Итак, я начинаю вспоминать... и не перебивайте. Хотя, если я начал фантазировать, так меня уже даже асфальтоукладчик не сможет остановить. Катком.
Бывало, граждане, что не успеет, к примеру, появиться в коллективе новый сотрудник, как от него уже хочется избавиться или откомандировать чёрт-те... куда, чтобы только, как можно реже, видеть его глупую ряху, рыло, либо мордень. (Более созвучное перепонке вашего уха существительное подчеркнуть.)
Действительно, принятый нами на службу адвокат Боблях и был тем самым неприятным типом, что от его самодовольной рожи и противного гласа, у многих сотрудников зубная боль зачиналась. И немудрено-с... ибо такие субчики, как он, нытик, всем нам портили сердечную нерву, иногда вызывая и пронос. О таких, верно, в курилках, на природе или кухнях говорят: "Ну, что за тип затесался в наш колхоз... Ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса, но готовый в любой момент продать Родину за кило раков".
Может, выходя в тираж, я уже ни хрена не понимаю всея этой капиталистической трескотни, к которой привели нас господа - западники! Хотя... как это можно всё не понимать, ежедневно сталкиваясь с повальным хамством и жлобством... сплошной их глупостью и всеобщей тупостью, а ещё и массовым предательством мелькающими перед нами популистскими политиками.
То, о чём вы подумали - не журнал "Мурзилка". Это, пожалуй, сложнее, чем разобраться между умными и красивыми.
Только сейчас многие узнают о крупнейшей казанской группировке: "Хади Такташ"... и банде - "Тяп-Ляп". Именно с 90-х... и тянутся щупальца криминальных авторитетов и мафиозных кланов в наши дни, дабы вновь посеять в только начинающемся возрождаться обществе: беспорядок, хаос и бардак, которые вновь могут привести к очередному кровавому перевороту.
Ужель кто-то ещё не получил прививки от бесовщины 90-х. Но мы же с вами это прошли, прочувствовав и на своей шкуре, что такое есмь бандитский беспредел, а споры и дискуссии в социальных сетях о новых потрясениях на Руси, о которые просто глаз спотыкается, всё продолжаются и продолжаются.
До дурноты-с...
Так, единожды, в середине 90-х годов прошлого столетия, в наше представительство Санкт-Петербургской коллегии адвокатов, забрёл крутой перец, относящийся к категории новых русских: в малиновом пиджаке, печаткой, весом: на кило и златой цепью в слоновий, поди, палец - на шее. Однако... каким бы он ни был решальщиком всех местных вопросов, делягой или аферистом, но все наиболее важные и спорные вопросы разрешались и тогда... судом и, только судом.
А в тот раз, развалившись в кресле посетителя: до неприличности, он предоставил мне повестку с Казанского Арбитражного суда, небрежно бросив на стол огромную, по тем временам, денежную сумму в хрустящей банковской упаковке. С печатью.
- Меня, - заявляет он, - совершенно не интересует цена вопроса, но этот хозяйственный спор с моими давними врагами должен быть решён в пользу моей фирмы! Точка! Надеюсь, что так оно и будет! Лучшие и трезвые умы вашей конторы - "Оленьи рога и позолоченные копыта"... должны заниматься только моим вопросом и проблемами. Ага... а это только ваш аванс, а гонорар после положительного разрешения спора в мою пользу!
Дурной, так скажем, тон. Одним из странных моих пожеланий было - бросить упаковку тех деньжищ в ту слащавую морду прохиндея по жизни, а уже, смилостившись, поджарить с помощью друзей тушу оного борова... током! Но я, знаете ль, к просьбе клиента отнёсся весьма философски.
Иногда так хочется быть наивным благодетелем и смотреть на мир широко раскрытыми глазами, но приходится сталкиваться с суровой действительностью и реальностью, избавляясь от сказочных иллюзий. Сколь уже лет прошло, а всё из 90-х... в голове гудят провода.
- При Сталине бы, - думаю, - этот жлоб уже лобзиком тайгу пилил! Ладно, осердившись на блох, не сжигают в печи шубы! Пошлём-ка... и мы своего представителя в суд, как не послать! Любому толстосуму мы всегда были рады, подходя к нему с почтением, уважительно и, лишь - на "будьте-с... любезны!"... А по-другому никак: ремонт конторы, детки по лавкам, да ещё и мамзели, аки блохи к кобелям, али Геленджикские медузы, присасываются, что ни взять... ни оторвать... и не выбросить!
А ведь какие деньги-деньжищи на всё это нужны-с...
Тут-то всякая ересь в голову и полезла: кого именно направлять по столь важному коммерческому вопросу. Да, кого... кого. А того, например, кто стесняет нормальную работу коллектива, да того, кто стоит поперек дороги, мешаясь под ногами. А уж... по делу обратившегося за помощью мошенника, плута и рыцаря наживы, что Всевышний пошлёт. Что же касаемо командировки, то на всякий пожарный случай у нас числился безжённый дилетант Боблях, который видя неуважение к нему части персонала юридического офиса, таки... просто рвался в командировки. Сам... без особого понуждения и какого-либо принуждения.
Тут-то и слышу из кабинета бахвальство того самого заступника-крючкотвора.
- Надо, - рассусоливал Боблях, - побольше путешествовать и как можно раньше утром просыпаться в чужих краях, в чуждых вам гостиных и гостиницах, где краски жизни намного ярче и сочнее, нежели дома, где на вас так зловеще влияет одиночество, а в командировках, наоборот, юницы и матроны профессионально избавят вас от оного. Верьте моему опыту и следуйте ему.
И не вы должны на девиц и чужой вам город смотреть, а они вами должны любоваться и восхищаться!
- Ну, никто, - думаю, - тебя, пустобрёх, за язык не тянул! А не пыхнуть ли вам, - сказываю, - любезный, в экзотическую и далёкую страну, Тартарию, коль вы так любите странничать и кочевать!? Можа... какая из любвеобильных, страстных, очень горячих татарочек окольцует тебя там, наконец, милок! - заявляю я, заходя в кабинет развесёлых юристов.
Два дня и две ночи мы гуляли на выданный нам аванс: торгашом, барыгой и шкуродёром, провожая своего сотрудника в чужую и древнюю для всех нас Казань, рассчитывая, что он более в нашем учреждении не появится. Кто-то, ишь, крестился, оплакивая отъезд своего полюбовника, не представляя, как, вообще, может Боблях защитить доверителя, выиграв сложный спор в суде. Ведь представлять интересы жулика и казнокрада, это как, к примеру, лекарю или пекарю чинить под напряжением проводку - голыми руками.
А кто-то и радовался его отъезду, переворачивая стопку за стопкой. Всевышнему лишь известно, сколько декалитров горючего осело, поселившись тогда в наших внутренностях, но точно больше, чем на свадебках и поминах. Ага... как же! Ещё, знаете ль, и хмельной запах с одеколоном Бобляха не выветрились из помещений учреждения, как третьего дня тот жалким... помятым и понурым вновь вползал в контору.
- Ёптыть! - дивились все. - Прямо чудеса чудесатые! Что это ты, чёрт тебя бери, так быстро возвернулся то!? - спрашиваем. - Ведь не все ещё в нашей шарашке поправились, исцелились и починились! А одного даже из запоя не вывели, а ты уже - вот он, как живой и почти что... невредимый!
- Плохо всё, - отвечает, - братцы!.. Худо!.. Скверно!.. Кое-как, мол, вырвался, еле-еле, дескать, и ускрёбся! С горем пополам оттудова-де... и смотался! А главное, - заявляет то безвольное существо, - не попал, друзья, я на сам - судебный процесс!
Завороженные рассказом, все мы нетерпеливо так и застыли, слушая исповедь чайника и обалдуя, которого никак нельзя было направлять в суд по такому важному хозяйственному делу. Хотя... как сказать. Все ждали от Бобляха отчёта и отчётности. Ведь выходило, что зазря пьянствовали и, не в коня, вишь ли, корм! Всё не на пользу и не впрок: как нашему засланцу, так и нам.
- В тот день, - начал бедолага, - в Казани было довольно атмосферно. Уже прогулявшись по городу, осмотрев снаружи Кремль и насладившись коктейлем новейшего музыкального бассейна, я побрёл в Арбитражный суд. Найдя кабинет судьи, которому предстояло рассматривать наше дело, я уже смотрел на время начала заседания, как сзади меня началось непонятное движение.
- Мне, тем часом, было невдомёк, что какая беда случится! Но кто-то схватил меня сзади нежной рукой. И массаж, что стали мне делать в районе верхнего шейного позвонка, граничащего с сонной артерией и горловиной, и право, был трогательным... в самом прямом смысле этого слова.
Персты незнакомых мне дамских ручонок были оченно даже тонкостны.
- Да, - думаю. - Это не соседки, Юльки, пожалуй, радикулит - сразу боль рукой не снимешь! И как юный пионер в космосе, смиренно ожидал - что же за массажем: шеи, спины и острым предметом рёбер, дальше последует. А дальше грубая симфония прокуренного, но хорошо модулированного баритона, в виде уголовного речитатива в левое ухо, что ни хрена не разбери-бери.
- Я сначала подумал, что какой-то из любвеобильных девиц взгрустнулось, али взблуднулось, дабы одарить окаянной своей любовью именно меня, пришлого русича. Но я же никогда, ишь, не сталкивался с настоящими массажистками и только потом прослышал, что самый лучший в мире массаж делается: нашим российским ОМОН, либо туземцами - из казанских бандитов.
- Эй, херувимчик! - вопрошает какая-то стервозная бабёнка, как позже выяснилось, Маусука. - Ты, случаем, не с Заволжья ль к нам в Казанский Арбитраж десантировался!? Ну, таки... добро пожаловать, раз твой парашют именно тут раскрылился!
Тысячи солнц, верно, ослепили криминальную сущность той мамзели. Конечно, любая, пардон, баба для нас неплоха, что есмь, то есть, но та зараза с причёской: "Семь часов салона Красоты"... просто издевалась надо мной! А за оной мадам стояли, ишь, такие широкоплечие и перенакаченные качки: с недобрым взглядом, что у меня аж... зенки вразбег и мокрота в паху.
- Тут-то я, - продолжал Боблях. - и завертелся, аки дворняга, стараясь хватить блоху на кончике своего хвоста! Но не биться же мне было в стену башкой, дабы её расколоть. Сначала их поведение мне показалось диким, но увидев протягиваемую мне руку дающего уголовника упаковку тысячных купюр, я даже чуточку повеселел. Растаял. А казанцы, будто бычки одного отёла, по-ребячески, устроили подле меня стратегические танцы, норовя так припугнуть и пригрозить мне, чтоб я не смел свидеться не только с судьёй, но даже и его секретарём.
Налётчики-головорезы решили действовать, ибо такой подарок судьбы им было никак нельзя упускать. Тут же... из-за кормовой части вновь уже слышался и прокуренный глас. Ухом. Окинув фривольным взглядом меня сверху донизу, будто бы рожей я для них, мутантов, не вышел... мужиковатая, пардон, баба, заявляет.
- Осмотрел ли, - спрашивает, - местные наши достопримечательности? Отметил ли праздник души, посетил ли Кремль... с церковью. Просил ли Высшие Силы: о благополучном возвращении домой и своей безбедной в дальнейшем старости! А можа пошалим и ты, не заходя в зал судебного заседания, пыхнёшь домой! - сказывает та дева, которую без водки никогда, пожалуй, не возлюбить нормальному мужичонке.
Вестимо, что такую занозу, как Маусука, нельзя было назвать: монашкой, эталоном чистоты, добродетели и духовной высоты, а потому я лишь и ожидал начала грандиозной бойни, когда, кто-либо из уголовников одолжит меня у всех на ночь для начала парада Планет, где: либо Сатурн войдёт в Марс... либо Уран - в Нептун.
Маусука же была из тех мамзелей-татарочек, которой, поди, проще отдаться, чем от неё отвязаться. А шпана зыркает своими анютиными глазками, готовыми в любой момент, по команде их барыни, броситься на своего ворога, аки львы на жертву... что у меня чуть челюсть не отвалилась от страха. Меня будто бросили под велосипед, который вот-вот... мои телеса переедет.
- Всё пропало... пропало! - думаю. - Но вызвав дух Святого Паисия и усопшего императора Аврелия Коммода, я попросил уважаемых мною Старцев уберечь моё тело от экзекуции казанских бандитов. И вообще, я не готов был к сексуальным с нею отношениям, ибо быть с ними рядом, что гостевать, к примеру, врачу-гинекологу у друга-проктолога! Это вам здесь: ха-ха, а у меня там, на чужбине, стало нутро пустое, пустое, а сердце... сердце, вишь ли, яко полностью выжженная пустыня Гоби.
Всю дорогу: "Ново-Пассит"... да валерьянку с пустырником употреблял-с... а всё одно: боль и тревога за жизнь - в грудине!
Зная, что пальцем в небо: вопроса никогда не разрешить, я старался смерено вести себя. Я так и был ими загипнотизирован, находясь в прострации. От их убийственного хищнического недоброго взгляда у меня, у самого чуть глаз не выпал. Наземь. Видеть бы вам глазницы тех сволочных и преподлых экземпляров... Как они были молниеносны, а как холодны, что я сам, к чёртовой матери, озяб на том же месте, где и стоял - телеграфным столбом.
Тихой сапой.
- Вот тебе, - рычит один из подлых тех субъектов, - приличный для правоведа гонорар... с хорошими командировочными и, билет до самого... до родного - до дома! Отож... мы проводим, - говорит, - обязательно проводим! Не переживай, дескать!
Но спасённый, как говорится, суслик, уверовал средь тех вымогателей, что я настоящий, беснующийся и презлющий кобель!
- Ядрёна мать! Ай, беда... беда! Я всё понял! Понял я всё! - шепчу я. - Выжгите мне очи... иначе я ослепну от красоты вашей очаровательной модели! Что же касается вашего дела, так мне по нраву пришёлся прекрасный ваш город и на этом я фазу оной активной аблакатской своей деятельности заканчиваю! Прекращаю-с...
- Вот вам... крест! Аминь!
И меня всем скопом повезли на вокзал.
- Вестимо, ребятушки, вы должны меня понять. Негоже за какое-то мутное дельце этих мошенников и плутов, быть в качестве усопшего... на погосте! Да, струхнул я, но не Великая же ноне Отечественная война, чтобы отдавать свою жизнь за чёрт-те... каких хамов и хапуг, которые сами незаконно поживились на нас и за счёт нашей же... с вами, общей государственной всея собственностью.
А далее... дальше то, слухайте, что. Передо мной, для полноты понимания, стали демонстрировать полиэтиленовый пакет, так играючи, будто хотели натянуть мне его на башку, как натягивают, знаете ль, сову на глобус. А слышать бы вам, как часом тем сердце моё громыхало. Оно не только гнуло рёбра, но своим чрезмерным биением заглушало весь окружающий мир. Мама не горюй!
Однако, надежды юношей питают!
- Но выкарабкался! - заключил Боблях. - А ведь им, ребятушки, завалить конкурента, что в ухе булавкой поковыряться, али по ветру высморкаться. Поймите же, в конце концов, меня, братцы, что это совсем не прогулка по Невскому прошпекту!
- Ну... и будя, - говорю, - заниматься самобичеванием. - Благодари Небеса, что звёзды тем днём сошлись правильно. Это же какой-то смертельный аттракцион, а не командировка - хоть слезами твои россказни и, не внушающие доверия небылицы... запивай! А вот клиент наш, однако, мужлан и невежа. Хрен ему, а не аванс.
Сволочь! Это же всё неслучайно. Трус. Случайно, знаете ль, лишь детишки рождаются.
Ведь один удар по маковке Бобляха и, он труп! А это для нас лишние затраты, ибо один венок чёрт-те... сколько у нас стоит!
Так, с катастрофой в башке, интеллектом трёхмесячного щенка и ореолом токсичности и ядовитости, Боблях доказал всем нам, что и один в поле воин, а не путник. А это уже есмь - опровержение русской народной пословицы. Каждый клюёт на некого опарыша, но наш представитель не ударил таки... в грязь лицом. Не оплошал и не облажался.
Назвав Бобляха главным везунчиком года, так и хотелось ему выписать премию, так как находясь где-то, на чужбине - в экстремальной ситуации, в шпагате перед уголовными элементами, да ещё и получая от них по щам, тот сумел вывернуться... наизнанку, оставшись в живых, да ещё и принеся доход в казну фирмы.
Каким бы жлобом в конторе Бобляха не выставляли, но он, несмотря на незадачливый и даже провальный вояж к иноверцам, отказался - от премиальных нашего офиса-конторки.
Когда же все узнали о том, что самого доверителя-хапуги не было в суде по неизвестным никому из нас условиям дела и смягчающим обстоятельствам, то за выдачу премиальных проголосовал даже наш внештатный дворник, Дурдана... со своим неразлучным кобельком Тузиком.
- Нет-нет... там, - трубит, - в Казани, мне и без того хорошо заплатили! Засунули в рот купейный билет, настучали сверху по черепушке, несколько раз прокомпостировали его, посоветовав больше с ними не только в суде, а и в самом городе, на аллейке, не встречаться! Мне же, чёрт побери, двадцать пять, тридцать, сорок! Ага... по ощущениям! Ведь пережил я уже и Пушкина, и Лермонтова с Высоцким. Жаль, что не быть уже ковбоем. Господь благоволил мне, иначе оные типы сдали таки меня в аренду каким-то ухарям на одну ночь, хорошо ещё и заплатив им... при этом.
Да-да... так и обещали, но надо ли так ноне драматизировать ситуацию.