Аннотация: Трудно понять человеческую душу, но душу свою собственную понять ещё трудней. (А. П. Чехов)
Смотрясь очередной раз в зеркало, вновь... и вновь убеждаясь, что глаз то у меня зелёный, но никак не чёрный. Вестимо, что и второй тоже. А чему дивиться, будто впервые вижу. Нет-нет... знамо, что зелёный, а не цыганский и не угольный, как у моей тёщи. Вот вам крест, не вру.
Ведь... и уродился, как сказывала мне маменька, таким. Уж... родне ли моей не знать - какой я глаз прищуриваю, замышляя куда-то слинять или, к примеру, пыхнуть. Хрен ты их проведёшь. Разом догадаются, ибо изучили все мои манеры, повадки и привычки.
- К чему, - спросите, - я про глазницы свои, вдруг, помянул.
Вопрос, безусловно, интересный... для меня.
- Да к тому, что если глаз мой так добр и светел, то и никакой порче, казалось бы, не могу подвергнуть неугодную мне личность.
Но это только - казалось бы...
Давно, граждане, я стал замечать воздействие зелёных своих окуляров - на окружающие меня: явь, реальность и действительность, на определённый ход совершенно неподконтрольных ни мне, ни законам логики... процессов.
Не дай Боже, порадовать мне своим зелёным оком... какую-либо красотку-пиранью; не приведи Господь - стрельнуть зеницей ока, например, на желанную фурию, с интересными манерами в сплошном разливе майской травы. Всё... либо я пропал, либо у неё расторжение брака.
И хотя я персона не совсем религиозная и ни разу не причащался, но всё же верую в Высшие силы. И хотя я персонаж вовсе ненабожный и не говею, аки бывшие коммунисты во Власти, но всегда, знаете ль, прошу помощи у Всевышнего, и Он мне во всём помогает. А коль в церкву скачу - сайгаком, то не чините препятствий и не закрывайте шлагбаум. Знать, не только приспичило или загорелось.
А нужда-с... Ага.
Вне всякого сомнения - респект и глубокое уважение Господу нашему. Может для кого-то и дурь всё это, но никаких сомнений, что всех нас преследует Божеская кара и тому есть многочисленные мои подтверждения и наблюдения.
- И не хи-хи... и не гы-гы... И держитесь-ка, ради Христа, и от меня лучше поодаль! Токсичен я, граждане, и сам себя уже начинаю бояться.
Однажды, даже... после купания в проруби, слёзно уболтал батюшку трижды освятить после меня воду, дабы другие в озере не утопли... не ушли с концами под лёд.
Ну-ка, братцы, поройтесь в своей памяти и будьте уверены, что и вы будете преследуемы такими же сомнениями, аки я. И это, видите ль, не дурацкая какая-то выдумка умалишённого.
Это есть сущая реальность и вот вам тому пример.
Так, будучи - прокурорским чином, я всегда, по средам, принимал кающихся граждан, да грешных проказниц: по их, сугубо волнующим... интимным вопросам. Кому-то оказывал содействие и помощь, кого-то, на всяк случай, брал на карандаш, кого отправлял в околоток, кого исповедоваться к попу, а кого-то и посылал - к ebene fene.
Но поделом...
Так, знаете ль, иногда допекали алиментщицы, получавшие со своих бывших сродственников-буровиков - в разы больше, чем был мой должностной оклад... со всеми премиальными и командировочными выплатами. А это уже не могла возмочь или сдюжить сердечная моя нерва. Так, бывало, доймут, что после них - обчешешься весь. Икота замучает.
Нервишки, видите ли... Стресс. На ровном месте.
А единожды... Гляжу, что чуть не вышибая дверные косяки, ко мне ломится, нахалом, уголовная морда, якобы, с архиважной для него просьбой. А татуирован, скажи, от бровей до самого мизинца на ноге.
В шлёпках.
Принял... Как не принять. Нет-нет... с такими индивидуумами, граждане, не забалуешь и держись от них, как можно дальше. С оными типами только на: "Будьте-с... любезны!"... И держи ухо востро. Этим личностям отвечай конкретно: статья, срок, наличие солнца в местах пребывания и условия содержания. Всё... ни больше ни меньше, ибо доброту и близость они воспринимают - за слабость и мягкотелость.
Немощь.
Тут уж... не до сантиментов, и упаси вас Боже - завести речь... о петухах. Попишут. На перо посадят. Точка.
Так вот... врываясь, тот фрукт, не присаживаясь, бросает с порога.
- У меня, - сказывает, - гражданин-начальник, к вам необычная просьба... Помоги-де, - заявляет, - мне на зону попасть! Я, дескать, только откинулся, но мне, крах, как обратно надоть.
Назад.
- Порешать, мол, необходимо свои личные проблемы. Однако, вишь ли, чтобы ненадолго. Туда-де... и назад! По-быстрому... дабы одна туфля там, а другая уже здесь! Да и зима наступает, а мне тут, среди трудящихся масс - строителей Коммунизма, не совсем комфортно, да и перекантоваться, в холода, не у кого. А там и тепло, и шконка своя, и хаванина сносная, да и корешки лепшие заждались.
- Ё... хана, бабай! - говорю, поперхнувшись. - Ты что, "на слабо"... меня берёшь или кипишь здесь замутить хочешь! Я, знаешь, щёки надувать не буду. Хотя... и просьба твоя необычна, но готов сей фокус для тебя сотворить! Какие могут быть в нашем положении трудности!
- Гляди-кось, - поучаю, - вона... в окно - участковый Садыкин чешет! Беги, и заверни на его стоеросовую фигуру, матом, трёхэтажным - на весь прошпект наш, Интернациональный, и тут же... по фуражке его, по макушке. А дабы всё было эффектно, по сопатке ему... по сопатке! Такой фейерверк будет, что и судьи, ухмыляясь, с превеликим удовольствием определят меру наказания по запросу гособвинителя! Вот тебе и новый срок! Весело... ненадолго, да и будет над кем покуражиться с корешами в камере.
- Уж... я то, - сказываю, - похлопочу, ибо сам затейник и озорник!
В душе.
- Не-а... - заявляет, - гражданин-начальник, за тот картуз красный, мол, ноне судьи навинтить могут! Не введи, дескать... рецидивиста в искушение! Так впаяют, что мама не горюй! А мне это ни к чему! Мне бы лишь на зиму. Мне бы только на полгода!
- Тогда, идёшь-ка, ты, - говорю тому перцу, - прямо по Крестьянской - до кинотеатра "Юность"... не сворачивая. Тормознув у стеклянного универмага, подбираешь силикатный кирпич, а лучше два и, дожидаешься наплыва покупателей. Ну... а на глазах скопившегося люда, разбиваешь, к чёртовой матери, и витрины и прилавки, как можно сильнее запугивая сторонних граждан.
Окей!
А как в кутузку загремишь, то я добьюсь, как комфортных для тебя условий, так и краткосрочного осуждения! На три месяца!
Возможно, граждане, вам невдомёк всё это слышать, а может и смешно. Но мы сговорились... ударивши по рукам.
Я, тем часом, поднялся на второй этаж, дабы чайку купеческого у секретарши испить. Тело же моего посетителя бросилось зачем-то рассматривать график приёма граждан. Там же, помнится, нарезая круги со шваброй в руках, шастала и уборщица.
Откушавши чая, спускаюсь я вниз.
Захожу в кабинет... к столу, да так и застыл в чацком раздумье. Хлопаю, знаете ль, бегающими своими зелёными, не видя на его поверхности архиважной какой-то для меня вещицы.
- Мать твою! Где часы! - кричу я, разглядывая себя в зеркало. - Ну... не дурень ли! Оставил кабинет открытым. Хорошо... сейф с делами и пистолем заперт.
Тут-то и заработал язык тела... и стал я елозить на коленях под столом, под стульями. На шум вбегает уборщица, такая вся: модная, расфуфыренная, накрашенная мадам, позапрошлого столетия, с поднятым накрахмаленным воротничком... пронафталиненной блузки, а я уже пою песнь, рыская на столе, на подоконнике, желая отыскать свои наручные... с позолотой, часы.
- Дорогой блинною, да ночкой постною...
- Вот, - сказываю, - уважаемая вы наша, Нина Васильевна, и оставь ноне кабинет открытым, вот и доверь его охрану вам и некому уголовному элементу, который здесь, чёрт-те... зачем отирался. А главное, милейшая вы, Нина свет Васильевна, консультируя тюремную ту рожу, я бросился изучать на нём картины Третьяковки, не удосужившись даже узнать его фамилии. Теперь вот придётся фоторобот составлять, да по татуировкам его разыскивать... И опять же часы жалко! Ведь они мне дороги... и даже не тем, что с позолотой, а тем, что с дарственной надписью флотских моих ребят-подводников.
- Тю... А что, - молвит наша уборщица, - его, мол, искать, да ещё и по наколкам, коль он с нашей улицы - Ворошиловской.
И я тут же, чмок, чмоки... Нину, дочь Василия, а сам к аппарату. Прошу дежурного по РОВД направить опергруппу на задержание того, вороватого и наглого плута, похитившего дорогие мне часы.
А через час звонок... и мне сообщают.
- Вы, дескать, прокурорский чин, не серчайте только, да и не собачьтесь напрасно, но интересующая вас личность, сбита на перекрёстке автомашиной.
Насмерть.
Вы, мол, не костеритесь, но и часы ваши - в пыль. При этом-де... работниками инспекции установлено, что вины водителя транспортного средства не имеется.
Вот те... сюрприз, так сюрприз.
Это было равносильно случайно выстрелить самому с двустволки, дуплетом - по своим причиндалам. Ага... по мотне. Я и о часах забыл. Не то, чтобы, граждане, я в претензии к покойному, но все-таки... все-таки. Что это, чёрт бери...
За воздаяние.
Да ты хоть подпрыгивай теперь выше своих портков, но увы... факт остаётся фактом, и мгновенная карма настигла вора, укравшего мои часы. Ну... не думал, да и не помышлял я ему делать пакость, а тем паче - желать смерти. Это, знаете ль, не по-русски. Не по-советски. Не по-христиански... как-то.
Если что я и делал, то лишь матерился. Но разве это является у русских - злодеянием. Нежели кто из близких мне мадам и слышал поток моей отборной матерщины, то лишь восхищались её мелодичностью. Ага... её бархатистостью, нежностью и музыкальностью.
Царство Небесное, конечно, покойнику... и землица бедолаге пухом. Не жил, можно сказать, на этом Свете. Всё по тюрьмам, да по зонам... и такая нелепая кончина. Ну, видимо, по пагубной своей привычке - прихватил мои часики. Да чёрт бы с ними. Ну-с... право, с каким смертным не бывает. Подумаешь, ну... позарился. Присмотрел... в беседе.
- Страдаю ль, - спросите, - я оттого.
- Я страдаю всегда. А тогда, видите ль, был просто потрясён. Сражён.
Будешь, поди, озабочен оным известием. Будешь, пожалуй, озадачен таким непредсказуемым событием, коль мои причуды несут то хаос, а то и смерть. А я, вроде как - ни при чём. А я, будто бы - не при делах. Вне всякого сомнения, я невиновен, но всё сам себя успокаивал и умиротворял, сопровождая процесс утешения оптимистическим нотками.
А сам опять в зеркало носом, носопыркой - не почернел ли глаз, не изменило ли цвет око моё зелёное, бесовское. А кто и чем может помочь мне. Ничем. Остаётся только косить глазом на Образа в углу и креститься, замаливая как прежние, так и настоящие грехи.
И зная, что меня преследует злой рок, и я притягиваю несчастья, над входной дверью поприбивал подков аж... от пяти жеребцов и кобылиц, чёрт-те... какой породы. Думал, что спасёт. Ан нет, хренушки, опять то же самое.
Помнится, последним високосным годом, судом рассматривалось гражданское дело о признании права собственности на долю имущества моих пращуров в одном из хозяйств уезда.
А результат рассмотрения простенького хозяйственного спора таков... У судьи, что была вся в ситцевом одеянье, принявшей незаконное решение, упокоился родной братец. От инсульта. У адвоката Крола, приобщившего к материалам дела ложные сведения, ни с того ни с сего, закрыл очи родной его брат.
Зажравшуюся от воровства, председательшу Березуцкую, участвующую в процессе, накрыл климакс, с головой, что вот-вот, думается... поперхнётся или испустит дух. От психоза... Ибо какая-то обиженная мадам, с косой, так и дышит ей в крашеную прядь затылка. А не из-за циничного ль вранья оной ехидины, у супруга её внезапно отняли тогда почку. А завравшийся в суде зять её, Громобаб, принятый в семейный клан с испытательным сроком, стал, вдруг, страдать падучей: то в одном гнезде, гадёныш, хлопнется, то в другом ложе громыхнётся.
Угу... трахнется.
Да, конечно, я на всех обижался. Да, вестимо, бунтовал, клял и кляну эту воровскую семейку - на чём Свет стоит. Да чтоб им, жлобам, повылазило. А укажите-ка мне перстом своим указующим на того, кто оное беззаконие стерпит, не возмущаясь.
Не матерясь.
- Тю... Та не делайте же мне смешно! - как говорят в Одессе. Но в оных тяжких последствиях, увольте, я не причём.
Ну, таки... это же: не кошмар, кошмар! А на что же можно обижаться, коль это была отнюдь и не ругань, а всепоглощающая, идущая из самого сердца, симфония. Да... и не брань - это вовсе, а напев бурлящего горного ручья в Майкопе. Звёздный дождь. Песнь души, когда всё становится фиолетово и хочется пуститься в пляс.
- Здесь, люди, просто какой-то дьявольщиной попахивает! Тут, народ, какой-то чертовщиной смердит! Просто античная трагедия, либо это всё мои бурные идиотские фантазии. Ведь выходило, что я им, усопшим, смерть накликал. Намолил.
Тьфу-тьфу, и где тут рядом древо то... под рукой.
Ведь это, верно, тот самый ход событий, который ни коим образом не зависит от воли человека.
- Мне ли, знающему о кармическом бумеранге не понаслышке, вымаливать смерти сторонним лицам, которых я и близко не знавал. Мне ли, испытавшему: и закон притяжения и закон палки, молить кому-то беды.
- Да упаси Богородица! Я, видите ль, не кусок паразита и это, в конце концов - не цирк с конями. Это же люди... какими бы они ни были. Я же... из тех, из советских, и ещё не потерял берегов, где парадом правит: не только Закон и право, но и мораль.
Нравственность.