Какую планету? Куда валить? Не знаю, откуда у меня слова-то такие берутся. Они словно сами собой выплевываются изо рта. Будто и не я говорю, а кто-то другой. Моим языком.
Пш-ш-ш - проносится мимо ветер. Проносится и замирает. И тут же к горлу подступает дурнота. В глазах плывет. Чернеет. Чувствую, как колени подгибаются. Последними отголосками сознания понимаю, что падаю, падаю. Падаю.
Свет неяркий, но режет глаза. Во рту сухо. Все тело вялое, словно после болезни.
Провожу пергаментным языком по растрескавшимся губам. Почему-то ничего не видно. Только этот дурацкий свет. Повсюду. Так хочется пить, ужас.
Ощупываю поверхность рядом с собой, надеясь наткнуться на авоську. И тут вспоминаю, что оставила ее у выхода из пещеры. Ведь я же собиралась вернуться.
Под пальцами что-то мягкое, шелковистое, приятное на ощупь. Совсем не похожее на камень пола.
Смаргиваю. Потом еще раз.
Зажмуриваюсь. Сильно, насколько могу. И распахиваю глаза.
Картинка сначала двоится, но затем становится на место.
Опять комната. Довольно большая, судя по теням в дальнем конце. Стены деревянные, но не бревенчатые, а просто обшитые панелями из дерева. Причем все в замысловатых узорах, искусно выпиленных и даже кое-где раскрашенных. На полу ковер. А свет идет от ламп, симметрично развешанных под потолком.
Я лежу... Где же, господи, я лежу?
Ага, ну надо же - покоюсь на кровати. Заботливо расправленной. На тонком свежем постельном белье. И - во всей своей уже не первой свежести одежде, к тому же в тапочках.
Ну, это они молодцы! Это они, так сказать, здорово учудили. Позаботились, как сумели. Для полного счастья не хватает только пуховичка и меховой шапки. Как раз для того, чтобы покоиться в постельке.
Сажусь. Вновь провожу пальцами по поверхности. До чего удивительная текстура. Мягкая, нежная, шелковистая. Так и тянет прильнуть щекой. А они меня засунули сюда в полном обмундировании. То ли совсем идиоты, то ли просто все равно было.
Наверное, второе - ближе к истине. Если уж им так легко воссоздавать все это окружение, то простыней больше, простыней меньше - разницы нет.
Нет, ну до чего материал занятный. Никогда такого у нас не встречала. Явно не искусственный. И такой, ну не знаю... Гладила бы его и гладила.
Слева - стол на резных ножках, рядом с ним кресло. На столе прозрачная емкость, как чаша с двумя ручками по бокам. И она не пустая.
При этой мысли снова понимаю, насколько сильно хочу пить. Встаю и, не мешкая, заглядываю туда.
Похоже, точно вода. Ни запаха, ни цвета. А рядом - фрукты. Яблоки, виноград, апельсины. В общем, с голоду не умрешь.
Прикладываюсь к краю сосуда, осторожно делаю глоток. И тут же присасываюсь, не в силах оторваться. С ума сойти. Настоящая родниковая вода. Как у бабушки в деревне. И откуда они все это берут? Сто лет такой уже не пробовала.
Любопытно, что бы произошло, если бы я все-таки прыгнула с края? Действительно погибла бы или попала куда-то, только похуже? А если бы не пошла навстречу пузырям?
Ведь вполне возможно, что не испугайся и не запаникуй я в первой зале, меня сразу бы отпустили. Такой подопытный не интересен. А тут я все-таки двигаюсь по маршруту. Пусть худо-бедно, но иду. И еще хотелось бы понимать, у девчонок такая же программа или другая? Зависит ли она от выбранной двери?
Нет, ну Катю, вероятнее всего, они так и не сумели сдвинуть с места. А вот Машка... Боюсь, что она не сумела дать отпор, и если очутилась в подобном же месте - без нормального выхода, то бросилась вниз.
Эх-х... Знать бы, что за цель они все-таки преследуют. Для чего нас здесь гоняют. Как тараканов. Или мышей. Надо же, раз заснула, то предоставили кровать. Захотела пить - пожалуйста, вода. Кушать хочешь? Да без проблем, и первое тебе, и второе. Значит, для чего-то мы им нужны живенькие и, так сказать, бодренькие. Ну-ну. Еще бы душ. И эт-та... Ну, бельишко постирать. Ау-у.
- Эй, вы, - членораздельно, как для иностранцев, произношу я им. - Мне бы ванну. На худой конец - душ. Ау! Слышит кто-нибудь, нет? Помыться, говорю, хочу.
Некоторое время жду. Даже принимаюсь за хрустящее яблоко. Чтобы дать им возможность воспринять. И переварить. Ответа, однако, нет. Ладно.
Поспать, конечно, не мешало бы. Ясно, что по биологическим часам глубокая ночь. Ручные-то по-прежнему стоят. Умаялись мы в этом лесу, опять таки. И ведь даже не успели отдохнуть, как нас выдернули, словно котят из корзины, и засунули вот сюда.
Но прежде чем спать, нужно обследовать помещение. Да и на самом деле лучше, конечно же, вообще не отключаться. Ведь спящая я абсолютно беззащитна.
Иду вдоль стены, рассматривая узоры. Которые снова поражают меня. Своей искусностью. Фантазией. И глубиной. Если не отрывать взгляда, то возникает впечатление, что вязь затягивает, словно начало вакуумной трубы. Мне даже смешно становится. Немного. Ведь вот так потеряешь контроль, и станешь одной из замысловатых фигурок, что затейливо вплавлены в иные узоры.
С трудом перевожу взор на потолок. Но он, как и в предыдущих помещениях, куполообразен и практически весь теряется в темноте. Однако беспокоит другое - в комнате нет дверей. То ли это просто тупик, то ли мышеловка наконец-то захлопнулась. И плохо получается в любом случае.
В сон клонит неумолимо. И просидев долгое время в кресле, как выразился бы Витька - на стреме, я все-таки сдаюсь. Сбрасываю тапочки, залезаю в кровать. Но раздеться не решаюсь - мало ли какие развлечения планируют наблюдатели. А носиться полуголой по пещерам и буеракам неприятно втройне.
Будит меня отчетливый хруст переломленной ветки. Причем переломленной у моего изголовья. Не успев ничего сообразить, вытаращиваю глаза и сажусь. Ведь доверять здесь нельзя ничему. Сердце гулко стучит у самого горла.
Вокруг никого. И ничего. Ну, в смысле нового - ничего. Все те же лампы. Стол. Кресло.
Колотится сердце, значит, им удалось меня напугать. И это, кажется, плохо. Пока я почти бесстрастно воспринимала их аттракцион, была вероятность, что им надоест, и меня просто-напросто выкинут, не повредив шкурку. Но сейчас, когда эти засранцы почувствовали запах моего страха, они постараются загнать меня. И будут гнать и гнать. Стращать, пугать. Пока не упаду замертво. Плохо.
Скрипит половица. Словно кто-то наступает на нее осторожной ногой.
Немедленно перевожу взор в сторону звука. Никого. Понятно. Этого и следовало ожидать. Игра в кошки-мышки. Однако что же мне теперь делать?
Будь здесь выход, я немедленно покинула бы мышеловку. Нельзя сказать, чтобы сон освежил, но в любом мало-мальски подходящем месте уже не свалюсь точно.
Звонкая трель половиц бьет по нервам, как пулеметная очередь.
И вновь ничего не видно. В смысле - особенного. Похоже, в этот раз решили добивать тем, чем не удалось в предыдущий. Что ж, придурки, с фантазией у вас явно проблемы. Могли бы придумать что-нибудь поинтереснее.
Долгое время ничего не происходит. И веки опускаются сами собой - глаза режет от напряженного всматривания в полумрак.
Немедленно раздается треск половиц. Будто кто-то не очень легкий бежит по направлению к кровати.
Распахиваю глаза.
Естественно, никого. Замечательно как.
- Что вам от меня нужно? - громко спрашиваю в пустоту. - Какого черта вы добиваетесь?
В ответ начинается какофония ломаемых веток, досок и других деревянных предметов. Буквально у самых моих ног.
Я жду, когда это закончится, ведь деваться мне некуда. Но некто, видимо, окончательно сошел с ума и поставил своей целью разломать все, что попадается ему под руки. А попадается исключительно дерево. Причем в неограниченных количествах.
Сижу, как дура. Напрягшись, каждую секунду ожидая подвоха. И вдруг бросаюсь вперед, с удивлением осознавая, что меня охватывает ярость.
- Гады! Сволочи! - ору я и с остервенением топчу там, откуда мгновение назад раздавался хруст. - Вот вам! Вот!!
Треск немедленно замирает. Словно ошеломленный моим нападением. Потом как бы нерешительно раздается чуть дальше. Тут же кидаюсь туда. И опять скачу, топчу, ругаюсь.
Нет уж, скрываться, прятаться, бегать - не для меня. Уж лучше открытая схватка и неминуемая смерть, чем полудохлый страх, медленно разъедающий душу.
Треск снова затихает. Неуверенно стучит половица в дальнем углу. Но тоже смолкает.
- Что, придурки? - провожу я рукой по вспотевшему лбу. - Получили?
Ответа, конечно же, нет. Для него, видимо, с их точки зрения не вышла ни кожей, ни рожей.
Возвращаюсь к столу, выбираю яблоко покрупнее и вгрызаюсь в его брызжущее соком нутро. Попутно оглядываю помещение. Не могут ведь они на этом остановиться. Придумают что-то еще.
И вдруг вижу полоску света в темном конце комнаты.
Раньше ее не было точно.
Немедленно сажусь в кресло. Закидываю ногу на ногу. Наливаю в стакан воды. Принимаюсь за виноград. А сама небрежно помахиваю тапочком.
Полоса света становится шире. Словно для слабовидящего увеличивают размер шрифта - чтобы он смог прочесть.
Намеренно громко принимаюсь чавкать бананом. А между глотками - напеваю.
Дверь - если это, конечно, дверь - распахивается в полную ширь. Более того, там начинается игра едва заметных полутонов. Чтобы, так сказать, привлечь наконец внимание идиота. Вернее, идиотки.
Ладно. Как бы там ни было, но идти все же лучше, чем торчать тут без окон, без дверей. Может, те, что снаружи, все-таки выпустят меня? Может, им все-таки надоело?
Тьфу! Как бы не так. Проем за моей спиной немедленно зарастает, только я переступаю порог. А впереди вновь унылое помещение с ненастным вечером за стеклами окон. Хорошо, хоть они есть - и на том спасибо.
Ветер хлестко ударяет в рамы, бьется о стекла, заставляя их дрожать, гонит рваные тучи.
А внизу... А далеко-далеко внизу по-прежнему волны. Белая пена, разинутые пасти темной воды. Они раскрываются в немой ярости и тут же смыкаются. И вновь и вновь. Снова и снова.
Так. Смотрите-ка - ручки. Стоит повернуть лишь одну из них, и ветер ворвется, закружит, заполнит собой все пространство. Загонит в угол, потащит в пропасть. А скрыться тут - я оглядываюсь по сторонам - скрыться тут буквально некуда. Ни стульчика, ни кроватки. Голые стены.
Зато... Зато целых две двери. Выбирай, так сказать, любую. Не робей, так сказать. Все пути открыты. Ладно.
Вот только мне по-прежнему непонятно, чего они добиваются. Неужели действительно все это шоу с единственной целью - развлечься? И сколько еще мне тут развлекать их? Месяцы? Годы?
Человеческая жизнь не имеет смысла. Весь отпущенный нам срок мы топчемся, изображаем, мельтешим. Делаем все что угодно, только бы не коснуться пустоты внутри. Не почувствовать ее. Но, по крайней мере, мы сами так или иначе занимаем себя. И в постоянном калейдоскопе событий почти забываем о смерти, отодвигаем ее на задворки сознания. И нам в идиотском нашем самоослеплении кажется, что мы - бессмертны, значительны и важны.
Но здесь, когда тебя без конца вынуждают совершать те или иные заведомо бессмысленные действия, лишают свободы воли, ты неминуемо превращаешься в то, чем и являешься на самом деле. В подопытную зверушку, ничтожество. В одно из многих безмозглых созданий, тяп-ляп слепленных когда-то на потеху кому-то. Созданий, которые как простые механизмы воспроизводят и воспроизводят себя. Чтобы потеха-то эта не прекращалась.
Вот черт. Никаких иллюзий. Покровы сброшены. И ты стоишь один на один со своей пустотой. Никчемностью. Отсутствием смысла.
Да-а, бедная Машка. Такое понимание раздавит ее, сплющит. Убьет.
Жалко, что именно сейчас я не могу оказаться рядом. Встряхнуть ее за плечи. Развернуть. И заставить осознать. Что не она в этом виновата. Не она. А те, кто создал. А раз так, то и отвечать - не ей.
Я смачно сплевываю на пол и показываю неприличный жест. За Машку и за себя. Ведь Катя в любом случае разберется со всем сама. Катя даст им всем прикурить так, что они пожалеют. Но Машка...
- Дурочка, - шепчу я. - Подумай о себе, ты только задумайся, Машка. Не ты все это сотворила, не ты слепила паяцев. Не ты наделила их скотством, ложью. Не ты под завязку набила дрянью и прочим дерьмом. Не ты. Поэтому и не тебе разрешать эти проблемы. Не тебе. Слышишь? Не пачкай рук. Они сделали нас, безмозглых големов. Тяп-ляп. Ляп-тяп. Заедающие шарниры. Криво пришитые глаза. Программа, написанная недоучкой. Вот им и разруливать. Вот им и вывозить эту грязь. Пусть сами ломают. Пусть сами убивают. Не мы. Не ты. И не я.
Раздается громкий скрип открываемой двери. Я оборачиваюсь на звук. Но там только гладкая стена.
Секунду смотрю, потом продолжаю:
- Машка, Машка. Услышь меня, дурочка. Пусть они сами, не мы. Слышишь? Слышишь? Пусто, бессмысленно, бесполезно. Да. Но ты здесь ни при чем. И я ни при чем. Нас такими сделали, отлили по форме. Еще до рождения. И мы не можем ничего изменить. Машка! Не смей. Пусть сами. Это их грех, недогляд, потеха.
Со стоном лопается струна.
Я жду. Жду минуту. Другую. И понимаю. Что опоздала. Что надо было раньше. Тогда.
И у меня опускаются руки. Рот начинает дрожать. А глазам становится горячо.
Блин, они доконали ее. Допекли. Ведь знание не всегда сила. Здесь оно - многотонный груз. Или свет. Слепящий, не оставляющий темных углов. Обнажающий до основания, которое трудно, почти невозможно принять. А приняв, остаться жить.
Но, господи, чем виноваты мы, что такими нас создали?? Уничтожь, убей. Но не глумись. Нас невозможно переделать. Можно лишь сотворить других, иных. Не нас. Убей сам. Не нашими руками, ведь это подло.
По лицу текут слезы, я не могу их сдержать.
- Подло! - говорю я тем, что снаружи. - Подло навязывать иллюзию борьбы тому, кто слабее. Кого можно столкнуть кончиком пальца. Вам кажется это забавным? Смешным? Кретины! Подлые! Подлые уроды!
Нескончаемый стон рвущихся струн. Он всюду. Хоть закрой уши, хоть открой.
Как же жалко, как жалко Машку. Бестолковую, беззащитную, часто балбесину. Но с искрой таланта внутри своей бесполезной и бессмысленной - пустой - оболочки.
Сволочи. Хоть до старости буду тут кружить. Годы. Десятилетия. Но не дождутся. Не моя вина. Не моя! Не я криво пришила собачке лапку. Не я набила ей черепушку опилками.
Ищу в кармане платок. Вот он - помятый и не совсем чистый. Как, впрочем, и каждый человек.
Толкаю первую попавшуюся дверь и иду. Иду, иду, иду. Одни помещения сменяют другие. Меняется обстановка, освещение, окна. Или их отсутствие. А я иду и иду, не замечая ничего. Ничего уже не выбирая и не задумываясь. Плевать. Хотят развлекаться, пусть развлекаются. Подыгрывать им я больше не желаю.
И в полутемной клетушке вдруг понимаю, что все. Нет сил. Подгибаются ноги. От пота зудит тело. И хочется, черт возьми, ссать.
- Эй, уроды! - говорю я в пустоту. - Нужен туалет. Ясно-понятно? Ту-а-лет. И душ, сволочи. Д-у-ш.
Жду. Ответа ноль. Только где-то далеко, явно не здесь, тикают часы.
- А пошли вы, - сообщаю я тем, что снаружи.
Пристраиваюсь в уголке, стаскиваю штаны. И наблюдаю, как на полу набухает лужица, складывается в ручеек и течет по цементному полу к одной ей ведомой впадине.
Боже, как я устала. Как надоело все. Теперь опять больше всего хочется пить. Есть. А еще - спать. Метаболизм, черт его дери. Дурацкое тело. Тьфу.
Вновь пустая комната. Цементный пол. Стены с отбитой штукатуркой. Запах тлена. И следующие несколько таких же. Словно я без конца вхожу и вхожу в одно и то же помещение, как при повторе пленки.
Сажусь на корточки. По противоположной стене тут же начинают скакать цветные пятна. Складываются в узоры. Распадаются. Дергаются. Отвожу взгляд. Щупаю пальцами пол. Холодный, черт - долго не высидишь. А пузыри дергаются и дергаются, привлекая взор.
Интересно, долго они меня таким образом мурыжить собираются? Пить хочется, ужас. И выспаться бы. По-настоящему.
Чешу зудящую шею. Рассматриваю ногти с появившейся под ними чернотой. Достали своими фокусами, ей богу. А пятна все скачут и скачут. Как ненормальные.
Когда ноги затекают окончательно, встаю. Жду, пока восстановится кровообращение. И снова иду. И снова абсолютно пустые ангары. С теряющимся во тьме потолком, гулким эхом, потрескавшимся бетонным полом.
Это уже похоже на кошмарный сон, бред. Словно никогда не было у меня ни детства, ни друзей, ни обычной жизни с ее радостями и горестями. Словно появилась я вот так - ниоткуда - сразу взрослая, в грязной походной одежде, и никогда-никогда вокруг меня не было других людей. А единственная моя возможность - это идти и идти. Без цели, без направления. Двигать ногами. Раз-раз. Раз-раз.
О-оп! Шершавый пол рвет ладони. Его безысходная серая поверхность мгновенно бросается к лицу, а ногу скручивает боль.
Лежу. Осторожно кладу щеку на серый бетон. И тут же отдергиваю. Подсовываю локоть. Лежу. Сквозь свитер просачивается холод. Мысли заторможены. Они пусты, как сброшенные оболочки. И на дне сознания понимаю, что нужно встать, что вот так я делаю только хуже себе. Но встать не могу. А потом становится совсем все равно.
Чешется тело. Мучительно хочется пить. Рот - выжженный песок. Слиплись глаза. Надо встать. Встать. И дойти до следующей комнаты. Доползти... Может, там есть вода. Целое озеро. Вкуснейшей чистой прохладной воды. Пить. Пить. Пить.
Встать. Надо встать. Странно, что ладоням так мягко.
Лица касается ветерок, влажным дыханием дышит в щеку. И я с трудом разлепляю веки.
Прямо по курсу стоит ковш. С крупными буквами на борту - В, О, Д, А. Как только я разбираю надпись, ветерок унимается.
Раздираю рот, и из моего горла вырывается клекот, который пугает меня. Я смеюсь. Ржу. И пытаюсь плюнуть.
И одновременно с этим поднимаюсь на колени. И на четвереньках ползу. Чтобы затем приникнуть. Припасть. Окунуть губы. Засосать, лакать, глотать. И, напившись, отпасть. Уставиться в потолок.
Надо же, превратили в животное. В скотину на водопое, у лоханки. Как просто. Проще некуда.
Удивительно, что так мягко. Сейчас бы еще поесть. Кусочек мяска. Прожаренный такой. Или хлеба. Еще горячего. Ноздрястого. Вкусного, с хрустящей корочкой.
Блин, странно, что так мягко. И не холодно от пола. Помыться бы еще.
Облизываю губы. Щурюсь. И вдруг до меня доходит, что пальцами я перебираю ворс.
Уже осознанно ощупываю вокруг себя. Ковер. Подо мной и вокруг меня именно он. А вверху... А вверху ведь узоры.
Рывком привстаю и оглядываюсь. Точно. Другое помещение. Меня перенесли, пока я была в отключке. А ладони... На ладонях короста. Будто с момента падения прошло не менее суток.
Кровать, кастрюли на столе, одежда, небрежно брошенная на спинку стула. Может, здесь наконец есть и ванна?
Поднимаюсь на дрожащих ногах, с трудом преодолеваю несколько метров до стола.
Надо же, как я ослабела. Будто неделю шарашилась без еды и питья по этому лабиринту. Хотя, возможно, так и есть. Я давно потеряла счет времени. Часы тут либо отсутствуют, либо стоят, а смену суток угадать невозможно. В одной комнате ночь, в другой день, а в десяти последующих вообще нет окон.
В кастрюлях полно еды, и я не могу удержаться, чтобы не подцепить вилкой котлету. Сочную, горячую, с нежной корочкой. Господи, до чего же здорово просто есть. Жрать, жадно запихивая в себя кусок за куском. Вгрызаться, жевать, глотать. И чувствовать, как желудок наливается восхитительной тяжестью.
Ф-фу. Действительно, насколько легко превратить нас в обычных животных. Никаких извращений, достаточно элементарно лишить пищи и воды. И все. Экземпляр тупого зверя, озабоченного только инстинктом выживания, готов сразу. Господи, как ужасно. До чего просто. Удивительно, что раньше подобные мысли не приходили мне в голову. Скорее, они более соответствовали образу мышления Машки. Вот та вполне могла выдать что-нибудь в этом духе.
Но до чего, оказывается, легко...
Оглядываюсь по сторонам. Помещение достаточно просторное, хотя освещено скудно. И, конечно же, опять нет окон. Словно в подземелье, черт их дери. Сейчас бы руки помыть, да и самой вымыться бы не мешало.
Ну конечно... Меня пробивает смех. Просто не могу остановиться. Конечно же, вот и душ. Оборжаться до уссачки. Ни в чьи планы не входит уморить зверушку быстро. Ведь так неинтересно.
Ладно, сволочи. Видимо, у вас никаких тел нет вовсе. Ни органических, ни неорганических. И заботиться о них у вас нет никакой необходимости. И цеплять за них вашу бессмертную душу вам тоже не надо.
Вот повезло уродам. Ведь это свобода. Ничего никогда не болит, не саднит, не просит есть или спать. И физическую боль причинить нечему. Замечательно как - абсолютно никаких средств для манипулирования. Не то что у нас, бедных и убогих.
Я долго и с наслаждением моюсь. Хотя нет, не с наслаждением. А с отвращением. С отвращением к этому своему телу, которое требует столько всего. И которым, вследствие этого, так легко управлять. Со стороны. А, следовательно, управлять и мной. Которая, по сути, телом этим не является, однако вынуждена в нем существовать и подчиняться его требованиям.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/labyrinth13/2.jpg)