Ацтекский жрец долго смотрел на труса,
Стоящего перед ним, а потом спросил:
"Как ты считаешь  -  твое сердце достойно предстать
Перед Кетцалькоатлем? 
Пока твои братья, так же, как ты, взятые в битве 
В плен,
Уже принесенные в жертву, 
Перед тем
Веселились и пели вместе с нашими 
Воинами,
Ты трусливо, как пес, 
Сбежал. 
Что ты хотел сохранить?
Свою жизнь? Свою память? Свой род?
Победившие на священной игре
В мяч гордятся честью 
Возлечь на алтарь.
Пленные воины радостно,
Вместе с врагами,
Ждут своей участи,
Даже рабы, что попадают
Сюда, понимают,
Что им повезло.
А как мне теперь называть
Тебя?
Кто ты?
Свое сердце, вот что ты хотел
Сохранить.
Знаешь, трус, ты его сохранил.
Этот никчемный ком мяса
Достоин только навозной кучи.
Таким подношением
Нельзя оскорблять
Богов.
А теперь - убирайся"
И воины расступились,
Давая трусу дорогу.
Не в жизнь.
И не в смерть.
И не в небо.
Его не убил лес.
Его не убила пантера,
Его не убили змеи в темной траве.
Его не убила даже болезнь в вымершем городе неподалеку, где он прожил всю зиму.
Потом, темной ночью
Он, как вор, прокрался
На пирамиду и там
Сам
Распорол 
Себе грудь.
И люди, узнав про это,
Оставили город и молча
Ушли строить 
Новый.
А что им оставалось делать?