Аннотация: Этот сюжет пришёл во сне. Написан для Рваной Грелки, Сюрнонейма No 19. Плюшек не получил, середина списка, в топ брали.
Ты сказал: "Волк. Я вижу волка". В тёплом уютном домике, в бревенчатой деревянной шкатулке, в нашем островке безвременья и безмерного счастья... Откуда здесь взяться волку?.. Любопытно. Пошла посмотреть.
Вспомнила: тебя нет, ты давно умер и унёс счастье с собой. Оставил меня догорать, как свечку на ветру.
И вот, ты снова здесь, со мной. Будто бы твоя смерть мне приснилась. Долгий страшный сон, который закончился. Теперь всё хорошо, всё как прежде. Вот только волк...
Жарко топится печь, которую мы сложили с тобой вместе, в четыре руки, и страшно гордимся этим. Печка получилась ладная, гладкая, жаркая. Дверца настежь, просторное жерло топки открыто.
Из пламени, клубясь, выплывает густое антрацитовое облако. Оно действительно напоминает волчью голову, только не живую, а будто отлитую из седого чугуна.
Вслед за головой тянется тело. Шерсть на загривке лежит крупными прядями, как на скульптуре.
Дымная фигура растёт, становится всё более чёткой и плотной, грозной и зловещей. Поднимает голову и смотрит на меня.
Почему мне не страшно?..
Морок рассеивается, и передо мной - наша собака, угольно-чёрная немка Кара. Любимица, которую всю её собачью жизнь предавали люди. И я предала, так уж вышло. У меня не было выбора.
Когда ты покинул нас, я почти умерла. Неистово цеплялась за край жизни, впивалась в неё ногтями. Была готова на всё, лишь бы выжить. На любую низость и подлость.
Я выторговала себя у смерти. Обменяла собаку на свою жизнь. И выжила. А она сгинула.
Мы расстались с Карой, когда ей шёл тринадцатый год. Для крупной собаки - глубокая старость.
Она уходила не оглядываясь. Видно чувствовала, что больше не могу отвечать за неё. Служила верой и правдой десять лет, и вот, оказалась в тягость.
Я боялась думать, что это не последнее предательство в её жизни. И позже узнала, что - да, та женщина, что забирала её себе и клялась заботиться о ней больше и лучше, чем я, уехала. Бросила собаку на своего брата, которого я не видела никогда.
Напоследок так нахамила, что не захотелось больше с ней говорить. Она молчала всё это время. И я трусила спросить, что с собакой, жива ли она...
С тех пор прошло три года. И я всё так же остро горюю о Каре, стыжусь своей слабости и малодушия.
И вот, она пришла. Смотрит в душу глазами цвета крепкого чая, улыбается, вывалив розовый язык. И нет в её взгляде ни обиды, ни злости. Она тянется мордой к моему лицу, и в какой-то момент я понимаю, что не к лицу... К горлу. Сейчас её мощные челюсти, без труда разгрызавшие самые твёрдые бычьи кости, волчьим капканом сомкнутся на моей шее.
Она не простила. Она ждала возможности поквитаться, показать мне и всему миру, что слова Сент-Экзюпери про ответственность за тех, кого мы приручили, не пустой звук. Сейчас она наступит, моя ответственность.
Повинна смерти! Я приговорена и буду казнена, прямо сейчас.
Почему мне не страшно?..
Всё это время, все три года, я ждала, когда Кара придёт за мной. Принесёт долгожданную свободу от мук совести. И я с невыразимым облегчением потянула подбородок вверх, подставляя шею под крупные желтоватые клыки.
В то мгновение, на зыбкой грани между жизнью с чувством вины, стыда, отчаяния, и вожделенным освобождением... Что со мной произошло? А ничего.
Проснулась.
Лучше не стало.
Придётся жить дальше и тащить на себе стыд и вину.
Чтобы подсластить горечь, добавлю в котомку горсть воспоминаний об ушедшем счастье. Взвалю на спину, вместе с бревенчатой деревянной шкатулкой. И печкой в четыреста тридцать кирпичей. Куда без печки, я же ей горжусь...