Лем Ирина Николаевна : другие произведения.

Ошибка Синей Бороды часть2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  1.
  
  Cиротливо-одинокий "Ситроен" Делакруа томился в ожидании за правым углом вокзала, если стоять ко входу лицом. После пристрастного осмотра мнение Жюльена выразилось одним словом - шарабан. Мнение Жаннет выразилось пространно-обтекаемо: кособокая, перезревшая тыква для Золушки, которую престарелая фея по ошибке превратила в автомобиль. По близорукости - неудачно.
  
  Гастон в душе поблагодарил темноту и липкий снег, что не позволили его свежеиспеченным пассажирам как следует разглядеть другие недостатки. К самым значительным из них относились: передний бампер, выдернутый с места, когда автомобиль тащили на буксире, и вогнутая правая дверь, в которую врезался сумасшедший мотоциклист.
  
  Если вышеуказанные повреждения имели уважительную причину, то другие - наоборот. О них Делакруа не хотелось думать и вообще замечать. Стыдно. Вмятины и царапины нанесла родная дочь Валери. Которая недовольство переходным возрастом, в частности прыщами на лице и жиром на талии, вымещала на безответном "Ситроене" - избивая пинками. Она бы и папашу с удовольствием приложила, да хватало ума понимать: он - добытчик в семье, содержатель их с матерью. Хилый, но единственный.
  
  Внутри машина выглядела не моложе, чем снаружи. Ее пожилой возраст выдавала каждая деталь, на которую вольно или невольно падал взгляд. Радио со сломанной кнопкой, значит, его никогда не слушали. Протертая до залысин обивка кресел, что не давало возможности различить ее первоначальный цвет. Отошедшее по краям, в пятнах и трещинах покрытие на потолке и дверцах - печальный знак особого невнимания хозяина.
  
  Окаменевшая грязь на полу - неудивительно, его мыли раз в год перед техосмотром. Пыль на передней доске - хозяин не видел смысла убирать. Самое же противное - тошнотворно-спертый воздух, висевший в салоне. Застоявшийся, прокисший, укоренившийся курительный дух, такой плотный, что его не мог перебить флакончик с освежителем. Впрочем - пустой. Нестранно. В контексте интерьера.
  
  По приглашению руки Гастона молодые люди, согнувшись в три погибели, полезли в ситроеновскую утробу. Первым делом Жаннет захотелось вырваться от вони, грязи и общей некомфортабельности. Сдерживая рвотные порывы, она натужно закашлялась, чтобы не обидеть Делакруа недвусмысленным клокотанием в горле.
  
  Будучи негрубой, стеснительной натурой, она ощущала себя обязанной дожонцу. Ведь он сделал им одолжение, великодушно согласился подвезти, а мог бы пройти мимо - думала девушка, оправдывая неуют. Постаравшись чувством благодарности задавить чувство отвращения, она разгребла ногой пивные банки, развалившиеся на полу, и присела на кончик дивана.
  
  Жюльен устроился рядом, с недовольной гримасой, которую тщательно скрывал от подруги. Он слишком хорошо понимал, что ошибся. Капитально. Данная тыква на колесах не удовлетворяла его требованиям ни с одной стороны. Ни внешним видом, ни тем более - внутренним. Ни вонью, ни размерами, ни ценой. Ценой - особенно.
  
  В другое время и в других обстоятельствах они с Жаннет за сотню евро доехали бы до замка и обратно в комфортно оборудованном, скоростном "Пежо". Или, на худой конец, в "Рено" с кондиционером и стерео. А этот динозавр автомобильной истории едва ли тронется с места - по имеющимся у Жюля предположениям. Хорошо, он аванс не полностью заплатил...
  
  Молодого человека начали одолевать угрызения обиды, жадности и уязвленной гордости. Угрызения были свежи и болезненны. Через несколько секунд мозг его достиг состояния котла, кипящего недовольством. Котла - в виртуальном выражении, который, к сожалению, не помог физически согреться.
  
  Чтобы нечаянно не потревожить подругу раздраженным высказыванием или жестом, Жюльен откинулся на сиденье. Задышал нарочито размеренно - для снижения кипящего возмущения до температуры тела. В помощь использовал единственный, охлаждающий взбудораженные мозги довод: у него не было выбора. Ни альтернативного, ни запасного. Вообще никакого.
  
  Хотя... если честно сказать, имелся один, завалящий, малоподходящий: бросить задуманное и, обманув надежды Жаннет, вернуть ее домой в неизменном виде. В разочарованном состоянии - неопределенности и несбывшихся ожиданий.
  
  Но - нет. Столь коварно обмануть любимую еще до женитьбы Жюлю не позволило бы чувство ответственности. Да, он правильно сделал - согласился на путешествие в этом доисторическом морозильнике. Желание во что бы то ни стало достичь цели пересилило логические аргументы. Оправданно ли? Это второй вопрос.
  
  Постепенно температура кипения ума снизилась. Чему способствовало сиденье, окружившее Жюля с двух сторон: со спины и ягодиц. Сиденье было жестким, промерзшим до костей или что там у них внутри - пружины? поролон? - и незамедлительно начало согреваться теплом усевшихся.
  
  Что не способствовало наступлению благодушия у молодого человека. Отдавать последнее тепло в продавленное сиденье было бы неосмотрительной роскошью. Жюль испугался: внутри машины они замерзнут быстрее, чем снаружи. Жаннет тоже испугалась, по-своему: застудит придатки, не сможет в дальнейшем родить Жюлю ребенка. Или родит больного. Или случится преждевременный выкидыш. Или останется бесплодной на всю жизнь.
  
  Впрочем, сильно убиваться по этому поводу не стоило. Благодаря просвещенным подружкам, она была в курсе последних открытий в области деторождения. Современная медицина нашла способы, с помощью которых остаться бездетными не грозило даже роботам: суррогатное материнство, ребенок из пробирки, а там и клонирование человека не за горами...
  
  Страхи пассажиров завитали в воздухе отчетливее прокуренного "амбре", достигли Делакруа. Устроившись на шоферском месте, он снял рычаг ручного тормоза, поднял глаза к зеркалу заднего вида. Поглядел на молодых людей. Они походили на сирот, с настороженно застывшими лицами приютившихся на кончике дивана у богатых родственников. Сдвинулись плечо к плечу и чуть ли не вслух дрожали от холода.
  
  - Сейчас печку включу, согреемся, - пообещал Гастон грубым голосом - без малейшего намека на доброжелательность.
  
  Сказать-то сказал, да сам себе не поверил.
  
  Хлопнув дверью и закрепив ремень безопасности - через грудь в ячейку - он потянулся к ключу. Все трое напряглись. С общей надеждой - услышать звук добродушно ворчащего мотора, готового по приказу хозяина мчаться на край земли. А до крепости Тиффож - раз плюнуть.
  
  Но - несрослось. После трех попыток стало ясно: машина заводиться отказалась. Наотрез. Даже не чихнула. Не подала слабейших признаков жизни. Ни искорки желания - пробудить мотор от зимней спячки.
  
  Казалось, душа застуженного "Ситроена" покинула его бренное тело если не навсегда, то до весны точно. Не оставив ни адреса, ни номера телефона, разбив ожидания внутрисидящих в пух и прах. Надежды их приготовились раствориться в печали. Молчание мотора для каждого значило больше, чем просто невозможность тронуться с места.
  
  Для Жюльена - нарушенное обещание, неудавшееся Рождество, вникуда потраченные деньги и время.
  
  Для Жаннет - неисполнившаяся мечта, пропавшее ожидание романтического Сочельника. Плюс совершенно практическое неудобство: если придется вылезать на мороз, имеется опасность сильно простудиться.
  
  Для Гастона - жестокое разочарование в наиболее тяжелой, неоперабельной форме. Если проклятый "Ситроен" со следующей серии попыток не заведется, он потеряет обещанную студентом сотню. Помашет рукой трехлетняя мечта, к которой он преодолел одну пятую пути, выпросив двадцать евро задатка.
  
  И не только это. Противная новость - опять придется тратиться на запчасти. На какие шиши, спрашивается? Полученное два дня назад пособие почти истрачено: на отдачу старых долгов, предпраздничные покупки и лекарства. Следующее поступление ждать целую вечность - двадцать четыре дня. Единственное утешение: сам ремонтировал, иначе бы машину не потянул.
  
  Да что машина - Делакруа жизнь тянул еле-еле! Неполадки с "Ситроеном" - пример его всеобщей человеческой несостоятельности, которая включает несколько других: супружескую, профессиональную, отцовскую и так далее. Доказательство существования подлого закона, который звучит так: если есть возможность случиться несчастьям, они случатся в самый неподходящий момент.
  
  Самое обидное: закон пристал, будто именно ради Гастона был создан. Сопровождал его с упорством танка, одержимого манией преследования и желанием задавить.
  
  Угораздило же "Ситроену" не завестись именно когда выпала удача - по воле Бога, в которого Гастон давно перестал верить, или по иронии Судьбы, которую всю жизнь проклинал. Единственный раз созвездия сошлись в его пользу: в дыру под названием Дожон занесло тупоголовых, денежных студентов. Шальных бельгийцев, согласившихся заплатить сотню за пустяковую услугу, в нормальных погодных условиях не стоящую тридцатки.
  
  Немыслимый улов, а он не в состоянии сдвинуться с места. Черт бы взял проклятую погоду! Мороз и снег, и эту кучу ржавого барахла. Впридачу к ним - бельгийцев, вместе взятых: валлонцев, фламандцев и арденнцев заодно. Не тронется "Ситроен" - не получит Гастон сотню. Придется те, с кровью добытые, даром полученные две десяти-евровые купюры отдавать...
  
  Нет, это слишком! Жестокое испытание для истерзанного хроническими болезнями и жизнеными коллизиями человека.
  
  - Э-э... пальцы замерзли, не слушаются, - протянул Делакруа, чтобы выиграть время. Дать одуматься машине и не дать впасть в панику гостям, в особенности - себе.
  
  2.
  
  В ускоренном темпе Гастон соображал, чем занять паузу. Убрал руку от стартера, повернулся к пассажирам, постарался сделать беззаботное лицо. Как сделать? Единственным способом - улыбкой. Но тут загвоздка: улыбнуться без передних зубов, значит, напугать студентов до поседения. Прикончить на месте без применения оружия. Даже не дотрагиваясь - одним видом.
  
  Они и так выглядят полуживыми. Вероятно, от холода. Еще - от неопределенности. Его ненатуральный оскал их насторожит, заставит с отвращением отпрянуть. Делакруа заметил это на опыте с соседями. Именно по причине беззубости он давно перестал с ними здороваться, тем более болтать. Ограничивался общим "привет" и - до свиданья!
  
  С пассажирами портить отношения раньше времени ему не сруки. Финансово невыгодно. При передаче двадцатки Гастон приметил в кошельке студента другие купюры, составлявшие именно договоренную сумму. Те банковские бумажки он уже считал своими, только отданными студенту на хранение. Не собирался их упускать по глупости - из-за отсутствия зубов.
  
  Не хотелось, чтобы у молодых бельгийцев испортилось о нем впечатление, вместе с тем - желание ехать в Тиффож. Неподходящее время и место они выбрали для начала медового месяца и, кажется, сами поняли. Если еще заметят гастоновскую непотребную гримасу, откажутся с ним дело иметь. Скорее всего, осознают ошибку, вернутся домой. В Арденны.
  
  Насчет гримасы - Делакруа не преувеличивал. Улыбка без зубов так же неестественна, как лицо без носа. Это пугает и отталкивает тех, у кого с чертами лица все благополучно. Для них беззубость - знак телесной и умственной дегенерации, смерти при жизни.
  
  Действует предрассудочно, особенно - на молодых людей. Они воспринимают пустую челюсть как билет на тот свет, который надо использовать сегодня, потому что завтра он будет просрочен. В смысле: потерял зубы - ложись в гроб, ты больше нежизнеспособен. Молодые жестоки в своих заблуждениях. Наивны и беззаботны. Не догадываются, что в определенном возрасте к человеку приходит старость.
  
  Вопрос: зачем? Ответ: чтобы подготовить к переходу в конечную стадию - покойника. Замучить болезнями, подавить волю, обессилить, обезоружить. Лишить зубов, чтобы нечем было от смерти защищаться.
  
  Это Гастон понял, когда потерял первый зуб - передний левый. Но тогда он еще не рассуждал фаталистически, надеялся поставить коронку.
  
  Когда потерял четвертый зуб в ряду, ощутил растерянность. Открытость старости и ее недомоганиям. Близость конца. Без главных кусающих зубов он обреченный человек, беспомощнее ребенка. Инвалид, утративший способность жевать, перешедший на детское питание.
  
  Недолго осталось ждать момента, когда надоест глотать с ложечки фруктовое пюре. Ослабеет желание бороться против испытаний жизни. Замучают комплексы, наступит не излечимая таблетками депрессия. Парализует от обид на несправедливое устройство мира. Превратится он в безвольный, безропотный овощ, которому наденут подгузник и оставят одиноко лежать на кровати - увядать. На другое он уже сейчас почти неспособен.
  
  А какой из Гастона старик - в сорок шесть лет...
  
  - Значит, давайте договоримся насчет маршрута, - высказал он пришедшую, наконец, дельную мысль и все-таки улыбнулся.
  
  Не по-человечески - широко, белозубо. По-инвалидски - скрытно, без зубов. Получилось неловко, потому что давно не упражнялся. Делакруа натянул губу на дырку между верхними клыками и раздвинул углы рта. Миру явилось беззубое улыбчатое кривлянье, неестественное, как у театральной маски, изображающей смех. И то хорошо, когда другого нет.
  
  Гастон проверил произведенное на зрителей впечатление. Оно оказалось со знаком вопроса. Студенты сидели, держась за руки, испуганно-напряженно глядя на Делакруа. Два нахохлившихся тропических попугайчика. Которых потерявшее географическую ориентацию провидение забросило тремя климатическими зонами севернее родной. Замерзли сердешные. Шапок им не хватает с помпонами...
  
  На предложение Гастона молодые люди не ответили. То ли не поняли слово "маршрут", то ли другое, у этих недалеких умом бельгийцев не разберешь. Не раздумали бы ехать, вот что.
  
  Тактика его была проста: отвлечь пассажиров разговором, потом снова незаметно попробовать стартер. Такое уже случалось. Престарелый драндулет сначала поартачится, потом заведется. Этот "Ситроен", хоть и куча железа, а похож на человека: тоже страдает от мороза. Особенно старый, бессильный аккумулятор. Эх, не вспоминать бы к ночи.
  
  Делакруа повторил вопрос, другими словами - попроще.
  
  - Как желаете ехать, дальней дорогой или поближе? - вопросил он почти ласково.
  
  Гастон решил разговаривать помягче, вежливостью обращения восполняя шепелявость и предыдущую бесцеремонность с авансом. Он предоставил пассажирам выбирать маршрут, как бы признавая их власть в качестве заказчиков, оплачивающих услуги.
  
  Проявлять обходительность никогда не вредно: производит положительное впечатление на клиентов. Делакруа знал точно. Иногда он подрабатывал бомбилой, при совпадении нескольких условий. В плохую погоду - когда у людей не было другого выбора, кроме его непрезентабельного автомобиля. В темноте - когда не видели повреждений. И главное: если машина была на ходу - когда отказавшие служить запчасти удавалось заменить на "подержанные, в хорошем состоянии" по словам продавцов неновых товаров.
  
  - Какая разница во времени? - по-деловому спросил Жюльен. Это был третьим по очередености важнейшим вопросом, волновавшим его после двух первых: денежного и насчет жизнеспособности "Ситроена".
  
  - Ну считайте сами. До замка Тиффож отсюда ведут две дороги: шоссейная с поворотом и грунтовая напрямик. На карте они образуют прямоугольный треугольник. Один катет Д949 длиной около девяти километров, упирается в другой Д753 - двенадцать, который проходит мимо крепости в десятке метров. Грунтовая гипотенуза - не более пятнадцати километров, а это четверть часа езды. Самое большее - двадцать минут из-за снегопада.
  
  Делакруа сообщил параметры треугольника с точностью до километра. Он знал их назубок, с того самого времени, когда "Ситроен" еще не выглядел заезженной кобылой, не отпугивал малоприглядной внешностью потенциальных клиентов. Тогда он ездил по маршруту частенько, без оглядки на условия, которые установились позже. Подвозил только солидно выглядящих туристов. Других - студентов, автостопщиков и с детьми - не брал: они просили скидки или вообще норовили прокатиться бесплатно.
  
  Все без исключения пассажиры выбирали короткий путь, что экономило время, но не деньги. Если бы на грунтовке Гастон терпел убыток, о ней бы не упоминал.
  
  Денежный студент из Арденн не оказался исключением.
  
  - Давайте по гипотенузе.
  
  Водитель кивнул и отвернулся к рулю. Потянулся левой рукой к ключу стартера, понезаметнее для пассажиров. Движение свое завуалировал объяснением:
  
  - Давайте по гипотенузе... - повторил непринужденным голосом.
  
  Повернул ключ, нажал педаль, машина - молчок, как сдохла! Гастон ругнулся про себя на дьявола - рогатого изверга, не постеснявшегося строить козни даже в Святой вечер. Он стал нервно крутить ключ, ощущая, что начинает истерить. Одновременно забалтывал шевеление в проклятой дырке первым, что приходило в голову.
  
  - Правильное решение - срезать угол, сэкономим почти половину времени, - бормотал под нос Делакруа. - Почему половину, спросите? Отвечу. Там на Д949 имеется задерживающее препятствие. Незадолго до перекрестка стоит железнодорожный шлагбаум. Иногда приходится по двадцать минут ждать на переезде, пока товарняк пройдет. Они его заранее закрывают во избежание смертельных инцидентов. Знаете, есть такие недисциплинированные водители...
  
  "Вар-р-р" вдруг рыкнул мотор и - завелся! Гастон готов был подпрыгнуть до ободранного потолка от счастья. И улыбаться до ушей, не пряча инвалидности.
  
  Мысленно смахнул со лба пот.
  
  - Ну, поехали. Сначала по улице Шарля Фуайе, - сообщил он совсем уж неинтересную информацию и плавно тронул "Ситроен".
  
  У Жюля - облегчение на сердце и гора с плеч. Последняя сложность преодолена, теперь все пойдет по плану. Машина завелась, значит он зря подозревал ее в недееспособности. Дальше пойдет предсказуемо: заработает печка - они согреются, повеселеют, доедут до места, сходят в замок. Он сделает предложение, Жаннет ответит "да". Выпьют за светлое совместное будущее и потопают назад.
  
  С тем же "Ситроеном" вернутся в Дожон. Сядут в электричку до Нанта, за которую уже заплачено. Остальное - мелочи. Доедут до Поля, сразу лягут спать. Миссия закончится успешно, несмотря на вьюгу, потерю сотни евро и прочие происки химеры Стрикс.
  
  Именно она виновата в их злоключениях. Ее появление каждый раз предвосхищает несчастье. Десять дней назад Стрикс пугала его с фотографии, поменявшись глазами с Жаннет. Как раз перед тем, когда камень сбросился на девушку. Хорошо - Жюль его вовремя увидал.
  
  Сегодня химера появилась за окном поезда, и план Жюля едва не сорвался. Лишь в последний момент Делакруа из-за угла вышел, а то мерзли бы они на станции в ожидании следующего поезда до Нанта. Который мог вообще не прийти по причине сокращенного из-за праздника расписания.
  
  Теперь проблемы позади. Или почти. Для верности Жюль посмотрел в окно, действительно ли они движутся, а не буксуют на месте.
  
  Да, едут. Мимо проплыл бар со зверушками, которые оставались в Дожоне праздновать Рождество. Показалось - они проводили веселыми взглядами удалявшихся Жюля и Жаннет. Лев с елкой подмышкой махнул на прощанье кисточкой хвоста. Разноцветно раскрашенные попугайчики качнули помпонами на шапках. Две сиамские макаки подняли вслед Жюлю и его невесте бокалы с шампанским, ловко держа их в нижних лапах.
  
  3.
  
  В довольном настроении Жюль пребывал недолго - до границы Дожона.
  
  За городом метель усилилась, беснуясь в чистом поле свободнее, чем между домов. Вдобавок наступила темень: грунтовка - дорога второстепенного значения, фонари ей не положены. Во мраке и неразберихе Гастон благоразумно снизил скорость. Не хватало сразгону угодить в канаву или врезаться во что-то невидимое.
  
  Опасение обоснованное - "Ситроен" будто канул в черную дыру. Лишь два мутных луча от фар просачивались сквозь густую непроглядность, и то не более чем на полметра. Три стихии окружили, одинаково неуправляемые: темнота, снегопад и ветер.
  
  Стихии нарушили способность к ориентации. Было непонятно, в каком направлении ползет "Ситроен": вперед, вправо, влево? Или по кругу? Снежный круговорот за передним стеклом запутывал, вводил в заблуждение. Фары находились с ним в сговоре, не давая ясности, неуверенно освещая путь в черноту, не имеющую сторон света.
  
  Вчера Жюль прокладывал маршрут по карте и определил - от Дожона следует двигаться на юго-восток. Но сейчас попытки сориентироваться придется отложить. Вернее, переложить на сутулые шоферские плечи. К хозяину которых у Жюля слегка поменялось отношение - с подозрительного на чуть лучше. По двум причинам: от радости, что стронул машину с места и от надежды на его компетентность.
  
  Он знает - куда плывет потрепанное жизненными штормами судно под гордым названием "Ситроен". Плывет, нервно дрожа, с натугой мотора преодолевая бушующие снежные волны. Вытянувший шею Делакруа представлялся Жюлю опытным морским волком, напряженно вглядывающимся в окно капитанской рубки. В котором, как положено в бурю, не видно ни зги. Только стеклоочистители панически мечутся туда-сюда, подобно сошедшим с ума метрономам.
  
  Не беда! Нет причин пассажирам впадать в панику. Нет повода крысам покидать корабль. Пусть все остаются на своих местах, не хватаются за спасательные круги, не думают о катастрофе. Капитан не подает признаков беспокойства, не крутит взбудораженно штурвал, не ругается матом по-матросски: ну и вьюга, якорь мне в задницу! Значит, знает, куда плывет. Положился на опыт и удачу. Которые помогут команде - в его лице и пассажирам - в лице крыс и людей выжить в штормовую непогоду.
  
  Возвращаясь мыслями к проблеме с ориентацией, Жюль думал: неловко находиться в неопределенном географическом положении во время погодной заварушки. Однако, отчаиваться не собирался. К минусу в виде пространственной неопознанности следует добавить перевешивающий плюс - нахождение на твердой земле. Одна беда им не грозит точно - вместе с судном отправиться ко дну. Что означало бы для Жюля верный конец: он не умел плавать.
  
  Все-таки, как человеку, привыкшему держать ситуацию под контролем, хотелось бы знать - правильно ли едут. Жаль, нет под рукой транспортира, циркуля и линейки. Еще бы подробную карту местности - для определения широты и долготы... Или нет, зря Жюль про инструменты и план подумал, в их положении - это роскошь. Надо бы подручными методами воспользоваться - народными приметами.
  
  Здесь разочарование: народные приметы нельзя применить. За пределами автомобиля они не видны, внутри отсутствуют.
  
  Вообще нет ни одной зацепки или признака, о которых Жюльен, как любитель географии и студент-отличник, имел представление. В основном - из школьного курса выживаемости в дремучем лесу без интернета и мобильника.
  
  В "Ситроене" ориентироваться сложнее, чем в лесу: ни Полярной звезды, которая указывает на север, ни солнца, которое садится на запад, ни мха, который растет на юг. Что-то еще он слышал про лягушек. Кажется, они квакают дурниной перед дождем... Ой, нет, это из другой оперы.
  
  Неуверенность овладевала Жюлем: "Ситроен" двигался с неизвестной скоростью в неизвестном направлении. Закралось сомнение в деловых качествах капитана, то есть водителя Гастона, к которому Жюль повторно испытал недовольство. И недоверие. Без приборов типа компаса заблудиться в кутерьме - проще простого.
  
  Создавалось ощущение, что старый шлюп "Ситроен" вместе со своими пассажирами, возрастными болячками и ненадежным рулевым Делакруа в критический момент остался без секстанта. Двигается наощупь. Где его современная система навигации ТомТом?
  
  Глупый вопрос. Его недалекий хозяин наверняка не слышал о таком аппарате, только деньги вымогать умеет... Но - не думать о печальном, осадил невеселые мысли молодой человек. Будем надеяться и ждать, что Гастон Делакруа интуитивно найдет путь в ревущем стихийном море.
  
  Пытаясь уговорить себя, Жюль себе же не верил. Единственное, что поддерживало дух - ехать недолго, не более пятнадцати-двадцати минут, по словам водителя. Он врать не будет, видно, что опытный. Торговаться умеет, значит, в разных переделках побывал. Не первый раз оказался на неосвещенной грунтовке, вывезет и сегодня.
  
  Даже без секстанта, то есть без ТомТома. Раз взялся доставить, значит, знал, на что шел. Да, нелетная погода, да, метель и прочие заморочки. Ничего, переживут. Не в джунглях заблудились. Даже оригинально - авантюру удалось пережить. Будут с Жаннет потом потомкам рассказывать... Кстати, "потомкам" можно заменить на "наследникам", кому не нравится тавтология.
  
  Будут потом рассказывать, как в вечер под Рождество разразилась жуткая непогода. Но жених с невестой отважно преодолели ее по причине непреодолимой любви друг к другу... и так далее. Зато после трудностей - сплошная романтика в виде шампанского и мечтаний о будущей семье. Там же он Жаннет впервые по-настоящему поцелует...
  
  Это путешествие она запомнит на всю жизнь. Когда вернутся в Нант, поделятся впечатлениями с Полем. Будут вместе смеяться над страхами Жюля и способностью Жаннет засыпать на ходу - машины или поезда. На следующей неделе друзьям по университету расскажут, как в непроходимую пургу затеяли съездить в замок самого известного отечественного маньяка. Ну не сумасшедшие?
  
  Нет, даже здорово, что непогода разгулялась. Иначе какой интерес отправиться в дремучую глубинку и не испытать приключений? Ради высокой цели стоило рискнуть. Да чем они, собственно, рискуют? Не на Северном полюсе находятся, цивилизация кругом. В буквальном смысле - в виде салона "Ситроена". Неуютно, зато внутри лучше, чем снаружи. Пока мотор урчит, печалиться не о чем. Город недалеко за спиной остался, на худой конец обратно пешком дойдут.
  
  Или сигнальные ракеты выпустят - на случай, если в поле потеряются. Интересно, захватил этот дожонский рвач сигнальные пистолеты? Кажется, по закону они входят в пакет первой необходимости для водителя на дорогах Западной Европы. Надо спросить Делакруа.
  
  Спрашивать Жюль не стал, посмотрел на подругу. Как ни странно, она не заснула, не прилегла ему не плечо, что логично было бы ожидать. Приятно прикорнуть, поддавшись теплу от печки - под гудение ветра, создающего особый уют... Видно, выспалась до того. Или беспокоится - по его примеру.
  
  Беспокоится? Не о чем. Жюльен взял жаннетину ладонь, ободряющее похлопал.
  
  - Как ты себя чувствуешь?
  
  - Хорошо. - Голос звучал не очень убедительно. - А ты?
  
  - Я - отлично! Ты только не бойся, дорогая. Все произойдет так, как мы задумали.
  
  - А что мы задумали? Ну... то есть, я знаю - что именно мы задумали. Как мы это будет осуществлять? В практическом плане.
  
  - План следующий. Мы подъезжаем к замку, идем внутрь...
  
  - Но как мы идем? Там же темно. И на улице тоже. Ни звезд, ни луны.
  
  - Во-первых, я захватил фонарь. Не потому, что предвидел непогоду. Заранее знал - пригодится. Я внутреннее устройство замка наизусть знаю. Ночью, даже при ясной погоде, там без фонаря не получится шагу ступить, непроходимая темень.
  
  - А во-вторых?
  
  - Во-вторых, к тому времени метель может прекратиться. Мы же не в Антарктиде, где метели неделями завихряются. В нашем климате это, в принципе, редкое явление. Оно знает о своей нежелательности, потому надолго не задерживается. Пошумит и улетит, - сказал Жюль с улыбкой в интонации. - Положись на меня, Жаннет. Обещаю, у нас все получится.
  
  4.
  
  Слова поддержки, прозвучавшие в голосе любимого, ободрили Жаннет. Она доверяла Жюлю. Знала, что могла положиться - в любую погоду, при любых обстоятельствах. Когда есть опора, беспокоиться ни к чему. Пусть беспокоится тот, кто предложил опереться.
  
  С ролью поддерживающего плеча Жюль справился отлично - подруга повеселела, оживилась.
  
  - Войдем в замок, а потом? - спросила дальше Жаннет.
  
  Она не хотела замолкать. Намолчалась ранее, когда спала. Два раза: в машине и в поезде. Потом, возле станции, опять молчала, потому что нервничала, заметив нервозность Жюля в переговорах со случайным незнакомцем. Теперь, наконец, успокоилась, тянуло чем-нибудь активным заняться.
  
  Чем заняться, когда сидишь неподвижно? Только разговорами. К тому же было любопытно.
  
  - Потом... - Жюль сделал паузу, которая должна была предвосхищать нечто интригующе. - Потом мы поднимемся на башню замка, которая называется Девичья...
  
  - Почему такое имя? - тут же встрял вопрос.
  
  - Э-э-э... По нескольким легендам.
  
  - Ой, расскажи, расскажи, - запросила девушка. От нетерпения начала ерзать и слегка подпрыгивать, теребя Жюля за руку.
  
  - Хорошо, дорогая. Существует несколько версий названия. По одному преданию ее назвали Девичья, потому что крепость ни разу не сдалась врагам. В средние века хозяева - герцоги де Туар защищали ее с отвагой диких волков. Только успевали отбиваться - от алчных соседей и от не менее алчных англосаксов. Замок остался непокоренным, нетронутым. То есть - девственным. После того, как крепость перешла барону Жилю де Рэ в качестве приданого жены...
  
  - Которой по счету? У Синей Бороды было несколько жен, он всех их поубивал, вроде. И каждый раз борода его становилась синее.
  
  - Нет, это в сказке Перро, которая не соответствует действительности. В жизни у барона была всего одна жена - Катрин де Туар. Которую он, кстати, специально украл, чтобы заставить выйти за себя замуж.
  
  - Но почему, почему? Украл... заставил... Так неуважительно с девушкой? Сколько ей было лет?
  
  - Пятнадцать. Жилю - шестнадцать, но выглядел старше, потому что хорошо питался и много тренировался. По праву рождения он носил прославленные имена: герцог Монморанси - де Лаваль, граф де Брие, барон де Рэ и так далее, весь геральдический список упоминать не буду. Из поколения в поколение они поставляли ко двору отважнейших воинов и полководцев.
  
  К тому времени на их счету имелся даже маршал Франции. Жиль де Рэ станет вторым маршалом из того же рода. Самым молодым в истории страны. Все благодаря амбициям, которые воспитал в нем дед Жан де Крайон. К нему мальчик попал одиннадцатилетним, когда остался сиротой.
  
  Жиль получил отличное образование, знал древние языки, любил книги. Мечтал о ратной славе. Продолжая традиции рода, неустанно упражнялся в воинском искусстве с лучшими учителями.
  
  К шестнадцати годам по дерзости ума не уступал опытным военным стратегам, по ловкости мышц - рыцарям, участвовавшим в настоящих боях. Кроме того, юного барона отличала редкая внешняя красота. Которую подчеркивало богатство одежды, изящество походки, галантность поведения, вежливая манера говорить.
  
  - Ты так детально описываешь. Храбрый рыцарь, который к тому же внешностью не обижен. Я почти влюбилась...
  
  Жюльен замолк, внимательно посмотрел на подругу. С ревностью? Нет. С тайным удовольствием.
  
  - Как думаешь, я похож на него? - спросил неожиданно для себя. И для Жаннет тоже.
  
  - Думаю, да, - уверенно ответила девушка. - Правда, я никогда не видела его портретов, но по твоим описаниям, вы очень схожи. - И одарила любимого нежным взглядом.
  
  5.
  
  Разговоры о средневековье настроили Жаннет романтически. Настроимся и мы.
  
  Героическое было время, очень не похожее на сегодня. Мужчины были вспыльчивы, амбициозны, умели владеть мечом. Тумаками направо-налево защищали честь. Даже если ее никто не оскорблял. Неважно. Чтобы в помыслах не имел! А если в помыслах не имел, то все равно. Чтобы не подумал иметь. Да мало ли какой повод можно придумать для хорошей драки.
  
  Женщины в героике не отставали. Не то что в наше время, когда одно на уме: тряпки, прически, макияж. В те времена они занимались... впрочем, тем же самым. Стремились поскорее выскочить замуж, чтоб в девках не засидеться. Родить детей побольше, чтоб не оставить мужа без наследника. Ну и с внуками успеть понянчиться прежде, чем наступит преждевременная смерть - от дизентерии по причине немытых рук шеф-повара. Тогда ведь гигиену и антибиотики в плесени еще не открыли...
  
  - Люблю тебя, Жюль. Ты мой верный рыцарь с синей бородой... - проговорила томно Жаннет и потянулась губами для поцелуя.
  
  Заметив, что друг не потянулся навстречу, она сбоку чмокнула его в подбородок. Подняла глаза, чтобы прочесть - о чем любимый задумался. Прочесть не удалось - Жюльен смотрел в снежное окно и, казалось, о чем-то глубоко размышлял. Как долго продлится метель? Как скоро прибудут на место? Но это совершенно неважно! Им и так хорошо - вдвоем.
  
  Она повернула ладонью его лицо к себе.
  
  - Жюль...
  
  - Погоди, я еще не закончил.
  
  - У меня вопрос.
  
  - Давай, - разрешил он и вздохнул.
  
  - Разве возможно было, даже в те беззаконные времена, так просто украсть представительницу богатого рода? - вопросила Жаннет и сделала удивленные глаза.
  
  - Они подгадали удобный момент.
  
  - Ой, захватывающе! Прям как в кино. Украл невесту, женился. А потом?
  
  - Если не будешь перебивать, расскажу по порядку.
  
  - Извини, дорогой. Продолжай, пожалуйста.
  
  - Катрин де Труа происходила из богатейшего рода. Была одной из самых завидных невест своего времени. Есть у историков одно подозрение: приглянулась она Жилю не по романическим мотивам. Вместе с дедом, герцогом де Крайоном, он составил план по захвату ее обширных землевладений, которые граничили с его собственными, не менее обширными. При их слиянии де Рэ становился богатейшим французским вельможей. Фактически богаче самого короля.
  
  Захват земель предполагался мирным путем - через женитьбу. Однако, не все шло гладко. Официальное предложение Жиля де Рэ было отклонено родственниками предполагаемой невесты. Причина - близкая родственность молодых. Они действительно приходились друг другу двоюродными. Такие браки запрещались церковью как кровосмесительные. Инцест, современно говоря. Да кривил душой Папа всех католиков, забыл про веселую семейку Борджиа... Но это я так, к слову.
  
  Отказ прозвучал как вызов. Которым, естественно, не удовлетворились ни юный барон, ни его воинственно настроенный дед. Тот не уставал напоминать внуку об их высоком родовом статусе, привилегированном положении и особом предназначении. Герцоги Монморанси не принимают отказа, им позволено все! Неудивительно, что молодой человек впитал наказы с молоком кормилицы. Вырос гордецом - с огромным самомнением. И с возможностью его защищать.
  
  - Так что дальше-то? - вырвалось у Жаннет. Она нарушила обещание не перебивать и сама не заметила. От нетерпения чуть не подпрыгивала.
  
  - Дальше произошло самое интересное, - продолжил Жюль, тоже не заметив. - В один мрачный, осенний вечер... Нет, кажется, был солнечный, летний денек. Так вот. Отряд воинов под предводительством юного барона похитил Катрин де Труа...
  
  - Из дома?
  
  - Нет, из парка. Где она гуляла под охраной двух фрейлин.
  
  - Маловато - две фрейлины. Могли бы дворецкого добавить. С секирой, - серьезно сказал Жаннет. Без всякого намека на юмор. Она погрузилась в рассказ до такой степени, что стала предлагать собственные версии сюжета.
  
  6.
  
  Отступим от разговора на тридцать секунд.
  
  Имеется качество в нашей психологии, на котором простроен успех хороших книг и многих фильмов. Звучит примерно так: человек нормальный склонен верить.
  
  Когда люди читают или смотрят истории с экрана, глубоко проникаются происходящим. Настолько, что начинают по-настоящему переживать за героев. В том числе - сказочных, голливудских и телесериальных. Переживают как за членов семьи - глубоко, душевно, до слез, забывая о собственных невзгодах. Встречаясь на улице, первым делом начинают обсуждать горячую теленовость: откуда у латиноамериканской Марии объявился ребенок, о котором она раньше не подозревала?
  
  То же произошло с Жаннет, которая близко к сердцу приняла рассказ Жюля. Потому что походил на быль. По большому счету - был ею. Со всеми признаками любовной мелодрамы, которую особенно любят мечтательные девушки. По доброте души они отчаянно сочувствуют злоключениям главной героини, которая по юной наивности регулярно попадает в беду.
  
  Так ли уж по наивности? - зададимся вопросом. Ведь по сюжету предполагается, что из беды ее будет выручать сердечный друг знак равенства будущий муж - не так ли? Значит, не по наивности, а с далеко идущими... Ну, не будем вести себя цинично, развенчивать девичьи секреты.
  
  Сюжет про рыцаря Жиля и красавицу Катрин - все та же сказочка, с плохим началом и хорошим концом. То есть нет, ошибочка. В нашей сказке все небанально: начало плохое, серединка так себе, а конец ужасный. Для доведения публики до слез имеется два варианта: романтизированный и реальный.
  
  Рассмотрим оба по порядку.
  
  Первый: сюжет начинался в духе древнегреческих трагедий. Главный герой - юный, влюбленный рыцарь, преисполненный самомнения и вседозволенности Жиль де Рэ. Главная героиня - восторженная, неопытная в коварных кознях Катрин, очарованная галантным соседом. Которому злая родня красавицы запретила на ней жениться, подозревая подлог: сердечных побуждений - меркантильными намерениями.
  
  А вдруг они ошибались? Нет, точно ошибались! Задумали навек разлучить любящие сердца... Жестокие!
  
  Или все-таки были правы - учитывая последующую репутацию барона?
  
  Углубляться не будем - нет времени.
  
  На самом деле сюжет развивался по следующему сценарию. Молодые люди никогда друг друга не видели, тем более не договаривались о свадьбе. Хитрый Жан де Крайон задумал провернуть аферу века. Решил поженить двух богатейших отроков - наследников обширных землевладений и бессчетных крепостей. С корыстной целью - обеспечить внуку Жилю пожизненное процветание. Бедная Катя не подозревала о подвохе. Ей предопределено было сыграть лишь роль безгласной шахматной фигурки в руках старого гроссмейстера козней и междоусобиц.
  
  Конец отступления.
  
  Поддавшись вышеуказанному закону сопереживания, Жаннет захотелось как-то помочь несчастной героине. Хотя бы предположениями задним числом. Чтобы понять логику произошедшего.
  
  Жюль легко проследил ход мыслей подруги - не зря разбирался в психологии. Решил подыграть Жаннет. Хочет вовлечь в действие дворецкого? Будет ей дворецкий.
  
  - Он наблюдал издалека.
  
  - С секирой?
  
  - С секирой.
  
  - Почему издалека?
  
  - Потому что стоял на... - Жюльен запнулся. Как покультурнее сказать: стоял на шухере? Или на атасе? В детстве они, не задумываясь, употребляли жаргонные словечки. Став взрослыми, не перевели их на приличный язык. Ну, если подумать... - стоял на сигнале. Чтобы издалека заметить неприятеля и поднять тревогу.
  
  - Когда заметил, что сделал? - продолжала допрос с пристрастием Жаннет.
  
  - Убежал.
  
  - Трус.
  
  - Да, трус. А что он, по-твоему, мог предпринять против отряда вооруженных до макушек рыцарей? У него - ни шлема, ни доспехов. Одна тупая секира. Короче - наложил в штаны и спрятался подальше. Все. Все! - повторил настойчивее Жюль, обозначая конец дискуссии на тему о недобросовестном дворецком. - Дальше будешь слушать, не перебивая?
  
  - Буду, - кисловато согласилась девушка. Она страдала неограниченным, распирающим любопытством, от чего иногда попадала в неловкие ситуации. Сдержаться не всегда получалось. Сейчас с трудом себя заставила - замолчать минут на пять.
  
  - Вообще-то, мы отвлеклись далеко в сторону от названия башни, - припомнил Жюльен. - Но я сейчас к ней подойду. Так вот - что произошло дальше. Барон, когда украл, поступил с девушкой по-рыцарски. Поселил в лучших апартаментах внутри замка Мишкуль, не отказывал в еде и питье. Даже не изнасиловал, что можно было бы ожидать от мужчины в главенствующем положении.
  
  По наущению деда, Жиль послал письмо-ультиматум родне Катрин, чтобы не вздумали объявлять ему локальную войну и силой освобождать дочку. Захватив заложницу, он теперь диктовал условия. Семья де Труа поняла намек и смирилась.
  
  Незамедлительно прислали согласие на свадьбу. Которое вместе с собственным запросом на разрешение брака юный барон отослал Папе в Анжу. С курьером, так как медлить не любил. С тем же курьером через пару дней получил ответ с согласием и благословением, заверенными святейшей печатью.
  
  Состоялась роскошная свадьба, щедростью устроителей не уступавшая королевской. Барон де Рэ получил в качестве приданого земли и крепости жены, в том числе замок Тиффож. Так он без боя овладел Девичьей башней. Заодно ее бывшей хозяйкой. После чего начисто про нее забыл, выселив подальше от собственной штаб-квартиры. Знаешь, Жаннет. Сдается мне, в стремлении к неограниченному богатству, крылась одна из ошибок барона.
  
  - "Одна из"? У него их было несколько? - с удовольствием снова вступила в разговор девушка. Естественно - с вопросом.
  
  - Во всяком случае - больше, чем одна. Но о других ты узнаешь позже.
  
  - В чем же состояла эта, по-твоему?
  
  Вопрос Жюлю понравился. Он приготовился расширенно ответить, с привлечением книжных цитат, ссылок на профессионалов и собственные выводы.
  
  - Один знаток человеческой психологии, по имени Роберт Грин как-то сказал: никогда не затмевай господина. Высказывание верно на сто процентов. Барону де Рэ следовало бы к нему прислушаться. Потому что непомерная самовлюбленность и склонность к показушности сыграли с нашим героем злую шутку.
  
  Будучи самым богатым дворянином страны Жиль де Рэ всячески стремился продемонстрировать свою состоятельность. Завел собственный двор, который роскошью затмевал королевский: с вельможами, фрейлинами, охраной в двести рыцарей и даже когортой священников. Последние были призваны ежедневно служить мессы в прославление хозяина и просить на его голову Божью милость.
  
  Подобное самопрославление не могло пройти незамеченным. Королю не понравилось возвышение вассала, высокомерного денежного мешка, родовитого зазнайки. Сам-то был в долгах как в паутине. При первой же возможности король скинул его с пьедестала амбициозности.
  
  - Каким образом? Послал войска, чтобы арестовали?
  
  - Нет. Против войск барон выставил бы свои, численностью не меньше. Король расправился с ним изощреннее. Но сейчас не буду тебя утомлять подробностями. К тому же де Рэ во многих вещах сам виноват. Дал повод для слухов, из которых произошли сказки-ужастики про Синюю Бороду.
  
  Сейчас его воинские заслуги перед Францией начисто забыты. В народе остались только предания о темных делишках, творившихся в Тиффоже. Теперь невозможно разобраться на предмет их достоверности. Вот так работает история: один раз замараешь репутацию, не отчистишься в веках.
  
  7.
  
  - Ты отвлекся, - перебила Жаннет. Ей интереснее было слушать волнующие легенды, чем пространные рассуждения. - Про башню. Другие версии названия "Девичья".
  
  - Я не отвлекся, а продолжаю. Именно из-за испорченной репутации хозяина Тиффожа возникла одна легенда. Более романтическая. Хотя... смотря на какой вкус - cуди сама. У барона с женой родился единственный ребенок - дочь Мари де Лаваль.
  
  - О, твоя однофамилица!
  
  На замечание подруги Жюль не отреагировал.
  
  - В возрасте двенадцати-тринадцати лет она уже привлекала жадные взгляды мужчин. Не столько завидным богатством, к тому времени от владений барона остались жалкие крохи, сколько красотой. К ужасу матери - самыми жадными глазами смотрел на нее отец.
  
  Следует отметить: барон де Рэ отличался гиперсексуальностью, это признавали все, близко знавшие его люди. Он вступал в половые связи неразборчиво, не думая о морали: со служанками, с придворными дамами, с мужчинами, с детьми...
  
  - Жюль, я не ослышалась? Ты сказал - с детьми?
  
  - Не ослышалась. Эту проблему мы потом разберем. Короче, он вступал в сношения со всеми, кто попадался на пути и привлекал его ненасытный взгляд. В полном соответствии с учением старого де Крайона: мы, герцоги Монморанси, делаем что хотим, не признаем отказа!
  
  - Интересно, откуда у барона такая эротическая невоздержанность? Вернее - половая крепость? То есть - суперсексуальность?
  
  - Очень просто. Господа в те времена питались только тем, что для здоровья полезно. Натуральные продукты: парное молоко круглый год, свежее мясо, не испорченное красителями. Петрушка прямо с грядки. К тому же он спортом регулярно занимался. Это тоже помогает.
  
  - Наследственность сказалась? - предположила в свою очередь Жаннет.
  
  - Про наследственность не знаю. В общем, наш герой пользовал всех без разбора, кто находился под рукой. Кроме собственной жены Катрин, что больно задевало. Не имея смелости возразить, она смирилась с ролью брошенки при живом муже. Который больше времени проводил в турнирах, походах и других развлечениях, чем у домашнего очага с супругой.
  
  Когда же славный рыцарь де Рэ взглянул на собственную дочь не по-отцовски, обычно смиренная Катрин выступила резко против.
  
  Но муж с ней не считался. Ни тогда, когда без спроса украл, ни тем более - после. Он отослал жену в другой замок, оставив дочь при себе. Несколько раз делал попытки уговорить, увлечь в спальню добровольно, без использования силы. Все-таки, не бессловесная крестьянка, которую можно грубо оприходовать на месте и тут же забыть. Родная кровь, жалко применять насилие...
  
  - Вот у меня вопрос, - отвлекшись от рассказа, сказал Жюльен, ни к кому конкретно не обращаясь. - Понимал ли он, что мечтал совершить страшнейшую форму кровосмешения?
  
  Вопрос прозвучал риторически. Ответ не требовался, хотя Жаннет про себя его произнесла. Но промолчала. Ждала - что скажет Жюльен. Проверить: совпадут ли в очередной раз их мнения?
  
  - Конечно, понимал, - ответил себе Жюль точно теми словами, что произнесла про себя подруга. - Не мог не понимать, как нормальный человек. Представляешь? Ведь он, к тому же, был чрезвычайно набожен. До фанатизма! И такие безбожные мысли в голове. Мятущаяся, противоречивая личность... - с сочувствием проговорил Жюль.
  
  - Урод рода человеческого, - прошептала девушка неслышно.
  
  В оценке одного и того же персонажа мнения молодых людей разошлись. Имели ввиду одного человека, но в разных имиджах. Для Жюля это был герой, доблестно сражавшийся за родину, затем по неизвестной причине свихнувшийся умом, потому достойный сострадания. Жаннет воспринимала его склонным к инцесту, карикатурным страшилищем, которым пугают на ночь непослушных детей.
  
  Каждый оценивал со своей колокольни.
  
  Собственная колокольня показалась Жюлю выше и объективнее. По будущей профессии ему положено было не осуждать, а разбираться в хитросплетениях душевных загогулин.
  
  - Представляю, как он страдал и мучился... Какими ласковыми словами уговаривал дочь, - проговорил он задумчиво, будто представил сцену перед глазами. - Однако Мари не поддавалась.
  
  В один из вечеров, кстати, похожий на сегодняшний - вьюжный и отчаянно беспросветный, отец напился вина для храбрости. Без стука ворвался в ее покои. Девушка спросонья испугалась, в темноте не поняла - кто, зачем. Когда поняла, бросилась прочь, босиком, в одной ночной рубашке. Отец устремился следом - ругаясь по-черному, угрожая в случае отказа лишить приданого и выдать замуж за первого попавшегося бедняка.
  
  Пути назад не оставалось, Мари подбежала к лестнице и устремилась наверх. Кстати, лестница с тех пор отлично сохранилась. Ее можно узнать по узорной решетке перил с королевским символом - лилиями.
  
  - Не отвлекайся! - мягко и одновременно требовательно сказала Жаннет.
  
  - Мари бежала и бежала, прыгая через две ступеньки. Иногда через три. Все выше, на крышу круглой башни...
  
  - Ой, какой ужас, - прошептала Жаннет со смешанными чувствами.
  
  Как ни странно - противоположными. С одной стороны - хотелось, чтобы девушка непременно спаслась от насильника. С другой - чтобы история закончилась романтически - смертью. Неважно кого, отца или дочери, но непременно - трагическая концовка. Чтобы кого-нибудь стало жалко до слез и сердечного замирания.
  
  - Бедная девочка. Босиком, по каменным ступенькам. В ночной рубашке... Господи, неужели это правда?
  
  - Конечно, нет, - легкомысленно ответил Жюль.
  
  Его легкомыслие не соответствовало напряженности момента, который сам же описывал. Жаннет немножко расстроилась. Взглянула на друга с укором, молча пытаясь призвать к порядку: если рассказываешь о чем-то трагическом, будь добр оставаться в роли.
  
  Не шути без дела, не насмехайся над героями. Бери пример с великого Шекспира. Который трагическими словами, шедшими из души, описывал сцены убиения, например - мавром неверной жены. Интересно, каким способом Отелло ее душил: спереди двумя руками, сзади одним локтем или с применением заранее подготовленной удавки? Ой, кажется, отвлеклась...
  
  - Ну, дальше!
  
  - Дальше неизвестно. Непосредственных свидетелей произошедшего не имелось, каждый рассказчик стал заканчивать историю по-своему. По одной версии барон там же на башне овладел дочерью и ушел догуливать с друзьями. По другой - девушка не отдалась на поругание, сбросилась вниз. По третьей она призвала на помощь темные силы и превратилась в...
  
  Тут Жюль остановился по собственной инициативе. После короткой паузы, проговорил, замедленно и отчужденно, будто внезапно впал в транс:
  
  - И превратилась в химеру.
  
  При упоминании о потустороннем существе у него похолодела шея.
  
  8.
  
  Грунтовая дорога, с самого начала не очень заметная среди белого поля, окончательно потеряла очертания. Будто испугавшись поднявшегося хаоса, она скрылась в неизвестном направлении, оставив едущих на произвол судьбы. Поделом им. Какой человек в здоровом состоянии ума рискнул бы предпринять дальнее путешествие в такую зверскую погоду?
  
  Только эти двое ненормальных студентов, думал Делакруа, низко склонившись к рулю и вглядываясь в завихрения перед капотом. Он скорее чутьем, чем чем-то определенным разбирал дорогу в метельной круговерти. Похожая круговерть из раздражения, зависти и страха бушевала в его душе, терзая без того ослабленные нервы. Чтобы не взорваться, он мысленно направил недовольство на пассажиров. Но парадокс: чем больше выплескивал претензий, тем становился не спокойнее, а злее.
  
  "Бельгийцы" оказались виноваты во всех личных неудачах Гастона. Особенно в финансовых. Которых у "этих" явно нет. Наверняка происходят из богатых семеек, скучают от нечего делать. От недостатка - не денег, а острых ощущений. Заставили его тащиться на старом драндулете к черту на кулички в прямом смысле слова.
  
  Нет бы дали на зубы просто так, из человеколюбия. Им эта сотня не так важна - мелочь, подачка родителей на мороженое. А для Гастона - цель жизни на протяжении последних трех лет...
  
  Настроение стало падать, хоть и без того находилось на исторически низкой отметке.
  
  Чтобы понять удручающую ситуацию Делакруа, расскажем подробнее.
  
  До встречи с нынешней - и единственной - супругой мавританкой Амирой его карьера гладко скользила по восходящей стороне синусоиды. Несмотря на отца-алкоголика, Гастону удалось не отправиться по его стопам. Все благодаря брату отца - Николя Делакруа, который был лучшим обувщиком в Дожоне. Он заботился о племяннике, как о родном сыне, которого не имел. В молодости родил одну за одной трех дочерей за четыре года и на том остановился.
  
  Едва Гастон вступил в проблематичный подростковый период, Николя забрал его к себе. Поселил в мастерской рядом с домом, где своей семье едва хватало места.
  
  Дядя научил мальчика хитростям пошива обуви. Полному процессу - от обмера стопы для чертежа до индивидуального подбора шнурков на ботинок. Научил с душой относиться к делу. Любить. А не заученно шевелить руками - подобно работникам на конвейере обувной фабрики.
  
  - Главное в обуви - правильная подошва! - говорил Николя, демонстрируя свойства различных типов подошв: сгибая, скручивая, стуча и взвешивая на ладони. - От нее зависит все: походка, осанка, здоровье и настроение человека.
  
  Он был прирожденным сапожником в хорошем смысле слова. Мастером-кустарем, к которому обращались самые уважаемые люди города. В отличие от неудавшегося брата, отца Гастона, Николя понимал: ребенку нужен положительный пример. Особенно в подростковый период, когда начинается большая ломка: голоса, характера и взглядов на мир.
  
  К удовольствию дяди у племянника открылся талант к обувному делу. Которому способствовало двойное усердие, подпитанное желанием поскорее стать самостоятельным, доказать отцу, что был неправ. Получилось! Едва миновав четырнадцатилетие, Гастон заработал свои первые франки. Очень неплохие для подростка.
  
  Все-таки что бы там плохого ни говорили про деньги, они важны. В первую очередь - для самоуважения.
  
  Гастон будто сделал открытие. Понял про себя - он не иждивенец или нахлебник, а по меньшей мере - не хуже других. В силах зарабатывать на жизнь даже без диплома об образовании. Только с сертификатом о профкурсах, который требовалось получить, чтобы устраиться на работу. Первый раз в жизни Гастон был счастлив.
  
  Как потом оказалось, и в последний. Но - по порядку.
  
  Дела шли отлично. К двадцати пяти годам он зарекомендовал себя одним из лучших профессионалов в округе, шьющим первоклассную обувь на заказ. Гастона заметили коллеги по цеху, не стеснялись выражать одобрение. Вскоре его пригласили в крупный обувной концерн работать контролером качества за границей. Это было повышение карьеры, о котором он не смел мечтать.
  
  Должность заключалась в следующем: ездить по филиалам концерна в Европе, делать выборочные проверки обуви, докладывать неполадки наверх. Элементарная задачка для профессионала Гастона. Не сравнить с трудом простого сапожника, который удовлетворял морально и материально, но был не из легких.
  
  Теперь не требовалось сидеть целый день, сгорбившись над болванкой, стуча молотком по гвоздям, нюхая едкий клей и выделения от кожи. Не имелось нужды напрягать глаза, приглядываться-прищуриваться, проверяя - ровно ли проложены стежки и симметричны ли пятки.
  
  Из плебеев профессии он выкарабкался в аристократы.
  
  Новая должность не имела недостатков, одни выгоды. Резко повысился социальный статус. На Гастона стали смотреть с завистью соседи и с уважением продавцы его постоянных магазинов.
  
  Работа идеальная - для несемейного молодого человека. Работа, на которую идти одно удовольствие: в костюме, с портфелем и гордо поднятой головой. Не утомляюще-нормированная с девяти до шести. Наоборот - разнообразная. Должность-мечта: два раза в месяц съездить за границу за счет фирмы, проверить качество продукции, заодно посмотреть мир да зарплату получить не меньше менеджера.
  
  Успех заманивал в золотые сети...
  
  9.
  
  Гастон в них и попался. Только не в золотые, а в женские. Как это у разведчиков называют - "медовая ловушка"? Ах, сколько мужских карьер поломалось из-за девичьих ясных глаз и аппетитных, длинных ножек!
  
  Примитивно до обидного. Приехал Делакруа однажды проверять фабрику в Мадриде. Вечером зашел в бар отдохнуть, познакомился с двумя девушками из Мавритании. Одну не запомнил, вторая была на лицо не очень, зато в короткой юбке и со стройными ногами.
  
  Поболтали, посмеялись, выпили коктейля. Договорились в шутку через неделю встретиться там же в том же составе.
  
  Встретились. Вдвоем. Из девушек пришла только та, что с ногами. Опять поболтали. И все. Никаких глупостей, даже не целовались. На следующий день Гастон улетал домой.
  
  По недальновидности или по велению судьбы он оставил девушке свой номер. Она оказалась настойчивой: звонила чуть не каждый день, пока не надоела. Пригласил ее приехать пожить.
  
  Она приехала и... живет по сей день.
  
  Зовут Амира - по-арабски принцесса, султанша. Ведет себя соответственно. На работу не ходит, домашние обязанности не выполняет, говорит - ей бурка-хиджаб мешает. Снять? Не позволяет религия.
  
  Быстро же она забыла, как с голыми ногами в Мадриде мужиков завлекала! По деликатности характера Гастон никогда не интересовался, зачем Амира в Испанию прибыла. Не в отпуск, не к родне. Жила там несколько лет, выглядела весело, одевалась модно. По барам разгуливала. На какие шиши? Смутно догадывался: не на мизерную зарплату сборщицы винограда.
  
  Изнурять себя дама не любила. На новой родине в Дожоне никогда не работала и не собиралась. Да кто ее возьмет - с едва ли полсотней словарного запаса по-французски да в черной бурке от пяток до макушки и с сеточкой для глаз!
  
  В самом начале государство пыталось Амиру пристроить. Раза два для интервью приглашали - попробоваться на вакансию по уходу за престарелыми. Там разговаривать много не надо, только обязанности как следует выполнять. Так она к бурке еще черные перчатки надела. Для верности, чтобы уж точно не взяли.
  
  Их и не берут, этих марсианок из Африки, неопределенного пола и возраста, обряженных в балахоны, скрывающие отъетые на чипсах задницы. Типичная униформа для тех, кто работать не любит. Их во Франции пингвинами прозвали за то, что зимой и летом в одинаковую бесформенную черноту одеваются и вразвалку ходят.
  
  Язык Амира за двадцать с лишним лет не выучила, наверное тоже из религиозных соображений. Или по тупости. Скорее - по отсутствию необходимости. Понукать мужем хватало того немногого, что знала. Акцент жуткий, слова коверкает, картавить изящно так и не научилась.
  
  Из-за языкового барьера супруги Делакруа вместе в общественных местах не появлялась. Гастону было стыдно за не желающую интегрироваться жену, ей с ним вообще неинтересно. Амира лучше с единоверцами по телефону поболтает. Целый день. Или пойдет по рынкам шататься, гастоновы деньги тратить. Впрочем, последние годы малина кончилась.
  
  С ее появлением в доме дела Гастона незаметно, но неуклонно покатились по нисходящей. Один за другим родились дети, сын Антуан и дочь Айшет. Сына назвал сам, дочь - жена. Чтобы помогать ей с детьми, Гастону пришлось отказался от половины работы и больше сидеть дома. Соответственно сократились доходы, увеличились траты.
  
  Потом жене пришла идея вызвать родственников из Мавритании, под предлогом помощи в ее непосильном труде по выращиванию детей.
  
  Естественно, вызовом занимался Делакруа, она же по-французски только жаловаться умела. Чтобы формуляр заполнить или позвонить в офис спросить о состоянии дел не могло идти речи. Оказание помощи стоило Гастону состояния: услуги инстанций, вызовы, переводы-подтверждения документов. Естественно - билеты оплачивал тоже он, родня-то поголовно нищая оказались.
  
  Кто только к ним ни являлся! Не говоря о прямых родственниках - все дальние, а также друзья и однофамильцы в количестве пол-Мавритании. Кажется, приезжал даже прежний любовник Амиры - Гастон их однажды целующимися на кухне застукал.
  
  Когда размеры финансовой поддержки мавританской родни с его стороны сократились до нуля, автоматически иссяк поток желающих приехать в гости.
  
  Однако не иссяк поток новых идей у жены: две ее сестры захотели остаться во Франции на постоянной основе. Как? Призвали безотказного Делакруа на помощь. Чтобы нашел им местных мужей - зарегистрироваться. Поспрашивал у знакомых. Нашел непривередливых в языковом отношении мужчин, желающих жениться на молодых арабках. Зарегистрировал, сбагрил родственниц с собственной шеи на супружеские.
  
  На том Амира не остановилась. Ей открылся новый способ тратить деньги - покупать вещи по каталогам. Естественно, с оплатой по кредитной карте Гастона. В дом стали пачками приходить сначала толстые рекламные журналы, потом коробки с заказанными товарами. Но ведь известно: покупки по каталогам в два-три раза дороже, чем в магазине.
  
  Этот способ хорош людям с толстым кошельком: избалованным модницам, зацикленным на трендовых новинках; ленивым супербогачкам, не считающимся с тратами; занятым карьеристкам, не имеющим времени на шопинг. Из указанных категорий к Амире подходило только одно слово - "ленивая".
  
  А к самому Гастону - простое слово "дурак!". Да-да, именно с восклицательным знаком. Почему он все время шел у нее на поводу? Неизвестно. Под страхом смерти не сказал бы. Потому что не знал. Он всегда стеснительный был, особенно с женщинами. Со своими, французскими, как-то не получалось для серьезного познакомиться, а вот эта чужачка как прилипла, так не отстала до сих пор.
  
  Ладно бы - в постели удовлетворяла, за секс можно многое простить. Гастон и того не получает. Амира выселила его в кладовку, сама царствует на супружеской кровати. Раз в месяц приходит к нему отметиться по-быстрому, чтобы не забывал, что женат. Доходили до него слухи... Видели ее с соседом, тоже из Северной Африки, да Гастону теперь все равно. Пусть делает, что хочет. Лишь бы его деньги оставила в покое.
  
  Неудивительно, что блестящая карьера, ожидавшая Делакруа, как-то сама собой поблекла, скукожилась и растворилась в угаре его деятельности по ублажению жены. Постоянную работу он потерял, перебивался временными заработками. Летом - официантом в сезонном кафе, зимой - билетером на конькобежном стадионе.
  
  Перед соседями и старыми знакомыми было стыдно до стресса, который день и ночь сопровождал Гастона. Личное неустройство не прошло бесследно. Копилось, копилось и однажды вылилось инсультом. Правую сторону парализовало.
  
  Два месяца лежал неподвижно, через восемь кое-как восстановился. Не совсем, конечно. В левой половине мозга что-то отмерло, правая рука и нога потеряли силу. Речь стала вязкой, неразборчивой. Руку врачи рекомендовали разрабатывать ежедневной писаниной, чем Гастон и занялся. Учился заново писать, заглавными буквами. Хорошо, не с кем корреспондировать, подумали бы - ребенок царапает.
  
  С ногой оказалось сложнее. Ходил сначала с двумя костылями, потом с одним, потом - без посторонней помощи. Осталась хромота, заметная внешне, от которой больше не избавился. Да черт бы с ней. Сильнее беспокоили внутренние боли - при перемене погоды, времен года и к дождю. Спасался зверскими дозами обезболивающих.
  
  Речь восстановилась, потом опять испортилась - из-за выпавших зубов. Что явилось последней каплей: Делакруа перестал ощущать себя полноценным человеком. Тому вскоре пришло письменное подтверждение из соцслужбы: объявили его инвалидом на шестьдесят процентов и назначили пенсию. Минимальную, достаточную лишь для оплаты лекарств.
  
  10.
  
  Хотел повеситься, еще в палате. Не столько от болезни, сколько от одиночества, ощущения ненужности вообще, и прежде - самому себе.
  
  Ему прописали психиатра - месье Бланше.
  
  Как ни странно, тот вернул покинувшее было Гастона желание жить. Не столько успокаивающими таблетками, сколько длинными, задушевными беседами. Оказалось - именно их Делакруа не хватало.
  
  Поначалу не верилось, что этот щеголь в костюме и бабочке чем-то поможет. Психиатры - мошенники. Только деньги умеют из клиентов вытягивать, за результат не отвечают. Гастон отправился на первую сессию с пессимизмом в глазах и недоверием в сердце. После второй встречи неожиданно почувствовал улучшение. После пятой - обливаясь облегчающими слезами благодарил Бланше за помощь, готовый от избытка чувств чуть не целовать ему руки.
  
  В чем оказался секрет? Если коротко, звучит так: плюй на все и береги здоровье. Про неудачи забудь. Ищи положительные моменты в жизни.
  
  Гастон поискал и нашел. Положительный момент имелся в единственном числе - в лице сына Антуана.
  
  Испортить сына мусульманским воспитанием он жене не дал. Известен метод арабских родителей: сыновей баловать до крайности, дочерей с малолетства готовить к свадьбе. Для того всячески их раскармливать, чтобы мужу было за что подержаться. Главное в жене - что? Попа. Гастон ни за что бы не догадался, во Франции несколько отличные представления о красоте, если не сказать - противоположные.
  
  Удачно получилось одно: когда родился Антуан, старший Делакруа еще имел силы, собственное мнение и финансы. Он с детства приучал сына к самостоятельности, посвящал в секреты профессии обувщика.
  
  Последний год Антуан работал в Париже. Делакруа устроил его к давнему знакомому Клоду Моршану, которого знал еще по старым добрым временам работы у дяди Николя. Клод держал мастерскую на улице Кота-рыболова - самой узкой улице столицы.
  
  Каждый раз, когда Гастон звонил узнать про сына, Клод рассыпался в комплиментах. Сомневаться в их искренности не имелось причины - талант к сапожному делу передался по наследству. Антуана, как отца когда-то, ожидало блестящее будущее. Задача Гастона сейчас - не дать ему померкнуть, особо охраняя от вредного мавританского влияния.
  
  Потому что царица Амира и здесь попыталась ухватить жирный кусок. Ей было мало жертв мужа, она собралась эксплуатировать собственного ребенка. Однажды взялась ему названивать, слезно упрашивать вернуться домой, в Дожон.
  
  Для чего? Все для того же, старая песня. Ей денег мало, пусть сынок приезжает, устраивается тут на работу, делится с ней зарплатой. Ну не змея? Или не понимает? Привыкла использовать всех подряд, даже сына пытается сбить с дороги. Но здесь ее ждет жирный облом, поклялся себе Делакруа. Антуана он им в лапы не отдаст!
  
  Им - потому что их теперь двое, кровопийц: жена и ее дочка Айшет. Насчет чужеродного происхождения дочери у Гастона имелись стойкие подозрения и фактический материал. Она явилась на свет ровно через девять месяцев после посещения того любовника из Мавритании. Именно тогда Амира отказалась выполнять супружеские обязанности по причине жуткого переутомления - от безделья.
  
  Как-то само собой получилось, что супруги Делакруа детей поделили: сын принадлежал отцу, дочь - матери. Айшет было четырнадцать. До крайней степени избалована, в полном соответствии с требованиями мавританской культуры. На чем культура эта закончилась: девочка пьет и курит, несмотря что мусульманка. В последнее время Гастону стали сообщать, что колется.
  
  Сам иногда замечал ее стеклянные глаза и неуравновешенное поведение. Выражавшееся в немотивированной агрессии, в основном - против его многострадального "Ситроена". Будто в подростковом возрасте у нее вдруг наступил климакс. С типичными признаками: приливами бешенства и угасанием настроения. Завела привычку поступать назло. Купила себе в друзья крысу, жирную, черную, с голым, кожистым хвостом - отвратительное создание. Назвала Карла. С ударением на последнем слоге.
  
  Когда Гастон ее увидел, удивился до крайности. Каким надо обладать испорченным вкусом или извращенным характером, чтобы взять крысу домашним животным! Карла поселилась на крыше платяного шкафа, там живет и гадит, на руки идет только к своей подружке - Айшет. Как они целуются, смотреть противно! Две крысы...
  
  11.
  
  От воспоминаний Делакруа передернулся.
  
  Они втроем - Айшет, крыса и жена Амира - обобрали его до нитки. Лекарства купить не на что, а дочь Карлу виноградом кормит. На наркотики деньги спускает, с матерью продолжают по каталогам закупаться. Им наплевать, что Гастону три года как пора зубы вставить. Стыдно перед знакомыми, ни поговорить, ни улыбнуться. Хотя для улыбок давно настроения нет, для разговоров - подавно. Жаловаться неохота, похвалиться нечем, интересоваться чужими успехами зависть не позволяет. Что за жизнь...
  
  Одичал он совсем. Вот вставит зубы, заживет по-другому. Съездит к сыну в Париж, сходят вместе в Макдоналдс. Поедят вместе. Гастон будет откусывать гамбургер не боком, по-нищебродски. А по-человечески - передними резцами, широко раскрыв рот. Не гамбургер ему важен - статус человека, способного его купить. Хочется вернуть самоуважение. Побыть на людях, выглядеть как все.
  
  Сотню, которую Делакруа сегодня заработает, спрячет подальше от своих крыс. Ни словом не намекнет, ни взглядом не покажет. Иначе выклянчат, змеи подколодные, вредители-грызуны. Он уже распределил: восемьдесят два евро - вставить зубы у протезиста. На самые простые, пластмассовые хватит, в обрез, ему еще скидка положена, как инвалиду.
  
  Остальные восемнадцать евро плюс что осталось от пенсии - съездить к сыну, провести вместе день, купить в подарок бутылку белого Совиньон. Отдохнуть душой в столице, впервые за несколько лет. Посмотреть, как Париж нарядили в этом году. Там всегда красиво на Рождество, весело от одного предощущения праздника: богато украшенные марочные магазины, огоньки на Эйфелевой башне как на елке, шары, снежинки в витринах баров.
  
  Но сначала - зубы.
  
  Надоело шамкать, закрываться верхней губой. Надоело чувствовать и вести себя изгоем...
  
  Та обещанная сотня с каждым километром становилась Гастону все важнее, дороже. Вдруг занервничал. Показалось - студент собрался обмануть, не заплатить по договоренности.
  
  Возможно, он не имел с собой сотни. Те несколько купюр, которые Делакруа видел в его кошельке - только мелочь, пара десяток. Богачи много наличных с собой не носят. Денежного автомата в радиусе двадцати километров не сыскать. Интересно, знают ли о том его пассажиры? Небось думают: есть банковский пас - и достаточно, в любом месте можно деньги снять, даже в открытом поле или дремучем лесу. Макаки арденнские...
  
  Гастона начала обуревать жадность. Страх не получить заработанное пробудил чувство агрессии к пассажирам. Понял - любой ценой должен получить деньги, которые про себя давно считал своими. Распределил потратить.
  
  Сорваться не должно.
  
  Иначе... решится на крайность. Вплоть до смертоубийства. Убийство?! Немножко преувеличил. Но сотню он вырвет из них в любом случае, если понадобится - зубами, которых нет.
  
  При воспоминании о зубах, засосало в желудке. Гастон прикинул - с полудня не ел, от того разозлился сильнее. Оторвал взгляд от монотонной, метельной дороги, посмотрел в зеркало заднего вида. С ненавистью и готовностью поступить жестоко, пусть только дадут повод.
  
  Посмотрел удостовериться, что должники не испарились прежде, чем заплатить.
  
  Слава Богу, сидят на месте. Правда, выглядят испуганно. Будто два нахохлившихся, сиротливых птенца, минуту назад вылупившиеся из инкубатора. Прижались друг к другу, не понимают - что происходит. Уставились на него двумя парами одинаковых очков, совы круглоглазые. Черт бы их побрал...
  
  В тот момент мотор первый раз чихнул. Водитель вернул взгляд на место - на завихряющееся снежинками пространство за окном. Сердце стало тихо падать: свет фар на глазах потускнел и начал прерываться. Только сейчас Делакруа кожей рук ощутил холод в салоне. Значит, печка давно и незаметно отключилась по собственной инициативе.
  
  Второй чих, громче, утробнее. "Аккумулятор садится", - сухо констатировалось в голове. В подтверждение двигатель "Ситроена" еще раз всхрапнул. И умер.
  
  Фары погасли, оставив людей в беспросветной темноте.
  
  12.
  
  - Приехали, - объявил Делакруа безапеляционным голосом. - Платите и выходите.
  
  Тон его показался не к месту грубоватым. Жюль оглянулся сначала в салоне, потом посмотрел в окно. Разницы не нашел, и тут и там выглядело беспросветно.
  
  - Мы где?
  
  - На месте! Давай деньги!
  
  - Но я не вижу даже собственной руки! Зажгите свет для начала.
  
  "Ха! - зажгите свет. Если я зажгу, тебе не понравится то, что увидишь", - ответил про себя водитель. Впрочем, свет не загорелся бы при всем желании. Решил ловчить. Не признаваться. Они имеют право потребовать объяснений.
  
  Которых Гастон не собирался предоставлять. Быть раскрытым ему не грозило, значит, ничего не остается, как потребовать обговоренную плату. Пусть не заработанную на сто процентов, но вмешался форс мажор в лице сдохшего аккумулятора - к нему претензии.
  
  Делакруа всегда может отбрехаться, мол - не виноват. Приложил все силы, но - не судьба. Препятствия со стороны даже официальная юриспруденция учитывает. Пассажиры - люди ученые, студенты наверное, должны понимать. Пусть платят и вываливаются.
  
  Из-за них Гастон сам попал в переделку. Как он теперь собирается возвращаться? Интересный вопрос. Та-а-к, подумаем. Выход один. Придется домой пешком идти. Завтра попросит соседа через дорогу, водопроводчика Адриана Кортебу, приехать на мини-автобусе дотянуть до дома "Ситроен".
  
  Платить не придется, сосед должен ему за услугу. Гастон недавно отремонтировал зимнюю обувь всей семье Кортебу, включая неходячую тещу. Хорошо, руки ремесло не забыли. Пусть Адриан сделает одолжение в ответ.
  
  Тишина внутри салона подсказала - пассажиры не шевелились. Честно сказать, самому в темноте не нравилось рассчитываться. Может, на улицу выйти, там хоть от снега какое-никакое свечение идет?
  
  - Пошли выйдем, - предложил Гастон чуть миролюбивее, чтобы заранее не пугать студентов.
  
  И не рассляблять. Чего доброго, вообще откажутся выходить. Займут машину явочным порядком. Поди пожалуйся - в поле-то. Ни полиции, ни соседей. Драку затевать рискованно с его шестидесятью процентами нездоровья. Против ста двадцати молодости: сто - студент, остальное - подруга. Двухразовый перевес.
  
  - Снаружи разберемся, - повторил.
  
  - Пошли, - согласился Жюль.
  
  Про себя решил: если Делакруа опять словчил, денег не получит. Второй раз он себя в обиду не даст, это не по правилам средневековых рыцарей.
  
  Странное дело: чем ближе к крепости Тиффож, тем сильнее Жюль ощущал связь с де Рэ. Мистическим образом. Показалось: мышцы наливаются недюжинной силой. Передвигаться стало несвободно, будто на ногах, руках и туловище надеты металлические, несгибаемые латы. Не хватает меча для полноты картины.
  
  Ощущение замечательное. Героическое. Вселяющее уверенность в себя. Жюль больше не сомневался. Он - потомок маршала Франции, сподвижника Жанны Д" Арк. Окажись он в том времени - показал бы себя, насовершал бы подвигов! О нем слагали бы народные песни и легенды, прославляли бы в сказках, учебниках и исторических трудах. Если бы не опоздал родиться...
  
  Мужчины вышли, Жаннет осталась. Притихла на месте. Не знала, что делать - радоваться или беспокоиться. К радости поводов не имела. Беспокоиться - решила подождать. Перед тем, как выйти, Жюль пожал оборяюще ее пальцы. Этого оказалось достаточно, чтобы поверить - все будет хорошо. Тем более, обратила внимание - метель ослабла: не завывала ветром, не стучала снежинками в стекло.
  
  Насчет погоды Жаннет не ошиблась. За последние десять минут она сменилась на противоположную - со шторма на штиль. Дышалось легко и здорОво. Жюль вдохнул поглубже чистого, непрокуренного воздуха, чтобы расправить легкие: в спертом салонном воздухе они съежились и работали вполсилы.
  
  Небо стало проясняться, открываясь неровными кусками. Луны Жюль не нашел - может, хорошо замаскировалась, может, он не туда смотрел. В рваные дыры облачности проглядывали звезды, сверкая хаотической россыпью над головами. Их отдаленные блики были единственным, что нарушало темноту вокруг машины, которая выглядела настороженным чужаком. Нет, скорее - упрямым ослом, отказавшимся двигаться.
  
  Поле вокруг чернело с беловатым оттенком. Прямо вдали, на расстоянии, которое не удалось определить даже примерно, горел огонек.
  
  Жюль не узнал окрестности.
  
  13.
  
  - Где мы находимся? - спросил он.
  
  Жюль не думал, что тот собрался их ограбить, но не вполне доверял. Оставался открытым вопрос: почему Гастон остановился посреди ничейной земли, не довез прямо до замка или хотя бы до того огня впереди, чтобы легче было сориентироваться?
  
  - Что там за огонек?
  
  "Не знаю я, - ответил про себя Делакруа. - Раньше здесь стоял трактир для проезжих, "Сердца Жаков" назывался. Да сгорел лет двести назад".
  
  Он не раз проезжал мимо старого пожарища, еще прошлым летом. Что сейчас там расположилось - было для самого загадкой. Скорее всего, новый трактир построили. Свято место пусто не бывает, летом здесь от туристов отбоя нет. Явился какой-нибудь шустрый предприниматель, восстановил кабачок, чтобы чужие деньги не пропадали без использования.
  
  Но что он делает здесь зимой? Это мертвый сезон, а недели до и после Рождества особенно. Каждый нормальный человек стремится праздник дома отметить.
  
  Кроме некоторых... Делакруа покосился на студента. Эти двое сумасшедших из не самого интеллектуального района Бельгии могут стать единственными посетителями трактира за пару месяцев. Почему неизвестный бизнесмен не свернул дело, не отправился на заслуженный зимний отдых?
  
  Поскорее придумать правдоподобный ответ. Гастон знал правило: чтобы не терять уважение, перед клиентами надо изображать всезнайку. На вопросы отвечать без запинки, не молчать, не сомневаться. Тем более не показывать неуверенности перед данным экземпляром.
  
  До того момента, пока не расплатился, нельзя угрожать или пугать. Себе дороже. Тот молодой, неладное заподозрит - убежит. Даже по снегу и не зная дороги. Не побоится девчонку оставить.
  
  Только что Гастон с ней будет делать? Инвалид, мавританский подкаблучник...
  
  Подружка студента потом пешком догонит.
  
  Черт, не вовремя "Ситроен" подвел, немного не дотянул, сердешный. Придется врать, изворачиваться. Надо их убедить. Мол: доставил куда надо, пусть расплачиваются и делают что хотят.
  
  - А-а-а, это постоялый двор как раньше называли, то есть гостиница, или мотель, если хотите. Идите на огонек. Отдохнете, потом отправитесь в замок. Туда тропинка проложена.
  
  - Где замок? Не вижу... - проговорил Жюль, взлядываясь в сторону огня.
  
  - Не туда смотришь. - Гастон вытянул руку с пальцем, показал сначала на огонь, потом отвел по прямой влево. Теперь он, кажется, и сам разобрался. - Трактир стоит на правом берегу реки Мен-Э-Луар. Она неширокая, не бойся. По мосту перейдешь на левый, там на холме лежит в развалинах твой Тиффож. Теперь давай расплачивайся, как договорились.
  
  Жюльен не торопился. Наученный неудачным опытом с незнакомцем, который потом оказался вымогателем Делакруа, имел подозрения. Что-то неопределенное не соответствовало действительности в его рассказе. Следовало логически порассуждать. Расстаться с последними деньгами всегда успеется.
  
  Жюль прошелся по дороге, потянулся будто разминаясь, покрутил руками, подергал ногами - оживить затекшие, застывшие мышцы. Одновременно пытался разобраться. Он был недоволен предоставленным сервисом. Им предлагают выходить неизвестно где, посреди пустого поля, только с далеким огоньком для навигации.
  
  Если он погаснет - по чему ориентироваться? Как в доколумбовскую эпоху - по звездам? А если их облаками прикроет? Будет не видно ни зги.
  
  Нет, слишком все неопределенно и призрачно, рассчитано на глупцов.
  
  Прежде чем расплачиваться огромной суммой за неудовлетворительные услуги, следует внести ясность в ситуацию. Не идти безмозглым бараном на поводу у этого деревенского пройдохи. Показать себя хозяином положения. Вовлечь Делакруа в разговор, переболтать, сбить цену.
  
  Строго говоря, есть к чему придраться. Договор не выполнен с его стороны, значит, Жюль тоже освобождается от принятых обязательств. Тем более - заплачен аванс. Двадцатки достаточно за незаконченный путь в одну сторону в промерзшей машине. Пусть довезет хотя бы до того мотеля. Получит вторую двадцатку. Не больше. Сейчас они с Жаннет от него не зависят, как тогда у вокзала. Если откажется - дойдут до огонька бесплатно.
  
  Имелась еще одна причина для недовольства. В которой не хотелось признаваться, но она присутствовала в подсознании. Химера Стрикс... Не появится ли опять - внезапно и ниоткуда? Что она хотела от него тогда, в поезде?
  
  Тревога витала в воздухе, это он чувствовал кишками. Которые заурчали, зашевелились в коликах. Похоже, хотели предупредить: не ослабляй внимания, оставайся начеку! Сердце екнуло им в поддержку, холодок прошелся по груди. Показалось, кто-то за ними наблюдает. Такое бывает: ощутишь зудение в затылке, обернешся - пусто.
  
  Жюль давно убедился: именно в темноте и тишине происходят самые необъяснимые вещи. Что-то страшновато тут, на пограничной полосе - между людьми и химерами.
  
  Именно из-за этого... ну, не страха, скажем помягче - неуютного ощущения не хотелось отпускать Делакруа. Он хоть мошенник, да тоже человек. Если уедет, останутся они с Жаннет одни в чистом поле, брошенные на произвол случая и недобрых, внеприродных сил.
  
  Что, если Стрикс за ними сейчас наблюдает? Только ждет момента закружить над головой, замахать перепончатыми крыльями, улыбнуться угрожающе клыками... Чем он от нее защитится в случае чего - бутылкой шампанского, что ли? Смешно. Ни в одной сказке такого оружия не описано. Попадет Жюль в отечественную историю не в качестве отважного героя, а как персонаж насмешек, который от монстров бутылкой отбивался. Стыдно будет перед потомками.
  
  - Почему бы вам не довезти нас туда на машине? Хотя бы до огонька трактира? Договор был...
  
  - Договор был - до замка Тиффож, но вмешалась погода, я не виноват, что дорогу занесло! - выкрикнул Гастон, которому начинало надоедать упрямство пассажира. Что за тупая голова, не понимает, что ли: "Ситроен" сегодня с места не сдвинется. Аккумулятор сел - машина не заведется, хоть осыпь ее алмазами, которые на небе!
  
  - Ничего не занесло! - стал перечить молодой человек. Самолюбие рыцаря уперлось рогом, приказало: без боя не уступать! - Слегка запорошило, можно проехать.
  
  - Не поеду дальше! Плати и уходи!
  
  14.
  
  Делакруа пошел на принцип, то же самое сделал Жюль. Почему бы нет, ему терять нечего. Вернее, есть чего, и он эту потерю постарается оттянуть. Или - по возможности - вообще избежать.
  
  - Последняя просьба: довезите до мотеля и получите договоренную сумму. Иначе - ничего! - сказал Жюльен и встал в самоуверенную позу: расставил ноги, сложил руки на груди. - Я платить не отказываюсь. Но согласитесь, условия договора вами не соблюдены. Посреди поля выбрасывать людей из машины...
  
  - Да не заводится она! - крикнул Делакруа, в отчаянии взмахнув обеими руками.
  
  Вот это неожиданная новость. Жюль хотел растеряться, но времени не было, надо реагировать немедленно.
  
  - Как не заводится? Только что ехала...
  
  - А теперь не едет. Стоит, не видишь. - В интонации Гастона послышались жалобные нотки. Которые тронули студента.
  
  - Но почему? Может, вас подтолкнуть? - услужливо предложил он.
  
  - Смысла нет, она не заведется, - печальным голосом ответил Делакруа.
  
  Он внезапно успокоился, вспомнив советы месье Бланше, психиатра. Что толку портить себе кровь раздражением на все на свете - на студента, машину, погоду и прочие неприятности. Себе дороже, только последнее здоровье угроблять. От него и так меньше половины осталось.
  
  - Аккумулятор сел, - объяснил. - Полностью разрядился.
  
  В машинах Жюль не разбирался, равно как в других примитивных, мужских вопросах - пиво и футбол. Он был интеллектуал и гордился, что не марал руки о железки, а мозги - о грубые материи. Но даже с минимом знаний о внутреннем строении мотора знал: без аккумулятора транспортное средство толкай-не толкай с места не сдвинется.
  
  Странно: испытал сочувствие к водителю-неудачнику Гастону. Вместе с удовольствием по двум, внезапно открывшимся поводам. Остаться в поле одному - Жаннет не в счет - Жюлю не грозило. В ближайшие полчаса, во всяком случае. Посреди пространства, наблюдавшего хищными глазами, чувствовал себя некомфортабельно.
  
  И второе. Кажется, он одержал маленькую победу над Делакруа. Тот понимает вину, на расплате не настаивает как прежде - агрессивно. Сей факт радует надеждой сэкономить. Втайне Жюль решил сжульничать, поискать возможность вообще не платить. Ответить наглостью на наглость. Спросил себя - позволит ли совесть.
  
  После некоторого раздумья совесть ответила положительно. Для собственной очистки - разъяснила ситуацию. Строго говоря, Жюль сейчас находится в выгодном положении, может определять правила игры. Если они с Жаннет бросят Гастона на произвол судьбы, тот им ничего не сделает. Хромой, беззубый. И без машины.
  
  С другой стороны... Поведение Жюля будет иметь последствия.
  
  "Нехорошо обманывать ближнего" гласит правило морали. Как ни крути - все-таки, человек довез. Потратил бензин, время и душевные силы, чтобы угодить незнакомым людям. В благодарность получил - что? Двадцатку в качестве аванса и заглохший автомобиль в качестве бонуса за доброту. В другой раз помогать людям не станет. В нашем эгоистичном, неотзывчивом мире станет одним добрым самаритянином меньше - невосполнимая потеря! За что вина ляжет на Жюльена.
  
  Решил не наглеть. Но и не вести себя альтруистом - не в том он материальном положении. Ладно, доплатит Делакруа за доставленные неудобства... сколько не жалко? Если честно - все жалко. Но нельзя же... Подумать. Не спешить.
  
  За размышлениями Жюль не заметил, как встревоженно-недоверчивое настроение сменилось в привычно-уравновешенным. Подглядывание из темноты шпионки-химеры перестало заботить. Из благодарности и сочувствия к владельцу неудачливого авто он решил предложить помощь. Чисто номинальную, ненапрягающую. Лишь в рамках вежливости.
  
  - Что собираетесь делать, месье Делакруа? Не оставлять же машину без присмотра, посреди дороги, неизвестно на сколько? Давайте мы с Жаннет пойдем к трактиру, позвоним в ремонт. У вас есть номер их аварийной службы? Имею ввиду фирму "Ситроен".
  
  Предложение доброжелательное - только на первый взгляд. Гастону не понадобилось долго думать, чтобы сообразить: студент платить не спешит, хочет под удобным предлогом исчезнуть из пределов досягаемости. Его нельзя отпускать.
  
  И нельзя грубо требовать денег - будет походить на грабеж. Да, он в какой-то степени прав насчет остановки посреди дороги.
  
  Но не по гастоновой вине! Все из-за проклятого ящика с электролитом, который отвечает за искру. Вообще-то... Если глубже копнуть... студент прав. Заменил бы Делакруа аккумулятор вовремя, сегодняшнего облома не случилось бы.
  
  Углубляться в самокритику не хотелось. Некогда. Срочно требовалось подумать над другим.
  
  Что, если провернуть трюк? - начал соображать Гастон. Мозг которого по привычке предприимчивых богачей и жуликоватых бедняков был постоянно настроен на волну получения выгоды из ситуации. Сделать так. Он отправится к мотелю вместе со студентами, захватит с собой аккумулятор, зарядит, хотя бы наполовину, чтобы хватило добраться до дома.
  
  Там же в трактире сдерет деньги с пассажира. Под предлогом: "куда обещал, туда доставил". Пусть последнее расстояние пришлось преодолеть пешком - это второстепенные детали, не упоминавшиеся в контракте.
  
  Получится вернее. На людях бельгиец упираться не станет. Численный перевес будет не на его стороне. Все, кто там находится, встанут горой за своего - француза. Сработает закон землячества. Точно! Делакруа убьет двух зайцев - насчет аккумулятора и гонорара.
  
  Вдобавок восстановит Небесную справедливость, вернет на свою сторону удачу, которая собралась бесстыдно повернуться филейным местом. Обещанная студентом сотня обретет законного хозяина - Делакруа. Давно желаемые зубы встанут на место в его многострадальном рту. Гастон снова почувствует себя человеком. Умеющим жевать гамбургеры и улыбаться не "в тряпочку", а открыто - до ушей.
  
  - Давай сделаем по-другому, - начал он и остановился, ожидая реплики оппонента.
  
  Ее не последовало. Жюль замер, осторожничая. Что еще такого заковыристого придумал этот прирожденный вымогатель?
  
  Гастон объяснил:
  
  - Если хочешь помочь, сделаем так. Пойдем все вместе к трактиру. Буду сопровождать вас, чтоб не заблудились. Ты помоги нести аккумулятор. Возьму с собой зарядить.
  
  В уме Жюль по-быстрому просканировал предложение на возможные подводные камни. Вроде, ничего настораживающего. Идея неплохая. Во-первых, они с Жаннет не останутся одни на необитаемом пространстве между обездвиженным "Ситроеном" и неведомым трактиром. Получат в сопровождение хоть склонного к мошенничеству, но все-таки человека - существо одушевленное, привычно выглядящее.
  
  Во-вторых, есть возможность воспользоваться услугами Делакруа еще раз - в обратном направлении. Пока будет заряжаться аккумулятор, часа два не меньше, они сходят в замок Тиффож, вдохнут его мистическую историю, выпьют шампанского за будущую семью. Успеют вернуться в трактир и даже кофе попить перед дорогой.
  
  Точно! Тогда он с Гастоном расплатится, по-честному, чтобы ни у кого обиды не осталось. В Дожоне, перед дверьми вокзала. На том самом месте, с которого начиналась их совместная одиссея.
  
  - Согласен, - коротко согласился он, не вдаваясь в подробности, не раскрывая карт. Делакруа - месье с хитрецой, доверия не вызывает. Узнает побудительные мотивы Жюля в свое время - по хронологии запланированных событий.
  
  - Тогда постой, пока аккумулятор вытащу. Эх, темно, придется на ощупь... Время займет, у меня пальцы нечувствительные.
  
  - Подожди, у меня фонарик в рюкзаке.
  
  Недавние почти враги заработали единой командой. На данный момент это взаимовыгодно - догадался каждый. Вскоре виновника всех бед - аккумулятор успешно отсоединили, вытащили из-под капота, осторожно опустили в просторную, китайскую, торгашескую сумку с полосками. Она лежала у Гастона в багажнике, пригодилась, как никогда.
  
  Вскоре процессия из трех человек и одного аккумулятора двинулась в направлении далекого огонька - единственного отчетливого ориентира.
  
  Словно путеводная Вифлеемская звезда, указывающая путь волхвам к пещере с новорожденным Святым младенцем, сверкал он ярко, гостеприимно и таинственно: одинокая свечка в ночи, привлекающая бабочки - заблудшие души.
  
  Это могло быть что угодно. Реальное или мифическое. Пиратская ловушка или придорожный мотель. Нора Чеширского Кота или гнездо Мартовского Зайца. Кому что по душе. В нашем повествовании свобода выбора: выдвигай идеи, вноси предположения. Все равно правильный ответ никто не угадает.
  
  О происхождение света идущие только догадывались. Гастон надеялся, что горело окно трактира. Жаннет было неважно - хоть избушка лешего, домового или водяного, лишь бы с отоплением и туалетом. Жюль верил в естественную природу огонька, но боялся, что западня Стрикс.
  
  Каждый из наших героев оказался по-своему прав, а произошло непредвиденное. Но все по-порядку.
  
  15.
  
  Не успели они утомиться от пешего перехода длиной километра полтора, когда увидели цель.
  
  Это был типично французский, добротный дом, напоминавший средневековые жилища зажиточных крестьян. Построен патриотично, с применением отечественных материалов. Первый этаж из серого булыжника, привезенного с карьера на берегу Бискайского залива, второй из темного бука, растущего в местных лесах. Крыша шла круто вниз и опиралась на каменные стены.
  
  Роль путеводной звезды исполняло окно во втором этаже. Боковыми сторонами оно повторяло очертания крыши, верхняя и нижняя шли параллельно. Получилась правильная трапеция, если делать сравнения в геометрической манере.
  
  Размер дома - с коттедж средней величины. Компактный, без пристроек, террас, бассейна и сарая, испортивших бы вид элегантного одиночества. Или романтической идиллии, которую любят изображать второсортные художники на рождественских открытках.
  
  При упоминании которых встает перед глазами картинка в стиле кичевый лубок: на фоне синей ночи стоит избушка в шапке из снега, приютившаяся на краю дремучего леса. Единственным горящим окошком-маяком указывает она дорогу заплутавшим путникам. Которые погибают не столько от усталости, сколько от междоусобных дрязг по поводу правильного направления.
  
  Невозможно описать счастье, когда они заметят свет далекого окна. Потерявшие надежду выжить в сугробах - без лыж и снегоступов, люди воспрянут духом. Обливаясь слезами и растаявшими на щеках снежинками, с новым упорством и из последних сил побредут они на огонек. Который обещает накормить-напоить, подарить ощущение утраченной в современности любви к ближнему.
  
  Замечен на практике следующий феномен. Испытывая тяготы, мы озлобляемся, озверяемся. И наоборот: становимся человеколюбивее от одного предвкушения комфорта. Добредя до многообещающей избушки, мы поверим, что спаслись. Забудем дрязги, почувствуем к попутчикам братскую любовь.
  
  Дальше - больше. Общий стол и кров приведет нас в благодушное настроение, ностальгию по старым, добрым временам. Когда не было войн между странами, раздоров между соседями, не придумали оружия для убиения себе подобных...
  
  Стоп, а было такое время вообще?
  
  Ах, не стоит заморачиваться над политическими вопросами. Продолжим сладкий лубок.
  
  Расслабимся, будем грезить под голос экстрасенса, который монотонно вещает: прилягте на диван, приклоните голову, вообразите вышеописанную картину. Потом фибрами души... кто знает, где они находятся? ну, неважно... ощутите ее - картины - правдоподобность. Которая заключается в следующем: когда мы сыты, то наивно-добры, улыбаемся по-детски беззаботно навстречу любому чужаку или малознакомцу.
  
  Почему, собственно, должно быть иначе? Если подумать, приходит на ум крамольная мысль: все люди - родственники. Дальние. Когда-то произошедшие от одной праматери, проживавшей в Африке, имевшей черный цвет тела. Не верите? Почитайте про достижения анализов ДНК.
  
  Но - не отвлекаться. Собравшись в домике с огоньком, мы поймем, что роднее друг друга никого на свете не имеем. Наевшиеся и довольные, поднимем бокалы, прокричим вместе радостное "Веселого Рождества!". Обнимемся по-братски, не взирая на половые, религиозные и классовые разногласия. От того засияет солнце в душах, наступит мир во всем мире. И каждый, кто посмотрит на открытку, поверит: в вечер Сочельника случаются чудеса.
  
  В благодушном настроении подходили наши герои к домику с горящим окошком. Название "Сердца Жаков" сообщалось вывеской под крышей и освещалось двумя старинными фонарями-керосинками по углам. Вывеска висела на штыре-стреле и раскачивалась с характерным поскрипыванием несмазанных шарниров, хотя ветра не ощущалось.
  
  Маленькая нестыковка. Ее путники пропустили мимо - настолько были рады увидеть обитаемое жилище. Пропустили не совсем. Просто не зациклили внимания, найдя объяснение. Может, вывеска заразмышлялась о чем-то, от того закачалась монотонно туда-сюда. Как человек, погруженный в думы, незаметно начинает маятниковое движение - что, несомненно, облегчает мыслительный процесс.
  
  Когда Гастон прочитал название, в груди екнуло. Когда увидел картинку под ним, екнуло еще раз. Там стояли два сердца, очень натурально изображенные: с мышцами, клапанами и аортой.
  
  Странно все. Невозможно. Он слышал от стариков-долгожителей: трактир "Сердца Жаков" существовал на самом деле, столетия назад. Был свидетелем горестной истории барона де Рэ, потом опустел, потом сгорел дотла - задолго до рождения Делакруа. О восстановлении заведения под тем же названием слухов не ходило.
  
  Однако, на вывеске именно оно, а не верить глазам он пока не имел причины. Значит, подтвердилась недавняя догадка. На пепле пожарища кто-то предприимчивый возвел новое здание, повесил старую вывеску - традиция продолжилась. Место здесь посещаемое, особенно летом, почему не воспользоваться для чеканки денег?
  
  Вошли внутрь. Оказались комнате, представлявшей общий зал трактира с грубо сколоченными столами и стульями без спинок. Освещено сумеречно, только горящими дровами камина и несколькими свечами, расставленными тут и там. Из-за полумрака определить параметры с точностью до квадратного метра не представилось возможным. Приблизительно: размер ванной комнаты в доме арабского шейха третьей категории - после главного и его родни.
  
  Признаемся сразу: сравнение неудачное. Многие ли из европейских людей среднестатистической обеспеченности имеют о том представление? Тем более никто из вошедших. Потому абстрагируемся от упоминания о ванном зале шейха. Его комфортабельность так же далека от удобств трактира, как золотой унитаз в туалете мультимиллиардера от примитивной дырки в придорожном китайском сортире.
  
  Опишем по-другому. По ощущениям: пространства для одного человека слишком много, для двоих - подходяще, для троих - терпимо, для четверых - еле выносимо, далее - как селедки в бочке. В сносках заметим: сие определение весьма индивидуально и дано на глазок.
  
  Стены выглядели нечисто, пол казался земляным. Центральной фигурой мебели был камин огромных размеров - во всю ширину стены. Внутри его горели молодые стволы, распиленные на метровые обрубки, со срезанными ветками. Рядом с пламенем висела решетка, на которой лежало что-то съедобное - поштучно и кучей на подносах, а также висели закрытые крышками чайники и горшки.
  
  "Здорово стилизовано под старину, - подумалось Жюлю. - Снаружи и изнутри, будто действительно в средневековом трактире очутились".
  
  На посетителей пахнуло добрым, домашним теплом и вкусным запахом свежезажаренного мяса. С овощами, луком, паприкой. И обязательным ингредиентом деревенского меню - чесноком. От которого у всех троих незамедлительно проснулся аппетит и отрапоровал в мозг, будто солдат - командиру:
  
  - К поступлению пищи в рот готов! Вкусовые рецепторы приведены в боевую готовность, глаза голодные, желудок просит еды.
  
  Мозг отдает команду:
  
  - Принять на себя непрожеванную пищу! Смягчить, размельчить, пропитать, проглотить.
  
  - Есть, Ваша честь!
  
  Но как людям воспитанным - набрасываться на продукты, не спросив цены, не помыв руки и не дождавшись хозяев вошедшим было стеснительно.
  
  Словно отвечая на их запросы, возле камина незаметно материлизовалась женщина, очень живописной внешности, наряженная в соответствии со стилистикой интерьера. Самую замечательную часть одежды составляла длинная, черная с аляповатыми цветами юбка в сборку, которая ее жутко полнила, превращая в бесформенную бочку. В частности из-за невысокого роста дамы.
  
  Разве она не знает опасности быть малышкой? Даже пара лишных килограммов у приземистых людей создает визуальный эффект ожирения. Широкая юбка его удваивает. Француженка поди, должна бы следить. Если не за фигурой, то за модой. Хотя ладно, ей простительно: в глуши живет, "Космополитен" не получает.
  
  Верхняя часть мадам одета в кофту, тоже черного цвета, непонятного размера и фасона, застегнутая на все пуговицы под шеей. Со спины на грудь тянулась шаль, перекрещиваясь на массивных грудях, поддерживая их вместо лифчика.
  
  Когда женщина направилась к гостям, Жюль присмотрелся к решетке над огнем камина. Зрелище согрело взгляд получше весело трещавших стволов: готовые к употреблению овощи лежали на подносах в щедром количестве, на шампурах - добрые куски мяса, шипящие сочно, под ними - поддон для жира. Именно от тех съедобностей распространялся пробуждающий слюноотделение аромат.
  
  - А-а-а, проходите, проходите, добрые путешественники, рада вас видеть в моем скромном кабачке! - скрипучим, старческим голосом проговорила дама. К тому же произносила звуки шепеляво как человек, недостающий зубов или имеющий неправильный прикус.
  
  Стершийся от возраста голос ее резал ухо. Он походил на звук проржавевших, истончившихся шарниров крестьянской телеги, заезженной хозяином до крайности. Жюль образно представил эту повозку, шатающуюся на ходу из стороны в сторону по колдобинам грунтовки и пискливо жалующуюся на судьбу каждым поворотом колеса...
  
  Подтверждая приглашение, хозяйка жестом пригласила гостей располагаться за столом справа от входа. Однако, они не поспешили уютно располагаться, насторожившись от чего-то. В речи дамы не чувствовалось искренности. Слова, вроде, гостеприимные, но сказаны без смыслового наполнения - безэмоциональным, бездушным тоном.
  
  Когда подошла ближе, волна ее личного запаха, опередив хозяйку, хлынула на гостей. Запах показался странным у живого человека: какой-то сыро-земляной, с прелостью и разложением. По поводу чего у Жюля возникло предположение: дама так торопилась встретить посетителей, что засуетилась в поисках чистой одежки. Не найдя, выудила старую из кучи давно не стиранных вещей. Или еще хуже - из-под земли... Нет, не хочется дальше предполагать.
  
  Неаппетитный запах соответствовал внешности мадам, которая неприятно поразила.
  
  Кожа ее была дряблой и несвежей, тяжело обвисшей со щек, нездорового цвета - прелой древесины. Узкие губы сжаты в морщинистую гармошку, брови облысели. На голове - косынка, из-под которой вылезали в разные стороны клоки волос странной расцветки, которую невозможно идентифицировать одним словом. У лошадей она зовется "мышасто-пегая в яблоках" и смотрится оригинально. Как она называлась у трактирщицы, история умолчала. По незнанию определения.
  
  Общее впечатление - упадка. Только глаза, провалившиеся в черепные глазницы, смотрели не по-старчески остро, хотя от прямых взглядов хозяйка предпочитала воздерживаться.
  
  Возраст различить не представилось возможным. Жюль дал бы ей около шестидесяти, Жаннет - за семьдесят, Гастон - под девяносто. Верным было бы сложить все в сумму и умножить на два, но ведь столько люди не живут.
  
  Так то люди...
  
  - Не стесняйтесь, дорогие, располагайтесь! - еще раз, теперь - с энтузиазмом, пригласила хозяйка и широко улыбнулась.
  
  16.
  
  Все трое невольно отшатнулись: вдобавок к неприглядному облику у нее не хватало четырех передних зубов, точно тех, что у Делакруа. Только в отличие от него, старуха своего недостатка не стеснялась, наоборот, охотно продемонстрировала пустую верхнюю десну.
  
  "Ведьма", - подумал Гастон.
  
  "Химера", - подумал Жюль.
  
  "Женщина-оборотень", - подумала Жаннет.
  
  Каждый по-своему оказался прав, но не до конца.
  
  - Меня зовут Перрина Мартен, - представилась женщина, не протягивая руки. - Можете звать просто мадам Перрина.
  
  Знакомое имя, Жюль тотчас вспомнил. Из троих новоприбывших он был наиболее осведомлен об истории крепости Тиффож и ее обитателей. Прочитал о том больше книг, чем кто бы то ни было в его возрасте. Из которых прекрасно знал: Перрина Мартен - реальное лицо, проживала в этих краях на самом деле. Только... шестьсот лет назад. Она происходила из семьи румынских цыган, жила одиноко, занималась колдовством в прилежащей к замку деревне.
  
  Осталась в истории как пособница темных дел барона де Рэ. Приводила в замок заблудившихся или осиротевших детишек, чтобы "петь в хоре", обещая сытое существование. Часто попросту забирала их у обнищавших родителей под предлогом - у хозяина они не будут знать лишений. Ей верили, вернее верили на слово ее господину, от имени которого Перрина выступала. Детей отдавали на время - откормиться. И больше не видели.
  
  Будучи личной колдуньей барона, приготовляла магические снадобья. Для разных целей: чтобы войти в контакт с потусторонними силами, научиться неизвестным знаниям, усилить сексуальный позыв. Также поставляла важнейшие компоненты для его алхимических опытов и сатанинских ритуалов: зубы акулы, высушенные сердца ящериц, семена конопли, промытые в людской крови.
  
  Но Перрины Мартен давно не существует! - возмутился Жюльен в уме.
  
  К периоду современности она должна была, как минимум, умереть дважды. Когда барона отвезли в тюрьму, ее в числе других пособников арестовали, подвергли пыткам. Которых она, по утверждению документов, не выдержала. Причем умерла очень достойно - не проронив ни слова против хозяина. Но даже если бы не погибла от пыток, то давно скончалась от смерти. По возрасту. Пенсионному, не шестисотлетнему.
  
  Так кто же сейчас перед ними? Ее призрак, ее однофамилица, ее подделка?
  
  - Нет, я ее прямой потомок, - обычным тоном сказала дама, обращаясь к Жюлю. Будто ответила не на мысленный, а на вслух поставленный вопрос.
  
  - Вы не пугайтесь, я обладаю даром телепатии, - добавила она и опять жутко улыбнулась дыркой между зубов.
  
  - В те времена не знали о телепатии, - неуверенно возразил молодой человек и сам не понял - зачем.
  
  - Но мы с вами сейчас в другом времени, - тоже возразила женщина и тоже непонятно, что имела ввиду.
  
  "В каком таком "другом" времени?" - мысленно спросил Жюль.
  
  "В моем", - также мысленно ответила дама.
  
  Как ни странно, он ее понял. После чего решил быть осторожнее со словами, особенно - непроизнесенными.
  
  Пребывать в неподвижной бездеятельности становилось неудобным для участников сцены. Кто-то должен был взять на себя ответственность, принять решение - оставаться здесь, несмотря на нестыковки и неувязки, или уходить, не-солоно-хлебавши.
  
  Роль лидера принял Жюльен. Глухо протопав подошвами по земляному полу, он подошел к столу, снял рюкзак, поставил к ножке. Уселся на примитивный стул, снял запотевшие очки, не протирая, положил на столешницу. Руки - туда же, сложив в замок.
  
  Сидеть оказалось удобно, жаль - спинки у табуретки не оказалось, откинуться нельзя. Ну ничего, они здесь ненадолго. Только обогреться и подзакусить, потом каждый отправится своей дорогой. Наличие трактира по пути к замку оказалось приятной неожиданностью. Если бы не его хозяйка...
  
  - А я гостям очень рада! - снова подала она голос и снова будто отвечая на его мысли. - Путники нечасто ко мне заходят, особенно зимой. Потому привечаю их с огромным желанием. Вы наверняка проголодались. Сейчас вас покормлю. У меня и антрекотики приготовились, и мясо на шампурах... - захлопотала она, изображая гостеприимную хозяйку.
  
  Ни одному ее слову Жюль не верил.
  
  Женщина отвернулась от него, обратилась к другим, менее неверующим.
  
  - Проходите, раздевайтесь, говорите, что желаете в первую очередь сделать. Чем смогу - помогу.
  
  - Где у вас туалет? - немедля спросила Жаннет.
  
  - Вон там за углом, - сообщила мадам Перрина и неопределенно повела в сторону рукой.
  
  - На улице? - ужаснулась девушка.
  
  - Нет, внутри. Проходи в коридор, потом налево за угол, - проговорила хозяйка, указывая за камин, где виднелся вход с занавеской вместо двери. - У нас туалет, конечно, допотопный. Приступочка и дырка, зато не на морозе. Хоть сквозит, да не застудишься, если по-быстрому... Смотри осторожно, не провались в канализацию. Там темновато: свечка почти догорела. Запасные кончились. Из-за метели поставщик задержался.
  
  Лицо Жаннет изобразило презрение: двадцать первый век, а тут вместо туалета - дырка. Такого невежества в области удобств она еще не встречала. Каменный век, да и только!
  
  Но делать нечего, не терпеть же до следующей возможности по-цивильному сходить на унитаз. Она может представиться не ранее следующего дня. Мочевой пузырь не дотерпит. Как известно, малая нужда создает большие проблемы: пока не облегчишься - жизнь не мила. Девушка отправилась в указанном направлении и с выражением разочарованных ожиданий скрылась за шторой.
  
  Бабка ухмыльнулась вслед.
  
  17.
  
  - Электричество у вас есть? - спросил про свою нужду Делакруа, заранее догадавшись про ответ, наблюдая свечи без лампочек.
  
  Не спросить было бы совсем глупо.
  
  Он еще снаружи не заметил проводов, тянущихся к крыше от столбов электропередач. Внутри подозрения подтвердились: на столах для освещения одни восковые огарки, в роли обогревателя - камин. Может, хоть генератор имеется?
  
  - Не имеется, - вслух отозвалась на его мысли Перрина Мартен. - Я этих современных штучек не признаю. Они для здоровья неполезные. Особенно для женщин. Знаете ли - вредно влияют на детородную функцию.
  
  Про "детородную функцию" услышать от престарелой, сморщенной трактирщицы было комично. Жюль не удержался, хмыкнул, отвернувшись к стене и прикрывшись ладонью на всякий случай. Непонятно: бабка шутила или говорила серьезно. Если первое - ее чувство юмора ему понравилось, если второе - он застраховал себя от обиды.
  
  Настроение Гастона окончательно прокисло. Огорченный до озлобления, он в отличие от своего временного союзника Жюля, не заметил свойство хозяйки угадывать мысли. И отвечать на них - как ни в чем не бывало. Он жутко взбесился. Вечер грозил из многообещающе удачного превратиться в крайне несчастливый: деньги не получил, аккумулятор посадил, застрял в этой дыре неизвестно насколько...
  
  И это в тот единственный вечер в году, когда все нормальные люди заслуженно отдыхают, наслаждаются общением со знаменитостями в телевизоре и членами семьи рядом. Сидят, уютно развалившись на диване, в тепле, со светом и туалетом. Мило беседуя за рюмкой ароматного, насыщенного Мюскаде или фруктовового, изящного Гро-План... для тех, кто любит попроще: за щедрым бокалом пива Блонд дю Вирей... и объедаются до желудочных колик гречишными блинами с завернутым морским гребешком.
  
  Зачем он послушался проклятого студента - протащился полтора километра с тяжеленным аккумулятором в сумке? Шел бы сейчас налегке в другом направлении - к Дожону, к родному дому. К жене, к дочери. К крысе с голым хвостом. Да, пусть они его ненавидят и используют, и пусть он их ненавидит и дает собой пользоваться. Зато у них есть одно б-о-о-льшое преимущество - они свои.
  
  Негодяйки, все три, зато знаешь, что от них ожидать. Вернее, чего не ожидать: помощи или хотя бы понимания - и не питаешь напрасных иллюзий. Там какая-никакая определенность. Привычность бытия, холодная, беспросветная, без семейного уюта, без возможности разговором облегчить душу. И все-таки лучше, чем здесь, в неблагоустроенном трактире - среди придурков из Арденн и вонючей престарелой цыганки...
  
  Вопрос "что делать дальше?" Гастон решил себе не задавать. Без того ясно. Больше никого слушать не будет, особенно отговорок студента. Пока денег не отдаст, Гастон его из трактира не выпустит. Все, он разозлился. Он готов на многое ради той сотни, заполучит ее любым, если потребуется - насильственным путем.
  
  Надоело ощущать себя постоянно используемым: своими, чужими... И почему каждый думает, что Делакруа настолько тупой, что обмануть его проще простого? Разве у него на лбу записка приклеена "пожизненный дурак"? Гастон машинально провел рукой по лбу - вроде, ничего постороннего не обнаружил. Напрасно они его недооценивают. Гастон Делакруа - не простак, он себя еще покажет...
  
  - Да вы не волнуйтесь, присаживайтесь к столу, - снова засуетилась мадам Перрина, обращаясь конкретно к Гастону.
  
  Тот посмотрел на нее тяжелым, озлобленным взглядом, временно перенеся на трактирщицу клокотавшее в душе недовольство. Как она вообще тут существует, одна, без удобств, без помощника, без электричества? Это же несовременно, даже для такой стародревней тетки, не привыкшей к комфорту теплого туалета и водопроводной воды.
  
  Почему в город не переезжает, в дом престарелых, в среду таких же ходячих мумий, как сама? Там ей без бытовых лишений было бы скучно, зато обеспеченно: тепло от радиатора, свет от нажатия кнопки. Туалет отдельно от улицы, сиди-размышляй, сколько захочешь, книжки читай, в Супер-Марио играй, разве не привлекательно? Сумасшедшие они тут все...
  
  - Слушай, студент. - Гастон подошел к столу, но садиться не собирался. - Давай расплачивайся, да делай что хочешь, а я домой пойду.
  
  - Я еще не поел, - ответил студент. И отвернулся, давая понять: на сей момент разговор окончен.
  
  На столе уже разворачивалось кулинарное пиршество: стояли огромные, эллипсообразные, плоские тарелки-подносы с кучами еды. Имелось все, о чем может мечтать проголодавшийся гурман. В меру поджаренные антрекоты с косточками, лоснившиеся соком на розовых боках. Нанизанные на шампуры куски мяса, которые обещали захрустеть на зубах свежей корочкой.
  
  Котлеты размером с кулак дикого викинга, разработанный ручной греблей на дальние дистанции вплоть до Америки. Испускающие заманчивый, аппетитный запах, порезанные и положенные в рядок ребрышки, политые крепко-проникновенным чесночным соусом. Исходящие дымком овощи, приготовленные в жиру, стекшему с решетки в поддон, лежавшие щедрым навалом - выбирай любой на вкус!
  
  Волшебный, бесподобный аромат свежеприготовленной, до невозможности здоровой пищи вздымался от съестного великолепия. Казалось, даже образованный им туман, плотным облаком вставший над столом, был съедобным. Этот настойчивый запах беспардонно залез в ноздри, насыщенностью едва не помутив сознание Гастона. Который последние годы питался только истолченными в пюре блюдами из упаковок, разогретыми в микроволновке и пахнувшими пластиковой массой.
  
  У Делакруа потекли слюни. В прямом смысле - во рту, в переносном - в глазах. Еще в желудке, который засосал настойчивее, напоминая о собственном пустом существовании. Глядя на еду, Гастон забыл обо всех личных и других невзгодах разом: об отсутствии денег, зубов, счастья, электричества и цивилизованной канализации в трактире. Не стал спрашивать, за чей счет банкет: сразу денег не спросили - потом разберется.
  
  Очарованный картиной пиршества Делакруа грохнул сумку с аккумулятором об пол и прыгнул на табуретку. Предусмотрительно - рядом со студентом-должником, чтобы не выпускать из вида. Потянулся руками к еде, схватил самую большую котлету, стал запихивать в рот, едва жуя и набивая щеки.
  
  Хотя индивидуальных тарелок-вилок-ножей гостям не предоставили, никто не обиделся и не потребовал. Догадались: есть руками с общих блюд - сделано спецально. Для поддержания аутентичности обстановки. Туристы обожают такие мелочи, чтобы все в одном стиле: средневековый трактир - средневековые манеры.
  
  Вернувшаяся из туалета, повеселевшая Жаннет села напротив Жюля. Она тоже сняла очки, ради осторожности отставила подальше от края, чтобы, управляясь с едой, случайно не сбросить.
  
  Будучи голодной, но воспитанной, она не забыла про правила поведения за столом. Показалось дикостью - брать целый антрекот и рвать его зубами, не используя ножа. Бескультурная древность, когда еще этикет не придумали. Она выбирала мясо, которое можно есть эстетично: аккуратно, двумя пальчиками снимала с шампура мясные кусочки. Откусывала понемногу, жевала с закрытым ртом, неслышно проглатывала в желудок.
  
  Жюль особо не стеснялся, но и не нападал на пищу как варвар - по примеру Гастона из Дожона. Отведав сначала мяса на косточках, потом на шампурах, отметил его необыкновенную мягкость. Будто мраморная аргентинская говядина, приготовленная шеф-коком ресторана со звездой Мишелена. Даже вкуснее. Сочнее, слаще. Неповторимый вкус. Такого Жюльен даже в Париже не пробовал.
  
  Но - минуту. Как такое возможно? В отрезанной от удобств избушке, на решетке над костром приготовить мясо лучшего качества по мировым стандартам...
  
  Что за кок? Что за мясо?
  
  18.
  
  - Это самое отборное мясо, - снова ответила на его мысли хозяйка, что на сей раз Жюля не удивило. - Лучшее, которое существует. Молодое, не испорченное страстями и страданиями. Ангельское мясо.
  
  - Откуда вы узнали, что мы придем? - Жюльен продолжил одновременно утолять голод и любопытство. Огромное количество вовремя приготовленной еды не указывало на случайность.
  
  - Я почувствовала, - просто сказала мадам Перрина. Объяснять, не объясняя, была ее метода.
  
  Хозяйка стояла в отдалении, наблюдая за гостями, поглощавшими ее стряпню. Жюль перестал жевать, посмотрел на нее изучающе. Женщина состроила странную гримасу: глаза сощурились - вроде в улыбке, уголки рта опустились. Обычный человек не заметил бы несоответствия. Психолог Жюль знал - это приметы двойственных намерений.
  
  Она так и не сообщила сорт мяса. Значит, придется разбираться логически. Жюлю вспомнилась вывеска, на которой слишком натуралистично нарисованы сердца. Интересно, чьи? Бабка сказала "ангельское мясо". Но ангелы - существа несуществующие, строго говоря. Тем более, нет у них сердец и других органов. Каких именно ангелов она имела ввиду? Не живых же?
  
  Так. Припомнить. Кого там в народных предрассудках называют ангелами: новорожденных и малолетних детей, женщин, умерших во время родов, солдат, погибших на поле боя... Ой, не далеко ли он заблудил? Не дала же Перрина случайным прохожим попробовать человечинки. Предположение страшное, но правдоподобное, если вспомнить хорор-фильмы про маньяков-отшельников, запасающих на зиму мясо заблудших туристов.
  
  Кто знает, что у нее за поставщик. Говорит, зимой мало кто в трактир заходит, а наготовила еды, будто заранее знала об их визите. Черт, смотрит как-то по-дьявольски, мурашки по коже пробирают. Стоп, надо бы поменьше думать, она же все слышит. Или врет, что телепатией обладает...
  
  - Вы здесь одна живете? - спросил Жюль, только чтобы нарушить тишину, которая по его ощущениям превращалась в неудобную, даже зловещую.
  
  - Одна, голубчик, - деревянно ответила мадам.
  
  - Не страшно?
  
  - Не страшно.
  
  - А кто мясо поставляет?
  
  - Стрикс.
  
  Жюль поперхнулся.
  
  - Химера? - вырвался глупый вопрос.
  
  - Нет, мясник. Из деревни, - отвечала трактирщица спокойно.
  
  Жаннет пожелала вступить в разговор и повернула голову к мадам.
  
  - А я знаю, кто такая Стрикс! - выпалила она озорным тоном.
  
  Таким тоном ребенок сообщает родителям великую тайну бытия: а я знаю, откуда дети берутся! Не успеют те впать в ступор, как слышат невинное продолжение: на капустных грядках растут.
  
  У Жаннет продолжение получилось менее невинное. На взгляд Жюля.
  
  - Это та химера с крыльями, полуженщина-полуптица с обезьяньим лицом, что мы видели на крыше Нотр-Дам де Пари. Она похищает младенцев...
  
  "... похищает младенцев? - повторил про себя Жюль. - Так чье мясо-то мы с таким голодным удовольствием сожрали?!"
  
  - ... и пронзительно кричит по ночам, - простодушно закончила Жаннет.
  
  В тот момент за окном раздался душераздирающий крик. Неестественного происхождения. Это был голос, но не принадлежал живому существу. Скрежет звучал в нем - как металлом по стеклу. Кинжальная острота, которая резала уши. Слышалось еще что-то человеческое: смертельная тоска, предпогибельная мука.
  
  Нервы задрожали у гостей. Волосы зашевелились от ужаса: на голове, шее, подмышками и далее вниз. Никто из троих подобного крика в жизни не слыхал.
  
  - А-а! - вырвалось из горла Жаннет.
  
  - Кто там? - вопросил Жюль в пространство.
  
  - Дьявол! - крикнул Делакруа.
  
  Испугавшись, он судорожно отбросил кость, которую обгладывал с жадностью клошара, которому нежданно повезло знатно пообедать - впервые за несколько дней. Кость отскочила от тарелки, попрыгала по столу и отлетела в угол, гулко стукнувшись о стену.
  
  Тут же из норки, незаметной во мраке, вылезла очень заметная крыса -черная, как душа нераскаявшегося убийцы. Не стесняясь людей, она схватила кость передними лапками, розовыми как у младенца, и тут же начала грызть.
  
  - Добро пожаловать к нашему столу, Императрица, - проговорила мадам Перрина с доброжелательностью, которую пожалела для людей. Откуда она взялась? Никто предположить не мог, что дама способна на выражение эмоций.
  
  Гости - все трое одновременно - перевели удивленные взгляды с крысы на хозяйку. Ожидая объяснения поведения обеих.
  
  - Это моя подружка, - сказала трактирщица. - Компаньонка-приживалка. Скрашивает мои одинокие зимние дни. Она безобидная.
  
  Объяснение не удовлетворило.
  
  - Убрать! - рявкнул Делакруа. Ненависть к крысам начала внедряться в него на генетическом уровне. Беспокоить печень. И почки. Заодно весь измученный тревогами организм.
  
  - Кыш-ш-ш! - шикнула на крысу хозяйка.
  
  Крыса не испугалась. Посмотрела на нее с высокомерным недовольством. Мол, ты что, с ума спятила на Императрицу шикать?
  
  Перрина топнула ногой. Крыса вздрогнула. Поняла: сегодня она нежелательная гостья. Прихватив косточку, степенно направилась к норке, вильнув недовольно кончиком хвоста. Показалось даже - пожала плечами, чтобы попенять людям: невежливо себя ведете, господа. А еще называетесь Гринпис, защитники животных. Косточку не дали погрызть спокойно...
  
  "По-моему, у крыс самое отвратительное во внешности - именно их голые, мясистые хвосты, скользкие, холодные будто змеи. Как только дочери не противно позволять ей по себе лазить?" - вопросил Гастон про себя. Проводил крысу презрительным взглядом. Перевел глаза назад к еде, выбирая следующий кусок, самый большой из оставшихся. Потянулся и с удивлением заметил - рука дрожала, как с перепоя, которого он лет десять себе не позволял.
  
  Почему-то стало неудобно. Рука вернулась, кусок остался лежать. После выхода местной крысы и воспоминания о домашней интерес к пище в глазах больше не возник. Аппетит не подавал признаков жизни. То ли удовлетворился, то ли пропал бесследно, испугавшись странного крика с улицы. Кстати, что это было, кто-нибудь понял?
  
  Делакруа любопытно оглядел присутствующих.
  
  19.
  
  Его пассажиры в прошлом и должники в настоящем не походили на себя.
  
  Жаннет сидела, застыв с кусочком мяса, который пальцами обеих рук держала перед ртом. Она не жевала, не моргала, не дышала. Замерла. Уставившись в окно перед собой, переживала услышанное. Подбирала в голове подходящее объяснение, которое выглядело бы хоть сколько-нибудь правдоподобно. И очевидно - не находила.
  
  Ее состояние представлялось само за себя говорящим. Без слов. Понятным даже непрофессионалу. Девушка в ступоре. Сознание растерялось, ищет прецеденты, чтобы сравнить, оценить, вынести вердикт. Мыслительный процесс происходил столь напряженно, что в установившейся тишине почти слышалась работа винтиков и шурупчиков ее мозга. Которые прокручивались впустую.
  
  Жюль тоже поначалу испуганно застыл, но справился с собой быстрее. Очнулся и едва не поперхнулся, ощутив во рту приличный кусок, который - ни туда, ни сюда: в горло не шел, выплевывать неудобно. Кое-как разжевал, с гулом проглотил. Вкуса не разобрал - не до того. Оставшееся мясо положил обратно. Уставился вопросительно на Перрину.
  
  - Это ночная птица кричит, - проговорила она, как всегда неубедительно. - Здесь церковная сова в лесу живет, "У-гу" зовут. По ночам ей одиноко, вот и плачет. Да вы не пугайтесь! - произнесла дама очень странным образом: слова утешающие, а тон - угрожающий. Если собралась успокоить гостей, то не получилось у нее. - Я же не боюсь. Мы с ней дружно живем, не мешаемся.
  
  - Совы так не орут. Они молчаливые, - попробовал возразить Жюль, как-то неуверенно. Он не знал обычаев ночных сов, но не поверил старухе. - И "У-гу" - это несерьезно. Как ее научное название?
  
  На сей раз трактирщица решила не замечать вопросов, ни телепатических, ни заданных голосом. Она демонстративно отвернулась к камину и, взяв стоявшую рядом гигантскую кочергу - прямую с острым концом, похожую на копье, принялась ворошить угли.
  
  Когда женщина наклонилась, юбка сзади приподнялась, открыв ноги в самодельных плетенках. Ноги поразили зрителей необычной формой: от пятки отходил острый, когтистый отросток, стопа разделена на три части. Похоже на кожистую лапу птицы страуса или травоядного игуанодона, вымершего миллион лет назад. Дизайнерская конструкция сапога? Обман зрения в неверном свете? Или это не ее ноги?
  
  - Это мои ноги, - соизволила ответить женщина, не оборачиваясь.
  
  Видимо, ей нравилось отвечать на не заданные, но витающие в воздухе вопросы. Управившись с углями, она выпрямилась, повернулась лицом к гостям.
  
  - Очень просто. Мне плетут обувь по заказу, потому что стопа нестандартная. У меня слоновая болезнь, - объяснила она.
  
  Объяснение в который раз звучало неубедительно. Особенно для постоянных зрителей ежевоскресной передачи "Мое нездоровье", к которым относилась Жаннет. Слоновая болезнь - опухшая стопа и щиколотка, а у нее - отростки. Скорее птичья болезнь. Только таковой в природе не существует. Или существует, но в единственном числе - у хозяйки трактира, потому науке неизвестна.
  
  Чаша терпения Жаннет переполнилась. Странности надоели. Их количество, случившееся в один день, превысило допустимую для психики норму. Сначала примитивная дырка, приспособленная под туалет. Потом - душераздирающие крики снаружи. Теперь вот явное вранье про ноги в трехпалых лаптях. Не упоминая высокомерной, жирной крысы, нареченной императорским именем.
  
  Кстати, какая именно императрица имелась ввиду? Навскидку в голову Жаннет пришло только одно имя - Мария-Антуанетта. Которой в революцию гильотиной голову отрубили. Печально, конечно, но это событие к их предстоящей свадьбе отношения не имеет. Оно из другого отрезка истории, чем тот, к которому Жаннет с Жюлем собирались прикоснуться...
  
  Желательно поскорее. Девушка не ощущала себя в безопасности. Она наелась и согрелась, но все-таки испытывала неудобство. Не конкретно - от чего-то, а вообще. От трактирной атмосферы. Неопределенной. Страшноватой. Непонятной и нелогичной. Эта нелогичность имела одно свойство: она не вызывала живого любопытства, не рождала желания спросить. Лишь навевала неизвестной природы заторможенность. Расслабленность, граничившую с легкой парализацией.
  
  Воля притупилась. Захотелось встать и уйти, а ноги не двигались. Пропала способность к трезвому анализу. Впечатление - она потеряла власть над собственным телом и умом. Стала воспринимать нестыковки в обстановке само собой разумеющимися, задавание вопросов излишним.
  
  Родилось ощущение: она участвует в каком-то спектакле - не по собственному желанию и без возможности сопротивляться. Играет роль в драме. Нет - в мистерии. Под руководством невидимого режиссера, который держит ниточки управления в руках. Их невозможно не слушаться. Состояние марионетки, бессильной, безвольной, безучастной, управляемой вышестоящим кукловодом.
  
  Постановка, выдающая неправдоподобие за обыкновенность, ненастоящее - за норму...
  
  Ассоциацию со спектаклем усиливала бархатная занавеска в коридор, подвязанная за середину как театральная кулиса. В трактире? Жаннет в своем уме? Она сама в этом не уверена. Нельзя поддаваться. Надо сохранять трезвость.
  
  Если по-честному, Жаннет отчаянно захотелось вернуться домой. Что-то долго тянулся этот вечер, но пока ни к чему не привел. И не приблизился. Время позднее, а результатов - ноль. Замок Синей Бороды она не увидела. Предложение выйти замуж не услышала. Шампанского безалкогольного по тому поводу не испила.
  
  Энтузиазм размяк, надежда разочаровалась. Захотелось по-детски поканючить.
  
  Было от чего. Целый день в дороге, с перемещениями с места на место: с машины - на поезд, опять на машину, потом пешком. В последней машине она замерзла. Когда шла - устала. Сейчас согрелась и отдохнула, но усталость усилилась. Больше ничего романтического не хочет. Хочет домой. Где тепло, светло и празднично настроенный телевизор. А также туалет, комфортабельно приспособленный к человеческим нуждам.
  
  Приготовилась пожаловаться Жюлю. Только открыла рот, как хозяйка притопнула ногой-лапой и грозно зыркнула в ее сторону. Из горла девушки не вырвалось ни звука. Более того. Рука Жаннет сама по себе потянулась к последнему шампуру, на котором еще висело мясо. Машинально стянула кусок через острый конец, начала безмолвно жевать, стараясь не чавкать и не ронять крошки на столешницу.
  
  В похожем направлении текли мысли Гастона. Он наелся, согрелся, далее задерживаться в этом не вызывающем доверия притоне смысла нет. Пора уходить, пока не заставили платить за еду и постой. Не забыть забрать аккумулятор, а то придется с полдороги возвращаться.
  
  Что с хромой ногой крайне нежелательно. Вдобавок - надежды на честность хозяйки нет. Бабка жуликоватая. Врет-не моргнет, сразу видно - мошенница. Аккумулятор обратно по-добру не отдаст, и права качать поостережешься. Говорит, одна живет, да верить ей неохота. Наверняка где-то наверху, где окно горит, сожитель обретается - для охраны и другой мужской работы.
  
  Вон в камине целые стволы накиданы. Не хромая же старушка их туда определила. Одна бы она в трактире ни за что не выжила, тем более зимой. Хотя... кто сказал, что она живет? Мордой на мумию похожа. Ногами - на перьевидного, страусообразного динозавра...
  
  Ой, куда-то не туда мысли занесло. Надо о своих интересах позаботиться. Закончить здесь дела и проваливать, пока не поздно. Дорога дальняя - ночью, пешком, неналегке.
  
  Но сначала взыскать долг со студента.
  
  20.
  
  - Давай деньги, - тронув за локоть, сказал он Жюльену и сделал грозное лицо. Мол, хватит отнекиваться, надоело. - Расплачивайся и дело с концом! Ты уже поел.
  
  Жюль не собирался клевать на его угрозы.
  
  - Я еще не попил.
  
  Прежде, чем Делакруа что-то придумал в ответ, мадам Перрина встрепенулась с вопросом:
  
  - Да-да, гости драгоценные, что будете пить?
  
  - Колу, - выбрала Жаннет. Странно, когда бабка спросила, голос не отказал. Ну ладно, сегодня день мистификаций. Даже интересно в какой-то степени.
  
  - Фанту, - сказал Жюль.
  
  - Пиво, - потребовал Делакруа. Пить так пить. Тем более - бесплатно. Он уже решил - платить за ужин не будет. Пусть студент за всех рассчитывается, он богатый. И уточнил: - "Блонд дю Вирей", пожалуйста.
  
  - К сожалению, у меня только вино, - ответила хозяйка одновременно всем и довольно улыбнулась. Было непонятно, что ее развлекло. То, что удалась шутка, или то, что "только вино".
  
  - А зачем спрашивала? - огрызнулся Гастон. Сегодня он шуток понимать не собирался.
  
  - Ну, для порядка, - объяснилась как всегда непонятно. Снова спросила: - Какое вино желаете?
  
  Делакруа прищурился, изображая хитреца: он распознал бабкин подвох, второй раз на те же грабли не наступит.
  
  - Какое у тебя есть?
  
  - Из винограда последнего урожая - уклончиво ответила Перрина. - Заказывайте, не разочаруетесь. Жалоб ни разу не поступало, а я принимаю гостей со всех краев Западной и Восточной Европы. А также Северной и Южной. Даже из мусульманских стран.
  
  - Из мусульманских? - переспросил Делакруа и заявил, как специалист в вопросе: - Они же вино не пьют.
  
  - У меня все пьют, - коротко ответила хозяйка, не вдаваясь в подробности.
  
  - Неси! - приказал Гастон за всех с видом хозяина вечеринки. Для убедительности по-купечески широко махнул рукой.
  
  Впервые за вечер трактирщице предстояло пройти некоторое расстояние. Гостям стало интересно, как она собирается его преодолевать - с ее-то слоновой болезнью и птичьими ногами в лаптях по индивидуальному заказу. Делакруа приготовился повеселиться: всегда приятно посмеяться над тем, кто превосходит убогостью самого. Бабка неловка, о порог споткнется, шмякнется об пол, последних зубов лишится, вот смеху-то будет!
  
  К его разочарованию, забавного происшествия не случилось. В одном Делакруа оказался прав: походка трактирной мадам не отличалась элегантностью. Перрина ступала, тяжело переваливаясь с боку на бок, напоминая беременную утку со стершейся шейкой бедра. Она скрылась за шторкой в задний коридор, куда Жаннет уходила искать туалет, и тут же вернулась. Так быстро, будто закулисами ее уже кто-то ждал с подносом и напитками.
  
  Перрина аккуратно поставила его на стол. Подала каждому по коктейльной рюмке в форме треугольника, без льда и соломинки - атрибутов того времени, которого она не признавала. Сама уселась рядом с Жаннет, придвинула себе четвертую рюмку.
  
  Напиток имел непрозрачный бордовый цвет и фруктовый запах. На дне плавало что-то неразличимое в виде маленьких кусочков размером с ягоду малину.
  
  - Что это? - спросил, прежде чем отпить, Жюль.
  
  - Коктейль "Кир Роял" с лесными плодами, местное изобретение.
  
  - Из чего состоит коктейль? - строго поинтересовалась Жаннет.
  
  Она крепких напитков не употребляла, вообще не знала их вкуса. Считала "пьянство до забвения" дьявольским искушением, третьим главным грехом после прелюбодеяния и гордыни.
  
  Алкогольное воздержание отнюдь не означало, что Жаннет не посещала молодежные вечеринки или сидела на них с пуританским лицом. Она не чуждалась повеселиться в компании - только не с помощью "горячительного".
  
  Чтобы начать вытанцовывать и смеяться от легкого настроения души, обычно ей хватало энергичной музыки. Если гостям подавали коктейли, содержащие высокоградусные добавки типа рома или водки, прежде чем отпить, спрашивала состав. Или заранее предупреждала приготовить для себя безалкогольный "Мохито" с мятой и долькой зеленого лимона, кокетливо насаженного на край рюмки.
  
  - Не волнуйся, детка, из алкоголя там только слабое шампанское. Ты его не раскушаешь. Попробуй. Тебе понравится.
  
  - На дне что бултыхается? - ворчливо спросил Гастон.
  
  - Дикая смородина, - ответила вслух трактирщица. Про себя добавила: "народное название - волчьи ягоды". К сожалению для постояльцев, Перрина была единственной, кто владел искусством телепатии. Ее уточнение до их сознания не дошло.
  
  - А. Я подумал - куски мяса.
  
  Никто не понял, что дожонец имел ввиду. Его слова приняли за топорную шутку и пропустили без внимания.
  
  - Ну, сантэ! - провозгласила хозяйка и, ни с кем не чокаясь, поднесла рюмку к губам.
  
  Остальные поддержали тост, отпили. По-разному: Жаннет - едва пригубила, Жюль сделал несколько глотков, Гастон присосался к рюмке, намереваясь опустошить. Чего мелочиться или тянуть? Выпил сразу и свободен.
  
  На верхней губе у каждого остался четкий багровый след, будто отпили густой, венозной крови. Старуха, кажется, опять провела гостей вокруг пальца...
  
  Торопливо выхлебав коктейль, Делакруа закинул голову назад, вытряхнул кусочки ягод в рот. Надкусив, почувствовал необычный вкус, совсем не смородинный. Кисловатый, не по-растительному, а по-животному. Структура - гладкая, волокнистая, больше похожая на мясную. Вопрос возник и... тут же рассеялся, как неактуальный. Заострять внимание не стал, прожевал и проглотил.
  
  Несмотря на уверения хозяйки о безалкогольности, коктейль упал в желудок Делакруа тяжеловато. Жгучей волной разошелся по телу, забурлил, вытягивая последнюю энергию из подорванного нездоровьем организма. Гастону не понравилось состояние отяжелевшего тела, будто после поллитровой бутылки яблочного кальвадоса на одного. Голова осталась ясная, руки-ноги ослабли. Неудобство: если придется применить силу к студенту, в таком виде Делакруа с ним не справится.
  
  Решил подождать требовать расчет. Пока не вернется в кондицию. Или подвернется подходящий случай. Будет следить. Если враг проявит неосторожность, выпьет напиток до дна, тоже ослабеет. Тогда Гастон просто даст ему по шее и возьмет деньги без боя. Вместе с процентами за просроченную оплату.
  
  Судя по всему, однако, придется подождать: студент не страдал от жажды, от выпитого не опьянел. В отличие от девушки. На нее вино подействовало заметно - повеселела, начала улыбаться. А еще недавно сидела нахмуренная, будто старая дева на пенсии без перспективы найти компаньонку для бриджа.
  
  Ха, старуха-то как развеселилась! Щеку кулаком подперла, ощеряется беззубой дыркой. Вот ведьма проклятая. Девушку-то она обманула, в напитке крепкий алкоголь присутствовал. Какой именно - не разобрал. По традиционному рецепту в коктейль "Кир Роял" кроме шампанского смородинный ликер добавляют. Бабку не стоит выдавать - ее личное дело. Даже выгодно, если она их обоих хорошенько подпоит.
  
  Интересно, сколько старая мошенница запросит со студента за обед на троих с алкогольным коктейлем? Надо его раньше выпотрошить, чтоб опять не отвертелся...
  
  21.
  
  - Я не спросила, по каким делам вы в наши края заглянули, - начала мадам Перрина, ни к кому конкретно не адресуясь.
  
  В вопросе не просматривалось подвоха. Наоборот, вполне естественное желание хозяйки поближе познакомиться с гостями, растопить недоверчивый лед. Зачем сидеть-молчать, хмуриться-обособляться, серыми волками глядеть друг на друга?
  
  Это не в духе миротворящего праздника Рождества, объединяющего противоборствующие стороны - воюющие, скандалящие, обвиняющие, обзывающие. Правда, объединяются они только на один день, а потом - с новой силой за старое... Но это отсюда далеко, потому неактуально. Здесь, в ограниченном мирке гостеприимного трактира им нечего делить. Кроме вкусной еды, веселящих напитков и доброй беседы. Таким выглядел посыл Перрины, когда задавала вопрос.
  
  Жюль не проникся его невинностью. Он не собирался отказываться от общения, но настроился настороженно. Не был уверен, что желание хозяйки поговорить вызвано именно рождественским, незлобивым духом. Еще при входе заметил: ничего, свидетельствующего о почитании главного католического праздника в "Сердцах Жаков" не видно. В отличие от блистающего иллюминацией, разряженного Парижа здесь выглядело повседневно.
  
  Выглядело несколько... диковато, странновато, что ли - полное отсутствие напоминаний о Рождестве. Не в Азии же находятся. Понятно: нет электричества - нет огней. Необязательно. Можно по-скромному, по имеющимся возможностям помещение украсить, по принципу "сделай сам". Снежинок из белой бумаги навырезать, цепи из разноцветных колечек склеить. Елку поставить. Повесить на нее подручные украшения: бублики, конфеты, марсы-сникерсы на ниточках. Куклу розовощекого, улыбающегося Санты с мешком установить на видном месте для создания настроения.
  
  Здесь - ни-че-го.
  
  Хоть бы веток еловых-сосновых накидала, обстановку создала, хвойный запах. Но - не пожелал хозяйка почему-то к Рождеству подготовиться. Необъяснимо.
  
  Или забыла про праздник? Живет одна, постояльцев зимой не бывает... Телевизора, радио нет. Возможно, запамятовала. Грех ей, если верующая. Надо при случае напомнить.
  
  В замеченные странности Жюль деликатно решил не углубляться: они с Жаннет здесь ненадолго, только транзитом. Опустил взгляд в стакан, где плескалась ровно половина от первоначального. Старуха несовременная, а коктейль вкусный приготовила. Жюль отпил еще. Взглянул на Перрину, сидевшую напротив наискосок.
  
  Какие-то глаза у нее вблизи странные, без белков: то ли болезненно-мутные, то ли кровяные сосуды в обоих лопнули. Неподвижные, будто каменные. Выпуклые, безэмоциональные. Кого-то очень напоминают, недавно видел, буквально сегодня... Жюль напряг память, но хозяйка не дала ему продолжить.
  
  - Так что привело вас в мои "апартаменты"? - снова спросила она на сей раз более настырно. Обратившись персонально к Жюльену.
  
  Мысль про глаза ускользнула.
  
  - Мы с Жаннет собирались сегодня посетить замок Тиффож.
  
  - Очень хорошая идея. Вас как зовут?
  
  - Жюль де Лаваль.
  
  - Барон де Рэ? - почему-то спросила мадам Мартен.
  
  - Нет пока, - ляпнул Жюль.
  
  И сам удивился. Вырвалось. Почему "нет пока"? Он, конечно, очень желал бы походить на этого неординарного человека, героя своего времени. Рыцаря-романтика с непростой судьбой. Искателя философского камня с жаждой прикоснуться к вечным истинам.
  
  Да, он слишком выделялся из толпы. Да, действовал нетрадиционно. Имел ум - одновременно любопытный и полный предрассудков. Желая познать границы возможного, привечал лже-ученых, алхимиков, хиромантов, звездочетов и предсказателей. С риском оказаться в рядах еретиков наивно верил в их сверхчеловеческие способности.
  
  Именно за эти "преступления" барона де Рэ решили наказать церковники, приписав злодеяния, которых не совершал. Точно! Теперь Жюль знает наверняка. Все сорок семь обвинений суда сфабрикованы нарочно. Только чтобы убрать со сцены неугодного, непослушного, слишком вольно мыслящего и поступающего человека - в назидание другим. Доказательства против него добыли пыточным путем...
  
  - Восхищаетесь бароном? - продолжила вопрошать Перрина.
  
  - Безгранично, - ответил молодой человек. И вдруг разговорился, чего с незнакомыми людьми никогда себе не позволял: - Жиль де Лаваль - неординарная персона, окутанная ореолом таинственным и страшным. Сильнейшая харизма его притягивает, будоражит умы исследователей, историков, просто любознательных людей. До сих пор идут споры, чего в нем было больше - доброго или злодейского. Героического - несомненно. Дьявольского - без вопросов. Противоречивый, неоднозначный человек. Такие делают историю.
  
  - Хотел быть на него похожим?
  
  - Конечно! На кого же еще? Барон - мой земляк, это связывает. Обидно за него. Франция несправедливо обошлась с одним из лучших своих сынов. Про его подвиги во славу родины следовало бы изучать в школе. С кого сейчас брать пример мальчикам для воспитания характера? С женоподобных, раскрашенных тушью и помадой, заокеанских певцов? Или жеманных, телевизионных стилистов, больше заботящихся о цвете лица, чем о силе мышц? - вопросил обличающим тоном Жюль.
  
  Он разволновался, будто выступал с трибуны перед тысячной аудиторией.
  
  - Если завтра война? Кто встанет на защиту отечества? Эти среднего рода существа, одетые в блестки и туфли на каблуках? Не смешите. - Оратор красноречиво вздохнул. - К сожалению, мужественность сейчас не в моде. Печально. Настоящие мужчины должны объединиться для защиты собственного пола, как редкого вида, исчезающего на глазах.
  
  Собираюсь внести свою лепту в эту борьбу. Когда у меня родится сын, буду учить его военным искусствам. Фехтование, классическая борьба, гребля на каноэ. Спорт для выдержки характера - марафон на двадцать километров в полной средневековой рыцарской амуниции. После такой пробежки будешь спать три дня, а не выискивать лишние волоски в бровях, чтобы удалить пинцетом.
  
  - А если родится девочка? - вставила вопросительную реплику Жаннет в качестве не последнего лица в деле производства ребенка Жюля.
  
  - Девочка в данном контексте не рассматривается, - уклонился он, проявив китайский синдром.
  
  Коротко, о чем синдром: по экономическим причинам новорожденные девочки в Поднебесной не котируются. У Жюльена, выступавшего от имени барона де Рэ, они не котировались из-за другого - неприспособленности вести войну. Однако, вспомнив пример девушки-полководца Жанны, настаивать на своем мнении не стал. Еще не хотелось по пустякам нервировать будущую мать, пусть она еще не беременна.
  
  - Впрочем, могу и дочку всему вышеуказанному научить, - великодушно предложил Жюль. - Если захочешь.
  
  - Ну, если она сама захочет... - ответила она неопределенно.
  
  Жаннет не собиралась вступать в спор до замужества. Рассуждать о ребенке, который еще не родился и не определился с полом, показалось неосторожным. Побоялась сглазить. Потерять то, что еще не приобрела, все сразу: замужество, будущее дитя, а также сегодняшнее предложение руки и сердца, которое только должно произойти. Надежда на которое потихоньку теплилась в остатках душевного оптимистичного настроя.
  
  Да, она до крайности устала, да хотелось сбросить сапоги и завалиться спать. Где-нибудь недалеко. Можно вон там на свободном столе или табуретках, составленных одна к одной. Обойдется без удобств: подушки, матраса и одеяла. Заснет, подложив под голову голый кулак. Она прошла свой марафон. Намаялась за целый день путешествий на морозе. Устала, но терпела. Потому что страстно желала достичь того, ради чего забралась в глушь Бретани: признание Жюльена.
  
  Разберемся - стоило ли оно таких нечеловеческих жертв? В принципе, признание ничего не меняет: молодые люди давно убедились, что любят друг друга, намерены соединить судьбы. Рано или поздно свершится их союз, оснований для сомнений нет.
  
  Но - нельзя вносить хаос в древнейший ритуал создания семьи.
  
  По неписаной традиции, свойственной всем без исключения народам земли, порядок такой: молодые влюбляются - парень делает предложение - девушка принимает - играют свадьбу. В этом процессе имеется одна деталька, без которой дело далеко не зайдет. Вместе с романтическим предложением руки и сердца, будущая невеста желает получить нечто ощутимое: вещественное доказательство серьезных намерений - колечко на пальчик.
  
  Это ожидание объединяет невест всего мира, неважно - из какого племени: новозеландских аборигенов или ньюйоркских миллионеров. Оно основано на опыте матерей, которые строго следят, чтобы дочку не обманули. Как бы клятвенно жених ни убеждал в любви, как бы убежденно ни клялся, если хочет жениться, пусть докажет. Пусть раскошелится, чтоб потом не отвертелся. Слова мало стоят. Намерение можно переменить, к тому же его не продемонстрируешь знакомым и родным. А колечко - вот оно! Говорит без слов, само за себя. Всегда с девушкой, греет сердце и радует глаз.
  
  Сегодняшний вечер для Жаннет был слишком судьбоносным, чтобы из-за мелочной усталости отказаться его продолжить.
  
  Объясним подробнее.
  
  С детства Жаннет имела комплекс неполноценности по причине близорукости. Глядя на отражение в зеркале, думала: дурнушка-в-очках, никогда не найдет достойную пару. Достойную не внешности, но характера. Дурака не хотелось, а умные, вроде, только на моделях женятся.
  
  Подружки зеркалу охотно поддакивали, каждый раз выискивая новый недостаток у Жаннет, забывая про собственные. То губы у нее "узковаты", то "нос картошкой". Да мало ли ерунды можно придумать, когда захочется потенциальную соперницу уколоть и задвинуть подальше в очереди за женихами...
  
  Когда Жаннет повстречала Жюля, поблагодарила Бога за подарок. Не захотела его по дурости терять. Вела себя деликатно, сдержанно. Не задавала нетерпеливых вопросов как некоторые девушки своим парням: ну когда мы с тобой уже поженимся? Не предлагала снять комнатку на двоих, не пробовала распоряжаться его финансами.
  
  Считала преждевременным. Опасалась неосторожных слов и действий, которые на Самом Верху могли неправильно понять. Наказать за торопливость неисполнением того, что в душе Жаннет считала почти свершившимся фактом. Самой на себя сглаз накладывать было бы глупостью в высшей степени.
  
  Вспомнив про "сглаз", Жаннет не удержалась, чтобы не произвести тайком известный ритуал: постучать по дереву, сплюнуть через левое плечо. Предрассудок, конечно, но настолько въелся в умы, что стал привычкой. Постучать - постучала, снизу незаметно о крышку стола. Повернула голову плюнуть налево.
  
  Там сидела старуха Мартен. Телепатически или по-другому, она угадала намерение соседки. Отшатнулась, замахала обеими руками, будто отбиваясь от еще не произведенного плевка.
  
  - Не вздумай! - прикрикнула для ясности и погрозила кривым, артрозным пальцем.
  
  22.
  
  Пришлось сдержаться на полпути. По секрету скажем - это будет ей дорого стоить. В приметы надо верить, они не зря придуманы поколениями неграмотных язычников и переняты просвещенными верующими: католиками, православными и протестантами. Но в тот момент воспитание перевесило вековую народную мудрость. Жаннет почувствовала себя неловко: человеком, собравшимся плюнуть на того, кто приютил, обогрел и накормил. Черная неблагодарность - если называть вещи своими именами.
  
  Неблагодарной выглядеть не хотелось. Оправдаться слов не нашла. За помощью обратилась глазами к другу. Чтобы спас неловкую ситуацию и, в конце концов, на что-нибудь решился. Время-то идет...
  
  Да, время шло. Жюль знал - пора подниматься, куда-то идти, что-то делать. Но... не хотелось. Лень одолела. Надоело отвечать за все и чувствовать себя постоянно кому-то обязанным. Можно ему отдохнуть полчаса, не заботясь о всеобще-мировых и узко-личных проблемах? Посидеть в тепле, переварить в покое пищу. Поболтать ни о чем.
  
  Скорее всего - не получится. Беседа "ни о чем" не завязалась. Вдобавок между дамами возникла неловкость. Надо срочно что-то сказать - на нейтральную тему. Иначе придется сидеть в электрически-напряженной тишине. Которая, учитывая присутствие рядом мошенника-дегенерата Делакруа, будет означать затишье перед бурей. Тот воспользуется моментом себе на пользу: не замедлит выставить счет за собственные недовыполненные обязательства, даже не постеснявшись посторонних в лице хозяйки трактира.
  
  Отдавать инициативу в его загребущие руки в планах Жюльена не стояло. Новой, животрепещущей темы не нашел, брякнул первое, что в голову пришло.
  
  - Мадам Перрина, вы знаете, что сегодня вечер под Рождество?
  
  - Ох, не напоминай. - Женщина заодно махнула на него.
  
  "Не стоит продолжать, видно для нее больная тема, - догадался Жюль. -Поинтересуюсь личными делами. О себе люди рассказывают охотнее всего".
  
  - Как вы живете здесь вдали от семьи, соседей? Чем занимаетесь в свободное время? - поинтересовался он и пожалел прежде, чем договорил вопросы.
  
  Оба показались неудачными. Глупыми даже. Неуместными - обращенные к пожилой даме, которой не хватает пенсии, чтобы жить спокойно и достойно. Сразу видно - нелегко ей одной руководить трактирным предприятием, не до отдыха на диване с кроссвордами. Не жалея ног в лаптях, приходится путников обслуживать, кормить-поить за мелочь.
  
  С бОльшим удовольствием сидела бы она на кресле-качалке в доме престарелых, смотрела бы до отупения программы для сохранения памяти и ясного рассудка. В перерывах современными благами пользовалась бы: ванной с душем, туалетом со сливным бачком. Заработала, поди, в конце жизни иметь централизованную канализацию и водопровод...
  
  Ляпнул Жюль не в тему - ну да выпущенную птицу обратно не поймаешь. Хорошо, хозяйка неловкости не заметила.
  
  - Я здесь не скучаю, колдую понемножку, - бодро ответила Перрина и даже не подумала жаловаться.
  
  Значит - Жюль ошибся в предыдущих рассуждениях. Кроме одного - про любовь рассказывать о себе.
  
  - Летом на досуге по лесу гуляю, чудотворные травы собираю, - продолжила старая дама. - Зимой сушу, зелье готовлю.
  
  - Что за зелье? - вклинился с вопросом Делакруа.
  
  - Приворотное.
  
  - Приворотное - как, для любви? - спросила Жаннет.
  
  - Нет, для мечты.
  
  - Что это означает?
  
  - Означает, что каждый сегодня получит то, что желает. Мое зелье чрезвычайной силой обладает. Вы на себе в этом убедитесь: я влила его в рюмки, - чистосердечно призналась хозяйка и неспеша оглядела каждого гостя по-отдельности.
  
  Сообщение произвело эффект разорвавшейся хлопушки, из которой фонтаном вываливаются разноцветные кружочки конфетти. Постояльцы насторожились. Исполнятся желания? С какой стати? Они не заказывали... По-детски наивно не обрадовался никто: хлопушечный взрыв ожидался не с сюрпризом, а с неприятностями. От которых захотелось заранее отряхнуться, как от приставучего, мелкопакостного конфетти, усевшегося на плечи подобно перхоти.
  
  Все трое сначала недоуменно замерли, потом насторожились. Потом успокоились: мол, ложная тревога - они беспричинно испугались. Старая колдунья слишком древняя и темная, чтобы готовить работающие зелья. Им, цивилизованным и просвещенным, отравиться не грозит.
  
  Гастон и Жаннет на том успокоились, Жюль занялся дальнейшим анализом. Насчет заявления об исполнении желаний. Пошутила она. С какой стати старушке на курьих ножках вздумается изображать прекрасную фею с волшебной палочкой, если она даже в Рождество не верит?
  
  Короче, соврала - и все. Исполнять чужие желания, когда собственные недуги не в силах излечить? Не укладывается в логический ряд.
  
  Тишину нарушил голос Жаннет.
  
  - Скажите, а в зелье присутствовал алкоголь?
  
  У кого что болит... Делакруа презрительно хмыкнул, подумал - дурочка. Жюль снисходительно улыбнулся, подумал - святая простота. Оба промолчали.
  
  - Успокойся, деточка, не присутствовал. - Перрина повернула к ней голову. - Мне нравится ход твоих мыслей. Девственно невинный. Незакомплексованный, как у некоторых... За это будешь вознаграждена. Ты единственная выживешь сегодня, - проговорила она пророчески и зло зыркнула на Гастона.
  
  "Ты о чем там каркаешь, старая ворона!" - хотел крикнуть Делакруа в ответ на ее заявление и взгляд. К удивлению - не смог произнести ни слова. Язык не шевелился, будто окаменел во рту. Точно так, когда его пять лет назад парализовало.
  
  Гастон не поверил собственным ощущениям. Не существует такого вида избирательной парализации - затрагивающей только один орган. Решил разобраться. Перегнулся через стол к сидевшей напротив хозяйке. Это ее происки, они не пройдут лешачке даром! Желая выругаться погрязнее, пообиднее, он пару раз дернул головой и... не произвел ни звука - из-за языка.
  
  Перрина не обратила на него внимания.
  
  Пришлось сесть на место с поджатым хвостом.
  
  23.
  
  Заявление трактирщицы создало растерянную ситуацию. Даже подкованный в логике Жюль затруднился среагировать. Что делать, когда слышишь детский лепет из уст взрослого человека, которого не подозреваешь в слабоумии? Всерьез воспринимать смешно, напрямую объявить дураком неприлично. Все-таки, они у мадам Перрины в гостях.
  
  Лучший выход - начать улыбаться. Будто принял сказанное за шутку недалекой старушенции, потихоньку сходящей с ума от недостатка положительных эмоций и партнера для домино по вечерам...
  
  - Ты прав, рыцарь, я пошутила, - вслух подтвердила женщина и кивнула на остатки коктейля. - Ты пей, пей, не бойся. Именно твое желание осуществится в полной мере.
  
  Жюль послушался. Приложил бокал ко рту, отпил несколько глотков, потом - до дна, не ощущая вкуса. Неудивительно: напиток поменял значение, вкус отошел на второй план.
  
  Перрина тем временем перевела глаза на соседку Жаннет. Долго глядела - молча, любовно.
  
  - Ты красивая, - сказала, наконец, старуха с неизвестно откуда возникшим чувством. - Сними резинку с волос, так лучше будет. Ты мне кого-то напоминаешь.
  
  Жаннет тоже послушалась. Убрала резинку с хвостика, разложила волосы по плечам, взбила для объема. Они упали волнами вдоль щек. По обычаю - бледных, сейчас не казавшихся нездоровыми. Щеки приобрели цвет слоновой кости, чудесным образом облагородившись.
  
  Жюль уставился на девушку нетрезвым взглядом. Изменившимся. Будто посмотрел другими глазами. Точнее - глазами другого человека. Близкого по духу. Того, кем давно мечтал стать.
  
  Подумал: никогда не видел девушку при свечах. Признал правоту Мартен. В незаслуживающем доверия свете Жаннет показалась красавицей. Выражением глаз, где за детской доверчивостью пряталась железная целеустремленность, она тоже напомнила ему одну персону. В отличие от трактирщицы, Жюль прекрасно знал - кого.
  
  Жанну... Ту юную крестьянскую дочь из лотарингского села Домреми, которую он страстно обожал когда-то. Давно. Многие века назад. Героиню сказок и баллад. Любимицу французского народа. Храбрую воительницу с душой, не тронутой греховными помыслами. Его - барона де Рэ тайный идеал.
  
  Права поговорка: люди, при жизни ставшие легендами, долго не живут. К Жанне она относилась в полной мере. Короткая жизнь, яркая судьба, страшная гибель. Чем она заслужила? Сражалась с врагами родины, в благодарность была предана тем, кого возвела на престол - королем Франции. Олицетворенная невинность, погубленная развращенным сознанием. Высшая справедливость, злодейски отправленная на костер.
  
  И никто не знает одной тайны: на том же костре погиб другой герой. Погиб не буквально. Умер в душе. Боевой товарищ, верный друг и помощник Орлеанской Девы - Жиль де Рэ, заслуженный маршал Франции, потомок родовитых воинов, проливавших кровь во славу отчизны. Своенравный, дерзкий, бесстрашный рыцарь, королевским указом назначенный сопровождать Жанну в походах.
  
  А он не справился с главной миссией жизни! Что может быть больнее для гордой, благородной души, почитающей кодекс чести превыше людских и Божьих законов? Жанна рассчитывала на него. Он ее не уберег. Милое, святое существо, его Жанну.
  
  Погубил ее, не буквально, но косвенно. Оставил в ответственный момент. Увел войска, поддавшись на хитрую уловку - невольное преступление, черным пятном накрывшее всю последующую жизнь. Грех, который не искупить папской индульгенцией, потому что не перед Богом совершен. Никто его вины не заметил. Но обвинения, предъявленные себе, оказались невозможными пережить.
  
  Жиль де Рэ совершил поистине роковую ошибку. Бросил в беде боевого товарища - нарушил клятву, запятнал честь. Не уберег любовь, святую в чистоте. Разве могла перенести такое унижение его чувствительная гордость?
  
  Угрызения разъели совесть, разрушили душу, помутили разум. Заставили совершить все те глупости, после которых из героя превратился в монстра. В посмешище - Синюю Бороду. Страшилку для малолетних, предмет отвращения для всех остальных.
  
  И невдомек любителям исторических казусов: он не преступник, а жертва...
  
  Жюль начал волноваться. Из-за ничего. Из ниоткуда. Взгляд впился в лицо Жаннет. Нет, так не бывает... Да, глаза не врут... Жаннет - это Жанна? Разве возможно? Не игра ли его болезненного воображения? Действительно они похожи или только в его взбудораженном уме?
  
  В груди заныло. Поразительное сходство. Нет, не сходство. Одно лицо. Знакомое, но забытое века назад.
  
  Открытие привело душу в трепетание.
  
  В нездоровое трепетание. В судорогу. От застарелой боли, погубленной любви. Незажившая рана... Зачем трактирщица решила разворошить ее своими скрюченными, шершавыми, почерневшими от колдовских манипуляций пальцами? Почему не спросила позволения у него - ее господина?
  
  В один миг Жюльеном овладело негодование, которому требовалась только искра, чтобы вспыхнуть пламенем гнева. Проклятая ведьма! Пусть вспомнит свое место в табели о рангах и не вздумает продолжать его испытывать...
  
  Перрина не вняла телепатическому предупреждению хозяина.
  
  - Жанна... - потихоньку проговорила старуха и потянулась рукой к ее щеке, намереваясь отодвинуть волосы.
  
  Это уже был вызов. Искра. Именно та, за которой следует пожар.
  
  - Убери от нее свои уродливые пальцы! - потребовал Жюль грозно и пристукнул по столешнице, подтверждая, что не шутит.
  
  Приказного тона трактирщица не испугалась, но руку от Жаннет убрала. Покрутила пальцы перед собственным носом, будто увидела впервые.
  
  - Да, уродливые, - спокойно признала она.
  
  И резко вытянула руку вперед - к Жюлю.
  
  Он брезгливо отшатнулся.
  
  Кисть ее представляла зрелище, не предназначенное созерцать за обеденным столом. Ни одной ровной косточки на тыльной стороне ладони, пальцы изогнутые, исковерканные, поломанные и неправильно сросшиеся, с опухолями на суставах в виде корявых узлов.
  
  Мясо между костями усохло и потемнело трупными пятнами. Кожа в мозолях и струпьях. Вдобавок - остроконечные ногти, коричневые то ли от грязи, то ли от старости. Отвратительно. И этими, столетия не знавшими прикосновения мыла и теплой воды, закорючками она готовила им еду?
  
  - Они не всегда были такими, - терпеливо объяснила хозяйка. - Ты прекрасно знаешь. Все от пыток, когда кости переломали...
  
  - Кому кости переломали? - спросила Жаннет для уточнения.
  
  - Как кому? Колдунье Перрине Мартен.
  
  - Ну не вам же.
  
  - А какая разница? - спросила женщина с таким удивлением, что каждый присутствующий понял: действительно - какая разница? Они две - это одно.
  
  - И как же вас... то есть ее пытали? - опять спросила Жаннет.
  
  - Сначала ноги засунули в "испанские сапоги". Знаете, что это такое?
  
  - Нет. Что-то слышала... В связи с инквизицией. В средние века, - проговорила девушка и продолжила, чтобы не подумали, что она невежда в мировой истории: - Католическая церковь объявила войну еретикам и ведьмам, применяла к ним пытки и костры. Но ведь это бесчеловечно - сжигать людей живьем. Не по-христиански.
  
  - Верно. Сжигали, чтобы других запугать. Пытали, чтобы вытянуть признание. Так вот, ноги мои... ее... короче, ноги засунули в железные сапоги. Модель следующая: часть сапога, в которую совали ступню, сделана в виде металлических лент, которые могли сдвигаться. Цель - сжимать ногу до потери терпимости.
  
  Для большего эффекта кто-то из мучителей железным молотом бил сверху, дробя кости. Чтобы человек уже никогда не смог нормально двигаться, если случайно выживет. Популярность сапога объяснялась его изощренностью: кожа на ноге остается целой, а кости внутри, как в мешке, все побиты. Вот от чего у меня ступни изуродованы.
  
  "От другого у тебя ступни изуродованы, - возразил мысленно Жюль-Жиль. Сознание раздвоилось, чему он не удивился, а страшно обрадовался. - Да не изуродованы вообще".
  
  "Ты помолчи, обманщик и богохул!" - ответила Перрина тоже мысленно. Вслух сказала:
  
  - Потому мои ноги выглядят как лапы. А руки как крюки. Из-за тебя пострадала, - продолжила старуха выдвигать обвинения.
  
  Молодой человек не ответил, считая ниже своего достоинства пререкаться с колдуньей. Решил молча копить раздражение. Когда наберется достаточно, бабке непоздоровится. Барон де Рэ - де Лаваль не даст над собой безнаказанно насмехаться.
  
  Пристальными, колючими глазами он смотрел на нее, ожидая дальнейших откровений.
  
  И они последовали.
  
  - Потом меня... то есть - ее колесовали.
  
  - Враки, - объявил Делакруа, язык которого только что оттаял.
  
  - А это как? - любопытство не покидало Жаннет.
  
  - Очень просто. Человека раздевают...
  
  - Догола? - неверящим тоном уточника девушка.
  
  - Догола. Железным прутом ломают самые длинные кости. Потом привязывают к огромному колесу сверху и оставляют умирать на свежем воздухе, глядя в небо. Получается долго и мучительно. Особенно, когда птицы начинают заживо клевать.
  
  - Кто же вас спас? - все-таки подал голос Жюль. В его голосе звучало больше иронического, чем сострадательного.
  
  - Провидение, - уклонилась женщина от прямого ответа, как уже делала не раз. Она больше не употребляла словечко "она" вместо "я". То ли не считала нужным, то ли это действительно не имело значения. - Теперь вот инвалидка. Все из-за тебя! Столько мучений приняла, а тебя не выдала.
  
  - Я-то причем? Меня тоже пытками пугали.
  
  - Пугали, да не применяли. Потому что из высшего сословия. А ты за мои страдания даже заупокойную не заказал. Свечку в память не поставил. Крест на могиле не соорудил... - вывалила она скопом давние обиды.
  
  - Ты не забыла одну вещь? Меня самого умертвили, недолго после тебя, - начал оправдываться Жюль, будто в самом деле был в чем-то виноват.
  
  Жаннет смотрела непонимающе.
  
  24.
  
  Происходившее в таверне стало напоминать мистерию. Походило не на беседу случайно собравшихся людей, а на перебранку старых знакомых. Или, продолжая ассоциации с театром, на диалог двух актеров в спектакле на трагическую, историческую тему. Или на пьесу в стиле низкопробного реалити-шоу: взаимные обвинения, угрозы, скандал, а в конце зрителей порадуют дракой.
  
  Но такое невозможно! Жюль - ее верный друг и будущий муж, никогда не видел эту отвратительную на вид старуху. Почему он оправдывается? Да еще в прошедшем времени? Они вообще разговаривают ненатурально, будто... будто...
  
  Жаннет не находила слов. Вернее - боялась облачить в слова то, что подозревала. Или она сходит с ума... Или забыла проснуться... Они разговаривают, будто - воскресшие из мертвых!
  
  В горячечном пылу участники спора на ее сомнения-подозрения-недоразумения не обратили внимания. Дискуссия продолжалась на повышенных тонах.
  
  - Да, умертвили, но ты же мог попросить своих подручных! - продолжила трактирщица обиженно. - Или родственников. Такая малость для вас, высокородных, свечку поставить за упокой бедной Перрины. Помянуть на сорок дней. А мне вот мучайся теперь веками. Душа прибежища не находит. Носится одинокая между небом и землей...
  
  - Скорее между землей и адом, - иронично вставил Жюль. Или он уже не Жюль? Затруднительно сказать. Ладно, до выяснения личности пусть пока называется так.
  
  - Не смейся. Не одна я от тебя пострадала. А ведь сохранила верность. До самого страшного конца. И после тоже... - Женщина шумно вздохнула, жалея себя. Повторила: - Не я одна пострадала от твоей гордыни. Еще одна невинная душа... Да она совсем пропала. Души сожженных на костре погибают безвозвратно.
  
  Трактирщица посмотрела с нежностью на Жаннет. Потом на молодого человека - с мстительным выражением, от которого пламя в его душе, едва утихшее, поднялось тревожными всполохами.
  
  - Предупреждаю... - начал он с угрозой и уставил на нее гневные глаза.
  
  - Да. Не одна я пострадала, - повторила она упрямо. Почему угроза не подействовала - осталось загадкой.
  
  Повернувшись к Жаннет, Перрина прежним - ласковым - жестом потянулась к ее волосам. На сей раз девушка сама отклонилась. Было неприятно. Не понимала, что происходит. Тупо вертела головой, переводя удивленные глаза с Жюля на хозяйку и обратно, ожидая объяснений.
  
  Которые так и не поступили. Без конца спрашивать надоело. Тем более имелась догадка, что правдивого ответа не услышит. Жаннет решила молчать, наблюдать и догадываться сама.
  
  Когда дотронуться до девушки не удалось, женщина показала на нее кривым пальцем и с укором проговорила в сторону оппонента:
  
  - Самое главное - ее ты не уберег! Свою Жанну...
  
  - Замолчи, Перрина! - крикнул Жюль. Стукнув ладонями о стол, он вскочил с места, опрокинув табуретку. - Я тебя предупреждал!
  
  В возбуждении зашагал он по кругу в центре комнаты, нервически жестикулируя. Временами закрывал лицо руками, и тогда из-под них доносился то ли всхлип, то ли стенание. Потом остановился, погрозил старухе пальцем:
  
  - Замолчи, не напоминай!
  
  - Не замолчу, герцог Монморанси - барон де Лаваль! - крикнула Перрина в ответ. - Вы совершили ошибку, барон де Рэ, герцог де Бриенн, де Крайон и прочая. Длинное имя - короткий ум. Зачем поверили королю, отозвали войска, когда война еще не была закончена? Сами уехали ко двору развлекаться, оставили Жанну без поддержки. Ее сожгли в Руане, а где вы были в тот момент?
  
  - Я не знал... Меня предали... Оговорили... Опутали враньем... Разве мог я не поверить королю? Я же не знал, что он замыслил величайшее предательство! Той, которая спасла его честь, возвела на престол!
  
  Перрина будто не слышала объяснений. Продолжала обвинять:
  
  - Не пытайся оправдаться. Ты знал, что война с англичанами не закончена. Ты не должен был покидать лагерь. И сам понимаешь это. Потому душа твоя не находит покоя. И не найдет никогда. Ты погубил Жанну!
  
  - Я любил ее! - крикнул Жюль. С удвоенной энергией - гнева и отчаяния грохнул кулаком по столу.
  
  Грохнул мощно - как кувалдой. Боли не почувствовал, и сам удивился. Посмотрел: рука его - в железной перчатке, локоть и плечо закрыты латами.
  
  Оглядел себя с ног до груди.
  
  Он был одет в рыцарские доспехи - настоящие, ощутимо тяжелые, начищенно сверкающие. Наполнила гордость за себя. Вспомнил из Википедии самый известный портрет Жиля де Лаваля в этих самых доспехах из металла, повторявших выпуклые очертания мышц - средневековый Робокоп.
  
  Жюль имел сильное, пока не подтвержденное, подозрение, что сейчас он представляет точную копию кумира. Интересно, элегантно-небрежная прическа "под хиппи" тоже появилась на голове? Жаль, нет под рукой зеркала посмотреться...
  
  Не беда. Уверенность росла посекундно. Вместе с энергией, вливавшейся в тело, вместе с мощью, наполнявшей мышцы: бицепсы, трицепсы, трапеции и дельты. Жюль расправил плечи, гордо повел головой. Он теперь точно знал, что выглядит двойником барона.
  
  Нет, не двойником, а им самим.
  
  Значит ли, что его можно называть "Жиль де Лаваль - де Рэ" и далее по порядку все положенные титулы и звания? Без сомненья! Мечта исполнилась. И не во сне, а в самой действительной реальности...
  
  На мгновение сознание отключилось. Моментальным щелчком, электрическим ударом. В голове помутилось, Жюль закрыл глаза. Когда открыл, увидел окружающее другим человеком.
  
  Он остановился посреди комнаты, расставил ноги посвободней, руки упер в бока. Знал - в боевом облачении выглядит внушительно. Господин среди подчиненных, хозяин положения, имеющий право выносить приговор.
  
  Наклонив голову, уставился грозным взглядом на вышедшую из повиновения старуху. Что он хотел бы с ней сделать? Какое наказание придумать в назидание?
  
  Самое страшное для человека - погибнуть. Только не для бабки Мартен. Мертвые два раза не умирают. Неважно. Если она зайдет слишком далеко, он попросту оторвет ей голову. Ведьма замолчит. На время. Ему хватит - исчезнуть. Не одному. У барона имеется план...
  
  - Ты ее погубил! - продолжала между тем Перрина тоном инквизитора, по-современному - прокурора. - Ты погубил деву Жанну, оставил без защиты. Коришь себя за то. Не находишь ни прощения, ни оправдания.
  
  Потому что их не существует. Более того. За величайшее предательство тебя наказали Небеса, при жизни отняв разум. За преступления, которые совершил в безрассудстве, тебя наказал суд. За извращения и надругательства прокляли в народе. Родина, которой ты беззаветно служил, забыла заслуги, вычеркнула из истории. Эта несправедливость тебя тоже гложет.
  
  - Слишком много наказаний за одну ошибку - чересчур сурово с христианской душой, не находишь? - спокойно проговорил барон.
  
  - Да что за ошибка-то? - вопросила Жаннет, не выдержав продолжавшейся недоговоренности.
  
  25.
  
  Участники сцены явно ее игнорировали, что не понравилось. Не в стиле Жаннет - сидеть безмолвной статисткой для антуража. Слишком тяжкое испытание для любительницы любопытствовать и болтать.
  
  От неясности мучил вопрос. Если в результате перебранки возникнет драка, на чью сторону встать? По логике - должна поддержать любимого друга. По другой логике - старуху, ведь она защищает именно ее, Жаннет. Вернее, погибшую девушку Жанну, но это не имеет значения: имена идентичны, значит - персоны тоже.
  
  Но о чем, собственно, речь-то?!
  
  Понять удавалось не очень. Ясно одно: разговор шел о событиях времен Столетней войны - между Францией и Англией. Последняя явилась как агрессор, желая захватить побольше земель и посадить на трон своего короля.
  
  На том познания Жаннет в отечественной истории заканчивались. Тем более не распространялись они на подробности событий, где участвовала Жанна Д"Арк. Знала про нее общеизвестное: народная героиня, девушка-полководец, за что в Париже ей поставили памятник, а в Лувре повесили портрет.
  
  Когда недружественная беседа двоих перешла на личности, Жаннет потеряла ее нить. Разброда добавил странным образом изменившийся вид Жюльена. Изменившийся до неузнаваемости: прическа, одежда, голос. Только глаза остались прежние. Тот ли это Жюль, с которым она сюда пришла?
  
  Обидно: ни один из дискуссирующих не посчитался с присутствием Жаннет, не объяснил причин расхождения мнений. Лишь упреки с одной стороны, оправдания с другой.
  
  Внутренним чутьем Жаннет догадалась - разговор каким-то боком касается ее. Ускользала от понимания степень касания: прямо, косвенно? Либо опосредованно: через Жюля, которого знала достаточно долго, или через трактирщицу, которую видела в первый раз?
  
  Объяснений ждала от друга, а получила от мадам. Перрина сделала паузу отдышаться после прокурорской речи.
  
  - Ошибка барона де Рэ в том, что слишком любил Жанну, - произнесла она негромко, как-то устало, по возможности смягчив свой скрипучий, от природы неблагозвучный голос. - Ты вообще понимаешь, о ком между нами речь?
  
  - Ну-у, немножко... - соврала Жаннет. - Я не вполне согласна. По-моему, слишком любить - совсем не ошибка. Почему вы его в том обвиняете?
  
  - Да я не обвиняю... Просто жаль, что так глупо произошло. Обидно за нас, невинных девушек...
  
  До сих пор пьяно молчавший Делакруа, услышав про "нас, невинных девушек", нарочито громко хмыкнул. С намерением осмеять Перрину. Молча. Вслух грубить поостерегся, помня про индивиуально парализовавшийся язык.
  
  - Чего усмехаешься, деревенщина? - тут же осадила его хозяйка.
  
  Раз спрашивает - надо ответить. Пусть потом не обижается.
  
  - Как-то не вяжется твой прожженный облик мошенницы с понятием "невинная". Ты бы уж не смешила чертей в лесу по соседству с твоим трактиром.
  
  - Представь себе - не вру! Девушкой прожила, замуж не выходила.
  
  - Да кто бы тебя взял, хромоногую каргу? Не выходила, потому в ведьмачку и превратилась. Ха-ха-ха!
  
  Делакруа перестал сдерживаться и громко, некультурно захохотал - по-свинячьи хрюкая и икая. Его никто не поддержал. Старуха махнула рукой, как на неисправимого идиота, мол - с ним связываться, время зря терять. Сказала, обратившись к Жаннет:
  
  - Мне жаль, что у Жанны судьба не сложилась. В девятнадцать лет погибла девушка. Ни любви не познала, ни ребенка не родила... Она романтичная была. Знаешь, с каким кличем поднимала в бой воинов?
  
  Жаннет застенчиво покачала головой. Показалось стыдным: она, студентка университета, не знает вещей, которые ведомы необразованной старушке.
  
  - Жанна поднималась во весь рост и кричала: Кто любит меня - за мной!
  
  - Ах, здорово! - вздохнула девушка. - Жалко ее, конечно. Только сколько лет с того времени прошло. Почему вы про это вспомнили?
  
  - Я тоже романтичная...
  
  Тут уж хмыкнул барон де Рэ.
  
  Перрина обиделась. Подумала: мужчинам никогда ее не понять. Думают примитивно: старая, страшная, значит - ведьма.
  
  Почему никто не оценил ее красивую душу? Ни тогда, ни сейчас.
  
  Недогадливые. Грубияны, обманщики, эгоисты. Эх, мужчины... Барон де Рэ в том числе. Однажды уже совершил предательство. Ошибку, стоившую жизни многим и ему самому.
  
  Жиль де Лаваль слишком упрям и самонадеян. Не заучил урок, стоит на пороге новой ошибки. Которую она, Перрина, должна предотвратить.
  
  - Тебе следовало заранее позаботиться о спасении души, - проговорила она в адрес барона. - Неужели после всего, что совершил: богохульные обряды, воззвания к врагу рода человеческого, убийства детей, противоестественные половые сношения, алхимия, издевательства с неописуемой жестокостью... после этих преступлений ты все еще считаешь себя правоверным католиком?!
  
  - Да, считаю. И никогда не признаюсь в обратном. Потому что все, что ты назвала - это оговор. Происки алчных врагов, пожелавших завладеть моими богатствами.
  
  - Ах, несчастный. - Перрина сожалеюще покачала головой.
  
  Не потому, что сочувствовала господину.
  
  Непонятно было его упорство. Он до сих пор не раскаялся. Не исповедался чистосердечно, чтобы утихомирить собственную совесть. И ее заодно, ведь они связаны - прочно, навечно. Неужели не надоело ему пребывать в промежуточном пространстве? Неужели не пришло время осознать грехи, попросить Небесного прощения?
  
  Неужели нет желания обрести, наконец, тихую обитель? Занять теплое местечко на Небесах и в бестревожной нирване размышлять о пройденном пути? Зачем продолжать упорствовать в лже-идеях, множить бессмысленные жертвы...
  
  - Ты упрямец. Купаешься в дьявольских заблуждениях, не думая о последствиях. Не смирился даже через века. Не даешь душе успокоиться. Мыкается она в поисках загробного пристанища и везде получает отказ. Бродит - одинокая, неприкаянная...
  
  - Господь послал мне надежду спастись.
  
  Жюль-Жиль выпрямил грудь под доспехами и встал в величественную позу, по-театральному: одну ногу вперед, ту же руку - к зрителям. В одеянии рыцаря он ощущал себя килограмм на сорок тяжелее, от того самоувереннее. Он не собирался продолжать оправдываться перед какой-то бывшей ведьмой. Она - пройденный этап. Приоритеты сместились.
  
  Он посмотрел ласковым взглядом на Жаннет.
  
  - Господь послал мне второй шанс. Использую его с большей пользой и благоразумием. А ты, Перрина, не забывай! Дьяволу поклялась - быть мне верной. Помни клятву!
  
  - Я помню. И не изменю. Клятвы, данные сатане нарушать труднее, чем Богу. За нарушение - страшнее наказание.
  
  Старуха посмотрела на девушку, коротко. Потом долго - на барона.
  
  - Господь слишком милосерден. Не понимаю, за что тебе дарована еще одна попытка. Не поможет она. Ты по судьбе грешник. Только еще одну душу погубишь, - сказала она с интонацией повествовательницы плохо кончающихся сказок.
  
  И убежденностью предсказательницы будущего, которое знала точно. Чтобы заглянуть наперед, не требовалось раскладывать карты или читать по руке. Она имела дар. Не зря когда-то давно, еще при жизни, выдавала себя за колдунью, знавшую толк в предсказаниях, приворотах, ворожбе.
  
  Тогда, шестьсот лет назад, ей внимали охотнее: времена были темные, народ доверчивый. А барон де Рэ опять глядит с сомнением. Ну да не впервой - он всегда отличался упрямством, граничившим с самодурством.
  
  Может, хоть сегодня послушается разумного совета...
  
  26.
  
  Последняя попытка - пробудить сострадание, добиться своего. Перрина приподняла брови в жалобной гримасе и вдруг униженным тоном попросила:
  
  - Оставь ее! Не губи во второй раз. Чистая душа не поможет грешной, неприкаянной...
  
  - Да что ты заладила - грешная да неприкаянная! - перебил рыцарь, возмутившись. - Посмотри на себя. Сидишь здесь испокон веков взаперти, на отшибе, столетиями живого человека не видишь. Ни отвелечься, ни поговорить, одичала - одна на весь лес...
  
  - А я не одна, - неожиданно живо заявила хозяйка. От жалобной интонации не осталось следа. Повторила для убедительности: - Я не одна. Со мной души. Такие же, как вы. Вон посмотри, они там ходят.
  
  Она округло повела рукой. В пустом зале, где поначалу сидели только четверо, создалось впечатление толпы. Внезапно и ниоткуда - внутри оказалось полно народу. Только не из плоти и крови. Сумрачно освещенную комнату наполнили живые тени, падавшие неизвестно от кого.
  
  С монотонным гудением они кружили, скользя по стенам, полу и обстановке, существуя сами по себе, не замечая присутствующих. Темные фигуры их постоянно меняли очертания. Попадая с одного предмета на другой, причудливо надламывались, походя на людей, неестественно поломавших кости конечностей и туловища.
  
  Из-за чего тени принимали вид получеловеческих, полугеометрических фигур, которые не придумает самое извращенное сознание или психоз. Только абстракционизм. У настоящих людей такие повреждения были бы несовместимы с жизнью. Теням погибнуть не грозило.
  
  Ужас сопровождал их появление: когда не видишь хозяина тени, приходят мысли о потустороннем. Низкое гудение их нездорово действовало на нервы - расшатывающе, изматывающе, подобно ненастроенной, однотонной радиоволне, которую хочется поскорее отключить. Пока с ума не свела.
  
  Барон де Лаваль выжидающе насторожился. Жаннет испуганно- суеверно застыла. Гастон, который расслабился и едва не начал дремать, вскинул голову, суеверно замахал руками.
  
  - А, черт! Ведьма!
  
  Жаннет оглянулась на хозяйку. Та показала глазами, мол, не бойся, мы сообщницы, тебя я не хотела напугать. Девушка сморгнула и послушалась - не в первый раз.
  
  Словно по команде, сознание ее изменилось. Страх, заявивший о себе при появлении темных силуэтов, по велению Перрины исчез - за ненадобностью пугать.
  
  Незаметно мысли ее свернули в направлении, отвлеченном от теней. Развитие сюжета увлекло. Понравилось участвовать в этой фантастической мистерии, постановке без режиссера и зрителей. Одни фигуранты, играющие не по сценарию, а как придется, и Жаннет - в их числе. Интересно. Захватывающе. Любопытно, чем кончится - только и всего.
  
  Барон огляделся на тени, спросил старуху:
  
  - Это кто?
  
  - Это мои посетители. За все время, что существует трактир. "Сердца Жаков" - буквальное название. Их сердца остались со мной навечно. Души тоже. Помнишь стишок:
  
  Трактир у дороги найдешь,
  
  Открыт и в жару и в стужу.
  
  Но если в него войдешь,
  
  Уже не выйдешь наружу...
  
  - Так это те, кого ты заманила и...
  
  - Вот именно, - невозмутимо отозвалась Перрина. Добавила, улыбаясь-ощеряясь: - Они были неосторожны. Доверчиво переступили порог. Вы сделали то же самое. И тоже не выйдете.
  
  - Глупости лопочешь, химера! - крикнул Делакруа, окончательно пришедший в себя и почуявший, что запахло жареным - в переносном смысле.
  
  От гудения или от другого - нервы его не выдержали. Древняя старуха выжила из здравого рассудка, выдает ерунду за правду. Кто ей поверит? Только такой же слабоумный, старый пень, как сама. Гастон к этой категории не относится.
  
  Все, надоело слушать безумные речи и наблюдать чертовщину!
  
  В дожонце проснулась энергия разрушения. Воспрял сопротивленческий дух, ожили партизанские замашки. Захотелось заявить о себе, перестать ощущать пешкой в чужой игре. Взять, что давно положено, да уносить ноги из колдовского вертепа.
  
  - А-а-а! - зарычал он. Вскочив с места, одним движением руки смахнул прочь все, находившееся на столе.
  
  По комнате разлетелись тарелки, рюмки, кости, остатки мяса и овощей, горящие свечи, от которых пол и мебель моментально занялись ярким, веселым пламенем. Вспыхнули подозрительно быстро, будто были заранее облиты горючей смесью.
  
  Сметенными вникуда оказались также очки, которых Жаннет стало жальче всего. Она вздрогнула и проводила прощальным взглядом родные корректирующие стекла, которые, звякнув об пол, отлетели к той самой крысиной норке в углу.
  
  Очки еще можно было спасти, пока не добралось всепожирающее пламя. Без них ощущала себя беспомощной и неуверенной, особенно - если смотреть вдаль и подписывать документы. Только собралась подняться...
  
  Но - не получилось.
  
  Озверевший Делакруа грубым способом пресек ее попытку воспользоваться мышечной дееспособностью. Упершись двумя руками, он двинул от себя стол, ловко заблокировав Жаннет на табуретке. Испустив боевой возглас и приготовив кулаки, Гастон бросился к барону. Который хоть и преобразил впечатляюще внешность, для дожонца остался врагом государства номер один.
  
  - Давай деньги! - заорал он, состроив страшную гримасу. Дьявольский эффект ее усиливали всполохи огня, в сумасшедшей пляске прыгавшие по лицу. Которое вспотело и лоснилось от разных теплообразующих причин: выпитого вина, жаркого камина и пылающего негодования.
  
  Не успел он дотронуться до железных доспехов де Рэ, как гримаса на лице поочередно сменила несколько выражений. Точнее, одно выражение сменилось различными степенями себя, с каждым разом усиливая интенсивность. Устрашение уступило место удивлению. Потом крайнему удивлению. Потом удивлению до предела. От которого Гастон вытаращил глаза до такой степени, что почти вылезли из границ.
  
  Дожонец открыл рот и начал молча загребать губами воздух. Неуверенно отступил на два шага. Остановился. Поразмышлял. Пошатнулся. Подогнул колени и грохнулся ниц перед бароном, будто целовал землю у его ног.
  
  Тут наблюдателям, в том числе остановившимся и замолкнувшим теням, стала ясна причина его резко изменившегося настроения и странного поведения. Из спины Делакруа торчал закопченный шампур, на котором недавно жарилось мясо.
  
  "Негигиенично, - неуместно, но довольно подумал рыцарь. - А Перрина - молодец. И на сей раз не подвела, соблюла клятву".
  
  - Ха-ха-ха! - услышал он рядом.
  
  Старуха Мартен хохотала, раскрыв несвеже выглядящий рот от уха до уха. Впервые Жаннет рассмотрела поистине нищенское состояние ее зубов: отсутствовали не только передние, но боковые и задние за исключением клыков.
  
  Ее непрезентабельный вид, а также смех психически нездорового человека, ужаснули девушку. Заставили очнуться от бездеятельного наблюдения и бесцельного сидения на стуле. Убийство - не шутка. Сюжет реалити-спектакля начал развиваться по самому непредполагаемому сценарию.
  
  Жаннет не хотелось стать в нем соучастницей.
  
  27.
  
  До последнего момента девушка надеялась, что шоу окончится примирением сторон - по закону Голливуда. Очевидно, ошиблась. Она не знала, что постановка с ее участием только начиналась, а насчет хэппи энда у руководителя спектакля имелись очень большие сомнения. Вернее, он точно знал, что счастливый конец в пьесе не предусмотрен.
  
  Гибель Делакруа оказалась эпизодом, который тут же забылся. Не до того - в трактире разгорался пожар, который нес с собой смерть и хаос. Огонь объял мебель, стены, пол и потолок. С сатанинским ревом подступал он к входной двери, собираясь заблокировать единственный путь наружу - в безопасность.
  
  Тени-инвалиды, только недавно загробно гудевшие и ходившие организованно по кругу, с визгом заметались туда-сюда. Создавая и усиливая панику, они то сбивались в кучу, то рассыпались, смешиваясь с тенями от пламени, попадали в огонь и пропадали там бесследно.
  
  Треск горящего дерева, завывание пожара, истерические голоса, доносившиеся из всех углов трактира, дикий хохот хозяйки возвестили Жаннет о приближающемся безумии.
  
  И неминуемом конце.
  
  Путь к спасению был отрезан. Воздух, заполненный дымом и продуктами сгорания, обеднел кислородом. Жаннет стала задыхаться. Поняла, что скоро умрет. Мучительно, скоропостижно - от страха, удушья и пламени.
  
  Сознание неизбежности конца парализовало. Темные силы слишком очевидно одерживали верх. Персонально их невозможно было различить, массово они присутствовали несомненно. Представители потустороннего мира бесновались вокруг Жаннет в безудержной радости: девушка морально парализована, к сопротивлению неспособна, находится в подавляемом меньшинстве.
  
  Вдруг сквозь шумы и завывания прорезался мрачный, металлический бой:
  
  - Бомм! Бомм! Бомм! - заявили о себе часы над камином. Роковыми ударами начали отбивать казавшееся неважным теперь время.
  
  Жаннет очнулась от шока, повернула затуманенную голову на звук. Ошалелыми глазами уставилась в часы, которых раньше почему-то не замечала.
  
  И которые выглядели соответственно происходящему - ненормально. Черный циферблат, вместо цифр - золотые фигурки нечисти: чертенята с хвостами, лохматые лешие, сатиры на копытах, рогатые демоны, злые гномы. На самом верху, вместо двенадцати стояла смерть в плаще, капюшоне, с косой. В роли стрелок - две заостренные кости.
  
  Меньшая стояла вертикально в направлении "смерть", другая сдвинулась вправо. Туда, где обычно размещается цифра "два" и на два деления дальше. Там приютился марсианин с яйцеобразной головой и косыми глазами. В руке он держал петлю, на которой остановилась большая стрелка.
  
  Часы показывали "двендадцать-двенадцать". Некруглое время. Почему они пробили?
  
  - Двойная полночь, - объяснила старуха Мартен странным образом - с закрытым ртом и нешевелящимися губами.
  
  Она преобразилась - в худшую сторону, что, казалось, было невозможно. Мясо с лица поползло вниз, будто в ускоренном темпе начало гнить и разлагаться, повисло рваными клоками на черепе. Глаза превратились в сплошь черные - безжизненные, бездонные, беспросветные.
  
  - Наступило время дьявола, - прогудело из утробы старухи.
  
  Слова оказались последней каплей для Жаннет. Убийство Делакруа, произошедшее на глазах, огонь, угрожавший сожжением заживо, чревовещающая трактирщица, гниющая на глазах, запутали сознание. Она больше ничего не понимала: жива-нежива, на том свете или на этом, а главное - как она теперь без очков-то?!
  
  Неведомая сила изнутри подтолкнула принять правильное решение.
  
  Жаннет бросилась к мужчине в доспехах - единственному, кому доверяла, продолжая ассоциировать с другом Жюлем. Выглядел он незнакомо, но выбора не имела - прижалась к его металлической груди, похожая на растерянное дитя, ищущее защиты у взрослого.
  
  Девушка не ошиблась адресом. Рыцарь обнял ее железными руками, крепкими как сталь, обещавшими оградить от всех земных и потусторонних несчастий.
  
  - Не бойся, любимая. Мы теперь вместе. Навечно...
  
  От пережитых волнений ноги Жаннет начали подламываться, сознание уплывать. Последнее, что она ощутила, была легкость полета и свежий ветерок на щеке. Последнее, что увидела - бушующее пламя внизу.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"