Выдвигается на номинирование в литконкурс "Тенета-2002"
в категорию "Рассказ".
ПАЛОЧКИ
Ах, как чудесно проснуться рано утром и знать, что впереди огромный и увлекательный день.
Левка полюбовался секунду на семь сверкающих под солнечными косыми лучами никелированных шариков, венчавших прутья спинки его железной кровати, и спрыгнул на дощатый, крашеный бордовой, кое-где облупившейся краской, пол. Босые ступни тут же съежились от холода, и Левка побыстрее засунул ноги в драные шлепанцы.
В комнате никого больше не было. Значит, папа уже на службе, а мама пошла с сестренкой за хлебом.
Левка выглянул в коридор. Окошко над туалетной дверью не светилось. Обрадованный Левка прямо в трусиках помчался в туалет. Он почти добрался до цели, когда соседская дверь отворилась, и угрюмая соседка, неодобрительно на него взглянув, прошла в общую маленькую кухню.
Вернувшись в комнату, Левка посмотрел в окно и довольно улыбнулся. Потом сел на кровать (забраться под одеяло даже не пришло ему в голову), потер ладошками озябшие плечи и задумался, во что бы ему одеться.
В этот день Левкина учительница Раиса Ивановна пошла к врачу, и в школу ее первоклассникам следовало явиться только к третьему уроку. И хотя учился Левка без труда, болезнь Раисы Ивановны он, вместе со всем классом, воспринял как праздник.
Вопрос, как провести эти свободные часы, не стоял. Конечно, хотелось поскорее узнать, что там дальше случилось в "Затерянном мире", но у Левки давно уже имелось дело, на которое требовалось именно утро. Он хотел пойти на "площадку".
И Левкин отец, и отцы почти всех других ребят и девчонок в их огромном шестиэтажном доме были военными. Поэтому дом назывался "ДОС" - дом офицерского состава.
Через дорогу от ДОСа начиналась территория авиационной учебной части, где служили большинство мужчин, живущих в ДОСе. Возле самой дороги располагалось футбольное поле, точнее говоря, заросший клочковатой травой луг, на котором стояли двое футбольных ворот без сеток. А между полем и огромной трехэтажной казармой, казавшейся даже более громоздкой чем ДОС, находилась "площадка" - предмет вожделения и честолюбия всех мальчишек школы.
На площадке размещались спортивные снаряды, на которых тренировались курсанты - десантники: брусья, турники, рвы, стенки, ямы для прыжков и много чего еще. Но самым интересным был "комплекс" - огромное не только для метрового Левки деревянное сооружение.
Трое ворот, скрепленных из десятиметровых бревен, были врыты в землю параллельно друг другу. На верхнее бревно первых ворот вели три ручные наклонные лестницы, некоторые перекладины на которых были выбиты. Там, где лестницы кончались, начинались стесанные сверху бревна, ведущие ко вторым и далее к третьим воротам. С верхних бревен свисали почти до земли толстые канаты и отполированные до блеска от бесчисленных спусков деревянные шесты.
Целыми днями на площадке обычно тренировались одна, а то и две, роты, и Левка, живший на пятом этаже, часто смотрел из окна, как ловко лазали по комплексу, а иногда - даже бегали по верхним бревнам, десантники.
Если после обеда курсантов на площадке не было, ее заполняли четырехклассники и пятиклассники, учившиеся, как и Левка, в первую смену. По выходным их вытесняли более взрослые ребята. Малышей и те и другие к себе не подпускали, и Левке до сих пор только несколько раз удалось покачаться на канате, усевшись на толстый узел внизу.
В эти дни часть готовилась к праздничному октябрьскому параду, и курсанты под присмотром младших офицеров с утра до вечера маршировали на плацу возле части, распевая доносившиеся даже до ДОСов строевые песни.
... Наконец, Левка решил, как ему одеться. Собственно говоря, вариантов было всего два - как и комплектов одежды. Один, домашний, состоял из выцветшей от стирки рубашки, коротковатых брючек с аккуратной заплаткой на колене и модной коричневой куртки - бобочки, пошитой отцом из маминого старого шерстяного платья. Другой - новенькая аккуратная школьная форма: серая суконная кусачая гимнастерка с белоснежным накрахмаленным воротничком и золотыми пуговками, такой же ткани брюки с плетеным казарменными умельцами из разноцветных проводков ремешком и твердая серая фуражка с черным пластмассовым козырьком.
Левка выбрал форму. Во-первых, если захватить портфель, он сможет, покатавшись немного на канате, прямо с площадки пойти в школу. Во-вторых, в сэкономленное время все же успеет заглянуть в "Затерянный мир".
Надев форму, он вышел в коридор, натянул ботинки и аккуратно завязал шнурки. Потом влез в галоши, так как вспомнил, что футбольное поле от дождей раскисло и покрылось лужами и грязью.
Пройдя на кухню, Левка взял школьный завтрак - завернутые в газету два ломтика хлеба с тонким слоем масла между ними. Другой еды на их столе не было - видно мама собиралась возвратиться до его ухода и покормить, а бутерброт приготовила на всякий случай.
Левка вернулся в комнату, засунул завтрак в ранец, достал из-под подушки книгу, сел к столу и погрузился в чтение.
Через полчаса он опять выглянул в окно, но теперь крякнул от огорчения: на верхних бревнах комплекса сидели несколько старшеклассников из их восьмилетней школы. До третьего урока оставалось много времени и расставаться с планом Левке не хотелось. Вообще-то, большие мальчишки никогда не обращали на него внимания и вряд ли помешают ему качаться на канате. Подумав так, Левка повеселел и, схватив ранец, помчался на площадку.
Ребят на комплексе было уже человек десять. Они сидели теперь на лестницах, разбившись, как всегда, на "досовских" и "смаковских". "Смаковкой" назывался сельский пригород, где размещались "кацапские" (то есть, "русские") часть, ДОСы и учебный аэродром. Еще одной "кацапской" точкой в районе, несколько отдаленной, была школа, где преподавали, даже и украинский язык, исключительно офицерские жены.
Главным сейчас у смаковских был долговязый развязный восьмиклассник по кличке "Бандера", второй год сидевший в восьмом классе.
У досовских верховодил сын командира части Витик. Он не был самым старшим или сильным среди них, но с недавних пор пользовался авторитетом.
Одно время смаковские сильно били досовских мальчишек, если те выбирались за пределы военного городка. Но после того, как Витик пришел домой с выбитым зубом (молочница рассказывала возле бочки: "У Витику у ротику вава)", командир дал на воскресенье увольнительную всем курсантам части, и те допоздна гуляли по Смаковке с ремнями, намотанными на руку, лупя пряжками попадавшихся пацанов - от малышей до допризывников. В результате этого статус Витика резко вырос, а между смаковскими и досовскими установился настороженный нейтралитет и даже начались общие игры, приправленные острым соперничеством вожаков.
- О, бля, салага прыйшов, - сказал Бандера, вынул изо рта цигарку, пожевал во рту и смачно плюнул в сторону Левки. Левка едва увернулся от тягучего зеленоватого сгустка.
Мальчишки радостно заржали. Левка знал, что "салагами" называли молодых солдат и совсем не обиделся.
- Меня Лева зовут, - сказал он дружелюбно и немного подлизываясь.
- Та ясна, шо не Микола, - крикнул смаковский и все опять расхохотались.
От общего веселья Левка совсем успокоился.
Под канатами и жердями стояла в круглых лужах вода, заполнившая вытоптанные сапогами десантников углубления. Левка поискал глазами место посуше и поставил ранец возле углового столба комплекса, подальше от мальчишек.
Радуясь, что одел галоши, он осторожно шагнул к ближнему канату, но не успел до него дотронуться, как сверху ловко съехал и уселся перед Левкой на узел один из досовских.
- Неа, - сказал он, - тебе нельзя тут кататься. Мешать будешь. Мы щас играть начнем.
Левка растерянно обвел мальчишек глазами, потом умоляюще посмотрел на Витика: все-таки Левка тоже досовский и тоже имеет право на поддержку. Но Витик только с досадой отвернулся, остро завидуя бандеровскому успеху.
Левка опустил голову и огорченно шагнул к ранцу.
- Идея! - вдруг громко сказал Витик и цикнул в сторону Левки. - Будешь с нами играть?
Левкино сердечко застучало от радости: большие ребята зовут его играть с ними. Мгновенно забыв обиду, он радостно заулыбался и спросил: "А как?"
- Как всегда, кто водит - догоняет, - ответил Витик.
- Можно мне посчитать, кто водить будет? - осмелев, сказал Левка. - Я "На золотом крыльце сидели" и "Вышел месяц из тумана знаю".
- Нет, считать не надо, - хитро улыбнулся Витик. - Всегда, кто последний пришел, водит. Вот ты и води.
Мальчишки весело загалдели и задвигались. Левка радостно кивнул и, стараясь не оступиться в лужу, попытался дотянуться до парня, который только что перед ним качался, но тот ловко, словно ящерица по стенке, взобрался по канату на верхнее бревно.
Левка побежал к ближней лестнице. Мальчишки со смехом поднялись повыше. На средней лестнице тоже никого с земли достать не удалось. На последней сидел один Бандера. Он недобро посмотрел на Левку и даже опустился пониже, так что Левка мог бы до него допрыгнуть, но Левка на это не решился.
Он осторожно встал на первую ступеньку левой лестницы и, крепко хватаясь за перекладины, полез вверх. Мальчишки, сидевшие над ним, не торопясь, забирались все выше, а наверху - садились на бревно и, подталкиваясь впереди себя руками, передвигались на вторые ворота.
Пока Левка добрался до середины лестницы, на ее вершине никого уже не было. Осторожно нащупывая ступеньки под собой, Левка спустился вниз и повторил атаку на средней лестнице. Теперь, немного набравшись опыта, он двигался быстрее, но результат оказался таким же.
Лезть на верхние бревна Левка и подумать не мог. Но кроме Бандеры и него на лестницах никого не было.
Левкины ладошки и шея вспотели от напряжения. Крепко прижавшись к перекладинам, он опасливо отцепил руку от перил и расстегнул воротничок испачканной о грязные ступеньки гимнастерки. Холодный ветер пробежал по его груди.
Левка уже не рад был, что его приняли играть. Никогда ему не догнать Витика, а тем более - Бандеру.
- Витик, мне в школу надо, - сказал Левка. - Можно я пойду?
- Неа, правила - это правила. Вот засалишь кого, и проваливай.
- Кого же я засалю, - грустно сказал Левка. - Я же маленький.
- Вот и нечего было к большим лезть, сказал Витик. - Бандеру догони, ему деваться некуда.
Стараясь не встречаться взглядом со злыми бандеровыми глазами, Левка посмотрел в его сторону. Действительно, штук пять ступенек над Бандерой были выбиты, и Левка мысленно поблагодарил Витика за подсказку. Он торопливо перебрался к правой лестнице. Бандера тяжелым взглядом смотрел на него, однако, ободренный Витиковой поддержкой, Левка мужественно полез наверх. Бандера сидел спокойно, но, когда Левка почти достал до его грязного истертого солдатского сапога, встал, держась за перила, дотянулся до перекладины над дыркой и, подтянувшись, снова стал недосягаем для Левки.
Раздался громкий смех и свист мальчишек, и самый громкий - Витика. Теперь все мальчишки сидели на верхних бревнах и весело перекрикивались, стараясь сказать что-нибудь посмешнее и пообиднее про Левку.
- Я пойду, - сказал Левка, уже ни к кому конкретно не обращаясь. - Меня Раиса Ивановна ругать будет.
- Я те пойду, - крикнул издалека Бандера. - Ща на палочках покатаем.
Мальчишки еще радостней загалдели.
- Как это? - испугался Левка.
- А вот узнаешь, - с угрозой сказал Витик, не желая уступать Бандере лидерство, и добавил: - Если кто водить не хочет!
Вздохнув, Левка натянул посильнее фуражку, обнял бревно, в которое упирался грудью и, щелкая о край бревна пуговицами гимнастерки, заполз на него всем телом.
Случайно он глянул вниз и вздрогнул - такой далекой и почему-то страшной показалась ему земля. Крепко обхватив бревно руками, Левка задрал голову, чтобы не видеть жуткую пропасть под собой. Впереди на бревнах сидели веселые мальчишки, такие же страшные, как бездна внизу.
Левка посмотрел мимо них и увидел заполненное солнечным светом чистое голубое осеннее небо и стайку птиц, белый планер, спускающийся на учебный аэродром, крышу школы за красно-желтыми кронами деревьев смаковских садов и маленькие фигурки своих одноклассников, идущих в сторону школы.
Левка попробовал не только не видеть, но и не слышать мальчишек. Тогда до него донесся птичий клекот, шум машины, проехавшей по дороге, и даже - отголоски солдатского пения, доносившиеся с плаца. Иногда долетали слова песни "Шла с ученья третья рота", которую пел отцовский взвод, и Левка с тоской подумал, что папа, и так всегда занятый на службе до позднего вечера, не пройдет случайно мимо и не спасет его.
- Ты чего, прилип, Левка? Догоняй! - услышал он чей-то голос.
- А то! Обосрався, тай прылип! - крикнул Бандера, и все опять захохотали.
Сцепив зубы, Левка пополз по бревну к ближайшим мальчишкам. Фуражка свалилась с его головы, и ветерок холодил вспотевшую под ней макушку. Он видел, что мальчишки передвигаются гораздо быстрее него, но чтобы тоже сесть и подпрыгивать, как они, помогая себе руками, смелости ему не хватало.
Когда Левка добрался до вторых ворот, рядом никого не было. И надежды засалить кого-нибудь не было тоже.
Левке стало вдруг все безразлично, он снова перестал слышать своих мучителей, старающихся перещеголять друг друга в издевательских криках. Даже страх куда-то отступил - просто хотелось, чтобы все происходящее кончилось.
Левка посмотрел вниз и увидел под собой уходящий в бесконечную даль канат. Даже не думая, как это у него выходит, Левка свесил ногу с бревна, зацепил ею канат, немного подтянул его к себе и, соскользнув с перекладины, поймал канат потными руками.
Земля рванулась ему навстречу, толстый канат, срывая кожу с ладошек, обжег ему руки, и он свалился в лужу под канатом, больно ударившись пятками.
Выхватив из лужи вымокшую фуражку, он схватил в другую руку ранец и, прихрамывая, побежал по футбольному полю к дороге.
Свистя, улюлюкая и крича "Палочки!", мальчишки, как десантники, скатились вниз по канатам и жердям и побежали за ним. Только Бандера сначала кинулся к лестнице и выбил ударом сапога одну из перекладин. Схватив ее и далеко выбрасывая вперед длинные ноги, он легко догнал Левку и окруживших его ребят.
Растолкав толпу, Бандера просунул палку Левке между ногами и крикнул: "Давай, Витик!"
Больно ударив Левку по яичкам, палка подбросила его вверх. Отпустив ранец и фуражку, Левка схватился за палку руками, но какие-то мальчишки тут же оторвали его руки от палки и растянули в разные стороны.
- О-па! О-па! - кричал Левке в лицо Бандера, и палка под Левкой взлетала и опускалась в такт этим крикам. А между этими криками взлетал над палкой и падал на нее Левка, и руки его, растянутые мальчишками в стороны, опускались и поднимались, как бессмысленные крылья.
Измученный невыносимой болью, Левка исчез.
Он очнулся в сумерках на своей кровати от громкого шепота.
- Доктор, - плача, говорила мама, - ну как же, доктор?
- Ничего, ничего, - отвечал низкий мужской голос. - Я смазал все йодом, завтра принесу мазь Вишневского. Опухоль постепенно спадет. Как бы не испортили мальцу жизнь, поганцы!
Левка вспомнил крик "Опа! Опа!", дотронулся до пылающих распухших яичек и снова потерял сознание.
Он опять пришел в себя рано утром, разбуженный, как и вчера, косыми солнечными лучами. Папы не было, сестренка мирно сопела на своей раскладушке, а мама спала, сидя рядом с его кроватью на табуретке и положив в ногах у Левки свою голову.
Левка задрал шею, чтобы полюбоваться, как обычно, чудесными шариками своей кровати. Они сверкали зажженными солнышком огоньками и, как накануне, приглашали Левку порадоваться новому прекрасному дню.
Превозмогая боль и стараясь не разбудить маму, Левка встал на подушку коленками и один за другим открутил шарики, так что над спинкой кровати осталась торчать только покрытая черной смазкой и безразличная к солнечному свету резьба вертикальных прутьев.