У входа в метро женщина в ярко-красном жилете поверх теплой куртки раздавала газеты. Я узнала соседку Ирину, мать троих детей, младший недавно пошел в детский сад.
Мы разговорились, сумма, которую платили за эту работу, поразила, неплохой приработок, хочу, конечно, подумаешь полтыщи газет за два часа при неиссякаемом потоке людей, только не отвлекаться.
К газетам прикладывались визитки: на красном фоне золотистые серп и молот, крупно: КПРФ, мелкими буквами адрес штаба: улица Красных партизан, 17, символическое число.
На секунду привиделась ВКП(б), - описка, оговорка по Фрейду. С грустью вспомнила любимую бабулю, послевоенного года рождения, а вот, связалось.
- Красные партизаны победили Колчака, Сибирь стала нашей, - вспомнила я из лекций по истории.
- Наши - ваши, мой муж, к примеру, белогвардеец по убеждениям. Ничего. Как-то уживаемся. - Муж ее, мастер спорта по айкидо, работал тренером в школе. - Поспеши, желающих много, особенно молодых, платят без задержек, - посоветовала она.
Огромная вывеска с названием партии видна издалека, на номер дома можно не смотреть. Из штаба выходили люди в красных жилетах с красными сумками, набитыми газетами.
Я переступила порог и попала в небольшой зрительный зал с рядами стульев. Лицом к зрителям сидел мужчина: круглая, бритая голова, грубые черты, внимательные темные глаза, руки работяги с закатанными рукавами клетчатой рубахи.
- Ти-ши-на! начинаем работать, - мужчина оглядел сидящих. - Кто не понял? Встаем, берем газеты и уходим. Всех развезут по точкам. Товарищи пикетчики, не забываем проводить агитацию. Рабочий район, депрессивный, работы нет, молодежь спивается. Капиталист этих проблем просто не замечает, у него своя борьба с конкурентами. Кто вам что возразит? Ничего придумывать не надо, - он посмотрел на меня, - Новенькая? Кира вас оформит, - он кивнул на женщину моего возраста и неяркой внешности, раздающую газеты и портреты, одного я сразу узнала - Жуков, второй тоже известный - разведчик Николай Кузнецов, до Отечественной войны работал в нашем городе.
Она внесла мою фамилию в список, пообещала после пикета оплату, выдала красный жилет и сумку с надписью "Посмотри правде в глаза", набитую газетами.
- Не забудьте штендер со знаменитыми коммунистами.
- Николай Кузнецов был беспартийным, - сказала я, но никто не услышал.
Молодой человек внес портрет Экзюпери, на обороте оказался Пабло Пикассо.
- Может, у вас Шекспир есть? - пошутила я. - Хотя бы Пушкина.
- А что, возможно, он бы принял революцию, а потом стал коммунистом, - отозвался мужчина за столом.
- А потом бы его расстреляли.
Мужчина, изучающе посмотрел на меня, если выгонит, так мне и надо, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Но, видимо, решив, что я безобидная, стал объяснять:
- Штендер ставится рядом с пикетчиком. Вы должны объяснять людям, что только коммунисты смогут противостоять злобному оскалу буржуазии, вытащить из прогнившего болота частной собственности, ну, сами понимаете, ведь вы учительница. - Он стал водить ручкой по карте: - Вот здесь, у метро, вас довезут, будете стоять - посмотрел на часы, - до восьми, потом за вами приедет машина. - Он обратился к залу: - Молодежь, помогите донести штендер до машины.
Откликнулся невысокий юноша, показался школьником, но взгляд взрослого мужчины. Нас догнала женщина, худая и высокая, с молодым, но уставшим лицом.
- Я с вами, мы вдвоем будем, на всякий случай. Уже были нападения.
- Кого-то били?
- Нет, отбирали штендеры и газеты.
Неожиданно для себя ощутила боевой дух, вот чего не хватало в жизни: риска.
"Шли на приступ. Прямо в грудь - Штык наточенный направлен. - Кто-то крикнул: "Будь прославлен!" - Кто-то шепчет: "Не забудь!"
Но вспоминать дальше стихи Блока мешала женщина, назвавшаяся Ларисой, она занудно жаловалась на долги по кредитам.
Лариса, как опытная, распределила места: мне на углу супермаркета, ей у входа в метро.
- Через час поменяемся местами, - утешила она. - Штендер со мной.
Сумку я поставила на скамейку, взяла несколько газет и одну протянула симпатичной женщине. Она взяла, улыбнувшись. Довольная удачным началом, я кивнула мужчине выше средней плотности с пивным животом и как можно приветливее поздоровался. Он от неожиданности споткнулся и чуть не упал на ровном месте. С трудом выпрямился, поднял кулак и уставился на меня как на врага. Я зажмурилась в ожидании удара, газеты выпали из рук, и услышала: " Так больше шутить не надо". Он ушел, а я уже молча протягивала газету и старательно улыбалась прохожим, в голове крутилось: "Впереди Исус Христос в белом венчике из роз".
Люди шли потоком, обгоняли друг друга, спеша домой. Газеты брали на ходу, не глядя, дают - бери. Кое-кто тут же выбрасывал в урну.
Рядом с сумкой присела старушка и стала принюхиваться. Я сказала, что нет ничего съестного, только газеты. Потом возле меня остановился невысокий старик интеллигентного вида и задал вопрос на засыпку: сколько томов Капитала написал Карл Маркс. Но я вежливо попросила отойти, глядя поверх его головы, он оглянулся, - "Понял", - и исчез.
К концу первого часа, как и обещала Лариса, мы поменялись местами. Я отошла на газон под дерево поправить прическу и протереть почерневшие от типографской краски руки влажной салфеткой, вдруг нетрезвый мужчина вырвал газеты, которые локтями прижимала к телу. Я закричала, на крик прибежала Лариса и стала фотографировать сцену. Мужчина, отмахиваясь от нее, как от роя пчел, матерясь, спустился в подземный переход. Никто не вмешивался и не останавливался, люди равнодушно проходили мимо.
Под шумок утащили штендер, Лариса позвонила Николаю, так звали мужчину, который направил нас сюда, и стала возбужденно рассказывать, что на них напали, но она успела сфотографировать. Нетрезвый мужик, явно засланный известно какой партией. Замолчав, стала слушать.
- Сейчас привезут новые газеты, команда стоять до конца, - "обрадовала" она.
Ничего себе, ведь напали, какая работа, но что-то останавливало уйти, бросить, не рисковать. Быть в образе борца за справедливость безумно нравилось.
Газеты и штендер вскоре привезли и ровно в восемь нас забрали. В штабе Николай посмотрел на пустые сумки, похвалил меня,- молодец, справилась, - показал, где расписаться, протянул купюру, оглянулся, никто на нас не смотрел, и достал из кармана пятидесятку, на проезд.
По дороге я зашла в интернет-клуб, через квартал от дома, - иногда переписывалась с дочерью по электронной почте. Там работал бывший ученик Илья Сукачев, когда-то был тихим робким школьником, таким и остался. Он быстро нашел в Википедии нужное слово, я прочитала: "Штендер - переносная конструкция наружной рекламы на улице в непосредственной близости от рекламодателя". Как обычно, Илья от денег отказался.
Месяц, сначала с шести до восьми вечера, а за неделю до окончания кампании утром и вечером стояли мы с Ларисой, наблюдая потоки людей. Я быстро научилась различать, кто возьмет газету, а кто пошлет. В людных местах почти не оскорбляли, нападение пьяного в первый день моей работы было исключением, так сказать, боевым крещением. В малолюдных местах, куда иногда отправлял Николай, попадались всякие, но мы улыбались и на посылы в то самое место отвечали: "И вам спасибо".
Всегда брали газеты молодые люди, ведь многие прирабатывали таким же способом, даже дети десяти - двенадцати лет, набегали стайками, - раз немолодая тетка с внешностью учительницы тут стоит, значит, нужно помочь. Вечерами появлялись нарядные девицы - красавицы, брали с улыбкой и пожеланиями всего хорошего. Они с трудом передвигались в сапогах на высоких каблуках по скользкому снегу, как скованные кандалами, я представляла мужчину - деспота и жалела их.
- Это одиночки, они хотят привлечь внимание, - объяснила Лариса.
- И как, получается?
- Не знаю, мой племянник, как женился, все каблуки потребовал выбросить, рост у него высокий, она миниатюрная, не в этом дело, жалостливый он, мучения его не возбуждают. Даже маникюр не разрешает.
Я порадовалась чувству сопереживания, по-моему, у мужчин нечасто встречается. У женщин в избытке: уставшие после работы, обвешанные сумками с продуктами, от газет не отказывались, или брали сами, или просили засунуть в одну из сумок.
Зато мужчины средних лет с утра мучились похмельем, а после работы жаждали алкоголя, - уже вечер, а ни в одном глазу. Их, мягко говоря, невежливость объяснима. Но почему-то им не уступали некоторые старушки. Не знаешь, где найдешь, такого изощренного мата я не слышала даже от мужчин. Давала себе слово записывать, но во время работы некогда, а после работы, уставшая, способна только на прогулку по скверу с Ларисой и покупку салата и поллитра молока в магазине.
Обидчиков было все меньше, видимо, мы примелькались, с нами стали шутить, иногда спрашивали, когда вместо газет будем раздавать автоматы Калашникова.
Не обошлось без истории, с участием полиции. Это было днем, я стояла в двадцати метрах от входа в метро станции. Время такое, приближались выборы, конкурирующая партия следила за нами, мы старались инструкций не нарушать.
Ко мне подошли двое полицейских. Один маленький и худенький, на голову ниже меня. Второй, о, большой, толстый, что говорится, сытый, особенно на фоне худенького. Он навис надо мной, поигрывая дубинкой, и сказал, что я должна отойти от станции метро на пятьдесят метров. Нет, возразила я, по положению только на двадцать.
Худенький заулыбался, я почувствовала поддержку, и продолжила: "Могу позвонить нашему депутату. Он с вами поговорит".
Они ушли. Через некоторое время вернулись, толстый протянул мне ксерокопию положения шрифтом даже не восемь, хотя меньше не бывает, и ткнул в статью. Я прочитала, что агитацию можно вести на расстоянии 50 метров от памятников культуры.
"Где тут памятник"? - спросила я. "Вон" - толстый махнул дубинкой в сторону метро и посмотрел на меня.
Худенький тоже смотрел, но как-то тревожно, чего-то боялся. Я не экстрасенс, но поняла, еще вопрос, и дубинка махнет в меня, и отошла.
Наступил последний день, вернее, вечер, Николай попросил задержаться в штабе.
- Не хотите ли вступить в нашу партию? - спросил он.
- Не думала.
- А надо бы подумать. Разве мы хорошо живем? Одни жируют, другие голодают.
- Коммунисты все еще призывают к диктатуре пролетариата?
Он стал пояснять:
- Мы за власть трудящихся: рабочих и крестьян в союзе с интеллигенцией. Вы же не относите себя к олигархам, зарабатываете своим трудом. Зачем отдавать власть тем, кто ничего не производит.
- Кто с этим будет спорить, верно, как то, что день сменяется ночью.
- Ладно, идите, - он устало прикрыл глаза.
Может, для молодежи эти простые истины привлекательны, но мне бы хотелось других слов. В словаре эпитетов и синонимов бы поискали. Сколько можно одно и то же повторять.
Хотя суть не в словах, брехать - не цепом мотать - одна из любимых бабулиных пословиц. Бабуля - учительница редко позволяла себе просторечия, наверное, поэтому и запомнилось.
Идеи несостоятельны, зато партия сильна критикой, разбуди ночью коммуниста, он сходу заведется. Может так и назваться критической партией Российской Федерации?
И люди хорошие, - жаль расставаться с Николаем. К Ларисе я тоже привыкла.
Если пригласят в следующий раз, приду, не раздумывая.