Под сенью серых облаков. 

Всё снова, как и прежде, 
в поэзии одни невежды. 
Доносы, пустые разговоры, 
и модератор на расправу скорый. 
Сексоты, филеры и стукачи, 
толкают, как Есенина в петлю. 
Подставы тут и там, 
и злобный шёпот по углам. 

Как Маяковского, толкают к пистолету, 
всё, как и в прежни леты. 
Вновь началась зачистка, 
поэт исчез мне близкий. 
Его живого закопали 
и с сайта навсегда убрали. 
Писал душою, ярко, 
дуэли нет, подлянка. 

Идёт охота на волков, 
поэтов, Божьих мудрецов. 
Тех, кто за Родину готов, 
готов и жизнь отдать. 
Их стали снова удалять, 
стихи их стали пропадать. 
Во власти снова недоумки, 
кругом дебаты шумны. 

О правде речи не идёт, 
а модер рот заткнёт. 
Коль сразу не поймёшь, 
к ногтю, как гниду, вошь. 
Навалятся собачьей сворой 
и рвут до смерти споро. 
Забрызгают вонючею слюной, 
запьешь от подлости такой. 

А им того и надо, 
свободна для серости площадка. 
От серости страна в упадке, 
она для серости площадка. 
А радуга после дождя, 
вновь редко и украдкой. 
Блеснёт меж серых туч, 
где солнца редок луч. 

Дугой в полнеба изогнётся, 
напомнив о существованье солнца. 
И вновь немытая Россия, 
приют убогих и рабов, 
под сенью серых облаков. 
Лопухом, бурьяном, 
в селеньях, городках, 
чертополохом в пьяных головах. 


Там где раньше на двуколках. 

По Тверской и Новгородской, 
а частично Вологодской. 
На машине за рулём, 
тарахтел я сентябрём. 
По убогоньким дорогам, 
видно так угодно Богу. 
Где машин совсем немного, 
а колдобин, очень много. 

Я отвлёкся от рассказа, 
навигатор врёт зараза. 
Картография не та 
и дорога, как тропа. 
По заброшенным деревням, 
по забытым городкам. 
Бабьим летом, 
я по давешним друзьям. 

Раскидала нас судьба, 
где вы школьные года. 
Возмужали пацаны, 
институты позади. 
В сентябре не длинны дни, 
ночи сумрачно темны. 
На земле златы листы, 
все подохли комары. 

Я тащюсь, как на лошадке, 
на своей не старой "Прадо". 
По поганеньким просёлкам, 
там где раньше на двуколках. 
Вспоминаю дни былые, 
всю историю России. 
Вспоминаю всех друзей 
и правителей бл...ей. 


Кремль задумался слегка. 

Не страна, а сплошь курьёз, 
ахинею мэр понёс. 
Не смирился с властью сверху, 
получил пинок ответный. 
Мягко пнули старика, 
осадили, так слегка. 

Лысый вовсе охренел, 
что остался не у дел. 
Медовухи знать опился, 
а с утра не похмелился. 
Речь толкнул про демократов, 
будет им теперь вожатым. 

Он бабла им кинет всем, 
тем, кто вовсе не у дел. 
Он им партию создаст, 
все на выборы сейчас. 
Только дурень позабыл, 
как Москву свою пилил. 

Станет всем за пахана, 
Кремль задумался слегка. 
Деду хватит щелбана, 
или мафия сильна. 


Притон ублюдков и скотов. 

Писать для быдла, 
мне просто западло 
и попросту обрыдло. 
Нет, слов и не осталось, 
и умерла давненько жалость. 
Интеллигенция здесь проститутка, 
а вся элита из ублюдков. 
В говнище весь народ, 
оттрахан и давно затрахан 
на тыщу лет вперёд. 
И превращён во скот, 
скотом давно живёт. 

Опущен, петухом поёт 
и у параши хлеб жуёт. 
Страна давно полупритон, 
верней бандитская малина. 
Народ в хлеву скотина. 
Свободы не было, и нет, 
а демократы вор и быдло. 
Попрали всё, что свято, 
шестёрки из интеллигенции проклятой. 
Предали власть закон, 
в почтении монеты звон, 
а подлость, подлость на амвон. 

В почтении служенье Богу, 
а Богу раб угоден. 
Угоден прелюбодей, злодей, 
греши и грабь, владей. 
На содержанье храма денег дай 
и снова, снова грабь и убивай. 
Господь Всевышний Всемогущий, 
всё видит и простит. 
Хоть ты уж по уши в крови, 
он вновь отпустит все грехи. 
Здесь не страна и не народ, 
давно притон ублюдков и скотов. 

Она давно обречена, 
и поперхнулась не  вчера. 
Обречена  религией вора, 
религией злодея и раба. 
И это крик моей души, 
да будьте прокляты все вы. 
Шестёрки, дамы, короли, тузы, 
с колоды карт презренные шуты. 
Поправшие законы мирозданья, 
где ложь за правду, 
а правду на века в изгнанье. 
Моё шутам, шулерам посланье. 

Вы прокляты, не знаю кем давно 
и я присовокупляю проклятие своё. 
И это крик моей души, 
да будьте прокляты все вы. 
Шестёрки, дамы, короли, тузы, 
народом проклятые шулеры, шуты. 


Милые берёзки, чёрт бы их побрал. 

Милые берёзки, чёрт бы их побрал. 
Заросло всё поле, я их не сажал 
А в саду вишнёвом пни, сухи коряги 
Где во ржи лежали, поросль молодая. 
Заросли дорожки, где с тобой встречались. 
Дуб спилили гады, кругляком продали. 
Цепь златую спёрли и в утиль отдали. 

Терем наш высокий под бордельчик сдали. 
Леший по просёлку с кутулём бредёт. 
Котик, оскоплённый, рядом с ним идёт. 
Бабкина избушка на одной ноге, 
а вторую падлы варят на костре. 
Ступа контрабандой, в Лондоне уже. 
Помелом те тати наподдали ей. 
Бабка на полатях, нет и дров в печи. 

И лопату спёрли, караул кричи. 
Красный орден, что с твоей груди. 
Видел у барыги, хотел тыщи три. 
Домовёнок Кузя месяц в стельку пьян. 
Милый дядя Стёпа на помойке сам. 
Ищет день вчерашний, рядом Мойдодыр. 
А страна дружочек, вся у нас сортир. 
Мафия во власти, нынче их кумир. 


И карты запечатаны лежат. 

Ответы на вопросы все даны, 
в картишки сегодня я у сатаны. 
В заклад моя жива душа, 
и всё, как в прежние века. 
Сукном накрыли стол, 
раздали новенькие карты. 
Игра идёт изрядно, 
и день пошёл к закату. 

Смеркаться рано стало, 
огонь в камине в полнакала. 
Прислуги тени по углам, 
и очи красны тут и там. 
Бесшумные движения по залу 
и мёртвых черепа в оскале. 
Зажглась по мановенью люстра 
и отдалась колоды хрустом. 

Десятая колода к ряду, 
опять все трефы рядом. 
Бубновый туз в руке, 
шестёрка в сатанинском рукаве. 
Усыпан пол картями, 
кровавое вино в бокале. 
Играет пламенем камина, 
игры начало или середина. 

Бесшумно отворилась дверь, 
плывёт по залу тень. 
Под чёрным капюшоном, 
вздохнула вроде облегчённо. 
Вдруг резко обернулась, 
улыбкой бледной улыбнулась. 
Обличьем дева молодая, 
в руке коса кривая. 

Донёсся запах тлена, 
Судьбы, наверно, перемена. 
Туза я на кон бросил, 
смотрел на сатану с вопросом. 
Вдруг жизнь калейдоскопом, 
споткнулась дева в капюшоне. 
Стоп кадром всё назад, 
и карты запечатаны лежат.