Ледовский Вячеслав Анатольевич : другие произведения.

"Конец света", постапокалипсис и прочие неприятности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник рассказов Собрано в один файл многое, что тут есть

  Оглавление
  
  1. Вечность длиною в сутки
  2. Один день из жизни отдыхающих
  3. Тоже является частью Вселенной
  4. Холодное лето 2053-го
  5. Метод защиты
  6. Вторая попытка
  7. Под светом звезды
  8. Темна вода во облацех
  9. Nimil v, цена свободы
  10. На грани
  11. Жрец
  12. Коловращение
  13. Последний
  
  14. Тараканы Микитки
  15. Розовый снег
  16. Дожить до армагеддона
  17. Армагеддон
  
  1. Вечность длиною в сутки
  Вячеслав Ледовский
  Если при наступлении конца света ничего не изменилось, значит, мы изначально живём в аду
  
  
  Шесть часов две минуты. Время всегда одно и то же. Чем бы Рогов не занимался накануне, просыпался он всегда в шесть часов две минуты. Зато отдохнувший душой и телом. Такой, что хоть стометровку беги или за шахматную партию садись.
  И первое, что Макс испытывал при взгляде на будильник, а потом на изрядно надоевший, напоминающий контуры Африки абрис тучи за окном - это разочарование. Хотя несомненные плюсы в подобном пробуждении в одно и тоже время, обстановке и состоянии тоже присутствовали. Особенно если на ночь глядя приходилось перебрать коньячка либо еще чего позабористее. Или, не дай Бог, накануне что и более недоброе случалось. Под шального лихача, к примеру, попадал. Либо, как несколько раз бывало, разгоряченные агрессивные ребята принимали за недоброжелателя и пристреливали по ошибке. А то и просто так - от неизбывной тоски этого самого всеобщего затянувшегося существования.
  Как выяснилось, вечная мечта людишек, бессмертие, оказалось вещичкой не столь уж притягательной. Нежданно для многих в невозможности раз и навсегда умереть обнаружилась масса недостатков. Не для творческих личностей - эти-то в любой ситуации найдут чем заняться. И не для быдла. Для которого нет ничего лучше, чем, освободясь от всяческих забот и тревог, в угоду своему чревоугодию, похоти или иным примитивным влечениям прожечь еще один день. А вот основная масса, к которой принадлежал и Макс Рогов, как-то провисла. Потеряв и кнут - в виде необходимости каждодневно заботиться о настоящем и будущем для себя и своей семьи. И пряник: шанс когда-нибудь кардинально к лучшему изменить свою жизнь. Лишенная почти всякой мотивации карусель всякий раз, по сути, одних и тех же суток порой приводила к достаточно неприятным последствиям в виде амока. Когда ничем не примечательный и не выглядящий опасным человек просто начинал убивать всех подряд. Конечно, почти все подобные рецидивисты уже давно идентифицированы. Заменившие полицию дружинники их заблаговременно отлавливают, а при невозможности изолировать и перевоспитать охотно отстреливают. Логично обосновывая это необходимостью защиты законопослушных граждан. А по сути, потому, что именно такая повседневная игра в шерифов подобному типу людей больше всего и нравится.
  Но периодически крыши срывает и у тех, от кого тяги к всеобщему уничтожению даже не ждешь. С одной стороны, такие неофиты несколько разнообразят уже порядком затянувшееся и достаточно однообразное существование. В том числе и тем, что стимулируют желание поучаствовать в ответной охоте. Вполне безопасной, поскольку окончательно и бесповоротно умереть все равно не удастся. Но, с другой стороны, если ты человек мирный, и тебя ждет любимая женщина, то разве стоит лишать себя каждодневной радости общения с ней?
  - ... коллайдер, - сработал таймер на телевизоре, включив новостную программу, - устранить самопроизвольное ускорение потока не удается, но эксперты убеждены в отсутствии любых опасностей...
  Запись была еще из той, прежней жизни. Через секунды ее, как и все прочие давно известные и порядком устаревшие новости сменит прямой эфир. Где опять, как десятки, сотни и тысячи суток назад, сообщат, что ученые и власти делают все возможное. Что мир продолжает вполне устойчиво существовать, и главное - быть терпеливым, спокойно и по-доброму относиться ко всему окружающему. И так далее...
  Ну вот, началось. Макс прослушал свежую сводку, которую в этот раз прочла молоденькая, изрядно волнующаяся шатенка в обтягивающем внушительный бюст синем платье. Видимо, обслуживающий персонал, иногда подменяющий профессиональных дикторов. После того, как изображение девушки сменила запись балета - в этот раз классика,  "Лебединое озеро", вырубил телевизор.  А потом - во избежание нежелательных звонков, и телефон. Конечно, большая часть тех, кто был не против провести еще один денек с Максом, вставала значительно позднее. Но и ранних пташек хватало. С которыми встречаться просто не хотелось. Ну, может быть, если когда-нибудь в далеком будущем. Эдак через миллион дней. Или больше.
  За стеной задребезжал, затем грохнул и разбился вдребезги будильник, пущенный в эту самую стену мускулистой рукой Валеры. Сосед отличался завидным постоянством. Или незавидным.
  - Какого хрена! - завелась на супруга визгом ржавой бензопилы Тамарка, - почему ты мне никогда поспать-то не даешь!!
  - Выспишься еще - с удовольствием рявкнул на жену Валера, - ладно, я быстренько за пойлом и хавчиком сгоняю... А ты рыбку малосольную спроварь. Как всегда! Ну ладно, я попер.
  Через секунды грохнула входная дверь. Последнее время за давно ставшим бесплатным алкоголем Валера ходил прямо в семейных трусах, в которых и спал. Не озабочиваясь ни одеванием, ни, тем более, умыванием. Но к этому все уже привыкли.
  - Пристрелить его как-нибудь, что ли, - лениво подумал Рогов. - За неуважение к окружающим...
  По размышлении решил, что не стоит. Сосед был мужиком простым, за обиду бы рассчитался точно. Лишних проблем не хотелось. А поскольку вставал Валера рано, почти одновременно с Максом, и отличался прямым, как лом, характером конкретного десантника, то создал бы их массу.
  - Отношения с близким соседом важнее, чем с дальней родней, - заключил Макс. - Оки, пора одеваться и валить из дому... Пока народу на улицах мало, и какие нежелательные гости не заявились.
  К таковым Рогов в первую очередь относил несколько десятков женщин. На встречи с которыми в минуты, а точнее, дни периодически накатывающей усталости и внутренней слабости он раньше порой отвлекался. Дамам он нравился, и тем, как правило, хотелось продолжения банкета. Но для Макса такие интрижки оборачивались раздражением на себя. Чувством вины перед Ольгой, которая безропотно переносила его периодические исчезновения. И пониманием того, что самое лучшее, правильное, искреннее, что может в его жизни быть - так это любимая женщина. И каждая минута вне общения с ней - это предательство. Себя, нее, и чего-то более важного, грандиозного, чем они оба.
  - Может быть, все это, ну, то, что случилось, для того, чтобы мы были вместе. Всегда? - как-то спросила его Оля.
  Тогда он скептически отмолчался. Но все чаще думалось - может быть, она и права. Кто знает пути и намерения Господа?
  
  Утро.
  
  Со двора Макс выехал в половине седьмого. Старенькую Ниву прогревать не стал: завел и сразу тронулся. Смысла беречь двигатель не было. Все равно завтрашним утром, которое всегда сегодняшнее и одновременно вчерашнее, он будет точно таким же. Но под ливень, который начинался около семи, попадать не хотелось. Что  в этом мире было на сто процентов постоянным, так это погода. Дожди и солнышко, порывы ветра, туман под вечер: всегда в одни и те же часы, минуты и секунды. Хоть время сверяй. Облака на небе - всегда одних и тех же очертаний. И животные. Для них, в отличие от человечества, каждый день был как новый. И только люди почему-то помнили это постоянно копирующееся в сегодня "вчера" - 4 мая. Которое никак не хотело, а может, уже и не могло перейти в 5 мая "завтра".
  Утро было лучшим временем для всяких дел. Суббота, потому основная масса людей еще спит. Еще нет ни охотников до развлечений всех полов, мастей и ориентаций. Периодически находящихся в поиске новых собутыльников или секс-партнеров, союзников или противников, собеседников или хоть кого-то, кто помог бы разнообразить очередной день. Нет тех, кто тратит свое время на взаимную месть и постоянно изобретает для своих врагов новые варианты засад, контратак и применяемого оружия. Нет гонщиков, обожающих на бешеной скорости носиться по улицам до тех пор, пока либо не разобьются сами, либо их не отстрелят дружинники или сердобольные граждане. Алкоголики еще не напились, психически неуравновешенные не дошли до кондиций, когда они бросаются на все и на всех, миссионеры разных религий только готовятся по-своему спасать мир, вербуя новую паству, и так далее, тому подобное. 
  Чтобы выгадать эти, самые спокойные минуты нового "старого" дня, Рогов с утра даже не брился. Все "мойно-рыльные", как выражалась его младшая сестренка, принадлежности брал с собой. Успеется. Времени до того, как проснется Оленька, еще много. Больше пяти часов. Благо, что ключи от ее квартиры вот они, болтаются на брелке. Вот там все и сделаем. А пока - по намеченному маршруту. Проспект Мира, далее на Мичурина супермаркет, где у Петровича можно затариться всем необходимым, и через десять минут финиш у подъезда Ольгиного дома. Как раз до ливня и обернемся.
  На выезде со двора Макс махнул рукой Валере, спешащему домой с полной авоськой бутылок разнообразных форм и расцветок. Вот кому все произошедшее с Землей обернулось вечным праздником. Этаким затянувшимся отпуском. Совмещенным с повсеместным "шведским столом", поскольку товарно-денежные отношения в силу явной бессмысленности свое отжили. Магазины и ларьки - во избежание лишних разрушений в виде выломанных дверей и выбитых окон, а также ущерба персоналу, ежели таковой решался остаться, всегда открыты. Бери что хочешь, жри от пуза, пей с корефанами до потери пульса. На халяву и без меры. Причем поутру никакого похмелья, травм от случающихся драк и разных болячек. Начинаешь день здоровеньким, как свеженький огурчик. Бывший десантник, прошедший контрактником с полдюжины горячих точек, наконец-то попал в свою Валгаллу. Правда, валькирия там была только одна - крашеная в кирпичный цвет Тамарка. Но Валеру она устраивала в полной мере. С десяток из прошедших тысяч дней Рогов провел с компанией соседа, за что и был зачислен им в когорту своих братанов.
  - Однако, все же не лишнее, если есть с кем нажраться ... когда доходит до потребности в таком, - решил Рогов. Если отнестись к нему беспристрастно, Валера был парнем неплохим. Хоть и, что называется, "простым" настолько, что в подобное даже иногда и не верилось. Живущим, как в анекдоте про алкаша. Который набухался до чёртиков, уснул мёртвым сном, и проспал конец света. А когда проснулся и вышел на улицу, обнаружил, что вокруг ни единой души, зато все магазины открыты, на полках - тысячи бутылок спиртного...
  - Значит, всё-таки в рай...
  Улицы в этот ранний час традиционно пустынны. Общественный транспорт перестал функционировать в первые недели после События. Изредка отдельным доброхотам приходила в голову идея поиграть в водителей автобусов, или, что случалось несколько чаще, трамваев. Но хватало их ненадолго. Потому добираться куда-либо можно было либо пешком, либо на частном транспорте. Впрочем, не обязательно своем. Угоны уже достаточно давно не считались хоть сколько-нибудь серьезным правонарушением. Вот ежели сбивал кого, тогда да, за это счет чаще всего предъявляли. Причем не только в день ДТП. А, к примеру, на следующее утро мог заявиться убитый тобой накануне человек и устроить по этому поводу скандал.
  Первыми, за исключением соседа, встреченными людьми оказались дружинники на пересечении Мира и Мичурина. Трое ребят с "Сайгами" в руках, пистолетными кобурами и наручниками на поясных ремнях приветствовали Ниву ленивыми взмахами. Макс их знал. Энергетики и охранники с ночной смены местной ТЭЦ. В шесть ноль-ноль они на секунду потеряли сознание. И очнулись в новом мире - одними из первых.  Спустя пару недель они же и стали одними из первых же дружинников, которые сначала дополняли полицию, а потом и полностью взяли на себя функции охраны порядка. К полудню, насколько Рогов был в курсе, они уходили отсыпаться. Их заменили бойцы, вооруженные более серьезным образом - "Кедрами" и АКСУ, зачастую на БМП, которыми приловчились "сбивать" излишне ретивых и чрезмерно непослушных гонщиков.
  Стоянка у супермаркета привычно пустовала. Ночные продавцы, как всегда, смену дорабатывать не стали и почти сразу же после События (оно же блек-джет или Переход) разъехались отсыпаться, оставив в здании охранника. Которому еще два часа спешить было некуда.
  - Салют, Макс, - непривычно мрачный Петрович протянул для рукопожатия поросшими рыжими волосами широкую, лопатой, кисть. Кивнул на столик у кассы, - упаковочку, что всегда берешь, приготовил, забирай.
  - Что-то случилось? Нерадостный ты какой-то, - поинтересовался Рогов. Так, в коробке мартини, коньяк, ананасы, лимончики, киви, авокадо, салат, слабосоленая форелька, мясные нарезки, актимель, торт "Прага", "правильные" сыр, хлеб, кофе, чай...
  - Да, похоже, застрелили меня вчера, - буркнул охранник. - Представляешь, вышел ночью на балкон покурить. По улице Тойота катит. Ну, и прямо в меня какая-то тварь с заднего сиденья. Из автомата. Очередью. А там третий этаж, и рядом с дорогой. Вспышка, в грудь как молотом, потом взрыв в голове. Очухался тут. Ну, в шесть утра, на рабочем месте, как положено.
  - Да уж... - посочувствовал Макс, - А с Ирой что?
  - Я откуда знаю?! Она, ежли че, только в десятом часу просыпается. Я к этому времени к ней и подойду. Проснется, и тут звонок в дверь. Ну, поймет, что это я. Сразу и успокоится.
  - Дружинникам сообщили?
  - Так у них оперативный центр еще не открылся. А что вчера было, как сам понимаешь, я не знаю...
  - Номер машины, этих придурков запомнил?
  - Да куда там. Ночь, темно. Тойота седан, серая.
  - Маловато.
  - Вот то-то и оно.
  Помолчали.
  - С Ирой то как, срослось? - осторожно спросил Макс, - я в плане близости...
  - Ну, ежли бы срослось, мы бы с тобой тут так не сидели, - криво улыбнулся Петрович. - Опять, как всегда. Все вроде нормально. Разделись, обнимашки, целовашки. А как до этого дела, так все тупик...
  Он грохнул кулаком по металлическому столу.
  - Больно ей. И все. Просто паника. Вижу, сейчас заплачет. Ну, реально не может. Я говорю - да ладно, все нормально. Обнял, успокоил. Вышел на балкон покурить. А тут - эти...
  - Ну, может, вот это как раз и поможет... Шок шоком выбивают.
  - Думал уже об этом. Боюсь, еще хуже станет. Как она со мной... после того, как видела ... может, с развороченной грудью и мозгами. Ладно, ты ежли еще что надо, бери. А то скоро ливень начнется...
  - Оки, - Макс глянул в сторону овощного и мясного прилавков. Пошутил, - денежку за продукты оставить?
  - Да кому они на хрен сейчас нужны...
  
  День.
  
  С третье на четвертое мая Ольга верстала журнал. Всю ночь. Закончила и отослала заказчику за полчаса до пробуждения Макса. А уснула около шести, за минуты перед Событием. И потом иногда то ли в шутку, то ли серьезно корила себя, что не дождалась, пока Рогов проснется.
  - Мы ведь с тобой в эту ночь должны были охранять человечество. Передать смену друг другу. Но я рано легла, ты поздно встал. Не укараулили. И вот оно все и случилось... - говорила с сожалением, обнимая Макса.
  Поднималась она после полудня. Рогов пробовал будить ее раньше. Но тогда Оленька почти на весь день превращалась в вялое, недовольное собой и всеми окружающими существо. Потому он предпочел за благо давать волю естественному развитию событию.
  Готовил завтрак, читал, слушал новости. Иногда прокрадывался в спальню и любовался раскинувшимся под толстым, красного атласа, одеялом прекрасным созданием с чуть открытыми то ли в полуулыбке, то ли в сонном поцелуе губами. Потом возвращался на кухню и погружался в очередное приговоренное к прочтению полное собрание сочинений. На этот раз Льва Толстого. Слава Богу, классик предпочитал вполне подходящие для наступившего безвременья толстенные романы.
  Ближе к одиннадцати приходило время тренироваться в поварском искусстве. Последние дни Рогов предпочитал латиноамериканскую кухню. Каждый раз пробовал готовить новое блюдо. Ведь хоть что-то в этой жизни должно меняться?
  Золотистое оливковое масло со скворчанием приняло нашинкованный лучок. Через минуты дно сковородки покрыли багрово-красные кусочки помидоров и болгарского перца. Выжать из лимона сок, обжарить кориандр с колбаской ... И вот почти все необходимые для мексиканской яичницы ингредиенты в наличии. Саму же ее лучше приготовить, когда хозяйка будет принимать утреннюю ванну. Чтобы подать на стол по-русски, с пылу, с жару.
  А пока стоило послушать новости. Как раз время передачи местных, гораздо более разнообразных, чем международные. Большей частью криминальных, о которых до сих пор рассказывал не изменивший своему призванию и в новое время пресс-атташе отошедшей в прошлое полиции Владимир Юрченко.
  - В течение прошедших суток в городе зафиксировано более полутысячи ДТП, из них треть - со смертельным исходом, - периодически поправляя очки, докладывал так и не сменивший "ментовский" мундир на цивильный костюм полковник, - наиболее опасные участки дорог и перекрестки...
  Макс отвлекся на помешивание помидорно-перечного соуса. Но почти сразу насторожился - речь зашла о стрелках на серой Тойоте. Дружинники перехватили ее на перекрестке Садовой и Транзитной. В силу особо беспредельного поведения банды задерживать не стали, автомобиль был расстрелян на ходу, а потом БМП вмял его в отбойник, смешав пассажиров с железом и пластиком. Впрочем, имена загулявших охотников на людей установить удалось.
  - В настоящее время по адресам проживания виновных направлены опергруппы для проведения профилактических бесед, а в случае необходимости, изоляции, - завершил отчет Юрченко.
  - Сейчас даже смерть - не повод избежать ответственности, -  Макс повернулся к двери. Стройная рыжеволосая дева в ночнушке, больше подчеркивающей, чем скрывающей округлости стройной фигурки, улыбнулась. Потянулась так соблазнительно, что сразу же захотелось ее обнять, утащить в постель, содрать все лишнее и ...
  - Хватит, подожди, пока я себя соберу, - Ольга шлепнула по протянутым к ней ладоням, - сам же знаешь, что я с утра не очень. Ничего не хочу и к ничему не готова.
  - Тоже мне утро, первый час! Кстати, сегодня ты раньше, чем обычно.
  - Ну, для меня все же утро. Легла-то я около шести. А спать, когда так вкусно пахнет!! Что на этот раз?
  -Уэвос-ранчерос. Яичница по-мексикански. Правда, вместо чоризо - наша местная пикантная колбаска...
  -Ура! - хлопнула ладошками Оля. - праздник продолжается! Я быстро мыться. А ты без меня ничего не ешь! Кстати, у меня для тебя тоже есть сюрприз. Потом расскажу.
  - Представляешь, - продолжала она через полчаса, в халатике, не скрывающем самые красивые ножки на свете и с классическим тюрбаном из полотенца на голове, - есть реальный шанс съездить в Мексику! И попробовать эту самую ранчос-эвос, и то, что мы ели вчера, и позавчера, и всякие настоящие буритос там! Прямо на берегу Атлантического океана!
  - Это каким образом? - скептически хмыкнул Макс. - что-то нереальное...
  - Ну, я вчера через Лену, ту, что стюардесса, все узнала. Понимаешь, у них есть пилот, который каждый день летает в Хабаровск. На стареньком "Ане". Его никому не жалко, как, и понятно, горючки. Там у него старая любовь. А в самолете много места, если что, нас он возьмет.
  - Ну, где Хабаровск, а где Мексика?
  - Слушай дальше. Садится он на военном аэродроме. А там очень много больших самолетов. Этих.... Стратегических бомбардировщиков. Которые долетят куда угодно. Раньше это пробовали запрещать. А сейчас рукой махнули. Так вот, он созвонился, у него есть знакомые ребята, которые готовы попробовать довезти нас до Акапулько. В Австралию, если что, они уже летали. И еще куда-то, еще дальше, но их прямо в полете Переход накрыл. Только у нас там в лучшем случае будет не больше двух часов. А потом этот ... блэк-аут. И я просыпаюсь, а ты все равно рядом и уже приготовил что-нибудь вкусненькое. Но на аэродроме надо быть в половине восьмого.
  - Я же говорю, нереально, - улыбнулся Макс, - это ж тебе выйти надо будет около шести тридцати. Я-то, ежли что, доехать успею. А вот ты - встать и собраться...
  - Я попробую, милый. Просто сразу с утра позвони мне. - улыбнулась. Потянулась так, что халатик разошелся везде, где мог разойтись. - Я, кстати, поела. И проснулась. Добрая-добрая. Вообще. Потому - можно снова в постельку.
  - Логично, - развеселился Рогов. - Хотя, ежли че, я и на кухне не против.
  
  Вечер.
  
  - Ну почему так не вовремя? Можно сказать, на самом интересном месте. - Оленька скосила глаза на трезвонящий телефон, - ведь только поудобнее устроилась, как вот... ни с того, ни с сего.
  - Ответишь? Или продолжим смотреть? - Макс подвел курсор к иконке паузы. - Тебе ведь звонят. Может, родители?
  - Они бы по сотовому вызывали. А по-городскому - даже не могу представить, кто это может быть. Ладно, тормози фильм.
  Взяла трубку. Улыбнулась.
  - Ой. А это тебя!
  - Привет! - Валера говорил уже плывущим с хорошим подпития голосом. - У тебя это, мобильный отключен, потому сюда звоню. Ты мне как-то его продиктовал, а у меня память - во!
  - Что-то случилось?
  - Тут, это, у твоей двери девушка сидит. Плачет. Никуда уходить не хочет.
  - Какая девушка? - встревожился Рогов.
  - Красивая. Очень. Глаза голубые. Блонда такая вся из себя. Зовут Марина.
  - И что ей надо? - вспомнилась молоденькая студентка из соседнего общежития. Они познакомились на улице в один из дней, выпавших на размолвку с Ольгой. Провели вместе один вечер. А потом Рогов попытался удалить себя из ее жизни. Навсегда.
  - Тебя надо. Говорит, никуда не уйдет. И прямо на ступеньках ночевать будет, если что. Ты, это. Приезжай. Нехорошо.
  - Что там? - Ольга глянула в глаза Максу. Так глубоко, как смогла.
  - Так, - виновато вздохнул Рогов. - Старые грехи. И возникшие из них обязательства.
  Оля встала. Подошло к подоконнику. Прижалась к стеклу лбом.
  - Ты, если что ... если надо, езжай. А завтра с утра я тебя жду. И Акапулько. И Атлантический океан.
  - Акапулько - это океан Тихий. - поправил Макс, - и никуда я от тебя уже не поеду.
  Секунду подумал.
  - Знаешь что, Валер. Я ключ от дома оставил. Над дверью, там ближе к стороне замка щель, там должен быть. Ты открой ей мою квартиру. Но только не оставляйте одну. Если что, я точно не приеду. Но у тебя же там корефанов до черта? Таких ... одиноких.
  - Масса! - подтвердил сосед, - и ежли надо, еще вызову. Ладно, смотри. Такая фива! Вообще! Ежли б не Томка, сам бы занялся.
  И в сторону от трубки - Да шучу, шучу, рыжая-ревнивая!! Не щипай меня, все норма!
  - Покеда, бывай... - и длинные гудки...
  За окном наливался лиловыми красками вечер. Бледный полумесяц уже висел над горизонтом. Но для звезд еще было рановато. Впрочем, последний раз эти светлячки расцвечивали небо в ночь с третьего на четвертое мая. С одной стороны, недавно. С другой стороны, тысячи дней назад. Потому что после ТОГО рассвета их никто не видел.
  - Ну, вот ... - нарушил Макс провисшее неловкое молчание.
  - Да ладно... - Ольга подошла к дивану. Присела. Накинула на колени край одеяла.
  - Знаешь, о чем я думаю? Этот мир спасет только любовь. И господь дает нам шанс на это. Если научимся любить друг друга. И беречь. Всех.
  
  Ночь.
  
  Звезд на небе не было, потому что взбесившийся коллайдер создал замкнутую зону радиусом около двухсот миллионов километров. Слава Богу, Солнце в нее попало. А вот Марс и Венера оказались вне досягаемости, на дальних от Земли дугах своей орбиты. И все остальное тоже было словно отгорожено непроницаемо темным одеялом. По мнению экспертов, снаружи, от орбиты внешних планет, все это воспринималась черной дырой. Внутри которой "крутились" одни и те же сутки. Для всего сущего, кроме людской памяти.
  - Расскажи мне что-нибудь, - Ольга прижалась к Максу всем телом. И он еще раз изумился, как это у нее получается - совпадать с ним каждой частичкой себя настолько, что осознаешь - она создана для него. А он - для нее. И нет ничего правильнее, чем находится в объятиях друг друга.
  - Ну, помнишь, я говорил тебе о Петровиче? Ну, охранник маркета, где беру продукты?
  - Да...
  - Ну, я тебе говорил, что у него проблема с девушкой. С сексом. Ей очень больно, когда он пытается в нее войти. Видимо, вагинизм крайней стадии.
  - Бедные ... - горестный полувздох.
  - Так вот, Петрович верит, что, когда у них получится - мир вернется к норме. Прежнему. То есть он и его Ира - спасители человечества. Если им это удастся.
  - А ей он это сказал?
  - Да.
  - И чего вы, мужики, только не придумаете, только бы затащить нас в постель! А с другой стороны, бедная девушка. Нагрузить такой ответственностью.
  - Ну, может, ей легче будет перенести в первый раз все это. Понимая, что она спасает мир, - улыбнулся Макс.
  - Любовь спасет мир, - серьезно ответила Ольга. - Вот как в "Дне сурка". Герой смог выскочить из него после того, как прожил идеальный день. В любви и созидании. А сейчас Бог дал нам шанс остановиться. Всем. Не тревожиться о пище. Не гнаться за обладанием чем-либо. Новое утро все равно все отнимет. А подумать. Прочесть все книги. Посмотреть все фильмы. Познакомиться с каждым человеком на земле. Побывать в каждом ее уголке.
  - За сутки и с каждым человеком, да еще в каждом уголке? Ну, это вряд ли, - хмыкнул Макс.
  - А вот и нет. В Мексику ведь мы завтра летим? Вот видишь. А сколько еще у нас у всех времени?
  - Ученые говорят, если не останавливать коллайдер... А они все равно пока не знают, как это сделать. То, скорее всего, миллиарды лет. А то и больше. До той поры, пока существует сама вселенная.
  - Ну, вот видишь. Вполне достаточно. Чтобы очень хорошо подумать. Измениться. И всем, всему человечеству, прожить идеальный день. А потом мы вернемся в прежний мир. И будем там жить дальше. По-правильному.
  - И ты родишь мне ребенка? - Макс потянулся к ищущим встречную нежность губам...
  ......................................................................................................
  - Да... двух. Мальчика и девочку
  .......................................................................................................
  Рогов балансировал на тончайшей грани между сном и явью. Когда он соскальзывал в полудрему, ему виделись маленькое жаркое солнышко с зелено-синим шариком на орбите. Как в бархатной черной колыбели, лежащие на руках у Вселенной. Которая одновременно была и Господом, и мамой, и еще кем-то, кто принимает таким, как есть. Любит, оберегает, тревожится и никогда не обидит. А когда Макс на мгновения выбирался из глубин подсознания, то замечал, как за окном, в безупречно темном небе, зажигаются созвездия. Большая Медведица и Кассиопея, Орион и волосы Вероники...
  А может быть, все это ему просто снилось...
  ...
  
  2. Один день из жизни отдыхающих
  Вячеслав Ледовский
  Даже если тебя уже сожрали, все равно остается выбор из двух выходов - вверх или вниз. (Народная мудрость)
  
  " ... все, что останется после меня...", -  короткий хрип сжег микросхемы транзистора, и тот заглох на очередные сутки.
  - Раз, два, три.., - вполголоса начала считать Татьяна. Сморщила пухлые губки в пельмешек, прислушиваясь. Скривилась, выдала ставшей дежурной шутку, - вот никогда не было, и снова оно опять!
  Над поляной пронесся шквал, будто кто-то огромной метлой прошелся по кронам сосен, обрушив на палатку водопад шишек и сломанных сучьев. Скрипнули дуги, прогибаясь под неожиданной тяжестью. Все в тех же местах - с левой, северной части стареньких "Саян", а также почти над Таней. Но вновь выдержали. Видимо, как всегда, не обошлось без пробоин в верхней, противодождевой части тента. Но это было не страшно. Дождя девчата не видели уже очень давно. Как и звезд в ночном небе с вечно одиноким лунным серпом. И еще очень многого, оставшегося в той, прошлой, "нормальной" жизни. Оборвавшейся в тот же момент, что и песня ныне опального музыканта.
  - А теперь наши ночные гости, друзья-утопленники ...  - нервно хихикнула рыжая миниатюрная Инга, за сходство по интересам, внешности и характеру с мультгероиней "Чип-Дейла" прозываемая Гайкой. - И вновь на манеже Борода и Паша! Выход на арену. Изобразим туш, Тая? Та-дам!
  - Еще минут через пять, - поправила Таня. - Пойдешь встречать?
  - А зачем, Таечка? - удивилась Инга. - Оне ведь всегда одинаково с туману появляются, как призраки. И там же растворяются.  Может, и правда утопленники. Я теперь во что угодно готова поверить. Всегда одно и то же говорят, делают. Самое постоянное в этом самом постоянном из миров. Потому как единственные, кто не помнит про вчера. Позавчера. Позапозавчера.  Ежли про это не врут. Но надоели пуще прочего.
  С чуть истеричным смешком спустя секунды продолжила, - вот если только вместе с ними куда попросится! Этого мы еще не делали...
  Тая на минуту задумалась. Словно про себя, пробормотала, - а почему нет? Только я не рискну. Меня Бол ждет. Мой Сашенька. А с этими как оно повернется? Мало ли...
  - Ну понятно... - протянула Инга.
  Третья участница из задуманного трехдневным, но парадоксальным образом растянувшимся в десяток раз дольше похода, белобрысая и голубоглазая баскетболистка Вера-Валькирия, в разговор не вступала. Горестно сопела в своем темном углу. И чем дальше, тем больше ее состояние подругам не нравилось.
  - Мужика бы ей нормального, - решала про себя Инга. - только где его здесь взять? Бол уже с Таей. Ну, хоть этой паре хорошо, и то ... Пацаны при нем - молокососы. Плот Цедзипа догонять - так чем дальше, тем с ними страшнее. А рыбаки - вообще самое непонятное. То ли забывают, что уже все это на очередной круг. Или придуриваются непонятно зачем. А вот и они!
  Мимо палатки прошелестели шаги. Более тяжелые, приволакивающие - это грузный Борода. И почти неслышные, словно неспешный ветер проминает траву - Паша. Зашуршали у кострища под сосной с расщепленой прошлогодней грозой, до черноты обгорелой вершиной. Завозились, устраиваясь у огня с дежурной повседневной, или точнее, "повсеношной" баклажкой со спиртным. И скромной закусью: картохой в рваной, лохмотьями, мундирах,  ломтями грубо резанного коричневого копченого сала, обсыпанными крупными хлебными крошками, и краюхой этого самого черного хлеба на куске старой клеенки
  - Ну что, кто-нить пойдет? - лениво спросила Таня. - Я пас. Надоели они мне. 
  - И я нет. Говорить с ними не о чем. Всегда одно и то же, как грампластинка по кругу. И сало у них старое, невкусное. И самогон палевный. Вонючий как... носки дальнобойщика, - это Гайка.
  - И сами такие же, - согласилась Таня. Покосилась в темный угол, где, вжав в голову в колени, сидела Вера. Тишина. - Ну и ладно. Скоро свалят. А там до света можно спокойно подремать. Утром разберемся... Что в этот раз и куда. Хотя какой у нас выбор.
  Завозились, укладываясь на спальники поверх карематов. Молчали. Да и о чем говорить. Это в первые дни здесь под безоблачно голубым днем и вечно беззвездным ночным  небом было весело, странно и страшно. А теперь... Все уже продумано и на сотни раз переговорено. Позади тридцатые сутки, похожие друг на друга больше, чем только что отпечатанные пятаки. А впереди, возможно, вечное лето. И вечный отпуск. Только это никого уже не радовало.
  - Я, наверное, схожу, - неожиданно очнулась от многочасового молчания Вера. Уточнила, - к этим...
  Хотя к кому еще тут идти?
  - Ну, давай. Только свою кружку возьми, ежли с ними пить будешь, - обрадовалась Инга возвращению подруги из прострации. Подумала "лучше уж сходить к этим, чем с ума. Как те, на Цедзипе...", - Может, развеешься...
  Тая скептически хмыкнула. Но от комментариев воздержалась.
  **
  Весна в этом году выдалась быстрой и бурной, как расправа чемпиона мира над любителем-разрядником. Мана вскрылась в середине апреля, а уже недели через полторы очистилась от грязных льдин вдоль берегов, зазеленела первой несмелой травкой, листвой  на березовых и осиновых колках среди спускающихся с сопок фаланг мачтовых сосен.
  - А что, девчонки, давайте на майские праздники сплавимся? - неожиданно предложила подругам Тая. - Только втроем, без всяких мужчинок и родни. Мана пока свободная, туристов нет. От Берети до устья, если не торопясь, как раз в три дня уложимся. Я прогноз посмотрела. Дождей нема, днем от двадцати градусов, и ночи теплые обещают. Все равно заняться нечем. Все лучше. чем на дачах огороды копать.
  - Ну, дачи тоже не лишнее, - для порядка попрекословила практичная Валькирия, - хотя да, так за зиму по природе замучились. Сезон откроем, почему нет?
  Гаечку уговорили быстро. Что понятно. Потому как если у Татьяны с Верой мужики концом апреля упилили в дальний горный маршрут по Ергакам, то у Инги с нового года никого не было. Очередной "бывший" оказался не готов к семейной жизни, и тем более к зачатию ребенка. А просто так продолжать необязательные отношения не захотела сама Гайка. А ежели никто и ничто дома не держит, то чего в нем без толку сидеть?
  Сняли с антресолей палатку, котелки с прочей утварью и заскучавший в спячке "Бегемот". Прокачали его для проверки на предмет рассохлостей и вовремя не обнаруженных дыр. По-быстрому - а что там запасать на небольшой переход-то, собрались. И утречком третьего мая Мишаня, "дежурный" любовник Тайки (ей всегда по жизни одного мужика было мало) доставил девчат к точке старта. 
  Начался сплав прекрасно. В полдень, под ярким солнышком и синим небом отчалили от глиняного откоса, помахав на прощание провожатому и окраиным деревянным избам Берети. Часика через четыре причалили к пустынному бережку "в своем месте". Очень удобном - тут тебе и быстрый лесной ручей с чистейшей водичкой, и полянка на взгорке над берегом - подальше от речного холода и мошки, и песчаный пляжик. И брусничник чуть в горку, что по осени совсем не лишнее.  Единственное, что огорчало - большое дерево в центре стоянки прошлым летом разбила молнией. И теперь оно, будто обгорелая рука, тянуло к небу обожженные пальцы, то ли моля о пощаде, то ли угрожая непонятной местью.
  - Спилил бы кто, - проворчала Вера, - а то весь вид портит. Опять же, и дрова не лишние. И ствол под лавочку.
  Палаточку, синюю четырехместку "Саяны", поставили под высокими мачтовыми соснами на опавшей рыжей хвое, для порядка, запаха и мягкости выстелив ее податливыми по весне пихтовыми и можжевеловыми веточками. Раскочегарили костерок для уюта, углей под шашлыки из куриных крылышек и кипятка в заслуженном, насквозь прокопченном чайнике. Достали контейнеры с припасенными вкусностями. Ну, и дринк тоже, куда ж без него. Для суровости и сугрева - поллитра водочки местного разлива, для изысканности и форса - мартини с тоником, лимоном и кубиками льда из холодильной сумки.
  Разлеглись вокруг бивуака на карематах, как три ленивые кошки.
  - Хорошо-то как, девки, - потянулась в истоме Инга, - ни тебе заказчиков, ни подрядчиков, ни суматошной мамы, ни мужиков с их подозрениями и ревностью. И главное - сотовый здесь не ловит. Никто не дергает. А то на нем, как на привязи. Каждый день бы так.
  Ну вот и накликала.
  **
  Костер пыхал не привычным алым, но багрово-лиловыми отсветами, создававшему  мрачную готическую нотку. Что придавало поляне чуть театральную зловещесть, более подходящую не Сибири, но мрачному средневековому замку, и было явно ненормальным. Впрочем, как и многое другое в этом мире. Включая склонившуюся к огню парочку. Плешивого коренастого, гномьего телосложения мужика неопределенного, от сорока до шестидесяти, возраста с клочковатой "марксовой" бородой. И тощенького и верткого, неуловимого похожего на исполнителя бабок-ежик актера Миллера из давних советских фильмов-сказок.
  - А вот и туристочка, однако, - пророкотал гном, - а то мы думаем, чья там палаточка-то стоит? Приседай к огоньку, ежли не брезгуешься. Накатишь с нами? За знакомство. Борода и Паша, ежли че. Первую, дай Бог не последняя.
  Болтанул фляжкой с гулко булькнувшей жидкостью.
  Вера задумалась.
  - А давай! - обреченно махнула рукой с зажатым в ней одноразовым пластиковым стаканчиком.
  - Правильная туристочка, - хмыкнул тощенький, - со своей тарой ходить...
  Перехватил фляжку, плеснул из нее желтоватой, пахнущей облепихой жидкости, остаток разлил по алюминиевым, побитым временем кружкам себе и приятелю.
  - Ну, за встречу! Чтобы не последняя!
  - Точно не последняя..., - криво улыбнулась Вера. - Вот не хочется мне за это пить. А! Да ладно...
  - Да не журись, девонька, - успокоил Борода, - но если что, мы, это, утопленники. И ты правильно свое имя нам не назвала. И не надо. А то добром не кончится. Русалки на дно утянут.
  Хитро глянул из-под кустистых бровей. Неспешно продолжил, нагнетая эффект.
  - Однако аккурат год назад, четвертого мая по пьяни нас угораздило. Ну вот, на эту дату судьба сюда вылазить. По одной накатить да снова на год... тебе знать не положено куда.
  - Ну да. Конечно, - усмехнулась Вера. Это она слышала уже десятки раз. И сама. И в пересказе подруг. Но почему пришлые всякий раз это забывают? А ... ! Какая разница! Опрокинула в рот ароматного и безумного крепкого из стаканчика. Закашлялась, замахала перед губами рукой.
  Мгновенно в другую ладонь вложили шматок сала на куске хлебного мякиша, - да ты заедай, заедай!
  И с одобрением, - ах ты, смелая какая... Не пужается... И пьет как надо!
  Помолчали. Мужики чуть разочаровано. А девушка - потому как горло перехватило, и пришлось бороться с приступом тошноты - помимо крепости, пойло отдавало сивухой.
  - Ну ладно, -  подвел итог гном, - по второй не наливаем. Не положено. Бывай, почалили мы. Время.
  Пояснил, - как выпили, так все, пора...
  - Вы, это, - продышалась Вера, и неожиданно  для себя предложила, - меня с собой возьмите, а?
  Борода поперхнулся. Гулко закашлял. Впрочем через минуту кашель перешел в утробный смех. Паша же рассматривал девушку с откровенным ошарашенном восторгом.
  - Не боисся?
  - А чего вас, утопленников, бояться? Это живых опасаться нужно.
  - И то верно. Однако не положено нам живых на борт брать. Даже если будущих русалок. В которые, не подумавши, рвесся.
  - А если я к вам в лодку залезу и выходить откажусь? Силком вытаскивать будете?
  Борода задумался. - Нет, силком не будем. Не по людски это. Ну ладно, ежли такая смелая да упрямая, тогда хоть куртку возьми. На воде сейчас холодно.
  - Я сейчас! - Вера метнулась к палатке, вжикнула молнией, - девчонки, я с этими уплываю! Куртку дайте!
  - Ну, ты крезанутая! - восхитилась Гайка, вскинулась с каремата. Зашарила в углу в поисках одежды. - Да где же она. Это моя. Это Тайкина. А, вот! Подожди минуту, что-то за рюкзак зацепилось... Может, мне с тобой? Ну, то есть нам, не оставлять же Тайку!
  - Не, у них хоть под мотором, но все же трехместка, все в лодку точно не войдем. Я одна. И то еле согласились. Все, пока-пока! Да завтре! А где они?
  На поляне было пусто и темно. Где минуту назад пылал огонь, кляксой чернела проплешина. И никого.
  - Не может быть ... - выдохнула Вера. Глянула на реку. Небольшая лодочка, едва возвышающаяся над водой, исчезала в накрывшем Ману тумане, растворяясь в белесо-лиловой пелене. Еле слышно зарокотал мотор. Все, скрылась.
  - Нет, ну как так? Так не бывает!
  - Значит, бывает, - заключила присоединившаяся к подруге Гайка. Подошла к кострищу. Ладонью провела над пеплом, - надо же, уже все остыло. А ты ведь только что с ними говорила. Ну и дела. Все чудесатее и чудесатее.
  **
  Встали часов около восьми. Первой, как всегда, Тая. Реанимировала костерок, смоталась на ручей за свежей водичкой, вскипятила чайник, поджарила традиционную утреннюю яичницу "по-южному" - с колбаской, помидорами и желто-красным болгарским перцем. Пошла будить подруг. Впрочем, Гайка, как завзятая "моржиха", уже купалась в холодной Мане. Голышом зашла по колени, набирала в ладошки воду и плескала в лицо, на плечи, остренькую грудь, довольно повизгивая. А вот Веру пришлось из спальника вытаскивать. Валькирия недовольно разлепила глаза, с отвращением уставилась на полог палатки, Татьяну, весь мир.
  Буркнула, вспоминая сон, - там так хорошо было. Зачем?
  Но все же зашебуршилась, словно личинка из кокона, стала выползать, выдираться из дремы и спальника.
  Ветерок и подымающееся над сопками солнышко уже почти раздергали на клочки ватное одеяло тумана над речкой. Но от воды еще тянуло стылой предутренней прохладой.
  - Давайте, подруги, если через полчаса выдвинемся - как раз к шашлыкам успеем! - торопила брызжущая энергией, здоровьем, нетерпением Таня. Ее ждал Бол. А Гайку и Валькирию кто? Единственное, что их, не имевших в этой жизни возможности личного счастья, могло греть - так это радость за подругу.
  - Вчера яичница. Позавчера яичница. Завтра яичница. Я скоро закукарекаю, - вспомнила старый советский фильм Вера, с отвращением разгребая вилкой смесь из поджаренного желтка, кусочков копченой колбаски и овощей.
  - Ну, краса моя, не выеживайся, - осадила Гайка, озабоченно посматривая на склонившуюся к тарелке белобрысую макушку, - вот нарыбачила бы ночью со своими приятелями хариусков, так может, уху бы с утра вам спроворила. А так...Саша шашлыки обещал. Раньше выдвинемся - раньше приедем.
  Впрочем, уже на воде, когда "Бегемот" бесшумно скользил мимо обрывающейся в реку гранитной стены, предложила, разглядывая осунувшуюся подругу, - а может, давай, высадим Тайку и махнем на пару к Цедзипу? Все-таки компания взрослых мужиков. Какая-никакая. Оторвемся.
  - Прошлый раз чуть групповым изнасилованием не закончилось, - сварливо отозвалась Вера. - Отбилась от Тимона, так он Пумбу на помощь позвал. Ладно, что ты услышала, прибежала, шум подняла. Да всех пристыдила. Но в следующий раз может не прокатить. Полдюжины рыл  второй месяц без секса. Ну их, такие удовольствия. Пусть без нас спиваются. Водки у них море. Единственное, чему рада, что они очень далеко внизу. От Бола кэме тридцать, да по горкам, за день не дойти. А второго тут не бывает.
  - Это да... - выдохнула Гайка. Засмотрелась на берег. Там набирала скорость, шла на взлет, отталкиваясь от воды лапками, серая утка. Вот кому можно позавидовать. Никаких проблем и переживаний, что день замкнулся сам в себя и каждое сутки ровно в два часа ночи заходит на один и тот же цикл. Хотя... Кто знает, этих зверей, что они чувствуют, помнят и думают.
  **
  Бол вместе со своими семиклассниками ждал на берегу. Де Тревиль и его четыре мушкетера. Молчаливый Андрей - Атос. Пухлый, под восемьдесят кеге, и это в неполные пятнадцать, Петр - Портос.  Разбитной и явно засматривающийся на Гайку армянин Арам - Арамис. И долговязый Славик, фанат радиотехники, который из двух сгоревших транзисторов - своего и Валькирии круглыми днями пытался смастерить хотя бы один действующий.
  - Привет, милый, соскучился? - Танька, не дожидаясь, пока "Бегемот" выберется на берег, соскочила в воду, подняла веер разноцветных брызг, потеряла сланец, но не обратила на это никакого внимания, с размаху бросилась на шею кареглазому и вихрастому, похожему на льва Симбу из мультика, парня. Повисла, рыча от восторга. Тут же отстранилась. Всмотрелась в его лицо.
  - Ты что, мне не рад?
  - Да нет, все нормально, - однако, похоже, Александра больше интересовала Валькирия. Ее он из-за плеча Инги пристально и разглядывал. А та, поймав его взгляд, покраснела до красных пятен на лбу, щеках, шее. Потом, взмахнув копной светлых волос, с вызовом и спросила:
  - Ну что, видел или догадался? Ну.. и что? Как тебе?
  - Да знаешь, - жестко ответил Бол, - вытаскивать тебя из петли, холодную да обоссаную, еще то удовольствие. Ну и как оно? Понравилось тебе там?
  **
  Этот огонь был нормальным. Багровые угли алыми языками цепляли подбрасываемые в костер сухие сосновые поленья, те с треском воспламенялись, иногда отстреливая в стороны пылающие метеоритики смолы и сучков. И он, в отличие от того, почти лилового - Бороды и Паши, грел. Как и положено огню, вокруг которого собралась дружная компания, где всякий заботится о каждом. И есть общая цель, что объединяет против зачастую если не враждебного, то равнодушного мира.
  Весь день за Верой, замкнувшийся в себе и не желавшей откликаться ни на вопросы, ни на безмолвно проявляемое участие, присматривали всем миром. Но к ночи она успокоилась. Настолько, что появилась возможность, устроившись тесным кругом вокруг огня, неспешно поговорить.
  Валькирия лежала на каремате, безучастно разглядывая беззвездное небо. Ее светлые волосы разметались по коленям Арамиса. Подросток бережно касался их обеими ладонями, скорее ласкал пальцами, чем поглаживал, и девушка против этого нисколько не возражала.
  - Разница лет в семь, - прикинула Гайка, - но кавказцы быстро взрослеют. Опять же лучше так, чем никак. Других вариантов нет. Потому что придурки с  Цедзипа - это вообще треш. А больше здесь, кроме "утопленников", никого и нет.   
  Вторую парочку в компании составляли Тая, блаженствующая в объятиях Бола. Прочие разместились вокруг костра на чурбачках и сидушках поодиночке.
  - Славик ее нашел, - в который раз уже объяснял Александр подружке, кивая на бросившего возню с транзисторами ради такого дела парня. - Меня дернул. Ты уже спала. И Гайка тоже. Я сразу туда. Вон там, за поворотом. Сосна у берега. Тело на ней и болталось. Как я понял, влезла метра на три, петлю на сук и..
  - Не надо, - нервно прервала Валькирия. Помолчала. Недоверчиво спросила, - но я точно умерла?
  - Точнее некуда. Ни пульса. Ни дыхания. И скорее всего, перелом шеи - голова была вывернута, и позвоночник ... соответственно. Да еще..
  - Не надо, - еще раз повторила Вера. Удивленно сказала, - а для меня, кроме секундной боли, ничего не было. Хруст и страшно так ... в шее. Потом вспышка в голове, как удар молнии, очень болючий, и сразу темнота. Потом раз - и снова в палатке.
  Помолчали, осмысливая услышанное.
  - "В том же месте, в тот же час", - нарушил тишину Бол. Озвучил итог, к которому и без того внутри себя все пришли. - Похоже, что мы здесь и умереть не можем. Как в "Дне сурка" или "Грани будущего". Только это не кино, а взаправду И в одном и том же дне крутится не один персонаж, а мы все. Помня все.
  - Кроме Бороды и Паши, - уточнила Гайка.
  - Кроме Бороды и Паши. Что крайне любопытно и подозрительно, - обрадовался возможности сменить тему парень. - Может, именно в них и все дело? Если правда не помнят. А не притворяются.
  - Вот пришел бы и разобрался, - хмыкнула Тая. Промурлыкала, умащиваясь под плечом любимого, - ты ведь у меня самый умный. И самый лучший.
  - Ну, мне до вас, - Александр задумался, - километров двадцать. Это если по тайге, да через горки, да ночью... минимум часов шесть. Но если сразу в два выдвинусь, то к солнышку могу успеть. Однако смысла в этом, если только сумеете их задержать.
  - Ну да, какие проблемы. - хмыкнула Таня. - трое девушек да против двух здоровых мужиков. Вот только если ...
  Задумалась.
  - Что если?
  - Да есть тут идейка. - протянула, вглядываясь в глаза мужчины, - может, и прокатит.
  - И у меня тут тоже идейка появилась, - задумчиво ответил Бол, - на случай, если с этой парочкой не получится. И как я раньше до этого не додумал? Видно, слишком хорошо мне здесь было. Заинтриговал, да?
  Оглядел компанию. Обнял Таню. - Кажется, таки есть у нас шансы с этой вечной Маны соскочить. Есть. Конечно, мне-то тут хорошо. Тут бы оставался, оставался и оставался. Ну, до тех пор, пока Таечке не надоем.
  Девушку встрепенулась, с укором глянула на парня.
  - Но если уж дело до такого дошло, - продолжил он, мельком посмотрев на Веру, - то надо пробовать выбираться... Может, и получится.
  **
  " ... все, что останется после меня...", - вот только что сидели вокруг костра, обговаривая с Болом и его пацанами план на следующие сутки. И снова, уже в тридцатый раз -  мгновенная потеря сознания. Сразу у всех. И очередной переход из вчерашних суток в них же. На те же карематы в стареньких "Саянах" на "своей поляне" близ горелой сосны. С той же оборвавшейся на полуфразе песней. Как намеком и вопросом, на который очень нужен ответ.
  Что может оставить человек в мире, в котором всякий раз приходится заново переживать  один и тот же день? Ведь все сотворенное, словно карандашный набросок ластиком, стирается в два часа пополуночи. Если быть точным, то за единственным очень значимым исключением. Ведь то, что происходит внутри людей, сохраняется и остается. И потому личность, "я" можно развивать. Что, помимо прочего, позволяет менять и свое отношение к происходящему, этим самым варьируя и хоть понемногу, но изменяя каждый свой день.
  Может, именно в этом и стоит искать смысл такой жизни? Во внутреннем движении и улучшении качества каждых суток? При этом, если возможно, продолжая искать выход из временной петли в нормальный, привычный мир. Если этого хочется.
  Долго Бол убеждал девчат, главным образом Веру и Гайку, что грех не воспользоваться доставшейся им возможностью. Научиться всему, что возможно в этих условиях. Умению ориентироваться в тайге у него. Радиотехнике у Славика. Армянскому языку у Арамиса, и так далее, тому подобное. Не получилось.
  - Вам-то с Таей хорошо. Может, и мальчишкам нормально. А мне уже тут обрыдло. Не говоря о Вере, - парировала поистине убойным аргументом Гайка. И как на него ответишь?   
  - Ладно, - сдался Александр. - Значит так. Держите своих ночных гостей, как только можете. Я, как очнусь, так сразу налегке выдвинусь. До света, наверное, до вас выйду. А не получится удержать рыбаков - есть и второй вариант. Слушайте...
  Второй вариант девчонкам понравился больше.
  **
  - Идут.. - прислушалась Валькирия.
  Мимо палатки прошелестели шаги. Более тяжелые, приволакивающие - это грузный Борода. И почти неслышные, словно неспешный ветер проминает траву - Паша.
  - Ну что, будем пиратствовать? - нервно хихикнула Тая, сжимая в руке нож. Роли были распределены заранее. Говорливая Гайка выходит к гостям и старается их отвлечь и заболтать.
  - Я ради такого дела и стриптиз им устрою, - пообещала Инга. - Грудь у меня, конечно, даже не третий номер. Но для этих сойдет. Надеюсь, если что, отбиться поможете.
  Тайка же с Валькирией в это время должны были незаметно выбраться с дальней, обращенной к реке стороны палатки. Спуститься к берегу, отвязать и отправить вниз по течению лодку рыбаков, а затем, на всякий случай, и "Бегемот". Если  не удастся, продырявить борта ножами. А потом - уж как получится.
  - Что-то боязно мне, - призналась Таня, прислушиваясь к тому, как ночные гости шуршат  у костра, устраиваясь там со своей нехитрой снедью. - Может, давайте до завтра все это отложим? Если сегодня с выходом не получится...
  - И мне чего-то не хочется, - охотно согласилась Вера, глянув на одобрительно качнувшую головой Гайку. - Ну их, на неприятности нарываться. Пускай отсюда валят.. А нам-то лучше хорошо выспаться. Путь долгий.
  - И славно! - обрадовалась  Тая, складывая раскидной нож и пряча его под каремат. - Все, подруги. Сегодня рыбаки отскочили. Повезло им. А нам баиньки. Всем спать.
  Завозились, укладываясь по своим углам. И впервые за прошедшие на этой поляне ночи очень быстро, в течение четверти часа, уснули. Еще до того, как мимо палатки прошагали и в очередной раз скрылись в повисшей над водой белесо-лиловой кисее Борода и Паша.
  **
  - Привет, девчонки! - вжикнула молния. В палатку вместе с утром просунулась рыжая всколоченная голова Александра. Солнышко вставало прямо за ним, и грива Бола светилась яркой многоваттной лампой.   
  - Ой, - наигранно огорчился парень, оглядывая заспанные физиономии, - а я надеялся, что вы все тут голенькие спите
  - Я тебе покажу, голенькие, - заулыбалась Тая, - тебе что, меня мало?
  Глянула на часы. - А что так рано? Восемь только-только ...
  - Быстро дошли... - Объяснил Бол, - а где ваши утопленники? Не удержали? Или поутру растаяли?
  - А ну их, - махнула, выпростав руку из-под спальника Тая. - Ну что, подруги? Собираемся и вперед? А почему дошли? Не один? Пацанов с собой взял? Или кого по дороге встретил?
  **
  План Александра состоял в том, чтобы выйти к поселку, от которого начался сплав.
  - От вашей стоянки по него кэмэ двадцать, может, чуть дальше. - объяснил он. - Скалолазаньем там заниматься не надо, так что есть шанс к вечеру добраться. Даже вам и мне уже усталому.
  - А что там? - поинтересовалась Гайка.
  - А там мы выйдем из этой аномальной зоны в нормальным мир. Ну,или к Берети-то в любом случае. До Красноярска от нее пару часов на моей Ниве. Она там на даче у приятеля стоит. Так что в любом случае заночуем дома.
  - А что раньше-то нам этого не предложил? - надула губки, собираясь обидеться, Тая.
  - Ну, и сами могли догадаться. А так... больно хорошо мне с тобой здесь, - серьезно ответил Бол. - Просто очень хорошо. Лучший день моей жизни. Зачем прерывать? И так, если честно, не хочу. Может, покажем народу дорогу да останемся?
  Девушка посмотрела парню в глаза. Торжественно пообещала, - если выйдем, у тебя будет лучший год в твоей жизни. Даже годы. И вообще самая лучшая жизнь.
  "Ну да, конечно", усмехнулась про себя Вера, "там у тебя еще Мишаня и в Ергаках Витек с моим Олежей... тоже бывшим твоим. Узнаю, если меж вами до сих пор что - обоих убью... И как ты со всеми-то разбираться будешь?".
  Но, понятно, ничего не сказала. Спросила о другом, кивнув в сторону "мушкетеров".
  - Пацаны сами попросились? Или как?
  - Это, скорее всего, аномальная зона, - объяснил Бол, - так что если мы выйдем, то уже не вернемся. А их что, оставлять в ней, что ли? Нет уж, все вместе - так все вместе.
  **
  Туман был странным. То, что он после восхода еще клубился над обнимающей ручей заболоченной низинкой, можно было объяснить тем, что сюда, в прогалину меж двух сопок, солнечные лучи еще не доставали. Однако вдобавок эта кисея имела необычный сиреневый оттенок.
  - Или утро так подсвечивает, - объяснил Александр, - или...
  - Что или? - переспросил из-за спин девушек кто-то из замывавших шествие пацанов.
  - Или это выход. ОТСЮДА. Может быть. Ладно, вперед!
  Обходя разлапистые ветви елей, они спускались вниз, в ложбину. Впереди Бол ладонь в ладонь с Таней. Затем, тоже парой, Вера с Гайкой. Потом мальчишки -  Арамис, не отрывающий глаз от ладной фигурки валькирии. Андрей, Слава и запыхавшийся, уставший больше прочих тучный Портос.
  И точно в таком же порядке они теряли сознание и падали на еще мокрую, в росе хвою. Отставший от других Петюня чуть замешкался. Увидев, что идущие впереди один за другим оседают на землю, остановился. Вернись назад - может быть, это его и спасло. Но парень все же сделал еще шаг вперед - на помощь попавшим в беду друзьям. Чего хватило. Колени подкосились, и он рухнул головой вперед и чуть влево, лицом в разлапистый можжевеловый куст. Но боли уже не почувствовал.
  Бол и Тая лежали обнявшись, и казалось, что это уставшие любовники прилегли отдохнуть на мягкую лесную постель. Арамис упал к ногам Веры. И лицо у него спокойное и чуть удивленное.  Как и у всех прочих, за единственным исключением Гайки. Инга вскинула брови, возмущенно приоткрыла рот, как всегда делала, когда на рынке ее пытались обвесить или недодать сдачу. Они все лежали, не двигаясь, не моргая, не дыша и постепенно забывая - нет, не свою прежнюю жизнь, но только вот этот уже неоднократно прожитый день, четвертое мая, который час за часом шел к своему завершению.
  А лишивший людей сознания и сжирающий их память туман под сначала пригревшим, а теперь катящимся к закату солнышком сплошной полосой тянулся меж сопок вверх по ручью, и по нему же вниз, до впадения в Ману, где - чуть ниже по течению, напоровшись на топляк, притонула лодочка с выпавшими из нее рыбаками. Борода и Паша, раскинув руки, покоились на дне, на глубине в полметра. Глаза их были открыты и смотрели на хищный оскал месяца, проявляющийся на стремительно темнеющем беззвездном небе.
  **
  "... все, что останется после меня..."
  
  3. Тоже является частью Вселенной
  Вячеслав Ледовский
  
  *Мы - часть космоса, созданная из звездного вещества и по сути способ Вселенной познать самое себя ровно также, как растущее дитя постепенно овладевает собственным телом* (К. Сага
  
        Как любое живое существо, Она возникла из пылинки, крохи, малости по сравнению с размерами, до которых предстояло вырасти. Крохотные искры разума, составляющие Её сущность, вспыхивали и гасли. Их становилось всё больше, но, к несчастью, хотели эти искры РАЗНОГО, и это мешало Ей понять и ощутить свою целостность. Пока что Ей не удавалось ни осознать своё место в Мире, ни возможное предназначение...
        ***
        - Теблин, почему ты не хочешь на мне жениться? - Аля, выгибая спину и поводя плечами, подкралась на четвереньках, разметала медь волос, уткнула кулачки в скулы, посмотрела искоса.
        Как кошка, которая ластится под руки, чтобы её погладили. Только взгляд у неё был не как у кошки, а умный и безнадёжный. Словно её обидели и не спешат принести извинения. Экран бликовал на радужке глаз, делая нежно-ореховую оболочку зрачков то серебристой, то зелёной с лиловым отливом. И пахла она пряно и тёрпко. Эвкалиптом или чем-то подобным из южной летней ночи. Славный человечек с несносным характером. Лучшее, что есть в моей жизни. Как ответить на такой вопрос, чтобы и не обидеть, и не соврать?
        - Почему только на тебе? Я вообще не собираюсь жениться, - это, конечно, всё же лукавство.
        Алька недоверчиво прищурилась, махнула копной волос, возмутилась,
        - Меня "вобще" не интересует. Мне нужно знать, почему ты не женишься на МНЕ, - нерешительно добавила, - Знаешь, Поздев зовёт завтра регистрироваться, могу и согласиться.
        Это она зря сказала, отреагировал я мгновенно, не подумав:
        - Лучше Поздев, чем никогда!
        Личико Алёны потемнело, в глазах сверкнули слезинки. Она извернулась, уткнулась лицом мне в ногу. Куснула острыми лисьими зубками так, что я охнул, глуша крик боли и желание ударить по тёмно-рыжей макушке. Мстительно исподлобья взглянула - ещё хочешь? Я виновато развёл ладони, изображая раскаяние. Терять её я не хочу. Но и отказываться от свободы тоже.
        С Поздевым они познакомились на банкете, на который Аля пришла со мной. Она умеет быть дивно красивой, а стильная женщина рядом с мужчиной поднимает не только то, что вы можете себе подумать, но и его статус в глазах окружающих. Алька, как истинная ведьма, взбеленилась после полуночи, когда узнала, что домой придётся отправляться одной, поскольку я собираюсь в сауну к местному олигарху. Девочек туда тоже берут, но с вполне утилитарной целью.
        Алёна разозлилась настолько, что стала флиртовать с единственным представленным ей одиноким мужчиной. Олега в баню звать не стали, потому как нормальные мужики держат дистанцию по отношению к лицам с сомнительной сексуальной репутацией. А у Поздева она... своеобразная. Ни мужчина, ни женщина и даже не педераст - это о нём. Когда человек так беззаветно любит власть, что не изменяет своей страсти интимными отношениями с лицами не только противоположного, но даже своего пола, это окружающих напрягает.
        Олегу недавно намекнули, что для спасения карьеры ему необходимо жениться. Но никто на слоноподобного перезрелого юношу не клюёт. По слухам, ни одна претендентка с ним даже не переспала, хотя некоторые были не против. Тут как раз положительный ответ по первому вопросу во многом определяется возможностями во втором. А с сексуальностью у этого народного избранника дело тёмное, скорее всего, она нулевая. Потому уехал я спокойным. Но Алька разъярилась всерьёз и обворожила Поздева со страстью женщины, желающей яркой мести бросившему её кавалеру.
        В итоге Олег серьёзно запал на рыжую студентку. Предложил переехать к нему с последующим замужеством. Алёна выдержала неделю жизни с Олегом и его злобной родительницей, начальником УВД, кою даже местный мэр побаивается. С ужасом мне потом рассказала, что там у всякой вещи своё определённое место, и даже в ванной для каждого члена семьи висит пять полотенец (для волос, лица, рук, тела и ног), и не дай бог перепутать, - нотаций на сутки, не меньше.
        Спали они в разных комнатах, потому как Олег объявил, что добрачный с�
  
  4. Холодное лето 2053-го
  Вячеслав Ледовский
  "Я верю, друзья, караваны ракет
  Помчат нас вперед, от звезды до звезды..."
  (Песня советских времен)
  
  За тридцатилетнюю зиму наст уплотнился до состояния спекшейся глины, плотной корки, на которой можно было играть в футбол, танцевать, даже разъезжать на коньках или автомобиле.
  
  Но "Пазик" все же решили в тяжелый путь не брать, хоть он серьезно бы ускорил движение. Дома эта машина нужнее. Цена переоборудованного под паровой двигатель автобуса для общины была куда выше, нежели чем жизни четырех мужчин.
  
  Все топливо в деревне и вокруг за десятилетия выбрано напрочь, и теперь за ним приходилось ездить за километры. Потеряешь единственный транспорт - лишишься тепла и не менее необходимого света. Значит, неминуемо погибнут парники - на печках да раскручиваемых мускульной силой электрогенераторах долго не продержишься.
  
  А гибель посевов означает смерть поселения.
  
  После этого останется только собирать пожитки да откочевывать в поисках места, где еще можно выжить. Где есть шансы добраться до неразоренных складов или чудом неразграбленных продовольственных магазинов. А еще лучше - до заметенной выше крыши фермы с погрызенной мышами да хорями, но все же съедобной мёрзлой птицей или тушами животных. Таких оазисов, где хоть еще малое время, но все же можно продержаться, в заваленной десятиметровым слоем снега Сибири не так много осталось. И за каждый придется повоевать со столь же несчастными людьми, бьющимися за жизни свою да близких...
  
  - Слышь, Старый, - выплюнул вместе с накопившейся слюной долговязый парень, - а что, раньше такое было, чтобы вот так, зараз всю жизнь на Земле вымораживало?
  
  Догнавший металлические нарты седобородый крепыш со снайперской винтовкой за левым плечом оперся на гибрид лыжной палки и копья с дециметровым лезвием. Тяжело дыша, пояснил:
  
  - При жизни людей - нет. Но историки говорили, иногда вымирали почти все живые виды. То есть, вообще, на суше почти все весом более десятка килограмм. Было такое, Витя, да.
  
  - И почему это именно нам так не подфартило? - с неподдельной горечью выдохнул долговязый, оглядывая белую равнину, которая тянулась до горизонта, где сливалась с низкими, словно висящими над самой головой облаками. Что треть века назад скрыли так до сих пор и не показывающееся над землей солнце. - Ну, хотя бы еще сотню лет тот астероид бы подождал! Чтобы на мою долю нормальной жизни, этого зелёного века выпало...
  
  - Сотни лет человечеству бы хватило, - выдохнул снайпер, - даже еще пару годков, наладили бы планетарную противометеоритную защиту и сшибли бы его за миллионы километров. Совсем бы еще чуть-чуть, и отбились. Со временем немного не уложились. Просто не повезло. Слишком поздно спохватились.
  
  - Меньше бы воевали да это ... кина всякие снимали, дворцы строили да по курортам ездили! - взбеленился Виктор. - Вот и ... доотвлекались на сторонние причуды. Вместо самого главного, чем заняться бы положено!
  
  Неожиданно пожалел отвернувшегося в сторону, явно не желающего спорить седобородого.
  
  Бывшего в те времена еще подростком, потому и неподсудного за огрехи предков.
  
  - Ладно, чего уж там. Что выросло, то выросло. Двигаем?
  
  Невысокий Димон с укороченным калашом поперек живота скользнул вперед на маленьких алюминиевых лыжах, сразу оторвался от группы на сотню метров. Вслед за ним потянули сани с палаткой, инструментами, едой, боеприпасами и личным оружием Витек и коренастый, раза в полтора в плечах пошире, но такой же высокий Рашид.
  
  Последним, с солидным отставанием, тронулся с места Андрей, прозванный соратниками Старым. Лишь на подъемах он догонял нарты, помогал затаскивать груз на взгорки. На вершинах задерживался, зоркими глазами сканировал местность, прикрывая молодых партнеров, выглядывал то, что они упускали.
  
  Лесок по левую сторону он тоже усмотрел первым. Остановился. Внимательно, будто собираясь расстреливать торчащие над снегом верхушки сосен, оглядел его через оптический прицел. Хриплым голосом окл�
  
  5. Метод защиты
  Вячеслав Ледовский
  Все очень просто на самом деле.
  Надо быть несьедобным
  Для того, чтобы тебя не съели
  (Житейская мудрость)
  
  Миллиарды лет плотоядные космические скитальцы послушно выполняли заложенную в них зловредным и давно покинувшим Вселенную разумом задачу - зачищать планеты от высокоорганизованной жизни. Хищники мигрировали по сложившимся маршрутам от одной звездной системы к другой, через  миллионы веков вновь и вновь подъедая упрямо расцветающую фауну. Но в этот раз они все-таки припоздали
  
  Димыч
  
  Лопасти с грохотом рвали на куски раскаленный солнцем воздух над головами десанта, расшвыривая спрессованные вихри в жаркий июльский степной полдень. От касок до проносящихся смазанным штрих-кодом титановых полос был с метр, но группа выпрыгивала на хилую сухую траву среди каменистых проплешин на полусогнутых, вжимая подбородки в грудную клетку и морщась от сотрясающего тело рева.
  - Требуха гребаная! - выдохнул Дима, негодуя на собственную слабость. Ведь понимаешь, что можно, да и нужно шагать гордо, широко расправив плечи и презрительно вздернув нос. Поминутно, пошагово программируешь себя в тряском чреве вертолета, просчитываешь каждое последующее движение, веришь, что именно на этот раз, точнее, с этого раза все пойдет, как задумал. Да и что там, на самом деле, может случиться? Лопасти вращаются на высоте трех метров, с хорошим запасом. Но как выскочишь из-под защиты брони, как услышишь визгливую агонию полосуемого над макушкой пространства, так тут же услужливое воображение выдает картинку снесенной гигантским стальным ятаганом головы, багрового фонтана из обрубка щеи, ужас дикой боли перехода в неведомое, которое все равно когда-нибудь случится. Но зачем именно сейчас? Не хочу!!! Тело тут же предает уверенный в отсутствии опасности разум, страх парализует волю, в нерушимости которой еще секунду назад не сомневался. И вновь скачешь от винтокрылой машины испуганным, прижавшим уши к голове кроликом. Впрочем, как и все остальные. Кроме Палыча. Он же Босс. Этот, несмотря на свои баскетбольный рост, всегда вышагивает из люка гордо. Словно аист на болоте, посматривает свысока на окружающих, игнорирует режущие на куски небо почти невидимые лопасти. Слегка кривит лицо, но такое впечатление, что только от неудобства, причиняемого грохотом двигателя.
  Что говоришь? - заорал, увидев артикуляцию губ Димы.
  На позицию!
  Давай!
  Теперь, пригибаясь под напором вихревого пресса, будто под обстрелом, на десяток метров вперед, выныривая из-под стригущих воздух металлических полос в душный полынный полдень азиатского лета. И вот они, неспешно перемещающиеся по долинке баньши в количестве трех штук. Стелющиеся по земле, словно облизывающие её, рваные серые облачка, каждое величиной в привычную для этих мест юрту. Прямо перед глазами и на обманчиво безопасном расстоянии всего в километр. Которое голодный или атакуемый баньши способен преодолеть в доли секунды, что неоднократно проверено и доказано. И за  знание это заплачено сотнями жизней не самых плохих людей.
  За спиной спешная разгрузка. Выбрасываются на каменистую землю бараньи тушки, каждая в полцентнер. Приманка. Выгружается и расставляется аппаратура. Среди неё сюрприз для нежданных гостей. Фосфорная бомба, совмещенная с генератором  сверхмощного электромагнитного импульса. Может, хоть это их проймет? Главная задача группы, как и всех прочих, что крутятся вокруг зоны высадки чужих - найти их уязвимое место. Ахиллесову пяту. Пока не удалось. И это очень плохо. Потому как всего лишь за полмесяца пришельцы расширили ареал охоты уже до пяти миллионов квадратных кэмэ. Более 3% суши. И продолжают со скоростью саранчи продвигаться во все стороны - в центральный Китай и Монголию, к Непалу, в Индию, и что самое неприятное, к России, уничтожая на своем пути любую активную биомассу. Отличие только в том, что саранча пожирает растительность, не трогая животных. Эти - наоборот. Флорой брезгуют. Только фауна. Не делая исключений для людей, нежда�
  
  
  6. Вторая попытка
  Вячеслав Ледовский
  Дверь щербатилась поверхностью, нависала над подростком, словно собираясь обрушиться на него, придавить хрупкое тело всей своей неподъемной массой. Будто изнутри напирала, выгибая толстую броню, злоба шеф-повара Ри, особы острой на язык и невоздержанной в действиях. Когда кухарка поймала Мада около своих владений в последний раз, буйная толстушка таким винтом выкрутила ему уши, что они распухли, казалось, до размеров самых больших из развешанных по стенам сковородок. И наподдала ногой, провожая за порог, так, что копчик отдавал тупой болью еще недели полторы. Вряд ли в этот раз на камбузе ждал более радушный прием. И потому мальчику очень не хотелось исполнять полученный приказ по дежурству на кухне. Лучше бы, укрываясь от уничижительных и любопытных взоров, вихрем промчаться по коридорам и хотя бы до обеда укрыться в своей каюте. Обстоятельно покопаться в найденных час назад в дальнем углу библиотеки рассыпающихся от ветхости в руках на разлохмаченные листы книгах. Но тогда завтра на утреннем разводе придется испытать еще более горькое унижение за подобный неслыханный проступок - неисполнение распоряжения, полученного от САмой Старшей. И это при всем населении Дома, и главное, в присутствии Авы. Стоять перед строем, смотреть бухнущими слезой глазами в пол, чувствовать, как подступающая к ушам и щекам кровь окрашивает их в пунцовой цвет. Слушать укоризненные нотации под вдавливающими в землю презрительными взглядами большинства,
  
  
  7. Под светом звезды
  Вячеслав Ледовский
  Рассвет белесой немочью пробивался через небольшое оконце. Странно, судя по полутеням на потолке, было еще часов шесть-семь, а Валька уже выспался. Впрочем, со временем последнюю неделю творилось что-то невообразимое.
  День словно съеживался и каждый следующий был сумрачнее предыдущего. Вечер начинался раньше. Утро приходило позже. Валя любил поспать, потому это его не слишком расстраивало. Но взрослые тревожились всерьез. Впрочем, какое дело было мальчику до их тревог? Как тебя воспринимают, так и ты ответно реагируешь, это же нормально.
  А даже родители считали Валю калекой. Конечно, любили, ведь если ребенок инвалид, всё равно он остается родным. Но вздыхали горестно, жалели мальчика и себя.  Их можно понять. Ведь исключений делать не будут, второго ребенка родить не разрешат, и маме не дождаться внучки.
  Фамилия, считай, уже фактически пресеклась.
  Задрав головы и прищурив глаза, взрослые теперь днями рассматривали висящее в зените светило. Обсуждали перспективы урожая, сложные вопросы снижения яйценоскости и уменьшения вегетативного периода. Косились на мальчишек, будто это они виновны в этих неприятностях.
  Их было двое в Доме-2. В смысле, две неприятности. Первая - угасающее солнце. Вторая - пацаны.
  Ребят тоже было двое, Валя и его старший сосед Сашка. На полтысячи женщин и девочек...
  В доме ароматно пахло поджаренными куриными крылышками и пирожками с щавелем. Рядом с тарелкой расположился графин с темноватым в сумраке морсом, три, словно светящихся в полумраке, перепелиных яйца.
  Валька выметнулся из-под одеяла, нырнул ногами в юбку, одновременно удачно попав ступнями в босоножки. Завтракать он не любил, потому сразу выскочил на улицу.
  - Ну, ты и засоня, - встретил его насмешливый голос.
  Сосед сидел перед большой, два метра в окружности, песочницей, и разглядывал таинственные, понятные только ему знаки и схемы. Быстро затёр не понравившийся фрагмент, нарисовал на этом месте знак вопроса, снова задумался.
  Сашка был старше всего на полтора года и считался самым умным учеником общины. А в компьютерах уже разбирался лучше, чем даже его бабушка - главный сисад Дома. Должность была наследуемой, после бабы Шуры она достанется маме Саши, а потом самому Александру. Но, поскольку на самом наследнике династия тоже пресекалась, мама Саша уже взяла во вторые ученицы дочку подруги.
  А на Вальке таким же образом оканчивалась фамилия ремонтников.
  - А где старшие? - спросил он хрипловатым для солидности баском.
  - Все в Меркурии на агоре собираются, - пояснил рассматривающий рисунки на песке сосед. - Совещание сегодня большое. Всеобщее. Солнце-то явно гаснет. Наверное, экспедицию к нему пошлют. Выяснять, что происходит. Во главе с твоими, скорее всего.
  - Как, прямо на Солнце? - Испугался за родителей Валька. - Оно же высоко! И такое ... горячее! Даже сейчас! Они же там сгорят! Запросто...
  - Ну, так команда ведь отправится ночью, когда темно. - Пояснил собеседник. - А дорога туда, если что, имеется. Как раз через нашу планету идет, уж я то знаю. Так что сегодня вечером, наверное, и выдвинутся. Смотреть, что там произошло, и сразу ремонтировать. Я тут кое-что, кстати, еще придумал. Пока ты, между прочим, дрых. Давай быстро завтракай, да пойдем, мне в информатории пару вещиц уточнить нужно. А одному туда переться ... как-то не очень.
  Валька понимал соседа. Появляться в центральных планетах в одиночку, без родителей или Сашки, ему тоже не нравилось. Девчонки шарахаются, как от больного, взрослые разговаривают сквозь зубы, косятся в стороны, морщатся, будто у них зубы болят.
  Еще и поэтому семьи мальчиков, по совету психологов, выселили на отдельную, специально выстроенную  планету.
  Дом-2 представлял собой четырехлучевую, вырезанную в каменном массиве долину. В центре, под самым Солнцем, находился Меркурий. По разные стороны, на равном расстоянии - Венера, Земля, Марс и Фаэтон. Подальше - Юпитер, Сатурн, Нептун и Уран. За первыми тремя - холодные океаны. Северный, Западный и Восточный. Там разводили рыбу. А между Ураном и тупиком, которым заканчивается ущелье, находилась планета Дальняя. Здесь жили Сашка и Валя с мамами да бабушками. Выселки, как грустно шутил нахватавший из баз данных много давно забытых понятий Александр, сейчас с нетерпением поглядывающий на приятеля.
  - Я с утра не ем, - пояснил Валька.
  - Ну, как хочешь. Сало Богу, шкварки нам. - Пожал остренькими плечами Сашка. - Тогда вперед, выдвигаемся. Пока самое интересное там не закончилось.
  Снова масса незнакомых слов. Это дело - ставить в тупик, сосед любил.
  Но на этот раз Валя решил разобраться с самого начала. Благо дорога дальняя, время позволяет. А о чем еще беседовать?
  - А что такое - сало?
  - Ну, это был очень вкусный сверхкалорийный продукт, - ответил Александр. Зачем-то добавил, - который очень любили хохлы.
  Валька растерялся от нового неизвестного понятия, посмотрел снизу вверх. - А кто такие ... хохлы?
  - Это древний высокоразвитый народ, - пояснил собеседник. - Который очень любил сало.
  - А...., - стало понятно, что эту тему лучше дальше не развивать. Только время зря потеряешь, и еще сильнее запутаешься. Лучше о чем попроще поговорить.
  - А, правда, говорят, что раньше небо синее было?
  Вскинув головы, мальчишки глянули вверх. Если хорошенько прищуриться, то на светило на блеклом, пронизанном голубыми прожилками своде еще можно было смотреть, не опасаясь рези в глазах.
  - И солнце было жарче, и небо синее, - авторитетно ответил Саша. - Но потом краска на своде облупилась, и со звездой видишь, что происходит.
  Мрачно добавил, - Даже вполне может быть, что наступают конечные времена.
  - Какие конечные? - Задохнулся от волнения младший, - те ... самые?
  - Ну да, те самые, - многозначительно подтвердил старший, - всё к тому идет.
  "И начнут рождаться мальчики, и солнце перестанет светить так ярко, как раньше...", - процитировал он. - Пока всё сходится. Взрослые в это верить пока не хотят, надеются отремонтировать светило. Ну, и думают, что с нами ... тоже как-нибудь все само собой решится. Но, скорее всего, зря они это. Ведь сказано "прожитых две тысячи лет под светом звезды под именем Солнце". Я сегодня еще раз посчитал. Точно тебе говорю, все грош в грош. Ровно две тысячи лет прошло, как наш народ здесь живет. Время выходить...
  Еще с яслей детям рассказывали легенду о том, что за пределами Дома есть иной, большой мир, откуда сюда пришли предки. Про то, что он злой и агрессивный, что там придется бороться за еду и даже жизнь, болеть и страдать. Но все равно туда надо вернуться, и нужно быть к этому готовым. Хотя, с другой стороны, разве есть смысл менять упорядоченную комфортную жизнь на нечто худшее или совсем непонятное? Это подойдет разве что для тех, кто здесь чувствует себя парией. А нормальные люди добра от добра не ищут.
  - Ну, я так даже за, если так, - мрачно отреагировал Валька, - надоело мне тут...
  Из-за яблоневого сада показался Уран. Дорога переходила в улочку между двумя рядами домов. Визгнула, увидев мальцов, и бросилась к порогу девочка. Из окна выглянула и неодобрительно покачала головой девушка постарше.
  - Эй, Лиза, а народ где? - Окликнул, узнав одноклассницу, Александр.
  - На собрании все, - равнодушно ответила та, прилаживая за ушко светлый локон. - А я не пошла. Что там делать? Лучше за маленькими посмотрю да рассадой займусь.
  Мама и бабушка Лизы были аграриями. Та же судьба ждала и её. Но жаловаться на это девушка смысла не видела. Жизнь идет, как заведено исстари. Расти посевы, смотри за садом. Придет время уходить в иной мир старшему поколению, и тогда она родит девочку, которую тоже назовут Лизой. Вырастит её. Потом сама дождется внучки, снова Лизы, будет её учить и радоваться успехам ребёнка.
  Стабильный мир, с понятными радостями и без всяких перемен. Почти без перемен. Потому что четырнадцать лет назад впервые в общине родился мальчик. Через полтора года, еще один.
  А теперь еще вдобавок стало гаснуть Солнце.
  Если первые два происшествия можно считать просто  неприятностями, то последнее - очень серьезно.
  Все понимают, не будет достаточно света и тепла - не вызреют злаки. Чем тогда кормить птиц, кроликов, рыбу, что самим есть? А если ОНО вообще потухнет? Горестная складочка легла между бровей Лизы.
  - Идите уж отсюда, - сказала она грубовато, - а то маленькие вас боятся.
  Сашка насупился. - А ты?
  - Что я?
  - Не боишься?
  - А мне-то что тебя бояться? - фыркнула девушка, - я тебя вот с таких лет знаю.
  Она подперла скулу ладошкой, прищурилась, - ты мне даже нравишься, если что. Несмотря на ... твои странности.
  Александр поперхнулся. Побагровел. Дернул приятеля за рукав, - пошли...
  Через пару шагов придумал ответ, повернулся, выкрикнул сорвавшимся в петушиный клич голоском. - Ладно, на обратном пути договорим!
  - Жду, милый. - Лиза вытянула бантиком пухлые губки, дразня мальчишку.
  Тот поспешно отвернулся. Ускорил шаг.
  - Что это она так... с тобой? - Недоуменно спросил Валька. И нарвался на грубость.
  - Не твое дело!
  До Земли прошагали молча. Здесь находился инкубатор, куда привозили будущих мам. Кроме того, на этой планете находилась больница, в которой каждый из мальчишек проводил времени много больше, чем любая из ровесниц. Не потому, что чаще болели. Скорее можно сказать, что их исследовали.
  Не самые приятные воспоминания. Потому, не сговариваясь, поселение путники обогнули по боковой, проходящей через кукурузное поле, тропинке.
  Вышли к банановой плантации. Солнце уже палило всерьез. Оно висело над самой головой, и теней практически не было видно.
  - А здесь ниче, вполне, жарко, - буркнул Валентин.
  - Так полдень почти, - ответил Сашка. - Кроме того, вспомни, на Дальнюю оно светит под углом в полсотни градусов. Потому за нами только травы да ягодники растут. А тут - полный зенит. Аж в ушах звенит.
  Показались белые дома Меркурия. Народ уже расходился от планеты. На мальчишек косились, но замечаний им - по поводу неряшливых неглаженных юбок, грязных бантов во всколоченных волосах не делали. Привыкли, что не помогает. Да и не до того теперь было - после увиденного в небе да услышанного на собрании.
  - Махнем сразу в информаторий, - предложил Сашка. - Там и перекусим. У меня вход свободный, сам знаешь. Тебя проведу. У меня, кстати, к базам данных доступ ограниченный... был. Но я себе вчера полный сделал. Сам.
  Не выдержал и похвастался, - я в этом деле уже больше своей бабушки секу. Она даже не знает, куда я теперь добираюсь. Судя по логам, в тех местах уже несколько поколений никого не было.
  Компы Валька тоже любил. На уровне приятеля в этом деле, конечно, не разбирался. Но Александр всегда загружал ему разные интересные программы. Не девичьи - карточные пасьянсы или когда надо было складывать рядами разноцветные кубики. Не обучающие - типа вырастить урожай, обеспечить приплод молодняку или отремонтировать электропроводку.
  А со стрельбой по монструозным тварям. Это было маленьким секретом мальчишек, потому как в свободном доступе таких игр не было. Сашка как-то сказал, что они первые за тысячи лет, кто снова в ЭТО играет.
  Лавируя между взрослыми, приятели добрались до площади.
  - Мама Валя! - Махнул рукой Александр, увидев соседку, - Валентин, если что, тут, со мной, вы не волнуйтесь!
  - А, вот вы где..., -  поспешила к ним полненькая женщина, - Сашенька, я сегодня в экспедицию к Солнцу ухожу, а баба Валя на главном энергоблоке связь со мной держать будет. Ты за Валенькой присмотреть сможешь?
  - Конечно, мама Валя! - кивнул Александр. - Может быть, мы в комнате отдыха при главном информатории тогда заночуем, я с бабой Сашей поговорю, наверное, разрешит. Если вы словечко тоже замолвите. А с Солнцем-то что?
  - Энергия отсюда идет в полном объеме. Видимо, проблемы там со светоэлементами, посмотрим. - Пожала пухленькими плечами механик. - Такого вообще никогда не было, чтобы сразу так много вышибало. Но дело знакомое, инструкции на все случаи жизни у нас есть. Запасных комплектов тоже достаточно. Так что на месте разберемся. Ну, я на тебя могу рассчитывать?
  - Да!
  Мама взъерошила макушки мальчишкам, чмокнула в щеку Вальку, привычно горестно вздохнула и тут же исчезла, словно её здесь и не было. Валентин ошарашено покрутил головой по сторонам.
  - Да вон она, - махнул рукой Сашка к ближайшей двери, - к гаражу пошла. Ну что, ты со мной? Пошли, я такие штучки в компе раскопал - пальчики оближешь!
  В библиотеке было многолюдно. Несколько десятков женщин, в основном ремонтники и аграрии, сидели перед мониторами, озабоченно надувая губки и морща носики.
  Сашка повлек приятеля к входу в спецхранилище. Подмигнув, приставил большой палец к индикатору. С легким жужжанием дверь откатила в сторону.
  Валентин запнулся о порог, испуганно глянул на приятеля.
  В кабинете перед огромным пультом сидела главный сисад общины. Посмотрела на мальчиков. Улыбнулась.
  - Это хорошо, что пришел. Вовремя. Надо программное обеспечение энергосистем проверить, а я что-то тут в непонятный блок уперлась, не знаю, откуда он взялся и как пройти. Посмотришь?
  - Конечно, бабушка. - Александр уверенно продефилировал к пульту. Вгляделся в значки на экране. Вскинул пальцы. И с пулеметной, как в стрелялках, скоростью, стал стучать по клавишам.
  Не поворачивая голову, уведомил. - Тут Валька со мной, тетя Валя попросила за ним посмотреть. Ничего?
  - Да конечно, - вздохнула бабушка, - куда же вам теперь друг от друга. Ну что там?
  - Системы надо перезагружать да тестировать. Это часов на пять. Видишь значок? - Подросток ткнул пальцем в угол картинки.
  - Да, даже на пять с половиной. Это же до самой темноты, - ужаснулась бабушка.
  - Ну, так давай мы с Валькой этим займемся, - вкрадчиво предложил Александр. - Тут и заночуем, все равно у него родители на дежурство уходят. А ты иди домой, отдыхай. Утречком встанешь, а у меня все готово. А за это мне рыбки на завтрак пожаришь. Хорошо?
  Пожилая женщина покачала головой, с сомнением разглядывая картинку на экране. Решилась. - Ну да ладно, все равно здесь смысла всем сидеть нет. Но ты сам никуда больше не лазь, хорошо? Можете поставить себе тетрис. Или шахматы.
  - Конечно, бабушка, - с серьезным видом кивнул Сашка. Если бы сисад знала, какие игры её внучек уже из баз данных вытаскивал, она не была бы столь спокойна. - Ты иди, а я тут разберусь. Все в полном порядке будет. Не сомневайся!
  Дверь вновь прожужжала, отгородив мальчишек от внешнего мира.
  - Да! - Дружно выкрикнули они, шлепнув ладонями в ладони друг другу.
  - Йе! - Заорал Валька и пробежался вдоль стенки, молотя по ней кулаком.
  - Что жрать будем? - Спросил Александр. Валентин сглотнул, только сейчас поняв, насколько он голоден. Сюда можно было заказать автоматическую доставку еды. Грех было этим не воспользоваться.
  Не в столовую же идти, чтобы там давиться стандартным обедом под косыми недоброжелательными взглядами.
  - Это, курицу-гриль, грудку, даже две, и яблочный сок. И лучше без хлеба! И фруктов там, чисто по ходу перекусить.
  - Оки.
  Сашка щелкнул клавишей ввода.
  - Слушай, я тут такую игрушку раскопал! Можно вдвоем играть! Типа на электрокарах гоняться, кто вперед! Только кары эти несутся с бешеной скоростью. Картинка прямо на большой экран выводится! Понеслась?
  Часа три за гонками, а потом стрелялками, пронеслись незаметно.
  - Слушай, а уже темно-то как! Что, вечер уже? Рановато вроде. - Спохватился Валька, бросив взгляд на экран наружного наблюдения.
  - Да, блин ... Светило-то все раньше вырубается, - подтвердил Александр. - А системе то еще часа полтора грузиться... Может, в боевые нарды пока срубимся? Или ходилку какую поставить?
  - Ты знаешь, - замялся Валентин, - я, наверное, домой пойду. Может, успею, пока еще ... они не выдвинулись.
  Навалилась тревога. Солнце гаснет. И мама в неизвестность уходит. А он тут игрушками занимается. Может быть, как раз сейчас он там нужен. А вдруг что произойдет, и никто, кроме Вальки помочь не сможет? Мамочка, милая... А если она не вернется? Стало до слез жалко себя. И бабушку. И весь мир.
  Валентин шмыгнул. Уткнулся в прохладную кожу спинки кресла. И зарыдал в голос.
  - Эй, ты что? - Подскочил Александр. Стал гладить по спине, успокаивая. Валька дернул плечом, сбрасывая руку.
  - Ну, иди, конечно, - сдался Сашка. - Я бы тебя сопроводил. Но, видишь, работать нужно, бабушке обещал, сам ведь слышал. Да ё-мое, дуй уже отсюда, сил нет на тебя смотреть!
  ... Потупив голову и не глядя на окружающих, Валентин промчался через библиотеку. Свернул за домами в посадки. И заспешил к дому. Стемнело очень быстро и как-то сразу. Солнышко теперь проглядывало с неба еле видной белой остывающей проплешиной. На планетах зажгли уличное освещение. Валька бежал по тропинкам, в обход селений. От травы и листьев пахло остро и свежо только что досыта политой остывающей зеленью. Обок перепархивали смелые в темноте, сбежавшие из птичника и пока еще не пойманные перепела. Мамы звали домой детей, и звонкие голоса метались от одной стены ущелья к другой. Выпала роса и теперь мокро холодила ноги.
  Раз - два, раз - два. Левой - правой. Вдох - выдох. Вон и дом виден. Ближнее окно, где семья Сашки, светится желтым огоньком. А дальнее? Еще немного, и будет видно. Не видно. Еще не видно. Не видно. Не может быть. Темное. Никого дома уже нет. И что теперь делать?
  Валька остановился. Его тело стала бить легкая дрожь.
  Подаваться назад, в информаторий - уже поздно. Да и перед Александром как-то неловко дураком выглядеть. Если к бабе Шуре, то не очень хорошо может получиться. Вроде друга подводить, который за тобой пообещал присматривать, вроде поручился.
  Валька присел на корточки. Прислушался. Из сумрака доносилось удаляющееся жужжание каров. Мальчик глубоко вдохнул в себя воздух. Чуть прогоркло пахло машинным маслом и озоном. Может, есть шанс догнать? Валентин вскочил и заторопился дальше, во мрак ущелья, вслед ушедшей экспедиции...
  .- Вот ведь фигня какая, - Сашка обеими пятернями нервно расчесывал рыжую макушку. Оба банта уже давно были сорваны и валялись под креслом.  - Ведь всё верно, а всё равно почему не проходит? Похоже, надо глубинную проверку запускать. А это только через доступ бабушки, однако.
  Доступ Сашка вычислил уже давно. И с этим проблем не было. Но если сисад Дома узнает о несанкционированном использовании, здесь порицанием не обойдешься. Может лишить возможности работать с компом. Такого риска Александр допускать не хотел.
  Но что делать? Диагностика показала невероятное. Что падение активности солнца является штатным. И теперь надо было уходить в самые базовые программы, чтобы понять, чем это объясняется. Или пытаться перепрограммировать процедуры, что дело явно невозможное.
  Подросток набрал "имя". Затем пароль. Поднял палец над клавишей ввода. И задумался...
  Валька бежал по сужающемуся ущелью. Стенки сдвигались, нависали над головой, словно собираясь обрушиться. Здесь было уже очень темно. И страшно. Казалось, что кто-то мчится по пятам, и иногда мальчик притормаживал, оборачивался, прислушивался. Вроде ничего не было. Но когда вновь разгонялся, все мнилось, что нечто страшное находится за спиной, дышит в затылок и вот-вот догонит. Рубашка на спине промокла, и пот градом тек по шее, ключицам, животу.
  Впереди засветился огонек. Ноги уже заплетались, стали чугунными от накопившейся усталости, и Валентин уже с трудом ими передвигал.
  Пустые кары, за ними полуоткрытая прямо в скалу дверь, а дальше груженные кубами светоэлементов вагонетки. И где-то далеко впереди - пассажирский вагон.
  Поезд заскрипел, дернулся назад, потом, не спеша, тронулся вперед. Из последних сил Валя добежал до последней платформы, ухватился за заднюю стенку, заскочил на стальной сцеп, забросил вторую ногу внутрь, перевалился сам и впал в забытье на белых гладких блоках. Сердце частило в груди, будто стремясь её изнутри разорвать, в горле саднило, все тело исходило горячим едким потом. Валентина покачивало, повеял приятный ветерок, и он то ли уснул, то ли потерял сознание...
  - Если потом устроить локальную аварию с перезагрузкой, и хорошо отвлечь бабушку, чтобы она не проверила логи, может и прокатить. - Определился Сашка. - Так что фиг с ним, вперед, а то до утра не усну. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, на что не решился.
  "Кто не рискует, тот не пьет шампанского", - вспомнил он прочитанную в старых файлах фразу. Может, действительно, если взять да решиться, то зазвенит сигнал пневмодоставки, и там будет он, этот непонятный напиток победителей? Почему бы и нет? Как любой подросток и не разочарованные в жизни взрослые, Александр верил в чудеса.
  Он выдохнул и шлепнул по клавише ввода. По монитору понеслись ряды символов. Затем появилось меню. После его внимательного изучения Александр запустил процедуру "Сыщик", целью которой было выявление сбоев и ошибок.
  На экране стали мелькать названия блоков с одинаковой диагностикой.
  CKFDF 123 - нарушений нет
  BHBYF 123 - нарушений нет
  RFNMZ 123  - нарушений нет
  ...... нарушений нет
  ...... нарушений нет
  И так далее, сотни раз...
  Сашка вывел "Сыщика" на боковой монитор. А на основной, вернул главное меню. Здесь было что посмотреть. К примеру, файл "Базовые подходы организации программы "Дом"". Последний раз её открывали, кстати, десяток лет назад. Ну что же, приступим...
  И чем дальше Александр читал, тем более он понимал, что на самом деле происходит...
  "Вставай, Валентин, пора в школу, опаздываешь. Ну что же ты, давай. Подъем!". Просыпаться не хотелось. Но расталкивали уж очень активно. Подросток открыл глаза. Рывком приподнялся.
  Ошарашено огляделся, не понимая, куда это он вдруг попал с родной постели, и что вокруг происходит.
  - Ты смотри, кто это у нас! Валя, иди сюда! -  мама Зина в каске с фонарем и комбинезоне механика возвышалась над вагонеткой. - Смотри, какой неслух! И банты где-то потерял...
  Поезд стоял рядом с каменной, покрытой натеками стенкой. Над головой нависал низкий пыльный потолок с тускло светящимися лампами. Он тянулся вдаль на десятки метров. Пол был расчерчен поблескивающими балками на шахматные клетки со стороной в четверть метра, в которых сидели светоэлементы. По балкам змеились провода в металлической оплетке.
  - Так. Дома поговорим. - Сухо сказала подошедшая мама. Но глаза её блеснули совсем не  сердито. - Сашка тоже здесь?
  - Нет. Он в информатории. У него задание бабы Шуры.
  - Значит, Александр взрослым делом занят, в отличие от тебя? - Уточнила мама.
  - Я волновался, - в носу хлюпнуло. - Хотел успеть, пока вы не уехали. А потом поезд тронулся.
  - Я сам не знаю, как все это получилось, - в конце концов, признался Валька, не выдержав осуждающих взглядов.
  - Ну ладно. Коли ты все равно здесь, тогда давай помогай, не без дела же тебе сидеть. Бери тестер и проверяй по ячейкам сигнал на входе и выходе. При результате меньше пятидесяти процентов записывай номер элемента. Потом поможешь их менять.
  Мама отошла к висящему на стене телефону. Сняла трубку. Стала объяснять собеседнице.
  - Да вроде на магистральной линии все нормально, обрывов нет. Сейчас проверим поэлементно и заменим подгоревшие блоки. Да, мама, ты не представляешь, что здесь только что произошло! Нет, я сейчас не по поводу Солнца. Да нет, и не об этом. Нет, ничего страшного. Да дома расскажу! Да не волнуйся, все нормально! Хорошо, ладно, если ты так сильно хочешь это услышать. Внучек твой в поезд забрался и сейчас рядом со мной стоит. Да, прямо на Солнце, вот, совсем рядом, так на шлепок и напрашивается. Да не разрешала я ему! Да откуда я знаю? Сама у него спрашивай! Ох, лучше бы я тебе этого не говорила. Пока, все-все-все, мне нужно работать.
  - Огорчил ты бабушку, - мрачно резюмировала мама и отвесила сыну легкий подзатыльник. - Ну да ладно, тебе самому с ней завтра и разбираться. А теперь вперед, времени мало, и до утра нам надо успевать. Чтобы в этот раз рассвет точно по расписанию был!
  ... Александр спал на тахте в комнате отдыха. Ему снился огромный мир, в котором солнце всякий раз встает в иное время, небо покрыто похожими на искорки звездами, бывают непонятные штуки вроде дождя и снега, а еще поят очень вкусным таинственным напитком со смешным названием "шампанское".
  А рядом с ним была бывшая одноклассница Лиза, и у Сашки все же непонятным образом возникли дети. И не один, а, невозможное дело, несколько. Двое, или даже трое...
  ... Произошло что-то очень плохое, понял Валентин. Вроде все сначала было нормально и даже весело. Он бегал от блока к блоку с тестером, потом помогал заменять светоэлементы, и чувствовал себя нужным как никогда в своей жизни. А теперь команда механиков стоит мрачная и даже напуганная, все на него шипят, а мама растерянным голосом жалуется бабушке по телефону.
  - Не понимаю, мама. Мы заменили все элементы с износом более пятидесяти процентов. На всякий случай, дополнительно все с износом более четверти. Но в любом случае, такой потери по мощности быть не могло. Не говоря уже о смещении времени рассветов и закатов. Да, это наверняка программный сбой, пусть баба Шура там внимательнее смотрит. Да, все, едем вниз, до встречи. Пока... 
  В пассажирском вагончике Валька уснул, уютно разместившись на маминых коленях. Давно он так сладко не спал. Очень удачное приключение. Вдобавок удалось прокатиться до дома на электрокаре.
  Его даже никто не стал ругать. Ночью не успели. А утром было не до того, потому что Солнце опять зажглось позже обычного.
  Досыпал подросток на родной кроватке. А когда проснулся, оказалось, что уже очень поздно, и он на Дальней  один. И даже Сашки во дворе не было. Одному идти к центральным планетам не хотелось. Валька и не пошел. Потому так получилось, что о самых главных новостях общины за последние две тысячи лет он узнал самым последним.
  Зато на столе лежала груда забытых мамой учебников, схем, карт и инструкций, включая прежде мальчишкой не виданные. И на час-полтора себе дело он нашел без труда. Кто из пацанов удержится от соблазна покопаться там, куда раньше не пускали?
  А потом Валентин взял корзинку с плетеной крышкой и пошел в поля ловить беглых перепелов.
  Там, на скамейке близ маленького водопадика, стекающего из расщелины в отвесной скале, он увидел своего соседа с Лизой. Вернее, сначала услышал их голоса, подпевающие неумолчному потоку.
  "Несет меня течение сквозь запахи осенние ... ", - выводил тенором Сашка, а поверху вился звонкое сопрано девушки "... и лодку долго кружит на мели ...".
  И так это было красиво и хорошо, что сладко защемило сердце, стеснило грудь, потому Валентин поставил корзину и стал подбираться поближе, осторожно разводя стебли уже высокой кукурузы.
  Может быть, производимый шорох насторожил певунов, потому что они замолчали, прислушиваясь.
  - Птицы, наверное. - Предположил Александр. - А наверху, они вольные. И поля там, до самого горизонта.
  Там раньше было очень плохо. А сейчас все нормально. Потому то компьютер и стал понемногу отключать светило. Это знак, что пора выходить.
  - Горизонт, это край неба, - быстро пояснил, смутившись.
  - А на чем оно держится? - Требовательно спросила девушка. - Вот наше небо держится на скалах. А там?
  - Оно не держится. Оно вообще, как пустота такая, над головой.
  - Чепуху опять говоришь. Пустота, она где-то заканчивается. У нас каменным небом, к которому прикреплено солнце. А там?
  - Выйдем, увидишь. - Послышалось шуршание. Шлепок.
  - Но-но, милый, без рук! - Со смешком сказала Лиза. - И вообще, отодвинься. Сядь там, где сидел.
  Сквозь прорехи в посадках Валька видел силуэт девушки, нахохлившегося приятеля рядом с ней. Отодвигаться он явно не собирался. Впрочем, повторных требований об этом не поступило.
  - Ты знаешь, - продолжил, как ни в чем не бывало, Александр, - кроме нашего Дома, есть еще, оказывается, Дом-1. Который самый первый сделали. В нем тоже спасались люди. И он тут недалеко. Я на карте видел - совсем рядом. На Урале. А мы, оказывается, на Алтае находимся. А еще собирались строить Дом-3. Но вроде отказались от этого проекта. Потому как строительство двух первых домов всем сильно надоело.
  Парочка сидела рядом, тесно прижавшись бедрами. Валька увидел, как рука Александра обняла талию девушки. Они развернулись друг к другу. Их лица сблизились. Почти соприкоснулись.
  - Я согласна, - сказала Лиза. - Я пойду с тобой туда. Наружу. В страшное место, где небо может обрушиться вниз, потому что его ничего не держит.  Но при одном условии. Туда выйдем только ты и я. Вдвоем. И больше никого. Да?
  - Да. - Согласился Сашка. И губы их соединились.
  Валька попятился. Его лицо запылало. Так предать единственного друга! И ради кого? Тощей вертлявой соседки с Урана, чей потолок интересов - малышня и посадки? Да еще лизаться с ней!?
  Выбравшись на тропинку, забыв про корзину, он бросился к дому. "Всё расскажу. Всем", - мстительно думал мальчишка. - "Маме. И маме Саши. И его бабушке. Всем. Он у меня поймет, как лучших друзей бросать!".
  Время Валентина понимать некоторые вещи еще не наступило. Впрочем, он даже и не подозревал, как мало времени осталось до поры, когда удастся с зеленоглазою и с Нептуна наядой ему "вкусить любви запретный плод, тогда еще не зная наперед, какого же пришлось отведать яда".*
  * (Жорж Брассенс)
  
  
  8. Темна вода во облацех
  Вячеслав Ледовский
  "У воды нет ни смеpти, ни днa,
  Я пpощaюсь с тобой...
  Это всё, что остaнется после меня,
  Это всё, что возьму я с собой"
  (Ю. Шевчук)
  
  В темноте игла светилась и казалась устремленным в ночное небо и теряющимся в мрачных грозовых тучах лучом необычайной яркости. Олег Баев вытянул руку, выставил указательный палец, будто из пистолета, прицелился в далекую шахту вражеского орбитального лифта.
  Одними губами выдохнул:
  - Пуф!
  Разочарованно скривил рот. С грандиозным сооружением, связывающим поверхность планеты с платформой межзвездных кораблей чужаков, ничего не произошло. Сиреневая спица продолжала безмятежно протыкать атмосферу, отражаясь размытой дорожкой в черной воде, из-за которой еще никто не вернулся.
   - Ты еще из рогатки камнем попробуй! - посоветовал из-за спины хриплый тенор.
  - Не долетит, - сходу сориентировался с ответом Баев. Мечтательно добавил:
  - Вот ядерный бы зарядик в основание этой хреновины... Мегатонн на дюжину, это да.
  - А фиг ли толку? - уныло возразил хрипатый. - Даже если и рванет, не факт, что снесет. Опять же, восстановить все дела им может пару минут, а мы тут радиацией всё сами себе загадим. Наоборот, ещё шибче народ к ним попрет.
  - То-то и оно. Нет у нас против них методов. Пока нет, - сразу поправился Олег. Подумал "Может быть, и никогда не появится. Больно велик разрыв в развитии. Во всяком случае, мне точно не дожить".
  Спросил:
  - А что ты в этот раз так рано? Я думал, под утро будешь?
  - Девка мутная попалас�
  
  9. Nimil v, цена свободы
  Вячеслав Ледовский
  Двенадцать долларов, - сухо сказала я. - И ни баксом меньше. Сумма окончательная, торговли не будет.
  Лицо хранителя иссекли глубокие морщины. Потускневшие до серой невзрачности зрачки провалились в колодца ставших глубокими глазниц, рытвины ветвистыми ущельями изрезали щеки и лоб, словно все испытанные за долгое время невзгоды разом догнали мгновенно ставшего стариком еще секунду назад молодого парня. И даже кожа на руках и открытых нежному ноябрьскому солнышку плечах на глазах иссушилась, пожелтела местами до коричневых пигментных пятен. Стала неприятной, как подгоревшее от долгой жарки подсолнечное масло из далекого детства, когда мама на черной слоистой от нагари сковородке жарила драники. Те самые, вкус которых не забыть. И не повторить.
  - Оля, это много. И несправедливо. Ты ведь знаешь, как я их долго собирал. И чего мне стоило все сохранить в более-менее приличном состоянии. И что они для меня значат. Я ведь тебе рассказывал. - Кайл понемногу приходил в себя. Его мордашка постепенно разглаживалась в смазливое личико голубоглазого юноши, коим хранитель на самом деле если и был, то очень долгие годы назад. Бицепсы, будто подкачанные изнутри, вновь приобрели пышущую здоровьем и юностью словно светящуюся изнутри солнечную смуглость. К ним хотелось прикоснуться. А потом прижаться щекой.
  Слава Богу, что этот этап отношений уже отгорел и остался далеко позади. Хотя иногда, вот как именно в это раз... нет, не стоит отвлекаться, а то все снова пойдет к чертям.   
  - Знаю. Но все имеет свою цену. - Я не собиралась уступать. Двенадцать долларов. Будь их больше, больше бы и требовала. Но у Кайла была дюжина. И следовало получить всё.
  - Черт. Дьявол. И все-все-все вообще. Ну зачем тебе они? - срыв, вызванный моими непомерными требованиями, был преодолен. И передо мной вновь стоял тот обаятельный красавчик, который встречал меня на этом же самом месте десяток лет назад.
  - А тебе?
  - Память. О том, прошлом мире, - белозубо улыбнулся собеседник. - У меня ведь ничего другого просто нет. У кого-то амулет. Медальон. Кольца. У тебя вот - сережки. Бирюзовые. В цвет глаз. А у меня - это.
  - И для меня они станут памятью. Сережки, это о маме. Детстве. Семье. А монеты будут о тебе, - подсластила я пилюлю.
  - Вот как? А я думал, просто вредность. Такая месть за какие-нибудь прошлые обиды, - удивился Кайл. Прищурился, рассматривая меня. Очень откровенный, раздевающий взгляд. На топик, просвечиваемый упругим и в двух местах очень выпукло - коричневым. На короткую, выше колен, юбку. Ноги. Чуть задержался на лодыжках. Как признавался, именно их хрупкая безупречность ему всегда больше всего нравилась и по-настоящему "заводила". Вплоть до потери контроля над собой. И снова, не спеша, глаза вверх - на грудь. А потом - прямой, в мои зрачки. Уже захмелевший, чуть безумный взор. Способный свести и меня с ума. Но не сейчас. Сейчас - не время.
  - Слушай, Оленька ... - хриплый голос. На обертонах, проникающих вглубь. До живота. И там где-то внутри ответно вибрирует, отзывается сладкой дрожью, и бабочки вспархивают butterfly и начинают fj;ril разлетаться ;;;;; заставляя подгибаться ноги и заволакивая поволокой глаза  mariposa schmetterling ;;;;; не думать об этом иначе все сорвется
   - Зачем? - бессмысленный вопрос не требующий ответа потому что все понятно без слов. Шаг вперед. И протянутая рука, которая сейчас коснется талии и прижмет к себе. И вторая, что тянется к низу живота.
  Нет.
  - Нет, - вытянутые вперед обращенные к собеседнику ладони. - Нет, Кайл. Может быть, когда-нибудь. Но не сейчас. И не сегодня.
  И жестче, - стоп! А то я обижусь. И уйду навсегда.
  Подействовало.
  - Ладно, - длинный, со всхлипом, вздох. Будто из лопнувшей шины разом вышел воздух. Да и сам Кайл словно чуть сдулся. Что смешно. И слава Богу. Комичность сейчас спасением, снижающим градус исключительности до банальщины. Как по одинаковому на всех влюбленных мужчин действует отказ в близости! Вне зависимости от возраста, расы, темперамента. И эпохи. Даже захотелось его пожалеть. Но это не сейчас, а когда-нибудь попозже. За точкой невозврата, где уже ничего нельзя будет вернуть к прежнему, очень не устраивающему меня положению несчастной, влюбленной в прикованного к скале Прометея.
  - Ладно, дюжина так дюжина, - еще один вздох. На этот раз не такой горестный. Что радует. Все же я ему ближе, чем эта коллекция. Мелочь, а приятно.
  Двенадцать тяжелых, потертых, побитых временем дисков переходят из руки в руки. Доллар с изображением женщины, символизирующей Свободу, задерживается в ладони Кайла. Изготовлен в 1794 году. Спустя века был оценен в пятнадцать миллионов номиналов. Парень внимательно рассматривает отчеканенный на аверсе женский профиль с копной свободно падающих волос.
  - Всегда считал, что ты на нее похожа. Кстати, на одном из древних языков свобода звучит как "оля". Так что вы вдобавок и тезки ... Может, таки оставишь ее мне? Хотя бы одну... как память о тебе...
  - Не я на нее похожа, а она на меня! - поправляю тоном строгой учительницы. - Про языки только что придумал, что ли? Вообще, я свою цену озвучила. Окончательно и бесповоротно.
  С ехидцей добавляю, - не нравится, так походи по рынку, поторгуйся!
  - С кем? - иронический излом брови. С сожалением все же отдает монету. Однако фыркает, - Ну конечно, ты же у нас самая главная! Но все же она была раньше.
  Ну вот обязательно ему надо уточнить!
  - Была ли? Но зато я - навсегда! Здесь, рядом! - кручусь перед ним хвастающей обновкой нимфеткой.
  - Ага! Кто ж спорит? - глаза у него... Вот прямо сейчас набросится и разденет. Однако деньги уже у меня. Значит, теперь нужно расставаться. Как можно быстрее. Пока решимость не испарилась. А то все испортится. Само-собой, как уже не раз бывало. Мы сильны лишь до тех пор, пока не позволяем мужчинам взять над нами вверх. Во всех смыслах.
  - Ну все, свободен. - безразличным тоном, - пока-пока.
  - Пока-пока, - очень разочарованно. И его тон тоже бальзамом на сердце. Но показывать этого нельзя.
  Раздумчиво, - знать бы, зачем тебе все это. Да ладно. Если что, оля - это свобода на эрзянском. Был когда-то и такой язык.
  Ехидно, - не веришь, проверь... Ежели найдешь у кого.
  Решительно, словно отряхивая с плеч прошлое, - ну, я полетел?
  - Давай!
  Секунда. И его нет. Значит, можно работать. И нужно работать. Чем раньше начну, тем раньше и все остальное.
  **
  На глубине в полкилометра под сопкой Алданского нагорья в изолированном саркофаге двенадцать человек. То есть, каждый обошелся ровно в серебряный доллар. Помнится, в новелле Проспера Мериме "Таманго" рабы покупались по стакану пойла за штуку. Правда, там были экземпляры не в лучшем состоянии - старики и больные. Эти, впрочем, еще более жалки. Скрюченные временем, ссохшиеся раза в полтора-два от нормального размера тела. Огромные по сравнению с ними головы с редкими, пучками тонких червей, волосами. Петли сухожилий, вены с загустевшей кровью под серо-коричневой кожей. Но, несмотря на возраст и плачевный вид, люди не мертвы. Живыми их назвать, впрочем, тоже язык не поворачивается. Хотя  их мозги не умерли - в них продолжается еле заметная, на грани между сном и комой, мыслительная активность.
  Саркофаг, вырезанный в гранитном массиве, и индивидуальные кварцевые коконы обеспечивают стерильность и защищают мумифицированные до копченой стадии тела от внешней микрофлоры. Об остальном - подпитке организмов, очистке от отходов, поддержании хоть какой-то жизнеспособности объектов заботится Хранитель. До этого дня - Кайл. А теперь я. Теперь на моем попечении десяток мужчин и две женщины. Приходится брать что имеется, хотя меня гораздо больше устроило бы обратное соотношение. Впрочем, как показали многолетние опыты над человекообразными обезьянами, гендер - штука корректируемая. Разница между мужчиной и женщиной по сравнению с отличием нашей расы от прежней очень несущественна и вполне исправима. Хотя поработать придется. Много, долго и упорно. И обошлась вся эта радость нам на двоих в единственное материальное богатство Кайла. Честно говоря, для меня самого дорогого существа в этом мире. Который за дюжину долларов продал на данный момент единственному находящемуся в уме и памяти разумному обитателю планеты, то есть мне, обязанность ухаживать за, по сути, останками последних хомо сапиенс Земли.
  Но вот буду ли я это делать? Кайл считает, что да, и только поэтому он пошел на сделку. Однако я в этом совсем не уверена. Потому как не являюсь подвижницей, готовой ради тех, кто самостоятельно и по доброй воле принял решение уйти из жизни, жертвовать Вселенной. И Кайлом.
  **
  Когда-то между этими сопками кипела жизнь. "Золотые люди, золотой Алдан" исправно сдавал стране, сначала Советов, потом России драгоценный металл. Переплавляя в него не только недра, но жизнь и здоровье многих гнавшихся за "длинным" рублем авантюристов и трудяг разный национальностей: смуглокожих китайцев и корейцев, задумчивых эвенков, нахрапистых кавказцев, местных якутов и русских. Их выжигали январские пятидесятиградусные морозы и августовская сорокаградусная жара, жрал беспощадный гнус и едва разведенный медицинский спирт, надевали в бесчисленных пьяных разборках на заточки, отвертки и ножи собутыльники, стреляли грабители и менты. Эта земля пропитана алчностью, хмельной бравадой, похотью, подавляемой до вспышек безумия из-за отсутствия женщин, настолько, что даже сейчас, спустя века все это пробивает меня до неприятной дрожи в коленях. Пусть давно разрушились последние дома, дороги заросли лесом - сначала тайгой, потом ясенем и перевитыми лианами тиссовыми и дубовыми рощами, после того буйной субтропической порослью, и даже рельсы раскрошились в ржавую пыль... Но запредельный градус некогда бушевавших в этих местах страстей выветрится еще нескоро. Именно поэтому я не любила быть с Каем именно здесь. Где угодно - у занесенных песками, едва возвышающихся над пустыней остатков великих пирамид. На теплых пляжах курящихся вулканами Исландии или Камчатки. Или даже у последних ледников, чудом задержавшихся на горных вершинах давно растаявшей и превратившейся в зеленый архипелаг Антарктиды. Но только не здесь. Только не останки последнего города Земли. Существовавшего еще века после того, как были затоплены Лондон и Бостон, Петербург и Каир, сожжены магмой Мехико и Рим, рухнули Эйфелева башня и плотина Гувера, стерся до последнего кирпичика Кремль... Потому что именно сюда, в отработанную слюдяную шахту под многометровым слоем вечной мерзлоты тысячелетия назад были перевезены тела двенадцати дезертиров, очень несвоевременно поменявших реальность на мир грез. Причем одна из них - некогда светловолосая, а сейчас облезлая, словно попавший в кислоту кошак, женщина, сделала этот выбор за двое суток до события, стершего всех прочих хомо сапиенс с лица планеты.
  **
  Тела за кварцевыми мембранами словно ломает судорогами. Ноги и руки бьются, выламываются в немыслимые положения. У семи из десятка мужчин и без того еле заметные, сморщенные до размеров горошин тестикулы и крошечный пенис исчезают, втягиваются в промежность, на которой формируется гораздо более эстетичная раковина вульвы.  Марионетки. Из которых я леплю то, что нужно мне. Их и без того безобразные физиономии искажены гримасами боли. Что сейчас видят эти несчастные вместо тех грез, которые заказали для себя на исходе времени своего вида? Может быть, в их замки, где они мнили себя великими магами и королями, врываются тролли с орками и рвут на части плоть прежних властителей. Покорителей галактик и джедаев плющит гравитацией черных дыр и сжигает дотла излучением сверхновых. Боги  и демиурги лишаются власти, и прежняя паства сдирает с них кожу, кастрирует и сжигает на кострах. Я не знаю, что спящие видят в своих, на этот раз, несомненно, кошмарах, и не хочу знать. Честно говоря. даже к обезьянам я относилась бережнее. Потому что животным пришлось стать жертвой моих экспериментов в силу обстоятельств. По вине как раз именно этих полутрупов. А на самом деле, дезертиров, попытавшихся сбежать от семей, обязательств и самой жизни. И в результате связавших заботой о себе очень многих моих соплеменников. И самое главное - Кайла.
  **
  Земля - это колыбель человечества. Но не вечно ведь жить в колыбели. Вряд ли Циолковский подозревал, как скоро исполнится его обращение к потомкам. Прошло едва столетие после смерти просветителя, как разом совпало несколько факторов. Хотя для справедливости надо уточнить, что Бетельгейзе превратилась в сверхновую еще в феврале 1600 года. В то же самый месяц, когда Джордано Бруно казнили на римской площади Цветов. Полтысячелетия ударная волна, включая неизвестные науке той поры излучения, катилась до Солнечной системы. И в 21 веке накрыла Землю, раскочегарив ее температуру и серьезно проредив биосферу. И что самое главное - практически уничтожив вид хомо сапиенс как таковой.
  Нет, восемь миллиардов человек не исчезли. Просто сработал счастливый для разумных обитателей фактор, по видимому, имеющий силу закона природы. Все люди разом обрели так чаемые мечтателями и сотни раз описанные фантастами сверхсилы. Телекинез и левитация, телепортация в пределах тысяч кэме и возможность разгоняться до световой скорости, полная независимость от любых внешних поражающих факторов вплоть до фактического бессмертия, экстрасенсорика и очень-очень многое другое.
  Этот подарок получили все - дети и старики, инвалиды и слабоумные, аскеты и маньяки, святые и грешники. Все восемь миллиардов. За единственным исключением. Дюжины, воспользовавшейся услугами фирмы "Счастье навсегда" и погруженной гипноспециалистами в избранные ими грезы. И в итоге оказавшихся главными неудачниками планеты. Земля же стала стремительно терять население. Ведь если до планет Солнечной системы и назад можно было обернуться за часы, то прогулка до соседних звезд занимала годы. Путешествие в пределах Млечного пути  - десятки тысячелетий. До ближайших галактик - еще на порядок больше. Первое время на планете еще были подвижники, стремящиеся сохранить облик неумолимо разрушающихся городов и памятников. Но их ряды стремительно редели, а усилия оказывались тщетными. И спустя несколько веком последним сохраняемым осколком прежней цивилизации остались двенадцать человек. Честолюбцы, сделавшие себя париями. Потому что уход в гипносон оказался единственным препятствием для превращения в сверхлюдей.
  - Не будить же их? - к такому консенсусу пришли наследники человечества. Тем самым взвалив на себя  бремя заботы о последних представителях хомо сапиенс. Но когда я вернулась на Землю с любопытных мне останков Бетельгейзе, единственным хранителем саркофага оставался Кайл. А я оказалась первым гостем планеты за более чем полтора века.
  **
  Девять женщин и трое мужчин пробуждаются от долгого путешествия в страну грез на зеленой траве близ дольмена, возвышающегося в полукилометре над навеки оставленным саркофагом. Не знаю, насколько приятно для них возвращение в реальный мир. Но я сделала все, что могла - дала им здоровые молодые тела с прекрасными генетикой и иммунитетом, расчистила окружающие субтропики от опасных животных, ядовитых растений и даже гнуса, оставила на полянке запасы кремня для добывания огня, обсидиановые пластины для ножей и крепкие лианы для тетивы луков. Дольмен послужит убежищем от гроз и ураганов - по крайней мере на первое время. А чуть дальше к югу есть прекрасные пещеры, в которых вполне комфортно по меркам каменного века разместятся сотни людей.
  Не соответствуют эпохе только дюжина серебряных долларов, - по одному в ладони у каждого. Я решила - пусть монеты послужат тригерром для первого мифа племени. Мне они ни к чему. Да и Кайлу тоже. Нечего лишним воспоминаниям отвлекать его от меня. И я знаю, где догоню своего мужчину.  На пожарище, оставшемся от Бетельгейзе. Я достаточно много и красиво об этом рассказывала. И, насколько я знаю Кайла, уверена - он направился именно туда. На волнах излучаемого пульсаром плериона я и дам волю бабочкам, что его взгляды и прикосновения будят во мне. Даже сейчас, когда я всего лишь думаю об этом, мне становится суматошно и жарко там, где внутри меня вспархивает farfalla облако ;;;;;; мотыльков  Kipepeo papillon  ;;; ...
  Кстати, по-эрзянски бабочка это тоже красиво - nimil;v, nimil;v nimil;v. Nimil;v
  Примечание.
  Доллар 1794 г.: https://ru.wikipedia.org/wiki/
  
  10. На грани
  
  Вячеслав Ледовский
  
  "АКТИВИРОВАТЬ СИСТЕМЫ! ПРОИЗВЕСТИ АТАКУ!"
  Крупные тёмно-багровые буквы на матово-белом фоне - над серым пультом, во всю ширину стены. Считается, что такое сочетание цветов способствует наиболее эффективному влиянию на психику. Надпись мерцает, то увеличивая яркость, то затухая. От неё трудно оторвать взгляд.
  Настойчивый баритон, насыщенный хрипловатыми повелительными обертонами, гремит в рубке, требует, чтобы я снял предохранитель и отжал рычаг. После этого активизируется интрагенератор. Излучатели обрушат на территорию противника интраволны, от которых нет защиты. Последует ответный удар, и цивилизация закончится. Возможно, вместе с человечеством - в привычном для нас облике.
  Я не собираюсь поддаваться настойчивым призывам. Пока я сопротивляюсь внушению, не подчиняюсь приказам - сохраняется пусть непрочное, но равновесие. Пока у меня есть свобода выбора, возможность поступать так, как считаю нужным - я остаюсь человеком. И никому не позволю уничтожить мою семью, страну, вселенную. Лишь когда перестану быть личностью, только тогда мне не будет дела до того, что происходит в мире.
  На пульте управления серебрится застрявший в пазе маленький, размером чуть больше спички, ароматизатор. Перекатываю его через пальцы, он скользит в них миниатюрной рыбкой, то исчезает, то выныривает на поверхность. Нажимаю кнопку, над ладонью (под средним пальцем уже белеющий с краев шрамик, вчера на кухне порезался, когда чистил морковку - Бобику ножи доверять не стоит, если поранится, не оберешься хлопот с родственниками и надзором) на секунды повисает белесое облачко. Закрываю глаза, вдыхаю запах таежного утра, павшей мокрой хвои и скользких грибов, багульника, вспоминаю капельные жемчужины на длинных пихтовых иглах, лучи солнца между смолисто-желтых сосновых стволов, а на губах мнится кисловатый вкус брусники.
  Это меня успокаивает. Да и баритон на время затыкается.
  Из-под сводов чуть слышно стонут тоской об ушедшем лете скрипки. Психологи считают, что абсолютная тишина нежелательна, а классическая музыка наиболее благоприятный фон. "Времена года" Вивальди и Моцарта, "Венгерские танцы" Брамса, полонез Огинского. Готов слушать это бесконечно.
  Дежурство только началось. Восемь очень хорошо оплачиваемых часов изоляции в защищенном от внешних воздействий помещении, закатанном в тысячи тонн железобетона, прикрытом почти сотней метров земли. От интраизлучения это не спасет. Зато убежище  выдержит даже попадание ядерной боеголовки в здание Генерального штаба, расположенное на поверхности, над моей головой. Тысячи людей снуют по его этажам, изощряются в попытках стать еще богаче или не скатиться в нищету, добиваются любви или жаждут одиночества, интригуют или стремятся обеспечить себе спокойную жизнь.
  А здесь, внизу, накаленное, пропитанное напряжением безделье - мне даже нельзя проносить журналы и читать газеты, слушать музыку или аудиокниги. Не возбраняется ходить, заниматься на спортивном тренажере, который стоит в углу. Можно размышлять о чем угодно. О спорте и политике, литературе и родных. Сегодня с утра думаю о жене.
  Ночью она меня удивила. Примостившись щекой на моем плече, тихо спросила:
  - Олежа, а я у тебя которая?
  Странный вопрос. Как правило, подобные вещи интересуют мужчин, а не дам. Причем я такой вопрос своей любимой не задавал. И не буду этого делать. Принципиально. Не хватало еще, чтобы она лишний раз вспомнила, как Бобик, он же Вадим Саадзе, её насиловал. Да и вообще, я считаю, что в выигрыше не тот, кто с женщиной когда-то делил ложе или даже первым соблазнил, а тот, кому она сейчас свою любовь дарит. А победителю должно себя вести достойно. Не говоря уже о том, что мужчина обязан беречь нервы возлюбленной.
  Потому отреагировал я сразу и правильно. Вдохнул жасминовый аромат шелковистых волос, щекочущих шею и подбородок. Провел пальцем по позвоночнику отозвавшейся податливой лаской, сладко охнувшей, прильнувшей к моему телу Инны:
  - Единственная и неповторимая!
  - Да нет, я не про то! - еле слышно, но с удовольствием засмеялась, шлепнула ладошкой по моему животу. - Ты же понимаешь, о чем я спрашиваю?! Сколько подружек до меня у тебя было? Давай, колись, не тяни!
  Ну вот. Чего женщинам не хватает? Почему после любовных ласк их тянет говорить? Да еще и на такие скользкие темы?
  Любопытная щербатая луна подсматривала за нашими обнаженными телами сквозь ажурную тюль. Высвечивала серебристыми бликами беззащитное плечико, овал бедра прижавшейся ко мне сладкой моей половинки.
  В коридоре завозился, горестно вздохнул Бобик. Вот кого ненавижу! Соглядатай, бесполезное домашнее животное, не сумевшее быть человеком. Избавилась бы Инна от него поскорее. Но, видимо, еще не пришло для этого время. Не все раны зажили.
  - Ну что? - легким поцелуем в сосок, отчего напрягся не только он, но и, как говорят в нашей сибирской деревне, окаянный отросток в пахе, напомнила о себе жена. - Все считаешь? Так много бедных неопытных девочек соблазнил, Казанова ненасытный?
  - Шестая! - решился я.
  - Всего лишь? - а почему в голосе, помимо недоверия, еще и легкое разочарование? Я-то думал, что она обрадуется. Ладно, тогда введем корректировку:
  - Шестая из Инн, я имею в виду! А всех посчитать невозможно.
  - Ах ты! - обжигающий щипок за бедро, я даже вскрикиваю. Отворачивается к стенке, обиженно сопит в такт своим мыслям. Теперь будет отмалчиваться, пока не уснет. Ну вот, пойми этих женщин. Ладно, зато хоть высплюсь. С утра на службу. А там дремать нельзя. Опаздывать - тем более.
  ***
  Инна проснулась от неуютной пустоты рядом. Понятно, Олег уже умёлся на свою страшноватую работу.
  За стенкой чуть слышно поскуливал Бобик. Из коридора вылезти, понятное дело, не решался. Стоял на пороге и повизгивал.
  - А ну, прекрати! - властно крикнула Инна. Повернулась к стенке, спасаясь от наглого солнечного лучика, щекочущего нос. Прикрыла глаза, пытаясь провалиться назад, в бездумную сладкую негу.
  Не получилось. Детская беззаботность сна была разрушена присутствием в квартире пусть неполноценного, но всё же чужого мужчины. Почти человека. Ну что ты будешь делать! Может, и в самом деле пора избавиться от Саадзе? Раньше власть над ним развлекала. Успокаивала, лечила душевную рану. Что не говори, а возможность мести пусть осуждаемая религией, но зачастую очень сладкая вещь. Особенно для оскорбленной женщины. Но теперь, после появления Олега, подопечный "бэпэ", то есть "бывший преступник", чем дальше, тем более становился обузой. Ладно, об этом еще будет время подумать.
  Инна соскочила с кровати, как была, нагая, прошлепала в коридор. Встала, уперла руки в бока:
  - Ну, что еще случилось?
  Вадим испуганно потупил глаза. На хозяйку он и в обыденной ситуации смотреть боялся, а вид обнаженного тела вообще приводил его в ступор.
  - В туалет хочу... - выдавил он.
  - Ну, так иди! - зло сказала женщина. - Мы же определились, по нужде ходишь без разрешения ...
  - Если дома никого нет, - вспомнила, пробормотала вполголоса. Успокоилась. (Сама виновата - Бобик, как положено, прилежно исполнял приказы). Уточнила:
  - Ладно, давай, только потом всё там вымоешь. Чтобы унитаз блестел.
  Если оценивать с точки зрения домработницы и слуги, "бэпэ" был полезной вещью. Опять же, на его содержание государством выделялась сумма в четверть зарплаты Инны. Совсем не лишние деньги. И если бы не Олег, стоило бы задержать такое приобретение на максимально отпущенное законом время ...
  К полудню погода разыгралась, солнце щедро палило с синего, без тени облачка, неба, потому Боб, чтобы не мешался под ногами, был отправлен на балкон. Инна поглядывала через окно кухни на покорно стоящего столбиком, словно суслик, мужчину.
  Вот вроде так себе вполне нормальный с виду парень. Невысокий, правда, зато кучерявый, с горячими (когда-то, еще до интраобработки) черными глазами. Многим такой типаж нравится. Но почему некоторых мужиков на насилие тянет? Ну, поухаживай, пригласи даму в ресторан или в кино. Постарайся вызвать к себе желание. Не первая, так третья или десятая все равно ведь отдастся. Хотя бы из любопытства или жалости. Да так, что потом не будешь знать, куда от неё деваться.
  Какое удовольствие можно искать в изнасиловании? Причем у Саадзе уже обычный тюремный срок за подобное был. Потому в этот раз и получил по полной.
  В итоге превратился из гражданина и Вадима в Бобика и "бэпэ".
  Размышления о мужской глупости и грубости, наложившиеся на воспоминании о давней тяжелой ночи - той, когда незнакомый водитель БМВ, пшикнув в нос девушке нейролептиком, затащил её в свою машину, так взвинтили Инну, что она пересолила бульон. Ладно, что рис еще не успела добавить. Если сейчас насыпать, он-то часть соли на себя вытянет. А потом лишнее можно будет достать и отложить на вечернюю кашу для Бобика. Не деликатесами же его кормить.
  ***
  Интраизлучение было открыто случайно. После сбоя в работе коллайдера поток модулированных частиц с принципиально новыми характеристиками пронзил планету и накрыл участок в тысячу квадратных километров в дальней Азии. На изменения в поведении и без того исповедующих меланхоличный буддизм местных жителей, возможно, никто бы не обратил особого внимания, но под удар попала иностранная военная база. Сотни профессиональных вояк лишились воли, навсегда превратились в марионеток, неспособных к агрессии и подчиняющихся любым - кроме связанных с насилием над собой или способными сопротивляться живыми существами - приказам.
  Изощренные умы сопоставили события и поняли, что открыто абсолютное оружие. Не только сохраняющее материальные ценности, но превращающее в безвольных рабов население и армию врага. Страны, первые создавшие интраоружие, тут же добились запрещения его разработки другими государствами.
  Стирающее личность излучение почти сразу стало использоваться в качестве наказания для преступников. Вместо социально опасных субъектов получались послушные, очень ценные слуги, практически идеальные рабы для любого человека, возжелавшего стать их хозяином.
  Монополию на подобные "исправительные" технологии закрепил за собой узкий круг стран - владельцев интрагенераторов. Появился рынок услуг с необременительными ценами - понятно, под строгим государственным контролем.
  Несомненным плюсом новшества было значительное снижение опасных для жизни преступлений, наказанием за которые назначалась пугавшая даже закоренелых маньяков "коррекция" личности.
  Но был и минус - риск несанкционированного (или взаимного, в ходе конфликта) облучения всей планеты. Последствием чего стало бы полное разрушение цивилизации, а возможно, и гибель лишенного воли к жизни человечества.
  ***
  В этот раз Инне не повезло. Нино Бадриевна снова ждала хозяйку своего сына у входа в дом. Как вдова, одетая во всё черное и похожая на огромную клювастую ворону. Тонкие поджатые губы, скорбные морщины на лбу, седая прядка, выбивающаяся из-под темного платка рядом с маленьким, костистым, словно высохшим ухом.
  Нино Саадзе неспешно, с достоинством встала, отрываясь от разговора с явно сочувствующими ей и тут же недобро уставившимися на Инну старушками, сделала пару шагов навстречу споткнувшейся девушке.
  - Свидание у вас по вторникам и субботам, - напомнила та, отводя взгляд от впившихся в лицо глаз дворовых кумушек, - а сегодня четверг.
  Краем уха услышала недовольный разноголосый шепоток от скамейки:
  - Надо же ... мужа её видно мало ... сама небось виновата ... а то понравилось ... раба нашла ... чувства матери уважить...
  - Доброго вам утра, Инна Игоревна, - сухо поздоровалась грузинка.
  - И вам того же. Чего вы хотите?
  Теперь они шли по тротуару мимо дома. С балкона на них смотрел забытый там Бобик.
  Вцепился побелевшими кистями рук в перила, словно собираясь перемахнуть через них и прыгнуть вниз. С пятого этажа.
  - Отпустила бы ты моего сына, - гортанно сказала Саадзе. - Кому он теперь что сделает? А если ты деньги какие на этом теряешь, так наша семья возместит. Хоть десятикратно.
  - Вы мне всё это уже предлагали. Когда я заявление подавала. И даже угрожали. До суда и во время его. Не помните? - от просительницы вдобавок неприятно пахло. Будто уксусом или чем-то похожим.
  - Помню. - Кивнула собеседница. -  Все помню. Но теперь-то ты своего добилась? Сделала Вадима ... овощем. Так что еще тебе от него надо? Те полгода, что по закону еще можешь его удерживать, над ним поизгаляться?
  - Ой, да ничего плохого я ему не делаю, - устало ответила Инна, - поверьте, никаких издевательств. В отличие от привычек вашего сына по отношению к незнакомым девушкам. Которые спешат домой и не хотят с ним общаться. Тем более, подвергаться насилию.
  - Ну, так он уже наказан, - напомнила Нино Бадриевна, - а у тебя теперь вдобавок еще и муж есть. А если без него решить не может, давайте втроем поговорим?
  Скупо добавила:
  - Я, конечно, виновата, что не так его воспитала. Но теперь-то что делать?
  Призналась:
  - Не представляешь, как сердце болит. А так, вернулись бы в нашу деревню под Гори, и дожили бы свой век, за ним, блаженным, приглядывая, пока силы есть. А что еще мне в жизни остается? Единственный он у нас с мужем. У Резо уже второй инфаркт, в реанимации лежит. Может, умрет скоро.
  - Так, - Инна побледнела, резко остановилась. Нервно посмотрела в лицо потупившейся Саадзе, - знаете что? Забирайте вашего ... отпрыска прямо сейчас. Если нужны какие бумаги, я подпишу. И чтобы больше я ни вас, ни его в своей жизни не видела!
  Быстро добавила, пресекая осторожное движение руки с пачкой купюр:
  - И денег ваших мне тоже не надо!
  ***
  Семь шагов от одной стены до другой. Пять - от пульта до двери. А если к спортуголку, то два. Через равные промежутки времени (сто двадцать отжиманий от пола, или километр пути на средней скорости велотренажера, или полсотни подтягиваний с полуминутной паузой посередине) хрипловатый баритон требует от меня снять предохранитель и нажать рычаг. Над головой мерцает надпись "Активировать системы! Произвести атаку!".
  Если боевая установка, оператором которой я служу, подвергнется вражескому интраизлучению, то я перестану быть личностью, лишусь воли. И тогда, повинуясь механически повторяющимся приказам, нанесу ответный удар.
  Это называется правило "мертвой руки".
  Где-то далеко, за тысячи километров, примерно в таком же бункере сидит такой же оператор. Только он говорит и думает на другом языке. И держит на прицеле мою страну. Дай Бог ему крепкие нервы. И чтобы у него было за что держаться в этой жизни, ценить её.
  За себя я не беспокоюсь. Я знаю, за что люблю и почему обязан беречь мир.
  Сплавы по бурлистым рекам, когда бешенный пенный поток несет катамаран на пороги, и надо увернуться, слаженным движением нескольких пар рук вывернуть суденышко, проскользнуть по всколоченному водяной пылью гребню и встретить дружным восторженным воплем победу, покорение опасного маршрута.
  Ранее утро в городе - люди еще спят, но солнце уже греет иззябшие за ночь улицы, и птицы радостно чирикают, встречая каждодневное чудо - рассвет: "Мы жи-вы, мы жи-вы!".
  Прильнувшая в нежной истоме любящая - и любимая - женщина.
  Тысячи радостей подарили бог и природа человеку. Нельзя их предавать. Жизнь, если разобраться, прекрасна. Если к ней относиться разумно...
  Вот только надо что-то решать с Бобиком. Его присутствие, чем дальше, тем больше напрягает.
  Ладно, вечером с Инной еще раз осторожно об этом поговорю.
  
  11. Жрец
  Вячеслав Ледовский
  "В 1 тыс. до н.э. индейцы Центральной Америки строили храмы
  грибным божествам, и создавали каменные скульптуры с
  изображением мифического духа на ножке. Подобные
  "каменные грибы" были найдены на территории
  современной Мексики и Гватемалы. В Мексике
  сапотекские шаманы взывали к великому
  удару молнии, выращивающему грибы
  и снабжающему их кровью, прося
  послать хороший урожай грибов"
  (Энциклопедия)
  
  
  Женщин понять невозможно.
  Иногда я думаю, что они руководствуются не логикой или стремлением к гармонии, а исключительно своими желаниями, честнее сказать, той дурью, что приходит в их хорошенькие головки вне зависимости от того, как это сообразуются с жизнью, помыслами и нуждами окружающих их людей.
  Взять, к примеру, так и не ставшую моей подружкой Маху.
  Последнее время любовником у неё числится глава поисковиков Сапеха. Крепкий парень, на голову выше меня. Из очень хорошей семьи. Без ума от Махи, хочет на ней жениться. По уму бы, обрадоваться, ухватится за выгодную партию. Так нет же, капризная девушка самозваному мужу отказывает, из-за чего Сапеха несколько раз подымал на Маху руку и втихую, но весьма крепко её поколачивал. Пока сам Аява - правитель нашего города, лично не предупредил, что, если такое повторится еще раз, без этой руки парня и отставят. Несмотря на все персональные заслуги, перспективы, влиятельную родню и так далее, а также для науки другим.
  То есть, Маха с главным охотником и поисковиком спит, но в брак с ним вступать не желает, несмотря на горячее желание весьма видного, по всем меркам, жениха и к радостному недоумению втайне мечтающих о Сапехе горожанок, как молодых, так и в возрасте, и даже замужних.
  А мне было бы достаточно пары горячих ночек с Махой. Чтобы понять, какая она в постели. Удовлетворить смешанное с любопытством острое, порой доводящее до дрожи в руках и боли в пахе желание. Ну, можно сказать и похоть, если имеется желание меня уколоть. Кто может провести грань между мужской любовью и вожделением? У нас это слито, в отличие от женщин.
  Так нет же.
  Мне отдаваться девушка не желает. А вот замуж за меня хочет.
  Вот попробуй, пойми их.
  Надо бы переспать со мной. Тут же забыть об этом и выйти замуж за Сапеху.
  А у неё все наоборот.
  В результате мучаются двое не самых плохих и не последних по городским меркам парней. Да и самой не очень комфортно. Хотя, возможно, я ошибаюсь, именно от такого утонченного садизма Маха и получает свое извращенное женское удовольствие.
  Вчера я сделал последнюю попытку её уговорить. Прижал к косяку, а девушка, уперев в мою грудь крепкие кулачки, смешливо смотрела карими глазами, улыбалась так, что хотелось впиться поцелуем в ямочку на щеке, сочные губы, перламутровые зубки, утащить внутрь и не отпускать, пока самому этого не захочется.
  Вместо этого приходилось трепать языком:
  - Понимаешь, для того, чтобы мужчина и женщина легли в постель, между ними должна быть гармония. И достаточно высокая, - я отпустил девушку, отступил, потому что мимо прошли, неодобрительно посматривая на меня, друзья Сапехи. Остановились в сторонке, но вмешиваться не стали - пока на помощь не зовут, не их это дело. Но мне неприятности ни к чему, из-за чего и отстранился от пьянящего близостью, пахнущего свежестью и горячим какао  стройного тела.
  Продолжил, косясь на дубинки, которые многообещающе сжимали в руках поглядывающие на нас парни:
  - А для того, чтобы они жили друг с другом, эта гармония должна  быть гораздо, на несколько порядков выше!
  Нахмурив брови, посмотрел на скептически рассматривающую меня Маху, завершил мысль, добавив в голос столько уверенности и убедительности, сколько смог:
  - Так вот, если между нами гармонии недостаточно, чтобы завалиться хотя бы на одну ночку в постель, о какой семье можно говорить? Сначала нужно понять, что мы устраиваем друг друга на одном уровне, и лишь потом задумываться о большем!
  Девушка искренне, во весь голос расхохоталась. Вот чего я не ждал! А она смеялась, закинув назад голову, рассыпав по плечам, спине волны каштановых волос, сверкая обточенными в треугольнички по последней моде сверкающими зубками. От соседских хижин оборачивались старики, приветливо улыбались, махали руками дети. Дружки Сапехи расслабились, разом насмешливо осклабились. Ну да, веселящаяся красотка и стоящий перед ней столбом в недоумении соперник твоего приятеля, получивший отставку парень, которого она, похоже, только что прилюдно унизила: что может быть забавнее?
  Отхохотавшись, Маха, запыхаясь, налаживая дыхание, прыская отставшими смешинками,  с трудом выговорила:
  - Обещаю, если я тебя не устрою в постели, если будешь засыпать неудовлетворенным, то получишь немедленный развод. Сразу же, в первое семейное утро. Такой подход тебя устраивает?
  - Да, конечно. - Немедленно согласился я. - Но для начала надо хотя бы раз попробовать, подходим ли мы друг другу.
  - Вот сразу же после свадьбы и попробуем! - заключила разговор девушка. Кивнула, танцующей походкой направилась к оживившимся поисковикам. - Привет, мальчики! Как там мой? Очень сильно скучает?
  Обернулась, дразняще улыбнулась, мол, не твоя я курочка. И не буду, пока не уступишь моим желаниям. Ну что можно с ней сделать?
  Только забыть...
  ***
  Равнину расколола огромная трещина.  В неё обрушивались пласты земли, гигантские сосны, лесные поляны, синим, рассыпающимся книзу в седую пену  водопадом выплеснулось целое озеро. Обнажило илистое дно с серебристыми быстро иссякающими фонтанчиками ключей и бьющимися в агонии рыбинами. Ревёл, пытаясь вцепиться когтями в крошащийся обрыв, вскарабкаться на него лохматый бурый зверь. Не удержался, махая лапами, вниз спиной улетел в бездну, из которой клокочущим огнем поднималась ярко-багровая клокочущая лава, упал в неё уже горящим комом. Тянули, из последних сил взмахивая усталыми крыльями, чумазые от сажи лебеди. Их догоняли, сбивали черные глыбы, оставляющие за собой клубящиеся смоляные дымные шлейфы. Все живое гибло, проваливалось в преисподнюю, сжигалось или погребалось под горными обвалами. Всему виной было солнце. Старое, уставшее сохранять мир. Теперь светило испепеляло опротивевшую ему землю.
  Наркотический бред. Кошмарное видение, посланное из будущего великим пророком, дабы предупредить людей. Шанс изменить себя, свое поведение для того, чтобы предотвратить гибель вселенной. Или хотя бы успеть к ней подготовиться.
  ***
  Пирога еле скользила по желтовато-коричневой воде мимо обрывистых глинистых берегов. От палящих солнечных лучей узкую речушку берёг зеленовато-красный лиственный шатер, прошитый кистями пурпурно-розовых орхидей, звездами и нитями разноцветных эпифитов - алыми, изумрудными, серебристыми. С верхушек деревьев лениво ругались умные туканы, щелкали огромными желтыми клювами, соскальзывали в медленное планирование, стоило только опустить руку ко дну лодки, где лежали лук со стрелами и праща с набором голышей - каждый с перепелиное яйцо. Я отправился в дальний путь к озерцу в кратере старого вулкана за "плотью богов" - теонанакатлем, но и от иной добычи отказываться не собирался. А тукан, если его умело запечь с солью и специями в углях, по вкусу немногим уступает индейке или броненосцу-армадильо, тушкой которого мне уже удалось разжиться. Зверек пришел на водопой и чутко прислушивался к тому, что творится за спиной, не ожидая, что беда скользит к нему по речной глади и обернется щелкнувшим между глаз камнем.
  До богатой грибницами теонанакатля горы дорога занимала ровно полдня, потому пришлось отправиться в путь еще до рассвета. К вечеру надо было оказаться дома. Я не воин или охотник, чтобы ночевать в джу
  
  12. Коловращение
  Вячеслав Ледовский
  Примечание: Все географические наименования, в целях удобства, даны в (почти) современном звучании.
  
  Десять тысяч лет назад
  
  Стылый северный ветер, разогнавшийся от карпатских ледников, трепал кроны деревьев, рвал с ветвей нежную весеннюю листву, мешал её с пылью, сучками, снежной крупой, бросался на магический щит, отлетал прочь и с обиженным воем уносился к Средиземному морю.
  В последние годы летом подобное случалось редко, потому на этот раз пришлось специально подговорить Бореев посодействовать, развернуть морозные вихри именно сюда, к невысокой перемычке между солеными водами Эгейского залива и пресным Черным озером.
  Узловое место. Либо подступающее море именно здесь прорвется и затопит огромные территории, принадлежащие, между прочим, не самым последним людям. Или это бедствие удастся предотвратить.
  Впрочем, Ротака так легко провести на мякине не удалось.
  - Демонстрация, конечно,  впечатляющая, - заметил он, брезгливо рассматривая беснующуюся за прозрачной преградой стихию, - но все же, если не считать действительно суровую текущую зиму, глобальное потепление - это факт. И как бы вы его не пытались опровергнуть, общественное мнение и тенденции против вас.
  - Ну, где-то постоянно теплеет, где-то холодает. Абсолютно вне зависимости от наших усилий. Согласитесь, списывать всё это на магопогенную деятельность волшебников - абсурд.
  Гость откинулся на подушки. Ковер занимал почти всю немалую верхушку холма, отделяющего подбирающиеся к нему воды Эгеи и высокий обрыв к огромному озеру. Скатерть в центре была богато сервирована всевозможными дарами природы: гиперборейскими ягодами - клюквой, брусникой, морошкой; солеными и маринованными грибами; лемурийскими экзотическими фруктами; винами из Атлантиды; печеным, жареным, копченым мясом всех видов.
  Магический щит защищал переговорщиков от буйства природы и насыщал воздух ароматами индийских благовоний, к которым примешивался будоражащий и веселящий душу дым степного трилистника.
  Ноздри Ротака зашевелились. Использовать наркотики, пусть даже легкие, для воздействия на партнера - все же перебор. С другой стороны, когда так ублажают - это очень хороший знак. Верная примета, что удастся выторговать лучшие условия. Впрочем, истина - прежде всего, потому гость наставительно заметил:
  - Бросьте, мой друг. Утверждать, что нарастающие темпы использования колдовства не разогревают климат - это отрицать очевидное. Последствия же всего этого могут стать катастрофическими. Океан затопит огромные территории. Исчезнут полностью Лемурия, та же Атлантида. Будет таять вечная мерзлота, весь север превратится в сплошное болото, в котором утонет Гиперборея. Следует ждать неконтролируемые миграции населения, зловредных насекомых, болезней. Вымрет ряд видов животных и растений. А мне будет жаль, если наши потомки не смогут увидеть, к примеру, мамонтов или шерстистых носорогов.
  - Потомки, - Катор грустно улыбнулся. - Не знаю, как в вашей стране, а у нас они вконец испортились. Слушают странную раздражающую уши музыку, не уважают старших, вековые традиции и обычаи. Я часто не понимаю даже своего сына. Более того, в последнее время думаю, что он не хочет, чтобы я его понимал. Магией заниматься не желает, хотя я устроил его в лучшую колдовскую школу. Ту самую, на Олимпе, что мы с вами заканчивали.  Бегает по лесам с луком, стрелами и пращой, твердит, что надо опрощаться. Слиться с природой, вернуться к ней, иначе мы погубим мир. Дескать, всему виной наша неуемная жадность, неумение обходиться лишь действительно необходимым. Но все, что я делаю, это ради него! Чтобы он жил лучше! Достойнее, богаче! И что получаю в ответ? Не благодарность, нет! Ругань и обвинения невесть в чем. Он смотрит на меня, как на врага народа! Надеюсь, что это юношеская дурь скоро пройдет. Но все чаще опасаюсь, что это все же клиника, и надолго.
  Хозяин запнулся. Устыдился того, что не сдержался, и сорвался. Не о том здесь и сейчас надо говорить! Но Ротак понимающе глянул на собеседника, кивнул:
  - С моей дочерью то же самое...
  Некоторое время помолчали, раздумывая каждой о своей, и в то же время общей проблеме. Малые дети - малые проблемы. А как вырастут...  Нет, ну мы же такими не были!
  - Нельзя отворачиваться от магии, - осторожно вернулся к главной теме Катор. - Даже в малой мере. Это означает резкое снижение уровня жизни. Если моя жена привыкла левитировать по дому и над садом, использовать на кухне телекинез с пирокинезом и телепортироваться для отдыха в Гоа, на Юкатан, и даже к соседке, как я могу ей сказать, что этого больше нельзя делать? Тут же стану холостяком.
  - А что тогда делать? - раздраженно выплюнул вместе с вишнёвой косточкой Ротак.
  - Ну, глобальное потепление, даже если оно есть, это, если разобраться, не так уж плохо. Это ведь экономия той же магии по затратам на отопление. Более теплый, то есть приятный климат почти по всей Евразии. Рост лесов за счет тундры. И вообще, отдыхать-то мы все любим на юге, а тут он сам к нам идет. Чего же от добра отказываться? Если волшба мешает Лемурии и Атлантиде, пусть они от неё и отрекаются. Нам-то что? А вашим мамонтам ничего плохого не сделается, я уверен.
  - А затопление? - Ехидно спросил гость, - насколько я в курсе, вы сами крупный землевладелец здесь, в причерноозерском регионе? Собираетесь стать водовладельцем?
  - Так это совсем другая тема. Давайте просто нарастим Босфорскую перемычку. Примерно на полсотни метров высоты, этого с запасом хватит. Затраты составят около миллиона квадрон магии, вот расчет.
  Катор провел перед собой пальцами. В воздухе замерцал рисунок плотины с рядами цифр обок. Елейным голосом хозяин добавил:
  - Если этот план будет согласован, мы готовы безвозмездно передать любому выбранному вами лицу десятину от спасаемых территорий.
  - А если не будет согласован, то вы будете строить перемычку самостоятельно и в любом случае торпедируете соглашение по ограничению использования магии, - грустно улыбнулся гость. Махнул рукой:
  - Ладно. Жизнь есть искусство возможного. Что я могу сделать, если обстоятельства против меня?  Но доля увеличивается до четверти. Иначе разговора не будет.
  После долгой торговли сошлись на пятнадцати процентах...
  
  Семь с лишним тысяч лет назад
  
  Поток низвергался с огромной высоты. Пить из него было нельзя - слишком соленая вода. Зато очень красивое зрелище, уже не одно поколение племени приходило любоваться на водопад. И собирать оглушенную падением рыбу, которой в любое время в достатке плавало кверху брюхом по волнам.
  А если кому приходила прихоть забраться на сложенную из гранитных блоков перемычку, он мог увидеть на той стороне бескрайнее море, откуда водопад питала короткая, но с каждым годом все более широкая река.
  Говорили, что эту плотину некогда построили равные богам люди, чтобы отделить всемирный океан от благословленного побережья Черного озера.
  Но уже давно древнее колдовское искусство было проклято. Старики рассказывали, что предки сами отказались от него, не в силах вытерпеть вины в исчезновении мамонтов, вымерших из-за повсеместного применения магии.
  По лесам, в глубине  дубрав еще таились от повсеместного преследования адепты древних культов, но их число постоянно уменьшалось. Кто захочет взять мужем или в жены практикующих презренное занятие?
  Алисия задумчиво смотрела на плечистую фигуру Майка, поднявшего мускулистые руки навстречу извергающимся сверху пенным теплым потокам.
  Надо решаться.
  Там, в овраге за горой, её ждет бабушка. Чтобы передать тайно хранимую семьей уже на протяжении многих поколений колдовскую силу. Но пойти туда - значит, потерять юношу. Можно чего-то недоговаривать, будучи невестой. Но муж и жена - это одно целое. Здесь нельзя быть неискренней даже в мелочах. А Майк ненавидит магию. То есть, принять волшбу означает потерять возлюбленного. А на него и так многие заглядываются. Эта бесстыжая жидковолосая стерва Аста, кажется, просто на глазах у всех залезть под парня готова, лишь бы присушить к себе.
  Если не пойти к бабушке, то с ней умрет и колдовская сила рода. Все сестры Алисии от этого дара уже отказались.
  Взгляд девушки скользнул по телу парня, стоящего в ореоле брызг. Да разве кого колдовство сделало счастливым?
  - Извини, бабушка. Я не приду, - подумала Алисия. В сердце кольнуло словно костяной иглой. Пальцы похолодели. Горло перехватило спазм.
  - Всё равно не приду, что ты не делай! - ожесточилась девушка. Почувствовала, как невидимая хватка её отпустила. Легкий ветерок донес сожалеющий вздох. Будто ладошкой, погладил по щеке. Шепнул:
  - Тогда уходите отсюда. Скоро соленые воды прорвут перемычку. Будет огромный потоп. Я вижу будущее. Вам, людям, не остановить катастрофу. И мы, маги, уже слишком слабы для этого.
  - Спасибо, бабушка. И прости, - сказала Алисия. - Я люблю тебя. Но Майк моя судьба. И семья это лучше, чем любая волшба...
  - Как знать ... как знать ... как знать ... - зашелестел ветер, помчался к оврагу за горой, где умирала последняя волшебница племени.
  
  
  В недалеком будущем
   
  - Глобальное потепление не остановить, - Петр Кимович пожал плечами. Облокотился на борт яхты, прищурился, недовольно глянул на переливающиеся бликами волны. Лучше бы надеть темные очки, но партнером подсознательно это может быть воспринято как отстраненность, недоверие.  Что совсем ни к чему, слишком весомые вопросы обсуждаются, тут всякая мелочь может сказаться, помешать договоренности.
  Через паузу продолжил:
  - Даже распространение ядерного оружия предотвратить не удалось, а с ограничением экономического роста и подавно никто ничего не решит. С другой стороны, для нашей страны в этом больше плюсов, чем минусов. Увеличение вегетативного периода, посевных площадей, урожайности. Отказ от зимнего "стойлового" содержания КРС. А я как раз очень крупно в сельское хозяйство вложился. Экономия на тех же затратах по отоплению, сдвиг климатических поясов к северу. В общем, пусть в истерике бьются всякие голландии с бангладешами, нам от этого только польза. Разве что белые медведи да моржи жары не выдержат. Ну, зоопарков в мире достаточно, как-нибудь разместим арктическую живность.
  - Ничего не теряем?! Не скажи! - взбеленился собеседник, - ты знаешь, сколько я вложил в курорты черноморского побережье? И все теперь потерять? Я не успеваю пляжи восстанавливать! Подъем мирового океана уже полтора  сантиметра в год, и темпы убыстряются!!
  - Вот как раз это и предлагаю обсудить. Самая свежая информация: только что на межправительственном уровне достигнута предварительная договоренность с турками. У них ведь тоже побережье под угрозой затопления. В общем, согласовано перекрытие Босфора в районе Стамбула. С шлюзами для прохода судов, понятно. Финансирование за счет частно-государственного партнерства. Инвесторам со стороны бизнеса - крупные скидки по налогам на недвижимость, за счет этого расходы отбиваются в течение пары лет.  Вот расчет затрат и доходов. А рядом калькуляция потерь, если всего этого не сделать.
  Петр Кимович развернул над столиком голографический экран. Махнул обслуге, чтобы сверху развернули тент - солнышко светило так, словно дело происходило в июне на экваторе, а не в январе на рейде Стамбула.
  - Деньжат не хватает, Петя? - усмехнулся, поверяя расчеты, гость.
  - И это тоже, Олег, - спокойно согласился хозяин. - Опять же, всегда лучше делиться со своими. Причем, кроме свободных финансов, имеющими подвязки в разных сферах. Ты мне помогаешь в одном вопросе, я тебе в другом. Тут уж как водится.
  - Это да. Кстати, а где Игорь? Он же у тебя на этой яхте любил капитанить?
  Петр Кимыч поморщился. Нехотя выдавил себя:
  - Да проблемы у меня с сыном, Олежа. Ладно бы, по девкам заблудил. Или даже наркотики. Нет же! Сначала связался с Гринписом, стал с ними по океанам разбойничать, китобоев пугать. Потом переметнулся к антиглобалистам. А сейчас вообще утверждает, что современная цивилизация ведёт мир к катастрофе. Уехал в Красноярск, к тамошнему объявившему себя пророком бывшему менту Виссариону. Живет в избе с печным отоплением, кедрач с ягодой собирает. Про-свет-ля-ется. Тьфу! Я ради него все это, огромную финансовую империю создал, все пути, кажется, открыты, так нет же! Чего им не хватает, скажи?
  Гость, против ожиданий, злорадствовать не стал. Понимающе кивнул. Поделился своим:
  - У меня с дочерью тоже проблемы. Каббала, магия, прочий бред. Я сгоряча решил ихнюю секту разогнать, благо возможности имеются. Так нет, узнала откуда-то. Заявила, что если посмею что против её друзей сделать, то она меня проклянет, и больше я её не увижу. Типа, мы планету в тупик тянем, к повсеместной гибели, а они мир спасают, нельзя им мешать. Представляешь? Кто бы другой мне попробовал угрожать, я бы... А тут что поделаешь? Может, мы действительно, в чем были не правы, Петр?
  - Подожди! - Пальцы хозяина забегали по клавишам. Вглядываясь в буквы, он стал с выражением читать: "Эта молодежь растлена до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Молодое поколение сегодняшнего дня не сможет сохранить нашу культуру". И еще: "Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим. Истину отбросили, обычаев не признают. Никто их не понимает, и они не хотят, чтобы их понимали. Несут миру погибель и станут последним его пределом". И еще: "Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей. Видимо, конец мира уже не очень далек".
  Откинулся в шезлонг. Поднял на собеседника усталые глаза:
  - Как ты думаешь, откуда цитаты?
  - Слушай, как точно! Да в любой передаче сейчас это можно сказать!
  - А вот и нет. Первая - надпись на вавилонском глиняном сосуде. Три тысячи лет до нашей эры. Вторая и третья на полтысячи лет раньше и позже. Древний Египет.
  - Да? Ну ладно! Впрочем, они таки все же развалились. Пусть их, забудем, перемелется, мука будет. Давай вернемся к Босфору. Действительно, его надо перекрыть. Раз и навсегда. Я думаю, такой грандиозной задачи никто и никогда не решал, верно?  Подключаюсь. Какую долю российской части проекта ты мне предлагаешь?
  Как и обсуждавшие на этом же месте этот же вопрос двенадцать тысяч лет назад, высокие договаривающиеся стороны сошлись на тех же пятнадцати процентах...
  
  13. Последний
  Вячеслав Ледовский
  Он предпочитал спать днем.
  Вид сверкающей снежной равнины, тянущейся до покрытых ледяными шапками гор, смущал душу и терзал сердце. Хотелось немедленно покончить со всем этим. После того, как Он поймал себя на том, что меланхолично ладит веревочную петлю, он стал ночным животным.
  Россыпи ярчайших звезд подмигивали с небес, шептались с последним человеком Земли, и Он чувствовал себя среди них равным.
  "Вы там, в холодной пустоте. Я здесь, в ледяном безмолвии. Вы так же далеки друг от друга, как от меня"
  Но последний месяц сломал все.
  Рация неожиданно поймала писк морзянки.
  Коды всплыли в памяти словно сами собой.
  Маленькая община в ста милях к югу исчерпала ресурсы и взывала о помощи. Но обледеневшая, покрытая снегами до самого экватора планета молчала.
  Большинство людей смыли прокатившиеся над материками километровые волны. Остальные перебили друг друга из-за убежищ и пиши, умерли от голода и холода.
  Ему повезло. Он был зимним сторожем горной базы, обеспеченной с лета топливом и едой так, что одному человеку всего этого хватило на десятилетия.
  И вот спустя четверть века - неожиданный сигнал. Дюжина мужчин, женщин и даже детей.
  Он им ответил. Сообщил, что располагает десятком тонн продовольствия. Топлива тоже хватает, на крайний случай можно разбирать полуразрушенные дома заброшенного поселка.
  Позвал людей к себе. Сообщил, куда идти.
  И две недели поддерживал с ними связь.
  Точка-тире. Тире-тире... Писки складывались в слова:
  - Где ты? Мы не можем тебя найти! Дай какой-нибудь сигнал!
  - Вы рядом, - отстукивал Он, - моя база под горой с двумя верхушками, к западу. Разбейтесь, прочесывайте спиралью, найдите.
  Он лгал. В том месте, куда он направил общину, ничего не было. Но эти люди - нежданные самозванцы, нарушили его общение со звездами, и потому должны были присоединиться к остальным - умереть.
  Последний человек на свете только один. Других быть не должно.
  Он прислушивался к угасающей морзянке, щурился на слепящий наст, а руки его мяли веревку, будто сами по себе вывязывали на ней петлю...
   
  14. Тараканы Микитки
  Вячеслав Ледовский
  Зря мы это затеяли.
  Ведь верно говорят - если ты здоров и сыт, ничего более желать не надо, и никуда не стоит дергаться.
  Пусть завтра будет точно такой же день, как сегодня.
  Потому как может стать намного хуже.
  Страшны времена перемен. Кого винить, если сам же их и затеял?
  И вот разбежались мы по углам страдать поодиночке. Плохо нам. Очень плохо. Похоже, умираем...
  У Никиты Качина, для коллег исключительно Микитки, жили умные тараканы. Целых три штуки. Не те, что мелкие и рыжие, а черные и размером почти с его короткий и пухлый мизинец. Тот, что на правой руке. Потому как левой кисти у Качина с самого младенчества не было. То ли родовая травма, акушеры не досмотрели. То ли еще, по какой причине.
  Откуда не имеющему родственников детдомовцу это знать?
  Когда Микитка приходил домой, насекомые ждали его на продранных, в крупный коричневый горошек на блеклом фоне, обоях, приветливо шевелили усами. Хозяин насыпал на тарелочку с выщербленным краем крошки сыра, мелко струганные овощи, и обитатели квартиры по-семейному дружно ужинали. Потом человек долго плескался в ванне, залезал в домашний подаренный на работе к сорокалетию халат и располагался на продавленном диване перед компом или телевизором. Общался на подростковых сайтах или лениво перелистывал каналы, предпочитая шоу и комедии, мечтал о несбыточном и незаметно для себя погружался в дрему.
  Чаще всего повторялся один и тот же сон - словно всё умерли, и Никита бродит по обезлюдившим продуваемым ветрами улицам, и только гулкое эхо вторит его шагам. Кошмаром это видение не было, напротив, пустынный мир воспринимался покойно и даже комфортно.
  Где спали тараканы и спят ли они вообще, Микитка не знал.
  Когда Качин ночью выходил на кухню попить водички или просто убедиться, что он не остался один на свете или хотя бы в своей квартире, двое насекомых постоянно караулили на узком перешейке между косяком и выключателем. Никита назидательно говорил, - а ну, брысь отсюда. Всем спать!
  И они проворно спешили вниз, будто все понимали и подчинялись приказу.
  Третий всегда сидел на поцарапанной дверце холодильника. Ждал недоуменной фразы, - а ты что, самый наглый, что ли? Отдельного предложения снова ждешь?
  И тогда он срывался и летел вниз сумасшедшим, забывшим про парашют десантником. Ударившись о драный линолеум, на секунду замирал. Потом задирал усы, смотрел вверх. Потешно перебирая лапками, метался в разные стороны, изображая испуг, и нырял под мойку.
  Более близких существ у Качина не было.
  Вот вопрос - с чего их вдруг потащило к соседям?
  Ведь кормил своих подопечных Микитка вкусно и разнообразно. Разговаривал. Поил подогретой водичкой с сахаром. Никогда не обижал. И даже любил по-своему.
  Чего, спрашивается, зверюшкам не хватало?
  Но нет, взбаламутил мохноногий бог путешествий, и направились усачи вольными путниками по вентиляционным шахтам осваивать новые территории.
  Нарвались на скандальную встречу с далеко идущими последствиями.
  И вот теперь нет сил, даже лапкой пошевелить. Усы, и те обвисли, к полу дугами выгнулись.
  Вернуть бы все. Хотя бы на сутки назад.
  Когда все были здоровы и счастливы.
  Когда ничего не угрожало здоровью трех безобидных членистоногих, жизни Качина и практически всех мужчин Земли. Но поздно обращаться к докторам, когда почки уже отваливаются.
  А ведь все могло развернуться совсем по-другому!
  Если бы Никита вырос не в детдоме. Если бы, какая семья пожалела малолетнего инвалида да взяла к себе.
  Иногда ведь случаются чудеса? По-крайней мере, о таких подвижников случалось читать или слышать. Правда, больше про иностранных доброхотов, чем про отечественных. Но это даже лучше. В смысле, попасть к западным приемным родителям. Особенно, скажем, к Анжелине Джоли. Но нет, не срослось.
  Ну, хотя, если бы на работе к Микитке относились по-человечески! Хотя вряд ли, ведь там все ученые со степенями, гении с неудовлетворенными амбициями, а он всего лишь мусорщик, убирающий клетки животных. Тем более, инвалид. И вдобавок неуверенный в себе пария. Классический неудачник.
  Хотя зарабатывает больше, чем профессора в иных университетах.
  Платят главным образом за молчание. Единственный раз в жизни Качину повезло. Когда он десяток лет назад устроился на работу в секретную лабораторию при научно-исследовательском институте.
  Подфартило только из-за того, что именно в тот период она находилась в загоне. Не было финансирования, и весь технический персонал уволился. Брали на работу кого угодно, лишь бы согласился на маленькую да вдобавок постоянно задерживаемую зарплату. А Никите в радость любой приработок к инвалидной пенсии. Даже и не в деньгах суть, а хоть в каком занятии, простом ощущении своей необходимости.
  Неважно кому, для любого дела.
  Сначала своих коллег Качин боялся, уважал и даже боготворил. А потом стал презирать. Не только из-за того, что это нормально для людей - относится к окружающим так же, как и они к тебе.
  Но  и потому, что сильно напоминала эта ученая братия тараканов. Не тех, умных и больших, что жили у Никиты. А мелких рыжих, глупых, суматошных и бесполезных. Даже вредных.
  И делом эти исследователи занимались очень предосудительным.
  А как еще назвать разработку методов уничтожения людей?
  "... хотят ли русские войны,
  Спросите вы у тишины..."
  Извините, навеяло.
  Хорошая песня. Нормальным людям такое гнусное дело, как взаимное уничтожение, действительно ни к чему.
  Но вот покажите мне политика, который откажется от маленькой, подальше от своей территории и очень победоносной войны? Некоторые и на своей земле рады сражаться...
  Работы по совершенствованию оружия - в глубокой тайне - ведутся  всегда, несмотря на любые международные конвенции.
  Много способов массовых убийств имеется у военных. Но генералам всегда хочется еще больше.
  Оружие химическое, бактериологическое, генетическое. Уже и до боевых наноботов добрались.
  Центр, где работал Качин, занимался разработками гендерных факторов. Тех, что влияют исключительно на мужчин...
  Это средство поражения гораздо эффективнее, к примеру, генетического. Ведь в мире не существует "чистых" рас - за исключением, возможно, бушменов, японцев или готтентотов.
  Главный потенциальный противник вообще представляет собой котел, в котором смешаны десятки разных наций. Так же, как и мы.
  Создать фактор, избирательно уничтожающий представителей одного пола, гораздо проще, чем иной смертоносный вирус.
  Смерть всех мужчин обезглавит у неприятеля армию, власть и бизнес. Кроме женщин, останутся только старики, не достигшие пертубертатного возраста малыши, да феминистские субъекты с практически отсутствующими признаками самцов.
  В такой ситуации оккупационные дивизии даже не будут восприниматься побежденными как войска вторжения. Скорее, их встретят очень тепло, как спасителей. А солдатам  служба в окружении исключительно женского населения покажется раем.
  В лаборатории Никиты гендерное оружие было доведено до стадии, когда оно в течение нескольких часов убивало любого зрелого мужчину...
  А тараканы Микитки попали под воздействие химических реагентов. Повизжав на черных, на самом деле безобидных страшилищ, что полезли из-под решетки, и тем их изрядно напугав, соседка снизу в тот же день вызвала к себе спецов из санэпидстанции, а после обработки сразу уехала на дачу.
  И как не спешили затаившиеся в вентиляции насекомые убежать от душной ядовитой волны, все равно она их догнала. Отравила. Сил осталось только добраться до дома и расползтись по кухне.
  Теперь усачи медленно умирали на грязном линолеуме и кляли тот миг, когда им в голову ударила безбашенная тяга к путешествиям. Скорбели насекомые не только о себя, но и о судьбе покидаемого ими в одиночество в этом мире Никиты.
  Часто остающихся жаль больше, чем уходящих. Для первых уже все заканчивается. А вторым еще страдать и страдать.
  Качину было приятно, что дома его ждут близкие, привязанные к нему существа.
  - Абсолютно бесполезное, не нужное никому недоразумение, - отзывалась о нем сухопарая,  с тощими травленными волосами бухгалтерша Ольга, мечтавшая уволить Никиту и устроить на ставку уборщика свою маму-пенсионерку.
  - Пример человеческого мусора, - так характеризовал тусовавшийся со скинхедами лаборант Игорь, перекладывающий на Микитку все больше своих обязанностей.
  - Безвреден, в особом контроле не нуждается, - такой вердикт вынес начальник службы безопасности.
  - Его просто никто никогда не любил, - жалела завхоз Семеновна, несколько раз безуспешно  попытавшаяся пристроить у подопечного котят и щенков, - потому и он никого не полюбит, даже безответно.
  Она была права. Качин не любил кошек, собак, хомяков и прочих крупных животных. О них надо заботиться, а от этого Никита сильно уставал на работе. Со слабым полом у Микитки вообще не могло сложиться по определению. Не только из-за характера и отсутствия левой кисти.
  Слишком мало в Качине было тестостерона. Он не только ничего не мог в сексе, но даже и не хотел.
  Микитка и внешне очень походил на женщину. Невысокий, пухленький, с короткими толстенькими ножками, мягкими вьющимися волосами, округлыми чертами лица и грудью - ближе к третьему номеру.
  Лучшими друзьями Качина были телевизор да компьютер, где он предпочитал зависать на подростковых сайтах под ником "Терминатор". Никогда не стремился к чему-то большему, чем виртуальное общение, и уклонялся от предложений встретиться и перетереть какую проблему в реале "по-взрослому". А из живых общался только с троицей насекомых. Которые не раздражали требованиями заботы или разговорами. Просто ждали каждый вечер в прихожей. Каждую ночь на кухне. И если бы не они, никакого смысла в жизни Микитки не было. А так - он знал, что хоть кому-то нужен. Потому всегда спешил домой, напевая запомнившуюся с детства песенку про живущих за печкой четырех весёлых тараканов и сверчка.
  За ночь Никита выходил на кухню пять-шесть раз. И всегда его встречали усачи...
  Качин, конечно, слушал, о чем разговаривают не обращающие на уборщика внимания коллеги. Даже кое-что дополнительно почитал по проблематике исследований. Причастность к великому делу все же грела его. Кто из нас, хоть немного, да не патриот?
  Он знал, что лет тридцать назад исследуемый вирус вырвался на волю в небольшом уральском городке и убил сотни людей. Но с тех пор "благодаря" усилиям лаборатории, где служил Микитка, исследования, продвинулись очень далеко. И не надо никого осуждать. Люди воевали, и будут воевать всегда. Потому что столь же всегда существуют различия. Не идеологические, так религиозные, национальные, кастовые, государственные, какие угодно. Включая половые и между интересами разных поколений.
  А если есть заказ, то найдется, кому его исполнить.
  В конце концов, мы ведь теперь живем в рыночной экономике? Когда любой платежеспособный спрос в результате обязательно найдет того, кто его удовлетворит?
  И об этом тоже размышлял Никита, когда кормил грызунов и чистил их клетки.
  В течение десятилетий гендерный фактор отрабатывался именно на этих животных. Его средой обитания были мыши. Понятное дело, самки. Любой подсаженный к носительницам вируса самец заражался и погибал в течение минут.
  
  "У полуразбитого кем-то стакана,
  Сидят и беседуют два таракана.
  Один таракан, что зовется Геннадий,
  Другого по усикам лапкою гладит...
  
  Второй таракан, что зовется Серега,
  Давно уж не верит ни в черта, ни в Бога.
  Он пьет дихлофос из осколков стакана,
  И это бодрит прусака-великана..." *
  
  Мурлыкал под нос Микитка, собирая мышиный кал и меняя подстилку.
  - Вот почему одним никогда не везет, а для других, с самого детства, вся жизнь, словно столбовая дорога? - Терзал себя горестными мыслями Качин.
  - Одни получают родителей, здоровье, достаток, а других судьба обходит? В чем они, как Никита, с самого рождения успели провиниться?
  Качин не считал себя хуже или глупее окружающих. Напротив, он, к примеру, в отличие от прочих, видел, что система безопасности в лаборатории никуда не годится.
  Конечно, по окончании каждого рабочего дня Микитка проходил комплексную дезинфекцию, а уборкой занимался в металлизированных перчатках, которые мышам не прокусить.
  Но кто мог помешать ему, сунуть под нос зараженному зверьку незащищенную руку? Если в голову придет такая шальная мысль?
  ... Сегодня утром тараканчики умерли.  Они лежали рядком на пороге, три сморщенных трупика. Качин вспомнил - вчера вечером соседи приглашали санитаров. Видимо, яд оказался слишком сильным, проник и в соседние квартиры.
  Он не стал убирать насекомых. Оставил их там, где погибли.
  Уже от лифта вернулся. Снова посмотрел на павших. А потом бросил взгляд в зеркало - и не увидел там своего отражения. По дороге на работу решил, что после смерти единственных существ, которым Никита был нужен, он сам стал исчезать из этого мира.
  Но уходить жертвой, не отомстив жестокому к нему окружению, не хотелось.
  ... Вечером, к концу рабочего дня, Никита сдернет перчатку и сожмет мышь так, чтобы она обязательно укусит. Если Микитка не умрет в течение часа и сумеет выбраться за турникеты охраны, то уже к утру в Москве погибнет очень много мужчин. Через сутки эпидемия перебросится на другие города. К исходу второго дня - в соседние страны. Через неделю будет бушевать на всех континентах, словно пожар, выкашивая сильную половину человечества.
  Сыворотка-антидот существует, но на всех её точно не хватит.
  Даже если начальство Никиты решится признать утечку из лаборатории...
  Может быть, все предопределено, и не зря фамилия Качина только на одну букву отличается от имени одного из самых известных мерзавцев в истории?
  Для человека изменить человечеству, а для гражданина, стране, это больше или меньше, чем предать и убить брата?
  Не стоит говорить о бездушии, и милосердии к живущим рядом, которого кому-то не хватает.
  Поздно жалеть о возвращающейся бумерангом жестокости.
  Более важно, что этому или иным "кому-то" очень скоро сильно не повезет.
  Делаем ставки?
  * (Песня Л. Сергеева)
  
  15. Розовый снег
  Вячеслав Ледовский
  "Розовый снег, даже во сне"
  (группа "Агата Кристи")
  
  Сценарий малобюджетного ("антикризисного") фильма.
  
  Дело происходит снежной сибирской зимой, в разрушенном военном спецгородке (на полигоне) и в заброшенной деревне.
  
  Действующие лица:
  
  Мужчины:
  "Дед" - за сорок, сорок пять лет, всклоченная борода с сединой, уставшие спокойные упрямые глаза. Одет неброско, но очень функционально. Принципиально ходит без оружия, за исключением большого ножа с обратным зазубренным под "пилу" ребром. Периодически подтачивает клинок маленьким аккуратным бруском.
  "Зёма" - около тридцати пяти лет, брутальный, грубо подстриженная ножницами борода, одет под спецназовца или боевика. Жесткий, насмешливый, вызывающий, чуть "отмороженный" взгляд. Через плечо - автомат современного вида с оптическим и лазерным прицелами, подствольником. Ремень в талию с двумя клинками в ножнах и пистолетом в кобуре. Поношенный, но аккуратный камуфляж. Порывист. Склонен к самолюбованию, "позе". Иногда жонглирует двумя-тремя небольшими гранатами без запалов.
  Остальные трое ровесники. По двадцать пять-тридцать лет.
  "Гей" - грацильный, женственный. Всегда бреется. Стремится одеваться, несмотря на полевые условия, стильно. Оружие - небольшой пистолет-пулемет типа "Узи" или "Стечкин". Боевой нож с изящно изогнутым клинком.
  Девушки.
  "Глюка" - угловатая, мужиковатая, грубая. Оружие - снайперская винтовка, возможно, переделанная из спортивной (биатлонной). Пистолет "Макаров". Охотничий нож угрожающего вида.
  "Ната" - обыкновенная, стандартная внешность. С уставшим лицом и надломленной психикой. Ходит с небольшим клинком и, возможно, маленьким пистолетом. Оружие не любит.
  
  Камера показывает зимний утренний лес. Ни птиц, ни зверья, ни их следов - девственно чистый с розоватым оттенком снежный покров. Звук - только шум колеблемых ветром стволов и ветвей. Камера скользит по тайге. Натыкается на лыжню, следует по ней, вырывается на простор разрушенного городка. Взорванные сооружения, развалины зданий, обрушившиеся капониры, все под розоватым слежавшимся настом.
  Камера упирается в людское становище. Оно расположено посередине полигона. Представляет собой грубо сколоченную из досок и обшитую кусками линолеума, картона, иного подручного материала, крытую ломаным рубероидом и рваным толем хибару с торчащей над плоской крышей железной трубой. Вокруг строения две-три палатки, включая "брезентуху". Напротив явно снятой с кабинета большого начальника или квартиры премиум-класса, обтянутой дорогой кожей двери в хибару чернеют угли погасшего к утру большого костра. На плоских булыжниках среди головней и вокруг кострища котелки, чайники, сковородки. Рядом на большом куске брезента несколько карематов, на них заваленное спальниками тело. Видно лицо человека (это Дед). Глаза закрыты, бледный, непонятно, спит он или умер. На бороде нетающий (розоватый) снег. Камера "отъезжает" от становища. На дальнем фоне среди развалин здания  виден округлый вход в раскоп, с выброшенными вокруг темной, в рост человека, дыры отвалами земли, глины, фрагментами кирпичей, обшивки стен и т.д. Камера возвращается назад, через полигон, по следу в лесу догоняет группу из трех лыжников. Зёма идет впереди, за ним Глюка и Ната. Камера акцентирует оружие на каждом путнике. Люди продвигаются по заброшенной лыжне. Зема тянет за собой пустую волокушу. Лица людей. Упрямое Зёмы, хмурое Глюки, изможденное невыспавшееся Наты.
  Ната, задыхается, взмаливается, - Может, чуть отдохнем?
  Зёма молчит. Глюка, поворачиваясь вполоборота. - Давай терпи, подруга, дотянем до деревни, там и оторвемся ... под крышей, как люди .... (мечтательно) в баньке напоследок попаримся ....
  Ната останавливается - видно, что она выбилась из сил. Двое уходят вперед. Девушка перестает видеть их за стволами. Вдруг (зловеще) по лесу проносится порыв ветра. За спиной трескается, обрывается и падает ветка. Ната пугается. Оборачивается. Чудится, что некий черный силуэт мелькает между деревьев. На глазах девушки вскипают слезы, она бросается догонять своих товарищей.
  Камера скользит вверх по стволам, всплывает над кронами, показывает встающее над горизонтом солнце. Ускоренная съемка, солнце проносится по небосводу и падает за линию горизонта на западе. Над полигоном и тайгой темная ночь. На стойбище горит костер. Над пламенем сковородка, на которой скворчит тушенка с кашей. На камнях горячий чайник, рядом две кружки, парящиеся дымком.
  У огня Дед и Гей.
  Гей. - Больше всего достает холод .... Холод, холод, холод, я уже в жизни больше ничего и не помню ... Он грызет кости, высасывает тепло, сковывает внутренности .... Кажется, что кровь в венах вот-вот замерзнет и льдинками изнутри проткнет кожу.... А если ночевать в селе или городе, то вокруг тысячи мертвых.... Словно прислушиваются к тебе, смотрят в душу незрячими глазами.... Завидуют. Обвиняют, что еще живой...  Я ведь боюсь смерти ... Её все боятся .... Если бы не боялся, давно бы нажрался снега. И стал бы, как всё.... Перестал быть, жить ....  Но тоже страшно... Лучше вздернутся. Или вены взрезать. Но это, лучше в горячей ванне. (С горьким смешком) А где же её взять?
  Дед, спокойно. - Прекрати.
  Гей, истерично дергаясь. - А что сделаешь, если не прекращу? Убьешь?
  Дед, еще спокойнее. - Я давно решил, что больше не буду убивать людей. Ни по каким основаниям.
  Гей, с интересом смотрит на собеседника. - А если они тебя станут убивать?
  Дед, равнодушно. - Ну и пусть.
  Гей, недоверчиво. - Да ну? А ты что, разве не боишься смерти?
  Дед. - Нет.
  Гей, обличающим тоном. - Что нет?
  Дед, уверенно. - Не боюсь.
  Гей, жадно. - Почему?
  Дед - Потому что когда я есть, то её нет. А когда она, наконец, придет, то не будет меня. (Поворачивается к соседу, разводит руками) Нам ведь никогда не встретиться....
  Гей, жалобно. - Не понимаю. Объясни!
  Дед.- Ну, вот представь, ты умер .... И что дальше? Если, что-то будет, то чего бояться? Слава богу, хоть что-то новенькое ... после этой вечной зимы и смерти.... (Кивает вокруг) А если ничего нет, то ведь даже испугаться не успеешь. Даже славно, что все закончится. (Со смешком). Хоть утром не вставать...
  Гей, недоверчиво. - Да? Ну, не знаю.... А если это больно?
  Дед, криво улыбаясь. - По крайней мере, все съевшие снег (кивком указывает на отблески костра на розовом покрове вокруг), умерли тихо и спокойно. Просто уснули и не проснулись. Я таких тысячи видел. Да и ты ведь ... насмотрелся. А если другая смерть, надеюсь, что это будет быстро. (Пожимает плечами). Как-нибудь перетерплю.
  Гей, после паузы. - Знаешь, а может, они не мертвые? Ну, те, кто после снега? Может, просто уснули? Как в коме, весь мир?
  Дед. -  Ученые говорят, что мертвые. Да ты сам врач, лучше меня отличишь.
  Гей, неохотно соглашаясь. - Да, если по науке смотреть, то трупы. С высохшими мышцами, мертвым мозгом и деградировавшей костной системой.
  Дед. - Ну, вот видишь.
  Гей, мрачно смотрит в горящие угли. - Ты знаешь, каждую ночь снится, будто ОНИ приходят из деревни, отовсюду, окружают дом. Тысячи ... мумий, зомби. И стоят вокруг, заглядывают в стекла, пытаются войти, открыть двери, окна. Я только в последний момент успеваю проснуться. (Рассказывает, глядя в глаза Деда) Вижу во сне, как распахиваются створки окна, двери ... оттуда вываливается ... такая высасывающая душу пустота. И мрак, багрово-черный свет, который полосой ползет ко мне.... Знаешь, просыпаюсь в холодном поту, сердечко сквозь ребра наружу ломится. Иногда кричу во сне. Тебе же это говорили, жаловались на меня... Наверное, когда-нибудь я не успею проснуться. И умру от инфаркта.
  Дед, со смешком. - Даже не вздумай. Кто тогда оплодотворит яйцеклетки и имплантирует девчатам?
  Гей, криво улыбаясь. - Зема каждую ночь сразу обоих оплодотворяет. Вовсю.
  Дед. - Ну, он же стерильный. Как мы все. Так что это одно пыхтение. Живая сперма, она только в бункере. Вот завтра-послезавтра доберемся. И окучишь девок, докажешь всему миру, что именно ты самый крутой мужик из нас.
  Гей, мрачно. - Я не мужик, ты же знаешь. (С иронией) Хочешь поговорить об этом?
  Дед, быстро. - Ладно, не будем.
  Камера показывает пылающий, стреляющий искрами в звездное небо костер. Огонь обгладывает поленья и сучья. Сквозь пламя словно проглядывают картинки. Сталкиваются две планеты красного оттенка, разлетаются обломками, багровой пылью. В это космическое облако "влетает" бело-голубая Земля. На поверхность нашей планеты, города, леса, океаны обрушивается метеоритный дождь.  Рушатся дома и сооружения, горят танки. Взлетают ракеты с наземных установок и боевых кораблей, взрывы, в том числе и ядерный гриб.
  Гей, помолчав. - Слушай, а ты же именно здесь был? В день апокалипсиса?
  Дед, неохотно. - Да. Я ведь уже рассказывал.
  Гей, словно не слыша предыдущей реплики. - А где? И как это было?
  Дед, вздохнув. - В той казарме (показывает в сторону).
  Быстрый "наезд" камеры на разрушенный дом. Возврат оттуда, но не прямым путем. Словно кто-то выглядывает из-за хибары, наблюдает оттуда за людьми, ракурс камеры постоянно чуть смещается, вверх, в стороны, вниз.
  Гей, требуя продолжения. - И что? Как оно происходило?
  Дед отваливается от костра. Сопит. Достает сигарету, закуривает от искрящейся головешки, что берет из костра. Мрачнеет. Видно, что вспоминать ему не хочется. Тем не менее, продолжает беседу (По возможности, сопровождаемую фотоиллюстрациями).
  - Как везде. Главный метеоритный удар пришелся по той стороне, американской. А у нас пошел снег. Летом. Розовый снег. Сутками валил с неба. Народ стал его пробовать на вкус. Он же пахнет одуряюще. Ты знаешь. Один попробовал, сказал другому, третьему. Говорят, он вкусный и сытный. Те, кто говорили, правда, умерли (криво ухмыляется). Все. На него же подсаживаешься сразу, как на самый сильный наркотик.  Как-то сразу все его стали просто жрать. Ну, почти все. Передавали, в Африке и вообще третьем мире этот снег приняли за манну небесную. (С отвращением) Божий дар такой. А еще через трое суток люди стали умирать. "Засыпать". Сотнями, тысячами, миллионами, миллиардами. Я встаю утром, а три четверти казармы уже не дышит. И желтеют понемногу. У остальных тупые рыбьи глаза. И видно, что уже доходят. И так по всей Земле. Снег, он же везде. До сих пор только такой идет. Если нет внутренней воли, сопротивления, как от него людей уберечь? Запах одуряющий. Пока не притерпишься и не научишься его ненавидеть, трудно удержаться, чтобы не попробовать. Через пять дней от нашей части осталось несколько человек. Из восьми тысяч. Такой страх на меня накатил. Знаешь, я ведь, правда, ничего не боюсь. Кроме, может, собственного бессилия. Это был не мой страх. Не моя реакция. Но я ничего с собой не мог сделать. Мы собрали всех умерших в самую большую казарму. И рванули её. Братская могила. Потом взорвали всё остальное. Чтобы никому не досталось. И ушли к семьям.
  Гей. - А бункер взрывать не стали?
  Дед. - Зачем? Он же автономный. Там все есть. Еда, вода. Завели на комп автономсистему, зарядили под завязку аккумуляторы и завалили взрывом вход, чтобы никто, кроме нас, не нашел. Вдруг с семьями сюда придется возвращаться.
  Гей. - А почему не вернулись?
  Дед, упавшим голосом. - Так получилось.
  Отворачивается, смотрит в сторону, показывая, что не хочет продолжать разговор. Гей бросает взгляд на соседа, кивает, понимая это. Меняет тему.
  Гей, подбрасывая в костер полено. -   Ты думаешь, это бог нас наказал?
  Дед, неохотно. - Я не знаю. Ну, прилетела издалека планета. Ратмир Тхукан предсказал её появление еще четверть века назад. Кто виноват в столкновении Марса с Тхуканом?  В том, что образовавшаяся от их столкновения космическая грязь выпала на Землю и токсична для наших генов?
  Гей, настойчиво (монолог также сопровождается фотоиллюстрациями). - Наверное, люди заслужили все это. Ведь мы сами сразу стали охотно убивать друг друга. Как с цепи сорвались. Та же ядерная война Пакистана с Индией. Это когда в каждой из стран уже всего по десятой части населения осталось. Почему они друг друга стали добивать? Что им, своих проблем, или земли не хватало? Последняя атака арабов на Израиль. Сразу со всех сторон. Зачем это? Все же всё равно умирали. Бандиты в таком числе повылазили. Откуда столько?
  Дед, хмуро поясняет. - Бандиты, эти из тюрем. В камеры снег ведь не попадал. Когда их некому стало охранять, и заключенных выпустили, про снег уже было всё известно. Потому они некоторое время и держались. Да и слишком много их сразу было. По отношению к выжившим к этому моменту нормальным, имею в виду.
  Гей, с жаром продолжает. - Вот я и говорю. Снег, это первое испытание. Когда люди его провалили, пришло второе. Вечная зима. Вот согласись, ведь никто никому в рот снег не впихивает, верно? Люди жрут его по своей воле.
  Дед, поправляет. - Снег убивает всех. Военных, гражданских. Стариков, детей. Грудничков, если мама успела поесть снега. Не только людей, но и животных, насекомых.
  Гей, задумчиво. - А, может, это пришельцы для себя планету зачищают?
  Дед, равнодушно кивает. - Может быть. Пригнали издалека пропитанную токсинами планету и таранили ею Марс. Почему бы и нет?
  Гей, обреченно. - Тогда какие у нас шансы? Остатков человечества ... против НИХ? Это же ...  без вариантов!
  Дед, жестко. - Пока мы живы, мы будем бороться.
  Камера обрушивается в костер. Удаляется от него. Теперь это огонь в печке. Видно, что это деревенская банька (моечное отделение). С подоконника светит керосиновая лампа. Ната моется из жестяного таза, периодически добавляя в него горячую (из бака) и холодную (из фляги) воду. Дверь в парную закрыта, из-за неё слышатся шлепки веника по телу и взвизги Глюки. Тонко звенит оконное стекло. Ната промывает волосы, смотрит на темное незанавешенное окно. Ей чудится, что с улицы в помещение кто-то заглядывает. Желтые высохшие лица с бельмами-глазами. Мелькает и бьет в стекло нечто вроде огромного изогнутого черного когтя-клюва. Ната замирает, не в силах шевельнуться. Вздрагивает и начинает вибрировать закрытая на защелку форточка (возможно, от налетевшего порыва ветра). По крыше словно пробегают легкие невесомые шаги. Девушка охает, на полусогнутых ногах бросается к двери в парную, ломится в неё, та не открывается. Показывают другую дверь, напротив, - в раздевалку. Кажется, что её кто-то пробует открыть. (Может, сквозняк). Внешняя дверь начинает потихоньку (с легким скрипом) открываться. Сквозь появившуюся щель багрово-черная полоса прорезает пол моечной, через игру теней подкрадывается к ногам Наты. Большие глаза девушки, полуоткрытый рот. Страх перехватывает горло, и Нате не удается выдавить ни звука. Наконец, она догадывается дернуть ручку на себя и вваливается внутрь. Вопль Зёмы. - Закрой, пар ведь выходит! ... Ты что? С полки упала?
  Ната, захлебываясь слезами.  - Там.... Там ...
  Зёма прекращает стегать веником распластанную на полке Глюку, выскакивает в моечную, подхватыв�
  
  
  16. Дожить до армагеддона
  
  Вячеслав Ледовский, Марина Соколова
  
  Славно никуда не торопясь плыть по небыстрой сибирской речушке. На катамаране он и внучата. Зеленоглазому Тиму двенадцать, опытный скаут. Споро ставит палатку, разжигает костер, запекает в золе пойманную за день мелкую рыбешку, опекает привереду-брата. Белобрысому Нику восемь, для него все внове. Большое приключение, обещанное дедом по случаю окончания первого класса. Удачное лето, сверху жарит солнце, снизу прозрачная вода отражает его блики, и за несколько часов пацаны загорели до черноты. Им в этом возрасте ультрафиолет не страшен, но на всякий случай двое суток сплавлялись ночью, днями отсыпаясь да собирая вдоль берега первую лесную ягоду. Расставаться с дедом мальчишки не хотели, потому пришлось дать обещание, что на следующий год, если удастся, путешествие будет повторено. Что это получится, не верилось. Долго искал Герман воплощение Врага. И нашел, в этот раз ошибки быть не могло. Но окончательно проверять придется самому, а очевидно, что встречи с демоном ему не пережить. Потому и сделал себе подарок, провел с внуками последнюю неделю жизни. А началась вся эта история очень давно...
  
  Середина июня 336 года до н.э.
  
  Белые
  
  Велик Вавилон. Многие посягали на его тысячелетнее право называться городом городов. И где они? Давно разрушена Ниневия, столица надменной Ассирии, кости надменного Ашшурбанапала и его предков выброшены из могил. Веет ветер свежей золой над руинами дворцов Персеполя. Покорены и забыты царства хеттов, миттани, Урарту. Вавилон же стоит и всегда стоять будет. А захвативший город выскочка с Запада, что до срока возомнил себя богом, уже простился со своей армией и скоро уйдет в небытие.
  Об этом перешептываются два стражника у входа в опочивальню властителя. Голоса их - как шелест листьев, на расстоянии ладони глохнут и сливаются с шумом живущего своей жизнью города.
  - А если не умрет? - тот, что моложе и стройнее, с горящими лихорадочным блеском антрацитовыми глазами.
  - Тогда врываемся, рубим и пытаемся уйти. - второму за сорок, уставший ветеран, культяпки пальцев на левой руке. - Еще года три, и он станет неуязвимым, как Ахиллес. Если мы не сбросим его в Аид, этот черный камень унесет за собой в бездну весь мир.
  - Он же все равно когда-нибудь вернется. - Молодой не боится смерти. Но для него неприемлема очевидно бессмысленная погибель.
  - Через сотни лет, - тяжело и спокойно смотрит старший, - Этот срок стоит наших жизней. Потом найдется, кому Его встретить. И пусть они исполнят свой долг так же, как мы...
  
  Черный
  
  Тяжелый красный балдахин закрывает широкое ложе. Шум фонтана над внутренним бассейном как последний якорь, за который цепляется ускользающее сознание. Нет сил повернуть голову, поднять руку, чтобы прогнать всех и умереть в одиночестве. Онемела шея, из пересохшего горла не выдавить ни звука, и воздух с трудом проталкивается к задыхающимся легким. Индийские благовония смешиваются с аммиачным запахом мочи и разлагающихся внутренностей. Но проветривать покои можно только ночью, солнечный свет раздражает больного, потому окна закрыты черными пологами. Давит и высасывает последние силы жадное внимание приближенных, что сбежались увидеть, как умирает живой бог. Многие боятся ухода Александра Великого. Другие жаждут его смерти. Кто из них убийца, кто посмел помешать исполнению великой цели? Иола, что терял должность наместника Македонии? Селевк, который тайно мечтает о собственном троне? Роксана? Глупая сучка, и причина - ревность к гарему из трех сотен наложниц, к отравленному, как теперь ясно, таким же способом Гефестиону? Или бактрийка возомнила, что сама сможет править огромной Империей? Страну разорвут на части соратники, которых только воля Александра удерживает от желания насладиться заслуженным покоем. И супруга с сыновьями долго не протянут. Кому нужны имеющие династические права на империю соперники?
  Обман, везде обман. В древней фригийской столице молодой правитель ужаснул жрецов, разрубив узел, некогда скреплявший колесницу Мидаса. Но богов надуть не удалось, и такая близкая цель завоевания мира ускользает вместе с жизнью. И ощущение собственной неуязвимости, бросавшее в сечу на Гранике и Пинаре, под Гавгамелами и Гидаспом - тоже иллюзия. Иначе бы судороги не скрючивали истерзанное тело, приближая встречу с убиенными им по дороге к абсолютной власти. Клит, Калисфен, Парменион, сколько их было, соратников, ставших отступниками? Лица, лица, залитые кровью, ухмыляющиеся в последнем гордом оскале. Униженные мольбами о пощаде, это жители Фив, Тира, Газы, других городов, что посмели оказать сопротивление. Никогда он не резал больше, чем было необходимо. Гостеприимно открыл ворота македонским фалангам Вавилон и получил щедрые жертвы своим богам. Восстанавливаются разрушенные полтора столетия назад врагом эллинов Ксерксом храмы, местная знать приближена к престолу. Сдался Мемфис, оракул верховного египетского божества объявил Александра сыном Амона, и управление страной оставлено за туземцами. Только отец... Не надо было ему становится на пути Александра. Хотя перед Филиппом есть чем оправдаться, ведь никогда еще слава греков не была столь велика! Отец. Я иду к тебе. Извини меня. За все...
  Инкрустированные золотом двери опочивальни разлетелись, словно от удара тараном. Мимо стражников, уже не стесняясь никого, промчался огромный Селевк. К войскам. Уговаривать, торговаться, грозить, успеть опереться на верных соратников, арестовать и казнить наиболее опасных конкурентов. Следом за ним побежали прочие, кто спешит скрыться из Вавилона, кто к союзникам, с коими уже проговорены необходимые действия. Но Селевка им не опередить. Из опочивальни разлился и стал заполнять дворец женский вой. Выше всех голосов - причитания Роксаны. Во все времена горе теряющих заступников одинаково.
  
  Начало мая 1821 года.
  
  Черный
  
  К утру архипелаг накрыла плотная пелена тропического шторма. Небо промыло остров дождевыми потоками, сбросило в океан остатки разорванной молитвами монахов темной волшбы. Водяная пыль за оконным стеклом смазывала очертания кипарисов и эвкалиптов, превращая их в зеленых великанов - сторожей пропахшего мокрым деревом Лонгвуда.
  Умереть не удалось. Очень хотелось уйти именно в Вальпургиеву ночь, когда между мирами открыты порталы. Лучшее время покидать "отработанные" и обретать новые тела. Пестовать неокрепшие души, достигая все больших успехов. В этот раз он снова не сумел завоевать мир, но впервые дожил до возраста, когда его сатанистская ипостась стала открываться человеческой.
  В восемнадцать лет младший артиллерийский лейтенант соблазнился мечтой стать властелином планеты. В тридцать шесть осознал, что неуязвим для окружающих и может умереть только по своему желанию. Но лишь к пятьдесят второму году жизни стал понимать, кем является. И вспоминать свои предыдущие рождения. Слишком поздно. Плен, кругом враги, остров стерегут одиннадцать военных кораблей. Не дюжина, потому что любое случайно проходящее судно становится тринадцатым, а это - его число.
  Отстраненный от власти государь. Отверженный богом ангел. У духа оставалось право реванша, очередного возврата в мир, новой попытки. У императора - право выбора. Умереть человеком. Или демоном. Второе пока не получилось. Все ночь аббаты в дальнем крыле старого скрипучего дома в два голоса читали святое писание и все же сумели удержать его душу на этом свете. Подарили человечеству еще один спокойный год. Или несколько их десятков, если Наполеон примет покаяние и обратиться к богу.
  Бонапарт провалился в тяжелый сон, перешедший в бред. Сладкий сводящий с ума запах Жозефины, она в комнате, прикоснулась к руке: "Да, мой милый. Наш сын ... все будет хорошо". У стены мелькнул мальчиший вихор, белозубая улыбка. Ребенка не обидят. Ветеран-гвардеец под заснеженным Малоярославцем с разрубленной щекой, вытекающим глазом: "Зачем мы здесь, мой Император? Зачем? Зачем все это??".
  ... Меняют простыни, перекатывают набухшее нездоровой влагой тело... Обтирают мокрыми тряпками, пытаются напоить. Ни к чему, пора заканчивать... Но все же столько было прекрасного: Франция, соратники, дети, женщины... Не хочу им зла. И не буду ссориться с Создателем...
  - Лаз Каз, я умираю, позови священника, - обрюзгший старик открыл глаза, - И сними портьеры. Я снова хочу видеть солнце...
  - Мой император, Виньяли за дверью.
  - Пусть войдет. А ты и остальные, уходите.
  Коричневая сутана, прикрытая шапочкой тонзура. Пронзительный взгляд. Слегка морщится от запаха гниющего человеческого мяса. Потерпи, немного осталось. Долго они боролись за его душу. И помогли победить таящегося внутри демона.
  - Аббат, Вы знаете, кто я?
  - Догадываюсь....
  - Я больше не хочу зла этому миру. Совершите обряд, я приму дары из Ваших рук. Это даст почти семьдесят лет покоя.
  
  Белые
  
  Маленькая комната в глубине дворце Святого Павла. Метровые каменные стены еще хранят драгоценную летом прохладу. Но через узкие узорчатые окна рвется полуденное итальянское солнце, и лаковая поверхность коричневого стола отражает разноцветные блики. Золотые, рубиновые, бирюзовые пылинки пляшут в лучах, что нижут на дольки слегка пахнущий ладаном воздух. Славное молодое вино в старинных медных кубках. Беседа воинов, вспоминающих перипетии выигранного сражения. Пусть бойцы в одеянии священников, но победа, что они обсуждают, важнее, чем Бородино и Ватерлоо.
  - Ваше преосвященство, он умер как христианин. Полностью раскаялся и примирился с богом. Очень многое рассказал о Другом. Кроме уточнения информации о предыдущих пришествиях, ничего, что бы мы не знали. Но достаточно подробно о том, как антихрист завладевает душой.
  - И как же это происходит? - хрупкое лицо молодого епископа в приталенной пурпурным поясом сутане передернулось гримаской, уголки тонких губ брезгливо выгнулись к подбородку.
  - Все здесь, - Виньяли с поклоном передал прелату пачку исписанной с двух сторон бумаги.
  - Главное, корсиканец искренне покаялся. И у нас до нового возвращения демона еще шестьдесят шесть с половиной лет. Даже немного больше: пока злой дух найдет несчастную, что будет выносить ЭТОГО ребенка, плюс еще девять месяцев.
  - С каждым разом дьявольское семя удерживается на земле все дольше. И возвращается все быстрее. Но в любом случае, черный шар вновь за пределами стола. Свою партию мы выиграли и можем смело представать перед Господом. Да поможет Он нашим преемникам.
  
  Конец апреля 1945 года.
  
  Черный
  
  Дым пожарищ сливается со свинцовыми облаками, скрывая Берлин от ненавистных лучей солнца. В углубленном на десятки метров бункере взрывы не слышны, только надсадно, как бормашина за стеной. Гудит перегруженная системы жизнеобеспечения. Кондиционеры не успевают очищать поступающий по вентиляционным коллекторам копотный воздух, и обшитые сталью казематы пропитаны запахами пота, несвежей одежды, плесени. Почему-то всякий раз приходится умирать в вони. Где бы это не происходило: под грудами тел на поле боя или в шатрах военачальников, на роскошных ложах дворцовых палат или в тюремных кельях под отупляющий бубнеж обложивших его, как зверя, святош. Но в этот раз они живым его не возьмут. До Вальпургиевой полуночи меньше одиннадцати часов. На диване свернулась в клубок и смотрит с обожанием и страхом готовая принести себя в жертву девственница-блондинка. Если даже заартачится, ей уже не спастись. Значит, впервые за тысячи лет демон уйдет "правильно" и по своей воле. И потому вернется, когда посчитает нужным. Сразу после рождения помня и зная ВСЕ.
  ... Как хорошо и спокойно было в другом бункере, Волчьем логове в Растенбургском лесу. Покорена почти вся Европа, скоро падет Москва, откроется дорога на Тибет и в Индию. Прохладные летние ночи, полная луна в звездном небе, музыкальные упражнения лягушек во время вечерних прогулок. Доставали только комары, с остервенением набрасывающиеся на любую живую плоть. Можно было защититься репеллентами, но то, что насекомые относились к нему как к окружающим, оскорбляло Гитлера. И местность вокруг была зачищена от кровососов. Вместе с комарами исчезли и жабы, гулять в мертвенной тишине стало неприятно. Потому был завезен свежий слой почвы, расселена новая популяция лягух. Вернулись и комары.
  Так же и с людьми. Избываешь в них человеческое, делаешь слепыми исполнителями своим прихотей и одновременно у подчиненных уходят сметка, инициативность, воля. Стоит отвлечься от управления, и любой смышленый враг легко бьет твои армии. Пытаешься пробудить радость к самостоятельному мышлению, эмоциональность, личную привязанность, и тут же слуги начинают задумываться о разумности твоих целей. Рефлексировать при выполнении приказов и даже отступаться. По образу и подобию своему бог лепил человека. Потому изделие так ненадежно. И он докажет Создателю ущербность его любимых творений. Пусть Демиург поймет, что ошибся с людьми. Или смирится с пониманием, что сам немногим отличается от несовершенства всего им созданного.
  В этот раз мятежный дух сделал ставку на государство, униженное и оскорбленное Версальским миром. Но казавшаяся перспективной нация оказалась недостойной власти над миром. В феврале сорок третьего года Гитлер полностью осознал, кем он является. И потребовал от осажденных в Сталинграде войск умереть, но не сдаваться. Они предали его и капитулировали, чем доказали, что немецкий народ не способен быть его оружием, и потому судьба этих людей стала ему не интересна. Что же, он завоюет власть над планетой с иной нацией. Чуть позже.
  - Ева, ты готова? - правильно подобранное имя, пусть задумаются над аллегорическим смыслом его последнего в этом существовании спектакля. Голубые глаза девушки заполнились слезами, она даже не кивнула, а послушно уронила голову.
  - Проглоти это. - вялые челюсти разжимаются, таблетка исчезает в щели между открытыми навстречу пальцам мужчины пухлыми губами.
  - Проглоти! - властно и настойчиво. Невидящие мокрые глаза, непроизнесенная детская мольба "как ты можешь со мной так поступать?". Но яд уже проваливается по пищеводу. Две-три секунды, паралич дыхательных путей и стройная женщина, пытаясь поймать ртом ускользающую жизнь, тряпичной куклой оседает на серую кожу дивана.
  На него яд может не подействовать, все надо делать иначе и самому. Невысокий уродец с отекшим лицом вкладывает ствол револьвера в мгновенно заполненный кислой слюной рот. Зубы стукнули о металл, схватились ноющей болью. Ничего, это не надолго. Выстрел разносит череп, выбивает кипящие мозги на френч песочного цвета, одетую как невеста девушку, ворсистый ковер. До скорой встречи, бесхвостые обезьяны.
  
  20... год
  
  Белые
  
  Широкое, во всю стену окно словно опрокидывает помещение на распростертый под ногами город Далеко внизу - крыши домов, простые и с вертолетными площадками, кортами, бассейнами, зелеными садами и даже огородами. А впереди, между столбами небоскребов, сливается с горизонтом узкая полоска бирюзового моря.
  К горлу подкатывает дурнота и полный до похожести на бильярдный шар старик, поматывая в стороны обритой до синевы головой, словно откатывается к центру огромного кабинета.
  - Не понимаю Вашего пристрастия к пентхаузам. Конечно, на нижние этажи стекает негативная энергия, что тоже нехорошо. Но к чему вообще отходить от давних традиций? У нас в Европе штаб-квартиры в старых замках или небольших особнячках, удобно и стильно.
  - Вы не любите высоту, коллега? - его седовласый ровесник с лошадиным лицом и глубокими продольными морщинами на щеках ухмыляется, ловя взгляд собеседника, с которым до того общался только заочно, - Я тоже, как и скорость. Именно потому мы с Вами и дожили до своих лет. Но в этом здании сотни организаций, тысячи людей, и наши службы растворяются в их массе, как крупинки соли в воде. Это в первую очередь - вопрос безопасности. Одиннадцатое сентября Ему еще раз не повторить. И мы ведь до сих пор точно не знаем, кто исчадие ада. При общей уверенности, что Он давно среди нас. Лично я подозреваю всех рожденных после сорок шестого. А таких все больше и больше. В отличие от нашего поколения.
  - И поэтому Вы выступаете против приема в Высший Совет молодежи!? Кстати, Герман родился в рождественскую ночь сорок пятого.
  - Да, но недоношенным. Его могли зачать и в начале мая. Есть и более весомая причина, по которой я прошу Вас помочь по крайней мере заблокировать его возвышение. Что-нибудь выпьете? - Седовласый, не вставая из черного кожаного кресла, перекатился вместе с ним на полметра к коричневому шкафу у края стола, - полагаю, виски?
  - Только не в это время суток, - кривится краем губы толстяк, - И аргументы против наиболее перспективного кандидата должны быть более весомыми, чем дата его рождения.
  Секунду подумав, грустно добавляет, - Хотя риск получить Антихриста во главе Общества это вполне убедительный тезис, но через несколько лет у нас не будет иного выхода. Геронтократия не лучший стиль управления. В конце концов, в отличие от дьявольского отродья, мы не можем сделать наши тела неуязвимым для старости и смерти.
  Агрессивно размахивая руками, пересекает кабинет наискосок, возвращается к столу, уперев руки в его поверхность, нависает над хозяином кабинета, стальными серыми зрачками впивается в его глаза,
  - Знаете, Ваши возражения против самого активного члена общества и главы бесспорно наиболее дееспособных структур тоже наводят на некие размышления. Пусть и родились Вы в тридцатые годы...
  Седовласый, не отрывая взгляда от собеседника, открывает тумбу, запускает в нее руку. Толстый пружинит ноги, готовясь скорее не прыгнуть, а перекатиться через стол на собеседника. Из ящика извлекается толстая, бордовой кожи папка, со звонким треском шлепается перед гостем.
  - В наших базах данные на миллионы людей. Десятая часть проверена предметно, тысячи временно изолировались для тщательного изучения. До сих пор мы удерживаем несколько сотен подозреваемых в том, что они носители демона. Все это Вы знаете. Но вот данной информацией, - худая рука с длинными пальцами постукивает по рельефной коже, - располагаю только я и те люди, которым я доверяю.
  Пауза затягивается. Лысый не спешит брать документы. Ждет объяснений и получает их.
  - За последние годы подчиненные Германа по его санкциям, но в тайне от Совета совершили не менее полусотни покушений на убийства. Из них две трети - успешные. Около десятка из погибших - люди старше восьмидесяти, то есть заведомо не носители Врага рода человеческого.
  Седовласый откидывается на спинку кресла и голубыми льдинками глаз вопросительно смотрит на коллегу. Несмотря на кондиционированную кабинетную прохладу, крупные капли пота покрывают лицо толстяка, он судорожно втягивает в себя отдающий лимоном воздух, оттягивая сардельками пальцев ворот от горла, хрипит, - Если это правда, Герман орудие сатаны или безумец. И его необходимо немедленно изолировать.
  - Я рад, что Вы согласны со мной, - спокойно резюмирует хозяин, - собственно говоря, нам не хватало только Вашего голоса для принятия решения. Если представленные материалы Вас убедят, прошу не мешкать. Мы все понимаем, каковы ставки в этой древней игре. И я вижу, на этот раз от виски Вы не откажетесь.
  
  Книга борьбы (для служебного пользования)
  
  "... Существование Зверя привязано к числу шестьсот шестьдесят шесть. Если проживет Он в теле смертного столько лунных месяцев, то сатанистская сущность полностью покорит человеческую ипостась и вернет Ему память всех предыдущих рождений. Горе, если Антихрист к этому времени еще не заточен или хотя бы не определен, потому что тогда всемеро труднее бороться с Ним...
  .... Через треть прожитых лунных месяцев от числа Зверя пробуждает он в захваченной душе мечту о мировом господстве, а еще через такое же время очарованное тело становится неуязвимым, и умереть может только по своему желанию. Даст осечку пистолет, если стрелять в него, порвется веревка, если вешать, погаснет огонь, если сжигать, не задохнется в воде, если топить. Потому нужно держать его в заточении, и читать святые тексты и молитвы, бороться за душу и не давать ей без раскаянья покидать тело, особенно во вторую половину дня тридцатого апреля.
  ... Если удается убедить человека превозмочь Зверя и покаяться перед смертью, то вновь Его зачнет земная женщина не раньше чем через шестьдесят шесть и еще половину года. Если нет, и умрет Антихрист меньше чем за шестьсот шестьдесят шесть минут до Вальпургиевой полуночи, то вернется когда захочет. А когда при этом добровольной жертвой станет белокурая девственница, то вспомнит Он о себе все сразу при рождении, и это значит, что Армагеддон близок.
  ... Никогда не победить Антихристу, потому что Создатель не допустит этого, и раньше сотрет мир, дабы создать новый и чистый. Но нужно бороться против Зверя, потому что во время Армагедонна погибнет и Вселенная".
  
  Белое и черное
  
  ... Так вы серьезно полагаете, что я земное воплощение Антихриста? - звонко рассмеялся хозяин замка, - ну знаете, милый, меня не часто удивляют, но вам это удалось. А почему вы так решили? Про свою деловую удачливость и беспринципность я уже слышал, но, согласитесь, этого маловато для столь фундаментальных выводов?
  Герман внимательно оглядел говорящего. Высокий ладный мужчина с симпатичными морщинками на загорелой коже, которому может оказаться равно как сорок, так и шестьдесят. Такой типаж очень нравится выросшим на Хэмингуэе и Ремарке романтичным барышням. Вот только глаза. Лицо, рот, зубы, все смеется, все благожелательно словно выворачивается навстречу. Но в глубине черных, как мокрый угольный пепел, зрачков - усталость, безразличие. Смерть.
  - За последние три месяца на Вас было совершено семь покушений, - холодным голосом проинформировал охотник собеседника, - Все неудачные. Дважды не срабатывало взрывное устройство. Дважды в последний момент возникали серьезные проблемы у снайперов. Когда в ваш лимузин въехала цистерна с пропаном, она не взорвалась, хотя для этого было сделано все. И вы единственный, кто никоим образом не пострадал в аварии. Еще вас не удалось сжечь из ручного огнемета и отравить.
  - Да Вы просто маньяк какой-то, - с напускным испугом произнес хозяин особняка, - По-хорошему, вас нужно сдать полиции или в психушку, - с интересом вглядываясь в Германа, добавил, - Но вы мне стали нравится. Причем я это говорю абсолютно искренне...
  Отойдя к стоящему неподалеку бару, плеснул в широкий фужер коричневый напиток из пузатой бутылки, жестом предложил выпивку гостю. В ответ на его отказ недоуменно повел плечами.
  - Знаете, откровенность за откровенность. Вы никогда не задумывались, каково это, умирать десятки раз? А потом, когда впервые за сотню жизней появляется время спокойно подумать, осознать, что на самом деле твой бунт заранее просчитан и ты марионетка в руках того, против которого выступил? Кукла, шарж, задача которого вызвать к себе ненависть других игрушек и погибнуть в войне, потому что шансов на победу нет. Нельзя выиграть, когда в правилах игры заранее определено твое поражение.
  Помассировал в длинных пальцах бокал со спиртным, с наслаждением повел хрящеватым носом. - Какой запах! Вы знаете, для меня приятнее аромат коньяка, нежели его вкус. И я больше не хочу ни умирать, ни проигрывать.
  Подошел к собеседнику, посмотрел мимо него мертвыми невидящими зрачками, - И потому я навсегда отказываюсь от борьбы за планету. А это значит, что Армагеддона не будет. Миллионы праведников никогда не возродятся и не попадут в Царство Божие. Славная шутка и достойный ответ создателю, вы не находите?
  Герман почувствовал, как за спину у него словно вылили ведро холодной воды, неприятно сжало желудок. Зашумела голова, и комната поплыла перед глазами...
  - Ну-ну, коллега, не раскисайте, - демон в обличие человека несколько раз шлепнул гостя по щекам, - Безусловно, отсюда вы уйдете на своих двоих, и даже с эскортом. Более того, я постараюсь проследить, чтобы вас никто не обидел. Охотник на Сатану, убивающий людей, такое на моей памяти впервые. Знаете, мне кажется, Армагеддон творится внутри человека, в той вселенной, которую вы внутри себя мните. Ну и воюйте сами с собой на здоровье. Я в это вмешиваться не буду. Просто понаблюдаю, сколько нужно лет, чтобы вы сами себя уничтожили. Или, пока Ему это не надоест. Черный шар уходит в отставку, и пускай белые катают сами с собой партию до ее конца. Но кто из вас какого цвета, выбирайте сами. Если вам повезет, вы шустро справитесь с этой задачей и быстро прикончите мир. Только я к этому не буду иметь никакого отношения
  У Германа скрутило сердце. Кольнуло так, что перехватило дыхание. Возникли лики тех, кого убивали по его приказу. Нехорошие люди, да, но люди. Как его встретят. Там...
  - Эй, врача, мигом, - словно через кипу ватных одеял, издалека он услышал исчезающий голос демона.
  Ну вот и славно. И хорошо. Так оно гораздо лучше. Они все поймут, наверное... - потерял он последнюю в своей жизни мысль, принесшую ему вместе с забвением облегчение...
  
  17. Армагеддон
  Вячеслав Ледовский
  Армагеддон Апокалипсыч (для себя просто АА) проснулся в плохом настроении.
  Действительно, сколько можно отлынивать от работы? Столько хороших лет пропущено - 666, 1000, 1666, и вот совсем недавно 1999 год от рождества Христова.
  Пора уже браться за ум - и реализовывать свое призвание.
  Благо впереди еще одна сакральная дата приближается - 2012.
  - Вот, наконец, и приду всему миру, - решил Армагеддон.
  В мгновение смотался к астероидному поясу (для инфернальных созданий световая неделя - не расстояние), подобрал там подходящий планетоид.
  Прикинул, где его развернуть да какое придать ускорение, чтобы в нужное время столкнуть с Землей.
  Вернулся, обернулся человеком и уже с чувством исполненного долга решил прогуляться по городу.
  Мокрый снег расползался под ботинками. С крыш грозили забытые мэрией остроконечные сосульки. Поток автомобилей газовал выхлопами.
  - Ничего, не долго этой мерзости осталось! - злорадно решил АА.
  Остановился у ларька, купил семечек - пощелкать напоследок. Под ноги бросился оголодавший сизый голубь, стал крутиться у подошв, преданно заглядывать в глаза.
  Нахально зачирикали подоспевшие воробьи - мол, чего томишь, не делишься?
  - Ах, пострелята, - растроганно подумал АА, - вот людей не жалко. А вас-то за что?
  Высыпал подсолнух птицам, все равно не отстанут.
  Пошел по тротуару, щурясь на веселое солнышко в голубой выси, заглядываясь на голые коленки красоток, увертываясь от гоняющейся друг за дружкой ребятни.
  Купил газету, уселся на скамейку. Так, отборочные матчи сборной, футбольные и баскетбольные кубки. Черт, ведь в 2012 финал Европы и летняя Олимпиада. Камерон обещает сиквелы Аватара, интересно было бы посмотреть. И любопытно, как там с Ираном и экономическим кризисом дело закончится.
  Развоплотился, слетал к планетоиду, вернул его на прежнюю орбиту.
  Ну его к черту, тем более что угрызения совести утихли. К смерти всегда успеется, а жизнь - дьявольски любопытная штука. Если разобраться, 3000 год ничем не хуже, а даже лучше 2012-го. Хоть дата круглая. А там посмотрим...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"