Аннотация: "Зло нельзя победить, потому что жизнь - это и есть борьба со злом!"... - говаривал в своё время Дюма.
'Зло нельзя победить, потому что жизнь - это и есть борьба со злом!'... - говаривал в своё время Дюма.
Попал я, люди, как-то на набережной Саратова в переплёт, что стыжусь вам, право, и рассказывать, но то произошло зимним вечером по возвращении из вуза, именно со мной. В общем, 'чёрт попутал'... по ночам шляться. Не знал я ещё тех граждан, которые с одной стороны гладят, а с другой гадят! Так иду, никому не мешаю - меня обгоняют, я догоняю. Навстречу девчушка... ну прелесть и видать, что точно незамужница, которая, видимо, поспешала к своей бабушке с горячими пирожками. Так и хотелось крикнуть незнакомке во след.
- Попутного, дева, тебе ветра! Хотя, одиночество никоим образом не украшает девиц!'... И я домой...
Как бы не так, подойдя ко мне на расстоянии вытянутой руки, эта милашка берёт и распахивает предо мной новую свою норковую шубку, а под ней, Матерь Божья - Ева на прогулке... да ещё и неглиже. Голышом... и даже без исподнего! Ни трусов тебе и, даже без бюстгальтера.
- Что за шутка! - рассуждаю. - Ева поволжская! - восклицаю я. Тело то голое... бархатное, на одном соске - засос, на втором - родинка с горошину и по телу мурашки перебегают сверху-вниз, снизу-вверх, а на животике по кругу, словно в хороводе, они пчёлками кружатся. И надо же мне было всё это рассмотреть... Я вроде и сам не робкого десятка, но сражён был не то... чтоб полной наготой и юной красотой, а оным её диковинным и странным девичьим поступком.
- Ё-малина! Интересное, - говорю, - и бесстыдное кино! Чтой-то нынче, за бордель на набережной! Уж, не спятила ль подруга? Когда же эта юная девица, - думаю, - сумела заработать на шубку, стоимостью с 'Жигули'. Мм, хм, да! Если она, - соображаю, - молоко, то что же тогда является сливками!? Вот, - думаю, - кто найдет способ умаслить и залюбить нынешней ночью меня, студента-первокурсника!
И мысли закрутились в голове шальным вихрем. Задрожал я, икая от такой неожиданности, ибо подобного ещё в жизни не видывал, что лёгкий озноб пробежал по телу, да и зачем, - думаю, - она твёрдые соски мне кажет, да и детородный свой орган. Гляжу на её нежную шейку. Да, правильной она формы и кожа, вроде как... бархатистая, не как у иных - гусиная, которую гладишь ладошкой, а та, будто с крупным рашпилем соприкасается. Мало, знаете ль, в том приятности и удовольствия. А у этой, ничего - очень гладкая и без каких-либо лишних изъянов. Как на телячьей, скажем, ляжке. Помнится... зябко было тем поздним вечером. Очень даже прохладно... у воды.
- Ну... и к чему сей прикол! - рассуждал я... и всё это никак не мог вобрать в глупую свою голову. - Почто на ночь меня драконишь, ведь нынче ночью я холостой... и своих институток не ожидаю с визитом!? - вопрошаю ту гарную дивчину, которая дышала на меня духами и густым саратовским туманом.
Было ей, на мой взгляд, лет четырнадцать, правда... несколько раз. <...> Однако, за мои вопросы она так и не дала мне, студенту... внятного ответа. Всем, скажи, была хороша чертовка, но очень худа, как истощённая рыба на дне лодки. Ох, уж... эти наши эмоции, как острая плеть вдоль всея широкой спины.
Как только увидел я ту ослепительную паву, то засветился весь изнутри, излучая дикую энергию и несусветную радость, что одно, ишь, моё сердце куда-то упало, а другое, скажи, заколотилось, нарушая все законы ритма. А она - просто каменное, гляжу, изваяние, а не дева, что мне даже в самых извращённых снах такая бы не приснилась. Хотелось пройтись ручонками по телу стервозной мне незнакомки, но та девчоночка, как распахнулась, так резко и запахнулась, что я не сумел проверить даже её грудь... на упругость, да на молодом теле пересчитать все прыщики. Сначала я такому повороту был безумно рад и, знаете ль, блаженствовал, и только затем понял, что мне сейчас будет нанесён удар ниже пояса, ниже ватерлинии... друзьями той лапушки! Не каждый таки... удостоится такой чести - увидеть вечером такое представление, но произошло, так сказать, несоединимое соединение. А ведь я даже королей играл... в детском садике, да кто об этом знает или помнит, кроме меня!
Только она мне свои прелести показала и улыбкой, будто рублём одарила, как тут же поспешила от меня восвояси, а предо мной явились мартовскими котами накаченные молодцы в количестве пяти упитанных рыл. Вроде как случайно мимо меня пробегали. Будто всем разом курить захотелось. А мне средь них одному хоть щёки дуй, хоть бей в барабаны! (Где бы их было тогда взять.) Свистка и того со мной не было, дабы постового позвать на помощь. Пока до меня, аки до жирафа доходило, что среди молодых особей женского рода, племени практиковался такой вид заработка, как демонстрация нагого девичьего красивого стана, то я уже всё понял... Уяснил. Меня в институте, видите ль, предупреждали, неоднократно, что на набережной устраивают эти крашеные куклы. Да и как было не допетрить, коль в высшем учебном заведении знаменитые профессора мне преподавали юридические науки. Но ягодки то были ещё впереди! Ага! <...>
Нет, на здоровье своё те парни не жаловались. Нет-нет, наоборот, контурные их очертания напоминали старомодные шкапы, то-то морды у них, помнится, лоснились и были красные, аж... синевой отдавали, да и несло от них: то ли огуречным рассолом, а то ли лосьоном - не понять. При этом, парни были очень веселого нрава с такими добрыми, добрыми глазами. Тогда я догадался, что с нехорошими намерениями те ко мне 'причалили'... и никак не о моём здоровье, конечно же, справиться. Да и зачем оно им, вообще, было нужно, моё здоровьице то.
- Что-то, видно, произошло и юношеская помощь требуется!? - рассуждал я, наблюдая за их дирижёрскими пред моим фасом руками.
Как не помочь... Русский кураж. Пресная жизнь всегда, вишь ли, претила мне, балованному своей маменькой, вьюноше.
Когда подходит ко мне бугай-бугаём, ну... вылитый мой сосед, кровососущий гнус - Ермоша Курносов... с интеллектом домашнего кота 'Вальдемара'... который быка-производителя кулаком забивал с одного раза и хочет меня сбить вопросом с ног и панталыку, улыбаясь блаженной улыбкой и беспардонно заявляя в лицо: 'Видел, дескать, 'чебурашку' иль ещё, мол, редкую красавишну показать?'...
- Каку-таку 'чебурашку? - вопрошаю я с ухмылкой заплывшему жиром исчадию Ада, чувствуя себя отыгранной картой. Сам же смотрю, что к моему лицу четверо харизматичных заклятых друзей уже кулаки, размером с кузнечные молоты, примеривают: и сзади, и с боков, чтоб, непременно, покончить со мною раз и навсегда. Навеки вечные, чтоб и духа моего на этом Свете не было. У меня и челюсть от всего происходящего подле реки... отвисла. Демоны! 'Это, - думаю, - уже не звон, а церковные колокола, будто на Пасху бьют!'...
- Хватит, - орёт один из ярых агрессоров, аки конь, застоявшийся в стойле - нам петь патриотические песни! Так, спрашиваю последний раз - ты видел 'девицу-оргазм', т.е. 'чебурашку', что прелести свои девичьи показывала тебе так долго? Коли этим ярким концертом девы насладился, так платить за просмотр надо, ибо сам знаешь, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Видел, как она, демонстрируя для тебя наливное тело, замёрзла бедняжка!? То-то и оно, плати, дескать, собака, и ступай... куда брёл, спокойно! Иначе для сугрева нашей артистки конфискуем твою финскую куртку! -увещевал 'Ермолай' и противные похмельные рожи, окружив меня со всех сторон, заняли выжидательную позицию. Стояли и думали, находясь в прострации, что же этакое с моим, ещё живым корпусом, сделать.
Вот он - мужской охотничий инстинкт! А это, братцы, уже был сигнал, свидетельствующий о том, что мне напоминало пассажира, который попал в кабину пилота и просил у пассажиров совета, как ему с ними взлетать. Я не хотел бы оказаться: как в том самолёте, так и тогда на саратовской набережной.
Струхнул я, надо признаться, тогда... товарищи, подыскивая глазом рядом с собою камень, кирпич, железяку или увесистый дрын для самообороны, но нет, не находил. А укусить хотя бы одного неандертальца шире рта не получится... Спужался... я, братцы, но не за себя, а за куртку, ибо новая, что и муха на ней ни разу не топталась. Всё в шкапу. Всё в шкапу. Всё на вешалке. Всё в целлофане.
- Ёлки с дымом! Дело принимало серьёзный оборот с непредсказуемым финалом, ибо я не знал - откуда и кулак меж глаз прилетит. Долго мы вели огнедышащую дискуссию, пока этот 'базар' им окончательно не надоел. А эта шпана, - шепчу, - умела, видимо, одним махом унять бурю в стакане, а потому, разумеется, у них эта: задиристость, воинственность и зубастость!
В своём раздражении я всё же включил мозг и таки... вынужден был в пользу той артистки пожертвовать половину своей стипендии. Однако, стоит заметить, что дружелюбные, верно, попались местные хлопцы, так как полстипендии... на хлеб... без масла и воду с газом мне оставили, чему я был несказанно рад. Других, - молвили, - просто мочили, аки террористов в сортире, опустошая их набитые рублями, карманы в одёжках. Я же не знал, сколько копий было сломано на том месте набережной у Волги-матушки. <...>
Полгоря - не горе, а полбеды - не беда! Но октава всё повышалась и повышалась... и в этом злорадном хоре цепных псов я видел для себя угрозу. Ведь этим страхолюдинам ничего не составляло затащить меня на автомобильный мост через Волгу, поставить в позу пьющей на пруду воду кобылы, и пнуть в омут реки, чтоб потешить свои амбиции Хочешь ты купаться не хочешь, а поди-ка... поплавай, коль вообще выживешь. Здесь уже не до модной куртки, и туточки, знаете ль, уже не до стыда, а жизнь дорога! Да и все мои думы были о спасении души, а не о Царствии Небесном. Отсчитав для себя и своей дамочки деньги, меня отпустили. Ну... а если Бобик сдох, так стоит ли его за собой на поводке таскать. Отнюдь нет. От таких раздумий волосы, видите ль, даже у лысых зашевелятся, вызывая ещё и зубную боль с судорогами, но для хулиганья всё это, как и для иных - ехало-болело! Но я не мог послать нахальных бандюков по известному их вектору. <...>
А что серчать, коль одиночество - намного лучше, чем пустые рядом люди! И вечерний моцион один принял, прогулявшись по набережной нашей Волги, и незапланированный концерт посмотрел, на который не собирался, да и в жизни подобного налёта не видывал. Когда ещё такое увидишь, да никогда, а девчушка, и право... была хороша собою. Жизнь таких милых пав на Руси отнюдь не всегда бывает радостной и счастливой, а потому они не брезгуют таким видом заработка. Да и как ей было отказать тем знакомым мордоворотам, у которых и щёки то шире моих плеч, коль им выпить захотелось. А может они и действовали в интересах стервозной, но довольно обаятельной красотки, чтоб оказать материальную помощь её, скажем, больной мамушке, ибо вели не так нагло, как могли бы нахально и по-хамски со мною себя вести.
В общем, поумирал я, посмердел и будя... успокоился, да и ныне я всё ещё жив, и этому может, кто-то со мной вместе радуется. Возможно.
- Ядрён-батон! Сколько же было таких курьёзных моментов - не описать... Всё, не как у всех! Всё у меня - не Слава Богу! Не мог я изначально суетного отделять от важного, так как к дисциплине на флоте привык и не соизмерял дерзкие поступки других сокурсников со своими, а их поведение - со своим.
- Если тебя, - молвила когда-то моя бабаня, - обидели или ты оскорбился на что-то, ничего не делай сразу, как только это произошло, иначе наделаешь глупостей, выжди паузу - может придёт более умное решение, да и ничего не придётся самому делать.
С тех самых пор прошло уж много лет, но посмертный узел на всякий случай собран... с исподним то, да разными для того церковными причиндалами. Вот такие вот, граждане, с нашими милыми дамами, бывают загогулины судьбы, что даже свечи, и те приготовил. Ведь всякое в нашей жизни бывает... из-за пофигизма, наивности и своей безответственности.
Не допускать же безвременного случая, чтоб холодное тело оплакивали близкие подружки, а враги моей смерти радовались. Негоже нам туда торопиться, тем паче - вне расписания, ибо в амбарной книге служек Господа составлен строгий перечень дат и времени, когда тебе, скажем так, надобно будет предстать пред вратами Рая. А там недопустимы какие-либо помарки и исправления. Это совершенно иная бухгалтерия. Ноне стараюсь жить в турборежиме, сжигая все клапаны и вкладыши, чтоб, возносясь к Небесам, ничего лишнего с собой в карманах портков не брать.
'Жизнь, - как говорят мудрецы, - как лёд, по которому ходит человек. В молодости он крепкий, можно даже попрыгать - не провалится, что думаешь - всегда так будет, как в юности. Постепенно он истончается, начиная, ишь, похрустывать, поскрипывать и становится не то, что боязно прыгнуть, а даже сделать шаг вперёд - тут то жизнь и заканчивается, и вот начинается существование, когда человек оглядывается, боясь шелохнуться и разрешить себе жить полной и интересной жизнью'. Но я не черепаха, чтоб влазить в свой панцирь и там сдохнуть, аки бродячий шелудивый пёс.
Вот, знаете ль, сам не пойму: повзрослел - не повзрослел, а всё пускаюсь во все тяжкие, желая всегда оставаться по жизни на передовой и на плаву, нежели дурнем или бестолковым болванчиком - под капельницей и на 'утке'. Да пребудет с нами мужская сила с яркими впечатлениями и не накроет нас раньше времени маразм!