Квартира пропиталась запахом неустроености и скандалами. Свисающие лохмотьями замусоленые обои, давно не беленый потолок с клочьями паутины на углах, пыльно-серая тюль на окнах. Запах прокисшего майонеза, дешевой водки, гнилой картошки, мокрых окурков, словно от мусоропровода на лестничной площадке. Сколько не проветривай, помогает только на время уборки, потом пропитавшая стены и мебель вонь отыгрывает свое.
И постоянная ругань. Сейчас мать орала на очередного халаля. Айдара. До этого были Сашек, Слава, Вазген, Олег - всех не упомнишь.
Сытнее всего жилось с Вазгеном. Он приносил яблоки, арбузы, овощи, орехи. Всегда свежие, такие, что хоть на выставку или картину, а не битые или подмороженные. Но армянина Мишка возненавидел после сказанной им соседям фразы "Не повезло мальцу. Хороший парень, а мать - стерва и шлюха". И был рад, когда кавказца выперли из дома.
Олег был добрым. Но слишком мягким. Он даже с мамой не ругался. Просто слушал, понурив голову, моргая белёсыми ресницами. И ушел сам, незаметно. Мама сначала удивилась. Потом кинулась обыскивать квартиру - не пропало ли чего? Хотя что тут можно украсть? А потом рассмеялась: "Тоже мне, нежёнка, рохля. Кому такой нужен? А мне хахаля искать - только свистнуть".
Мишка тоскливо выдохнул. Отца он не знал. Видел в свидетельстве о рождении фамилию да имя, но только догадайся, настоящие, или в роддоме придуманые, чтобы прочерк в документе не стоял. До семи лет жил у бабушки, а как в школу идти, так мама забрала к себе в город. Потому как от их вымирающей деревни, на полторы сотни в основном пенсионных душ, до райцентра десяток километров, каждый день не наездишься. И вся вторая половина недолгой жизни мальца проходила в атмосфере переходящих друг в друга гулянок и скандалов.
- Убирайся! - визг матери пробивал стену, второй волной шел через двери и коридор:
- Я тебя любила, но сейчас всё к тебе выгорело! Уходи прямо сейчас!
Мальчишка забрался с головой под одеяло, навалил сверху подушку. Перед соседями стыдно. В милицию они уже давно не жаловались. Какой смысл? Ну, приедут, заберут на ночь очередного разбушлатившегося Вериного сожителя. А он, как выйдет, с предъявами прямо к соседям и пойдет. Были преценденты.
Маме-то все равно. Засмеется белозубо: "Ну что поделаешь, не везёт мне с мужиками. Видимо, всё вымерли. Или мой еще не родился. Может, с кем познакомите?"
Знакомили уже. Тем же самым дело заканчивалось. Скандалами. Кто умнее, сами уходили. Тупых мать выгоняла. Агрессивных сажала в тюрьму - за хулиганство и нанесение телесных повреждений. Но она кого угодно из себя выведет.
- Молчи, сучка! - Хлюпающий удар. Мама замолкает. Звук падения на диван.
Мишку, будто пружиной, выбросило на середину комнаты. Руки, ноги, все тело била крупная дрожь. Ментов звать? А когда приедут? Что за это время еще с мамой сделают? К соседям? Так те вмешиваться не будут. В лучшем случае вызовут тот же самый наряд.
- Не надо, Айдар, не надо, прошу, - стонал, молил женский голос.
Подросток выметнулся в коридорчик. Слева - полуоткрытая дверь, за которой слышатся борьба. Вмешаться? Что ребёнок может против взрослого мужика?
Справа - темный зев кухни. Туда!
Под мойкой туристический топорик.
Подкрасться сзади, оглушить обухом по кумполу - любому хватит. А если нет - добавить острием.
Теперь в спальню.
Айдар, почему-то без трусов, барахтается сверху, подмяв под себя женщину . От вида его толстой задницы живот Мишки скручивает позыв к тошноте. Из-за мужского плеча поблескивают мамины глаза. Останавливаются на занесенном топоре. Она визжит: "Нет!". Сталкивает с себя сожителя. Тот откатывается к стенке, разворачивается, видит идущего к нему с отнесённой для удара рукой мальчика. Громко пукает. Прикрывает пах руками. Через пальцы начинает обильно сочиться жёлтая жидкость. Описался, что ли?
Все это настолько жалко, неожиданно и смешно, что вся агрессивность уходит.
Мишка распрямляется:
- Ты, это. Еще раз тронешь маму - зарублю. Во сне. И ничего мне за это не будет, я несовершеннолетний. Понял?
За порогом выдыхает. Крадется на кухню, берет там, для надежности, самый большой нож. Семенит в свою комнату. Клинок кладет под подушку, топорик на простыню, под руку. Дверь подпирает стулом.
За стенкой шевеление. Айдар выкатывается в коридор, матюкаясь, но полушепотом, быстро собирается. Уходит, хлопая дверью, на прощание, не сдерживаясь, орет: "И сама ты шалава, и сын твой бандит!"
Слава богу. Теперь можно поспать спокойно.
Когда просыпается, дома никого нет. Непривычно чисто. На столе записка маминым почерком. "Миша, уходи. Ты мне всю жизнь сломал".
Подросток грустно вздыхает. На глаза наворачиваются слезы.
Ну и ладно. Если ни с кем ужиться не можешь, живи одна.
Собирает в рюкзачок вещи. Денег нет, потому придется идти пешком. До Талого десять кэмэ. Это двадцать тысяч шагов. Поживу у бабушки. А там мать одумается, приедет, заберет.
Или в детдом пусть отдает, ожесточается Мишка.
И начинает счет шагам. Впереди у него долгий путь.