В центральной части Вашингтона на исходе первого воскресенья ноября к ночному клубу, расположенному в трёхэтажном торговом центре, подъехал респектабельного вида жёлтый легковой автомобиль и остановился почти вплотную у стены здания. Никто не обратил на него особого внимания, хотя могла показаться странной парковка автомобиля возле самой стены при наличии свободных мест на стоянке. Несмотря на позднее время, здесь продолжалась жизнь. Она кипела в ярко переливающихся всеми цветами радуги огнях рекламы, отражалась сверкающими бликами от стоящих и проезжающих автомобилей, доносилась негромкой музыкой из дверей клуба. Не утихала жизнь и в его завсегдатаях, явно не слишком озабоченных тем, что завтра надо рано вставать.
За рулём автомобиля сидел темноглазый брюнет, на вид лет двадцати четырёх. Щеголеватые усики, тёмно-синий костюм и белая рубашка со строгим галстуком оттеняли лёгкую смуглость молодого лица.
Хасан приоткрыл окно, прохладный воздух наполнил лёгкие и освежил голову. Он задумался на пару секунд, и за это короткое время многое пронеслось перед его внутренним взором. Беззаботное детство, сильные руки отца, подкидывающие его над головой, ласковая улыбка матери, младшие брат и сестрёнка с глазами вишенками. Тёплая волна обдала Хасана изнутри. Он был способным мальчиком, школьная программа давалась ему легко, учился хорошо и без усилий. После школы поступил в университет, где увлёкся изучением истории ислама. Он восторгался короткой формулой, в которой выражено невидимое единство всего сущего: "Ля'илляха иль'Аллаху!" - нет иной реальности кроме Бога!
Есть только Бог и я, думал он, - как Его частичка, Его дыхание. Но до чего же странной порой казалась окружающая реальность. Почти невозможно представить это единство, глядя на других людей: не верящих, одержимых безумной страстью денег, искажающих своё половое предназначение, да мало ли что ещё никак не связывалось в этом мире. Но все эти неувязки можно было бы терпеть, кроме одной. Фатима - это имя, как заржавленный гвоздь, терзало сердце Хасана. Он влюбился в неё с первого взгляда в позапрошлом году. Сколько дней и ночей он мысленно обнимал и целовал её, сколько нежных слов шептал не уставая. Они подружились, часы, проведённые с Фатимой, казались ему блаженством. Мечты о свадьбе и прекрасном будущем прочно засели в его сердце. Но хорошее почему-то не может длиться долго. Узнав об их дружбе и желании пожениться, родители Фатимы напрочь отказали ему. Случилось то, чего Хасан боялся с самого начала: родители Фатимы были значительно богаче его семьи. А услышав непреклонное "нет" и заглянув в холодные глаза отца Фатимы, он понял, что его счастью не суждено сбыться. Фатиме запретили с ним встречаться, они расстались, а вскоре она вышла замуж по воле родителей.
Жизнь потеряла цельность и раскрошилась, как раздавленный сухарь. Всё единство мира ощетинилось острыми иголками и безразличными взглядами прохожих. Однажды, бесцельно проходя мимо мечети, Хасан почти столкнулся с местным имамом. Мужчина, лет сорока пяти, в белой одежде, внимательно заглянул в глаза Хасана. "Что случилось, сынок?", - как будто из другого мира донеслись до него слова. Неизвестно почему, у Хасана проснулось доверие к этому, убелённому лёгкой сединой, человеку. Встретив сочувствие, Хасан вкратце рассказал свою историю. "Бог велик и всё в его руках" - вздохнул имам и пригласил Хасана почаще заглядывать в мечеть. Они подружились, Хасан стал захаживать в гости к имаму, его привлекали неторопливые беседы об исламе, о величии Аллаха и заблуждениях других религий.
Вскоре к ним присоединился и третий собеседник. Это был мужчина средних лет, достаточно образованный и умеющий поддержать беседу. В нём чувствовались сила, уверенность и некий жизненный напор, обескураживающий собеседника. С его появлением обсуждаемые темы незаметно перешли на окружающую реальность и, сопутствующий ей, беспорядок. Хасану нравились разговоры о величии ислама и ничтожестве неверных, они обсуждали заповеди праотцев и недостойное поведение людей, особенно его стали вдохновлять беседы о борьбе и скорой победе ислама над неверными, после которой наступит мир и благоденствие во всём мире.
Рахим, таким именем назвался этот человек, всё чаще беседовал с Хасаном с глазу на глаз, а имам под каким-либо предлогом оставлял их компанию. "Аллах велик", - говорил Рахим, но он проводит свои желания и планы через преданных ему людей. Он восхищался шахидами, отдавшими жизнь за Аллаха. "Ля'илляха иль'Аллаху!" - соглашался с ним Хасан, вновь ощущая единство мира а Одном.
Иногда, беседуя с Рахимом, он проваливался в некую безликую пустоту или впадал в блаженное состояние единения с Аллахом. Слова Рахима превращались в неведомые до сих пор, фантастические картины, где он был не зрителем, а непосредственным участником. Случалось, что Хасан просто проваливался в беззвучную пустоту, где не было никого и ничего, даже его самого. После таких провалов он ничего не мог вспомнить, и только мягкое касание или слова Рахима возвращали его в обычный мир.
Но, когда он оставался один, тоска по Фатиме и утраченной любви кипели снова и снова неутихающей болью. Постепенно в нём вызревала мысль оставить этот, ставший ему ненавистным, мир и соединиться с Аллахом, в котором всё прекрасно, даже совершенная пустота. Неожиданно ему представился такой случай. В одной из бесед, ставших привычными, Рахим проговорился, что ищет преданного человека, готового выполнить волю Аллаха и соединиться с ним. Стать шахидом, - Хасан уцепился за эту мысль, которая всё громче и требовательней звучала в его голове, и он предложил Рахиму свои услуги. Рахим испытывающее посмотрел на него: "Понимаешь ли ты, какая это большая ответственность и честь?" - "Да, эффеди, понимаю", - уважительно ответил Хасан.
Сегодня вечером Хасан сел за руль машины, заранее тщательно подготовленной для высокой цели. Хасан представил, как завтра загудят, будто всполошенные осы, телевидение и газеты, описывая взрыв и полсотни человек, отправившихся вместе с ним в лучшую реальность. Вспомнит ли о нём Фатима? Но это уже не имеет значения. "Ля'илляха иль'Аллаху!" - произнёс почти беззвучно Хасан и нажал кнопку.