Аннотация: "...Не верю я в безгрешие, сам грешен..." (М. И. Кутузов)
'...Не верю я в безгрешие, сам грешен...' (М. И. Кутузов)
Всё... всё... иду, иду в церковь. Там моё спасение от извращенцев всех мастей, а заодно, и за любвеобильных ваших мамзелей помолюсь. Сейчас полетит огромный булыжник в чей-то мужской огород, кто без Христа в голове, таки... держитесь, ибо я вас ноне обличать начинаю.
Продолжая либретто развесёлого студенческого характера, я недосказал или умышленно умолчал от тебя - мой доверчивый читатель, один из эпизодов прошлой жизни, а зря. Не взбаламутив дна, вовек не догадаешься: как много дерьма может быть в гражданине.
А не сказал я того, что при заключении соглашения об аренде квартиры на приемлемых для моей маменьки условиях, её хозяин, защитник - Александр Свет Соломонович, пока адвокатствовал на Таймыре, обязал меня: поливать цветы, украшавших жилище и пылесосить книжные полки, с чем справлялись мои девчоночки-институтки, эти красотки-феи, коим я был оченно признателен.
Однако существовало меж нами ещё одно немаловажное условие той интересной чудной сделки, на которую я был вынужден изначально согласиться, недопонимая до конца сути одного из пунктов договора, никоим образом неисполнимого для меня и мне подобных студентов, мужского рода, племени, ибо не желал ночевать в жёстких креслах битком набитых: вокзалов, общежитий и гостиниц.
Чужая серость на Руси всегда ненавидит красивых дев и, вообще, талантливых граждан с любвеобильными гражданочками!
А договор в категоричной форме и без каких бы то ни было условий, устанавливал полнейший запрет на присутствии в жилище его: лиц женской наружности, независимо от возрастной присущности. Бывают ли что-то хужее оной сделки, подобно нашей. Нет, я даже не мог подумать: под чем и поставил незамысловатый каракуль, полагая что хитрюга-еврей не лишён чувства юмора.
- О, Господи и Владыко живота моего! Уж... не Земля ль перевернулась! - думаешь иногда о том, когда видишь те самые, узаконенные демонстрации гомосексуалистов по миру и всея Европе. Эка, - кто-то скажет, - невидаль! Эко... диво-диковина! Да мало ли таких чудных и бесноватых субчиков- молодчиков фланирует и нынче по нашим расейским городам и весям. Так это сейчас, а тогда. Ужас... ужасный!
Неприятная тема для воспоминаний, но я же это, видите ль, прожил, а потому выдыхаю и перехожу к самому повествованию. Тогда же... я не мог поверить, не думал, да и не сталкивался до студенческой поры с некоторыми индивидами мне незнакомого общества, в котором оказался после службы. В тот момент, когда всё кипело и подле нас зарождалась: никому неизвестная, новая Коммуна, надо же было проживать рядом с лицами, которые преследовались Законом - за мужеложство. Мы веровали в светлое будущее - Коммунизм, шарахаясь за версту от наштукатуренных тех типов: с расписными женскими сумками и крашеными коготками на их конечностях.
Случилось со мной то, что не снится и в плохом сне гражданину: после двенадцатидневного, к примеру, новогоднего жора и пьянства.
Неожиданно... для меня и моей гостьи, хозяин навестил город и свою квартиру. А увидев в ней мою милейшую спутницу и преследующий его терпкий запах женских духов - 'Не может быть'... тот пёс, плюнув на уложенный персидский ковёр, замотал брезгливую свою морду шарфом и, будто с приступом изжоги, пулей вылетел на лестничную площадку, небрежно указав перстом своим указующим, следовать... за ним. Отож...
Те странные выкрутасы адвоката выглядели, как судорожное глотание воздуха захлёбывающегося в океанской пучине моряка.
- Вон отсюдова! - уничижительно бросил в мой адрес... пришибленный на всю башку гадёныш, обливая духами глупое своё тело. - И чтобы духа здесь вашего не было! Ты, - говорит, - студент, нарушил все обязательства, предусмотренные соглашением сторон.
Тогда-то и понял я, что более мне не видеть реки Волги из окон этой удобной во всех отношениях квартиры; вспомнил все его неприемлемые условия и не пунктуально исполненное мной соглашение. Так оно и произошло... Ключи были у меня изъяты и нам дано два часа на сборы.
- Вот же, - говорю, - адвокат Александр Свет Соломонович, какая ты есмь - разноцветная разношёрстная дворовая собака! Да ты, псина, - сказываю, - замахнулся на самое святое! Да ты, - ору, - морда, не стоишь не только ногтя этой очаровательной мадемуазель, сей Небесной Девы, а даже грязи из-под него! - прошипел я, так как было уже не до деликатности. Потому-то тот 'голубой фламинго' замер, будто его окатили розовой и святой водицею в жаркий августовский летний день. Настоящих поди мужиков на Руси-матушке, - молвлю, - и так днём с огнём не найдёшь, так ещё и такие, как ты, петухи гамбургские, верно, кукарекают! Не стоит, - заявляю, - поднимать бровь ни на меня... ни на мою красотку-подружку! И будь любезен: не мешать нам собирать вещи и без твоего присутствия присесть пред дальней дорогой! Ага...
Это собачье ничтожество, транслируя пред нами недовольство, даже возвратило деньги, выплаченные моей доброй мамА, наперёд, в счёт оплаты арендованной квартиры, чему я был крайне удивлён. Испытывая свойственную мне к подобным типам брезгливость, я попросил мадемуазель забрать деньги. Привычку искоренить не просто. Уж... не четвёртого ль то числа и было - Праздника качания на качелях!
А через час был удивлён вдвойне... хотя было не до ликования, когда в отношении тебя проявляют... чёрную неблагодарность.
Невесть откуда взявшиеся грузчики уже выносили и выволакивали на улицу с квартиры... неприятного мне типажа, вещи и всю имевшуюся мебель, вплоть: до последней спички вместе с газовой плитой, включая горшки с цветами и шкафы, вместе с находившимися в них: вещами и книгами. Там же, во дворе, рабочие разводили костёр, сжигая имущество, уже не принадлежащее хозяину. Кто бежал поглазеть на непонятное для всех зрелище, а кто-то, напротив, хватал чужие вещи и пёр их домой. Не кажный же день халява от зажравшихся миссионеров. Народу то, поди, по хрену и по баклажану... кому принадлежат уже бесхозные и выброшенные подле дома вещи.
Я был в растерянности, чувствуя, что нахожусь на пороге какой-то редкостной мерзости, самобытного и раритетного дерьма. Адвокат же... собачась со мной, наоборот: хорохорился, бравировал пред нами и, только что - по потолку не бегал, не летал. Сие походило на фарс предсмертной агонии, в которой тот прыщ находился. Кулак мой чесался. Я готов был защитить себя и девчушку, зная, что против лома возможен только лом. И адвокат, совершив отскок, притворился дохлым котом. Куда девались и самонадеянность с его плутовством.
Тогда же... к своим служебным обязанностям приступила служба газоокуривания, прибывшая на машине с надписью - 'Дезинфекция'. Вся ихняя работа производились при непосредственном и неослабном контроле со стороны хозяина квартиры - весьма небольшого роста... жука-щелкуна, ставшего для меня в тот момент: мерзким экземпляром, о которых я с младых ногтей высказывался, что оных типов надобно подвергать кастрации... не давая зачинать тем детишек, ибо они уже не могли вписаться в образ человека - коммунистического будущего.
Я же... не слишком разжился, чтобы долго собираться в новый, неведомый мне путь. Вдвоём с подружкой, быстренько таки собрав весь мой невеликий скарб, мы съехали с квартиры, чтобы кануть в безызвестность. Пока же... раздумывали о первоначальных шагах к розыску жилища, подошла другая машина, из которой те же лица стали вытаскивать и поднимать, в уже обработанную квартиру... новую мебель.
Так, впервые в своей жизни, я встретился с представителем чуждой социальной группы, культуры и чёрт-те... какой, мне так и непонятой ориентации, который не допускал в своём жилище даже чуждого ему женского духа и запаха. В отличии от оной редкостной холеры, я был рад присутствию подле меня чертовски обаятельной лапушке, так как знал, что при наличии проблем, быстро исчезают друзья, а близкие... становятся для нас совсем далёкими. Что я тогда чувствовал? Духовную опустошённость и огромную неловкость за жлоба нетрадиционного направления.
- О, Господь Всемогущий! - заговаривал я с девой, которую просто шокировали события, разворачивающиеся подле нас с нею в совершенно чужой квартире. - Как общество пошло по пути, начертанному Сатаной! Я в шоке, - ору, - от того, что не вчера это началось и, поди, не завтра всё закончится.
А чтобы как-то умерить радостное возбуждение мерзкого типа... нетрадиционной ориентации, я вдруг заявил во всеуслышание.
- Земляки, - кричу, - вы бы меньше верили этому пляшущему пред вами голубому кексу, который обещая всем златые горы, 'бабушку лохматит'. Губишки то свои подберите и не слишком раскатывайте на достойную оплату вашей деятельности и чистоплюйство радостного аблаката, бо сей ' голубой фламинго'... может и вас кинуть, как кинул меня, бедного студента вуза, с загодя арендованного мною жилья.
Не думал я, что моё высказывание будет ответной действенной местью голубцу. Те работяги, не долго думая, потребовали тут же оплаты за свою работу... а получив задаток и собрав манатки в кучу, пыхнули: кто куда. Не ожидал я, что мой томный голос окажется мщением адвокату.
Как бы не отомстили за меня мужеложнику, но предстояло ещё подыскать другое жильё и помогла мне в том подруженька, с которой мы были выдворены на улицу. Фортуна улыбнулась нам и мы поселились с красивой мордашкой там же - на Волге, в командирской каюте, стоявшей на ремонте баржи... за небольшое вознаграждение сторожу, как то: бутылку 'шафрана' и плитку шоколада. Но, как говорят французы: 'На безбабье и рука - шансонетка!'... Так же мы с нею продолжали встречать рассвет и ждать заката солнца, иногда показываясь в институте. Вернулся и вкус к жизни, но проблем было полным-полно, аки в защёчных у сусликов мешках. В наших очах были слёзы и радости, и улыбка печали.
Думал ли я тогда, что ужасный и дикий тот случай в моей жизни будет единичен... Как бы не так... Подобные истории, оказывается, повторяются. У кого-то, в виде: фарса, а у меня, как всегда - трагедией. И сему аргументу есть весомые подтверждения. Дай Бог и вам, читаючи, терпения - пережить всё вместе со мной. Хотя должен предупредить, что это эссе может иметь и побочный эффект на чтеца в виде: удара... в голову, а может и в печень. Ведь иной раз такую хрень сбросишь из нутра и мозга, что потом, верно, и сам с ума сходишь.
Часто я слышал о подобных лицах нетрадиционной ориентации и в институте, а именно... в ансамбле - 'Голубые платки', который-де спонсировался адвокатской конторой 'Голубой мир'. Не верил я до последнего в то, что в стенах института распространено мужеложство. 'Дыма без огня не бывает!' - шептали мне друзья. Да... впоследствии и случилось то, что шокировало не только коллектив вуза, но стоял на ушах и весь наш губернский город, так как юридический институт никак не входил в разряд: развлекательных и увеселительных заведений.
Все посещавшие наш юридический в восьмидесятых годах прошлого столетия прекрасно помнят, что на втором этаже перед кабинетами деканов факультетов гражданского и уголовного права, тогда располагался уголок, именуемым не иначе, как: 'Гордость института!'...
На том стенде была закреплена единственная цветная фотография ленинского стипендиата Зопашенко, которая там находилась более десяти лет. Именно тот шут гороховый и представлял институт на всех конференциях, слётах, съездах студенчества. Однажды даже избирался председателем стройотряда 'Голубая кровь'. Спустя же некоторое время, по окончании института, начальник розыска губернского УВД, мой дружище - Саша Лапин, поведал, что в центре столицы они накрыли один из тех притонов 'розовых фламинго'... а среди них: краса и гордость нашего вуза, сотрудник КГБ, голубчик Зопашенко. Да хрен бы с ним иль в нём, что с тем типом произошло, так ведь то со мной непосредственно связано, ибо был с ним знаком и, в дополнение ко всему... ещё и приятельствовал. Такая вот, братцы, лажа и ботва. Такой вот, граждане, конфуз. С какого, казалось, перепуга, но видимо он обладал умением находить контакт со всеми людьми, шалопаями то.
- О, Святая Матрона! - кричал я по ночам и в холодном поту, вскакивая с того самого дня, когда узнал - о почётном вузовском извращенце. Ведь я был постоянным гостем в квартире его добропорядочных родителей на улице Ленина, где брал нужную для изучения литературу, чаёвничал и даже, чёрт меня не задери - оставался у тех с ночёвкой. Да мы и спали с ним на разложенном родичами диване.
Нет-нет... пойду-ка я обращусь к Всевышнему, так как спас он меня тогда от позора, унижения, а более - от гипотетического совращения.
Всё... антракт. Перерыв. Перекур. Пауза. Дайте прийти в норму: отойти, очухаться, да устаканиться. Да и как тут ночами не вскакивать, как не бить соседке пяткой в стену, коль моему здоровью угроза была реальной - утерять честь и достоинство с тем ленинским стипендиатом, опосля ещё и свихнувшись, умом то. Другой, поди, гордился теми: 'отношениями'... с оным ленинским, гори он синим пламенем, стипендиатом.
Но я то... я. Вот уж, действительно, всем конфузам - конфуз. А нежели бы он, скажем, подсыпал мне какой-то гадости, типа: того же... клофелина: в привезённое им из Грузии вино, коим всех баловал вечером, и прощай молодость, юность; прощай, чёрт побери, и моя честь.
А ведь свели нас с ним в 'Русских Узорах'... но случайно ли. Вот и думай теперь, гадай, что вообще-то их в совокуплениях прельщает. Находят ли эти 'розовые фламинго'... в своих активных или пассивных действах с партнёром какое удовлетворение или удовольствие.
Видимо хорошо, коль даже в столице эти нелегалы 'свиданничали' под крышей Госбезопасности. И думается мне нынче, что тот 'красавец института' исполнял всё же пассивную роль, отдаваясь не каждому встречному-поперечному, а избранным, ибо, помнится, был тот такой кругленький, такой пухленький, такой лощёный, да и на виду у всех, всё в почёте. Чем, извиняюсь, не машка! Чем, пардоньте, не баба... с большим пробегом. Да ещё, гляди, зараза, и пшённую кашу ел - с хлебом. А коль он такой стипендиат, то и спрос с него невелик.
- Тьфу, мать честная! Надо же было мне тот курьёзный случай припомнить, начав сие обсуждение с друзьями, приятелями!
- И Грузия то ему, как дом родной, где видно и пару подыскал себе - в Гори. И зажигали... зажигали, поди, там вновь пламя, из искры, зажжённой когда-то Ильичом в стране Советов. Дружественные ранее государства нынче враждуют друг с другом, а он же, видите ль, туда ходок. Вот и гадай на ночь глядя, вот и думай: где тебе присесть, где прилечь, а уж... о реверансе - забудьте. Ага... навсегда.
Везде тебя подстерегает опасность, куда ни пойди, куда ни езжай, где ни наклонись. Вот бы... да лишка плеснул тогда он мне на грудь, что могло произойти, что могло случиться. Тьфу, тьфу, тьфу! Изыди Антихрист! Изыди нечисть! Вот и скажи, сколь мне осталось ноне жить, коль с институтской скамьи меня постоянно преследует Сатана.
- Ой, благодарю Тя... Господи! Не допустил напасти на своего шалуна-великомученика! - повторяю я, отбивая Ему поклоны.
И вот скажи, сталкиваюсь же с этими извращенцами, просто преследующими меня со студенческой скамьи! Теперь то, конечно, предпочтение отдаю очагу, похожему на семейный, ибо люблю женщин, ох, как люблю и, на улицу теперь не ходок! Бойтесь же, как говорится, не только быка спереди и жеребца сзади, а пуще всего опасайтесь - дурака со всех сторон! Всё... всё... иду, бегу, лечу в церковь! Там спасение от извращенцев всех мастей, а заодно, я и за ваших милых и прекрасных мадам помолюсь.