Лебединский Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Гусев

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  -- ГУ­СЕВ
   Шел вто­рой по­сле­во­ен­ный, со­рок седь­мой год. На­по­ло­ви­ну пус­то­вав­шие до со­рок чет­вер­то­го го­да Ле­нин­град­ские ком­му­нал­ки до­воль­но бы­ст­ро за­пол­ни­лись жиль­ца­ми, мно­гие из ко­то­рых прие­ха­ли из ра­зо­рён­ных вой­ной де­ре­вень, по объ­яв­лен­но­му на вос­ста­нов­ле­ние раз­ру­шен­но­го го­ро­да на­бо­ру. В боль­шин­ст­ве сво­ём, при­ез­жа­ли в го­род жен­щи­ны со свои­ми деть­ми, и без му­жей, вос­тре­бо­ван­ных не­на­сыт­ным мо­ло­хом вой­ны. При­быв­шие с ма­те­ря­ми ре­бя­та бы­ст­ро на­хо­ди­ли об­щий язык с дво­ро­вы­ми або­ри­ге­на­ми, хо­тя, у тех и со­хра­ня­лась не­ко­то­рая по­кро­ви­тель­ст­вен­ность к вновь при­быв­шим. Об­щие иг­ры, об­щие про­бле­мы и со­вме­ст­ное обу­че­ние, пре­иму­ще­ст­вен­но, в од­них и тех же шко­лах, бы­ст­ро спло­ти­ли ре­бят на­ше­го до­ма в кол­лек­тив, ма­ло от­ли­чаю­щий­ся сво­им дво­ро­вым пат­рио­тиз­мом, от пат­рио­тиз­ма де­ре­вен­ско­го. Свой дом - свой жиз­нен­ный ус­тав. Дра­ки, и дру­гие ссо­ры ме­ж­ду ре­бя­та­ми, бы­ли, как и вез­де, де­лом обыч­ным. Од­на­ко, по не­пи­сан­но­му за­ко­ну, су­ще­ст­во­вав­ше­му то­гда во мно­гих дво­рах на­ше­го го­ро­да, вы­яс­нять ме­ж­ду со­бой от­но­ше­ния мог­ли толь­ко двое по­ссо­рив­ших­ся, и драть­ся им бы­ло по­зво­ле­но толь­ко до пер­вой кро­ви, поя­вив­шей­ся у од­но­го из де­ру­щих­ся. Бы­ло ещё од­но ус­ло­вие, на­ру­ше­ние ко­то­ро­го ка­ра­лось свои­ми же очень стро­го: бить сза­ди, и бить ле­жа­че­го, ис­поль­зо­вать в дра­ке ка­кие-ли­бо пред­ме­ты - за­пре­ща­лось. Ко­ро­че, дей­ст­во­вал не­глас­ный, срод­ни ры­цар­ско­му, ус­тав. По­ощ­рял­ся от­кры­тый вы­зов на дра­ку, су­дей­ской кол­ле­ги­ей, оп­ре­де­ляю­щей по­бе­ди­те­ля в ко­то­рой, ста­но­ви­лись все, кто был её сви­де­те­лем. Да­же бра­тья, ни­чем, кро­ме под­бад­ри­ва­ния го­ло­сом, сво­им брать­ям по­мочь не мог­ли. В про­тив­ном слу­чае, они уже оба рис­ко­ва­ли по­лу­чить по су­са­лам от всех при­сут­ст­во­вав­ших. Хо­ро­шее бы­ло вре­мя! Че­ст­ное. За­кан­чи­вав­шие­ся раз­бор­ки, как пра­ви­ло, не влек­ли за со­бой их про­дол­же­ния. Ссо­ра - это не вра­ж­да, и она за­кан­чи­ва­лась под­твер­жде­ни­ем пра­во­ты од­но­го из де­ру­щих­ся. По­бе­дил, - зна­чит, прав. Встре­ча­лись, прав­да, та­кие осо­би, ко­то­рые, и три­ж­ды, и че­ты­ре­ж­ды за день мог­ли ока­зать­ся про­иг­рав­шей, а зна­чит, и не­пра­вой сто­ро­ной, но уго­мо­ну, на ко­то­рых не бы­ло, и, ед­ва кровь из но­са та­ко­го "бой­ца" пре­кра­ща­ла течь, как он сно­ва лез в дра­ку со сво­им обид­чи­ком, что тем же не­глас­ным ус­та­вом - не воз­бра­ня­лось.
   Един­ст­вен­ным в на­шем до­ме маль­чиш­кой, ко­то­рый ни­ко­гда в этой си­туа­ции не ока­зы­вал­ся пра­вой сто­ро­ной, был Саш­ка Гу­сев - Гу­сёк, как мы его зва­ли, де­ся­ти­лет­ний то­щий маль­чик, прие­хав­ший вме­сте с ма­те­рью дву­мя го­да­ми ра­нее из глу­хой нов­го­род­ской глу­бин­ки. Его тон­кий пря­мой нос и безо вся­кой дра­ки, пе­рио­ди­че­ски пус­кал крас­ную юш­ку. На­кло­нит­ся Гу­сёк за­вя­зать шну­рок бо­тин­ка, и за­ка­па­ет кровь из его но­са. С ним да­же драть­ся бы­ло не­ин­те­рес­но. Од­на­ко он был маль­чиш­кой до­воль­но обид­чи­вым, и, что зна­чи­тель­но ху­же, - за­вод­ным. Чем это за­кан­чи­ва­лось - по­нят­но. Вы­ти­рая крас­ные со­п­ли, он ухо­дил в угол дво­ра, за­час­тую буб­ня: что вот вер­нет­ся отец, и он вам всем по­ка­жет. От­цы - это бы­ло боль­ной, и, в об­щем-то, за­прет­ной те­мой в на­шем об­ще­ст­ве. Кто их зна­ет, где они, от­цы, боль­шин­ст­ва из нас? Да­же те, кто до­ма у ма­те­ри ви­дел в за­вет­ной шка­ту­лоч­ке хра­ни­мую по­хо­рон­ку, и те, не те­ряя на­де­ж­ды, всё ещё жда­ли сво­их от­цов с то­го са­мо­го фрон­та. Для боль­шин­ст­ва из нас вой­на ещё как бы про­дол­жа­лась. Явил­ся же к Мар­ко­вым отец. Где он был с со­рок пя­то­го по со­рок седь­мой го­ды? О том мол­чок. Но ведь явил­ся! Вить­ка Мар­ков рас­ска­зы­вал во дво­ре вся­кие во­ен­ные стра­сти, яко­бы слы­шан­ные им от от­ца, а мы вы­слу­ши­ва­ли все его рас­ска­зы, не смея осо­бен­но со­мне­вать­ся в их прав­ди­во­сти. По край­ней ме­ре, ме­сяц Вить­ка хо­дил в ге­ро­ях. Вско­ре, од­на­ко, сла­ва его от­ца ста­ла мерк­нуть, че­му сам Вить­ка и был боль­шей ча­стью ви­ной. Од­на­ж­ды, он поя­вил­ся во дво­ре с рас­ква­шен­ным но­сом и от­то­пы­рен­ным си­не-фио­ле­то­вым ухом. Отеч­ные ве­ки вы­да­ва­ли его с го­ло­вой - Вить­ка яв­но не­дав­но лил слё­зы. С не­ко­то­рым зло­рад­ст­вом, кто-то спро­сил его, от ко­го, мол, по­лу­че­но в но­со­вой от­сек.
   - Пьянь за­раз­ная, - с ма­тер­ной до­бав­кой, по­жа­ло­вал­ся Вить­ка, - как явил­ся - ме­сяц не про­сы­ха­ет! - И он вы­смор­кал из но­са сгу­сток кро­ви вме­сте с со­п­ля­ми.
   Мы, в об­щем-то, и са­ми за­ме­ча­ли, что его отец еже­днев­но с ут­ра шкан­ды­бал в бли­жай­ший шал­ман на сво­их кос­ты­лях, с ак­ку­рат­но за­прав­лен­ной за брюч­ный ре­мень пор­то­чи­ной, на уко­ро­чен­ной по бед­ро пра­вой но­ге. Ве­че­ром, Вить­кин па­па­ша ча­ще все­го та­щил­ся сво­ей од­ной здо­ро­вой но­гой по кам­ням дво­ра, вле­ко­мый ка­кой-ни­будь па­рой сер­до­боль­ных, и, ча­ще все­го, то­же не очень трез­вых шал­ман­ных по­дён­щи­ков. Брю­чи­на, вы­лез­шая из-под рем­ня, та­щи­лась обыч­но по пы­ли и гря­зи, уси­ли­вая и без то­го за­мет­ное убо­же­ст­во сво­его хо­зяи­на тря­поч­но бол­таю­ще­го­ся меж двух му­жи­ков, и ухит­ряю­ще­го­ся, ко все­му про­че­му, во всю свою про­сту­жен­ную глот­ку ку­раж­ли­во ма­те­рить­ся и орать по­хаб­ные час­туш­ки. Му­жи­ки, пья­но ух­мы­ля­ясь оне­ме­лы­ми от ал­ко­го­ля мор­да­ми, не­ред­ко под­на­чи­ва­ли свой чуть те­п­лый груз: "Гром­че, Миш­ка, ори! Пусть зна­ют на­ших! Ши­ре грязь - гов­но плы­вет!"
   Вить­ки­на мать, за­слы­шав го­лос сво­его бла­го­вер­но­го, вы­ска­ки­ва­ла из под­ва­ла, где они юти­лись в быв­шей двор­ниц­кой, и по­мо­га­ла му­жи­кам та­щить сво­его суп­ру­га по вы­би­тым сту­пе­ням в про­мозг­лую от сы­ро­сти до­маш­нюю пре­ис­под­ню.
   - Ти­ше, Ми­шень­ка, лю­ди же слы­шат! - уго­ва­ри­ва­ла она сво­его му­жа, на что тот, не­ред­ко, ещё боль­ше рас­па­ля­ясь, орал: "Иди, кур­ва, на..." На­ко­нец, дверь за те­лом Вить­ки­но­го от­ца за­хло­пы­ва­лась, му­жи­ки, та­щив­шие его, шли до­пи­вать не­до­пи­тое, а во дво­ре до­ма ус­та­нав­ли­ва­лась ве­чер­няя ти­ши­на.
   Пер­вое вре­мя, Вить­ка, уви­дев от­ца в во­ро­тах до­ма, бе­жал к не­му на­встре­чу, и, при­ле­пив­шись к му­жи­кам где-ни­будь сбо­ку, пы­тал­ся по­мо­гать им та­щить об­мяк­шее от­цо­во те­ло. Вско­ре, од­на­ко, он уже рав­но­душ­но на­блю­дал от­ку­да-ни­будь с дро­вя­ной по­лен­ни­цы за вле­ко­мым по дво­ру от­цом, и да­же не де­лал по­пыт­ки по­мочь ма­те­ри вта­щить то­го в дом. Де­мон­ст­ри­руе­мое Вить­кой рав­но­ду­шие к от­цу, вско­ре сме­ни­лось от­кро­вен­ной вра­ж­деб­но­стью, ес­ли не ска­зать - не­на­ви­стью. Как-то, его мать, по­сле оче­ред­но­го до­маш­не­го скан­да­ла, ви­нов­ным в ко­то­ром она по­счи­та­ла Вить­ку, ста­ла во дво­ре до­воль­но гром­ко со­вес­тить сво­его сы­на, и в ка­че­ст­ве ар­гу­мен­та, про­щаю­ще­го от­ца, вы­ста­ви­ла его уча­стие в вой­не, и тя­же­лое ра­не­ние, по­лу­чен­ное им. Вить­ка слу­шал уп­ре­ки ма­те­ри мол­ча, но, под ко­нец - не вы­дер­жал, и, гля­дя в её ус­та­лое скорб­ное, с гла­за­ми спа­ние­ля ли­цо, вдруг взо­рвал­ся: "Знаю, что он вое­вал. Как же! Кровь меш­ка­ми про­ли­вал! Осо­бен­но, по­след­ние три го­да!" - и за­молк, ис­пу­ган­но гля­дя в не­ожи­дан­но за­стыв­шее в бо­лез­нен­ной гри­ма­се ли­цо ма­те­ри.
   - За что ж ты ме­ня так, сы­нок?
   Она по­вер­ну­лась к сы­ну спи­ной, и, ссу­ту­лив­шись, за­шар­ка­ла по-ста­ру­ше­чьи в свой под­вал. Вить­ка смот­рел ей вслед ис­под­ло­бья, со­пел, и грыз гряз­ные ног­ти.
   - Ма­ма! - крик­нул он, ко­гда мать уже спус­ти­лась по ле­ст­ни­це под­ва­ла, а над ас­фаль­том вид­не­лись толь­ко её пле­чи и за­ты­лок с на­кру­чен­ным во­круг не­го вен­цом ко­сы.
   Спи­на ма­те­ри дёр­ну­лась в не­ре­ши­тель­но­сти, и тут же скры­лась за при­от­крыв­шей­ся две­рью. Все мол­ча смот­ре­ли на Вить­ку, про­дол­жав­ше­го, всё так­же со­пя, со­сре­до­то­чен­но грызть ног­ти. Дву­мя ме­ся­ца­ми позд­нее, Вить­кин отец ис­чез, что бы­ло про­ком­мен­ти­ро­ва­но во дво­ре об­ще­ст­вен­ным мне­ни­ем, вы­ра­зи­те­лем ко­то­ро­го ока­за­лась двор­ни­чи­ха тё­тя Нас­тя.
   - До­воё­вы­вать от­пра­вил­ся к Свет­ке, на ули­цу Же­ля­бо­ва.
   Ад­рес но­вых во­ен­ных дей­ст­вий Вить­ки­но­го от­ца нам был из­вес­тен, и в ком­мен­та­ри­ях не ну­ж­дал­ся. Вить­ка ус­по­ко­ил­ся, но мать его, как нам ста­ло из­вест­но от са­ра­фан­но­го дво­ро­во­го ра­дио, вре­мя от вре­ме­ни хо­ди­ла на ули­цу Же­ля­бо­ва, к сво­ему за­кон­но­му суп­ру­гу, от­ку­да па­ру раз воз­вра­ща­лась рас­трё­пан­ной, и с си­ня­ка­ми на ли­це. С тех пор Мар­ко­вы, ес­ли не счи­тать са­мо­го Вить­ки, в сво­ем до­ме муж­чин не ви­де­ли. Мать Вить­ки как-то сник­ла, ско­ро увя­ла и поч­ти не­за­мет­но пе­ре­шла в раз­ряд по­жи­лых жен­щин, ко­то­рых в на­шем до­ме и без неё бы­ло - пруд пру­ди.
   Са­мо со­бой, со вре­ме­нем, во­прос об от­цах бу­до­ра­жить нас стал мень­ше, и утих бы во­все, не будь сре­ди нас Саш­ки Гу­се­ва - Гуська. Тот, в во­про­се об от­це - был сто­ек.
   - При­дёт! - го­во­рил он уве­рен­но.
   На чём дер­жа­лась его уве­рен­ность, - ни­кто не знал, но его убе­ж­дён­ность в этом, да­же са­мых за­яд­лых скеп­ти­ков сре­ди нас за­став­ля­ла с ува­же­ни­ем от­но­сить­ся к Саш­ки­ной ве­ре в сверхъ­ес­те­ст­вен­ное. Два­ж­ды он воз­бу­ж­дал­ся в лож­ной тре­во­ге, и по не­сколь­ку дней хо­дил по дво­ру го­го­лем, всем и ка­ж­до­му, по не­сколь­ку раз на день, го­во­ря: "Отец воз­вра­ща­ет­ся!" Но, про­хо­ди­ли дни, за­тем, - не­де­ли, и Са­ша по­ти­хонь­ку сни­кал, ос­тав­ляя вся­кие раз­го­во­ры об от­це. Од­на­ж­ды, он ос­но­ва­тель­но по­дор­вал на­шу ве­ру в на­ли­чие у не­го вое­вав­ше­го от­ца. Мы уви­де­ли его иду­щим по дво­ру до­ма вме­сте с ма­те­рью и вы­со­ким, до­воль­но мо­ло­дым му­жи­ком, иду­щим ка­кой-то вих­ля­стой по­ход­кой, с ру­ка­ми, за­су­ну­ты­ми в кар­ма­ны брюк. На гла­за му­жи­ка бы­ла над­ви­ну­та кеп­ка, кое-как дер­жав­шая­ся у не­го на те­ме­ни. Он, скри­вив гу­бы, го­нял во рту каз­бе­чи­ну, лег­ко уз­на­вае­мую по длин­но­му мунд­шту­ку, и пре­зри­тель­но, не вы­ни­мая изо рта па­пи­ро­сы, длин­но спле­вы­вал уг­лом рта. Мать Саш­ки од­ной ру­кой вце­пи­лась в ло­коть му­жи­ка, а дру­гой, та­щи­ла фа­нер­ный че­мо­дан­чик, с ви­ся­чим за­моч­ком на нём. Саш­ка шел с дру­го­го бо­ка стран­но­го му­жи­ка, и, вре­мя от вре­ме­ни под­ни­мая свое ли­цо, за­гля­ды­вал то­му под ко­зы­рек сдви­ну­той на бро­ви кеп­ки. В Саш­ки­ной ру­ке бы­ло мо­лоч­ное эс­ки­мо на па­лоч­ке, ко­то­рое он сво­им язы­ком пре­вра­тил в по­до­бие тюль­пан­но­го бу­то­на. Вхо­дя в дверь па­рад­ной, мать Саш­ки про­пус­ти­ла впе­рёд сво­его длин­но­мер­но­го му­жи­ка, а Саш­ку че­мо­дан­чи­ком слег­ка от­толк­ну­ла от вхо­да, и, на­кло­нив­шись над сы­ном, ко­рот­ко что-то ска­за­ла ему. Саш­ка не­сколь­ко обес­ку­ра­же­но ус­та­вил­ся вслед сво­ей ро­ди­тель­ни­це, и, раз­вер­нув­шись к подъ­ез­ду спи­ной, в за­дум­чи­во­сти по­брёл к ре­бя­там, си­дя­щим на по­лен­ни­цах дров. Впро­чем, по­дой­дя к ним, он, не­сколь­ко ожи­вив­шись, важ­но со­об­щил, что па­па при­шел с вой­ны. Скеп­ти­че­ское хмы­ка­нье дво­ро­вых при­яте­лей, по это­му по­во­ду - бы­ло ему от­ве­том, и он от­ча­лил в сто­ро­ну ма­лыш­ни, иг­рав­шей ме­ж­ду дров в но­жич­ки.
   - Мо­лод этот му­жик для па­па­ши Гу­ська, - про­ком­мен­ти­ро­вал уви­ден­ное по­сле Саш­ки­но­го ухо­да Бец - са­мый стар­ший из нас па­рень. Лёш­ка До­нец, че­рез стар­ше­го бра­та весь­ма близ­ко зна­ко­мый с кри­ми­наль­ным ми­ром, был точ­нее в оцен­ке.
   - Ско­рее, "щи­пач", чем Саш­кин па­па­ша.
   С тем, об­су­ж­де­ние кан­ди­да­ту­ры в па­пы Гуська пре­кра­ти­лись. Не­сколь­ко дней Гу­сев хо­дил по дво­ру сча­ст­ли­вый. Его, вновь об­ре­тён­ный "отец", да­вал Саш­ке ме­лочь, а ино­гда, и руб­ли на дво­ро­вые раз­вле­че­ния, со­сто­яв­шие, пре­иму­ще­ст­вен­но, из иг­ры в при­сте­нок, или чи­ку, в ко­то­рых, впро­чем, Саш­ка шан­сов на вы­иг­рыш не имел, и про­ду­вал­ся до ко­пей­ки. Но од­на­ж­ды, всё кон­чи­лось бы­ст­ро и гру­бо. Но­чью, во двор на­ше­го до­ма ур­ча вполз во­ро­нок, и при­жал­ся сво­ей буд­кой к са­мой две­ри подъ­ез­да, где жил с ма­те­рью Саш­ка. Че­рез не­сколь­ко ми­нут в нут­ро во­рон­ка был вта­щен со­про­тив­ляв­ший­ся Сань­кин, так на­зы­вае­мый, па­па­ша, а ком­на­та, в ко­то­рой жил Гу­сёк, мен­та­ми бы­ла по­став­ле­на на уши. Ут­ром, Саш­ка мол­ча бро­дил по дво­ру, не вме­ши­ва­ясь ни в ка­кую иг­ру, за­те­вае­мую при­яте­ля­ми. Ему не ме­ша­ли пе­ре­жи­вать лич­ную тра­ге­дию. В этом во­про­се мы бы­ли мак­си­маль­но де­ли­кат­ны. Даль­ше, всё по­шло сво­им че­ре­дом, зна­ко­мым Саш­ке по дру­гим семь­ям. Саш­ки­на ма­ма, вре­мя от вре­ме­ни, ода­ри­ва­ла своё ча­до оче­ред­ным па­пой, впро­чем, в их до­ме, на­дол­го, как и их пред­ше­ст­вен­ни­ки, не за­дер­жи­вав­ших­ся, кро­ме од­но­го, уже по­жи­ло­го, тол­сто­го му­жи­ка, за­гос­тив­ше­го­ся у них ме­ся­ца на два. Саш­ка уже дав­но ни­ко­го не на­зы­вал па­пой, и, поль­зу­ясь ста­ту­сом лиш­не­го в соб­ст­вен­ной ком­на­тён­ке ог­ром­ной ком­му­нал­ки, нау­чил­ся из­вле­кать из сво­его не­за­вид­но­го по­ло­же­ния оп­ре­де­лён­ные вы­го­ды, вы­клян­чи­вая у ма­те­ри­ных по­дён­щи­ков то рубль, то два, ко­то­рые, тут же во дво­ре и про­иг­ры­вал. По-преж­не­му вле­зая во все дво­ро­вые сва­ры, и по­лу­чая при этом с преж­ней ре­гу­ляр­но­стью по сла­бо­му но­су, он уже ни­ко­гда не обе­щал сво­им обид­чи­кам от­цов­ской рас­пра­вы, а уг­рю­мо вы­ти­рая под но­сом кро­ва­вые со­п­ли, обе­щал ка­ж­до­му: "По­го­ди, гад, ты у ме­ня ещё по­лу­чишь!"- что не­ред­ко до­бав­ля­ло ему то­ли­ку не­при­ят­но­стей обыч­но­го по­ряд­ка.
   Че­рез три го­да, по­кро­ви­тель­ст­вен­ное про­зви­ще Саш­ки "Гу­сёк", бы­ло за­ме­не­но урав­ни­ваю­щим его со все­ми про­зви­щем "Гусь". Да и сам он, за три про­шед­ших го­да здо­ро­во вы­тя­нул­ся, ещё боль­ше по­ху­дел, и, как-то по­се­рел ли­цом, по­те­ряв блед­но-ро­зо­вый ру­мя­нец щёк, в пер­вые три го­да по­сле при­ез­да Саш­ки с ма­те­рью в го­род, су­ще­ст­вен­но от­ли­чав­ший его от нас, - го­род­ских або­ри­ге­нов. Саш­ки­на мать уже не­сколь­ко ме­ся­цев в свой дом муж­чин не во­ди­ла, так как Гусь, по­сле ка­ко­го-то скан­да­ла с оче­ред­ным её ха­ха­лем, сбе­жал из до­ма, и не­сколь­ко дней пря­тал­ся от ма­те­ри в под­ва­лах, не изъ­яв­ляя же­ла­ния воз­вра­щать­ся до­мой. В кон­це кон­цов, сын на­шел­ся, но по­яв­ле­ние в их до­ме вре­мен­ных от­цов пре­кра­ти­лось. От бы­лой за­стен­чи­во­сти Саш­ки­ной ма­те­ри к это­му вре­ме­ни ни­че­го не ос­та­лось. Поч­ти все­гда, воз­вра­ща­ясь с ра­бо­ты, до­мой, она шла с па­пи­ро­сой "Звёз­доч­ка" во рту, и, ед­ва вой­дя во двор, хри­п­лым го­ло­сом, че­рез весь двор зва­ла к се­бе сво­его сы­на, но са­ма, ожи­дая его, с мес­та не тро­га­лась. Саш­ка под­хо­дил к ма­те­ри, во­ло­ча по дво­ро­вой пы­ли но­ги обу­тые в уже по­ряд­ком раз­би­тые бо­тин­ки из ре­мес­лу­хин­ской уни­фор­мы, ко­то­рые в про­сто­ре­чье на­зы­ва­лись гов­но­да­ва­ми, а, ко­ро­че, - га­да­ми. Мать, о чём-то впол­го­ло­са раз­го­ва­ри­ва­ла с Саш­кой, по­сле че­го: ли­бо рас­кры­ва­ла су­моч­ку, ви­сев­шую у неё на лок­те, от­ку­да дос­та­ва­ла мя­тую руб­лев­ку, ли­бо, что бы­ва­ло ча­ще, вы­да­ва­ла ему звон­кий под­за­тыль­ник сво­ей шер­ша­вой, в тре­щи­нах ла­до­нью. Тем их меж­до­усоб­ные раз­бор­ки обыч­но и за­кан­чи­ва­лись. Вер­нув­шая­ся с ра­бо­ты Саш­ки­на мать ка­кое-то вре­мя кру­ти­лась на кух­не, го­то­вя сы­ну, по её вы­ра­же­нию, жран­ку, по­сле че­го, за­час­тую, ис­че­за­ла до но­чи, а то, и до ут­ра. Од­на­ж­ды, уже в кон­це ав­гу­ста, во вто­рой двор на­ше­го до­ма за­брел из­ряд­но об­рос­ший свет­лой ще­ти­ной вы­со­кий муж­чи­на, обу­тый в сол­дат­ские кир­за­чи и оде­тый в ста­рую, уже не­од­но­крат­но ла­та­ную гим­на­стер­ку и га­ли­фе. Лок­тем он при­жи­мал к те­лу вы­цвет­ший ват­ник, то­же ла­та­ный. За пле­ча­ми его ви­сел по­тёр­тый, то­щий сол­дат­ский си­дор. Свет­ло-се­рые гла­за муж­чи­ны бы­ли ка­ки­ми-то туск­лы­ми, и ус­та­лы­ми. То­щи­ми, от­тя­ну­ты­ми кни­зу склад­ка­ми мор­щи­ни­лись ниж­ние ве­ки, при­от­кры­вав­шие уз­кие по­лос­ки склер по ниж­не­му их краю. Гус­тая се­точ­ка мор­щин, из­бо­роз­див­шая се­рое ли­цо это­го че­ло­ве­ка, соз­да­ва­ла впе­чат­ле­ние дрях­ло­сти, что не со­всем со­от­вет­ст­во­ва­ло его ши­ро­ким, бу­ро­го цве­та кос­ти­стым кис­тям рук, с вздув­шим­ся пле­те­ни­ем го­лу­бо­ва­тых, с уз­ла­ми вен. По­дой­дя вплот­ную к си­дя­ще­му на дро­вя­ной по­лен­ни­це в обыч­ной сво­ей по­зе от­ды­хаю­ще­го Буд­ды Саш­ке, со­сре­до­то­чен­но гвоз­ди­ком ско­лу­пы­ваю­ще­му ко­ру с брев­на, муж­чи­на глу­хим и бес­цвет­ным го­ло­сом спро­сил его, не жи­вут ли в этом до­ме Гу­се­вы: мать и сын. Все ре­бя­та по­вер­ну­ли го­ло­вы в сто­ро­ну Гу­ся.
   - Ну, - жи­вут. И что?- от­ве­тил Саш­ка, всё так же, не под­ни­мая го­ло­вы, ско­вы­ри­вая оче­ред­ную пла­стин­ку ко­ры.
   - Мне бы к ним прой­ти, сы­нок. По­мо­ги!
   - Не­че­го те­бе там, па­па­ша, де­лать! - с из­дёв­кой, ак­цен­ти­руя сло­во "па­па­ша", от­ве­тил Саш­ка.
   - Слу­шай, па­цан, - муж­чи­на при­сел ря­дом с Саш­кой, - мне дей­ст­ви­тель­но очень нуж­но их най­ти - по­мо­ги, а!
   - Дай за­ку­рить! - вме­сто от­ве­та, гру­бо по­тре­бо­вал Гусь.
   Про­ся­щий, поч­ти умо­ляю­щий го­лос муж­чи­ны вы­звал в Саш­ке же­ла­ние по­из­мы­вать­ся над ним, не осо­бен­но бо­ясь по­след­ст­вий. Муж­чи­на по­лез в кар­ман га­ли­фе, от­ку­да дос­тал са­мо­дель­ный алю­ми­ние­вый порт­си­гар с на­би­той на его крыш­ке гвоз­дём ка­кой-то над­пи­сью, про­чи­тать ко­то­рую, из-за на­кры­ваю­щей крыш­ку ла­до­ни, Саш­ка не мог. От­крыв крыш­ку порт­си­га­ра, муж­чи­на дос­тал от­ту­да две па­пи­ро­ски "Норд", и од­ну из них от­дал Саш­ке, вто­рую, про­дув мунд­штук, су­нул се­бе в рот. Да­вая при­ку­рить па­ца­ну, дядь­ка ис­под­ло­бья рас­смат­ри­вал Саш­ки­ну ма­куш­ку, и гряз­ные его паль­цы, дер­жав­шие сплю­щен­ный с бо­ков мунд­штук па­пи­ро­сы.
   - Так ты Гу­се­вых точ­но зна­ешь? - сно­ва спро­сил он вред­но­го маль­чиш­ку.
   - Знаю! Че­го не знать?- Саш­ки­но ли­цо све­ти­лось зло­рад­ст­вом.
   - Так по­ка­жешь?
   - А че­го по­ка­зы­вать?
   - Ну, где жи­вут они!
   - А за­чем?
   - Я ж го­во­рю те­бе, - ищу я их! По­мо­ги, сы­нок!
   Ин­то­на­ции го­ло­са муж­чи­ны бы­ли до уни­жен­но­сти про­си­тель­ны.
   - Слу­шай, "па­па­ша", че­го те­бе от них на­до? Ка­тил­ся бы ты ту­да, от­ку­да при­шел!
   Саш­ка, от гре­ха по­даль­ше, вы­про­стал из-под се­бя уло­жен­ные кре­стом но­ги, и спус­тил их с по­лен­ни­цы, на­ме­ре­ва­ясь, ви­ди­мо, при опас­но­сти со сто­ро­ны ос­корб­ляе­мо­го им муж­чи­ны дать дё­ру. Муж­чи­на, вни­ма­тель­но и гру­ст­но по­смот­рев на Саш­ку, об­ра­тил­ся к нам, си­дев­шим чуть по­одаль, с тем же во­про­сом. Чув­ст­во со­ли­дар­но­сти с Гу­сем нам не по­зво­ли­ло пре­кра­тить не впол­не по­нят­ное из­де­ва­тель­ст­во Саш­ки над этим, чем-то очень сим­па­тич­ным нам дядь­кой. Но мы не мог­ли вме­ши­вать­ся в де­ла, ко­то­рые мо­гут ка­сать­ся толь­ко Гу­ся.
   - Он точ­но зна­ет, - кив­нув го­ло­вой в Саш­ки­ну сто­ро­ну, ска­зал за всех Лёш­ка Бы­чок.
   Муж­чи­на сно­ва за­трав­лен­но по­смот­рел на Саш­ку, а по­том, по­пы­тав­шись, ви­ди­мо, под­ку­пить нас, дос­тал из кар­ма­на га­ли­фе свой порт­си­гар, про­тя­нув его нам. Он пред­ло­жил: "Ку­ри­те!" На про­тя­ну­той к нам ру­ке ле­жал при­ми­тив­ный са­мо­дель­ный алю­ми­ние­вый порт­си­гар, на крыш­ке ко­то­ро­го точ­ка­ми вмя­тин бы­ло изо­бра­же­но солн­це, в по­лу­кру­ге ко­то­ро­го бы­ло вы­би­то сло­во "СЕ­ВЕР", а ме­ж­ду рас­хо­дя­щих­ся лу­чей солн­ца круп­ны­ми бу­к­ва­ми про­ре­за­на бы­ла фа­ми­лия вла­дель­ца порт­си­га­ра и его ини­циа­лы, И.А.
   Не­ку­ря­щий Бы­чок за­дал муж­чи­не во­прос, по­сту­чав паль­цем по крыш­ке порт­си­га­ра: "Здесь ва­ша фа­ми­лия ука­за­на?"
   - Моя. А как же?
   Муж­чи­на на­пря­жен­но ус­та­вил­ся на Быч­ка, но тот уже по­вер­нул­ся к Саш­ке.
   - Сань, а ка­кое у те­бя от­че­ст­во?
   - Ива­но­вич. А что?
   - Да то, что дядь­ка-то этот, - Бы­чок кив­нул го­ло­вой в сто­ро­ну муж­чи­ны, - вро­де, от­цом те­бе дол­жен при­хо­дить­ся.
   Не­ожи­дан­ный удар по сво­ему но­су Бы­чок вос­при­нял как под­лое ко­вар­ст­во. Этот удар был на­не­сен не по пра­ви­лам. Из но­са Быч­ка за­ка­па­ла кровь, но и ряш­ка пас­куд­но­го Гу­ся тут же за­све­ти­лась алой рас­крас­кой. Па­ца­ны ка­та­лись ме­ж­ду по­лен­ниц, в бое­вом ос­тер­ве­не­нии не слы­ша глу­хо­го го­ло­са стран­но­го муж­чи­ны, ко­то­рый, пе­ре­гнув­шись че­рез по­лен­ни­цу, пы­тал­ся вы­ло­вить обо­их па­ца­нов за шкир­ку, глу­хо вы­кри­ки­вая: "Сын­ки, да вы что? За что де­рё­тесь? Сань­ка, ведь я же, и прав­да, твой отец! Ос­та­но­ви­тесь, сын­ки!"
   Ре­бячь­им гур­том дра­ка бы­ла ос­та­нов­ле­на, и оба дра­чу­на, швыр­кая но­са­ми, вы­ти­ра­ли из-под них кровь, раз­ма­зы­вая её по ще­кам.
   Сань­кин отец, на­ко­нец, пе­ре­брав­шись че­рез дро­вя­ное пре­пят­ст­вие, встал ря­дом с Саш­кой, об­хва­тив его пле­чи ши­ро­ки­ми ла­до­ня­ми, и при­жи­мая его ли­цо к сво­ей гру­ди. Саш­ки­на ма­куш­ка тор­ча­ла над лок­те­вым сги­бом его от­ца, а тот, бла­жен­но улы­ба­ясь, то тёр ла­до­нью Саш­ку по ло­пат­кам, то, не­ожи­дан­но силь­но тис­кал в сво­их су­до­рож­ных объ­я­ти­ях хруп­кое Саш­ки­но те­ло. Мор­щи­ны под его гла­за­ми за­пол­ни­лись вла­гой, ко­то­рую он и не пы­тал­ся сте­реть...
   - Ве­ди ме­ня до­мой, Сань­ка, - на­ко­нец, ска­зал он, - мать, не­бось, ско­ро с ра­бо­ты при­дёт - мы её и встре­тим!
   Саш­ка, лег­ко под­тал­ки­вае­мый в спи­ну ру­кой от­ца, стал про­би­рать­ся ме­ж­ду дро­вя­ны­ми по­лен­ни­ца­ми к вы­хо­ду. На сво­их дру­зей он не ог­ля­ды­вал­ся, и шел, алея уша­ми, слов­но сты­дясь че­го-то.
   - Этот-то, точ­но его отец! - ска­зал ав­то­ри­тет­но Бец.
   - За­кон­но! - под­твер­дил Бы­чок, по­бра­сы­вая на ла­до­ни под­ня­тый с зем­ли порт­си­гар, с вмя­той чьей-то но­гой крыш­кой, и, со­рвав­шись с мес­та, ки­нул­ся до­го­нять уже ушед­ших в пер­вый двор Гу­се­вых.
   Два дня Саш­ки во дво­ре не бы­ло вид­но. На тре­тий день он поя­вил­ся в но­вых бо­тин­ках и но­вой ру­баш­ке, не­ожи­дан­но ак­ку­рат­но по­стри­жен­ный, с чис­то вы­мы­тым ли­цом и ше­ей. По­дой­дя к со­брав­шим­ся во дво­ре ре­бя­там, он, встре­чен­ный слег­ка не­до­умён­ны­ми взгля­да­ми, без пре­ди­сло­вий объ­я­вил, что они, - Гу­се­вы, се­го­дня всей семь­ёй уез­жа­ют в свою де­рев­ню. Он всем по­жал на про­ща­нье ру­ки, а Лёш­ку Быч­ка об­нял.
   - Не сер­дись, Лёш­ка, и ли­хом не по­ми­най! - ска­зал он по-взрос­ло­му серь­ез­но.
   - Что уез­жае­те-то?
   - Ба­тя ска­зал, - так на­до. Вот, и едем.
   Че­рез час, се­мья Гу­се­вых в пол­ном со­ста­ве вы­шла из сво­ей па­рад­ной. Впе­ре­ди, с па­рой че­мо­да­нов в ру­ках, шел Саш­кин отец. За ним, с от­цов­ским си­до­ром за пле­ча­ми и фа­нер­ным че­мо­дан­чи­ком уго­лов­но­го уха­же­ра сво­ей ма­те­ри в ру­ке, вы­шел Сань­ка, ко­то­рый, рас­те­рян­но и жал­ко улы­бал­ся. В две­рях па­рад­ной его мать об­ни­ма­ла по оче­ре­ди всех сво­их со­се­док, и це­ло­ва­лась с ни­ми, ка­ж­дую из них про­ся не по­ми­нать их се­мей­ст­во ли­хом. Мы всей ком­па­ни­ей про­во­жа­ли се­мью Гу­се­вых до трам­вай­ной ос­та­нов­ки, где по оче­ре­ди про­ща­лись со все­ми ими за ру­ку, а Сань­ку - хло­пая по спи­не. На том и рас­ста­лись.
   Толь­ко не­сколь­ко ме­ся­цев спус­тя, уз­на­ли мы от взрос­лых: прав­ду или сплет­ню - кто её зна­ет, о Сань­ки­ном от­це, и о при­чи­не, по­бу­див­шей всю се­мью Гу­се­вых вы­ехать из Ле­нин­гра­да. Хо­ди­ли слу­хи, что Саш­кин отец вое­вал, да по­пал в плен, от­ку­да; то ли бе­жал, то ли был ос­во­бо­ж­ден на­ши­ми вой­ска­ми. Сно­ва вое­вал, а по окон­ча­нии вой­ны за­гре­мел за тот плен в свой ро­ди­мый ла­герь, от­ку­да, ка­жет­ся, в чём-то ра­зо­брав­шим­ся на­чаль­ст­вом - был от­пу­щен, но без пра­ва про­жи­вать в круп­ных го­ро­дах. Вот и всё о пя­ти­лет­ней до­ро­ге с вой­ны от­ца Саш­ки Гу­се­ва. У не­ко­то­рых, я слы­шал, эта до­ро­га ока­за­лась мно­го длин­нее.
   Ле­нин­град, Сейм­чан, 1950, 1979 гг., ст. Но­во­ла­за­рев­ская 2006 год
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"