Сперва Он создал свет, а затем, поняв, как прекрасно Его творение, отделил от тьмы, которая, вопреки всему, существовала задолго до того, как Он обнаружил ее. Эдемский сад был создан всего за несколько дней, и Он избрал небеса над ним новым домом, оставив тьму на попечение любимого из мириад белокрылых детей своих - Люцифера. Создавая мир по мановению руки, Он стал причиной первого, и отнюдь не последнего греха - Гордыни: оставшись в одиночестве, где подобно тому, как из Света за семь дней был создан Рай, за девять дней когда-то из Тьмы был создан Ад, ангел осознал свое могущество над местом, где любая перестановка, любое изменение и создание нового теперь принадлежали ему одному, как и вечность, в которой больше не придется оглядываться на других и потакать капризам большинства. Иногда другие ангелы навещали его, некоторые, увидев, как запустил себя этот некогда прекрасный херувим, предлагали поговорить с Ним, и убедить забрать Люцифера в сад, где он сможет резвиться с ними и быть единым с Ним; другие, посещавшие мрачные долины, просились перебраться сюда, дабы доброму товарищу не было одиноко в безжизненном мраке; и тем, и другим отказывал Люцифер, ведь к тому времени его сердце уже грыз червь гордыни, устраняя посягательства на единоличный статус властителя Ада. На самом деле, Ад не был абсолютной пустотой, и хоть в ту пору понятие города было еще чуждо и необоснованно, уже тогда это был величественный город с девятью кольцами стен, обширный настолько, что смог бы вместить всех, кого Он только сможет создать, а теперь это величие, бессмысленно покоящиеся там, куда не добирается свет, принадлежит одному Люциферу, и ангел не торопясь обходит владения, улицу за улицей, отдыхая в случайных зданиях, или даже на площадях. Когда ангелы залетают сюда, они подолгу облетают город и зовут Люцифера, но не всегда находят, и не сердятся на него, ведь это они не прикладывают достаточного усердия, чтобы разыскать друга, когда ему одному поручено столь немыслимое пространство. Впрочем, Люцифер частенько видел пролетающих ангелов, глаза его к тому времени уже полностью приспособились к темноте, и взгляд был острее нежели, чем у тех птиц, что сейчас рассекают небо в райском саду, но он больше не хотел однообразных разговоров, которые были еще скучнее, чем ничего, ведь в Раю не происходит событий и изо дня в день там занимаются одним и тем же.

Время шло, но надо отметить, что время не принадлежало к числу важных величин, ибо всех и вся творил Он по образу и подобию своему и этот процесс был единственным формированием нового, и ничто не могло создаваться само собой без Слова Его, как ничто физическое не могло из маленького стать большим и из большого малым, а Рай, Ад, и ангелы, населявшие их с момента появления имели ту форму, которую сохранили и при прошествии этого, не имеющего значения, времени. Иногда за долгими беседами Люцифер расспрашивал гостившего у него херувимов о Рае и о тех существах, что населяли сад, ведь знания наместника Ада заключались в рассказах, принесенных друзьями, и хоть он пренебрежительно встречал каждую подробность, внимательно запечатлевал ее в воображении. Его интересовало, насколько близки те звери, птицы и рыбы к ним, ангелам, всякий раз поражаясь разнице, но скрывая удивление за ухмылкой и лелея мысль однажды, тайком, посетить Рай и посмотреть на чудесных тварей своими глазами. И не только пытливость ума проявлялась в нем, но и некоторая зависть, что уже другой из смертных грехов, ведь, перебирая многообразие образов этих "зверей" и "птиц", Люцифер размышлял о том, что мешало Ему населить какими-нибудь формами Ад: по рассказам, эти существа частенько скрашивали развлечения и игры, и когда ангелам наверху были даны все блага, он, Люцифер, в одиночестве начинал разговаривать сам с собой, не имея постоянных соседей. Другой мыслью было уговорить Его посетить Ад и дать помощников, с которыми этот мрачный город можно было бы облагородить и сделать не таким мрачным, но понимал, что Он, находясь в крае благополучия, не оценит тяготы одного-единственного стража, которому попросту наскучил пост, и только вспоминая время, когда он считался самым сильным, самым красивым и выносливым из херувимов, Люцифер отвергал подступавшие к устам слова, которые выдали бы его нужду, продиктованную слабостью. Но мирился со своими нуждами и желаниями он до тех пор, пока Михаил, навестив Ад, не застал своего товарища за попыткой создать голема из камня и железа, что нашел он на склонах за пределами города. "Что ты делаешь, брат?", спросил тогда Михаил, изумившись бездушному механизму, по форме напоминавшему ангела, но из-за грубости лишь отдаленно: "У этого существа не будет души, и оно никогда не превзойдет твое тело, ведь мы высшие создания Его, для которых нет нужд, как для бренного камня, из которого задумал ты свое подобие". "Мне не нужны высшие", ответил Люцифер: "Мне нужны слуги. Здесь слишком много работы". Михаил изумился такому ответу, ведь само понятие какой-либо деятельности, кроме естественных потребностей, тогда было абсурдно и лишь Он, в силу способности творить и создавать, мог думать о таких непонятных прочим вещах, и потому если тем, что ранее заботило лишь Его, Творца, озаботило и его, Люцифера, то в этом крылась страшная цель последнего стать первым, бросить вызов самому мирозданью. "Одумайся, брат, ведь в этом нет нужды, и если печаль поселилась в твоем сердце, то не стоит делать из нее корысть, ведь мы всегда можем помочь тебе и уговорить Его что-нибудь сделать". "Брат Михаил, не проходило мига, чтобы я не думал об этом, и попрошу тебя сохранить увиденное в тайне, потому что здесь, в Аду я пришел к выводу, что должен перестать уповать на других и взять в свои руки то, что поручено мне и нести это бремя самому". Михаил расстроился словам своего друга и понял, насколько отдалился тот от повседневной жизни, и вероятно ум Люцифера помрачился, хоть и сохранял ангел способность мыслить связанно и возвышенно, как ранее. Перед глазами друга, Михаил согласился принять и разделить тайну, хоть это решение и было тяжким. Так появилась Ложь. Попытки Люцифера создавать големов не увенчались успехом, и хоть эти глыбы смогли передвигаться и выполнять простейшие команды, их хозяин понимал, что за время их сборки сам мог бы проделать в разы больше той работы, которой требовал от них. Михаил стал чаще навещать друга, иногда просил освободить его от тайны, сковавший ранее непогрешимому ангелу душу, отстранив от беспечности Райского сада, но Люцифер убеждал его, что стал уже слишком далек от прежней жизни и уже не мыслит себя без Ада и идей о его преображении. "Големы не годятся", говорил он: "Нужны кто-то, как и мы, как и Он, но более низкого порядка". "Вроде людей?", поинтересовался Михаил. Этот вопрос заставил Люцифера задуматься, ведь он слышал про этих существ раньше, слышал, что ангелы в рассказах отделяли их от прочего зверья, населившего сад, но он и представить не мог, что эти "люди" подобны ангелам, но обескрыленные и не носящие одежд. Люцифер усердно расспрашивал Михаила о людях и понял, что они нечто среднее между животными и ангелами, и живут они в саду, как особые питомцы, на которых хозяева налюбоваться не могут, и все же находятся на высшей ступени развития. "А сказано ли им было плодиться и размножаться, как зверью?", спросил Люцифер, на что получил категорический ответ Михаила - люди были чисты в своих помыслах, как и ангелы.

С той поры, как Михаил покинул Ад, Люцифер забыл о големах и думал только о людях: подвержены ли они той же системе, что и звери, спаривающиеся, рождающие потомство и умирающие, поддерживая круг жизни, который Он считал очень интересной системой, в которой жизнь управляется сама собой без вмешательства. Тогда Люцифер принял решение отправиться в сад и разузнать все самостоятельно, и, остановив созданных им големов, расправил крылья, которыми давно не пользовался и набрал высоту. Устройство созданного мира было таковым, что Ад располагался как бы под землей, как фундамент нового мира, особенностью которого стал свет небесных светил, Солнца - днем, и Луны - ночью. Опасаясь яркого Солнца Люцифер дождался когда взойдет Луна и присел на камнях, которые были навалены у самого входа во Тьму, не давая воде течь вниз, иначе Ад вобрал бы в себя все моря и лишил бы зверье необходимой жидкости. Глядя на прекрасный остров и кружащий над ним хоровод херувимов, Люцифер подумал, что лучше бы принять какое-нибудь другое обличье, чтобы слиться с обитателями сада и не привлекать внимания стражей без надобности. Его новый облик должен был тихо передвигаться по поверхности суши и воде одновременно, пробираться в самые узкие щели и оставаться невидимым среди деревьев, а голос должен быть таким тихим, чтобы сливаться с шумом ветра, но о подобном зверье он никогда не слышал и решил выдумать такое обличье самостоятельно, и придумав, и облачившись в него, спустился с камней в воду. Земля на суше терлась о живот, но так движения были почти беззвучны, и он с радостью отмечал, что ни один зверь не заметил присутствия чужака, когда тот пробирался сквозь ветви, травы и кусты. Сад настораживал его обилием жизни и звуков, сумбурностью, которой не было в ангельской жизни, и что поражало больше, один зверь здесь убивал другого, а потому чужак решил дополнить свой новый облик еще и возможностью убивать быстро даже крупных существ, и возможностью изворачиваться, чтобы не быть плененным когтями или клыками. Само убийство было противно его природе, но изучая сад из звериного облика он начал понимать, что убийство необходимо, ведь теперь чувство голода подстегивало к использованию новых возможностей тела. Впервые вкушенная кровь приятным теплом опалила нутро, для которого убийство было приемлемым и необходимым, а со временем пришлось по нраву, и уже вскоре, подкрадываясь к очередной жертве, он наслаждался биением сердца, которое прекратиться навсегда по его воле, и эта страсть брала верх над голодом. Так разумное существо впервые познало грех убийства. Осматривая сад в поисках людей, Люцифер (хотя в новом облике это имя ложно, и в дальнейшем мы будем именовать его Змий), обнаружил место, которое избегали живые существа, словно опасаясь чего-то. Наслаждаясь тишиной и уединением, напоминавшим привычный Ад, Змий поселился в ветвях древа, стоявшего в центре отчужденной земли, и уже оттуда выходил на поиски и охоту. Стоянку людей он нашел по ангельскому пению - херувимы наблюдали за людьми, но не показывались им, и бескрылые не ведали, что за ними следит сразу столько глаз. Змий усвоил, что ангелам интересен прежде всего тот, кого называли Адамом, более крупным из людей, второго же человека звали Женщиной и он постоянно следовал за Адамом. Они были очень разные в своей наготе, несмотря на похожесть тел, и эту разницу Змий подметил как ту, что у животных одни зовутся самцами, а другими самками, и, следовательно, Женщину стоит называть "она". Насмотревшись на людей достаточно, Змий удалился к древу и ушел в раздумья: есть самец и есть самка, а значит, от зверей они получили немало, и осталось разузнать только то, что о чем в порыве новых страстей запамятовал Змий - способ размножения. В следующие дни (из-за смены светил понятия времен суток устоялось для Змия), он только следил за переходами Адама и Женщины в Райском саду, уделяя основное внимание механизму спаривания животных, порой убивая их в момент соития, чтобы внимательнее рассмотреть анатомию умерщвленных, и хоть ранее он не ведал подобного, теперь наверняка понимал, что половая система каждого зверя устроена однообразно, и именно это отличие бросилось в глаза, когда он впервые увидел нагих людей, лишенных шерсти или оперения. Узнал он и то, что этот процесс шел подобно игре, где самцы боролись за обладание самкой, и это восхищало его, и от этого рос гнев в змеином сердце, ведь когда он был ангелом не было даже мысли скинуть с себя одеяния и познать собственную физиологию, которая, наверняка, была, но Он сделал так, чтобы и помыслить о ней было нельзя, как не мыслят о ней сейчас Адам и Женщина, глупые зверюшки в клетке Его, мнящие себя хозяевами, но являющиеся лишь усладой взору высших.

В тишине древа наступило утро, и во всем свете только Змий понимал, что это утро станет последним, когда Адам и Женщина просыпаются обнявшись, не сознавая всего потенциала этой невинной привычки. Он направился к их стоянке, избегая других зверей, ибо ни кровь, ни плоть их сегодня не интересовала его организм, воодушевленный познанием, постигнутым им в кроне запретного древа. Он улучил момент, когда внимание ангелов, окруживших стоянку ослабло, и подполз к кустам, где Женщина собирала ягоды для завтрака. "Молчи и продолжай свое дело, будто никого не слышишь", были первые слова Змия, обращенные к человеку. Она испугалась, но послушала совета неизвестного и продолжила сбор ягод, любопытно вглядываясь в ветви, и плененный ее взглядом, чистым и наивным, Змий решил показаться Женщине, сказав ей, что не тронет ее, убаюкивая ласковым шепотом, сознавая свою безграничную власть над этим беззащитным созданием. "Любишь ли ты своего мужа?". "Да". "Хочешь ли познать его?". "Как?". "Я расскажу, но ты с ним должна прийти в то место, которое избегают все твари, к плодоносящему древу, ты ведь знаешь о чем я". "Знаю! Но Господь запретил нам приближаться к нему". "Кто это такой?". "Господь Бог, сотворивший нас и сад эдемский". "Я знаю Его, но нам не было позволено называть Его". "О чем ты? И кто ты?". "Зови меня Змием, а кто я - не важно, и хочу говорить с вами без свидетелей". "Но тут никого нет". "Ошибаешься, Женщина, они следят, но ты обманешь их и громко объявишь мужу, что пойдете вы обследовать сад на востоке, а потом возьмешь его и спрячешься с ним, а после, укрывшись ветками, проползете травой и кустами к древу, о котором я говорил, и там я буду ждать вас обоих". "Но Господь...". "Господь! Господь запудрил вам мозги, как и всем, кого создал, чтобы были вы красивыми зверюшками Господу на потеху, и лишь причитали и звали бы: Господи, помоги нам, когда что-то не будет получаться, чтобы Господь ваш услаждался пресмыканием и беспомощностью вашей, выставляя вас на потеху ангельской толпе". Так появился грех поминания имени Господа всуе. "Ты говоришь плохие вещи о нашем Господе - убирайся или я сейчас расскажу все мужу и он обратиться к Господу, чтобы наказать тебя". "Я лишь хотел помочь, и если хочешь, уйду, а вы оставайтесь в неведении, ведь вы были созданы, чтобы стремиться к счастью, а знанием его не достигнуть, так будьте навеки счастливыми и послушными, ведь тот, кто властвует над небом и землей, видимо, очень много знает о счастье, в отличии от тех, кто живет в этом саду с вами". Сказав эти слова, Змий уполз к себе, но он вовсе не был разочарован, ведь изучив повадки людей и в особенности любознательность Женщины, он понимал, что она придет, ведь в голове ее зреет семя сомнения, и только Он, Господь, как называют его люди, может сотворить поле, когда другие могут лишь сеять и ждать, ибо в этом заключена суть творения, на которое мы только и способны.

К вечеру у одинокого древа появились гости, первые живые существа с того момента, как Змий облюбовал это место. Змий свесился с кроны, чтобы поприветствовать двух людей, сейчас освобождавшихся от веток, в которых они прятались, чтобы пробраться незамеченными. Змий спустился на землю и начал вести рассказ о том, как был создан мир, нарочно утаив создание Ада и не сказав про мириады ангелов, которые ушли оттуда вместе с Ним, не обмолвившись и о своей роли во всем этом, что неизбежно бы перегрузило умы двух наивных людей, которые пришли сюда вовсе не затем, чтобы слушать о беззаботной жизни херувимов. Змий попросил их осмотреть друг друга, и спросил, почему они не спариваются, как это делают животные, чтобы множить свой род, и Адам, всегда защищавший Его, ответил, что люди не звери, и Он запретил им уподобляться низшим тварям. Но искусителя больше волновало мнение Женщины, казавшейся более открытой новому и лишенной предрассудков, поэтому когда Змий объяснял, как уединено это место и скрыто от глаз Его, прежде всего он рассчитывал, на любопытство женщины, и не прогадал, ведь когда Адам наслушался слов искусителя, развернулся, чтобы уйти, Женщина схватила его за плечо. Змей же преградил Адаму дорогу и сказал: "Вдумайся, человек, если ваш Господь создал вас такими, и создал древо, к которому запретил приближаться, не значит ли это, что Он допускал возможность нарушения запретов, а с чего тогда Ему сердиться, если создания Его сами захотели стать самостоятельными?". Женщина приняла сторону Змия: "И вправду, муж мой, если бы захотел Господь нашего повиновения, стал бы нарочно давать нам возможность ослушаться?". Сказав эти слова, она увлекла мужа за собой к корням древа, а Змий нашел в словах этой простой женщины то, чего ни она, ни Адам не могли увидеть, и это слово "нарочно" сотни раз отразилось эхом в его голове. "Ведь иначе и быть не могло", подумал Змий и сильно тряханул головой, чтобы выкинуть дурную фантазию, а потом бросил взгляд туда, где Адам и Ева подчинялись своему нутру, как разъяснил им Змий, издавая естественный для всех живых существ визг, или в человеческом понимании стон, сопровождаемый это запретное таинство двух существ, существ так похожих на ангелов, но лишенных божественной сущности. Теперь они смогут плодиться и размножаться, их хватит, чтобы забрать некоторых в Ад для его нужд, и это именно то, чего хотел Змий, но еще никогда он не чувствовал себя настолько раздавленным, ведь как бы он ни пытался трясти чешуйчатой головой, слово "нарочно" не покидало ее. И когда Женщина, не сдержавшись издала необычно громкий вскрик, когда за мгновенье после этого почернело небо и раздался гром, и за секунду до того, как Змий трусливо скользнул в крону древа, в чешуйчатом разуме сложились все части мозаики, позволившие выдавить из уст единственную фразу, которую никто кроме него не услышал. "Что происходит", вскочив, прокричала Ева. "Это Он!", сказал Змий из ветвей: "Он все знал".

Тысячи ангелов окружили поляну у древа, словно только и ждали запретного женского вскрика. Теперь Змий был уверен, что даже люди видели их, и Он тоже был здесь, через рокочущий гром передались его слова, а каждый из трех участников "преступления" был уверен, что оглушительное "Где ты?" обращено к нему. Адам и Женщина спрятались в высокой траве, и можно пожурить их за глупость, ведь таким небрежным образом нельзя спрятаться даже от зверя, не то, что от глаз Творца, но в защиту их скажем, что даже существо высшего порядка - Люцифер (да, теперь это был именно Люцифер, от страха сбросивший обличие Змия) понадеялся скрыться от Него в кроне древа, так хорошо скрывавшего его ранее. Обратился Он, прежде всего, к людям и что-то лепетали они в свое оправдание, перекидывая вину друг на друга, и все же услышал Люцифер имя Змия, и страшное проклятие, адресованное ему, и возрадовался, что вовремя скинул обличие, иначе пришлось бы ползать и пресмыкаться до конца дней. Наказание людям Он вынес после, и дело вовсе не в том, что Адам вкусил запретное знание, приняв его из уст Люцифера в обличии Змия, а в том, что во всем Райском саду тогда еще не было зла, и все живые существа в нем были блаженны в своем неведении, которого в последующие времена можно будет достигнуть лишь плотно заткнув уши, закрыв глаза, или даже выколов их за ненадобностью, и молчать, как молчат камни, хотя для того, чтобы не знать зла, лучше всего и быть камнем, и естественно, что с появлением одного коварного существа, давшего альтернативу, идиллия доброты рухнула, и люди познали сладость греха, навсегда закрыв свои сердца безгрешному, чистому Раю, сродни тому, как вынужденный хранить тайну Михаил теперь тоже не мог считаться чистым в том абсолютном понимании, которое вкладывается в значение ангельского образа. Наказанием Женщины стало рождение потомства в муках, словно у этого животного процесса была безболезненная возможность, но сам факт деторождения обрадовал бы Люцифера, добившегося цели, если бы его нынешней и единственной целью не было как-нибудь ускользнуть обратно в Ад, от этих проклятий, извергаемых Тем, от Кого ранее видели лишь добрые наставления. Прижимаясь к ветке древа, Люцифер размышлял: могло бы все быть иначе, и что если зло вовсе не Его план, а открытие, сделанное им, Люцифером, изменившее, пусть даже испортившее, весь мир, включая Творца, который когда-то прощать, ныне карая за малейшее ослушание.

Адам и Женщина были тотчас высланы из Райского сада, и, судя по тому, что после они расскажут потомкам, ангелов они все же не видели, как не видели теперь и Люцифера, дрожащего на ветке, и до конца дней считали, что только они и Он были на этой злосчастной поляне. После изгнания людей взор Его был нацелен на Люцифера, хоть голос и обратился к Змию, приказав спуститься и предстать пред Ним. Спустившись, ангел оказался совсем жалок - он прижимался к земле, словно действовало проклятие ползать до конца дней, но это был лишь страх, и хоть обращенные к небу глаза еще отдавали змеиным лукавством, он все равно был Люцифером, когда-то любимым творением Его. Суд над ангелом продолжился на небесах, и там, в беспомощной попытке оправдаться, Люцифер, найдя силы выпрямиться, выпалил свои обвинения к Нему: он кричал о том, что Он предал его, специально поместил в Ад, и заразил завистью к благополучию Рая, для чего и создал древо, тишина у которого привлекла бы отшельника, и наделил людей разницей полов, чтобы пытливый ум Люцифера постиг знание и передал людям, и в своей тираде, обвиняющей Его он постоянно повторял засевшее в нем слово "нарочно", ведь Люцифер считал, что Он предал его и таким образом сотворил недостающий кусок бытия: свет и тьма, земля и небо, добро, и вот теперь - зло, необходимое для существования добра, как контраст света жжет глаза после пребывания во тьме. Со всех сторон слышались пересуды ангелов, и большее число мнений возвещало: "безумец", и тогда вперед вышел Михаил, и пал ниц рядом с другом, и признался, что взял на себя грех утаить о деяниях Люцифера в Аду, и молил о том, чтобы Он забрал падшего ангела обратно в лоно свое, ведь помутнение рассудка было неизбежно за времена в одиночестве и тьме. Но Люцифер лишь едко хмыкнул - это осталось у него от Змия, и поправил: "Нарочно и неизбежно для Него суть одного и того же. Пресмыкайся пред Ним, брат, а я приму любое наказание, но не отрекусь от содеянного! Зло - единственная величина не нуждающаяся в оправдании". Долго они простояли так, Люцифер бросающий вызов, и приклонивший колени Михаил, и вердикт был вынесен обоим. "Михаил, за раскаянье твое ты будешь прощен, но за ложь должен быть наказан: возьми свой меч, и пусть пылает огнем он с этих пор: теперь ты будешь охранять Райский сад взамен изгнанных людей". "Ты же, Люцифер, сознаешь свой грех, и вместо раскаянья приносишь Мне лишь оскорбления. Ты будешь изгнан из сада туда, где ты так привык находиться, а чтобы не искушал людей вновь, еще более страшными грехами от невежества, Я лишаю тебя крыльев и ангельского облика, и обрекаю тебя на вечные муки в огне". За словами разверзлось небо, и огненный шар поразил Люцифера, унося в недра Ада, и изгнанные Адам и Женщина, которой к тому моменту муж уже дал имя Ева, увидят это свержение с небес в виде падающей звезды, необычайно яркой, о которой также расскажут потомкам.

Люцифер очнулся в Аду, на одной из миллионов площадей бесконечного мрачного города. Он не знал, сколько прошло времени, ведь Солнце здесь не сменялось Луной, как наверху, а он долгое время пробыл без сознания. Его тело ныло от нестерпимой боли, и понадобилось прийти в сознание, чтобы понять, что тело горит, хоть и не может подвергнуться разрушению, как вечна и любая божественная субстанция, однако одежды и белоснежные крылья теперь обратились в тлен и лишь уродливые огарки крыльев, будто плети свисали за спиной. Земля раскололась от удара, и от образовавшейся воронки, вдоль улицы прошла огромная трещина, из которой поднималась раскаленная плазма, стекавшая по склонам в низину, где образовала огненное озеро. Пройдя вдоль потока, он услышал шорох и направился в узкую улочку, где стены отчетливо выдавали присутствие чужака - в темноте прятался... человек. Тот попытался спрятаться от Люцифера, который внушал ему, по-видимому, ужас, ведь обгоревши, он больше не был прекрасным ангелом, а из-за поднявшейся из недр плазмы эта часть города теперь была освещена огнем, ранее бывшим лишь уделом Его, и потому внушавшим страх всем живым созданиям. "Кто ты?", спросил Люцифер. "Я? Я лишь простой смертный и не знаю, как попал сюда", пролепетал тот, при этом дрожа так, как сам Люцифер дрожал перед Ним, в ожидании наказания. "Ты один?", спросил Люцифер, но вместо ответа человек рванулся в здание, где смог найти выход с другой стороны и скрыться от жуткого демона. Зная улицы города, Люцифер проследил за пугливым человеком и обнаружил, что на одной из площадей у ответвления огненного потока сидят люди, стоная, причитая и плача.