Аннотация: Друзьям детства посвящаю... Эти там, те тут, а тех до сих пор никто ни разу. ( В.С. Черномырдин)
Друзьям детства посвящаю...
Эти там, те тут, а тех до сих пор никто ни разу. ( В.С. Черномырдин)
Сегодняшнее эссе из советских времён, окунувшее меня в ностальгию. Извиняюсь за субъективность, но моё детство прошло в СССР - разве такое можно забыть.
К счастью!
Столько, знаете ль, воспоминаний, будто заново всё проживаю и в душе вновь звучит песня: 'Шизгаре'... Будучи же на службе у Государя, когда я был при: Власти-власти, то нередко участвуя в комиссиях по делам несовершеннолетних, я, к примеру, не понимал: как это, вообще, можно малолетнему пацану оказаться в колонии. Казалось, что вся вина лежит на родителях, школе и ни на ком более.
Так... да не так. А попасть в несовершеннолетнем возрасте, знаете ль, на нары, как два пальца обсосать.
Ну, какие, граждане, учителя, которых мы, в отличии от нынешней, уже капиталистической молодой поросли, боялись, но в то же время: ценили и уважали, а вместе со стариками ещё и почтительно кланялись, ломая пред ними картузы с малахаями. Ну какие, скажите, родичи, которые всецело были заняты строительством: призрачной Коммуны. Именно из их уст мы только и слышали утопические лозунги фальшивых стахановцев: 'От каждого по способностям, каждому по потребностям!'...
А ведь мы их вообще не видели, ибо те затемно уходили из дома и вечером возвращались с работы. Мы же полностью были предоставлены самим себе и воспитывались только школой и улицей. Познавали жизнь, её существование и действительность не за компьютерами, набивая мозоли на пальцах не о клавиатуру, а о боксёрскую грушу и челюсти недругов с соседней улицы. А вот, что... читабельны были - это да, это верно, зачитываясь не столь русскими сказками, сколь зарубежной классической и совсем, так скажем, недетской литературой.
Однако, печально и стыдно обо всё этом ноне открыто: вещать, да трещать, но относясь в когорте огольцов-баловней, мы были не только браконьерами, живьём выдирающими у гусаков и их спутниц перья на поплавок - для удочек, но иной раз бывали в шкуре: горе-охотников, отчего страдали земляки с законопослушными нашими родичами, выслушивая всякий раз жалобы: как от близких им лиц, так и иных злыдней-маразматиков, только и мечтающих: об обеденном отдыхе и вечном покое.
А стрелять, надо заметить, мы стали рано... и не только глазами.
Каюсь... озорничали. Дело то молодое, и мы были опасны для всех одинаково.
Вспоминать то хорошо, да вот неудобно всё это рассказывать. Ну, будя же... притворяться целомудренными и невинными спартанцами, так как росли мы бунтарями и если кого-то не командировали - 'в'... то непременно делегировали - 'на'... Готовя себя с молодых ногтей к защите Отечества, смастерили, помнится, однажды мы: с неразлучными дружками убойную рогатку, которая стреляла, пожалуй, лучше, чем фронтовой советский винтарь с оптическим прицелом.
Ага... иногда.
Когда делались деревянные автоматы и мы воевали с 'фашистами'... то и горя никому не было. А тут, скажи, мы будто все свихнулись, перейдя на пистоли, поджиги и рогатки. Единожды, когда у нас, зелёных, в укромном месте играла 'пионерская зорька'... спилили со старого дуба огромных размеров рогатину. Увидишь... таки - ахнешь! Не обойти. Да уж... не в три ли та была обхвата. Закопав большую её часть в землю, привязали: в качестве ускорителя для метания снаряда, широченную к ней резинку.
- Где, - спрашиваете, - взяли.
- Да вытащили из висевших во дворе соседки-пензячки, Монсеррат, бабских, пардоньте, рейтуз. Резина та была до того, ишь: добротной и фантастически крепкой, что на ней можно было буксировать любую трофейную машину и, даже - с прицепом. Как же она могла быть не крепка, коль была изготовлена руками советского труженика и прошла Отдел народного контроля.
Сама же... рогатка была проста в использовании, но прошу не повторять, так как оное испытание опасно для жизни.
Очень проста. Один прищурившись, целился, оком, трое оттягивали и, по команде, отпускали резинку, стреляя по цели. А уже соседские ребятишки с телячьим восторгом радовались меткому поражению: как мирно стоящих, так и движущихся в пространстве, рогатых, мычащих и курлыкающих целей.
Посмотришь - прямо папуасы... с бусами.
И курсов, скажи, не надоть никаких проходить, и школы артиллеристов, к едрене фене, разогнать, дабы не страдал бюджет от воровской шатии-братии при Государе Всея Руси. Один же хрен: разворуют, вывезя всё за кордон... в пользу Аглицкой, али иной какой короны.
Настал и день испытания. Однако, при боевом крещении своего дальнобойного орудия не мой тот день, видимо, был. Не мой. Я же с самого утра чувствовал гадкое, за рёбрами, ощущение, да к тому же, сказывали, ещё и соседский Шарик оченно странно и бессовестно ночью завывал. Скулил... собака.
На Луну.
Но ведь надобно же было когда-то испытать наше детище в действии. Тут же приступили к тесту, проверке и исполнению нами запланированного. Думали ль мы тогда о последствиях... Как бы не так. Хотя уже должны были понимать, что окромя нашего братства бездельников, кто-то и ещё шастает по улицам, да переулкам.
- Попаду - не попаду! - думал я, глядя в монокль на недалече... от нас стоящий телеграфный столб.
В версте.
Заложил я в пяту рогатки трёхсотый гнутый гвоздь, поди, на длину ладони... папуаса. Оттянув тетиву, прицелился в тот столб и, отпустил эластичную, ещё прабабкиных времён, резину трусов. Ржавый снаряд так и засвистел в воздушном пространстве, что опасаясь за повреждение своих перепонок, пришлось затыкать уши пальцами. Во дворах закудахтала, завизжала и захрюкала сигнализация: домашней птицы и иной многочисленной скотины, в виде: разномастных живых существ.
Нос - по ветру.
Я то сам по себе пацан любопытный и недоверчивый, а потому всё всматривался вдаль. Но сколь бы я ни косился, ломая глаз, но столб, как стоял, так и остался стоять на том же месте. Вот тогда-то, пожирая глазницами друг друга, мы невольно задались вопросом.
- Куда же, - спрашиваем друг друга, - чёрт побери, девался наш, убойный силы, снаряд! А заслышав рёв бизона, все так и опешили, закатив очи к небу. Так эта же божья тварь, - думаем, - у нас не водится. Ахахахах...
А далее... далее то.
Припадая к земле, ухом... мы ещё долго улавливали: не слышен ли топот копыт, не летит ли на нас какая вражеская конница. Нет, кавалерии не было, но в отдалении заметили, что какой-то сопатый паршивец притворяется, корчась, ишь - в судорогах.
Всё сразу перекосилось... Позади небо стало серым-пресерым, а впереди - чёрным-пречёрным. Вдруг... разражается и гроза, наверху сверкают молнии. Кто-то ещё тупил, ничего не понимая, но у меня уже холодело в душе, а с видом на озеро, открылся, вдруг, и вид - на местное кладбище... с крестами. Переходный возраст, видно, бывает у всех. Потому и выскочил тогда у меня хороший бобон. Хотя... какой, k ebene fene, пупырь, когда в одночасье вся моя личность покрылась: прыщами-хотюнчиками.
Будёновки со звёздами - к чёртовой матери.
- Эх, едри твою... едри! Что это ещё за сукин сын, - думаем, - затеял с нами игру! Уж.. не беда ль какая! Мамушка дорогая! - ужаснулись мы, видя накаченное мужицкое тело... со злобной гримасой. - Да то, никак, сосед - Виталий Иванович! Это же яйценосный родственник выпендривающегося симулянта, разыгрывающего страдальца - с эпилептическими припадками! А коль то не притворство и, если он вовсе и не прикидывается... Бежим, - заорал я, - и мы пыхнули... кто куда, придерживая на ходу спадавшие от страха портки.
Ведь уже и без монокля было видно, что, хватая кислород губами, загребая воздух руками, на нашу огневую позицию галопом летел дядька. Хмурым тот к нам парил. Разъярённым буревестником он мелькал в воздухе, будто намереваясь выклевать наши детские сердца. На характере... парашютировал, не касаясь земли своими сандалиями.
На характере неприятель нёсся, резко пикируя прямо на нас... альбатросом.
Решили мы не дёргать судьбу за неплодотворные ещё бейца, и теряя на ходу пантуфли, ломанулись врассыпную, боясь уже потерять не только картузы с панамами, но и голову. И как, скажите, не ринуться наутёк... врассыпную. А возможно ль, вообще, было найти веские аргументы, дабы возразить вражине с непросвещённым мнением о самом факте обстрела. Думаю... что не понял бы агрессор наших доводов и не принял в зачёт оправданий нашей учебной артподготовки.
Выбора не было.
Не сорвись мы тогда с нашего укрытия... спринтерами и вовремя, поди - покусал, поотрывал бы уши или погнул позвонки, а можа... и отправил бы, к чёртовой бабушке, беспризорных, тем часом, баловней - к праотцам!
На Небеса!
- Да разрази меня Гром, если я привираю, но скажу, как на духу: не было у нас умысла - на причинение кому бы то ни было никакого вреда! Мы, внуки победителей, самостоятельно готовили себя - к защите земли Русской! Мы тогда хотели одного - стать первоклассными призывниками и хорошо подготовленными к службе воинами.
Негоже, пожалуй, за давностью лет, баять о подробностях того омерзительного поступка, граничащего с криминальным, но меня тогда, кажется, пороли. Да и как, скажите, было: не высечь розгами или не отхлестать крапивой, коль запущенный с рогатки гнутый ржавый гвоздь, угодил мальчонке прямёхонько - в бровь. А если бы ниже, а коль в сам глаз, так платить... не переплатить было бы нашим родственникам за причинённое мальцу увечье.
Однако, ценой двух килограмм нервов и посиневшего зада, мне... удалось избежать более сурового наказания. А пока я, будучи несколько дён изолированным от общества, отбывал наказание в своей уютной комнатушке, вокруг кипела бурная жизнь.
Какая, скажете, дурь... но зато незабываемые впечатления счастливого нашего советского... пионерского детства.
Прошла неделя, и как в народе молвят: 'Дурная голова ногам покоя не даёт!'... Не давал мне всё покоя тот столб, несколько покосившийся на горизонте. Каждой ночью я видел его падение, как кто-то хотел бы видеть скорейшее падание, к примеру, Эйфелевой башни. Видимо... мало пилюлей за того парнишку-страдальца я отхватил, коль стоя на своих детских коленных суставах, я так и не извлёк урока от возможного наступления пагубных для себя и всея своей семьи - тяжких последствий.
Но смеётся тот, кто стреляет последним, да и детство даётся только раз, и нам, свободным и импульсивным, у которых тогда ещё молоко на губах не обсохло, надо было его наполнять самым прекрасным содержанием! Потому-то... в следующий раз снарядом был уже не какой-то, вишь ли, ржавый гвоздь, а силикатный кирпич. Тот рукотворный камень, попав в несколько подгнивший у основания столб, таки... повалил его и более он не маячил пред нами - на горизонте.
Путь везения, так же, как и пути Господни, неисповедимы. А наше послевоенное детство прошло в СССР - разве такое можно, вообще, забыть.
К счастью!
Это ноне я понимаю, почему со студенческой скамьи в меня вдалбливали русскую пословицу: 'От сумы и от тюрьмы - не зарекайся'. Да-да... когда, помнится, за мешок соли одного безусого парнишку хотели упечь в колонию. Естественно, что были для того у суда веские основания, предусмотренные Уголовным Законом, ибо имел он за плечами условное наказание.
Но за что...
За угол транспортного средства соседа.
И только наше с другом-сослуживцем обращение к Председателю губернского суда и вмешательство в судейское дело по его, так сказать, преступлению... позволило парню отбывать наказание, не связанное с лишением свободы.
Наши же доводы были до наивности просты.
- Ведь туда, куда попадёт осуждённый и над судьёй, и над вами будут грохотать и зубоскалить вместе с администрацией колонии и все её заключённые. Ведь из-за брошенной и никому не нужной дешёвой соли ваши имена станут во всех исправительных учреждениях нашей огромной Руси нарицательными.
Это теперь я знаю, что жизнь не предсказуемая штука, и готовым нужно быть: как к нищете, так и любой несправедливости, поскольку вслед за успехом и благополучием, могут для некоторых наступить и тяжёлые времена.