Аннотация: Это правда. Надо прямо говорить, жизнь у нас дурацкая. (А. П. Чехов)
Извиняюсь, навеяло... Сильно.
Жил в нашем городке Серафим. Да таких поди, и нет, кто бы его не знал. Надо заметить, что в своё он время родился. Просто самородный, прирождённый коммерсант. Да и не первый ли это был у нас, в городке, кит коммерции... не знаю.
Брехать не буду.
А нежели не первый, то точно не второй.
Знаю, что зачинал тот зарабатывать деньги ещё на щенках-пуделях... от породистой суки своей - Дейзи, щенившейся почему-то гораздо чаще и быстрее, чем у других дельцов и барыг того самого, кобелиного бизнеса.
Сразу скажу, что чужому собачьему оку невозможно было не заметить его Дейзи: милая, красивая и интеллигентная такая, знаете ль, собачонка... с модной стрижкой, типа - а-ля Жанна Агузарова, о которой не мечтал только ленивый.
Из кобелей.
Со стороны присмотришься, таки... порно звезда. Не иначе. Ну да, по версии журнала "Крестьянка"... Государь назвал бы её ноне девицей - с пониженной социальной ответственностью. Жила она, как нынче говорят, в золотой клетке. Но какой бы уравновешенной, покойной и покорной ни была Дейзи, та, кудрявая каналья, никак не символизировала собой: девичью чистоту и невинность.
Однако, негоже поносить её плохим... матерным словом, ибо когда-то создал Бог - и кобеля!
Хоть и имела та эффектная пуделиха кратковременные связи, но ни с одним из кобелей она не сожительствовала. Нет-нет... как бы разношёрстные и буйные соседи-ухажёры на неё не дулись, не скулили, не облаивали издали... и не орошали забора её строптивого хозяина, та не желала делиться, с чёрт-те... какими блохастыми, плюгавенькими прощелыгами чем-то вкусненьким: из остатков блюд грузинской кухни - "Такахули" или "Нуахерли"... Этой меркантильной мамзель, в завитушках, было жаль с бродячими альфонсами поделить даже... остатки телячьего сустава ноги, закопанной в земле.
Ага... позапрошлым летом.
Сколь бы, скажи, кобелей не вилось у калитки, захлёбываясь слюной и набиваясь к ней на встречу, всем - от ворот поворот... и категоричный отказ в сватовстве. А с кем, простите, дружиться, женихаться и любиться, коль у тех, как говорится - ни уха... ни рыла, да ещё, поди, со срамными какими болезнями.
- Батюшки-светы! Да те псы были ей совершенно бессмысленны: как на подтанцовках во дворе, на будке, так и в роли добытчиков... корма. Стол то у неё и самой был... дай Бог каждому, да и, вообще, нужны они были ей, аки щуке - зонтик!
Съедаемая глазницами псов, завистью и сплетнями злопыхателей - соседских сук, Дейзи не была свободна в своём выборе. Самым обидным в её жизни было то, что... ни за понюшку табаку, её девственность продали бульдогу крупного землевладельца - Беса.
Дикие, чёрт бы их побрал: нравы, времена и традиции Средневековья, что впоследствии и стало: печальным и фатальным фактом в окончании доходного для нэпмана дела - воспроизводства в уезде пёсиков, да собачек...
Породы пуделей.
Прибыль затмила глаз: как хозяину, так и его недалёкой супружнице, и им всё никак не верилось в случившееся. Не допускал Серафим, что Дейзи когда-либо подведёт его, но беда пришла именно оттуда, откуда она, в принципе, и ожидалась...
Соседями.
Со временем... при скрещивании, Дейзи стали противны: и духовная холодность партнёра, и отсутствие взаимного желания, и пустота восторженных придыханий. Потому, самцов королевских кровей она уже хотела только меньше, а не больше.
Увы.
И однажды, ей надоел весь этот цирк дрессированных амёб. Потому... и приняла она с большой радостью понравившегося ей огромного волкодава, тайно проникшего к её комфортному летнему жилищу, к будке... со вкусной косточкой. Ага - от ножки буша.
- Вот она - вспышка страсти. Вы, верно, заблуждаетесь, думая, что я лгу... Отнюдь! Я тем времечком проживал по соседству и всё происходило на моих глазах... и от этого факта отмахнуться никак нельзя.
Принюхался, помнится, тот кобельеро-бабник, с именем - Кентавр... к модной соседской мордашке, вздохнул, лизнул и, закатив очи к Полярной звезде, на эзоповом языке, совсем не краснея, тихо заскулил.
Облизываясь.
- Моя юная, Дейзи! - соблазнительно сказывали его мутные от желания, при Луне, глаза. - А нельзя ли, мол, приударить за вами! А не желаете ли вы, дескать, милая барышня, воспользоваться услугами личного телохранителя, не хотите ль то-сё, со мною, красавцем всея нашей Кобелёвки, ступить-де... на путь слабости, блуда и порока!
А Дейзи настоящая королева, такая себе недотрога, от безумства, напрочь потеряла кудрявую свою... пустую головёнку. С двумя бантами. Ну, добрая, безотказная душа, что с нею, шальной, в период созревания и расцвета, можно было поделать! А ничего... Вся женская природа дремала в ней до поры до времени, и наконец, проснулась.
Нашла выход.
- Будто, - сказывала опосля хозяйка, - у неё, у стервы, ангельские крылышки от ухаживаний того гоблина выросли... что даже пустой похлёбке была рада. И днями, сука, всё кручинилась, грустила и печалилась. А ведь я сама... склочная баба, - говорила она, - но видно, дура-дурой, ибо сразу не обратила внимания на то, что та, зараза, ишь, удумала. Но не пустырник же, в конце концов пить! Всё одно... суровое её ждёт наказание! Ага... хлыстом и высылкой.
Но бабка, как говорится, надвое сказала.
Не знаю, думала ль о чём красотка Дейзи по поводу своего содержанца, тихой сапой склонявшего её к соитию, но ошибки, оказывается, делают не только наши: синьоры и синьорины, фройлен и фрау, дамы и мадамы, леди и миледи, девчонки и мадмуазели.
Так и хочется. Так и колется.
А увидев залётного, бесцеремонного ловеласа и разухабистого того хлыща, распустившего коготки веером, так и запрыгала собачонка от счастья, заскулила, возбудившись первыми половыми признаками. Чудно... право, было слышать от дошлой хваткой хозяйки, что она не обратила внимание: на нос Дейзи, где появился лёгкий румянец, как горели от похоти зрачки, как хлопала та ресницей и всё прикусывала, кусала губу... кокетливо стреляя своими бессовестными, огромными, круглыми зенками. По сторонам.
За забор.
А Кентавр, выпустив из носа клубы пара, таки... довёл её до исступления. Обученный тонкостям простого этикета, стрелой Амура, стервец, ранил - любить на веки вечные Дейзи заставил. И почувствовав тогда мощный торс и достоинство оного пришлого, сукина сына, изменила Дейзи: как королевским гостевым пуделям, так и своему бесстыжему сутенёру... бизнесмену Серафиму.
Бурный роман длился меж влюблённой парочкой, да уж... не три ли месяца. А может и больше. Пожалуй, больше, но это был её выбор. Только её.
И немудрено... ибо тот кучерявый, не совсем молодой, но прыткий, любвеобильный жиголо, от которой Дейзи могла черпать тепло, интим и внимание - проник, увидел, победил! Ведь может же донжуан... и не только брызгать слюной. Ухаживал, видите ль, подлец, очень красиво, что так быстро влюбил в себя пуделя, с бантами, подарив ей миллион киловатт нежности.
И хотя была у Дейзи разница в возрасте с Кентавром, она и не обращала на то никакого внимания. Её мало волновали годы завывающего на Луну, чужака-собеседника, ибо воспринимала она кобелино лишь по тем качествам - насколько легко и интересно было с ним общаться. Тем паче: возраст, вообще, относителен, да и мало кто его чувствует. Вестимо, что любой индивидуум всегда себя ощущает моложе.
Знамо, что ничто так не привлекало к себе Кентавра, как интересная сексуальная самка с позолоченным ошейником, виляющая упругими ягодицами. К тому же... дерзкое желание и третий размер огромных сосков не скроешь и в ночи, что было тому гулёне совсем небезразлично.
А потом наступило озарение.
У хозяев.
- Видимо, по ночам, - говорила супружница Серафима, - эти наглые канальи чувствовали себя фривольно, что хотели, паршивцы, то наедине и творили. Что хотели, то и вытворяли, собаки... в конвульсиях.
Дейзи хоть и была сукой, но сердце той бесовки было доброе... доброе. А какая она жалостливая ко мне была - слов нет. Подойдёт, бывало, к ноге... и ласкает, ласкается; лижет, лижется; балует, балуется. Я же понимал, что надоели безмолвной моей соседке гостевые браки. Случки.
- Стрёмно, право, - рассусоливал я, - всё это. На дворе XXI век. Не приведи, Господь, оказаться в её кудрявой шкуре нашим дамам в новой, скажем, жизни. На улице, в будке. На цепи. Хотя многие из них того заслуживают. Не всё на супругов им лаять.
Орать.
Да и стоит ли винить Дейзи во всех смертных грехах. Какой бы она ни была, ветреной сукой, но испытывая восторг, та кисейная барышня, с рабской покорностью и вдовьей похотью, купалась в любви желанной для неё... смазливой кобелиной морды. Так, почему бы, решила пара влюблённых, им самим не устроить свою, сучью свадьбу.
На убывающую, к примеру, Луну.
И ведь устроили ту катавасию... с мазохистским наслаждением и караваном оргазмов. И ведь у них получилось. Гуляла, надо сказать, вся Кобелёвка. Да и я, слыша в ночи скулёж и визги, не одну сигарету скурил. На крыльце.
Не давали, собаки, спать.
Бог свидетель, что я всегда считал собак умными, и был ярым противником половой эксплуатации друзей наших младших, как поступал, вопреки их желаниям, базарный делец... Серафимушка, чёрт бы его побрал. А о чём тот деляга, вообще, думал, организуя во дворе дешёвый бордель. Со спариванием. А кто, простите, саму Дейзи о том спрашивал или мнение кудрявой и курносой дамы было уже не в счёт.
- Вот, - думал я, - где собака то зарыта.
К гадалке не ходи... а результат не заставил себя долго ждать и с той тёмной ночи, заместо королевских пуделей, кормилица семьи понесла дворняжек чёрт-те... какого рода племени, чёрт те... каких цветов и оттенков. Ну, а коль барин её чудил, то и с Дейзи взятки гладки, а клятву верности она, видите ль, никому не давала. Эта измена и повлекла за собой крах: как самого щенячьего бизнеса, так и лишение семьи... нужного ей дохода.
Горе семьи неописуемо... а потому последовала месть обманутого собственника, который только и жалел о том, что не одевал своей любимице на ночь - пояса верности. Под ключ.
Но не надо было пороть горячки, трубить носом и бить в литавры, да меньше слушать, пардон, своих баб, для которых ковёр в прихожей дома, вишь ли, дороже, чем содержание самой любимой собачонки... но акулы малого бизнеса не ведают порой, что творят.
Не простил Серафим измены своей Дейзи. А дабы пополнишь опустевшую мошну, решил тот выручить денег от продажи свинства, которым тем временем стал заниматься. Пользуясь случаем, заодно и наказать пару коварных изменщиков. Да-да... именно пуделихи с её полюбовником, Кентавром, которого всё же отловил хозяин однажды, тёмной ноченькой.
Неводом.
А на серьёзных щах он объяснил, что всем им теперь будет: каюк, капут или крышка. Он чём, вообще, думал - копчиком, чтоб такое заявить. Ведь все его слышали.
Нанял тогда торгаш автомобиль ГАЗ-53... поставив в его кузов металлическую клетку. Погрузили в неё взрослых свиней... в количестве пяти голов, привязав подле заднего борта и бедолаг-собак. Затарился Серафим водочкой и тронулись они с шофёром в путь, чёрт-те... куда. Едут продавать свиней, не торопясь... попивая горькую. Русскую. До клиента пятнадцать км. Будучи в изрядном подпитии, шофёр видит в зеркало, а кузов у них поднят и собаки на верёвках висят... болтаются. Тот и тормознул так, что Серафим расшиб лоб о стекло.
- Твою... мать! Ты как сумел рычаг подъёма кузова включить! Как нажал! Что это за мазохизм! Что за жестокость такая! Аморально же, земляк, в конце концов, бросать в поле животных, которых можно же, как-то, и в чужих руках пристроить! - орал водитель-супостат, да так, что даже глаза у Ильича, на советском червонце, расположенном под магнитом на панели, повыскакивали.
Остановились.
Бегут они рысью от кабины, а свиней то в кузове уже и нет, да и собаки в подвешенном состоянии за машиной волочатся. Пока Серафим сожалел, пуская слезу - о пропаже свинства, водила шустро обрезал веревки и Дейзи пыхнула со своим мохнатым динозавром от машины, галопом, прочь, поднимая за собой клубы пыли... куда подальше. В ночь. А что, скажите, может быть лучше свободы.
- Как же, - спросите, - свинство!
- А вы, - спрашиваю в ответ, - ловили или хотя бы видели свиней. Вот то-то, и оно... А я видел, и даже пробовал поймать. Ан, хренушки... Ни рогов у них тебе, ни хвостов. Только малый хвостик сзади играет, поигрывает и буравчик. Отож... снизу. Они же по природе своей лысые, яко профессорский череп. Они же, от хорошей кормёжки, и гладкие, аки коленки у Мариванны.
Попробуй-ка схвати... обхвати.
В загоне то не поймаешь, а здесь голая степь Заволжья. Скорее боров или хряк тебя подденет пятаком меж ног, да так шваркнет, что свет Божий будет не мил. А сбив с ног, ещё и затопчет, к чёртовой матери.
В пыли.
- А тогда, - сказывал водила, - ещё и ни зги не видно... И туточки... подпитый хозяин своей живности, вдруг, изрекает.
- Ну, дак... и хрен с ними. Не ехалось, вишь ли, им в нашей весёлой компании комфортно, пусть же теперь своим ходом, собаки, скачут! До дома. А нам придётся возвращаться, так как никто нам в поимке свинства не поможет. За ружьём. А иначе мы и свиней не поймаем, да и не сумеем их погрузить.
Смотришь иной раз... то ли некоторые у нас сразу рождаются придурками, то ли в дурдоме, типа нашего Криволучья, они практику проходят. Ну, нет бы, тогда Серафимушке остаться пасти во поле своих свиней, проводив водителя за своей берданкой до дому.
До хаты.
Так... нет же, они поехали за ружьём вдвоём, плеская и подплёскивая народное горючее - в нутро.
И что же они увидели... по возвращении. Лужи крови... и ничего более. Как же... Будут дожидаться их местные охотники, да браконьеры. На дворе дикий Капитализм и человек человеку - волк, но никак... не товарищ. Не друг. Прошли те светлые... добрые времена социализма.
- Нечистая! - орёт Серафим. - Выпендривались! Выпендривались! Довыпендривались! Хотя, - молвит, - не мы первые... не мы последние! Каждому, дескать, коммерческая выгода застит глаза, затмит и разум.
- Вестимо, что каждый видит мир - в меру своей испорченности. Все мы ноне живём, хлеб жуём и плодимся, естественно, яко и иные православные. Да хоть лягу ты теперь на пруду целуй, но лягушка так и останется мерзкой жабой, а дурак - дураком! - только и сказал водитель.
Наверное, и у хозяев была какая-то совесть, но они ею не воспользовались. И что, спрашивается, добились. Вопреки всей собачьей логики и сложившимся устоям, что собаки всегда возвращаются домой, Дейзи так и не вернулась к хозяевам. С тех пор и живёт с ними только ветер - от неё, да долги от пропавшего у них свинства, а потому, видимо, и смылась семейка и из города, сбежав на другую сторону Волги. Тьфу... на них, предавших все моральные ценности - три раза.
Одним словом... продавцы, торгаши, мать честная, у которых ничего святого не осталось. Позор.