со связанными руками? В худшем случае сам сдохнет!
  
   - Прикончите оставшихся! Побыстрее! ... Такую съемку запорол, - Презрительно ки-нул он Сараджи. Эта пленка с одной стороны готовилась как учебное пособие для одного из новых тренировочных лагерей, а с другой - могла стать вещественным доказательством активной работы самого Иорданца. Еще одним основанием для получения очередного транша из тех многих миллионов, что проходили через его руки.
  
   Все новые и новые свидетельства неустанной личной боевой работы стали крайне необходимы. В последнее время завидовавшие ему соратники все чаще тайными путями посылали кляузы Строителю, обвиняли в том, что непомерно большая часть выделяемых на священную войну финансов оседает непосредственно в бездонных карманах слишком жадного до денег Иорданца.
  
  
  ***
  
   До поры Строитель доверял Иорданцу и отмахивался от наветов, тем более что ве-щественные доказательства успешной борьбы с неверными регулярно доставлялись в его афганскую штаб-квартиру. Да и портить, установленные благодаря Иорданцу, связи с па-кистанской разведкой не имело смысла. Все делалось правильно. Отрубленные головы англичан-телефонистов украшали обочину шоссе. Обезглавленные солдатские трупы все-ляли ужас в неверных. Головы на высоких шестах, словно памятники высились на моги-лах павших в боях ваххабитов. Чего же еще желать от исполнителя твоей воли? Потому, не особо сомневаясь, выделил Иорданцу два миллиона на проведение взрывов в самом сердце России - Москве, да миллион на организацию самоубийц-взрывников из числа ме-стных чеченцев, включая особ женского пола.
  
   Тут-то Иорданец и прокололся. Жадность подвела. Взрывы в Москве прозвучали, но не массовые, а так себе, жиденькие, в окраинных жилых домах, заселенных мелким рабо-чим людом. Унесли на тот свет всего-то на всего несколько сот человеческих жизней. Раз-ве это успех? Не такого, совсем не такого масштаба ожидал от него Строитель. Он только один знал, что цель выбрана не основная, второстепенная. Московская операция - всего лишь масштабная тренировка перед проведением акции в городах Большого Сатаны. Но вот как раз масштаба Иорданец обеспечить и не смог. Поскупился. Слишком большой кус себе оторвал, не по чину. Тогда и зародились у Строителя серьезные подозрения в чест-ности Иорданца. Но до поры до времени недоверия своего не выказывал.
  
  ***
  
   Пришло время, и Иорданец припомнил Сараджи его трусость при казни пленных. В одном из боев попал в плен раненым телохранитель самого Иорданца. Верный, надеж-ный человек, один из тех, кто пришел на Кавказ из афганских тренировочных лагерей Ор-ганизации. Настоящий боец, правоверный ваххабит. Действовать нужно было быстро, по-ка пленник сидел еще в зиндане танкового полка. Того самого, из которого похитили в свое время и обезглавили пятерку солдатиков первогодков. Из которого сбежал бывший рядовой Сашка, а ныне охранник в лагере пленных - правоверный мусульманин Сараджи.
  
   По своим агентурным каналам Иорданец выяснил, что сбежавший с места казни лейтенант благополучно добрался в полк, доложил все командиру, подлечился в медсан-бате и по-прежнему воюет. Сам командир полка дважды тяжело контуженный, перехо-дивший на войне все мыслимые и немыслимые сроки боевой службы, а потому не отли-чающийся устойчивой психикой, поклялся прилюдно покарать предателя. В такой ситуа-ции он, пожалуй, мог пойти на обмен раненного араба на собственного целехонького пе-ребежчика. Предложение было послано и немедленно принято. Сашке не повезло в по-следний в жизни раз.
  
   Не долго думая, Иорданец приказал подсыпать в чай Сараджи снотворный поро-шок, а когда тот заснул, отволочь к замызганной "Ниве". Проснулся Сашка уже в зиндане танкового полка. Мало чем отличавшегося от зиндана чеченского.
  
   Смертная казнь в России не отменена, но приговоры в исполнения не приводятся, потому полковник не стал беспокоить лишний раз и вовсе уж попусту органы военной юстиции ...
  
   Завидев подошедших к краю ямы офицеров, Сараджа учуял неладное и взвыл дур-ным голосом, проклиная Иорданца, Аллаха и Пророка его Магомета. Он орал в черноте южной ночи, что отказывается от Ислама, требовал священника, просил вернуть его вновь в православные. Ему дали немного выговориться, обмочиться, в общем, полностью все осознать и "достойно" завершить земное существование. Когда поток воплей на секунду иссяк, прогремели выстрелы. "Власовца" прикончили без особой помпы, молча, несколь-кими точными выстрелами. Одним из стрелявших был лейтенант. Хоронить предателя не стали, вытащили крюком в лес и бросили. Через несколько дней от трупа ничего не оста-лось, обо всем позаботились мелкие ночные чеченские волки ... По русски - шакалы.
  
   Между тем и дела самого Иорданца, незаметно для него самого, шли все хуже и ху-же, все чаще и чаще уже в открытом эфире, а не на тайных цидулках звучали угрозы в его адрес. Полевые командиры требовали справедливо делить переводимые на святое дело джихада транши, называемые впрочем, многими более привычным словом "общак".
  
   - Люди не хотят больше взрывать в долг, а "волосатый" зажимает деньги! - Орал в рацию Цагоев.
  
   - Ничем не могу помочь, - Отвечал ему Халад из Панкисского ущелья нейтральной Грузии. - Все деньги уходят к "волосатому"! Продай пока белую "шестерку", расплатись с исполнителями, напомни, что не за деньги воюем, за свободу Ичкерии и за Аллаха!
  
  ***
  
   Обвеваемый свежим горным ветерком, задумался Строитель, сидя на открытой ве-ранде своего дома. Как же так, получается, послали Иорданцу на распространения идей ваххабизма, на священную войну Джихад, на создание Исламского государства на Кавка-зе, на проведение террористических актов в Москве и другие богоугодные дела больше тридцати миллионов долларов.
  
   Расценки, по которым он платит, известны - сто за подрыв фугаса, двести за офице-ра, пятьсот за БТР, тысяча за танк, пять тысяч монет за вертолет, двадцать за самолет, по пять тысяч за дом в Москве, по три в других городах. Да при таком прейскуранте давно уже в русской армии не офицеров, ни танков, ни вертолетов не должно остаться и Москве положено дымится в руинах. Однако все выходит не так. Где же деньги? На что потраче-ны? Куда осели?
  
   Пленки свои он, конечно, шлет исправно, но по большому счету это все мелочевка. Громких дел как не было, так и нет. Тренировка с масштабными разрушениями и жертва-ми в Москве не удалась, только и вызвала, что новый всплеск активности федералов, кон-солидацию неверных вокруг нового Президента, но отнюдь не всеобщую исламскую вой-ну народов Кавказа.
  
   В последнем сообщении, люди упрекают Иорданца в срыве переброски новых по-полнений в Чечню, а группа наемников, зря прождав деньги, вообще повернула обратно. Нет, тут что-то неладно. Вероятнее всего Иорданец не желает иметь в Чечне лишние рты, лишних конкурентов на долю денежного пирога, а это уже покушение на прерогативы са-мого Строителя. Строитель снял трубку спутникового телефона, немного подержал ее в руке, словно взвешивая, а затем решительно набрал номер.
  
  
  ***
  
   ... В горном логове Иорданец давно ждал связника, несшего ему послание от Строите-ля. Последнее время усилилась радиоразведка федералов, и он избегал, без особой на то нужды, пользоваться спутниковым телефоном. Помнил о незавидной судьбе первого Пре-зидента Ичкерии. Наконец долгожданный гонец прибыл. Он шел через поляну в сопрово-ждении личного охранника. Без оружия, налегке, преодолел длительный кружной путь через афганские пустыни, иракские плоскогорья, Азербайджан, Грузию, леса Ингушетии. Все ради только одного небольшого письма с датой и местом переброски очередного мил-лиона долларов. Иорданец жадно схватил конверт, разорвал, вытащил наружу вложенный листок плотной, жирноватой на ощупь бумаги покрытой арабской вязью. Внизу имелась маленькая приписка самого Строителя. " Немедленно отправь вестника обратно. Он мне нужен".
  
   Связник не стал даже есть, только выпил немного чаю, закусил лавашем и тронулся в обратный путь, передаваемый под охрану по цепочке от одного к другому полевому ко-мандиру.
  
   Иорданец постоял еще немного на поляне возле догорающего костра, а затем, по-чувствовав легкий озноб, зашел под тент палатки и прилег на походном надувном матра-се, застеленном шерстяной кошмой. В просвет брезентового полотнища виднелся край неба и ветки старого кизилового дерева. К одной ветке прилепилось похожее на белый алебастровый шар осиное гнездо. Стояли первые теплые весенние дни и из сот вылезали, вились, расправляя слежавшиеся после зимы крылья, злые недовольные всем на свете осы. Оправившись, они деловито, словно боевики на задание, отправлялись шарить по окрест-ным кустам в поисках дармовой поживы, смахивать жадно первые капельки нектара с мелких желтоватых и голубых цветочков. Тащили добычу в ячеистое гнездовище.
  
   Голова Иорданца болела все сильнее, внутренности разрывала неистовая резь. Он по-пытался приподняться, позвать охрану, верного адъютанта, но бессильно рухнул обратно на матрас. Тело отказывало повиноваться, распухший язык еле ворочался во враз ставшем сухим рту, а осы все летали, зудели, словно впивались в ускользающее сознание.
  
   - Неужели умираю? - Подумал Иорданец. - Отравленное письмо ... Но, в этом случае, я умру не смертью шахида, а без пролития крови. Не в окропленной вражеской кровью бое-вой одежде, а пошлом тренировочном костюмчике российского производства ... Значит - не смогу попасть в Рай! О, вай! Не видеть мне садов Аллаха и не вкушать блаженств се-мидесяти семи девственниц ...
  
   Осы залетели в палатку, загудели, ища выход, вились над лицом Иорданца, и не ос-тавалось у него сил отмахнуться от них.
  
   - Почему они не дают меда? - Неожиданно пронеслась мысль в умирающем мозгу. - Нектар тащат в свое гнездо, а меда от них не дождешься ...
  
   Но ответа он не нашел, наоборот, неожиданно подумал, что нет, видимо, на том све-те ни ада, ни рая. Что примутся грызть его мертвое тело чеченские земляные черви. Что вовсе неправильно прожил он свою недолгую жизнь. Глупо сделал, оказавшись от такой привлекательной, но абсолютно недоступной уже учебы на физика в залитом солнце ка-лифорнийском колледже на берегу безбрежного синего океана ...
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 20.
  
  Нас не надо жалеть!
  
  
   В стеклах окон, витринах магазинов и военторговского кафе отражались синее, про-мытое прошедшим дождиком небо. Выглянуло солнышко. Пусть уже неяркое, по-северному блеклое, но такое желанное, несущее земле последнее летнее тепло. Ласкало промерзнувшую за долгие зимы, не успевающую отогреться летом почву.
  
   Возможно в других местах август еще полноправное лето, но только не в этом север-ном, заполярном городке, где в бухтах отдыхают после походов, устало приткнувшись к причалам, черные туши подводных крейсеров стратегического назначения. Год на год не попадает, но чаще всего июнь еще не лето, а июль не лето уже. Впрочем, выпадают и та-кие деньки в августе, что загорать можно, иногда торф горит, а случается - ледок прихва-тывает. В этом краю не шелестят зелеными веерами листьев пальмы, тут цепляются кор-нями в скалы сопок карликовые березки. Эта земля не подходит для слабаков.
  
   Перепрыгивая через мелкие лужицы, Лешка спешил домой. Возвращался в хорошем настроении, старинный дружок из штаба дивизии намекнул конфиденциально, что в дальний поход собирается большая эскадра кораблей во главе с флагманом, тяжелым авианосным крейсером. Из всего состава подводной флотилии в плавание оказалась на-значена именно их подводная лодка, а это, черт возьми, изрядная ответственность.
  
   Впрочем, тут все справедливо. Остальные лодки большей частью спали у причалов в хроническом некомплекте людей, запчастей, аккумуляторных батарей. Их же корабль считался относительно новым, фактически единственным, введенным в строй за послед-нее десятилетие. Только его лодка сходила в длительную автономку и экипаж получил опыт самостоятельного подводного плавания. Экипаж отработан, считается одним из лучших на флоте.
  
   Поход случился знатный. Лодка прокралась незамеченной до Средиземного моря, преодолела несколько сильнейших, напичканных суперчувствительной аппаратурой ру-бежей противолодочной обороны с сонарами и компьютерами систем SOSUS. Прошла Атлантику и Гибралтар. Выполнила все учебно-боевые задачи.
  
   Теперь по их следам двинется эскадра. В предстоящем походе кораблям предстояли ракетные пуски ракетами по далекому полигону, практические торпедные стрельбы и прочие серьезные учебно-боевые задачи. Впереди ждали дела, о которых многие молодые офицеры, пришедшие на флот в сумеречные времена пост перестроечных пертурбаций, имели самое смутное представление. Это тревожило "стариков", прошедших суровую школу океанского противостояния двух сверхдержав. Многие из них уже командовали кораблями и соединениями, а вот из молодых командиров некоторые еще и в автономку ни разу не сходили. Сам Лешка, по в большие чины не выбился. По специальности коман-диром ему стать не светило, а протирать штаны на штабной работе не желал по полному и глубокому отвращению к бумажной канители.
  
   Штабной дружок тонко намекнул, что конечной целью соединения кораблей станет далекое Средиземное море, давно уже не видавшее российский военно-морской стяг над своими бирюзовыми волнами. Времена постепенно менялись и, выходя из мертвой петли кризиса, Россия вновь стремилась играть активную роль в геополитическом мировом рас-кладе океанских держав. В том числе, адекватно реагировать на возможные, пока только потенциальные угрозы собственному судоходству. Командующий Флотом, мол выполняет личное указание Президента. А тот потребовал, чтобы поход состоялся несмотря на пред-принимающиеся попытки вновь загнать российский военный флот в базы, ограничить его выход в океанские просторы, убрать с магистральных океанских коммуникаций. Потому, поход состоится. Эскадра, по своему боевому составу возможно даже превзойдет Среди-земноморский флот советского времени.
  
   Не часто рядовой офицер флота возвращается со службы в хорошем настроении. Лешке подобного и припомнить не смог. Последние годы словно под наркозом жил. Вот теперь шел и сам себе удивлялся.
  
   - Не ужели закончились, пакостные, мерзкие годы междувременья? Даст Бог, прошли, канули в лету времена, когда флот теплился полужизнью-полусмертью в отстойниках баз. Может и впрямь, прошли дни, когда подлодки если и отваливали от пирса, то только для последнего переходя в гнилую воду затонов разделочного завода.
  
   Ему и самому пришлось пару раз принять участие в подобном похоронном деле. Он вспомнил как чумазые, злые перманентно нетрезвые работяги вырывали из корпусов ос-тывшие сердца ядерных реакторов, а оставшееся выкидывали на мелководье, словно по-луразделанные трупы в анатомичке.
  
   Нет, не зря выходит удержался на Флоте. Иногда выть хотелось, до того паскудно на душе становилось. Особенно тошно наблюдать собственное бессилие, униженность, когда в глазах толпы из блестящего, овеянного романтикой службы морского офицера превра-тился в низкооплаченного изгоя. Он и представить себе не мог, что так остро, горько ста-нет переживать потерю престижа офицерской морской профессии. В добрые времена ло-вил на себе восхищенные взгляды мальцов, но ерничал, при всяком удобном случае в гра-жданку наряжался. Мол, не за то служим.
  
   А вот в годы горькие, наоборот, старался всегда в форме ходить, спасибо женушке, наглаженный, накрахмаленный. На берегу, естественно, на лодке в тужурке делать нечего, там и рабочего, с биркой на груди РБ за глаза хватало. Пришел, китель и брюки завесил, накинул рабочее и так до выхода на берег. Занимал себя работой на лодке до упаду, как впрочем и занятиями в береговой казарме. Чтобы лишнего не думать. В отпуска почти не ездили. Во-первых, если честно, не по карману оказались отпуска. Во- вторых, чтоб не ви-деть нуворишей и бандитов, наводнивших более менее пригодные для проживания города и веси страны.
  
   У него и самого некоторые возможности намечались, но не поддался на уговоры ста-рых друзей, не ушел в торговые структуры, не стал сотрудником охранно-детективного бюро дорогого друга Стекляшки. Тот, побывав единожды в запущенном, обледеневшем, полумертвом гарнизоне, еле сдержал слезы при виде небогатой, а это еще сильно сказано, житухи защитников Родины, когда даже собачья еда выбивала брешь в семейном бюдже-те.
  
   Лешка как вспомнил, о прожитом, аж дневной свет поугас. Сплюнул на всякий слу-чай через плечо, фигу в кармане скрутил. Глупо, конечно, но моряки народ немного суе-верный.
  
   Видимо где-то на самом верху опомнились и задвинули в темный угол, поближе к му-сорному баку, болезненно-пьяненького Папеньку. Бывалый партийный работничек старо-го закала, шустро перекрасился в великие демократы, возглавил параллельно со страной, ненавидимую народом полукриминальную "семейку", умудрился довести страну, вкупе с выращенными в недрах КГБ олигархами, практически до коматозного состояния.
  
   Новый Президент сменил старого пьянчужку, убравшегося наконец в политическое небытие изобилующее благами и привилегиями. В неустанной борьбе с привилегиями и взлетел "Гарант конституции" на шею народной любви. По всему выходило, что теперь к власти в стране пришел человек, видящий в Армии и Флоте опору державности. А следо-вательно, свою, как Лидера страны, опору. Военные люди ответили ему взаимностью, по-верив в его способность спасти умирающий Флот, захиревшую Армию. Впервые почувст-вовали реальную надежду на возрождение.
  
   Понемногу, без пышных обещаний и пустой говорильни начали поступать на Флота деньги. Стали вовремя, о чем уже и подзабыть успели, выплачивать денежное довольствие морякам. Канули в небытие отключения в долгие полярные ночи электричества. Не дошли пока руки до ремонта опустевших и обветшавших со времен СССР ДОСов. Но потихонь-ку подправлялись кое-где улицы, очищались от многолетнего мусора плацы казарм, вновь зазвенели во дворах детские голоса. Приходилось правда порой судиться с финчастью за невыплаченное довольствие. Ничего, отсуживали. Бывало, все население гарнизона суди-лось. На то они и новые, времена.
  
   По всему выходит, колесо истории наконец, слава Богу, хоть чуть-чуть, со скрипом но провернулось. Пришли молодые офицеры, все больше сыновья ушедших а отставку и запас ветеранов подплава. Те, кто смолоду вдохнул соленого воздуха морей и океанов, от-цовский полосатый тельник носил, родителей из похода на причалах встречал. Корабли боевые не на картинках, не в кино видал, а по звуку ревуна узнавал. Молодежь постепенно заполнили самые зияющие дыры и пустоты в штатных расписаниях. Теперь уже поста-ревшие отцы зачастую провожали сыновей, выводили буксирами до чистой воды, плани-ровали учения и походы. Пусть подготовка в новомодных военно-морских институтах и отставала по уровню и качеству от того, что в прошлые времена давали выпускникам Высшие Военно-Морские Училища, но со временем выпускники осваивали свои заведо-вания, вырастали отличными командирами групп, отсеков и служб.
  
   Призываемые матросы уже не рыскали по городку в поисках съестного, не загибались от бескормицы в учебках, не стыли под изодранными одеялами второго срока в промерз-ших береговых казармах. Приходили, изучали специальности и становились на вахты, понемногу подписывали контракты на сверхсрочную службу. Превращались, те, естест-венно, кто желал, из веников в мариманы.
  
   Пусть теперь на флот попадали не самые лучшие из лучших, отбираемые и направ-ляемые в прошлые времена поштучно военкоматами по первоочередным разнарядкам. Не ребята со средним, специальным, а то и неполным высшим образованием, считавшие за честь служить на легендарном подплаве. Приходили те, кто не умел или не мог косить от службы, чаще троечники, но все же вполне нормальные парни. Мальчишки, набранные в большинстве своем, из провинциальных городков и деревушек. Главное - они по-своему любили и уважали Флот, гордились морской судьбой. В их душах находилось место ро-мантике.
  
   В общем, Флот возрождался, проводил большую приборку, готовился в дальний по-ход, поднимал бело-голубой флаг, чтобы нести его в далекие чужие воды.
  
   Многое успел передумать Лешка, пока добрался к родному подъезду. Уже на лестни-це покрутил носом. Пахло гречкой с котлетами. Его любимым, незамысловатым деликате-сом. В квартире наверняка тепло и уютно. Любимая жена приготовив обед убежала в му-зыкальную студию, натаскивает детишек к очередному концерту. Сын сдал вступитель-ные экзамены в военно-морской институт. Проходит, как и он сам когда то, лагерный сбор. Собака наверняка уже запихала в рот тапок, стоит поскуливая, счастливо вертит ко-ротким хвостиком. Так чего же еще желать от жизни Лешке?
  
   Эрдель действительно лежал у порога, вытянув черный пятак носа к малюсенькой ще-лочке внизу входной двери и чутко шевелил треугольными тщательно подстриженных ушей. Не дай Бог проворонить приход хозяина, не успеть поднять радостный лай, чтобы тут же самому прекратить его, заткнув пасть хозяйскою тапочкою. Но этого мало. Мало! Нужно еще кинуться на грудь, облизать лицо, заглянуть в глаза, понять в каком настрое-нии пришел человек. В этом и заключается собачье счастье. В этом радость жизни, хоть с каждым днем все тяжелее оторвать в прыжке тело от половика, хуже слушаются лапы, слабее видят глаза, меньше слышат уши. Собачий век - короче людского, тут ничего не попишешь, но эрдели - единственные среди собачьего люда холерики, вечные неуны-вающие щенки, ненавидящие и презирающие боль и старость ... Эрдель ждал прихода хо-зяина.
  
   Открыв входную дверь и получив причитающуюся долю радостных воплей, объятий, прыжков, облизанный теплым шершавым языком, Лешка наконец и сам приласкал эрделя, прижался к теплой шерсти, погладил лысый лоб, не удержался и поцеловал в черный пя-так носа. Покончив с обоюдными традиционными любезностями, они прицепили к ошей-нику карабин поводка и вышли на прогулку. Раньше Лешка не боялся отпускать собаку побегать, но в недобрые времена многие хозяева, улепетывая с умирающего флота, остав-ляли на произвол судьбы своих четвероногих друзей, которых просто не в силах были прокормить. Теперь те сбились в стаи, одичали, расплодились и случалось нападали на своих более удачливых сородичей. В юные годы эрдель был отменным бойцом, что не раз доказывал в схватках с гораздо более сильными противниками, но с возрастом бойцов-ский пыл поугас. Лешке было спокойнее, когда собака трусила рядом по людной улице, а не одиноко гоняла птиц на пустыре вдали от него.
  
   Они обошли неспешным шагом квартал более современных девятиэтажек и не доходя к заколоченным хрущевским малогабаритным пятиэтажкам, повернули назад. Вернув-шись, Лешка накормил пса и пообедал сам. Эрдель вылизал миску, похлюпал свежей во-дички, пофыркал отряхивая бороденку и завалился устало спать. Возраст сказывался. Лешка тоже, неожиданно для себя, почувствовал, что устал от прогулки, помыл посуду и прилег на диванчик. Когда еще выпадет отдохнуть?
  
   Перед океанским походом начальство решило провести последние, показушные уче-ния. Обычные, ни чем особо не примечательные, рядовые учения с торпедными стрельба-ми. И, здрасте, опять ткнуло пальцем в их экипаж. Вроде, никому больше и учиться не на-до, в море выходить. Некоторые экипажи вообще стопроцентные "веники", кроме подме-тания улиц никакого иного воинского мастерства за годы службы не освоили. Да некото-рые командиры тому и рады. Им иного не требуется. Так жить спокойнее. ...
  
   Их командир иного сорта. Не любит когда корабль у стенки борта обтирает. ... Лад-но, отстреляемся. Правда поражать цели предстояло не только обычными электрическими торпедами, а еще и "толстой", парогазовой типа "65-76", обладающей наряду с отменны-ми тактико-техническими данными, в довесок капризным и весьма сволочным характе-ром. Именно из-за неприятностей с топливом ее не уважали и побаивались торпедисты, а в иностранных флотах так вообще отказались использовать на подводных лодках после несчастного случая со взрывом двигателей торпеды. Это нехорошо. Не радует и то, что для их минно-торпедной боевой части это впервые. Впрочем, сейчас в первом отсеке БЧ-3 столько автоматики, что только подготовь торпеду, а дальше уже сама и зарядит и вы-стрелит. Обойдется как ни будь.
  
   Плохо и то, что учения начинаются практически сразу после возвращения в базу из автономки. Все же семьдесят восемь суток под водой - это больше, чем допускается в лю-бом другом подводном флоте мира. Иностранные спецы не верят в девяносто суток под-водной самостоятельности "Антея", считают, что и пятьдесят - предел. Заблуждаются. Просто в иных флотах берегут кадры подводников. Но не в России. Так было при разви-том социализме, так осталось, а может и похуже стало, при диком демократическом капи-тализме. Раньше хоть вторые экипажи чуть ли не на каждую лодку имелись.
  
   После похода приходишь уставший, вымотанный, не выспавшийся, со сбитыми на-прочь внутренними биологическими часами. Возвращаешься отвыкший от живительного кислорода воздуха. Обалдевший от обрушившейся на тебя свободы движений и огромно-сти пространства. Еле передвигаешься по твердой земле с ослабевшими мышцами ног и расслабленными связками сухожилий. Оступился - получи подводный долгожитель вы-вих, режь ботинок. Иначе не вызволишь мгновенно опухшую ногу. Народ ходит наподо-бие сонных мух, а начальство уже сосватало на торпедные стрельбы. Экипажу бы отдох-нуть, отоспаться, надышаться воздухом ...
  
   Эх, что тут говорить. Власть новая, флаг новый, а порядки те же, если не похуже. ... - Размышлял откинувшись на диванную подушку Лешка. - Потому наверное и торпеду стукнули при погрузке. Ее бы, по инструкции, вернуть в арсенал, проверить. ... Ну да, ладно, авось обойдется. Ведь не боевая, практическая. Первые стрельбы толстушкой, а по первому разу должно повезти. Тем более торпеда не новая, с инертной боеголовкой. Вто-рая практическая торпеда самая обычная, только аккумулятор новый, экспериментальный. Потому и взяли на борт двоих инженеров-испытателей из Дагестана. Не дело, конечно, совмещать эксперименты, испытания с учениями, но когда это на нашем флоте соблюда-лись все подряд нормы и инструкции? Случись подобное, ни один корабль бы в море не вышел. Вот и в этот раз не удалось выгрузить штатный боезапас.
  
   Торпедо-разгрузочные краны в базе от старости приказали долго жить, а новые нужно заказывать в ближнем зарубежье. Там теперь люди ушлые, как что своровать - все-гда пожалуйста, а вот помочь, изготовить заказанное - только за валюту и по живодерской цене. А откуда у нашего нищего государства, понимаешь, валюта? Набрали в свое время займов немеренно, а куда эти десятки годовых бюджетов утекли, так никто и не знает. Но долги отдаем исправно. - Лешка крякнул от злости, перевернулся на другой бок, носом к стенке. Закрыл глаза, попытался прикорнуть.
  
   Вылизывавший на половике лапу эрдель приподнял уши учуяв изменение в настрое-нии хозяина. Потянулся, зевнул, отворив до самой глотки зубастую черную пасть, выва-лив наружу между передних клыков розовый длинный язык. Подошел к тахте и в три приема залез, примостился под бок к Лешке.
  
  - Здорово постарел, бедняга. - Подумал тот. - Раньше в пол прыжка вскакивал.
  
   Эрдель уткнулся влажным теплым носом в шею, лизнул, привалился плотно, согрел сухим жаром покрытого жесткой шерстью тела. Дремать дремалось, а сон не шел. Решил почитать книгу. Вытянул на ощупь, не глядя с румынской ранее дефицитной книжной полки, прибитой в изголовье детектив. Раскрыл наугад страницу. Помогло, заснул, да так, что умудрился проспать приход жены и пробудился только утром. Будильник поставить не догадался, а жена об учениях не знала. Чуть не проспал. Прополоснул желудок крепким чаем и побежал на корабль.
  
   Утро первого дня учений Лешка встречал на пирсе. Все вроде бы нормально, а вот сердце нехорошо ныло. В отличии от других выходов в море в этот раз торопился, собаку не вывел, оставил жене. Не попрощался с ней толком, так, чмокнул в теплую сонную ще-ку. А тут еще зеркало в береговой казарме лопнуло. Любимец команды пес по кличке "Бу-ек" видимо учения за полноценный поход не посчитал, провожать не явился. Нехорошие приметы. А, впрочем, все ерунда. Через пару дней показуха закончиться, он вернется до-мой и наверстает упущенное. Зато после учений и до похода обещан долгожданный от-пуск, поездка к теплому морю, откладываемая по бюджетным соображениям вот уже не-сколько лет. Денег немного подсобрали, машину подлатали. Двинутся только вдвоем, с собакой, первый раз, как в молодости, при первой встрече.
  
   Лешка почувствовал, что уже соскучился, стосковался по жене и предстоящие уче-ния ему совсем даже ни к чему. Но, дело военное. Приказ есть приказ.
  
   Показав на ходу пропуск дежурному по КПП, Лешка пошел неторопливо к готовя-щейся в поход лодке. Рассчитал точно, прибыл к подъему флага ни раньше ни позже. Ус-корять шаг, торопиться ему не пристало. Не молодой уже. По мере приближения к туше "батона" она росла и закрывала перспективу гавани.
  
   Запела труба и вновь бросилось в глаза отсутствие привычного военно-морского фла-га ушедшей в небытие сверхдержавы. Строгого и величественного. Пора бы уже привык-нуть к новым регалиям, но все еще отдавалась где-то в глубине души щемящей болью па-мять.
  
   Ладно, подумал Лешка, Бог с ним, со старым флагом, его место занял не менее слав-ный и приятный глазу моряка андреевский бело-голубой косой крест, Вот наличие двух-головой чернобыльской дурно общипанной курицы с короной на рубке и заляпанного ли-ниями носового штандарта - красного поля перечеркнутого там и сям полосками, понять он не мог. Равно, как и нарочито утрированного старославянского, с "ятем", названия на полотнище трапа. Этого он не принимал. К чему приткнут "ять"? Может стар уже для но-вомодного флота?
  
   Лешка аж в ступор впал от подобной мысли. - А ведь и впрямь, свое выплавал, пора на бережок. Подамся к теплым морям на старости лет. - Окончательно вдруг решил для себя. - Вот после средиземноморского похода и подам рапорт. Все, баста. Выйду в отстав-ку с хорошим настроением, а не в темные времена. Не сбегу, уйду достойно.
  
   Отдав честь флагу Лешка прошелся не торопясь по спине морского левиафана. Мощ-ный округленный нос скрывал закрытые крышками торпедные аппараты и гидроакустиче-скую аппаратуру. Широкая палуба, покрытая черной резиной для защиты от вражеских сонаров, хранила между легким и прочным корпусами две дюжины сверхточных, обла-дающих компьютерным интеллектом, сверхзвуковых крылатых ракет. А внешне - дейст-вительно "батон".
  
   Каждый раз подходя к кораблю он ощущал его более чем сто пятидесяти метровую громаду словно живое, теплое, пульсирующее мощными токами тело. Видел в своем крейсере именно живой организм, а не просто стальную гигантскую бочку плотно упако-ванную дорогостоящей электронной аппаратурой, атомными реакторами, ракетным ору-жием и человеческим обслуживающим персоналом. Пусть даже очень современную, с каютами личного состава, сауной, бассейном заполненным чистейшей добытой с глубины водой, аквариумами, канарейками и цветами в горшках со специальной, обогащенной ки-слородом землей ...
  
   У причала лодка казалась неуклюжей, огромной тушей, но под водой развивала ско-рость до тридцати узлов. Субмарина могла уходить на полукилометровую глубину. Дви-жителями подводного крейсера служили два громадных семилопастных малошумящих, не кавитирующих винта-пропеллера, вращаемые двумя же ядерными реакторами последнего поколения. Красавец корабль! Один из немногих достроенных в середине клятых девяно-стых, когда под нож отправлялись, по дури или злому умыслу, самые современные бое-вые корабли и без совсем счета вспомогательные суда флота.
  
   Крестили подводный ракетоносец, правда, с нарушением старинной морской тради-ции. Вместо "крестной матери" разбивал бутылку шампанского о борт сам первый коман-дир корабля. Это не по обычаю ...
  
   Боцманская команда уже собиралась отваливать сходню, когда на палубу с пирса пе-рескочил, прижимая к боку переносной компьютер, знакомый, немного запыхавшийся и взъерошенный, капитан второго ранга из штаба флотилии. - Задолбали вводными. - со-общил офицерам. - Тут квартальный отчет готовить, а меня дергают каждые три минуты. Сосредоточиться не дают! Выйду в море с вами.
  
   - Помнишь? - Обратился он к Лешке, - Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте. У вас найдется для меня закуток?
  
   - Найдется. - Успокоил старого знакомца Лешка. - На твое счастье один кап-два до-гуливает отпуск в теплых краях. Через три дня прибыть должен.
  
   - А больше мы в море и не проболтаемся. - Заверил штабной. - Да, не повезло чело-веку. Зато мы поплаваем, постреляем. Прыгнем пару раз перед начальственными очами.
  
   - Где нарезан полигон?
  
   Штабист не задумываясь назвал квадрат.
  
   - Они, что там охренели? Учения на такой глубине? Да это же почти длина нашей лодки? Какой же тут маневр "Экстренное всплытие - экстренное погружение?" Какой к чертовой матери "прыжок кита?". Какие стрельбы со скрытым выходом в атаку? Это же не Океан! Как тут нырять? Это же либо самоубийство, либо чистой воды халтура!
  
   - Вот, вот, именно халтура. А, ерунда! Ну прыгнем разок на глазах у больших звезд, порадуем сердца отцов-командиров. Обойдется! Впервой, что ли тешить начальство?
  
   - Прыгали. Тешили. Обходилось. - Согласился Лешка. С тем и отправился на бое-вой пост. Напоследок успел услышать приятную весть. Командир отослал в последний момент с корабля на берег химика, являвшегося по совместительству начальником финан-совой части. Что поделаешь, некомплект, а на учениях химику делать все одно нечего. Напутствовал мичмана строжайшим наказом встречать их после с учений с ведомостью и деньгами прямо на пирсе.
  
   Палубная команда завалила береговой трап. Отдала швартовы с кнехта. Пошли по динамикам громкой связи положенные команды. На вспомогательных дизелях, с помо-щью трудяги базового буксира с вольнонаемной командой, подводная лодка малым ходом прошла узости шхерного фарватера. Перед чистой водой провожающий буксир отвалил в сторону. С невысокой рубки капитан, в недавнем прошлом сам водивший корабли в океан кап-раз, помахал на прощанье сыну, уходящему на учения. Корабли гуднули на прощанье и разошлись, переплетя рябь кильватерных струй. Командир БЧ-5 начал постепенно вы-водить реактор на штатную мощность.
  
   Короткая команда и ходовая рубка очищена от людей, люки задраены. Щелкнули кремальеры, герметично запирая люк лодки, отсекая сотню с лишним людей от внешнего мира.
  
   В центральном посту командир, сев во вращающееся жесткое кожаное кресло, обме-нялся взглядом с обеспечивающим учения офицером штаба дивизии и приказал погру-зиться на перископную глубину. И вот уже ощущается привычная мелкая вибрация кор-пуса, легкий гул работающих механизмов, запах металла и машинного масла в очищенном кондиционером воздухе. Стерильный, безвкусный воздух подводного корабля, отличный от живого, сладкого с пьянящими запахами жизни воздуха земли. Дохнет на лодке бере-говая живность, не считая крыс и тараканов. Не приживаются ни кошки, ни собаки. Толь-ко человек выдерживает перепады давлений и температур, замкнутое пространство и толщу воды над головой.
  
   Ритмично щелкает счетчик лага, отмеряя пройденные подводным крейсером мили. Над головой десятки метров зеленой непрозрачной тяжести, только у самого верха немно-го пронизанной светлыми нитями солнечных лучей, среди которых шныряет рыбья мел-кота, да лениво шевелят отростками желеподобные медузы. Иногда еще пронесется стая черных торпедободобных дельфинов, периодически выскакивающих на поверхность глот-нуть живительного кислорода воздуха.
  
   Реакторы выведены на рабочую мощность и вместо шума умолкнувших дизелей в симфонию работающих механизмов органически вписался мощный и ровный гул турбин. Лодка считалась одной из самых "тихих" на флоте. Уровень внешних шумов действи-тельно был значительно снижен по сравнению с прошлыми поколениями кораблей такого класса, но внутри корпуса он все же ощущался, особенно в начале похода. Затем люди по-степенно к нему привыкали и уже просто не замечали.
  
   На экране эхолокатора донная линия пошла вниз.
  
   - Глубина погружения пятьдесят! - Зашипел, стравливаемый из балластных цистерн в межкорпусные группы баллонов высокого давления, сжатый воздух. Его место занимала звенящими потоками зеленая океанская вода, придавая подводной лодке отрицательную плавучесть. Приняв в цистерны балласт корабль на ровном киле ушел на глубину.
  
   На тридцати пяти метрах выдвижные устройства автоматически скользнули в глубь корпуса рубки.
  
   - Есть, пятьдесят! - Доложил боцман с горизонтальных рулей.
  
   - Осмотреться в отсеках!
  
   По громкой связи последовали доклады командиров отсеков от первого, торпедного до девятого, самого последнего, кормового.
  
   - Обе турбины сто двадцать оборотов!
  
   - Есть сто двадцать! - Доложил "бэчэпятый". Стармех, командир БЧ-5.
  
   - Прошли слой "скачка"! - Сообщили акустики.
  
   - Ухожу под "жидкий грунт". - Сообщил решение командир. Учения начались. Лод-ка двигалась под слоем морской воды повышенной плотности, экранирующем гидроаку-стические волны и снижающим эффективность гидроакустического поиска надводными кораблями боевого отряда, обозначающими условного противника.
  
   - Боевая готовность два. - Сообщил "Каштан". - От мест отойти. Первой смене при-готовиться к обеду!.
  
   Лешка оказался свободен от вахты. Заступала не его смена, ему выпала "собака", самая противная. Хоть под водой ни дня, ни ночи, но биологические часы тикают по-прежнему, по земному времени. Пошел через палубы и отсеки в кают-компанию. Пообе-дать и заодно пообщаться, послушать последние новости.
  
   Экипаж подводного корабля, как и население земли неоднороден. Есть тут "белая кость" - торпедисты, акустики, радисты, штурмана, сигнальщики. Те, чьи боевые посты в носовой части корабля, там где чище воздух, ниже радиационный фон и температура в от-секах. Имеется и "черная кость" - реакторщики, управленцы, механики, турбинисты, электрики, трюмные машинисты - "маслопупы". Все, кто - несут вахту в кормовых отсе-ках, трудятся под руководством старшего механика. Тут веет в лицо горячим воздухом от турбин, бесконечные микрорентгены протечки из контуров реакторов.
  
   Лешка, со своей немногочисленной командой высококлассных специалистов распо-ложился посередине. Работа на пультах его систем требует сосредоточенности и высокой квалификации. Управлять серьезной электроникой - это не по трюму с ключами бегать, потому младшие офицеры и старшины у него фасонистые, с апломбом, знающие себе це-ну. Получше образованные, чем большинство экипажа. С таким личным составом, если правильно поставить дело, служить проще, спокойнее. На своих ребят Лешка мог поло-житься, потому лишнего за спиной не стоял, на мозги не капал. Их заведение не особо большое помещение, забитое мягко мерцающими в приглушенном свете шкалами прибо-ров, экранами осциллографов, цепочками разноцветных контрольных и сигнальных лам-почек.
  
   Дальше в корму расположен командный пункт силовой ядерно-энергетической уста-новки, вотчина БЧ-5. Уменьшенная копия диспетчерской атомной электростанции. Такой же пульт управления, те же приборы по стенам, лампочки контуров реакторов. У пульта жесткие, слегка обтянутые поролоном, чтобы операторы не расслаблялись и жизнь им ме-дом не казалась, металлические креслица обшитые "под кожу" дерматином.
  
   Чем ближе подходил Лешка к кают-компании, тем явственнее доносились с камбуза запахи свежего наваристого борща. Длительное плавание не располагало к аппетиту, но пока шли всего лишь первые сутки учений и запахи воодушевляли.
  
   Обедая, Лешка невольно, в пол-уха, слушал треп с подначками, доносившийся от компании лейтенантов, обсуждавших, по молодости и недолгому семейному стажу, жен. Удивлявшихся своеобразию женской логике.
  
   - Понимаешь, сижу дома один, явно ощущаю запах газа! Принюхался - идет от АГВ.
  
   - Ну, так ты везунчик! С АГВ живешь! Всегда чистый.
  
   - Повезло, спору нет. Но лет тому АГВ столько, что можно уже место в музее исто-рии техники резервировать. Ладно, пахнет, зараза, от клапана распределительного. А там ведь фитиль! Я не газовщик, не водопроводчик! Электронщик я. Вызвал умельца из КЭЧ, того, что сто лет за прибором присматривает. Тот пришел. Посмотрел. Говорит менять нужно. К счастью, у него новый нашелся. Что тут поделаешь, пришлось раскошеливаться.
  
   Слушатели понимающе закивали головами, сочувствующе завздыхали. Оно и по-нятно, ведь сразу образовывается непредвиденная брешь в семейном бюджете.
  
   - Пришла жена и меня же обвинила. Ну, что, не заметь я протечки, не вызови масте-ра, не замени редуктор, легче ей было бы? Я в море, а она одна. Нюх у нее потоньше мое-го, все тоже пришлось бы выполнять. Но, странное дело. Выходит я виноват, я растратчик денег, а газовщик меня просто облапошил. Да агрегату без дня сто лет исполняется! Где же логика?
  
   - Ну, брат, женская логика! Это ... Вот моя, считает, что каждый раз когда я масло меняю "Жигуль" ломается.
  
   Все рассмеялись. Знали, что собой представляет древняя проржавевшая "копейка" купленная с рук и пережившая на своем веку множество владельцев.
  
   - Слушай! А ты и впрямь не меняй! Зачем? Оно же само течет, всего делов то - перед поездкой каждый раз заливать по новой! ...
  
   - Моя женушка не такая! - С гордостью подумал Лешка. - За все годы супружества ни разу у них не возникло малейшего разногласия в денежных вопросах. Да и машина, куп-ленная с помощью Стекляшки до сих пор не подводила, держалась, несмотря на солидный возраст и зашкаливший сотню тысяч километраж. - Тут он по привычке сплюнул три раза, не сглазить бы. Вновь ощутил беспричинную тревогу, острое желание оказаться за сотни миль отсюда, дома, рядом с любимой, желанной, единственной ...
  
   - Учебная тревога. Есть цель! Расстояние .... кабельтовых, повышенный уровень гид-роакустического поля! Курс ... - Раздалась команда в центральном посту. Учения шли своим чередом. Лодка готовилась к выполнению первого упражнения, стрельбе обычной, электрической торпедой.
  
   - Произвести идентификацию цели! Аппарат, товсь! ... Пуск!
  
   Атомная подлодка маневрировала, меняла скорость хода, курс. Ввиду ограниченно-сти глубин, особенно развернуться было негде. Офицер штаба давал вводные. Имитирова-лись пуски противокорабельных, противолодочных и универсальных торпед, даже торпе-до-ракеты со скоростью более ста км.час. По ходу дела отражались условные атаки под-водных лодок противника с запуском шумового имитатора и постановкой акустических заслонов. Самоходный имитатор - отличная вещь, может запросто воспроизвести весь спектр акустических и динамических характеристик подводной лодки. Ввести в заблуж-дение торпеды и акустиков противника при подводном единоборстве с истребителем под-водных лодок. Но разве произведешь маневр отрыва на стометровой глубине? Так, профа-нация. Показуха - она и есть показуха.
  
  
   В последний день учений они пришли в заданный район и ждали появления отряда боевых кораблей во главе с флагманом, чтобы имитировать выход в атаку, а, затем, с от-воротом выстрелить двумя торпедами по мишени - вязке старых притопленных понто-нов. После этого - отбой. На этом учения для них закончатся и корабль уйдет в базу. За-тем разбор, раздача благодарностей непричастным, наказание невиновных.
  
   Все обвалилось сразу. Во-первых акустики обнаружили на границе квадрата чужую подводную лодку. Та, ясное дело, записывала шумы их ракетоносца на магнитофон. По-полняла базу данных. На флоте ходили слухи, что за эту рисковую работенку команде разведчика причитались вполне приличные денежки. Ничего себе, побочный заработок. Но сейчас это вовсе некстати. Видимо командир принял решение подвсплыть и донести о "хвосте" командующему. Какие тут учения, если соглядатай совсем обнаглел и залез в зо-ну боевой подготовки. Та еще напасть.
  
   - Всплыть под перископ! Акустикам доложить обстановку!
  
   - Горизонт чист! - Ответила акустическая рубка центральному посту.
  
   По отсекам разнеслось. - Боевая готовность номер 2. Подводная. - Шла подготовка к обеду.
  
   - Центральный! Докладывает первый! Протечка толстой торпеды!
  
   - Берег! На борту аварийная торпеда! Протечка в толстой! Прошу "добро" на отстрел! - Командир запросил штаб Флота.
  
   - Здесь Берег. Решение одобряю.
  
   Лешка успел добежать до своего поста и приготовился зафиксировать происходящее в вахтенном журнале. Сжал карандаш и инстинктивно считал секунды до привычного гидравлического толчка, означавшего, что взбесившаяся торпеда выкинута сжатым возду-хом из трубы торпедного аппарата за борт. Секунда нанизывалась на секунду, а отстрела не было. И уже не будет вдруг ясно понял Лешка.
  
   Неожиданно заорал, взорвался воплем "Каштан". - Центральный! Тревога! Пожар в первом отсеке!
  
   - Экстренное всплытие! Полную мощность на вал! - Прокричал голосом Командира Центральный .. и замолк обречено, обрезанный взрывом ...
  
   Вслед за взрывом в носу лодку потащило вниз ... Словно сошедший с ума машинист рванул под откос забитый под завязку поезд из перемешанных грузовых и пассажирских вагонов. Лодку валило с бока на бок, с кормы на нос. Она отчаянно сопротивлялась паде-нию в безуспешных попытках выровнять дифферент и, опустив корму, взмыть вверх. К ряби волн, к солнцу и небу.
  
   Почти две минуты оставшиеся живыми в центральном посту отчаянно пытались по-дать воздух высокого давления в уцелевшие группы цистерн, выдавить балласт, выско-чить на поверхность. Но лодку неудержимо тащило вниз, вниз, все быстрее и быстрее. Кому то из Лешкиных подчиненных в последнее мгновение перед страшным толчком удалось задраить переходной люк. Сам он изо всех сил вцепился в поручни приборной стойки. Ударило, заскрежетало, поволокло по дну.
  
   - Взрыв в первом отсеке. Наверняка толстая торпеда. Надо сделать запись в журнале. - Пронеслось в голове Лешки. Лодку затрясло смертельной дрожью. В Центральном посту еще пытались спастись ходом, давали воздух в носовые цистерны, разорванные взрывом. За те малые доли секунды, что отделяли его от второго, гораздо более мощного взрыва хранившихся на стеллажах торпед, отстранясь от предчувствия скорой неминуемой смер-ти в потоке воды и пара, он успел вывести на ощупь - "Нас не надо жалеть! Помните о нас!". Кричали, умоляли, требовали в последнем обращении к живым, ломкие, рвущие бумагу буквы. Остро вспомнилась жена, ее губы, улыбка, руки ... Потом все исчезло. На-всегда.
  
  
   Отключился свет и в кромешной темноте, на уцелевших внутри железной бочки лю-дей обрушилась какофония звуков взбесившегося оркестра дьяволов. Ударил в уши свист пара разорванных трубопроводов, скрежет рушащейся на палубу аппаратуры, визг ли-шившихся смазки подшипников идущих в разнос, оглушительные басовые удары потоков врывающихся в прочный корпус водопадов забортной воды, стоны рвущегося перенапря-женного металла. На палубу отсеков валилась бесценная, уникальная электронная аппара-тура.. С одинаковой легкостью рвала, рассекала на лоскуты ткань рабочих курок, кожу и мышцы людей осколками стекла, зазубренными разрывами панелей. Рассыпалась хру-стальными брызгами флюоресцирующих экранов, россыпью драгоценных микросхем. По-сле второго взрыва автоматика защиты вырубила турбогенераторы, затем, через пару се-кунд сработала защита атомных реакторов.
  
  
  
   Он уже никогда не узнает, что парни в реакторном, особо прочном отсеке, приняв-шем на себя жуткий удар успеют продублировать автоматику. Отбросив сомнения, помня свой долг они невероятным усилием в треске сухожилий и мышц за последние неполные две минуты успеют заглушить реакторы, поставив поглощающие решетки на концевики. Затем последуют темнота, удар, новый взрыв. Беспамятство. Возвращение в жизнь под тусклый свет аварийного освещения. Бесполезные попытки связаться с Центральным по-стом, с командиром. Просачивание воды из пятого и пятого бис. Прогнутая внутрь пере-борка ... Им все станет ясно. В первых отсеках все погибли! Мертв ГКП, мертв командир ...
  
   В седьмом еще не знали о вздувшейся переборке. Они боролись с огнем, водой, па-ром. Делали все то, что положено делать по аварийной тревоге. Но мысли возвращались к первому и второму отсекам. В носу вероятно многие погибли. Возможно мертвы и третий с четвертым. Даже если ребята и успели одеть гидрокостюмы ИСП-60 и включиться в ды-хательные аппараты "идушки". Третий, электрощитовой, где рубки связистов, акустиков, радиометристов. Оттуда, если повезет можно попробовать пробраться во второй отсек, к нижнему люку всплывающей спасательной камеры. На отчаянные запросы по аварийно-му межотсечному телефону первые отсеки не отвечали ...
  
   Не откликается и четвертый, жилой отсек, а ведь там врач, амбулатория, лекарства. Уцелевшие после второго взрыва еще не знали, что в четвертом и пятом люди успели на-деть индивидуальные средства защиты, спасательные костюмы. Взрыв торпед на стеллаже не дал им возможности перейти из пятого и пятого-бис в шестой, реакторный, уцелевший отсек.
  
   Зловеще молчит пятый, а ведь там находится пульт управления ядерной энергетиче-ской установки. Пятый-бис - в нем располагаются вспомогательные системы управления реактором. Там люди на третьем и четвертом уровнях, а еще в трюме. И на главной палу-бе. Они тоже успели одеть изолирующие идушки, перевести тумблеры контроля состоя-ния реакторов в режим заглушки, размотать противопожарные шланги и приготовиться к борьбе с огнем. Но малая глубина района учений не дала им шанса спастись. Лодка вреза-лась в дно и удар тысячетонной массы довершил разрушительную работу взрывов.
  
   Шестой, отсек выдержал. Он единственный оказался со всех сторон прикрыт наиболее мощными переборками, способными выдержать давление в десятки атмосфер. Там вооб-ще-то не страшен и ядерный взрыв. От удара реакторы автоматически заглушились, под-страховав автоматику люди установили поглощающую решетку на концевики вручную. дожали, докрутили и проконтролировали его автоматическую заглушку в ручном режиме.
  
   В первые две минуты, до второго взрыва, еще не осознав всего происходящего, в го-рячке борьбы за живучесть, они еще на что-то надеялись. Верили, что в принципе, если продуться и всплыть, можно запустить вспомогательный дизель-генератор и от него ожи-вить реактор. Но под воду уже все равно не уйти. Да и Бог с ним, с ходом. Дождаться спа-сателей и те буксирами дотащат к пирсу родной базы.
  
   В оставшихся от лодки отсеках горела проводка. Из электрощитов брызгала цветными фейерверками искр, отзывалась хлопками рвущихся конденсаторов. Заполняла, запирала легкие израненных, контуженных людей едкой химической вонью полимерной изоляции. Когда вода поднялась до уровня первой палубы люди в шестом поняли, что все средства борьбы с поступлением воды и пожаром исчерпаны. В первый момент их прикрыла собой от взрывной волны переборка реакторного отсека, но это все, что лодка могла для них сделать. Переборка прогнулась, но, задраенный кем-то из пятого отсека, люк выдержал. Теперь сквозь микроскопические щели в уплотнителе слезой просачивается вода. Вода поднималась снизу из разрывов корпуса. Это означало - впереди все мертвы. Путь к ВСК отрезан. Забрав дыхательные аппараты, фонари и гидрокостюмы уцелевшие люди из шес-того через седьмой и восьмой начали переходить в девятый.
  
   Девятый отсек, спасательный, отсек-убежище, отсек живучести, отсек надежды.
  
   Они шли практически на ощупь, сохраняя для момента выхода энергию аварийных фонарей. Пробирались через металлические завалы, в потоках поступающей воды, среди бормотания и свиста пара из обрывков трубопроводов. Люди ощущали умирание лодки, чувствовали как всплывающие к поверхности пузыри уносят с собой тепло, жизнь. Це-почки серебряных сфер рвались сквозь стометровую толщу воды вверх, к поверхности, оставляя внизу, на дне, корчащийся в треске переборок корпус. Покидали людей, еще ды-шащих, живущих, надеющихся внутри гигантского, стального батона. Люди шли из отсе-ка в отсек, забирая с собой самое важное - комплекты регенерации, индивидуальные ды-хательные аппараты для выхода через аварийный люк, спасательные гидрокостюмы. Они покидали поле боя израненными, но отнюдь не сдавшимися. Они надеялись на спасение. А спасение, в конечном итоге, и означало победу над слепой, безжалостной к человеку стихией.
  
   Молодые офицеры ведущие людей понимали как тяжело положение. Но не теряли на-дежды. Подводное ремесло трудное и опасное. Но ведь продержался сам и спас людей ка-питан-лейтенант Поляков с легендарной "Хиросимы" пока его три недели тащили по Се-верной Атлантике. Шанс есть, а значит надо бороться. До тех пор пока содержание кисло-рода не снизится до критических двенадцати процентов. Тогда они уснут, навеки. А воз-можно, и в это хотелось верить, подоспевшие корабли спустят водолазов, те пропилят вы-рез в легком и прочном корпусах и они, в гидрокостюмах и кислородных приборах, вый-дут из стальной западни, в которую превратился любимый корабль.
  
   Придя в девятый отсек, люди помогли тем троим, кто составлял его постоянное насе-ление, ликвидировать последние очаги возгорания. Из уцелевших баллонов поддули от-сек, замедлив поступление воды через сальники валов. Затем занялись проблемами жиз-необеспечения, подсчитали личный состав. Имеющиеся жизненные ресурсы. Оказавшиеся в кормовых отсеках офицеры поняли, что дело плохо, система балластных цистерн разо-рвана, воздух высокого давления уходит и лодку своими силами на поверхность не под-нять. Стали готовить снаряжение для выхода методом свободного всплытия.
  
   Да произошла катастрофа. Положение аховое. Жить тяжело, но нужно. В аварийных пищевых бачках отсека есть шоколад, галеты. Сгущенка. Температура пока градусов семь. Аккумуляторные фонари еще в рабочем состоянии. Если экономно расходовать батареи можно протянуть запас суток на трое, даже четверо. Холодно, но они натянули поролоно-вые утеплители от гидрокостюмов и теплое белье подводников.
  
   Есть шариковая ручка и вахтенный журнал отсека, а поэтому нужно записать проис-шедшее, составить список вышедшего в девятый отсек личного состава. И они вели запи-си, составляли списки. Знали, при любом исходе дела вода не сразу смоет пасту со стра-ниц и они смогут ждать своего часа десятки лет. Офицеры не были уверены, что сохра-нился вахтенный журнал в центральном посту, магнитные ленты бортовых самописцев. Взрывы могли уничтожить их, разметать по дну моря вместе с обрывками тел. Потому и вели записи, выполняли свой долг.
  
   Пока светил аккумуляторный фонарь строчки выходили четкими, словно в нормаль-ной обстановке, на рабочем столе вахтенного начальника. Капитан-лейтенант старался чтобы почерк оставался разборчив и легко мог быть прочитан теми, кому предназначается записка. Сначала командирами, затем - женой. В конце концов - жизнь есть смертельная болезнь. И это, увы, общий диагноз всех человеков.
  
   Зная чувствительность современных гидрофонов они стучали кувалдой о комингс выходного люка, сверяясь с намертво приваренной на переборке доской с азбукой Морзе. Затухающие в перекрученном металле и толще воды звуки гремели о том, что вода посту-пает через сальники уплотнения гребных валов. Они просили, умоляли подать через "Эп-рон" воздух, но увы на лодках третьего поколения уже не существовало эпроновских вы-городок. Это раньше через них водолазы могли подавать на терпящую аварию лодку воз-дух, электричество и даже жидкую горячую пищу.
  
   Не имелось и автоматически отделяющегося при нештатной ситуации аварийно-спасательного буя с проблесковым тревожным огнем, с телефоном для связи, электрока-белем. Был кормовой, так и не всплывший буй с автоматическим радиопередатчиком, на-строенным на аварийную волну. Но то ли заводчане при сдаче забыли привести буй в ра-бочее положение и убрать фабричные стопора, то ли кто из своих упросил, подсуетился, помня о часто теряемом в океане ценном имуществе. О том как трудно вымаливали но-вый. А может сваркой прихватили для верности, но отдать его не удалось. Хоть и пыта-лись сделать это перед тем как покинуть восьмой отсек.
  
   Да и сам девятый, их последнее прибежище, не являлся уже в полной мере отсеком -убежищем. Теперь он отделялся от остального корабля только обычными, способными выдержать давление до десяти атмосфер переборками, отнюдь не герметичными, сочив-шимися водой через мириады микротрещин и щелей.
  
   Люди в девятом отсеке не знали наверняка причины взрыва. Они только предполага-ли. Все знавшие наверняка уже два часа как были мертвы. Когда выдалась минута офице-ры сошлись возле командира дивизиона живучести и попытались обменяться мнениями.
  
   - Может взорвалась торпеда? Но за четверть века с момента постановки ее на воору-жение флота такого не бывало. Случалось практические торпеды тонули, это бывало, но взрывались - никогда. - К окончательному выводу так и не пришли.
  
   - То что произошло с нами, - Писал жене один из них, - относится к разряду неизбеж-ных в море случайностей. Жаль умирать, но таков удел. Мы сделали для спасения кораб-ля, людей, океана все что могли, все, что предписывал воинский долг и честь моряков. Что поделаешь, дорогая. Я люблю тебя. Не знаю есть ли ад, рай, но и в иной жизни я не желал бы другой спутницы, кроме тебя, родная. Прости, что пришлось причинить тебе боль ...
  
   Медленно, но неумолимо поднималась вверх тяжелая вода, покрытая вязкой пленкой масел из разрушенных гидравлических систем, из отстойников, баков и бачков. Постепен-но уменьшался запас патронов регенерации воздуха. Два раза проводилась перекличка ос-тавшихся в живых. Все в девятом понимали трагичность ситуации, но никто не поддался панике. Да вначале был шок, стресс, но потом люди успокоились. Вновь произвели под-дув отсека за счет избыточного давления из сохранившихся запасов воздуха высокого давления. Поступление воды остановилось, она теперь стояла на палубе на уровне 15 - 20 сантиметров. Тускло горел, освещая отсек, рассчитанный на трех человек аварийный фо-нарь.
  
  
   Наконец офицеры приняли решение и все стали готовится к выходу на поверхность методом свободного всплытия. По всему выходило, что корабли боевого отряда уже на-шли затонувший корабль и патрулируют на поверхности, где то там, над низким потолкам отсека. Стало быть выловят из воды, поместят в барокамеру, откачают. Подготовили ды-хательные аппараты. Люди понимали, что стометровая глубина опасна, возможны баро-травмы легких, от резкой декомпрессии и кессонная болезнь. Все так, но иного выхода не оставалось.
  
   Люди приготовились, но техника в очередной раз подвела. Стальной стакан аварийно-го спасательного люка от взрыва и удара о грунт повело, он перекосился и нижний люк гидрокамеры не смогли открыть. Как ни старались.
  
   Самим выйти из лодки не удалось, но остается еще вероятность того, что их спасут. Придет помощь. Вытянут. Надо только своими силами бороться за живучесть и ждать. Экономить воздух, энергию батарей в фонарях. Подводники не прикоснулись к пайкам, только попили немного из аварийного запаса.
  
  
   Наконец подводники в девятом услышали стук и грохот первой, неудачной, попытки присосаться то ли водолазного колокола, то ли автономного подводного аппарата "Приз", а может и "Бестера". Они надеялись, но так и не услышали желанных шагов свинцовых калошей водолазов по палубе затонувшей лодки. А без них все остальное оказалось бес-смысленно.
  
   Наверное понимали это офицеры, но вряд ли понимали мичмана и матросы. Все же стучали, били кувалдой по комингсу, пока та не выпала из ослабевших рук окончательно. Какие из них телеграфисты? В девятый перешли в основном трюмные. Те, кто знал азбуку Морзе, все погибли а носовых отсеках.
  
  
   Молодежь ждала спасателей. Они не знали и уже никогда не узнают, что в девяно-стых годах штабные умники под ноль ликвидировали поисково-спасательную службу Се-верного Флота. Списали из действующего состава три спасательных корабля с уникальной аппаратурой, предназначенной именно для спасения экипажей аварийных подводных ло-док. Списали "Ленок" с его двумя подводными спасательными автономными аппаратами, расформировали годами складывавшийся экипаж с бригадой классных водолазов-глубоководников. Штабные сэкономили денежки. На вас, парни. Не на себе любимых. Отрапортовали, счастливо.
  
   Экономили и конструкторы. На переборках, на спасательных средствах, на прочности девятого отсека. Вот поэтому и невозможно завести шланги и кабели к наружным "Эпро-новским" разъемам. Нету их на корпусе лодки. Нельзя связаться через телефон всплывше-го буя, ободрить, поддержать людей. Облегчили, упростили буй, сняли с него телефон и кабель.
  
   В девятом надеются, ждут, не зная того, что ждать некого и нечего, что их в очеред-ной раз предали. Они ждут без стенаний и истерик. Мужчины. Моряки.
  
   Ухудшается самочувствие, сказывается повышение концентрации углекислого газа, повышается давление воздуха, зажатого между водой и корпусом лодки.
  
   Мичман вспомнил, некстати, историю пропавшей "Эски". Там жили несколько суток после того как во время шторма провалились на глубину с открытой шахтой шнорхеля. Большинство держалось до конца, но кто-то кинулся на шины аккумулятора, кто полез в петлю. В конце концов их всех нашли и вытащили. ... Через несколько лет. И все узнали.
  
   - Но то были другие времена, другие глубины. - Возразил один из молодых офицеров. - Они знали, что быстро их не найдут. А мы ведь здесь, в районе учений, техника обнару-жения сейчас такая, что засечь с самолета могут в течении пары часов магнитометрами, или по следу остаточной радиоактивности, наконец активными импульсами локаторов. Да и взрывы наверняка подняли на ноги гидроакустиков участвовавших в маневрах кораблей. Спасательные работы уже ведутся. Будем ждать.
  
   Они продолжали бороться за живучесть, за жизнь. Офицеры понимали, что люди должны быть заняты делом. ... До конца.
  
  
   Потому и пишутся записки. Их все равно, рано или поздно но прочитают те кому по-ложено. Это необходимо для тех, кто пойдет под воду после них. А лодки уходили и бу-дут уходить на боевое дежурство, на учения, в дальние походы. Пройдут и тем маршру-том, что уже никогда не пройти им.
  
   Становится все более холодно. Тяжелораненые один за другим замирают, перестают стонать, шевелиться. Уходят от живых в другой, неведомый мир погибших в море моря-ков ... Оставляют живых один на один с морем, с холодом. С глубиной. Тела умерших от-таскивают подальше, под стеллажи, освобождая место для живых. Свет аварийных фона-рей тускнеет, он уже не ярко белый, а желтый, тяжелый. Зловещий. Наступает темнота.
  
   Начинают неметь конечности ... тянет в сон ... тело покрывается липким вонючим потом, словно пленкой. Болит живот. Кончаются патроны регенерации воздуха.
  
   При попытке перезарядить регенератор воздуха новыми пластинами из-за тесноты, в темноте кто-то израненный и ослабевший, уронил пластины в воду покрытую пленкой масла. При соприкосновении с водой пластины выделяют кислород, при попадании масел - взрываются. Произошла химическая реакция. Матрос бросился, своим телом накрыл ме-сто падения, принял удар на себя. Но было уже поздно. Раздался взрыв и сжег весь не-большой запас кислорода в отсеке.
  
   Люди сидели вдоль стен без дыхательных аппаратов, берегли их на случай прихода спасателей. Потому все умерли моментально, отравленные угарным газом.
  
  
   Все что могло греть в отсеке запылало, объятое всепожирающим пламенем. Но огню нужен кислород. А его оставалось совсем немного. Стих и пожар. Темень, только вода медленно заполняла, отвоевывала у воздушной подушки пространство внутри мертвого корпуса лодки.
  
  ***
  
  
   Потом в городок набежали настырные журналисты. Прилетели озабоченные, затур-канные члены правительственной комиссии. Выждав несколько дней неразберихи, поя-вился Президент. Дал слово и лодку в конце концов подняли. Экипаж похоронили. От-плакали вдовы и сироты, родители и просто знакомые. Умер от горя и старости верный Лешкин пес. В городке подправили асфальт улиц, подновили фасады домов, покрасили памятники на могилках местного кладбища.
  
   В эту же ночь, в отдаленном гарнизоне другого флота, два мичмана утащили с базы хранения радиоактивные элементы для продажи лицам кавказкой национальности. Жить то надо, и хорошо жить хочется. И хрен с ним если кто-то применит этот уран для терро-ристического акта, для своих бандитских целей, против соотечественников, единоверцев, братьев ...
  
   Пропивая шальные бабки один из них пьяно рыдал в кабаке и несвязно откровенни-чал с таким же пьяным, случайным собеседником. - Главное - я сам, мое брюхо, мое удо-вольствие, моя баба моя квартира... До хрена меня учили любить Родину... Вон эти новые, как живут, а? Что я лох? Не вижу как разве, как резвится вся эта шатия-братия во главе с олигархами? На чьи деньги? За что? Почему врали мне когда я за них голосовал? Когда еще им верил? Так, пошло оно все к чертовой матери! Нет у меня больше Родины, нет чести, продал я ее! Ну и хер с ней ...
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 21.
  
  Ночь Президента.
  
  
   Самолет летел прочь от осиротевшего, погруженного в траур гарнизона. Мерно гу-дели мощные турбины, но их гул практически не проникал внутрь, огражденного особой изоляцией, президентского салона. В иллюминаторы заглядывали беспечные звезды, да при маневрах машины, проплывали в разрывах облаков мерцающие тусклые огоньки провинциальных городков и безвестных деревенек огромной страны.
  
   Тихо. Спят измученные дневными хлопотами помощники. Бесшумно скользят та-почками по ковровому покрытию стюардессы, стараются не шуметь охранники, члены экипажа. Тихо попискивает компьютер дежурного адъютанта. Считается, что Президент отдыхает.
  
   Относительно молодой, коротко стриженый человек один в салоне. Это его покой оберегали остальные люди, но он не спал. Смежил веки, но заснуть не мог. ... Думал. Раз-мышлял. Анализировал. Огромное эмоциональное и нервное напряжение последних дней спадало слишком медленно. Впервые, за много часов нервотрепки, удалось сосредото-читься на происшедшей трагедии. Потому и не спал. Не мог, не имел права. В салоне ти-хо звучала музыка Листа в обработке Шуберта. Музыка не мешала. Не отвлекала. Наобо-рот, помогала сосредоточиться.
  
   Присутствие свиты не ощущалось и Президенту казалось, что он одинокий стран-ник в летящей по небу дюралевой колеснице, влекомой когортой мощных античных ко-ней. Упряжка несется, бесшумно громыхает копытами по узкому звездному мосту, словно по острию меча. Не остановить, не замедлить ход. Не повернуть. Обратного пути нет. И нет никого надежного рядом, кому мог бы передать на минуту вожжи. Доверить, дать от-дых уставшим, со вздутыми от напряжения венами рукам. Приходится рассчитывать только на себя. На свою удачу. Собственный ум, силу, волю.
  
   Президент молчал пять суток, ... так уж случилось. Теперь все кому не лень обви-няют его. В ту злосчастную ночь он улетел в долгожданный отпуск, и радиограмма заста-ла в самолете. Впрочем, то чем он занимался потом у моря, только для газетчиков и непо-священной публики называлось - отдых. Пришлось обсуждать законодательные вопросы со спикером, останавливать губернаторскую дурь, назначать послов, отвечать на звонки братского президента, уже в достаточной степени засевшего в печенку. Отдых включал и беседы с главами ближневосточных стран, а между делом Президент еще успевал подпи-сывать наградные листы. Кроме того, волновал, давно требовал разрешения наболевший вопрос с утечкой за границу научных кадров. В результате эмиграции и просто бегства ученых за границу Россия скоро может скатиться на уровень Габона в области фундамен-тальных наук. А ведь именно в наукоемких технологиях залог будущего. И создавать их должны молодые, дерзкие хорошо подготовленные ученые. Потому и столь важна состо-явшаяся встреча с руководителями Академии. Все это - составляющие "отдыха".
  
   На этом фоне и разворачивалось вранье. Огромное, с большой буквы Вранье. Сплошное, беспардонное. Президента информировали примерно также как и журналистов московских газет. Но, в отличие от журналистов, он был обязан верить получаемой ин-формации. Да, - Сообщали ему из штаба Флота, - во время заключительной фазы учений произошла небольшая авария и атомная подводная лодка легла на грунт. Не стоит волно-ваться, Господин Президент. Все меры принимаются. Утечки радиации нет. Связь уста-новлена. Зачем Вам возвращаться? Нужно ли вносить нервозность в работу штаба? Ру-тинное событие. Это вовсе не повод прерывать отпуск.
  
   Он поверил. Главнокомандующий обязан доверять своим адмиралам. Без доверия нет воинской службы. Он, полковник запаса, не имел права оскорбить недоверием много-звездных воинских начальников.
  
   По прибытии в приморскую резиденцию сразу же навалилась масса дел. На этом фоне и затерялось вранье с лодкой. Имел неосторожность поверить. Тем более, что совсем еще недавно провел сутки на борту однотипной, увидал ее огромность, надежность. На огром-ной глубине даже произведен в почетные подводники, выпил стакан забортной океанской воды.
  
   - Ну, пусть даже небольшая авария. Что может случиться с десятиэтажной громадой, длина которой больше чем глубина моря в том месте? Разве дело Президента, Главноко-мандующего вникать в каждую мелочь? Не доверять флотским командирам, лишать их инициативы? - Решил тогда Президент. Он сам доверял в пределах служебной компетен-ции своим подчиненным, как доверяли ему его непосредственные начальники. Ни он не подводил, ни его не подвели, ни разу во время службы. Возможно, просто повезло.
  
   Чем же была вызвана ложь в данном случае? Не желали омрачать отпуск барина "дурной вестью"? Надеялись на авось? На чудо? На то, что удастся вытащить лодку свои-ми силенками? ... Не ясно. Да и не это теперь главное. Основное - разобраться в причинах аварии. Поднять корабль и с почетом захоронить подводников. Он пообещал это их род-ным, сослуживцам, ... России. И обязан сдержать свое слово. Слово Президента.
  
   Президент поспешил на Север только тогда, когда исчезла последняя надежда и ко-мандование СФ объявило о гибели экипажа. Поехал в самый тяжелый момент. Явился не для организации спасательных работ, где мог только помешать профессионалам, навод-нить штабы свитскими, малокомпетентными, но амбициозными чинушами. Прибыл взять на себя самое неблагодарное, тягостное, грустное - встречу с родными и близкими погиб-ших подводников. Такое решение далось Президенту нелегко. Но кому-то из представите-лей Власти необходимо было посмотреть в лица, в глаза придавленных несчастьем лю-дей. И он нашел в себе смелость сделать это лично. Хотя знал, что многие из тех к кому едет, считают именно российскую Власть виновником гибели лодки, обвиняют его, как Главнокомандующего, в неспособности организовать спасательную операцию.
  
   Встреча с родственниками погибших моряков проходила в актовом зале Доме офице-ров Флота. Воздух, казалось, вздымался волнами горя и недоверия, обреченности, скорби и озлобленности. Недоверия к Главнокомандующему. Скорби по погибшим. Озлобленно-сти к Власти. Обреченности - к будущей жизни.
  
   Зал ждал от него оправданий. Он не пошел на это. ... Утешений? Он не мог утешить людей в их великом горе. Люди надеялись на принятие им неких чудотворных решений. Но он всего лишь человек, а не чудотворец. Люди хотели вернуть, вырвать из плена глу-бины своих близких. Только это он мог твердо обещать.
  
   Президент не был наследственным монархом, а потому не исцелял наложением рук. Как и большинство из стоявших перед ним людей, он вышел из небогатой городской се-мьи и являлся всего лишь одним из них. Потому ему оказалась понятна безликая печаль-ная озлобленность. Люди уже не желали слушать приевшиеся слова утешения. Им не тре-бовалась патока фальшивого соболезнования. Они хотели получить от Главы Государства хотя бы один конкретный, четкий ответ. Президент нашел его. Он пообещал вернуть на землю ушедший под воду экипаж. Просто, без пафоса сказал, что случившееся не только тяжелое событие для Флота, но и общее горе для всей Страны. Дал слово Президента, что вернет собравшимся близких. Это было максимум того, что он мог в данной ситуации.
  
   Президент не собирался много говорить. А потом уже и не смог. Он не был суперме-ном и его тоже душили слезы. Просто, в отличие от других, он не имел на них права. Случившееся потрясло его до глубины души. Слова приходилось выдавливать сквозь горький комок в горле. Да и, что он мог сказать? Как утешить? Чем? Пообещал, что все будет самым тщательным образом расследовано и виновники трагедии сурово наказаны, невзирая на чины и занимаемые посты. Прокуратура расследует все этапы и детали спаса-тельной операции.
  
   Пришлось признать, что флот остался без надежной материально-технической базы спасательной службы. Ситуация очень сложная, но необходимо принять все возможное и предотвратить подобное в будущем.
  
   Президент обещал людям помощь и поддержку, деньги, компенсацию, бесплатное жилье в столичных областях. А для жителей гарнизонного поселка - улучшение жилищ-ных условий.
  
   Собравшиеся слушали внимательно, не перебивали. Но когда он заговорил о трауре, зал взорвался. Люди не хотели ни каких траурных церемоний. Они все еще верили, все еще ждали с моря моряков.
  
   - Никаких венков на волнах, никакой водяной могилы! - Гремел зал. - Поднимите их, верните нам!
  
   Он пообещал. А себе дал еще более суровую клятву и решил выполнить ее в любом случае. Президенту тогда удалось разрядить обстановку, снять нервное напряжение лю-дей. Во всяком случае, некоторые позже даже благодарили за то, что разделил их горе, за помощь, за обещание вернуть экипаж на родную землю.
  
   Это нужно не только родным. Это нужно России. Поднять лодку, вытянуть ее из бездны необходимо для восстановления веры во Флот, в свои силы. Сегодня России как никогда ранее необходимы две сильные, надежные руки. Армия и Флот. И обе одинаково верные и крепкие! Оставить лодку и экипаж в море невозможно. Это подорвет дух народа, нанесет невосполнимую моральную травму, сломает флотских людей и не только их од-них. Тогда - национальное унижение, безостановочный развал страны, крах всех надежд. Именно поэтому Президент воспринял катастрофу с лодкой как личное несчастье, крах не только своих личных надежд - Бог с ними, но трагедию нации, России.
  
   Идет борьба за Родину. И в этой борьбе он, Президент, представляет Россию. Пото-му - обязан победить. Выстоять. Несмотря на невыплаканные слезы в глазах и боль от ут-рат в душе. Так и на татами. Он видел уходящих после поражения и никогда больше не возвращающихся бойцов. Они сломлены. Другие, переборов себя вновь и вновь встают на борьбу. И, в конечном счете - побеждают. Вот и Россия, пусть дорогой ценой, но обязана встать и победить самою себя. Пусть после поражения. Раз, другой, третий. Приучить на-род побеждать. Побеждать и преодолевать сонную слабость. Выработать вновь дух героя победителя, а не согбенного, несчастного мирового побирушки.
  
   Президент вспомнил историю града Китежа. Ведь Китеж - это и есть Россия. Только победа позволит ему вновь показать свету золотые купола храмов, радостную перевязь улиц, пестроту и богатство торговых рядов. Шум ярких ярмарок. Только после победы над согбенной судьбой вновь всплывет Китеж.
  
   А тогда, в зале, плакали вдовы, сироты. Они заговорили о том, что правительство спе-циально отказывалось от иностранной помощи, только имитировало спасательную опера-цию, фактически само загубило выживших после аварии моряков.
  
   - Телевидение врет. Сегодня нагло врут люди, которые в течение десяти лет разруша-ли те самые армию и флот, где сегодня гибнут ваши родные. Сегодня эта гниль дискреди-тирует армию, разваливает ее. За десять лет они наворовали денег и теперь скупают вся и все. - Не удержался Президент. ... Влезло в память пьяненькое лицо "Папы", смеющаяся мордочка "крысеныша", лицемерно-елейная физиономия "гусенка". Сорвался, почти на-рушил условия негласного договора. Но иначе поступить не мог.
  
  - А как же закон? - Выкрикнули из зала.
  
   Что мог ответить? То, что эти люди писали законы, погоняя под себя. Вышвыривали, выкорчевывали из правоохранительных органов все еще здоровое, не гнилое, не пропи-танное коррупцией, не продажное.
  
   - Законы такие сделали ... Законы будем менять. - Мрачно констатировал Президент.
  
   Разговор зашел о деньгах и Президент понял, что его обманули в очередной раз. Он зачитал справку о средней зарплате офицера. Зал возмущенно взорвался.
  
   - Лейтенантская зарплата в три раза меньше. Это - не деньги для офицера, защитника Родины. Это - позор!
  
   - Позор! - Согласился Президент. - Это все - позор бессилия. ... Вот она лодка, люди, а помочь не можем.
  
   - Офицеров выкидывают из автобусов за бесплатный проезд, а у них нет денег запла-тить за билет! Дайте им человеческое, достойное содержание!
  
   Зал бушевал, а он стоял, словно оплеванный, с очередной лживой бумажкой в руках. Но все же нашел выход.
  
   - Пусть эти данные не соответствуют реальной жизни, пусть - завышены. Давайте возьмем их для начисления выплат семьям. За десять лет.
  
   Из зала, поднимая на вытянутых над головами руках, вынесли упавшую в обморок вдову. ...
  
   ... Президент многое узнал в тот несчастный день. Оставалось сделать выводы. На севере его присутствие более не требовалось. Свою, неподъемную, долю народного горя уже принял на плечи. Потому, оставил на месте руководителя Правительственной комис-сии. Может этот человек и не особо умен, наверняка не в полной мере владеет вопросом, не знает специфики военно-морской, а тем более и подводной службы. Но, он один из не-многих верных Президенту людей. Пока это обстоятельство важнее всего. С тем и улетел.
  
   Теперь, в полете, в одиночестве салона, Президент вновь, в который уже мысленно раз, прокручивал запись происшедших событий, восстанавливал упущенные детали, ана-лизировал факты.
  
   Он был совершенно честен и искренен, когда первый раз обращаясь к народу, сказал, что страна обладает всем необходимым для помощи попавшим в беду морякам. Так его информировали из Министерства Обороны. Только забыли сообщить одну важную де-тальку, так - мелочь. Приставочку "не". Страна, Флот уже ничем не обладает.
  
   Все в прошлом. Это в Советском Флоте имелись специальные большие спасательные подводные лодки системы БС "Ленок", несущие два самоходных спасательных аппарата каждая. Совершенные по тем временам мини подводные лодки типа "Бестер" и "Приз". БСы типа "Ленок", с "Бестером" и "Призом" за рубкой, с командой профессиональных, тренированных глубоководников могли зависнуть над терпящей аварию подлодкой. Под-водные спасатели имели возможность снабжать экипаж всем необходимым для борьбы за живучесть, электричеством, воздухом. Главное - обеспечить выход людей из аварийного корабля на мини подлодку.
  
   Теперь таких спасателей нет. Часть продали в Индию, остальное - списали на метал-лолом за ненадобностью. Заодно полностью разогнали службу спасения. Сэкономили деньги. Уволили уникальных специалистов, водолазов глубоководников с многолетним стажем работы.
  
   Где теперь базировавшийся в Севастополе уникальный спасательный корабль - пят-надцатитысячник "Эльбрус" с вертолетом, эллингом для четырех глубоководных аппара-тов, аппаратурой декомпрессии для водолазов? Уникальный, способный спасать субмари-ны не с позорных ста метров глубины, а с двух километров. При волнении пять баллов. Где он? Отводят глаза - не знают? Сказать боятся? Продали? Порезали? Может и того проще - пропили? Или в аренду отдали по дешевке?
  
   Где дежурная группа водолазов, обученных работать на глубинах до 200 метров? Расформировали за отсутствием средств. На авось надеялись? Вот и приходиться падать в ноги норвежцам, англичанам. ... Где же наша гордость? Да, ладно, гордость! Элементар-ная совесть в каком оказалась месте? Где офицерская честь?
  
   - Конечно, нельзя объять необъятное, но стыдно смотреть в глаза людям после того, как узнал, что за "прекрасное" наследство оставил мне предшественник. Погибшая лодка оказалась последним атомоходом, пополнившим флотилию подводных ракетоносцев. Од-на за десять лет! Но через эти же десять лет боевую службу несут только две лодки. Ос-тальные либо списаны в середине срока службы, либо тихо ржавеют у причалов в ожида-нии ремонта. Угасают без надежды на запчасти. Давят железным брюхом тухлую воду за-тонов без аккумуляторных батарей. Именные лодки, словно побирушки, собирают денеж-ку на их приобретение у городов спонсоров, у мэров, у удачливых бизнесменов. Кто сколько даст, не пожалеет от щедрот своих. Не просят только у Государства. У государ-ства денег на флот нет. На хоромы для бывшей власти - есть. На гигантский бюрократи-ческий аппарат - есть. На летающие апартаменты - есть. На помпезные парады и приемы - находятся, а на Флот - никогда. - Смежив глаза, до боли сцепив челюсти, думал Прези-дент.
  
   - Раньше на каждую подводную лодку приходилось полтора, два экипажа. Неком-плект в один - два человека считался ЧП. Теперь уходят с некомплектом в десять и это считается нормально. А то и собирают с бору по сосенке, с других лодок, перед самым выходом в море. Но все равно - выходят! Настоящие моряки! А мы, остающиеся на бере-гу, не обеспечив их - убиваем. И нет оправдания никаким другим делам перед смертью.
  
   Теперь, в отличие от первых дней трагедии, Президент владел информацией и пони-мал, как бездарно велись вначале работы. Старые, опытные подводники четко расписали последовательность действий. Прежде всего, необходимо было спустить глубоководных водолазов, способных работать на больших глубинах. Затем, подключить систему "Эп-рон", подать свет, воздух, связь ...
  
   Где эти водолазы? В составе флота они только числятся. Их надо серьезнейшим обра-зом готовить, хорошо платить. Те, что служили раньше - ушли в коммерческие структуры. На новых - денег нет. Парадокс! На дачи адмиралам - есть, а на подготовку водолазов - нет. Где автономные спасательные аппараты с рабочей глубиной в полкилометра? Соз-данные в те времена когда на такую глубину начали опускаться подводные лодки. Где они? В доках гниют, годами ждут планового ремонта и вряд ли дождутся.
  
   Знали об этом Министр Обороны и Командующий Флотом? Знали! Не могли не знать. Но делали вид, что все в порядке, все под контролем. И не предпринимали ровным счетом ничего!
  
   Знали, что не справятся своими силами - зачем играли в молчанку? Почему сразу же не запросили помощь? Ведь ушедшие в отставку и запас водолазы устраивали демонстра-ции. Просили послать на подъем лодки, соглашались работать бесплатно. Не прислуша-лись. ... Все на авось надеялись?
  
   Упустили время, потеряли последний шанс спасти людей! Убили их. Где школы во-долазов глубоководников? Остались на Украине и в Латвии. Может адмиралы подзабыли, но по своим каналам Президент узнал. Как и то, что раньше доставали подводные лодки с гораздо больших глубин. И на Черном море, и на Баренцевом, и на Тихом океане.
  
   Он понял, что, в силу собственных амбиций, адмиралы сократили до невозможного минимума силы обеспечения флота. Но зачем содержать армаду не выходящих в море боевых кораблей, если нет сил обеспечить их выход? Ответ напрашивался сам собой - только для сохранения адмиральских должностей на флотах и в московских кабинетах.
  
   - Где офицерская честь? Да, они тут же подали рапорты об отставке! А спасать лю-дей, поднимать лодку кто будет? Президент? Считают себя виноватыми? Почему тогда не застрелились? Ну, не застрелился, это понятно, не те времена. Почему откровенно врали? Выдумывали небылицы, но не захотели даже оторвать зад от теплого уютного кресла! Ладно, Прокуратора и следствие разберутся. Отставки я не принял. Пока. Все должно происходить по Закону. - Подумал Президент.
  
   - Я виноват, каюсь. Не сообразил, не вылетел немедленно на место трагедии, не взял руководство операцией в свои руки. Тогда может все и получилось бы. Но советчики на-шептали, "Подожди, не связывай своего имени с покойниками". ... То, что не поехал сразу - моя ошибка. Не учел российского менталитета. Выработанного столетиями ком-плекса холопа, раба. Не учел, что стоит и сколько весит мое слово. Да, они ждали властно-го решения, но как я мог решать на основе столь хорошо закамуфлированного вранья?
  
   - Флотские начальники растерялись словно малые дети и жрали водку от безнадеги как привокзальные грузчики. Скрывали по цепочке, упершейся в меня, весь трагизм положе-ния. Глушили водку в полуобморочном страхе перед неминуемыми наказаниями, отстав-ками, выговорами. И, при всем при том, боялись взять на себя малейшую ответствен-ность! Обнаружили магнитную аномалию рядом с нашей лодкой и не выяснили, что это такое. Может, привиделось? Или соврали? Вроде засекли чужую аварийную подводную лодку, уходящую из района катастрофы и не заставили всплыть. Наблюдали аварийные буи - не удосужились выловить. Как можно определить теперь - вранье это, слухи или факты? Некомпетентность, отсутствие профессионализма, растерянность или элементар-ное вранье?
  
   - Впрочем, это типично не только для Флота. Увы, это общенациональная болезнь. Что делать, другой страны у меня нет. Вообще многого нет, того, что жизненно необходимо человеку на таком посту. Нет своей партии, нет даже надежного Аппарата, пользуюсь ста-рым, пропитанным коррупцией, непрофессиональным, доставшимся в наследство. Далеко не самой лучшей и честной бюрократической машиной. Что поделаешь, таковы правила игры.
  
   - Наверняка, на отсутствии за моей спиной реальной силы и сыграли, выдвигая в на-следники прошлого Президента. Теперь приходится назначать на ключевые посты просто преданных лично мне, знакомых по работе людей. Тех - кого, считаю достаточно честны-ми и надежными. Но таких, увы, совсем немного.
  
   - Отсюда, ошибки и накладки. Одни из старых - саботируют, пытаются играть свою собственную мелодию в моем оркестре. Другие, новые - не то, что играть, ноты пока только осваивают. Что поделаешь? Президента, как и короля, играет его окружение. Пока тебе не на кого опереться, пока за спиной чувствуешь зияющую пустоту, только и остает-ся, что тасовать вновь и вновь тонкую колоду друзей. Пока одинок, приходится соблюдать известный пиетет, корректность, к негодным людишкам, которых по человечески не ува-жаю, к тем, что довели страну до сегодняшнего положения.
  
   - Слава Богу, сразу набрался решимости и уволил наиболее одиозные фигуры, этакие тени прошлого, изощренных подковерных интриганов. - Президент медленно вздохнул, выпустил воздух сквозь все еще сжатые зубы. Вспомнил, как избавлялся от приближен-ных "семейства", попросив их тихо и, по возможности без скандала, покинуть террито-рию Кремля и никогда больше не появляться в его поле зрения.
  
   Профессиональный разведчик, он привык доверять только себе, а остальных - про-верять не словами и клятвами, а конкретными делами.
  
   - Дай Бог, дальше все пойдет по моему, а не по заготовленному для меня плану.
  
   В те дни он обратился к народу с программой. Причем, постарался отступить от привычных, традиционных канонов и поставить ясные и конкретные задачи на следующее пятилетие. На первое место в ряду приоритетов поместил передовые технологии, науко-емкую продукцию, телекоммуникации, информатику. Президент впервые публично пока-зал насколько страна отстала от остального мира. Мира, развитие которого подчиняется определенным объективным законам. Общим для всех, для России в том числе, а вот этого до сих пор многие не понимают. Вещают, талдычат об уникальном, "особенном", "духов-ном" пути. Словно не существует печальный византийский пример подобного развития.
  
   - Да, нет у нас иного пути чем западный! - Мысленно воскликнул Президент, до бо-ли в суставах сжав подлокотник кресла.
  
   Именно тогда он не удержался и намекнул, что за все время после развала СССР шло стремительное, целенаправленное обнищание народа и государства в интересах за-хвативших власть людей. Пообещал сделать все возможное, но переломить это положе-ние. Свое обещание он последовательно выполнял. Постепенно повышал пенсии. Зарпла-ты и денежное довольствие стали выплачивать регулярно, прекратили прокручивать день-ги через частные банки.
  
   - Также и в этом случае. Я пообещал поднять лодку и экипаж - и выполню обещанное. Люди должны понять и поверить, что слово лидера нации не пустой звук, а Закон. Я не позволю себе произносить нелепые заявления и клятвы, вроде тех, что позволял себе мой предшественник. Естественно, не стану в чужой стране с похмелья дирижировать оркест-ром. У меня в словаре нет ритуальных заклинаний. Я не маг, не волшебник. Не собираюсь раздавать пряники и конфетки всем подряд. Помощь от государства будет направлена только тем, кто в ней действительно нуждается. Остальные должны учиться зарабатывать деньги на жизнь. Вот и весь простой секрет.
  
   Страна возродится, но для этого каждый обязан стать гражданином, патриотом. Все так, однако решение не возможно без усиления вертикали власти, без укрепления госу-дарственности. В этом, как не крути, заложен корень всех бед и проблем. Именно к укреп-лению Власти всегда возвращаешься при анализе происходящего. Будь то затонувшая подводная лодка или дотации неимущим, зарплаты федеральным служащим или коррум-пированность милиции.
  
   - Сильная, законопослушная Власть не оставляет места для старых закулисных мето-дов управления страной, для кукловодов и олигархов. Я - не марионетка. Если они рас-считывали в моем лице получить нечто подобное, то трагически ошиблись. Мне удалось вежливо и тактично дать понять "Крысенку", что его время в прошлом. Навсегда закончи-лось открывание ногой правительственных кабинетов. Время олигархов ушло. С корруп-цией и криминализацией экономики пора заканчивать.
  
   - Вот тут-то они и забеспокоились. Думали, что за два месяца межвременья успеют организовать противодействие на выборах, столкнуть с поста. Не вышло. Постарались возвести все возможные препоны на пути не временного, а всенародно выбранного Пре-зидента.
  
   - В тот момент народ поддержал вовсе не олигархов, а я понял - необходимо реши-тельно выходить из тени старика. Довольно! Ни один человек в стране не должен упрек-нуть, что, мол, выпал из его штанов.
  
   - Олигархи старой криминальной выучки сообразили, что им в таком раскладе места не остается. И мгновенно вся их прикупленная "свободная" пресса подняла визг. Мол, люди добрые, - посмотрите какое будущее готовит нам этот полковник! Тотальную слеж-ку за гражданами и их финансами, усиление силовых и репрессивных структур, контроль, ай-ай-ай, - за прессой, деприватизацию! Что может этот кагэбешник? Только устроить на-логовую проверку граждан. А в других странах иначе? Вон в Америке именно так посади-ли за решетку гангстеров. Упрячем и мы своих. По Закону. По суду. Или, по крайней ме-ре, укротим.
  
   - Сразу подняли вой о войне в Чечне, о замирении по образцу прошлой администрации, завопили о надвигающейся диктатуре, антирыночных тенденциях, Президенте - "кагэ-бэшнике". Но народ, именно народ, дал мне шанс. Люди не поддержали их, не смотря на все финансовые потуги. И олигархи проиграли. Промахнулись. Просчитались, решив, что за поддержку, о которой, кстати, я вовсе не просил, они получат ручного, "плюшевого" Президента. Честную, открытую и принципиальную позицию я могу понять и принять. Но они оказались не способны играть и бороться честно. Появились умело сфабрикованные фальшивки о причастности к темным ленинградским делам, коррупции. Народ понял ложь, не поверил.
  
   - Им не понять почему я живу скромнее своих предшественников, почему стены квартиры до сих пор голые и нет времени распаковать привезенные вещи. Их возмущает мебель с инвентарны-ми номерками. Таким не понять, что Россия - вот это и есть самое главное. Именно ее будущее волнует, вдохновляет, даже заставляет ночами учить иностранные языки. Для чего? А ответ прост, чтобы выглядеть на встречах так, как подобает Президенту России. Руководитель великой страны не имеет права смотреться необразованным неумехой и недоумком в ряду руководителей других держав.
  
   - Об этом не пишут. Другое дело если подворачивается случай оболгать. По сообщениям их писак нет преступления которое я бы не совершал, даже продажу детей за границу умудрились прилепить. Маневр стар как мир и прост. Действуют по принципу "Держи вора!". Когда дружки "Крысеныша" взорвали дома в столице, то сразу дружно поспешили свалить вину на меня. Но вор в конце концов окажется пойман и я очень не завидую ему. Простить мог бы многое, но только не столь подлую, беспардонную клевету, пакостящую, оскверняющую честь офицерского мундира. Впрочем, ложь она ложь и есть, пора уже привыкать.
  
   - Эти людишки, с подачи бывшего пятого управления КГБ, быстрее других соорентирова-лись в мутной воде постсоветского общества. Использовали момент когда институты власти ока-зались целенаправленно дискредитированы и заплеваны, ослабли до своего самого низкого пре-дела. Вот тогда и сложились полу криминальные кланы, завладевшие многомиллионными, даже миллиардными состояниями.
  
   - Осмотрелись, чуть отдышались, отмыли кровь с рук и поняли, что большие деньги - еще далеко не все. Урвать - не главное. Главное - не упустить, удержать награбленное. А для этого нужны рычаги влияния на власть. Они привыкли ногами открывать двери в Кремле, за отстеги-ваемые миллионные подачки кромсать государство, рвать кусками нефть, газ, руды, заводы. Но этого мало - Власть нужно шантажировать и проще всего это делать через свои собственные, при-кормленные после голодухи, средства массовой информации. Так, на незаконным путем получен-ные деньги, они по бандитски приватизировали общенациональные средства массовой информа-ции. Выгнали честных, неподкупных журналистов и набрали готовую травить все живое свору.
  
   Президент вспомнил какой визг подняли "независимые и демократические" пираньи эфира по указке "Гусенка". Президент - "Черный полковник", собирающийся повернуть Россию к ста-линским порядкам, к коммунизму, к тоталитаризму, культу личности и к эпохе застоя одновре-менно ... Они называли его "хитрым кагэбэшником" только и мечтающим прикрыть "свободу слова". И правые, и левые враги словно зациклились на этом слове. "Кагэбэшник" - и все тут. Как будто вожаки их стаи не "кагэбэшники". Да они соответствуют этому слову в гораздо большей степени чем он сам.
  
   Президент не только не скрывал, но и гордился тем, что честно служил во внешней развед-ке, что - чекист. В лучшем смысле этого слова - Защитник Родины. Он мечтал об этой работе с детства и получил ее. Каждую звездочку на погоне заслужил собственным трудом, своими успе-хами, а не папенькиными звонками и маменькиными услугами. Он не "позвоночник", не из золо-той молодежи, не из среды прикремлевских холуев и прихлебаев. Служил и работал на пользу Ро-дине. Именно Родине. России. И сейчас он ощущал себя не владыкой России, не примеривал им-ператорскую шапку и царский жезл. Не разрешал льстецам упоминать даже в шутку "царское де-ло", что очень нравилось предшественнику. Нет и нет. Он считал себя всего лишь чиновником, нанятый народом страны. И, по германски аккуратно и педантично, собирался выполнять пору-ченное как можно лучше. И работа эта занимала у него все время, без остатка.
  
   А если время оставалось, то Президент читал о деяниях великих людей России, Петра, Екате-рины и примеры высокого прошлого давали образцы применимые в настоящем.
  
   - За моими плечами отличное образование, юрфак Университета - они об этом не желают вспоминать. За мной - работа в Германии, откуда я вынес любовь к порядку, аккуратность соб-ранность, часть западной культуры, ее язык и обычаи. Они не желают с этим считаться. За мной работа с людьми, стоявшими в основе демократических начинаний в России. И не моя вина, что многие из них не выдержали искуса и сошли с дистанции. Рядом со мной прогрессивные экономи-сты, не раз оплеванные и оболганные всеми оппозиционерами от коммунистов до либералов. За мной, наконец, понимание того, что будущее России лежит в единении с Западом, с Европой и Америкой в общей борьбе с нарастающей опасностью исламского экстремизма. Они не желают этого понять. А должны бы, ведь умны. В этом им не откажешь. Или уже куплены? Или скорее куплены их боссы?
  
   - Враги ждут, воздев перья, чтобы я проявил свою "чекистскую" сущность и начал беззаконие. Не дождутся - им не втянуть меня в грязные разборки на уровне криминальных авторитетов. Я не собираюсь в них вмешиваться и принимать чью-то сторону. Есть суд, Российский Закон, - вот пусть закон и решает, а суд - судит по этому закону. Мы все обязаны к этому привыкнуть. Если бы я был иным, то и вел бы себя иначе. Пошел на поводу инстинктов, распустил всероссийскую говорильню и начал чистить страну. Лет за восемь-десять, это бы удалось. Но, не стану. Россия должна стать демократической страной и она ей будет. Пусть даже в наследство мне и достался от предыдущего правителя хаос вкупе с коррупцией и бандитизмом на всех уровнях. Демократия в России установлена раз и навсегда. Только в этом спокойствие, достаток и благополучие ее граж-дан. Только в решении этой задачи мой личный успех или провал на высшем посту.
  
   - Они обвиняют меня в прагматизме. Что же тут плохого? Да, я вполне предсказуем, прагматичен. Я понимаю, чего именно от меня ждут на Западе, чего ждет большинство людей внутри страны. Ответ однозначен и прост - наведения элементарного порядка. Как первый шаг - удаление от власти коррумпированных чиновников. Наведения порядка ждут и иностранные инвесторы. Пойдут инвестиции к нам, не в Китай, глядишь и мы ста-нем мировой державой, мастерской мира не хуже Срединной империи. Начнем потрясать соседей не числом танков и ракет, а производительностью труда и благосостоянием граж-дан.
  
   Президент отхлебнул из стакана давно остывший чай. Вернулся к всегда волновав-шей его теме взаимоотношения с армией.
  
   - Мне близки и понятны люди в погонах, и они вполне могут стать той опорой, кото-рой мне так не хватает. Именно поэтому я полетел на боевом истребителе в Чечню, в го-род по улицам которого еще бродили сотни недобитых террористов. Летел в воюющую республику в одной кабине с военным летчиком ассом, на боевом самолете. Пилот выиг-рал во время командировки в США все 26 тренировочных учебных боев с американскими ассами. Смелый я человек или нет - не мне решать, но в любом случае тот полет помог стать ближе основной массе военных. Тогда удалось показать, что я для них человек свой, человек способный и желающий совершать Поступки. Гражданин принявший присягу, связавший раз и навсегда свою судьбу с судьбой Российского Государства, с судьбой всех остальных людей в погонах. Офицер.
  
  
   - Первые дни после избрания были далеко не самыми легкими. Но именно для того, чтобы продемонстрировать уважение к людям в погонах, к защитникам отечества я пре-рвал все дела и поспешил на Север. Хотелось лично увидеть единственный доставшийся в наследство боеспособный флот.
  
   В те дни ничего не предвещало будущую катастрофу. Президент выходил в море на атомной подводной лодке, ночевал под водой с моряками, ел с ними, пил. Прошел обряд посвящения в подводники и участвовал в запуске стратегической ракеты. Там, на глубине он понял не только умом, но и сердцем как необходим стране флот, эти парни в синих ро-бах с бирками боевых номеров и небрежно воткнутыми в кармашки ручками дозиметров. Без Флота невозможно существование России. Ровно, как и без Армии, авиации, ракетных сил, космических войск. Все это предназначено теперь не для нападения, но для предот-вращения нездоровых мыслей, возникавших периодически в прошлом и, возможно, спо-собных возродиться в будущем. Этакий компресс для охлаждения горячих голов полити-ческих авантюристов. Для укорочения нездоровых мыслишек о том, как бы вновь разо-драть на куски, свести к размеру старинного Московского удельного княжества страну.
  
   В подводной лодке скользящей в глубине океана, Президент окончательно решил приложить все возможные усилия, что бы загладить вину Государства перед Флотом. Он сказал об этом публично и люди поняли - это решение не дешевый предвыборный трюк. Выборы остались позади.
  
   Вспомнилась инаугурация. Старик, еле-еле читавший по телесуфлеру, мямливший, мусоливший во рту сухие бумажные слова. Видимо уже разобрался в ситуации и горько жалел о принятом решении. Принятие присяги. Президент собрал тогда в кулак всю во-лю, шел по ковровой дорожке словно по татами, на бой. Шел мимо будущих врагов и воз-можных союзников, потенциальных предателей и верных друзей. Ему пришлось предпри-нять все возможное, чтобы врагов стало хоть чуточку меньше, а друзей пусть немного больше. Выступая перед теми и другими, стоящими пока совместно, единой, кажущейся монолитной толпой приглашенных гостей, он сказал слова, предопределившие после-дующие годы президентского срока, - У меня нет волшебных рецептов спасения страны, кроме одного - постоянного, напряженного труда всех граждан, в условиях рыночной экономики.
  
   Завершал торжество церемониальный марш торжественного расчета личного прези-дентского полка. Шли паршиво. Расхлябанно. Свисали пояса на недокормленных маль-чишеских животах, торчали из широких воротников тонкие шейки. Словно не лейб-гвардия, а провинциальные кадеты младших классов. Вот и на севере, в гарнизоне под-водной флотилии он встречал, пусть немного, но таких же слабокостных, невидных моря-ков.
  
   Мысли Президента вновь вернулись в тот заполненный людьми зал, куда были при-глашены практически все родственники и сослуживцы погибших. ...
  
   ... В Дом Офицеров пускали всех, кроме корреспондентов. Он понимал значение прессы. Не умалял, но и не переоценивал влияние средств массовой информации на насе-ление страны. Знал и искренне уважал честных, тактичных и принципиальных журнали-стов, способных, хотя бы из простого сострадания к людям, не задавать глупые вопросы, не искать дешевых сенсаций. ... Таких бы он допустил к исстрадавшимся людям, но как отличить волков пера от нормальных людей? Пускать одних и задерживать других? Полу-чить в результате немедленно очередной плевок в лицо, новое обвинение в диктаторских замашках, напоминание о чекистском прошлом? Потому пришлось обидеть недоверием настоящих, честных журналистов, выполняющих трудную, порой неблагодарную работу на благо страны и общества.
  
   К сожалению, среди пишущей братии в обилии прижились люди иного сорта. Эта-кие любителей падали, прикрывающиеся святыми интересами народа, демократии. А на деле - ручные, прикормленные и прикупленные. Чего от них ждать? По человечески их можно понять. Они не виноваты, они просто желают хорошо жить, вкусно есть, сладко спать. У них имеются семьи и они обязаны кормить, одевать и обучать детей. Содержать жен.
  
   Среди таких особо отличаются те, кто ежевечерне вещает под дудочку слащавого религиозного иудушки - бывшего сексота. Его империя изливает потоки лжи устами от-лично проплаченных ведущих. Людей весьма талантливых, между прочим. Хоть при всем при том и развращенных, пьяниц и сексуальных извращенцев. Видимо такова цена про-данного таланта, пропитой правды, утраченной свободы.
  
   Не жалея времени и сил эти "интеллектуалы" вбивают зрителям в головы идейки о том, что армия и флот России не нужны. Не стоит жечь мазут в учебных походах, пора, наконец, напрочь забыть о прошлом величии и уползти в тень с политической сцены, за-лизывая раны и выклянчивая подачки.
  
   - Нам не нужны подачки, нам нужно равноправное, уважительное сотрудничество. - Думал Президент. - Мы также, в равной мере необходимы Западу, как и он нам. Мы - си-амские близнецы. Разорвав нас можно добиться только одного, ясно предсказуемого ре-зультата - гибели обоих. Публично вещать иное - даже не недомыслие, а явная провока-ция. Причем провокация проплаченная не натовскими, как стараются показать, а ислам-скими деньгами.
  
   - Но где же настоящие журналисты? Почему, наблюдая подобное из дня в день, не дают отпор? Чего выжидают? У государства пока нет денег на создание огромной, доро-гостоящей корпорации, некого конгломерата из газет, телевидения, телекоммуникацион-ных технологий. В этом мы проигрываем олигархам и, прежде всего, "Гусенку".
  
   - Олигархи забеспокоились, ощутили сопротивление новой власти, решили воздейст-вовать на возбужденную гибелью лодки аудиторию, нагнетать страсти. Они решили дать бой, показать, что Президент также прочно сидит у них на крючке, как и предшественник, а потому обязан заискивать, слушаться и беспрекословно соглашаться. А они, они про-должат безнаказанно обворовывать страну, в том числе армию и Флот. Вот их цель! Но не бывать этому! Конец!
  
   - Пусть временно изгаляется, давится кривой улыбкой "Крысенок", пускай утвержда-ет в своих многословных, затяжных интервью-монологах, что Президент лишь делает вид, что он имеется в наличии. Я - есть, и докажу ему это весьма скоро. Причем вполне циви-лизованно и красиво, но и беспощадно. Выиграю и этот матч. Если не в чистую, то как минимум по очкам. В любом случае, по Закону, строго по Закону.
  
   В процессе истерии, связанной с аварией лодки, Президент принял для себя опреде-ленные решения в отношении ручной олигарховой прессы. Он не станет больше терпеть всесильных пожирателей дерьма, вознесенных на золотые троны деньгами тайной поли-ции.
  
   - Они, конечно, поднимут визг о диктатуре, о зажиме свободной прессы. Но прессу мы зажимать не станем, даже совсем ручную, карманную, прикупленную и прикормленную олигархами. Свобода прессы и демократия понятия для меня идентичные. Я за демокра-тию, но не за вседозволенность. Я за свободу прессы, но против махровой журналистской анархии. Нет места деструктивным процессам, инициируемым олигархами. Достаточно! Прошло время, когда, незаконно приобретя целые области экономики, попытались по-строить под себя политические структуры и газето-теле-радио империи для удержания и обеспечения корыстных, низких интересов.
  
   - Внешне либеральные журналисты из карманных изданий олигархов приложили ру-ку к дегероизации армейской профессии. Это они, ни слова не говоря о подвигах солдат и офицеров, вовсю проливали слезы о потерях, о забытых на поле боя трупах, о страдании несчастных борцов за независимость Ичкерии. Именно так - о бойцах и командирах Рес-публики Ичкерия, о повстанцах, а не о бандитах, наемниках, террористах и насильниках, действующих не столько под знаменем масхадовых и басаевых, сколько под зеленым зна-менем Джихада. На деньги пресловутой, неуловимой пока "Основы".
  
   Рядом с креслом Президента, на столике лежал блокнот, но он остался нераскрытым. Президент больше полагался на тренированную память, не особо доверяя мысли бумаге. В блокнот, впоследствии, он занесет только окончательные, отточенные, выверенные выво-ды и указания помощникам. Заполнит страницы высоким, четким, разборчивым почерком.
  
   - В Армии, - Продолжал размышлять Президент, - пусть пока медленно, на ощупь, но идет военная реформа. Россия впервые выработала и объявила миру свою военную док-трину в основе которой лежит простой и ясный принцип. Мы не желаем ввязываться в происходящие в мире конфликты. У нас хватает своих собственных, внутренних проблем. Мы можем вмешаться только в двух ясно очерченных и определенных случаях. Во-первых - если нашим жизненным интересам угрожают, во-вторых, если все участники конфликта попросят нас стать третейским судьей.
  
   - Видимо и Запад постепенно начинает видеть в нас не объект конфронтации, как это было ранее, а партнера. Пусть пока нас рассматривают несколько свысока, считают младшим участником политического действа. Это - временное. И лакмусовой бумажкой данного процесса послужат, во-первых, реакция на аварию подводной лодки, а во-вторых, отношение к контр террористической операции в Чечне. Вещи это, хоть на первый взгляд различные, но в политическом плане, весьма тесно связанные.
  
   Первые события обнадеживали, подтверждали политический прогноз. Вскоре после аварии в Москву прислали весьма полномочного представителя. Посланец передал сведе-ния, которые выглядели более секретны для собственного народа и Конгресса, чем для российского Президента. Там подобной открытости могли не понять, не оценить. И, на-верняка, не поняли бы. Наоборот, мгновенно подняли шум, затеяли скандал. Нельзя без-наказанно разглашать подобные сведения. Но Президент США пошел на это. Ради буду-щего. Позвонил лично, по "горячей линии". Прислал инкогнито директора ЦРУ. Передал секретнейшие сведения акустического контроля с подводных лодок, проводивших развед-ку района учений в Баренцевом море. Находившихся там пусть и не совсем законно, в на-рушение негласных договоренностей. Клятвенно заверил в непричастности к случивше-муся.
  
   Больше того, собеседник сообщил, что командир британской подводной лодки, во-преки всем правилам Адмиралтейства, нарушил предписанное Уставом Королевского флота радиомолчание и с помощью сигнальных буев передал сообщение об аварии рос-сийской подлодки. Даже стучал "SOS" своим автоматическим подавателем сигналов. Де-лал это из морской солидарности, надеялся, что русские услышат и начнут поиски. Такие же данные передала по секретному кабелю связи американская подводная, лодка специ-ально для этого зашедшая в норвежский порт.
  
   Руководители Запада пошли на подобный, беспрецедентный шаг исходя из понима-ния, насколько важно для их стран не потерять хорошие отношения с новой Россией. Пе-редали секретные сведения ЦРУ и штаба флота, что ни одна американская подводная лод-ка не находилась рядом с русской. А ведь подобные сведения помогают раскрыть тактику действий их подводных сил, систему слежения за подводной обстановкой, ее технические характеристики и параметры. Попади информация в руки политических противников пе-ред выборами и результат катастрофичен для нынешней администрации.
  
   Следовательно, авария не дело рук американцев и их союзников?
  
   - Тогда, что же произошло? Нет пока ответа, одни предположения. Огласка получен-ных сведений невозможна. Да, мне передали неопровержимые, на первый взгляд, доку-менты, фотоматериалы, секретные, не подлежащие разглашению. Но официально не по-зволили осмотреть три находившиеся в Баренцевом море подводные лодки. Это - их пра-во, одна из привилегий великих держав. Они не желали создавать прецедент, иметь не-приятности с соперниками в парламентах накануне выборов. Это понятно. Но ведь и я разведчик, аналитик. Пусть в запасе, но ведь разведчики не бывают бывшими. Поэтому, вполне осознанно могу предположить, что представленная информация может оказаться лишь прекрасно исполненной дезинформацией. Не больше. Причем подсунутой военным руководством - политическому "в темную". Возможно подобное? Вполне, исходя из ис-торического опыта прошлых лет. Не хотелось бы верить ...
  
   - Официально западные политики выражают соболезнование семьям погибших, со-чувствие, выказывают свое расположение. Все так, но. ... Но кроме официальной, есть еще и теневая политика. Политика, осуществляемая людьми вроде ушедшими с политиче-ской сцены, но по прежнему исполняющими арии "певцов за сценой". То есть вполне влиятельные и осведомленные.
  
   - Одним из первых на событие откликнулся давний русофоб, человек из далекого прошлого. Побрызгал слюной на страницах "Wall Street Journal", а это очень серьезное из-дание и свои передовицы кому попало не предоставляет. Высказался в обычной беспар-донной и безапелляционной манере, что политика нового Президента заслуживает презре-ния, что он больше беспокоится об авторитете страны, сохранении государственных сек-ретов, чем о человеческих жизнях. Обозвал, походя, продуктом КГБ, помянул попутно ро-дословную, проявил завидную информированность. Сообщили данные для статейки на-верняка люди, разделяющие его активно негативное отношение России. Причем, в отли-чие от старика, деятели активные, действующие, но так ничего в политике и жизни не по-нявшие. Американские подобия российских, обвешанных побрякушками, реликтов хо-лодной войны. Вывод статьи, соответствующий содержанию - Западным демократиям нет смысла сотрудничать с Россией, а финансирование и одобрения курса ее Президента яв-ляется деянием и вовсе преступным.
  
   - Подтекст ясен, пусть Россия и дальше разваливается прежними темпами. Чушь, но показательная. Неужели они действительно способны пойти на такое? Поддаться на про-вокацию? Нет! Я считаю наш путь - "Просвещенным либерализмом". В этом плане, ви-димо, придется выступить еще раз, публично напомнить, что Россия не рассматривает ни Америку, ни НАТО в качестве военного противника, ни, тем более, в качестве идеологи-ческого врага. Все это в прошлом и должно быть забыто и похоронено обоими сторонами. Наоборот, и мы им, и они нам жизненно необходимы в качестве партнеров. Вот насколько это партнерство окажется честным зависит не только от нас. От обоих сторон.
  
   Лайнер лег в плавный разворот, приподнял одно крыло, сменил курс. Опытный экипаж провел маневр настолько искусно, что предметы на столике не сдвинулись, ничто не отвлекло Президента от раздумий.
  
   - Все равно остаются вопросы, на которые никто не сможет дать однозначного отве-та. Адмиралы в один голос твердят о столкновении лодок. Президент и Премьер, наобо-рот, твердо уверили меня, что их флоты не причастны к гибели подводного крейсера. Предложили помощь. Но у обоих на носу выборы. Можно ли им до конца верить? Тем бо-лее случаи подобного рода не редкость. И не только с российскими подводными лодками. Тут и потопленный японский траулер, и протараненный в Средиземном море норвежский танкер. В 1992 их субмарина ударила нашу. В 1993 еще один таран, на этот раз с нашей стороны участвовал "Борисоглебск" с шестнадцатью ядерными ракетами на борту, а с американской - "Батон Руж", которую после всего пришлось списать в утиль.
  
   - Кстати, тогда ни Гринпис, ни пацифисты не пискнули, экологи и "Белуна" рта не раскрыли. Ну и наш "Гарант демократии" не решился портить отношения с утонченным джентльменом Джорждем и рубахой-парнем "другом Биллом". Морякам обидно, но ни-каких решений принято не было. Соглашения о принципах плавания атомных подводных кораблей так и не заключено.
  
   - Клятвенные заверения американского Президента, конечно вещь хорошая, но не по-добные ли заверения выслушивал отец перестройки о нерасширении НАТО? Опять все тот же проклятый вопрос, - Можно ли верить? Так было столкновение или нет? Только подняв лодку, получим ответ на этот страшный вопрос. Следовательно это не только внутренний, но и внешнеполитический вопрос. Вопрос будущего сотрудничества и взаи-мопонимания.
  
   - Вероятно, до конца верить никому нельзя. Народ не поймет. Ведь именно эта лодка являлась головной в серии подводных крейсеров оснащенных новейшими сверхзвуковы-ми крылатыми ракетами. А прибывший в страну под крышей бизнесмена и профессора агент охотился, и вполне успешно, именно за секретами данного изделия. Служба внеш-ней разведки собрала досье, где показана его служба на подводных лодках, работа по во-енно-морской тематике в смежной области, а затем поспешное убытие в Россию. Тут ор-ганизовал два частных предприятия, нацеленных на скупку российских технологий. При-лагал невозможные усилия, давал взятки. Чуть не добился своего. ... Возможно, действи-тельно простой шакал частного предпринимательства, хватающий все, что плохо лежит. А может быть и нет. Слишком уж за него просили официальные лица.
  
   - Моряки докладывали о неопознанной магнитной аномалии в районе гибели лодки. О сигналах "SOS", передаваемых механическим устройством, которого отродясь не бы-вало на наших лодках из района этой аномалии. О таинственных радиобуях, которые так и не смогли достать. Все так и осталось не выясненным, не задокументированным, не выяв-ленным и не выловленным. Сейчас это - только домыслы. Это - не доказательства. Дока-зательства должны быть материальны - куски обшивки, образцы покрытия, элементы корпуса, записи шумов. ... А материальных доказательств нет. И ни водолазы, ни обитае-мые глубоководные аппараты их пока так и не обнаружили. Американцы, в свою очередь, сообщили весьма правдоподобную версию о буях, о сигналах, дали собственную, доку-ментированную трактовку происшедшего. По этой версии их подводные лодки ну ни как не могли находиться в отмеченном с флагманского российского крейсера районе анома-лии. Где же истина?
  
   - Господи! Какое элементарное отсутствие профессиональных навыков! Ведь если флагманский крейсер действительно обнаружил вторую цель, он просто обязан был ее идентифицировать. Если это противник, чужой корабль - заставить любыми средствами всплыть и дать объяснения. В таких случаях всегда бросают специальные подводные гра-наты. Если мифическая подлодка действительно оказалась повреждена, она бы всплыла после первого взрыва. Рисковать не стала. А подводная акустическая связь на что? Свя-заться, объяснить шкиперу ситуацию. Почему не смогли поднять и сохранить преслову-тый буй? Он теперь не более чем миф, сродни легенде о летучем голландце. А фактов как не было, так и нет. Нет даже записей в вахтенных журналах.
  
   - Я не моряк, но четкость последовательных действий элементарна для любого бое-способного флота. Вывод - такого флота у России уже нет. Десять лет корабли стояли у причалов. Десять лет гнил флот.
  
   - В ФСБ, за две недели до трагедии, прошла информация из окружения руководителя Чечни о готовящемся террористическом акте людей Гелаева на одной из наших подвод-ных лодок. Но можно ли доверять этому источнику? Мы не отреагировали, а зря. Может происшедшее действительно результат диверсии и два взрывных устройства в торпедном отсеке не выдумка украинских националистов? Почему же тогда чеченцы не взяли на себя ответственность? Побоялись слишком страшной рекламы? Опасаются за жизнь своих близких, жестокой мести? Кровавой расплаты? Возможно и так. Террористический акт фанатичного одиночки самоубийцы? Акция подкупленного инженера, одичавшего и опустошенного от безденежья и безнадеги до самого дна души? Способного отправить на дно, обречь на мучительную смерть своих братьев за несколько тысяч долларов?
  
   - Пока причина аварии еще не установлена и все версии имеют право на существова-ние. Ведь, что скрывать, двигательные установки торпед-толстушек пришли далеко не из самого мирного региона России. Из Дагестана, кавказской республики только-только пришедшей в себя после кровавого вторжения ваххабитских банд, усиленных сворами арабов-исламистов всемирной организации "Основа".
  
   - Техническая неполадка? Мнение специалистов единогласно - самопроизвольное возгорание жидко-топливного двигателя толстой торпеды возможно только при стечении слишком уж большого числа случайностей. А ведь американцы упорно говорят именно о самопроизвольном взрыве торпеды и последующей за тем детонации остального боезапа-са на стеллажах. Мы же до сих пор не знаем что произошло с "Комсомольцем", а ведь то-гда условия и возможности были совершенно иными. Но результата до сих пор нет и ве-роятно правду так никто никогда и не узнает.
  
   - А может и того проще? На флоте, как и повсюду в России, тащат все, что попадется под руку, все, что плохо лежит, содержит хоть малый след драгоценных металлов, радио-активных веществ. Тащат с авианесущих кораблей, с крейсеров, эсминцев. Могли стянуть нечто жизненно важное с лодки? Не хочется верить, но ... вполне могли. Несуны оправ-дываются тем, что им нечем кормить семьи ...
  
   - В любом случае необходимо поднять ребят. Вытянуть на поверхность лодку, рас-крыть причину случившегося.
  
   - Мой предшественник сделал все, чтобы флот пришел в упадок. - Подумал Прези-дент. Горько усмехнулся. - Вот он бы долго не мучился. Не раздумывая, пропустил шка-лик и с пьяненькой слезой в уголках старческих глазенок грохнул кулаком по столу, по-снимал всех руководителей к едреной матери. Виновных и невинных. Причем, как всегда последние оказались бы в большинстве. Так проще. Весь вопрос в том, что пришедшие им на смену люди могут оказаться только хуже, не лучше.
  
  
   - Подводная лодка - лишь одна сторона медали. Моряков похороним, лодку подни-мем. Родных по возможности утешим. Флот - восстановим. Основная и постоянная боль России - Чечня. Здесь в одном противоестественном хоре слились голоса олигархов, пра-возащитников, демократов, исламистов и представителей Запада.
  
   - Ладно, первые. Одним выгодно, другим - хорошо приплачено. Но неужели на трез-вом, здравомыслящем Западе столь обуяны ненавистью к России, что не понимают проис-ходящего? Ведь совершенно ясно, что здесь пролегает передовая линия фронта борьбы с исламским терроризмом. Именно в Чечне проходят обкатку и закаляются моджахеды Строителя из организации Основа. Чечня за годы пресловутой независимости стала про-сто территорией оккупированной бандо-формированиями и религиозными экстремистами. Вотчиной международных террористов и бандитов всех мастей, от фальшивомонетчиков до похитителей людей, от торговцев живым товаром, до шантажистов и вымогателей. Что хотят от России? Чтобы ушла, бросила все? Повторила Хасавюрт? А после очередного вторжения в российские пределы вновь начала все с начала? Это было бы величайшей ошибкой. Мой предшественник со своим окружением мог пойти на подобное. Я - нет. Эту войну нам навязали. Нагло, открытым вторжением ваххабитов в пределы России. И ее мы обязаны выиграть.
  
   - Но военная составляющая только часть дела - вторая и не менее важная - экономи-ческая и социальная реабилитация региона. Люди должны поверить в лучшее. Правитель-ство обязано сделать все для этого. Нормализовать ситуацию, создать ответственные, пользующиеся у населения органы власти. Нормальные, цивилизованные, а не средневе-ковые шариатские суды. В наш век нельзя допустить забивания каменьями, публичные избиения кнутами. Ничего, народ со временем поймет и поддержит нас. Чеченцы поймут в какую кровавую кашу вовлекли их религиозные фанатики. Как подло обманули и ис-пользовали в собственных целях. Они уйдут от исламистов и те начнут мстить, поку-шаться на традиционных религиозных авторитетов. В результате народ попросит у армии защиту и найдет ее.
  
   Чеченцы быстро поймут, что убитые, похищенные и зарезанные люди тоже мусуль-мане, те, что хотели жить свободно. Смотреть кинофильмы, слушать песни, как и все ос-тальное население земли, а не только надрывные вопли муэдзинов. Они желали посылать детей в светские школы, а не религиозные медресе. Их жены предпочитали ходить по улицам с открытыми лицами. Их убили за это, объяснив остальным, что сие есть непови-новение Исламу, самому Аллаху. Но обманывать сколь угодно долго невозможно и люди поймут, что не Аллаху противоречили невинные жертвы. Ни в коей мере, а только его са-мозванным толкователям. Ваххабитам, присвоившим себе право говорить и действовать, карать и миловать от имени великого Бога и его Пророка. Но кто дал им это право? Ни-кто! Они его присвоили самозвано и незаконно!
  
  
   - Международная обстановка тревожна и нестабильна. Взрываются склады боепри-пасов и фабрики фейерверков, отели и супермаркеты, посольства и церкви. Разрушаются современными варварами, религиозными фанатиками тысячелетние статуи. Объединяют-ся в единую тайную сеть на правах более или менее самостоятельных филиалов все новые и новые исламские военизированные и политические группы фанатиков. Набирает силу организация с общей целью, единой координацией усилий, мощным мозговым центром, с общей системой тренировочных лагерей. Организации реакционных исламистов различ-ных стран, пока еще различающиеся по названиям и политическому спектру, словно змеи сползаются, чтобы свиться в единый, пышущий холодным ужасом и истекающий ядом клубок.
  
   - Их люди взрывают американский эсминец в Адене, а чуть позже флотилия лодок-самоубийц точно таким же маневром пускает на дно несколько правительственных кораб-лей у Берегов Тамил Илама в Тихом Океане. Деньги Основы идут на взрывчатку для че-ченских террористов, на политическое дымовое прикрытие, покупку на корню так назы-ваемой "независимой" российской прессы. На почти неприкрытый подкуп давно уже по-терявших всякий стыд и совесть журналистов.
  
   - Запад зря не понимает, что в Чечне, Таджикистане, Армении, Грузии Россия при-крывает его от тех же террористов. Басаев грозился послать в помощь палестинцам полто-ры сотни своих отборных головорезов. Они бы быстро обучили тамошнюю публику отре-зать головы израильтянам, пытать, брать заложников. Обещал, но не послал. Не вышло. Только потому не удалось, что часть из них убита, часть передохла от ран, часть разбежа-лась, а остальные нужны ему самому. Защищать собственную шкуру, прикрывать от пуль спецназа и милиции. А новых шахидов у него уже нет. И надеяться, что появятся очень проблематично. За десять лет войны и беспредела люди поняли, что к чему. Хотят мира и не желают терпеть бандитов.
  
   - Странные вещи происходят в мире. Очень "своевременные", точечные Землетрясе-ния в Индии, Америке. Что это? Случайность? А может быть идет пристрелка украденно-го в советских лабораториях геофизического оружия, которым учатся пользоваться терро-ристы? Болезни скота - напасть или биологическая война с неверными? Не дай Бог ведет-ся вакцинами, проданными безработными гениями из бедствующих российских НИИ. А пуск ракет из подводного положения исламской подводной лодкой? Ну, хоть с этим все ясно. Лодки проданы французами, ракеты усовершенствованны китайцами. Деньги не пахнут.
  
   - Сформировался и вовсю действует Зеленый Интернационал, мощный, сплоченный. В его основе заложена не простенькая идея фикс вроде мирового коммунизма, даже не бредовая идея национального превосходства. Базой является всеобъемлющая религиозная идея мусульманского фундаментализма. В ней нет места расам и национальностям. Она куда более универсальна, соединяет всех поверивших в монолитный кулак, в единое ду-ховное сообщество фанатиков, готовых на все ради достижения поставленной цели. А цель у них глобального масштаба - создание Всемирного Исламского Халифата.
  
   - Куда там Коминтерну, с его грошами, вырученными от демпинговой распродажи императорских ценностей! Далеко и нацистам, ограбившим музеи Европы с их золотом из переплавленных еврейских коронок и окладов икон православных храмов! ... Здесь кру-тятся серьезные нефтяные и газовые деньги, на которые покупается не только оружие и взрывчатка, но и политические деятели, партии и правительства.
  
   - Рано или поздно, но исламисты попытаются нанести удар по Америке. Они ее нена-видят, несмотря на прошлую помощь моджахедам в Афганистане, нынешнюю поддержку борьбы мусульманских анклавов в Югославии. Сегодняшнюю более чем благосклонную позицию по Чечне. Для ваххабитов Америка - "Большой Сатана"! И они это демонстри-руют в Африке, Адене, даже в Нью-Йорке. Там у них пока не вышло. Но вряд ли это оста-новит будущие попытки. Только очень наивные люди могут мечтать о переговорах и про-чей иллюзорной демократической дребедени с людьми типа афганских талибов. Ну, как можно говорить с ними о демократических ценности после разгрома музеев, школ, уни-верситетов, после взрывов уникальных статуй Будд и тотальным мечением всех не му-сульман? Неужели это всерьез?
  
   - Российский ислам иной, более толерантный, традиционный, базирующийся, в ос-новном, на мирной, первой части Корана. - Президент вспомнил как ездил на празднова-ние окончания Рамадана, встречи в исламских республиках. - Но это - Россия. Здесь дру-гие корни Ислама, совершенно иной путь развития. Ваххабизм пытается привиться и тут, только вряд ли у него что-либо выйдет. Люди более цивилизованы, образованы, интелли-гентны, воспитаны на классических ценностях российской культуры и искусства.
  
   - Иное дело глухие задворки мира, вроде Афганистана, Пакистана, Йемена, Нигера. Там - рассадник исламского мракобесия, фундаментализма, экстремизма. Пройдут столе-тия, прежде чем с тамошним миром Ислама можно говорить языком мировой цивилиза-ции и демократии. Только после их Эры Возрождения, не раньше. А пока исламисты дви-нулись в свой крестовый поход против остального человечества, других религий. Не зря же они всегда стараются устраивать мечети на месте порушенных и обезглавленных хра-мов, молельных домов, синагог. Незавидное будущее пророчат миру под взрывы фанати-ков шахидов и бормотание мулл. Будущее без искусства, живописи, театров, музеев, пе-сен, музыки, телевидения, кино. Без радости и счастья, с глухими, безрадостными улочка-ми, с завернутыми в паранджи женщинами, с обязательными бородами и чалмами мужчин ... Нет! Не могу я оставить детям и внукам такое наследство. И сам не желаю жить в по-добной реальности. А значит выход один. Он прост и однозначен - борьба до победного конца. И мы будем продолжать мочить гадов в сортире. Пока хватит сил, пока не съедят меня противники. Сил должно хватить надолго, а съесть - трудновато. Поперхнутся. Ко-стлявый я.
  
   Президент вспомнил легенду о священном граде Китеже, ушедшем под воду, но не покорившемся врагам. Да, Китеж утонул. Но он же и обязан восстать вновь. Во всей кра-се.
  
  ***
  
   Президент сдержал слово. Лодку подняли. Она всплыла на поверхность, изувеченная взры-вами, с оторванным по второй отсек носом. Медленно потянули хранилище мертвых в родной порт печальные трудяги буксиры. Траурный конвой окружила стая дельфинов. Возле боновых за-граждений бухты они круто повернули и исчезли в открытом море.
  
   Не всплывает еще светлый град Китеж, окруженный темными тучами воинственных иновер-цев, пришедших вновь покорить его, закабалить навечно. То сильнее, то слабее свечение его купо-лов из глубины вод. Но жива, жива пока надежда. Жива вера в российском народе. А пока жива Вера - живет и Надежда.
  
  
  Конец второй книги.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"