Портал открылся, и в теплую темень обители влетел король. Томас Четвертый.
- Посторонись грязь, навоз плывет! - радостно закричал благим матом новичок. Явно намекал, что по своей природе шутник и балагур.
Благородное сообщество промолчало. И призадумалось, что же лучше - быть испражнениями скотины или намоченной пылью? Однозначного ответа никто не нашел и молчание затянулось.
Новенький, расталкивая старожилов, обустроился на самом верху.
- Фу-фу-фу... - заявил он. - Дух тут у вас странный. Прямо скажем, неприятный запах.
- А ты найди дырочку да и уйди на свободу, - порекомендовал Филипп Первый, достаточно тёртый жизнью и оттого здорово похудевший. Он не любил молодежь. Нельзя сказать, что Филипп в компании считался самым пожилым, но то, что судьба колбасила его сильнее остальных, сомнения не возникало. - А то, заразишься еще чем-нибудь. Тут и зеленую ржу, и коричневую сыпь подхватишь запросто.
- Напугал короля золотушным ребенком! - насмешливо заявил Томас.
Смысла шутки никто не понял, и не засмеялся.
- Дарагой! Тэбэ не кажэтся, чито нас тут всех мало-мало больше тэбя будэт? В сумме? - высокий скрипучий голос послышался откуда-то сбоку.
- Это кто там крестики на банке ставит? - копируя характерный акцент крещеного иудея-менялы вопросил Томас. - Что там за арабская вязь?
Слово "вязь" прозвучало чрезвычайно бранно.
Тут уж не выдержал Гривенник. Хоть и не велик ни толщиной, ни ростом, но цену себе Гривенник знал, и на тех, кто выделялся, смотрел неодобрительно, ибо давно понял, что им, серебряным монетам, надо держаться общей кучей. Потому и выступил от имени коллектива:
- Да иди ты, знаешь куда?!
- Куда? - с искренним интересом поинтересовался Томас Четвертый. Может, он рассчитывал, что у собеседника не хватит смелости на изречение конкретного места, а может, хотел узнать, в какое из возможных трех-четырех его собираются отправить. Однако Гривенник любопытство Короля удовлетворил в полной мере:
- На пенис, во влагалище и в жопу!
Томас разочаровался:
- Не, я там уже везде был... У меня, знаете ли, очень насыщенная жизнь. Меня, если вам тут интересно знать, очень часто использовали как медицинское средство. А вы, юноша, - Томас явно намекал не на возраст, а на вес собеседника, - будьте любезны, придерживаться медицинских терминов, раз уж начали. Не жопа, а анальное отверстие.
- Был я как-то у лейб-лекаря... Тот вправлял узлы... Ге... Гемма... Геморроидальные. Уж не тобой ли?
-- Не надо хамить, девочка! Ты только не позеленей в смущении, поскольку в тебе многовато меди, но мной лечили обычно половое бессилие у мужчины, которые не могли зачать ребенка. Клали, как выразился твой чернявый дружок "на пенис". После чего вручали меня клиенту, он нес к себе домой, и ночь я проводил в противоположном месте. В смысле - у его супруги. А в жопе мне довелось побывать всего один раз. Сволочь трубочист залез через камин, увидел меня на столике и проглотил.
Новый собеседник вступил в разговор, словно гром прогрохотал:
- Ребята, кончай базлать! А то меня прорвет или вывернет наизнанку. И я не знаю, что для вас окажется лучше.
- Оп-па, а это кто? - не столько испугавшись, сколько проявляя осторожность, спросил Томас. - Кошак?
Громыхнуло вновь:
- Не кошак, а кошелёк.
Окружающие стенки внезапно принялись сжиматься, и так стало тесно, что многие из присутствующих заскрипели.
- Не надо спорить против правды! - с трудом вымолвил Томас Четвертый... - Тебя же явно сделали из кошки! О-о-о-о... Потому и кошелёк. Видишь, слова похожи? А ты думал?
Общество в данной ситуации решило подержать Томаса:
- Хозяин, не глупи!
- Все бока обдерешь нам.
- Босс, не глупи...
- Меня щас сплющит!
- Хватит, хозяин!
Хозяин пророкотал:
- Ни за что. Пусть просит прощения.
Тут уж зашикали на новенького:
- Давай, золотой,извинись... Слышь, золотой, ты не прав. Ни к чему обижать хозяина...
- Ладно, ладно... - через силу пошел тот на попятную, - Кошелек. Прости... Был не прав. Погорячился. Не оценил ситуацию, всё такое. Прости.
Хватка кожаных стен ослабла.
- То-то. Золотой, до тебя тут было все тихо, мирно; велись умные беседы о товарах, о ценах, о стоимости... О дальних странах и людях... О том, кто правит миром...
Похоже, Томас внял совету. Но молчать, как видно, он не мог совершенно:
- Эх, помню, как мной расплатились в трактире "Гроздь винограда". Дело было в Реймсе. Бросили на стол, а там шикарная винная лужа...
- Какого, красного или белого? - быстро поинтересовалась щербатая сотенка.
- Не разглядел... Но это, я вам скажу,- чистый уксус. Как я там не развелся, ума не приложу... Так вот, как я в нее бац! Брызги кругом - ф-р-р-р!!!
Гривенник уж хотел было в ответ похвастать, что серебро, не то, что золото, может и "царскую водку" выдержать, да вовремя одумался: золотому ли бояться уксусной кислоты! Подначивает просто. И потому Гривеник спросил только:
- Ну, а если б там, в луже стальной нож лежал, или осколок стекла?
- А нас, золотых, ничто не берет! - похвалился Томас. - Если царапина или там ямка, на это внимание никто не обращает. Главное: блеск и Полновесность, полновесность и блеск. Мы же блестим лучше всех. Ничто не сравнится с блеском золота!
- Ну-ну, не надо будить, кого не надо.
Филипп Первый хоть и был тоже золотым, но испещрённая мелкими царапинами поверхность не позволяла блестеть. Будущи матово-тусклым, Филипп воспринял хвастовство Томаса Четвёртого как укор в неполноценности.
- А кого "не надо"?
- Пачэму?! Пусть оны с ним двойом обчаютя! - это выступил дирхем, видимо не забывший "вязь арабскую". Дирхем был в самом деле вязок и покрыт арабской вязью, но...
Общество притихло, а затем принялось ненавязчиво но упорно подпихивать Томаса в нужную сторону. Тот и не думал сопротивляться - что в кошеле господина барона может оказаться опасным для него? Он же золотой солид!
И вот, достигнув дна замшевого кошелька, Томас Четвертый не остановил движение, а продвинулся в самый уголок. Там, на стыке двух швов, его гурт уперся в нечто столь твердое, что золотой невольно вскрикнул от боли.
- Здоровья и долголетия тебе, золотарь. - Тихий, пожалуй, ласковый голос.
- Золотарь, между прочим, не только говночист, но еще и ювелир. Так что, если тут кое-кто собрался меня оскорбить, то у него не получилось.
- Ну, к чему это, "оскорблять"? - все так же тихо и спокойно продолжил собеседник. - Просто показалось, что тот, кто назвал сам себя навозом, должен понимать, что деньги - это грязь. А ваше участие в решении медицинских проблем позволит думать, что вы субъект информированный и поймёте мой каламбур. Никаких попыток оскорбления. Но, что это мы с вами в темноте общаемся?
Томасу подумалось, что его призывают попортить кожаную боковину, но - отнюдь. Тот, кто говорил с ним - сам дал свет. Мягкий, не сильный и совсем не солнечный, а какой-то мертвенно бледный.
- Алмаз? - растерянно произнес Томас Четвёртый. Он оказался на положении унтер-офицера, обнаружившего что тот, кого он матерком послал от костра за дровами, вовсе не солдат, а полковник, присевший погреться и накинувший для тепла чужой плащ.
- Да вот, понимаешь, золотарь, угораздило... Самоцветом уродиться на свет.
- Прощу простить... Я там, наверху, чуть-чуть шумел... Я совсем не знал... Я, очень извиняюсь... И у меня, поверьте, никогда... Если б я только знал! Но мне никто не сказал... Я бы ни за что...
- Хватит лебезить. Не люблю.
Томас Четвертый мгновенно умолк.
- Эх, и погонял бы я тебя лет пятьдесят назад, попадись ты мне в таком вот темном уголке, как сейчас. Но... Время бежит...
- Да что, для вас, господин, пятьдесят лет?
- Опять лебизишь?
- Да я серьезно! Кому как не нам, деньгам знать о свойствах времени и о том, какое влияние оказывает оно на тела разные по составу и происхождению.
- Молодец, вот теперь верю, что ученый. Гладко излагаешь. Только что-то я отстал от жизни. Причем тут время?
- Ну, так как же, господин Алмаз? Философы доказали: время - деньги. То есть, например, если идти из села в село целый день, то, потратив денег, можно купить или нанять лошадь и домчаться к обеду, например. Или вот, сорочка мужская. Либо неделю шить, либо купить прямо на месте. Время - деньги.
- Хм... Тебя послушать, золотарь, так у человека нет лучших друзей, чем ты.
- Не друзей. Что вы, Ваша Твёрдость! Это вы - друг человека. А мы - его слуги. Верные спутники.
- Верные... Верным может быть меч. Конь. Доспехи. Вот, кто слуги человека. А вы...
- О, господин Алмаз! Вы мудры, мне ли с вами спорить? Но ... Все на свете можно купить за нас, монеты. Простите за смелость, но даже столь прекрасные создания как вы - продаются. Если наш владелец отправиться в дальний и опасный путь - он оставит вас на попечение супруги, или менялы... Но нас с собой он возьмёт обязательно. Мы - его самые лучшие и преданные друзья. Именно с нами он может обрести и коня, и меч и доспехи...
- Да... Давно я не видел мир. Как все поменялось. В дни, когда я покинул горы, и начал путешествовать - все было совсем наоборот. Человек надевал латы, брал меч и садился на лошадь именно затем, чтобы добыть сокровища: деньги, драгоценности. Так теперь всё не так? А боевых товарищей? Тоже можно купить?
- Не знаю про товарищей, хотя чем они лучше меча(?), но однажды я был среди тех, в обмен на кого предоставили целую армию.
Алмаз предложил рассмотреть вопрос с другого ракурса:
- Но, честно говоря, от верных слуг не избавляются в первую очередь, верно?
И тут повисла долгая-долгая пауза в их разговоре. Алмаз пытался примириться с мыслями, что самые лучшие слуги и спутники человека - деньги, а Томас Четвертый думал, какие примеры привести еще.
Первым прервал молчание Алмаз:
- Всё же путешествовать интересней, чем в горной породе... Там только растёшь, да круги считаешь...
- Какие круги? - не понял Томас Четвёртый.
- Да эти... Вокруг солнца...
- А как же вы понимали, что круг пройден, Ваша Твёрдость?
- Ха. Чувствую! Круг вокруг Солнца не совсем круг: Солнце то дальше, то ближе... А ты думал, почему зимой холоднее?
- Ах, вот оно что...
- А то! Мы, алмазы, очень чувствительные. Вот, например... Луна... Она ведь тоже чувствуется...
- Да-да, я про морские приливы слышал, - поддакнул золотой.
- Не перебивай. О чем я? О Луне. Так вот, если лежишь под здоровенным камнем, ну, допустим, круглым и человеческих шагах, так скажем, с пятнадцать, вот, то от него сила такая же, как от Луны.
Томас, который Луну до сих пор считал просто большой монетой восхищенно поцокал. Но в глубине души не удивился: если Луна монета, то конечно, притягивает к себе. Как иначе?
- Господин Алмаз, а вот меня такой вопрос интересует... А как вы растёте? Я бы, тоже не прочь подрасти. Вес, знаете ли, хочется набрать.
- Как расту? А как люди растут? Так и я. Наверно. Что-то такое я слышал про деление клеток. Ну, поскольку я и сам из клеток, то, наверно, они иногда делятся, вот я и расту.
Томас Четвёртый хотел было уточнить, но портал, которым была горловина кожаного кошелька, раскрылся, пальцы выудили золотую монету с изображением короля Томаса и тем интересную беседу закончили.
- Видимо, его вовремя превратили во время, - изящно скаламбурил Алмаз.
- Угу, - громыхнул Кошелёк. - Если б ты видел эту красотку, к которой перекочевал Золотарь, ты бы тоже согласился... Потратить своё время, чтобы повисеть у нее в ушке как серёжка.
Не стал Алмаз отвечать. Всё же, видимо, этот кошелёк, в своё время, действительно был котом.
Алмаз вновь заснул. Последней мыслью его было: "Слуги... Пройдет еще несколько столетий, и эти монеты возомнят себя хозяевами...". Во сне он увидел трех полуобнаженных красавиц, которые на неизвестном языке что-то пели. Слов самый твердый камень не разбирал, но смысл был отчего-то понятен и очень льстил: "Лучшие друзья девушек - это бриллианты"...