Аннотация: Надо со всеми говорить мягко, но в руках держать огромную дубину! (Ф. Рузвельт)
- Кукуй, - думаешь, - её знает... почто жизнь так быстро летит, что аж... шляпу сносит! С головы то. Смешно... Как не смешно: кому и кобыла, знаете ль, невеста! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Ведь слово - материально! Эх, молодость! А ведь жизнь у человека одна... Всего-то одна, единственная... и другой ему не дано. Так мы и её не всегда ценим, и не совсем бережём, а надо бы. А ведь все проблемы идут оттуда - из головы, то есть, из черепного короба, порождающих вкУпе с сердцем и душой: некие психогенные корни, колоссальный душевный подъём, эндорфин, адреналин и ещё, чёрт-те... что - в кровиночке моей, скажем, первой группы.
А дело значица было так. Единожды, во время нахождения в командировке своей супруги в Губернии, хирург уезда, получивший новую квартирку на Пожарной, решился пригласить нас с начальником СЭС к себе в гости. Скучно, видите ль, ему одному было отобедать, а можа... и прихвастнуть перед нами, в отсутствии законной своей жёнушки, решил. Упс! Ну, раз назвал гостей, таки не будешь же опосля выгонять из-за стола своих приятелей-посетителей, которые настроили голодное нутро на уничтожение вкусной, хотя и чужой пищи.
Осмотрели мы жилище, вина откушали-с... Друзья же, аки братья-близнецы Грю и Дрю, создавая эффект шершней, всё жужжали за столом друг перед другом о своём, потаённом для женского уха, мужском блуде, переходя на приступы дикого животного гогота, хватаясь за свои набитые животины. Да что и говорить, коль мы тогда считали себя пупом земли и ни в коем случае не допускали никакого ущемления своих прав или ограничения свобод нашего личного пространства. А беда была уже рядом... за порогом, за дверью и тут, вдруг, как снег на голову.
Клоуны, чёрт побери! Расслабились! Пыхтят и никому ничего не говорят, ощущая себя в Колизее, заполненном голодными львами.
А тогда, помнится, разомлел я... до неприличия, донельзя, и выйдя в прихожую, с удовольствием накуривал сигарету, иногда встревая в разговор приятелей. Тут-то и зашло моё сердце за лёгкие, когда я услышал в подъезде стук дамских каблуков. Ключ в замке. Отрывается дверь и, в квартире - ба... солнечное Солнце! И попал я в оборот той лапочки, у которой одни ресницы размахивали, знаете ль, на пол-лица.
- Что, - заявляет незнакомая мне милая барышня русской народной пословицей, - "Кошка из дома - так и мыши в пляс!"...
Как говорится: "Коль хочешь убить Демона, его обязательно надо назвать по имени и отчеству!"... Однако, я, тем часом, не знал ни одного ни второго, а только и додумался привлечь к себе всю мужскую нашу шлёп-компанию, состоящую из трёх лиц очень приятной, надо сказать, наружности, оригинальностью своего мужского удивления и радостного восхищения. Мы же ликовали, что даже кормой хихикали.
- Парни, - кричу я своим приятелям, повышающим градус тел и всё набивающим на кухне свою требуху вкусной пищей, приготовленной ещё хозяйкой, - а вот к нам и девочки пожаловали! Только, почему-то - одна, а где же, - вопрошаю, - другие сексуальные амазонки? Кто из вас заказывал врачиху, таки... будьте любезны - на выход! Мне одному, однако, с сей красавой-зазнобушкой, пожалуй и, не справиться!
Эка, как медработник, в завитушках, повела оком на меня, дерзнувшего, якобы, на романтический приём в её квартире! Эва, как она, ишь, на меня зыркнула исподлобья... взглядом то. У меня затряслись поджилки, что жутко было и слушать хрипящие, визжащие и скулящие в агонии внутренние органы молодого ещё моего агрегата, призывающие уже и друзей-приятелей на помощь: "Так и так, мол, дева просит и, как-то надо локализовать очаг"...
- Вы спросите, где у любопытствующего субъекта разум, где его логика? А нужно ли было произносить даме что-то, не подумавши то!
- В попе... у глупого хомячка, - скажу я вам, - логика молодого выпускника вуза! Несмешной, надо сказать, случай, грустный и печальный.
Не закончив своего предложения, гляжу я, а в дверях уже пятьдесят кг амбициозной павы... то ли посланницы Игил, то ли хунвейбинов... с пронзающим меня наскрозь суровым убийственным взором! Отож... что вот-вот прибьёт. И даже моё, ещё таки совсем девственное тело.
- Ёк макарёк! А не сакральная ли я, скажем, для сей мадам нынче жертва!? Ведь чтобы я... где бы я... как бы я... всё одно не по-моему таки будет! И почто это, - думаю, - милая девица именно на меня так взъелась! Ведь я, видите ль, не только окурки в их аквариум с рыбёшками не бросал, но и на цветах линолеума их не гасил, а тут такой, вдруг, на мою личность наезд и пресс! Да чуть ли, знаете, не нападение.
Впорхнувшая же в квартиру мэм... готова была меня с порога квартиры социально утилизировать, будто я кем-то недоношенный альфонс, окрещённый Невидимом Неизвестовичем. Никто из гулён, присутствующих на малой кухоньке, не мог видеть и слышать оного бурлящего недовольства, которое клокотало внутри представшей предо мной сексапильной гарной дивчины. И почувствовал я себя ребёнком-дебилом из многодетной цыганской семьи, поскольку доказать ей свою правоту мне было достаточно сложно, да и сделать это было, знаете ль, практически невозможно. А вы попробуйте-ка... а я со стороны понаблюдаю, да вдоволь посмеюсь.
Да и как не трухнуть, коль возникла тревога и некий страх, что оказался в чужом жилье. Да и не до того уже мне было. А вдруг, да возьмёт в руки какую-никакую каминную кочергу или ухват для чугунка, да плохо распорядится с моим, не совсем трезвым и шатающимся корпусом. И как же в суд? А тут Ильдус возьми и, произнеси коварную фразу, от которой и ноги в носках и валенках из овцы остынут на горячей печи.
- Дай Бог, - как говорится в наших народных былинах, - и между ног нам, вьюношам, крепкого... зимнего сибирского здоровья!
Сначала я дистанцировался от впорхнувшей, словно бабочка на огонёк мамзель и, не дерзил, ибо догадывался, что она не просто так легко влетела в жилище - с улицы. А если ещё и ищет свои тапки, то, верно, имеет самое непосредственное и прямое отношение: как к квартире, так и хозяину дома. Ах-ха-ха-ха... да и мне ли тогда было грубить мадам... Это же равносильно вложить перст свой указующий в рот чужой и зевающей спросонья злой бультерьерше... в юбке то, с бусами на шее и на высоченных каблуках парочки цветастых женских туфелек.
И что, спрашивается, обижаться на меня. Разве премилая гражданочка была не женского рода-племени. И сколько бы не улеглось в моём желудке вина, но не мог же я прекрасную паву спутать с мужчинкой. Да я её и не обзывал, как следует не послав в непротокольной форме: ни полем... ни лесом, ни даже к чужой какой маме. И тогда на помощь мне с кухоньки пришла мощь нецензурного нашего русского мата.
- Что было, - спросите вы, - далее? Не видела ли дивчина во мне раковую опухоль, которую необходимо было врачам, к чёрту, удалить!?
- Всё опосля, - отвечу, - произошло-таки до банальности просто! Память проклятая - не всё до сего дня и помню то! Амнезия-с...
Когда же мэм смело прошлась по комнате и принялась мыть руки, что-то худое бурча себе под нос, то я, наконец, осознал, что явившаяся барыня, и есмь та самая хозяйка, которую супруг, якобы, проводил в Губернию. На неделю. Ага... по работе. Усмотрев на своей личности злобный взор двигавшейся мадамы, я было хотел начать протестовать - о недопустимости в данном случае обвинительного уклона к моей гостюющей у них фигуре, прекрасно при том поминая, что все мы были для неё тогда очень токсичны. Да и голодна, верно, та дева была с дороги, что только усиливало степень напряжённости, ожесточенности и взрывоопасности в нами, вишь, обмываемой новой квартире.
Уже переодевшись, она так и фланировала павой: в откровенной пикантной одежде, подчеркивающей её чувственность и соблазнительность, на что нельзя было не обратить внимания. Это было заметно и это было очень даже красиво. А не всегда ль женщина создаёт магнитное поле для привлечения мужской энергии. Да-да... если женщина влюбляется - в природность и естественность мужчины, то последний - лишь в образ её тайных мыслей. Мамзель была вся такая правильная и исполняла свою матриархальную женскую миссию - выгнать нас из своей квартирки... к чертям собачьим. Она мне так и не дала... вставить слова в её совсем уже оскорбительный, по отношению ко мне, диалог.
Будучи помрачён в разуме неблаговидным и безнравственным своим высказыванием, стоял я тихой сапой, будто перед страшным прыжком в тьму-тьмущую. Тмутаракань. А на кухне разразилась драма, не драма, фарс, не фарс - семейная скандальная история, а потому я и сам мог разразиться глубоким анализом значимости происходящего в семье... и со всеми нами. А это вам не штучки-дрючки и не шурум-бурум.
Де-факто... бальзам на души алчущих праздника граждан. Легко возбудимая докторша высказала много умных слов, но ничего нового для себя я, скажем, не уловил. Хуже мне не становилось, а вот интерес к чужой для меня молодке проснулся, ибо та притягивала неким тайным и душевным светом, источник которого находился где-то внутри неё самой. Может же молодушка так впечатлить, когда оттопталась: как на нас, так и на костях любимых нами пращуров. Нет, ну да это понятно, что только с голода не наговоришь сытым приятелям, лишнего то.
Попыток лавировать между каплями дождя, как говорится, уже не оставалось, а потому мы вынуждены были покинуть застолье и брести, яко быкам-производителям, далее - на убой. К чему это всё я. Ах, да, коромысло б... мне в дышло... "Слово то не воробей". Ради красного словца, как говорится - не пожалеют и отца! А потом уже и посыпание головы своей пеплом - что же я тогда натворил и наделал?
А на кухне надрывным гласом вульгарно рассусоливали о своём, не обращая внимания на вошедшую в квартирку шикарную дамочку, а возможно... и её хозяюшку. Хотя... с её появлением в жилище, последующим на меня нападением и никому не нужной агрессией, рутинная мирная жизнь в ней как-то резко стала угасать. Лучше бы черти меня оттуда забрали, ибо сразу что-то пошло не так! Да и вовсе получилось как-то неудобно. Чудно, право, что испытал тогда массу волнительных мгновений. Надо же было при красотке так приторно выглядеть.
Вроде и ни хахаль её... ни разу, но подспудно и прекрасно уже знал - перед кем, промежду прочим, танцую, всем своим видом и действом давая ей, наконец-то, понять, что я, полумачо, мол, здесь делаю, находясь в списке приглашённых её супругом, дабы обмыть кажный угол их новой квартиры! Всё ведь намного им дешевле, чем приглашать духовное лицо для её, так скажем, полного и правильного освящения.
Казалось... чего бы это, вдруг, мне волноваться - гостюю же у приятеля, а это для нас, молодых, было тогда, видите ль, святым делом.
Однако... гостья была, верно, иного мнения. Потому и её взгляд был таким пасмурным и тяжёлым, будто подо мной всё было заминировано, а сам я находился пред ней на качающемся табурете, с наброшенной на шее удавкой... из пеньки то. Но докторша же. Упаси Богородица!
Аха-ха-ха... что только не взбредёт спьяну в голову. Я конечно не зефир, но тоже был не против побыть - в шоколаде! Я очень тонко чувствую, когда чужим докучать начинаю, ибо нахождение в гостях - это именно то место, где после злоупотребления приглашённых лиц, непременно начинается народный скандал. Но умные люди никогда не обижаются.
Вместо этого мэм, брызгая желчью и саркастично отпуская едкие в мой адрес замечания, моментально стала планировать свою женскую месть. И её решение нельзя было расценивать в качестве бессильной истерики. Я не сомневаюсь в том, что хозяюшка тогда была голодна, но нам ли болванам было её понять, что для неё тем часом казалось нереальным кошмаром.
Уфф... такое даже некорректно комментировать, ибо чертовски был перед уставшей гражданкой после дальней дороги обескуражен.
А если, допустим, у них в вольере подле дома находился злющий волкодав, таки спустила бы его с поводка, натравив именно на меня, ибо один из гулён: законный супруг и каким бы тот пьянющим ни был, а всё ж... родня, да и второй тоже врач СЭС - из их же сослуживцев. А на мне, так выходило, можно было отыграться, так как чужак по всем, так сказать, пунктам и статьям. И это невзирая на то, что я в то время был Государевым человеком и, по-моему, в казённом мундире... да ещё, поди, и при звёздах. Хотя они и не были кремлёвскими, но видеть то их можно было, да и относиться соответственно к чину - нежели не с почтением, так хотя бы с каким-то ни было уважением. И зачем, ишь, вообще, нужно было мне впрягаться за чужие косяки. Я же не самовольно проник в чужую квартиру, а был приглашён официально.
Ага... как же. А мамзель не то, что бойкая, а намного бойчее, чем я думал, будто заноза, усмотревшая в моём чреве своим оком какую-то проказу или ещё что-то похлеще. Врачиха же. Это я сразу понял, так как прогонистую фигурку, спарашютировавшую к нам горной козочкой, облегал белоснежный халат, а на тонкой шейке метрономом отбивал фонендоскоп, да и несло от неё не цветочками, а лазаретом, вкУпе со множеством лекарственных препаратов, что и задохнуться, пожалуй, можно. И здравствуй - асфиксия, от коей и не сдюжить было.
- Отцы Святые! Едрит твою налево! Но кто, - думаю, - эту дивчину вызвал, коль в квартире молодые лицом люди были здоровы и витали в клубах винных и паров, да и сами профессиональные врачи, чтобы, скажем, после злоупотребления вином, могли промыть и мой кендюх.
В плане отношений с девчушками я тем временем был достаточно подкован. Но моя мудрость слагалась из множества досадных ошибок, через которые и пришлось пройти. Однако впорхнувшая в квартирку пава была до того высоконравственной, правильной и разумной, что так и хотелось взять и, влить в неё бутылку вина, а потом посмотреть, что из той гарной дивчины получится. Может и песнь исполнили бы в четыре голоса, а возможно, что так и продолжала бы пилить нас. А ведь она могла разбудить в нас и русский дух, ибо мы были способны на многое. Да хушь бы и "барыню" сплясать. Но окружающие её парни, только и слышали от хозяйки квартиры женский глас: "Бу-бу-бу".
- О Силы Небесные! Сладкие её речи даже к супругу были приправлены ядом! И понял я, что такие сильные женщины слушают себя и, только себя, а потому, измученный женскими причудами, вместе с нами засобирался уходить в никуда и её муж, где его уже не могли достать: ни оскорбления, ни сплетни, ни воспоминания, ни угасающая уже к тому мохнатому году их институтская, к примеру, любовь.
А нам то, что было делать... так как мы глядели в будущее - со страхом и надеждой. Спаси, как говорится, себя и тысячи вокруг тебя тогда спасутся. Нам предстояло найти укромное местечко, где мы могли продолжить мужской разговор. А он, как вы, вестимо, знаете, один - о любящих нас женщинах! Только и оставалось нам поскорбеть в меру, да уматывать по-хорошему, пока были погоны на своём месте.
- Так, быстренько уходим! Наступает сезон стрижки баранов! - сказал Ильдус, когда ему всё это надоело до зубовного скрежета. И мы, крякнув на посошок и мило прощаясь и, раскланиваясь с хозяюшкой, последовали на выход ко двери. Мы были вежливы и благодарны.
Из квартиры же респектабельные джентльмены уходили на позитиве и с холодным расчётом. Испытывая дефицит женского внимания, пришлось бежать в пустоту и, сволочиться, бестолково шлёпая цыганским языком. Громко. Все мы понимали, что нужно было "линять" с квартиры. И каким бы я кипучим деятелем ни был, сердце никогда не обманет... сердце ни за что не предаст! Зря, видимо, я тем днём надел новый костюм, а не старый... поношенный. Ну да, привычный уже к скандалам. В суде. Хотя закордонный мне был больше - к лицу.
И потащились мы, аки удавы по стекловате, направляя свои стопы, в штиблетах, в более спокойное питейное заведение или к менее агрессивной амазонке с синдромом кошачьего зелёного глаза, где нам всегда были рады. При этом... всё опасаясь - не занесло бы кого из нас на повороте, да не шарахнуло о первое же кирпичное строение, меж которыми лежал наш путь, так как на новое место Ильдус бежал шустрее, чем мы с хирургом к Коммунизму, всё истово на наш Храм крестясь, что я не в состоянии был прекратить то богохульство.
Только этого не хватало. Ощущение было таково, будто смотрел Ильдус на мир скрозь корабельные иллюминаторы, где блудницы мучились в Аду, а всякая нечисть, в виде: жаб, пауков и змей, высасывали молоко из их оченно набухших и красивых грудей, им и питаясь.
Ноне то я чувствую, что с годами женщины проявляют всё больший и больший интерес ко мне! Одно жаль, что это лишь врачихи в своём белоснежном одеянии, аки ангелы. Просто я балован по жизни и мне оченно даже приятно, когда меня любят. Ну очень мне это нравится. Да и кому сие не по нраву. Это прекрасно, когда, скажем, и внуки любят. Вообще-то... я родным рекомендую - любить меня, но не всем оного хочется, а кому-то из сродственников, это, пожалуй, "супротив шерсти" или знаете ль, аки серпом по пальцам. А коль они не любят и не уважают меня, то что тогда калякать о соседях, да знакомых с приятелями, которым ты ещё и надоедал когда-то, аки горькая редька.
- Но зато теперь я точно знаю о том, что в этой жизни не спотыкается только червяк. Ой, ну вот только не надо этих серьёзных лиц и жалостливых ноток! Ведь я уже и забыл о том случае, не разговорись мы намедни с той самой врачихой, у которой я ноне и состою на особом учёте и в графе журнала числюсь, аки: "Пациенты к Вратам Рая!"... Так что моё место в Раю на Небесах зарезервировано.
Оно и понятно, коль амнезия дополняет уже старческий маразм - это когда мне снится, что сегодня день бракосочетания с молоденькой барышней, а свадебного костюма ни хрена нет. Но я, видите ль, находчивый, ибо рвения ещё хватает. Привлекают же меня ещё молодые павы, которые пахнут очень сладко. Косясь в сторону старого кладбища с уставшими от времени крестами, на ум приходит лишь одно - если ты вообще когда-то любил, то те чувства не пропадают никогда... даже с учётом испытаний и времени. Однако, полученное некогда советское образование в институтах помогает получить чувствительную и осязательную дозу женского любвеобильного внимания.
Так жизнь и проходит...
Теперь то мы стали умными и подкованными и знаем, что с близкими надо разговаривать - они же не умеют прочесть наших дерзких в голове мыслей! Хотя ныне женщина имеет больше возможностей, чем это было в начале прошлого века. Да что греха таить... этих прав тогда у них вообще не было, а сейчас именно они хозяюшки жизни, которые и в горящий дом к полюбовнику, и жеребца на скаку, который им по нраву.