Аннотация: Вот оно - село! Село! И сердце отдыхает... (Т. Шевченко)
Ранним летним днём на здании администрации поселения "Конец Коммуны"... жители, вдруг, увидели объявление: "30 июля с. г. в районном клубе состоится собрание стажёров-охотников. С докладом на тему: "Правила поведения и безопасности - на открытии охоты!" - выступит охотник с 30-летним стажем тов. Гагакин В. А."...
В связи со вселенским днём безделья - воскресеньем, лекцию пришли слушать не только стажёры, но и бывалые охотники, которые и сами научили бы того, трибуна-охотоведа - уму-разуму.
В области любой охоты.
- Сами, поди - с усами! - говаривали они перед собранием.
Больше всего на то мероприятие, конечно, пришли... с тявкающими мелкими собачонками, под мышками, мадамы - в шляпках, которых будто черти от плиты оторвали. Казалось бы, вари себе щи, пеки блины на здоровье, да смотри за бедовыми своими отпрысками, так нет же ж... то ли женское любопытство, то ли обычная любознательность пробудили в них - любовь к охоте.
Интерес.
Хотя... какое-никакое, а мясо от добычи всегда - в дом. Попробуй-ка, укупи его ноне на базаре. Весь бабкин пенсион, к чёрту, снесёшь за него, да ещё и подавишься.
От жадности и жалости... за потраченные подачки Государя.
А вот этих, квохтающих тётенек, точно уж... видеть в клубе никто не ожидал, а в особенности, сам докладчик, ибо в присутствии оных лиц женской наружности и девичьей приятности, этому "скромнику"... было неудобно вставлять в речь: аршинные, трёхмерные, матерные словечки, от коих: воробьи хвосты на лету теряли, кошаны с высоких дерев и крыш срывались, оставляя поломанные свои когти на коньках домов.
- Ах... Божечки! Даже псы срываясь с привязи, летели с будками по улицам чёрт-то куда, унося цепями маломерное своё жильё со дворов и, сбивая ими зазевавшихся сторонних лиц.
И своих кормильцев-хозяев.
Да и стоит ли молвить о какой-то мелкой пернатой и животной твари, если даже постовые, заслышав за три квартала матерщину Гагакина, свистками давились; ведь даже лодки под браконьерами из китайской резины рвало в клочья, на воде, от грозных возгласов надзирающего "Рыбохотсоюза"...
- Ага... в лоскуты!
И вот... не дожидаясь, пока в зале рассядутся слушатели разного пола, возраста и положения, трибун защиты природы, не имея практического опыта проведения подобных мероприятий, стал зачитывать свою, будто обвинительную охотникам речь.
С листа.
Ведь ему только и приходилось выступать пред небольшой аудиторией, где-то: на берегу пруда или водохранилища, когда рыбаки варили шулюм, собирая пикничок - "на троих"...
Там же, на водохранилище, он организовал и свой нелегальный бизнес, за который, в неких странах, ранее отсекали руку или большой буквой "В" клеймили лоб железом. Кудесник сей, ядро бы ему в задницу, не трогал браконьеров, кои для него и вылавливали ценные породы рыбы и там же, на берегу, её коптили, дабы та не затухла.
Самому же начальничку оставалось лишь поставлять копчёную рыбу на прилавки губернских рынков, где та была просто - нарасхват.
Гагакин нёс расходы лишь за вонючее дрожжевое и дешёвое пойло, коим снабжал рыбаков, доставляя единственную им радость, дабы те не так морозили своё седалище в лодках-лачугах, а самогонщикам и рабочие места - в кризисный период. А когда, спрашивается, в нашем государстве были бескризисные времена.
И вот... по вечерам, за версту от Перекопного, уже доносилось удалое рыбацкое: "И за борт е-я бросает, в набежавшую волну!"...
- Коли, даст Бог, - начал мягко стелить Гагакин, - то в субботу, на территории Губернии, откроется охота на пернатую дичь, пересекающую нашу местность и летящую к месту зимовки. Я вижу уже горящий глаз охотника! - смаковал охотовед. - А то есмь большой для нашего брата с ружьём праздник, коего хотя и нет в календаре, но с ним не может сравниться ни один из указанных там. Новый год и Первомай - это ничто, в сравнении - с Днём открытия охоты!
Все остальные - будни.
Серость...
- Многим из вас, как и мне, целый год снятся: зорька и вечёрка, когда в болотных сапогах, с ружьём, стоя в ледяной воде и стуча зубами, поджидаешь заблудившуюся какую перелётную птичку, чёрт бы её побрал, вместо того, чтобы зоревать в стогу со своей ненаглядной певуньей.
- Да, хоть, к примеру, и с чужой, дык... в тепле же. Шучу я гражданочки... Шуткую. Извиняйте, так как глаз у нас заострён всегда только на дичь. Такое событие - раз в году. Это и наше лечение мужской депрессии, это и своего рода - шокотерапия. Азарт. Потому мы с вами и охотники, чтобы терпеть тяготы своего статного положения в обществе, а иначе мы, пардон, подле бабских юбок - с ума бы давно уже посходили.
- Не надо, однако, заранее, по поводу наступающего праздника, бить в свою грудину и горлом орать: "Урряя!"... Это для нас не только радость и веселье, но и большая ответственность пред обществом! - резюмировал докладчик. - Ведь в последнее время мы видим пренебрежение правилами охоты и сложившимися устоями проведения оного праздника, этой исконно-русской традиции! - с воодушевлением продолжал Гагакин.
- Так, вместо выстрелов по летящей птице, мы наблюдаем огненный шквал по пустым бутылкам, а это уже, уважаемые, называется - загрязнением окружающей среды. А ещё и, созданием военной ситуации в пограничной зоне, рядом... с находящимся жильём сельчан, кои только и поглядывают на нас с нескрываемой злобой, слушая эту ружейную канонаду. А известно ли вам, братцы, что некоторые предпочитают в этот день по погребам от вас хорониться.
Отож... прятаться.
- Берега же... после ваших глупостей просто горят от стекольной разноцветной тары уничтожаемой посуды. Как результат - печальные последствия ваших гуляний. Сами же потом видите: массу разбитых, покорёженных и утопленных в водоёмах машин, потерянных ружей, отстрелянных на руках и ногах пальцев. Вот-вот... вижу, что скрываете культяпки - в карманах одежонки.
- Господи! Что уж теперь-то прятать.
- Это надо же... было, к примеру, додуматься охотнику, с двадцатилетним стажем Логачу, разогнать автомобиль "Ока"... с двумя девицами на борту - до сверхзвуковой скорости, чтобы взмыть с высокого брега Узеня в небо, под облака, словно горьковскому буревестнику, яркой молнии подобно. И парить... реять над водой, а потом, мать честная, камнем рухнуть в пучину, завалившись на дно речное.
- Скорость, - сказывают, - была таковой, как бы этот урод нашего автопрома падал с горы Арарат. И что бы вы думали - яко с пернатых вода. Это хорошо, что вынырнули. Это благо, что всплыли, не успев даже портков с исподним замочить!
- Надо же, что сам дивлюсь... удивляюсь! Как повезло. Либо они в церквушку до празднества ходили, крепко молились, ибо ни единой царапины - на личностях! А вы говорите, что Бога нет!
Охотник Логач молвит, что, спужаться, мол, даже не успел.
- Ведь сколь раз я вас, братцы, предупреждал, чтобы вы упивались не лёгкой добычей тощей перелётной птички или полудохлого гуся, а более всего: осенней чудо-природой, красками её, запахом, как некогда упивался Саша Пушкин любимой своей, унылой порой - очей очарованье, чего вам уже не видеть зимой на печи.
- Но стоило ли так упиваться вам народным крепким. В колхозе, вишь ли, нечем зябь поднимать. Пахать. А тут по дворам пошла гулять компания с теми девицами, которые сами только что с Божьей помощью всплыли, с мольбой - вытащить их средство передвижения из речной пучины. И представьте - нашли. Мигом нагнали к реке всю технику, что была в селе, аж... полтора "Кировца". И скажи, вытащили, таки... тот выкидыш цивилизации.
С самого дна.
Всё бы ничего, да лишь одна девица до сей поры ездит по бабкам и лечится от чрезмерного заикания. А могла быть и ныне хлопцами любима. Однако, слава Богу, что все жаждущие экстрима, хлебнув глоток адреналина, остались живы... и казалось бы, всё - угомонились, в конце концов.
Так нет.
- Той же осенью, помните, что уже не Логач, а его друг Лобач, с одной из тех же заводных девиц, что испытала на вкус родниковой воды со дна Узеня, поехали на вечёрку, якобы за перелётной птицей. Ну, таки... в добрый путь, пожалуйста, кто запрещает, ради Христа - охотьтесь.
Дык... они расстреляли, вишь ли, весь охотничий патронташ по бутылкам, пожарили шашлыка, опоров его с драниками, а подрумянив на солнышке свои выпуклости, да потопив скопившееся за зиму на телесах сальцо, спать в палатке завалились.
- Дак, кажется, всё, спокойной ночи! Утро вечера мудренее! Нет... Им, видите ль, душно стало под крышей, луна на их тела не под тем, ишь, ракурсом смотрела, а потому и попёрлись в копну сена: кувыркаться, травой-душицей дышать.
Звёзд, гляди-ко, им не хватало, метеоритов было не видать, пущего комфорта захотелось. Так, после бурных ночных игрищ, замертво пали, забыв кто, где... и с кем.
А вот то, что поутру случилось, то не детским ушам слышать. Спят наши голубки, сны цветные, в картинках, рассматривают, ни черта, при том, не разумея, что сенокосная пора в колхозе и не все там, как они, бездельники.
- А тем временем, поутру, не совсем уж... и молодой тракторист, опохмелившись после вчерашних именин внучатой племянницы, ветром налетел на иностранном тракторе "Беларусь"... на ту копну, с песней: "Тёмным лесом! Тёмным лесом!"... И даже не притормаживая, так, с хода, и вогнал механические вилы в копну, дабы погрузить сено на тракторную повозку. И стал было уже поднимать её, прижимая сверху решёткой с металлическими клыками, да потревожил сон, разбудив браконьера Лобача.
- Аллилуйя! Да святится имя твоё, Господи! Благо, что вилы вошли по назначению, а не этому похотливому самцу - в корму. И вот голозадый наш "Адам"... спавший, видимо, лишь одним оком, вскочил, будто роем пчёл ужаленный, обнажив то, на что и смешно было, право, смотреть. Уж, лучше б... тому трактористу не видеть оного сексуального безобразия, не совсем сформировавшейся сатанинской той посредственности.
Скудости.
- Так, у того работника полей, надбровницы - разом на глаза. Карнизом. Замер, бедолага, прикусив язык. То весь, скажи, иззевался после вчерашнего крепкого, тело изломала потягота, а тут, вдруг, на те - такое безобразие на полях колхоза. А с другой стороны, и ему, вроде как - в радость. Когда ещё так потешишься, когда такое ещё в сельской жизни увидишь, да и как оную анекдотичную байку не рассказать при любом застолье.
На людях.
- Схватился, - говорят, - он за грудь волосатую, а она у него, да уж... не восьмидесяти ли процентов шерстяного покрова, и давай руками, аки граблями, от предстоящего удовольствия чесать... расчёсывать, да за сердечными быстренько - в аптечку. Спасся, дай Бог ему здоровья.
Иначе бы всю ответственность возложили на "Охоч наш - союз!"...
Таки... энтот, изнасилованный страстью, Лобач, черти бы его в камышах задрали, долго не мог от произошедшего очухаться. И как, скажи, головёнка то его нашла пустоту и прошла мимо железных зубьев тех, металлических вил. Так, видимо... рьяно занимался братец любовью с первой встречной девственницей, что чуть Богу душу за тот блуд не отдал.
- Тудыть твою растудыть!- кастрированным котом заорал механизатор, вывалившись из-за штурвала своей иномарки, кряхтя и потирая свой утиный нос и пузо, которое просто лезло ему на лицо.
Подлетает испуганный колхозник к сексапильному охотнику, хватает за ухо и молвит в саму его перепонку.
По-матери.
- Ты почто это, сукин сын, меня туточки поутру пугаешь! Ты почто это, твою... мать, в поле голышом, жеребчиком, скачешь... безобразничая! Рано тебе, олух Царя Небесного, ещё свиданничать! И примерив кулак к его миловидной прыщавой личности, схожий с кувалдой - хрясть по сопатке.
- Аминь!
- Да и не по злобе приложился вовсе... И ведь прав он, ибо не надоть отвлекать народ от полевых работ. От сенокоса. Да и ревнив, видно, подлец, ибо один он, - сказывают, - самец на выданье в колхозе. А значит, в почёте. И поди - в дефиците. А тут какой-то, ишь, хлыщ, пострел городской выискался. Ну-с... выходит, что поделом ему невеже, так как негоже со своим уставом в колхозный монастырь.
Нахрапом.
- А что он думал, пиар ему нагишом колхозницы у озера устроят, так это вам не в городе и на танцплощадке кочевряжиться! Это сельскохозяйственное производство! Это, видите ль, коллективное хозяйство, где один за всех и все за одного. И не лозунг это вовсе, а их врождённое естество.
Сущность.
- Оправдываться стал было перед трактористом пижон, что, мол, я дядя, всего-то и поглядел - правильно ль пупок у моей подружки завязан.
- Дык... пока меж ними беседа разгоралась, туточки и выскакивает из копны та молодка, упитанностью - первой категории, выпугав насмерть здоровенного мужика, и хлопая себя по упругим ляжкам и без тени смущения, давай наезжать на работягу. А ведь, вроде, - тот сказывал, - и не рахитична была.
- Видно, - говорит, - не взята была в своё время отцом в шоры! А груди то... груди! Молодица, скажи, но видать, что одной её титькой троих-де можно было взрослых вскормить. А тело то... тело. Ну, просто лоснилось при восходе солнца. Будто молодая нетель. Лучи так и ласкали её томный, девичий стан.
Так, перерыв, граждане, пойду-ка, чайку хлебну. А иначе, сам - слюной, к чертям собачьим, изойду.
Так, вот...
- Нет бы... да смутиться той мадмуазель, чужого дядьки, повиниться в конце концов, слезу уронить, побожиться, что не грешила, мол... иль пояснить, что, дескать, захотелось девке замуж! Так нет же! Всё наперекор старшим... Она и, в нападение!
От такой новоявленной заступницы только и держись дальше.
- Все в недоумении, а эта чертовка сжала пальцами сочную свою грудь, как яблоко - белый налив, как надавит на неё... да как брызнет молоком в око, очумевшему от дерзости механизатору, так он быстренько на ход ноги и, панически бежать от той молодой, но стервозной бабёшки, бросив, к чёртовой матери, и иномарку колхозную...
Во поле. Вот вам и девственница.
Тут-то и заскрипела входная дверь, и в клуб ввалился с расстёгнутым гульфиком, спереди, упомянутый лектором Лобач. Видимо, выпивши был. И прямо с порога клуба матерно заявляет.
- Ты почто это, гражданин Гагакин, небыль здесь на меня наговариваешь! Нечто не тебя, мать честная, Варфоломей застукал на сене тот год! Ты что мелешь то... болтун! Оконфузить меня хочешь в глазах общественности! Так не выйдет у тебя ничего, ибо я найду ту Надюху, с которой тракторист чуть было не застоговал тебя в колхозном омёте! Ты ищи для себя, ненаглядного, алиби, что не был на ней сверху, а я найду все улики супротив тебя, что она была под тобой внизу. Ага
- для прокурора! Звать скорее суда Варфоломея! Варфоломеюшку звать, ибо он честен и правду-матку рубит с плеча!
- Он нас, - кричит, - рассудит, и он-де и подтвердит, откуда такие, вдруг, подробности для любопытных масс всплывают! Ты же сам, хренов охотовед, методом проб и ошибок, весь год подбирал хромосомы для неё, как путёвой, чтоб она родила тебе мужика! Возрастное дряхление старого вонючего клопа ужо, а он всё туда же!
Всё туда!
- А кто, скажи, месяц целый на больничном режиме скрывался от глаз людских! Не ты ли!
- Ты Гагакин не морочь людям голову! Скажи, спасибо, что корову на Крестьянской держишь, а то и фингалы свои не на кого было бы вешать! Лехтор, мать честная! Корова, ишь, его боднула! Корова, вишь ли, его на рога подняла! Да, не корова, а как есмь - Варфоломей, механизатор наш... самого широкого профиля! А то, ишь, нашёл работёнку, вся жизнь у него - праздник! То охота, то рыбалка.
И круглый год.
- Зимой с бабами на охоту и по баням на заимке Полевого пруда, где устроили себе приют разврата, а летом по прудам, да по прудам, где каждый куст, что тебе комната в особняке! Тебя, Гагакин, скоро вот такие интересные молодки поймают, портки снимут, да кастрации подвергнут и все, как есмь, твои семенные органы - оттяпают! Ха-ха-ха! Ежели не они, так я тебе искусственную аденому простаты сделаю, чтоб не валил с больной головёнки на мою, здоровую!
- Я тоже, брат, чей не дурнее тебя! Ох, и докатаешься! Ох, и дорыбачишься! Ох, и доохотишься! Носить - не переносить тебе юбок шотландских, и вчерашнее пиво будешь сливать, яко, пардон, та баба с мордовского Камешкира! Меняй скорее ориентацию и пол - на девичий! Ха-ха-ха! - закатился Лобач.
-Ха-ха-ха!-закатились и все в зале.
И лекция была сорвана. Однако, все аплодировали уже ему, как в Большом театре.