Аннотация: Нас всегда заменяют другими, Чтобы мы не мешали вранью. (В. Высоцкий)
Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью. (В. Высоцкий)
Я не читаю мысли по руке или бараньей лопатке, но с уверенностью могу сказать, что надо подальше держаться тех трапез, где поминают усопших, так как Бытие наше за последние годы резко изменилось. Капитализм, чтоб его... всех уже достал - до печени. Мир рушится в Глобальную депрессию. Да, это не вчера началось и никак не завтра завершится, да и жизнь - не проститутка, чтоб всех удовлетворять.
Помнится, что я приглашён был на поминки приятеля своего, отошедшего в Мир Иной, лётчика, полковника ВВС, Глухова. Но ничего-с... знаете ли, отобедал. В общем, в жизни раба Божьего Виктора была поставлена точка и Господом он вознесён на Небеса, где, по всей видимости, определён в Рай, ибо худого никому никогда не делал... кажется. Не люблю я подобных мероприятий, как поминальные обеды. Однако, дружили же с ним - пошёл-таки в столовую школы, где он преподавал последнее время военное дело. Народу - тьма. Почти... как в троллейбусе. Туча. Многие ржут, аки кони, будто, скажи, с луны свалились. Сразу же видно, что не служили-с... А как, скажите, пожалуйста, можно было ржать... жеребцами, коль у цветущей ещё вдовицы - чудовищная в жизни пренеприятность. Горе же горькое!
Но такой народец, видимо, уже никак не перевоспитать, бо тот никогда близко не соприкасался с моралью, либо совестью. Телесами.
Сидим. Ждём, когда нальют! Играя ложками, ждём-с... когда и первое поднесут. А хрен ли тем стряпухам разносить! Им бы, поварихам, как побыстрее и попроще. Трудно же... жарища. Духотища. Так они, с накрашенными везде, везде, везде... ногтями, поставили на одном конце стола алюминиевый бак, литров эдак: на сто... с жирными и кипящими ещё в нём щами, и давай, понимаете ль, разливать их по мискам, а уже поминальный люд самостоятельно передавал их друг другу на другой, дальний, от кашеваров, конец стола. Наливали и передавали. Наливали и передавали. И так до конца... длиннющего поминовенного накрытого стола, которому, казалось, конца-краю не было видно.
Передавать то передавали, но заприметил я пренеприятное для себя зрелище - то один, при передаче миски, обожжёт большой палец руки, то другой окунёт его в первом блюде. Так и полоскали в тарелках пальцы все... кому не лень. То один трудящийся, то другой, а потом ведь и тридцатый. Я же... внимательным образом наблюдая за своим здоровьицем, заметил, что оно в ускоренном режиме уже покидает мой живой стройный корпус... с оченно даже худыми мыслями. Казалось бы, что вот-вот... и последую я за усопшим в Царстви то Небесное... следом.
Каково, граждане, это вам, при несчастных таких обстоятельствах! А снаружи... степенные вроде как лица. Ну какое, скажите, при этом безобразии может быть здоровье. А те столы... неимоверной длины. У собравшихся прекрасное настроение, так как все выпили и сразу зауважали друг друга. Я же, вхолостую клацая пустыми от пищи зубами, всё считал... считал, перемножая чужие шаловливые пальцы.
Прикинул я к носу... Раз сижу с края - пятнадцатым, то значица, что пока ту тарелку до меня донесут, в мои щи окунут двадцать восемь больших пальцев человечьей руки. А мне ещё и съесть их надо было... после речей в память о покойном: "Вечная ему!.. Земля пухом!.. Хороший человече был!"...
Кому же, как не мне... знать, что тот был хорошим человеком. Но в гости к Всевышнему на Небеса никогда не бывает опозданий! За сим и пришёл, чтоб проводить в последний путь и помянуть его с друзьями. Но как поминать, нежели после увиденного, я опасался поминальными щами хмельное закусывать. А ведь я через дорогу всегда на зелёный и, только на зелёный. А ведь я ко всем только на: "Будьте любезны! Сделайте милость!"... И к чему мне отравление или, скажем, лишняя хвороба; к чему, вообще, преждевременная за оным столом кончина!
- Ёпта! Ведь умрёшь - не воскреснешь! <...> Ведь "рытьё ямы другому"... в конечном счёте, может похоронить и самого "землекопа".
Чертовщина какая-то! Тогда-то и задрожали мои коленки. Не имея понятия о поминальных тех тонкостях, вспотели мои ладони, но как прикажете вести себя в таких условиях, когда во чреве, знаете ль, бушует ураган. Но и не очень приятно лишний раз ловить на себе... те любопытные, пожирающие твою личность взгляды. С потрохами. Учительницы, как есмь: сплошь... с манерами. А сексапильные какие. А сексуальные какие. А на иных глянешь, тьфу... чёрт-те что! С бантиком сбоку. Таких мадамы, говорят, и не рожают вовсе, а выплёвывают.
- Боже ж... мой! - бурчал я. - Ну не дадут хотя бы пару понедельников ещё пожить, как следует то! Однако, видя недоумение и осуждение в глазах сторонних подле меня чавкающих раскрасневшихся жирных харь, тут же окативших меня презрительным взглядом праведников, будто обожравшихся змеиным ядом, что вот-вот готовых треснуть, я дополняю-с... через запятую, дабы не переусердствовать и не нарваться на гнев Господа! Не сократить срок своей жизнедеятельности. - Ну, пару понедельников: с десятью годами... вполне продуктивной жизни!
То, знаете ль, ещё развитие сюжета! Вы не поверите, но сказку Корнея Чуковского о "Мойдодыре"... мало, поди, кто из поминщиков и читал. Но как можно было спокойно всё лицезреть, коль я прекрасно видел, что перед входом в столовую... не все и руки то мыли. Ведь кто-то из них ещё и копал могилу, носил гроб, исподнее на покойного одевал, переворачивал. Возможно, и обмывали-с... А я, видите, ешь! Кушай!
- А как завидовать тем, которые находились на противоположном конце стола от стряпух и бака с кипящими щами, и были по счёту: да уж, не тридцатыми ли, ожидая, с нетерпением уже полупустые миски с остывшими щами, но принимали их со светлыми и радостными лицами.
- Да, действительно, конфуз! - заметил, наконец, и сусед, что справа, которого картинка та на "хи-хи"... уже пробила, хотя не у места и не вовремя были думы такие. Так посчитал ли ты: сколь чужих и оченно грязных пальцев в твоей миске побывало? - спрашивал он, вздрагивая.
Я множу, а сусед, видимо, судорожный, ибо при каждой озвученной моим ртом цифре, таки прямо нервно подпрыгивал, аки на батуте, хотя скамья деревянная и довольно для меня, например, жёсткая. По всей видимости... из морёного дуба сколочена. И как всегда у нас, наспех.
- Отож... - хмыкнул и я, зардевшись. Щеками. - Для того требуются специальные математические способности, а я гуманитарий! Сидел я и таблицу умножения вспоминал, а не об усопшем думал, который безвременно ушёл от нас... довольно молодым, полным сил и энергии.
- Гляди, - обращаю внимание сидевшего рядом со мной судьи Карпова, - какие щи, верно, вкусные! Одни, передавая тарелки из рук в руки, помакали в них пальцы, потом - другие. А теперь обсасывают их, не дожидаясь для себя посудины с едой! Да ладно я, но каким же, скажем так, терпением должны обладать другие, которым, мало того... полплошки достанется в конце её пути, так уже и иного цвета, и совершенно другого вкуса. Нежели первые, что расселись у бака, останутся довольны обедней и будут опосля расхваливать кухню, то чем, скажем, могут поделиться те, тридцать пятые. Ничем, знаешь ли, если только не: магнитными бурями, либо порчей, либо сглазом, либо иной какой пагубой.
He знаю, как разного сорта, мать их... поминальщики, но каждый из нас, ещё советских сограждан, поневоле занервничал бы и закипел в нём "разум возмущённый"... да ещё, гляди, и непечатно выразился: в адрес организатора поминального обеда. Нет... не в открытую, избави Бог, ни в коем случае - не богохульничая. Нельзя. Про себя. Казалось бы, терпению, смирению и выдержки конец, но не покинешь же стол, да, пожалуй, и не сумеешь того сделать. Ведь, как сельди в бочке: ни ребро на корпусе почесать... ни за ухом. Чувствуешь... что тебе уже и лодыжку скрутило. Так оно с остеопорозом, вкупе... с остеохондрозом, когда скелет вот-вот... по швам развалится. Видя всё своими глазами, надобно обладать стожильной целостностью нутра, дабы сдержать в черепном коробе крайне нервное и весьма гневное, перенапряжение то.
- Эка... сучий потрох, что творится то! И впрямь, - сказал он, усмехаясь и покачивая головой, - вкусные щи, коль со смаком таким пальцы обсасывают, что к окончанию обедни и лопнут, к чёртовой матери! Так и ожидай повышения высокой температуры. Ну мы то утрёмся, а что подсказывает нутро тем, которые на другом конце стола. Ведь, что ни говори, а жить то всем хочется! Главное, чтобы старость не кончалась!
- Что же это, - говорю, - товарищи могильщики, у вас под ногтями то такое безобразие творится!? У меня же от оной заразы, которая там тлеет, прямая кишка сейчас в узел механически завяжется, а вечером, при встрече с мамзелью, не всё в порядке будет! Они, - говорю, - рук своих не моют перед приёмом корма, согласно предусмотренного поминальным обедом рациона, а тут извольте - зрите их, любезных то!
И тут гляжу, что теми же жирными, с когтями, пальцами, один трудящийся оттягивает ухо другого, нашёптывая в него и напускает такого тумана, что сразу и не поймешь, что к чему и почему. Однако, чтобы мы хорошо его угрозу расслышали. Одни же ничего особенного не замечали, а вот некоторые из нервных, дёрганных и легко возбудимых молоденьких школьных учительниц, чувствуя витающую подле них дизентерию, взволновались и уже глотали таблетки... от проноса. Хорошенькое дело - не встревожиться, коль такая уродливость обряда.
- Вот и копай, - слышим мы с Карповым, - для этой неблагодарной белой, трам-тарарам, кости, при галстуках, новое земляное жилище! Интеллигенты! Одни прокуроры и судьи места, гляди, позанимали! Наша клиентура! Ты запомни-ка, на всяк случай, эти надушенные, чёрт-те... чем морды, дабы, при случае, отказать их вдовам в рытье усыпальниц! Пусть те маникюром и педикюром царапают мёрзлую землю, теряя на погосте не только крашеные ногти, но и нежные свои пальчики! Ты посмотри-ка... Володька, - слышим мы с Карповым, - какая-такая сволочь со своими накрашенными молоденькими душками ходит нынче поминать наших законных клиентов! Страшно-красиво!
- А ты не вступай в пререкания, - молвил Карпов, - и не обращай внимание на бичующие их слова. Вот потому на поминальных столах и нет ножей с вилками и зубочистками! Так, при присутствии оных... ты бы от вилки ока своего лишился, а мне бы ухо, поди, тупым ножом оттяпали! Ты уж... молчи громче, а иначе они и ложкой смогут выбить тебе глаз, а мне горячие щи за шиворот вылить или чашу с ними на башку одеть, а у нас в суде на завтра назначен серьёзный процесс! За такими, - сказывает, - работничками, небось, не заржавеет... и шито-крыто! Ныне, гляди, не поленятся и безобразие какое устроят. Возьмут... и на радость суседям или твоим ворогам, крышку гроба, скажем, к квартире твоей с венком припрут! Это нам, естественно, неподволительно то делать, а этим трудящимся, аки два-три пальца... об асфальт!
Хвала судье, что он таки... подозвал одну из стряпух и попросил принести нам чашки со щами в ином порядке - со стороны. Приняли по второй... надеясь в дальнейшем лишь на свой аппетит, но никак не давали покоя: не только когти насупротив меня сидевших тружеников погоста, не только муха, готовая спарашютировать в мою чашку со щами, но всё не выходила из головы и таблица умножения, чем гасила желание и потребность нормально-таки отобедать вместе со всеми. При такой неаппетитности можно было бутыль коньяка заглотить, коли бы, увеличенная до пивного бочонка печёнка, вкупе... с селезёнкой, в результате новогоднего обострения, не хандрили и не куксились.
Наши с судьёй суседи ещё отличали вопрос от ответа и делились друг с другом своими чувствами о покойном, а я всё подсчитывал, кому и сколь пальцев в миску окунули. Но меня спасли... и в конце концов поминальный обед прошёл на должном уровне. Ну, изначально же могло быть хорошо, так нет же, надо ведром дерьма, вместо - двух мёда, всю обедню об упокоении нашего приятеля осквернить, собакам то.
- Ядрёна колотушка! Ну что, - думаешь, - за серость! Вот это уже другое дело и отобедав, мы уже благодарим вдову... с её юной мамзель и ползём на выход, поглаживая пузо и лучась удовлетворением, вполне себе довольные жизнью. Вот к чему, скажите-ка, надо было доводить до конфуза такое благое мероприятие! Ведь надо быть чугунной душонкой, дабы на всё это безобразие не обращать внимание. Я же, знаете ль, не кажинный Божий день провожаю усопших в последний путь. А как, после оной обедни: нервный тик или заворот кишки произойдёт.
- Слава Богу! Праздник, трам-тарарам, удался! - послышались сзади всё те же голоса трудящихся граждан СССР. За столом то.
- Вашу мамашу! Да разве, - думаю, - мы что... о худом! Да разве, - думаю, - мы как... о дурном! Но те шли, вульгарно занимая собой весь тротуар. И точно, - думаю, - за крышкой гроба! С каких это пор, - думаю, - ритуал по усопшему, в виде трапезы родственников и близких лиц, стали именовать праздником! Совсем, - думаю, - умом тронулись!? Это же, - думаю, - горе, переживания с душевными муками и испытанием для оставшейся в одиночестве вдовой... с красавишной-дочуркой - на выданье. Говорящие головы наговорили много чего...
Долго же я опосля той трапезы по погибшему приятелю поправлялся. Здоровьицем то. Ведь один, скотина, всё матерился... в глас! Другой, зараза, всё заводил шарманку: "Шумел камыш!"... Третий же нахал был чрезвычайно доволен пышным угощением, что светился всея, как есмь, жирной морденью, да со всеми, сучёнок, собачился. Питание ему показалось средним. Сидел, поди, за столом тридцатым, с края то.
Так, после того конфуза, мы теперь по-иному справляем поминки ушедшим в загробный мир от нас друзей и просто хороших знакомых - забираем спиртное у родственников усопшего и выезжаем компанией с дамочками на озеро, где поминаем близкого нам человека по своим, сложившимся правилам, а иногда и с музыкой, да по нескольку дён. Скажи, и организм не поддаётся больше подобным заразным хворям. И никто, знаете ль, не в обиде - всем хорошо. У меня, знаете ль, есть свои убеждения на этот счет. Глубокие, видите ль, мои убеждения. Но я не всегда, правда, с ними согласен! А это значица... что нам, как и всему нашему люду расейскому это всё, как: "Ехало... болело!"...
- Да продли же, Иисус наши дни! Так, приятного и всем вам, граждане, аппетита. Так что... заразившись подобной хворью, не к фельдшеру обращайтесь, а добро пожаловать в нашу компанию. Мы будем рады вашему душевному спокойствию и физическому исцелению. Вот такая, братцы, петрушка! Все мы к очищению идём своим путём, чтобы Господь Иисус Христос избавил нас от бесовских искушений и лукавого.