В музее Тайбернского колледжа, в темном, пыльном углу стоит Металлический человек. Почему его задвинули туда? Кто за это в ответе? Я не знаю. Случайному взору он кажется всего-навсего обычной статуей, отлитой в натуральную величину. Те посетители, что рассматривают его поближе, поражаются тончайшему совершенству проработки волос и кожи; безмолвной трагичности в застывших, полных решимости чертах лица и позе; необычному зеленоватому оттенку металла, из которого он изготовлен; но больше всего — диковинной отметине у него на груди. Отметина эта представляет собой шестигранное пятно темно-малинового цвета, чья поверхность обладает странной зернистостью и от которой расходятся чудные волнистые линии — линии более светлого оттенка красного.
Разумеется, всем и каждому известно, что когда-то Металлический человек был профессором Томасом Кельвином с факультета геологии. В настоящее время гуляет множество искаженных и неточных рассказов о постигшем его сверхъестественном несчастье. Полагаю, я единственный, кому он доверил свою историю. Именно для того, чтобы положить конец несусветным байкам, я и решил опубликовать рассказ, присланный мне Кельвином.
В течение нескольких лет он проводил свой летний отпуск, странствуя вдоль тихоокеанского побережья Мексики в поисках радия. Прошло три месяца после его возвращения из последней экспедиции. Очевидно, что он достиг такого успеха, о котором не смел мечтать даже в самых дерзких своих фантазиях. Кельвин не появлялся в Тайберне, однако до нас доходили слухи, что он торгует солями радия, стоимостью в миллионы долларов, и жертвует еще большее его количество учреждениям, которые практикуют радиевую терапию. Также говорили, что Кельвин страдает от странного недуга, бросавшего вызов лучшим специалистам планеты, и что он спускает заработанные миллионы на учреждение стипендий и на благотворительность, словно бы предчувствуя свою скорую кончину.
Одним холодным, штормовым днем, когда высокие морские волны захлестывали беззащитный берег, фасадом к которому обращен мой коттедж, я увидел на севере парус. Он быстро приближался, пока я не определил, что это небольшая парусная шхуна со вспомогательным двигателем. Судно бежало по ветру, но последние полмили прибрежных вод прошло с опущенными парусами. Вскоре в сторону берега отчалила шлюпка. Море было не таким уж бурным, чтобы сделать высадку опасной, однако сие действо выглядело весьма необычно, и, поскольку мне больше нечем было заняться, я, желая лучше все рассмотреть, вышел во двор моего скромного домика, стоящего примерно в двухстах ярдах от пляжа.
Лодка коснулась берега, из нее выпрыгнули четверо мужчин и выволокли ее на песок. На корме возник пятый, высокого роста субъект; четверо первых тут же подхватили здоровенный сундук и двинулись в мою сторону. Пятый неторопливо последовал за ними. Молча и не дожидаясь приглашения, пришельцы пронесли сундук через пляж и, зайдя ко мне во двор, поставили его напротив входной двери.
Замыкающий, в котором я теперь распознал сурового шкипера-янки, шагнул ко мне и хрипло произнес:
— Я капитан Макэндрюс.
— Рад познакомиться, капитан, — сказал я удивленно. — Здесь, наверное, какая-то ошибка. Я не ожидал...
— Никакой ошибки, — отрезал он. — Человек в том сундуке был переправлен ко мне на корабль с лайнера «Плутония» три дня назад. Он заплатил за мои услуги, и, сдается мне, я выполнил его указания. Хорошего дня, сэр.
Он развернулся на пятках и двинулся прочь.
— Человек в сундуке!? — воскликнул я.
Капитан невозмутимо шагал дальше, и матросы не отставали от него. Я стоял и смотрел, как они спускаются к лодке, а после гребут обратно к шхуне. Я следил за ее парусами до тех пор, пока они не растворились в тусклой синеве облаков. Откровенно говоря, мне было боязно открывать сундук.
Наконец я собрался с духом, чтобы сделать это. Он был не заперт, и я откинул крышку. От увиденного меня так тряхнуло необузданным ужасом, что еще несколько часов я чувствовал себя нездоровым. Внутри сундука лежал Металлический человек — абсолютно голый, со странной малиновой отметиной, отчетливо проступавшей на бледно-зеленой груди; в точности такой, каким вы можете увидеть его в музее.
Естественно, я сразу же понял, что это Кельвин. Долгое время я стоял согнувшись и, охваченный дрожью, таращился на него. Затем я увидел старую, покрытую фиолетовыми пятнами фляжку, что лежала рядом с головой статуи, а под фляжкой — стопку исписанных листов. Вытащив рукопись, я на непослушных ногах вернулся в дом, уселся в кресло и прочел нижеследующую историю.
***
«Дорогой Рассел.
Ты мой лучший и мой единственный близкий друг. Я договорился, чтобы мое тело и эта история были доставлены тебе. Я только что выпил последний глоток чудесной фиолетовой жидкости, которая поддерживала во мне жизнь с тех пор, как я вернулся, так что у меня осталось совсем немного времени, чтобы закончить необходимый краткий отчет о моем приключении. Впрочем, дела мои приведены в порядок, и я умру спокойно. Сегодня я переправил себя на шхуну, чтобы как можно скорее добраться до тебя и чтобы избежать возможных осложнений. Капитан Макэндрюс заслуживает доверия. Когда я покидал Францию, то надеялся повидаться с тобой до наступления конца. Но судьба распорядилась иначе.
Как тебе известно, целью моей экспедиции были верховья Эль-Рио-де-ла-Сангре — «Кровавой реки». Это небольшой поток, чьи необычно красные воды впадают в Тихий океан. Во время своего прошлогоднего путешествия, я выяснил, что его воды сильно радиоактивны. Поскольку вода обладает способностью поглощать радиевое излучение, а затем излучать его обратно, я рассчитывал отыскать радийсодержащие минералы в русле реки выше по течению. В двадцати пяти милях от своего устья река вырывается из Кордильер. Перед несколькими милями порогов она обрушивается вниз великолепным водопадом. Ни одна исследовательская партия никогда не проникала на другую сторону того водопада. Я нанял проводника-индийца и верхом на муле совершил путешествие к его подножию. Мне сразу же стала ясна вся тщетность попыток взобраться на обрывистый откос. И все же вода там была еще более радиоактивной, чем возле устья. Делать нечего, пришлось возвращаться назад.
Этим летом я приобрел небольшой моноплан. И хотя он обладал сравнительно низкой скоростью и мог находиться в воздухе всего шесть часов, легкий вес и способность приземляться на маленьких площадках делали его единственной машиной пригодной для использования в столь суровом краю. Пароход вновь доставил меня на причал крошечного городка Вака-Морена, выгрузив штабель моих ящиков и канистр с бензином. После визита к алькальду, я получил в свое распоряжение заброшенный сарай, который можно было использовать в качестве ангара. Я приступил к сборке самолета и через две недели справился с этой задачей. Получился чудесный маленький аппарат с размахом крыла всего двадцать пять футов.
Затем однажды утром я запустил двигатель и совершил пробный полет. Моноплан парил, как пушинка, и поэтому, дозаправив баки, я во второй половине дня вылетел к Рио-де-ла-Сангре. Река походила на красную змею, что ползла в сторону моря — чувствовалось в ее облике нечто змеиное. Держась на высоте, я следовал вдоль русла и, пролетев над водопадом, углубился в район громоздящихся друг за другом горных вершин. Река скрылась под скалами. На мгновение я задумался о посадке, а потом мне пришло в голову, что под землей река протекает всего несколько миль и что дальше, в глубине этого края, она должна вновь появиться на поверхности.
Перелетев через крутые утесы, я увидал под собой кратер.
Это был огромный, добрых десять миль в поперечнике, бассейн зеленого пламени, простиравшийся до черных бастионов на дальней стороне. Зеленая поверхность была до того гладкой, что поначалу я принял ее за озеро, но затем сообразил: скорее всего, это скопление тяжелого газа. В сиянии вечернего солнца заснеженные вершины вокруг меня превратились в серебряные короны — оттененные багрянцем, расцвеченные золотом и пурпуром, сбрызнутые чуждыми, немыслимо великолепными красками. Среди этого дикого пейзажа природа поместила свое величайшее сокровище. Я не сомневался, что внизу отыщется радий, который я искал.
***
Вне себя от радости я нарезал над кратером круги. Солнце опускалось все ниже, и на вершинах гор, наполовину скрывая их чудеса, собиралась легкая серебристая дымка и стекала к бассейну. Казалось, ее притягивает некая странная сила. А потом середина зеленого озера вздыбилась сверкающим бугром. Тот ширился, превращаясь в огромный холм изумрудного огня. Что-то поднималось из глубин, выталкивая зеленую пелену наверх! Затем испарения схлынули, явив взору странный, все еще слегка задрапированный зелеными и серебристыми облаками, объект — темно-красная сфера, отмеченная четырьмя гигантскими матово-черными овалами. Ее гладкую металлическую поверхность густо усеивали крупные шипы, походившие на языки желтого пламени. То была машина — машина невообразимой величины. Поднимаясь, она медленно поворачивалась вокруг вертикальной оси; ее перемещение было продуманным и целенаправленным.
Она взлетела до одного уровня со мной, остановилась и, кажется, начала вращаться быстрее. Серебристая дымка потянулась к желтым остриям. Она сгущалась и закручивалась до тех пор, пока сфера не превратилась в шар блестящего серебра. Одно мгновение шар висел, неимоверно прекрасный в лучах заходящего солнца, а затем стал падать — все быстрее и быстрее, — пока, точно свинцовое грузило, не канул в зеленом море.
И вместе с его падением на безотрадную пустыню гор опустилась зловещая темнота. Обуявший меня вслед за эти страх притупил изумление, и я осознал, что осталось совсем мало времени на то, чтобы добраться до Вака-Морены, прежде чем окончательно стемнеет. Я тотчас развернул самолет в сторону города. Насколько помню, в ту минуту я не имел четкого представления ни о том, что увидел, ни и о том, чем было вызвано таинственное представление: естественными причинами или деятельностью людей. Помнится, я подумал, что в столь грандиозных объемах, которые, несомненно, были заключены в кратере, радий может обладать свойствами, незаметными в малых его количествах. С другой стороны, там вполне могли содержаться доселе неведомые радиоактивные минералы. Также мне пришло в голову, что, возможно, какие-то другие ученые уже обнаружили эти залежи и что увиденное мной было испытанием воздушного судна, которому радий служил топливом. Я был изрядно потрясен, но не особо беспокоился. Предвидь я в ту минуту последующие события, они показались бы мне чем-то невероятным.
А затем я заметил, что вокруг обтекателя кабины собирается бледно-голубоватое свечение. Через секунду им оказалась покрыта не только вся машина целиком, но и я сам. Оно чем-то походило на огни святого Эльма — разве что охватывало все поверхности без разбора, не ограничиваясь одними только заостренными концами. Я сразу же связал это явление с тем, чему недавно стал свидетелем. Никакого физического дискомфорта я не испытывал, да и мотор не сбавлял обороты, однако, по мере того, как сияние делалось ярче, я начал ощущать, что мое тело становится тяжелее и что машину тянет к земле! Мой разум захлестнуло удивлением и ужасом. Я старался сохранить достаточно самообладания, чтобы управлять самолетом. Вскоре руки сделались настолько тяжелыми, что лишь с большим трудом удавалось удерживать их на рычагах управления. Я почувствовал легкое головокружение, вызванное, несомненно, оттоком крови из мозга. Когда я пришел в себя, самолет уже летел почти над самой поверхностью зеленого озера. По некой причине сила тяжести увеличилась, и теперь меня затягивало в котлован! Удержать самолет под контролем можно было только, направляя его вниз и сохраняя высокую скорость.
Я погрузился в зеленый бассейн. Газ, как я и предполагал, не был удушливым. По сути, я в атмосфере не произошло никаких изменений, за исключением того, что видимость вокруг сократилась всего до нескольких ярдов. Крылья самолета все еще были отчетливо различимы. Внезапно внизу смутно проступила плоская песчаная долина, и мне удалось в достаточной мере выровнять самолет для безопасной посадки. Когда машина остановилась, я увидел, что песок имеет красный цвет и, наподобие зеленого тумана, слегка светиться. Некоторое время я оставался в самолете, прикованный к сиденью своим собственным весом, но было заметно, что синее зарево медленно рассеивается, а вместе с ним и его воздействие.
Как только появилась возможность, я схватил пистолет и флягу (которые сами по себе были чрезвычайно тяжелыми) и перевалился через край кабины. Выпрямиться не удалось — пришлось ползти по шершавому, светящемуся, красному песку, часто останавливаясь, чтобы лечь плашмя и передохнуть. Я испытывал смертельный страх перед той силой, которая спустила меня на землю. Во мне зрела уверенность, что ее направлял некий разум. Поверхность песка была очень гладкой и ровной, поэтому я предположил, что нахожусь на дне древнего озера.
Иногда я с опаской оглядывался назад и, преодолев ярдов сто, увидел, как в сторону аэроплана сквозь зеленую пелену плывет два десятка огней. В сияющей мгле каждую из ярких крапинок окружало кольцо бледно-голубого света. Я лежал и, не двигаясь, следил за ними. Огни плыли к самолету, выписывая вокруг него круги в неспешной, грузной манере. Чем ближе они подлетали, тем ниже опускались, пока не достигли земли рядом с аппаратом. Туман был настолько густым, что скрадывал подробности происходящего.
Когда я собрался продолжить свой побег, то обнаружил, что избыток гравитации почти полностью исчез. Тем не менее, чтобы избежать возможного обнаружения, я еще сотню ярдов полз на четвереньках. Когда я поднялся на ноги, самолет почти скрылся из виду. Прошагав примерно с четверть мили, я вдруг понял, что полностью утратил чувство направления. Я вконец заблудился в странном мире, населенном существами, чьи природа и характер оставались для меня неразрешимой загадкой! И тут я осознал, что бродить по округе, когда любой шаг чреват опасностью, — это верх глупости. Я пережил пренеприятнейший приступ беспомощного страха.
Светящийся красный песок и сияющая зелень воздуха простирались во всех направлениях; ни один осязаемый предмет не проступал сквозь них. Там не было ничего: ни жизни, ни звуков, ни движения. Воздух казался тяжелым и застоявшимся. Ровный песок походил на поверхность мертвого, пустынного моря. Абсолютная оторванность от человечества вызывала чувство паники. Складывалось впечатление, что туман подступает все ближе и что в нем насторожилось неизвестное зло.
***
Внезапно зеленую пелену надо мной прорезал росчерк света — будто метеор пролетел. Объятый страхом, я неуклюже отбежал на несколько ярдов. Нога ударилась о какой-то легкий предмет, который отдался металлическим звоном. Неожиданность этого столкновения перепугала меня, однако в тот же миг летающий огонек исчез. Нагнувшись, я посмотрел на то, что пнул.
Это была металлическая птица — орел, изготовленный из металла. Крылья — распростерты, когти — разомкнуты, клюв — приоткрыт. Он имел белый, с оттенком зеленого, цвет и весил не больше живой птицы. Сначала я решил, что это литая полноразмерная фигурка, а затем увидел, что каждое перо неотличимо от настоящего и легко прогибается под пальцами. Каким-то образом живой орел превратился в металл! Это казалось невероятным, и все же вот оно, конкретное доказательство. Я задавался вопросом: что если залежи радия, которым я уже приписал столь многое, объясняют также и это? Я знал, что наука считает возможной трансмутацию элементов и даже добилась в этом ограниченных успехов. А еще я знал, что радий является продуктом распада иония, а ионий — урана.
На меня обрушился страх за собственную безопасность. Не обращусь ли я в металл? Я огляделся в поисках других металлических созданий. И обнаружил тех в большом количестве. Наполовину закопанные в тлеющий песок, там лежали металлические птицы всех видов — птицы, прилетевшие из-за окрестных скал. В самый разгар своих поисков я наткнулся на птерозавра — летающую рептилию, что вторглась в котлован много веков назад и превратилась в нестареющий металл. Размах крыльев этого монстра составлял все пятнадцать футов; он стал бы настоящим сокровищем для любого музея.
Я испуганно осмотрел себя и, к своему невыразимому ужасу, заметил, что кончики ногтей и тонкие волоски на руках уже превратились в светло-зеленый металл! Потрясение лишило меня остатков мужества. Ты не можешь вообразить себе мой ужас. Терзаясь душой, я громко закричал, не думая о кошмарных врагах, которых мог привлечь шум. Обезумев, я рванул прочь. Я ничего не видел и ничего не сознавал. Пока бежал, я не ощущал никакой усталости — только всепоглощающий ужас.
Яркие, стремительные, как молнии, огни пронеслись в зеленой пелене над головой, однако я не обратил на них внимания. Внезапно я выскочил к огромной сфере, которую видел из самолета. Она недвижимо покоилась в колыбели из черного металла. Желтый огонь исчез из шипов, но красная поверхность сияла металлическим блеском. Над ней парили огни. Они порождали в зеленой пелене маленькие очаги яркого света — будто фонари, подвешенные в тумане. Я развернулся и снова побежал, гонимый отчаяниемю Я не придавал значения ни направлению, ни времени.
Затем я очутился на заросшем фиолетовой растительностью берегу. Похожие на траву растения имели толстые узкие листья и были высотой по пояс. Их усеивали гроздья маленьких розовых цветов и крошечные ягодки. В ярдах двадцати за ними я увидал вялотекущий красный поток — Эль-Рио-де-ла-Сангре. Наконец-то нашлось какое-то укрытие. Я нырнул в фиолетовую поросль и, затаившись там, разрыдался от изнеможения и страха. На протяжении долгого времени я не мог ни шевелиться, ни думать. Когда я снова посмотрел на свои ногти, выяснилось, что металлические кончики сделались в два раза шире.
Я постарался обуздать тревогу и поразмыслить. Возможно, с наступлением дня огоньки, чем бы они ни были, погрузятся в сон. Если бы мне удалось разыскать самолет или взобраться по стене, я смог бы, пока не стало слишком поздно, избежать ужасного воздействия радиоактивных минералов. Я понял, что проголодался. Сорвал несколько фиолетовых ягод и отправил их в рот. Они оказались солеными, с металлическим привкусом, и я решил, что в пищу они не годны. Однако, срывая ягоды, я ненароком раздавил одну из них и выпачкал пальцы в сок; когда я стер его, то увидел — к своему удивлению и невыразимой радости, — что металлические ободки исчезли с тех ногтей, на которые он угодил. Я обрел средство защиты! Полагаю, растения могли существовать в том краю лишь по одной причине — изменившись особым образом, они стали вырабатывать соединения, противодействующие металлизирующим эманациям. Скорее всего, их эволюция началась в ту пору, когда губительное воздействие было гораздо слабее, чем сейчас; выжили только те, кому удавалось выносить более интенсивное излучение. Не теряя времени, я стал поедать ягоды целыми гроздями, а затем, вылив воду из фляжки, наполнил ее их соком. Позднее я подверг эту жидкость анализу. В какой-то степени она походила на стандартные смеси для нейтрализации радиевых ожогов и, несомненно, уберегла меня от ужасающих повреждений, вызываемых воздействием обычного радия.
***
Я пролежал в зарослях до рассвета. Время от времени я начинал клевать носом — лишь для того, чтобы рывком, безо всякого на то повода, приходить в чувство. Судя по всему, какая-то часть дневного света просачивалась вниз: с рассветом зеленая пелена потускнела, и даже красный песок стал выглядеть менее ярким. Проглотив еще несколько ягод, я определил, в каком направлении лениво движется красная вода, и направился вниз по течению, на запад. Чтобы иметь представление о том, где иду, я считал шаги. Я прошел вдоль фиолетовых зарослей примерно две с половиной мили, когда на пути у меня встал крутой утес, состоявший, казалось, в основном из черного уранинита. Преграда уходила высоко вверх, теряясь в зеленой мгле, и выглядела совершенно неприступной. Возле нее красная река обрывалась бурлящим водоворотом.
Я зашагал вдоль стены на север. Четкого плана у меня не было — разве что постараться отыскать путь через скалы. Если бы я не преуспел в этом, пришло бы время разыскивать самолет, хотя мне было смертельно страшно приближаться к нему: я боялся столкнуться со странными огнями, которые, как я видел, кружили вокруг него. По пути я не заметил ни одного из них. Думаю, днем они спали.
Я продолжал идти примерно до полудня: часы остановились, и узнать наверняка я не мог. Иногда я проходил мимо упавших сверху металлических деревьев, а однажды — мимо металлической туши медведя, который когда-то в прошлые века сорвался с горной тропы. А еще там было бессчетное количество металлических птиц. Вероятно, они скапливались в кратере на протяжении нескольких геологических эпох. До сих пор, сколько бы я ни шел, скалы в пределах видимости поднимались строго вверх. Но затем я приметил широкий выступ, от которого начинался пологий, смутно различимый в вышине подъем. От карниза, однако, меня отделяло добрых сто футов отвесной стены, и я проклинал свою неспособность преодолеть ее. Какое-то время я стоял там, придумывая нереальные способы вскарабкаться по стене, и едва не плакал от бессилия. Меня мучили ужасный голод и не менее ужасная жажда.
В конце концов я двинулся дальше.
И через час наткнулся на нечто непонятное. На узкий цилиндр из черного металла, который на сотню футов возносился в зеленоватый туман и чью вершину венчало большое оранжевое пламя грибовидной формы. Пламя было размером с воздушный шар, ярким и устойчивым. Оно сильно походило на огромную струю горючего газа, которая полыхала, вырываясь из цилиндра. Я стоял, окаменев от изумления, и силился понять, что это и почему происходит.
А затем позади первого цилиндра я смутно разглядел еще примерно два десятка таких же — целый лес факелов.
Я сел на корточки спиной к скале и задумался. Здесь, как я полагал, находился город летающих огней. Сейчас они спали, но мне все же не хватало духу приблизиться. По моим прикидкам, я прошел уже около пятнадцати миль. Значит, подумалось мне, я должен был находиться в точке, почти диаметрально противоположной тому месту, где река утекает под стену, и неисследованной осталась еще половина опоясывавшей кратер стены. Если я хотел продолжить путешествие, я должен был обогнуть этот, с позволения сказать, город.
Так что я ушел от скалы, и вскоре она скрылась из виду. Я старался держать оранжевые огни в поле зрения, но внезапно их поглотил туман. Пройдя еще какое-то расстояние налево, я не встретил ничего, кроме пустоши красного песка и зеленой мглы над ней. Я все брел и брел. Затем песок и воздух неспешно засияли ярче, и я понял, что наступила ночь. Вскоре появились огни и начали носиться туда-сюда. Я видел огни и прошлой ночью, однако тогда они передвигались быстро и высоко. Эти же, напротив, летали низко над землей, и я чувствовал: они что-то ищут.
Сообразив, что они охотятся за мной, я забился в небольшое углубление в песке. Нечеткие, укутанные в туман сгустки света приблизились и проследовали мимо. А затем один из них завис прямо надо мной. Он снижался, и вокруг него разрастался сияющий ореол. Я знал, что бежать бесполезно. Да и не мог этого сделать, скованный ужасом. Огонек спускался все ниже и ниже.
***
И тогда я увидел, что именно он из себя представляет. Это был ярко сверкающий кристалл — огромная шестигранная призма красного цвета. Она вертикально парила в воздухе и в длину достигала футов двенадцати. В центре находилась шестиконечная, похожая на снежинку структура — темно-синяя, с заостренными голубыми кромками, которые отходили от ее лучей к углам призмы! Из лучей струилось мягкое малиновое пламя. И на каждой грани призмы, выше и ниже звезды, располагались фиолетовые конусы, которые, должно быть, служили глазами. Внутри кристалла мерцали странные пульсирующие огоньки. Сияние переполняло его.
И он падал прямо на меня!
Это была кошмарная, совершенно чуждая форма жизни. Не человек и не животное — совсем не та жизнь, какой мы ее знаем. И все же у него имелся разум — странный, инородный, лишенный эмоций. Любопытно отметить, что даже в ту минуту, пока я лежал под снижавшейся призмой, меня посетила мысль, что это существо и его собратья кристаллизовались, когда воды древнего моря испарились из кратера. Кристаллизуясь, соли могут принимать самые замысловатые формы.
Я выхватил пистолет и трижды выстрелил — пули, не причинив никакого вреда, отскочили от гладких граней.
Призма опускалась до тех пор, пока ее блестящая нижняя сторона не оказалось в ярде надо мной. Затем алое пламя ласково потянулось ко мне и... омыло мое тело. Я сделался легче. Меня приподняло и поднесло к нижнему краю призмы. На моей груди ты можешь увидеть отметину, которую она мне оставила. Существо воспарило в воздух, и я поднимался вместе с ним. Вскоре к нам подплыли и другие. Меня скрутила тошнота. Мир затопило чернотой, и больше я ничего не воспринимал.
Я очнулся, свободно паря в ослепительном оранжевом свете и не касаясь никаких твердых предметов. Я извивался и дрыгал ногами в пустоте, но у меня не получалось сдвинуться с места или перевернуться, поскольку я не мог ни за что ухватиться. Воспоминания о последних двух днях, походили на ночной кошмар. Одежда все еще оставалась на мне, фляга висела на плече (вернее, плавала рядом с ним), а пистолет лежал в кармане. У меня сложилось впечатление, что минул огромный отрезок времени.
В боку ощущалась странная скованность. Осмотрев его, я обнаружил красный рубец. Полагаю, те кристаллические штуковины вскрывали меня. А еще я увидел — с ужасом, которого тебе не постичь, — отметину на своей груди. Вскоре до меня дошло, что я, словно невесомый космический объект, свободно парю в оранжевом пламени над вершиной одного из черных цилиндров. Кристаллы постигли секрет гравитации. Для них это было жизненно важно. Внимательно осмотревшись, я испытал безграничное отвращение, различив в нескольких ярдах от себя огромное сверкающее тело. Однако внутренние огоньки кристалла были мертвы, поэтому я сделал вывод, что наступил день и что странные создания пребывают во сне.
***
Если я намеревался когда-нибудь сбежать, то сейчас была самая благоприятная возможность. Я махал ногами и в отчаянии загребал воздух руками — все впустую. Не сдвинулся ни на дюйм. Даже закованный в цепи, я не был бы пленен лучше. Решившись на отчаянный поступок, я вытащил пистолет. Во второй раз им не застать меня в живых. Я держал оружие в руке, когда мне в голову пришла идея. Направив пистолет в сторону, я быстро выстрелил шесть раз подряд. Отдача от каждого выстрела все быстрее и быстрее толкала меня в сторону края.
Я, точно ракета, вылетел в зеленую плену. Если бы мой вес мгновенно восстановился, я мог упасть и разбиться. Однако я плавно опустился на песок и потом еще несколько минут ощущал в теле удивительную легкость. Когда я очутился на земле, то, к своему удивлению, увидел прямо перед собой аэроплан! Его подтащили к основанию башни, и внешне он казался невредимым. С нервозной поспешностью я запустил двигатель и запрыгнул в кабину. Когда машина двинулась с места, впереди вдруг выросла еще одна черная башня — я объехал ее и спокойно взлетел.
Через несколько мгновений зеленый туман остался внизу. Я почти ждал, что на меня снова обрушится гравитационная волна, однако самолет беспрепятственно взлетал все выше и выше, пока ненавистные черные стены не перестали заслонять горизонт. Высоко в небесах полыхало солнце. Вскоре я вновь очутился в Вака-Морена.
Я был сыт по горло охотой за радием. На побережье, где я приземлился, я продал самолет хозяину ранчо, согласившись с предложенной им ценой, и попросил его забронировать для меня место на следующем пароходе, который должен был отправляться через три дня. Затем я отправился в единственную гостиницу городка, подкрепился и лег спать. Проснувшись в полдень следующего дня, я обнаружил у себя в ботинках и карманах целые залежи красного песка, который набился туда, пока я ползал по кратеру, спасаясь от кристальных огней. Из чистого любопытства я сохранил немного того песка, но, проведя исследования, выяснил, что он до того богат примесями радия, что одна его пригоршня стоит миллионы долларов.
Сия удача, однако, имела сомнительную ценность, ибо, несмотря на частые приемы жидкости из моей фляжки и лучшую медицинскую помощь, я непрерывно страдал, и теперь, когда фляжка пуста, мои дни сочтены.
Твой друг, Томас Кельвин».
***
На этом рукопись заканчивается. Если читатель сомневается в истинности написанного, он может увидеть Металлического человека в Тайбернском музее.
Конец.
Оболжка журнала «Amazing Stories» за декабрь 1928, в котором впервые был опубликован рассказ «Металлический человек».
![[]](/img/l/lebedew_e_m/metallman/metallman.jpg)
![[]](/img/l/lebedew_e_m/metallman/amazingstories1928-12.jpg)