На Бутырском хуторе в 1949 году, куда Ленькина семья переехала в новый ведомственный министерский дом, редко можно встретить старика или старуху за 70 лет. Все вымерли в окаянной войне, недавно окончившейся. Кто от голода, кто устал жить после получения похоронок. Лёньке было удивительно встречать на улице почти каждый день старуху, которая жила в соседнем бараке и ходившая в единственную на округу булочную за хлебом. На вид ей было не меньше девяносто лет, а может быть и за сто. Определить невозможно. Небольшого роста, сухонькая с морщинистым лицом, впалым ртом, вылитая Баба-яга. Ходила старуха с толстой палкой - укороченный черенок от лопаты. Когда с ней здоровались встречные, она однозначно отвечала: "Какое здоровье? Чуть жива!".
Семи, восьми летние Хуторские бесшабашные балбесы, конечно, слышали, как отвечает на приветствие старуха, и постоянно бегали следом за ней и кричали: "Тёть жива, тёть жива, чуть жива, чуть жива!"
Вслед безжалостным малолеткам бабка ловко швыряла палку и посылала им чертей, чтоб те их забрали. Прохожие не одобряли такое бессердечное обращение к старой женщине и пытались поймать охламонов, чтобы надрать торчащие на стриженой голове уши. Поймать невозможно, все рассыпались, как ртуть в разные стороны. Участвовали в такой мерзкой забаве далеко не все ребятишки, а лишь единицы из барачных домов, где жила пролетарская беднота с заводов "Борец" и "Станколит".
И в благополучном ведомственном доме нашелся один мелкий пакостник. Поймал этот "маменькин сынок" кошку привязал к хвосту пустую консервную банку, и бедолага бегала по двору с визгом от боли и грохота консервной банки, бьющейся об асфальт. Лёнька поймал бедное животное и отвязал банку. Маленькие девчонки рассказали, кто проделал эту шкоду. Бил его Лёнька на заднем дворе по честному, до первой кровянки, как было принято по уличному Кодексу чести. За этим дармовым зрелищем внимательно следили, оповещенные набежавшие пацаны. Жаловаться гаденыш не посмел, зная, что житья ему во дворе не будет.