Марик всегда знал, что уедет в Америку, к чертовой матери из Свердловска, а потом из Екатеринбурга. Уедет и заберёт с собой маму. Отцом Марика был один из этих вечно гибнущих во льдах полярников. Его портрет стоял поначалу на комоде, а потом тоже куда-то сгинул.
Свердловск восьмидесятых был сер и суров. Правда, Марик об этом не догадывался. Ему было уютно и в двушке-хрущёвке на Красноармейской, и у мамы на работе - в библиотеке. Свою лямку в детском саду Марик тянул без особых усилий. Он носил шарики и флажки на первомайских демонстрациях, полязгивал зубами от холода на ноябрьских, причащался мандаринами из-под ёлки и полагал, что жизнь такова во всей Ойкумене. Разве что в Африке и джунглях немного по-другому, но слишком уж там жарко. Всё это Марик давным-давно выяснил из книг, которые поглощал каждую свободную минуту. Малышовые книжки он презрительно отложил лет в пять и осваивал потихоньку "Библиотеку приключений".
Так продолжалось до первой школьной осени. Гомонящая толпа с рёвом носилась по школьным коридорам, образуя заторы на поворотах и в дверях, где щетинилась множеством острых локтей и коленок. Щупленького и деликатного Марика то и дело толкали, отпихивали, задевали твёрдыми ранцами. Вскоре он догадался, что лучше ходить отдельно от класса. Букварь Марик прочёл от корки до корки в первый же день, считать и писать давно умел. Поэтому на уроках он отчаянно скучал, а на переменах раскрывал взятую из дома книгу и жадно дочитывал, пока одноклассники дурачились, тузили друг друга, кидались мокрой тряпкой. В сущности, Марик и сам с удовольствием пошвырял бы тряпки или побегал, но он мучительно стеснялся и не знал, как присоединиться к игре.
Зато соседка по парте ему досталась отличная. Полина была самой красивой девочкой из всех, виденных Мариком, а пожалуй, что и вообще из всех девочек Свердловска. Во-первых, у неё были настоящие золотые локоны, перехваченные двумя белыми бантами, а не жалкие косички, как у остальных. Во-вторых, глаза у Полины были ярко-синие ("как море" - пришло Марику на ум поэтичное сравнение, хотя моря он ещё никогда не видел). Вся она была тоненькая, гибкая, ладная. На переменах вокруг Полины всегда собиралась кучка щебечущих девчонок, которой соседка верховодила.
Много ли нужно человеку семи лет от роду, чтобы влюбиться без памяти? Марику хватило. Подумав вечер, он решил, что нужно быть героем и рыцарем - как Айвенго и Д'Артаньян или еще лучше. К сожалению, гвардейцы кардинала ничем не угрожали Полине. Зато Марик мог втихаря дописывать за ней крючки и палочки, когда соседка говорила "Ох, как я устала!" и решать примеры за двоих.
На первом же уроке физкультуры Марик опозорился - беспомощно повис на турничке, на котором вовсю подтягивались остальные одноклассники.
Марик спрыгнул на пол, краснея от унижения. Жидковат... Про героев и рыцарей так никто не говорил.
- Что такое "жидок"? - спросил у мамы после работы Марик. Выслушал ответ и насупился.
Следующим вечером по телевизору показывали фильм "Верная рука - друг индейцев". Марик скакал, целился, стрелял и плакал вместе с Джонни, не отрываясь от экрана. А когда фильм закончился, спросил:
- Мам, а индейцы - это американские жиды?
Тогда-то Марик и услышал, что нет в Америке ни чучмеков, ни жидов. Он вспомнил Фенимора Купера. Вспомнил о шумящих водопадах, алеющих каньонах, золотых приисках. И понял - эта страна ему по душе.
- А как нам туда попасть?
Лицо у мамы сделалось как в магазине, когда нельзя купить ей туфли или самолёт Марику, даже если они очень нравятся.
- Нам - никак, дружок. - Она погладила Марика по макушке, выровняла вихор на лбу.
- Но почему?
Про самолёт или туфли всё было понятно: лишних денег нет. Отчего нельзя перебраться в Америку, если им с мамой там будет лучше - этого Марик взять в толк не мог. Внятного ответа он так и не добился, но решил - вырастет и уедет.
К новогоднему утреннику они с мамой смастерили настоящие рыцарские доспехи и обклеили фольгой картонный меч. Марик прибыл на ёлку и ходил гоголем около Полины, наряженной снежинкой, красивой до смерти, а когда дошло до хоровода - попытался взять её за руку.
- Ну-ка отстань! - крикнула снежинка на весь актовый зал, отскочила подальше и вытерла руку о платье.
Потрясённого Марика запихнули в хоровод, он пританцовывал невпопад вокруг ёлки и смотрел, как хохочет Полина. До ночи он держался, но в своей комнате под одеялом заплакал и долго-долго захлебывался горячей солью, стараясь не шуметь.
После каникул Марик по-прежнему доделывал за соседкой прописи, решал задачки и готовился к восьмому марта. За три недели он склеил из цветной бумаги тюльпаны и даже покрыл их маминым лаком для ногтей, чтобы блестели. Принёс обёрнутый газетой букет в школу, спрятал в парте, а когда прибежала Полина - торжественно извлёк его наружу.
Класс загудел.
- Жених и невеста!
- Тили-тили-тесто!
- Ой, девочки, смотрите! Смотрите же!
Полина холодно взглянула на бумажные тюльпаны.
- Это чего?
- Это тебе, - улыбаясь, ответил Марик. - С праздником!
Полина взяла букет и быстро сложила вдвое. Потом сжала цветы руками, смяла и запустила ярким бумажным комом в сторону доски.
- Сходи выбрось, Шлефка!
Марик уперся взглядом в парту, вцепился в скамью, не в силах пошевелиться.
- Здравствуйте, дети!.. Подберите мусор! - донеслось до него. - Подберите немедленно, кто это бросил?
Марик прошел к доске, поднял липковатый ком, запихнул его поглубже в урну и вернулся на место, пряча глаза. На следующей перемене попросил учительницу посадить его за другую парту, отговорившись тем, что с нынешней плохо видно, и навсегда перебрался на первую.
***
К черту эту любовь, решил Марик. Ему нужно собираться в Америку. Готовиться. Учить язык, индейцы же не говорят по-русски.
Английский Марик грыз, будто оголтелый, впитывая каждое услышанное и напечатанное слово. Он шутя переварил школьную и районную библиотеки, а к седьмому классу добрался до областной. К тому времени в нарядном краснокирпичном здании на Гоголя открылось американское консульство, и перед ним регулярно образовывались очереди. Замок на границе сгнил и рассыпался в труху.
Однажды, возвращаясь домой с авоськой книг, Марик наткнулся на Полину.
- Ты откуда, Шлефензон? - окликнула та его.
- Из библиотеки, - Марик приподнял авоську.
Полина поджала губы подковкой.
- Тебе это зачем?
- Понимаешь... - Марик замялся. Он никому не говорил о своих планах, но... Но сейчас он разговаривал с Полиной. - Понимаешь, я в Америку уеду. Учу язык заранее.
Полина подбоченилась и рассмеялась. Стоя перед Мариком, она заливалась все громче, со всхлипом, и нисколько не стеснялась этого.
- Да кому ты там нужен, дрищ недорослый? - выдавила из себя Полина и, не прощаясь, поцокала каблучками куда-то вдаль.
В школе Марика ждали.
- Ну что, американец? - хлопнул его по плечу здоровенный Федотов.
- Засунул в жопу палец! - добавил из-за спины записной остряк Пляшкин.
- Шлефензон, ты за жувачкой собрался в Америку? - заржал кто-то сбоку. - Или за джинсами?
Вокруг собралась плотная, шумно дышащая толпа, на урок никто не торопился. Марик повесил куртку и молча протолкался к выходу из гардероба. После уроков его встретили за воротами школы. Марик хотел обойти одноклассников, но Федотов его остановил.
- Нет, ты подожди, Шлефензон. Мы хотим знать, когда ты уезжаешь.
- Попрощаться зайдём, - хихикнули в затылок.
- Не ваше дело, - огрызнулся Марик.
Били его долго. Без азарта, с презрительной оттяжечкой, поучительно. Самое обидное: непонятно за что.
Школу Марик закончил блестяще и запросто поступил на иняз - куда же еще. Он уже все выяснил в консульстве: с восемнадцати можно участвовать в ежегодной лотерее, пытаясь выиграть вид на жительство, можно поступить учиться или каким-то образом искать работу прямо отсюда, из Ебурга. Можно было уехать нелегально. Правда, об этом говорили уже не в консульстве.
Денег на учебу в семье не было: Марик и в Ебурге должен был попасть на бюджетное отделение или загреметь в армию. Далекие работодатели не ждали вчерашнего школяра. Поэтому Марик решил получить образование или хотя бы его часть на родине и уезжать приличным человеком.
На втором курсе Марик впервые отправил заявку на участие в лотерее и принялся искать работу. В охранники его, ясное дело, не брали. Грузчик из него вышел аховый - кое-как выдюжил одну смену и свалился на три дня. Марик таскался по городу курьером, клеил объявления, не миновали его и чудо-пылесосы (один чудом удалось продать).
В лотерее он не выиграл, зато к третьему курсу нашлось подходящее занятие: Марик принялся натаскивать школьников по английскому. Тут-то он был король и брал недорого, поэтому клиентуры хватало.
Однажды, выходя от ученика, Марик услышал в подъезде знакомый заливистый смех. Подобрав живот и развернув плечи, он быстро спустился на два пролета. На лестничной площадке стояла Полина в обнимку с мордатым хмырем. Одной рукой тот поворачивал ключ в замке, другой тискал Полину за ягодицу.
Марик оцепенел, глядя на эту руку с толстым блестящим браслетом-цепью. Идти дальше было невыносимо стыдно - будто он тут подсматривал. Марик замер и увидел, как Полина гладит хмыря по выпирающей ширинке. Наконец, чужая дверь лязгнула, и парочка скрылась за ней.
***
В третьем году третьего тысячелетия Марик получил диплом. К этому времени вторая лотерейная заявка ушла в пустоту, и третья туда же, и четвёртая. Марик сунулся на хедхантерские сайты и понял, что русских гуманитариев в Америке не ищут.
Эмигрантские форумы были полны историй успеха: уехал нелегально, поработал, получил грин-кард и зажил белым человеком. Марик понял, что другого пути в ближайшее время не предвидится. Он легко получил туристическую визу и купил билет до Нью-Йорка, в один конец.
Там же, на форумах, люди обменивались советами, телефонами юристов и стоматологов и искали соседей, чтобы разделить арендную плату. Так Марик познакомился с Лёхой и нашёл жильё на первое время.
В аэропорту мама бодрилась и старалась не плакать. Марик пообещал звонить, одеваться тепло и обедать горячим, стиснул на прощание её мелкие косточки и ушёл в зону досмотра. За плечами осталась вся знакомая жизнь, впереди не было ничего, кроме мечты.
Через двадцать часов Марик вышел из терминала и наконец-то ступил на американскую землю. Вокруг шумело, громоздилось, гудело и бесновалось. Оглядевшись, Марик сообразил, где заканчивается очередь на такси, дождался машины и сунул курчавому громиле бумажку с адресом. Заговорить он пока не решался и жадно рассматривал все, что проносилось за окном. Пышная зелень, массивные многоэтажки, аккуратные домики, мост... А потом Марик издалека увидел их - небоскребы в нежной дымке.
-Как клен и рябина растут у порога... - вырвалось у него.
- Сэр? - отозвался таксист.
- I'm talking to myself
И тогда-то Марика накрыло с головой, затопило и понесло. Он в Нью-Йорке! Дома!
Лехино жилище оказалось далеко не дворцом. Крохотная замурзанная однушка смотрела окнами во двор, но это был нью-йоркский двор. Марик уснул на тощей раскладушке счастливый, как в Новый год.
На следующий день он отправился к иммиграционному адвокату - все нелегалы начинали с этого, чтобы получить через несколько лет гражданство. Тот предупредил сразу: дело будет долгим и затратным.
После этого Марик двинулся на черную биржу, где искали работу нелегалы.
Карьера его началась на мексиканской заправке. За пять баксов в час Марик с утра до ночи бегал со шлангом и тёр стёкла проезжающих машин. Потом мексы взяли на это место соотечественника, а Марика выперли. Зима приближалась, теплой куртки у него не было, зато арендная плата была.
Куртку Марик купил на блошином рынке за полтора доллара, а работу нашёл на русской заправке, где платили чуть получше. Потом - в бригаде отделочников, на стройке, в ресторане уборщиком. Марик чистил овощи, мыл машины, драил квартиры после ремонта, рубил мясо, присматривал за стариками. Всё менялось, кроме одного - регулярного оброка адвокату. В первые месяцы Марик шагу боялся ступить в неположенном месте, чтобы не попасться на глаза полиции - депортировали бы его, как миленького. Потом адвокат добыл social security, и Марик вздохнул чуть свободнее: депортация ему больше не грозила.
Так прошло пять лет до заветной грин-кард. А потом жизнь принялась налаживаться. Рабочий день стал короче, заработок больше. Марик оттрубил два года на курсах социальных работников и устроился на чистое место - менеджером в дом престарелых. Он снял однобедрумную квартиру на Брайтоне и чувствовал себя королем во дворце.
***
"Одноклассники" - светились на мониторе аппетитные толстые буквы. Марик хмыкнул и нажал на кнопку "Регистрация". Указал местом жительства Нью-Йорк, выбрал несколько фотографий - самых представительных. Снимала Лида - полуприятельница, полу... Гёрлфренд? Марик и сам не знал, кем ему приходится эта страшненькая упертая девица. Они познакомились на бирже года три назад и сталкивались изредка, пока Лида не пригласила Марика в кино. Вскоре они оказались в одной постели, затем в суровой Лидиной ванной появилась зубная щётка для Марика. Правда, использовать ее доводилось пару раз в месяц. Оба получили грин-кард почти одновременно, а недавно в складчину съездили в Катскилл.
По-хорошему, им уже полагалось бы съехаться и вместе карабкаться дальше - Лида намекала, Марик и сам понимал, и размышлял иногда в метро о том, что это разумно...
Лента с лицами бывших одноклассников ползла по монитору. Обрюзгший Федотов с младенцем, Пляшкин на фоне автомобиля, Иванова с букетом, Ященко с бутылкой. Полина сверкала глазами, такая же ослепительная, как раньше. Марик тронул монитор пальцем, ткнул курсором в одобрительное сердечко и закрыл вкладку. А наутро обнаружил сообщение от Полины: "Марик какой ты стал!!!"
Весь день он подыскивал достойный ответ: одновременно солидный, невозмутимый и подтверждающий - да, стал. И не нашел ничего лучше встречного вопроса "Какой?"
Оказалось, что Полине очень интересно, как устроена его жизнь в Америке. Она часами расспрашивала Марика обо всем: о квартире, работе, обычаях и климате.
"А девушка у тебя есть?"
"Нет," - ответил Марик и поморщился от неловкости.
Через три дня он любовался обнаженной грудью Полины на мониторе и её же вспоминал в ванной. Через месяц отправился в миграционную службу за визой для невесты.
Полина выплыла из зала прилета, покачивая бедрами. Следом за ней тащил набитые чемоданы дюжий мексиканец.
- Спасибо, амиго! - по-русски бросила Полина и повернулась к Марику.
Спустя пару часов он лежал, распластанный, на мокрых простынях и таращился в потолок, как слабоумный. Полина плескалась в душе, осматривала квартиру и, наконец, вернулась в спальню.
- Маришечка, а куда мы пойдем ужинать?
Марик подскочил с кровати. Остолоп и скотина! Как же он забыл, что Полина голодная?
Собравшись наскоро, Марик за руку повел её в ближайший ресторан. Навстречу шагала Лида. За месяц, промелькнувший как в чаду, Марик вспомнил о ней раза три и дважды позвонил. Сослался на занятость. Теперь Лида шла к его дому, понемногу замедляя шаг. Марик видел, что рот у нее некрасиво открылся, а потом сжался намертво, словно губы каменные и вот-вот начнут крошиться.
Внутри Марика, от макушки до копчика, натянулась противная холодная струна.
Поравнялись.
- Здравствуй, Марк. Давно не виделись, - Лида говорила с усилием, словно забивала сваи.
- Привет.
- Познакомишь меня со своей спутницей?
- Полина. Моя невеста.
- Ах, вот как. Рада была повидаться.
- Лида... - попытался что-то сказать Марик, но та отмахнулась плечом и ушла.
- Кто это был, Маришечка?
- Знакомая.
Маришечкой он пробыл ровно месяц, до свадьбы. Первый скандал случился в первую же брачную ночь. Марику приглашать на свадьбу было практически некого, а Полине и подавно. Поэтому после скромного ужина в компании нескольких бывших нелегалов с жёнами и подругами они отправились в хилтоновский номер для новобрачных. Там Полина оживилась - ее нужно было сфотографировать у окна, на кровати, в кресле, в ванной и снова на кровати... Когда же Марик попытался раздеть жену - получил в зубы отповедь.
- Тебе только это от меня и нужно, так, Шлефка?
Марик опешил.
- Что молчишь? Правда глаза колет? А я хочу хоть немножко порадоваться после этого позорища. Свадьба называется: три калеки в ресторане и всё. Ты видел, как люди женятся? Видел?
Марик неуверенно кивнул.
- А почему у нас так? Почему? Да меня все засмеют - мало того, что вышла замуж за Шлефку, так даже свадьбы нормальной не было.
- Что значит: вышла замуж за Шлефку?
- А то и значит! Ты посмотри на себя! Посмотри!
Полина упала в кресло и разрыдалась. В пышном белом платье она как никогда была похожа на ту девочку с бантами, которой Марик любовался много лет назад. А сейчас он женился на этой девочке, но счастливой так и не сделал, наоборот... Марику стало мучительно стыдно. Он присел на подлокотник, достал из кармана платок и неуклюже попытался обнять Полину.
- Отстань, Шлефка! Отвали!
В конце концов она позволила раздеть себя и вымыть в огромной ванне, и быть с нею нежным так, как только мог Марик придумать.
***
После свадьбы Полина дулась ещё неделю, и Марик выпрыгивал из шкуры, пытаясь вернуть прежнюю милую Полечку. В конце концов, она сменила гнев на милость, но с Брайтона потребовала съехать. Марик снял двухбедрумную квартиру в Марин-парке. Уходило на новую недвижимость две трети зарплаты, и на жизнь едва хватало.
Работать кем попало Полина не хотела, на курсы тоже не торопилась. Она сидела дома, ходила по магазинам и салонам красоты и время от времени делала уборку.
Когда Марик впервые после работы заикнулся о том, что голоден, Полина возмутилась.
- Знаешь что, Шлефка? Я тебе не рабыня и даже не домработница. Голодный - готовь. Или сходи куда-нибудь.
- Пойдем тогда, поужинаем?
- Я уже сходила.
Марик отправился в китайский буфет, покаянно думая по дороге, что Полине и без готовки одиноко здесь и скучно.
В другой раз он вечером после работы устроился перед телевизором.
- Шлефка! Сгоняй за ананасом! - крикнула Полина.
Марик принес два. Назавтра Полине понадобилось манго, потом киви, яблоки, снова ананасы. Через неделю до Марика дошло: Полина капризничает! А вдруг она беременна? И в её теле угнездился сын. Или дочь? Похожая на Полину, беленькая, синеглазая. Тоже неплохо, заключил Марик. Он принес домой авоську разных фруктов и весь вечер подсовывал Полине то клубнику, то яблоко. Та отмахивалась, а Марик потихоньку ликовал: капризничает!
На следующий день он с порога крикнул:
- Полечка, ты хочешь чего-нибудь?
- Выпить хочу, наверное, - крикнула та из комнаты.
- Э-э... Шампанского?
- Давай.
Из магазина Марик вернулся взволнованным. Наверное, сегодня Полина все скажет. Он тогда обнимет её, и...
Когда бутылка подошла к концу, Полина потянулась.
- Неси вторую.
- Полечка, а это разумно? В твоём положении? - выпалил Марик.
- В каком ещё положении?
- Ну как - ты всё время просишь чего-то, волнуешься. Может быть, ты беременна?
Полина откинулась на спинку кресла и захохотала, не в силах остановиться.
- Ну, Шлефка, молодец! Повеселил! - выдохнула она, отсмеявшись. - У нас с тобой детей не будет.
- Почему?
- По кочану! Сам дрищик, хочешь ещё и детей таких наплодить?
Марик подхватил бокалы и унёс на кухню. Уперся руками в шкафчик над раковиной, постоял. Ладно, сейчас это даже к лучшему, без детей. Но потом, когда-нибудь... Надо же - он никогда не думал, что Полина детей не хочет. Может быть, со временем, когда он добьётся лучшей жизни... дослужится до повышения, станет больше зарабатывать, сможет купить дом или хотя бы квартиру побольше. Да, тогда Полина передумает, решил Марик.
За три месяца брака он окончательно перекрестился в Шлефку, потом в Дрищика, а вновь Маришечкой становился, когда от него было что-то надо.
Так случилось, когда Полина захотела в отпуск. Марик купил тур в кредит и отвёз её в Мексику. Там Полина валялась в бассейне с коктейлями и флиртовала напропалую со всеми совершеннолетними мужчинами. Конечно, Марику было лестно, что с ним такая женщина, на которую все восторженно таращатся. Он любовался Полиной на каждом шагу - и в бассейне, и в ресторанах, и в номере.
Иногда она пропадала из поля зрения, и в груди у Марика сигнальной лампочкой вспыхивала тревога. Он начинал суетливо разыскивать Полину, а та вновь появлялась с сытой улыбкой на губах.
Как-то раз она исчезла прямо за ужином - пошла в туалет перед десертом и за столик не вернулась. Через полчаса Марик отправился на поиски. В ресторане Полины не было. Не было её и в женском туалете, куда Марик, пересилив смущение, вошёл и дождался освобождения каждой кабинки. Вернувшись в гостиницу, он оглядел пустой номер и отправился на ресепшн. Портье заявил, что недавно видел красивую сеньору, она шла к лифту.
- Но в номере её нет!
- Возможно, она в другом номере, сеньор? - хитро поднял брови портье.
Марик треснул по стойке кулаком от беспомощности и побежал проверять бассейны. Никого он там не нашел и в конце концов вернулся к себе, издерганный от тревоги.
На полу валялись босоножки, платье и бюстгальтер, в ванной лилась вода.
Марик привалился спиной к двери и сполз на пол. Подцепил одну босоножку пальцем, рассмотрел, как незнакомую и аккуратно поставил в угол. Добавил вторую. Подобрал влажное платье, вытер пот с лица.
Дверь ванной распахнулась. Оттуда нагишом вышла довольная Полина. Марик вскочил на ноги, схватил ее за предплечья.
- Где ты была?
- Трахалась.
- Очень смешно.
- А я не смеюсь, - повела плечами Полина. - Шлефка, отцепись. Я же тебе сказала, что устала и пройдусь.
- Не говорила!
- Вот же повезло за идиота выйти замуж. Говорила. Значит, ты не меня слушал, а совком щёлкал.
Полина вывернулась и прошла к кровати, упала на нее и крикнула:
- Шлефка, там шмотки, в мешок для стирки сложь!
Марик полночи крутился в постели, пытаясь уснуть. Не мог же он забыть, что сказала Полина? Или мог? Раньше он никогда не жаловался на память.
Странная забывчивость вернулась через несколько недель после отпуска. Полина начала ходить в спортзал, и Марик никак не мог сориентироваться в графике занятий, без толку ожидая её дома. Потом он забыл, что Полина собиралась к дантисту, и заказал витамины для укрепления памяти. Через месяц, допив упаковку, он упустил из памяти парикмахерскую.
Тогда-то Марик и понял, что с ним не всё в порядке. Доверять себе он больше не мог и начал записывать на мелких отрывных листочках всё, что следовало запомнить.
Однажды Полина захотела в кино. Как она, едва говорившая по-английски, собирается смотреть фильм, Марик не задумался. Они устроились в зрительном зале, а когда свет выключили, Марик осмелел и взял Полину за руку.
Он рассеянно следил за экраном, когда почувствовал, как шевельнулась её ладонь. Марик повернулся и обомлел. Рядом с Полиной сидел здоровенный негр, который положил ручищу ей на коленку и поглаживал, массировал, перебирал пальцами. Полина смотрела на экран и улыбалась. Марик, как зачарованный, разглядывал чужую руку, не веря своим глазам. Он хотел уже потрогать эту нахальную лапу, чтобы удостовериться в её присутствии, но стеснялся.
Тем временем, рука поднималась выше и выше, продолжая массировать, поглаживать, ласкать бедро Полины, и, наконец, исчезла у неё под юбкой. Подина шумно задышала и сползла по сиденью вниз, полулёжа на кресле. Рука вытянула из-под юбки трусики, которые сначала повисли спущенным парусом на полининых коленях, а потом упали на пол. Юбка задралась почти до пояса, и Марик видел, как чужая рука скользит между складочек, погружая в Полину сначала один палец, потом другой, потом оба сразу. Подаваясь навстречу этой руке, Полина шевелила бёдрами и дышала прерывисто. Наконец, она содрогнулась всем телом, замерла. Вытянула чужую руку из себя, поднесла к лицу и облизала пальцы.
Марик содрогнулся, и тут Полина обернулась к нему. Беззвучно расхохоталась, отняла ту ладонь, которую сжал Марик, и больно щёлкнула его по носу.
- Полина, что это было?! - взвился Марик, когда фильм закончился, и они вышли в фойе.
- Ты про что?
- Я про негра с соседнего кресла, который тебя лапал.
Полина захохотала, как она это умела - громко, от души.
- Совсем двинулся, Шлефка? Рядом со мной сидела та рыжая бабка, - Полина махнула рукой в неопределенном направлении. - Лечись иди, дрищик.
Марик притих. Сначала память, теперь галлюцинации, что же будет дальше? С ножом на людей, нагишом по улицам?
Психиатр из простых, по страховке, ничего серьезного у Марика не нашёл. Посоветовал спать и гулять, даже лекарства не назначил. Что ж, с тех пор Марик гулял по часу после работы, вспоминая подходящие к погоде стихи. Понемногу он привык бормотать под нос строчки к случаю - на прогулке, дома, на работе.
День рождения Лёхи - первого соседа Марика - был обязательным к посещению праздником. Все три предыдущих раза Полина щебетала без умолку, вызывая к концу вечера сочувственное раздражение всех присутствующих женщин. В этом году привычная компания увеличилась на одного лёхиного приятеля. Высокий, вальяжный Кирилл, как и все остальные, бывший нелегал, открыл спортивный магазин, выросший со временем в небольшую сеть. Кирилл приехал в ресторан один, и Полина немедленно взяла его в оборот. Сначала она улыбалась и стреляла глазами через стол, а потом пересела к Кириллу и ворковала, поворачиваясь к нему своим щедрым декольте.
Лёха потёр переносицу, прищурив один глаз. Это был сигнал "Выйдем" - они с Мариком в свое время собрали целый словарь жестов.
Вышли на террасу. Лёха закурил, Марик усталым животным привалился к колонне.
- Ты видишь? - махнул Лёха подбородком в сторону зала.
Марик кивнул.
- Гнал бы ты эту проблядь к чертовой матери, Шлеф.
- Лёх, не надо, - поморщился Марик. - Какая ни есть - это моя жена.
- Слишком уж "какая ни есть". Посмотри в зеркало - от тебя половина осталась, Шлеф. Как ты живешь-то с ней?
- Как все, Лёх. Есть плохое, есть хорошее... - Марик пожал плечами.
Когда они подошли столу, соседка потянула разошедшуюся Полину за рукав.
- Твой муж вернулся.
- Да не обращайте вы на этого запёрдыша внимания! - рассмеялась Полина. - Я никогда не обращаю!
Марик молча сел на свое место. Аппетит у него пропал.
На пятую годовщину свадьбы Марик получил письмо. Адрес отправителя был явно фальшивый: dobrohotov@gmail.com. Доброхотов извещал Марика о том, что Полина ему изменяет. Среди любовников числились Борис - совладелец дилершипа, Виктор - дантист, Игорь - менеджер в банке, и множество других, известных и неизвестных. Все, как один, солидные, успешные люди. К письму прилагались фотографии - в машине с Борисом, в ресторане с Виктором, у бассейна с Игорем, на террасе, на пляже... Марик долго смотрел на этих надменных, уверенных в себе мужиков. Потом захлопнул лэптоп и выскочил на улицу. Бесконечная, шумная толпа колыхалась перед ним волной, то отшатываясь, то накатывая ближе. И каждый хохотал или показывал на Марика пальцем, или кричал: "Придурок, Шлефка! Придурок!" Марик шёл сквозь этот строй и шептал что-то отчаянное.
Домой он вернулся разбитым, выпитым.
- Шлефка, мусор! - крикнула Полина из гостиной. - Сложь и вынеси!
- Сама вынесешь, - отмахнулся Марик и повалился на кровать в одежде.
- Маришечка?.. Ты заболел? - появилась в спальне Полина.
- Вроде того, - буркнул Марик и отвернулся.
Полина тут же принялась раздевать его, приговаривая что-то ласковое...
Марик ни о чем не стал расспрашивать Полину. Враньё, решил он. Монтаж. Так и ответил Доброхотову-собаке.
Однажды Полина пропала. Марик вернулся с работы в пустую квартиру, ждал до вечера, а потом запаниковал. Больницы, морги, полиция.
Он набирал трясущимися пальцами один номер за другим, спрашивал, уточнял приметы, просил перезвонить. Полины не было нигде.
Марик метался по комнатам, брал в руки то стакан, то флакон духов, то еще какую-нибудь мелочь и, не глядя, оставлял взятое.
Он провел ночь без сна и кое-как поехал на работу, где чередой мелькали трясущиеся руки, сморщенные рты, слезящиеся глаза. Вечером Марик вернулся в пустую квартиру и снова взялся за телефон.
Полина объявилась через несколько дней - яростно затрезвонила в дверь, ввалилась в квартиру мимо обомлевшего Марика и сбросила обувь.
- Ох, Шлефка, как я устала...
- Где ты была?
- В Атлантик-сити
Раздеваясь на ходу, Полина двинулась в ванную. Марик задержал её за плечо.
- Подожди, как ты там оказалась?
- Шлефка... - укоризненно взглянула на него Полина. - Доехала на лимузине.
***
Был апрель, шестая годовщина свадьбы. В тот вечер Марик решил, что Полину нужно чем-нибудь порадовать. По пути домой он купил шампанское и, подумав, захватил маленький букетик. Тихонько вошел, убрал бутылку в холодильник, снял с букета оберточную бумагу.
Полина сидела на кровати, в куче тряпья, на полу растопырился чемодан, в который она методично бросала вещи.
- Привет. Ты чего? - оторопел Марик.
- Не видишь? Ай-ай, совсем зрение испортилось, - театрально всплеснула руками Полина. - Ухожу я от тебя, Шлефка. Уезжаю.
- Надолго?
- Насовсем.
- Но ты не можешь насовсем, - запнулся Марик. - Не можешь.
- Почему это? - вскинула брови Полина.
- Потому что ты моя жена. И я тебя люблю, - Марик выставил вперед букет, который до сих пор держал в руках. - Видишь?
Полина хмыкнула и снова взялась за вещи.
Полина! Полина, посмотри на меня! Посмотри! - закричал Марик. - Куда ты уходишь? И зачем?
- К любовнику, Шлефка. К нормальному мужику с нормальным хреном. От твоего стручка мне за шесть лет никакого проку не было.
- Я тебя не отпущу! Поняла? Никуда не отпущу тебя.
- Попробуй, - она пожала плечами.
Куча тряпья уменьшилась, чемодан заполнился. Полина бросила в него последнюю охапку одежды, не разбирая, и перегнулась вниз, закрывая крышку. Спина между шортами и майкой обнажилась, и Марик разглядел розовый след от трусиков. Представил эту крохотную впадинку под пальцами, как наяву ощутил сладковато-мускусный запах Полины. И упал на колени, вцепившись руками в чемодан.
Марик просил, унижался, умолял ее остаться, обещал все, все, чего только Полине захочется, тыкался носом в ее колени, пытаясь поцеловать. Чувствовал, знал - если Полина откажется, произойдет что-то ужасное.
Она молча переоделась и вызвала такси, подхватила чемодан.
Марик смотрел на это, не зная, куда девать руки. Внезапно вспомнил: холодильник, шампанское - и бросился на кухню.
Полина уже подходила к двери. Горлышко удобно легло в руку, шершавая фольга приросла к коже.
- Полина, стой!
Та обернулась, и рука Марика замахнулась сама и сама направила тяжелую бутылку ей в затылок.
Полина упала, тихонько всхлипнув, и засучила ногами. Под головой у нее расплывалась глянцево-красная лужа. Марик присел рядом на корточки, взял жену за руку и сидел так, пока она не затихла окончательно. Лицо у Полины разгладилось и налилось покоем, ушла нахмуренность. Марик погладил её по припухшей щеке, взял на руки и понёс в ванную.
Одетая она выглядела в пустой ванне нелепо и удивительно невинно. Из затылка сочилось на фаянс красное.
- Я же просил тебя, Полечка. Я тебя так просил...
Марик покачал головой и снова пошёл на кухню. Взял ножи. Одежда разошлась легко, обнажился бежевый атлас кожи. Марик гладил её всю, обводил пальцами тяжёлые груди с бледными сосками, округлые бёдра, стройные лодыжки и щиколотки и плакал, не стесняясь. Потом нежно вскрыл сонную артерию, выпустил кровь в водосток и начал резать. Удивительное дело - под ножом эта загорелая мягкая плоть походила на мясо, обыкновенную свинину. Кости поддавались с трудом, пришлось взять молоток и бить по ножу, отделяя каждую. Марик отделил конечности и сложил в раковину, отрезал голову, стараясь не касаться затылка. Предстояло самое неприятное. Он взглянул в зеркало: всклокоченный, перемазанный кровью до бровей, на одежде мелкие костяные крошки. Покосился в ванну и скорчился в рвотном спазме. После обмыл водой безрукий и безногий обрубок и раскроил брюшную полость.
В конце концов Марик расфасовал Полину по герметичным пакетам, освободил несколько обувных коробок и разложил пакеты в них. Открыл письмо собаки Доброхотова, разыскал по фамилиям адреса, сгрузил коробки в багажник. Удобнее всего было начать с Игоря.
- Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца! - продекламировал Марик.
Он поставил коробку у входа и вернулся в машину. Поежился после утреннего холодка и сверился с навигатором. К Борису, на Бэй парквей. Потом к Виктору в Бенсонхёрст. Сплошь респектабельные кварталы. Полина всегда мечтала перебраться туда, неважно с кем. Он неуверенно хмыкнул, потом откинулся на спинку сиденья и захохотал, от души, во всю глотку, едва не выворачиваясь наизнанку.