С.Лаптев
Глава третья
1.Эхо войны и игры во взрослую жизнь
![Пробел [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/rm.jpg){kind=small}
На взрослых нам, послевоенным детям, очень хотелось походить еще и потому, что они воевали. Воины, бившиеся за родину, за дом во всех временах и мирах всегда были в почете. По-своему, воевали и мы. Во дворе и на полянах Дворца пионеров мы устраивали свои победоносные сражения. Как правило, между русскими и немцами. Никто из нас не хотел воевать за фашистов. Даже те, кто был татарином, евреем и даже этническим немцем. Старшие пацаны назначали более мелких ребят воевать за немцов, припомнив им какой-нибудь малый или надуманный проступок. И доблестно их побеждали. Поэтому мелкие старались с ними не играть. А воевали меж собой за красных и белых. За белых не так радостно, как за красных, но, все же, так было менее обидно, чем за фашистов. В этих битвах мы тоже ковали свои победы. Победы над безразличием к судьбе страны. Мы переживали и за то, что немец далеко вторгся в нашу страну, и за то послевоенное ненастье, из которого долго выбиралась разрушенная страна. Так в нас, настоенный на ненависти к врагу, прорастал патриотизм. Был он настоящим, выстраданным в голодное послевоенное время и нами, детьми. Не квасным, как любят говорить записные псевдодемократы. Он был вшитым в наше сознание, был как бы, прививкой нам на будущие неспокойные времена, в которые предать родину за благие обещания счастливой жизни на Западе для иных было незазорно.
Вне зависимости от того, где и в каком качестве на войне служили наши отцы и братья, они оставались в наших глазах героями. Героями во всем. Сложнее было с инвалидами войны. Взрослые, особенно женщины, к ним относились, даже, с большим уважением, чем к целехоньким воинам. Но, детские глаза никак не могли донести в мозг мысль о том, что это были тоже храбрые воины. Их было жалко, но, нашу жалость никак не удавалось переплавить в гордость за них, видя, как они с трудом и неуклюже передвигаются. Эта плавка в понимании их подвига всей жизни приходит лишь во взрослых головах, изведавших страдания.
К достоинствам взрослых мы относили и то, как они профессионально курят. И, хотя родители вдалбливали, что курение вредно, нам, все равно, хотелось на них походить. Чуть повзрослев, я перестал курить самокрутки из опавших листьев. Стал тягать курево у отца. Это тоже было проявлением "героизма". Воровского. Но, тогда, в среде пацанов, вырастающих на бандитских рассказах, воровством это не считалось. Просто, ловкостью рук. И мы с гордостью рассказывали друг другу, кто и какие папиросы у отцов умыкал. В той послевоенной среде пацан, не крадущий у отца папиросы, уважением у сверстников не пользовался. Двор обкатывал нас со всех сторон.
Тогда, в ходу были папиросы "Бокс" и "Спорт". Видно, считалось, что спортивные успехи курильщиков от таких папирос стремительно растут. Были они недорогими, отец закупал их помногу, складывал на шкафу, не подозревая, что, я время от времени, их ![Папиросы [bolshoyvopros.ru]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/sigar.jpg)
Пролетарские папиросы Бокс и Спорт, 1952 год., rucig.ru
у него потягиваю. Надшкафное пространство было его вотчиной. У нас на семью из пяти человек была 20-метровая комната. Поэтому использовались все площади, где только можно было разместить что либо. Эти папиросы, благодаря дешевизне и крепости табака, были сильно дефицитны. Поэтому, отец покупал сразу по 20 пачек. В одной было 25 папирос, так что пачки мне хватало месяца на три-четыре. Курил-то я не для получения удовольствия, а для показухи своей взрослости. Правда, мой друг из нашего подъезда, Петька Аверкин, частенько стрелял у меня папиросы. Тогда жизнь пачки существенно сокращалась. Большой проблемой было найти такое место, где можно спрятать папиросы так, чтобы твои друзья не смогли их найти. В комнате нельзя, найдут домашние. На улице тоже: дождь, снег, друзья. Поэтому тайники мы оборудовали на чердаках, в подвалах, сараях. Они отсыревали, но, на дешевых папиросах снижение их качества сильно не сказывалось. Главное дым. Помня, что дым садится смолами на легкие, я старался не затягиваться. Может быть, поэтому меня не затянуло на пожизненное курение.Позже появились более дорогие "Беломор", "Север" и другие. От спортивной тематики в названии вредных для здоровья изделий перешли к угрожающим - Север, Беломор канал, Байкал, Памир. Это далеко не все марки папирос и сигарет. Их было несколько сотен. Каждый регион выпускал свои. Благородные люди курили более качественные папиросы или сигареты, а кое-кто и курительную трубку. Она повышала имдж ее обладателя почти до уровня вождя всех народов.
Трубка настолько пропитывалась многолетним, задавленным тяжелыми смолами запахом скуренного табака, что стоять рядом с ней, по нынешним понятиям, было уже опасно. Поэтому понюхав ее один раз, во второй раз приближаться к ней уже не хотелось. Была еще одна серьезная проблема, связанная с нашим курением. По запаху нас могли уличить наши мамы, что было чревато большим скандалом и лупкой. Прокуренные отцы запаха курева не чуяли, но, лупку наших седалищных мест осуществляли по первому сигналу детектора запаха табака - мамы.
Поэтому, чтобы не подвергать себя экзекуциям, после курева мы закладывали в рот маленькие катышки волшебного "сен-сена", которые покупали в аптеке. Сейчас об этом, ароматизирующем ротовую полость, препарате мало кто знает: в продаже его, думаю, уже нет. Сен-сен при закладке в рот сильно охлаждал рот, ароматизировал его и отбивал, как нам казалось, запах скуренного табака. Но, мы, по малости лет, не догадывались, что тонкие носы наших мам улавливают тончайшие ароматы курева, испаряющиеся с наших одежд.
![Папиросы [bolshoyvopros.ru]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/pamir.jpg)
Сигареты Памир
Никакого удовольствия от курения, кроме морального осознания своей взрослости, я не получал. Дым дешевого тяжелого табака слегка придушивал, саднил в горле, принуждая откашливаться, выбивая слезу из глаз. В 8 лет я решил с куревом расстаться, несмотря на то, что в кругу моих курящих сверстников я становился слабаком, теряя и в своем сознании статус крутого взрослого пацана. Петька продолжал смолить. Не хотел он терять результатов замаха на взрослую жизнь. Да и уступать своим старшим братьям в этой светской привычке тоже не желал. Смолил все подряд, чаще всего махорку, прицепившую ему рак горла, который вместе с закадычной сорокоградусной рано унес его в лучший из миров.
Позже появились сигареты с фильтром, которые частично защищали нутро курильщиков от всяких раковых экспансий. Но, привыкали к ним неспешно, поговаривая, что кайф от них не тот. Конечно, и возросшая от фильтра цена, сдерживала повальный переход на их потребление.
Я понимаю, что бросить курить очень непросто и не всем это удается. Мир становится более цивильным, больше появляется материалов о пагубности курения, уже сейчас доказана вредность курения не только для тех, кто курит, но, и для тех, кто находится рядом. Но, тем не менее, число курильщиков не снижается. Более того, все более в это дело втягиваются женщины. Эта часть прекрасной половины общества вообще преступна. У таких рождаются дети с большими отклонениями. Пагубность этой привычки еще и в том, что дети, которые видят, как курят их матери, считают унизительным для себя не курить. Я уж не говорю о том, что курильщики переводят в губительный для здоровья дым далеко не лишние финансовые ресурсы, которые с большей пользой пошли бы на игрушки и живые витамины для детей. Здесь опять царствует над нами наше Эго, нанося этой дурной привычкой и мнимым удовольствием, вред нам и детям.
2. Бандитский мир и мы с ним рядом
Сейчас это кажется странным, но, нам хотелось походить и на урок. Урки курили все без исключения. Если ты без папиросы в зубах, значит ты чужой в их криминальном мире. Были они безбашенными, постоянно попадали в какие-то жуткие истории, никого не боялись и потому нам тоже казались героями. Их рассказы мы слушали с упоением, хотя и догадывались, что урки совсем не друзья простым людям, несущим тяготы послевоенного времени. Тем не менее, мы восхищались их бесшабашностью, необычным, порой загадочным языком, коим они перебрасывались между собой и какой-то романтической харизмой. В то же время, мы побаивались их. Старались от тех, для кого запросто было поставить человека на перо, держаться подальше. Но, когда они приходили к нам в палисадник, в подъезд или подвал и делились рассказами о своих подвигах, мы замирали. Для нас это тоже был источник информации. Причем такой, который неведом был нашим родителям и старшим братьям-сестрам. Урки нам рассказывали о другом, параллельном мире, где совсем другие законы, другая жизнь, другие радости и печали. Им тоже нужны были слушатели. Ведь, себя они считали героями. Когда мелкий урка рассказывает матерому волку о своих подвигах, то тот только посмеется. А мы эту мелкотню слушали с разинутыми ртами. Тогда мы еще смутно понимали, что уркоганы вовсе не герои, а негодяи. Конечно, урки делились с нами лишь тем, что не попахивало мокрыми делами. Травили то, что было пропитано их безумной отвагой и необыкновенной хитростью. Но, со временем становилось понятно, что проявляя в своих разбойничных налетах дутую отвагу, они обирают, чаще всего слабых или таких же, как и мы. Слушая их, я старался не смотреть им в глаза, как бы, отстраняясь от их преступных деяний. Боялся, что они прочитают в моих глазах осуждение их подвигов, связанных с унижением, мордобоем и, даже, с поножовщиной. Не любил я этого. Возможно, потому, что роль жертвы в их "доблестных" делах, я примеривал и на себя. Радости от таких примерок было никакой. Лишь страх и бегающие по спине мурашки.
3. Детский подпольный мир и его владения
Двор нашего Г-образного дома был огорожен с четырех сторон: с двух сторон его стенами, с третьей - железным забором большого парка.
![Дом детства [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/dom.jpg)
Рязань, Либкнехта (Вознесенская), 51, кв.23 (дом Детства)
Четвертая сторона была двурядно соткана из старых деревянных сараев, среди которых был и наш. Они нам, безусловно, были необходимы. В тех крошечных комнатках, в которых порой жило по 5-6 человек, пространства столь недоставало, что перемещаться по комнате порой приходилось по-балетному. Поэтому сараи здорово нас выручали. Они были и мастерскими и камерами хранения домашнего скарба и локальным скотным двором и еще многим чем. В нашем сарае я тайно организовал химическую минилабораторию, в коей проводил опыты. Вскоре моя тайна была раскрыта, но, санкций не последовало. Родители решили, что пусть лучше будет в сарае, чем в комнате, где ютилось 5 человек. В задней его стенке было крошечное окошко, которое позволяло мне там химичить, как бы, при дневном свете. Хотя света было не больше, чем в хорошо созревшие сумерки. Окошко выходило на двор соседнего частного дома, где жила симпатичная девчонка моего возраста. Иногда мы через это окошко с ней перемигивались. Так мне казалось. Видела ли она мои подмигивания в моем темном сарае, я так и не понял, хотя в более позднем возрасте мы с ней эту проблему обсуждали. Про подмигивания она умалчивала, а вот сполохи пламени от моих химических опытов она часто зрила. Но, в делах моих химических обошлось без пожаров. Их то и боялись родители, регулярно назидая мне об осторожности в обращении со спичками и химикатами.
Кроме химической лаборатории, сарай, как бы, выполнял роль нашей загородной дачи. В его чреве, глубоком погребе мы хранили картошку и прочие овоща, добываемые на нашем огороде. Этот наш кормилец, на котором мы всей семьей уже с моего малолетства летом коротали выходные, был в районе Рязанского Кремля, рядом с малой речкой с весьма известным названием Трубеж. Кличку речки древние рязанцы умыкнули из Украины. Какое-то время в сарае мы держали кур, а один раз даже, поросенка. Многие держали свиней до осени, до состояния их рентабельной заготовки под зиму в виде сала и мяса.
![Сараи [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/sarai.jpg)
Такими были наши старые сараи
Дощатые сараи, сшитые из очень разнокалиберного строительного материала, хотя и не украшали двор, тем не менее, были необходимым дополнением нашего послевоенного быта. Были они и нашими амбарами - хранителями продуктов, боксами для размещения лишнего в доме хлама, выбрасывать который душила жаба, мастерскими, стойлом для велосипедов и мотоциклов, домом для кур и прочих животных, и холодильниками отечественного производства в виде погребов.
Самым страшным событием в дебрях сараев было забивание свиней. Нас это сильно пугало, но, тянуло на это жуткое зрелище. Бедные животные, перед казнью, будто предчувствуя свой исход, начинали истошно визжать. Но, это только ускоряло их кончину: и взрослые и дети с трудом выдерживали этот нечеловеческий предсмертный вопль. Детей, благоразумно не допускали на эти казни. Визг свиней был слышен далеко за пределами нашего квартала. Забивали их в предзимье с тем, чтобы в погребах можно было хранить их подвешенные туши. О промышленных холодильниках тогда мало что ведали. Так что с осени мясо, благодаря нашим набиваемым льдом погребам, изредка попадало на стол. Вообще, в те времена домашнее хозяйство не было обременено техническими удобствами. В качестве стиральной машины выступала стиральная доска, утюги были поначалу угольными, потом просто чугунными, большая масса которых обеспечивала большую аккумуляцию тепла. Жилище обогревали дровяными печками, на них же готовили еду. С чайником, на печке было проще, чем с самоваром, который, одно время, у нас тоже был. Кухонные изобретения прошлых веков продолжали уверенно заглядывать и в век двадцатый. Когда мы в первый раз были в деревне отца, то многие еще ходили в дешевых лаптях, тем самым укладываясь в семейный бюджет и поддерживая местный промысел. Лапти, ведь, один из древнейших видов обуви. В России они появились в 12-м веке, на семь веков раньше валенок.
4. Непритязательный послевоенный быт
Домашняя техника, в те годы, была тоже весьма примитивна. Думаю, что у летописца конца двадцать первого века, с языка слезут примерно такие же, или даже более убийственные слова, о технике и технологии начала 21-го века. Но, вернемся к нашим послевоенным годам. Радиорепродуктор был похож то ли на суповую чашку, то ли на летающую черную тарелку. Я, с детства увлекшись дворовым футболом, с удовольствием вытягивал уши к этому большому черному блюдцу, слушая репортажи о футболе и хоккее в исполнении Николая Озерова и Вадима Синявского: интеллигентных виртуозов слова, допускавших, иногда, в моменты глубокого разочарования, и короткобуквенные словечки или их этажерные сочетания. Но, эти вольности послевоенный народец, сопереживая, им прощал. Черная тарелка была нашим большим ухом в большой мир. Лишь, со временем, стали появляться разновидности чернотарелочного чуда в виде приемников, радиол, патефонов. В некоторых семьях приходилось видеть и граммофоны, кои сейчас стоят сотни тысяч.
С утюгами и стиральными досками я общался мало, а вот радио у меня, да и у всех членов семьи пользовалось большим уважением. Оно было тогда столь же интересно, как сегодня кино и телевидение: мы слушали по нему сказки, песни, спектакли, новости. Каждое утро бодрый голос диктора поднимал нас на зарядку, требовал расставить ноги на ширине плеч, правя наше здоровье наклонами и приседаниями и, рекомендуя, в конце, закончить это истязание водными процедурами.
![Быттехника [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/utvar-1.jpg)
Друзья детства: стиральная доска, утюги, радио, граммофон
Особенно тесно мы собирались вокруг черной тарелки тогда, когда диктор Левитан мощным, металлизированным и парализующим нас голосом передавал очередное сообщение ТАСС от центрального комитета КПСС и Правительства СССР. "О снижении цен на промышленные и продовольственные товары". Это был праздник масштаба Нового года, очередной победы всего народа над злом и нищетой, потому что в послевоенные годы люди жили впроголодь, не имея возможности купить в достаточном количестве даже самые необходимые продукты. Машин, как и домашней техники, в нашем дворе, практически, не было, поэтому уже с 4-5 лет детвора могла там беспризорно гулять на улице. Детский киднэппинг тогда еще не практиковался ввиду тотальной нищеты послевоенного люда.
![Патефоны и пр [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/patefon.jpg)
Патефон,самовар,подстаканник и фамильный экслибрис-лапти
Та, послевоенная наша жизнь, вырастала из кваса, колотого сахара вприкуску, бутербродов из черного хлеба, украшенного маргарином, солью и чесноком. Особенно хороша в таком сочетании была корочка черного хлеба. На нее взрослыми и детьми велась застольная охота. Это был, пожалуй, пищевой наркотик тех времен. Скромный этот бутерброд был по своей стоимости весьма необременителен, пленял чесночным ароматом и вкусом, повышал иммунитет ко всяким воздушно-аэрозольным заразам. Источаемые поедателем чеснока ароматы осуждались тогда не очень назидательно. Конечно, вкуснее и безопаснее для окружающих был хлеб с маслом. Но, масло, в те времена во многих семьях, было за границей будничной доступности. Мы такие бутерброды ждали с вожделением в дни праздников и редко когда в будние дни. Съедали мы их неспешно, растягивая удовольствие и, питая надежду на еще одно такое чудо с маслом. Мы ж не знали тогда, что много есть масло почти так же вредно, как и много пить.
Баловались мы иногда и газированными напитками под названием ситро. Позже стали появляться всякого рода дюшесы и прочие лимонады с химической начинкой.
![Дюшес [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/dushs.jpg)
Газированный напиток Дюшес"
Чай с сахаром был тоже не на каждый день. Колотый сахар был тяжелый, очень сладкий, ну и столь же дорогой. Потому давали его по чуть-чуть, откалывая микрокусочки специальными щипцами для колки сахара. Пили чай из блюдечек, потому как кипяток быстро в них остывал и, расход сахара потому снижался. Притом пили с прососом воздуха, отчего он быстрее охлаждался и, почему-то казался вкуснее. Просос![Щипцы [Музей торговли]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/shipcy.jpg)
Щипцы, музей торговли
горячего чая сублимировал из него аромат и добавлял в глоток чая![Сахар кусковой [simon-photo.ru]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/sugar.jpg)
Сахар колотый,simon-photo.ru
живительного кислорода, который разнообразил напиток букетом новых ароматов - продуктов взаимодействия кислорода с еще горячими компонентами чая. При этом, маленький кусочек медленно тающего, лежащего на языке сахара, даже при большом количестве заглатываемого чая, создавал ощущение постоянной, неназойливой, по сути виртуальной сладости напитка, не убивая богатого вкуса чая и не добавляя целлюлитности нашим телам. Сегодняшнему чаехлёбу этого не понять, потому как чаепитие с сахаром и бутербродами, с заваркой чая в специальных ложечках стало каким-то механическим протоколом, с полным отсутствием, привычной в далекие времена, чайной ритуальности. На чаепитие, помнится, часто приглашали соседей и выпивали с тем же кусочком колотого сахара, за бесконечными, незаметно убивающими время беседами, по 8-10 чашек кряду, спасаясь летом от назойливой жары, а зимой от донимающего хлада.![Ложка заварная [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/lojtea.jpg)
Ложка для заварки чая
Ритуал был значим не только в чайных делах. Он, во все времена, играл организующую роль, был, как бы, негласной поведенческой инструкцией. У дипломатов и в делах монарших ритуальность прописана в протоколе, выйти за пределы которого считается дурным тоном или вообще недопустимым поступком. Например, причуда жевать резинку на королевском приеме, как это часто случалось у президента большой страны, обладающей уникальной исключительностью, отдавало дурновкусием и скудоумием. В далекие времена ритуалы для малообразованного народа были необходимы. Они обеспечивали порядок при большом стечении народа, и выполняли, отчасти, роль жизненных университетов. Ритуалы бытуют и сейчас, но, в развитых странах они постепенно сходят на нет, становясь рудиментом, от которого постепенно освобождается совершенствующийся социум. Прогресс убивает ритуалы по вполне понятным причинам. В далекие времена, в вечерние часы человеков единил пещерный костер, перед которым многочисленное племя ритуально коленопреклоненно гнулось, или приветствовало его плясками вокруг него. Затем прогресс создал дом, разбивший племя на семьи, упразднил пещерный костер и, соответственно, ритуальные пляски вокруг него. Ритуальность уходит в прошлое, оставаясь господствовать у отсталых народов и в делах церковных. Правда, всякого рода жизненные, застольные ритуалы еще держат оборону. Не покинула ритуальная неукоснительность пока еще и восточные народы. Во всех их намазах и прочих молитвенных коленопреклонениях она соблюдается почти с точностью движения светил. осталось Но, есть три неискоренимых ритуала, которые единят все конфессии мира и кои исчезнут лишь тогда, когда сгинет само человечество. Это свадьба, рождение и скорбный последний путь, превращающий жизнь в тающие воспоминания родных и близких, а плоть в прах, уютно возлегаюший на хладную, сырую, но, притягательную простыню подземного дома. Ибо становится она убранством нашей последней кельи в этом и том мирах.
В те годы хлад был нередким нашим попутчиком в зимнее время. Топили страстно, однако, в сильные морозы тепла не доставало. Но, пытливые мужи находили выход из положения. Летом, когда отопление отключалось, они врезали в нижнюю заглушку батареи кран, через который можно было набирать воду. Делать это категорически запрещалось, потому что таким образом помногу разбазаривалось неоплаченное тепло и дорогая котельная вода. Но, так как сантехники в те времена с проверками были очень редкими гостями, во многих семьях такой кран стоял. Думаю, что у проверяющих тоже. Правда, пользовались ими очень осторожно, потому как по дому велся общий примерный учет тепла и неумеренный его расход сразу же был бы обнаружен. Народ всеми способами торил себе дорогу к лучшей жизни, борясь даже за крохи комфорта. Был кран и у нас, тщательно задрапированный мебелью и тряпичным хламом. Газовые колонки в Рязани появились где-то в году 1959, поэтому с горячей водой были проблемы, что усложняло стирку, мытье тел и полов. Появление газовых колонок сняло проблему. А для меня появилась сказочная возможность поплескаться в ванне до краев наполненной теплой водой. Это было детское мое море счастья. По сегодняшним меркам, оно, конечно, было мизерным. А, тогда, когда приходилось мыться в цинковом тазике с до боли свернутыми в нем ножками, счастье нырять в ванне, и пускать со дна ее пузыри, было очень весомым. Сейчас, правда, и ванна стала отстоем, мечтой прошлых времен. Джакузи, бассейн, или собственное домашнее озеро с подогревом, это новая форма приближения к счастью. Так что Эйнштейн еще тогда, когда он от ясельного бултыхания в тазике переполз в ванную, начал понимать, что все в мире относительно. Думаю, что, если бы не было тазика с ванной, то и не было бы теории относительности в исполнении А.Эйнштейна. Похоже, что тазиковый период в жизни великого ученого крепко задержался, и когда он перепрыгнул из тазика в ванную, то понял, насколько все относительно. И уж, совсем он уверовал в относительность, когда увидел, что у иных, эти самые ванные бывают из чистого золота.
Жили мы тогда небогато. Я помню, как-то на улице Ленина я нашел 3 рубля. Совершенно сумасшедшие в то время деньги для 9-летнего пацана. В голове завертелись и походы с пацанами в кино, и мороженное, и конфеты с печеньем. Полдня держал их в кулаке. Но, потом отдал маме. Она после строгого вопрошания, где я их взял, и убедившись в том, что мне улыбнулась фортуна, дала мне денег и на кино и на мороженное. Не было смысла скрывать от нее найденные деньги. Потому что они все равно шли на нас, на детей. Да и не скроешь от родителей такие деньжища. И долго не удержатся они: отнимут старшие пацаны.
До электросчетчиков, появившихся где-то в 1954 году, в каждой комнате коммунальной квартиры можно было ставить не более одной электролампы мощностью не выше 40 ватт. Этот закон распространялся лишь на простолюдинов. Если проверяющие обнаруживали более мощные лампы, налагался штраф или, при повторном нарушении, грозило отключение от электричества на долгие времена. Но, в комнатах
![Счетчик [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/wontu.jpg)
Электросчетчик СССР
были электроточки, к которым можно было нелегально присоединиться и баловать себя в поздние зимние часы подпольным светом. Электророзеток тогда, из отсутствия в быту электроприборов, можно было ставить тоже не более одной. Для электроплиты, коей редко кто пользовался. Потому в ходу были самовары и чайники, кои грелись на дровяных печах, а летом на примусах и керогазах. Утюги были чугунные, печные. Но, в большие холода самодельные спиральные электронагреватели нелегально подключались к электросети. Делалось это в ночное время, когда вероятность появления проверяющего была![хлебная очередь [memuarist.com]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/butte.jpg)
Времена хлебного дефицита
исчезающее мала. Всякие фокусы проделывали и с электрическими счетчиками, потому как в России голь на выдумки всегда хитра. Это позволяло в те же морозы бесплатно трудиться электричеству для подогрева комнаты, а иногда и для выгонки самогонки из бражки. Экономили на всем. Время то, конечно, было непростое. Были и очереди за хлебом и талоны на сахар, муку, гречку, макароны, системный дефицит на многие продукты. Но, нас, детей,![Талоны на сахар [2a.ru]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/talon.jpg)
Талоны на сахар
эти обстоятельства, как-то сильно не тяготили. Для взрослых это были неласковые периоды. Они понимали, что мы недоедаем, порой их удручал наш вид, но, мы этого не замечали. Мы могли в течение всего дня не прикасаться к ложке, за играми забывая про это. А уходя в далекое путешествие за город, на речку или в лес, не имели возможности в течение дня заправиться. Тогда бутерброды были только из черного хлеба с салом. Но, и они, чаще всего, из-за санитарныъ соображений, детям в путь-дорогу не собирались.В большом дворе нашего дома был разбит огороженный забором палисадник. С клумбами, кустами сирени, песочницей, скамейками, качелями и столиками. Он был самым тусовочным местом нашей обители: мужики там забивали в домино, мы играли в шахматы и настольный теннис, мелюзга лепила из песка прототипы будущих дворцов, а по ночам там слышались охи-вздохи брачующихся пар.
В домино, когда не хватало мужиков, долбить столы приглашали и нас. Но, мы не бабахали по столу, аккуратно и стеснительно клали на стол костяшки. Да и случалось подобное редко. Мужики и сами до игры были большие охотники. Ведь не шахматы, где только вдвоем и без долбления. Домино было тогда сильно уважаемой игрой, в которой можно было натружено поскрипеть мозгами, и пушечно треснуть доминошкой по столу, орудийно знаменуя свою победу. Это была и развлекаловка, и клуб разноплановых интересов, в котором перетирались не только доминошные страсти, но, и скупые мужские сплетни, рыбацкие байки и сказы о мужских победах. Причем, ловеласы, повествуя о своих победах, нас совсем не стеснялись. Повести их были порой, довольно-таки мерзкие. Во втором подъезде на третьем этаже жил мужчина лет тридцати, крепкий красавец по имени Аркадий. Он занимал одну из комнат в квартире, где жил Витька Гуськов со своей матерью. Витьке, моему ровеснику было тогда лет 11. Этот Аркаша стал рассказывать за доминошным столом мужикам о том, что к нему ночью пришла в нижнем белье мать Витьки и он ее прогнал, указав ей ее место. Думается, что этим рассказом он хотел еще более поднять свой имидж успешного кобеля. Но, в моих глазах он крепко его опустил, показав себя успешным мерзавцем. Зачем такое рассказывать? Он унизил женщину и понес об этом весть на весь мир. Мужики хмыкнули, но, никто ему своего позитива не выказал. У мерзости есть свой, легко опознаваемый штрих-код, который дает исчерпывающую информацию о его владельце.
В домино играли двое на двое. Проигравшая пара вылетала, на ее место садилась следующая. Лучшим доминошником во дворе считался дядя Коля из нашего подъезда. У него был рак желудка, пристегнувший ему тяжелую инвалидность. Он чем-то был похож на Николая Островского, уже не работал, потому все время проводил за доминошным столом. Нас удивляло, как он при такой, уже скелетной худобе лица мог так здорово соображать. Он ловко просчитывал у кого какие предположительные костяшки на руках, выстраивал свою стратегию и чаще всего побеждал. Соображал он подолгу, но, качественно. Победно не кричал, не ломал стол доминошкой, а тихо ее выкладывал на стол. Поэтому мужики с удовольствием стремились к нему в пару, подолгу не вылетая из игры. Мы тоже с удовольствием смотрели, как дядя Коля виртуозно управлял доминошным столом. Особенно, когда шел дождь, ибо стол доминошников был единственным сооружением в палисаднике, над которым было некое подобие крыши.
Вообще, летом палисадник был зоной наших развлечений и отдыха. Наигравшись в футбол, мы отдыхали в палисаднике на скамейках, беседуя, играя в теннис, городки или сражаясь в шашки-шахматы. Шахматы я уважал больше, чем домино. В домино, равно как и в карты, многое зависело от господина Случая. Придет хорошая фишка, ты в фаворе, иначе, чаще всего, в ауте. А в шахматах все в одинаковых условиях. Возможностей для умственного маневра там в миллионы раз больше. Моим основным оппонентом по шахматам был, пожалуй, лучший шахматист нашего двора, Женька Зайцев. Он был старше меня года на четыре, жил он с матерью. Кто его научил хорошо играть в шахматы, я не знал. Но, играл он здорово и не раз признавал меня побежденным.
Когда рязанские улицы и дворы начали упаковывать в асфальт, мы стали носиться по ним на самокатах. Мастерили их своими руками или с помощью родителей. Были самокаты простенькими, из двух досок, соединенных друг с другом крепкими кожаными ремнями и трех подшипников: одного большого впереди и двух маленьких на конце доски. Стальные подшипники сильно гремели по асфальту, порой высекая из гранитной асфальтовой крошки искру. Особенно яркую и заметную в сумерки. Гоняя наперегонки на наших подшипниковых джипах, мы получали немалое удовольствие. Особый кайф ловили, когда на большой скорости прорезали лужу, исторгая со дна ее высокие прозрачные стеклянно-водяные крылья, обрамленные множеством искрящихся на солнце алмазных капель. Сами мы оставались практически сухими, реализуя, таким образом, библейскую притчу о том, что мы тоже не лыком шиты и можем "по воде, аки посуху".
Были самокаты примитивны, но, благодаря своей простоте оставались надежными средствами нашего скоростного передвижения и адреналинового кайфа. Сейчас золотая, с позолотой и серебряная молодежь добывает адреналин на джипах, порой калеча и убивая себя и не только. Но, это их не останавливает, потому что таким способом идет добыча очень качественного адреналина, высокоградусного кайфа, отказаться от которого, по-видимому, невыносимо. Самокатный адреналин был более безвредным, хотя бывало, что им мы кого-нибудь и задевали. Но, без серьезных последствий.
В целом, мы тогда развлекались тоже не дрёмно. Самокатные наши забавы летом и санные зимой чуть было не привели к трагическому исходу. По улице Либкнехта, тогда еще не асфальтированной, заканчивающейся крутым спуском к церкви, мы зимой катались на больших санях. Тяжелые сани разгоняли несколько пацанов, на ходу запрыгивая на них. Нравилось нам мчаться наперегонки с параллельно едущим грузовиком. Машина на спуске опасливо притормаживала, а мы, наоборот, разгонялись на полную мощь наших ног. Мы ее гордо обгоняли, исторгая, иногда из глоток шоферни весьма крепкие словечки, а порой и этажные обороты. Не от того, что его обгоняли, а от того, что на неуправляемых санях терлись около колес его транспортного средства. Этот участок дороги был далеко от нашего дома, поэтому контролировать эту нашу, весьма опасную, забаву было некому. Какие-то смышленые пацаны к этим санкам впереди приделали руль в виде впереди скользящей укороченной лыжи, позволявший маневрировать саням. И вот один раз, пацан за рулем, не видевший сзади идущей машины, дал в конце горы резкий поворот влево, подставив сани под машину. Водитель авто, пытаясь затормозить по скользкому склону, наехал на нас и, тормозом стали сани. Но, пронесло. Убавившая свой бег машина не сумела подмять под себя высокие сани. Таковы были наши способы добычи адреналинового кайфа в годы послевоенного времени
Еще одной забавой была игра в подъезде с ртутными шариками. Свалки, в те времена, были за пределами заводских территорий. Самой лакомой была свалка электролампового завода. Там были и приборы, и стеклянные трубки, и провода и прочая невидаль. Кто-то из пацанов постарше разыскивал на свалке приборы с ртутью, приносил их в наш дом. Там мы разбивали ртутные стекляшки и катали в пыли тяжелые ртутные капли, не догадываясь о высокой вредности такой интересной забавы. Были еще прятки, штандар, салки, догонялки и много еще чего не требующего сложного оборудования.
В детстве родители вывозили нас в выходной день отдыхать в Луковый лес. Он находился на другом берегу Оки, куда надо было на чем-то плыть. Часто, когда было жарко и собиралось много народа, нас на пристани множественно сажали на грузовую баржу, что, конечно, было серьезным нарушением всех законов и, везли в Луковый лес. Луковым он назывался потому, что там, в начале лета, пышно и красиво расцветали плантации дикого лука.
Там же можно было в жару и покупаться и погулять по лесу, собирая грибы, ягоды, наломать, по весне, ароматных веток цветущей черемухи, которая в этом лесу росла в превеликом множестве. По сегодняшним меркам это было варварством, но, тогда так не считалось и, все непременно увозили с собой пышные букеты цветущей черемухи. За год, после такого разорения, черемуха успевала наращивать свои ароматные мощности.
5. Наши соседи. Дядя Володя. Банные традиции
Несколько слов о наших соседях. Они, в какой-то мере представляли срез нашего общества послевоенного времени. Первыми соседями в нашей квартире были тетя Дуся, добрая почитательница Бахуса из комнатушки напротив и, семья Петуховых - дядя Володя-шофер, тетя Настя, их дети, лет 25-ти Вовка и постарше Райка.
Дядя Володя, по-моему, белорус, был высоким, худощавым и, мне казался каким-то необыкновенным. Был он похож на актера Федора Добронравова. Особенным его делала редкая в годы моего детства, романтическая профессия - шофер. Шоферы тогда были почитаемы почти так же, как и летчики. Посидеть в кабине его машины мечтали все пацаны нашего дома. Но, мало кому доводилось. Меня такой возможностью он, по-соседски, баловал уже лет с 3-х. Была и другая особенность. Брился дядя Володя, как мне казалось, как-то, особенно. Мужчину над женщиной в те далекие времена возвышали не только щетина, борода и усы, но, и процедура их сбривания. Она, в те годы, носила какой-то обрядовый ритуальный характер. Возможно, из-за инструмента, который для этих дел использовался. Все делалось очень степенно. На столе аккуратно расстилалась белоснежная скатерть или большой кусок белой ткани. Потом в стакан с теплой водой тонко строгалось серое хозяйственное мыло и помазком, из мыльной стружки, наводилась густая устойчивая пена. Кремов для бритья и шампуней тогда не было. Затем помазком перед зеркалом эта пена густо, до степени крепкой белоснежной бородатости, наносилась на лицо. В правую руку бралась острейшая опасная бритва, а левой рукой натягивалась кожа в том месте, где должно было прогуляться лезвие бритвы. В этот момент чем-либо отвлекать или гневить мужчину было нельзя. Не дай бог ненароком он порежет себя, а, во гневе, и кого-нибудь еще. Никакие разговоры тоже не приветствовались. После бритья и мытья посвежевшие мужы омывали его одеколоном, как правило "Тройным".
Самые благородные очищенную от щетины зону благостного лика омывали "Шипром". Последний своим богатым ароматом обеспечивал имиджевый статус благовонящегося. И лишь после этого, но, не сразу, а через несколько минут после утомительной и, как бы, крайне опасной, почти хирургической операции, мужчину можно было осторожно побеспокоить каким-либо очень несложным вопросом. Потому
![Бритье [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/britva.jpg)
Бритвы опасные помазок для бритья
что носитель бороды и усов некоторое время после бритья приходил в себя,![Одеколоны [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/odekol.jpg)
Одеколон "Тройной" и одеколон "Шипр"
предавался релаксации, убивающей стресс от тяжелой многотрудной работы опасным лезвием. Для мужиков это было надоедливой, но, необходимой процедурой, оставляющих их в цивильной зоне жизни. Со стороны, особенно детьми, все это представлялось священнодействием. "Тройной" одеколон был мифологизирован благодаря некоторым его полезным свойствам. Он тем был хорош, что если при дезинфекции кожи лица некоторая его часть попадала в рот, то такая дерзость высокоградусной жидкости постановщиком ритуала не осуждалось. А часто этот дезинфекатор использовался преимущественно для попадания в рот, так как был дешев и очень огненен. Так ритуально, иногда и с попаданием благовонного зелья в рот, брился и дядя Володя. Более состоятельные мужы брились в цирюльнях, доверяя свое горло и холмистый кадык мастерам, орудующим острейшей бритвой, коя этот нежнейший рельеф, к моему ужасу, могла пересечь без сколь либо заметного напряга. Были еще два момента, которые мне не ,нравились при бритье. Неприятно было видеть, как дядя Володя снимал грязную пену после бритья на газету. Ну и смотреть на сочащиеся кровью порезы на лице, которые он этой же газетой заклеивал. Выглядело это неприглядно и понижало, в моих глазах, статус священнодействия. Сейчас ритуал бритья опасной бритвой, практически, утрачен. Священодействие сведено к простому механическому скоблению щетины безопасным скребком или к общению с бритвой электрической. Это, конечно, не способствует возвеличиванию ритуала бритья, как весьма опасной процедуры с героическим оттенком. И не повышает статус мужчины, как великомученика, храбро сражающегося с щетиной посредством беспредельно острой бритвы.Еще одной слабостью дяди Володи была баня. В нашей квартире была ванная, но, газовой колонки, как и в большинстве домов Рязани, долго не было. Поэтому народ, чаще всего, ходил в баню. Благо тогда, визит в баню, кошелек жаждущих очищения, сильно не опустошал. Баня, в те времена была не просто грязесъемникома, а в какой-то степени и душеочистителем.
![В бане [pinme.ru]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/vbane.jpg)
Общественная баня советских времен
Нет, она не снимала грехи, но, душа там освобождалась от копоти стрессов, накапливающихся за неделю, поэтому туда шли надолго, с березовым веничком и с каким-либо питием - очистителем внутренних объемов тела. Питие необходимо было для утоления непременной в банных делах жажды и для закрепления процесса релаксации души.Бани располагались, как правило, в еще дореволюционных зданиях с толстыми стенами и малым количеством окон. Они редко когда ремонтировались и выглядели, часто, неприглядно. Но, глаза у постоянных банелюбов на эту ущербность замыливались. Они не обращали внимания на эту убогость, ибо важна была не форма, а содержание. Внутренние аксессуары бани были для них вторым родным домом, Дворцом душевного благополучия.
В банях были женские и мужские отделения. В небольших, при их маломощности, отделение было одно, но, на помыв в нем назначались женские и мужские дни. До 4-х лет я в баню поначалу ходил с мамой, а потом, когда подрос, водить меня в женское отделение перестали. Еще и потому, что я, то ли в знак протеста, то ли по детской глупости хватанул там какую-то девицу за грудь, что ей, как мне показалось, не очень понравилось. Получил ли сам я от этого удовольствие, не знаю. Думаю, что нет. В удовольствиях подобного рода, в то время, я, видно, мало что понимал. После этого циничного эпизода я начал ходить в баню с отцом или дядей Володей. Там собирались компании голых мужиков и за кружкой пива или чего-то еще покрепче обсуждались всякого рода проблемы. Ближайшая баня располагалась где-то на на пустынной и деревянной, тогда, улице Есенина в старом кирпичном одноэтажном здании. Мне не очень нравилось ходить туда, потому что
![Здание бани [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/bansssr.jpg)
Баня из времен СССР
отец или дядя Володя, несмотря на мои протесты, натирали спину мыльной мочалкой так, что кожа горела у меня после этой процедуры до самого вечера. Мочалки тогда были пеньковые и очень безжалостные. Но, очень мне нравился там душ. Был он сильный и с очень приятной водой: не горячей и не холодной, а какой-то приятно-сказочной. Везде стояли свободные шайки. Поднять их, наполненные водой, я не мог. Поэтому после намыливания взрослые дядьки обливали меня мощным потоком воды с большой высоты из полных шаек. Весь процесс мытья проводился очень ритуально: под горячим и холодным краном с тугими струями воды в шайке долго наводилась вода с оптимальной температурой. Мочалкой мужики натирали спину друг друга до фиолетовости, а потом из шайки одним махом, с фырканьем и широким расплескиванием воды во все стороны, смывали с мыльной пеной все грязевые накопления. Рядом с такими мужиками стоять не хотелось: боялся, что грязь с их тел попадет на меня. Конечно, санитария в бане была не на высоте, но, мочалочная экзекуция, долгое распаривание под струями горячей и холодной воды освобождали тело банных трудяг капитальнее, чем все сегодняшние ухищрения с различными шампунями, душевыми устройствами и их сложными режимами извержения воды. По поводу санитарии еще одно мое более позднее наблюдение. В бане все ходили босиком. Для всякого рода грибков, да еще и во влажной теплой атмосфере такая обстановка была идеальной. Но, никто из моих знакомых ими не заражался. Возможно, потому, что тогда у нас не было бомжей - лучших носителей этой заразы.Отец с дядей Володей пытались меня приобщить к парилке, но, побыв там один раз, я больше туда не рвался. Не понимал, чего там хорошего находят взрослые дяди: жара, дышать нечем, весь в поту и мыслях, когда же закончится это издевательство. После бани, в раздевалке мужики закутывались в простыни и здесь уже начиналась торжественная часть, сопровождаемая негромкими речами, тостами и тихим, множественным глоток за глотком мудрствующим поглощением пива из больших пивных кружек. От обилия выпитого путались слова, тосты и мысли о том,
![Попарившись [facebook.com\groups/551492851624253]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/zarban.jpg)
Релаксация после пропотения и помыва
кому, когда и куда лететь встречать Новый год. После глубокой банной релаксации мужики приходили домой довольными и добрыми, особенно, если там им еще и ставилась рюмочка, окончательно закрепляющая послебанную релаксацию.Сейчас ритуальная культура посещения бань уже утрачена, потому как уже нет таких примитивных бань и не осталось таких людей, которые приняли бы за благо ту примитивную аксессуарность общественных бань времен СССР. Баня тогда была не только средством очищения тел и душ, но, и тем клапаном, через который в беседах стравливался, а может и перегревался пар общественного недовольства. Правда, и тогда в банях водились голые стукачки, очень охочие на проявление людского недовольства. Но, их ушлые наши мужички вычисляли и, избегали острых и щекотливых тем в беседах по соседству с ними. Стукачки тогда были той общественной единицей, которая разнообразила нашу жизнь. Разнообразила и в случае раскрытия специфики их труда нашими ушлыми мужичками, и в случае если они так и оставались в нашей среде инкогнито. При первом варианте над ними негласно издевались, тупо и громко прославляя власть. Во втором случае, при успешной работе стукачков, жизнь их жертвы разнообразилась трудовыми подвигами в местах не столь отдаленных.
Сейчас у каждого есть своя ванная. Баня утратила статус чистилища. Но, обрела новый. Статус уголовного и финансового грязеприемника. В городских банях сейчас собираются мафиозные авторитеты или очень состоятельный народец из знатных чинов, больших богатеев или, на худой конец, из быстро разбогатевшей черни. Месят там финансово-криминальную грязь. А порой, и те и другие встречаются для обсуждения насущных проблем, созревающих на стыке интересов этих мафиозных титанов. В такие дни бани для общественного доступа закрываются и, какие там темы перетираются, остается тайной. Таких дней в богатых банях становится все больше и работать там банщикам все сложнее. Самыми тайными на сегодняшний день стали Сандуновские бани. Это своего рода клуб наших элитарных голозадых персон. Там они перешептываются о своих темных финансовых и политических бизнесах. Толстые банные стены столь же непроницаемы, как и могильные плиты. И хранят в своих кавернах множество больших тайн сильных мира сего. Тайн общаков уголовного мира и политических общаков мира политиков и олигархов. Эти бани недоступны для таких людей, каким был дядя Володя Петухов. Но, в них, как и в древнесоветские времена, успешные сделки окропляются пивом или более крепкими огненными водами.
К сожалению, дядя Володя Петухов, как и многие простолюдины тех времен, тоже дружил с Бахусом. Он работал на грузовике еще военных времен. Это был ЗИС-5, который тогда назывался трехтонкой. Был грузовичок с фанерной кабинкой, дощатым кузовом, старческим кашлем при запуске и неизменном дребезге при движении. Заводился он специальной кривоколенной железякой - заводной ручкой, вставляемой спереди машины в храповик. У меня заводить по слабости не получалось, мне тогда было около 5. Но, от машины я был в дичайшем восторге, особенно когда дядя Володя, отвозя наше семейство в Шумашь, сажал меня на колени и я, держась за руль, гордо мнил, что это я везу всех вперед. Понятно, что Бахуса дядя Володя уважал только после работы: пьянство за рулем и тогда исключалось.
![Грузовик Володи [С. Лаптев]](/img/l/laptew_s_i/ispovedzebrygl3/trump-1.jpg)
Грузовик дяди Володи
|