Лев Исидорович Кранихфельд
Глава седьмая. И пошёл телёнок бодаться с дубом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вступление. СМЕНА КАРАУЛА. МЫ ЕДЕМ В СНЕГИРИ! Крутые перемены. О ПОЛЬЗЕ ИЗУЧЕНИЯ КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА.ЕЩЕ ОДНА СМЕНА КАРАУЛА.Первые "Победы".РОЗОВЫЙ МИРАЖ. ДВА ВЕЛИКИХ ПРАЗДНИКА.Finita la comedia! А ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ - 1 !

   Глава седьмая. И пошёл телёнок бодаться с дубом.
  
   7.1. Вступление.
  
   Ну, пора подвести некоторые итоги. Чего же я достиг за эти первые десять лет пребывания в ОКБ КП? Кое-чего, конечно, достиг. Во-первых, я стал начальником отдела. Мой отдел - один из самых крупных в ОКБ. И хотя я дал слово не заниматься больше экономикой (после описанных выше уроков), но и экономические показатели отдела (объём выполненных работ) находятся на приличном уровне. У меня прекрасные сотрудники, некоторые из которых стали мне близкими друзьями. В общем, всё в полном порядке.
   Во-вторых, я, хоть и со скрипом, но защитил кандидатскую диссертацию. Помимо удовлетворения личных амбиций, это дало мне существенное увеличение семейного бюджета (зарплата увеличилась почти вдвое). Короче, всё складывалось очень удачно.
   В-третьих, не менее удачно складывалась и семейная жизнь. С женой мы жили душа в душу. И даже сыновья, Андрей и Сергей, в то время приносили только радость. Казалось бы, можно, вслед за классиком, воскликнуть: "Остановись, мгновение, ты - прекрасно!" Но что-то непонятное не давало мне это сделать. Наверное, непреодолимая тяга к творчеству, к поиску новых путей. А может быть, что-то ещё? Не знаю, во всяком случае, тогда не знал. Одно я знал твёрдо - до Олимпа я ещё не дошёл, и дойду ли? Хотелось бы, а там, как выйдет...
  
   7.2. СМЕНА КАРАУЛА.
  
   9-го июля 1969 года Т.М.Орловичу исполнилось 60 лет. Такого праздника ОКБ еще не знало. Это был, действительно, общеОКБвский праздник! Все, начиная от самого Орловича и кончая последней старушкой - уборщицей, веселились и праздновали от души. Было очень много гостей - из Главка, из Министерства, от родственных институтов, КБ и заводов, от фирм - заказчиков и, наконец, от Основного Заказчика (так тогда звали министерство обороны). Сперва была торжественная часть. Гости наперебой воздавали хвалу нашему шефу и вручали ему подарки и грамоты, что сопровождалось бурными аплодисментами. Потом так называемая "трофейная" команда (помню себя, Валю Конторкина, Виктора Панжинского, Колю Рекуна и кого-то еще) переносили эти подарки в микроавтобус, за рулем которого важно сидел доверенный водитель Орловича Вася Цыганов, уже в меру хмельной и очень довольный. Однако, на этом юбилей не закончился. Дальнейшее действие было перенесено в ресторан при гостинице "Советская" (бывший "Яр"). Правда, цыган я не помню. Зато помню два шикарных зала - один для генералов (военных и штатских), другой - для так называемого среднего звена. Пили по-чёрному. Co мной, кстати, произошёл весьма забавный случай. В самый разгар пиршества ко мне подошел Главный инженер завода "Уфимкабель" Борис Панов и предложил немедленно ехать с ним в Рыбинск, куда у него была командировка. Я был изрядно пьян, и, не думая о последствиях, тут же согласился. Панов пошел к Орловичу и убедил его отпустить меня с ним в Рыбинск. Орлович, судя по, всему, тоже был изрядно пьян, и, конечно же, немедленно согласился. Мало того, он велел Васе Цыганову срочно отвезти нас на Савёловский вокзал. По дороге я немного протрезвел и стал думать, что же делать дальше. Как я в тайне надеялся, билетов до Рыбинска уже не было. Однако Борис сказал, что это ерунда и что он запросто договорится с проводником. И договорился! Делать нечего. До отхода поезда оставалось минут пятнадцать, и я побежал звонить жене. И здесь мне на помощь пришла знаменитая московская телефонная связь -- она принципиально не соединяла меня с домом. В итоге я бросил попытки сообщить о себе своим домашним и поплёлся к поезду. Каково же было мое удивление (и, не скрою, радость), когда я увидел вдали последний вагон уходящего поезда...
   Через несколько лет Борис Михайлович Панов стал главным инженером ОКБ КП. Но это совсем другая история.
   Прошло несколько дней. Мы почти оправились после юбилея, как вдруг ошеломляющая новость: Орлович уходит из ОКБ КП! Оказывается, Теодор Максович, воодушевлённый успешно прошедшим юбилеем, в очередной раз сильно повздорил с начальником Главка М. Ф.Еременко и пригрозил уйти на пенсию, если его просьбу (какую - не знаю) не удовлетворят. В общем, коса нашла на камень. Михаил Федорович терпеть не мог инакомыслия, особенно в такой эмоциональной форме, и велел своей секретарше напечатать приказ об увольнении Орловича в связи с уходом на пенсию.
   SIC TRANSIT GLORIA MUNDI!
   А начальником ОКБ КП назначен Павел Александрович Дмитровский. Правда, к тому времени он уже преодолел обязательную в советских условиях служебную лестницу (начальник лаборатории - секретарь парткома - Главный инженер). Мы, ветераны ОКБ, рабочие и инженеры, были потрясены. Нам не хватало Орловича. Особенно нас покоробил следующий демарш Дмитровского. Он поставил условие: Орловича не должно быть больше в ОКБ ни в каком качестве. И это условие там, наверху, приняли. Этот жестокий поступок навсегда лишил Дмитровского доверия коллектива ОКБ КП.
  
   7.3. МЫ ЕДЕМ В СНЕГИРИ!
  
   Да, наверное, не зря ОКБ КП прозвали кабельным предприятием со строительным уклоном! Чего мы только не строили! И жилые дома в Мытищах и Москве, и новые корпуса на территории ОКБ КП, и корпус в пансионате "Ольгинка" под Туапсе, и, наконец, лечебный корпус в кардиологическом санатории "Подлипки". И все эти грандиозные стройки осуществлял наш ОКС (отдел капитального строительства) во главе с Зиновием Ароновичем Плиссом. А главную рабочую силу составляли рабочие - строители из нашего "деревяшкиного" цеха под руководством незабвенного Илюши Мирингофа и Пети Викторова. Однако, самым верховным руководителем и вдохновителем всех наших строительных побед был Теодор Максович Орлович! Он с таким увлечением занимался всеми тонкостями строительного дела, что иногда даже забывал о назначенных совещаниях по кабельным вопросам. И мы редко обижались на него, видя его воистину детское увлечение...
   Но вот где-то в середине 60-х годов прошлого столетия по ОКБ КП прошёл слух - у нас будет свой пионерлагерь! Этот слух, как и многие другие слухи, бродившие по нашим коридорам, постепенно превратился в достоверную новость. Орлович сам сообщил об этом на очередном сборище у него в кабинете. И не только сообщил, но и призвал всех нас (начальников отделов и лабораторий) максимально помочь строительству пионерлагеря. Короче, строительство пионерлагеря стало поистине народной ОКБ-вской стройкой. Каждый божий день, не взирая на время года и погоду, сотрудники какого-нибудь отдела садились в автобус и ехали в Снегири. И надо сказать, что, в отличие от поездок в колхоз или на овощехранилище, эти поездки не вызывали ни глухого отчуждения, ни стремления как-то уклониться. В конце концов, почти у каждого были дети, и все понимали, что эта стройка, действительно, народная. Немало человеко-дней провели в Снигирях и мы, сотрудники 13-го отдела. Я старался не пропускать ни одной поездки. И вкалывал там на совесть. Но вот все нужные объекты готовы. Назначен с трудом найденный начальник лагеря и пионервожатые (из числа сотрудников ОКБ КП). Раннее весеннее утро. На улице перед ОКБ выстроилась вереница автобусов (свои и арендованные у города.). Рядом - строй пионеров по-отрядно, во главе с вожатыми. Сзади родители и другие родственники. Под звуки пионерского горна из центрального здания важно выходит Орлович. Начальник лагеря рапортует ему о готовности лагеря к выезду в Снегири. Орлович произносит речь. Чувствуется, что он волнуется. Обращаясь к пионерам, он говорит о том, как много сил потратили их родители и другие сотрудники ОКБ КП, чтобы дать возможность им отдохнуть на свежем воздухе. Он призывает пионеров любить и беречь свой лагерь, по-товарищески относиться друг к другу, уважать и слушаться своих вожатых и воспитателей и вообще быть достойными продолжателями великого дела Ленина! Потом, кажется, выступал секретарь партбюро. А может быть, и нет. Звучит сигнал и дети, опять же, по-отрядно, садятся в автобусы. Можно ехать. Так началась первая смена пионерлагеря "Лесной..." (точного названия не помню).
   Потом, в течение лета, размеренный ритм трудовых будней ОКБ КП ещё несколько раз прерывался звуками пионерского горна - мы снова и снова встречали и провожали новые смены юных любителей свежего воздуха и пионерского общежития.
   Короче, наш пионерский лагерь зажил нормальной полезной жизнью. Но вот наступила зима - мёртвый сезон всех детских оздоровительных учреждений, и у кого-то из наших руководителей (думаю, что у Орловича) родилась идея встретить Новый год в Снегирях. Пригласили на это торжество, в основном, начальников отделов, цехов и лабораторий, разумеется, с семьями. Откровенно говоря, я не запомнил ничего выдающегося от этого празднества. Зато наши дети были в диком восторге. Им понравилось всё - и просторные комнаты, и длинные коридоры, и холлы с настольными играми, и, конечно же, зимний лес, которым был окружён лагерь!
   Именно этот детский восторг и послужил толчком к созданию постоянно действующего каникулярного семейного отдыха сотрудников ОКБ КП на базе пионерлагеря в Снегирях. Как известно, в советских школах детей отпускали на каникулы три раза - зимой, весной и летом. Летом в Снигирях функционировал пионерлагерь, а вот зимой и весной на его базе было решено организовать семейный отдых сотрудников ОКБ КП. По началу всё шло хорошо, однако потом многие низкооплачиваемые сотрудники ОКБ стали просить местком организовать пионерлагерь и на время зимних каникул. Им, как всегда, пошли навстречу. И для семейного отдыха остались только весенние каникулы. Вот о них-то и пойдёт речь. Представьте себе, что сейчас конец марта. В городе окончательно победила весна. Это видно по весенней, почти летней одежде горожан, по весёлому звону ручьёв и по ослепительному мартовскому солнцу. Нередкие прохожие с удивлением и смехом встречают группу сотрудников ОКБ КП с детьми и домочадцами, нагруженных рюкзаками и лыжами, идущих к ведомственному автобусу и не обращающих на насмешки прохожих никакого внимания. Наш путь - в Снегири! Два часа монотонной езды - и вот мы на месте! Вокруг - море снега. Впереди - неделя бесподобного отдыха. Для нас, взрослых, на моей памяти осталось четыре незабываемых момента - лыжи, биллиард, "Монополия" и музыкальные (певческие) вечера. Ну, лыжи - это понятно. Прекрасные трассы, хорошо подготовленные лыжни и плюсовая температура! Мы катались на лыжах практически весь световой день. И только вечером мы переходили к азартным играм. Именно азартным, потому что-то, что происходило по вечерам иначе, как буйством азарта назвать нельзя! Биллиард - игра сугубо мужская и весьма азартная. Очень сильными партнёрами оказались Саша Соломоник, Володя Иноземцев, Женька Риневич (наш приятель из ВНИИКП), Борис Хаскин (муж Наташи Гиллер) и Далик Дикерман. Мы играли самозабвенно, даже пропуская иногда ужин. Но гораздо азартнее оказалась новая для нас игра в "Монополию". Эту игру завезла в Снегири Инна Мамлина. Ничего подобного мы раньше не знали! В отличие от биллиарда, в "Монополии" не было дискриминации по половому признаку. Поэтому в неё играли и мужчины, и женщины, и даже дети. На этой игре мы учились будущим рыночным отношениям, учились капитализму. Я не знаю, кому конкретно та далёкая игра принесла пользу сегодня, кто из тогдашних игроков стал преуспевающим капиталистом. По моему, никто. Да это и не важно! Важна та незабываемая атмосфера всеобщего азарта и дружелюбия, которой, конечно же, нет ни на одной бирже мира! Среди удачливых игроков в "Монополию" я вспоминаю брата Марины Линчевской, Женю Риневича и его брата Виктора, Бориса Хаскина, Ирочку Бирюкову и кого-то ещё... Однако, самым большим наслаждением, самым великолепным кайфом были прекрасные музыкальные вечера, которые навсегда остались в нашей памяти. Эти вечера возникали самопроизвольно. Просто после ужина, уложив спать бунтующих наследников, мы, не сговариваясь, собирались в правом холле на втором этаже. Каждый приносил с собой то, что у него было - бутылку вина или водки, консервы, печенье или конфеты, или что-нибудь ещё. Сдвигались столы, и получалось, пусть не богатое, но очень дружеское и весёлое застолье. Потом начинали петь. Из солисток больше других запомнилась Ира Олтаржевская - тогдашняя жена Жени Риневича и очень известная в Москве автор и исполнитель так называемой авторской песни. Она пела свои песни, а также песни Ады Якушевой, Юрия Визбора, Булата Окуджавы и других, популярных в то время авторов. Те, кто знал слова, дружно подпевали солистке, а остальные с большим удовольствием слушали это незабываемое пение. Второй признанной солисткой была Инна Риневич (жена Виктора). Мне никогда не забыть впервые услышанную в её исполнении ныне широко известную песню:
  
   Миленький ты мой!
   Возьми меня с собой!
   Там, в стране далёкой,
   Буду тебе женой.
  
   Задолго до Жанны Бичевской и других исполнительниц Инна пела эту песню с такой непосредственностью и искренностью, что у меня лично перехватывало дыхание. И хотя время переваливало далеко за полночь, мы всё сидели и сидели, стараясь продлить это фантастическое мгновение. Уже ближе к утру, усталые и счастливые, мы расходились по своим комнатам, где нас ждали спящие крепким сном дети. Кстати, о детях. Ведь формально именно для них, в дни их каникул, устраивались эти праздники. Ведь именно они с гораздо большим, чем взрослые, нетерпением ждали этих последних дней марта. И надо сказать, что их ожидания не были обмануты! С самого утра в заснеженном лесу кто на лыжах, кто на санках, а кто просто так гуляет. А почти ежедневные лыжные соревнования, которые с таким азартом проводят Налик Пушков и братья Риневичи. А после обеда можно поиграть в корпусе. Здесь и самодельная "Монополия", и шахматы, и детский биллиард, и много чего ещё! А воскресные концерты, на которых с блеском выступает Борис Хаскин со сказочными песнями молодого ещё и малоизвестного Владимира Высоцкого! А детский сериал "Четыре танкиста и собака", показываемый в это время по телевизору? В общем, скучать некогда! Так проходит несколько лет. Потом весенние сборища становятся всё реже и реже. И, наконец, совсем прекратились. Возможно, это произошло потому, что из ОКБ КП ушёл Т.М.Орлович, а его наследник на посту начальника предприятия П.А.Дмитровский делал всё, чтобы искоренить все лучшие задумки своего предшественника. А может, причина в том, что наши дети быстро росли и взрослели, и у них появились другие интересы. А может, были и другие, более веские причины, которые мы просто забыли. Как бы там ни было, но весенние вечера в Снегирях навсегда останутся в нашей благодарной памяти!
  
   7.4. Крутые перемены.
  
   Однажды вызывает меня Дмитровский и спрашивает: "Слушай, тебе не надоело столько лет сидеть на одном месте?" - "Да, вроде, нет, - отвечаю, - а что, есть конкретное предложение?" Тут кто-то вошел, и разговор прервался. Я пошел к себе и стал размышлять: чего же Паша задумал? Думал-думал - так ничего и не придумал. И решил забыть об этом. Но вскоре Дмитровский снова позвал меня, и на сей раз нам никто не мешал. А дело было в следующем. Постепенно в ОКБ образовалось несколько бесхозных (не входящих ни в один отдел) лабораторий. Например, лаборатория эксплуатационных испытаний (Л.Н.Улановская), физическая лаборатория (Е.И.Миронов), метрологии (В.Д. Щекин), а также несколько автономных групп. Например, группа "ОС" (Г.Л.Буренкова). Каждая из этих автономных лабораторий и групп считала себя полностью независимой и самостоятельной. И вот Дмитровский предложил мне объединить все эти вольницы в один новый отдел и назвать его отделом надежности и эксплуатационных испытаний. Я пообещал подумать, хотя в душе был согласен. Я советовался с друзьями. Большинство из них были безоговорочно против: "Ты с ума сошел, - говорили они, - у тебя прекрасный отдел, ты пользуешься авторитетом и уважением в ОКБ. Чего ж тебе еще надо?" И, наверно, они были правы. Но меня уже несло к новым, неведомым берегам, и я, не задумываясь, нырнул в этот бурный поток, хотя не сомневался, что встречу по пути немало неприятностей и трудностей. Все-таки я, действительно, долго засиделся на одном месте. Кроме того, надо же когда-нибудь уступать дорогу молодежи?
   И легко ожидаемые трудности и неприятности не заставили себя ждать. Не успел Дмитровский подписать приказ о создании нового отдела и о назначении меня его начальником, как появились его явные и скрытые противники. И, прежде всего, еще недавно "самостийные" начальники лабораторий. Пожалуй, наиболее спокойно отнесся ко всему этому Виктор Щёкин - мой старый товарищ по футбольному клубу. Его, флегматика по натуре, новое положение дел даже устраивало - меньше хлопот и ответственности. Но зато остальные...
   Любовь Николаевна Улановская, как профессиональная интриганка, действовала хитро и осторожно. В лицо говорила мне всяческие комплименты, а за спиной жаловалась всем встречным и поперечным на мою некомпетентность. Более прямо и бескомпромиссно вел себя Евгений Иванович Миронов. Еще недавно мы были, хотя и не близкими, но достаточно большими друзьями, и мне было непонятно его резкое неприятие моего нового назначения. Но он упорно гнул свою линию и практически перестал замечать меня, что, конечно же, сказывалось на работе. Но постепенно все утряслось. Л.Н. Улановскую я победил вежливостью и терпеньем. А Жене Миронову пришлось уволиться по собственному желанию.
   Вторая трудность возникла совсем неожиданно. Уходя из 13-го отдела, я ни на минуту не сомневался, что мое место займет Володя Фролов. Это казалось настолько естественным, что другие кандидатуры даже не обсуждалась. На деле же оказалось, что у Володи много противников. Особенно резко против выступал А.Л.Гольдберг, который к тому времени стая заместителем начальника ОКБ КП (кажется, по строительству). Мне пришлось мобилизовать все людские ресурсы, включая партком и местком. Потом к нам присоединился и сам Дмитровский, что, конечно, и решило дело в пользу Володи.
   Но главные трудности ждали меня впереди...
  
   7.5. О ПОЛЬЗЕ ИЗУЧЕНИЯ КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА.
  
   Итак, я на новом месте. Отдел очень большой и, главное, разбросан по всему ОКБ. Мой кабинет на самом верху, на шестом этаже вспомогательного корпуса. Добираюсь туда на удивительно медленном лифте, но чаще пешком (взамен зарядки). Рядом со мной лаборатория надежности, которой командует Сергей Борисович Веселовский. Мы познакомились с ним на дне рождения у Володи Фролова. Потом, через некоторое время, Володька предложил мне взять Сергея к себе на работу. (Он тогда работал на одной оборонной фирме, и ему там почему-то не очень нравилось). Я пошел к Дмитровскому. Он был не против, но посоветовал заручиться поддержкой парткома. А секретарем парткома у нас был тогда Василий Ильич Кожевников. У нас с ним были очень хорошие отношения, и он дал согласие на прием Сергея, взяв у меня обещание "принять" его в скором времени в партию. Я до сих пор благодарю судьбу, что она послала мне такого друга и единомышленника. В рабочее время мы были практически неразлучны - вместе обедали, вместе обсуждали разные проблемы, вместе принимали посетителей. Мне кажется, я многому научил его. Во всяком случае, бескорыстной любви к нашей профессии, да и еще кое-чему. Не скрою, что я тоже многому учился у него: уменью сосредоточиться на главном, более уважительному отношению к бумагам и многому другому. Короче, мы очень удачно дополняли друг друга и жили душа в душу.
   Двумя этажами ниже расположились метрологи. Отношения с ними были самые наилучшие и, насколько я помню, ни разу не омрачались какими-либо конфликтами. Раньше я ничего не смыслил в метрологии, но постепенно понял, насколько важна эта отрасль знаний для нашей кабельной промышленности.
   Совсем в другом конце двора, сразу на двух этажах старого административного здания располагалась лаборатория Л.Н.Улановской. Об отношениях с этой лабораторией, вернее, с ее начальницей, я уже упоминал. После ухода Любови Николаевны на пенсию (а это случилось довольно скоро) начальником лаборатории стал Александр Николаевич Дудкевич, очень толковый и вдумчивый инженер. Под его мудрым руководством лаборатория процветала и стала одним из самых полезных подразделений ОКБ КП. Наши отношения с Сашей Дудкевичем до самого конца (моего, разумеется) были исключительно теплыми и товарищескими. И, наконец, в середине двора в оригинальном, специально построенном здании расположилась физико-химическая лаборатория. После увольнения Е.И.Миронова руководителем лаборатории стал Валя (Валентин Иванович) Алмазов, очень мягкий и симпатичный человек. С коллективом этой лаборатории хотя и не сразу, но сумел наладить очень дружеские и доверительные отношения.
   Что касается группы "ОС" (курирование особо важных кабельных изделий, выпускаемых в интересах Основного Заказчика), то я передал ее целиком Сергею Веселовскому в его лабораторию.
   В это время разразилась новая общесоюзная компания-согласование применения комплектующих изделий. Поскольку никто в ОКБ не хотел им заниматься, эту работу поручили мне. Пришлось создавать новую лабораторию. Это был максимум. Мы разрослись до немыслимых размеров (в отделе насчитывалось 100 человек). А между тем главная проблема -- создание четкой концепции оценки надежности кабельных изделий специального (да и общего) назначения так и не была решена. Наступали трудные времена. Дело в том, что наши кураторы (из военного института) уже решили эту проблему (для себя, разумеется). Не долго думая, они "приравняли" кабели и провода к другим "штучным" элементам радиоэлектронной аппаратуры, таким, как реле, конденсаторы, сопротивления и т.д., и создали общий для всех этих элементов РТМ (руководящий технический материал) по оценке надежности. В нем довольно грамотно (с хорошим вероятностным обоснованием) указывалось, какое количество образцов (штук) необходимо испытать, чтобы подтвердить заданную вероятность безотказной работы. Так, для подтверждения вероятности безотказной работы Р =0,9 следует испытать 23 образца, для Р=0,99 - 230 образцов, для Р=0,999 - 2300 образцов и т.д. и т.п. Однако в этом РТМ ни слова не было сказано, что такое образец (штука) кабеля, и является кабельная продукция "штучной" или нет. Что такое вообще "штука" кабеля? И правомерен ли вообще термин "кабельные изделия", прочно вошедший в практику? Ведь под изделием подразумевается вещь, которую изготавливают от начала и до конца, т.е. делают штуку. А кабельная продукция - непрерывна. У неё нет ни начала, ни конца, ни тем более штуки! Уж если и искать родственников кабелям и проводам, то это канаты, веревки, нити, волокна, рулонные материалы и т.д., у которых тоже нет ни начала, ни конца и которые не измеряются штуками. Кстати об этой особенности кабельной продукции почему-то ни слова не говорится в фундаментальных трудах по кабельной технике, в таком обилии выпущенных в послевоенное время. Вместе с тем, РТМ утверждён и вступает в действие. В военные представительства на кабельных заводах поступает директива об организации испытаний кабельной продукции на надежность. Заводы в панике пишут в ОКБ КП. И тут... меня осеняет счастливая идея. Интуитивно она росла и развивалась во мне давно, но только сейчас она вылилась в довольно стройную концепцию. Я рассуждал примерно так:
   Даже самая плохенькая ракета должна иметь вероятность безотказной работы не менее Р=0,9 (меньшее значение этого показателя просто бессмысленно). Но ведь любая ракета (или самолет, корабль и т.д.) состоит из множества комплектующих элементов, к коим относятся и кабели. Из теории вероятностей известно, что сумма вероятностей равна их произведению. Значит, чтобы достичь заданного значения безотказности (Р=0,9) для всего объекта, каждый комплектующий элемент должен обладать безотказностью примерно Р=0,99999. По вышеуказанному РТМ количество образцов, необходимых для подтверждения этого значения безотказности, равно 2300000. Даже если условно принять за образец провода отрезок длиной 1 метр (как это предлагали некоторые товарищи), для одного только испытания одной марки кабеля (провода) потребуется свыше 2000 километров! Ничем, кроме полного разорения, кабельной промышленности это не грозило. Тогда - размышлял я - давайте подойдем с другой стороны. Представим себе, что весь кабель (или его образцы одинаковой длины) абсолютно одинаковы (однородны). Тогда для оценки надежности всего кабеля достаточно испытать любой один образец, а не то астрономическое количество образцов, которое подсовывают нам наши "золотопогонники". Выходит, все дело в степени однородности кабеля или провода! А чем обеспечивается эта однородность. Конечно же, выбранным технологическим процессом! Или, другими словами, уровнем технологии. Поэтому испытывать кабели или провода на надежность следует один раз, при их разработке. При этом необходимо четко зафиксировать достигнутый уровень технологии (степень однородности). При передаче этого кабеля или провода в серийное производство, подтверждать (испытывать) надежность не нужно. Необходимо только подтвердить (убедиться), что уровень технологии на данном заводе не ниже, чем уровень, достигнутый при разработке. Что касается уровня технологии (вернее, степени однородности), то методы их оценки должны дать разработчики тех или иных кабелей и проводов (им, как говорится, и карты в руки). Вот и вся концепция. Что тут поднялось! Меня обвиняли во всех грехах. Против были почти все, особенно разработчики. С пеной у рта они кричали, что все это гнусная выдумка Кранихфельда, не выдерживающая никакой критики, что они не хотят участвовать в этой авантюре и т.д. и т.п. И только Володя Фролов многозначительно улыбался. Но что бы не кричали обиженные чем-то разработчики, ничего альтернативного они предложить не могли. Это понимали и наши руководители, и военные. Один Сергей Веселовский целиком встал на мою сторону, за что я ему по сей день благодарен. Военные поначалу тоже были против. Но постепенно путем длительных переговоров и разъяснений лед был сломлен, и моя концепция стала овладевать массами сотрудников ЦНИИ - 22.
   А жизнь тем временем шла своим чередом. Еще давно, со времен 13-го отдела, у меня появились ученики - студенты-дипломники. Сначала это был Ефим Гольдберг и Таня Красикова, потом еще кто-то (не помню, кто). Кроме того, до известной степени я мог
   считать своими учениками Володю Фролова и Сергея Веселовского, а также многих других своих сотрудников, особенно тех, что помоложе. И вот однажды ко мне приходит молодой человек и говорит, что прислан ко мне на стажировку для написания дипломного проекта. Мы с ним поговорили, и он мне сразу очень понравился. В отличие от других моих студентов, Женя Быков (так звали этого молодого человека) почти не отнимал у меня времени, что меня несколько ошарашивало. Мы с ним быстро составили план дипломного проекта. А потом - короткое обсуждение каждой главы. Женя все схватывал на лету. Причем любую мою идею он тут же оформлял математически, что для меня было откровением. И литературный слог у него был просто замечательный. Любой кусок проекта я читал, полностью соглашался и практически не правил, что всегда делал с другими студентами. Вот такой пришел ко мне ученик. Конечно, я сделал все, чтобы Женя после защиты диплома пришел к нам в отдел. Так и вышло...
   Итак, я изобрел и почти внедрил концепцию оценки надежности кабелей и проводов и приобрел ученика с феноменальными математическими способностями. Не пора ли мне, - подумал я, - замахнуться на докторскую диссертацию? Подумать-то подумал, но до реализации этой идеи было, ох, как далеко... А слухи уже поползли по ОКБ и окрестностям. Многие товарищи вполне искренне отговаривали меня от этой гибельной (по их мнению) идеи. Другие, наоборот, одобряли и поддерживали. "В ОКБ должен появиться свой доктор! - говорили они. - И этим доктором должен стать именно ты!" (хотя, почему - я, я так и не понял). Но самое сильное впечатление на меня произвел разговор с Сашей Соломоником. Заикаясь больше, чем обычно, Саша сказал: "Слушай, брось ты эту затею с докторской. Ты ставишь нас всех в неловкое положение! Если уж ты такой неуемный, если тебе некуда девать творческую энергию, займись изучением китайского языка. Пользы будет намного больше!" О, милый Саша! Если б я тогда знал, как ты прав! Всё бы было по-другому. Я б китайский выучил только за то, что это посоветовал Саша Соломоник!
  
   Из сотен всяческих гармоник
   Составлен Саша Соломоник.
   Дай Бог, чтоб высшие гармоники
   Не покидали Соломоника!
  
   7.6. ЕЩЕ ОДНА СМЕНА КАРАУЛА
  
   А жизнь стремительно течет дальше. Многие (пожалуй, большинство) уже забыли об Орловиче. Вместе с тем, структура предприятия и основной состав остались прежними. Прежней осталась и тематика ОКБ. Правда, у Дмитровского свои пристрастия. Он почему-то "полюбил" авиационную тематику. Целый день у него в кабинете толкутся представители от Туполева, Илюшина, Яковлева, Сухого и других, менее известных широкой публике главных конструкторов авиационной техники. Именно в это время ярко зажглась звезда Антонины Витальевны Бутусовой - начальницы лаборатории бортовых авиационных проводов. В любое время она свободно проходила в кабинет Дмитровского и подолгу там задерживалась. Таким образом, ОКБ обзавелось новым фаворитом (точнее фавориткой). У нас с Антониной Витальевной сложились очень хорошие, дружеские и доверительные отношения. Мы почти всегда находили общий язык и никогда не ссорились. Однажды вызывает меня Дмитровский и просит познакомить с ОКБ заместителя директора томского кабельного института -Дмитрия Дмитриевича Румянцева. (Паша довольно часто использовал меня в качестве экскурсовода по ОКБ для не очень престижных гостей). Дима (он разрешил себя так называть) мне сразу понравился. Высокий, симпатичный, интеллигентный - он чем-то привлекал к себе самых разных людей. Мы долго ходили с ним по ОКБ. Я знакомил его со своими товарищами и, конечно, не подозревал, во что все это выльется. А выл
   илось это в то, что через пару недель ОКБ КП получило нового Главного инженера. Им, как вы догадываетесь, стал Дим Димыч Румянцев. А еще через некоторое время распространился слух, перешедший в достоверную новость: Дмитровский уходит из ОКБ! Оказывается, великий моралист и пуританин, Паша Дмитровский, бросил жену и двух дочерей и переселился жить к очень известной в Мытищах Анне Антоновне (фамилию не помню) - директрисе подшефного детского сада. Вот такие пироги. Не скажу, чтобы многие горевали от такой неожиданности. Скорее всех волновал вопрос: а что же дальше?
   А дальше началось самое интересное!..
   Объективно говоря, первым и единственным кандидатом на освободившуюся должность был Арон Львович Гольдберг. Фронтовик, прошедший всю войну, "жесткий, но справедливый" (я цитирую самого себя), один из отцов - основателей ОКБ КП, близкий соратник Орловича - вот далеко не полный перечень аргументов в пользу его назначения. Кроме того, стало известно, что его кандидатуру поддерживает сам М.Ф.Еременко. Но победили кадровики. Помните, у Высоцкого:
  
   Но огромное это светило,
   К сожалению, было еврей.
  
   Вот так все и случилось. Начальником ОКБ КП был назначен Дима, Дмитрий Дмитриевич Румянцев. А Арон Львович вскоре умер в довольно молодом еще возрасте...
  
   7.7. Первые "Победы".
  
   А как дела с докторской диссертацией? - спросите вы. Нормально! - отвечу я. И, действительно, по началу всё шло нормально. Я много писал и уже к концу 1981-го года провёл предварительную защиту в ОКБ КП. Математику готовил Женя Быков. Я, правда, не всё понимал в ней, но знающие люди говорили, что с ней все в порядке. Основной математический вывод и вытекающие из него практические приложения я освоил достаточно хорошо и был готов к самым серьезным дискуссиям. На предзащите основной критике подверглась вовсе не математика, а моя концепция оценки надежности кабелей и проводов. Снова вспыхнули ненужные споры об однородности и других новых понятиях, введенных мной в практику нашей профессии. Но главного я добился - работу сочли законченной на 70 процентов, что по существующим тогда законам давало мне право на 6-ти месячный "творческий" отпуск, чем я сразу же и воспользовался. А дальше настал период шлифовки текста и поиска ученого Совета. Что касается текста, то я опять, в очередной раз, тщательно редактирую его и организую перепечатку. Получается целый фолиант в 500 страниц. Милейшая женщина, Галина Афанасьевна (наша ОКБ - вская переплетчица), очень аккуратно переплетает 4 экземпляра диссертации, и можно двигаться дальше. А дальше -ВНИИКП. Да, да, то самое ВНИИКП, с которым мы, в ОКБ КП столько лет соперничали. Правда, к этому времени о былом соперничестве почти все забыли. Мало того, наше нынешнее руководство полностью признало главенство головного института, наши ребята охотно защищают кандидатские диссертации на Ученом Совете ВНИИКП и т.д. и т.п. Многое изменилось и в моем отношении ко ВНИИКП.
   Во-первых, директором института уже давно является Слава (Изяслав Борисович) Пешков, с которым у меня очень хорошие, почти дружеские отношения. Лет десять назад, когда мы с Игорем Рязановым написали первый в Союзе учебник по кабельной технике для техникумов, рецензентом был Слава Пешков. И надо сказать, что лучшей, более доброжелательной и объективной рецензии я больше никогда не получал за все свои многочисленные печатные труды. Потом он кооптировал меня в члены редколлегии журнала "Кабельная техника" (где он, естественно, был главным редактором), и мы долго и плодотворно сотрудничали. Надо сказать, что в те времена только кандидатская диссертация была личным делом любого инженера - кабельщика. Что касается докторской, то здесь в дело вступали высшие силы. Короче, доктор - это уже фигура! Так сказать, номенклатура отраслевого масштаба. А номенклатуру, как известно, утверждают высшие инстанции. У нас же высшей инстанцией был наш любимый Главкабель. Однако уже давно наступили времена, когда Главк по кадровым вопросам целиком полагался на ВНИИКП, т.е. на того же Пешкова. Поэтому, прежде чем приступить к работе над диссертацией, я поехал к Пешкову, чтобы услышать от него, стоит ли игра свеч? Надо прямо сказать, что главной побудительной силой, подвигшей меня на этот сомнительный (как потом выяснилось) подвиг, было очень доброжелательное, я бы даже сказал, дружеское отношение Славы к моей попытке. Как я говорил выше, противники и сторонники этой затеи из числа моих друзей разделились примерно пополам, поэтому положительное отношение Пешкова явилось той последней каплей, которая перевесила чашу весов в пользу новых дерзаний. Во-вторых, совсем недавно Ученый совет ВНИИКП получил право принимать к защите докторские диссертации по кабельной тематике. И, наконец, в-третьих, Ученым Секретарем вышеназванного Совета был один из моих самых близких друзей последних лет Алик Григорьян. Я очень рассчитывал на его помощь в разных процедурных вопросах, особенно, в части различной закулисной информации. Кстати, Алик был одним из тех, кто целиком поддерживал мою безумную идею. И вот, я торжественно вручаю 4 экземпляра диссертации Алику. Один экземпляр он отдает Пешкову, и мне остается ждать новой рецензии. Примерно через две недели мне звонит секретарша Пешкова и предлагает приехать. Я тут же лечу. Предчувствия - самые тревожные, но стараюсь не показать виду. Слава встречает меня очень приветливо, рассказывает какой-то анекдот, а потом говорит, что работу он прочитал, с её идеологией полностью согласен (с моей концепцией оценки надежности он и раньше был согласен), а что касается математической части, то здесь он не "Копенгаген", и требуется дополнительная экспертиза грамотного математика. При этом он тут же назначает этого эксперта - некоего Михаила Ивановича *** (фамилию, хоть убей, не могу вспомнить), руководителя математической лаборатории ВНИИКП. Пока все идет неплохо. Алик тоже так считает и обещает поговорить с экспертом на предмет благожелательного отношения к моей работе. Не знаю, то ли Алик не выполнил своего обещания, то ли с Михаилом Ивановичем поговорили другие, враждебные мне силы, но когда мы с Женей приехали к нему, он был настроен весьма агрессивно. Маленького роста, с типично еврейской внешностью, Михаил Иванович очень грубо и недоброжелательно отозвался о моей работе. Я больше молчал, а всю трудную обязанность бороться за мои интересы взял на себя Женя Быков. И надо сказать, это у него неплохо получилось! Пункт за пунктом он спокойно разбивал наскоки Михаила Ивановича, доставив мне истинное удовольствие. Наконец, наш эксперт выдохся и сменил тон, предложив компромиссный вариант спорного куска математического текста. Я тут же согласился, боясь, что Женя опять полезет в драку. Вообще мне показалось, что нашего эксперта кто-то очень давно сильно обидел, и он поклялся отомстить всему человечеству (в данный момент - лично мне). Делать нечего - пришлось снова переделывать текст диссертации, менять десятки страниц, перепечатывать и т.д. И вот я опять у Пешкова. Сколько раз еще мне придется переступать порог его кабинета! Он уже в курсе наших дебатов с экспертом и назначает дату предварительной защиты во ВНИИКП (не путать с предзащитой в ОКБ КП), а также нескольких оппонентов. Поглазеть на этот аттракцион поехало пол ОКБ. Местных (ВНИИКП-ских) зевак тоже было достаточно. Доклад я делал в большом мандраже. Когда я закончил, пошли вопросы. Их было множество. И, в основном, по концепции оценки надежности. Даже Орлович, мой старый учитель (он теперь служит во ВНИИКП), внёс свою лепту в это массовое побоище, задав очередной нелепый вопрос. Потом пошли выступления. И, конечно, большинство - против. Совершенно незамеченным прошло выступление Димы Румянцева, в котором он без большого, правда, энтузиазма пытался дать положительную оценку моей работе. Потом слово взял Пешков. И как тут не вспомнить великий кинофильм "Чапаев"! Слава сказал примерно следующее: "На все, что здесь говорили, наплевать и забыть! Никто, кроме Кранихфельда, не знает столько о надежности кабелей и проводов! Поэтому предлагаю: работу уважаемого диссертанта одобрить и рекомендовать к защите (окончательной). Что касается высказанных замечаний, то предоставить диссертанту месяц для внесения в работу соответствующих исправлений. Кто за?" Ошалели все. Они шли наслаждаться трагедией, а им преподносят фарс. Но авторитет Пешкова так велик, что все члены НТС (научно-технический совет ВНИИКП) дружно поднимает руки... Больше всех ошарашен я. Мне ещё невдомек, что такое "внести исправления в соответствии с высказанными замечаниями". Понимание этого придет позже. А пока я смущенно принимаю поздравления друзей и знакомых... Вот так закончился один из главных этапов моей диссертационной эпопеи.
  
   7.8. РОЗОВЫЙ МИРАЖ.
  
   По-разному называют города в мире. Вот Москва, например, - белокаменная и златоглавая, Лондон - туманный, Прага - золотая, Нью-Йорк - город желтого дьявола, Ташкент - город хлебный и т.д. и т.п. Но мне почему-то все чаще вспоминается Ереван - розовый город... Впервые я попал в Ереван в самом начале 70-х. Мы, группа москвичей, прилетели туда на конференцию с актуальным названием "Применение пластмасс в кабельной промышленности". Прилетели мы поздно вечером и сразу отправились отдыхать в гостиницу. Зато утром...
   По совету знающих людей мы встали очень рано и вышли в город. То, что мы увидели, потрясло нас до глубины души. Первые лучи утреннего солнца как бы обволакивали стены домов, и они отражали эти лучи каким-то необыкновенным розовым цветом. Дело в том, что подавляющее большинство домов в центре Еревана облицовано розовым туфом - строительным материалом, добываемым в горах Армении. И вот этот розовый туф превращает Ереван в розовый город. Незабываемое утро! Впрочем, не менее прекрасен и ереванский вечер, когда утомленное солнце, как бы прощаясь, пробегает по стенам домов, и они снова отражают солнечные лучи приглушенным розовым цветом. Вот таким нам и запомнился Ереван - столица Армянской ССР. Потом мы, конечно, обошли весь город, осмотрели все его достопримечательности - оригинальные памятники, оперный театр, громадный и очень уютный стадион "Раздан", поющие фонтаны в центре города и многое другое, но самым сильным осталось первое впечатление от Еревана - розовое сияние над утренним городом!
   Второй раз я попал в Ереван вместе с П.А.Дмитровским, тогдашним начальником ОКБ КП. Нас пригласили на 15-ти летний юбилей местного отделения ВНИИКП. Сейчас мало кто помнит, что в Советском Союзе официально разрешалось праздновать только 25-ти, 50-ти и 100-летние юбилеи. Все остальные юбилейные даты считалась неофициальными. Но армяне есть армяне. У них на все была своя точка зрения! Поэтому руководство филиала решило праздновать свое 15-тилетие на полную катушку. В основном эта полная катушка выражалась в ежедневных крупных застольях. О, армянское застолье! Что мы знали тогда о нем? Практически ничего. Это о грузинском застолье знал весь Советский Союз. Это грузинские тосты были у всех на устах. А с армянским застольем мы познакомились в Ереване. Суть его заключалась в следующем: руководитель стола, как правило, руководитель учреждения или предприятия (не тамада, а именно руководитель) выбирает наиболее почетного гостя и произносит тост в его честь. При этом он дает краткую, как правило, восторженную характеристику этому гостю. Все дружно пьют. Пьет с благодарностью и виновник тоста. Потом встает второй по значимости человек за столом и, по сути, продолжает предыдущий тост. При этом он тоже дает характеристику уважаемому гостю, но уже другими словами, оттеняя те положительные стороны характера гостя, не затронутые предыдущим оратором. Труднее приходиться третьему и последующим выступающим, которым нельзя повторяться, но необходимо находить все новые положительные черты характера обсуждаемого гостя, хотя видят они этого гостя чаще всего в первый раз. И так - до бесконечности!
   Я не знаю, почему в тот раз на банкете в ресторане гостиницы "Армения" почетным гостем был выбран Павел Александрович Дмитровский. Наверное, ереванскому отделению ВНИИКП что-то нужно было от ОКБ КП. Скорее всего, именно так. Директор отделения Маркосян (имени, отчества не помню) встал и предложил тост за преданного друга ереванского отделения ВНИИКП П.А.Дмитровского, чем нимало озадачил последнего и меня тоже. Потом он перечислил те положительные качества, за которые так любят Дмитровского в Ереване. Паша был потрясен и ошарашен. Он даже не подозревал, что обладает такими качествами, но раз люди говорят, значит, что-то есть... И он первый выпивает свой бокал с прекрасным армянским коньяком! Потом слово берет первый заместитель директора. Он тоже восхваляет Павла Александровича, но уже акцентируя на некоторых других, но не менее положительных качествах дорогого гостя. Паша уже пленен. Он безмерно благодарен армянским друзьям и опять первым выпивает свой довольно вместительный бокал. Но это еще не все. Еще есть другие заместители директора, начальники основных научных отделов и, наконец, простые сотрудники, жаждущие выразить свое восхищение П.А.Дмитровским. И каждому новому выступающему Паша безмерно благодарен, и с каждым новым тостом он опорожняет свой бокал. Следует заметить, что хозяева, в отличие от большинства гостей, каждый тост отмечают одним глотком коньяка. Так что к концу этого бесконечного тоста они еле-еле укладываются в один бокал выпитого. Но откуда это знать нам, провинциалам из Мытищ? Короче говоря, когда настало время ответного тоста, Паша уже был не в состоянии сказать что-либо разумное. Поэтому я, извинившись перед собравшимися, увёл его в номер, благо жили мы в этой же гостинице. Но на этом наши приключения не закончились. Господину начальнику вдруг захотелось подышать свежим воздухом. Не отпускать же его одного? И я поплёлся за ним. Центральная площадь Еревана, на которой стояла гостиница, была мне хорошо знакома. Прямо через площадь сияли разноцветными огнями те самые поющие фонтаны с цветомузыкой, куда я и хотел сопроводить Пашу. Я полагал, что брызги от этих фонтанов, если и не охладят, то хоть немного отрезвят нашего гуляку. Однако Паша упрямо тянул меня в противоположную сторону, где возле центрального телеграфа собралась небольшая толпа местных жителей. А дальше все происходило точно по рассказу О.Генри "Трест, который лопнул". Паша появился перед толпой и произнес речь... о вреде пьянства! Он призвал армянский народ бойкотировать все виды алкогольной продукции, явив тем самым положительный пример всем другим народам Великого Советского Союза. Не знаю почему, но этот трогательный призыв не нашел должного отклика у народа. Почуяв это, Паша перешел на другую не менее актуальную тему - о нерушимой дружбе русского и армянского народов. И надо сказать, что эта тема нашла значительно больший отклик у всё увеличивающейся толпы. Заключительная часть Пашиной речи утонула в бурных аплодисментах собравшихся. Я, воспользовавшись случаем, потянул Пашу обратно в гостиницу. Он, утомленный талантливой речью, особенно и не сопротивлялся. Толпа слушателей провожала нас до самых дверей. А на утро мы улетели в Москву...
   Мне бы очень не хотелось, чтобы у моих читателей сложилось впечатление, что Павел Александрович Дмитровский был большим поклонником Бахуса. Вовсе нет. Просто мне вспомнился эпизод из его вообщем-то довольно трезвой и, на мой взгляд, поэтому скучной жизни. А эпизод в Ереване имел весьма своеобразное продолжение. Прошло несколько месяцев, и по ОКБ КП пронесся слух - к нам едут армяне!
   Я иду к Дмитровскому и узнаю подробности. Оказывается, еще в Ереване была достигнута договоренность об ответном визите ереванского отделения ВНИИКП в Мытищи. Вот они и едут. Дмитровский очень озабочен. Он хорошо помнит, как нас встречали в солнечной Армении и хочет принять братскую делегацию, по крайней мере, не хуже. Уже закуплены жостовские и палехские сувениры, и составлен четкий план ознакомления с ОКБ. Что еще? А еще Паша помнит тот знаменитый банкет в гостинице "Армения". Поскольку именно я сопровождал его в ту незабываемую поездку, Паша решает организацию банкетной части встречи гостей поручить мне, а товарищу Эшкинду поручено обеспечить это мероприятие соответствующими финансами, что он добросовестно и исполнил. Итак, я располагаю довольно крупной суммой денег, которой нужно ублажить наших армянских друзей. И я начинаю думать. Конечно, можно заказать стол в одном из лучших ресторанов Москвы. Однако даже эшкиндских денег на такой стол может и не хватить. Кроме того, разве удивишь наших гостей, часто бывающих в Москве, ужином в хорошо известном им ресторане? Вряд ли. А ведь Паша, как я понял, хочет именно удивить. Можно повести гостей в экзотический загородный ресторан "Сказка", расположенный совсем рядом с ОКБ КП (на Ярославском шоссе). Но там неважно готовят. А для армян это очень существенно. И вдруг я вспоминаю любимое место отдыха ОКБ-ской элиты - маленький ресторанчик у станции Тарасовская под неброским названием "Кооператор". Когда-то этот ресторан основали братья Старостины - легендарные создатели футбольной команды "Спартак". Потом негласным хозяином "Кооператора" стал пожилой грузин, которого все звали Амирани. Кормили в "Кооператоре" просто прекрасно. Кухня, естественно, восточная. Единственное "но" заключалось в том, что ресторан-то был грузинский...
   Помните знаменитый в те годы анекдот? Армянское радио спрашивают: "Можно ли построить коммунизм в Армении?" - "Можно, - отвечает армянское радио, - но лучше в Грузии!"
   Мы держим совет и принимаем решение - встречу проводить в "Кооператоре", и во избежание эксцессов послать меня к Амирани для соответствующих переговоров. Мы долго беседуем с Амирани, и он заверяет меня, что всё будет в полном порядке (надо полагать, что наша договоренность существенно отразилась на предъявленном нам окончательном счете). Банкет прошёл великолепно. Гости очень хвалили и холодные, и горячие блюда, и русскую водку, которую они из солидарности с хозяевами предпочли пить. Дмитровский был доволен...
   А годы шли и шли. Уже давно нет Дмитровского. И уже мало кто помнит о нем. В ОКБ КП новый начальник - Дмитрий Дмитриевич Румянцев. А я вплотную занимаюсь надежностью. Прочитана уйма книг. Сделана попытка овладеть хотя бы основами теории вероятностей и математической статистики. Однако, до истины еще далеко, хотя свет в тоннеле уже мерцает. Мне не дает покоя один вопрос: почему большинство кабелей и проводов отказывают внезапно, без каких-либо предварительных признаков. Вот, человек (нормальный, разумеется) перед смертью болеет, у него слабеет сердечная деятельность, изменяется кровеносное давление или еще что-нибудь, что можно измерить. А у кабелей (да и не только у них одних) всё не так. Мы уже научились имитировать сроки службы кабелей в условиях, приближенных к условиям эксплуатации, и получать "натуральные" отказы. Однако нам никак не удается найти такую традиционную макрохарактеристику кабеля, изменения которой говорили бы о грядущем отказе этого кабеля. Очевидно, что все эти наши традиционные кабельные параметры не обладают нужной нам позарез чувствительностью. Что же делать? Искать другие, не кабельные, параметры! А где их искать? В физике полимеров! Вот где! Ну, например, очень многие кабели и провода имеют покрытия из полиэтилена. При этом отказы этих кабелей и проводов выражаются во внезапном растрескивании полиэтиленовых покрытий. Ежу ясно, что просто так ничего не происходит. По-видимому, существует какая-то внутренняя (на молекулярном уровне) характеристика, которая плавно по определенному закону изменяется от начала эксплуатации кабеля до его конца (отказа). И, если мы найдем эту характеристику и закономерность её изменения, то проблем в области надежности кабелей и проводов с полимерными покрытиями у нас не будет. Если найдем... А как её найти? Надо связываться с физиками. И вот эти поиски привели меня в одну московскую квартиру на Котельнической набережной (в том самом, высотном доме). Убей, не помню, кто меня туда позвал. Сказали, что будет доктор физико-математических наук, завкафедрой ереванского университета. И я сразу вспомнил розовый город и, не раздумывая, согласился на встречу. Профессор Вилен Мкртичевич Асланян покорил меня своим умением внимательно слушать собеседника. Примерно моего возраста (может быть, года на два старше), Вилен просто источал внимательность и доброжелательность. Он сразу понял и горячо поддержал мою идею, изложенную выше. Короче, не прошло и часа, как мы стали друзьями и единомышленниками. Мы договорились о совместной договорной работе, где кафедра Вилена брала на себя исследование наших проводов и кабелей на микроуровне. А такие возможности у них были - совсем недавно английский миллиардер армянского происхождения (кажется, Гульбикян) подарил этой кафедре комплект современнейшего физического оборудования.
   Неофициальная часть нашей встречи тоже прошла на достаточно высоком уровне. На стол, за которым мы беседовали, поставили бутылку прозрачной жидкости, по-видимому, водки. Однако никакой закуски к ней не принесли, что для меня было необычно. Когда мы в основном закончили разговор, Вилен взял бутылку, открутил пробку и наполнил две довольно вместительные рюмки. Потом он поднял свою и пожелал мне здоровья и счастья. Я пожелал ему того же и залпом выпил свою. Я не был новичком в этом деле. Я пробовал все сорта водки, доступные простому советскому человеку. Но такое... Эту водку можно было пить без закуски! Удивительное ощущение! Так я впервые попробовал посольскую водку, и мне захотелось
   стать послом. Назавтра Вилен приехал в ОКБ КП. Мне очень хотелось познакомить его с Димой Румянцевым, тем более, что денежную часть вопроса решал именно он. Все получилось как нельзя лучше. Вилен с Димой сразу понравились друг другу, и сразу перешли на "ты". Таким образом, финансовая часть договора решилась сама собой. Я представил Вилену своих сотрудников - будущих исполнителей договора со стороны ОКБ КП и, прежде всего, Женю Быкова, который просто загорелся этой работой. По началу всё шло удивительно удачно: мы составили подробную программу и пустились в увлекательное путешествие в поисках золотого руна - той самой единственной и неповторимой физической характеристики полиэтилена, которая откроет нам тайну его долголетия! К сожалению, основная часть этой работы проводилась в Ереване. Нам же оставалось сидеть в Мытищах и ждать вестей из солнечной Армении. Однако сидеть и ждать - это не в моём характере. И вот мы с Женей летим в Ереван. Нас встречает Вилен и его ребята (сотрудники кафедры). Мы быстро знакомимся и почти сразу становимся друзьями. Все ребята нам очень понравились. На двух машинах из аэропорта мы едем прямо в университет. Кафедра молекулярной физики расположена на втором этаже основного здания университета. Нас ознакамливают с уникальной аппаратурой, подаренной английским спонсором, и говорят, что, хотя пока еще заветная характеристика не найдена, но дело неуклонно движется к этому. И, вообще, как мне кажется, гостеприимные хозяева стараются отвлечь нас от деловых вопросов и реализовать культурную программу нашего пребывания в Ереване. А эта программа просто великолепна! Мы с Виленом играем в шахматы (блиц), потом всей компанией едем осматривать Ереван. И я опять с наслаждением любуюсь знакомыми мне видами и пейзажами. А вечером мы собираемся на квартире у Карена (помощника Вилена по хозяйственным вопросам), где за изысканным столом снова обсуждаем наши проблемы и ближайшие эксперименты. Так прошло несколько дней. В откровенной беседе с Виленом я говорю, что разочарован отсутствием положительных результатов, которые я мог бы доложить Диме Румянцеву. Вилен отнесся к этому с пониманием и заверил меня, что он и его ребята сделают все возможное и невозможное, чтобы в самое короткое время добиться этих результатов. На этом мы и улетели обратно в Москву. Дальше связь осуществлялась только по телефону. И вот долгожданный звонок. Звонит Вилен. Он говорит, что неуловимая характеристика наконец-то найдена - это энтальпия плавления! (Я до сих пор не знаю, что это такое.) Подробности он обещает сообщить при личной встрече, для чего он сразу сегодня вылетает в Москву. И вот Вилен в ОКБ КП. Вид у него торжествующий. Похоже, это, действительно, победа! Оказывается, они исследовали все наши образцы, взятые на разных стадиях жизненного цикла - от изготовления до отказа - десятью различными физическими методами (как и было предусмотрено совместной программой). Однако в девяти случаях никаких изменений исследуемых характеристик не было обнаружено. И только в одном случае, при измерении энтальпии плавления, было замечено плавное изменение этой характеристики. Мало того, ближайший помощник Вилена - Володя Морозов (русский сын армянского народа, как он сам себя представил) нашел математическое выражение этого изменения - энтальпия плавления полиэтилена изменялась по сигмоиде (такая - S-образная кривая). Теперь, проведя эксперименты на начальном участке этой кривой, мы имеем возможность прогнозировать сроки службы наших кабелей и проводов. Ведь мы к этому и стремились? Не правда ли? Правда-то она, правда, но необходимо все тщательно проверить и получить отзывы ведущих специалистов, тем более что Вилен привез стройную теорию, объясняющую, почему все происходит именно так. Конечно, ни я, ни Дима Румянцев, ни даже Женя Быков ничего в этой теории не поняли. Ну и что? Мы и не должны понимать. Не то образование. Поэтому Дима предложил Вилену сделать доклад на техсовете ОКБ КП. На мой взгляд, доклад прошел успешно. Во всяком случае, слушали с большим интересом. И тут же грянул бой! Наши, ОКБ-ские физики и химики (Борис Романов, Гена Рывкин и др.) горячо оппонировали теоретической модели, предложенной Виленом. Но тогда меня это не смутило. Мы с Димой рассуждали так: конечно, Борис и Гена - неплохие ребята, но ведь Вилен - доктор, профессор, кому из них верить? Да о чем говорить! И мы безоговорочно поставили на Вилена и его команду. Тут же был заключен новый договор на новые 200000 рублей, которые стали ежегодной подпиткой кафедры молекулярной физики ЕГУ. Не дождавшись всесоюзного признания этой работы, я включил ее основные теоретические и экспериментальные результаты в свою докторскую диссертацию, т.к. считал себя равноправным участником работы (по крайней мере, в части постановки задачи).
   А потом все застопорилось. Казалось бы, осталось совсем немного - провести контрольные эксперименты и составить компьютерные программы по прогнозированию сроков службы кабелей разных конструкций и для разных условий эксплуатации. Нам с Женей Быковым казалось это вовсе несложным делом, учитывая высокую квалификацию ереванских исполнителей. Женя практически всё время сидел в Ереване. Однако я заметил, что после каждого возвращения из командировок он становится все задумчивей и печальней. Да, что-то произошло. Я поделился своими думами с Димой Румянцевым, и он принял решение - ехать вместе со мной в Ереван и разобраться на месте. Эта поездка особенно памятна мне. Мы взяли с собой Владимира Ивановича Шермина, о патентоведческих талантах которого я расскажу позже. По мысли Румянцева Шермин должен был оформить несколько заявок на предполагаемые изобретения по тематике совместной работы. Как всегда, встретили нас очень хорошо. Особое внимание оказывали Диме. Сразу по приезду его повели знакомиться с ректором университета, который принадлежал к самой верхушке тогдашнего армянского общества. Нам опять показали кучу кривых (сигмоид), полученных в последнее время, но теперь это нас уже почему-то не так вдохновляло. Дима, с присущей ему прямотою, сказал Вилену, что пора "собирать камни", то есть выдать материал на широкую публику. Он представил армянам нашего Шермина и сказал, что этот человек поможет предать нашу совместную работу (он так прямо и сказал) широкой гласности. Кроме того, он предложил Вилену написать целую серию статей, а может быть, и брошюру, посвященные нашей проблематике. Это вызвало целый взрыв энтузиазма со стороны армянских друзей, и тут же был составлен примерный перечень предполагаемых заявок на изобретения и научных статей. В заключение первой встречи Дима предупредил Вилена, что с финансами в ОКБ КП образовалась некоторая напряжёнка, поэтому работу надо закончить в этом году, тем более что всё идёт так неплохо. Вилен заверил нас, что они постараются закончить через месяц - другой и выразил надежду, что и после окончания этой работы наша дружба останется на долгие-долгие годы... Как говорилось выше, армяне есть армяне, и на следующий день нас пригласили на ужин, "изюминкой" которого стала интеллектуальная дуэль между представителями России и Армении. С нашей стороны, естественно, выступал Дима Румянцев, с армянской - благообразного вида молодой человек (имени и фамилии не помню), занимавший в ту пору пост заместителя министра культуры Армянской ССР. Дуэль заключалась в следующем: дуэлянты по очереди рассказывали анекдоты на популярную тему (про Василия Ивановича, чукчу, армянское радио или что-то подобное). При этом особым шиком считалось, услышав анекдот оппонента, рассказать его же, но с другим, как правило, более остроумным концом. Выигрывал очередной раунд дуэли тот, кто рассказывал последний анекдот на данную тему. Армяне, конечно же, рассчитывали на легкую победу своего интеллектуала. Но они плохо знали нашего Диму. Он знал все анекдоты на свете! И очень умело использовал эти знания в любой обстановке. Короче говоря, не прошло и часа, как все армянские товарищи (особенно прекрасная их половина) были покорены нашим начальником. Он победил безоговорочно! Потом, уже ближе к ночи, мы довольно большой колонной шли по притихшему Еревану и пели песни! Запевал русский сын армянского народа Володя Морозов, а подпевал опять все тот же Дима Румянцев. А потом на набережной реки Раздан Володя и Дима по очереди читали стихи. (Остановись, мгновенье, ты - прекрасно!).
   А тем временем Володя Шермин добросовестно пытался выполнить порученное ему дело. У него в это время были большие трудности с жильем, и Румянцев обещал ему помочь в этом вопросе, если он успешно завершит свою миссию в ЕГУ. Так что он трудился совсем не бескорыстно. Помогали ему, как могли, я и Женя Быков. Как известно, главное в заявке на изобретение - это выбор прототипа. Уже потом перечисляются признаки предлагаемого устройства или процесса, общие с прототипом, и, главное, отличные от него. Но самое главное - найти прототип! И вот в нашем случае ни Володя Шермин, ни я, ни Женя найти прототип не можем. Что такое? Зовём Вилена. Объясняем ситуацию. Он долго думает и тоже ничем помочь не может. Этой ночью Шермин почти не спит, но зато утром он огорошивает нас сенсационным заявлением. По его мнению, все его трудности с оформлением основной заявки на метод оценки долговечности полимеров происходят из-за того, что это никакое не изобретение, а... открытие! Вот тебе, бабушка и Юрьев день! Однако, Володя со знанием дела четко объясняет нам разницу между изобретением и открытием и перечисляет основные признаки, по которым составляются заявки на открытие. Мы, естественно, в шоке. Особенно я. Я, честно говоря, даже напуган. Изобретения - это понятно. Но открытие... Мы советуемся с Димой Румянцевым. Он относится к такому неожиданному повороту с олимпийским спокойствием. "Ну, что ж, - говорит он, - заодно и проверим эту публику" (под публикой он имел в виду Вилена и Ко). Меня это убедило, и мы (в основном, конечно, Шермин) стали готовить заявку на открытие. В число авторов попали и Вилен, и мы с Димой, и Женя Быков. Робкие попытки Владимира Ивановича Шермина попасть в коллектив авторов были довольно жёстко пресечены Румянцевым. Через месяц мы получили уведомление Госкомитета по делам изобретений и открытий о том, что наша заявка прошла предварительную экспертизу и принята к рассмотрению. Между тем, весть о том, что у ОКБ КП приняли к рассмотрению заявку на открытие, моментально облетела всю кабельную общественность. Количество наших недоброжелателей резко возросло. Теперь не только Борис Романов и Гена Рывкин, но и многие другие, уважаемые люди, резко выступали против теоретических положений Вилена.
   Женя Быков вплотную занялся изучением физики и химии полимеров, что при его блестящем знании математики грозило появлением еще одного не слабого специалиста в этой области. От его энтузиазма не осталось и следа. Защитив диссертацию на степень кандидата физико-математических наук, Женя резко сменил ориентацию и присоединился к противникам работы, которой отдал столько сил. А из Еревана - ни звука. Подозрительно молчит и Госкомитет по делам изобретений и открытий. Я совсем растерялся и срочно выкинул из своей докторской диссертации главу, посвященную физическим методам оценки надежности. Дима Румянцев все реже беседует со мной на ереванские темы. Похоже, он вырвал эту занозу из своего сердца. А что делать мне?..
   Неожиданно в конце декабря, перед самым новым годом, в ОКБ КП появляется Вилен. Оказывается, кафедре опять нужны деньги. У меня не хватает духа сказать Вилену всё, что я о нём думаю. Зато его вполне хватает у Димы Румянцева. Со всей присущей ему прямотой он в лицо называет Вилена обманщиком, а всю кафедру - шайкой мошенников. Он напоминает Вилену, сколько государственных денег выцыганили они у ОКБ КП. Теперь этому пришел конец! Вилену возразить нечего, и он молча покидает кабинет начальника ОКБ КП. Больше я его никогда не видел. Не был я больше и в Ереване - розовом городе, превратившемся для меня в розовый мираж.
  
   7.9. ДВА ВЕЛИКИХ ПРАЗДНИКА.
  
   А жизнь в ОКБ течет своим чередом. Мы переживаем московскую Олимпиаду, смерть Высоцкого и многое, многое другое. Наступает 1981- и год - год великих праздников.
   27-го апреля мне испол
   нилось ровно 50 лет. Конечно, 50 - это уже дата! Надо что-то придумать. За моей спиной друзья и коллеги о чем-то шепчутся, чего-то соображают. Следует напомнить, что 81-й - это апогей застоя, все в страшном дефиците, особенно приличные продукты. А без хорошей закуски - какой может быть юбилей? Но и здесь выручили друзья. Мой недавний преферансный друг Дима (Дмитрий Всеволодович) Кобозев решил мне помочь. Однажды он звонит мне на работу и предлагает приехать по какому-то адресу, взяв с собой побольше тары (и денег). И вот я еду куда-то на окраину, в какой-то спальный район, к какому-то универсаму (они только-только появились в Москве). Мы заходим в торговый зал - кругом тишина и полная пустота. На прилавках - хоть шаром покати! В общем, типичная картинка тех лет. Но мы идем дальше и вскоре попадаем в подвальное подсобное помещение, где толпится несколько человек. А дальше все происходит по Жванецкому (помните миниатюру, где Роману Карцеву вдруг стали доступны любые продукты) или по мало популярному фильму "Блондинка за углом", где примерно в такую же ситуацию попадает молодой физик - Андрей Миронов. Мы попадаем в толпу "нужных" людей. Здесь и парикмахеры, и модные портные, и распространители театральных и железнодорожных билетов, и мелкие сошки из райкомов и горкомов. Я только не могу понять, кем же тут выступает мой друг Дима? А впрочем, какая разница? Мы становимся в хвост очереди, образовавшейся из этих строителей социализма, и потихоньку движемся к главной кормушке. Чего там только нет! Диму уважительно приветствуют местные деятели, и мы довольно быстро и очень основательно нагружаемся всяческими деликатесами. Все это стоит буквально копейки. Короче, говоря, не имей сто рублей, а имей таких друзей, как Дима Кобозев! Теперь можно приступать и собственно к юбилею. Ритуал этого мероприятия в ОКБ давно отлажен. Мои прекрасные сотрудницы еще накануне подготовили уйму бутербродов и произвели генеральную уборку нашего скромного помещения. Рано утром меня поздравляет мой отдел (все лаборатории по очереди). Потом с интервалом в полчаса приходят представители дружественных отделов. После обеда - торжественная часть, которая происходит в нашей столовой. Множество поздравительных речей, адресов, подарков. В общем, юбилей, как юбилей. Потом было еще три юбилейных вечера дома (наша малогабаритная квартира не могла вместить всех гостей сразу) с обильными возлияниями и дружескими тостами... Только-только я отошел от собственного юбилея, как нагрянул новый и, пожалуй, главный юбилей 1981-го года - 25-тилетие ОКБ КП! 26-го августа 1956 года приказом председателя Госкомитета по электропромышленности было организовано Особое конструкторское бюро кабельной промышленности. И вот ему 25! Как быстро бежит время! Спохватились мы довольно поздно. Но такой юбилей пропустить нельзя! И здесь полностью раскрылись организационные таланты нашего нового начальника Д.Д. Румянцева. Он возглавил организационный комитет и в предельно сжатые сроки сумел подготовить великолепный праздник. Всех сотрудников ОКБ разбили на три юбилейные категории. В первую (высшую) категорию вошли ветераны, работавшие в ОКБ со дня его основания (25 лет). Таких осталось не так уж много - 16 человек. Во вторую категорию вошли сотрудники, имевшие стаж не менее 20 лет. Таких оказалось значительно больше - около сотни (в том числе и аз, грешный). И, наконец, третья категория - все остальные сотрудники. Естественно, материальные и моральные поощрения были дифференцированы в соответствии с указанными категориями, и это было справедливо. Лично мне, как члену оргкомитета, досталось три поручения. Во-первых, обеспечить юбилейный банкет нужными продуктами (я имел неосторожность рассказать Диме Румянцеву о своем приятеле, тоже Диме, Кобозеве). Во-вторых, организовать в ОКБ юбилейные конкурсы (это я предложил сам). И, наконец, в-третьих, попытаться что-нибудь сделать в жанре художественной самодеятельности.
   Первую задачу я решил с помощью Димы (Кобозева, конечно). На сей раз масштабы поставок были несравнимо большими, да и Дима действовал не совсем бескорыстно. А доставить в ОКБ всю эту массу продуктов помог Виктор Турук на своей машине. Вторая задача была более интересной. Мне давно уже не давал покоя вопрос: а кто же у нас в ОКБ - "самый - самый"? Самый умный, самый интеллектуальный и т.д. и т.п. Юбилей явился прекрасным поводом для ответа на подобные вопросы. Поэтому мы объявили несколько юбилейных конкурсов. Конкурсы были индивидуальные и коллективные. Подробностей я уже не помню, но борьба была бескомпромиссная. Единственный конкурс, в котором я очень хотел победить, был конкурс на максимальную творческую активность. И несмотря на множество конкурентов, мне это удалось (к тому времени у меня накопилось более 160-ти печатных трудов). Что касается третьего поручения, то здесь я полностью провалился. Я хотел написать гимн ОКБ КП и даже придумал первый куплет:
  
   Уверенно, не зная поражений,
   Преграды все преодолев в борьбе,
   К победам новым, к новым достижениям
   Плыви вперед, корабль ОКБ!
  
   Но на большее меня не хватило. Параллельно со мной этой проблемой занимались и другие (не очень веря в мои гуманитарные таланты, Дима Румянцев решил подстраховать меня в этом деле). Так, наши фотографы сняли неплохой 15-ти минутный фильм об ОКБ. У этого фильма был один недостаток - он был немой. И вот я решил несколько оживить его. Стихи родились очень быстро. А вот с музыкальным сопровождением пришлось трудновато. Времени оставалось в обрез, но мне удалось упросить Инну Жиц саккомпанировать моей мелодекламации:
  

Провода

Посвящается Т.М.Орловичу.

  
   Двадцать пять, двадцать пять - это, в общем, не так уж много -
   Чуть побольше морщин, чуть поменьше мальчишеских грез...
   Но плывут корабли по неведомым звездным дорогам,
   И гудят провода на орбитах неведомых звезд.
  
   Двадцать пять, двадцать пять в непрерывной, бессонной погоне
   За бегущим вдали удивительным завтрашнем днем...
   Но плывут корабли, и транзистор твистует в ладони,
   И гудят провода обо всем, обо всем, обо всем!
  
   Двадцать пять, двадцать пять.
   Наши дети становятся старше,
   И мальчишки бегут вместе с нами к одной проходной...
   Но плывут корабли, и ракеты застыли на старте,
   И гудят провода, охраняя наш зыбкий покой.
  
   Двадцать пять, двадцать пять. Инженеры немного устали.
   И не так уж далек пенсионный бессрочный билет...
   Но плывут корабли в необъятные звездные дали,
   И гудят провода, посылая на землю привет.
  
   Двадцать пять, двадцать пять - это вообщем, не так уж и много.
   Сколько будет еще увлекательных, творческих лет!
   Но плывут корабли по неведомым звездным дорогам,
   И гудят провода, посылая на землю привет!
  
   Мы с Инной исполнили эту вещь на пятом этаже, в кинобудке на мотив одной из песен Майи Кристалинской... Потом ребята смонтировали ее в указанный выше фильм, который и был показан гостям нашего праздника. Одним из первых шагов Дим Димыча Румянцева на посту начальника ОКБ было признание и подчеркнутое уважение к Т.М.Орловичу. Шаг, надо признать, умный и дальновидный. Поэтому первым и самым почетным гостем на нашем празднике был Теодор Максович. Торжественная часть праздника состоялась в актовом зале ОКБ. Было очень много гостей, особенно заказчиков. Не помню, было ли приветствие пионеров (обязательный атрибут советских праздников). Вроде бы было. Ну, а других приветствий было хоть отбавляй! И каждый выступающий вручал Дим Димычу поздравительный адрес или подарок (а чаще и то, и другое). Потом мы создали музей, где собрали все эти подарки, и с гордостью водили туда своих "неюбилейных" гостей. А затем пришла пора банкетов. Я не оговорился. Банкетов было несколько (так было задумано).
   Один, главный, для генералов (военных и штатских) и несколько приватных, организованных в отделах. В отделы приглашались хорошие знакомые из среднего звена прибывших гостей. Мы у себя в отделе накрыли стол на 6-м этаже. Наши женщины постарались, и все выглядело празднично и очень прилично. Нашими персональными гостями были посланцы родственных нам заводов "Рыбинсккабель", "Уфимкабель", а также ВНИИКП и СТАНДАРТЭЛЕКТРО. Гуляли всюду - по всей территории ОКБ! Постепенно, как всегда бывает в таких случаях, все перемешалось. Уже трудно понять, где генералы, а где простые граждане, где гости, а где хозяева. Все перемешалось! Общие тосты, общие танцы, общее веселье! И так - до глубокой ночи! И уже далеко-далеко за полночь на затемненных этажах ОКБ можно было увидеть не очень трезвых, неуверенно шагающих одиночных граждан, переходящих из одного отдела в другой, от одного стола - к другому. Что было дальше - не помню...
  
   7.10. Finita la comedia!
  
   А жизнь в ОКБ текла своим чередом. Мы все очень скоро привыкли к Диме Румянцеву. Мне даже казалось, что он устраивал всех, что, наконец, ОКБ КП получило атамана, с которым "не приходится тужить". Дима окружил себя молодежью, группой ребят во главе с Толей Павловым, которые и готовили ему, как сейчас говорят, идеологическую программу. В чем был смысл этой программы, я сейчас уже не помню. Помню только - что-то, связанное с космосом. А моя диссертационная эпопея продолжалась. Наконец-то я понял, что значат слова "произвести исправления в соответствии со сделанными замечаниями". Оказывается, на каждое замечание, высказанное моими оппонентами, я должен дать письменный ответ и согласовать его с автором замечания. Именно такую трактовку этого вопроса дал Пешков, когда я, в очередной раз, посетил его кабинет. Вот тебе и бабушка, и Юрьев день! Ведь оппонентов у меня - три, и у каждого, как минимум, десяток замечаний! Но делать нечего, пришлось сесть и сочинять целый трактат, в котором я попытался защитить свои взгляды на острейшие вопросы нашей профессии. О чём конкретно было написано в этом фолианте, я не помню. Помню только, что согласовывать свой ответ с авторами замечаний я принципиально не захотел, ибо прекрасно понимал, во что это выльется. Я поехал к Пешкову и все ему выложил. Он отнёсся к моему заявлению с пониманием и сказал, что, с целью ускорения и упрощения процедуры, он созовет президиум Ученого Совета ВНИИКП, на котором я и зачитаю свой трактат.
   Правда, мне показалось, что на этот раз Слава уже не был таким доброжелательным и искренним, как раньше...
   И вот, наконец, этот самый президиум. Опять бесконечные споры, не очень сдержанные ответы и... пошло-поехало! Прекратил этот словесный бардак Пешков. Он хладнокровно предложил послать мою диссертацию на дополнительную рецензию в какой-нибудь солидный (как он выразился) математический НИИ. На том они и порешили. А подыскать этот самый НИИ Пешков поручил моему лучшему другу Михаилу Ивановичу. И тут меня вдруг осенило. Всё это планировалось с самого начала! А инициатором и вдохновителем затеи был сам Изяслав Борисович. То, что рецензия математического НИИ будет отрицательной, не вызывало никакого сомнения. Так и случилось. А у меня пропал всякий интерес к этой затее. Я придумал себе почетное звание "бывший доктор" и понял окончательно, что бодаться с дубом теленку не рекомендуется. Единственно, чего я не понял, какую роль во всех этих грязных делах играл мой лучший друг Алик Григорьян? А еще через несколько месяцев у меня приключился инфаркт...
  
   7.11. А ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ - 1 !
  
   А приключился он так. 16-го декабря 1983-го года я почувствовал себя очень плохо. Ничего конкретно не болело, но общее состояние было, прямо скажем, отвратительное. Перепуганная жена вызвала скорую, и она (скорая помощь), вопреки общему мнению, приехала буквально через несколько минут. Меня срочно одели и снесли в машину. Мне никогда не везло в жизни, но в этот день фортуна была на моей стороне. Дело в том, что наша любимая 20-я больница в этот вечер прекратила приём сердечных больных, и меня повезли в больницу им. Склифасовского. Оказывается, в тот момент инфаркта у меня еще не было. Оторвался тромб и закупорил кровеносную систему у самого сердца. Обычно такие случаи кончались летальным исходом. И только у Склифасовского освоили какую-то югославскую методику растворения этого самого тромба. Вот ко мне и применили эту методику. Однако, то ли поздно начали, то ли ещё что, но в самом процессе новейшей операции у меня произошел разрыв сердечной мышцы, т.е. тривиальнейший инфаркт. Очнулся я через несколько дней и никак не мог сообразить: где я и что со мной? Оказывается, я лежу в палате интенсивной терапии в обществе нескольких товарищей по несчастью. Первым из друзей, кто навестил меня в этой палате, был Юра Поздняков. Он давно уже уволился из ОКБ, но когда узнал о моей беде, тут же пробился ко мне. Вот это друг! Юрка в своей обычной манере начал уверять меня, что инфаркт - это ерунда, что тот не мужик, кто не перенёс этой ерунды, что он сам только недавно отошел от очередного инфаркта. Вся палата была очарована моим другом и потом долго его вспоминала. Вторым был Лёня Хазен. Он, оказывается, по своим служебным делам был в тесном контакте с моими лечащими врачами и, естественно, делал всё, что мог, чтобы поскорее меня вытащить. От Лёни, собственно, я и узнал, что со мной случилось. Потом меня перевели в палату обычной терапии, где я пробыл положенные 20 дней. Пред всеми послеинфарктниками стоит один очень важный вопрос - продолжать курить или бросить? Большинство моих сопалатников ответило на этот вопрос положительно - продолжать! Я же оказался в явном меньшинстве - курить бросил, как трудно мне это не было (хоть какая-то польза от всей этой истории). А дальше начались сомнения: пошлют ли в санаторий на так называемое долечивание. Потом пошли всякие слухи, что эту льготу отменяют. Но оказалось, что отменяют ее только для людей пенсионного возраста (вот уж, казалось, надо наоборот). А мне - 52 года. Так что - надейся и жди! И я дождался. Две молоденькие девушки - санитарки с двух сторон взяли меня под руки и повели вниз к машине скорой помощи (считалось, что такие больные самостоятельно идти не могут). Потом в их же сопровождении я был доставлен в кардиологический санаторий "Подлипки", расположенный в нескольких километрах от родного ОКБ КП. И здесь мне опять повезло. Я попал в двухместную палату вместе с моим старым знакомым - главным инженером ВНИИКП Сашей Анисимовым. Мы очень хорошо проводили с ним время - играли в карты, на бильярде, принимали многочисленных гостей, даже пили коньяк. Месяц пролетел незаметно. И вот я дома. Теперь пора и подлечиться. И мне повезло в третий раз! Моим врачом - кардиологом стала Маргарита Юрьевна Замолуева, прекрасный специалист и очень хороший человек! Под ее чутким руководством я довольно быстро почувствовал себя вполне здоровым и, естественно, рвался на работу. Но не тут-то было! Оказывается, надо пройти ВТЭК! (что это такое, я до сих пор не знаю). ВТЭК всесилен! Он может признать тебя инвалидом и запретить тебе работать. И жаловаться некому. ВТЭК - высшая инстанция! Но свое веское слово сказала Маргарита Юрьевна. Она сумела на ВТЭК-е защитить мои права на продолжение работы, заявив, что восстановление у меня прошло очень удачно. Кстати, так оно и было. Я, действительно, чувствовал себя хорошо и рвался в ОКБ. Маленькую ложку дегтя ВТЭК мне все-таки устроил (по просьбе той же Маргариты Юрьевны) - мне предоставили дополнительный полугодовой отпуск на "долечивание". Но прошли и эти полгода. И вот я снова выхожу на работу... А это значит, что жизнь продолжается!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"