Наугад вытащила из книжного шкафа Генри Миллера с его затягивающими тропиками. Удобное чтиво на ночь, открывай на любой странице, будет интересно и не надо следить за сюжетом. Читала недолго, впала в дрему, отложила книгу и выключила свет.
Вскоре услышала глухие удары. Кто-то ритмично бил по стене чем-то тяжелым, не могла разобраться, этажом выше или подо мной. Нет, рядом, над моей головой. Почувствовала в груди пузыри страха. Пузыри превратились в гелиевые шары с золотистыми боками, они раздулись и заблистали на дне гигантской лохани, покрывшей континент. Под лоханью очертания карты седьмой части суши проявлялись как переводные картинки. Лохань сдвинулась и уплыла в белесое пространство, а вместо нее показалось во всей красе гигантское колено и стало ритмично бить в бетонную колонну. Кто-то за кадром стал объяснять, что все квартиры насажены на эту колонну как на шампур. Колено продолжало биться о бетон, появились трещины, расползаясь кругами и радиусами, подобно паутине.
В комнату полезла гигантская женщина, поместились только согнутая нога и нечто вроде мешка, все остальное с головой - шаром парило за окном.
Не мешок, матка, - "догадалась" я. Внутри что-то шевелится, серое на сером, толстенький карлик в пижаме, свернулся калачиком весь такой упитанный, весь такой укрытый жирком, - затянуло, поглотило щедрое чрево. Ох, уж этот Генри Миллер.
Колено уже не колено, а лысая голова из белого мрамора, - неистово трясется, карлик в матке тоже трясется, бьется о стенки, но позы не меняет. До меня доходит, что голова наносит удары в угол комнаты. Все тот же голос за кадром: будем надеяться, бьет не по несущей конструкции, если по ней, то безнадежно спасаться, дом вот-вот рухнет.
На этой предупреждающей об опасности фразе я стала просыпаться, перед глазами проплывали женское гигантское колено, карлик в матке, их ритмичное покачивание. Вроде по Генри Миллеру, но зачем лысая голова из мрамора? как-то слишком политизировано, может, этим и отличается современная эротика. А возможно, они так сблизились, вошли друг в друга, что не различишь, где интим, а где сконцентрированная в одном лице воля народа.
Я почувствовала непонятное шевеление, ритмичное движение, и вдруг страшный рык, подобный трубному гласу, последнее предупреждение о конце света, заставил открыть глаза: рядом на постели моя кошка с откляченным задом и свернутым набок хвостом постукивала коготками по книге и обращала полный страсти взор на Марусю, рыжую дворнягу. Сцена до глубины души оскорбляла собаку, и она угрожающе рычала.