Целый день травил корабельный трос. С последним ударом склянки трос выскользнул и всей своей длиной по средней части тела. Трос приходилось зажимать между ног, чтобы отдыхать. Позже я узнал, что от троса забыли отвязать якорь, а я не знал, а он тяжелым оказался. Мичман пожалел испорченные штаны и попросил заступить в ночную вахту до конца службы. Ночью на корабле люди нужны - много работы. Прежде помывка левого борта, затем ремонт шкафута, к первому часу ручная выборка якорь-цепи. Не считая ночного подрыва аварийного клапана парового котла.
До утренней склянки остается двенадцать минут.
А у меня вечерний чай не выпит, гальюн не мыт, трос так и не вытравлен. На корабле все спят. Первым проснется капитан, запросит кофе в койку, под мерный гул переборок начнет спрашивать, как служба, как боцман. Капитан у нас дотошный, любит порядок, матросу от такой напасти можно укрыться только в торпедных отсеках.
Все-таки проснулся. Судя по грохоту на полубаке гирей разминается. Я бросил замену дизеля. Побежал в главный коридор, где с вечера лежала разобранная корабельная радиостанция. Лучше бы я вместо нее борт покрасил или знамя постирал. Бегом на камбуз. Огонь развел. Кофе сварил. По дороге гальюн помыл, быстро, чтобы кофе не остыл. Капитан уже тут как тут в койке в халате после гири.
--
Разрешите, товарищ капитан третьего ранга, - попросил я, старательно перешагивая через высокий комингс.
Кофе подал, и делаю вид, будто тороплюсь назад выгибать леерные стойки.
Капитан моему перешагиванию через комингс после корабельного троса заметно обрадовался, но спрашивать из вежливости ни о чем не стал, только службы пожелал долгой.
Легко отделался. Вышел на палубу. На палубе декабрь. Покатался на торпедной тележке. Надоело. Зябко как-то. Как был мокрый пошел на корму, где у меня вечерний чай был припрятан. Навстречу вышел боцман. Проспался к подъему. Бесхозных матросов высматривал. Меня не узнал.
- Дежурный?
- Дежурный, товарищ боцман.
--
Вы на дежурного товарища боцмана не похожи. - Боцман в дудку свистнул, чтобы свистать всех наверх, но с дудкой не совладал, и наверх на свист никто не явился. Я свесил обессиленного боцмана через форштевень. Смотрю, погода меняется. К чаю уже не успеть. Бегом на мостик. Отходить пора.
Это случилось в тот момент, когда в Тишайшей все корабли разом затонули. Только полста девятнадцатый ушел, неожиданно утром сорвавшись со швартовых. Все тогда гадали, что ему не стоялось.
А я даже не знаю, отчего. Я ведь на корму случайно пошел - судовой компрессор проверить. Смотрю, погода меняется. Вот и рванул, отплыл подальше. Ходят только салаги бушлатные в теплом доке, моряки в море плавают. Потом из флота совсем ушел. Там все от погоды зависит, хоть и красиво.