Аннотация: Новый роман "София" посвящен истории семьи германского барона, генерала фон Вальтера, приехавшего работать в Россию по приглашению Императора Александра Второго ...
Елена Леонидовна Лаврова
Том первый
Часть первая
СОФИЯ
I
Барон Дитрих фон Вальтер смотрел в забрызганное жирной чёрной грязью окно кареты на медленно проплывающие мимо убогие хаты польских крестьян, крытые лежалой серой соломой. Четвёрка мощных мекленбургских гнедых коней неспешно тащила четырёхместную карету шоколадного цвета.
Стояла поздняя осень. Моросил мелкий унылый дождь, зарядивший с утра. Дорогу развезло, и колёса кареты чавкали, катясь по ступицу в густой агатовой грязи. Даль скрывалась в лёгком серо-голубоватом тумане. Единственно на чём отдыхал глаз, были серые стволы старых европейских буков, растущих по обочинам дороги. Их ветви сплетались в вышине, образуя арку. Листва буков порыжела и поредела, но была всё ещё нарядна.
Барон вздохнул. Не очень-то приятно так долго тащиться в карете по чужой стране. Он с семьёй оставил в Мюнхене свой старинный двухэтажный розовый особняк с серой крышей, с обширным парадным двором. Позади особняка были служебные постройки и прелестный яблоневый и грушевый сад, за которым заботливо ухаживал старый садовник Клаус.
"Какой замечательный ароматный шнапс получается из яблок и груш, родившихся в моём саду! - думал барон. - Интересно, есть ли шнапс в России? Если нет, то не скоро придётся пить свой собственный шнапс. Кажется, в России пьют водку, а её делают из злаковых зёрен и картофеля. Один из сортов шнапса тоже делают из злаковых зёрен. Интересно, похожа ли водка русских на этот сорт шнапса? Надо было прихватить с собой бочонок".
От этих занимательных и приятных мыслей барон перешёл к мыслям менее приятным:
"Нет, бочонок шнапса прихватить с собой было невозможно. Груза и так много с собой. Шнапс быстро бы закончился. Нет, уж! Придётся на какое-то время отказаться от прежних привычек. Весь дом с собой не заберёшь. Скорее бы Варшава. От Варшавы до Санктъ-Петербурга проложено современное шоссе и можно будет ехать быстро и безопасно. Впрочем, лучше пересесть на поезд".
Барон был сердит на себя за то, что решился на путешествие не по железной дороге, а в собственной карете. Но кто мог предположить, что оставив позади Баварию и Пруссию, придётся распрощаться с твёрдым покрытием дорог и тащиться по грязи.
"Ну, ничего, - думал барон. - Главное, добраться до Варшавы. Там мы отдохнём, осмотрим достопримечательности, пересядем на поезд, который и привезёт нас в Санктъ Петербург без особых хлопот. Санктъ-Петербург! Как же это далеко! Не скоро я увижу свой любимый охотничий дом в Альпах!"
Охотничий дом барона в Альпах был прелестным трёхэтажным фахверковым зданием с остроконечной красной черепичной крышей. Дом был украшен башенками, балконами, террасами и был построен в пятнадцатом веке. Он достался барону от его предков. Дом стоял в небольшой зелёной долине, кое-где покрытой ельником, а позади него высились остроконечные горы со снеговыми шапками. В предгорьях Альп барон с гостями охотился на вепрей, серн, и оленей.
Барон снова вздохнул. У него была давняя мечта померяться силой с медведем.
"Говорят, в России охотники ходят на медведя с рогатиной. Храбрые люди! А может, это выдумки? Самец медведя весит около трёхсот килограммов. А говорят, что встречали особей по четыреста килограммов. Если такой медведь встанет на дыбы, то он будет куда выше самого высокого охотника. Как с таким медведем справиться?"
В Варшаве барон планировал остановиться на несколько дней, чтобы показать своей дочери Софии и сестре Августе Старый город, Собор Святого Иоанна, Королевский замок, Вилановский дворец, да, пожалуй, и хватит для общего кругозора. Это были старинные памятники чудесной архитектуры - свидетели величия и мощи европейского государства под названием Речь Посполитая.
"Жаль, конечно, - продолжал размышлять барон, - что это государство бесславно закончило своё существование в 1795 году и его земли были разделены между Российской империей, Пруссией и Австрией. Лучше было, конечно, чтобы всё досталось Пруссии и Австрии, но, в конце концов, русские казаки оказались в Париже в качестве победителей и с этим не поспоришь".
Земля, по которой медленно тащилась карета барона, была бывшей территорией Речи Посполитой, а теперь она принадлежала Российской империи.
"Но что изменилось, - думал барон, глядя в окно кареты. - С момента раздела некогда великого государства прошло семьдесят шесть лет, а бедные крестьянские хаты польских крестьян выглядят, наверное, точно так же, как столетия назад.
Как изменчива судьба государств и людей! В начале семнадцатого века поляки напали на Россию и два года сидели в Москве, а теперь Москва владеет землями бывшей Речи Посполитой. Никогда не знаешь, что может случиться с твоей собственной страной. Вот, если бы заглянуть в двадцатый век и посмотреть, что сталось с Россией и Германией. Останутся ли они в прежних границах? И будут дружить или враждовать?"
Близился вечер, и следовало подумать об отдыхе. Кучер Ганс, наклонившись к окошечку, сказал, что до ближайшей почтовой станции не так уж далеко, но карета двигалась с трудом и слишком медленно.
Барон перевёл взгляд на двух женщин, сидящих напротив него. Обе дремали. Софья, шестнадцатилетняя дочь барона, положила свою прелестную голову в капоре, опушённом мехом рыжей лисы, на плечо своей тётушки Августы фон Вальтер, сорокалетней старой девы. Барон вспомнил, что эту лису, чей мех украшал капор его дочери, он подстрелил два года назад, когда хитрая хищница повадилась разорять курятник на скотном дворе его усадьбы.
Сестра барона Августа фон Вальтер дремала, откинув голову на спинку дивана, слегка приоткрыв рот.
Барон покосился налево на молодую служанку Грету, сидевшую рядом с ним. Грета тоже дремала, прислонив голову к стенке кареты.
"Надо было заложить дормез, - думал барон, - тогда нам не пришлось бы спать в комнатах почтовых станций Саксонии и Пруссии. Какие же там плохие, неудобные кровати! И клопы! Клопы во всех щелях! А постельное бельё выглядит так, словно на нём спали до них десять человек. Ну, ничего. До Варшавы уже недалеко. Немного осталось мучиться".
Внезапно четвёрка лошадей остановилась, и Ганс снова постучал в переднее окошечко кареты. Барон открыл его.
- Господин барон, это последняя почтовая станция перед Варшавой. Темнеет. Заночуем здесь?
- Да, - сказал барон и закрыл окошечко. - Просыпаемся, - обратился он к женщинам. Они встрепенулись, открыли глаза, сели прямо, поправляя одежду и прихорашиваясь.
- Последняя почтовая станция перед Варшавой. Становится темно. Заночуем здесь. Это уже Россия.
Сидевший рядом с кучером молодой слуга барона Георг, спрыгнул с козел, открыл забрызганную грязью дверцу кареты и откинул ступеньку. Путешественники осторожно выбрались наружу, нетвёрдо стоя на затекших от долгого сидения ногах. Пока Ганс и Георг отвязывали и выгружали корзины с провизией, усталые путники разглядывали каменное здание почтовой станции с римским портиком с деревянным фронтоном и оштукатуренными колоннами.
"Однако, - подумал барон. - Расточительно строят железнодорожные станции в России! Неэкономно! Можно сказать, даже с покушениями на роскошь. Впрочем, посмотрим, что внутри".
Шесть окон станции приветливо светились в быстро наступающих сумерках. Из здания вышел служащий и, взяв под уздцы лошадей, повёл их на задний двор в конюшню.
Станционный смотритель отвёл вновь прибывших приезжих в их просторные и хорошо натопленные комнаты. Барон поглядел на широкий диван, обитый зелёной кожей, белоснежное постельное бельё, сложенное в изголовье, и подумал о клопах, донимавших путников на постоялых дворах Германии. Не похоже было, чтобы они водились в столь чистой комнате. На столике в углу стоял синий фаянсовый таз и большой белый кувшин. Барон потребовал горячей воды себе и своим спутницам.
Приведя себя в порядок, постояльцы собрались в просторной столовой, куда Георг внёс корзины с провизией и вином. Но корзины так и остались не распакованными. Вначале барон решил почитать меню. Ему было интересно, чем тут кормят. Он с удовлетворением отметил про себя, что, хотя помещение столовой было большим, оно было тоже хорошо натоплено голландскими печами.
Барон с удивлением разглядывал стены, расписанные в итальянском стиле, с зеркалами в резных деревянных рамах в простенках между больших окон. По углам и стенам стояли в деревянных кадках зелёные широколиственные растения. Барон удивлённо хмыкнул, признав в некоторых из них южные пальмы. Посередине столовой стоял огромный стол, накрытый белоснежной накрахмаленной скатертью. На скатерти поблескивали безукоризненно чистые тарелки и серебряные приборы. Посередине стола высился горный хребет из бутылок самых различных форм, цветов и размеров Стулья и диваны были обиты зелёной кожей. Несколько прилично одетых постояльцев, среди них были и дамы, оживлённо беседуя, ужинали. Барон и его семья отвесили общий поклон и тоже сели к общему столу.
Тотчас подлетел молодой официант в чёрном фраке и протянул новоприбывшим путешественникам меню. Официант явно имел азиатскую наружность. "Татарин или калмык", - подумал барон и раскрыл зелёную кожную папку. Меню было на четырёх языках: русском, немецком, французском и английском. Кухня была русская: щи и блины с чёрной икрой, со сметаной, мясом, творогом, грибами, красной икрой, пельмени, сырники, каша гречневая, пшённая с изюмом, овсяная, ячменная с вологодским коровьим маслом, борщ со сметаной, бефстроганов, солянка, заливная осетрина, холодец, уха, голубцы, котлеты пожарские, пироги и пирожки с разными начинками, кулебяка, солёные огурцы, помидоры и грибы. У барона разбежались глаза, и начало сосать под ложечкой. Он взглянул на своих дам, тоже получивших зелёные папки меню. У них был весьма растерянный вид. Барон не стал просматривать отдел меню с французскими, английскими и немецкими блюдами. С ними он был хорошо знаком.
Вообще-то барон предпочитал пищу, взятую с собой, домашнюю ветчину и мозельское вино. Ему не нравились блюда, которые подавали в саксонских и прусских станционных табльдотах. На пути в Шлейц им предложили не изжаренных, а сожжённых цыплят и мерзкие помои вместо кофе в Аугсбурге. Барон, любивший хорошо и плотно покушать терпеть не мог немецкую кухню, в особенности, вассер-суп из залитого кипятком покрошенного белого хлеба с куском сливочного масла, Другие подобные немецкие супы, пивной и молочный, вызывали его отвращение. Сосиски и пиво надоели ему давным-давно.
Барон сделал знак официанту и заказал ему и дамам щи, блины с чёрной икрой, пожарские котлеты с овощами, пирожки с картофелем и яйцами, и себе отдельно бутылку шампанского. Дамам полагался компот из яблок. В ожидании пока принесут блюда, семейство барона обменялось впечатлениями.
- А здесь меню как в ресторане, - заметила София.
- И как тепло и красиво, - подхватила тётя Августа. - Будто бы сидишь в оранжерее.
- А вы боялись ехать, - отозвался барон. - Россия - цивилизованная многонациональная страна. Взгляните на нашего официанта. Явно азиат, а как носит фрак! Иной германский аристократ так не выглядит. А какая выправка! Красавец!
Дамы согласно кивали головами.
Ганс, Георг и Грета наелись до отвала русских щей и котлет в помещении для обслуживания слуг путешественников и отправились спать в отведённые им комнаты. Вина и пива барон не велел им давать. Он предпочитал, чтобы его обслуживали трезвые слуги. С точки зрения станционного смотрителя они могли бы переночевать в тёплой конюшне на соломе, но барон был убеждён, что к слугам нужно относиться хорошо: кормить их сытно и давать им отдыхать в нормальных условиях. Станционный смотритель по требованию барона отвёл его слугам свободные комнаты с кроватями. В конце концов, какое ему дело, если их хозяин платит. Простыней смотритель слугам не дал. Хоть на чём-то, но сэкономил. Не станет ведь их хозяин проверять, есть ли простыни у прислуги.
Барон долго не мог уснуть и ворочался на диване, сбивая простыни. Кажется, он слишком увлёкся за обедом, и переусердствовал с блинами и шампанским. В желудке была тяжесть. Также его одолевали мысли. Он удивлялся самому себе, что в сорок девять лет решился изменить свою судьбу. Вышел бы он в отставку, сидел бы в своём альпийском охотничьем домике, похожем на крепость в горах, принимал бы друзей и охотился бы с ними на зайцев, лис, куропаток и оленей, задавал бы весёлые пиры после охоты, выдал бы замуж дочь и радовался бы, глядя на внуков. Но нет! Он оставил свою уютную усадьбу в Мюнхене и охотничий дом в Альпах и пустился в далёкий путь в неведомую Россию.
Барон был военным и имел чин генерала Баварской армии. Он получил этот чин, участвуя в франко-прусской войне 1870-1871 годов в битвах при Верте, Бомоне, Седане, и осаде Парижа, командуя артиллерийской дивизией.
Командующий баварской армией Якоб фон Хартман рекомендовал генерала Дитриха фон Вальтера в качестве военного советника генералу-фельдмаршалу, военному министру Д.А. Милютину, а тот, в свою очередь, согласовал кандидатуру барона с русским императором Александром Вторым. Своим назначением барон был обязан успехам на поле боя. Александр Второй, проводил в России реформы, в том числе, и военную реформу и нуждался в советах успешных боевых генералов, в том числе и немецких.
Барона привлекло в Российскую империю хорошее жалование, желание узнать новую страну, не похожую на Германию и стремление показать дочери, как велик и разнообразен мир.
Жена барона Аделина из знатного баварского рода Виттельсбахов, умерла при родах, и он воспитывал дочь один, не считая нянек, гувернанток и сестры Августы, стараясь дать девочке всё самое лучшее и современное, привить ей нравственные принципы. Однако он не мог предусмотреть всего и София, зная французский, итальянский и английский языки, не учила русского, о чём барон теперь сожалел. Он решил, прибыв в Санкт-Петербург, первым делом нанять учителя русского языка, чтобы в чужой стране дочь не чувствовала себя безъязыкой и одинокой.
"Через язык народа познаётся душа страны, - думал барон. - Могу ли я лишать дочь удовольствия познать душу русского народа. Через знание языка народа достигается внутренняя свобода и свобода общения".
София была посвящена в намерения отца, и было полностью с ними согласна. Не согласна с намерениями брата была его сестра Августа, но её мнения барон не спрашивал. Ей казалось, что её дорогая племянница не обязана была знать русский язык.
"Если кто-то из русских хочет общаться с Софией, пусть учат немецкий, - думала она. - Зачем ей знать язык варваров? Пусть лучше учит польский или испанский".
Баронесса Августа фон Вальтер искренне полагала, что германцы есть лучшая нация в мире - нация носителей великой культуры, воинов и победителей, и поэтому все остальные нации должны склонять перед германцами головы и подчиняться им. Её брат не разделял с нею этих мыслей. Он знал французов, итальянцев, англичан, русских, знал их языки и культуру, был знаком с несколькими русскими генералами, и вовсе не считал германцев, несмотря на их победы в последних войнах, лучшей нацией в мире. Он посмеивался над сестрой и рекомендовал ей познакомиться ближе с иностранцами, чтобы составить о них верное суждение. Но его сестра упрямо продолжала держаться своих убеждений, а русских вообще считала дикими варварами. Хуже всего было то, что она старалась привить свои мысли относительно других наций племяннице.
София слушала её, но верила отцу. Тётушка Августа злилась и требовала от племянницы любви к родине.
Барон внушал дочери, что любовь к родине не означает презрения к другим народам и странам. Когда Августа фон Вальтер узнала о том, что брат собирается служить Александру Второму, императору России, она не могла протестовать. Решения её брата, барона и генерала не обсуждались. Но когда он объявил, что сестра должна сопровождать его и дочь в Россию и жить там, она ужаснулась, но делать было нечего. Не могла ведь она оставить племянницу в беде. Она заменяла ей мать. Она должна была защищать её в этой дикой варварской стране. И Августа фон Вальтер, подчиняясь требованию брата, собралась и села в карету, которая тащилась теперь по непролазной грязи по Польше.
2
Не спалось в эту ночь и Софии. Ей не терпелось увидеть новый чужеземный город, потому что, кроме родного Мюнхена и охотничьего дома в Альпах она не видела других городов и мест. Отец, как мог, подготовил её к путешествию в Российскую империю, где, быть может, им придётся прожить несколько лет. Он повесил в спальне дочери карту этой огромной страны. София удивилась размерам Российской империи и каждое утро разглядывала карту, зная, что отец за завтраком будет экзаменовать её и спрашивать, как называются русские города и в какой части России они находятся. Позже он дал дочери книги путешественников, которым посчастливилось объездить европейскую часть этой обширной страны. В особенности он настаивал, чтобы дочь прочла книгу Теофиля Готье "Путешествие в Россию".
Французский писатель Теофиль Готье описал впечатления от двух поездок в Россию: зимней, когда посетил Петербург и Москву, и летней, когда побывал в Нижнем Новгороде, застав знаменитую ярмарку. Готье дал, с точки зрения барона, вполне привлекательную картину России. Он принимает чужую культуру и не сетует почем зря, что на его родине всё не так и лучше. Для него всё ново и интересно: внешность и одежда местных жителей, архитектура, кулинария, театры.
София с интересом прочла книгу Теофиля Готье и настаивала, чтобы и тётя Августа её прочла. Тётя Августа уступила давлению племянницы и прочла, но отнеслась к прочитанной книге с недоверием. Книга ломала её представление о России, как о некультурной и варварской стране. Особенное недоверие вызвало то, что в России есть театры и музеи.
К началу их собственного путешествия, София фон Вальтер знала достаточно о климате, реках, флоре и фауне, населении и городах, истории, культуре, а также о политическом устройстве России. Когда София пыталась делиться полученными знаниями с тётушкой Августой, та не верила, поскольку была твёрдо убеждена, что Россия это дикая, холодная территория, покрытая густыми непроходимыми лесами, что население этой негостеприимной страны живёт в землянках, одевается в шкуры диких животных, ест сырое мясо и запивает водкой. Софья смеялась, и переубедить тётушку не могла. Книга Теофиля Готье тётушку не переубедила. "Француз! Что с него взять! Наврал, лягушатник, с три короба!" - думала она с презрением.
Тётушка считала, что излишнее образование вредит девочкам. От образования одни беды и болит голова. Девочки должны знать рецепты блюд, уметь управлять прислугой и держать дом в порядке. Кроме того, считала Августа фон Вальтер, девочки должны учиться экономии, шитью, вязанию, вышиванию, и танцам. Больше им знать не обязательно. Её самоё обучили только этому, и она полагала, что хорошо управляет домом брата. Чего же желать лучшего и большего?
Она считала, что брат воспитывает Софью неправильно: приглашает гувернанток со знанием французского, итальянского и английского языков, учителей географии, истории и литературы, математики и химии, обучает её скакать на лошади верхом, требуя, что она носила мужское платье. Но она одобряла желание брата, чтобы дочь сопровождала его, когда он охотился в альпийских лесах на косуль, лис и зайцев.
Но с этим желанием он потерпел фиаско. Дочь охотно училась стрелять из ружья и пистолета в мишень, но категорически отказывалась стрелять в животных. Как ни убеждал её отец, что охота это интересно и весело, дочь отвечала, что считает грехом убийство беззащитных зверей и птиц. Она полагала, что у них есть души, и они всё чувствуют и всё понимают, хотя и не могут сказать человеческими словами. Отец пожимал плечами. Это убеждение дочери он понять не мог. Оно было ему чуждо.
- Дикие звери - убеждал он её - существуют для того, чтобы на них охотиться. Это повелось с древних времён. Ружья существуют для того, чтобы из них стрелять в диких зверей.
- В древние времена, - отвечала дочь, - человек охотился на диких зверей, чтобы иметь пищу, которой ему недоставало, пока он не приручил некоторых животных и птиц. У вас, папенька, есть стада домашних коров, овец и коз. У вас есть домашние куры, утки, гуси и индюки. Вам, папенька, не хватает пищи?
Барон уходил, махнув рукой. Его мечта, сделать из дочери охотницу не исполнилась.
Софья научилась метко стрелять из охотничьего ружья прямо в центр мишеней, сама ухаживала за своей любимой лошадью Генриеттой, и на прогулках её всегда сопровождали весёлые и ласковые собаки Агна и Лени. Напрасно сестра уверяла барона, что не женское дело скакать верхом, стрелять, читать книги и дружить с лошадьми и собаками. Барон смеялся и требовал, чтобы сестра не вмешивалась в воспитание его дочери.
Он сам проверял, какие книги она читает. Одобрял её увлечение Гофманом, но не одобрял поэзию Гейне по причинам, известным ему одному. Обнаружив среди книг дочери томик этого поэта, он попросту изъял его, брезгливо держа двумя пальцами, и сжёг в камине.
Не без задней мысли он рекомендовал дочери прочесть первую часть трагедии "Фауст" и роман "Страдания юного Вертера" Гёте. Ему хотелось, чтобы она поняла, к чему может привести человека беззаконная любовь и неправильное поведение. Барон надеялся, что его дочь поймёт простую истину: нельзя пускать мужчину, даже очень любимого, за порог своей спальни до брака. Если же девушка пустит любимого за дверь своей спальни до брака, то это может привести к ужасным последствиям.
София прочла оба произведения. История Маргариты поразила её и заставила задуматься, но отнюдь не о том, на что надеялся её отец. Софья ломала голову над проблемой зарождения жизни. Девушка не понимала, каким образом от любви мужчины и женщины зачинаются и рождаются дети. Зачинаются ли они только от любви? Зачинаются ли они только в браке? Маргарита не была замужем за Фаустом, а ребёнок родился. Значит, брак для этого не обязателен! Значит, от любви? Но в деревушке возле их замка жила крестьянская семейная пара, у которой было восемь детей, а любви не было. Муж каждый день колотил свою супругу. Девушку родственники выдали замуж насильно из соображений выгоды.
Ещё больше Софию занимала техническая сторона вопроса. Но здесь она просто не понимала, что и думать. Одно она знала наверняка: муж и жена спят в одной спальне. Фантазия Софии разыгрывалась, но к истине она не приближалась. Спросить было некого. Впрочем, однажды она спросила тётушку. Тётушка покраснела и отвечала:
- Выйдёшь замуж, узнаешь.
София от неё ничего не добилась и решила ждать замужества, которое должно было пролить свет просвещения на этот интересующий её вопрос.
Однажды барон решил проэкзаменовать дочь и спросил её, понимает ли она, в какую ужасную историю попала Маргарита и по какой причине?
- Из-за любви, - ответила дочь.
- Из-за любви, - подтвердил барон. - Из-за любви Гретхен нечаянно отравила мать, нечаянно погубила брата, утопила дочь, попала в тюрьму и её должны были казнить. Как ты думаешь, любовь стоит того, чтобы совершить все эти злодеяния?
- Значит, любовь это плохо? - осторожно спросила девушка. - А Христос говорит: возлюбите Бога и ближнего своего. Разве он учит нас плохому?
Барон потёр лоб ладонью.
- Ну, София, он о другой любви говорил.
- А что, любовь бывает разная?
- Конечно, она бывает разная, - отвечал отец. - Есть такая, что лишает человека элементарного разума.
- А как этого избежать? - спросила дочь.
Отец поспешно прекратил разговор и бежал с поля битвы, ссылаясь на занятость. Ответа на этот простой вопрос у него не было.
Произведение "Страдания юного Вертера" на неделю выбило Софию из колеи.
Любовь юноши к Лотте была Софии понятна только до того момента, как это чувство рождало в юноше радость, счастье и благожелательность к окружающим людям. А когда Вертер узнал, что Лотта вышла замуж за Альберта, он стал раздражительным и злым.
Ещё больше Софию поразил тот факт, что Вертер взял револьверы у Альберта якобы для защиты от разбойников во время путешествия, а Шарлотта сама сняла их со стены дрожащими руками и отдала слуге.
"Значит, - думала София, - Лотта почти догадывалась, что произойдёт? И всё-таки отдала револьверы слуге. Вертер застрелился из револьвера Альберта. Он это сделал специально, чтобы Альберт мучился всю свою жизнь сознанием, что револьвер принадлежал ему, а Лотта мучилась бы сознанием, что сама вложила пистолет Вертеру в руки? Но ведь всё это не говорит в пользу Вертера. Он злой и мстительный".
Ещё больше Софию поразила концовка романа. Вертер стрелял в себя неудачно и не умер сразу. Слуга Вертера обнаруживает утром тело хозяина в крови на полу. Примчались врач, Лотта с мужем, отец Лотты. Врач ничем не мог помочь. Рана была смертельна. Прибегают старшие братья Лотты. И вот, самый старший брат, прильнул к губам Вертера и не отрывался, пока тот не испустил дух. Мальчика оттащили силой от покойника.
Эта сцена не растрогала Софию. Напротив, девушка почувствовала отвращение к столь экстравагантному выражению скорби.
Когда отец спросил её, понравился ли ей роман, София отвечала, что не только не понравился, но она нашла его ужасным. Барон промолчал и не сказал дочери, что Наполеон читал это произведение семь раз и носил томик повсюду с собой. Не сказал барон также, что этот роман вызвал в Европе волну самоубийств молодых людей. Он подумал, что у его дочери крепкая и здоровая психика. Сам он тоже этот роман не жаловал. Но его дочь должна была знать, к чему ведут крайности в любви.
София выскользнула из-под одеяла, накинула на плечи пеньюар и встала у окна. За её спиной храпела тётушка Августа. София глядела в темноту. Мысли кружились в её голове, как стайка вспугнутых воробьёв.
Им с отцом и тётушкой предстоит жить в Санкт-Петербурге. София читала, что столица Российской империи внешне похожа на европейские города. Она видела гравюры и, похоже, что писали правду.
"Увижу ли я другие русские города: Москву, Казань, Киев, Одессу? Русских городов так много! Похожи ли и они на европейские города? Какую пищу едят русские? Как они одеваются? Есть ли у них мода? Красивы ли их юноши? Что, если один из них влюбится в меня? Что, если я влюблюсь в одного из них?"
София добралась до главного вопроса, который волновал её. Будет ли у неё любовь? Кто станет её избранником?
Она мечтала о нём давно и воображала его высоким, сильным, мужественным, красивым и удачливым юношей с большим будущим. Будет ли он военным, как её отец? Будут ли они счастливы в браке?
И что такое счастье в браке?
Сколько у неё будет детей? София хотела четверых: двух мальчиков и двух девочек.
А если будет больше?
"Больше не нужно. Чем больше детей в семье, тем меньше родительского внимания им достаётся, а это неправильно, - думала София. - От чего зависит количество детей в семье? Можно ли этой проблемой управлять? И если можно, то, как именно? Кто будет моим мужем, немец или русский? Русские, кажется, похожи на германцев. У них тоже белокурые или русые волосы и голубые или серые глаза. Но, если это будет русский, то придётся менять религию. Русские - православные люди. Чем православие отличается от католичества?"
София, как и остальные члены её фамилии, исповедовала католицизм, но формально. Конфирмация не возбудила в ней умиления. Напротив, её раздражали бесконечные наставления тётушки и священника, и удивление возбуждал обряд миропомазания. София не понимала, почему, если помазать лоб оливковым маслом, это должно укрепить её в вере и способствовать спасению её души. Впрочем, она не понимала и других обрядов и сказала об этом священнику на исповеди. Священник посоветовал подростку не умничать, а просто верить и исполнять.
София любила читать мифы про древнегерманских богов.
Все эти вопросы о любви и браке София задавала богине Фригг, главной богине германского пантеона богов - богине, покровительствующей любви, браку, домашнему очагу и деторождению, но задавала напрасно, наперёд зная, что Фригг не ответит. Фригг знала о судьбе каждого человека, но всегда держала свои знания в тайне.
Христу эти вопросы не задашь. Хотя Бог есть любовь, но это любовь возвышенная, неземная, считала девушка, а ей хотелось узнать о любви земной. Она считала неудобным задавать свои вопросы Христу. Для него это была такая незначительная мелочь, даже, несмотря на то, что он был гостем на свадьбе в Кане Галилейской. Впрочем, Христос тоже ей бы не ответил, как и Фригг.
Спрашивать священника София теперь опасалась. Софии недоставало матери и советчицы. Тётя Августа, хотя и заменила Софии мать, но ей чего-то недоставало. Может быть, материнского тепла и понимания. А в советчицы она и вовсе не годилась с её консервативными взглядами.
Древнегерманские мифы и вера в Христа прекрасно уживались в душе девушки. Христос был для внешнего употребления: для посещения церкви, для исповеди. Фригг была внутри сердца девушки. Это была её тайна, о которой не догадывались ни её отец, ни её тётушка.
О Фригг София узнала, что она прядёт нити судеб людей, как три Мойры у эллинов.
Тётушка Августа всхрапнула за спиной девушки так громко, что София вздрогнула и оглянулась.
София продолжала размышлять о будущем. Отец будет служить русскому Императору, и рассказал о нём дочери. София знала, что Император вовсе не предводитель варварских русских племён, как представляла себе тётушка Августа. Отец рассказывал ей об Александре Втором, как о просвещённом, прекрасно образованном и воспитанном человеке высокой культуры, отлично знающем французский, немецкий, английский и польский языки, мог читать по-латыни и на древнегреческом. Также отец рассказал ей, что русские императоры и князья обычно женились на немецких принцессах. Так София узнала, что Александр Второй женат на великой княжне Марии Александровне - немецкой принцессе Марии Гессен-Дармштадтской. Между Мюнхеном (Бавария) и Дармштадтом (Гессен) расстояние всего в 240 миль, не так уж много, поэтому Императрицу вполне можно считать почти родственницей.
Барон рассказал, что воспитание будущего Императора России было поручено просвещённому русскому поэту Жуковскому, в результате чего, Александр Второй стал одним из самых глубоко и разносторонне образованных российских императоров.
Александр объехал всю Россию, включая Сибирь, а также побывал во многих странах Европы.
Самое важное и главное, что узнала София от отца об этом Императоре, было то, что он отменил крепостное право в России и был назван Освободителем.
Когда София пыталась донести все эти сведения до тётушки Августы, та слушала недоверчиво. Ей трудно было сразу сломать в своём сознании стереотипы, сложившиеся под влиянием родителей. Если они и начали ломаться, то помалу, с большим трудом и со скрипом.
- Ты, наверное, думаешь, что русский Император ходит в медвежьей шкуре с копьём, - смеялась София.
- К чему такое крайности? - сердилась тётушка Августа. - Но ты так рассказываешь о нём так, что начитает казаться, будто он образованнее нашего Людвига.
- Очень может быть, - поддразнивала София тётушку, и та сердилась ещё больше, потому что её обожаемый король Людвиг был, с её точки зрения, лучше всех.
София вернулась в постель и укрылась тёплым пледом. Её рука скользнула под подушку и нащупала тёплое мохнатое тельце игрушечного медвежонка с ладонь величиной. Он всегда был с нею. Когда-то в детстве игрушку подарил Софии отец, и медвежонок заменял ей братьев и сестёр. С медвежонком София спала, играла, разговаривала. Он был её талисманом. Она называла его Тедди. Он был её дружок, собеседник и советчик. София прижала Тедди к груди. Мысли лениво бродили в голове девушки, и она не заметила, как уснула. Спала она крепко, а когда проснулась, снаружи сияло солнце и у всех путешественников стало веселее на душе. Они плотно позавтракали и заторопились ехать дальше по слегка подсохшей дороге. Ганс запряг коней в карету, Георг привязал к её задку сундук с не понадобившейся провизией, барон помог сестре и дочери и Грете устроиться удобнее внутри, сел сам, дал сигнал Гансу, уже сидевшему на козлах, и карета тронулась в путь. Приближалась Варшава и София предвкушала новые впечатления и развлечения.
3
- Барин, к вам Варвара Дмитриевна пожаловала. Прикажете принять?
Контр-адмирал Иван Игоревич Ростовцев отложил на ломберный столик газету и взглянул на своего молодого денщика Антона с неудовольствием, как будто именно Антон был виноват в том, что соседка помещица явилась в усадьбу Ростовцевых в неурочный час.
- Подай мундир! - приказал Ростовцев. - И зови.
- Слушаюсь, ваше благородие.!
Антон подал барину мундир, помог вдеть руки в рукава, обдернул полы и даже подул на спину, словно там засели пылинки.
- Да не дыши ты на меня! - поморщился Ростовцев младший. - Дыши в сторону. Ты что, пил?
- Я тебе говорил, чтобы ты не смел эту гадость употреблять. Говорил?
- Так точно, ваше благородие. Говорил.
- Я тебя из денщиков выгоню и возьму другого, понял?
- Так точно, понял.
- Кто тебя угостил?
- Не могу знать, ваше благородие. Само образовалось.
- Это в последний раз. Чтобы больше не образовывалось. Мне нужен трезвый денщик. Ей-богу, выгоню.
"Не выгонишь, - думал Антон, - глядя честными голубыми глазами на контр-адмирала. - Небось, пожалеешь. Будто я тебя не знаю".
- Да распорядись, голубчик Антон, чтобы подали наливки и закуски.
- Есть подать! - и Антон исчез за дверью малой гостиной, а Ростовцев прошёлся посередине комнаты, разминая длинные ноги.
Он благоволил к своему денщику, весёлому, пригожему, расторопному малому, и относился к нему, как снисходительный отец относится к сыну. Антон плавал на корабле под началом контр-адмирала. Они вместе были в кругосветке. Однажды по неопытности молодой матрос сорвался с реи, но по счастью упал не на палубу, а в море. Его выловили и отправили в лазарет. Он сильно ударился о воду и нахлебался морской воды.
Контр-адмирал пришёл навестить его. Молодого матроса поразило, что такой важный человек вспомнил о нём и нашёл время придти к нему. От слабости он заплакал. У контр-адмирала мог быть сын такого же возраста, как Антон, Но он умер в младенчестве. Когда Антон выздоровел, Ростовцев, узнавший о нём, что тот сирота, взял его в денщики и благоволил к нему. Антон отвечал ему преданностью.
Варвара Дмитриевна Кускова, небогатая помещица, была соседкой по имению. Она жила в своей усадьбе в пяти верстах, и раз в две недели Кускова считала необходимым наносить визиты соседям. У неё были расписаны дни недели, когда к кому ездить в гости в радиусе десяти-пятнадцати вёрст. Соседские помёщики к этому привыкли и даже извлекали пользу из её визитов. Варвара Дмитриевна играла роль вестника и разносила новости по всему округу: кто, где умер, где родился младенец, где муж с женой поссорились и тому подобное. Иной раз, когда новостей не хватало, Кускова привирала, но умеренно, чтобы не схватили за руку и не уличили во лжи. Иной раз Кускова играла роль свахи. Она знала, где есть барышня на выданье и много ли за ней дают приданого. Знала она и где есть молодые и вдовые женихи. Сама она овдовела лет пятнадцать назад. Дети её, два сына, Сергей и Иван, служили в полку, к матери приезжали не часто, а только тогда, когда нуждались в деньгах. Но всякий раз, погостив денёк-другой, уезжали, ни с чем, потому что помещица Кускова была скуповата и на просьбы детей, дать денег отвечала, что, когда она умрёт, всё им достанется, а разорять кубышку, всякий раз, как они приезжают, она не намерена. Вследствие этого, сыновья приезжали к матери всё реже и реже. Деньги им пришлось добывать игрой в карты.
Была у Кусковой ещё и дочь Ольга, старая дева. Это было существо некрасивое и до того скромное и затюканное маменькой, что вызывало у всех жалость. Варвара Дмитриевна таскала дочь всегда и повсюду за собой в надежде как-нибудь её пристроить замуж, суля при этом хорошее приданое, но претендентов на руку Оленьки не находилось. Втайне старуха Кускова рассчитывала, что ей удастся охмурить вдового контр-адмирала и всучить ему дочь, но намеченная жертва была начеку. Контр-адмиралу вовсе не хотелось жениться на скромной и неказистой Оленьке, а в её приданом он не нуждался, так как был богат и хорошо обеспечен. Он всячески избегал оставаться с Оленькой наедине и вообще почти не разговаривал с нею и вопросов ей не предлагал. Оленька всегда садилась в гостиных поближе к маменьке и, если хозяева из вежливости, задавали ей какой-нибудь немудрящий вопрос, барышня беспомощно взглядывала на маменьку, и маменька обыкновенно отвечала за дочь. Некоторые в округе думали, что Оленька малоумна. При такой репутации найти ей жениха было трудно. Но Кускова мамаша не теряла надежды. Не то, чтобы дочь ей мешала. Да и ела она мало, как птичка, так что мамаша на неё покрикивала во время трапез:
- Ешь, как следует, постылая, не жеманься. Худа, как щепка, вот тебя замуж и не берут.
Вот и сейчас, Кускова, маленькая, толстенькая, поправляя белоснежный чепец отделанный домашними кружевами и шурша многочисленными шёлковыми зелёными юбками, вплыла в гостиную, протягивая руки к хозяину дома, как бы намереваясь его обнять. Но хозяин вовремя отступил на шаг и, поймав протянутую к нему правую пухлую ручку барыни, галантно поцеловал её.
Вслед за нею в гостиную прошмыгнула Оленька и стала за спиной маменьки и Ростовцев учтиво ей поклонился.
- Прошу садиться, - указал хозяин на кресла.
В дверь заглянула Алёна, крутобёдрая, румяная, улыбчивая, кровь с молоком, одним словом его фаворитка и экономка. Ростовцев махнул ей рукой, чтобы она исчезла. Алёна спряталась за дверь. Ей и самой не хотелось показываться на глаза гостье.
Алёна Петрова, дочь старого конюха Авдея, устраивала Ростовцева по всем статьям, а пуще всего в постели. Молодая, красивая, расторопная, услужливая, весёлая, она искренне была привязана к молодому барину и никогда не надоедала ему просьбами и вообще не докучала, если чувствовала, что он не в духе. Барин её баловал, одаривал платочками, новыми тканями на платья, бусами, козловыми башмачками и конфектами. Между ними был мир и согласие. "И зачем мне жениться? - думал Ростовцев, глядя на бледную и худосочную Оленьку. - Мне и с Алёной хорошо".
Кускова отлично знала, какую роль играла в жизни Ростовцева Алёна, но виду не подавала, что знает, и про себя думала: "Хорошо девка, а не дворянка, а холопка! Он на ней никогда не женится. Надо ждать! Надо быть настойчивой. Наша Оля всё равно своё возьмёт".
Ростовцев видел Кускову насквозь и на все её покушения на его свободу отвечал весёлой и ни к чему не обязывающей любезностью.
"Ах, ты, облезлый ловелас!" - думала старуха.
"Ах ты, потрёпанная кошёлка!" - думал Ростовцев.
Они ласково улыбались друг другу.
Антон, неслышно ступая ногами, обутыми в толстые шерстяные носки, внёс в гостиную поднос с кипящим кофейником, домашними сливками, сливочным маслом, сдобными булочками с изюмом, печеньем. Контр-адмирал любил тишину и не переносил, когда прислуга топает в комнатах сапожищами. Зимой Антон ходил по домув носках, а летом босиком.
Следом явились чашки саксонского фарфора с блюдцами и серебряными ложками, вишневая наливочка и серебряные стопки. Ростовцев знал, что Кускова душу отдаст за вишнёвую наливочку. Сам хозяин предпочитал водочку. Антон поставил с его краю стола запотевший графинчик на серебряном подносе с ледника и особую серебряную чарку с вензелем.
Выпили по одной. Кускова жмурилась, как Мурка, от удовольствия и нахваливала наливочку. Оленьке наливочки не дали. Барышням пить наливочки не полагалось. Антон, стоявший за стулом контр-адмирала, по его знаку налил ещё по одной.
- Всё-то у вас вкусненько да ладненько, - заговорила после третьей стопки раскрасневшаяся гостья. - Ешь! - прикрикнула она на жеманящуюся Оленьку, кокетничающую с булочкой. - Ешь, постылая! Выгодная жена, - шутливо обратилась она к Ростовцеву. - Ест мало. Экономия будущему мужу. Всё хочет похудеть, чтобы талия, как у осы была.
- Да, куда уж худеть! - подхватил Ростовцев. - Талия в самый раз. Загляденье!
Он ласково улыбнулся испуганной окриком матери барышне. Ему, в самом деле, было жаль её, такую жалкую и тощую.
- Имение у вас крепкое, дом большой и тёплый, - продолжала Кускова, - триста коровушек в закутах, тридцать лошадушек в стойлах, отара овец да стадо козочек, амбары и погреба полны, овощи и фрукты хорошо родятся, одного только не хватает ...
Ростовцев, молча, изумился её осведомлённости в его делах.
Кускова сделала многозначительную паузу, во время которой Антон подлил ей наливку.
- Чего же мне не хватает? - спросил Ростовцев, заранее зная ответ старухи.
- Не чего, а кого! - и гостья опрокинула в розовый беззубый рот тёмно красную наливочку. - Хозяйки рачительной нет.
- А зачем мне рачительная хозяйка? - засмеялся Иван Игоревич. - У нас экономка есть, верный и грамотный денщик Антон, обученный конторщик Артемий, управляющий Антон Генрихович из немцев с образованием, расторопные матросы. Они всем и управляют с моей и Божией помощью. А оттого всё и ладно. Нет противоречий. Нет раздоров. Я их советы слушаю, но решаем всё-таки мы с батюшкой. А явится хозяйка, станет нам перечить, во все дела соваться, планы строить, урезывать со всём слуг, да и меня. Ещё вздумает дом перестраивать. Зачем мне хозяйка?
Кускова, уже хорошо и крепко подогретая наливочкой, всплеснула руками:
- А кому вы всё это оставите, голубчик? А наследники где? И потом, не скучно ли вам с батюшкой?
- Не скучно, - отрезал хозяин. - Гости приезжают каждое воскресенье. Охотимся на зайцев и лис, на тетеревов и перепёлок. Рыбу удим. По озеру под парусами ходим. Верховой ездой увлекаемся. Вечерами играем в вист, в покер. Библиотека у меня обширная, есть, что почитать. Рыбачу я с Антоном. Вот сейчас батюшка с другим матросом рыбачит. Щук да головлей, сазанов да судаков вечерком принесут. Это такое увлекательное дело, рыбалка! Сам я живу в Петербурге, где развлечений - пропасть! Кроме того, у нас в округе усадьбы помельче есть. Туда тоже наведываюсь. Повсюду нужен хозяйский глаз. А явится хозяйка, рыбачить запретит. Может, и охоту она недолюбливает. Собак, может, не любит. А у нас псарня. Читать не любит. Поговорить с ней не о чем. Увольте!
Антон наклонился к уху хозяина и что-то ему шепнул. Хозяин тоже что-то ему шепнул, и утвердительно кивнув головой, сказал:
- Конечно, подавай обед.
Антон неслышно пошёл к двери. На губах его явилась странная усмешка, но гостья её не видела.
Кускова, раздосадованная, принялась снова убеждать Ростовцева, что ему надо жениться ради будущих деточек.
Ростовцев поморщился:
- Нарожаем мы с женой деточек и станут они нашей смерти ждать, чтобы всё по углам растащить. Есть у меня наследник, не сомневайтесь. Всё ему оставлю. Племянник есть у меня. Живёт за границей. Он по дипломатической части мастак. Выйдет в отставку и примёт управление одним из имений. А умру, примет всё.
Кускова снова всплеснула пухлыми ручками.
- Так это, племянник. Родная кровь, понимаю. Но не родной сын! Вот сына бы вам!
Ростовцев как-то внезапно развеселился.
- А у вас на примете, и невеста припасена? - спросил он, усмехаясь.
- Конечно, - загорелась Кускова. - Вот, хотя бы моя Оленька! Чем не невеста! Я за ней хорошее приданое даю. Чай, не бесприданница она у меня.
Оленька покраснела и спрятала лицо в ладонях.
Внезапно, как бы сами собой отворились окна гостиной и в неё стали запрыгивать борзые и легавые собаки. Они бросились к хозяину, требуя ласки, прыгали, и кругами носились вокруг стола. Хозяин трепал их холки и даже целовал кое-кого в нос.
Кускова онемела. Оленька от неожиданности взвизгнула.
- Не бойтесь, - засмеялся Ростовцев. - Они совершенно не опасны. Их самих от злых людей оберегать надо. Уж не обессудьте, гостьи дорогие, но я привык обедать в их компании и привычкам своим изменять не собираюсь, даже ради вас. Будем обедать все вместе.
Вошёл Антон с огромным подносом, на котором стояла посуда. Далее явилась Алёна в новом синем шёлковом платье. Она, вальяжно покачивая крутыми бёдрами, тоже несла большой поднос с блюдами. Далее явился лакей с плошками для собак и расставил их за спиной Ростовцева вдоль стены. Подносы следовали один за другим, несомые лакеями, Кускова зловеще молчала. Собак оделили кашей и кусками мяса на косточках. Борзые и гончие чавкали, грызли кости, и рычали друг на друга. Ростовцев сказал:
- Кушайте, гости дорогие. Повар сегодня постарался. Щи русские со свежей говядинкой прошу отведать. Потом подадут перепелов жареных. Батюшка с Антоном настреляли. Рыбка будет отварная и печёная с картофелем и овощами из моей теплицы. И десерт будет с сюрпризом. Кок обещал.
- Сюрпризами мы уже сыты, - съехидничала Кускова. - Мы и наливочкой сыты. Оля, вставай. Антон, вели закладывать нашу коляску. Скажу вам прямо в лицо, контр-адмирал, с собаками за одним столом я ещё не сиживала и не едала!
- Так они не за столом, - улыбался Ростовцев. - Они на полу едят. Таковы мои обычаи и привычки и я их менять не собираюсь даже ради гостей. А вот, завёл бы я жену, она бы все мои привычки и пообрубала бы. И скушно мне стало бы одному обедать со злой и сварливой женой.
- Едем! - воскликнула Кускова, хватая дочь за руку и, устремляясь, прочь из гостиной. - Ноги моей больше здесь не будет!
- Что и требовалось доказать! - пробормотал довольный хозяин. - Антон, подай коляску барыни, да проводи её до ворот. Да позови батюшку, управляющего, Алёну и Аришу. Обедать будем.
4
Поезд остановился. Что-то по-русски крикнул проводник. София пыталась разглядеть через окно вагона, что это за станция, но ничего не увидела, кроме растительных серебристых рисунков, похожих на листья пальм. Это искусная рука первого в этом году русского мороза выписала их на стеклах.
Надев атласные шубки на лисьем меху, лисьи шапки и засунув руки в пуховых вязаных перчатках в лисьи муфты (Тедди уже лежал в муфте девушки), София и тётушка Августа вышли из вагона. Барон в своей шубе на волчьем меху уже гулял вдоль состава по первому, искрящемуся на солнце снегу, покрывающему перрон.
- Папенька, папенька, у нас купе отделано полированным красным деревом! Мягкие диваны! - делилась впечатлениями София, выскочив на перрон.
Барон улыбался, слушая, как щебечет дочь.
- Мы с тётушкой так удивились.
Вышла на перрон и баронесса Августа фон Вальтер.
- А эти русские совсем не такие дикие, как я себе представляла, - заявила она. - Как у них хорошо всё на железной дороге устроено. Представляете, братец, русские топят печи в вагонах берёзовыми и сосновыми поленьями, а не каменным углём, как мы. Какая расточительность!
Барон засмеялся:
- Не только печи они топят дровами, но весь поезд идёт на этом топливе. Я видел тендер. Там поленницы с запасом дров. А пополняются они на станциях, где устроены дровяные склады. Не переживайте, дорогая Августа. Россия огромна и в ней видимо-невидимо лесов. Оттого, что их поезда топят дровами, Россия не обеднеет.
- Кстати, я не видела ни одного клопа. Теперь я ожидаю, что и в Петербурге всё будет отлично, - заявила тётушка Августа. - Кстати, где мы остановимся в Петербурге?
Но она не услышала ответ, потому что внезапно послышался странный шум, шедший с неба, и мгновенно всё голубое небо стало чёрным от туч ворон и галок. Она неслись на разной высоте, и их было так много, что путешественникам стало страшно. Несметные полчища чёрных каркающих птиц неслись над их головами. Казалось, что им не было конца. Оглушительный шум их карканья и свист мощных крыл перекрывал все другие звуки, и нельзя было услышать, что говорит собеседник стоящий рядом. Это продолжалось довольно долго. И всё это время путешественники стояли, подняв глаза к небу, не в силах оторвать взоров от устрашающего зрелища мощных природных сил.
Наконец, сотни тысяч пернатых исчезли вдали, и только отдельные вороны, тревожно каркая, спешили догнать своих товарок.
- Ты что-то спросила? - обратился барон к сестре.
- Где мы остановимся в Петербурге?
- На первых порах мы поживём в гостинице, а потом нам предоставят резиденцию. Думаю, это будет приятный и удобный особнячок, - отвечал барон. - И печи в нём тоже будут топить дровами. От них меньше сажи, чем от угля.
- Папенька, что это было? - спросила Софья, указывая рукой в небо.
- Вороны отправились искать себе пропитание, - отвечал барон.
Пассажиров, гуляющих по перрону, окружили лотошники.
Она были одеты в бараньи тулупы цвета сёмги мехом внутрь, белые каракулевые шапки, белые валенки. Поверх тулупов на них были надеты светло-серые холщовые фартуки. На лотках из липы, висевших на широком ремне через плечо лотошников, лежали павлопосадские набивные платки, разноцветные петушки на палочках, горки золотистой халвы на берестяных блюдечках, клюква в деревянных чашечках, политая мёдом и много другой всячины. За плечами лотошнков висели высокие корзины с товаром.
Фиалковые глаза Софии сияли от любопытства и радости:
- Душа моя, - смущённо сказал барон, - у меня нет русских денег. Я как-то не догадался разменять на границе талеры.
Видя огорчение прелестной девушки, молодой и статный лотошник с лакомствами, протянул её красного петушка на палочке.
- Нет русская деньги, - попытался объясниться на русском языке барон, показывая лотошнику талер.
- Не нужно денег, - сказал лотошник. - Это гостинец.
- Возьми, - разрешил дочери барон. - Это подарок.
София приняла петушка из крупной ладони лотошника и одарила парня сияющей улыбкой.
- Басурмане! - сказал парню лотошник с павлопосадскими платками. - А девка-то, как хороша! Прям, красота писаная! Как в сказке! На наших похожа. И не скажешь, что немчура.
- Вот, и подари ей лазоревый платок! - засмеялся парень с леденцами. - К её глазам-то как раз будет.
- Это тебе не петушка подарить! - огрызнулся лотошник. - Знает, сколько платок-то стоит?
- Так возьми у него талер, - посоветовал парень с петушками. - Он серебряный.
Лотошник с платками протянул руку и осторожно потянул из пальцев барона монету, другой рукой указывая на лазоревый платок:
- Только сдачи нет у меня, барин, - лукаво глядя на генерала, сказал он.
Но и генерал был не промах. Он расстался с монетой и взял с лотка два платка - лазоревый и алый - и протяну их дочери и сестре.
- Ну, ты и жмот! - засмеялся парень, продающий лакомства. - А я бы девке-то даром отдал! Смотри, какая она счастливая!
София уже накинула себе на плечи лазоревый платок и смеялась от удовольствия. Проходящий мимо толстый и важный обер-кондуктор сказал, обращаясь к барону:
- Не угодно ли вашему сиятельству отобедать на станции? У нас хорошо кормят.
К величайшему удивлению всего семейства обер-кондуктор произнёс эти фразы по-немецки. У тётушки Августы округлились глаза.
Откуда ей было знать, что обер-кондуктор знал всего несколько фраз на её родном языке, но употреблял их, весьма кстати, и к месту.
Барон с семейством отправился на станцию, найдя совет обер-кондуктора полезным. Пообедать вовсе не мешало.
Вид станции привёл всех в прекрасное расположение духа. Она была построена из красного и белого кирпича, что придавало ей нарядный вид. Они вошли внутрь. Шесть огромных окон с двойными стёклами, широкие и сводчатые, с двух сторон освещали зал. Посреди просторного зала был накрыт огромный стол. В проёмах между окон, по углам стояли в кадках веерные пальмы, тюльпанные деревья и другие тропические растения, прекрасно чувствовавшие себя в жарко натопленном помещении. Мигом подлетели слуги, сняли с дам и барона меховые шубы и унесли в неизвестном направлении.
На столе поблескивали серебряные приборы и хрусталь. Посередине стола на белоснежной накрахмаленной скатерти возвышались бутылки рейнских и бордосских вин с длинными пробками в металлических капсулах. Горделиво сияли серебристые шапочки бутылок с шампанским. Здесь были все лучшие марки вин: "Шато д'Икем", "Барсак", "Шато Лаффит", "Грюо-ла-розе", "Вдова Клико", "Редерер", "Моэт", "Штернберг-кабинет", а также все знаменитые марки английского пива.
Барон, видя это изобилие, радостно потирал руки.
За столом сидели пассажиры поезда и обедали. Подлетел метрдотель в чёрном фраке с белым галстуком и усадил семейство на свободные места. Официанты, одетые, как и метрдотель, в чёрные фраки и белые галстуки, с бесшумной поспешностью обслуживали обедающих людей. Были поданы щи, которые все съели с превеликим удовольствием, затем последовало жаркое из рябчиков, салат галантин, профитроли и крем-брюле. Дамы пили лёгкое сухое вино, барон налегал на шампанское. Затем официант принёс обжигающий кофе в фарфоровых чашечках и чистую питьевую воду. Кофе был превосходный.
Барон вынул из кармана баварский талер и спросил официанта, может ли он расплатиться этой валютой. Официант, приятно улыбаясь, показал четыре пальца. Барон вынул ещё три талера и отдал официанту.
Тем временем внимание дам привлекли салоны, расположенные с обоих концов залы. В элегантных лавочках чего только ни было! Семейство двинулось к одному из салонов. На витринах красовались тульские саше, сапожки и домашние сафьяновые туфли, расшитые золотом и серебром, черкесские ковры, вышитые шелком по пунцовому фону, пояса, сплетенные из золотых сутажных нитей, футляры с очаровательными приборами из платины, отделанными золотом, модели кремлевского Царь-колокола, деревянные резные русские кресты, украшенные бесконечным числом микроскопических фигур, тысячи приятных безделушек. У дам разбегались глаза. Барон не устоял и купил всем по паре домашних туфель из сафьяна прекрасной выделки.
Толстый обер-кондуктор с пышными усами появился в зале и засвистел, созывая пассажиров в вагоны.
София, кутаясь в лазоревый платок с синей шёлковой бахромой и, глядя в окно вагона на пробегающие мимо леса, вспоминала синие глаза молодого лотошника и думала о том, что русские мужчины статны и красивы.
Августа фон Вальтер, кутаясь в алый платок с красной шёлковой бахромой и глядя в окно вагона, думала о том, что ошибалась насчёт русских и они совсем не страшные варвары. И кормят чрезвычайно сытно и вкусно.
Барон в своём купе лежал на диване и пытался подсчитать, сколько красивых платков он мог бы купить на талер, а купил всего два. Барон чувствовал, что сам себя облапошил. Надо было забрать все платки, что лежали на лотке.
Потом он переключился на свои распоряжения, которые он отдал перед тем, как сесть в поезд. Благополучно ли доберётся домой его добрый слуга Ганс, которому он поручил карету с лошадьми? Добравшись до дома, Ганс должен был отдохнуть пару дней, проверить, всё ли в порядке в усадьбе, хорошо ли справляется с делами управляющий, сесть на поезд, вернуться к барону и доложить обо всём.
Барон задремал под стук колёс, и наслаждался покоем. Он удивлялся своему бездействию.
Генерал Дитрих фон Вальтер не терпел безделья: ни чужого, ни своего.
Сам он был постоянно в движении и чем-либо занят, будь он на службе, дома или в своём замке, где, казалось бы, он мог бы и отдохнуть от трудов. Застигнув домочадца или прислугу, болтающую о пустяках или праздно сложившую руки, барон свирепел и наказывал провинившегося. Домашнюю прислугу он отправлял в конюшню и на скотный двор на три дня под наблюдение специального слуги. Домашняя прислуга чистила конюшню и стойла для скота от навоза.
Работники конюшни и скотного двора в безделье замечены не были и радовались неожиданной помощи.
Домочадцев - дочь и сестру - барон тоже наказывал, обнаружив, что они бездельничают. Барон отсылал их на один день на кухню, помогать кухарке, чистить картофель. Августа фон Вальтер обижалась, но не перечила брату. А София даже радовалась такому наказанию. Оно вносило разнообразие в её монотонную жизнь. Радовалась и кухарка неожиданным помощницам.