Аннотация: "Немолодой, покинутый всеми мужчина, который не может забыть свою жену, у которого сложности на работе, долги, и к тому же, он, может быть, бездетен" беседует с матерью, надеясь, что она поможет ему.
I.
Здравствуй мама, это опять я пришел. Надеюсь, не надоел тебе со своими проблемами. Как ты? Я снова на перепутье, ничего не ладится ни в семейной жизни, ни на работе. Прямо полоса невезения какая-то. Да не нервничай, не переживай, все образуется, все будет хорошо. Ну вот, ты опять беспокоишься обо мне. Не надо. Всю мою жизнь ты меня опекала, старалась оградить от всех неприятностей, зачем? Это моя жизнь, и я должен сам во всем разобраться.
Что ты говоришь? Ты можешь мне помочь? Но как? Она ушла от меня, как тут поможешь? Я помню, как ты любила ее, как хорошо к ней относилась. Порой мне казалось, что она ближе тебе, чем я, твой собственный сын. Она говорила, что любит тебя даже больше, чем свою мать, и ласково называла тебя: "Мама", помнишь? А ты говорила ей, что у тебя никогда раньше не было дочери, а теперь есть! Ты всегда умела ее выслушать и дать ей добрый совет. Может я и был ей плохим мужем, но ведь она была членом нашей семьи. Она любила меня и тебя, называла тебя мамой, а потом так поступила, разорвав все, что нас связывало.
У нас не было детей: мы так и не узнали, по чьей вине. Может, это я такой, может, она, а, может, мы просто несовместимы. И все-таки мы прожили вместе больше десяти лет. Как она могла? Нет, не надо ей звонить, не надо беспокоить. Она все решила: она больше не любит твоего сына-неудачника. Видишь, как ты воспитала меня! Нет, конечно, это не твоя вина, я сам вырос такой, во всем виноват только я. Думаешь я не знаю?
Пытался продвинуться на работе, получить должность повыше, больше денег, лучшую ставку, целовал чьи-то задницы, чтобы этого добиться. А потом, когда этот старый идиот наконец-то ушел на пенсию, они отдали его должность сыну главного инженера. Этому недотепе, который ничего не смыслит в нашей работе. Столько времени, сколько труда я потратил зря и зачем? Думаешь ей понравилось, что ее мужа отпихнули от сытного пирога, как собаку? А ведь это время я мог провести с ней: в кино бы сходили, в гости, в ресторан, уехали бы куда-нибудь в отпуск, да мало ли чего. А я пропадал на работе, надеялся на повышение, делал какие-то дополнительные задания, обещал ей, что скоро все будет по-другому, а тут...
Что ты говоришь? Она должна была понять? Может быть. Но когда у женщины нет ребенка, а муж занят работой, ей становится грустно и одиноко. Что? Ее работа? Ты же знаешь, мама, она всегда относилась к своей работе с прохладцей. Она там все знает, ей не очень нравится коллектив, и она всегда хотела найти другую работу. С ее специальностью она всегда может найти работу получше. Нет, не надо ей звонить, что можно ей сказать, я не понимаю. Ты была ей МАМОЙ, когда она была со мной. Сейчас ты ей посторонний человек, как и я. Бывший! Слово-то какое, бывший, как бывшее в употреблении грязное белье. Ладно, не буду больше. Хорошо, я позвоню ей, передам от тебя привет, скажу, что ты спрашивала о ней.
Кто он? Я ничего не знаю, не хочу спрашивать ее, унижаться. Чем он лучше меня? Да ВСЕМ, потому что она сейчас с ним, а не со мной. Ладно, не буду об этом. Зачем тревожить старые раны? Знаешь, мама, я не понимаю, почему я все время говорю о ней, потому что все еще люблю ее, или потому что потерял ее навсегда.
II.
У меня так много вопросов, на которые я никак не могу найти ответы. Вроде, взрослый человек, уже под сорок, а я все бегу к тебе, советуюсь, спрашиваю. Наверное, ты для меня, как психотерапевты для других. Только ты не прописываешь мне таблетки и не берешь у меня деньги за потраченное время.
Мама, мама, если бы ты знала, как бы мне хотелось вернуться обратно в детство, когда я был маленький. Ты пела мне свою колыбельную песню. Она была такая грустная:
"Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной".
Ты, конечно, помнишь эту песню.
Я закрывал глаза, но, когда ты уходила, думая, что твой сын уже уснул, горько плакал в подушку от этой песни, от этих слов, от твоей любви. Наверное, я знал, что детство мое пройдет быстро, и скоро я не услышу твоего голоса и твоей песни. А сейчас я опять хочу вернуться в те дни и вечера, но знаю, это невозможно. Все мои тогдашние трудности можно было легко разрешить, и ты всегда помогала мне.
А сейчас? Везде одни проблемы. Вот ты говоришь, что мне нужно не торопить события, найти другую женщину, узнать ее получше и, может, это будет та, которая мне нужна. Я пробовал, но, наверное, я больше не привлекаю женщин. Кому нужен немолодой, покинутый всеми мужчина, который не может забыть свою бывшую жену, у которого сложности на работе, долги, и к тому же, он, может быть, не может иметь детей. Теперь ты понимаешь меня? Только не надо спорить со мной. Чем ты можешь мне помочь? Разве что спеть свою грустную колыбельную.
Иногда, когда ты работала допоздна, я отправлялся к родственникам с ночевкой. У них была дочка, девочка примерно моих лет, и мы играли вместе. У них всегда было шумно, они громко разговаривали, пели песни, спорили с соседями. А когда наступала ночь, я часто лежал в кровати и думал, что будет со мной, если вдруг ты умрешь?
Я считал, что когда мне будет 10 лет, тебе будет 38, когда 15, тогда, 43. Так я доходил до того момента, когда мне становилось 40, как сейчас, а тебе 68. Я не представлял себе тогда, что мне будет когда-нибудь 40 лет, а больше думал, какая ты будешь старая. Будешь ли ты еще жива, думал я, и мне становилось страшно. Страшно оттого, что мне было только 5 лет, потом я выросту, а ты, мама, постареешь.
А помнишь, как мы однажды бросили все и уехали к твоей двоюродной сестре? Тебе дали на работе отпуск, ты купила два билета на поезд и мы поехали. Я в первый раз уезжал из города. Как было все интересно: мелькающие пейзажи за окном, остановки, люди в вагоне. Они выходили из поезда, их встречали. На перронах проходящих станций всегда что-то продавали. Мы с тобой выходили из вагона на долгих остановках и гуляли по перрону. Ты покупала мне газированную воду из автомата; на фрукты, овощи и орехи, которые продавали, у нас не было денег. Я ничего не просил, я все понимал. Однажды я засмотрелся на спелые вишни, и дядя-продавец насыпал мне небольшой кулечек. Ты стала предлагать ему деньги, но он не взял. Вишни были очень вкусные, я хотел, чтобы ты тоже попробовала, но ты съела две-три штуки и сказала, что больше не хочешь.
А какой необыкновенно вкусной казалась мне еда в поезде! Мы взяли с собой огурцы и помидоры, а еще ты сварила в дорогу картошку, яйца и кусок курицы. Мы ели все наши припасы с таким удовольствием! А потом проводник принес горячий, крепко заваренный чай в серебряных подстаканниках. Мы пили этот чай, обжигаясь. До чего он был вкусный!
Мы приехали в город, где жила твоя двоюродная сестра. Когда мы ехали к ней, ты говорила, что у нее не сложилась жизнь. Я ожидал увидеть грустную женщину в темном, которая старше тебя. Но она оказалась гораздо моложе тебя и показалась мне веселой, жизнерадостной и даже красивой. Она встретила нас на вокзале, и мы с ней сразу подружились. Она много говорила о своем городе, о том, сколько интересного мы здесь увидим, спрашивала о моих планах, чем я занимаюсь, что мне интересно. Она жила в небольшом домике где-то на окраине города. Туда ходили трамваи.
Мы гуляли по городу, она нам показывала дом, где в детстве жил известный писатель, мы ходили в кино, катались на аттракционах, смотрели картины в городском музее. Потом мы сели на пароход и смотрели на город со стороны реки. Я не понимал, как и почему у нее не сложилась жизнь. Она была такая хорошая и добрая. Через несколько дней мы уже сами знали город. Когда она уходила на работу, мы с тобой садились на трамвай и снова посещали те места, которые полюбили. Ты покупала мне вкусное ванильное мороженое, помнишь?
А в выходные она научила меня кататься на велосипеде. Сначала у меня ничего не получилось, я падал и никак не мог удержать равновесие. Уже хотел все бросить, а она только смеялась и снова показывала мне, как нужно начинать движение, как разгоняться и как тормозить. Она держала велосипед, я влез на него и стал медленно крутить педали. Потом она отпустила велосипед и я поехал. "Я еду, еду, смотри, у меня получается!", - громко кричал я. Мы катались с ней до темноты, потом у меня даже немного болели ноги. Как мне было хорошо в том городе, с твоей двоюродной сестрой! Две недели которые мы провели там с тобой казались самыми счастливыми в моей жизни. Потом мы приехали домой, я был немного грустен, потому что наше путешествие закончилось, потому что я уже скучал по ней и потому что дома у меня не было велосипеда.
А потом она умерла. Сколько ей было тогда? Рак съел ее буквально за несколько месяцев, может быть, доктора его поздно обнаружили. Ты ездила на похороны одна, помнишь? Ты потом говорила, что не узнала ее. Она лежала в гробу худая, бледная, измученная, а я помнил ее веселой, жизнерадостной и болтливой. Мне было тогда лет пятнадцать, но я часто вспоминал ее и горько плакал.
III.
Я столько помню разных историй из моего детства, не хочу тебе морочить голову. Ты всегда старалась отстранить меня от всех напастей, чтобы я дольше не узнал, какая тяжелая жизнь меня ожидает. Может, напрасно? Я узнал жизнь раньше, чем ты думаешь.
Однажды я гулял в соседнем дворе и вдруг увидел толпу, которая обступила кого-то. Я подошел поближе и увидел старика. Он лежал на земле, у него была разбита голова и кровь текла по лицу и рукам. Старик был мертв. В толпе говорили, что его сын заболел какой-то смертельной болезнью. Отец приехал к нему издалека, не смог этого пережить и выбросился из окна. Приехали врачи на машинах с темными стеклами. Они закрыли старика простыней, положили на носилки и увезли куда-то. Эта белая простыня сразу пропиталась кровью.
Мне было тогда лет 5 или 6. Я пришел домой и рассказал, что увидел. Ты прижала меня к себе, посадила на колени, целовала мои мокрые глаза и утешала. Ты говорила, что жизнь очень тяжелая и что люди должны быть сильными, чтобы преодолеть эти невзгоды. Еще ты говорила, что всегда будешь со мной и всегда поможешь мне. А я все никак не мог успокоиться, все видел этого человека, лежащего на земле, и эту окровавленную простыню.
Знаешь, мама, почему я тогда плакал? Мне, конечно было жаль старика и его сына, который заболел. Я плакал потому, что представлял СЕБЯ под такой простыней, представлял, что когда-то и меня вот так накроют и отвезут куда-то.
И все же у меня было счастливое детство, несмотря на то, что у меня не было хорошей одежды, как у других детей. У нас не было денег, и мы многого не могли себе позволить. Помнишь тот салатовый свитер? Я надевал его почти каждый день во втором классе. Он был очень теплый. Мне казалось, что в нем есть немного твоего тепла, потому что ты купила мне его. А через год он как-будто скукожился, рукава стали коротки, и я не мог его одеть. Ты отрезала рукава и сделала из этого свитера жилетку. Я надел ее и пошел в школу. Как же смеялись дети: они ведь помнили мой свитер. Я смеялся вместе с ними, говорил, что очень подрос за лето. Мне было немного стыдно, но я все равно продолжал в ходить в этой жилетке. Я надевал поверх нее пиджак, так чтобы ее не было видно. Скоро о ней все забыли.
Я понимал, что у нас нет денег, что ты воспитываешь меня одна. Дети в школе тоже понимали это. Просто дети очень жестоки, они должны воспитывать в себе эту силу и стойкость, чтобы выжить в этом жестоком мире. Только я не мог быть таким, не мог ударить кого-то, чтобы доказать свою силу, не мог даже дать сдачи. Странно, что дети не трогали меня: они смотрели на меня, как на пустое место.
Помнишь, однажды ты увидела синяки на моем лице. Это соседский мальчишка крепко побил меня за что-то, а может просто хотел показать свою силу. Ты взяла меня за руку, и мы пошли к нему домой. Я не помню, что ты сказала его родителям, только его отец громко позвал сына и так ударил его, что тот отлетел в угол и разбил себе голову. Отец ничего не спросил у сына, он видел только, что тот выше меня на целую голову. Мне было даже жаль его.
А может, зря ты это делала? Может, ты должна была позволить мне, чтобы я сам решал свои проблемы и не надеялся на тебя. Ну побили бы меня еще: научился бы давать сдачи? Может быть, я бы смог разобраться со своей женой, и она бы не ушла? Да что я опять об этом.
Знаешь, а ведь после того, как она ушла, я хотел бросить все, поменять, уволиться с работы, переехать в другой город, чтобы ничто не напоминало о ней. Думаю, это было бы очень правильным решением, снова начать все заново: найти новую работу, жить в другой квартире, встретиться с другими людьми. Но я представил себе, что ты будешь далеко от меня, и я не смогу к тебе приезжать так часто. Ведь ты не сможешь переехать со мной. Нет, мама, не уговаривай меня, сам я не перееду. Я не оставлю тебя одну. Здесь я хоть могу приезжать к тебе, разговаривать, а там? Думаешь, что я смог бы начать все сначала и устроиться на новом месте? Ты правда так думаешь?
IV.
Вот еще одна история из детства, знаю, ты их очень любишь. Может быть, я уже рассказывал ее. Помнишь, ты купила мне маленький желтый мячик с разводами. Он был легкий и высоко прыгал. Когда я принес его во двор в первый раз, мы стали играть. Вдруг кто-то случайно ударил его так, что он взлетел высоко и перелетел через забор. Когда мы обежали этот длинный забор и попали на другую сторону, мячика нигде не было. Наверное, он упал в открытую яму с водой и его унесло куда-то.
Я пришел домой. Мне было так грустно: я горько заплакал. Я плакал потому, что ты купила мне мячик, а я его потерял. Я думал, как этот мячик плывет сейчас совсем один, подгоняемый потоком воды. Мне было так жаль и его, и тебя, мама. Я знаю, он стоил совсем дешево, но я его так любил.
Скажи лучше, как тебе здесь живется? Я уже столько наговорил о своих проблемах, а ты все молчишь. Тебе жаль твоего бестолкового сына. Не надо так говорить? Но ведь это так. Тебе, наверное, надоело слушать мои детские воспоминания.
Хочешь, расскажу о своих студенческих годах? Это именно то, о чем ты не знаешь, о чем я никогда тебе не рассказывал. Ты гордилась мною, что я поступил в колледж. Может, это был не самый лучший колледж, но ведь они приняли меня учиться совершенно бесплатно. Я действительно хорошо учился в школе. Кстати, в этом колледже до сих пор есть хорошая программа именно для инженеров. Тогда-то я в первый раз уехал из дома. Ты еще волновалась, как я смогу сам и жить, и учиться. Почему-то ты думала, что я совсем не приспособлен к жизни. А я смог, даже устроился на вечернюю работу, чтобы самому оплачивать свою квартиру.
Мы жили втроем. Плата за квартиру была совсем небольшая, но я все равно решил содержать себя сам, не хотел, чтобы ты платила за меня. Знаю, мама, ты могла бы продолжать обо мне заботиться. Тебе, наверное, не понять этого, но я хотел стать независимым, хотел стать мужчиной, уйти из-под твоей опеки, понимаешь? Я устроился на первую же работу, куда меня приняли - мыть посуду в ресторане в выходные по вечерам. Это только кажется, что, мол, подумаешь, мыть посуду. Этих проклятых тарелок за вечер набиралось столько, не знаю, сколько я их вымыл - сто, двести, тысячу. В кухне всегда стоял пар и было жарко от горячей воды и огромных плит, на которых повара готовили еду. Там работало несколько вентиляторов, но и они не справлялись и не давали прохладного воздуха. Летом мы просто задыхались.
В те вечера, когда праздновались свадьбы, приходилось мыть столько тарелок, что мои пальцы распухали и становились, как большие красные сосиски. По ночам пальцы так ныли, что мне было больно даже пошевелить ими. Потом я привык. Ты, наверное, спросишь, почему я не пробовал искать другую работу. Не знаю, мне казалось, что тут неплохо платили, а ресторанной еды иногда оставалось столько, что я мог принести домой и угостить ребят, которые со мной жили.
Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, они решили отпраздновать мой день рождения. Я принес еду, а еще накануне в ресторане мне дали большой кусок торта: они знали о моем празднике. Видишь, как все уважали твоего сына, а ведь я только мыл посуду. Ребята купили всякие напитки: кажется, на столе тогда стояли и вина, и коньяк, и еще что-то. Они привели с собой девушек, с которыми встречались. У меня никого не было. Знаешь, что они сделали? Они нашли и для меня какую-то девушку, не хотели, чтобы я справлял свой праздник один.
V.
Было очень весело, играла музыка, а рядом со мной сидела девушка, которая... потом я узнал, что это был мой подарок от ребят, понимаешь? И все же я очень благодарен им, а еще больше рад тому, что смог, наконец, уйти из-под твоей опеки, я же не думал тогда, что после колледжа снова вернусь домой.
В этот день они заставили меня выпить понемногу из всех бутылок, которые стояли на столе. Потом сказали, что я успешно прошел боевое крещение и теперь могу считать себя взрослым. Конечно, я немного опьянел, чувствовал головокружение и комната ходила ходуном. Ребята оставили девушек за столом и отвели меня в ванную. Там меня вырвало, и они заставили меня постоять минут десять под прохладным душем. И, действительно, когда я снова вышел к ним, я уже не чувствовал такой дурноты и комната больше не кружилась. Только я все думал, как хорошо, что ты не видишь этого и не знаешь, что я делаю.
Они ушли со своими девушками и оставили меня наедине с той, которую привели для меня. Так я стал мужчиной. Сейчас об этом легко говорить, а тогда мне казалось, что я совершаю что-то гадкое, стыдное, неприличное. Думал потом, что смогу встречаться с этой девушкой, но ребята только посмеялись надо мной. Они сказали, что с такими как она не встречаются. Оказывается, они заплатили ей за то, чтобы она провела со мной время, понимаешь? С тех пор я ее никогда не видел. Но я все же благодарен им за то, что они не смеялись надо мной, как другие, а старались помочь, как могли. Потом я немного осмелел и даже знакомился с другими девушками.
Сколько раз я пытался рассказать тебе об этом, мама, если бы ты знала. Пытался написать письмо, хотел сказать по телефону, но так и не смог. Может быть, я тебя боялся и почему-то опасался, что ты не так поймешь меня, не примешь меня нового, не ребенка, каким я был раньше, но, мужчину. Зря, наверное, не сказал, ведь ты любила меня. А боялся, наверное, потому, что ты видела и любила меня, как свое дитя, как ребенка, а теперь я совсем другой. Ты понимаешь меня?
Помнишь, я закончил колледж, вернулся домой и устроился на работу по специальности. Ты решила, что мне нужно создать семью, жениться, и стала искать мне невесту. Спрашивала у знакомых, друзей, звала в гости. Они приходили к нам, но мне никто не нравился. Одна была очень умная, другая некрасивая, третья легкомысленная. Я говорил тебе, что встречаюсь с девушками, чтобы тебя не обидеть. На самом же деле, я просто уходил из дома, гулял по улице, ходил в кино, встречался с немногочисленными знакомыми.
Однажды я так гулял и увидел, как один мужчина громко разговаривает с девушкой. Она почти плачет, хочет уйти, а он хватает ее за руки и не дает уйти. Еще бы немного - и он ударил бы ее. Я не выдержал и сказал ему: "Оставь ее, ты что не видишь: что она не хочет говорить с тобой". Он был очень зол, заорал на меня, чтобы я не вмешивался не в свое дело, а когда я что-то ответил, так ударил меня, что почти вывихнул мне челюсть. Она помогла мне подняться и отвела к себе домой: она жила неподалеку. Она прикладывала лед к моему ушибу, мне стало так хорошо, что в благодарность я поцеловал ее руку. Так мы и познакомились. Но что я опять о ней, и ты знаешь эту историю, давай о другом.
Рассказать тебе о своих делах на работе? Все знают, что я хороший, безотказный работник, тружусь в этой компании больше шестнадцати лет. Меня не повышают, может, это и правильно. Я не могу выступать на трибуне, не могу даже объяснить, почему не согласен с некоторыми решениями начальства. И главное, ведь я бываю прав. На одном собрании я возмущался, что они решили запустить новую машину в производство. Я говорил, что она работать не будет, что нужны тесты, доработки, что толку выпускать неопробованную продукцию. Что бы ты думала: я оказался прав, получилось все так, как я говорил, пошла некачественная продукция. И что же?
Они сделали меня виноватым. Как будто это я не проверил, не сделал достаточно тестов, а потом возмущался, что, мол, сдаем бракованную продукцию, хотя я к этому никакого отношения не имел, только сказал, что нельзя торопиться с запуском. Но ведь нельзя перечить начальству, когда они все решили. Мне вынесли выговор, лишили премии. В должности не понизили и не уволили просто потому, что у них больше нет такого специалиста. Но глава компании смотрит на меня теперь, как на врага. Да что говорить, самое лучшее, что я могу сделать сейчас, это найти другую работу и забыть весь этот кошмар. Эх, надо было мне уехать тогда. А может не поздно еще, как ты думаешь?
Помнишь, в детстве я спрашивал тебя про отца, хотел узнать, почему он не с нами: разве он не любит меня? Ты сказала, что когда я вырасту, то пойму все сам. Наверное, я понял, только ведь это не ты ушла от него, как моя жена. Это он нашел себе другую женщину: моложе, удачливее, даже богаче. Я никогда не чувствовал себя уверенно рядом с отцом. Я боялся его взгляда: он смотрел на меня так, как будто я - не его сын. Он никогда не приводил меня в свой новый дом. Он давал мне понять, что в молодости совершил ошибку, что я - его ОШИБКА. Пока я был совсем маленький, я не понимал этого. Он дарил мне какие-то подарки, угощал мороженым.
Помню, мы были в кино, а он куда-то опаздывал. Мы даже не досмотрели фильма, он только сказал, что ему нужно идти, и потянул меня за руку. Было больно. Я старался больше не смотреть на него. Когда через несколько лет я не захотел с ним встречаться, это было облегчением для него. Зачем ему сын, который ходит все время в салатовом свитере? Он стеснялся меня.
Он даже не пришел на мою свадьбу, подумаешь, бастард женится, большое дело. Когда его жена позвонила (как она нашла меня, не знаю, наверное, это ты, мама, дала им мой номер) и сказала, что ему (видишь, я даже не хочу назвать его отцом) осталось совсем немного. Я сказал ей, что "сожалею", но так и не пришел к нему. Зачем? Дать ему понять, что прощаю его? В чем? Что я был его ошибкой? Нет, я не хотел его видеть, когда он был молодым, не хотел видеть его и старым беспомощным стариком. Я даже не спрашивал у тебя, ходила ли ты к нему на похороны или на могилу. Если и ходила, я тебя не виню. Верно, вас связывало нечто большее, чем меня и его. Ведь это вы вместе сотворили "ошибку".
VI.
А помнишь, когда ты встретила "человека", как ты говорила? Мне было тогда лет 7-8. Ты приходила домой поздно, была хорошо одета (или мне так казалось), от тебя пахло духами. Иногда ты приносила цветы. Человек этот был толстенький, лысенький, говорил так медленно, важно, обстоятельно, одевался красиво, пиджаки надевал. Я не понимал тогда, что ты, конечно, хотела устроить свою личную жизнь. Сколько же можно жить одной? Я хоть и был у тебя, но я - это сын, а не муж.
Этот человек пытался подружиться со мной. Он покупал какие-то машинки, спрашивал меня, кем я хочу быть, как я учусь в школе, и т.д. Я очень боялся, что если ты выйдешь за него замуж, ты больше не захочешь видеть меня рядом, как отец. Знаешь, что я сделал? Я никогда тебе этого не говорил. Этот человек спросил меня, много ли к тебе приходило других мужчин. Я ответил, что да, почти каждый месяц приходит кто-то новый, дарят мне подарки и даже дают деньги.
Когда он ушел, ты плакала. Я понял, что это случилось из-за меня, из-за того, что я соврал ему, а он поверил. Мне было жаль тебя, но еще больше мне было жаль себя. Я ведь говорил тебе, что дети - очень жестокие существа. Значит, и во мне была эта жестокость. Ты прости меня, мама, очень тебя прошу. Прости.
Мама, мама, почему вся твоя жизнь была посвящена мне? Тебе нужно было позаботиться о себе, устроить свою жизнь, выйти замуж, а мне дать возможность самому справляться со своими проблемами. Молчишь? Я же прав, ты знаешь. Вот и сейчас: моя жена ушла, этого следовало ожидать. Мы перестали быть близкими людьми. Никто не виноват, так сложилось жизнь. Поэтому не надо считать правым меня, виноватой ее, как ты это делаешь всегда.
Помнишь ту историю с детским летним лагерем? Путевки стоили совсем дешево. Многие ребята из нашего класса поехали. Я тоже очень хотел поехать. Мне уже исполнилось девять лет. Мне так хотелось уехать в другой город, жить с детьми. Они потом рассказывали, что играли в футбол, купались в море, смотрели фильмы, жили в палатках. Они даже ходили смотреть восход и заход солнца, представляешь? Но ты не пустила меня. Сказала, что я болезненный и слабый ребенок и обязательно заболею там. Почему, мама? Ты, наверное, боялась за меня, что я могу утонуть, что со мной может что-то случиться. Нет, мама, НИЧЕГО бы со мной не случилось. Я ведь так никогда и не встретил восходы и закаты. Вернее я видел, как солнце всходит и заходит. Но все это было не то. Я не был вместе с ребятами, мы не смотрели радостно друг на друга, когда видели лучи восходящего солнца. Ты понимаешь меня, мама?
Кто-то тронул его за плечо, он вздрогнул и резко повернулся. Рядом стоял старый человек с седой бородой. Он уже где-то видел этого человека.
- Зря вы сюда так часто ходите, - сказал старик. - Им здесь хорошо, спокойно, а вы все приходите, говорите, беспокоите их.
- Здесь моя мама, - ответил он. В его глазах стояли слезы.
- Понимаю, вам плохо без нее, но дайте ей покой, не тревожьте ее. Да и место здесь не для живущих. Поверьте мне, уж я-то знаю.